Обычный день

             Николай Васильевич стоял напротив зеркала и разглядывал свое лицо, казалось бы, давно и хорошо ему знакомое.
             «Лучше один раз родить, чем каждый день бриться», – вспомнилось откуда-то всплывшая истина, которая когда-то забавляла и умиляла его, а теперь стала вызывать грусть.
             Действительно, все чаще и чаще эта привычная утренняя процедура не доставляла ни удовольствия, не вселяла ни надежд, ни трепетного ожидания предстоящего дня с его новыми встречами, заботами и тайно ожидаемыми тревогами. 
             «Черти что… Как все быстро проходит, незаметно и сразу… Никогда бы не поверил в это, если бы кто-то сказал», – думал он о своей жизни, продолжая рассматривать местами седую щетину.
             В комнате зазвонил телефон и он, не закрывая краны, прошел в комнату.
             Номер был незнакомый, ряд цифр ничего ему не говорил, не вызывал ни тревог, не будил ни ожидания, ни надежд.
             Какой-то молодой голос, узнав, что это и есть он – Н.В. Тихонов осведомился: можно с ним встретиться сегодня и если можно, то через час кто-то приедет к нему в гости.
             «Буду ждать», – буркнул Николай и вернулся в ванную, с грустью и раздражением  опять стал разглядывать себя.
             «Теперь хочешь–не хочешь надо бриться. И чисто надо бриться», – подумал он, вспомнив отца, который в старости частенько не пробривал и оставлял на лице  островки этой, надоевшей за всю жизнь поросли.
             – Маша! Кто-то приедет ко мне, не знаю для чего. Я побрился, а что мне надеть? – он позвонил жене, которая была где-то на пути в музыкальную школу с внучкой.
             Выслушав все вопросы, которые не предполагали ответов, а лишь демонстрировали Машину заинтересованность, он, стараясь все запомнить, буркнул в трубку: «Хорошо!» и пошел к шифоньеру искать эту самую голубую рубашку, которая его молодит и темные брюки, которые надо сначала разглядеть, нет ли на них в районе колена непроглаженных складок, оставшихся от вешалки.
             Складок и других «защипов» он не обнаружил, хотя в душе соглашался сам с собой, что они могли быть, просто он их не заметил, слава Богу, иначе пришлось бы опять звонить жене, искать другие брюки. В любом случае любые брюки – это было лучше, чем теплые тренировочные штаны с какими-то иностранными буквами у кармана справа.
             Звонок в дверь застал его, когда он смотрел телевизор, пытаясь понять, что и для чего  это хочет он – новый президент американцев. Кожей Николай чувствовал какой-то подвох в словах  этой наглой, круглой, холеной физиономии. Однако в душе был согласен сам с собой, что этот президент сохранил и желание бороться, и желание работать. Этим он был очень симпатичен Николаю. Нравилось и то, что он, похоже, уже никого и ничего не боится, повидал всякое, на всех ему наплевать, денег ему не надо, что работает он за удовольствие, поскольку не работать не может.
             «Не забывай, братишка, как кончил Кеннеди», – мысленно он советовал ему
             Вспоминая своего деда, стариков, Хрущева, он мысленно говорил кому-то: «Этот покажет вам, суки, кузькину мать. А то без пилюлей, как без пряников, живете.  Нищеброды!
             Ни хрена не работаете!»
             – Меня зовут – Маша. Это я звонила час назад. Я с одним вопросом к вам, – вылепила симпатичная девица на пороге, стрельнув глазами по углам.
             «Вот ведь… Знает, что симпатичная. И стреляет глазами… без разницы, кто перед ней! Привычка – вторая натура», – подумал Николай, молча глядя на гостью.
             – Я отниму всего одну минутку. Всего одну минутку… – тарахтела посетительница, доставая из пакета лист какой-то бумаги.
             – Да вы проходите к столу. Тут – в коридоре не совсем удобно, – пытался что-то возразить он.
             – Да. Да. Но я на одну минутку, – гостья действительно куда-то торопилась. – Вот! – она развернула карту, отпечатанную на принтере. – Вот! Это Печоро-Илычский заповедник. Мне стало известно, что вы там были в начале 70-х годов. Меня интересует, были ли вы в этой точке? – она ткнула ручкой в середину листа.
             – Дайте оглядеться… – Николай, надел очки и расстелил лист на столе. – Да! Это те места. Вот Мань-Пупы-Нер… Койп… вот сам Поясовый камень… вот Печора… Где говоришь?
             – Вот здесь! – девица ткнула опять в карту ручкой.
             – Здесь?!.. Нет. Здесь не были. Мы прошли южнее. Вот этим распадком. Там еще нашли бочку с зеленой краской, которую…
             – Жаль! Извините, что побеспокоила. До свидания. Всего вам хорошего, – девица повернулась к выходу.
             – А чем вас заинтересовал этот район-то? – Николай положил ладонь на карту. Ему было интересно.
             – Ну… раз не были, то… пойду я, – девица чуть ли не силой пыталась пройти мимо хозяина.
             – Так вам для чего это надо-то? – пытался хоть что-то прояснить для себя Николай.
             – Нас интересует конкретно это место, – даже чуть с раздражением неопределенно ответила девица уже в коридоре.
             – А… – Николай не успел спросить, а девица выскочила на лестничную клетку и побежала вниз.
             – Дура! – чуть ли не во весь голос сказал Николай и с силой закрыл дверь.
             – Вот… дура! – уже громко добавил он и сел за стол, уставившись на забытую ей карту.
             Карта была хорошая. В цвете. Подробная. Она даже близко не напоминала те, по которым ему приходилось ходить.
             – Да… А прошло всего-то каких-то полвека, как научились карты рисовать, – с иронией проговорил он, аккуратно разглаживая её. – Свернула-то, свернула-то… ничего к рукам не льнет. Как в задницу ужаленная! Что за народ?!.. Ничего не объяснила. Ничего не сказала.
             …Он сидел разглядывал карту, на которой не было ни Полуночного, ни лагеря зеков, ни зимовий, ни троп… Вспоминал тот поход через перевал Дятлова на Печору и сплав по ней на плоту.
             – Вот дура! Ну, надо же… какая дура! Ни толком не объяснить, не сказать… Вертихвостка!.. Вот дура!
             Оглядев себя в зеркало, он добавил: – Вот, дурак! Брился ещё!.. Дурак дурака видит издалека. Вот, дурак! Вот вертихвостка!..
             Переодевшись в домашнее, он опять сел за стол и пять стал разглядывать карту, вспоминая в подробностях, казалось бы давно забытое.
Ворочался на стуле, поправлял очки, вздыхал, что-то разглядывал на потолке.
             Взял телефон и хотел позвонить Валерке, с которым они тогда шли этим маршрутом, но передумал. Встал. Прошел по комнате. Опять сел за стол и уставился в карту. Взял телефон и позвонил жене – Маше, подумав: «И ту тоже Машей зовут!.. Никогда бы не подумал!»: – Маша! Я в гараж. Может что-то захватить туда или оттуда?»
             Маша что-то говорила, что Николай и не очень-то слушал.
             – Не надо, так не надо! – буркнул он в трубку и отключил телефон.
             Оделся, взял ключи от гаража, телефон, бросил взгляд на карту и вышел.
             …Маша пришла домой – Николая ещё не было. «Замерзнет с непривычки» – подумала она и села за стол, разглядывая на столе лежащую карту.
             Взяла телефон и позвонила сыну. Сын что-то говорил, рассказывал про внуков.
             – Ты это… – сказала она, – давай-ка на этот год планируй отца с детьми куда-нибудь в тайгу вытащить. Недели на две. Мне до твоих Гималаев… знаешь как до чего? Сколько он тебя на руках по Уралу потаскал, тебе за всю жизнь столько не придется. Планируй! Как хочешь, так и планируй на осень. Чтоб комаров не было.  Мальчишек возьмешь, его, а он, наверное, дядю Валеру захочет…
             …Не факт, что пойдет! А ты планируй… Я бы тоже с вами, но мала у тебя машинешка-то…
             Планируй. Ничего не знаю. Нет его дома. В гараже что-то перебирает. Небось карты старые ищет или палатки рассматривает. Новая карта Печоры вон на столе.  Возьмет меня Настя с собой – поеду. Найдем чем заняться! За нас не беспокойся.
             …Не зли меня! А то часто я тебя прошу о чем-то. Смотри… мальчишек натравлю. Пора бы уже не только об отце, но и о них подумать. Взяли манеру – работа у них. У баб всю жизнь работа – без выходных.
             Как отец говорит: «Мое дело прокукарекать, а там хоть не всходи!»
             Отключив телефон, она стала разглядывать карту.
             «Никогда не возвращайся туда, где тебе было хорошо!» – вспомнились слова мужа.
             «Оно – так! Но нет ничего без исключений. Время покажет!» – подумала она, погладив её.
             Повертев в руках телефон, набрала еще номер.
             – Все нормально, Маша! – позвонила она кому-то. – Дай Бог, чтоб хоть чем-то занялся.  Достала ты его, похоже. Если бы кто из своих… вот бы ору было.
             В кои веки в гараж ушел, час назад и пока нет его. Пускай продышится. Спасибо тебе. Маме привет передавай. Все, что было – только между нами. «Чок-чок язык на крючок!» А то достанется нам. Может и загорится, как бывало. 
             Жаль мужиков! Схватить, рвануть – это они запросто. А впрячься и тянуть, тянуть… не могут. Не дано им. Все за них бабы решать должны.
             …Не знаю, поможет ли?!.. Но в голове засядет. Сыну ещё хвост накрутила. Может, и уйдут в горы. При внуках-то ворчать постесняется…
             Да я и сама бы сходила. Вот жизнь… под каждой задницей машина, а как до тайги добраться, так… Вот жизнь!
             …Надеюсь! Время ещё есть!