Слендер

ГЛАВА ПЕРВА
В этом году осень выдалась, что ни на есть, сказочной. С приходом октября, листва на деревьях переменила свой цвет с сочно зеленого на золотистый. Осеннее солнце все еще согревало, подтверждая свою силу. Грело оно, конечно, не так, как летом, но все же до последних сил пыталось обогреть землю, оберегая ее от прихода зимы. Больные и старые деревья уже впали в спячку, сбросив свой лиственный наряд на тротуары и проезжую часть дороги. Крепкие же деревья, демонстрируя мощь природы, до конца держали листву, не давая холодным порывам осенних ветров оголить свои ветви. В кустах, еще зеленых, щебетали птицы. Природа ликовала, наслаждаясь последними теплыми деньками, явственно ощущая скорый приход холодов. Обычным зрелищем были коты, валяющиеся на подсвеченных солнцем участках газонов, расположенных у подножья фасадов пригородных домов. Вот и сейчас, проходя мимо домишек, можно было наблюдать, как нежился в лучах солнца толстый, рыжий кот. Он, игриво кувыркаясь, громко мурлыкал, привлекая внимания играющих неподалеку ребятишек. Местные детки любили этого кота. Не удивительно, ведь столь ласковое животное просто невозможно не любить. Порой, даже взрослые, едя из города по этой пригородной улице, не могли сдержать порыв умиления, вызванный поведением Рыжего. Периодически, кот этот, мог лежать с утра, до заката солнца, абсолютно игнорируя окружающий его мир. Ничто, вопреки собственной воли, не могло вывести его из состояния спячки. Выспавшись, он, словно огромный, рыжий клубок, перекатывался со спины на живот и обратно на спину – ну точно перекати-поле в засушливых долинах западной части Соединенных Штатов. Бывали у него и приступы необъяснимой активности. В такие моменты наблюдать за ним было один из излюбленных занятий детей. Они могли, собравшись  небольшой группой, часами бдеть за охотой этого милого существа. Детишек забавило то, как этот толстый лентяй, изображая первоклассного охотника, мог минутами сидеть, спрятавшись в траве и выслеживая «добычу». Его неудавшимися жертвами были, в основном, птицы, сидевшие стайками в живых изгородях и ветвях посаженных вдоль тротуаров деревьев. Когда кошачьи инстинкты подсказывали время, в которое он должен был нанести смертоносный удар одной из птиц, он, отталкиваясь мощными задними лапами, выпрыгивал из засады и, с непостижимой для него прытью, в два скачка сокращал свое расстояние до пернатых. Однако все его попытки всегда терпели неудачи. Птицы были проворнее него, хотя он и прилагал непосильные для своих габаритов усилия, чтобы уловить хотя-бы одного воробья.
После постигшей его неудачи, он снова впадал, окончательно выбившись из сил, в свою привычную спячку. Тогда детки расходились по домам на обед, а со стола всегда прихватывали недоеденные кусочки всевозможных блюд, чтобы побаловать своего уличного любимца.
В обеденные часы, эта небольшая улица переполнялась различными запахами приготовленных блюд. Сосиски гриль, овощи, плов, жареное мясо – все эти запахи переплетались в одну гармоничную композицию и разносились дуновением ветра по всей улице, от одного ее конца, к другому, внося в открытые форточки домов аппетитные запахи, вызывающие у, еще не евших людей, урчание в животах.
В один из таких осенних дней, который ничего не отличался от предыдущих, ведь жизнь на улице пригорода явно не могла прославиться своей непредсказуемостью и насыщенностью разнообразием событий, восьмилетняя Фиби, распрощавшись на время обеда со своими друзьями, в припрыжку поскакала по пешеходной дорожке к своему дому, напевая себя под нос какую-то веселую, детскую песенку. Подойдя к двери своего дома, она пару раз, встав на носочки, позвонила в дверной звонок. Белая резная дверь отворилась, и девочка увидела улыбчивое лицо своей мамы. Та стояла перед дочерью, одетая в джинсовые штаны и свитер, украшенный цветочным узором. На ее шее был надет фартук, вымазанный белыми разводами от муки. В правой руке мама девочки держала скалку, а левой любезно пригласила дочь войти.
- Фиби, солнышко, - любезно обратилась женщина к девочке, - ты голодна? С утра ведь самого ничего не ешь, а бегаешь с друзьями вон как. – Без тени упрека запричитала мать, закрывая за вошедшей дочерью входную дверь.
- Нет, мам. Я, правда, не голодная, - ответила Фиби, проходя вглубь дома по узкому, продолговатому коридору. 
Женщина провела встревоженным взглядом дочь, размышляя про себя о том, откуда же у детей берется столько энергии, чтобы от самого восхода солнца без устали  резвится и вообще не нагуливать аппетит.
Пройдя до развилки коридора, девочка свернула налево, там находилась кухня, а дверь, расположенная напротив вела в уютно обставленную гостиную. Мать, удобнее перехватив скалку, поджала нижнюю губу, что всегда свидетельствовало о глубокой задумчивости, и двинулся вслед за дочкой.
Войдя на кухню, женщина застала Фиби сидящей с поджатыми под себя ногами на стуле за столом, который был устелен белоснежной скатертью. Девочка пристально высматривала что-то в окне.
- Что ты там увидела, Фиби? – Поинтересовалась мать, проходя к столу.
Девочка будто проигнорировав вопрос матери, продолжала всматриваться в окно.
- Фиби? – Женщина подошла к дочери и, положив на столешницу скалку, легонько коснулась ее плеча. Фиби, словно ее разбудили ото сна, дернулась, и чуть было не свалилась со стула, но успела ухватиться ручонками за скатерть. Возможное падение вернуло ее к реальности. – Замечталась? – улыбаясь, посмотрела в ее глаза мать.
- Нет, мам, с чего ты взяла? – удивленно спросила Фиби, слезая со стула. – Там котик наш сегодня птичек ловить пытался, - сразу отвлеклась она. – Представляешь? – в ее голосе слышался детский восторг.
- Да-а-а… - успокоившись, протянула мать. – Поймал?
- Да куда ему! – махнув рукой, просияла Фиби. – Он ведь толстый, как бегемот. Гы-гы-га, - залилась она смехом и пустилась выплясывать хороводы по кухне. Пышные полы ее платьица, обдуваемые воздухом, приобрели еще больший объем. Она была столь миловидным ребенком, – золотистые локоны, связанные в два хвоста с обеих сторон миниатюрной головки, бездонные, голубые глаза, полные, четко обрисованные губы, румяные щечки, – что ее легко можно было-бы перепутать с куклой, если поставить ее на витрину кукольной лавки и попросить не двигаться.
Фиби была долгожданным ребенком в семье. Супружеская чета уже было потеряла всякую надежду на рождение первенца. Врачи же лишь подтверждали догадки пары, диагностировав у Мэри – матери Фиби – страшное для любой женщины отклонение – бесплодие.
Со своим мужем Биллом, который был старше ее на два года, она познакомилась еще со школьной поры. Юношеское влечение переросло в настоящую, взрослую любовь. Билл, будучи старшеклассником, когда она еще училась в средней школе, не упустил из виду привлекательную девушку, запавшую ему в душу раз и навсегда. Он пригласил ее на школьный бал и так их отношения завязались. Поначалу это были романтические прогулки к озеру. Совместные встречи заката на пляже. Посещения киносеансов и дешевых, пригородных закусочных. Мэри души не чаяла в Билле. Ей всегда было наплевать на деньги. Глубочайшее удовольствие и душевное благополучие не покидало ее ни на долю секунды, если рядом с ней был Билл. Когда она чувствовала его крепкое, мужское плечо, она была самой счастливой девушкой на свете. Весь мир мерк, когда он нежно обнимал ее за плечи, давая такое важное каждой девушке чувство безопасности и беспечности. С ним она ощущала себя словно за каменной стеной. Они были просто созданы друг для друга. За длительное время совместных прогулок, они ни разу не ссорились. Всегда поддерживали друг друга в любом вопросе. Мэри большего и не желала, - она уже была на седьмом небе от счастья пребывания с ним. Поняв, что друг без друга не могут, они обоюдно решили создать счастливую ячейку общества. Единственное, чего Мэри боялась – это того, что Билл может однажды разлюбить ее. Подобных мыслей она старалась избегать, но рассудок вновь и вновь поднимал их из темных недр сознания. Ведь она не красавица, она это понимала. Уродкой она себя тоже не считала, но вид красивых, модных девушек, постоянно бегающих держась под ручку и кокетничающих со всеми парнями направо и налево, угнетал ее. Она осознавала свою несопоставимость этим королевам школы. Такие могли возыметь любого парня, которого только пожелали бы. Отцовские деньги, вливаемые в любимых дочурок, тратились на стильные вещи, дорогую, изысканную косметику и украшения. У родителей же Мэри таких денег никогда не водилось.    
После сдачи школьных экзаменов, Билл поступил в колледж на факультет физического воспитания. Он с малых лет желал стать спасателем, чувствуя в себе ответственность за окружающих его людей. Эта профессия восхищала его. Сколько он себя помнил, еще, будучи совсем крохой, он, бросая все свои игры, бежал к телевизору, перед которым, раскинувшись на кресле-качалке, сидел его отец, как только слышал мелодию из вечерней программы новостей. Усаживаясь по-турецки перед большим экраном, он подымал вверх голову и, разинув рот, смотрел, как спасатели тушили пожары, спасали людей от страшных сил природы: разбирали обломки домов, разрушенных землетрясениями, помогали эвакуировать людей с мест, в которых свой злой нрав демонстрировала водная стихия, тушили пожары, пожирающие огромные площади лесов и полей. Все в этой работе вызывало в нем детский восторг. Ребят-спасателей Билл считал настоящими героями. В то время, как его сверстники бредили новыми комиксами о Бэтмене и Робине, или еще какими-то супер героями, он считал что настоящие герои находятся среди нас. Герои, способные, рискуя своей жизнью, спасти десятки других. Герои, готовые в любое время суток выехать по экстренному вызову и уладить все беды. С течением лет, восторженное отношение к этой профессии ничуть не убавилось в нем, а наоборот, лишь возросло. Билл всегда был в отличной физической форме. Лучший в классе, он посещал разные спортивные секции, от легкой атлетики, до классических боевых искусств. Бокс, к примеру, нравился ему больше всего. В этом виде спорта важна была не только лишь грубая физическая сила, но и способность быстро приспосабливаться к ситуации, уметь не терять самообладание, сохраняя здравый рассудок.
В последнее время Билл допоздна задерживался на работе. Дома бывал крайне редко. Все из-за того, что недавно начальство направило его на повышение квалификации, показывая тем самым свое отношение к его успехам по службе. Билл был одним из лучших сотрудников местного управления. Всегда выделялся крепким характером, мужественностью и храбростью, за что неоднократно награждался почетными грамотами и денежными вознаграждениями. Работа его мечты вносила в жизнь мужчины приятную отдушину. Создавала платформу для реализации его жизненных целей и задач, которые он возложил на себя, будучи ребенком. Одно лишь мучило его во время ночных дежурств при отсутствии вызовов – крайне редкое присутствие дома. Порой, он мог целыми неделями не появляться дома. Работа, переквалификация – все занимало большую часть его времени. Мэри же со своей стороны проявляла нечеловеческую терпимость в этой ситуации. Другая бы давно подала на развод, забрав ребенка и отсудив половину совместно нажитого имущества. Но она любила его, любила все с той же силой, как и на заре их отношений. Ребенок только укрепил ее чувства к мужу.
Мэри было по-своему тяжело. Все домашнее хозяйство всецело легло тяжким грузом на женские плечи. В те периоды, когда Билл мог чуть ли ни целый месяц отсутствовать дома, она, бывало, не находила себе места. Все мысли были забиты им. Как он? Жив ли? Цел ли? Иногда Билл даже не имел возможности, из-за плотного графика, позвонить жене, сообщить, что все в порядке, узнать, как дочь, как вообще дела дома. Поэтому его звонок был всегда своего рода праздником для Мэри. Чуть услышав мелодию вызова на телефоне, она, бросая все дела, мчалась к телефону и радостно вздыхала, слыша его голос в трубке.
- Привет, любимая, - полился из динамика низкий, бархатный голос Билла, - как вы там?
- Билл, милый, привет, родной, - щебетала Мэри. – У нас все хорошо. Ты там как? Когда приехать сможешь?
- Да в порядке я. Рад, что у вас нет проблем. Я ведь почему звоню, – серьезно сказал он, - мне неудобно, что не смог приехать на день рождения Фиби. Она не обиделась?
- Нет, что ты, Билл. Фиби разумная девочка, она прекрасно понимает, что, имей бы ты возможность, непременно приехал-бы. Скучает… - словно размышляя вслух, заключила Мэри.
- Нет повода для скуки, - весело подбодрил Билл, - меня отпустили на десять дней. Отпуск! – вскричал он. У мери от счастья даже подкосились ноги. Она присела на стул. Десять дней радом с ним и Фиби. Снова вместе. Семья.
- Господи, Билл, - задыхаясь, начала Мэри, - ты сегодня приедешь?
- Да. Вечером буду уже дома.
- Я приготовлю что-то! – Быстро проговорила женщина в трубку. – Что готовить? Что ты хочешь? – Она не могла упорядочить мысли. Столь нежданная радость сразила ее. Она никак не могла ожидать того, что встреча с возлюбленным случится так неожиданно и рано. Вся воспрянув, она вскочила со стула и стала хаотично передвигаться по дому, не зная, за что ей браться в первую очередь. 
- Не стоит суетиться, - попытался успокоить ее Билл, - все, что нужно я привезу с собой. Предлагаю отметить в семейном кругу, - предложил отец семейства, - ведь, как я понимаю, Фиби отметила свое восьмилетие с друзьями?
- Да! Билл, ты не представляешь, насколько я рада! – Едва хватая воздух, сообщила Мэри мужу. – А как обрадуется Фиби…
- Стой. – Сказал Билл. – У меня к тебе одна просьба. Могла бы ты ничего не говорить малышке? Хочу сделать ей сюрприз.
- Кончено, дорогой. – Немного придя в себя, ответила женщина. – Я как-то даже не подумал. Так ведь и вправду лучше будет.
- Спасибо. Слушай, любимая, меня опять вызывают. Должен идти. До встречи.
- Хорошо. – Ответила Мэри гудкам в телефоне и, почему-то обессилев, присела на мягкий пуфик возле кофейного столика, расположенного у окна в гостиной.
Фиби так ничего и не съела за обедом, но Рыжему все-же выпросила кусок рыбного пирога. Мэри аккуратно завернула ломоть в бумажный пакет и вручила дочери, когда та снова вышла на улицу.
Оставшись наедине со своими мыслями, Мэри все никак не могла успокоиться – так сильно ее взбудоражила новость о скором приезде Билла в отпуск. Еще недавно гложущая ее мысль о плохом аппетите дочери померкла, затерявшись за многочисленными другими, более актуальными размышлениями, вызванными приездом мужа. Она не могла найти себе места. Ходила из комнаты в комнату. Наводила марафет, чтобы хотя-бы немного отвлечься и скоротать время с пользой. Правда, как она ни пыталась унять тревогу и успокоится, ничего у нее не выходило. От томительного предвкушения долгожданной встречи все валилось из рук. Начиная прибираться в одной комнате, она, погруженная в свои мысли, не доводила дело до конца, бросая его на начальном этапе, и шла в другую комнату наводить порядки. Хорошо, что дочери не было дома. Она бы точно что-нибудь заподозрила, а скрыть правду Мэри бы не смогла, тем самым испортив девочке сюрприз.
Фиби обычно гуляла с друзьями, недалеко отходя от дома. Если уж планы детишек разнились от обыденных, и они хотели сходить на озеро, или еще куда-то, для чего требовалось бы покинуть тихую, уютную улочку, на которой все друг друга знали и дружили семьями, то без спросу дети бы не отлучились однозначно. Подобные вылазки осуществлялись только с разрешением от всех родителей. Было забавно наблюдать, как толпа маленьких разбойников, переходя от дома к дому, вызванивали своих родителей и отпрашивали друг друга, при этом жалобно скуля, что всегда вызывало умиление у взрослых и, разумеется, разрешение на отлучку.
Детишки обычно гуляли часов до шести вечера – в летние дни, разумеется, дольше, потому, как и солнечный день был длиннее. Зимние же дни были катастрофически коротки, тем самым безжалостно сокращая отведенное родителями время для совместных уличных игр.
Мэри, убрав спальню на втором этаже, где жили они с Биллом, спустилась на кухню, чтобы и ее довести до ума и, хотя-бы, успеть протереть полы. Ей хотелось обрадовать мужа чистым видом домашнего гнездышка. Приятно ведь, думала она, возвратится в родной дом, к семейному очагу, и с головой погрузиться в теплоту домашнего уюта.
Достав из кладовой ведро и швабру, она, разведя моющий раствор с водой, принялась натирать до блеска кухонный кафельный пол. Управившись, она еще раз критическим взглядом благочестивой хозяюшки осмотрела дом и, поняв, что управилась на славу, вышла на крыльцо дома, посмотреть на живые изгороди, отделяющие их территорию от соседской. Кусты оказались местами запущенными, поэтому, Мэри снова направилась в кладовую, дабы отыскать садовые ножницы и освежить контуры растения.
Вернувшись с ножницами в руках, она определила самые, по ее мнению, проблемные места, и незамедлительно принялась обстригать выделяющиеся из общей ровности непослушные веточки.
Погода стояла просто прекрасная, особенно для октября. Солнце грело так, что, не зная, что сейчас осень, можно было спокойно подумать, что сейчас ранняя весна, никак иначе. Однако же сентябрьские заморозки, когда осень решила предъявить свои права на власть, уже сделали свое дело, оставив слабые деревья стоять совершенно голыми, растопырив в разные стороны тонкие, черные ветви, которые, словно множество тонких, покореженных рук, тянулись во все стороны, моля о чем-то, или предостерегая.
Мэри понимала, что это последние теплые дни – дальше последуют холода, быть может, и не сильные, но понежиться в лучах солнца до прихода весны уже точно не удастся. Поэтому она вдоволь насыщалась солнышком, совмещая приятное с полезным. Вдруг ей об ногу ударилось что-то тяжелое, едва не сбив ее с равновесия. Она почувствовала тепло и приятное мурлыканье у своих ног. Это был Рыжий. Он терся головой об ее ногу и, казалось, заигрывал.
- Котяра, - она нагнулась, чтобы погладить усатого, пушистого толстяка, - ну ты какой толстый, - глядя его за холку, улыбаясь, сказала Мэри. – Откормили тебя детишки. Наслышана я о твоих подвигах. Природа, все-таки берет свое, - сюсюкалась с ним женщина. Затем она подхватила его под передние лапы и, подняв с газона, прижалась к теплому, мурчащему комочку счастья, крепко обняв его одной рукой, а второй продолжая поглаживать за холку.
Издали до Мэри доносили радостные визги играющей ребятни, дающие понять, что все у них хорошо и узнавать, как дела не имеет смысла. Было-бы подозрительно слышать тишину, ведь, раз детки молчать – значит, затеяли шалость. К привычному звуковому сопровождению ставшей давно родной улицы, добавился еще один звук, высвободивший в душе Мэри столь старательно упрятанное чувство нестерпимого предвкушения встречи. Это был звук движущегося автомобиля, доносящийся со стороны въезда на улицу из города. Шестым чувством, Мэри ощутила, что едет Билл.
Женская интуиция не подвела. Из-за стоящего справа по соседству дома, по дороге выехала знакомая серебристая «хонда» Civic. Сбавляя скорость, автомобиль въехал по выложенной каменной плиткой дорожке, ведущей к пристроенному к дому гаражу. Дверь «хонды» открылась, и из салона вышел улыбающийся Билл. У Мэри отняло дар речи. Он перед ней, живой и невредимый. Та же статная, широкоплечая фигура, короткие, черные волосы зачесаны назад, все те же, так давно знакомые черты лица – волевой, массивный подбородок со следами недельной небритости, высокий лоб, густые, ровные брови и, слегка приплюснутый после перелома нос. Она разжала руки, державшие до того рыжего кота и слезы неописуемого счастья от столь изнурительного ожидание этой встречи выступили на ее глазах.   
Билл, не закрывая двери машины, быстро подбежал к любимой женщине, матери своего ребенка, и крепко обнял ее, самопроизвольно вкладывая в эти объятия все то, о чем сказать словами не мог из-за переполняющих его чувств. Влюбленные стояли так, казалось, вечно. Свою связь с реальным миром Мэри утратила, как теряла ее еще во времена их первых объятий. С течением лет, их любовь ничуть ни угасла и оба они это понимали. Им не нужны были в данный момент слова, которые могли-бы даже испортить интимность момента. Они стояли, словно фарфоровые изваяния, вдыхая запахи друг друга, от которых кругом шла голова. В сознании всплывали все радостные и значимые для обоих события, которые, как пальцы умелого арфиста, с неподдельной чуткостью перебирая струны души, сливали в унисон два влюбленных сердца.
Октябрьский день подходил к концу. Солнце окрасило горизонт в кроваво-красный цвет, на фоне которого голые, искореженные, как корневища, ветви деревьев, со своими причудливыми переплетениями, покачивались, подчиняясь порывам невесть откуда поднявшегося ветра, и от этого казались живыми, вселяя безотчетный страх в восьмилетнюю девочку Фиби.
Заигравшись, она не заметила, как скоро ночь вступила в свои владения, поэтому незамедлительно поспешила вернуться домой, ведь в противном случае мама могла наказать ее, запретив выходить из дома вообще. Где-то далеко эхом доносился до обостренного слуха Фиби жалостливый, протяжный вой собак. На улице, по которой она шла, не было слышно ни звука, кроме треска деревьев, трущихся друг о друга от играющего ими ветра. Вокруг все как будто вымерло. Не иначе, как и не было мелодичного щебетанья птиц, звуков проезжающих машин, веселых разговоров детей, увлеченных своими играми и дружеского соседского общения, льющегося ото всех сторон еще тридцать минут назад.
Скрестив руки на груди, Фиби, подозрительно оглядываясь по сторонам, вскоре дошла до своего дома. Остановившись возле входной двери, она, сама не зная зачем, оглянулась, и, встав на носочки, дотянулась до дверного звонка.
В доме раздались короткие, тревожные сигналы. Затем послышались слабые, но частые стуки в дверь.
- Фиби пришла, - сообщила Мэри, вставая из-за кофейного столика, за которым она сидела и общалась с Биллом, - я сейчас вернусь. Она так обрадуется, - констатировала женщина.
Мэри прошла по узкому коридору до двери, за которой все еще были слышны тихие постукивания и, отодвинув щеколду, открыла дверь.
- Вот так ветер поднялся, - передергиваясь от холодного ветра, сказала Мэри. Она посмотрела на стоявшую перед порогом дочь и обеспокоенно спросила: - Ты почему испуганная такая? Тебя кто-то обидел? Фиби, не молчи, проходи в дом, все расскажешь. – Мэри ласково приобняла дочь и повлекла вовнутрь дома, закрывая обратно на щеколду дверь.
Девочка молча двинулась по коридору, не проронив ни слова в ответ на мамины расспросы. Она шла, понурив голову, явно чем-то встревоженная и Мэри это видела, однако не имела ни малейшего представление, что могло так расстроить и напугать дочь. На встречу Фиби из гостиной вышел Билл, широко улыбаясь, и раскинув руки для долгожданных объятий с любимой дочерью. Фиби же шла, как будто не видя перед собой абсолютно ничего. Билл от изумления вопросительно посмотрел на жену, идущую следом за Фиби, но женщина лишь повела плечами, показывая, что не понимает, что могло случиться с дочерью.
Пройдя немного дальше, Фиби стала подниматься по лестнице, укрытой зеленой ковровой дорожкой, украшенной двумя параллельными, широкими полосами по обоим ее краям, ведущей на второй этаж, где располагалась ее детская комната. Идя по ступенькам, она удерживалась за массивные резные перила с такой силой, что и Билл и Мэри заметили, как ее крохотные пальчики даже побелели. Поднявшись на второй этаж, Фиби, не оборачивая взгляда на стоявших у подножья лестницы родителей, свернула вправо и исчезла из виду. Через секунду сверху донесся звук открывающейся двери детской комнаты – перезвон колокольчиков фен-шуй – и моментально дверь с глухим стуком закрылась изнутри.
Пребывая в полном недоумении от столько странного поведения дочери, Билл еще раз бросил на Мэри вопросительный взгляд и тихо, шепотом спросил:
- Что происходит?
Женщина, ничего не ответив, взяла мужа за руку и повела за собой на кухню. Усевшись за ломившийся от блюд стол, который она накрыла для совместного семейного празднования, Мэри, испустила утомленный вздох.
- Мэри, - все также, шепотом, обратился к жене Билл и, чтобы поддержать любимую, прикоснулся к ее бессильно лежавшей на укрытой белой скатертью столешнице руке. – С Фиби случилось что-то неприятное? Ее кто-то обидел? Не молчи, прошу, - нешуточно обеспокоившись, расспрашивал он жену.
Мэри подняла до того опущенную голову и, посмотрев на Билла встревоженным взглядом начала говорить:
- Я давно заметила, - голос женщины нервно дрожал, она говорила, будто прилагая для этого непосильные для многих старания, - заметила, что, как только Фиби исполнилось восемь, она стала очень необычно себя вести. – Каждое слово давалось ей с трудом. Билл, будучи внимательным к таким мелочам, понял, что дело, скорее всего, серьезное. Он хотел, чтобы жена как можно быстрее сообщила ему, в чем заключается беда, ведь, пока она, слово за словом, выдавливала из себя давно терзающую ее мысль, в его голову взбредали самые, казалось, нелепые и в тоже время пугающие догадки. От переполняющих его домыслов, он не выдержал и перебил рассказ Мэри:
-Воды принести? – спросил он, вставая из-за стола и, не дожидаясь ответа, подошел к раковине и наполнил пустой стакан холодной, прозрачной жидкостью. Вернувшись, он поставил возле Мэри наполненную емкость и снова сел напротив нее, готовый выслушать до конца все то, о чем поведает ему возлюбленная. Взяв дрожащими руками стакан, Мэри жадными глотками осушила его и, отставив в сторону, продолжила:
- Понимаешь, Билл, до ее дня рождения все было в полном порядке. Да и сейчас тоже, кажется, ничего страшного не происходит, - она автоматически поджала нижнюю губу, выказывая внимательному мужу свою обеспокоенность, - но сердце матери чувствует неладное. В день своего рождения Фиби вся лучилась от радости. Проснувшись еще до восхода солнца, она спустилась на кухню и стала подметать пол. Я застала ее полностью погруженной в этот процесс. Увлекшись, Фиби напевала себе под нос какую-то песенку и не заметила, как я наблюдала за ней, стоя у дверного проема. – Женщина сделала паузу, пристально всмотревшись в одно точку опущенными глазами, будто явственно видя перед собой тот день, о котором она рассказывала сейчас Биллу. – Окликнув ее, я вошла в кухню и предложила свою помощь. Фиби сказала, что сама хочет убраться в комнате. Мы разделили с ней домашние обязанности на день, и Фиби отправилась из дому, чтобы обойти всех своих друзей и пригласить их на вечеринку. Я же стала готовить угощения для праздничного стола. Придя домой, Фиби помчалась в свою комнату и надела новое платьице, которое ты ей прислал, - бежевое, с кружевным воротничком. Я помогла ей сделать прическу, заплетя волосы в колосок. Вскоре пришли маленькие гости. Я недолго посидела с ними и ушла наверх, чтобы не мешать своим присутствием. Ты ведь помнишь, когда Фиби только родилась, мы приобрели радио-няню, чтобы всегда слышать, что происходит в комнате малышки, так вот: одно устройство я оставила в комнате, где играли дети, а другое взяла с собой, чтобы в случае чего – дети как-никак – суметь вовремя сладить ссору. Поставив на прикроватный столик радио-няню, я легла на кровать и включила телевизор. Сама не заметив того, как заснула, я вскочила от неприятного видения во сне и чувства нарастающей во мне тревоги. Справа послышался белый шум, издаваемый стоявшим на столике прибором. За окном уже была ночь и лунный свет, пробивающийся сквозь перекрестье оконной рамы, освещал часть комнаты, захватив приоткрытую входную дверь спальни. Выключив радио-няню, я быстро поднялась с кровати и, выбежав из комнаты, спеша спустилась вниз. Дом был тих. Жутко тих. Дойдя до гостиной, я увидела Фиби одну сидевшей на полу с поджатыми под себя ногами. Она сидела спиной ко мне и смотрела прямо перед собой. Я тихо, чтобы не спугнуть, подошла к ней.
- Фиби? – позвала я ее. – Фиби!? – Дочь медленно повернула голову ко мне и, встретившись со мной взглядом, вся расплылась в улыбке, оголив зубки.
- Что, мама? – спросила она тогда.
- Уже все ушил?
- Да, мама. Я так устала. – Пожаловалась она. – Можно мне сегодня спать с тобой? – Я разрешила ей, и мы, взявшись за руки, поднялись в спальню.
Уложившись в кровать, я еще долго не могла уснуть. В голове крутились разные неприятные мысли. Фиби по-детски быстро провалилась в сон. Ее глубокое, равномерное дыхание слегка успокоило меня и я начала засыпать, но шорох постельного белья моментально взбодрил меня не оставив и следа уже было надвигающегося сна. Я повернула голову и увидела, как Фиби стала ерзать. Потом она села и, скинув с себя одеяло, спустила ноги на пол. Короткое время, стоя ко мне спиной, она что-то высматривала в окне, а потом направилась к двери и вышла. Взволновавшись, я тихо пошла следом за ней. Увидела, как она спустилась с лестницы и пошла к входной двери. С минуту Фиби стояла перед закрытой дверью, смотря, склонив вправо поднятую голову, на щеколду. Сжав волю в кулак, я уверенным шагом подошла к ней и развернула к себе.
Она спала.
Встряхнув ее за плечи, я разбудила ее.
- Что такое, мама? – удивленным, сонным голосом спросила Фиби. Мне стало как-то не по себе. Я обняла ее и, сдерживая подступающие слезы, ответила, что все хорошо. До самого утра мы спали вместе, однако, после пережитого, я всю ночь не смыкала глаз, наблюдая за мерным вздыманием груди Фиби.
- Считаешь, что наша дочь сомнамбула? – Прервал рассказ жены Билл. – Почему ты мне раньше не рассказала? – Он поднялся со стула и пошел опять налить воды, видя, что Мэри снова стает плохо.
- Я… - начала Мэри. – Я думала – это не телефонный разговор.
- Ты не думала, - зло бросил Билл, возвращаясь со стаканом воды. – Если-бы думала, сообщила-бы мне в ту же ночь.
Мэри была крайне потрясена. Билл никогда, за все годы их знакомства не общался с ней в такой манере. Он, конечно, очень любил дочь, которая была словно дар свыше, после долгих лет томительных надежд и ожиданий, но в чем ее вина? Она хотела как лучше, думая, что лишь изведет мужа внезапным звонком. Она не понимала гнева Билла, который тот, словно обезумев, вылил на нее. Все равно, муж бы ничего не сделал со сложившейся ситуацией на расстоянии. Она своего рода пощадила его, отстранив до приезда от постигшей семью неприятности. Исходя из всего это, сейчас она чувствовала обиду на Билла, за столь несправедливое к ней отношение.
- Я хотела уберечь тебе, - начала оправдываться Мэри. Предательские слезы застыли в глазах, затуманивая зрение.
- Уберечь?! – Вскинув вверх руки, крикнул, не сдержавшись, Билл. – От чего уберечь? Ты сама слышишь, что говоришь?!
Мэри ничего уже ему не ответила. Она, всхлипывая, сидела, стыдливо опустив голову. В тот миг, Билл как-то по-другому посмотрел на жену. Померк образ юношеской любви. Теперь он видел в ней только мать своего ребенка, которая нелепостью своего поступка несказанно возмутила его. Он нервозно зашагал, из угла в угол, по кухне, обдумывая всевозможные выходы из сложившейся ситуации.
- Это было только один раз? – резко остановившись, спросил Билл Мэри.
- Нет, - не поднимая головы, ответила женщина. – Со дня рождения, каждую ночь она ходила во сне. – С нотками вины проговорила Мэри.
- Завтра же везем ее к врачам. – Быстро обуздав свой пыл, сообщил Билл. – Я пойду, посмотрю, как она, - уходя, сказал мужчина.
Сквозь слезы, Мэри взглянула вслед уходящей широкоплечей фигуры. Только после неприятного диалога она поняла свою ошибку. Не стоило отгораживать мужа от семейной проблемы. Зря она возложила на себя полномочия решать за Билла, как ему поступать, ведь его любовь к дочери была для него практически всем. В любых обстоятельствах, он нашел бы способ, как было-бы лучше поступить. Мэри нещадно корила себя, когда услышала громкие шаги на лестнице. Очнувшись от угрызений совести, она увидела побледневшего Билла, который, тяжело дыша, стоял в дверном проеме, удерживаясь одной рукой об косяк.
- Фиби пропала! – Прозвучало как приговор.