Честь - никому! История одной дуэли

Глава I.

        - Смотри не сверни себе шею, Павел! Ты так отчаянно крутишь головой во все стороны, что у меня есть серьезные опасения по этому поводу! - князь Куракин добродушно усмехнулся, заметив, с каким интересом штабс-капитан Бутурлин разглядывает убранство ресторана и разодетую публику за накрытыми столами.

        - Ох, Вадим! Ты не представляешь, что я сейчас чувствую! Неделю назад я еще морозился в окопах и кормил вшей… А тут… Как будто и нет никакой войны! Мужчины во фраках и смокингах, дамы в вечерних нарядах, мехах и бриллиантах… Оркестр играет душевные мелодии…

        - Отвык от цивилизации? Привыкай, брат, это тебе не вонючую окопную глину нюхать рядом с отхожим местом на позициях и надираться вечером спиртом, закусывая мерзлой гороховой кашей! Я тоже первое время после госпиталя никак не мог привыкнуть… Присаживайся, дорогой,  этот столик я заказал… специально поближе к сцене… Думаю, тебе здесь понравится... Это одно из немногих злачных мест в Петрограде, где подают спиртное посетителям. Сухой закон, видите ли, черт его дери! Но всеобщая трезвость в Росси - это, брат, только мечты и фантазии дураков, не понимающих широкой русской души! - Куракин поправил черную повязку на изуродованном лице и оглядел своим единственным глазом забитый посетителями зал.

        Пожилой официант с бритым лицом, в ослепительно белом фраке и с крахмальным полотенцем на локте вырос перед ним, как из-под земли: - К вашим услугам, господа офицеры! Изволите основательно отужинать или намерены только слегка освежиться винцом с легкой закуской?

        - Основательно, Митрофан! Весьма основательно! - подпоручик подкрутил усы и посмотрел на Бутурлина: - Загуляем сегодня так, что б дым коромыслом! Певцы будут?

        - Обязательно! Нешто вы запамятовали, Вадим Петрович? Сегодня четверг, а по четвергам хозяин заведения, благодетель наш Даниил Филимонович музыкальные вечера постановили проводить для услады почтеннейшей публики. Ноне здесь лучшие музыканты и волшебные питерские голоса будут с русскими песнями, романсами и куплетами…

        - Ах да! А кто поименно? Небось опять Алексей Скавротин, Светлозар Мякушев, Елисей Вербицкий и Матрена Алмазова?

        - Они-с, как же без них-то, но и не только-с…

        - А-а... – Куракин вопросительно посмотрел на официанта, выгнул дугою бровь над выбитым глазом и слегка приподнял указательный палец на правой руке.

        Тот понимающе улыбнулся: - А как же! Будет и ваше сердечное томление, Вадим Петрович! Мадам Кошкина выйдет с романсами сразу после Порфирия Анненкова …

        - Ага! Отрадно слышать! Спасибо, что сказал, старый плут!

        - Прошу прощения, а повод для примерного кутежа достойный ли, Вадим Петрович? А то ведь я вас знаю! Устроите такой звон, что даже чертям в Мойке тошно станет! А у нас тут и полицейский участок рядом и... Тут Митрофан понизил голос, поднес ладонь ко рту и отгородился ею от зала: - ... И филеры за публикой наблюдают, чтобы безобразий не случилось, ежели кто выпимши окажется!

        - Да знаю! - отмахнулся Куракин: - Не боись, братец! Мы аккуратно вздрогнем! Другу моему и спасителю – тут князь выразительно посмотрел на  Бутурлина: - за геройские подвиги и личную храбрость на полях сражений пожаловано потомственное дворянство именным указом Государя! Есть повод заложить за воротник, Митрофаний? Как думаешь?
       
        Официант просиял и слегка поклонился: - Ого! Вот как! Не извольте беспокоиться, господа офицеры, обслужим в лучшем виде!   Меню и винную карточку будете смотреть?

        - Не надо меню. Подай нам для начала... скажем... водочки смирновской... графинчик!.. Ну и к ней чего-нибудь… Подпоручик покрутил пальцем в воздухе: - Чего-нибудь этакого!.. Ну, ты сам сообразишь!..

        - К водочке соленья на закуску обязательно просятся: капуста квашенная с клюковкой, огурчики соленые, брусничка моченая, грибочки разнообразные… рыжики-грузди… масляты тож… Селедочка с лучком хорошо пойдет... Картошечку разварную обязательно, подсолнечным маслицем ароматным и укропчиком слегка сдобренную… Сальце с морозца… у нас его нарежут так тоненько, что скрозь него можно-с приятные округлости дам-с наблюдать за соседним столиком… а с ржаным-то хлебцем…

        - Годится! Тащи, искуситель!..

        - Какой сегодня стол пожелаете, мясной или рыбный?

        - Поститься не будем! Мясной, Митрофан, мясной!

        - Дичина или убоина?

        - Давай дичины! Каков ассортимент?

        - Из дичины - лосиное седло, филе зубра, медвежий окорок, лопатка оленья, кабанятина-сеголетка, зайчатина… птица есть лесная - тетерева, куропатки… Все свежайшее, пальчики оближете, господа офицеры!

        - Прошу прощения, князь, а можно мне из рыбного чего-нибудь?..

        Куракин с любопытством посмотрел на него: - Да ради бога!..  И уже обращаясь к официанту спросил: - А что из рыбного посоветуешь, Митрофаний?

        - Да все, что хотите! Из благородного - севрюга, осетрина, стерлядь, белужина, кефаль…  ну, и форель, угорь тож… Из простой – судак, карп, налим, щука, сом, лосось… кунжа… белорыбица… Омары есть, устрицы, икорка всех видов…

        - Ну, хватит, хватит! – засмеялся Бутурлин: - Мне все равно! Полагаю, что после солдатской каши все необычайно вкусно будет!

        - Не сумлевайтесь, ваше благородие! Готовят у нас отменно! Так чего пожелаете?

        - Не мучай штабс-капитана, Митрофан, я закажу! – вмешался Куракин: - Записывай, братец!..»

        - Да я давно готов, Вадим  Петрович, весь внимание!
       
        Пока Куракин делал заказ, Бутурлин с любопытством разглядывал посетителей.  У него вдруг закружилась голова от витающего в зале праздничного дурмана из смеси дорогих сигар и французских духов. От вида изысканных блюд, разносимых официантами, и стоящих на столах ваз с фруктами немедленно разыгрался аппетит, вполне естественный для молодого и здорового мужчины, почти полгода безвылазно просидевшего в окопах и питавшегося грубой и невкусной пищей из общего с солдатами котла. Люди, сидящие за столиками, показались ему небожителями, существами из другого, давно забытого им мира, в котором можно открыто ходить по тротуарам, а не торопливо пробираться по траншеям и ходам сообщения, прячась за бруствером от посвистывающих над головой германских пуль, летящих с другой стороны поля...

        - Ну-с, герой!.. Хватит глазеть по сторонам!.. Еще успеешь наглядеться – подпоручик протягивал ему рюмку: - Давай сначала выпьем за тебя!

        - Спасибо, Вадим, лучше за нас!

        - Не возражаю!

        Офицеры чокнулись и выпили.

        - Ух, ты! – князь слегка причмокнул, промокнул губы салфеткой и аккуратно поставил рюмку на стол: - Закусывай, воин!

        Бутурлин улыбнулся, заглянул в свою рюмку, повертел ее пальцами за ножку и тоже поставил на стол.
        - Ты это чего, Паша? – встревожился Куракин, когда штабс-капитан вдруг наклонился и стал шарить указательным пальцем за голенищем сапога:- Нога болит?

        - Ах ты, боже мой! – засмеялся Бутурлин, выпрямляясь: - Представляешь, совсем отвык от хороших манер! На позициях не до сервировки стола, да и блюда в ежедневном рационе незамысловатые: гороховый суп, иногда щи из кислой капусты с солониной да перловая каша, овсяный кисель – вот и все меню. Все столовые приборы заменяет единственная деревянная ложка. Я ее за голенищем ношу, на солдатский манер, чтобы всегда под рукой была. Полез в сапог за нужным прибором… Дурная привычка, окопный моветон… Ты уж извини!

        - Забавно! Хорошо, что еще не с руками залез в тарелку, ваше благородие!  Надеюсь,  теперь-то после пожалованного императором дворянства не будешь плевать на пол и ковырять вилкой в зубах на публике?

        - Постараюсь, но соблазн уж больно велик!

        Офицеры рассмеялись.

        - А от дичины зря отказался – эта лопатка косули выше всяких похвал!

        - Увы, Вадим! Последнее время мясное не только есть, но и видеть не могу! Душа не принимает...

        - Что так?

        - В начале декабря нашей дивизии пришлось отходить, чтобы не попасть в мешок, - германцы сильно давили с флангов, а на хвосте у нас буквально висела венгерская конница. Мою роту и оставили  заслоном с задачей сдержать неприятеля до вечера следующего дня, чтобы не дать бошам завершить окружение. Пришлось спешно занимать оборону прямо между двумя холмами на дороге перед долиной, где тремя неделями ранее лейб-гвардии Преображенский полк наступал. Позиции совершенно открытые. Много дней стоял сильный  мороз, но, земля и так-то каменистая промерзла так основательно, что окапываться было не с руки, да и просто некогда.  Никаких укреплений совершенно невозможно соорудить.

        Между тем, в поле народу побитого и вовремя не погребенного навалено без счету. Пришлось из наших и австрийских заледеневших мертвецов бруствер строить, а потом из ближнего озерца воду носить и поливать эти чудовищные фортификационные сооружения для крепости…         

        Ночью прошел снег, все замело, а утром венгерские гусары нас попытались атаковать с ходу... Венгерцев отбили огнем из-за штабелей трупов... с большим уроном для неприятеля, кстати... Потом им на подмогу и боши подошли, подтянули пушки и несколько раз штурмовали наши укрепления из мертвецов после артподготовки… Тяжело пришлось, но устояли. А к вечеру и депешу из штаба курьер доставил с приказом оставить рубеж … Не поверишь… позиции все были красные от клочков разнесенного снарядами человеческого мяса… До сих пор с души воротит.

        -  Понимаю… Н-да! Досталось тебе!

        - В юности воспринимаешь войну как опасное, но увлекательное приключение, где можно блеснуть удалью, заявить себя настоящим мужчиной… Как оказалось, война - это сплошная грязь, вши, кровь и страшная усталость… Никакой романтики… Привычный и порядком надоедающий ежедневный ужас…

        Н-да!.. К черту войну!.. Давай-ка обмоем твое дворянство, Павел Евграфович! Нашего полку прибыло! Я давно подозревал, что ты прирожденный аристократ с мещанскими корнями! Ведь дворянство, по моему разумению – это не голубая кровь и древняя родословная, не внешний лоск и привитые гувернерами хорошие манеры, а внутренний стержень, основа  глубоко порядочного человека: честь, достоинство и благородство! Все это у тебя есть, мой дорогой!

       - Душа - богу, жизнь - Родине, сердце - женщине, честь - никому!

        - Хорошо сказано! Выпьем, дворянин Бутурлин!

        - Внимание, господа! – распорядитель в цилиндре, черном фраке и белых перчатках вышел на освещенную электрическими лампионами небольшую сцену, где располагался оркестр.
        - Начинаем вечер камерной музыки и классического вокала! Открывает  вечер любимец благородной публики Порфирий Анненков!.. Встречайте!
      
        Грянули аплодисменты. Распорядитель отступил в сторону и протянул руку навстречу выходящему из-за кулис высокому молодому певцу во фраке с красивым породистым лицом. Анненков улыбнулся, поклонился публике, потом тряхнул густой гривой пепельно-серых волос и кивнул дирижеру.  Тот поднял руки и взмахнул палочкой. Мягко полилась мелодия старинного русского романса.

        После небольшого вступления включился баритон Анненкова. У певца был не очень сильный, но красивый, совершенно бархатный голос удивительного тембра.

        - Нравится? Правда, хорош, сукин кот? – Куракин наклонился к Бутурлину и добавил шепотом: - Говорят, что сладкоголосый Порфирий крутит романы только с богатыми замужними дамами знатных фамилий… Разборчивый черт!.. Наставил рога доброй половине местных завсегдатаев …  Когда-нибудь его укокошат обманутые мужья, помяни мое слово…

        Бутурлин махнул на него рукой: - Дай послушать молодца, Вадим! Потом посплечничаем…

        Певец исполнил подряд три романса: «Белый акации гроздья душистые», «Милая, ты услышь меня», «Очи черные», а потом старинный казачий романс «Не для меня придет весна». Последний романс он исполнил еще раз на «бис» и ушел со сцены с охапками цветов в руках под вал аплодисментов.

        - Ну… Теперь держись, Павел Евграфович! – князь сунул указательный палец за воротник мундира и оттянул его, как будто ему стало душно: - сейчас Глафира выйдет!

       - Кто-кто? – штабс-капитан с удивлением посмотрел на Куракина, у которого вдруг раскраснелось лицо.

       - Глафира Кошкина… Недавно открытая звезда вокала. Несравненная исполнительница русского романса. Выступает под этим псевдонимом. Настоящего ее имени никто не знает. Совершенно потрясающая женщина!.. Само очарование!..  Волшебница!.. Королева снов! Невольная мучительница мужских сердец!.. Впрочем, сейчас сам увидишь…

        - Похоже, ты здорово втрескался, Вадим!

        - Ха! Не то слово!.. В нее влюбляются все!.. Попробуй-ка сам устоять! А у меня, увы, нет никаких шансов с моим-то обликом поцарапанного циклопа…

        - Да, будет тебе! Кто она?

        - В том-то и дело, что вокруг мадам Кошкиной сплошные загадки. В Питере появилась в мае прошлого года, живет в лучших нумерах в Англетере. Импресарио у нее знаменитый открыватель певческих талантов итальянец Марио Чизарелли. Пожилой  и нелюдимый дядька, от которого, в отличие от других его соплеменников, никогда не закрывающих рта,  слова лишнего не добьешься. Где он ее откопал – неизвестно!

        Про мадам Кошкину ходят всякие совершенно невероятные слухи.  Где правда, а где чистый вымысел, не знает никто. Болтают всякое. Известный питерский салонный сплетник Афанасий Дроздов утверждает, что она итальянская аристократка, сбежавшая жена урбинского князя Висконти. Но Дроздову веры нет, мошенник, скорее всего, врет, как всегда. Похоже, что русская она. Говорит чисто без малейшего акцента, никакого намека на итальянские корни…

        Еще  сказывают, будто она незаконная дочь графини Эрминии Фарнезе – легкомысленной и беспутной супруги итальянского посла при дворе австрийского императора Франца-Иосифа и графа Ивана Беспалова, того самого, что был близким другом и собутыльником самого царя Александра III. Воспитывалась в католическом пансионе при монастыре святого Августина, известного строгостью своих порядков. В семнадцать лет ее, якобы, насильно выдали замуж за какого-то весьма знатного, но ветхого, чуть ли не столетнего аристократа из древнего итальянского рода дель Сарто, давшего истории кучу полководцев, правителей и одного римского папу. Говорят даже о родстве с самим императором Виктором-Эммануилом!.. Через полгода после свадьбы ее муж – старый… то ли маркиз, то ли… хм-м… герцог, неожиданно… (впрочем, что тут неожиданного!) скончался и, якобы, оставил ей изрядное состояние. Кстати, получить наследство она пока не может. Завещание вступает в полную законную силу только после того, как Глафира Кошкина снова выйдет замуж. 

        Однако, и сейчас мадам не бедствует. На ее содержание инкогнито переводится изрядная сумма. Кроме того, гонорары мадам за выступления впечатляют даже признанных певческих любимцев и кумиров избалованной столичной публики…

        - Ого! История, достойная захватывающего бульварного романа с лихо закрученным сюжетом! Богатая вдовушка и таинственная аристократка под личиной гастролирующей певицы! Наверное, многочисленные искатели приданого постоянно пытаются взять приступом эту крепость?

        - Зря ехидничаешь!.. Не только они… Мужчины всех возрастов и званий, в том числе и безнадежно женатые воюют за ее благосклонность не на жизнь, а на смерть. Минувшей осенью из-за нее разгорелся нешуточный скандал, имевший трагические последствия.

        - Вот как! Очень интересно! Ну-ка расскажи!

        - Изволь! За Глафирой вздумал ухаживать один наш питерский фанфарон, скандально известный офицер лейб-гвардии Преображенского полка барон фон Краузе.  Я знаком с ним. Скажу тебе, что этот лейб-гвардейский поручик Преображенского полка - личность довольно гнусная.

        В бытность свою в кадетском корпусе мой отец Петр Владимирович приятельствовал с его папенькой. Дружба их продолжалась до самой геройской смерти Карла Иеронима фон Краузе. Он погиб в Японскую под Мукденом.

        Надо сказать, что покойный, не в пример его потомку, являл собой настоящий образец дворянской чести. Он не раз досадовал в разговоре с папА, что сынок его Казимир отличается на редкость дурным нравом и подлым характером. Он боялся, что отрок со временем станет изрядным негодяем. Худшие его опасения оправдались.

        Действительно, случилось так, что Казимир вырос самодовольным подлецом! Его репутация оставляет желать лучшего. Офицеры Преображенского полка сторонятся его и стараются не иметь с ним дела. Любой другой гвардеец, так откровенно подвергнутый остракизму товарищами, давно бы оставил службу, но фон Краузе неприязнь однополчан только раззадоривает. Будучи бессменным чемпионом Санкт-Петербурга и Петрограда с 1912 года по фехтованию на саблях, он специально провоцирует скандалы и доводит дело до дуэлей. До встречи с мадам Кошкиной на его счету уже было двое убитых на поединках офицеров и один штафирка. Любого другого давно бы погнали из гвардии или даже судили, но с фон Краузе все, как с гуся вода! Его тетушке-фрейлине благоволит сама императрица Александра Федоровна.

        Так вот, этот столичный бретер вздумал приударить за Глафирой Ивановной. Он объяснился, но  сделал это настолько безобразно, что мадам отвесила наглецу пощечину. Что он ей сказал, осталось неизвестным, но за честь дамы вступился корнет Ахтырского полка Александр Урусов. Гусар  вызвал барона на поединок.  Сражались на саблях, и фон Краузе зарубил корнета. Молодому человеку на момент смерти едва исполнился двадцать один год… И это четвертое убийство тоже сошло  поручику с рук.

       - Позволь, позволь!.. А разве гвардия сейчас не на фронте? Как же фон Краузе удалось пристроиться в Петрограде?

        - Он участвовал в военных действиях, отличился в Пруссии, получил ранение, был награжден орденом св. Станислава с мечами четвертой степени. После госпиталя оставлен в Петрограде для охраны царских покоев. Скорее всего, это тетка-фрейлина постаралась… Но, тихо!.. Вот она, Глафира!

        Служители пригасили свет, и зал погрузился в загадочный полумрак. Бутурлин повернулся к сцене и замер… В центре освещенного прожекторами круга стояла стройная молодая женщина в длинном строгом платье черного бархата с наброшенной на плечи темной шалью и белой розой в руках. Иссиня-черные волосы мадам Кошкиной собирались на затылке сложным узлом. На её лебединой шее остро вспыхивало холодными искрами драгоценное бриллиантовое  колье, а на указательном пальце правой руки, в которой она держала цветок, кроваво светился старинный перстень с огромным рубином. 
        В сумраке сцены робко прошелся гитарный перебор, потом вступило фортепьяно, и над затихшим залом, органично сплетаясь с музыкой, поплыл волшебный голос певицы.

        - Не уходи, побудь со мною,
        Здесь так отрадно, так светло,
        Я поцелуями покрою уста и очи, и чело…

        - Каково!.. А-а?.. Драматическое сопрано! Дивной красоты оперный голос! – громко шептал князь Куракин, не отрывая взгляда от сцены.

        Бутурлин нетерпеливо махнул на него рукой: - Т-с-с!.. Тихо!.. Ничего подобного раньше не слышал!..

        - То-то, голубчик!..

        - Вадим, ну помолчи же, наконец!..
 
        - Все!.. Умолкаю!.. Вижу, что сражен с первого взгляда, несчастный неофит!.. Молчу, молчу!.. А хочешь, я приглашу Глафиру Ивановну за наш столик?..

        Бутурлин оторвал взгляд от сцены и непонимающе уставился на князя.

        - Что ты смотришь?.. Да!.. Я с ней знаком…Могу и тебя познакомить!..

        Штабс-капитан растерянно посмотрел на подпоручика, хотел что-то сказать, но только кивнул головой в знак согласия.

        Глафира исполнила еще « Утро туманное», «Калитку» и еще несколько романсов, а в конце выступления по просьбе публики - Ave Maria Франца Шуберта на итальянском языке. Под оглушительные аплодисменты зрителей певица спустилась в зал. Князь Куракин был уже возле сцены, поклонился, галантно поцеловал ей руку и подвел к столу, возле которого чуть живой от волнения уже стоял его фронтовой друг.

        - Разрешите представить Вам, штабс-капитан, Глафиру Ивановну Кошкину – золотой голос Петрограда, принцессу вокала и несравненной красоты женщину.

        - Льстец! – певица улыбнулась, слегка хлопнула князя веером по руке.

        - Штабс-капитан Бутурлин… Павел Евграфович!.. – представился  офицер, бледнея.

         Глафира с любопытством посмотрела на четыре Георгиевских креста на его груди: - О-о! Да Вы настоящий герой, Павел Евграфович!

       - Мой друг - храбрец, каких мало, Глафира Ивановна! Стал полным георгиевским кавалером еще до производства в офицеры, показал редкую отвагу и стойкость в битвах с германцами!..  А-а…
        Князь с изумлением уставился на Бутурлина: - А вот сейчас, кажется, готов сдаться без боя!.. Принимайте очередную капитуляцию, Глафира Ивановна! Ваших побед прибыло!

        Штабс-капитан, красный, как рак, с возмущением посмотрел на Куракина: - Князь … я… 

        Куракин поторопился подставить даме стул: - Надеюсь, вы не откажетесь разделить с нами скромный ужин, несравненная Глафира Ивановна? Покорнейше прошу!

        Глафира едва заметно улыбнулась, быстро перевела взгляд со смущенного офицера на накрытый стол, еще раз улыбнулась и благосклонно приняла предложение.

        Куракин заказал еще вина, фруктов и по, желанию дамы, бретонский пирог с рыбой.

        - Другу моему указом Его Императорского Величества пожаловано потомственное дворянство, Глафира Ивановна. По сему поводу и пируем…

        - Поздравляю, Павел Евграфович… Буду рада отметить это замечательное событие вместе с вами, господа офицеры! - 

Глафира Ивановна протянула штабс-капитану цветок: - Пусть эта роза принесет вам удачу!

        - Благодарю вас! – поклонился Бутурлин, принимая подарок и с благоговением поднося его к лицу, чтобы вдохнуть его аромат.

        - Штабс-капитан - мой сослуживец, Глафира Ивановна, ему я обязан жизнью. Летом прошлого года мы с ним (тогда он еще был поручиком) совершали рекогносцировку и были обстреляны неприятелем из орудий. Лошадей под нами убило, а меня сильно покалечило. Последствия этого обстрела можете видеть на моей физиогномии и  подпорченном организме. Павел Евграфович перевязал меня, и, будучи сам изрядно поранен, вынес на собственных плечах к своим. Мы оба тогда едва выжили. Меня отправили в отставку, как совершенно не годного к военной службе, а друг мой сделал военную карьеру, стал героем и командиром роты…

        - Вот как? – Глафира посмотрела прямо в глаза Бутурлину и покраснела. Слишком уж откровенным был ответный восхищенный взгляд офицера.

        Князь Куракин незаметно улыбнулся в усы, потом оглядел зал: - Я оставлю вас на пару минут, господа.

        Бутурлин почувствовал себя неловко, исподлобья бросил взгляд на певицу – не рассердилась ли? Но Глафира только мило улыбнулась. Вдруг на красивом лице ее промелькнул откровенный страх, молодая женщина  напряглась. Она почти с ужасом смотрела куда-то за спину Бутурлина. Штабс-капитан обернулся. Какой-то офицер в форме поручика Преображенского полка стоял в центре зала, слушал официанта Митрофана и смотрел на них с брезгливым выражением холеного лица, прихлебывая вино из высокого бокала.

        - Что с вами, Глафира Ивановна? – спросил Бутурлин, испытывая смутную тревогу.

        - Простите меня, Павел Евграфович, мне лучше уйти сейчас…

        - Да в чем же дело, Глафира Ивановна?

        - Я… Мне… Нет, мне нужно уйти…

        Она была явно испугана.

        - Да объясните же, наконец, что вас так встревожило?

        В это время тот самый офицер, что так бесцеремонно разглядывал их, решительно подошел к столу, за которым они сидели. Бутурлин сразу заметил, что  лейб-гвардеец слегка пьян и сильно зол, хотя он и улыбался. Бывают улыбки, которые страшнее  собачьего оскала. Бледное лицо его дергалось от злости.

        - Здравствуйте, Глафира Ивановна! Решили подработать ресторанной кокоткой? Так выбрали бы кого-нибудь получше, чем этот…вонючий выходец из плебеев, у которого наверняка денег нет для оплаты ваших профессиональных услуг!..

        Бутурлин вскочил, с грохотом опрокинув стул: - Что вы себе позволяете, поручик!
      
        - Барон фон Краузе! – шутовски щелкнув каблуками, представился лейб-гвардеец и скорчил гаденькую улыбочку: - Скороспелый дворянчик из сермяжных мужичков решил поучить меня приличным манерам? Приятная парочка – парвеню и ресторанная шлюха!.. Выпьем за продажную любовь, господа!

        Поручик с ненавистью уставился прямо в глаза Бутурлину, слегка приподняв свой бокал: - Это «Вдова Клико»!  И вдруг выплеснул вино в лицо офицеру: - Угощайся, хам!..

        Потом, чуть склонив набок голову, учтиво осведомился: -  Понравилось?

        Бутурлин невольно закрыл глаза, на мгновение замер, потом шагнул вперед и молча нанес лейб-гвардейцу молниеносный удар кулаком снизу вверх, прямо в тщательно выбритый подбородок: - А это апперкот! –  сказал он, когда его оскорбитель поленом хлопнулся на пол: - Понравилось, сволочь?

        - Простите, Глафира Ивановна! Не смог сдержаться!..

        Певица закрыла лицо руками.

        Музыка оборвалась и любимица петроградской публики Матрена Алмазова, в это время исполнявшая на сцене романс Алябьева «Соловей» испуганно замолчала. В зале на некоторое время повисла напряженная тишина.

        Подбежавшие официанты попытались привести барона в чувство.

        -Живой? – спросил Бутурлин одного из них, озабоченно обмахивающего лежавшего на полу гвардейца полотенцем.

        - Живой!.. – ответил тот: - Однако ж… и ударчик у вас, ваше благородие!

        - Это бокс, кулачная забава английских джентльменов, – пояснил Бутурлин, вытирая лицо платком: - Лучшее угощение для мерзавцев…, - добавил он хмуро.

        - Каков негодяй! - глядя вслед официантам, которые уносили бесчувственного гвардейца,  добавила Глафира Кошкина, тяжело дыша. Потом певица перевела взгляд на штабс-капитана, губы ее дрожали: - Благодарю Вас, Павел Евграфович!.. Я, кажется, приношу одни только неприятности и несчастья порядочным людям…

        Прежде, чем Бутурлин смог что-то ответить, появился встревоженный князь Куракин, швырнул на стол букет цветов и озабоченно спросил: - Что здесь происходит, господа?..

      - Пришлось дать барону фон Краузе урок хороших манер, Вадим…

      - Они крупно повздорили…, - тихо сказала Глафира и заплакала: - Что теперь будет?

       - Как я понимаю, ничего хорошего!.. – ответил Куракин, видя, как к ним через зал степенно приближается полицейский пристав в полной форме и при сабле.

        - Черт! – выругался с досады князь: - О, прошу прощения, Глафира Ивановна!

        - Господа! – пристав небрежно поднес руку к виску: - Я требую объяснений!

        - Извольте!.. 

       Тут певица пошатнулась. Она была бледна, как смерть, и, чтобы не упасть, неловко ухватилась за спинку стула. Казалось, что молодая женщина  вот-вот потеряет сознание.

        Штабс-капитан подхватил ее под руку: - Вадим Петрович!.. Даме дурно! Проводи Глафиру Ивановну …

        Князь осторожно принял из его рук едва живую Глафиру, и, заботливо придерживая за локоть, повел к выходу.

        В зале включили верхний свет. Посетители гудели, словно растревоженный улей, обсуждая недавнее происшествие.

        Пристав сел за стол, вынул из сумки папку с бланками, стальное перо на толстом деревянном стержне, походную чернильницу, велел позвать видевших скандал официантов и других сотрудников заведения и стал писать протокол о нарушении порядка в знаменитой на весь Петроград купца первой гильдии Трегубова Д.Ф.  ресторации под названием «Золотая лира».

        Едва полицейский успел опросить двух официантов и изложить на бумаге суть происшествия, как к столу подошел, изящно опираясь на тросточку и едва прихрамывая, средних лет господин в пенсне, с небольшой бородкой на бесцветной физиономии, в безупречно пошитом фраке.
        - Адвокат Крамер Леопольд Францевич, - поклонился он: - Вот моя визитка, господин пристав. Я представляю интересы моего клиента: барона Казимира фон Краузе, который был публично избит в этом заведении три четверти часа назад. Как я понимаю, вами, штабс-капитан?

        - Вы не ошиблись, господин Крамер

        - Ну, что же… Отрадно, что вы не отрицаете своего проступка, господин… э-э-э… Прошу прощения?..

        - Бутурлин Павел Евграфович. Штабс-капитан Уманьского пехотного полка.

        - Павел Евграфович, я хотел бы сказать приватно несколько слов господину приставу, если вы ничего не имеете против, конечно…
 
         Бутурлин посмотрел на пристава, тот отложил перо и пожал плечами.

        - Как вам будет угодно!

        - Благодарю вас, вы очень любезны!..

         Бутурлин, вышел на лестницу, достал портсигар и закурил. Посетители, выходящие из ресторанного зала, с любопытством посматривали на него. Когда офицер вернулся в зал, пристава уже ушел, за столом сидел один адвокат, со скучающим видом потягивал портер из высокой кружки и дымил  сигарой.

        - Присаживайтесь, Павел Евграфович… Разговор будет долгий… 

        - Слушаю вас, Леопольд Францевич…

         - Публичное оскорбление, нанесенное дворянину человеком иного сословия подлежит разбирательству в мировом суде… Не перебивайте, дайте мне сказать!.. Но так как оба участника скандала – офицеры, дело может быть передано только в военный суд. Даже в действующей армии такие истории, как правило, оканчиваются наложением дисциплинарного наказания, кратковременным арестом на гауптвахте, понижением в должности, в крайнем случае разжалованием… В любом случае, всем участникам скандала, кроме огласки и унизительного разбирательства, дело может сильно испортить репутацию и повредить дальнейшей карьере…

        Так вот… Я вам предлагаю мировую… Семья барона заткнет деньгами рот всем писакам-репортерам, что так охотно публикуют подобные щекотливые истории в своих газетах, понимание с полицией уже достигнуто, хозяин ресторации тоже не против… А вы, полагаю, вполне удовлетворены тем, что… э-э-э… таким … х-м-м… оригинальным образом наказали моего вспыльчивого клиента…

        - Нет, господин Крамер! Не скрою, у меня до сих пор есть сильное желание открутить голову барону фон Краузе!

        Глаза адвоката холодно блеснули. Он аккуратно зажег спичку и раскурил потухшую сигару: - Не сомневаюсь, штабс-капитан… Жаль, что вы так яростно жаждете удовлетворения. Но другого благоприятного развития событий, кроме как пойти на мировую, я не вижу. При этом вы получите изрядные отступные, господин Бутурлин…

        - Что-что? Вы предлагаете мне деньги?

        - А что тут такого? Это обычная практика. Дворянин должен заплатить за оскорбление, нанесенное лицу другого сословия… Сумма будет более, чем солидная, уверяю вас!

        - Я дворянин, господин адвокат! Вчерашним указом государя мне пожаловано потомственное дворянство!

        - Ах, вот как!

        Бутурлин поразился переменам, происшедшим в его собеседнике. Выражение сонной скуки моментально слетело с лица Крамера. Перед штабс-капитаном сидел прожженный циник и ловкий интриган, только что поймавший очередную жертву в хитро расставленные сети.

        - Раз вы дворянин, мсье Бутурлин… Это в корне меняет дело! Полагаю, что в таком случае, пожелание «… открутить голову барону фон Краузе!» означает вызов на поединок?..  Не так ли?.. Да, такое принято среди людей благородного сословия! Я правильно вас понял?  Или я ослышался?..

         Тут только до штабс-капитана дошло, как ловко провел его адвокат.

         - Вы правильно меня поняли, господин Крамер, я требую сатисфакции у барона фон Краузе! И передайте ему, что он негодяй, как и вы, впрочем!

        - Ну, это лишнее! Можете прислать ваших секундантов по этому адресу завтра к двум часам пополудни! - Крамер положил на стол визитку и поднялся: - Вы, конечно, можете отказаться от пожалованного вам Государем потомственного дворянства… В этом случае я готов довести до сведения моего клиента, что мещанин Бутурлин, согласен принять деньги, скажем, в размере пяти тысяч рублей за опубликованное в газетах сообщение об этом!

        Штабс-капитан вскочил: - Я тебя тоже вызываю, гнусная душа! И, уже не сдерживая кипящей в нем ярости, отвесил адвокату хлесткую пощечину. От полученной оплеухи голова Крамера мотнулась, пенсне с его носа улетело за спину. В полной панике Леопольд Францевич закрылся руками  и закричал: - Я не дворянин!

        - Оно и видно, мразь!.. Держи отступные, за побои! – и штабс-капитан швырнул в спину резво ретирующегося адвоката тяжелый медный пятак.


Глава II.
       
        - Вы с ума сошли, молодые люди! - генерал Ярополк-Мирский схватился за голову и застонал: - Дуэль на саблях с Казимиром фон Краузе!.. Вы явно не в своем уме, голубчики!

        - Так получилось, ваше превосходительство…

        -  Фон Краузе специально спровоцировал инцидент, дядюшка!  - князь Куракин стоял навытяжку перед генералом рядом со штабс-капитаном Бутурлиным и твердо смотрел на своего высокопоставленного родственника единственным глазом.

        - Скандал опять из-за мадам Кошкиной?

        - Так точно, дядюшка!

        Генерал неожиданно рассердился: - А ты куда смотрел, мальчишка! Мало я тебя наказывал в детстве! Ты же знаешь, что там, где появляется эта сладкоголосая сирена Кошкина, там и эта собака на сене – Казимир фон Краузе! Впрочем, он и без сена настоящая кусачая собака! Сколько человек уже убил этот  хладнокровный головорез с оловянными глазами? А-а? Человек пять?

        - Четверых, дядюшка!..

        - Спасибо, обрадовал! Только четверых! Теперь ты и своего спасителя привел к нему на заклание! Для ровного счета?

        - Я не думал…

        - Молчать!.. Не думал он! Не представляю тебя думающим! У тебя вечный ветер свистит в голове, думать в ней нечем!

          Повисло тягостное молчание. Генерал мрачно вышагивал по кабинету, заложив руки за спину, и сердито хмурился. Офицеры стояли недвижно, вздернув подбородки, и смотрели в окно за его спиной, где уже стоял кромешный мрак ранней зимней ночи.

        - Когда поединок? – неожиданно спросил Ярополк-Мирский.

        - Завтра в шесть утра в фехтовальном зале на Кронштадской набережной, дядюшка.

        - Боже мой! Казимир Фон Краузе – вот уже четыре года бессменный чемпион Санкт-Петербурга и Петрограда в сабельных единоборствах! Почему не выбрали какое-нибудь другое оружие? Пистолеты, например? Тогда могли бы быть равные шансы!

        - В разговоре с адвокатом фон Краузе штабс-капитан Бутурлин неосторожно высказался и попался на хитрость этого краснобая. Адвокат Крамер повернул дело таким образом, что Павел, якобы, первым потребовал удовлетворения от его клиента, дядюшка. А по дуэльному кодексу человек, получивший вызов на поединок, получает и право выбора оружия. Фон Краузе тут же воспользовался этим.

        - Хм-м!.. Хитро!.. Однако, насколько я знаю, дуэльный кодекс позволяет отказаться от дуэли на саблях, так как это оружие считается варварским и редко применяется на поединках! Нужно воспользоваться этим! А-а? Штабс-капитан?

        - Не вижу смысла, ваше превосходительство, не владею никаким холодным оружием. Для меня что сабля, что шпага – все едино. А вот револьвер или винтовка…

        - Но вы же офицер, Бутурлин, шашка – необходимая часть повседневной амуниции офицера!

        - Офицером я стал чуть более, чем полтора года назад, ваше превосходительство. Однако, носить шашку, с грехом пополам, научился только в строю. На фронте это оружие совсем бесполезно, оно только путается в ногах, когда доходит до дела. Перед боем этот длинный ножик лучше оставлять в блиндаже.  Я один из немногих офицеров, что носят штатные винтовки и в строю, и вне строя. Неоднократно получал нагоняй от командира полка за это. В атаку всегда ходил с винтовкой, а в траншее пользовался револьвером или пехотной лопаткой. Возможно, именно поэтому, до сих пор жив, так как неприятель в первую очередь выбивает именно командный состав, который очень легко отличить от нижних чинов по амуниции...

        - Понятно… В таком случае, я сделаю все возможное, чтобы не допустить дуэли!

        - Не могу согласиться, ваше превосходительство!

        - Почему? Вам что, так хочется быть убитым этим остзейским бароном, штабс-капитан?

        - Совсем нет, ваше превосходительство, но вот уже второй день я - дворянин, ваше превосходительство!

        - А-а-а!.. Ну так что же из этого, Павел Евграфович?

        - Дворянин не имеет возможности уклониться от обязанности держать незапятнанной дворянскую честь, ваше превосходительство!

        - Вот как!

        - Рискну заметить, что честь дороже жизни, ваше превосходительство!

        - Да… Вы тут правы, штабс-капитан!.. Звучит красиво… А с другой стороны…  Похоже, что завтра утром вы будете убиты, голубчик…

        - Как бог даст, ваше превосходительство!..

        - Храни вас Господь!  Генерал Ярополк-Мирский широким крестом перекрестил Бутурлина: - Идите с Б-гом, и подождите минутку в приемной…

        - М-м-да!.. Невольник чести…, - с сожалением добавил он, когда за штабс-капитаном закрылась дверь.

        - Ну-с, Вадим…, - сказал генерал, когда они остались наедине с племянником: - Спасти твоего друга, которому ты обязан жизнью,  может только чудо!..

        Ярополк-Мирский помолчал. – Но чудеса иногда случаются, Вадим… Оружие для дуэли выбрано?

       - Нет еще, дядюшка. Через час секунданты именно для этого собираются на квартире капитана Малиновского, одного из секундантов фон Краузе, чтобы рассмотреть этот вопрос. Туда знакомые офицеры должны принести разнообразные клинки. Оружие для дуэли выберут именно там.

        - Секунданты уже утвердили правила ведения поединка?

        - Да, дядюшка.

        - Какие-либо ограничения в использовании оружия есть?

        - Нет, дядюшка, клинком можно как рубить, так и колоть…

        - Хм-м!.. Обычно, когда оговаривают форму клинка, запрещают колющие удары кривыми саблями …

        - Так оружие еще не выбрали, дядюшка.

        - Странно!.. У меня такое впечатление, что секунданты слишком поспешили составить требования к проведению дуэли. Фон Краузе принял  их?

        - От противной стороны не последовало никаких возражений, дядюшка.

        - Отлично! Предложи им это, - генерал указал рукой на два великолепных иранских шамшира, висящих на стене его кабинета среди другого драгоценного оружия и доспехов.

         – Полагаю, что фон Краузе настолько уверен в своем мастерстве фехтовальщика, что не будет особенно настаивать на каком-либо другом оружии, хотя он не может не понимать, что  есть существенная разница между клинками. Я - старый рубака тоже это знаю… Вот что,  бери мой автомобиль и вези эти два шамшира на квартиру Малиновского, а потом сразу же вези своего друга в фехтовальную школу Ле Бренна, мой шоф-фер знает адрес. Христофор Карлович Ле Бренн – мой старый друг, он гений фехтования. К нему поедешь с этой саблей. Это тоже шамшир, почти такой же, как и те два. Я понимаю, что за двенадцать часов до поединка, поздно учиться мастерству, но пусть Бутурлин научится хотя бы держать это оружие в руках! Возможно, Христофор Карлович найдет какую-нибудь хитрость, чтобы твой друг остался после поединка с головой на плечах! Я очень этого хочу!  Ну, с богом!

Глава III.

       Князь Куракин оставил шамширы на квартире капитана Малиновского и почти тут же уехал, перебросившись парой слов с одним из секундантов. Иранские сабли были с восторгом приняты в качестве оружия предстоящего поединка без каких-либо возражений. Секундантов не могли не восхитить отточенные до бритвенной остроты драгоценные клинки с явственно видным узором, проступающим на полированной до зеркального блеска булатной стали. Еще три сабли для сопровождения боя офицеры подобрали себе из полудюжины других, принесенных ранее.

        Со стороны фон Краузе секундантом вышел капитан Малиновский - опытный фехтовальщик, всегда занимавший призовые места в соревнованиях.

         Со стороны Бутурлина – казачий сотник Еремеев – приятель князя Куракина – необыкновенной лихости рубака, известный тем, что, как-то раз, будучи в разведке с тремя казаками, на вечерней заре наткнулся в молодом ельнике на целый взвод венгерской пехоты. Разъезд так лихо атаковал неприятеля, что мгновенно изрубил до полутора десятков гонведов,  остальных обратил в паническое бегство и в преследовании захватил еще с полдюжины пленных.

        Распорядителем дуэли по обоюдному согласию пригласили шевалье Бенедикта де Шуазель-Гуфье великолепного фехтовальщика, бескомпромиссного ревнителя дворянской чести и знатока дуэльных традиций. Шестидесятилетний и седовласый, но еще крепкий, бывший забияка и бретер, хорошо известный в обеих европейских столицах, он изъяснялся по-русски в совершенстве, лишь с едва заметным акцентом. Месье Бенедикт происходил из семьи французского офицера, взятого в плен под Севастополем во время Крымской кампании. За раненым аристократом из старинного рода де Шуазель-Гуфье в русском военном госпитале ухаживала княжна Милославская-Трегубова, служившая сестрой милосердия, как и многие другие дворянки знатных фамилий.  Отважный француз влюбился в княжну, а после окончания войны женился на ней и увез к себе во Францию. С тех пор Россия стала второй родиной для потомков славного рода де Шуазель-Гуфье. Месье Бенедикт бывал в русской столице гораздо чаще, чем в своем поместье под Парижем.

        После того, как оружие было осмотрено и отобрано, шевалье на правах распорядителя, взял на себя обязанность согласовать действия секундантов в предстоящем поединке.

        - Господа! – начал он: - Можно по-разному относиться к участникам предстоящей дуэли. Мы все люди.  У каждого из нас есть собственные мнения относительно причин, которые привели лейб-гвардии поручика фон Краузе и  штабс-капитана Бутурлина на поединок…

        - Причина тут одна, месье, это мадам Кошкина!.. – перебил его сотник Еремеев.

        - Прошу вас пока воздержаться от комментариев, Ермолай Матвеевич! – остановил его капитан Малиновский и укоризненно покачал головой.

        - Виноват-с!..

       - Так вот, господа… Мы с вами выбраны обеими противными сторонами для того, чтобы обеспечить безукоризненно честное и благородное ведение боя…

        - Какое уж тут честное и, тем более, благородное, Бенедикт Эдуардович, если фон Краузе – чемпион Петрограда, а его противник не имеет никакого представления о фехтовании! – вновь нарушил субординацию казачий сотник.

         Шевалье де Шуазель-Гуфье в изумлении уставился на него: - Что вы говорите, Ермолай Матвеевич?

        - То и говорю, что штабс-капитан Бутурлин ничего не смыслит в сабельном бое! Я только что узнал от князя Куракина, что он держал в руке шашку только в строю и, дай бог, если когда-нибудь вынимал ее, хотя бы для того, чтобы нащипать лучины для растопки бивуачного костра... Мы с вами будем завтра участвовать в обыкновенном убийстве, господа, а не в благородном поединке!..

        - Вот как?.. Я не знал!.. – француз был явно растерян.

        - Дуэльный кодекс не обязывает участников дуэли соизмерять свое мастерство во владении оружием, смею заметить! – подал реплику капитан Малиновский: - Если вызов брошен, то выбор оружия, согласно Кодексу, остается за принимающей вызов стороной. Тут нет никаких нарушений принятых правил, господа!

        - Не скажите, Алексей Нилыч… Во Франции, дуэльной Мекке Европы, суд приговорил к смерти на гильотине профессионального мастера фехтования на шпагах, когда тот заколол на дуэли противника, так как посчитал, что это было хладнокровное убийство человека, заведомо уступающего убийце во владении оружием…, - сказал шевалье.

        - Тем не менее, я настаиваю, что в Кодексе на этот счет нет никаких указаний! – возразил Малиновский: - Если вызывающая сторона не уверена в собственных возможностях, она вправе отказаться от поединка…

        - С извинениями другой стороне, не так ли, Алексей Нилыч?.. – сотник Еремеев зло прищурился.

        - Конечно! А вы знаете другой способ, как избежать дуэли, Ермолай Матвеевич?

        - Я знаю способ уравнять шансы… Можно же было выбрать такое оружие, в каком ни одна из сторон не будет иметь явного преимущества: скажем, армейский револьвер…

        - Поздно! Условия дуэли согласованы, доведены до противников и приняты сторонами! – шевалье де Шуазель-Гуфье с досадой хлопнул ладонью по столу: - Как так получилось, господа офицеры?

        - Кто знал, Бенедикт Эдуардович! Штабс-капитан Бутурлин не представил никаких возражений, а все прочие ничего не знали об этом! – сотник Еремеев развел руками.

        - Грош нам всем цена, господа! – подвел итог шевалье: - Завтра мы убьем человека руками барона фон Краузе!

        - Есть еще один способ избежать смертоубийства… , - начал Еремеев.

        - Какой же?

        - Мастеру фехтования, каким является барон, достаточно лишь слегка поцарапать противника. Мы с вами, господа, приняли регламент проведения поединка, в котором черным по белому сказано, что дуэль длится до первой крови. Таким образом, будут соблюдены все приличия. Пролитая кровь смывает все оскорбления! Мы еще можем предложить барону таким образом разрешить ситуацию. Что вы на это скажете, капитан?

       - Боюсь, Ермолай Матвеевич, что вы понятия не имеете о чертовски сложном, мягко говоря, характере лейб-гвардии поручика фон Краузе! Я и полушки не дам за жизнь человека, который набил барону, извините, морду, словно пьяному извозчику! Примирение совершенно невозможно!  Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы знать наверняка: штабс-капитан Бутурлин завтра будет непременно убит! ... Если только не случится чуда…

        Сотник Еремеев нервно забарабанил пальцами по столешнице: 
        - Дьявольщина!

        - М-да!

        - Что будем делать, господа?

        Шевалье де Шуазель-Гуфье тяжело вздохнул: - Будем распределять обязанности, каковые возлагаются на секундантов… Нам необходимо проследить, чтобы противники не применяли запрещенные приемы, исполняли команды ведущего и не пускали в ход оружие после остановки боя... Напоминаю, секунданты имеют право непосредственно вмешаться в любое время в ход дуэли, если заметят какие-либо нарушения, а также они могут убить дуэлянтов, в случае бесчестного ведения поединка…

        - На мой взгляд – этот поединок уже сам по себе бесчестный!..

        - Дуэльный кодекс так не считает, Ермолай Матвеевич!.. Хотя…

        - Увы, месье Еремеев, капитан Малиновский прав – условия предстоящей дуэли соответствуют всем требованиям кодекса!

        - Таким образом, согласно принятым дуэльным требованиям, завтра утром фон Краузе зарубит человека у нас на глазах, господа, одним из этих вот клинков… А мы проследим, чтобы убийство было совершено по всем правилам!..


Глава IV.
       
        Шумная жизнь кипела в фехтовальном зале Ле Бренна, несмотря на позднее время. Во всех четырех залах школы звенели клинки, слышались голоса фехтовальщиков,  отрывистые команды мастеров, резкие вскрики и топот.  Даже в коридорах сильно пахло крепким мужским потом.

       Сам Ле Бренн – подвижный сухонький старичок, такой маленький, что его можно было принять за подростка, встретил офицеров прямо у входа.

        - Проходите, господа! Генерал-майор Ярополк-Мирский предупредил меня по телефону о вашем приходе… А вы меня не помните, Вадим Петрович?

        - Боже мой, Христофор Карлович!.. Мы с вами не виделись… лет этак… десять!

        - Двенадцать, мон шер!  Ваш батюшка приводил вас сюда в 1904 году, когда вам едва исполнилось одиннадцать лет, в надежде, что из вас может выйти великий сабельный боец. Однако, вы предпочли лошадок утомительным и скучным фехтовальным экскорзисам. Позанимались у меня всего две недели…

        - Ну и память у вас!.., Христофор Карлович! Простите великодушно!

        - Пустое, Вадим Петрович! К сабле нужно иметь призвание, страсть, если хотите! Без внутренней потребности овладеть искусством сабельного боя, заниматься этим – только время терять: и свое, и тех, кто тебя пестует!

        - Христофор Карлович, это мой друг штабс-капитан Бутурлин…

        Старый мастер слегка поклонился и протянул маленькую жесткую ладошку: - Весьма рад! Наслышан, молодой человек, о ваших приключениях… Пройдемте сначала в раздевалку, потом слегка разомнемся в зале, господа, и продолжим разговор в моем кабинете!

______________________________

        - Альт!*(1)… Мне все ясно! – махнул рукой Ле Бренн после того, как штабс-капитан, встав в позицию против одного из его учеников, попытался фехтовать спортивной саблей. На первых же секундах боя он пропустил мощный удар противника, а потом раз за разом получил еще чуть ли не дюжину ударов, и, в полном смущении, снял маску.

        - Я предполагал, что вы плохо фехтуете, мой друг, - сказал мастер: - Но я сильно ошибался! Оказывается - вы совсем не имеете представления о том, что такое сабля, мон ами! Хотя… природная реакция у вас, надо признаться, отменная! Могли бы сделать карьеру саблиста, случись наша встреча чуть раньше, скажем, ... лет этак на семь-восемь… Пройдем в кабинет, друзья…

       В своем кабинете, увешанном дипломами и призами, взятыми в соревнованиях, Ле Бренн усадил офицеров в кресла, а сам запрыгнул за массивный красного дерева канцелярский стол.

        - Итак!.. Через девять часов у вас, штабс-капитан, сабельный поединок с четырехкратным чемпионом Санкт-Петербурга и Петрограда… И вы только что  узнали, какие команды подаются в схватке… Боюсь, что сигнал об окончании боя, вам запоминать совсем ни к чему…

        - Христофор Карлович!..

        - Момент, князь! – Ле Бренн испытующе уставился на Бутурлина: - Вы же не сразу начали карьеру офицера, Павел Евграфович?

        - Конечно! Я почти год служил вольноопределяющимся…

        - В таком случае, вы как нижний чин должны были изучать штыковой бой?

        - Совершенно верно!

        - Ну, и какие успехи у вас были на этом поприще, молодой человек?

        - Можно сказать, что хорошие…

        - В каком смысле - хорошие?

        - Третье место в полковых соревнованиях. Первое и второе места достались моим учителям: фельдфебелю Нилову и подполковнику Крылову…

        - Ого! Это уже обнадеживает! Разрешено ли использование колющих ударов в предстоящем поединке, князь?

        - Насколько я знаю, да! 

        - Замечательно!

        Ле Бренн с азартом схватил со стола иранский шамшир. Он резво вскочил с неожиданной для пожилого человека прытью и ловко выхватил саблю из ножен.

        - Смотрите сюда! Вот изумительный булатный клинок, который стоит целое состояние. Почти невесомая шелковая лента, упавшая на его лезвие должна распасться на две половинки под собственным весом. Обратите внимание: сабля имеет довольно сильный изгиб на последней трети клинка, благодаря которому многократно усиливается рубящий удар этого оружия. Он с маху разрубает кольчуги, стальные шлемы и даже панцири. Всем известно, что фехтование саблей подразумевает в основном только рубящие удары. Но!.. Но!.. Взгляните на это! У шамшира довольно узкое и обоюдоострое жало, которым легко проткнуть человеческое тело. Коварство этого оружия заключается в том, что крутая кривизна клинка преподносит смертельные сюрпризы… Достаточно при прямом колющем ударе повернуть саблю в руке влево или вправо вокруг оси буквально на полногтя… и жало смещается уже на ладонь и более!

        Второй момент… Не секрет, что атакующий противник имеет преимущество перед обороняющимся, если не дает врагу времени для контратаки… Поэтому ваша задача, штабс-капитан, непрерывно и постоянно атаковать, если хотите жить, конечно…
Как только вы ослабите натиск – фон Краузе вас тут же зарубит!..
      
        - Вы играете в шахматы? – неожиданно спросил Ле Бренн.
 
        - Обожаю! Очень люблю эту игру!

        - Отлично! А приходилось ли вам играть с человеком, который мало, что смыслит, в этом благородном искусстве?

        - Конечно! Несколько раз играл со своим денщиком. Я его научил от скуки, показал, как ходят фигуры, и объяснил, в чем заключается смысл игры.

        - Ну, и как впечатление от партии с денщиком?

        - Ужасное! Один раз даже сильно зевнул и проиграл!

        - Вот! А знаете почему?

        - Предполагаю, что не посчитал, что противник заслуживает внимания и расслабился…

        - Ага! Ваш проигрыш – случайность, естественно! Но и в нашем с вами случае можно рассчитывать только на случайность! Поединок ведется до первой крови?

        - Да, а в чем, собственно…

        - Ваша задача – ранить противника и пустить ему кровь! Попытаться дать проделать это же фон Краузе - означает сразу же самому лишиться жизни… Вы должны поразить барона сначала манерой ведения поединка, а потом и физически, нанеся ему хотя бы небольшую царапину… Это послужит причиной окончания дуэли.

       - Я вам рекомендую действовать так, господин Бутурлин: постоянно атаковать! Только атаковать! Атаковать упорно и живо до нанесения противнику раны. В нападении использовать хорошо знакомые вам приемы штыкового боя – не рубить, а колоть, причем, с такой скоростью, какую только может выдать ваш молодой организм.

       Ваш противник, штабс-капитан, очень силен! В бессознательные реакции его тела встроены механические приемы фехтования, приобретенные за многие годы занятий профессиональным спортом. Другого способа ведения боя он не знает.

         Ошеломите его, поставьте в тупик неожиданным поведением в схватке. То есть, нужно лишить фон Краузе привычной атмосферы сабельного поединка, навязать ему… хм-м… дурацкий…, клоунский, никогда им не виданный и не приемлемый им штыковой бой саблей!..
        Небольшой нюанс… Встречные уколы со стороны ведущей руки в голову наиболее опасны… Однако, у вас не более четырех попыток поразить противника. Три укола мало, а пять уже слишком много. На четвертом вашем выпаде поединок должен закончиться, иначе он окажется фатальным для вас… Ваш противник – левша. Атакуйте левую часть его головы, колите прямо в лицо. Парировать такие удары труднее… На четвертом уколе, уже в выпаде, вы повернете саблю по оси влево… Инструкции понятны, Павел Евграфович?

        - Более чем… И что?.. Это все, Христофор Карлович?

        - Все, голубчик! Хитрость настолько примитивная, что никогда не придет в голову фон Краузе! Вспомните, как вы проиграли своему денщику в шахматы. Это ваш единственный шанс, штабс-капитан!.. Весьма, впрочем, небольшой…, даже призрачный, но он есть!..

        Мастер фехтования Ле Бренн лихо вбросил шамшир в ножны и, просветлев лицом, выскочил из-за стола:

         - В фехтовальный зал, друзья мои! Будем отрабатывать тактику ведения боя дилетанта с чемпионом!..
        Часто бывает, что невозможно найти вход, но выход можно найти всегда, было бы терпение, желание и воля, господа!

_________________________

       
        Мастер проводил офицеров за ворота и, уже возле ожидавшего их автомобиля, сказал:

        - Хорошо, что противник ваш, Павел Евграфович, получил вчера в зубы и, скорее всего, еще громыхает эмоциями. А фехтование, изволите ли знать, не терпит горячности… Сабля остра и смертельно опасна в руке человека с только холодной головой. Но!.. Но! В мастерстве фехтования фон Краузе несоизмеримо выше вас!.. Поэтому, просто хотеть уцелеть в поединке мало…, необходим серьезный настрой. Я встречал бойцов, побеждавших в поединках только благодаря, так сказать, невероятной жажде победы! А вы, я это вижу, друг мой, человек уравновешенный, пожалуй, что даже слишком… Это большое достоинство для мастера, но для дилетанта, вступающего в смертельно опасную схватку с чемпионом…, право слово, - чревато! Вам нужна встряска, дорогой, как я уже сказал, некая жажда победы… Однако…, тут как раз, все очень сложно. Как включается этот механизм, никто не знает… даже я!

        Ле Бренн протянул Бутурлину руку: - Ненавижу слово «прощай»! Отправляйтесь в гостиницу, мон ами, и постарайтесь выспаться как следует. Вина сегодня не пить! До скорой встречи, штабс-капитан! 
       
        Павел Евграфович с чувством пожал протянутую ему руку, и, прежде, чем сесть в автомобиль, спросил:

        - Прошу прощения, а кто вы по национальности, Христофор Карлович?

        - По национальности-то? Хм-м!.. Хороший вопрос! Прапрадед мой по мужской линии – валлонец, прабабка – датчанка, бабка с материнской стороны – шведка, отец – наполовину француз, наполовину голландец… Но мои предки живут в России уже полтора века… Стало быть, я чистокровный русский, Павел Евграфович! Эта страна всех живущих здесь делает русскими уже во втором поколении… и даже в первом… Надеюсь, что вы слыхали историю, как одна немочка, приехала в Россию, сменила имя с Софии на Екатерину, и стала не просто русской царицей Екатериной, а императрицей Екатериной Великой!

Глава V.

        Не доезжая с полуверсты до гостиницы, Бутурлин попросил его высадить, чтобы прогуляться перед сном по морозцу. Тепло простившись с Куракиным, он неторопливо пошел вдоль набережной Мойки к номерам. Шел уже второй час ночи, улицы были пусты, но рядом с газовым фонарем перед самой гостиницей стоял щегольский возок с поднятым верхом. Запряженная в сани справная лошадка стояла смирно, изредка потряхивая белесой от инея гривой. Возницы нигде не было видно.

        - Тебя, не Павлом Евграфычем, случайно кличут, барин? - Неожиданно окликнул его, выходя из темноты, здоровенный мужик в длинном тулупе, высокой овчинной шапке и с окладистой бородой на широком лице.

        - Он самый. Чего тебе нужно, братец?

        - Барыня просют в сани, ваше благородие…, - мужик поклонился и указал кнутовищем. Бутурлин подозрительно огляделся кругом – не ловушка ли? Поднялся в возок, откинул полог и в полутьме увидел женщину, накрытую медвежьей полостью  и закутанную шалью до самых глаз. Руки она прятала в пушистой меховой муфте.

        - Садитесь рядом, Павел Евграфович, - просто сказала она.

        - Бог мой! – штабс-капитан не мог прийти в себя от изумления: - Глафира Ивановна!

        - Не удивляйтесь… Я хочу поговорить с Вами…

        - Весь внимание!.. – сказал Бутурлин, осторожно усаживаясь рядом с певицей и пристраивая между колен шашку. Мадам придвинулась к нему поближе, вынула правую руку из меховой муфты, и ласково провела теплыми пальцами по его холодной с мороза щеке.  У офицера захватило дыхание, а по спине пробежала сладкая дрожь. В полумраке глаза прекрасной женщины на мгновение вспыхнули зеленым огнем, как у кошки.

        - Из-за меня уже погиб человек, Бутурлин…, - голос Глафиры Ивановны дрогнул: - Мне не хотелось бы, чтобы вы, Павел Евграфович, оказались еще одной жертвой этого чудовища фон Краузе …

        - Я с радостью умру за вас, Глафира Ивановна! – сказал штабс-капитан с жаром, удерживая тонкую ладонь на своей щеке. От ее пальцев шел едва уловимый запах изысканных духов.

        - Мне не нужна ваша смерть, Бутурлин, мне нужны вы – живой и здоровый…

        - Обещаю – я буду осторожен в утреннем поединке с бароном!..

        - Ах, оставьте!.. У вас нет никаких шансов на победу… Барон убьет вас…  Но я могу… в моих силах остановить дуэль с фон Краузе… Правда, придется очень дорого заплатить…

        - Об этом не может быть и речи, Глафира Ивановна! Это мужские дела…

        - Павел…, - мадам Кошкина глубоко вздохнула: - Мне можно называть вас… называть  так?

        - Зачем вы спрашиваете? Называйте меня, как вам будет угодно!.. Я весь ваш, я…

        - Я не стою вашей жертвы, Павел…

        - Да что вы такое говорите, Глафира Ивановна?

        - Про меня ходят всякие слухи, один нелепее другого… Вам я расскажу правду… Моя матушка была простой горничной в семье действительного статского советника Ивана Денисовича Астафьева, служившего по дипломатической части. Иван Денисович - мой отец. А его жена Астафьева Изольда Федоровна, в девичестве фон Тиссен –  двоюродная тетя Казимира фон Краузе и двоюродная сестра его отца Карла Иеронима фон Краузе…

        - Вот как!

        - Матушка моя умерла в родах, других детей у действительного статского советника Астафьева в официальном браке не случилось. Год назад отец умер. Таким образом я осталась единственной наследницей состояния, так  как прямых наследников в семье Астафьева не было. Как только Изольда Федоровна узнала о связи своего мужа с горничной и моем рождении, она сделала все возможное, чтобы  эта история не имела продолжения.

        По желанию Астафьевой меня втайне от Ивана Денисовича спрятали в деревне в многодетной семье зажиточного крестьянина по фамилии Кошкин. В этом семействе я и воспитывалась до семи лет. Право, это были лучшие годы моей жизни… Потом отец меня разыскал и увез в Италию, где отдал в католический пансион святого Августина, над которым шефствовал кардинал Сфорца, добрый знакомый Ивана Денисовича.

         Воспитанниц держали в большой строгости. Мы были обязаны уметь готовить, шить, стирать и обслуживать себя. Нас учили помогать страждущим. Воспитанницы ухаживали за больными в госпитале святой Магдалены…  Еще мы пели на богослужениях. В пансионе много времени уделяли музыке и вокалу.  Со мной занимались отдельно, так как у меня обнаружился редкий оперный голос…

        Случилось так, что ... регент Антонио  Чиано, учивший меня тонкостям  пения…

        Глафира Ивановна замолчала и отвернулась. Бутурлин тоже молчал, понимая, что ему рассказывают то, что обычно тщательно скрывают.

        - Я старше вас, Павел… Взрослая, не слишком удачливая в личной жизни женщина… Общественное мнение весьма снисходительно относится к греховным похождениям мужчин, считая это шалостями, но довольно сурово осуждает промахи женщин и, особенно, девушек… Мне было шестнадцать лет, Павел, а необычайно обаятельному красавцу Чиано двадцать шесть… Сейчас я понимаю, что он беззастенчиво воспользовался моей неопытностью… Что может знать об опасностях запретной любви юная девушка, ничего не видевшая в жизни…

        Певица снова надолго замолчала. Она сидела, склонив голову и прижав к глазам надушенный носовой платок. Потом сделала над собой усилие и продолжила:

        - Когда мое положение стало  уж слишком явным, разразился скандал. Антонио отправили в католическую миссию в Абиссинию, а меня срочно выдали замуж… В госпитале святой Магдалены я ухаживала за одним восьмидесятивосьмилетним стариком маркизом Чезаре дель Сарто, доживавшим там свои дни. Это был последний представитель старинного, некогда весьма могущественного, но на тот момент уже угасающего аристократического рода.  Сам кардинал Сфорца принял участие в устройстве нашего брака и убедил старого маркиза взять меня в жены, чтобы покрыть мой… мой грех…  После нашей свадьбы  старик прожил еще почти год. Он один из немногих мужчин в моей жизни, которых я вспоминаю с благодарностью…  Маркиз дель Сарто искренне любил меня и относился ко мне, как к любимой внучке… Ребенок родился прежде времени, через месяц после нашего венчания и умер на следующий день после родов… Его похоронили в фамильном склепе маркиза. Вскоре и сам Чезаре упокоился рядом с моим несчастным сыном…

        А меня отправили в Рим. Кардинал Сфорца оплатил мое обучение вокалу. Я брала уроки у самой Фелиции Доницетти. Великая певица пророчила мне большое будущее, но для оперы, кроме голоса нужен еще драматический талант актрисы, а бог не дал мне таких способностей…

        Однажды известный в Италии Марио Чизарелли предложил свои услуги в качестве моего импресарио.  С его легкой руки дела у меня сразу пошли в гору. Чизарелли и устроил мне выступления в Петрограде. Если бы не война, в Европе можно было бы организовать гастроль и рассчитывать на признание  в европейских столицах…

        О, Господи! Да что это я?.. Павел, дорогой, каким-то невероятным образом вдова моего отца и семейство фон Краузе узнали, кто я на самом деле. Возможно, они давно разыскивали меня. За двадцать лет поисков они узнали обо мне все. К сожалению, я не могу  сейчас бежать, уехать из Петрограда в другую страну – война и кое-какие бюрократические препоны… Выезд из России мне запрещен. Возможно, мои недоброжелатели использовали свои связи в дипломатическом корпусе и в Зимнем…
       
        Барон фон Краузе вцепился в меня мертвой хваткой.  Он устраивает скандалы везде, где я появляюсь… Уже при нашей первой встрече, когда я еще не знала, кто он такой,  мерзавец предложил мне…

        Певица зажала рот платком, как будто испугавшись сказать лишнего, и снова заплакала.

        - Полноте вам, Глафира Ивановна! – выдавил из себя Бутурлин. Он явно не умел утешать женщин.
 
        - Обо мне уже ходят ужасные слухи. Думаю, что к этому фон Краузе имеет самое прямое отношение…

        - Однако, барон не сильно преуспел в своей гнусности, публика вас любит…

        - Я не святая, Павел, а обычная земная женщина… В моей грешной жизни были…

        Мадам Кошкина вдруг скинула с головы шаль и посмотрела на штабс-капитана глубокими, словно черная бездна глазами.

        - Поцелуйте меня, Бутурлин!.. – потребовала она и положила трепещущие нервной дрожью ладони ему на погоны.

        Губы ее были жадными и горячими. У Павла Евграфовича померкло в глазах, его вдруг охватило бешеное желание, исступленная жажда обладания этой невероятно прекрасной женщиной.  Не помня себя, он сжал ее в объятиях.

Глафира застонала и попыталась вырваться. Тут Бутурлин опомнился и немного ослабил хватку.

        - Медведь! - Глафира Ивановна с трудом оттолкнула штабс-капитана.

        - Простите…

        Певица быстро закрыла ему губы своими тонкими пальчиками.

        - Если останетесь живы, я буду вашей, Бутурлин! – сказала она, тяжело дыша. - А коли захотите, то выйду за вас замуж... Вот!.. Возьмите вот это…

        Мадам Кошкина вложила ему в ладонь что-то, завернутое в носовой платок.

        - Это родовой талисман семьи дель Сарто. Он охраняет его владельца от гибели… Талисман сохраняет силу, если перстень передан по наследству или подарен... А теперь уходите! – вам нужно выспаться перед поединком…

        Будто во сне Павел Евграфович спустился на дорогу и услышал, как кучер мадам Кошкиной щелкнул кнутом: - Ну, пошла!

        Возок певицы умчался, скрипя полозьями, а Бутурлин остался стоять у газового фонаря, покачиваясь, словно пьяный. Поцелуй Глафиры горел жарким огнем на его губах.

         Он очнулся, когда швейцар в ливрее и цилиндре распахнул двери на входе в гостиницу и весело прокричал ему: -  Ай, славно погуляли, ваше благородие, по всему видать!  Идите почивать уже, завтра докутите! В Питерских кабаках вина и девок немеряно!

        Штабс-капитан машинально насыпал швейцару горсть серебра в подставленную ладонь и сказал: - Спасибо, братец, утром мне непременно нужно быть при полном здравии, веселье знатное предстоит…

        - Покорно благодарю, барин! Дай вам бог здоровья!

        - Барин…, - подумал про себя Бутурлин и усмехнулся: - А что? По крайней мере, барские замашки уже приобрел… Целоваться с итальянской маркизой и драться на дуэли – это как раз для бар забава!..

        В номере он нащупал в кармане шинели что-то и вспомнил о подарке мадам Кошкиной. В благоухающем духами носовом платке лежал серебряный перстень певицы с огромным рубином. Платок был влажным от ее слез. Штабс-капитан примерил перстень, с трудом надел его на мизинец левой руки, потом сжал кулак и с жаром воскликнул: - Утром я разнесу тебя на куски, фон Краузе, будь ты хоть сто раз чемпионом и даже самим чертом!.. А Глафира будет моей женой! Клянусь честью!

Глава V.
       
        В пять часов утра князь Куракин постучался в дверь его номера: - Павел, пора, вставай, дорогой!
      
        - Заходи, князь, не заперто!

        Бутурлин встретил товарища уже одетым, чисто выбритым и благоухающим туалетной водой с запахом весенней сирени. Он выглядел свежим и отдохнувшим. Судя по всему, штабс-капитан отлично выспался, хотя спал не более трех часов, был бодр и даже, как показалось Куракину, весел.

        - Чему ты радуешься, разудалая твоя душа, через час у тебя смертельно опасный поединок, а у тебя дурашливое настроение…

        - Ничего подобного! У меня всегда повышается настроение перед боем. Помнишь, как писал граф Лев Николаевич Толстой: - Страшно и весело!

        - Похоже, что тебе только весело… Не хочешь ли оставить какие-нибудь распоряжения на случай…

        - Я, Вадим, гол, как сокол, все мое имущество при мне. Впрочем, если что, завещаю тебе мою бритву. Трофейная, настоящий «Золинген». Денщик мой реквизировал ее в захваченном германском блиндаже. Ее хозяин удрал так стремительно, когда мы ворвались на позиции, что оставил весь бритвенный прибор, даже зеркальце и полотенце.

       - Спасибо, дорогой! Я как-нибудь обойдусь без твоего трофея. Завтракал?

        - Нет еще. Слишком рано.

        - Тогда собирайся, автомобиль ждет на улице у входа... О-о-о!.. Что это за перстень на твоей левой руке?

        - Талисман на счастье… Кстати, если что… Вернешь его Глафире Ивановне…

        Куракин хотел еще что-то спросить, но передумал.

        Когда офицеры подъехали к дому на набережной, где находился фехтовальный зал,  возле коновязи уже находилось несколько саней и легкий экипаж, а чуть в отдалении стоял поблескивающий лаком автомобиль барона фон Краузе.  Мастер  фехтования Ле Бренн, прохаживающийся перед чугунным крыльцом здания, поспешил им навстречу.

        - Ну, наконец-то! У вас есть еще четверть часа, Бутурлин, - вместо приветствия сказал он: - Идите в зал и разомнитесь, как следует. И помните мои наставления, мон шер!

        - Непременно, Христофор Карлович…

        - Ну, ступайте! Храни вас Господь! А вы, Вадим Петрович, побудьте здесь со мной. Дуэль не спектакль, там лишние зрители только мешают.

        Клубный лакей проводил Бутурлина в его комнату и помог раздеться. Штабс-капитан остался в льняной исподней рубашке, галифе и сапогах. Он энергично размялся и вышел в коридор. Его секундант – сотник Еремеев в кожаных крагах и с набитым конским волосом щитке на правом предплечье уже поджидал его.

        - Пора, Павел Евграфович! Как настроение?

        - Настроение весьма злое, Ермолай Матвеевич, я намерен свернуть башку лейб-гвардейцу!

        - Желание похвальное, но вам бы свою сохранить в целости, штабс-капитан…

        - Ужо постараюсь!

        Помещение, в котором должна была состояться дуэль, оказалось квадратным залом, в котором занимались начинающие фехтовальщики, с дубовым полом и короткой фехтовальной дорожкой, уже слегка присыпанной мокрым песком. На полу друг против друга мелом были начертаны два небольших круга в полтора аршина диаметром каждый.

        Шевалье де Шуазель-Гуфье в кожаном колете, седой и исполненный достоинства, стоял между ними с зажатыми в руке двумя иранскими саблями в ножнах, правое предплечье распорядителя тоже  закрывал набитый конским волосом щиток.  Еще три клинка держал в руках служитель зала, стоящий позади француза. Шевалье приветствовал штабс-капитана учтивым кивком головы. Бутурлин тоже поклонился. У противоположной стены, заложив руки за спину, бесстрастно взирал на происходящее сухонький старичок в пенсне с аккуратной седой бородкой и усиками.  По всей видимости – доктор, так как у самых его ног стоял объемистый саквояж желтой кожи, какие обычно носят представители этой гуманной профессии.

        Ровно в шесть часов отворилась боковая дверь, и появился фон Краузе в бриджах, фехтовальных туфлях и просторной хлопковой рубашке апаш. Барона сопровождал хмурый секундант Малиновский. Барон небрежно кивнул присутствующим. Распорядитель сдержанно ответил.  Доктор кашлянул в кулак, а штабс-капитан и сотник Еремеев отвернулись. Шевалье покачал головой и попросил секундантов подойти к нему.

        - Господа! – торжественно объявил распорядитель: - Предлагаю противникам решить дело миром! Даю вам на размышление одну минуту. Подумайте, стоит ли ссора пролития чьей-то крови, и, тем более, - бесценной человеческой жизни?

             Сотник Еремеев, отлично зная, каков будет ответ, скучно спросил фон Краузе: - Не хотите ли кончить дело миром, лейб-гвардии поручик фон Краузе? 

        Барон смерил сотника ненавидящим взглядом и прошипел: - Я намерен добавить к четырем солдатским крестам вашего приятеля Бутурлина еще один – деревянный!

        - Ой-ой! Как страшно! Уж больно ты грозен, как я погляжу!*(2)

        - Фигляр! – поручик едва владел собой: - Радуйся, любезный, что сейчас я спущу шкуру с твоего товарища, а не с тебя, невежа!

        Еремеев  широко улыбнулся: - Если это официальный вызов, месье, то я готов дать удовлетворение в любое время!

        - Дойдет очередь и до тебя, господин казачий сотник, но не сегодня!

        - Стало быть, вы не согласны на примирение со штабс-капитаном Бутурлиным, барон?: - снова переходя на официальный тон, спросил Еремеев.

        -  Примирение невозможно!

        - Понятно! Иного я и не ожидал от вас! – Еремеев слегка поклонился и вернулся к распорядителю.

        На предложение Малиновского помириться Бутурлин отрицательно покачал головой.

        - Господа! – вновь провозгласил распорядитель дуэли: - Так как противники отказались от примирения, конфликт между лейб гвардии поручиком Преображенского полка фон Краузе и штабс-капитаном Уманьского пехотного полка Бутурлиным будет решен в сабельном поединке немедленно! Напоминаю регламент предстоящей дуэли:

        Бой ведется на саблях в позиции «не сходя с места». То есть - противники располагаются на фехтовальной дорожке, каждый в очерченном мелом круге, внутри которого может свободно перемещаться, но выходить из его пределов сражающиеся не имеют права. В случае, если кто-то из них покинет границы круга, бой прекращается, противники возвращаются на свои места и возобновляют поединок. Никаких ограничений в применении оружия обоюдным соглашением сторон не предусмотрено – клинком можно как рубить, так и колоть.

         В этот момент фон Краузе злобно усмехнулся. Шевалье де Шуазель-Гуфье неодобрительно глянул на него и продолжил:
        -   Схватка продолжается до первой крови. Если кто-то из противников выронит оружие, упадет или коснется пола рукой, коленом, либо любой другой частью тела, бой прекращается. Запрещено вести бой после остановки боя распорядителем, то есть мной, господа!

        Напоминаю всем, что в случае, если кто-то из участников дуэли позволит себе бесчестные приемы ведения боя, то господа секунданты и ведущий распорядитель, имеют право такового нарушителя обычаев и правил ведения благородного поединка немедленно убить на месте без предупреждения!..

        По окончании дуэли, составляется протокол, отражающий весь ход поединка. Его подписывают секунданты сторон и ваш покорный слуга. Находящийся здесь земский врач господин Фатюшин, должен будет поставить свою подпись, если кто-то из участников дуэли будет ранен или убит…

        Есть ли ко мне или присутствующим какие-либо вопросы, господа?..

        Француз окинул быстрым взглядом противников.

        - Ну что ж!.. Если вопросов нет, приступим… Да свершится воля Господня, и пусть Всевышний покарает неправого и недостойного!..
   
        Кинули монету. Правая сторона фехтовальной дорожки досталась штабс-капитану Бутурлину, левая – барону фон Краузе.  Противники выбрали себе клинки, секунданты и шевалье тоже вооружились саблями.

        Фон Краузе внимательно осмотрел шамшир, удовлетворенно потряс клинком и  вдруг сделал несколько быстрых фехтовальных движений.

       - Встаньте на свое место, барон, и ведите себя достойно! – сердито сказал ему Малиновский.

        - Виноват-с, господин капитан! Забылся!

        Дуэлянты встали на свои места. Секунданты с обнаженными саблями расположились с двух сторон фехтовальной дорожки. Шевалье де Шуазель-Гуфье встал слева и чуть позади капитана Малиновского тоже с саблей в руке.

        - Ан гард!*(3)- напрягая голос, громко сказал он.

        Барон встал в стойку в середине своего круга. Он слегка присел, согнув ноги в коленях, словно балетный танцор, правую руку отвел за спину  и опустил вниз, левую руку с зажатой в перчатке рукоятью шамшира выставил вперед и согнул в локте так, что отточенный кончик его сабли оказался на уровне глаз штабс-капитана. Взгляд у фон Краузе был жесткий и холодный, словно остывшая на лютом морозе сталь.

        К изумлению секундантов, Бутурлин согнулся в три погибели, поставил левую ногу прямо на край окружности,  а правую ногу расположил чуть позади левой, развернув стопу вправо. Саблю он держал за рукоять двумя согнутыми в локтях руками. Острие шамшира смотрело прямо в лицо барону. Фон Краузе презрительно усмехнулся.

        Распорядитель с недоумением посмотрел на штабс-капитана и спросил: - Эт ву пре?*(4)

        - Я готов, месье! – ответил Бутурлин, не отрывая напряженного взгляда от лица противника.

        Шевалье де Шуазель-Гуфье пожал плечами, поморщился и покачал головой. Потом чуть помедлил, опустил свой клинок к полу и выкрикнул: - Алле!*(5)

        Штабс-капитан мгновенно распрямился, словно сжатая до пределов пружина, и сделал длинный молниеносный выпад в голову фон Краузе. Тот едва успел отбить  первый укол, как за ним последовал другой, не менее стремительный и опасный, поручик с трудом отбил и этот, третий выпад он уже вовремя поймал и ловко отвел в сторону. Ему не хватило какого-то мгновения для ответного решающего удара, так как глаза фон Краузе с невольно вспыхнувшей в них злобой зацепились за огромный рубин дель Сарто на руке штабс-капитана. Следующий укол Бутурлин сделал так же быстро, как и первые три, но в движении повернул влево рукоять сабли до того, как его чуть промедливший противник успел парировать удар. 

        Барон вскрикнул. Острие иранского шамшира воткнулось ему в верхнюю десну под носом. Голова фон Краузе дернулась и откинулась назад. Клинок рассек ему верхнюю губу, сломал несколько зубов на верхней челюсти  и распорол  левую щеку до самого уха. Обильно хлынула кровь.

        - Альт! - скомандовал распорядитель и бесстрастно добавил: - А друа!*(6)

        Бутурлин тут же опустил саблю и сделал шаг назад.  В следующее мгновение клинок фон Краузе, летящий прямо в голову штабс-капитану,  со звоном столкнулся с саблями шевалье де Шуазель-Гуфье и капитана Малиновского.

        - Это бесчестно, барон! Вы наносите удар  уже после остановки боя!..: - крикнул распорядитель.

        - Опустите оружие, фон Краузе! – закричал Малиновский и с решимостью добавил: - Или мы убьем вас!

        Сотник Еремеев, уже взмахнувший саблей, едва успел сдержать удар.

        Барон бросил шамшир на пол и рухнул на колени. Он выплюнул обломки зубов вместе с кровью и, схватившись за располосованное клинком лицо, громко застонал. Левая сторона его рубахи быстро пропитывалась алой кровью, обильно сочившейся сквозь пальцы рук.

        - Доктор!.. – позвал Малиновский. Но доктор уже подбегал к раненому с марлевым тампоном в руке, на ходу поливая его антисептическим раствором из небольшой бутылочки. 
        - Помогите же мне, господа!: - попросил он, тщетно пытаясь оторвать руки барона от его рассеченного лица. Секундант Малиновский и служитель зала подхватили фон Краузе подмышки, поставили на ноги и схватили барона за руки.

        - Потерпите, голубчик! – сказал врач и приложил смоченный раствором тампон к ране. Барон застонал громче.

        - Терпите, голубчик, терпите!

        - Есть ли опасность для жизни, месье Фатюшин? – спросил шевалье.

        - Непосредственной опасности нет, Бенедикт Эдуардович! Но ранение ужасное! Сейчас я поставлю скобки и сделаю перевязку, но потом нужно, как можно быстрее, доставить раненого в больницу и квалифицированно зашить лицевые мышцы… Здесь это сделать трудно…  Вся левая сторона…

        - Сделайте все, что нужно, Осип Давыдович!

        - Постараюсь!

        Когда капитан Малиновский и служитель в сопровождении доктора Фатюшина вывели фон Краузе на крыльцо с замотанной бинтами головой, Ле Бренн и князь Куракин поспешили выходящим навстречу.

        - Кто? – с тревогой спросил Вадим Петрович, не сумев в полумраке распознать раненого.

        - Не ваш! – отозвался Малиновский и кивнул головой в сторону входа: - Ваш там… Принимает поздравления!.. Осторожней, барон, здесь ступеньки…
_____________________________________
      

         - Таким образом, кризис в снабжении армии оружием и боеприпасами в основном преодолен, Государь! – заканчивал доклад военный министр генерал от инфантерии Поливанов: - По сравнению с прошлым годом, винтовок и всех калибров артиллерийских орудий отправлено в войска почти в два раза больше, пулеметов – в четыре раза, снарядов – более чем в три раза… патронов для винтовок и пулеметов…

        - Спасибо! Вы хорошо поработали, Алексей Андреевич!.. – прервал министра Николай II: - Надеюсь, что вскоре неприятель на собственной шкуре испытает мощь русского оружия!

        - Генеральный штаб заканчивает корректировку военных операций на текущий год, Ваше Императорское Величество…

        - Прекрасно!.. Скажите, Алексей Андреевич, а что это за история с дуэлью лейб-гвардейского поручика фон Краузе и неким …

        - Штабс-капитаном Бутурлиным, Государь…, - подсказал генерал.

        - Да-да! Сей молодой офицер, кажется, отменный герой?

        - Совершенно верно, герой и полный георгиевский кавалер, Ваше Императорское Величество. Неоднократно отличался в сражениях с супостатом. Недавно Вашим именным указом, Государь, пожалован потомственным дворянством… На приеме в Зимнем дворце Вы самолично изволили вручить штабс-капитану серебряный именной портсигар с дарственной надпистью…

        - Ах, да! Припоминаю… Этакий рослый красавец с открытым русским лицом… Наша дочь Великая княжна Анастасия ассистировала мне при награждении отличившихся… Она потом сказала мне, что этот молодой офицер похож на Эндимиона*(7)…  Н-да!.. Кстати, фрейлина Астахова вчера пожаловалась Государыне, что ее племянник Казимир фон Краузе – офицер Преображенского полка опасно ранен на дуэли… Причина дуэли – дама?

        - Певица Глафира Кошкина, Ваше Императорское Величество…

        - Красивая женщина?

        - Необыкновенной красоты прелестница, Государь! Знатоки утверждают, что у певицы и редкой красоты голос – Драматическое сопрано…

        - Хм-м… Высокие романтические чувства!..  Дворянка?

        - Как удалось узнать, она - вдова маркиза из уже угасшего ныне старинного рода дель Сарто, итальянская подданная. Кошкина – ее псевдоним. Она побочная дочь графа Астахова и горничной-простолюдинки. Плод шалости любвеобильного графа. Воспитывалась в закрытом католическом пансионе.

        - Ах, вот как! Стало быть, фрейлина Астахова – ее родственница?

        - Как говорят – седьмая вода на киселе!

        Губы царя тронула едва заметная улыбка, но взгляд его тут же стал серьезным.

        - Ранение у поручика тяжелое?

        - Скорее страшное, но не опасное.  Противник разнес клинком ему всю левую сторону лица. Вряд ли фон Краузе теперь будет спокойно разглядывать себя в зеркале по утрам…

       Государь хмыкнул и с любопытством посмотрел на военного министра:
       - Мне кажется, что вы еще что-то хотите добавить, Алексей Андреевич?

       - Не могу умолчать, Ваше Императорское Величество о недостойном поведении  фон Краузе на поединке... Распорядитель дуэли остановил поединок после ранения барона. Штабс-капитан сразу же опустил оружие, а его противник нанес неожиданный и вероломный удар, который вполне мог бы убить Бутурлина, если бы секунданты не сумели его вовремя парировать.

       - Ах, даже так!.. Однако! Надеюсь, сие бесчестное нарушение правил благородного поединка нашло отражение в дуэльном формуляре?

       - Да, Государь! Соответствующий протокол подписан распорядителем дуэли шевалье де Шуазель-Гуфье и секундантами сторон: капитаном Малиновским и казачьим сотником Еремеевым.

        - М-да!.. Какая отвратительная низость со стороны гвардейского офицера, поручика Преображенского полка!  Это вопиющий случай несомненно получит огласку и ляжет позорным пятном на репутацию барона фон Краузе! Он ведь дворянина знатного рода...  А все-таки, не могу понять, Алексей Андреевич, как получилось, что опытный дуэлянт и несравненный фехтовальщик фон Краузе проиграл армейскому штабс-капитану? Его противник… Он что, тоже большой мастер сабли?

        - Совсем нет! Сдается мне государь, что штабс-капитан Бутурлин победил в поединке именно потому, что не имел абсолютно никакого представления о фехтовании. Он бился так, как сражаются в штыковом бою – двумя руками, применяя только колющие удары…

        - Что вы говорите! Хм-м!.. Весьма забавно!.. Фон Краузе в прошлом году, кажется, уже участвовал в дуэлях?

        - В начале января 1915 года барон умертвил на дуэли подпоручика Лихачева, в апреле 1915 года им в поединке убит драгунский ротмистр Нехлюдов, а в конце июля 1915 года - коллежский асессор Черевичный и еще через два месяца корнет Ахтырского полка Урусов…

        - М-м-да!.. Не кажется ли вам, генерал, что подобную лихость нужно показывать в бою с неприятелем, а не в тылу под боком у тетушки-фрейлины?

        - Не смею возражать, Государь…

        - Вот что, Алексей Андреевич!.. Отправьте-ка забияку фон Краузе, как только он оклемается, … в действующую армию… на фронт!.. Пусть в боях с германцами показывает свои доблести!

        Николай II задумался и вдруг глянул на военного министра смеющимися глазами: - А этого сорванца… штабс-капитана Бутурлина… переведите в гвардию, в охрану нашего дворцового комплекса в Гатчине, пусть командует лейб-гвардейской гренадерской ротой. Нам там будет спать спокойнее…

        - Но, Государь!..

       - Мы так желаем, генерал! 

        - Слушаюсь, Ваше Императорское Величество!
***

ЭПИЛОГ

        На этом, пожалуй, можно было бы, и закончить эту историю о дуэли на саблях между мастером фехтования и чемпионом Петрограда фон Краузе и храбрым армейским офицером Бутурлиным. Осталось сказать несколько слов о дальнейшей судьбе некоторых действующих лиц этого повествования.

        Пройдет всего чуть больше года, и царь Николай II отречется от престола. В марте 1917 года власть перейдет к революционному Временному правительству, и Россия, сбросившая иго трехсотлетней монархии, пьяная от невиданных прежде демократических свобод, пойдет вразнос.

        Потом будет провальное летнее наступление совершенно разложенной либеральными переменами русской армии, когда после первых успехов и прорыва неприятельской обороны войска откажутся наступать, перестанут подчиняться приказам и начнут митинговать, а потом самовольно оставлять фронт и разбегаться по домам.

        «Армия обезумевших темных людей, не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит! На полях, которые нельзя даже назвать полями сражения, царит сплошной ужас, позор и срам, которых русская армия не знала с самого начала своего существования»: - такую телеграмму направил генерал Корнилов Временному правительству.

***

            Сотник Еремеев был убит 10 июля 1917 года мародерами, когда пытался остановить грабежи и еврейские погромы на одной из улиц оставляемого бегущими войсками Тарнополя. 

        - Остановитесь, братцы!.. Вы же русские!.. – успел сказать он, зажимая ладонями простреленную навылет грудь. Вторая пуля попала ему прямо в сердце.

***

        Казимир фон Краузе, к тому времени уже армейский подполковник, погиб 27 октября 1917 года как раз после Октябрьского переворота в Петрограде.

        Он шел по улице в глубокой задумчивости, достал портсигар, сунул в рот папироску и остановился, чтобы зажечь спичку. Два пьяных солдата в замызганных шинелях, бредущих от разграбленных винных складов и шедших позади подполковника, поравнялись с ним, и один из них присвистнул: - Эй, фицерик!.. Ну, у тя и харя!.. Дай-ка покурить...

        - Пшел вон, скот! – зло ответил фон Краузе и отвернулся, чтобы идти дальше.

          - Ах ты, гнида! – солдат пнул офицера ногой. Тот мгновенно выхватил шашку и уложил обидчика на месте. Второй выронил початую четверть с водкой и с воплями побежал прочь.  Фон Краузе погнался было за ним, но на его беду рядом в переулке проходил отряд революционных матросов, которые поспешили на помощь солдату. 

        - Бей офицерскую сволочь! – крикнул кто-то. Матросы начали стрелять, а потом с гоготом и улюлюканьем  уже умирающего барона подняли на штыки.

***

        Революции начинаются с речей краснобаев и красивых лозунгов, произносимых с трибун и взлетающих транспарантами над взбудораженной толпой, а заканчиваются всегда одинаково: развалом всех институтов государства, войной, голодом, бесчеловечными преступлениями и многолетней разрухой. Это уже потом революционное лихолетье прикрывают романтическими сказками, в которых мясники с окровавленными по локоть  руками предстают этакими кристальной чистоты героями, посвятившими жизнь великой и благородной цели - борьбе за освобождение угнетенного человечества.

***

        В ночь с 16-го на 17-е июля 1918 года в Екатеринбурге революционеры зверски убили в подвале дома купца Ипатьева, гражданина Романова Николая Александровича (бывшего царя Николая II), всю его семью и домочадцев.

        Когда стали выносить трупы, бывшая Великая княжна Анастасия, очнулась от беспамятства, села на носилках вся в крови и от увиденной картины заваленного мертвецами подвала в ужасе  закрыла лицо руками. У палачей сдали нервы, почти в истерике они долго и бестолково добивали ее штыками. В конце концов, большевику Юровскому, командовавшему расправой, это надоело, и он убил девушку несколькими выстрелами из револьвера.

***

        Шевалье де Шуазель-Гуфье удалось благополучно покинуть охваченную гражданской войной Россию и почти без приключений добраться до Франции.  Он тихо скончался перед Второй мировой войной в своем поместье в Шампани, окруженный любящими родственниками.

***

        Офицер Генерального штаба генерал-майор Ярополк-Мирский служил в штабе белого генерала Май-Маевского.  Погиб осенью 1919 года при нападении махновцев на штабной поезд, в котором он ехал.

***

        Владелец фехтовального зала Ле Бренн в дни Красного террора был арестован, сидел в Крестах и уже ожидал расстрела, но каким-то невероятным образом чудовищная мясорубка репрессий дала сбой и Христофора Карловича отпустили.  Эмигрировал. Сменил несколько стран, последние годы жизни провел в Копенгагене. Скончался в 1942 году во время немецкой оккупации Дании.

***

Адвокат Крамер Леопольд Францевич в марте 1918 года был убит налетчиками в своей квартире во время ограбления.

***

        Доктор Фатюшин был мобилизован в Красную Армию, служил в полевом госпитале, после Гражданской войны был частнопрактикующим врачом, а потом преподавал на медицинских курсах при военно-медицинской академии. Умер в 1935 году.

***

        Бывший военный министр генерал Поливанов Алексей Андреевич в 1918 году записался в Красную Армию. Скончался от тифа осенью 1920 года.

***

        Капитан Малиновский Алексей Нилыч участвовал в знаменитом «Ледовом походе» Добровольческой армии, служил у Деникина, потом у Врангеля. После падения Крыма эвакуировался с последним пароходом. Последние годы жизни работал таксистом в Париже. После оккупации Франции нацистами участвовал в антифашистском подполье. Погиб в концлагере.

***
        Князь Куракин Вадим Петрович эмигрировал во Францию в 1919 году. Жил в Бретани, увлекся сельским хозяйством и поселился на ферме, где вел вполне обеспеченную и сытую жизнь сельского буржуа. В 1925 году женился на аристократке-француженке, вдове погибшего на войне военного летчика. Был счастлив в браке.

        Однажды, уже после капитуляции и оккупации Франции нацистами в 1940 году, его вызвали в местное гестапо для беседы и проверки благонадежности.

        Оберштурмфюрер, допрашивавший Куракина, не отличался вежливостью и вел себя довольно нагло. В конце разговора шеф гестапо показал старинный перстень на своей левой руке, аккуратно подышал на огромный рубин, закрепленный на нем, потер  его о рукав мундира и сказал, что снял этот перстень с руки убитого русского офицера в августе 1917 года. Князь вгляделся в перстень и изменился в лице. Гестаповец, казалось, был весьма доволен впечатлением, которое произвел на русского дворянина драгоценный камень, поблескивающий кровавыми искрами на его пальце. Он презрительно сказал князю, что одноглазой русской свинье, принимавшей участие в первой большой войне, надлежит жить тихо в своем навозном раю, и не высовываться, дабы не потерять второй глаз, который он – оберштурмфюрер Брюнн с удовольствием выбьет сам лично, если представится такая возможность.

        Князь внимательно посмотрел гестаповцу в лицо своим единственным глазом, молча проглотил оскорбления и вернулся на ферму.  Он переоделся в явно тесноватый ему мундир с погонами подпоручика старой русской армии, сунул револьвер сзади за ремень, накинул плащ, спрятал под него армейскую фуражку с трехцветной кокардой и сказал жене, чтобы его не ждали к обеду. Женщина сразу почувствовала недоброе и с тревогой спросила, куда он направляется? Князь задумался, потом нежно поцеловал жену и, уже уходя, сказал: - Надеюсь, что в рай, Жаклин! И помахал на прощанье рукой.

        Перед зданием гестапо Вадим Петрович неторопливо раскурил сигару, потом сбросил плащ на дорогу и аккуратно натянул по самые уши фуражку. Часовой на входе подозрительно посмотрел на него и торопливо взвел затвор автомата: - Halt!*

        Князь выстрелил ему в лицо, поднял оружие убитого и ворвался в здание. Он шел по коридорам, методично расстреливая всех, кто попадался ему на пути. Когда в магазине кончились патроны, снова пустил в ход револьвер. Оберштурмфюрер Брюнн попался ему на лестнице второго этажа. Гестаповец в панике расстрелял всю обойму, но, не замечая этого, раз за разом жал на спусковой крючок и, уже совершенно ничего не соображающий, в отчаянии тряс перед князем разряженным вальтером со вставшим на задержку затвором.

        Куракин вынул изо рта сигару и участливо спросил: - Что, не получается выбить мне второй глаз, месье Брюнн?

        Потом сжал губы и ударил оберштурмфюрера рукояткой нагана прямо в лоб: - А такая возможность у тебя была, грязный бош! И всадил в ухо шефу гестапо последнюю пулю из револьвера.

         Когда караульные солдаты из дежурной смены охраны ворвались на лестницу, князь Куракин спокойно стоял на лестничной площадке второго этажа, курил сигару и рассматривал снятый с руки гестаповца серебряный перстень с рубином.

         Увидев автоматчиков, князь усмехнулся, надел перстень на безымянный палец левой руки, потом вскинул пустой наган и громко сказал: - Пиф-паф!
        Весь изрешеченный пулями он сполз вниз по стене, и из его приоткрытых губ, словно покидающая тело душа, показалась и тут же растаяла в воздухе голубоватая струйка табачного дыма.

***

        Певицу Глафиру Кошкину в конце января 1916 года выслали из России, до конца войны она жила в Швейцарии, давала концерты.
       
        Бутурлин Павел Евграфович служил в лейб-гвардии Гренадерском полку. После Февральской революции попросился на фронт. В августе 1917 года был ранен в голову осколком ручной гранаты, в бессознательном состоянии попал в плен. Долго находился между жизнью и смертью, выжил, но потерял память. В январе 1919 года через международный Красный крест его разыскала в немецкой богадельне итальянская маркиза дель Сарто со странным для итальянки именем Глафира и увезла в Италию.

        К большому изумлению врачей маркиза выходила Бутурлина и поставила на ноги, а в 1922 году вышла за него замуж. В 1926 году супруги эмигрировали в Соединенные штаты. Там Глафира сделала удивительную карьеру в компании «Коламбия пикчерс», сначала дублируя безголосых актрис и играя эпизодические роли в музыкальных кинокартинах. Талант драматической актрисы увидели в ней, как это часто бывает, совершенно случайно.  В 1930 году ей неожиданно предложили главную роль в знаменитом фильме «Поздняя любовь», признанного впоследствии классикой жанра.  Эта роль принесла ей славу и признание.

        Зрители и кинокритики восприняли ее несколько запоздавший дебют в кинематографе с восторгом. Посыпались предложения и более чем щедрые гонорары. Знатоки кино должны помнить эту замечательную актрису, снимавшуюся под псевдонимом Глория Фокс.

А ее муж в это время работал инженером на одном из автомобильных заводов Генри Форда и с трудом переносил положение мужа кинозвезды, постоянно находящейся в центре внимания публики. В конце концов, Бутурлин настоял, чтобы Глафира закончила кинокарьеру. В конце пятидесятых Глория Фокс в последний раз появилась в киносказке «Фея Золотого грота» в роли доброй волшебницы. После съемок фильма семидесятилетняя актриса и ее муж поселились на купленном ранчо в Аризоне.

        В 1963 году супругов навестил невероятно тогда популярный Грегори Пек, с которым Глафира водила дружбу. Осмотрев ранчо и роскошную обстановку дома знаменитый актер не без восхищения сказал пожилой чете: - А вы здесь неплохо устроились! Иногда, чтобы добиться известности и успеха, стоит поменять родину!

        - Мы Родину не меняли, - отозвался Бутурлин: - мы поменяли место жительства...

        О последних годах жизни супругов мало что известно, жили они уединенно, никогда не появлялись на публике и не давали интервью газетчикам.

        Кстати, знаменитая и востребованная ныне в мировом кинематографе актриса Фелиция Норманн – это любимая внучка Глафиры Ивановны Кошкиной и Павла Евграфовича Бутурлина от их средней дочери Констанции.

        Интересно, что дебютировала Фелиция в римейке фильма «Фея золотого грота», где сыграла юную фею, которая своим волшебством, помогает храброму рыцарю победить в бою страшного демона зла. 

***

ПРИМЕЧАНИЯ:

Альт!*(1) - (франц.) Стоп!

"Уж больно ты грозен, как я погляжу!"*(2) - строчка из поэмы Н.А.Некрасова "Крестьянские дети"

Ан гард!*(3) - (франц.) К бою!

Эт ву пре?*(4) – (франц.) Вы готовы?

Алле!*(5) - (франц.) Начинайте!

А друа!*(6) - (франц.) Укол засчитан тому, кто справа!

Эндимион*(7) - (миф.) Необычайно красивый юноша-пастух, в которого была влюблена богиня луны Селена.

Halt! - (нем.) Стой/стоять!