Плутон. Формула дружбы

Ты не бросай в собаку камень, пусть это лишь бездомный пес,
  Но он и так до боли ранен,
Хоть и не знает горьких слез.
  Глава 1.
Гав! Я пес. Обыкновенный и не имеющий породы. Зато у меня есть хозяева! Старушка Клара, ее сын Леша, его жена Аннушка и их дочка Катюша. Всех до единого я признаю хозяевами. Живу я у Клары. Дом сторожу, вою на луну (со скуки), сижу у ворот, собакам-друзьям еду таскаю (которую мне Клара дает, а не нагло из холодильника), в общем, живу.
До Клары щенком я жил у бродячих собак. Их там у нас в деревне полно. Жили мы все в мусорном баке, помоями питались (как сейчас вспомню – живот подведет). А познакомились мы с Кларой так.
Одним утром я хлебал молочко, которое принесла старушка-кошатница к помойке. Кошек мы давно оттуда прогнали. Неожиданно из-за дерева появилась Кларочка. Как я ее не заметил – до сих пор загадка. Но она меня заметила и пожалела. Взяла к себе, помыла, приютила. Вот и живу себе. Если честно, то я думаю, что во многих вопросах о собаках я разбираюсь лучше вас, людей, ведь у меня большой жизненный опыт на этих делишках. Вы в курсе, я Плутон? Еще нормальное имя, как планета. А ведь бывают на свете Тузики, Мусики, Белли, Велли и т.д. "А ведь выбор имени щенка – это главное событие начала вашей совместной жизни. Оно отражает ваши мысли, ваш вкус, ваши желания и говорит о вас столь же красноречиво, как и о вашем верном друге" – прочитала мне Клара из какой-то умной книжки. И то верно, все отражает имя. Милое имя, например, Пушок, сразу располагает к себе, что уж точно не скажешь про имя Цербер.
Граф из соседской дачи сказал, что с удовольствием поменял бы своё имя например, на Вольт. Ему надоело изображать себя скучным злым псом, который только и делает, что сторожит дачу. А ведь он энергичный, веселый и молодой.
- Милый, сходи к калитке – почта пришла, сказала Клара со вздохом. – Наверно, "Цветоводство" и "Здоровье".
В ящике действительно были два красочных журнала, пахнущие типографской краской. Но в самом углу почтового ящика лежал тяжелый конверт и бандероль. Я прихватил их зубами, а журналы оставил – приду позже, письмо поважнее.
Письма Кларе приходили редко – сын был в командировках очень часто, а Аннушка писала иногда, скупо сообщая городские новости и прилагала к письму телепрограмму.
- Плутишка, подойди-ка сюда! – вдруг окликнула меня Клара. – Гляди, что ты принес?
Чудная Кларка! Будто я не смотрел, что нес! Я, более того, обнюхал конверт!
- От Леши, продолжала Клара. – Ты погляди, какой почерк! За этот самый почерк он в школе двойки приносил… Не разглядеть тут ничего без очков! Плутиша, принеси-ка мне очки!
Ну и Клара! То "Плутишка" я у нее, то "Плутиша"! Только что говорил об именах! Но что бы то ни было, я иду за очками, а вслед достается:
- Плутиша! Долго ждать? Очки на тумбочке!
Будто я не знаю, честное слово! Мне уже третий год пошел! Взяв футляр, я направился к Кларе и отдал ей. Та, повозившись с кнопочкой на футляре, достала очки, надела, прокашлялась и прочла:
Дорогой мамусик!
 Как дела? Корм для Плута кончился? Пиши, я могу привозить тебе корм. Прошу тебя об одном одолжении: я уезжаю в дальнюю командировку в Углегорск. Аня в больнице. Катька и Андрей одна дома. Не сможешь ли ты последить за ними этак с недельку? Плута возьми с собой, но не веди в квартиру: Катька не переносит собак. Оставь Плута у Татьяны Михайловны из сороковой квартиры. С ними я договорился, все нормально. Ошейник и поводок для Плута смотри в бандероли. Их тоже отправил я, а то у нас в городе нельзя без них. Еду для Катьки смотри в буфете. Там есть и конфеты, но у нее аллергия. Не волнуйся, целую,
Твой любящий Алексей.
Ничего себе! А то неспроста спросил про мой корм, ведь уже целых два года, которых я живу с Кларой, Леша ни разу не поинтересовался про меня и корм. Клара покупала его для меня в придорожном магазинчике под названием "Любимый".
- Собирайся, Плутишка, сказала Клара мне. – Сейчас же еду к Катюше, а ты к Татьяне Михайловне. Ну не делай такую мордашку, она тебя не съест! Да и у нее наверняка дети, не будет скучно. А я иду в магазин за подарком для Катеньки. Да, и отнеси письмо на тумбочку.
Чудная Клара! "Собирайся!" Да я уже весь собран, стою перед тобой, как лист перед травой, или как там в сказках говорится! А уж это тебе нужно собираться!
- Плутишка, я неясно сказала? А ну-ка марш класть письмо на тумбочку!
Да уж, если Кларе попасться под горячую руку, можно и получить. Хлопнула калитка. Клара ушла. Теперь дома только я один. Я и телевизор. Нажав лапой на черную кнопку на телевизоре, я прилег на диван. Послышался голос диктора, который говорил что-то про платежи и налоги, страны… Короче, я задремал. Сквозь наступающий сон диктор громко объявил:
- А теперь главная новость этого дня! Невероятно, но факт: Тилли – лапа мастера! Пес по кличке Тилламук Чеддар, а для друзей просто Тилли, родился в 1999 году в США и уже в возрасте 6 месяцев начал РИСОВАТЬ свои первые картины! Его картины выставлены во все художественные галереи по всему миру, а более ста картин, подписанные собачьей лапой, уже нашли своих хозяев за цену, в ряде случаев превышающую 2000 евро! На этом наша программа завершена!
Я лежал на диване и не мог прийти в себя! Ай да Тилли – молодец! Голос вернувшейся Клары был суров:
- Куда залез? А ну слезай – диван не предназначен для собак! Ишь разлегся! Иди отнеси мой подарок в дорожную сумку!
Через час Клара вызвала нам такси. Рыжий водитель, назвавшийся Антоном, заявил:
- Собакам в машине не место! Садитесь, гражданка, а собаку оставьте!
- Нет, Антон, поймите – его никто не будет кормить, пока я буду в городе!
Отчаянно выругавшись, Антон постелил на сиденье тряпки и мы сели. В машине было ужасно – меня качало со стороны в сторону, а когда я захотел выпрыгнуть в окошко, путь мне преградило стекло. Наконец, усевшись поудобнее, я стал рассматривать пейзажи за окном. Сначала мелькали поля, перекрестки, деревни, магазины, станции, а потом на смену выступил город. Широкое шоссе, множество домов, магазинов, салонов – передо мной открылся вид на город.
                Глава 2.
Антон молча довез нас до большого дома с надписью "Ул. Боярская. Д. 24" и высадил нас. Сначала мы зашли в подъезд. Там пахло кошками. Клара позвонила в квартиру с цифрой 40. Нам открыла полная улыбчивая женщина.
- Знаю о вас, сказала она. – Мой сын Рома мечтает о вашем Плутоне.
Хоть кто-то не коверкает мое имя!
Мы с Ромкой быстро подружились. Игривый и веселый мальчуган страдал какой-то серьезной болезнью сердца с рождения. Быстро бегать ему запретили. Ромке было шесть лет. Он, как считали все соседи в их доме – сумасшедший. Называет сам себя Ромой, слишком громко поет, слишком медленно говорит… Малышу не хватало друзей. В детском садике, из которого его выписала мама, его дразнили "психом", придурком и т.д. Но я с Ромкой подружился.
- Рома хочет ку-ушать! – зовет он маму.
Котлетки и компот мама поставила ему прямо на его игральный столик. Ромка осторожно жует котлеты, потом долго пьет компот. Дальше мы идем гулять. На прогулке Ромка активен: подбегает к малышам (те от него сторонятся), строит песочные куличики, играет с мамой в прятки (где прячется только он). Я бегаю и громко радуюсь: как хорошо жить!
Однако ночью Ромкина мама вызвала скорую. Малышу стало плохо. А меня определила в соседний дом к Тамаре Устиновне Рульбенбок. У Тамары Устиновны есть собака Орхидея. Мы с ней любим болтать. Утром Тамара уходила на работу, а нам сказала:
- Плутон за главного!
- Почему? – спросил я у Орхидеи.
- Я еще щенок! – ответила она.
- Ка-акой щенок? – удивляюсь я.- Ты ж ведь почти что размером с меня! Что-же, ты будешь больше
Ромашки? (Внесу ясность: Ромашка – кавказская овчарка, живущая по соседству.)
- Может, больше Ромашки не буду, говорит гордая
Орхидея, но больше Бульки – точно. (Опять внесу ясность: Булька – бультерьер, живущий в соседнем подъез-де.)
- Ехидничаешь? – спрашиваю грустно у Орхидеи. – А
моего Ромку может обижают в больнице?
- Глупый Плутон, зевнула Орхидея. - Ты же не из поро-дистых, вижу.
- И что? – Я удивился. – Ты же тоже не супер-пупер со-бака!
- Да дело не в суперах-пуперах, вздохнула Орхидея. – Ты что хозяина жалеешь? Сам был бродяжкой,
испытал голод, холод… Клещи кровь сосали, репей в шерсть забивался, вся в грязи была, пока не подобрали. Через минуту моего молчания Орхидея спрашивает без ехидства:
- Ждешь?
- Жду, отвечаю я.
 Орхидея вдруг кидается к двери с лаем. Глупая
примета: идет хозяйка Тамара Устиновна Рульбенбок. Я ложусь на свою лежанку с видом мученика. Тамара Устиновна входит в комнату:
- Плутон, скушал корм? – заглядывает в миску. – Ой, я же новый корм купила! И консервы специальные!
Берет миску и идет на кухню.
 Новый корм с экстрактом жареного судака мне не пон-равился. Консервы со вкусом сельди – тоже. И
вообще, в непривычной для меня обстановке мне не
понравилось. Тамара Устиновна только откармливает нас. Мы ей – любимые плюшевые игрушечки.  Вот примерно так расписан весь день:
 Утром Тамара Устиновна нас моет. Орхидея норовит убежать, в моей должности ее ловить и приносить
обратно. Сначала она наливает в ванночку горячей во-ды, потом тазик холодной воды. Затем рассыпает по
дну ванночки морскую соль – для того, чтобы у нас не скользили лапы. После этого добавляет гель для собак «Зоо» и взбивает из пены густое облако. Мы прыгаем в это облако, а она нас трет мочалкой. После купания она вытирает нас сухо-сухо полотенцем и для
верности сушит феном. Потом расчесывает. Меня на
прямой пробор, а Орхидею в «два пробора». После
этой приятной процедуры – «одевание». На меня
надевают ошейник и прилепляют к ошейнику липучку
от блох, а Орхидее помимо этого прикрепляют к ошейнику яркие банты. Потом – кормежка. Тамара Устиновна считает, что собака ест как бегемот и насыпает нам полные миски. А когда съешь миску корма, и будешь искать, где поваляться, она насыплет тебе такую же миску добавки, и, если не съешь, она будет считать, что ты заболел и потащит тебя к ветеринару. Кроме этого она считает, что я страдаю нехваткой рыбы и овощей, а Орхидея страдает нехваткой мяса и жидкости. Поэтому мне всегда достается корм с экстрактом жареного судака и овощного рагу, а Орхидее -  со вкусом жареной телятины и фруктового соуса. После еды – прогулка. Недалеко от Тамаро- Устиновского дома – собачья площадка. Не площадка, а ужас. Через туннель пролезай, прыгай в обруч, пока не устанешь. А для чего нам такая прогулка? Ни в туалет сходить, ни порыть землю. После прогулки – вторая кормежка. То же самое. После второй кормежки – тихий час. Тамара Устиновна кладет нас на лежанки и укрывает пледом. Потом третья кормежка. После нее – холодная ванночка. Тамара Устиновна наливает в ванночку холодную воду, чуть-чуть разбавляет теплой водой, кладет на дно песок, и можно залезать. После холодной ванночки – обтирание (втирают нам в шерсть мазь), вытирание (вытирают полотенцем) и спать.
 Вот и весь день!
           Глава 3, повышенной важности
 Скучно дома у Тамары Устиновны! Тихий час, а я не сплю. Думаю. Раньше – вот я понимаю! Выдающиеся собаки вели записки. Люди их не находят. Не верите? Вот пример: у какого-то хозяина долго жила собака, и вдруг умерла. Стал хозяин убирать ее лежанку, и вдруг обнаружил, что под лежанкой весь линолеум ободран. Наругавшись на мертвую, хозяин сдирает линолеум и стелет новый… А этот хозяин знает, что этот изодранный линолеум – вся жизнь мертвой собачки?
 Я тоже решил вести записки целый тихий час, вот мои записочки:
   Плутон. Записки.
Половину утренних мучений, связанных крепким канатом с Тамарой Устиновной Рульбенбок я стерпел. Теперь я веду записки. Орхидее насчет записок сказал. Она теперь тоже усердно царапает линолеум под лежанкой. Ее записки опубликую перед уходом к Ромчику. Как там Клара у капризули Катеньки? Как в деревне брошенные мной бродяжки? У них любой собаке можно обрести теплый кров и еду, и удобное место. Помню, на зиму перекочевали в одну трубу, проходящую под землей и выходившую наружу. Помню грязнулю Джонни и засоню Сна, и Объедку… Все это – теплые воспоминания, строю планы, как сбежать от Рульбенбок. Ой-ей, конец тихого часа. Расправляю лежанку и принимаю вид спящего.
 Ура, придумал! Уже пора спать, но я не сплю. Завтра мы с Орхидеей улизнем от Рульбенбок. Конец записок.
 Ура, я на свободе! И Орхидея тоже. Убежали спозаранку, прихватив по печеньицу на дальний путь. Я побежал к дому Ромчика. Орхидея не пошла со мной, но на прощание сказала:
- Извини, Плутон, но ты меня понимаешь: тут мой дом, моя хозяйка… Ты же тоже ищешь хозяина? Понимаешь, что без хозяина туго.
 Это были ее последние слова, и Орхидею я больше никогда не видел.
               
Глава 4
Мокрый и грязный, больше похожий на чертика, а не на Плутона, царапался я в дверь Ромчика. Тишина была мне ответом. Если бы вы зашли в наш подъезд, вы бы увидели такую картину: грязная и мокрая собака, вся в глине и крови (наткнулся на штык) из последних сил царапалась в дверь. Красная обивка двери была попо-рчена. Куски обивки свисали над холодными плитами. И вот, уже не в силах царапаться, собака подняла
голову и жутко завыла. Ее ужасный вой означает ее
последнее желание: видеть хозяина.
- Ромчик! Ромчик! – отчаянно звал я. И потом всю ночь до хрипоты плакал, а людям казалось, что скулил.
 Наконец, за соседней дверью послышался мужской
бас:
- Лида, Лидуша, спи, пять утра. Кажется, собака воет. Пойду возьму.
 Дверь открыл мужчина неприятной наружности, с
веревкой в руках. Он бросил мне кусок ветчины.
- Меня зовут Миша. Миша, Миша. – говорил он и
Я полюбил его, а он, казалось, не замечал моей любви. Каждый день он кормил меня мясом из холодильника, а в одно прекрасное воскресенье он взял меня на прогулку. Обычно мы гуляли в парке, а тут он взял в руку цепочку от моего поводка и повел далеко. Мы проехали десять остановок на автобусе, вышли и подошли к высокому кирпичному зданию, насквозь пропахшему собаками, собачьей кровью. Я попытался вырваться, но Миша цепко держал поводок.
- Чует пес, сказал один мужчина, вышедший из здания. –Эрик, представился он. – Ветеринар.
- Че? – Скривился Миша. – А-а, поня-ятно. Усыпляешь этих четвероногих?
-Да. Срок этой животины, Эрик смерил меня глазами. – Послезавтра, во вторник, идет?
- Угу, буркнул Миша, затягиваясь дымом сигары. – Бабло на бочку, десятку, как обещал.
 Эрик изменился в лице. Его прыщавое лицо сморщилось, погорбилось, побагровело. Он смялся, пошамкал губами и бросил Мише две красные купюры.
Миша поправил галстук, цилиндр и пошел отсюда, будто к нам отношения не имеет. Я рявкнул на Эрика, но тот сразу взмахнул прутом, появившимся из-за его пояса, и ударил меня между глаз. Огненные искорки вспыхнули у меня в глазах, на носу набухала рана. Я разъярился. Животное чувство всплыло у меня в мозгу. Я побежал на Эрика, но, вероятно, я не обладал бойцовскими навыками и Эрик, повалив меня наземь, стал бить прутом и ногами. Я кусал все, что попадалось: воздух в основном, траву, землю, ноги Эрика (если попадались).
Эрик умел бить. Он бил метко, прижав поводок кончиком сапога (так что я не мог двигаться), и наслаждался этим. Я не владел собой и даже прикусывал куски своей шерсти, если попадалась. Наконец он опустил прут. Я корчился на земле, но едва он отошел от меня на метр, я вскочил. Вся кровь моего происхождения взбурлила во мне. Я оскалился и бросился на него. Теперь я умел уворачиваться от ударов. Я прыгнул; в прыжке куснул ему плечо. Почувствовав кровь на зубах, я облизнулся – зуб за зуб.
Эрик, зажав плечо, стоял рядом. Из моих многочисленных ран сочилась кровь. Эрик попробовал вести меня – я твердо стоял. Тогда он вынес клетку прямо на улицу и накрыл меня ей.  Всю ночь я зализывал раны.
Утром пришел Эрик с женщиной с розовыми кудряшками. Женщина, как я понял, Розалия, тоже ветеринар.
- Дурачина, ты, Эрик, сказала она. – Вон как собаку побил! Живого места нет на ней! А еще ветеринар!
- Усыплять – мое дело, ответил Эрик. – Укольчик – и   псина дает дуба.
- Дурак набитый, сказала Розалия. – Наслаждаться смертью! Да в этом вонючем приюте работать могут только подлецы и желающие потуже набить карман! Так что с этой собакой делать?
- Лечить, а что еще? – усмехнулся Эрик. – Нам для опытов здоровые собаки нужны, а не форменные инвалиды.
- Кто сделал собаку инвалидом? – вскричала Розалия, прищурившись и сжав губы веревочкой. – Напомни, кто?
- Розалия, сказал Эрик, закатив глаза. – Псина покалечила мне плечо.
- Просто так? – женщина симулировала удивление. – Неужели! Все, оставь нас, Эрик.
- Он тебя убьет, - крикнул Эрик, уходя. – В нем сидит сатана!
Теперь, читатели, вы, наверное, спросите меня, почему я не убежал, пока не сидел в клетке? А вот и ответ – приют был обнесен бетонными стенами, на которых была колючая проволока. Я не мог убежать.
- Дружочек, сказала Розалия, бесстрашно открыв дверцу клетки, - потерпи чуточку, будет больно.
Я вылез на свободу. Фух, можно отдышаться. Но у Розалии в руках был шприц! Я заворчал.
- Не волнуйся, родименький, ласково утешила Розалия. – Он уколет – и ты перестанешь чувствовать боль. Расслабься.
Я расслабился. Ой! Остриё шприца вошло мне в бок. Расслабишься тут! Я рявкнул на Розалию, но она ловко ввела мне в бок лекарство. Мое тело онемело, особенно бок. Раны я перестал чувствовать. Захотелось лечь и спать. Я улегся и провалился в глубокий сон…
Я иду по полянке со здоровым Ромкой. Он весело бегает, догоняет меня, хватает за хвост, гладит и снова уносится вперед. Впереди же – бесконечность, поле. Мы идем, бегаем, скачем, пляшем… Нас догоняет Клара. Она веселая и задорная. Она треплет меня по шее, гладит, кормит… Я становлюсь счастливейшей собакой на всем белом свете! Мир в ярких красках – небо голубое-голубое, трава – ярко-зеленая. Мы входим в город. Там не шумят машины, не ездят автобусы – там луга. Цветут красивые яркие цветы, кругом порхают бабочки. Розалия весело смеется и присоединяется к нам. Мы весело бежим, я потявкиваю на бабочек и птиц, но полон добродушия. Мы доходим до речки. Весело звенят родники… Вот вылетела из воды рыбка, а я сталкиваю ее обратно в воду. Клара хочет мне что-то сказать, я полон внимания, но … я просыпаюсь.
Я очнулся в клетке с железными прутьями решетки, на голом полу, с пустой чашкой перед носом. Кругом большая комната. Стены, пол и потолок – из бетона. Небольшая дырка в стене под потолком – окошечко. Тут полно клеток у противоположных стен, в каждой – по собаке. Все орут, визжат… Я поморщился. Тут зашел Эрик и еще один мужчина в красном свитере, похожий на хищного орла.
- Кто у нас сегодня? – противно сказал он, потирая руки.
- Уголек, Черныш, Лайка, Меч и Крепыш, прочитал по списку Эрик.
Мужчина в красном свитере стал вынимать собак из клеток, потом их увели. В соседней комнате поочередно раздались пять вскриков. Потом стало тихо.
Все оставшиеся собаки в клетках в ужасе завопили и залаяли.
Моя соседка, собака напротив меня, тоже затявкала.
- Как тебя зовут? – поинтересовался я.
- Аза, скромно ответила она. – Я не дворовая, нет, не думай: у меня были хозяева.
- Были? – удивился я. – А куда подевались?
И Аза поведала мне свою историю.
                История Азы.
Азу купили в питомнике бигглей. По породе она – биггль. Купила ее супружеская пара для своих детей – Карла и Лили. Карл и Лиля оказались шестилетними близнецами, и Аза быстро подружилась с ними. Однажды вечером, когда мама сказала своим детям идти спать, Карл и Лиля заспорили:
- Аза будет спать со мной!
- Почему это? Нет, со мной!
Спор продолжался долго, родители рассердились, и на следующий день мама Карла и Лили отвела Азу в приют. Аза тоже сопротивлялась, и ее побил Эрик.
- Наглец! – воскликнул я после окончания рассказа Азы.
-Ага, грустно улыбнулась Аза. – В приюте я уже два года; мне повезло, не правда ли?
- Почему? – удивился я.- Неужели тебе нравится приют?
- Нет, Аза распахнула красивые, серо-голубые глаза. – Потому что я тут продержалась дольше всех. Ты знаешь, что тут делают?
- Нет, сказал я. – Расскажи, Аза, пожалуйста!
- Ладно, согласилась Аза. – Тут проводят опыты на собаках! Каждый день забирают по пять собак и убивают – проверяют новые патроны, или усыпительные уколы. Живым оттуда, - Аза показала лапой на соседнюю комнату, - выйти никогда не удавалось! Но есть у них, людей, подвох: им нужны здоровые собаки, чтобы удостовериться, что мы умираем не от болезни, а от опыта. Я уже два года кошу под больную. Розалия даже бесилась – ведь не вылечила!
- Розалия? – удивленно переспросил я. – Она за них?
- Нет, сказала Аза. – Розалия не знает, что лечит нас для того, чтобы нас убили! Она уже взяла к себе из приюта четырех собак! Мы ее очень любим, ведь когда она приходит, она приносит для нас множество вкусных вещей, а в приюте дают лишь два раза в неделю овсянку. Кстати, сегодня должны принести!
Тут распахнулась деревянная покарябанная дверь, зашел Эрик, волоча за собой большущую кастрюлю с подписью А23. Длинным половником он зачерпнул желтую жижу из кастрюли и влил через решетку в чашку одной собаке. Так он обходил всех и всем давал есть. Мне он тоже что-то влил, а вот подойдя к Азе, сказал:
- А ты, дурочка, сегодня наказана. Не полезешь в другой раз.
И злобно хохоча, ушел. Я спросил у Азы:
- А за что тебя наказали?
- За то, что из-за меня был переполох утром. Ты не видел, ты спал. Короче, я сегодня утром встала на задние лапы, уперлась в пол… и сделала невозможное.
-Что?
- Я дотянулась лапой до защелки, на которую запирается клетка, и открыла дверцу. Я выбежала и открыла дверцы еще двум – Угольку и Чернышу, ты их не знаешь.
- Стоп, перебил я ее. – Кажется, знаю. А! Вспомнил! Их сегодня Эрик унес в ту комнату, я указал лапой.
- Бедные Уголёк и Черныш, сказала Аза. – Их убили, значит. Помнишь, за дверью раздались пять вскриков? Это они, вероятно. Угольку особенно досталось. Он был большим сенбернаром, и на нем, скорее всего, испробовали пулю.
- Отравленную?
- Конечно.
Я помолчал. Часы в соседней комнате пробили полночь. Тут чей-то мокрый и шершавый язычок прошелся по моей шерстке. Передо мной стояла Аза.
- Как ты…? – удивленно вскрикнул я. У меня не было слов.
- Легко и просто, сказала Аза. – Беги. Этой ночью ворота в приюте открыты. Важная шишка приезжает.
- А как же другие собаки? Мы обязаны выпустить их! – Сказал я и стал отпирать защелки на клетках одну за другой. Радостные собаки выбегали, благодарили меня и Азу. Вдруг в соседней комнате послышались шаги. Дверь открылась. На пороге стоял Эрик с прутом в руках. Мы побежали и сшибли его с ног, кто-то побежал дальше, а некоторые, в том числе и я, остались поквитаться с ним. Эрик поднялся на ноги и взмахнул прутом наотмашь. Прут ударил меня по глазам. Я побежал от него. Он – за мной. Я терял зрение на каждом шагу. Потом я побежал скачками и выбежал на улицу…- Ка-акой щенок? – удивляюсь я.- Ты ж ведь почти что размером с меня! Что-же, ты будешь больше Ромашки? (Внесу ясность: Ромашка – кавказская овчарка, живущая по соседству.)
- Может, больше Ромашки не буду, говорит гордая Орхидея, но больше Бульки – точно. (Опять внесу ясность: Булька – бультерьер, живущий в соседнем подъезде.)
- Ехидничаешь? – спрашиваю грустно у Орхидеи. – А моего Ромку может обижают в больнице?
- Глупый Плутон, зевнула Орхидея. - Ты же не из породистых, вижу.
- И что? – Я удивился. – Ты же тоже не супер-пупер собака!





- Да дело не в суперах-пуперах, вздохнула Орхидея. – Ты что хозяина жалеешь? Сам был бродяжкой, испытал голод, холод… Клещи кровь сосали, репей в шерсть забивался, вся в грязи была, пока не подобрали.
Через минуту моего молчания Орхидея спрашивает без ехидства:
- Ждешь?
- Жду, отвечаю я.
 Орхидея вдруг кидается к двери с лаем. Глупая примета: идет хозяйка Тамара Устиновна Рульбенбок. Я ложусь на свою лежанку с видом мученика. Тамара Устиновна входит в комнату:
- Плутон, скушал корм? – заглядывает в миску. – Ой, я же новый корм купила! И консервы специальные! Берет миску и идет на кухню.
 


Новый корм с экстрактом жареного судака мне не понравился. Консервы со вкусом сельди – тоже. И вообще, в непривычной для меня обстановке мне не понравилось. Тамара Устиновна только откармливает нас. Мы ей – любимые плюшевые игрушечки.  Вот примерно так расписан весь день:
 Утром Тамара Устиновна нас моет. Орхидея норовит убежать, в моей должности ее ловить и приносить обратно. Сначала она наливает в ванночку горячей воды, потом тазик холодной воды. Затем рассыпает по дну ванночки морскую соль – для того, чтобы у нас не скользили лапы. После этого добавляет в ванночку гель для собак «Зоо» и взбивает из пены густое облако. Мы прыгаем в это облако, а она нас трет мочалкой. После купания она вытирает нас сухо-сухо полотенцем и для верности сушит феном. Потом расчесывает. Меня на прямой пробор, а Орхидею в «два пробора». После этой приятной процедуры – «одевание». На меня надевают ошейник и прилепляют к ошейнику липучку от блох, а Орхидее помимо этого прикрепляют к ошейнику яркие банты. Потом – кормежка. Тамара Устиновна считает, что собака ест как бегемот и насыпает нам полные миски. А когда съешь миску корма, и будешь искать, где поваляться, она насыплет тебе такую же миску добавки, и, если не съешь, она будет считать, что ты заболел и потащит тебя к ветеринару. Кроме этого она считает, что я страдаю нехваткой рыбы и овощей, а Орхидея страдает нехваткой мяса и жидкости. Поэтому мне всегда достается корм с экстрактом жареного судака и овощного рагу, а Орхидее -  со вкусом жареной телятины и фруктового соуса. После еды – прогулка. Недалеко от Тамаро- Устиновского дома – собачья площадка. Не площадка, а ужас. Через туннель пролезай, прыгай в обруч, пока не устанешь. А для чего нам такая прогулка? Ни в туалет сходить, ни порыть землю. После прогулки – вторая кормежка. То же самое. После второй кормежки – тихий час. Тамара Устиновна кладет нас на лежанки и укрывает пледом. Потом третья кормежка. После нее – холодная ванночка. Тамара Устиновна наливает в ванночку холодную воду, чуть-чуть разбавляет теплой водой, кладет на дно песок, и можно залезать. После холодной ванночки – обтирание (втирают нам в шерсть мазь), вытирание (вытирают полотенцем) и спать.
 Вот и весь день!
           Глава 3, повышенной важности
 Скучно дома у Тамары Устиновны! Тихий час, а я не сплю. Думаю. Раньше – вот я понимаю! Выдающиеся собаки вели записки. Люди их не находят. Не верите? Вот пример: у какого-то хозяина долго жила собака, и вдруг умерла. Стал хозяин убирать ее лежанку, и вдруг обнаружил, что под лежанкой весь линолеум ободран. Наругавшись на мертвую, хозяин сдирает линолеум и стелет новый… А этот хозяин знает, что этот изодранный линолеум – вся жизнь мертвой собачки?
 Я тоже решил вести записки целый тихий час, вот мои записочки:
   Плутон. Записки.
Половину утренних мучений, связанных крепким канатом с Тамарой Устиновной Рульбенбок я стерпел. Теперь я веду записки. Орхидее насчет записок сказал. Она теперь тоже усердно царапает линолеум под лежанкой. Ее записки опубликую перед уходом к Ромчику. Как там Клара у капризули Катеньки? Как в деревне брошенные мной бродяжки? У них любой собаке можно обрести теплый кров и еду, и удобное место. Помню, на зиму перекочевали в одну трубу, проходящую под землей и выходившую наружу. Помню грязнулю Джонни и засоню Сна, и Объедку… Все это – теплые воспоминания, строю планы, как сбежать от Рульбенбок. Ой-ей, конец тихого часа. Расправляю лежанку и принимаю вид спящего.
 Ура, придумал! Уже пора спать, но я не сплю. Завтра мы с Орхидеей улизнем от Рульбенбок. Конец записок.
 Ура, я на свободе! И Орхидея тоже. Убежали спозаранку, прихватив по печеньицу на дальний путь. Я побежал к дому Ромчика. Орхидея не пошла со мной, но на прощание сказала:
- Извини, Плутон, но ты меня понимаешь: тут мой дом, моя хозяйка… Ты же тоже ищешь хозяина? Понимаешь, что без хозяина туго.
 Это были ее последние слова, и Орхидею я больше никогда не видел.
                Глава 4
Мокрый и грязный, больше похожий на чертика, а не на Плутона, царапался я в дверь Ромчика. Тишина была мне ответом. Если бы вы зашли в наш подъезд, вы бы увидели такую картину: грязная и мокрая собака, вся в глине и крови (наткнулся на штык) из последних сил царапалась в дверь. Красная обивка двери была попорчена. Куски обивки свисали над холодными плитами. И вот, уже не в силах царапаться, собака подняла голову и жутко завыла. Ее ужасный вой означает ее последнее желание: видеть хозяина.
- Ромчик! Ромчик! – отчаянно звал я. И потом всю ночь до хрипоты плакал, а людям казалось, что скулил.
 Наконец, за соседней дверью послышался мужской бас:
- Лида, Лидуша, спи, пять утра. Кажется, собака воет. Пойду возьму.
 Дверь открыл мужчина неприятной наружности, с веревкой в руках. Он бросил мне кусок ветчины.
- Меня зовут Миша. Миша, Миша. – говорил он и гладил меня по спине, пока я уплетал аппетитный кусок ветчины.
 С Мишей я мог пойти хоть на край света – он меня приютил и кормил мясом.





 






Ого! Оказывается, этот Миша сдаст меня на живодерню? Угу-гу! Далеко все закрутилось. Ого -гошеньки ! Попробую на прогулке сбежать.
 На прогулке не сбежишь – я понял. Миша выгуливает на длинной цепочке. Дернулся один раз – получил пинка по зад. Укусил Мишу в ногу – тот отхлестал меня плеткой. Назвали меня ужасно – Бук. И кто придумал это имя, как вы думаете? Лидуша!
 Утром:
Лидуша: Миш, а как собачку назовешь?
Миша: По характеру.
Лидуша: Он тупой, мрачный, угрюмый… Настоящий Бука!
Миша: И что?
 Лидуша: А то. Имя ему – Бук.
 Вот и получил я уродливую кличку.
 Прихожу днем на кухню, а Лидуша спрашивает:
- Ну что, Бук? Есть хочешь? – и бросила кость.
 Съел кость.
- Еще хочешь? На! – и бросила хлеб, который залетел под диван.
 Доставать хлеб не полез.
- Ну, Бук, что вылупился?
 Ухожу. Видно, умереть мне сказано на живодерне. Какая ужасная смерть. Если бы вы зашли в комнату, где я лежал, вы бы увидели такую картину:
 На лежанке, перепачканной в собачьей крови и собачьей шерсти лежала тощая (несмотря на то, что меня плотно кормили, я был тощим, как жердь) и унылая собака с глазами черной вишни после дождя. Она только сейчас поняла: от смерти не денешься. Собака положила голову на лапы и закрыла глаза. От резкого пинка (Миша пнул меня) собака скульнула и поднялась, жалобно смотря на этого злого человека…   И вот, в первые в жизни я реально понял: от гибели никуда не денешься. Но не хочу я умирать в четыре года! Наплевав на все правила я стал подчиняться инстинктам. Я заворчал сердито и чуть-чуть отпрянул задом к стене.
- Бук, что? Ты взбесился? – Засмеялся Миша и стал напевать: Идем на живодерню, идем на живодерню…
 И вот я заворчал сильнее. Миша взял цепочку. Я зарычал и прыгнул на Мишу челночком, при полете укусив его в вену на руке. В свою очередь, Миша стегнул меня цепочкой по глазам. Я упал к его ногам. И… темнота. Я не видел ни крохи света. Этот гад лишил меня зрения. И, натыкаясь на стены, я побежал к входной двери. Миша, видно, побежал за мной. Я слышал его шаги. Открыв лапами входную дверь (Миша никогда не запирал дверь на ключ), я сбежал, спотыкаясь, вниз по лестнице и затаился под лестницей. Я слышал шаги Миши сверху и его дрожащий голос:
- С-соба-ач-чка, с-соба-ач-чка, г-где ты? Где ты?
Спустившись, Миша осмотрел старые картонные коробки и подвал, где, по его мнению должен находиться я.
 Вдруг дверь подъезда раскрылась и лестница стала заполняться детьми. Дети были нарядные и причесанные, с большими подарками в руках.
         Глава 5
Вдруг … визг тормозов и режущая боль в передней лапе… Что такое? Попробовал встать. Не могу. Попробовал опустить на землю переднюю болящую лапу. Тоже не могу. Вдруг слышу добрый голос над моей головой:
- Собачка… О ужас, я перерезал тебе лапу. А ты, дурачок, что кидаешься под колеса? А, да ты слепой… Ладно, сказал голос и взял меня на руки. Отвезу тебя ко мне, будешь спокойно жить и зваться Диком. Ну ка, Дик, в машину! – И добрый голос положил меня на сиденье, видимо, заднее. Дальше добрый голос завел машину и отвез меня к себе домой. Целую, как видно, ночь, ставили мне припарки то добрый голос, то его жена. И я понял – Добрый Голос и Жена – люди хорошие. Утром я проснулся свеж и бодр. Добрый Голос сказал:
- Собирайся, Дик, в ветлечебницу. Будем бинтовать тебе лапку и лечить глазки.
 Как вчера, Добрый Голос поместил меня в машину и повез в ветлечебницу. В ветлечебнице пахнет многими собаками. Я слышу собачьи разговоры, и понимаю, что одного кобелька зовут Спот, а еще одного – Рекс.
Рекс: Слушай, Спот, а это кто? Вот урод так урод – без лапы и с чудными глазами.
Спот: Какой ты, Рекс…
Рекс: Какой? Слушай, Спот, а ты что лечить пришел? Я – ухо.
Спот: А я – хвост. Ты, Рекс безчувственный! Ты видишь, какая это несчастная собака - без лапы, да еще и слепая. Не жалко разве?
  Рекс: А что ее жалеть? Стил, как ты думаешь, уродов жалеть не надо?
 Стил: Нет, не надо. Они ж уроды, их не жалко.
 Рекс: Слыхал, Спот? Уродов жалеть нельзя, иначе я с тобой не вожусь.
 Спот: Ну и не водись. Правда, Стил?
 Стил: Не правда. Моя очередь... Я пошел. Спрут вышел.
  Рекс: Я после Стила, а урод после меня, Спот. Я с тобой не вожусь, Спот, я с уродом вожусь. Эй, урод, слышишь меня, или еще и глухой?
- Р-ра, рыкнул я на этого злюку Рекса. Пусть не лезет.
- Ой, какая собачка! – услышал из ниоткуда я голос Катеньки и дрожащий голос Кларочки:
- Плутошка, что с тобой? Покалечили, гады? На бедную собаку налезли!
 И голос Доброго Голоса:
- Женщина, вы куда? Не ваша собака, так не лезьте.
- Голубчик, как же не моя? Его Плутон зовут?
- Его зовут Дик, сказал Добрый Голос. – Так это ваше сокровище?
- Мое, неуверенно сказала Кларочка. – Вы спустите … Дика с поводка, может он признает меня?
 И вот, меня спустили с поводка. Я наскочил на Клару, облизал ее лицо, спрыгнул с нее и встал у ее ног, тем самым говоря, что никого, кроме Кларки не признаю.
Добрый Голос извинялся за недоразумение, Клара все-таки сводила меня к ветеринару. Он осмотрел лапу, вставил в бинт какие-то палочки и объявил, что я жить буду. Затем мы поехали к Катьке, наплевав на то, что она не переносит собак. По дороге мы сЛушали радио из Катиного телефона. Диктор вещал:
- Собаки и мечтать не смели, а американцы взяли, да сделали: создали первый в мире телевизионный канал, предназначенный исключительно для собак! Все программы адаптированы для собачьего зрения, слуха и восприятия на основе научных знаний. Теперь для удобно устроившихся в любимом кресле напротив телевизора с миской сухого корма и пультом управления в лапах американских собак время ожидания их хозяина пролетит незаметно. Кошки уже начинают завидовать!
- Интелесно, вставила Катюша. – А собатьки будут делиться с нами?
- Наверное, крошка, сказала Клара. – Такие добрые, как наш Плутишка, будут.
- А Плутиська доблый? – удивилась Катя. – Собаки же злые… - и подернула плечами.
- Нет, что-ты, Катюша, принцесса моя, какие злые? Добрые они создания!
- Как, доблые? – искренне удивилась девочка. – Мамочка говолила, что они злые, кусачие и глязные, фу! У нас только Луша и Басик дома живут!
Ах вот кто у нас специалист по собакам! Аннушка! И кто такие Луша и Басик? Интересно!
- Так, детка, сказала Клара. – Мы сейчас берем Плутишку домой к нам!
- А Луша и Басик? Мама говолила, что собаки не любят Пушка, потому что он котик! И Басика тоже!
- А кто тебе больше нравится – Луша или Басик? – попыталась отвлечь девочку Клара.
- Ну не знаю, помялась Катюша. – Луша и Басик одинаково мне нлавятся! .
- А как там твой братишка, Бориска? – спросила Клара.
Что-то до этого я о Бориске не слыхал! Кто он такой?
- Он плиёмный, поморщилась Катя. – И я его люблю.
Ах, вот в чем дело! Бориска приемный! Бедняжка, интересно, сколько ему лет?
Мы вышли из автобуса. Меня повели домой к Кате аккуратно, я ничего не видел. Ну и ничего, подумаешь, какое-то зрение, зато я рядом с родными и близкими!
Кстати, не могу не поделиться интересной информацией!
      
            Глава 6 (коротенькая)
         СОБАКИ, КОТОРЫЕ НА САМОМ ДЕЛЕ НЕ СОБАКИ.
Это и есть интересная информация! Сколько на свете существует собак! И самое главное, некоторые из них вовсе не собаки! Возьмем к примеру, морскую собаку. Так это вид акулы! Спрашивается, зачем ее вообще собакой назвали? Глупость человечья! Ладно, смотрим дальше. Луговая собачка – грызун, крик которого похож на лай. Хм, а обязательно называть грызуна собачкой, пусть и луговой? Собаки – своего рода хищники, но не грызуны. Я и мои сородичи можем посчитать это за оскорбление. Неужели такие изобретательные люди не могут выдумать название грызуну?
Впрочем, это моё личное мнение. Может, я и неправ – кто знает? Дальше идет собачка спуска: крючок, служащий для спуска взведенного курка в огнестрельном оружии.  Это ладно – я в оружии не разбираюсь, может, и у названия крючка есть оправдание.
Затем – пырей ползучий, кандык карпатский… Все эти растения имеют одно, народное название – "собачий зуб". Почему зуб? Наверное, трава режется, что тут еще подумаешь?
Потом самое смешное – хот-дог. В переводе означает "горячая собака". Мода на сэндвичи из длинной булочки, фаршированной жареной франкфуртской сосиской с капустой и горчицей, берет свое начало на американских стадионах ХIX века. По легенде, название хот-дог появилось после публикации карикатуры в одном из спортивных журналов: на картинке был изображен сэндвич на ногах и с головой таксы. Эта неудачная шутка не всегда правильно понимается и вызывает сомнения касательно происхождения мяса, из которого сделана сосиска в хот-доге. Однажды это едва не закончилось тем, что сэндвичи чуть не сняли с производства. Опять глупость! Назвали ведь так, что люди, евшие сосиски, едва не подумали, что сосиска сделана из собак!
                Глава 7.
Вот мы и дома! Катенька и Клара снимают куртки и идут готовить. А я наблюдаю (если честно, я вижу только размытые фигуры, но все равно вижу!). Бориска, русый мальчуган с яркими, светлыми глазами, лет тринадцати, сидит на диване и тычет пальцем в планшет.
-Бориска, помоги мне по дому! – просит Клара.
- Не видишь, ба, я в ВК сижу! Отстань!
- Бориска, помоги бабушке! – на пороге комнаты появляется Катюша. – Бабушка говолит, что ты сталший и должен помогать!
- Иди, Кать, не видишь, что ли, что я с Серегой общаюсь, Бориска вытолкал девочку из комнаты и опять плюхнулся на диван.
 - УЙДИ, ПЛУТОН! – сказал мне мальчик.
Да что я, мешаю тебе, что ли? Лежу у дивана и дремлю.
- Ба-а, капризно произнес Бориска. – Ба-а, куда батя бумагу запрятал? Ищу, распечатаю кое-что.
- А-а, поищи в пятом ящике, раздается ответ Клары. И тут же она удивленно кричит мальчику:
- Это что? Хотела прочитать журнал, а тут написано: "Сирега, довай играть по сетке в Майнкрафт! Я уже захажу!" Что это такое?
- А-а, вот куда подевалась моя самая важная переписка! – радостно воскликнул Борис. – И что же отвечает Сережа?
- Вот, сейчас, - Клара поправила очки и начала читать:
" Привет, Борька! Как дела? В Майнкрафт играть не могу, отец планшетник на работу взял, а на телефоне старинная версия, да и к тому же он весь глючит. Пора к мастеру отнести! Не могу я играть, ты лучше выходи во двор! В вышибалы сыграем!". А ну, иди гулять с Катюшей, вечер уже! – Добавляет Клара.
Ворча, Борис уходит. Ему на смену приходят два серых кота.
- Здравствуйте! – величаво поздоровался первый. – Я Басик, а это Луша.
- Здравствуй! – сказал другой. – Меня зовут Луша.
Я от КОТОВ такого не ожидал. Думал, что они будут шипеть и дуться, а тут… Ну и воспитание!
- Привет, Луша! Привет, Басик! – сказал я. – Мое имя – Плутон.
- Привет, Плутон! – сказал Басик. – А где Боря? А Катя?
- Бориска гуляет с Катей, объяснил я. – А Клара моет посуду.
- А ты откуда приехал? – полюбопытствовал Басик.
- Из деревни, сказал я. – Мы там с Кларой жили, пока не получили Лешино письмо.
- А мы родились в городе, сказал Луша. – И тут обрели семью.
- Город – жуть, поморщился я. – Вы знаете, что он со мной сделал?
- Что? – удивились котики.
- Во-первых, я промучился у Тамары Устиновны Рульбенбок, во-вторых, был продан в приют, в-третьих, меня лишили зрения почти полностью.
- И ты нас не видишь? – искренне огорчился Басик.
- Вижу два серых пятна с хвостами и лапами, грустно сказал я.
- А мою пушистую бархатную шерстку видишь? – допытывался Луша.
- Нет, прости, Луша.
- Ничего, сказал заметно расстроенный котик.
- Дзынь! – заверещал звонок.
На пороге вырос Леша…
Оказалось, что он раздумал лететь в командировку – побоялся, что Клара не справится одна и волновался за детей – разбалует их бабушка.
Могу сказать лишь одно – мы едем в деревню! Жаль, что я так скоро покинул Басика и Лушу, но в основном, город доставил мне много неприятностей.