Торопец. Сумерничанье

            ОТРЫВОК ИЗ ПОВЕСТИ О МУСОРГСКОМ

Дела, хлопоты, поездки, суета, но и времени свободного немало. В июне, начале июля ночи короткие.
До полуночи можно сумерничать - не зажигать огня. Чаи распивать, беседовать в комнате, разговоры
разговаривать на лавках у ворот, перемывать косточки чужие, гулять по валу.

Некогда остров был крепостью - по всему периметру высокая насыпь, на ней деревянные стены и
башни. В 1664 году Торопец весь погорел, от крепости остались головешки и зола. Запасенные на
берегу тысячи бревен для восстановления оборонных сооружений сгнили - нерасторопность властей
смягчалась тем, что уже острой необходимости не являлось в крепости. Вал остался, его еще называли
"осыпью", хотя осыпаться нечему - плотный дерн по верху  и склонам.

Любили побродить по валу жители острова и города. Гуляли парни и девки, супружеские пары, выходили
проветриться старики и старушки. Себя показать и полюбоваться видами на озеро, на реку, на город.
Сумерки густеют, шумнее становится: кто в кабаке побывал, кто на вынос купил - в компании на валу
распил...Женщины с веерами - комариков отваживать, мужчины с папиросками... Отдыхают и на лодках,
у костров на островах. В густых сумерках красиво смотрятся факелы на лодках - это выплали рыбаки
лучить - свет отражается в воде, дробится на ряби. Лучом обнаруживают рыбу, ловять сетью или пронзают
острогами.

Модест любил прогулки с матерью. Юлия Ивановна в длинном платье, мягких туфлях, с веером, впрочем,
она с детства  привыкла не обращать на мошек внимания, по крайней мере, не раздражаться. Рядом с ней
сын высокий, стройный, от армейской выправки грудь вперед, взгляд вверх, вид даже задорный, петушиный.
Волны волос, не бородка, а, пожалуй, борода, шейный платок. Дымку от папиросы только и остается
отпугивать комаров от носа.
Маман устает от ходьбы, они присаживаются на траву. Нередко сидят на валу над кузницей. Возле нее
допоздна люди: по делу - подковать коня, выковать ухват, тяпку, кочергу, и поболтать, штоф по стопочкам
разлить. Говор, смех, мат. Всполохи света через полураскрытые двери, когда ворошат угли в горне или
выбрасывают раскаленный металл на наковальню. Вспомнит Модя, расскажет маман, как он, маленький,
вздрагивал и закрывал глаза, когда молоток кузнеца вот-вот ударит по гвоздику в подкове, и он вонзится
в ногу. Потом удивлялся, почто лошади спокойно переносят такое... У кузницы сумерки наступали раньше:
собор закрывал весь закат.

Переходили на другую сторону вала, наблюдали закат. Солнце скрылось, а небо еще долго переливается
красками... Здесь перед глазами не озеро, а река, за нею Небин монастырь, слева за разливом реки
самое высокое место в Торопце - Привалье. С него и начинался древний город. С него, наверняка,
оглядывали горизонты и Мстислав Удалой, и Александр Невский.

Крутой, под прямым углом поворот реки, течение сильное у противного берега, дно там чистое, песчаное,
глубже, на этом - заливчик, и в него с окончания ледникового периода сплывает всякий мусор, потоком
не удерживаемый. Дно вязкое. Придонный слой ила местные называют глеем... Подростки тянут бредень,
мужики командуют с берега: зайди поглубже, поверни, пугни рыбу ударами по воде. Мутная вода, из глея
мириадами, шумно взлетают пузыри, пахнет гнилью.
- Тащи на берег!
Подростки круто поворачивают, наклоняют бредень назад, протаскивают через полоску осоки, выбрасывают
на траву. Люди бросаются к рыбе. Тут и кухарки, другие посланцы от зажиточных хозяев. Мелочь, но и
окуни полосатые, остроносая щучка, лещи помоложе - светлые, постарше - уже с оттенками меди,
толстые червонного золота лини, лоснящиеся черным налимы... И всплывает детское, Карево. мальцы
деревенские заводят бредень в озере, рыбы изгибаются в траве, в песке...

Однажды они сидели над кузницей. Недалеко от них скорчился мужик. Лица не видно, но вроде знакомый,
купец, живет в углу за тюрьмой. Руки на коленях, голова в ладонях. Вдруг, не меняя позы, в землю, запел:
Ах  молодость, моя молодость,
Молость молодецкая;
Я стаскал, изволочил свою молодость
Ни в корысти, ни в радости,
Живучи я с женой некорыстной.
Ни продать мне жены, не променять,
Ни товарищу, брату подарить.
У кузницы притихли, засмотрелись вверх: чего с ним? но душевно поет, однако.
Я пойду с горя во чисто поле,
Во чисто поле, ко синю морю,
Я найду жены нов тесов кораб.
Я найму жены молодцов гребцов,
Посажу жену в нов тесов кораб
И отправлю ену во сине море;
Сам взойду, молодец, на круту гору,
Погляжу, молодец, на сине море,
Как кораб плывет;
А жена сидит словно барыня.
Ты вернись, вернись, жена-барыня,
Мы будем жить с тобой лучше прежнева.

Певец поднял голову, ухмыльнулся.

Как не греть, не греть солнышку
Зимой против летнева,
Так не жить нам с тобою
лучше прежнева.

- Молодец, Емеля!- точно, купец здешний, с острова,- Пой еще!- кричали от кузницы,- нам
нравится!
Но к Емельяну подошла молодая баба. Она трясла его, он уперся руками в землю, мотал головой,
как лошадь, тянущая телегу в гору, Он пытался встать. Снизу кричали: пусть еще споет, Настя!
Хари раззявили, не видите, он не в себе, пьян. Зато поет лучше трезвого! Певец бормотал: да,
судари, пьян, а пою - слова сами льются. Тьфу. отстать от вас.- плюнула Настя.
Емельян огляделся, сейчас осмысленнее. Запел.
Вы, соседи. соседи мои,
Вы. соседи порядовые мои;
Рассудите меня с женой.
Рассудите меня с молодой;
Что жена-то не любит меня,
Молодая ненавидит молодца.
Я поеду во Ярослав город гулять.
Я куплю жены подарочек,
Что подарочек  - ременный кнут;
Принимай меня, не гневайся,
Молодая, не сердися на меня;
Стала шелкова милая жена,
Стала ласкова милая моя.
Вы спасибо, соседи мои,
Вы спасибо, порядовые мои,
Рассудили меня с женой,
Рассудили меня с молодой;
Что жена-то и любит меня,
Молодая поцелует молодца.

Она опустилась рядом с ним, ладонью взьерошила его волосы, прислонилась, обняла за плечи:
дуралей, а теперь я спою!
Ох ты, хмелюшка-хмелек,
Весела голова, широка борода;
Кто с хмелюшкой повадится,
Тот недобрый человек;
Повадился, развадился
Детинишка молодец.
Во кабак идет молодчик,
Словно маков цвет цветет;
С кабака идет детина
Словно липинка гола;
Словно липинка гола,
Как матушка родила...
Ловко у нее получалось: и задорно-весело, и грустно.
Как увидела жена с высокого терема;
Начала его ругать и пьяницей называть:
Ох ты, пьяница-пропоица, недобрый человек;
Ты пропил, промотал всё житье-бытье свое,
Все житье-бытье свое и приданое мое.
Еще пропил, промотал синий новый сарафан...
Емельян перехватил песню, возвысил голос, она подпевала.

Ах ты, женушка-жена, не бранися на меня;
Я пойду скоро в Москву,
Куплю платье рублей в сто:
Во Китай-город поеду,
Я китаечки куплю;
Я китаечки куплю. сарафан тебе сошью;
Сарафан тебе сошью,
Не полюбится - пропью...