Эссе 7-3 Галерея Русской Культуры Пророчества Русс

Галерея Русской Культуры

Пророчества Русской мысли и вещего поэтического Слова

Эссе 7-3

Пока Мы с Вами закончили предыдущее обсуждение на том, что Русская Музыка тесно связана со Словом. Связь здесь взаимная, и Великая Русская Музыка Мусоргского, и Глинки, и Бородина, и Свиридова и других значительных русских композиторов, за редким исключением, совершенно немыслима, и не звучит подобающим образом, без вещего Слова. Так и певучая поэзия Пушкина, Лермонтова, Клюева, Есенина, Блока, Рубцова легко сливается с музыкой, и приходит к Нам с Вами, как православные распевы (Клюев), оперы (мощное хоровое звучание), песни, романсы.

О поэзии Николая Клюева написано много отзывов, статей, рецензий и к ним мало, что можно добавить. По своему образны и певучи, и Пушкин, и Лермонтов, Есенин, Блок и Рубцов, но Клюев здесь стоит наособицу. Наш Русский Гений Музыки композитор Георгий Свиридов писал, Клюев очень не прост в переложении поэтического слова на музыку. Его поэзия статична и требует оркестрового многоголосья, но это не отталкивает авторов от многочисленных попыток музифицировать его поэзию. 

Последние эпические произведения Николая Клюева «Погорельщина» и «Песнь о Великой Матери» пророческое наследие, завещание поэта Нам с Вами живущим сейчас и будущим поколениям. Наверное, каждое из последующих поколений, будет открывать в этом пророческом эпосе, что то новое для себя. Эти поистине художественные полотна настолько богаты разными глубинными, мифологическими смыслами и прямыми пророчествами о будущем, что просто требуют дальнейшего осмысления, присущей им глубины вековечного Русского Расового Духа. Сама «Песнь…» начинается вступлением: -

«Так погибал Великий Сиг,
 Заставкою из древних книг,
 Где Стратилатом на коне
 Душа России, вся в огне,
 Летит ко граду, чьи врата
 Под знаком чаши и креста!

 Иная видится заставка:
 В светёлке девушка-чернавка
 Змею под створчатым окном
 Своим питает молоком —
 Горыныч с запада ползёт
 По горбылям железных вод!»

Давно уже стихли голоса критиков, обвинявших Николая Клюева в реакционности, «патриархальности» и вроде бы намертво приклеивших ярлык «кулацкий» и ему, и другим русским поэтам-мученикам. Но до сих пор Клюев виноват — в том, что труден для восприятия, «сложен», в том, что «не понял своего времени», и вообще, — к чему нам теперь «клюевские иллюзии, его поэтический идеализм»?

«Песнь о Великой Матери» вещее, оригинальное произведение, считавшееся утерянным и пролежавшее после ареста и расстрела Николая Клюева на Лубянке 57 лет.

В нем Клюев выразил собственное, имеющее глубокие национальные корни, понимание русской и мировой истории.

По всем отзывам «Песнь о Великой Матери» — вершина клюевского творчества, лиро-эпическая поэма, стоящая в русской литературе особняком. По мнению многих авторов здесь, в этих эпических полотнах, выражены две неразрывные части русского религиозного сознания и одновременно два источника клюевского вдохновения: языческое поклонение природе и христианство. А по моему мнению, Клюевым здесь показана неразрывность нашей Русской Истории и ее религиозного смысла, из Вед плавно перетекшая в Правоверие, сохранив свои ведические основы нравственного Канона.

«Кто пречист и слухом золот,
 Злым безверьем не расколот,
 Как береза острым клином,
 И кто жребием единым
 Связан с родиной-вдовицей,
 Тот слезами не странице
 Выжжет крест неопалимый...»

Итак, в начале поэмы поставлена одна из самых важных проблем духовной жизни России последних веков: проблема веры. (Великая Мать у Клюева — не только Россия, но и Богородица). Концовка вступления — одновременно и начало трагической темы Апокалипсиса:

«Ах, заколот вещий лебедь
 На обед вороньей стае,
 И хвостом ослиным в небе
 Дьявол звезды выметает!»

Первая часть «Песни...» насколько автобиографична, настолько и фантастична. Так, ее начало — «бревенчатый» сон-воспоминание о потерянном в архангельских дебрях раскольничьем ските, где мастером Акимом Зяблецовым «со товарищи» строится деревянный храм. Птица Сирин осеняет его своим крылом, благословляя людей на добрые дела:

«И многие годы на страх сатане
Вы будете плакать, и петь в тишине!»

«Я — сын двоперстья», говорил поэт о себе. Песни его со временем превратились в старообрядческий фольклор (в брежневские времена старообрядцы Кубани пели свои песни на стихи Клюева и Есенина).


«...От диавольских копыт
 Болеет мать земля сырая,
 И от Норвеги до Китая
 Железный демон тризну правит!
 К дувану адскому, не к славе,
 Ведут Петровские пути!...»

Так гласили древние свитки. Петровские реформы выбили почву из-под ног православного народа, старообрядцы же оказались наиболее стойкой его частью.

Одно из центральных событий второй главы «Песни...» — сбор отцов («кормчих»), которые по определенному заранее потайному знаку собрались в подземелье в свой условный час и срок. Собор вел пресветлый Макарий, пришедший с Алтая. Его рассказ, весь состоящий из пророческих видений, приводит нас в замешательство — Макарий предвидел самые отдаленные события: гражданскую войну, губительное для природы наступление железных машин, запустение деревни, даже гибель Аральского моря и экологическую катастрофу на Волге и на Украине:

К нам вести горькие пришли,
 Что зыбь Арала в мертвой тине,
 Что редки аисты на Украине,
 Моздокские не звонки ковыли,
 И в светлой Саровской пустыне
 Скрипят подземные рули!

К нам тучи вести занесли,
 Что Волга синяя мелеет,
 И жгут по Керженцу злодеи
 Зеленохвойные кремли,
 Что нивы суздальские, тлея,
 Родят лишайник да комли!

Точность и подробность описания будущего, действительно, потрясают, но они — не единственные в своем роде.

в сюжете «Песни...» продолжается автобиографическая линия. Мать посылает Николеньку на Соловки, к отцам Савватию и Зосиме на учение. Она предсказывает свою кончину через «семь плакучих легких лет» и дает ему свое благословение:

«Тебе дается завещанье
 Чтоб с мира божьего сиянье
 Ты черпал горсткой золотой,
 Любил рублевские заветы
 Как петел синие рассветы
 Иль пяльце девичья игла...»


«В калигах и посконной рясе» Клюев возвращался с Кольского полуострова в родные места: -

 «Голубоокий и пригожий,
смолисторудый , пестрядной,
 Мне улыбался край родной...»

Но здесь его ждало тяжелое испытание: дома умирала мать. Попрощаться с ней из разных мест прибыли «китежане» — люди невидимого града, пришли даже три старца из Персии. Успение ее было тихим и светлым:

«Николенька, моя кончина
 Пусть будет свадьбой для тебя, —
 Я умираю не кляня
 Ни демона, ни человека»

Клюев потерял мать в точный срок, ею предсказанный. Прасковье Дмитриевне было тогда 37 лет. Удар для Николая оказался настолько сильным, что он «упал замертво и лежал три дня недвижимо». Стали считать и его умершим. Но вдруг он страшно закричал и открыл глаза.

Придя в себя, он вот что рассказал: маменька явилась ему светлая, живая, окруженная светлым облаком. Взяла его на руки (он видел себя в возрасте четырех-пяти лет) и полетела с ним. Ничто им не было препятствием; они пролетали необъятные пространства: виделись глубокие пропасти, много страшных чудовищ, ветры сильные, бури огневые. Коля очень боялся. Мать успокаивала его, держа на руках. Но вот они прилетели в чудное, тихое место — и перед широкой беломраморной лестницей, уходящей в необозримую высь, остановились. Параскева опустила Коленьку с рук и поставила у лестницы. Взяла за руку — и они стали подниматься по лестнице. Но поднявшись всего лишь на несколько ступеней, несмотря на усердное моление маменьки взять сына с собой, они вдруг услышали громовой голос «Не готов!» — и все исчезло (публикация А.Михайлова).

Третья глава «Песни...» («Гнездо третье») — наиболее загадочная. В ней рассказывается о событиях 1914-1916 годов: о Великой войне (ее еще называют Первой мировой) и убийстве Григория Распутина.
 
Спор Клюева с Григорием, — и в жизни, и в 3 главе поэмы — имел не только личный, но и своеобразный нравственно-религиозный подтекст. Распутин являлся, как и Клюев, одним из лидеров русского раскола, одним из вождей духовных христиан, так называемых «хлыстов-староверов». Привычный всем нам образ развратника и шарлатана был навязан «желтой» прессой еще при его жизни. Но не все было так просто. По свидетельствам современников, Распутин обладал философским складом мышления, тонким политическим чутьем, и согласно своим убеждениям, проводил последовательно христианско-демократическую линию, целью которой была реформа православной церкви: «Мой Бог обрядней, чем Христос...».

 Все это в определенной степени способствовало потребностям крестьянской массы. Здесь отражены взгляды части старообрядцев, смыкавшихся в Духе Веры со староверами Вед.

Заключительные две части последней главы «Песни...»

«Заполыхало комсомолкой,
 Кулачным смехом и махрой
 Над гробом матери родной!»

Поэт обращается к «посмертному другу», то есть к читателю:

«Бежим, бежим, посмертный друг,
 От черных и от красных вьюг,
 На четверговый огонек,
 Через Предательства поток,
 Сквозь Лес лукавых размышлений...»

Единственный путь к возрождению Руси для Клюева — Вера в свои русские природные начала естества:

«Святая Русь, мы верим, верим!
 И посохи слезами мочим...
 До впадин выплакать бы очи,
 Иль стать подстрешным воробьем,
 Но только бы с родным гнездом...»

Ибо то, что происходит в России — часть общемировой схватки сил Добра и Зла и "...религиозный смысл этих исторических событий не вызывает сомнений. Стремились уничтожить Россию как престол Божий, русский народ — как народ-богоносец" (Митрополит Иоанн (Снычев).

Надежда у Клюева одна — на будущие поколения россиян:

«Святые девушки России —
 Купавы, чайки и березки,
 Вас гробовые давят доски,
 И кости обглодали волки,
 Но грянет час — в лазурном шелке
 Вы явитесь, как звезды, миру!»


Как и все творчество Николая Клюева, «Песнь о Великой Матери» — значительное и глубокое явление, и этот первоначальный анализ поднимает лишь поверхностный пласт его содержания. Н.Клюев обладал богатейшими запасами народной художественной и философской мысли, огромной внутренней культурой. В своих текстах «он опирался на самый широкий круг источников, полное выявление которых требует коллективных исследовательских усилий» (Э.Мекш).

Особо нужно сказать о снах в поэме. Вот что говорит об этом критик и литературовед Ал. Михайлов: «С детских лет начинаются сопутствующие ему всю жизнь вещие знаки его особенности свыше, приобщенности к незримому, потаенному миру идеального бытия». Мать Клюева после своей смерти передала ему пророческий дар. О предсказаниях Клюева уже говорилось выше, но о некоторых из них хочется сказать отдельно. Вот цитата из текста поэмы:

«По тихой Припяти, на Каме,
 Коварный заступ срезал цвет.
 И тигры проложили след»

  Чернобыль?

Вот запись сна: «Страшные вести будущей России принесет гонец из Карабаха» (Карабах, как спусковой крючок всех дальнейших межнациональных конфликтов в России В.М.) — ??

А вот и вовсе невероятное — сегодняшняя пророческо-проклятая дата:

«В девяносто девятое лето
 Заскрипит заклятый замок…»

Еще свежо в нашей народной памяти воспоминание, ведь совсем недавно над нами тяготела угроза экологической катастрофы русской безкрайней равнины,  если бы осуществилась безрассудная затея спуска наших северных рек в южные пустыни. Сегодняшние Пустыни, это по большей части места предыдущей губительной, бездумной человеческой социальной деятельности. Места, откуда сначала уходила Вода, вслед за ней бежали Люди, и закономерно умирала Жизнь. 

Безрассудность подобной зловещей идеи поворота северных рек сразу была видна народу, и видно изначально России суждено быть ареной борьбы с Дьяволом, выступающим в разных обличьях, но однозначным по своей сути. И здесь, видно, кому много дано, с того много и спросится.

Клюев часто видел пророческие сны, и записи пересказов этих снов сохранились в нескольких источниках. Картину последствий проекта «поворота северных рек» увидел Клюев в одном из своих снов 1920-х годов, когда об этой затее этой еще и не мыслилось и не говорилось: -

«А когда забылся, вижу себя на русской полевой тропинке: место высокое, на тысячу верст окрест видно, все низины да русла от озер да рек утекших. Ушли воды русские, чтобы Аравию поить, теплым шелком стать. И только меж валунов на угорах рыбьи запруды остались: осетры, белуги сажени по две, киты и кашалоты рябым брюхом в пустые сивые небеса смотрят. Воздух пустой, без птиц и стрекоз, и на земле нет ни муравья, ни коровки божьей. И не знаю я, куда идти по полевой псковской тропинке меж рыбьей бесчисленной падали».

Пишет Татьяна Смертина: -

«После очередного доноса Клюев был арестован ОГПУ, и началось…

Из протокола допроса от 15 февраля 1934 года, Клюев: «Я воспринимаю коллективизацию с мистическим ужасом, как бесовское наваждение…»

Лагеря. Сибирь. Преследования за истовую веру в Господа — нелепые, жуткие преследования и унижения. Голод. Нищета. Расстрелян между 23 и 25 октября 1937 года около Томска… Ветер подвывал, над полем, словно белые Ангелы носились…

Убиенные не убиты. Над ними Господний Свет.

Словно иду по остылому полю под Томском, где ветер снега вздымает-сеет-вьет белыми, утопными кружевами-петлями. И слышу такие жалобы плача, что в душе моей скорбно темнеют-зреют крестом строки о гибели великого Поэта:

«Поминают, да не всех!
Вещий лик, певец-баюн…
 По тебе лишь в хвое вех,
 Как младенчик, целый век —
 плачет птица Гамаюн!»