Иилгын, или Опережающий время

На Юге мальчика Шумпай не назовут - на западе Нанакия запрещено, так как и оно означает злодей, на востоке нет имени Акуйаку, но северяне вспоминают, как озорничал на стойбище Иилгын - сын охотника. А почему так вышло, и сами оленеводы уже не помнят, только странно так скажут:
 - Если нет с ребёнком сладу - иди просить совет у Большой Матери.
А началось всё тогда, когда в суровый морозный день мальчик, чтобы согреться у очага, улёгся без приглашения в яранге старейшины и замечтался о том, как было бы хорошо, если бы яранги, в которых жили оленеводы, на санях стояли. Такой уж он родился, обгоняющий время. Когда другие дети в лисий хвост играли, он им новые правила рассказывал, если они палками камень по льду гоняли, он его шайбой называл. Странный он был, и потому его сторонились.
- И переезжать было бы легче и вещи разбирать не нужно, - размышлял выдумщик о яранге с полозьями и неожиданно для себя самого уснул.
Жена старосты за водой ходила, была она у оленеводов главной говоруньей, пока с каждым не наговориться, до реки не доберётся.
Наконец набрала она воды, и реку поблагодарить не забыла:
- Спасибо Большая Мать за мудрость, которую я из тебя черпаю, - сказала, как всегда не задумываясь, просто старшие её так учили и потому, что всем известно было, что Большая Мать издали течёт, многое видит, многое помнит.
На обратном пути женщина мужа заприметила, дождалась его, чтоб самой ведра не нести, а войдя в ярангу, тихонько сельские сплетни взялась пересказывать, увлеклась и незваного гостя не заметила, пока муж ведро на него не поставил.
Соскочил мальчишка, воду разлил, спросонок ногой в варку угодил, испугался так, что шкуру, вместо двери в яранге служившую, оторвал и наутёк. Только услышал, как староста браниться:
- Опять этот шалит, как его? – забыл имя мальчика староста. - Да, чтоб его! – Тут на ум ему пришло прозвище духа, что обманывал охотников, уводил тех от добычи: - Иилгын он и есть Иилгын, - проворчал он, а его жена, как сорока от яранги к яранге принялась разносить эту новость.
- Иилгын в мой дом залез, – стрекотала она без умолку, пока мать мальчика в мастерской не встретила. – Иилгын опять озорничает, - сообщила она женщине и нахмурила строго брови, и хоть сына совсем не злыднем звали, и она и другие женщины поняли о ком речь, и пошла бабья колготня:
- У меня с новой кухлянки самую красивую бусину срезал! – упрекнула одна.
Кто-то, конечно, вспомнил про умелую блесну, что из той бусины вышла, да тоже сорванца оправдывать не стал.
- Весной стадо распугал! – говорила уже другая женщина. Но опять не про оленёнка, что мальчишка из под копыт спасал.
- Рыбу дикому зверю отдал! – напомнила третья.
- Но он медведя от деревни рыбой увёл, - пытались было возразить, но и об этом все, видимо, забыли, рыбу жальче, и всё чаще повторялось злое прозвище:
- Иилгын, Иилгын, Иилгын.
Молчала мать, глаз не поднимала. Некому заступиться. Муж далеко - сезон охоты, уж третью ночь охотники в тайге, и так ей жалко себя стало. За что ей такой сын?
Прибежала она в слезах домой, в нетопленной яранге нашла она проказника сына и сходу принялась браниться:
- Я с утра до ночи в мастерской, а ты вместо того, чтобы хворосту натаскать, по чужим ярангам греться ходишь!
- Мам, я хворост принёс. Ты мне огонь не велишь разводить, когда дома взрослых нет.
- И вечно у тебя отговорки! Не ребёнок, а Иилгын! – и сама испугалась, потому как злое слово, сказанное в сердцах, силу необратимую имеет. Каждый раз когда называли мальчика Иилгыном он незаметно для всех менялся. Словно ниточки обрывались связи между ним и людьми. Как только мать оборвала свою ниточку, то во что превратился сын, могли видеть все кроме мальчика. Его же уберегала последняя нить.
- Мама, что с тобой? – хотел спросить ребёнок, но язык его стал языком зверя, глаза запали и наполнились ледяным холодом. Он жалобно скулил, не понимая, почему мать застыла в ужасе.
В это время вернулись охотники. Тонкими, длинными ушами сын услышал лай охотничьих собак, узнал голос отца и побежал ему навстречу.
- Пойди прочь, злобный дух! – закричал отец, когда дух тундры набросился на него. Откуда ему было знать, что это ни когти, а руки сына тянуться навстречу.
- Что это? – изумились охотники, выставляя перед собой луки и ножи.
- Это Иилгын, - сказал отец, потому как о злыднях, что в тундре водились, ему было известно.
И тогда мальчик задрожал. Он боялся ни стрел, ни злости людей, а длинных тонких лап, покрытых шерстью, что были вместо его рук. Рык отчаяния прорезал холодный воздух, умчался прочь Иилгын и больше не вернулся.
Прошло несколько лет, у мастерицы и охотника родился второй сын. Как и первый, он родился опережающим время. История повторялась, мальчик рос, его проделки изумляли. Чем чаще ругали ребёнка, тем чаще плакала мать и всё больше босоногих следов вокруг стоянки находили оленеводы.
Рано утром мастерица проснулась и услышала, тихое пение. То пела Большая Мать, и ветер приносил мелодичные звуки. Она вышла из яранги и пошла на зов песни:
Ты приди, ты приди, набери моей воды.
Подрастёт второй опять, сердцу горя не принять.
Ты приди, ты приди, набери моей воды.
Сына своего спасай, словом злым не называй.
Подойдя к реке, женщина вспомнила, что у неё нет ведёрка, но возвращаться не стала, набрала воды в ладоши, но она утекла сквозь пальцы, налила в карманы – оставила вода мокрые пятна, только набрала воды в рот, как услышала требование:
- Похвали мужа своего!
Женщина долго перечисляла какой он удалой охотник, сколько шуб из его соболей нашито, как его люди уважают.
- Похвали себя, - приказала ей невидимая собеседница.
- Я на благо семьи тружусь с утра до вечера, моей одеждой гордиться каждый родич.
- А хорошие ли вы родители? – спросили у неё.
- Да, хорошие, - подтвердила женщина, не допуская сомнений.
- Почему? – хотела знать Большая Мать.
- Так люди говорят.
- Почему? – вновь услышала женщина и вдруг задумалась, потому, что не было у неё ответа, как не было у них с сыновьями ни одного общего дела, ни одной весёлой забавы, а то что она хорошо шьёт, а муж меткий охотник не делало их хорошими родителями.
- Люди так говорят, потому, что мы хорошие люди.
- Верно, а значит сердца ваши открыты и слушать вы должны не ушами, а сердцем.
- Спасибо Большая Мать, - поблагодарила женщина, за все советы, что она услышала. Она была уверенна, что сказала это вслух, но очнулась от того, что вода, которая до сих пор была во рту, полилась по подбородку. Она не заметила, что прошло много времени, вокруг неё буря намела большой сугроб, а она не замёрзла, смотрела по сторонам и ещё больше удивлялась:
- Сверху снег, а снизу тепло, почему?
Тогда она наклонилась и погладила светлый, тёплый мех.
- Прости меня сынок, - она просила прощение у обнимавшего её ноги сына, за то, что не помогла ему понять этот мир и не помогла миру принять его.
Улыбнулся в ответ сын и хоть звериную ухмылку похожа на оскал, мать поняла, что сын её простил.
На Юге мальчика Шумпай не назовут - на западе Нанакия запрещено, так как и оно означает злодей, на востоке нет имени Акуйаку, а на северяне шалит Иилгын, и поэтому помнят оленеводы:
 - Если нет с ребёнком сладу - учись у Большой Матери говорить и слушать сердцем.