Остров. Часть 4. Глава 4

ЧАСТЬ IV.

Глава IV.

      Розыск, который вели люди Дугласа, в свою очередь   начал давать результаты. Правда, в тот период основой всего была   информация, которую ранее собрал Ламоль. Дальнейшее подтвердило,  что Рон провел основательную работу, и  все  вместе  позволило начать систематизацию и
изучение  информации.  Стопка  стандартных деловых папок, помеченных только именами интересовавших его людей, хранила пока  не много материала. В большинстве своем  по несколько листков  печатного текста да первые фотографии, но эти листочки уже давали ему возможность познакомиться с забавниками и их подручными, развлекавшимися каждое лето на далеком греческом острове. Папки он завел на всех участников событий связанных с приключениями Ламоля, но для начала его пристального внимания удостоились только двое. Бет де Гре и Теодоракис.

Учитывая все, что он узнал от Рональда,  оба персонажа были ключевыми фигурами и действительно интересны для Дуга во всех отношениях. Обобщением и анализом поступающих материалов   по старой привычке занимался методично и скрупулезно. В конце концов, начала складываться действительно занятная картина.

Главной фигурой в минувших событиях без сомнения был грек, однако начать изучать первым дело Бет де Гре заставили фотографии очаровательной женщины вложенные в него. Высококачественный «Кодак» живо передал облик матери девиц, которые жестоко проучили незадачливого ловеласа Ламоля.

Потомственная аристократка была поразительно красива для своих лет. Больше тридцати пяти - сорока дать ей было невозможно, хотя внимательно приглядевшись, понимал, что ей больше. Можно было заметить мелкие, чуть наметившиеся,  морщинки в уголках   глаз. Заметно опустившуюся  упругую грудь, которая не портила стройную, подтянутую фигуру, и бедра женщины выносившей не одного ребенка. К слову, бедра только подчеркивали по-девичьи  тонкую талию. Правильный овал лица, большой рот и глаза огромные, слегка асимметричные, прохладные, миндалевидные «очи лани» – все очаровывало.

Единственное, что настораживало, пойманная фотографом улыбочка. Ликующая, даже невыносимо-самодовольная,  если бы не светлая, философская  ирония,  печать неземного достоинства, знание о законах благодати. Улыбка таила непоколебимую уверенность и что-то безжалостное.

Это была знаменитая улыбка верховного существа, позволившего себе снизойти до простых смертных. Загадочная и высокомерная улыбка «Жрецов», о которой не раз вспоминал Ламоль, и которую все остальные явно переняли у нее. Дуг не сомневался, что эта женщина, при желании могла быть милой подругой или заботливой матерью большого семейства и также мгновенно могла превратиться в Деметру или Цереру, божественно недосягаемую  и далекую от всего земного.

Строчки донесения в графе «Характер» только усиливали опасения:

- Умна, обаятельна.
 
- Невозмутимая, уверенная в себе женщина.

- Смертоносная светскость - в случае необходимости, лжет без колебания.

Но  пока он с изумлением смотрел на дату ее рождения. Этой женщине, не при каких условиях нельзя было дать пятидесяти лет, которые должны были ей исполниться в наступающем году. Красавица была достойна того, чтобы ее досье начали изучать первым.

Как не странно сухие строчки дела говорили о многом, а когда к  анкетным данным, добытым агентами, Дуг добавил  информацию, сообщенную Ламолем, папка стала похожа на план авантюрного романа.

Элизабет де Гре родилась в 1904 году в семье известного лондонского хирурга  Сэра Чарльза  Моррея. Отец – потомственный дворянин, начавший свою карьеру хирурга еще во время  афганских авантюр Великобритании, всю жизнь занимался медициной, презирал светских бездельников и делал все, чтобы как можно меньше иметь с ними дело. Однако слава выдающегося специалиста и долг медика заставлял его общаться с этими людьми. Со всеми своими  бедами они в первую очередь обращались к Сэру Чарльзу, и отказать им он не мог - никогда не отказывал больным, но и не стеснялся в выражениях, когда ему приходилось комментировать, то или иное событие светской жизни.

Мать истинное дитя викторианской эпохи - в девичестве Флоренс де Гре любила и уважала мужа, но жизнь аристократических кругов, к которым она относилась, кроме семьи, была единственным, серьезным занятием которому она посвятила всю себя. Тем большим разочарованием стали для нее дочери. Живые, ищущие натуры они были далеки от интересов матери и категорически отказывались следовать традициям уходящего викторианского века. Расстраивало Флоренс и то, что перед ними был живой пример отца, открыто презиравшего «светский сброд».

Старшая из сестер Лил, поняв, что мать никогда не согласится с ее выбором, не дожидаясь своего совершеннолетия, бежала со своим возлюбленным в Чили и там вышла за него замуж. С матерью она не общалась и писала только отцу или Бет.

Некоторой надеждой для матери была Роза – скромная, мечтательная девочка, но инфекционная желтуха забрала ее  в четырнадцать лет. Младшая дочь, любимица отца Элизабет, была на десять лет моложе Лил. На этого ребенка мать уже никакого серьезного влияния не имела, и когда в 1922 году умер отец, Бет дом покинула.

Светская девушка была дочерью своего отца и порождением того перелома в общественном сознании, который произошел после окончания первой мировой войны. Она  сумела странным образом сочетать в своем характере острый аналитический ум, презрение к дутым авторитетам и острый интерес к английскому высшему обществу. Впрочем, этот интерес ни как не совпадал с интересами ее матери. Светские связи ей были нужны только для того, что бы как можно  быстрее  вырваться  из-под ее опеки. Юная актриса имела немалый талант казаться своей в любом окружении. При этом она никогда не изменяла цели, которой решила добиться.

Бет была музыкальна, имела хорошие вокальные данные и решила стать оперной певицей.  Связи помогли ей легко найти лучших учителей. А талант и трудолюбие позволил быстро завоевать известность в музыкальной среде.

Учась в лондонском Королевском музыкальном колледже, она допустила единственную в своей жизни ошибку в отношениях с мужчинами. Бет сошлась и открыто жила с подававшим надежды молодым тенором – сокурсником по колледжу Джоном Холлом. Молодой красавчик был высокого мнения о своих талантах, и как вскоре стало ясно, был не слишком умен. Но в то время его любовь к юной подруге этот недостаток компенсировала.

Бет вышла за него замуж сразу, как только совершеннолетие позволило ей вырваться из-под опеки матери и получить оставленное ей отцом наследство. Учеба была позади и Бет уже получила ангажемент в Ковент-Гарден.  Хуже дело обстояло у ее мужа. Заносчивый молодой человек считал полученные предложения для себя унизительными и в течение целого года перебивался случайными заработками.

Карьера Бет напротив, складывалась на редкость удачно. Ей прочили блестящую оперную жизнь. Однако все отравляли отношения  в  семье. Муж - неудачник откровенно завидовал ей, и скоро от любви ничего не осталось. Бет рассталась с ним менее чем через год после свадьбы. Первый опыт замужества оставил горький осадок  и презрение к  самовлюбленным глупцам.

Молодая красивая женщина была интересной партией для круга, в котором вращалась ее мать, но, к сожалению, все кандидаты были явно не умнее ее бывшего мужа. Да и иллюзий в отношении театральных знакомых тоже не было. Театр, который она еще недавно воспринимала, как храм показал ей свою изнанку. 

Бет поняла, что теряет интерес к сцене. Молодая певица не хотела подчиняться требованиям, часто вздорным и далеким от театра, многочисленного  около театрального начальства.  Она не желала сносить их грубость, сальности, а после того, как рассталась с мужем, ставшие регулярными  откровенные попытки затащить ее в постель. Бет  никогда не вела себя монашкой, но своих любовников выбирала сама и, подчиняться кому-либо не собиралась.   

К началу 1927 года она приняла окончательное решение оставить сцену. От заработка певицы она не зависела и всю вторую  половину года посвятила путешествиям по Европе. В Лондон Бет вернулась только к Рождеству. Масса впечатлений от путешествия по югу Европы заполняла все ее существо.

Испания - выжженные камни плоскогорий и зелень садов обрамляющих розовое кружево дворцов Гранады. Текучие стены чудесного храма Гауди в Барселоне, мрачный Эскориал в Мадриде и скрытая угроза в глазах рабочих кварталов.

Франция – средневековые замки на скалах и в долинах полноводных рек, готические храмы Авиньона. Суета портового  Марселя  и  чинная  респектабельность   Ниццы, игорные столы Монако и красный цвет рабочих окраин. Блеск и нищета русской эмиграции - этим цветом изгнанной со своей Родины.

Италия – развалины великой империи в Риме, Помпеях, Геркулануме. Шедевры Возрождения в Милане, Флоренции, Венеции и над всем этим черные рубашки фашистов Муссолини.

Только Греция не оставила горького осадка и на следующий год Бет решила посвятить все лето близкому знакомству с ней. Сейчас же ее интересовало все, что она могла почерпнуть из книг. Большим подспорьем стала и коллекция Британского музея, куда ее соотечественники  вывезли в свое время не малые ценности из Греции.

В залах музея она и познакомилась со своим будущим мужем, специалистом по античной литературе Уильямом Юзом. Светловолосый здоровяк показался ей истинным воплощением легендарных эллинов,  и  она,  не задумываясь,  стала его подругой – подлинной гетерой, как она это понимала тогда. Согласие стать его женой она дала  только после того, как убедилась, что будет для своего любовника   единственной и неповторимой на всю жизнь.

     Летом двадцать восьмого года  Уильям получил из Британского совета предложение подписать двухлетний контракт на работу в Греции и стал первым учителем английского в "ШКОЛЕ ЧАРЛЬЗА ДИККЕНСА" на Паросе. В сентябре супружеская пара, не успевшая еще устроиться на новом месте, получила любезное приглашение от основателя школы Георга Теодоракиса поселиться в его городском доме, и довольно скоро грек стал близким другом молодой четы.

С этого времени Бет возвращается в Лондон только на зиму. Ее муж, после окончания работы в греческой школе, вынужден был проводить в Англии больше времени – он преподавал в университете и вел серьезные научные изыскания. Но как только работа ему позволяла, он устремлялся к жене и другу в Грецию.

Эту и основную часть информации о Греции Дуглас получил значительно позднее. Свидетели и участники довоенных событий с поразительным единодушием не любили говорить на эту тему. Истину приходилось собирать по крупицам, а многое просто домысливать. Впрочем, когда картина сложилась, она стоила затраченных трудов.   

Фактически Бет и ее муж познакомились с Георгом Теодоракисом только весной следующего года. Но по большому счету их знакомство состоялось еще тогда, в сентябре двадцать восьмого. За хозяина говорила обстановка дома, в который они попали. Здесь все было пропитано духом Эллады, а точнее тем, что в европейских музеях предпочитают хранить в запасниках. Прекрасная скульптура, вазопись, фрески и мозаики, подбор книг в библиотеке, просто мебель и предметы обстановки все было пропитано духом разнузданного эроса. Молодые супруги верно поняли, что им предлагают и вызов приняли. Не надо было обладать особой фантазией, что бы понять, чем увлеклась влюбленная пара. 

Пока Бил был занят в школе, его молодая жена погружалась в изучение эротической стороны культов древней Греции и восточного Средиземноморья. В свободное время они пробуют их воспроизвести. Делают попытки реконструкции обстановки, одежды, ритуалов.  Отдают должное заботливому хозяину, собравшему в своем доме почти все, что им было необходимо. Бет добросовестно исполняла роли от великой жрицы до храмовой проститутки, продававшей себя за мелкое подаяние, от менады способной растерзать возлюбленного во славу бога, до вакханки готовой отдаться любому козлоногому спутнику Диониса.

В одном из найденных писем  Бет к подруге и помощнице в ее делах, она признавалась, что в те дни  испытала такое наслаждение, которое повторить оказалось невозможно ни с мужем, ни с одним из прочих мужчин, которых было немало в ее жизни.   Переворачивая эту страницу, Дуглас с усмешкой отметил, что это вполне могло быть одной из движущих пружин, того, чем занимались «жрецы» впоследствии. А в те дни оргии привели к тому, что в апреле она поняла, что беременна, но настояла не прерывать их развлечений, что впрочем, он понял из того же письма.

Когда, примерно в тоже время, на острове появился их радушный  хозяин, они  встретились  с человеком, которого уже неплохо знали и основные взгляды которого разделяли. Бет и Бил становятся одними из основных приверженцев философии Георга.

Грек, несмотря на то, что знал о беременности, откровенно склоняет Бет к близости и та, с молчаливого согласия мужа, на это идет. Этот акт, скрепил тесные узы между этими людьми навсегда. Георг  стал для молодой четы близким другом и, несмотря на то, что о страсти между ним и Бет не могло быть и речи, снять  напряжение подруга помогала ему не редко. – Информация была косвенной, вытекавшей из ряда показаний явных недоброжелателей, но фактически подтверждавшейся последующими событиями. Похоже, в дальнейшем жизнь втроем стала  для них нормой. Грек никогда не был женат и постоянных любовниц не имел.

В январе тридцатого Бет родила дочерей-двойняшек. Там же на Паросе их и крестили в греческой церкви. Крестным отцом стал Георг.

Летом сделали первую попытку ввести в круг «посвященных» новых людей. – Имен участников тех событий установит не удалось, хотя общая канва тех событий была ясна.

Бет, много гулявшая с дочерьми по острову, познакомилась с молодой супружеской парой. Французы-художники приехали в Грецию на этюды. Молодые люди были на редкость раскрепощены и не скрывали своих взглядов. Стоило подруге отвернуться, как ее супруг попытался проверить крепость бастионов Бет. 

Вечером того же дня и возник план их первой «постановки». Мистерию пришлось режиссировать по ходу дела. Нужны были женщины, чтобы совращать француза.  Бет напомнила о попытке нахала, но ее кандидатуру хором отмели. Ей надо было кормить детей. Билу поручили юную художницу для наиболее возвышенной стадии постановки. Для оргии Георг собирался пригласить профессиональных проституток. Кроме того, из Бейрута с киностудии принадлежавшей ему он вызвал актеров.

Нравы «свободных художников» оказались настолько свободны, что ни о каком философском подтексте не могло быть и речи. Они превратили задуманный спектакль в многодневную оргию всех со всеми. От полного провала затею спасло только то, что французы восприняли произошедшее, как забавное приключение на островах.

Неудача ни Георга, ни Бет не смутила. Стало ясно, что подобные «эксперименты» надо тщательно готовить. Бил обратил внимание на молодого ирландца Питера Барда осенью начавшего преподавать в школе. Молодой, сильно закомплексованный и  в чем-то даже нелепый он явно заглядывался на красавицу Бет. Георг  предложение принял и Бет начала плести сложное кружево любовной интриги.

Мотылек быстро запутался в расставленной паутине. Заранее было решено, что Бет с девочками на зиму уедет в Лондон. И за пару дней до отъезда Бет завлекла несчастного в свою пастель, где «разгневанный» муж и застал любовников. Холодная угроза мужа лишить «неверную» жену детей, горькие слезы женщины, стыд от того, что ему даже не позволили прикрыть нагую плоть, ввергли бедолагу в глубокий шок. Он долго приходил в себя и даже не рискнул послать весточку любимой женщине уехавшей в Англию.

Барда намеренно протащили через Афинские бордели и угрозу сифилиса, через полный крах самооценки и отсутствие выбора на краю пропасти. Спасла его только смазливая гречанка затеявшая с ним очередную игру. Не слишком талантливой актрисе заплатили за два месяца постельных утех с ирландцем. Когда новый роман был уже в полном разгаре, Бард получил известие от Бет. Забытая подруга звала его на свидание в Афины.

Питер не сумел отказаться и теперь уже обманывал новую любовь. В Афинах его жалкие попытки объясниться, кончились бурной ночью любви. Он уже возомнил себя неотразимым любовником, когда Бет нашла в кармане его одежды каким-то образом попавшее туда письмо новой любовницы. «Несчастная женщина» объявила Барда законченным мерзавцем. Короче основная канва будущих «Экспериментов» сложилась именно тогда. Было и самоубийство брошенной любовницы, и превращение новой в исчадье ада и возмездие за содеянное. «Отработанный материал» безжалостно выбросили в «никуда», а сами еще три месяца развлекались на островах.

    Семейство  вместе с Георгом вернулось в Англию в конце осени тридцать первого года.  Однако они не учли, что мучимый виной ирландец случайно узнает, что Бет жива и здорова. Бард делает попытки встретиться с возлюбленной. Бил посовещался с Георгом, и  отправляет жену с девочками на зиму в Париж.

К  февралю тридцать второго года проблема неожиданно разрешилась,  несостоявшийся любовник устал от поисков и вернулся в Ирландию. Но главным было то, что умер  брат матери, бездетный барон де Гре. По условиям завещания,  Бет с мужем должны были продолжить род де Гре. Принять его фамилию и титул, а с ними  получить и крупное наследство от дяди.

Мать, учитывая характер дочери, и особенно то, что бароном де Гре должен был стать  Уильям Юз, готовилась к долгим уговорам, но совершенно   неожиданно Бет и ее муж согласились  на это без каких-либо пререканий. Георг торжествовал. Семейство Юзов исчезло, унося с собой все свои неприятности. В Лондоне  появилась чета титулованных аристократов, барон  и баронесса де Гре. Покорность зятя примирила Флоренс с мужем дочери, да и сама Бет изменила свое отношение к светским друзьям матери. Салон Флоренс, до самой ее смерти в тридцать восьмом, стал для де Гре местом поиска кандидатов на роль «новообращенных».

Даже те материалы, что удалось собрать говорили о том, что  все годы, до начала  Второй Мировой Войны, Бет принимала деятельное участие, как в разработке философии,  так и в «экспериментах» Георга.

    Ежегодно Бет, исключая время, когда она была беременна, исполняла роль возлюбленной в экспериментах с «неофитами».

    Где-то в тридцать пятом отношения четы де Гре с Теодоракисом перешли в новое качество. Ульям к этому времени стал солидным ученым. Преподавал и занимался глубокими  научными  изысканиями.  Выпустил  в свет целую серию научных трудов. Фактически с женой летом ему удавалось проводить не больше двух месяцев. Примерно по полгода они находились в разлуке, и жена с дочерьми оставалась на попечении друга.

Бет уговорила мужа вознаградить его преданность. Георг был бездетен. Жениться и не помышлял, так как  не скрывал, что любит ее, и  собирался оставаться верным подруге всю свою жизнь. Бет давно уже бывшая его любовницей, теперь решила заменить ему жену - она  родила греку дочерей. В тридцать шестом  Маргарет, а в тридцать восьмом Вивьен.

В том, что отцом девочек был Георг, Дуглас не сомневался. Донесения и фотографии свидетельствовали - девушки сильно отличались от светловолосых отца, матери и остальных детей. Сестры были жгучими брюнетками, смуглыми, кареглазыми.  Впрочем, и Рон утверждал, что Бет в это время по согласию с мужем, каждое лето жила с Георгом практически супружеской жизнью – дочери были явно его.

     Супруги де Гре не обременяли себя клятвами показной верности. Но, несомненно, любили друг друга. Тот же Рон говорил, что слышал от Бет, что во время войны она  рекомендовала мужу, служившему в Индии завести любовницу-индианку. Кто был ее любовником в начале войны, установить не удалось. Но они были, несомненно. Главным для обоих супругов в их любовных развлечениях было соблюдение внешних приличий принятых в кругу их лондонских друзей. 

В качестве компенсации оторванному от семьи мужу, Бет  родила ему в сорок третьем сына. Светловолосый Берти был очень похож на старших сестер и отца.  Овдовела она в том же сорок третьем году. Бил сына не увидел.

Постоянные любовники у нее были и до  сорок девятого года, когда она вышла  замуж в третий раз за известного экономиста Роберта Хола. Муж постоянно работал в  Европейских  международных  организациях  в Страсбурге и дома не появлялся не менее двух лет. Однако по свидетельству соседей скучать Бет не приходилось, что она делала на стороне, не уточнялось, но  многочисленные приятели дом в  Пагнелл, посещали нередко.

После  освобождения  Греции связь с Теодоракисом восстановилась, и она  опять стала ближайшей помощницей   в изысканиях Георга. С лета сорок восьмого Бет стала активно  привлекать к своим делам  старших дочерей.  К тому времени им было восемнадцать.  К слову и младших стали вводить в курс дела, используя в эпизодах постановок, как только у них стали формироваться женские формы и они могли придать особый колорит мифологическим сценам. Даже самой младшей из сестер в пятьдесят третьем,  во время  эксперимента над Ламолем было уже пятнадцать, и она имела опыт участия в постановках.

     Теперь главные роли доставались Элизабет и Терезе, а Бет постоянно принимала  на  себя  проблемы,  возникавшие после возвращения  «неофитов» из Греции в Англию.  Она мастерски отбивала у них охоту продолжать «искать правду». Факты свидетельствовали, что в сентябре пятьдесят третьего она ожидала появления Ламоля и  фактически загнала его в новый круг испытаний.

Дуг не мог понять, что двигало Бет все это время, но вынужден был констатировать, что перед ним была актриса, столь беззаветно преданная «учению», что ее игра уже не была собственно игрой. Что-то  подсказало ему тогда - мать стала во всем этом деле фигурой не менее значительной, чем забавник с далекого острова.

Все, что Дуг узнал об этой женщине, сделало знакомство с главным персонажем этой истории еще более увлекательным, и он углубился в материалы новой папки. Впрочем, Теодоракис его не удивил. Весь клубок нестыковок, недоговоренностей или просто искаженной информации, которым оплел себя грек,  был привычен для отставного агента секретной службы, которому постоянно приходилось иметь дело с людьми, которые очень старались скрыть свое подлинное лицо.

Больше заинтересовали ее дочери – такие похожие на свою мать, и по ее же словам еще более опасные  и беспощадные. Их жертва фактически мнение матери подтвердила, но Дуг, привыкший тщательно собирать материалы, пока не хотел подводить итоговую черту, и разослал дополнительные поручения своей агентуре.  С последними годами деятельности Георга Теодоракиса и его подручных благодаря  Рону, Дуг был уже знаком и поэтому разобраться в деталях их биографий и характерах было необходимо.

Дуг уже  собирался  установить  аппаратуру и у квартирной хозяйке Рона,  когда колесо фортуны совершило очередной  поворот. На имя Ламоля пришло послание из Канады. Де Гре не церемонилась. Хозяйка вскрыла послание, и отношение преследователей к Рону резко изменилось.  Из заведомо отработанного материала, он превратился в объект пристального и далеко идущего  интереса.

    Сообщение от стряпчих известной монреальской юридической конторы принесло известия о беспутном дядюшке Уильяме, расплевавшемся с чванливым семейством Ламолей еще перед первой Мировой войной и сгинувшем тогда же, где-то в прериях Канады. Оказалось,  что упрямец, отказавшись от надутых родственников, заодно отказался и от их фамилии.  Точнее освободил старую родовую,  французскую по происхождению фамилию,  от признаков дворянства  и  стал просто Биллом Молем.  Любые упоминания о дяде Билле в семье были под страшным запретом и Рон толком о нем ничего  не знал.  И вот адвокаты дяди «с прискорбием» сообщали о кончине мистера Уильяма Моля.  Владельца огромной пшеничной империи  на юге Канады и таких же необозримых счетов в самых солидных банках Северной Америки и Европы.  «С глубоким почтением» и с твердой уверенностью в солидном гонораре,  мистеру Рональду Ламолю сообщали о том, что он является единственным  законным   наследником   своего  бездетного  дяди  и что «он может вступить во владение наследством в любое удобное для него время». При этом господа стряпчие естественно брали на себя оформление всех формальностей.

     Наследство Рона делало недавние трудности по приобретению острова пустяком.  Услышав о возможности приобрести  греческий островок, он согласился, даже не поинтересовавшись, что из себя данный клочок суши представляет.  Дуг чувствовал, что приятель опять грезит, то ли о Речел, то ли о Лиз. Впрочем, разрушать его грезы он не собирался.  Важнее было заставить  Ламоля  понять, что теперь они могут задавать правила игры.

***
      
Первый раунд начали с возвращения Рона к себе.  Его появление в  оставленном несколько недель назад жилище привело хозяйку в состояние шока,  впрочем,  как и дальнейшее поведение. Придерживаясь отработанного сценария, без удивления принял известие о свалившемся с неба богатстве.  Без  внимания  оставил чужое  вторжение  в тайну своей корреспонденции.  Ни словом не ответил на массу информации,  которую пыталась излить на  него словоохотливая женщина.  В  общем,  перед ней был совсем другой человек,  лишенный эмоций, собранный и деловитый. В тот же вечер  был заказан билет на ближайший самолет, и следующим утром, отягощенный лишь небольшим чемоданчиком,  Ламоль отбыл в аэропорт.

     За рулем такси естественно был Дуг.  Он уже знал, что информация о появлении Рона незамедлительно поступила к де Гре, и, опасаясь соглядатаев Георга, его решили переодеть и загримировать после регистрации билета на заказанный рейс.  Билетом  на этот рейс пожертвовали.  В Монреаль вылетели вдвоем, следующим рейсом и под чужими фамилиями.

     И в  этот  раз  спектакль, разыгрываемый судьбой, преподнес неожиданный поворот сюжета.  У прилетевших были  причины  спешить. Из  аэропорта  уехали практически сразу после выполнения обычных формальностей. Задержались ненадолго, воспользовавшись туалетом, лишь для того, что бы вернуть себе обычную внешность.  Не теряя времени и даже не заглянув в  гостиницу,  где были заказаны  номера,  а  тем  более в газеты,  отправились к юристам.

     Придирчивость, с которой, стряпчие изучали документы наследника, сначала приняли за добросовестность исполнителей, но, в конце концов,  все это перешло границы разумного, и Дуг от имени Рона потребовал  объяснений.  Хотя  в  результате,  объясняться пришлось и им самим - они не видели утренних газет и прибывали в блаженном неведении. Оказалось, что полицию не вызвали только потому, что документы Рона не вызывали ни малейшего сомнения в их подлинности и фирма боялась потерять  из-за  скандала такого солидного клиента.    

В результате перед визитерами положили официальное  извещение, из которой следовало, что Рональд Ламоль числится погибшим в авиакатастрофе.  Самолет, билетами на который пренебрегли, сгинул где-то в водах Атлантики.    

Пришлось сочинять басню о случайном  опоздании  к  отлету из-за  неожиданного  решения  Дуга  лететь в Монреаль вместе с приятелем,  благо билет на трагический рейс оставался в бумажнике Рона.  Просить,  ссылаясь на нежелательность огласки случившегося,  особенно в прессе, максимально ускорить совершение всех необходимых формальностей. Обещать дополнительные гонорары за сохранение в тайне того,  что наследник все же  в  права владения вступил.

     Немалый заработок  посредникам  сулила,  и просьба клиента подобрать надежную консалтинговую фирму для ведения  всех  дел по распоряжению его собственностью.  Наследник не желал утруждать себя зерновым бизнесом.  Не хотел  знакомиться  со  своими владениями. Ему были нужны лишь стабильные доходы.

Итак.  Довольно быстро ведение дел было передано профессионалам,  а  сам новоявленный нувориш,  даже не обозрев свое наследство, отбыл  в Европу,  рассчитывая в  ближайшее  же время, заметно сократит размеры дядюшкиных банковских счетов.

***

     Декабрь выдался на редкость хлопотным. Контроль за Теодоракисом и семейством де Гре Дуг полностью передал Джойс. Девчонка оказалась  умным и деловитым исполнителем,  к тому же не имевшим ни малейших сомнений в  отношении  «врагов»  Рональда. Сам Рон тоже потерял всякий интерес к Лондону.  Речел за время его пребывания в Канаде успела улететь в Австралию,  а  попытка Джойс стать  ее заменой,  успехом не увенчалась.  Да и Дуглас решил,  что будет лучше, если Ламоль примет активное участие  в их делах. Самолет унес их в Афины.

     Еще до  Рождества  остров  стал  собственностью Дугласа. Тогда же,  несмотря на протесты Рона,  в сейфе известной  цюрихской адвокатской конторы появился документ,  согласно которому господин Рональд Ламоль,  получал все права владения на половину любой собственности относящейся к острову, как в настоящее время, так и в будущем - по своему усмотрению.

     Рождество и новый год встречали в Париже втроем.  Джойс пришлось на две недели, оставив свою аппаратуру и  не слишком прилежную в праздники агентуру, опять превратиться  в ребенка, восторженно принимающего подарки от двух на редкость  расточительных мужчин. То ли из благодарности, то ли в попытке в очередной раз соблазнить подвыпившего Рона она  оказалась  в  его кровати,  а  затем, тем же воздала и Макдедли.  В конце концов, весь период парижского разгула все трое спали в одной  постели, и Дуглас не мог не признать,  что даже два опытных ловеласа не были способны утомить этого рыжего чертенка. Впрочем, с началом нового года эти забавы закончились.  В Лондон вернулись вместе только для того, чтобы через несколько дней расстаться  надолго.  Рону отводилась роль главного координатора их деятельности в Англии, а на Джойс ложилось вся техническая сторона наблюдения за семейством  де Гре.   И  если в течение наступившего года Дугу  предстояло бывать в Лондоне только время от времени,  то Ламоль  покидал Лондон редко и обосновался на острове, лишь летом. Главным координатором в Лондоне в место него осталась Джойс, и   с ней Дуглас увиделись только в конце осени. Дик, остававшийся в Лондоне до конца января, нагнал «Дядю» уже в Афинах.

***
    
Дуг ждал приезда своего гуру. Накано и шесть его учеников  встретили в марсельском порту в конце первой недели февраля.  Сложившаяся, за время общения традиция  не  влезать  без нужды в дела «Дяди», остановила Дика от попытки задавать праздные вопросы. Но прибывшие были на столько необычны, точнее необычен  был их багаж,  что Дика просто распирало от любопытства.

     Действительно. Одетые в скромные европейские костюмы, невысокие азиаты  ничем  не привлекали к себе внимания – индокитайцы не были в этот год новостью во Франции,  пытавшейся сохранить свои колонии на востоке. Удивителен был их багаж, который пришлось оформлять на таможне,  как предметы антиквариата. Действительно старинные японские мечи, луки со стрелами, цепы, причудливые кинжалы и обоюдоострые звездочки вполне могли составить коллекцию для любителя восточных древностей.  Дик, да и не только он, даже и представить себе не мог, до какой степени становилась опасной шестерка этих молодцов вооруженная своим антиквариатом.  Впрочем, она стоила трех десятков любых европейских солдат и без всякого оружия.

     В ту же   ночь  Дуглас  с Диком и семеркой азиатов  отплыл на «Фениксе» к своему острову.  Почти все  время  плавания ушло на совещания с Накано.  Дуглас предложил собрать на острове его учеников и соратников, создать для них маленькую родину недалеко от берегов Европы.  Он знал,  что бывший офицер императорской армии глубоко переживал время американской  оккупации, да  и сейчас не мог смириться с нищетой и унижением своего народа.  Ко времени, когда «Феникс» пришвартовался к оконечности мола   у  входа  в  гавань острова,  основные договоренности с японцем были достигнуты.

     Накано получал в свое распоряжение  довольно  значительные суммы и полную свободу действий.  Он должен был подобрать несколько сотен специалистов и молодых людей с приличным образованием  и  готовых на любую работу. Это в равной степени относилось, как к мужчинам,  так  и к женщинам,  с той, пожалуй, разницей,  что в выборе мужчины предпочтение  отдавалось  квалификации,  а  у  женщины  больше ценились внешние данные. Со всеми без исключения заключался пожизненный контракт.

    Остров заинтересовал всех. Выжженное летним солнцем, исхлестанное зимними  штормами  плато,  заваленное ржавым военным мусором, казалось, могло отпугнуть любого.  Но японец знал цену этому мусору, а когда увидел сокровища горы, то ни о каких сомнениях не могло быть и речи.  Он обещал срочно сформировать из своих учеников и друзей несколько охранных отрядов для обороны острова на случай появления незваных  гостей.  Ниндзя  должны были прибыть первыми,  желательно самолетом. Известий о прочем от Накано ждали не позже чем через месяц. С собой в Японию он брал только одного из учеников.  Остальные оставались стражами острова и телохранителями новоявленных островитян.

***

     Но и Дуглас не собирался ждать у  моря  погоды.  «Феникс» теперь стал частым гостем в средиземноморских портах, особенно в Пирее, где недели через две начал принимать небольшие группы озабоченных,  часто скромно одетых мужчин. Сам же он, в компании с Диком,  посетил множество европейских городов, ведя напряженные переговоры с пестрой, причудливой публикой. Респектабельных господ Дуг посещал, как правило, сам, при этом напоминал им о чем-то, о чем сами они вспоминать явно не хотели. Впрочем, и в этом кругу были исключения,  некоторые, кажется,  искренне  были рады встрече со старым знакомым.  Но большую часть его собеседников составляли люди явно  не  богатые,  не  редко достигшие самого дна общества. В разговорах с этими людьми угрозы звучали редко,  чаще всего посетители были искренне рады, что  о них вспомнили. Подписав контракт и получив небольшие суммы денег, они с рвением принимались за порученное дело.  Об отдыхе в эти дни не помышляли.  Даже ночи Дуглас и Дик проводили чаще всего в кресле самолета,  в купе поезда или в лучшем случае в каюте «Феникса».

     Результат этих суетных месяцев стал очевиден уже в  конце февраля.  Еще с довольно большого расстояния Дуглас удовлетворением отметил, что остров ожил. В гавани кипела работа. Активно расчищали пирсы и остатки портовых строений. На противоположной от мола отмели уже стояли,  слегка покосившись, полузатопленное на корму, довольно большое  судно  и  куча  мелких  суденышек.  Специалисты, нанятые в первую очередь, знали свое дело. Гавань должна была скоро стать судоходной,  а у Дуга появиться настоящий флот.

     Да и верхнее плато не было забыто.  «Феникс» совершал уже практически регулярные рейсы между островом и Переем,  перевозя людей  и небольшие партии грузов,  чаще всего запасные части к машинам. С приездом хозяев начались активные работы и на  островном плоскогорье.

     Еще недавно безжизненная равнина преображалось.  Под солнцем оживала природа. Редкими огоньками крокусов и пирамидками гиацинтов, робким ранним разнотравьем,  набухшими почками, казалось, совсем засохших кустарников, весна возвещала свое пришествие. Но больше жизни было в неустанном лязге и грохоте металла.  Оживали казавшиеся много  лет  мертвыми машины.  Боевыми бронированными монстрами пока не интересовались,  их просто оттащили в сторону, на специально расчищенную площадку. Но все, что могло послужить возрождению, начинало работать.

     На фоне  всеобщей  суеты  и грохота работ странными казались, застывшие кое-где в статичных позах,  затянутые в черное фигурки людей. Одетые в глухие подобия комбинезонов, оставлявшие открытыми только кисти рук и полоску глаз, невысокие, спокойные почти до полной неподвижности азиаты, со стороны сильно напоминали старинные китайские  фарфоровые  статуэтки  воинов. Это впечатление усиливало и экзотическое оружие стражей.  Право,  прилаженные на спине мечи, а кое у кого и луки, прошедшим ад  недавних  войн  ветеранам казались детскими игрушками,  но заблуждение было не долгим.  Первый же пьяный дебош был подавлен так быстро и с такой,  правда бескровной, жестокостью, что большинству островитян стало ясно, что там, где маячит фигурка черного воина любое бесчинство становится глупостью, за которой следует неотвратимое наказание.  А черные стражи были вездесущи,  беззвучны как призраки и так же неуловимы.  Они никогда не кому не докучали.  Никогда не брались за свое оружие, и  их появление  лишь означало,  что кто-то вступил в зону,  где ему находиться не следовало или он преступал границы установленных порядков.  Появились  они на острове в начале февраля вместе с первыми группами европейских специалистов и рабочих. Кому подчинялись черные стражи, было неизвестно, но порядок и спокойствие на острове они навели быстро и навсегда.    

Когда в  начале  апреля  на горизонте задымил транспорт с людьми Накано, плато уже было готово к приему переселенцев. На  тщательно  расчищенных  площадках стояли ровные ряды жилых помещений:  сборных армейских бараков и  брезентовых  палаток. Было  налажено водоснабжение и питание любого возможного количества прибывающих людей.  Единственную сложность представляло сообщение  между  плато  и  гаванью,  но подняв однажды наверх всех,  спускать вниз собирались только избранных,  по  крайней мере, в первые месяцы.

     Ученик и Гуру хорошо поняли друг друга.   Прибывшие  делились примерно на три равные части.  Здоровые мужчины от восемнадцати до тридцати пяти лет, последние не редко с опытом проигранной войны.  Женщины от шестнадцати до двадцати пяти лет.  Эти, как правило, имели какую-либо квалификацию,  в основном выпускницы университетов,  соблазненные выгодным контрактом и совсем юные девушки, единственным достоинством которых была несомненная красота. И последнюю группу составляли опытные специалисты в разных областях.  Их контракт распространялся и на их семьи. Именно для них были развернуты отдельно стоящие палатки.  Долгое плавание  от берегов нищей, униженной военным поражением, растоптанной солдатскими башмаками родины, не было пустой тратой времени. С корабля сошли люди уже организованные, нацеленные на выполнение конкретных задач,  а главное согреваемые надеждой, что этот суровый остров сможет стать их новой родиной.

С апреля  работы  на  острове закипели с удвоенной силой. Японцы,  опытные водолазы быстро освободили гавань и подходы к ней от затонувших кораблей и взрывчатой дряни, оставшейся после военного лихолетья. За это время отремонтировали сухой док и на отмелях выросли настоящие  стапели,  на  которых возрождался будущий флот островного владыки.
   
***
    
Дугласу было конечно известно, что самолеты и корабли были не главной ценностью его владений, но для всех без исключения, как азиатов так и европейцев шедшие одна за другой находки были подлинным чудом. Особенно в то, что остров может стать их родиной, поверили японцы. Всем находилась работа в соответствии с их квалификацией,  а те кто ее еще не  получили,  знали, что она у них будет. В неглубокой котловине ближе к южной оконечности острова, где зимние ветры не были так жестоки, начали закладку многоэтажных домов для семей островитян. 

На неширокой террасе поблизости от горной дороги,  на полпути к вершине,  Накано и отданные ему  под  начало  подростки  создали удивительный сквер для отдыха своих родных. Чудо созданное Гуру и детьми,  в общем-то приведших в порядок и вложивших душу в то, что существовало и до них, произвело на Дуга сильное впечатление.  И наставника и его помощников отправили наверх.  Им была дана полная свобода  фантазии на  всем просторе верхнего парка.  Одновременно лучшие мастера ремонтировали,  приводили в порядок, декорировали и обставляли дома поселка в кратере. А обставлять виллы было чем, потребовалось только найти соответствующие склады.    

Гора открывала тайны, о существовании которых не подозревал и сам хозяин острова.  Рядом с авиационными ангарами обнаружились не только боксы с автомобильной и  гусеничной  техникой,  строительными машинами.  Там же были настоящие цеха первоклассно оснащенных ремонтных заводов, разнообразных мастерских. Учитывая,  что  мощный  взрыв, вызвавший большие обрушения берега был и в районе порта,  не поленились расчистить  и  их. Результат был тоже. Завал скрыл цеха судоремонтных мастерских и обширные флотские склады.  Бесконечные списки того, что собрали  в хранилищах острова его бывшие хозяева,  поражали своей пестротой, разнообразием и непомерным количеством.

Только оценив  все  в  целом, становился понятен и их замысел.  Создатели островной крепости воздвигли свой форпост в Средиземноморье. Они собирались  жить и обороняться в ней долгие годы, в случае если бы Фатерланд окончательно потерял контроль над южной  Европой. И  это,  наверное, произошло бы,  если бы не быстрый крах Германии в прошедшей войне.  Идея оказалась безрассудной. Сама Германия  оказалась  не  способна  к сопротивлению и защитники острова не видели смысла в обороне.  Они предпочли  погибнуть, унося с собой тайну одинокой скалы.

     Впрочем, и то, что касалось защитников острова и их рабов, хранило еще одну тайну. Останки защитников находили систематически. Большинство из них погибло от отравления газами на своих боевых постах.  И, как только количество встречавшихся трупов стало значительным, организовали специальную похоронную команду. Тем более,  каждый мертвец свидетельствовал – в помещении мог остаться «Табун» и  не  редко  требовалась  дегазация. Личные документы, остатки обмундирования позволили сделать довольно подробный список всех найденных. Хоронили их в братских могилах, на укромной скальной площадке высоко над морем. На их могилах вначале положили только гладкие гранитные плиты, на которых выбили имена похороненных.  Но позднее, когда стало не понятно куда девать довольно многочисленные в помещениях базы атрибуты  Третье Рейха,  самые внушительные из них Дуг приказал установить рядом с  могилами защитников острова. Гранитных плит на захоронении прибавили.  Посередине,  на пилоне из  мерцающего павлиньим  глазом черного лабрадора вознесся бронзовый имперский орел, а с боку выстроился ряд постаментов с вытащенными из помещений и выполненными из различных материалов головами, бюстами и даже фигурами бывших властителей Германии. Таким образом  организовался  довольно  странный для Европы того времени пантеон защитникам Тысячелетней Империи.

     Не находили лишь следов узников острова. Получив доступ в подземелья, довольно быстро нашли  штольни  концлагеря.  Дуглас ожидал увидеть коллективный склеп,  а нашел стерильную чистоту больничного барака.  Помещение, не хитрый инвентарь и оборудование все было в идеальном порядке, но нигде не было даже намека на останки рабов согнанных на остров со всей Европы. Не меньше двух тысяч человек исчезли бесследно. Впрочем, этим помещениям быстро нашли  новое применение. 

***
    
Жизнь, на быстро менявшемся острове шла своим чередом. Поиски не прекращались, и обнаружилась еще одна  тайна.  Один  из потайных ходов привел к огромным стальным дверям, сделавшим бы честь самому знаменитому хранилищу ценностей в мире.  Интуиция подсказала Дугласу  отказаться  от взрывчатки,  да и жаль было изумительного творения немецких мастеров.  Впрочем, его остановила не  столько  сентиментальность,  сколько мысль о том,  что подводная лодка,  не сумевшая ускользнуть от острова тогда,  в сорок четвертом,  вполне  могла уносить с собой ключи от этого сейфа. В мае водолазы получили новое задание, благо координаты погибшей субмарины Дуг знал точно.

    Лодку нашли довольно быстро и на вполне доступной  глубине. В начале июня ее подняли и отбуксировали в гавань. А через неделю она была уже на стапеле подземной гавани.

Семнадцать  с половиной узлов под водой и полдюжины  торпедных аппаратов должны были бы обеспечить  ей  заметное  превосходство над надводными кораблями, но ее противниками стали самолеты.  Заметив ее на островном  мелководье,  они  безжалостно расправились  с добычей.  Хотя как оказалось, повреждения на ней были невелики.  Она просто легла на грунт, и с командой произошло тоже, что и с защитниками острова  -  не  имея  возможности  сопротивляться они, предпочли умереть.

     Решение, принятое экипажем, вернее их командирами, было не случайным. Лодка была плавучей сокровищницей. Больше десяти тонн золотых слитков. Ювелирный антиквариат из разграбленных сокровищниц,  как Европы,  так и Африки. А главное десяток цинковых ящиков, которые как стало ясно позднее, и были главным секретом субмарины.  В ящиках хранились  новенькие  пачки  американских долларов в основном пяти и десяти долларового номинала. Купюры в сто и пятьдесят долларов были только в двух ящиках.  В судовом сейфе  нашлись  и  ключи  с кодовыми таблицами от стальной двери подземелья.  Истинный объем ценностей найденных на лодке был тайной практически для всех островитян.  Дуглас ожидал чего-то в этом роде, хотя мог бы признаться, что не в таком объеме. Все  ценности  снимались  с  субмарины в глубокой тайне и только людьми Гуру.

Окончательно все стало ясно, только когда открыли стальную дверь подземелья.  За ней была прекрасно оснащенная типография по печатанию фальшивых денег.  Но какая типография! Клише, бумага,  красители.  Доллары напечатанные здесь,  впоследствии признавали подлинными любые банковские специалисты, в том числе и Резервной системы США.  Гитлеровцы не успели в  полной  мере воспользоваться своей работой.  Они начали с Англии. Фальшивые фунты после войны чуть  не  поставили  экономику  Британии  на грань  катастрофы,  и только обмен купюр смог как-то нормализовать ситуацию. Судьба Великобритании готовилась и для Америки, но  дело раскрутить не успели.  И теперь все это попало в руки Дугласа.  С этого времени «Стальная дверь» стала  опять главным секретом острова, а остров получил полную финансовую независимость.  Тем более, что новые владельцы тайны не были заинтересованы  в подрыве валюты США и пользовались своими возможностями только для покрытия дефицитов и оплаты наличных расходов по всему миру, в первую очередь в Африке или на Ближнем востоке. Чаще всего это были: секретные агенты, контрабандисты, мелкие коммерсанты и люди подобного сорта. Зеленые портреты американских президентов в эти годы были в особой цене.

***

     Впрочем,  в мае Дугласа тайны «Стальной двери» занимали не слишком. Это  был  скорее  отдых  от забот, отнимавших основное время. А заботы эти опять сосредоточились на  внимании  к  поместью на Паросе. До этого времени вся информация о Теодоракисе и семействе де Гре сходилась к Рону и Джойс в Англии. А специальные агенты по всей Европе контролировали все начинания «Жрецов» и их подручных. Рон просто периодически информировал Дугласа о происходящем. Дуг понял, что надо готовить собственный сценарий, когда наконец Рон сообщил, что Теодоракис начал очередную  игру. 

Дуг подключился к делу и со стороны наблюдал за тем,  как грек  и  его английские крестницы роют западню университетскому простофиле, канадцу Джону Пиккерингу. К участию в комедии вскоре присоединилась и австралийская нимфа - Речел.

Зазноба Рона в этот раз вела себя довольно прилично и опекала невесту Пиккеринга экзальтированную,  помешанную на театре девицу Анну Хадсон.

Главными приманками опять  стали Элизабет   и Тереза. Анна появилась на Паросе через неделю после приезда Речел и  вместе  с  женихом поселилась в городском доме Георга.

     Испытуемый в этот раз успел переспать с обеими сестрами и надеялся на продолжение романа хотя бы с одной из них, но в результате оказался в одиночестве - двойняшки исчезли, а Теодоракис демонстративно прервал с ним всякие отношения. Попытки Джона разыскать сестер окончились тем, что он попал в расставленную для него ловушку, и дальнейшее развитие сценария мало отличалось от прошлогоднего. Таким образом, Джон Пиккеринг     оказался брошенным среди очередных развалин, а Дуглас Макдедли  на палубе субмарины следящей за яхтой.

***

Дуглас который раз перебиравший в памяти былое отринул воспоминания. Ночь полностью вступила в свои права, и Дик уже верно распрощался со своими подругами.  Огни его джипа временами мелькали на серпантине горной дороги. На этой площадке  ему больше делать было нечего. Дик знал место встречи, и сегодня вечером он должен был стать полноценным участником всего ими задуманного. Парень должен был перестать обольщаться в отношении грека и этих стерв. Девицы умели заморочить голову кому угодно. Даже то, что сделала с ним Лиз  на яхте, не позволило парню снять его «розовые очки».

Ну что же, Дуглас подготовил материалы, с которыми Дик ни считаться не сможет, а главное, все, что ему скажет он, подтвердит Ламоль, уже дожидавшийся их наверху. Дику еще предстояло сыграть значительную роль в этом спектакле, и Дуг был уверен, что с этим делом он справится.