Прекрасное далеко

Алексей вышел к нам в зал с рассеянной улыбкой на болезненном лице, но какой-то живой и свежий. Байковая рубашка в шотландскую клетку висела на нем, как на манекене, а на коленках пузырились дырявые домашние трико. Он присел на край дивана и начал что-то торопливо рассказывать о прогулке в городском парке и бурной метели, которая лишь развеселила его. Дед, с манерой заправского аристократа, курил "Приму", и слова с его горькими кольцами дыма улетали в потолок... Дым извивался бирюзовым ящером, метался по комнате, цеплял своими крыльями мебель на пути, и наконец, выпрыгнул в форточку.

Но постойте! Что это было? Меня словно за волосы выдернули из сна. Глаза ловили перламутровые круги и дико болела правая рука, отлежанная под грудью. Придя в сознание я сильно огорчилась, но и в тоже время затаила в сердце надежду, что когда-нибудь Алеша вернется к нам.

Все случилось более тридцати лет назад. Маленький, застенчивый Лёша Попов в синих колготках и шортиках, чумазый и растрепанный, бегал за своей старшей сестрой Аленкой и почти не имел друзей. Он играл за одноногую и лысую куклу Люсю, прилежно исполнял роль папы в "дочки-матери"  и был в общем-то доволен ситуацией.
Но вот он стоит на ступеньках средней школы с аттестатом восьми классов в руках, поступает в казенную шарагу на сварщика, где и получает злосчастную роль "козла отпущения" на весь год.
Не берусь описывать те события, которые юноша претерпел за свой недолгий период обучения. Я думаю, вы и сами представляете насколько бесчеловечны подростки к "бедным овечкам". Кровожадность и лицемерие шаражного контингента вполне объясняется и временем, и возрастом, и ментальность. Объяснить можно чем угодно, только где теперь найти виноватых,да и есть ли смысл?
Мало кто может действительно представить, что чувствовал Леша в те моменты. Дело дошло до того, что преподаватели стали провожать его до остановки, но и их терпению пришел конец:
- Забирайте своего сына немедленно! Он здесь больше не выдержит... - настаивал директор ПТУ №3. - Дорогая Алла Андреевна, милая, это все равно что в вольер с гиенами  посадить кролика.
И Алла Андреевна вняла словам директора.Уже на следующий день Леша остался дома. Он проводил целые дни в своей маленькой пыльной комнатушке, располагавшейся в самой дальней части дома. У незнающих складывалось впечатление, что эта каморка даже не часть дома, а совершенно обособленный анклав. Дряхлый диван, пахнувший деревенской сыростью, раскорячился прямо посередине комнаты и вмещал на себе необъятных габаритов каменную подушку.Напротив него ютился небольшой стол, украшенный скатертью из наклеек, что были изъяты из дешевых жвачек. На нем стоял советский телевизор, а в мутном пупке кинескопа отражался массивный шифоньер, который больше напоминал гигантские ворота. Куда вели эти ворота Алексею было давно известно, ведь только там обитал его единственный Друг, с которым он находил спасение и утешение от жестокой реальности. Этот Друг всегда держал его за руку и внимательно выслушивал все, что наболело. Сам он говорил тихо и редко и никогда не выходил из шкафа.
Так пролетал день за днём, год за годом. Алексей по-прежнему редко выходил в свет, почти постоянно спал и прекратил все контакты с родственниками, кроме Аллы Андреевны. Не раз мать пыталась вразумить сына начать новую жизнь, ведь в городе о нем все давно забыли. Он просто сольется с безликой и спокойной толпой прохожих, которые даже не взглянут на него и уж точно ничего плохого не причинят ни словом, ни делом. Леша, чей внешний вид давно приобрёл черты взрослого рыхлого мужчины, действительно ничем бы не выделялся из многоликой людской массы. Но страх, твердо врезавшийся в юную память, и сама нерушимая аксиома, что человек человеку волк, исправно делали своё дело, не позволяя ему переступить даже за порог собственного дома.

Как-то поздним вечером Алексей вышел из комнаты и разглядел на полу гору скомканных вещей, которая вырисовывала в темноте знакомый до боли силуэт. Алла Андреевна лежала на боку, вытянув сухие руки, приоткрыв рот.
- Она спит, - прошептал хрустальный голос Алексею, - она устала, очень устала...
Парень погладил по плечу мать и лег рядом с ней. Как в далеком детстве, он успокаивался и засыпал у нее под боком, так и в этот момент сознание умиротворения и безопасности наполнило его. Бархатный сон стирал все тревоги, обиды, страхи... Все дальше и дальше уносился Алеша по волнам сказочных грез, растворялся в них, как дождь к реке, и снова отправлялся в полет... Все вокруг приобрело светло-голубые тона, а на горизонте солнце распустило пурпурные лучи. Ветер доносил запахи детства-шалфей, корица, мята, яблоки-все смешивалось в единую палитру и растворялось в воздухе. Боже, как сводобно, как тепло! Вокруг не было ни души, и чувство, что этот воздушный мирок принадлежит только ему, наполняло его спокойствием и негой.

Это был последний раз, когда Алексей мог легко и беззаботно наслаждаться сказочными снами. Утром Алла Алексеевна так и не проснулась. Она действительно устала, все когда-нибудь устают. Леша разглядел в ее озадаченном взгляде какую-то мучительную тоску, загадку, которую так и не сможет никогда разгадать. Он выбежал на улицу и впервые за сотню лет заговорил с людьми. Соседка, а по совместительству кума Аллы Андреевны тетя Нина, позаботилась о всех формальностях, кроме одной - куда определить Алексея.
После кончины матери Леша снова заперся в комнате. Алла Андреевна была для него последним хрупким мостиком с реальной жизнь, и он никогда не предполагал, что этот мостик разрушится так скоро. Он не плакал и не причитал, а только, обхватив колени руками, сжатыми в замок, в немой позе просидел трое суток, раскачиваясь вперед-назад. О чем он тогда думал, никто не знает: вспоминал ли мать или пребылал в вакууме? Очнулся он только в больнице, когда резкий белый свет брызнул ему в лицо.
- Леш, как ты, дорогой? - послышался сдавленный женский голос, - ты меня слышишь?
Но Леша так ничего и не ответил. Отныне он не проронил ни слова.