Повесть о Кате и Владике продолжение

_ _ _ _

     А весна разгоралась. Понемногу начал таять снег и образовываться лужи. Ночью они замерзали, но за день оттаивали и становились ещё больше. Володька Чертовских добыл где-то карбид; ребята бросали его в лужу около двадцать пятого дома. Было очень интересно, только запах стоял плохой. А потом Щелчок придумал запихивать карбид в дырявую банку, заливать водой и, когда пойдёт плохой запах, поджигать. Воздух вокруг банки горел синевато-белым пламенем. На сильном солнце пламя было плохо видно, но если зайти в подъезд, оно становилось ярким-ярким. Ярче, чем свет от фонарика "жучок". Ребята долго занимались этим, чуть не целую неделю. Но потом Мишка Шелехов начал строить самокат, и банки с карбидом стали неинтересными. Все мальчики принялись за самокаты. Кроме Владика.
     Владик совсем недавно прочитал необыкновенно интересную книгу - " На Севере дальнем". И он очень полюбил всех героев этой книги, особенно Чочоя, Кэукая и Петю. И маленького негритёнка Тома. Гибель Тома, которого линчевали двое здоровых белых парней, потрясла Владика. Он почти плакал, когда читал об этом. И он задумался... Почему бы всем неграм, индейцам и чукчам не переселиться к нам, в Советский Союз? Ведь здесь их никто не стал бы угнетать. Наверное, они просто не знают, что на свете есть такая страна, где все равны. А если бы знали, то поступили бы, как Чочой: пересекли бы Берингов пролив - и оказались бы у нас, на Чукотке... Если бы им кто-нибудь всё это рассказал и научил!..
     От их посёлка до Чукотки совсем близко. Вон, на карте видно - рукой подать. За месяц дойдёшь. Ну, за два месяца. А там всего-то какой-то пролив... Чочой смог, хотя и был совершенно один. Значит, вдвоём с Катей они тем более смогут... А маме с папой можно оставить записку. Они поймут. Должны понять: они ведь коммунисты...
     Владик с Катей стали готовиться в путь. Каждый день они что-нибудь откладывали: то стянут горсточку крупы, то макароны, то брикет борща. Всё это они раскладывали по газетным кулёчкам и укладывали в своей геологической коллекции, между камнями. Они стащили несколько коробков спичек, десять кусков сахару, насыпали целую жестяную банку из-под монпасье соли...
     Но нужно было подумать ещё и об оружии. В тундре, сказал Владик, самый опасный зверь - это полярные волки. Им ничего не стоит справится даже со взрослым охотником, если охотник не вооружён. Что касается белого медведя, который по-чукотски называется "умка", то с ним можно договориться. Если "умка", значит, наверное, умный, а если умный, то, конечно, отличает хорошего человека от плохого. Лучше всего найти маленького белого медвежонка и подружиться с ним; тогда через него легче будет договориться и с другими белыми медведями. Впрочем, этот вопрос встанет перед ними не раньше, чем они выйдут к Берингову проливу, то есть, где-то через месяц пути. Пока же следует думать о главной опасности - о полярных волках. Относительно же мелких хищников, вроде песцов и лисиц, надо сказать, что Владик их совершенно не опасался.
     Но вот волки - это да-а... Владик наточил, насколько мог, свою алюминиевую саблю от новогоднего костюма. Деревянный кинжал - отличный кинжал - он обернул фольгой от шоколада. Блеск металла, надеялся Владик, хоть в какой-то мере образумит хищников.
     Ребята сделали замечательный лук с очень тугой тетивой и настрогали множество стрел из большой сосновой доски от ящика для консервов. Наконечники стрел Владик решил выкрасить красной краской, чтобы волки думали, что это огонь и боялись...
     Наконец, всё было готово.
     Припасов оказалось многовато, две большие авоськи; да ещё оружие и здоровая консервная банка для котелка. Но Владик и Катя никогда не были слабаками; а поход должен был, к тому же, закалить их в первые же несколько дней...
    Всё было готово, оставалось сочинить письмо к родителям - то есть, самое трудное. Дети понимали, как тяжело будет старикам перенести разлуку с ними: они ведь были единственной надеждой своих мамы и папы. При одной мысли об этом Катя принималась всхлипывать и забиралась под стол, чтобы спрятать слёзы. Владик заползал под стол вместе с Катей и шёпотом успокаивал её, рассказывая ей об их грядущих подвигах, когда о них узнает вся страна, и мама с папой смогут ими гордиться. Может быть, их с Катей вызовут в Кремль и наградят самым главным орденом. И может быть, этот орден вручит им сам Иосиф Виссарионович Сталин... "Вот это и есть наши герои?" - спросит он, поражённый их молодостью...
     В ночь перед побегом Владик сразу притворился спящим и не отвечал, когда Катя окликала его. Он дождался, когда сестра уснула, и осторожно вылез из-под одеяла. В доме было тихо. Свет не горел. С кровати тёти Домны доносилось лёгкое похрапывание. Луна светилась в окне...
    Владик только сейчас заметил, какие большие пространства оттаяли в окне, какое прозрачное стало стекло в этих местах. Сквозь стекло было видно всё - и луна, и яркие, частые звёзды. Они светили по-особенному, по-весеннему, и в горле у Владика стоял какой-то комок...
     Владик тихо достал из ящика новую тетрадку в клеточку и сел писать. Он положил тетрадку прямо в лунную лужицу перед собой, обмакнул перо в чернильницу и задумался. Его рука и бумага перед ним были светло-голубыми, а коричневая чернильница казалась чёрной. Чёрная клетка - след от оконной рамы - лежала на столе, карта Советского Союза, приколотая кнопками к стене, была наполовину залита белым светом. Из родительской комнаты не доносилось ни звука.
     "Дорогие папа и мама! начал Владик, стараясь правильно делать нажим и очень легко проводить волосные линии. - Мы с Октябриной уже вырасли. Вы всю жизнь баролись за справидливасть как камунисты. Теперь мы решили вас сминить. Мы атправляимся в Америку. Мы будим там защищать негров и индейцев. Патаму что их угнитают. Я не хачу с этим мирица. Вы сами нас васпитали. Я зделаю в Америке риволюцию. Там все станут щасливые как мы. Вы будите нами гардица. До свиданья. Не плачте. Ваши дети Владлен и Октябрина."
    Заканчивая письмо, Владик обратил внимание на то, что конец предложения оказался в тени. Последние слова он писал наугад, потому что их нельзя было видеть в этой густой тени, закрывшей часть тетрадки.
     Владик поднял голову... Папа стоял за его спиной и через его плечо читал написанное...
     Папа приложил палец к губам и кивнул головой в сторону двери. Владик встал и медленно побрёл вслед за папой. Они пришли на кухню.
     - Тихо, - сказал папа, - не будем никого будить.Просто поговорим как мужчина с мужчиной.
     Печка уже прогорела, но была тёплой, и тепло от неё распространялось по всей кухне. Луны здесь не было, но светились звёзды над кочегаркой. Папа зажёг свет и налил себе и Владику чаю. Чай был негорячий.
     - Поговорим, - сказал папа. - Стало быть, вы с Октябриной уже выросли и готовы к подвигам. Прекрасно. Но только мне непонятно, почему вы решили совершать из в Америке, а не у себя на Родине?
    - Потому что у нас ничего не совершишь, - сказал Владик. - Потому что у нас всё хорошо. И революция у нас уже была.
    - И ты хочешь устроить революцию в Америке?
    - Да. Для негров, индейцев и чукчей. Потому что их угнетают.
    Папа помолчал. Они с Владиком выпили чай и налили ещё. И вдруг папа спросил:
    - А почему, как ты думаешь, негры и индейцы сами не совершают революцию?
    - Потому что они не умеют, - сказал Владик.
    - А ты, значит, хочешь их научить? Значит, ты думаешь, что вы с Катей умнее всех негров, индейцев и чукчей, даже взрослых? Почему?.. Потому что вы белые? - спросил папа.
     Владик, разумеется, так не думал. Он очень возмутился и покраснел.
    - Как ты можешь так говорить про меня, папа? Да мне и в голову... я что, националист какой-нибудь, что ли?.. Просто их угнетают, а мне их жалко. Вот я и подумал...
    - Плохо подумал - очень жёстко сказал папа. - Никуда не годится такое думание. Не годится думать за других людей. Тем более, за тех, которых ты совсем не знаешь. И между прочим, Владимир Ильич Ленин так не учил. Он, наоборот, учил, что нельзя ввозить революцию из-за рубежа. Каждый народ должен сам выбирать свою судьбу.
     - А почему же они всё не выбирают и не выбирают?
     - Этому есть много причин. Наверное, время для революции в Америке ещё не пришло. А когда придёт, американские рабочие сами всё сделают, твоей подсказки не спросят.. Вот послушай, - сказал папа. - Ты про крепостное право что-нибудь знаешь?
     - А то нет! - обиделся Владик. - Я и читал, и кино смотрел. "Тарас Григорьевич Шевченко". Как там сквозь строй прогоняли, и вообще...
     - Вот, - сказал папа. Скверное было время, точно?
     - Точно.
     - Так вот, Наполеон - ты ведь знаешь про Наполеона?
     - Папа, да что ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что я знаю. Да ты и сам рассказывал. "Корсиканское чудовище высадилось на сушу"... А "Бородино" я ещё в Катькином возрасте наизусть... И про Кутузова знаю, и про Багратиона...
     - А про партизан?
     - Ну да, знаю... Да что ты спрашиваешь!
     - Так вот, среди партизан было очень много крепостных крестьян. А Наполеон обещал им волю. А вот эти самые крестьяне Наполеона и били!.. Понимаешь? Он им - волю, а они его дубиной. Образно говоря. Как ты думаешь, почему?
     - Ну ты сказанул!.. Так ведь то Наполеон, завоеватель. А я...
     - А ты кто? Ну - кто ты, чтобы лезть в чужую страну со своими идеями? А? Ответь-ка!.. Ты ещё даже не комсомолец; ты ещё даже не пионер. Ты октябрёнок! И лучшее, что ты можешь сделать, это выполнять задания партии и комсомола. На отлично. Это ты делать, действительно, можешь.
     - А если мне никто никаких заданий не даёт?
     - Тогда я тебе дам задание.
     - Ну-у, это не считается. Ты же папа.
     - И, между прочим, коммунист. Ты об этом не забыл?
    Владик молчал. Сказать ему было нечего.
     - Так вот тебе моё партийное поручение, - строго сказал папа. - Через неделю в посёлке объявляется воскресник. Выйдут все - и коммунисты, и комсомольцы, и пионеры. А ты, Катя и Миша Шелехов организуете мне помощь октябрят. Ясно?
     - А чего делать надо? - спросил Владик.
     - Снег очищать. Канавки во льду прорубать, чтобы вода не затопляла подъезды. В подъездах проложить доски, ящики, - ну, сам понимаешь, - чтобы люди могли спокойно ходить. Бороться со стихией, одним словом. Вот такое будет тебе октябрятское задание... Ясно?
      - Ясно.
     - Чай допил?
     - Допил.
     - Отлично... Время позднее - то есть, раннее, уже два часа ночи. Марш в постель...
     А когда они выходили из кухни, папа вдруг задержал Владика за плечи и поцеловал его в макушку.
     - Иди, иди, - сказал он...

_ _ _ _

     Владик думал, что Катя очень расстроится, когда узнает, что они не пойдут в Америку. Но ничуть не бывало! Все последние дни Катя буквально разрывалась между верностью брату и жалостью к родителям; и возможность заменить побег воскресником её только обрадовала. И не зря. Воскресник и вправду оказался чудесным праздником!
     Подняли их не по-воскресному рано, но солнце уже сияло вовсю. Т1ётя Домна напекла оладий, они их ели со сгущёнкой и запивали какао. Потом надели лыжные костюмы и сапоги, а пальто им разрешили не надевать.
     - Они будут много двигаться, так что не замёрзнут, - сказала мама. - И потом, сегодня такая теплынь, плюс два.
     На улице из репродуктора гремела музыка. Это дядя Володя Сушков на радиоузле постарался отобрать самые лучшие пластинки. Люди собирались в бригады и расходились по своим рабочим местам - кто к школе, кто к Политотделу, кто к клубу, кто к детскому садику. Возле тех домов, которые стояли низко, около бухты, собирались свои бригады: подъезды в этих домах сильнее всего затопляло. Жители Шанхая тоже трудились рядом со своими домами. В Шанхае домики маленькие, одноэтажные, называются "самострой", и зимой их совсем заносит снегом; так что сейчас, когда снег начал таять, там работы на всех хватало.
     Октябрятская бригада Владика тоже работала около своего дома: он ведь стоял над самой бухтой. Ребятам дали кирки и лопаты и даже один лом. Лом, конечно, достался Владику, но они с Мишкой Шелеховым менялись. Нужно было прокладывать русла для ручейков, чтобы они от горок двадцать пятого и двадцать шестого домов струились прямо в бухту, а не в подъезды - в общем, бороться со стихией.
     Сначала октябрята работали сами по себе. Им только показали, где и как копать, и оставили одних. Командовал всеми Владик. Но потом, когда пионеры, счищавшие снег и оббивавшие лёд возле школы, освободились, к бригаде Владика присоединились старшие, и распоряжаться здесь стали Том Ефремов и Володька Рыбаков из четвёртого класса. Понемногу они отобрали у младших все орудия труда - сначала только "на минуточку", а там и вовсе. Тогда октябрята обиделись и ушли.
    Некоторое время они стояли в сторонке и от обиды дразнились: показывали языки, кричали "бе-бе-бе", и так далее. Но потом Владик, всё время молчавший и думавший, поднял голову.
     - Эй, ребя! - сказал он. - Собирай доски! Будем строить мост.
    Они с Катей сбегали домой, выпросили у тёти Домны молоток, гвозди и одноручную пилу-ножовку.
    Вода в подъезде стояла так высоко, что, несмотря на доски, положенные на кирпичи, добраться до лесенки на первый этаж не замочив ног было невозможно. Вот Владик и придумал.
     У самого входа в подъезд ребята положили два высоких ящика, на них четыре доски в ряд, и прибили эти доски с одной стороны к ступенькам лесенки, которая на первый этаж, а с другой - к ящикам. Получился крепкий и удобный мост. По краям моста у входа прибили палки торчком, а к этим палкам, с одной стороны, и к верхней ступеньке лесенки - с другой, приколотили длинные жердины. Так что у моста оказались ещё и поручни. Теперь не упадёшь и в воду не плюхнешься - проходи хоть по двое в ряд! А чтобы с улицы всходить на мост было удобно, прибили наклонно ещё четыре дощечки и на них наколотили три крепкие палки - получилась лесенка.
     Полюбовавшись на свою работу, дети забрались на крышу кочегарки и устроили себе обеденный перерыв. Кто что принёс из дому: бутерброды, печенье, галеты - всё сложили на середину, и каждый брал, что хотел. А запивали всё горячим какао, которое тётя Домна передавала им через форточку. Потому что какао - это не только вкусно, но и питательно.
     После обеда октябрята побежали в подъезд, где жили Лидка Сидорова и Сашка-башкир, и там тоже построили мост. Хотели даже покрасить, но Лидкин отец их отговорил.
     - Долго сохнуть будет, однако, - сказал он. - А мост, он прямо сейчас людям нужен!..
     Что же касается Мишки Шелехова, то он жил на барже. Баржа стояла на бухте, соединённая с берегом прочными мостками. Их никогда не затопляло.

        (продолжение следует)