Алкогольный галлюциноз

               


Ночью психиатр Митрофанов услышал голоса. Он мало обращал внимание на их угрозы пока не понял, что угрожают лично ему, и обсуждают его. Голос сказал:
- А Митрофанов пусть пока занимаеся тем, чем занимался в казарме после отбоя. И голос спящей сейчас жены ехидно захихикал. Боже мой, откуда же они узнали чем я тогда занимался? Всеволод Арнольдович покраснел было, но осенился вдруг мыслью: Ба! Да это же галлюцинации! Плод моего подсознания, знающего обо мне больше меня. То-то я так скверно чувствовал себя после пятничной вакханалии. Однако это же не белая горячка. Никакого тебе возбуждения. Доктор погрузил кисти рук в книжную полку и экстрагировал оттуда справочник психиатра. Ага… вот…вот оно. Налицо алкогольный галлюциноз. Лечится…так…однако! А завтра на работу. И как же проводить задушевные беседы со своими невротиками когда каждое второе услышанное слово – галлюцинация? Митрофанов со смурными мыслями бродил по гостиной, где он жил с пятницы, когда после ажитированного монолога супруга ушла в молчанку и отлучила его от спальни. Странно, голоса будто пропали, но стоило обрадованному доктору выйти в коридор, как они настигли его вновь. Самое противное заключалось в том что голос ненаглядной им подхалимски подхихикивал. Всеволод Арнольдович стал прислушиваться: голоса доносились из дальнего угла, на кухне их не было. Прислушался в ванной. За стеной, в комнате сына, не гудели стрелялки. Спит, поди, подумал было, но тут голос в ухо произнёс: это же шизофрения!!! Митрофанов вместе с мыслями вдруг оказался на кухне. И впрямь, с чего это я взял , что это галлюциноз? Надо срочно позвонить Десслеру, пусть проведёт дифференциальную диагностику.

-Вас слушают, - бархатно пробасило из трубки спустя паузу после окончания длинных гудков. Всеволод Арнольдович обстоятельно доложил туда симптоматику – Марк Борисович известный специалист по шизофрении, к тому же очередной пятничный «намаз» они совершали совместно, с целью уничтожения улик. Уликами в течение недели снабжали родственники благодарных пациентов или они сами. После исповеди в трубке повисла тишина – Десслер всегда запасал воздух для баса.
- Что же мы, почтеннейший, с Вами такого откушали? Уж не абсенту ли? У меня, верите ли, то же было нечто подобное – ночь глубокая, и голоса, голоса: что вы с Митрофановым в пятницу делали, - неразборчиво так, будто из – за стены, и смех…

Митрофанов очнулся – трубка телефона лежала в дальнем углу дивана, он присмотрелся. Похоже свежих отпечатков пальцев там не было. Значит разговора не было? Да и быть не могло – не бывает параллельных галлюцинаций. Что же делать?... Хорошо если болезнь вялотекущая, а если какой шуб, и хана, и сразу в « овоща»?... Мне-то уже всё равно будет, супруга и так на меня сердита – переживёт. А сын?... Какая дура за него замуж пойдёт, разве только у какой тоже отец сумашедший…
- Какой, однако, шуб? Я же критически отношусь к своему состоянию? Всё, видимо, не так пока серьёзно.
- Критически! А кто разговор с коллегой придумал?
- Что же делать-то?
- Что-то надо, и срочно!... Доктор рванул на кухню, открыл окно. Далеко внизу фонарь специально для него осветил пятачок асфальта. Всеволод Арнольдович взглянул на себя со стороны – из правого носка торчал большой палец с неостриженым корявым ногтем желтоватого цвета, застиранные семейные трусы казались много старше своего владельца. Хорош будет лучший городской психотерапевт под этим софитом! Митрофанов отправился в ванную на поиски белья – в спальню, где хранилось отутюженное, хода ему не было, тем более, что голос жены по-прежнему подхихикивал над ним. К счастью нашлись мятые, но зато трикотажные трусы с узорами и носки без дырок. Переодевшись он вновь погрузился в мысль:
- А чем, собственно говоря, самоубийца лучше шизофреника..
- Тем, что здоров!
- Самоубийца? Станут копать отчего себя жизни лишил и придут к сумашествию…
- Надо обставиться, ну, к примеру, будто окно мыл…
- Среди ночи?
- А что? Где таз с тряпкой?
- Хотя… если хорошо обставиться! Митрофанова осенило. Завтра в отпуск за свой счёт, на море, там по карте где глубина метров двести… и камень на шею. Он сбегал в гостиную за бумагой и ручкой, стал судорожно рисовать как незаметно приладить увесистый камень на надувной плот. Потом рассмеялся,  вот чудила, да возьму лодку напрокат. И камень свалился с души. Осталось написать заявление на отпуск.

   За этим занятием и застала его жена, сияющая и томная будто после встречи с первым любовником.
- Ой Сева, что было! Депутаты поправку принимали. С начала девяностых такого не было! Нахохоталась… Представляешь, наш Ростик как триллер смотрел – он первый раз такое видит… Твоего пузатого однофамильца чихвостили.  А ты что там пишешь среди ночи?
- Группа… у меня… новая, сложная…план, вот, набрасываю. Хотя, Всеволод Арнольдович смял бумагу, и впрямь спать пора. Завтра пациенты ждут, - устало сказал он… И Десслер… (это уже подумал).