Остров. Часть 5. Глава 1

ЧАСТЬ V.

Лиз.

... Теперь открылися миры
Жене божественно надменной,
..........................
Она узнала сон вселенной.
И, в солнца ткань облечена,
Она великая святыня,
Она не бледная жена,
Но венценосная богиня.
                Н. Гумилев


Глава I.


… Ветер нагнал волну при ясной погоде. Смирил жару, хотя солнце ярко светило.  Сделал далекий морской горизонт, обычно смазанный лиловой дымкой знойного безветрия, четким, графически ясным.  Яркая голубизна безоблачного неба и еще более яркая синева морской воды подчеркивалась белизной гребней высоких валов, бесконечными рядами стремившихся к острову откуда-то из-за горизонта. Волны разбивались о естественный волнолом внешних рифов, закипая бешеной пеной, и уже заметно усмиренные совсем затихали за камнями внутреннего кольца скал…

Лиз, не отрываясь, глядела в море. Безумие разбушевавшейся стихии не вязалось с ослепительной голубизной безоблачного неба. Точно также не вязались между собой и чувства, разрывавшие ее душу.  За спиной она слышала беззаботные голоса девчонок. Видела белобрысый затылок брата, усевшегося на землю у ног моряка. Беззаветно влюбленный в старшего товарища мальчик, был предан ему, как собачонка.  Чувствовала, через тонкую ткань платья жаркое тело Речел, тесно прижавшейся к ее плечу и не догадывавшейся, что мысли, занимавшие подругу были в чем-то куда страшнее кошмаров, мучивших ее неделю назад.  Краем глаза следила за Тессой, впервые со времени приключений на «Ариадне» одевшейся совершенно одинаково с ней и о чем-то грустившей, положив голову на плечо любовнику.
    
Жестокий шторм бушевал в душе девушки.  Вчерашний ночной разговор с матерью поднял мутный осадок, казалось безвозвратно осевший в глубинах памяти.  Не знакомое доныне выражение глаз ехидной насмешницы Тессы, которая может быть, не сознавая сама глубины своего чувства, вдруг впервые была на редкость постоянной с братом Дика, напомнило Лиз, что она то осталась одна, что ее предали. А Речел, наконец осмелившаяся рассказать о том, что ее мучило по ночам, напомнила о мертвеце, которого они обе, почти в равной мере, истязали год назад. Ставшая безжалостной память впервые напомнила Лиз всех, кого предала она. И не имело значения, знал ли о них, кто-либо еще.
    
    Только теперь, когда глаза, такой не постоянной прежде в отношениях с мужчинами сестры, впервые лучились по-настоящему бескорыстным чувством, она поняла, что сама никогда не любила. Ей до боли стало ясно, что супружеская верность в отношениях с Инго, была лишь формой защиты ее самолюбия на фоне цепи бесконечных измен, где главным действующим лицом была она. И любовник, верно давно понявший это, не раздумывая, предал ее при первой же опасности.

Неожиданно ей отплатили той же монетой, что и сама она немало разбросала в своей жизни.  Пришло не знакомое чувство невосполнимой потери.  Нет не коварного любовника. Потери возможно по-настоящему чего-то такого, что встречается в жизни только раз.  Перед глазами стояли наполненные слезами глаза мальчишки-лейтенанта, когда она, глумясь, топтала чувство, ярко вспыхнувшее в тот день в его душе и бесконечно дорогое для него.

     Сейчас ей   самой не было понятно, почему она тогда бесстыдно отдалась Дугласу на глазах, еще не остывшего от ее ласк юноши. Сценарий Георга этого не предусматривал.  Сказалась привычка.  Презрение к мужчинам. Желание унизить. И если до этого она мешала с грязью опытных бабников и чувствовала, что остается жречески чистой, то здесь она выплеснула эту грязь на невинного, и он остался чист.

-  А как ей смыть ее с себя?

Уже не первый раз приходила мысль, что ей воздали по заслугам. Еще с юности, в отличие от Тесс, ее крайне интересовало все, что было связано с сексуальным насилием. Сначала литературные творения маркиза де Сада и гравюры, рисунки и фотографии на эту тему, а позднее фильмы из богатой фильмотеки Георга, все это волновало, будило фантазию. Скоро книг и фильмов стало недостаточно. Недостаточно было и довольно натуралистических сцен с их участием, которые в последнее время Георг включал в свои постановки. Хотелось стать зрительницей, а лучше участницей настоящего насилия. Группового, где бы она и несколько мужчин заставили бы насилуемую женщину выполнить все, на что была способна ее фантазия. А ее фантазия уже была настолько прихотлива, что бедный малый наверняка, и представить не мог.

     И вот судьба отомстила за парня. Судьба зло посмеялась над ней. В ту же ночь с ними поступили, хуже, чем могли бы поступить с последними портовыми шлюхами.  Их изваляли в гнусных нечистотах бесчестья, боли, заразы и позора. Всего того, что могло оставить на ней и ее сестре то неизгладимое клеймо, которое бы закрыло для них все двери в том обществе, к которому они принадлежали.

Но сейчас для нее стало важным другое -  юношу не сломала ее измена, не смутила чудовищная грязь, в которой их изваляли насильники, он остался искренне верен подруге, с которой проделали все тоже, что и с ней.  В этом была не только благодарность за то, что Речел защитила его, как могла, от того унижения, которому подвергла его Лиз. Он остался верен себе, своей вере в добро, в справедливость. Тогда она впервые в своей жизни пожалела о том, что сделала для себя невозможными серьезные отношения с Диком. Впервые ей встретился мужчина, для которого искренние близкие отношения с женщиной были важнее удовлетворения привычной мужской похоти.

И вот подругу мучит призрак прошлого, а ее, кроме всего вынесенного недавно, вдруг оказавшаяся не чистой совесть.  Сознание, что юноша мог бы быть ее другом во всех гнусностях этой жизни.  Сознание не реальности этого, после всего что было. И слабая надежда. Речел, занятой своей виной перед ушедшим, Дик уже был не нужен.

    - А он, кажется, уже все простил нам и в первую очередь мне… Так может быть?..

Сейчас, как никогда, для Лиз был необходим преданный, понимающий мужчина. Лиз не одобряла Тесс за постоянную смену партнеров и поэтому для Инго требовалась замена. По сути, Дик был лучшей кандидатурой для этого. Он был способен на верную дружбу и уже доказал это. Большего Лиз не требовалось, а вознаградить его за верность она была способна так, как ни одна другая женщина.

  Впрочем, перед Лиз стояла сложная, и, по-видимому, мало выполнимая при сложившихся обстоятельствах задача. Молодой человек, получая в подруги Лиз, должен был понимать, что от него ждали редкой покладистости, и он мог рассчитывать только на роль любовника. Любовника, вынужденного «с пониманием» терпеть всех тех мужчин, которые неизбежно будут в постели его подруги. Мужем аристократки ему было стать не суждено, но, однако, возможный муж, если только он сам не станет подручным «Жрецов», должен был бы позавидовать   положению любовника своей жены. К тому же Лиз была убеждена, что сможет сделать из Дика верного продолжателя их «общего дела».

***
    
Для крестного и матери шторм неожиданно оказался кстати. Он   пришелся как раз на день, последовавший после переезда Георга из госпиталя в поселок на горе.  Правда, Лиз и ее помощники были вынуждены прервать свои поиски, в основном потому, что вертолет не мог совершить посадку на пляже при сильном ветре.  Первый день было относительно не жарко, и друзья ограничились недолгой обзорной поездкой по острову для матери и Георга.  Невозможность показать раскопки на месте, привела их, в конце концов, на край островного плато, нависший над знакомой лагуной. С высоты скального обрыва красота штормового моря завораживала, но даже, и эта величественная картина не могла увлекать слишком долго и Тесса предложила вернуться назад.  Тем более, что накануне обещала матери и Георгу показать поселок и примыкавший парк.

     Появление матери и Георга в их доме перед этим стало для сестер определенной неожиданностью. Неделя, наполненная событиями и немалыми трудами, отвлекла не только от собственных бед, и сомнений, но и от тревоги по поводу больного родственника. Лиз и Тесса уверенные, что давняя возлюбленная сделает все необходимое для крестного, все эти дни ограничивались только телефонными разговорами с матерью. Сестры заранее договорились с подругой, что как только Георга выпустят из госпиталя, то все переберутся в свободные комнаты третьего этажа и нижние хоромы отдадут старшим.  Однако увлеченные своими делами они оказались застигнутыми врасплох, застав однажды вечером у камина на нижней террасе Макдедли в компании матери и Георга. Аккуратно составленные в стороне чемоданы, говорили о том, что прибывшие ожидают окончательного решения хозяев.

     - Предлагал господину Теодоракису  и  вашей  маме  занять соседний коттедж, но они сослались на договоренность с вами, - после короткого приветственного взмаха рукой,  без обиняков начал Дуг обращаясь  к Тессе.
   
- Мне казалось, что так будет удобней и для вас, и для госпожи де Гре.

    - Спасибо. Вы, как всегда любезны. - Впервые за последние недели Лиз не услышала в голосе сестры ноток издевки.

- Старшим будет удобнее здесь.  Мама хотела быть вместе с нашими младшими.  К тому же, кроме верхних комнат, лично у меня есть еще варианты.

    Варианты сестры были, очевидно, известны не только Лиз. Тесса уже много дней спала в коттедже Ричи и поэтому Дуг по всей видимости, ожидавший чего-то в этом роде, не видел нужды продолжать переговоры.

     - Ну что же. Воля ваша. Подумайте. Окончательное решение всегда за вами.  Если все же решите занять еще один коттедж, позвоните мне. Я пришлю солдат, чтобы помогли перенести багаж.

     Считая, по-видимому, что миссия хозяев на этом исчерпана, Дуглас, щелкнув каблуками, поклонился и, подтолкнув замявшегося в нерешительности Ричи к выходу, исчез вместе с ним в вечерних сумерках.

Возня с размещением по комнатам заняла довольно много времени, и ужин в отличие от обычных дней прошел впопыхах. Только за полночь, когда все, наконец, устроились в своих комнатах, а Тесса улизнула к любовнику, к Лиз заглянула мать. Уютно угнездившаяся в постели и ожидавшая неторопливо раздевавшуюся   девушку, полуголая   Речел накинула пеньюар и безмолвно удалилась к себе.  Поболтать, как обычно по вечерам с подругой не удалось, а остаться на всю ночь тем более.

     Мать внимательным взглядом проводила девушку.  Она не задала вопрос, повод для которого был очевиден. Заложившая слишком многое в характере сестер она не считала нужным выяснять такие мелочи, как отношения между дочерями и их подругами. Ее интересовало другое.  Лиз прекрасно понимала свою мать, но почему-то захотелось оправдать подругу.

     - Речел мучат ночные кошмары. А со мной ей спокойней.    

Попытке дочери оправдаться не придали значения, и сразу перешли к делу. Вопросы матери заставили вспомнить недавние события и задуматься надо всем, что произошло в эти дни, над тем, что было год назад. Но начала мать с очевидного:

     - Где Тесс?

     - Я думала, что для тебя это не секрет?  Она уже неделю спит с Ричи.

     - Этот мальчик-моряк так похож на пилота, привезшего нас сюда, что я решила сначала, что он просто переоделся. Первый раз вижу близнецов более похожих, чем вы с Тесс. Странное совпадение.

     - Есть разница и настолько большая, что спутать их не возможно. Дело не только в характере.  Они так не любят друг друга, что Ричи разрисовал себя на всю жизнь, лишь бы их не путали. Впрочем, он моряк, а они любят татуировки.

     - И все же странно. А ну да ладно. О близнецах потом. Что за человек этот Дуглас Макдедли?  Что ты думаешь о происходящем?  Вообще, что ты можешь сказать о месте, где мы оказались? - Хотя у матери был повод радоваться хорошему состоянию друга, она показалась Лиз встревоженной куда больше, чем, когда самолет принес ее к умирающему Георгу.    

- Ма!  Что тебя тревожит? Все, что связано с островом может вызвать только чувство благодарности.  Здесь куча самолетов, а в гавани военные корабли. Это какая-то секретная база и попали на нее мы только потому, что они спасли не только и не столько нас, сколько своих людей - Дуглас здесь, по-видимому, какая-то шишка.  По крайней мере, главнее его мы пока здесь никого не видели.

Мать задумчиво слушала, стоя у двери на балкон, откуда, через открытый витраж террасы ветер принес запах начинавшегося дождя.  Лиз видела ее сомнения и начала подробный рассказ о кошмаре той ночи. О внимательном участии и заботе островитян. О братьях-близнецах. Рассказ всколыхнул, казалось, спрятавшуюся куда-то тревогу о себе, о сестре, о подруге и очевидно совсем не успокоил мать.

    - Георг тоже подчеркивает внимание врачей, но его беспокоит то, что он почти ничего не помнит с момента после нападения пиратов.  У него уже был инфаркт, но тогда все было иначе. Он помнил почти все, а теперь память к нему вернулась только за сутки перед нашим прибытием из Афин.  Все остальное, какой-то смутный бред, связанный с госпиталем.
    
- Мама, но он почти здоров!  Георг же погибал на наших глазах, и эти медики сделали все, чтобы его спасти. Они уже во многом помогли и нам.  Их психиатр возился с нами больше недели. Нас всех троих вылечили от гонореи. Но это не самое страшное. В Греции повальный сифилис.  Они приняли меры и уверяют, что мы совершенно здоровы, но сами признают, что с абсолютной уверенностью это можно будет утверждать недели через три.      

     Врачи обещают вылечить, если опасения подтвердятся. Хуже другое, у Речел уже просрочены сроки, и я с Тесс со страхом жду наступления своих.  Мы перед теми событиями приняли обычные в таких случаях меры, но что делать, если окажется, что мы беременны?

     Чем больше рассказывала девушка о бедах, обрушившихся на них, тем большая тревога проступала на лице их матери. Хотя Лиз кольнуло не прикрытое пренебрежение матери к ее известию о возможном ребенке.

     - Беременны?  Что же еще?  Делать аборт.  Если бы не эта неприятная операция сестер и братьев у тебя было бы больше. Дело даже не в том, от кого ребенок.  Дело в том, что его не должно быть вообще, пока у вас не появятся фамилии мужей. Да и тогда, ни черным, ни желтым ребенок быть не может.  Вы можете всерьез делать свое дело только при безупречной репутации там в Англии. Это пошло и противно, но больше людей в свете станут нашими помощниками, если выполнение этой аксиомы будет безупречным, - и, отметая страхи Лиз, больше внимания уделила другому. - Ты сказала, что Речел мучили кошмары? Можно подробнее?

    - Больше недели назад...  Собственно, за пару ночей до дня вашего приезда и позднее ее несколько ночей подряд мучил один и тот же сон.
   
Ей снилось, что она просыпается в своей постели  в  каком-то подземелье,  освещенном светом факелов, где видела полуразложившийся труп. Труп под ее взглядом оживал, и в окружении козлоногих чудовищ шел к ее постели.  Речел теряла сознание от ужаса, а когда приходила в себя, то оказывалась прикованной к столбу посреди невероятных размеров пещеры или древнего храма. Рядом на грубом каменном алтаре обнаженные женщины сходились со странными созданиями – у мужчин были звериные головы. Из них больше всего запомнился один, с головой быка, он выбирал ее для обряда. Тогда к ней подходил тот же мертвец, который начинал ее защищать от других.  И уже, когда сознание от смрада разложившейся плоти и ужаса ее почти оставляло, лицо мертвеца превращалось в лицо живого Рона. Утром, совершенно измученная, она просыпалась в своей комнате.

     Сон повторялся несколько дней подряд, независимо от того, когда она ложилась и что делала перед сном.  Она пыталась напиться. Пыталась ложиться раньше или позднее. Включала свет и пыталась не спать, но в результате все повторялось каждый раз.

     - Сколько, ты сказала, это продолжалось?

     - Около недели, до и после вашего приезда.

     - Бедная девочка.  Да, слава богу, что такое не со мной..! - мать на мгновение задумалась. – Впрочем, все это слишком похоже на наши «композиции». Надо рассказать Георгу. Спокойной ночи.

    Дверь за ней захлопнулась, а на Лиз нахлынули воспоминания. Вспомнила Рона и ту роковую ночь на яхте. Вероломство Инго и наполненные слезами глаза Дика.  Настроение было испорчено окончательно.

***
   
После обеда ей напомнили еще об одной жертве их забав. Не чистая совесть, возможная беременность и страх перед ужасной болезнью настроение не исправляли, и на прогулку по парку Лиз не пошла, а задумавшись, дожидалась гулявших в полумраке гостиной.  Яркий свет раздражал, и она ограничилась отсветами шкалы радиолы и прихотливой игрой бликов подсветки, в содержимом бутылок и изысканном хрустале открытого бара.  От нечего делать рука бесцельно крутила настройку мощного приемника в поисках модных мелодий. Очередной негритянский ритм неожиданно оборвался и истеричный голос диктора родосской радиостанции нарушил ее хрупкий покой.  Пошлое подражание манере американских радиокомментаторов злило и не вязалось с музыкой греческого языка.  Но рука, потянувшаяся к верньеру, повисла в воздухе, когда до сознания Лиз дошло, что передаваемые новости напрямую касаются ее близких.

     Родосская полиция занималась расследованием убийства, явно ставшего сенсацией дня.  Хотя обнаруженный пастухами труп молодого человека, был найден примерно через месяц после убийства, и убийцы почти до нитки обобрали тело, местные Пинкертоны довольно быстро установили его имя.  Канадец после заседания синклита, похоже, так и не проснулся. Следствие гадало о происхождении оружия.  Но это, то для Георга и его помощников секретом не было.  Оставленный как всегда, в качестве одного из вариантов последующих решений заряженный револьвер, Джону Пиккерингу выбора не оставил. Точку поставила рука неизвестного бродяги, позарившегося на то не многое, что было у несчастного и разрядившего в беспомощного канадца весь барабан.

Сознание, что погиб еще один из ее подопечных отозвалось новой болью и легло дополнительной тяжестью на измученную совесть. Этого не должно было произойти.  Место, где оставляли испытуемых, было очень уединенным.  Наблюдатель должен был следить за канадцем. А психоанализ личности Джона гарантировал невозможность самоубийства... Но «надежный страж» - оказался не надежен, а Пиккеринг мертв...

    Негромкий оклик Ричи заставил ее вздрогнуть. После утренней прогулки он остался внизу, сославшись на дела, и теперь стоял перед ней, теребя в руках форменную фуражку.
   
- Лиз.  Меня срочно отзывают.  Через час я буду в море. У меня нет времени разыскивать Тесс. Скажи ей, что я обязательно вернусь. И еще одно. Займи комнату в моем коттедже рядом с нашей. Я хочу, чтобы дом оставили за нами, а с тобой Тесс будет веселей.

     Если бы не форма моряка, то Лиз могла бы поспорить, что говорит с Диком, настолько голос и интонации напомнили ей его брата.

    - Ты, что-нибудь знаешь о Дике?

    - Перелетная птица. Всегда появляется неожиданно. А, впрочем, спроси лучше Дугласа, он, наверное, знает.

     Ричи неожиданно наклонился и тихо поцеловал ее в щеку рядом с ухом.  Его руки на мгновение коснулись ее плеч и Лиз замерла, пронзенная невыносимо сладкой болью. Резкий сигнал автомобиля напомнил моряку о времени и он, на ходу надевая фуражку, крикнул:

     - Поцелуй от меня сестру.

Выскочившая за ним девушка увидела только, как он почти на ходу вскакивает в армейский   джип, который через мгновенье скрылся за поворотом дороги.

Лиз безжалостно испортила матери и крестному благодушное настроение после прогулки сообщением о смерти канадца.  И те, занятые возникшей проблемой, никак не реагировали на ее желание перебраться в коттедж возлюбленного сестры.  Тессу больше заботил отъезд любовника, а Лиз в переезде увидела возможность отвлечься от болезненных воспоминаний.

     Коттедж Ричи - точная копия того, в котором их разместили раньше, отличался лишь обстановкой. Если в их доме только столовая была в стиле Тюдоров, а остальные комнаты обставлялись веселым итальянским и французским барокко, то здесь преобладала высокая готика, даже в спальнях и поэтому комнаты казались довольно мрачными.

     Расстроенная отъездом моряка, Тесса была рада соседству сестры и подруги, так, как и не помышляла изменять «ложу любви».  Лиз выполнила просьбу моряка, а глаза Речел подсказали, что той боязно оставаться без близкого соседства подруг. Таким образом, они опять оказались в смежных комнатах второго этажа, а по сути, в одной постели.

     Заботы Саэко естественно распространились и на новоселов. Уже через день Лиз привыкла к обстановке и была рада такому повороту дел.  Подруги опять оказались наедине, а ожидавшийся недолгим шторм, превратился в затяжное ненастье, такое редкое в это время года.  Доступ к раскопкам был закрыт и предстояло как-то коротать вынужденное безделье, тем более, что сильный ветер с дождем не сулил ничего хорошего вышедшим из дома.

     Впервые за все время после приезда матери, Лиз почувствовала здесь, что Речел начала успокаиваться и даже проявила интерес к пачке фотографий, которую всегда держала под рукой Тесс. Ричи был на них запечатлен во всех мыслимых видах и порой слишком был похож на Дика.  Лиз хотя и посмеивалась снисходительно над сентиментальной прихотью сестры, но не могла не признаться себе, что с появлением юноши, сама начала томится приступами желания, заставлявшими ее придаваться уединенным ласкам.

Еще пару недель назад мысль о близости с мужчиной заставила бы девушку содрогнуться.  Даже к Дику отношение было чисто платоническое.  Но откровенная влюбленность в моряка младших сестер и его бурный роман с Тессой колол не только ее самолюбие. В ней просыпалось, никогда ранее не ведомое чувство ревности и утраты. Здесь, в комнате сестры фотографии опять всколыхнули желание, а такое доступное тело подруги поманило, стало единственным средством спрятаться от горьких мыслей и утолить обуревавшую ее страсть. Благодарный ответ Речел на мимолетную ласку Лиз все решил наперед.  Тессу, зная, что в последние дни любовных забав ей хватало, она пригласила только по привычке и была даже удивлена, когда сестра живо согласилась.

Подруга оказалась ненасытной, и ненастье скоротали, почти не выходя из дома.  Саэко и ее девушек не стеснялись, и она, а за ней и ее помощницы, как-то незаметно присоединилась к милующейся троице.  Японки, изощренной опытностью, Лиз удивили и приняли живое участие в забавах. Исчезали они поодиночке и редко все вместе, только, когда приходило время трапезы, и необходимо было обслужить обитателей соседнего коттеджа.  Подкравшаяся ночь заставала обычно всех, дремлющими, где придется, в благодатной истоме.

***

  Грезы сладкого сна вдруг растаяли, и девушка поняла, что пробудилась совершенно.  Цикады, от которых успели отвыкнуть, за время ненастья неистовствовали и разбудили Лиз. Утомление от вечерних развлечений ушло. Сон освежил, наполнил тело бодростью, а с ней опять ожили желания.  Девушка открыла глаза, но не спешила выдать свое пробуждение каким-либо движением.  В сладкой неге она отдавалась просыпавшемуся сладострастью.  Воспоминания о вчерашних играх возбуждали ее вновь, и она невольно чувствовала, как напрягаются соски набухающих грудей, а чресла сводит истома.

     С неведомым ранее смущением она вдруг призналась самой себе, что все прошлое пренебрежение к мужчинам основывалось на простой истине. Секс стал так же привычен, как утреннее умывание, а смена партнеров вызывала скуку.  Ей никогда еще не встречался мужчина, который не пошел бы в ее постель по первому же зову и все, что касалось другой половины рода человеческого, было окрашено для нее ореолом высокомерного презрения. Шок насилия, предательство любовника, казалось, совсем загасили огонек желания в душе юной красавицы. Однако чистое бескорыстие мальчика-пилота, полное безразличие его брата-моряка впервые заставили усомниться в том, что для нее было непреложной истиной, а романтическая связь сестры, сделала Дика объектом вполне определенных грез.  Томление плоти, в эти дни, вдруг снова вспыхнуло с остротой знакомой лишь только в ранней юности.

     Ненасытное тело опять желало. Пригрезившийся любовник был недосягаем, а ждать было не выносимо. Любовные игры с подругами не могли дать всего, что ей было необходимо, но и этого было довольно для того, чтобы умерить страсть. И Лиз хотела прикосновений, прекрасных тел, ласки чутких девичьих рук, горячих губ.  Подруги, которые все это могли дать были рядом.  Она видела обнявшихся во сне Тессу и Речел, чувствовала тепло обнаженного тела Саэко.  Слышала спокойное дыхание Ети, сумевшей прошлым вечером в очередной раз удивить ее своим изощренным искусством и знанием самых сокровенных тайн женского тела.

     Воспоминание было настолько новым и острым, что она почти поддалась искушению и руки, уже лаская, блуждали по обнаженному телу, когда порыв теплого ветра принес через распахнутую дверь террасы острый аромат ночного великолепия умытого дождями сада. 

Запах растений. Звон цикад.  Отвлекли, позвали в открытую дверь террасы. Не утруждая себя поисками одежды, Лиз осторожно выскользнула к перилам балюстрады. Шторм окончился. Ночь разогнала пелену надоевшего дождя. Опрокинула над головой бездонную черноту небосвода. Ночь расцветила его драгоценными россыпями звезд. Сплела из них гирлянды созвездий, казавшиеся особенно яркими, умытыми после прошедших ливней. Волшебница Ночь призвала южный ветер. Смерила его рожденное африканскими пустынями знойное дыхание. Ночь напоила его дуновения благодатными испарениями, проснувшейся от влаги земли, ароматами   оживших растений, смолистыми запахами кипарисов и средиземноморской сосны, благоуханием цветущих розовых кустов. И над всем великолепием этой Ночи гремел, славящий ее хор цикад.

Лиз замерла в немом изумлении и не могла отвести глаз от чарующей картины, открывшейся перед ней.  Неровный край скалистой гряды, растения сада, освещал лишь неверный свет звезд. Луна еще не взошла или уже успела скрыться за горизонт.  И все казалось особенно призрачным, околдованным магией великой кудесницы Ночи.

     Пробудило ее от грезы острое чувство опасности.  Отчетливое ощущение странной смеси сырой свежести, даже холода и едкого запаха горящей серы и смолы. Глаза ничего не видели, пока в ближнем углу террасы не возник зыбкий кокон, такого же призрачного, как все вокруг света, из которого сложился полупрозрачный призрак мертвеца. 

Кошмары, мучившие Речел, добрались, наконец, и до нее. Девушка не видела лица покойника, но не сомневалась в том, кто посетил ее.  Любимая ученица и помощница Георга, она сохранила хладнокровие и даже с удивлением отметила, что воспринимает происходящее, как один из спектаклей, участвовать в которых ей приходилось не раз. Хорошо зная все приемы крестного и его подручных, она деловито прикидывала, каким образом добились столь интересного эффекта, как вдруг приведение исчезло и явилось ближе к входу в комнату. Призрак явно преграждал ей дорогу к подругам, но самое главное он был ближе к ней, и она могла отчетливо видеть пятна тления на его ухмылявшемся лице. На изуродованном, безглазом лице, но отнюдь не Рона. Лиз посетил призрак Джона. Предательский озноб страха начал сокрушать привычный цинизм опытной актрисы.  Призрак был полупрозрачен, явно имел объем и мог перемещаться в пространстве - делом рук человеческих это быть не могло.  В душе, всегда верившей только в одно божество, поднималась паника и когда призрак, возник в очередной раз почти рядом, с протянутыми к ней руками, крик ужаса застрял в горле.  Ноги стали ватными, и сознание предательски начало мутиться.

     Холод каменных плит террасы заставил Лиз прийти в себя, но еще наполнявший каждую клеточку ее существа ужас, предостерег от поспешных движений. Волна сернистого угара ушла, и опять пьянил аромат цветущих роз.  Ни каких посторонних звуков, кроме неумолчного стрекота цикад, слышно не было. Беспокоила неудачно подвернутая рука и разбитое при падении колено.  К ней, похоже, никто не прикоснулся, и Лиз рискнула раздвинуть веки.

Терраса была пуста.  Призрак испарился вместе с отвратительным запахом, но облегчения больному сознанию это не принесло. Видения, терзавшие Речел, настигли и ее. Хотя лицо призрака было сильно изуродовано, но в том, что это был Джон, сомневаться не приходилось.  Мертвец нашел своих мучителей и это не сулило ничего доброго, но малодушная надежда, что ее не постигнет возмездие большее, чем Речел и нежелание признаться в проявленной слабости, заставили Лиз сохранить происшедшее в тайне.

     Следующее утро было солнечным и ласковым.  Море успокоилось совершенно и с высоты казалось гладким как стекло.  С удивлением Лиз отметила, что короткий сон прогнал ночные страхи и угрызения совести, в голове даже мелькнула шальная мысль о ночном госте:

     - А как бы это было с ним?  Речел явно дорожила своими воспоминаниями и, между прочим, после тех ночей совсем отшила Дика.

Посетивший ее призрак, похоже, был из той же «компании», бередил скрытые желания и буйное воображение, почему-то рисовало сцену группового соития, в котором роль Джона была отнюдь не главной.   Два сатира сделали то, о чем не додумались даже насильники в ту ночь на яхте. Они грубо поделили ее между собой и заставили не забывать отдавать должное уже оказавшемуся в стороне Джону. Лиз представила себе все это так ярко, что для того чтобы получить удовлетворение не понадобилось много времени.

Как только желание было удовлетворено, Лиз сама испугалась своих мыслей. Разозлилась на себя и, вздорное настроение тут же заставило перескочить в размышлениях к более реальному объекту вожделений:

     - Тесса права.  Пусть только Дик появиться. Мальчишку не отдам никому.

     Да и тревоги, от которых она спасалась в последнее время в любовных играх с сестрой и подругами вдруг оставили ее, и она охотно присоединилась к общему решению сегодня же возобновить раскопки и поиски в бухте.  К тому же отсутствие моряка, само собой сделало ее главой всего предприятия.  Лиз без  церемоний взяла руководство раскопками на себя и начала обсуждать планы работ на  ближайшие дни с Саэко, считая, что только японка,  сможет возглавить морскую  часть  поисковой экспедиции.