Алжирский пленник - часть 11

Сейчас, просматривая свой дневник, я прочел про то, как мы с Зино ездили к его знакомому столяру, чтобы заказать для меня подрамники. И, хотя мне самому и, наверное читателям, уже хочется побыстрее перейти к рассказу про Сахару, но в эти оставшиеся до поездки дни,  было столько забавных моментов и наблюдений, которые раскрывают образ жизни и характер Алжирцев, что я не могу их пропустить, да простит меня читатель!
Мне было интересно посмотреть, что же Алжирцы делают в своих мастерских, которые повсюду. Что они умеют, и как относятся к работе? И вот такая возможность представилась! Мы поехали в столярную мастерскую, разумеется это был какой-то приятель Зино. Вероятно, если бы он не был его знакомый, то мы бы вообще никуда не поехали. У меня впечатление, что здесь все делается через знакомых, родственников и знакомых - знакомых. Потому что ни поесть, ни куда-то зайти, если это не знакомый Зино мы не могли. Когда нам нужно было перекусить, мы почти час колесили по городу, стояли в пробках, протискивались в немыслимо узкие улочки и поднимались по круто-уходящим вверх, или наоборот спускались вниз проулками меж домов, чтобы поесть обязательно у знакомого Зино, хотя на каждом углу были точно такие же забегаловки.
После братских объятий со столяром, Зино представил меня и теперь уже я переобнимался почти со всеми работягами мебельного цеха, которые ради этого бросили свою работу. Во время нашей беседы все еще подходили новые персонажи, которым объясняли кто я, и все снова радовались и удивлялись. Я уже настолько замучился повторять: «Салам Аллейкам», что у меня получалась какая-то абракадабра типа: «Ааасахе!» Но меня миролюбиво поправляли.
А потом началось, что называется «представление»! Я пытался объяснить им, что хочу, но у нас не было переводчика. Приходилось рисовать. Меня окружила толпа мусульман, все наперебой что-то говорили, стараясь понять мои схемы. Один из них убегал и через минуту прибегал обратно с готовым образцом рейки. Но все было не то! Я опять рисовал, Зино звонил Якобу, объяснял ему, тот спрашивал по телефону у меня, я объяснял ему, а тот не видя ни моего рисунка, ни того что они сделали, пытался объяснить Зино, который в свою очередь, как понял сам объяснял что-то остальным. Вид у него при этом был очень важный и артистичный. Буд-то бы речь шла не о примитивной палке со скосом, а о чем-то поэтически-возвышенном! Те, почти раскрыв рот, слушали его, восклицая: «ЭЭЭ!», парень убегал и приносил опять не то, что нужно!
Надо сказать, столярка была – позавидуешь! Несмотря на небольшие размеры, везде был порядок, все лежало на своих местах, стояли прекрасные станки, много материала, заготовок. В этой мастерской делали стулья с изогнутыми ножками и столы. Готовая продукция лежала штабелями до самого потолка. Когда мы с Зино приехали в этот цех  недели две спустя, этого нагромождения готовой продукции уже не было и делалась новая мебель.
Но вернусь к подрамникам. Для мастеров, умеющих делать прекрасную качественную мебель из дерева, сделать какие-то подрамники было пустяковой задачей, но они не могли понять, что я от них хочу. Меня этим не смутишь! Даже в России, русский столяр десять раз сделает не так как надо, а как ему кажется будет хорошо. Но русскому-то я могу втолковать, и тот сделав вид, что это полная чушь, не скрывая своего презрения к тебе сделает все-таки то, что нужно. А эти ребята еще и не понимают ни одного моего слова. Как им втолковать, что такое ДСП, если у них его просто нет. Они брали дорогую фанеру из ценных пород древесины, чтобы сделать уголок жесткости на подрамник с обратной стороны! Долго бились над «проблемой» - как сделать дранку. Ну, нет у них такого понятия! У них дома не штукатурят по дранке. И они брали хорошую древесину ценных пород, склеенную из кусочков, чтобы распустить ее на реечки. Я протестовал, бегал по их столярке в поисках образца или хотя бы обрезков, чтобы не тратить хороший материал на ерунду.  В скором времени я уже начал жестикулировать, как они, закатывать глаза в небо и просить о помощи всевышнего! И видимо тот услышал меня и они, наконец, сделали то что нужно. И вот, когда уже всё всем стало понятно и ясно, они потеряли ко мне всякий интерес и куда-то делись, мол:  «Это ж элементарно! Что ты нам голову морочил!» А мы с Зино стали говорить за цену с хозяином, знакомым Зино. Несмотря на его благообразный и даже немного простоватый вид, тот запросил хорошую цену. Я тут же сообразил, как сделать дешевле - нужно просто заказать меньше подрамников. После чего и хозяин мастерской потерял к нам интерес и мы остались наедине с пареньком, который должен был делать для нас заказ. Я уже имею кое-какой опыт в этих делах и набил себе шишек, поэтому мы договорились, что он сделает опытный образец, мы его оценим и только тогда он приступит к выполнению заказа. На том и порешили, распрощавшись до вечера.
В этот день я написал свой первый этюд в Алжире. Зино привез меня на вершину горы, естественно до последнего клочка земли застроенную и заселенную, еще лет двести – триста назад. Мы проезжали какие-то немыслимые сооружения. И Зино объяснял, что это крепости от пиратов. Здесь на вершине сохранился единственный в мусульманском Алжире христианский храм, построенный еще при испанцах. Храм был в романском стиле из светло-охристого камня. На площадке вокруг него росли диковинные огромные деревья, а он своим куполом и башенками с крестами улетал в синее-пресинее небо. Храм был весь богато украшен орнаментом и мозаикой, над входом, как будто парила, скульптура Девы Марии, которой он и был посвящен. Вокруг, на сколько хватало глаз, светилось лазурной синевой море с белыми кораблями на рейде. А город Алжир обнимал его своими густо заселенными берегами со обеих сторон. Под нами как драгоценные камни рассыпался старый город с белыми стенами домов, черепичными крышами, башенками, балкончиками, старинное кладбище, стадион с зеленой травкой. Зино нашел собеседников, среди молодых ребят, сидящих на старинной ограде с крестами. Естественно разговор шел о футболе. В Алжире все мужское население любит футбол и фанаты своей команды. А я нашел место поодаль, в стороне от глаз и начал писать этюд пастелью. Пока я работал, мне почти никто не мешал, несмотря на то, что народу вокруг храма и на смотровой площадке было предостаточно. Я оценил тактичность этих искренних и эмоциональных людей. Единственный, кто меня побеспокоил – был французский телеоператор, который извиняясь, попросил разрешения снимать. Я дал понять, что у меня есть «импресарио». Подоспевший Зино, объяснился с ним на французском и дал разрешение.  «Ну, вот, не зря жил!» -  подумал я, - «Теперь меня увидит вся Франция по 2 каналу!» Этюд вышел удачный, несмотря на то, что я давно не писал.
Вечером этого же дня мы снова приехали в столярку. Двое парней, прямо в цехе на пыльном полу подстелив под себя фанеру молились. Парень, который делал мне заказ, стал общаться со мной, а Зино тоже ушел молиться. Для них это так естественно, молиться пять раз в день, что они не стесняются.
Опытный образец подрамника был сделан безупречно! Ни единого сучка, гладкий, как отполированный. Правда, некоторые замечания у меня все же нашлись. Мы обсудили, как их устранить. И пока Зино продолжал молиться, показал ему только что написанный этюд. Уважение ко мне сразу возросло. Почувствовав неподдельное расположение, я попросил еще сделать мне палитру. Тот быстро, прямо на глазах из прекрасной темно-коричневой фанеры вырезал мне то, что я ему нарисовал, обработал на шлифовальном станке, и в завершение уже я сам, немного его доработал на том же станке и вставил в этюдник. Помолившись, вернулся Зино и поинтересовался, когда будет готов заказ. Столяр сказал, что не раньше, чем через три - четыре дня, много работы. Тогда Зино состроил наигранно страдальческую мину, упал пред парнем на колени, и, сложив молитвенно на груди руки, стал умолять его сделать быстрее, потому что через день нам уже нужно было ехать в Сахару. К моему удивлению это возымело действие, и он согласился.
У нас оставался всего один день на сборы и приготовления. День, который мы провели тоже очень насыщенно и интересно, но об этом в следующей главе.