Готовится аудиоверсия этого произведения. Как только я закончу эту работу - дам ссылку здесь (если это возможно) или найду другой ресурс и дам подсказку. С Уважением! Игорь (Гарри)
Ссылка: https://youtu.be/dhbja9uaApg
Глава первая. Новый контролёр
Итак, мы начинаем Перелёт! Ветер времени уносит нас в год 2014. Ранняя весна. И мой друг Савелий Давыдов после нескольких лет обивания порогов Бюро трудоустройства, наконец, получает вожделенное место контролёра КПП на одном из крупных предприятий в городе. Скажем, его название начинается с буквы «Е». Так мы и станем сокращённо именовать Его в дальнейшем!
В марте начал работу на КПП новый контролёр. Сначала контрольно-пропускной пункт располагался прямо в фойе; стол, стул, по бокам металлические ограждения. Вскоре начался ремонт в фойе, преобразились стены, был установлен натяжной потолок, поставили «вертушку» на входе и отдельную «будку» для контролёра. Много постарался директор Шатохин Виталий Семёнович. Честь ему и хвала! Матершинник был и руководитель помпезный, но не скряга, работу свою знал и людей, в основном не обижал. «Теперь только посадить меня на цепь!» - шутил Савелий и ему в ответ посмеивались. Как интересно протекает жизнь! За довольно непродолжительное время, что проработал на своём посту Савелий Васильевич, он встретил много друзей, знакомых с детства, всех тех, о ком и не вспоминал уже! На самом предприятии работали несколько человек, которые знали его в детские и юношеские годы, в молодости. Это и помогло ему в каком-то смысле закрепиться и удержаться. Так было бы и дальше, если бы не «ключом по голове» от госпожи по имени Жизнь! Но об этом чуть позднее.
«Какие люди замечательные!» - думал Савелий. «Как приятно, что меня здесь знают, уважают!». Среди его знакомых были начальники отделов, простые монтёры, диспетчера.
Глава вторая. «Социальная работа»
Однажды пришла женщина, с которой Савелий не виделся сорок три года и узнал! Они ходили вместе в детский садик, расстались в семилетнем возрасте и с тех пор не виделись! Но только они встретились глазами, произошло чудо! Савелий тихо прошептал её имя, потом назвал её громче. Она заулыбалась! «Таня! Это ты?!» «Я!» Они бросились друг другу в объятия. Не было больше всех этих лет, килограммов (Таня превратилась в крупную статную женщину). Тот же добрый слегка лукавый взгляд! Во истину! Мы всегда остаёмся детьми!
В обязанности контролёра было вникать в причину каждого визита, объяснить человеку, как пройти к нужному специалисту. Деятельность интересная, самая настоящая социальная работа! Хотя его непосредственный руководитель Фёдор Павлинович Карабасов полтора года (столько они работали «локоть в локоть») «вбивал» в его голову свою идею: «Это не социальная работа, а контрольно-пропускной пункт».
Наш контролёр, человек не глупый, образованный, не стал открыто доказывать самодуру его неправоту, а просто для себя решил терпеть и по-прежнему тепло и внимательно встречать людей, и, по возможности, им помогать.
У Фёдора Павлиновича был вид озадаченный. Он и раньше-то не отличался оптимизмом; ходил настороженный, недовольный, словно бы решал сложную математическую задачу и всё безуспешно, а с появлением такого «начитанного» контролёра его проблемы «углубились». Он ожидал противоположного; что решит за счёт «продавливания» своих идей все свои противоречия. Но с контролёром это не проходило. Всё это неимоверно злило Карабасова. Он метался от контролёра к программистам, сворачивая им кровь, а то и бросался на обыкновенных посетителей. Не все молчали в ответ. Иной раз ему давали отпор и очень сильный! «Ты на кого лаешь?! Глаза раскрой, а потом лай! Спроси у своего директора, кто я!» - сказал однажды какой-то «высокий» гость. Фёдор «поджал хвост и с тех пор обходил «танка» стороной. Был и другой случай, когда он обидел непростого посетителя, который вышел, пожаловался контролёру (вот тебе и «не социальная работа») и пообещал проучить его. Доставалось ему от нашего директора за такие «осечки»!
Ещё случай – собака задрала ногу и обмочила ему колесо на машине, так Фёдор Павлинович организовал просмотр видеозаписей с камер видеонаблюдения, чтобы определить, какая собака это сделала! Было жалко его Савелию. Ведь, как мучился человек, только всё больше увязая в своих комплексах! Савелий был не злым человеком, а Фёдор Павлинович даже годился ему в сыновья!
В свои 25 лет он неплохо продвинулся по карьерной лестнице, благодаря своему виду, росту, манере держаться. О манере несколько слов. Он стоял перед собеседником, раскачиваясь из стороны в сторону, как боец во время поединка. Словно бы предохраняя себя от внезапного нападения (по движущейся цели труднее попасть). Бедный парень! Пусть он занимался единоборствами! Но не до такой же степени, чтобы и в обыденной жизни не расслабиться ни на секунду!
При тогдашнем директоре он выполнял несколько ролей; был и телохранителем, и помощником по связям с персоналом (вместо разогнанного профсоюза), справлялся с различными поручениями «на злобу дня»; незаменимый человек! Но тяжёлый характер! И, вследствие избытка физического здоровья и тестостерона – «быковато – наглый».
В лице скромного контролёра он встретил неожиданно упорного противника. Врождённое чувство справедливости не позволяло Савелию «прогнуться». И он сопротивлялся со всем жаром справедливого сердца.
В эти минуты Фёдор Павлинович часто оставлял контролёра в покое и перекидывался на программиста Костю, которого «любил» чрезвычайной желчной любовью, любил «доставать». Окна контролёра и программиста расположены напротив. И однажды, разойдясь у компьютерщиков так, что на весь первый этаж неслась его нецензурная лексика, Фёдор Павлинович бросил взгляд на Савелия. Обычно мало, кто выдерживал тяжёлый взгляд Карабасова; Фёдор привык, что люди опускали глаза долу перед его грозными очами. «Но не тут-то было»! «Ну что он на меня всё время так смотрит!» - понеслось отчаянное послание от Фёдора к Савелию, который смотрел на него в это время. Фёдор Павлинович подошёл, просунулся в окошко КПП, и обратился к Савелию: «Вы что так на меня смотрите?! Что-то сказать хотите?» Савелий ответил через секундную паузу: «Нет! Я подумал, может быть, Вы что-то хотите мне сказать, раз так смотрите! Вы же взгляд не отводите, и я жду!». «Если я захочу сказать, я подойду и скажу!». «Теперь всё понятно! Буду знать!» - миролюбиво произнёс контролёр.
Наивно было бы полагать, что личностные проблемы Фёдора Павлиновича такими выяснениями исчерпывались и разрешались. Они накапливались. Но! Надо отдать должное Фёдору. Всё-таки он был спортсмен и боец. Он сдерживал себя! И одному Богу известно, каких огромных усилий ему это стоило! Но и контролёру всё это «аукалось» и отдавалось «в почках». Он был терпелив, но не из стали! За время своей работы на КПП он испытал горечь очень тяжёлых утрат, которые не могли не оставить следа в его измученной душе.
Глава третья. Потери
Сначала умер двоюродный брат Юрий, потом родной Василий, потом отчим, одноклассница, с которой он дружил с детства; смерть за смертью приходила на предприятие «Е», разрывая душу. А Фёдор Павлинович не унимался; словно бы ничего не замечал, занося «хмурое» выражение лица Савелия на свой счёт лично.
3 сентября 2014 года Савелий получил тяжёлое известие о смерти своего младшего брата. Это случилось вечером после работы. Сообщил отчим по телефону …
На следующий день Савелий также пошёл на работу, но взгляд его стал другим. Савелий изменился; ноги едва носили. Он приходил на место, садился и всё рабочее время сидел, считая часы, сначала до обеда (он ходил к себе, кормил своих кошек, перекусывал сам и плёлся обратно), потом до вечера. Он считал часы и ждал, когда пытка закончится. А люди всё шли и шли без конца. Он старался их слышать, вникать в их проблемы (были среди них такие, которые ходили не первый год и всё безрезультатно). «На душе кошки скребли», но нельзя было показывать это людям. И только в минуты спокойствия и затишья, когда волна людская спадала и, он оставался один в своём «склепе», он позволял себе слезу. Савелий мысленно переносился в своё детство, вспоминал маленького Василька, как катал его на детской коляске, на санках зимой, отводил или забирал из садика, как привёл его на борьбу и болел за него на соревнованиях. Вся жизнь проходила перед глазами. И вот в такую минуту вновь перед глазами появился Фёдор Павлинович: «Что-то у Вас, Савелий Васильевич, лицо недовольное! Если не нравится работа, то мы Вас не держим!». Савелий от такой наглости чуть не захлебнулся. «У меня умер родной брат. Он ещё в морге. Похороны завтра … А работать я собираюсь и дальше. Я от работы не отказываюсь». Неожиданно Фёдор Павлинович вжал голову в плечи, как черепаха в панцирь и стал что-то бормотать, оправдываясь. Потом громко произнёс: «Я не знал! … Я же всегда к Вам навстречу иду! Разве я в чём-то Вам отказывал, если Вы просите?! Вы же ничего не сказали! …».
Но разве до того Савелию было?! В такие страшные минуты разве думаешь «кому ты ещё не сказал?». Кажется, что весь мир знает про Такое горе…
Савелий сжал зубы, чтобы не закричать, стерпел.
Глава четвёртая. «Перестройка»
Отмотаем «времени плёнку» назад. Ещё не случилось горе, которое перевернёт всю жизнь. Савелий открыт всем дуновениям, всем ветрам. Даже ветры перемен ему ни по чём! Хотя древние китайские мудрецы говорили – «Если хочешь отомстить своим врагам, пожелай им жить в эпоху перемен!». Человек, прошедший такие времена сродни герою, спускавшемуся в ад и вернувшемуся на Землю. Такие перемены уже были не за горами, обозначая себя лёгкими дуновениями.
Эти «дуновения» были от перестройки, которую затеял директор Шатохин. И думало большинство (в том числе и Савелий): «Надо чуть-чуть потерпеть. Зато потом, как будет хорошо!».
Действительно, фойе преобразилось красиво! Люди заходили с улицы просто так, полюбоваться; золотистые рисованные обои, натяжной потолок, нарядная люстра! Потом взялись за строительство новой диспетчерской и столовой. Это в глубине территории в другом здании. Быстро закончили. И «пчелиный рой» за КПП прямо за спиной Савелия (старая диспетчерская располагалась там) опустел; переехал. Стало сразу непривычно тихо, пусто. Только что там кипела жизнь, ходили дежурные бригады, диспетчера, принимали звонки телефонистки. Так временами утомительно это было (мелькание перед глазами, какие-то «разборки», хлопанье дверями), что Савелию даже хотелось покоя. Но! Когда он случился, стало, как в склепе, хоть волком вой!
Долго было не ясно, что задумал директор на месте старой диспетчерской. Ходили разные слухи; отдел продаж, или магазин производственных запчастей, комната отдыха и т. п. Но перегородки сломали и всё «заморозили». Пространство и пустота! Все средства были брошены на новую диспетчерскую и столовую. Прошло совсем немного времени, и новая диспетчерская стала знаменитой на весь Дальний Восток. Да что там! В России таких были единицы! Приезжали экскурсии. Даже «отцы города» не брезговали посещением. Диспетчерская оборудована по новой технологии; настоящий Центр, напитанный компьютерными технологиями. А столовая! Картинка! Не в каждом ресторане такое убранство! Директору уважение! А завистники не дремали!
Ездили «отцы», ездили, а потом перестали сами ездить, стали присылать комиссии; одну за другой; «время собирать камни» (и информацию: прим-е автора) закончилось, наступало время «камни бросать». И полетели камни в нашего директора.
Глава пятая. «просто Анатолий»
Но! Давайте ещё «отмотаем плёнку времени» назад (осталось немного потерпеть). В самое начало; Савелий только начал свою работу на КПП; что мы видим?! Распахнутые глаза Савелия! Заглянем туда – Душа! Намучившееся душа; затянувшаяся было безработица, нищета стала заедать, долги накопились; по-миру готовы были пустить нашего Савелия «Тепловые сети». А тут, как Манна Небесная, работа! А люди все какие встретились! Изоляция закончилась. Какой там Карабасов! Конечно, если бы не люди, которые разделяли мнение Савелия о несправедливости, придирках Карабасова, то ему бы труднее пришлось. А так – хоть десять таких Карабасовых; сообща всё выдержим!
В пору, когда ещё диспетчерская была на старом месте, познакомился Савелий со сторожем Анатолием Владимировичем. Тот подошёл просто, сам подошёл! Протянул широкую мозолистую ладонь и представился: «Анатолий! Зови меня просто Анатолий!». Савелий почувствовал лёгкое смущение (такой уважительный возраст и Анатолий?!), но тепло пожал протянутую руку и принял невысокого ростом, немного чудаковатого, но великого, как оказалось, сердцем Человека, в свой круг друзей. Тот научил его дважды в день пить чай; в 10 и в 15; это «Святое!». Изначально, когда его стол стоял просто в фойе, пить чай было не удобно. Анатолий Владимирович приглашал Савелия к себе, доставал гостинцы; редкие экзотические фрукты, целебные и пахучие травы (когда Савелий поделился с Анатолием Владимировичем, что у него болит желудок, тот составил для него сбор целебных трав, и Савелий успешно пропил несколько курсов), конфетами угощал такими, каких Сева не пробовал никогда! «У нас в семье этим занимается моя любимая жена! Сама находит, места знает!». И потом, когда построили, приходил Анатолий в новую «будку» к Севе перед таким чаепитием, протягивал щедрую горсть чего-нибудь и всегда приговаривал: «Ну! Начнём, помолясь!» . То время, пока делали ремонт в фойе, строили будку контролёру (это ещё перед новой диспетчерской и столовой было), Савелий стал работать бок о бок со сторожами; сидел в их комнатушке, что смотрела своим окном на главные ворота и выписывал посетителям пропуска. Он перезнакомился со всеми диспетчерами, монтёрами, телефонистками. После многолетнего вынужденного одиночества эти знакомства стали клондайком для дремавшей творческой натуры Савелия; он снова стал писать стихи, песни, много читать (Мельников-Печёрский «В лесах», «На горах», Венелин и Иловайский о древних наших предках, «Ледяной дом» Лажечникова и др.), пристрастился к прослушиванию аудиокниг; прослушал все двенадцать томов Карамзина «История государства Российского», труды Татищева и Ломоносова по истории и филологии. Тогда и работалось легко, т. к. сторожа, люди с огромным жизненным опытом, хотели бы с кем-нибудь им поделиться, а в лице Савелия нашли благодарного слушателя и ученика! Они помогали ему, а он помогал им. Можно было отлучиться ненадолго; ничего в такое отсутствие не происходило чрезвычайного (за пирожком, например, выйти через дорогу и т. п.). Только Карабасов мог внести некоторую сумятицу, мол, где контролёр? Почему отсутствует на рабочем месте?! Но сторожа всегда находили нужные слова. И Фёдор Павлинович делал вид, что объяснение его удовлетворяло. По сути ведь он был человеком не злобным и понятливым; во всяком случае, он заметно сам в это верил!
Что бы я ещё хотел добавить к портрету Анатолия Владимировича, дабы на время покинуть его и вернуться прежде, чем навеки «закроется его дверь».
Этот благородный человек, пожалуй, внёс наибольший вклад в некое возвращение Савелия в социум. Те годы, что он провёл в поисках работы, в блужданиях по театрам и ресторанам (и там работать довелось), когда пришлось познать голод, бродяжничество, отложили свой отпечаток на характер Севы. Он стал меньше доверять людям. И только, получив эту работу, он смог повстречать стольких хороших людей, что ему захотелось вновь раскрыться для них! И у него такая возможность впереди!
Анатолий рассказывал ему о своей жизни, как, будучи озорным мальчишкой со сверстниками стал играть в «зацепы»; они прицеплялись к автобусам и грузовикам сзади и так катались по ледяному и снежному накату городских дорог со скоростью и ветром в лицо! Романтика! Риск! Чувство преодоления! Но один из таких дней чуть не стал для него последним; на повороте его занесло так, что пальцы разжались, и он полетел кубарем на обочину, сильно ударившись головой о дорогу. С тех пор у него начались головные боли.
Большую часть своей жизни он посвятил железной дороге; работая начальником рефрижераторного поезда, он объездил весь Советский Союз! Он любил друзей, тёплый семейный круг, природу, много времени посвящал даче, где собирались самые близкие для него люди; мама, брат, родственники, друзья. С возрастом, когда их тёплый круг становился всё меньше, он очень переживал, старался помогать и поддерживать их. Очень любил и уважал свою жену, трепетно говорил о своих сыновьях, любил и гордился ими! А, чтобы быть с ними на одной ноге, освоил планшет и интернет. Один из его сыновей живёт и работает на Курилах; ходит в море. Раньше он был военным, а, когда ушёл в запас, переучился на морехода; его жизнь теперь связана с морем. Он путешествует в Японию, Южную Корею и другие страны Тихоокеанского региона. Анатолий неоднократно показывал Севе эти видео, снятые его сыном (дельфины, киты, нерпы и др. морские животные), или видео о сыне, о его доме на Курилах. Чувствовалось, с какой любовью и отцовской гордостью он это делал!
Как-то раз Анатолий рассказал Савелию, собираясь как-нибудь показать место, где прямо за одним из зданий с земли под самую крышу вьётся Актинидия Коломикта (киш миш). Савелий согласился в другой раз обязательно посмотреть. Но и в другой раз нашлись дела по важнее, а может быть Савелий за день сильно устал и не было никакого желания задерживаться. Короче говоря, так и не состоялось тогда это знакомство с чудом Дальневосточной тайги. Потом, когда Анатолия не стало, Савелий часто вспоминал их разговор и свои отговорки, переживал, что отнекивался. А ведь Анатолию это могло быть важно! Он говорил: «Когда я не смогу, ты будешь за ним присматривать! Примешь под свою защиту!». Не получилось его Услышать! Так бывает …
Глава шестая. Хорошие люди
А теперь мы оставим на время этого доброго человека, чтобы рассказать о других хороших людях, чтобы картинка была полной. Мы обязательно ещё раз к нему вернёмся.
Перестройка на предприятии шла полным ходом. И не столько в буквальном уже смысле, сколько в смысле кадровых изменений. Я писал, что «отцы города» по - началу частенько посещали организацию. Она им была интересна. Но и потом она оставалась интересной, но уже в изменённом смысле, с далеко идущими планами; они перестали приходить сами, а присылали комиссии, которые отыскивали минусы там, где раньше были плюсы. В эту «эпоху комиссий» Сева узнал ближе брата Анатолия Владимира Владимировича. Раньше, когда Сева видел его лишь со стороны, тот казался ему резким, суховатым колючим человеком со злобным зарядом, полученного из жизни, негатива. Случилось, что он при Савелии резко ответил посетителю (обидно было и Савелию, так как он посоветовал этому посетителю обратиться за помощью к Владимиру Владимировичу, зная о нём, что это грамотный специалист), ответил, мол, а от меня Вы что хотите?! Посетитель чуть не расплакался, а это был взрослый крепкий мужчина! При этом разговоре, Сева ощутил неприятный холодок и подумал: «Какие разные, а ведь родные братья!»
И потом Владимир Владимирович во время таких обращений от разных, зачастую, знающих его, людей не раз «рубил хвосты» и отсылал от себя «по инстанциям». А люди были и такие, что ходили «по инстанциям» уже не первый год!
Но! Со временем, когда Савелий смог лучше узнать Владимира Владимировича, он во многом переменил о нём своё мнение: возраст (а по возрасту Владимир Владимирович был почти, как его отец), стенокардия и надвигающаяся необходимость операции на сердце делало своё неблагодарное дело, портило характер, представляло его «колючим», неприступным, а ведь, в сущности, он человек великодушный и очень порядочный. Так человек, захлёбывающийся в волнах жизни, пытается сохранить самое ценное в себе; свой сосуд и ещё что-то в нём; это не столько жизнь (раз она «топит», стоит ли она этих усилий?!), сколько, то «золотое руно», что делает нас собой! Может быть это Душа, а может быть Дух!
В другом ключе предстал перед Савелием и сразу захватил его воображение Анатолий Петрович Лапин. Он подошёл познакомиться, протянул руку, тепло пожал её и изрёк: «У тебя глаза добрые! Такие глаза бывают только у очень хороших людей!». Почти на всё время, пока Савелий оставался на этом предприятии, Анатолий Петрович стал самым близким для него другом, помогал ему, сидел вместо него на КПП, когда срочно требовалось отлучиться.
Петрович 64 – х летний мужчина. Он родом из Феодосии. В Крыму испокон веку жили греки. И по сегодняшний день там сохраняется греческая диаспора, к которой он относит себя по крови , что течёт в его жилах. А по духу и образу мыслей он считает себя русским. Савелий не раз думал по этому поводу – вот человек русский, а живёт, будто и не русский вовсе, а какой-нибудь «сказочный» персонаж «Иван, не помнящий родства». А иной и на русского мало похож (может немец, еврей, любой другой национальности быть), но полюбит Россию, пожелает служить ей сердцем – и вот Русский! Самый Русский человек!
Что греческого в облике Петровича, так это его прямой нос, античные губы и подбородок, и широко посаженные глаза, придающие его взгляду проницательность, какой у других нет!
Он попал служить в Дальневосточный военный округ. И остался после службы здесь жить. А в Феодосии у него престарелая мама, сестра, родственники. 85 лет сейчас его маме. Любит Путина. Довольна всем!
Петрович так стремительно ворвался в жизнь Севы, что это даже насторожило его; он стал думать, не притворство ли это? В некотором прагматизме Петровича Сева увидел себя; но уж, как у людей повелось, «своё – это святое!», «видим в чужом глазу щепку, а в своём не замечаем и бревна!». Потом он стал с большим пониманием относиться к «запрограммированности» Петровича. Это «запрограммированность» только на добро. И ничего-то в ней плохого нет! А свои опасения он списал на то отчуждение, которое в течении десятка лет (или больше) испытывал он в следствие своей неприкаянности и неустроенности в личной жизни и в работе. Бывало, в минуты откровений Савелий говорил Петровичу о своих застарелых травмах, которые остались после занятий спортом, и отзывчивый Петрович однажды пообещал помочь – узнать про какой-то санаторий у нас же в Приморской глубинке, где хорошо лечат опорно-двигательный аппарат; там из-под земли бьют горячие целебные источники. Ими и происходит лечение. А стоит – одна тысяча рублей в сутки. Правда, кухня самостоятельная (готовить надо самому). Зато с проживанием затраты минимальные! На другой день после того разговора Петрович уже «выдал» результат – санаторий функционирует в Красноармейском районе. Надо туда дозвониться (номер телефона Петровичем прилагался!) и тебе забронируют место.
-И я тоже поеду с тобой! Недели на две возьму отпуск и поеду, - обрадовал Петрович.
Не ясно, что насторожило Савелия при этом, но, взяв клочок бумаги, отправляя его в карман, Савелий вяло проговорил: «Я вот только сомневаюсь, отпустят ли меня с работы? Я ведь только начинаю работать. Может быть чуть позже поедем?». Петрович согласился: «Конечно, делай всё правильно, не торопись!». На том и закончилось. Больше к санаторию не возвращались. Но дружба продолжалась и крепла. Петрович не раз оказывался единственным, на кого мог рассчитывать Сева в своём «социальном служении» людям. А иной раз, когда надо было отлучиться по неотложному делу, то вместо него сидел на КПП Петрович.
Когда Савелий ему звонил по тем или иным надобностям, например, помочь людям, Петрович приходил, и ситуация всегда решалась положительно; Петрович брался за любую работу –установить электрический щиток бабушке, поменять кран в ванной или на кухне, заменить титан, электрическую проводку и т.д. А оплату брал самую маленькую! Как герой не «нашего времени», а из СССР! Более того, он сам благодарил людей за возможность им помогать. И Савелия благодарил за возможность немного заработать. Поразительный человек! Человечище!
Глава седьмая. Виктор Дмитриевич
Он стал работать сторожем только, когда вышел на пенсию. В годы своей активной деятельности он восемнадцать лет (или больше) отдал этому предприятию; трудился диспетчером. Самое уникальное в их встрече было то, что Виктор Дмитриевич знал Савелия с раннего детства. Когда Виктор Дмитриевич был начальником автоколонны (в районе Хениной сопки), отец Савелия работал у него шофёром и приводил маленького Севу на новогодние утренники в Красный уголок. Однажды Дмитриевич принёс Савелию показать фотографию, где они были вместе с его отцом, молодые, в элегантных костюмах, оба в шляпах (тогда это было модно!).
--Ну, правду я тебе сказал, что знаю твоего отца?! – улыбнулся Дмитриевич
--Правду! – кивнул Савелий и стал рассматривать фотографию. Посмотрев, он уже собирался её вернуть владельцу, но Виктор Дмитриевич уже остановил его: «Возьми себе. На память. У меня где-то ещё есть». Сева поблагодарил и бережно убрал её в свою сумку.
Оригинальный был человек! Что-то общее было у них с покойным отцом Севы. Носы с горбинкой. Осанка. Манеры держать голову прямо, всегда смотреть в глаза собеседнику, говорить негромко, но отчётливо; речь, выстраивая правильно! Какой-то даже аристократизм (в благородном смысле этого слова!), чувство юмора, рассудительность, а в спорах – доказательность! Всё это было присуще им обоим. Из одной эпохи люди, из одной рабочей породы, дети войны.
Виктор Дмитриевич рассказывал Савелию про своё детство, как голодали, ели шрот (отжатый остаток после переработки овса), жевали его, как жвачку, мать добавляла его в суп для навара. Родился и вырос Виктор Дмитриевич здесь, в этом городе, жил с родителями в районе железнодорожной Слободы. Там у них был свой отдельный дом. Во дворе их дома росла груша. Они с сестрой лазали за «дулями» (почему-то он так называл груши.
Однажды, когда Савелий пришёл на работу (в нерабочее время), чтобы помыться в душе, Виктор Дмитриевич встал «в позу», мол, после себя приберись там, не оставляй мыло на полу и на стенах. Дотошность и аккуратность, порою доходящие до крайности, отличали Виктора Дмитриевича от других сторожей. Больно кольнуло это тогда Савелия. Он даже попытался спорить, бороться за справедливость, а в сущности только пытался выразить свои переживания по собственному представлению о справедливости. Но передумал. Он решил, что Виктор Дмитриевич сказал это не со зла вовсе, не для того, чтобы обвинить в нечистоплотности; это такой своеобразный юморок поколения наших отцов; дети войны, узнавшие горе и лишения с малых лет, голод, разруху знают, что стоит Порядок, аккуратность во всём. И уже не обидно было Савелию, когда эти мысли вихрем пронеслись в его голове. Тем более, говорил всё это Дмитриевич с улыбающимися глазами; как будто экзамен устраивал молодому и «горячему» парню!
Глава восьмая. Щербанов Гаврила Сергеевич
Теперь я хочу рассказать о напарнике Анатолия Владимировича и Виктора Дмитриевича – о Щербанове Гавриле Сергеевиче. Он выходил на подмену, когда надо было временно «встать у штурвала». Задачей сторожей была – контроль за въезжающим и выезжающим транспортом. Они поднимали и опускали шлагбаум, которого раньше не было (был трос), а появился он одновременно с «будкой» КПП. Также они после рабочей смены проверяли заперты ли гаражные боксы и административные здания, включена ли сигнализация. И ещё была одна обязанность – они кормили сторожевых собак, Линду, Джека и Шельму. При «старом» директоре они были на довольствии; всегда у них был корм, вода в чашке, сторожа подкармливали их, также принося из дома что-то «вкусненькое». Собаки были их любимицами! Потом «ветер перемен» многое поменял, но об этом я ещё скажу. А пока вернёмся к Щербанову.
Когда кто-то из сторожей уходил в отпуск (а «сезон отпусков» длился в общем около полугода), вызывали Гаврилу Сергеевича. Такой сменщик был необходим.
Савелий с интересом слушал его рассказы. Вообще, ему очень повезло! Что ни напарник, то клад! Кладезь мудрости, жизненного опыта. Он был «готовый пластичный материал», а, как известно из восточной мудрости – «Когда готов ученик, тогда приходит Учитель!». И это совпало; и ученик, и Учителя были открыты для общения! Мудрая жизнь собрала их в одно время и в одном месте!
Рассказывал Гаврила Сергеевич о своём трудовом пути так. Начался он в годы войны, продолжился в послевоенные годы. И, к счастью, продолжается и поныне! Сначала он четырнадцатилетним пареньком устроился учеником тракториста в своём колхозе (в ту пору он жил в Забайкалье). Через несколько месяцев обучения он стал работать самостоятельно. А работать приходилось по двенадцать часов каждый день, почти без выходных и праздников; ремонт, посевная, уборка, обработка. За работниками присматривал бригадир (одноногий фронтовик, потерявший ногу ещё в Первую мировую); разъезжал он на своей лошадке по полям с кнутом в руке. Уважаемый был дядька, только строгий очень!
Однажды Гаврюша задремал! Прямо за рулём трактора. Он незаметно как-то уснул, только прикрыл глаза и «улетел», прислонившись лбом к холодной кабине.
Очнулся он от обжигающей боли. Бригадир яростно стегал его кнутом, приговаривая: «Спать надумал?! Я тебе покажу спать на работе!». Гаврюша, не помня себя, соскочил на землю и побежал, закрываясь от сыпавшихся на него ударов. Бригадир скакал за ним на лошади до самого лесочка, где скрылся перепуганный насмерть мальчик. Деревья не позволили продолжить истязание, и бригадир прекратил свой «урок мужества».
Ожидание суда было для Гаврюши не менее мучительным, чем избиение. Но, к счастью всё обошлось; сначала тянули с разбирательством, а через месяц пришла Победа! Не до мальчишки было! А вскоре Гаврюша поехал в город учиться в ПТУ. Потом армия. Вернулся он в родное село настоящим мужчиной, женился на любимой девушке и уехал на Дальний Восток, забрав с собой всю семью.
Невольно сравнивая свои трудности и испытания, выпавшие на долю Гаврилы Сергеевича и остальных его новых друзей, Савелий задумался: А ведь в какое разное время мы живём! Была Великая Отечественная Война, горе. Народ объединялся против всеобщей беды. Единство, Вера помогали людям выстоять. А нынешнее время, когда не знаешь даже своих соседей (когда можно получить ножом в бок от пьяного дебошира, а он окажется твоим соседом по лестничной площадке!), время вносящее сумятицу в головы и сердца людей, усиливающее разобщённость душ и помыслов, вбивающее всё глубже клин между людьми – всё это обрекает народ на жалкое существование и постепенное вымирание.
Ещё был эпизод. Однажды их сослуживец (начальник производственно-технического отдела) Валерий Александрович приехал на своём новом автомобиле на работу и поставил его на радостях прямо на территории (в не предназначенном для этого месте вблизи ворот). Хотя автомобиль не загораживал проезд, но формально он был персоной «нон грата». И поэтому Карабасов пришёл «по делу» к Щербанову (тогда была его смена): «Не положено здесь ставить машину! Въезд на территорию только со специальным разрешением директора! Машины «с разрешением» записаны в журнале и это строго контролируется! Сейчас найти хозяина автомобиля, чтобы он тотчас убрал его с территории. Для этого есть специально отведённые места; обочина, автостоянка и т. п. И сказать хозяину машины, что в следующий подобный заезд я (!) лишу его премии!».
Рабочий день в то время уже подходил к концу и Валерий Александрович вышел к своему автомобилю. Гаврила Сергеевич попросил «на всякий случай», если он не застанет хозяина авто, чтобы Савелий передал ему «рекомендации Карабасова». Так и получилось. В момент встречи авто и хозяина, Гаврила Сергеевич отлучился в туалет (старческий возраст, урология), Сева вышел на улицу и передал слово в слово Валерию Александровичу то, о чём попросил его Щербанов. И добавил для убедительности (есть такая слабость у Савелия – добавить «красок»! Но! Ведь и ничего лично от себя!), что Карабасов при повторном нарушении лишит его премии.
На другой день к нему в «будку» вломился Карабасов и привёл с собой Валерия Александровича, который был хмур и серьёзен. Впрочем, он всегда был серьёзен. Но хмурость вида показывала, как уязвлено его самолюбие. Это было первое испытание Савелия «на вшивость». И он его выдержал со всей прямотой и чувством справедливости, на которые был способен!
Карабасов начал сразу «прессовать»: «Вот человек сегодня пришёл на работу и не здоровается. Не знаете, почему? Потому что Вы вчера залезли не в своё дело! Зачем Вы сказали Валерию Александровичу, чтобы он убирал машину?»
«Потому что Вы сами дали такое распоряжение» - невозмутимо отвечал Сева.
«А я Вас об этом просил?» - не унимался Фёдор Павлинович.
«Нет, но меня попросил мой напарник, который старше меня по возрасту, а я так воспитан – уважать старших. Я увидел Валерия Александровича раньше и на этот случай у нас с Гавриилом Сергеевичем был уговор».
«Вас попросил?! Да, Вас подставили! Неужели Вы не понимаете?!»
Странно было слышать такое от главного провокатора! Но Савелий решил не «бросаться грудью на амбразуру», а осмотрительно сыграть наивность (помогли несколько лет работы в театрах города); он опустил в смущении глаза, через секунду поднял их. Но посмотрел он уже не на Карабасова, а на Валерия Александровича, который был явно «сыт происходящим» и сам уже смущался. Он негромко проговорил: «Хватит!». Ему стало неловко, что перед ним, как провинившийся школьник отчитывается не молодой уже человек, ниже его по статусу, но не ниже по образованности (они всегда это чувствовали и относились друг к другу со сдержанным уважением). Это досадное недоразумение необходимо было прекращать и первым сделал этот шаг Валерий Александрович. Они с Карабасовым ушли. Впрочем, каждый в свою сторону. После этой провокации в отношениях между Валерием Александровичем и Севой чувствовалось напряжение, как пружина, готовая к противодействию в любую минуту. Но потом напряжение прошло, они снова стали здороваться. А уважение к нему Сева сохранил и продолжал к нему хорошо относиться. Он понимал, что это один из лучших специалистов в организации. Он рекомендовал его людям, как отзывчивого и грамотного человека, который всегда шёл навстречу людям, охотно им помогал, горел на работе…
Глава девятая. Иван Николаевич Брус и Пётр Фёдорович Фаисханов.
Я уже где-то говорил, как много происходило встреч у Савелия на его посту «генерального контролёра»! И некоторые из них знаменательные, если не судьбоносные. Поэтому, чтобы вернуться к ним, я спешу закончить предыдущий этап описанием ещё двух человек. И тогда мне будет проще сконцентрироваться. А концентрироваться есть на чём! Весь следующий этап полон эмоциональных переживаний, за которым начнётся, увы, чёрная полоса, и «эпоха перемен» раскроет свой зев, полный хищных, ядовитых зубов! Что, уже страшно?! Это не страшнее, чем жить! А жить нам нравится! Поэтому, вперёд! С открытым забралом!
Два оставшихся персонажа – сторожа. Один – офицер запаса, пенсионер Иван Николаевич Брус, другой – Пётр Фёдорович Фаисханов.
Первый примечателен своей осанистой манерой держаться. Она просматривалась даже, когда он нервничал. А это случалось неожиданно, как взрыв. Вот он сидит молчит, или чай пьёт, или газету просматривает, а потом вдруг врывается в фойе и, как лавина обрушивается на Савелия: «Ты Тимофея Галкина не видел?» (Это бригадир, ответственный за пожарную сигнализацию, а ещё он заполнял работникам охраны табеля, выдавал квитки на зарплату и аванс, решал строительные и ремонтные проблемы). «Увидишь, скажи, чтобы обязательно ко мне зашёл». «А что случилось?» - испуганно подхватывал Савелий внезапную озабоченность своего коллеги. И какой-нибудь пустяк слышал в ответ. Вроде того, что строители ремонтировали дверь, замели мусор, но унесли веник с собой. Веник был в сторожке единственный, надо вернуть. Говорил он это громким голосом, чеканя каждое слово, как солдат, марширующий на плацу. Несколько подобных эпизодов приучили Савелия не вздрагивать от эмоциональных выбросов. Хоть и было неприятно, но Савелий научился воспринимать это с уважением, всегда настраиваясь на его волну. Ещё подобный пример – пришло время разносить квитки по зарплате – естественно, вопрос Севе: «Ты Тимофея не видел? Увидишь – скажи, что я спрашивал. Пусть зайдёт». «Обязательно скажу».
Брус Иван Николаевич в общем человек немногословный и аккуратный. На работу приезжал на своей иномарке, не новой, но в хорошем состоянии. Тюнинг автомобиля он делал сам; увеличил клиренс. Посадка стала высокая. Это повысило проходимость, позволяя ездить по лесным дорогам и бездорожью. А Иван Николаевич любил и лес, и рыбалку.
Когда Савелий в первый раз увидел авто, он с интересом узнал от Ивана Николаевича, чья это машина, похвалил её современный вид и высокую посадку, чем вызвал явное удовольствие хозяина. На этой почве и произошло их знакомство, завязались приятельские (без какого-то оттенка панибратства) отношения. Ещё Савелию понравилось в этом стороже его нежное отношение к животным, к собакам. Он выходил к ним во двор, кормил их, трепал по головам. Видно было, что он это делал от чистого сердца. Собак в его ведении было три. Это Линда, Джек и Шельма. Все одинаковой рыжеватой масти, будто из одного выводка. Может и было у них родство. Джек был взрослый пёс, Линде и Шельме лет по пять. Кроме сторожей о собаках заботились сварщики. Там они и будки для них сделали и подкармливали. Собакам было комфортно. Весь рабочий день они были у ворот. После того, как рабочий день заканчивался, они уходили в будки. Всё отлажено годами! Собаки хорошие, всех своих знали, к чужим относились настороженно, всегда поднимая лай, чем очень помогали охране. Был у них только один недостаток – враждебное отношение к кошкам.
Да, кошек они не любили. Однажды Гаврила Сергеевич рассказал Севе случай, как собаки увидели кошку, неосторожно зашедшую на их территорию; по сигналу Линды (она была всегда «заводилой») бросились все три собаки к несчастной кошке и, вцепившись, стали тянуть каждый в свою сторону и через мгновение разорвали её на части. Был и второй случай, когда какая-то из трёх собачек бросилась за кошкой; та в испуге шарахнулась к забору, попыталась по нему взобраться, но собака оказалась проворнее; вцепилась ей в спину зубами и готова была уже задавить её, но подоспевший вовремя Гаврила Сергеевич отбил обезумевшую покусанную кошечку, отнёс на тротуар и положил в высокую траву, где та отлёживалась несколько часов и, вроде бы ушла своими ногами.
За это Сева стал относиться настороженно к этим собакам. И, как будто даже стал их не любить. За кошек он мог подставить и себя, чтобы они не пострадали. Со временем ему удалось принять собачью природу, безусловную, такую безусловную и непосредственную, какая она есть. Если происходит что-то подобное, то виноваты люди, которые их приручили. Даже разрывая кошку (именно такой парадокс!), они служат людям, думая, что поступают правильно! Но! Парадоксы жизни воистину неисчерпаемы! Со временем отношение к кошкам у Линды, Шельмы и Джека стало терпимее. Странно, но факт! Не один раз Савелий наблюдал такие картины; какая-нибудь в очередной раз заблудившаяся кошка заходила на собачью территорию и явно попадала в поле зрения собак, а они относились к этому, как в порядке вещей! Кровопролития больше не было! А то бывало и так; коты и кошки по полдня мирно дремали на стуле у сторожки (исконно собачья территория!). Это ещё раз говорит о том, что животные понятливы! И, если происходит ЧП, то только по вине людей. Созерцая такое, снова начинаешь верить в преобладании Эволюции над революцией, в очевидные преимущества первой над второй! Благодать какая-то! Освобождается место там, где от сотворения мира у человека обитает душа и наполняется божественным Светом, что есть Любовь! А поселившись в сердце, она не даёт проникать в него злу, настраивает струны души на Гармонию и Добродетель. Только бы удержать такую Благодать, чтобы не разгулялся снова «ветер перемен».
Ах! Этот ветер! Он снова приближается, своими чёрными грозными дуновениями давая понять, что он близко; «Я иду!».
Иди!
Глава десятая. Необратимые потери
Новый 2015 год начался страшным известием; умер Анатолий Владимирович. Он пошёл в отпуск перед Новым годом, сменил машину на новую “Probox”, собирался ездить на ней в лес, на дачу, на рыбалку, собирался жить…
Внезапно заболел. Рак . Ему не говорили, что у него эта болезнь, держались до последнего, пока не вызвали дуру-врача, которая с порога громко объявила: «И у кого тут рак?!». Она сделала уколы и ушла. А Анатолий Владимирович стал молчалив, опустил голову, поник весь…
Об этом Савелий узнал от Владимира Владимировича, который как мог боролся за брата, поддерживал его. Анатолий просил его приходить и просто быть с ним рядом, посидеть с ним на стуле. Они брали друг друга за руки и молчали. Не передать словами это горе. Не описать в словах взгляд человека, который чувствует, что уходит… Боролись за него, сделали курс химиотерапии во Владивостоке. Но болезнь только прогрессировала.
Сева видел поникшие плечи Владимира Владимировича, который проходил через его фойе, опустив голову в пол, забывая иногда поздороваться; состояние угнетённое. И вот раз он вдруг неожиданно развернулся и подошёл к Севе: «Я не помню, здоровался ли я?». «Что Вы! Владимир Владимирович! Не переживайте! Это пустяки! Как Анатолий Владимирович? Как Вы?».
Владимир Владимирович крепко пожал Севе руку и начал по своему обыкновению просто и по-отечески тепло вести разговор. Сначала расспросил Севу, как у него дела. Потом рассказал сдержанно и немногословно о делах своей семьи; брат с трудом глотает пищу, в основном только пьёт воду, чередуя с питательными растворами. Да и та вытекает обратно. Он качал при этом головой из стороны в сторону и с трудом сдерживал слёзы.
Через несколько дней после их разговора Савелий узнал, что Анатолия Владимировича не стало. Похороны были назначены на пятое января.
Ушёл Человек. Скромно, не оставляя после себя шума, которым наполняются иные последние мгновения жизни; ведь жизнь окончена; это катастрофа! Но Анатолий Владимирович ушёл незаметно, словно бы стесняясь кого-то побеспокоить. Разве это могло само собой получиться?! – Ушёл в отпуск, в отпуске заболел, после отпуска - на больничный. Машину пришлось продать, чтобы оплачивать лечение. Лечение не помогло…
Савелий первого января получил известие – надо выйти на работу, подежурить вместо сторожа сутки. Он отказался, ответил своему мастеру Галкину, что проходит лечение и не может его прерывать (это были его законные выходные, а более всего возмутило то, что его перебрасывают на новый объект, с другой спецификой работы, просто так, не считаясь ни с чем! Щербанов отказался; он давно собирался уходить с работы. Так почему не нашли заблаговременно замену Временному сторожу, который нужен всегда?!). Когда Савелий Васильевич отказался, то стал опасаться увольнения, переживал, собираясь отстаивать свои права по КЗОТ, искал для этого юридическую информацию в интернете; в общем, кровь ему свернули. Если бы ему сказали прямо, что надо выйти вместо Анатолия, так как он болен, а подыскать ему замену в новогодние праздники проблематично, то Савелий, скорее всего, вышел бы без оговорок, даже на незнакомую работу, но отдел кадров (сначала звонила зав. отделом кадров Агреппина Венедиктовна), а потом мастер Галкин ничего не собирались объяснять; их задача была – закрыть «дыру» с наименьшими проблемами. Для этого Савелий показался им подходящей кандидатурой; эдакий, жертвенный телёнок! Но «телёнок» решил показать когти. И на похоронах Анатолия Владимировича получил психологическую атаку взглядом от АгреппиныВенедиктовны, которая, проходя мимо, многозначительно и долго смотрела на него. Холодок пробежал тогда по спине Севы. Он стоял потерянный среди множества народа. Потом увидел подъехавший микроавтобус Владимира Владимировича, подошёл к нему и робко протянул синюю купюру со словами: «Примите мои соболезнования». Он не захотел брать, но потом взял и сказал, что передаст жене Анатолия. Когда Владимир Владимирович прошёл со своей женой наверх в квартиру брата, Сева подошёл к основной группе людей. Народ прибывал. Вот уже заполнен весь двор. У многих в руках были цветы. Савелий пожалел, что забыл купить цветы. Стоял в сторонке в ожидании траурного кортежа. Мимо проходила сотрудница предприятия (она раньше работала заместителем директора, а по выходу на пенсию стала руководителем техничек; выглядела дородной, внушительной дамой, как Фрекен Бок персонаж известного мультика!). Она остановилась рядом с Севой и сказала глупо: «Пахнет тройным одеколоном! Как от покойника! Потом, чтобы как-то «затереть» бестактность, стала объяснять, мол, у неё сложилась (за весь её жизненный опыт) ассоциация – чтобы убрать неприятные запахи покойника вокруг гроба всё опрыскивают одеколоном. От этого объяснения Севе не стало веселее, он поморщился и отвернулся: «Вот дура!» - подумал он.
Потом привезли тело. Весь народ подался назад, чтобы освободить место для размещения кортежа. Потом, когда гроб поставили на два табурета, люди приблизились, подходили прощаться, возлагали цветы, которые вскоре возвысились горкой. И их пришлось снимать и относить в катафалк для кладбища.
Люди были ото всюду; со двора (многие знали и любили этого отзывчивого человека, большого ребёнка, который стремился помогать всем!), с Железной дороги, которой он посвятил больше тридцати лет, с его последнего места работы. Много цветов, венков, слёз …
Сева не поехал на кладбище, вернулся к себе и до следующего дня оставался под впечатлением увиденного; снилась огромная толпа народа. Утром сильно разболелась голова. За тот год, что они работали вместе, они стали друзьями.
Они бы не стали друзьями, если бы у них не было столько общего; любовь к природе, к животным, годы работы на железной дороге, интерес к компьютерной технике, фотография, музыка. Ему было 78 лет! Так сохранить любовь к жизни! Почему при таком энтузиазме, можно сказать, при такой жажде к жизни её лишается человек, она протекает сквозь пальцы, смеясь над бесплодными усилиями её удержать?! Ушёл дорогой Человек… Пустота в душе, слёзы безмолвные на щеках…
Потом прошли, наконец, новогодние «праздники», начались будни. Ежедневно Сева видел технического руководителя; он ходил с опущенной головой. Иногда он как будто пробуждался от сна; останавливался, возвращался на КПП и опять, как я писал раньше, словно извиняясь за своё «отчуждение», спрашивал не забыл ли он с Севой поздороваться? Спрашивал, как жизнь, и всё такое. Сева понимал его состояние и хотел бы ему помочь, правда не знал, что именно надо говорить, делать, поэтому старался его разговорить, что-то сообщить постороннее, могущее его отвлечь, заинтересовать. Однажды Севе удалось разговорить Владимира Владимировича. Он даже разулыбался. Потом признался, что с сердцем совсем плохо, что на днях собирается ложиться на операцию шунтирования на Русском острове…
Прошла операция, потом реабилитация. Владимир Владимирович вернулся на предприятие. Разговаривали с Севой откровенно. Все предплечья синие, исколотые. Но дышать стало легче. Он возобновил работу. По-прежнему, на своём посту. И не было человека на предприятии «Е», который бы лучше знал всю его работу! Он – «ходячий энциклопедический справочник». За советом, за исправлениями проектов, по другим неисчерпаемым вопросом люди шли к нему нескончаемым потоком.
А тут новое потрясение – попал в реанимацию Валерий Александрович.
Мужчина, которому нет ещё и сорока, впал в кому. А ведь незадолго перед этим он, жив – здоров, разговаривал с Владимиром Владимировичем (это было при Севе) и собирался в отпуск: «доделаю проект и надо отдохнуть» - говорил он с улыбкой. Увы, не сбылось; жизнь решила по-своему. Или смерть…
Как – то стремительно до странности всё это случилось. Савелий размышлял (это по рассказам Владимира Владимировича, фельдшера и её дочери Ольги, которая работает в «Е» техничкой): «В четверг жена вызывает мужу скорую. Та приезжает, делает необходимые процедуры, уезжает, оставив больного «выздоравливать». А к вечеру Валерию Александровичу становится хуже, и жена ведёт его под руки прямо в приёмный покой городской больницы. Где его сразу кладут. Он впадает в кому… Ходили и совсем нелепые слухи (кажется директор их проговаривал), что его оцарапала кошка. От этого произошло какое-то заражение.
У технички Ольги, что убирала в фойе мама фельдшер на предприятии. С ней и решил поговорить Сева. Тем более, что Ольга сама в недавнем прошлом медицинский работник со средне - техническим образованием. Ольга рассказала, что у них с матерью есть мнение - кому мог вызвать внезапный скачок уровня сахара в крови, который врачи проглядели. Случился гликемический шок и кома. Потом резко увеличилось давление и начали лопаться сосуды в головном мозге.
Хоронили Валеру всем предприятием. Во дворе собрался народ задолго до прибытия траурного кортежа. Стояли с непокрытыми головами молчаливые и сдержанные мужики, на группы разбились женщины и вполголоса переговаривались. Прошло ещё некоторое время, и возникло движение в массе людей; прибыл траурный кортеж. Две машины. На крыльцо вышел директор (в сопровождении Карабасова) и замер, как сфинкс. Рабочие ритуальной службы выставили сначала два табурета, на них поставили гроб. Распорядитель пригласил собравшихся попрощаться. Люди приблизились, однако кольцо осталось не сомкнутым; родные и близкие покойного прошли к телу; родители Валерия склонились над гробом. Дочь и супруга покойного Ульяна (работница предприятия) встали чуть дальше рядом с родителями Ульяны.
Сева, не отрываясь смотрел на родителей Валерия. Ему хотелось обнять их, говорить им слова утешения. В голове проносились эти слова: «Вы можете гордиться своим сыном, Вы воспитали очень доброго и порядочного человека. Его все люди уважали, любили! Спасибо Вам большое! Не плачьте пожалуйста!...»
Женщины плакали. Кому-то из молоденьких сотрудниц стало плохо и её увели под руки в здание. Мужчины держались; стояли, как перед битвой. Или перед бездной …
Директор произнёс прощальную речь, говорил о том, что хорошего сына воспитали родители, сожалел, что больше не будет такого работника, и всё такое. Что-то витало в воздухе при этом мистическое… Похожее на чувство вины.
На гроб и всё необходимое директор не поскупился. Гроб на вид был такой, в каких президентов хоронят! Было заказано несколько автобусов для перевозки людей. А после кладбища был поминальный обед. Было много венков, траурных лент и цветов.
После похорон прошло какое-то время. Люди начали было входить в свой обычный рабочий ритм. Но «покой нам только снится».
Глава одиннадцатая. Непонятные «перемещения»
Начались непонятные «перемещения» - то директор куда-то сорвётся, буквально бегом через фойе пронесётся, сядет в свой джип и умчится, то к нему кто-то «рвётся» в приёмную: «Нам срочно нужен директор!». А однажды прибыла команда с циркулярной пилой. Все трое прошли в кабинет директора. Там секретарь Надежда просила их «с надеждой» - «Может, подождём!» (директор в этот момент был «срочно» на выезде). Бригада «Ух» не вняла её «мольбам» и стали вскрывать сейф (наверное, ордер был!), потом вывернули всё в верх дном и, ничего криминального не найдя, ушли ни с чем. Потом визиты были в бухгалтерию; тоже ничего не нашли! Тогда «Чёрные силы» (у «ветра перемен» только такие!) решили поступить иначе.
В один из таких «ветреных» дней, а именно 13 мая 2015 года на КПП появился высокий длинноволосый опрятный гражданин с эхнатоновскими чертами лица. Он записался, как Воронов Николай Евгеньевич. Сказал, что у него назначена встреча с директором, и что он его уже ждёт. Сева имел указания не пускать к директору напрямую, «отмазываясь» всеми возможными «правдами» (Ох! И не любил Сева эту роль!), перенаправляя посетителей к руководителям отделов или мастерам; говорить надо было, что директора нет, или, что он весь день занят и т. п. Но этот посетитель был какой-то особенный; иногда встречаются люди, в чьих глазах угадывается некая программа, которой они следуют, да так в неё верят, что никакие «сказки» не впишутся в их программу. Пожалуй, одну отличительную черту таких людей я назову – это что-то волчье во взгляде. Если у вас есть разумное чувство осторожности, то вы не станете, как истукан повторять ересь и ложь, которую вам навязывают руководители. Об этом потом размышлял Сева, пока проходила встреча Воронова и директора. Сева ожидал нареканий за то, что пропустил, но их не последовало. Серьёзный гражданин вышел в сопровождении директора через два часа. Директор его проводил до главного входа, а сам сел в свой джип, и водитель повёз его куда-то.
На следующий день жизнь на предприятии «Е» стала меняться в сторону хаоса и неразберихи. Слухи, сплетни, враньё. Носились, как угорелые через фойе во двор, потом обратно директор, юрист Анна, главный бухгалтер. Случилось, Анна вышла в фойе с кем-то из экономистов и, жестикулируя, с присущими ей одной «высокими» эмоциями, подразумевающими её глубоко сидящее в ней чувство справедливости, громко говорила (так глубоко чувство справедливости в ней сидело, что очень редко Анна им пользовалась; долго и хлопотно доставать! Она потом проявит все свои способности, главными из которых окажутся умения претворяться и приспосабливаться к новым обстоятельствам, а пока она ярый борец за справедливость, за своего директора!). Итак, она говорила громко, чтобы все (и Сева в том числе) это слышали: «Не надо пускать этого Воронова на территорию! Если он придёт, надо тебе (обратилась она к Савелию) ему сказать: «Вы человек посторонний. И делать Вам на территории нечего!». Вот какие начинались перемены! Только Воронов не переставал напоминать о себе! Через два дня он пришёл в сопровождении заместителя руководителя города Бугорова. Это бритоголовый огромный детина, как будто вышедший только что из «восьмиугольника», где обычно проходят гладиаторские бои (которые «на злобу дня» кто-то из власть придержащих «прикормышей» окрестил видом спорта! Ну какой ММА вид спорта? Сева Этого не понимал и не принимал!). Итак, «боец» Бугоров властно прошествовал к директору, даже бровью не повёл в сторону вопрошающего контролёра. А спустя десять минут (тоже без записи за ним поднялся Воронов). «Началось в колхозе утро!» - подумалось контролёру.
А за день до этого на предприятии «Е» проходили собрания (и в день посещения Бугорова и Воронова собирался коллектив в 11-00 в актовом зале. Почему-то директор за пять минут до 11-ти вышел и уехал; словно бы знал! А может и направлял, пытался бороться при помощи общества, которым, чего греха таить, иногда брезговал! Вот, что у Севы (а он вёл дневник и делал пометки всегда; даже в рабочее время в своих блокнотах) написано по этому поводу (приведу записи здесь):
« четверг, 14 мая 2015 г.
Грядут, похоже, перемены!
На нашем предприятии, похоже, грядут перемены. Вчера я обратил внимание на высокого опрятного гражданина, который записался и прошёл на приём к директору МУП "Уссурийск-Е" Шатохину. Гражданин по фамилии Воронов Н. Е. пришёл и сегодня 14 мая 2015 года. Потом его сопровождал наш директор. И, вскоре пошёл слух, что директор берёт себе заместителя... Всё сходится!.. Потом больше. Молва народная докатилась до меня в ином, уже тревожном свете; что Воронов не обычный специалист, а назначенный "свыше". Настолько ли "свыше", чтобы вместо задирания головы в его высокий рост, подобострастно опускать головы долу?! Не знаю, может кандидатура из городской администрации, а может из краевого центра, где есть могущественное объединение с "мистическим" названием ДЭК, которое директор наш в своё время заставил себя уважать, из должника превратившись в "кредитора". "Месть" может идти откуда угодно, не так ли?! Немало нажил себе врагов наш директор. Непростой у него характер, но хозяйственник он хороший! Зарплату людям платит исправно, работой обеспечивает и никогда не отказывает в помощи. Кому-то, видимо, это не по вкусу.
И что же меня тревожит? С внедрением постороннего человека, с добровольно-принудительным (для рабочего коллектива) внедрением может реально начаться развал предприятия и роспуск "на все четыре стороны" этого самого коллектива. Если уйдёт Шатохин, а на его место сядет "представитель свыше", то, вероятно, автомобильный парк не досчитается спец. техники, которая арендована под ответственность Шатохина. Люди потеряют рабочие места, заявки физических и юридических лиц останутся без удовлетворения (или начнутся большие задержки в выполнении), пойдут иски в суд, предприятие встанет. Начнётся процедура банкротства и раздел имущества. Но! Может, я всё-таки сгущаю краски и наше МУП (Муниципальное, т.е. Государственное предприятие) станет в худшем случае ООО?! Хватит фантазировать, пора подводить итог. Добавлю:
Именно директор Шатохин вывел наше предприятие в число лучших в стране. Оно входит в первую Двадцатку по России, а Россия велика! И такой диспетчерской, как у нас, нет больше нигде!.. Это лишь пища к размышлению, и, надеюсь, мои преждевременные страхи за будущее нашего замечательного коллектива! Подождём!
17 мая 2015 г., 19:30
Продолжение ситуации. Сегодня рабочий коллектив собрался в актовом зале. Все против нового "директора"! Но! Похоже борьба будет нешуточной, раз его "навязывают" нам "свыше"!
Сегодня 19 мая 2015 г. опять было собрание. Приходил к нам Гудь Николай Николаевич. Поддержал нас в инициативе не сдаваться пришедшему со стороны "руководителю", похвалил солидарность коллектива в борьбе за нашего директора, сказал, что поддерживает нас и Воронова Н. Е. не знает.
20 мая 2015 г. ПОХОЖЕ НА РЕЙДЕРСКИЙ ЗАХВАТ!
На нашем предприятии МУП «Е» происходит что-то нехорошее. Навязывают от имени руководителя администрации по фамилии Бублик человека нам чуждого, далёкого во всех отношениях. Известно о нём, что это Воронов Н. Е., что прибыл он из Владивостока, где уже какое-то предприятие развалил, и что на него заведено уголовное дело. Наши работники уже собирались дважды на собрание (сегодня будет третье), где отстаивают свою позицию; не хотят принимать этого человека, который к тому же запросил зарплату в 150000 рублей в месяц. Мы хотим сохранить предприятие, своего руководителя; это грамотный специалист, который вывел нашу организацию в число 20 лучших в России! Вчера 19 мая 2015 года на наше собрание приходил Глава Уссурийского городского округа Гудь Н.Н. и открыто нам заявил, что не знает этого человека, похвалил за единство и сплочённость, обещал поддержку, чтобы звонили ему в любое время. А сегодня Воронов приехал уже в сопровождении зам. Главы администрации Уссурийского городского округа (Бублика) и, фигурально выражаясь, «стукнул» бумагой-распоряжением об стол; вот, мол, распоряжение главы принять на работу. «А как же мнение коллектива?»- спросил наш директор. А ему в ответ, дескать, «Что нам мнение коллектива, когда уже есть распоряжение главы?!»
Прошло около часа после отъезда зам. Главы и вот уже Воронов в сопровождении Шатохина пошёл осматривать «свои владения». А чуть позже мы узнали, что нашего директора отправляют в отпуск со всеми, вероятно, вытекающими последствиями. Как нам быть? Что нас ожидает? Тревожно.. Не надо быть пророком, чтобы угадать по какому сценарию, скорее всего, будут развиваться дальнейшие события. Сегодня на очередном собрании Бублик «расставит все точки над и», узаконив «рейдерский захват» (или «опровергнув его вероятность» неизвестными до сей поры новыми обстоятельствами!), далее: вытеснение и замена Шатохина на Воронова, превращение МУП в ООО и развал предприятия с благовидным отчётом наверх, что «справедливость восстановлена» все виновные наказаны. Вот написал! Куда ещё написать? Может, Владимиру Владимировичу Путину?
С Уважением!
P.S. Хотел добиться справедливости. Но после сегодняшнего 20 мая 2015 года собрания нашего коллектива я понял, что Шатохин ведёт двойную игру, или запуган Бубликом (главой городской администрации) настолько, что отказывается от борьбы, играет роль "не при делах", хотя это не так. На собрании сегодня он в присутствии всего коллектива сказал, что прекращает все наши собрания и любые действия протеста против нового руководителя. А ещё вчера был против него! Так быстро дал себя обработать! Я хотел идти за справедливость, но теперь не пойду дальше, а напротив - напишу лишь у себя в дневничке. Так сказать, для истории».
Так описывал те дни в своём блокноте Савелий. Но было ещё одно собрание, на котором Шатохин объявил своим первым заместителем Воронова, а Карабасова назначил другим заместителем. Причём никого из них он не выделил особо, т. е. ранг у них был один, а сфера деятельности отличалась – Воронов курировал вопросы строительства, а Карабасов работу с людьми, с кадрами, охрану, административные вопросы. До того дня должность Фёдора Павлиновича не имела чётких очертаний, да вряд ли его кто-то воспринимал всерьёз, как руководителя, ходил он по предприятию, в основном в качестве пугало, наводил страх на поддающихся; на новичков, на робких посетителей. Я говорил, что Карабасов был не глупый человек, понимал свою «значимость», помпезность своей роли. И это мало стимулировало его самооценку. Поэтому с момента объявления себя заместителем директора он вырос в собственных глазах, просветлел лицом, ходил несколько дней со счастливой, какой-то детской улыбкой.
Тогда, после озвучивания Шатохиным его кадровых изменений раздался вопрос из зала: «А Вы от нас не уйдёте?!» Это моляр Милана, добродушная молочница. Она снабжала всё предприятия (желающих!) деревенским домашним молоком, сыром, творогом, маслом, яйцами. Всё своё! У неё с мужем дом в Новоникольске. Держат коров и птицу. С красными щеками, круглолицая, русская красавица!
Шатохин пристально всмотрелся в зал, увидел Милану и улыбнулся, но тут же опустил глаза, словно бы устыдился своего открытого мужского взгляда (а может испугался?). Он ответил кратко: «Так вопрос не стоит».
С тяжёлым ощущением от собрания расходились люди, вполголоса делились мнениями: «Всё! Сейчас начнётся!», «Может будут сокращения».
«Будут, конечно, перестановки!» - сказал своё мнение Севе Владимир Владимирович, когда они спустились в фойе к КПП. «А Карабасов как обрадовался! Смеётся! Мне кажется, он не понимает, отведённой ему роли» - делился Сева со своим другом мыслями. «Из него сделают «жертвенное животное» - при первой же необходимости пожертвовать чем-либо пожертвуют им! Поэтому и выбрал его директор ближайшим замом себе! Не Вороновым же жертвовать?!». Владимир Владимирович был согласен вполне. «Жалко даже парня! Хоть и кровь сворачивать любит, но молодой, может научится ещё!» - продолжал Сева. «Всё верно говоришь!» - покачал головой Владимир Владимирович и отправился к себе в кабинет, что в одном здании с новой диспетчерской.
А юрист Анна, которая так митинговала против Воронова, была чуть ли не основной защитницей директора, вдруг изменилась. Когда Шатохина «внезапно» отправили в отпуск (с последующим увольнением), она стала неразлучна с Вороновым (ближе только брак!), стала более независимой, даже подчёркнуто независимой (когда рядом не было Воронова)! Как оруженосец Санчо Панса за своим Дон Кихотом, так Анна следовала за ним буквально по пятам! Результатом сего возвышения Анны стало скорое увольнение Карабасова (вероятно, молодого Карабасова, который очень любил помыться и попариться на предприятии, да в хорошей компании, что-то связывало с Анной, что-то такое, за что она ему отомстила, когда пришло её время). Все обиды, когда Анна почувствовала себя сильной, что она получала незаслуженно от молодого и «нагловатого» Карабасова не давали ей покоя, мешали насладиться своим новым избранным положением в полной мере. Ей стало казаться, что Фёдор по-прежнему относится к ней неподобающим для добропорядочной девушки образом. Вынудили написать заявление «по – собственному», а взамен взяли опального некогда Макарнюк Александра Игоревича, которого «отлучил» от предприятия Шатохин, внёс его в «Чёрный список» и велел охране (и контролёру) не пускать его на предприятие. Нонсанс! Но это так. Впрочем, и не видел его никто после опалы. И вот случилось при новых обстоятельствах и грядущем увольнении Шатохина триумфальное возвращение в общем хорошего и знающего специалиста. Вдобавок, он пользовался уважением среди работников, многие знали его маму, которая проработала на предприятии много лет верой и правдой и теперь на пенсии.
В те дни на предприятие пришёл и Попса Николай Михайлович начальником охраны.
Большие кадровые изменения начались ещё в бытность директором Шатохина и коснулись различных служб и отделов. Приходили водители, трактористы, бульдозеристы. Хорошие места занимались после длительных «хождений по мукам», собеседований и выяснения «отношений» с непосредственными начальниками «на месте» («хозяин ведь барин»!). Только по «особому» блату (знакомству) люди попадали сразу на хорошее (искомое) место. Так повезло (бывшему ученику Савелия по секции борьбы) Алексею Барабаш. И только потому, что его знал лично заведующий гаражом. Он и принял его на работу водителем (уже при Воронове) на джип, бывший некогда в распоряжении Шатохина. Алексей «сидел на стрёме» и в любую минуту готов был срываться с места и везти какого-нибудь начальника (или бухгалтера) по его надобности.
Глава двенадцатая. Титок Виктор Гаврилович
Однажды в отдел кадров пришёл Титок Виктор Гаврилович. С виду очень серьёзный опрятный гражданин по направлению от бюро трудоустройства. Он искал работу сторожа, так как долгое время служил в охране на одном из энергетических предприятий в городе, имел лицензию охранника и разрешение на пользование оружием.
Когда Титок приходил в качестве соискателя, то всегда был вежлив. Он обращался к контролёру по имени отчеству и спрашивал, как его (т. е. его, Титка) дела? Есть ли вакансия?
Савелий в очередной раз пожимал плечами, понимая, что не может учить этого человека манерам, сказать ему прямо, что он надоел со своими вопросами, что носят они какой-то провокационный характер, словно бы намекая – не могли бы Вы, Савелий Васильевич подвинуться как-нибудь, а я пристроюсь где-нибудь. Разумеется, это ему лишь казалось. Более того, Сева понимал это, поэтому прикладывал опредёлённые усилия, чтобы стабилизировать себя, успокоить, примирить свои нервы со здравым смыслом, который уже распознал ложную тревогу, а до остальных органов и систем это нужно как-то довести. Эти усилия и вызывали внутреннее напряжение, которое надоедливый соискатель всё усиливал своими визитами. Он отвечал обыкновенно примерно следующее: «Откуда же мне знать, что у них на уме! Вам лучше не терять времени и самому подняться в отдел кадров, расспросить заведующую. Попросить, чтобы они позвонили сами, как только появится вакансия. Чего же Вам без пользы приезжать?!». Будущий коллега проходил наверх и через десять минут примерно возвращался, снова останавливался у КПП и многозначительно молчал, вызывая так на сочувственный разговор Севу. Тот держался из последних сил; тоже молчал, регулируя дыхание, чтобы не прогнать надоедливого посетителя. Тот стоял «над душой», вздыхал, поднимая и опуская плечи (видимо, он так подзаряжался, улавливая своими «внутренними антеннами» флюиды от саморегуляции собеседника; эдакий энергетический вампир, после которого донору становится хуже, а ему лучше!). Видя, что от Севы утешения не дождёшься, он изрекал: «Нет ещё места…». «Будем надеяться», - говорил Сева, подбадривая и рассчитывая так, чтобы Титок уже наполовину был на улице (и не надумал задерживаться дольше). Тот, правда, топтался в проходе несколько секунд, как бы не решаясь уйти, видимо, в нём боролись противоречивые чувства – уйти или ещё остаться. Но, видя, что Сева «отстроился», переключился на «внимательное изучение» журнала, он удалялся.
За эти многочисленные встречи с соискателем Сева узнал от него, что имеет он разряд охранника, право на ношение оружия и прочее. Сева относился ко всем людям ровно, если не одинаково доброжелательно. Выделял кого-то «про себя» за выдающиеся человеческие качество, наивысшими из которых считал доброту, душевную красоту, любовь к животным, природе. Наверное в ответ он ожидал того же!
Вскоре наступил день, когда Титка приняли на работу. Некоторые черты его сразу изменились. Куда-то улетучилась робость, вежливость. Он стал жестким, порой до грубости, выражал нелюбовь к кошкам и собакам; как будто это не живность, а дрова бездушные. Он перестал здороваться первым, всегда выжидал. Сева стал очень не любить этого человека.
Однажды Титку понадобилось подключиться к Севиной переноске, что была включена в розетку прямо на КПП. Пришло время обеда. Сева всегда обедал дома, перемещение до которого (и обратно) было рассчитано им по минутам. Поэтому, не имея возможности задержаться и не имея желания искать какие-то витиеватые оправдания для этого дерзкого новичка, Сева просто отказал, закрыл КПП и умчался домой.
После обеда уже Попса подошёл с переноской и без всяких «вступлений» начал «стыковку» с переноской Севы, чем вызвал протест контролёра (если честно, то Сева сам от себя такого не ожидал; так выразить своё возмущение непосредственному своему начальнику!), но отступать не стал, чувствуя внутреннюю правоту, что переходит человек (хоть и начальник) его внутренние границы, КПП стало его вторым домом, сюда на КПП он носил и оставлял без страха личные вещи, записи, дневники. Поэтому он поддался врождённому чувству справедливости, которое подсказывало ему направление.
Попса покраснел, начал спорить, но «ломать» устои, не им установленные (а ведь он сам только едва устроился на работу в организацию) не стал. Какое-то время он стоял перед Севой, выпучив глаза, ожидая объяснений. Они не замедлились: «Это моё жизненное пространство, а Вы хотите распорядиться им по своему усмотрению?!». Николай Михайлович возразил: «А Вы, Савелий Васильевич, разложились тут, как у себя дома! Книги, ноутбук, радио громко включаете! Это рабочее место!». Сева понимал, что будь это не новичок, а человек «бывалый», он «разложил» бы его по косточкам, доложил бы директору со всеми негативными последствиями. Но сам он был человек со стороны, многими не принятый и не понятный (и он это чувствовал, т.к. должность начальника охраны, что доказано Карабасовым, помпезная и ненужная на предприятии «Е» единица!). Сева упёрся, хотя чувствовал, что Попса в чём-то прав (формально прав, но не по Человечески); методы, правда, как у оперуполномоченного (так потом и оказалось! Попса был офицер полиции в отставке, занимался оперативно-розыскными действиями). Попса Н. М. не был глуп и прост! Он «про себя» записал контролёру это «на счёт» до поры до времени, когда он этот счёт сможет предъявить. А пока Николай Михайлович изучал обстановку.
Глава тринадцатая. «Массовик-затейник»
Периодически Попса уезжал в полицию, говорил Савелию, что у него там есть неотложные дела, что приедет часа через два. Эти поездки сначала ничем особенным не забивали голову Севе; ну уехал и уехал. Потом какие-то сомнения стали тревожить его; «Может по мою грешную душу?!». Были ведь в его жизни очень непростые времена, времена «разбрасывания камней», ошибок и грехов, приводы в милицию были. Даже один раз заводили уголовное дело, но оно было прекращено за несостоятельностью предъявленных обвинений. Таким образом, во времена юношеского максимализма и опасных экспериментов арестантская судьба миновала нашего героя. Но осталась нелюбовь к милиции (среди этой когорты блюстителей порядка подчас попадались отъявленные негодяи, кому и впрямь место на нарах; об этом в другой книге). Ещё спасала гитара, творчество поэтическое и театральное, увлечения путешествиями и фотографией. Это позволяло поддерживать стремление к свободе и красоте! Все эти увлечения помогали Севе не упасть ниже «уровня канализации». Он чувствовал, что его предназначение – романтика. Однако, оставаясь одиноким и независимым, очень легко оказаться снова на обочине жизни; жизнь одиночки – постоянная борьба с бесами. Бесы – это искушения на каждом шагу в его путешествиях в Глубь себя, экзистенциальных и трансцендентальных путешествиях, а ошибки и грехи лишь внешнее выражение таких путешествий, видимая часть айсберга. Опасно. Только другого пути самопознания Сева для себя не видел. Поэтому шёл один на свой страх и риск в глубину своей сущности. Где-то им вычитанная фраза о тантре «введение себя во грех, с целью преодоления его» стала для него факелом, освещающим его одинокий путь в ночи.
Он окончил Училище Культуры и стал работать руководителем молодёжного театра песни «Анастасия». Туда входили и школьники, и студенты, и молодёжь, были и взрослые поэты и музыканты. В своих занятиях он искал путь, а это всегда сопряжено с опасностью. «Одинокие в ночи» за свои «эксперименты», «методы проб и собственных ошибок», а это их спутники и единственные гуру, толпой же по обычаю презираются и будут забрасываемы каменьями каждый раз, когда одиночка оступится. Пока ты на коне, тебе рукоплещут. Но, не дай бог оступиться!
Занятия с младшей группой строились на играх и перевоплощениях. Это подразумевало переодевания в различные костюмы; конкурсант должен в соответствии с выбранным костюмом выбрать образ представления и обыграть его танцем, фразами, можно просто прочесть стихотворение или спеть песню (в образе). Участники выходили на импровизированный подиум и защищали свой костюм. Получалось забавно. Нравилось и участникам, и зрителям! А жюри, избранное из старшей группы, распределяли награды по самым разнообразным номинациям; обделённым не оставался никто! Савелий после таких конкурсов выносил, подготовленные грамоты и дипломы, вписывал туда фамилии дипломантов и лауреатов, вручал подарки. Все награждения он организовывал на свои деньги и на деньги спонсоров, которых ему удавалось находить; так он привык со времени неприкаянного тренерства (много лет он был тренером по борьбе, успешным тренером, но «путь одиночки» привёл его к истокам; с детства его звали артистом, даже, когда он воспитывал чемпионов и в затылок ему выстраивалась целая очередь из голодных претендентов (тренеров «от бизнеса»), он не раз слышал от них «массовик-затейник»). Хотели «массовика-затейника»? Он и не против!
В те годы начиналось поветрие, вылившееся в настоящее сумасшествие в 2000-е (в годы «Анастасии»). В каждом мужчине в сфере образования склонны были видеть убогого, странного, подозрительного (кто будет работать за гроши, за идею; разве что, сумасшедший какой-нибудь!). «Боролись» за нравственность. «Шаг влево, шаг вправо» было равносильно предательству Высокого Звания Учителя и подвергалось немедленному линчеванию. «С чем боролись – на то и напоролись!». Если серьёзно, то из всего скандала получился «пшик». Да и скандала не получилось.
По-порядку: Каким-то удивительным способом в театре Савелия сформировалась маленькая группа «великих фантазёров», определённым образом озабоченных. Не дай бог, где-то заведётся такой несчастный ребёнок; подобно «паршивой Долли», он способен один заразить и перепортить остальных! К счастью в «Анастасии» их оказалось всего лишь четыре человека, основное большинство мальчишек и девчонок были одухотворены занятиями, счастливы, и очень переживали, когда театр распустили. А «пострадавшие», которых поразила эта «заразная болезнь», хотели, видимо, ещё больше внимания! Среди них выделялась одна впечатлительная особа, которая раньше была на первых ролях; всегда стремилась быть заметной. Но Савелий периодически добирал новых учеников. Естественно, однажды пришли те, кто затмил её таланты своими. И вот она уже почувствовала себя обделённой, собрала несколько человек единомышленников, и они вместе стали выискивать возможности для критики, придумывать план «возмездия» (папа у неё работал в милиции; вероятно, отсюда такая «подготовка»). И вот наступил день, когда, придя на занятия, Савелий увидел у входа милицейский «УАЗ». В помещении, куда он вошёл, ничего не подозревая, он увидел раскрытые настежь шкафы, выброшенные на пол вещи; костюмы и инвентарь; они лежали на полу в беспорядке. Оперуполномоченный попросил его назвать себя, удовлетворив своё любопытство, он предложил ему войти вместе с ним в кабинет директора клуба. Всё было выдержано в вежливой манере. Только не вязались с этой «вежливостью» перевёрнутые вверх дном вещи!
В кабинете сидела женщина с погонами капитана. Директора не было. Севе был учинён предварительный допрос, записали все данные. В это время другой подготовленный работник опрашивал детей в соседней комнате, вызывая по одному, записывая все их показания, насчёт их учителя Савелия Васильевича Давыдова.
Уже, когда страсти утихли, некоторые дети поделились с Савелием своими пережитыми волнениями. Они рассказывали непосредственно всё, как было – о занятиях в группе «Анастасия», что занятия всегда интересны; много разучиваем сценок, песен, перевоплощаемся в различные персонажи, танцуем, учимся играть на музыкальных инструментах, учитель добрый, никогда никого не обижает. Это высказывания детей. Их приняли во внимания тогда оперуполномоченные, но поступил сигнал и другого свойства, и наряд должен был отреагировать и принять меры. Для этого Савелию предложили проехать в отделение для подробной дачи показаний уже в беседе со следователем.
Беседа состоялась. Опрашивал его молодой, круглолицый парень, по возрасту годившийся ему в сыновья. Он на протяжении всего разговора чему-то улыбался. Сева же был сосредоточен и обдумывал каждое своё слово. Парень записал показания учителя, задал те же вопросы, что и опера; зачем переодевал, зачем фотографировал, зачем касался. Сева отвечал чётко по каждому пункту: Переодевания входят в такое понятие, как театр. Фотографируются в театре по таким причинам: чтобы оставалась память, чтобы рассмотреть детали костюма и образа, для рекламы фотографируются. Да мало ли, для чего! А что касался, так это рабочие моменты, имеющие своей целью уточнить задачу и ускорить процесс. Следователь всё записывал с неизменной улыбкой. Дальше предложил прочесть и подписать. Сева сделал, как велели. Потом следователь решил отпустить измученного голодом и нервным потрясением мужчину, предложив оставить на время фотоаппарат с фотоплёнкой. Он сказал, что его вызовут и, если всё будет прилично, то вернут и фотоаппарат, и изъятые фотографии (я забыл упомянуть тот факт, что в отделение Севу повезли не сразу; сначала заехали к нему домой, якобы «ну, Вы ведь не возражаете?! Что Вам скрывать?!». Открывали фотоальбомы, смотрели фотографии, взяли в отделение фото, которые их заинтересовали и могли заинтересовать следователя – в костюмах, в купальниках на море или на речке, всё, что накопилось за эти годы). Следователь сказал, что потерпевшая сторона настаивает на заведении уголовного дела. Пожаловалась одна из матерей, потому что Вы касались руками её дочери, а у них в семье на это смотрят очень отрицательно. Следователь, прощаясь, зачем-то решил дать совет: «Прекращайте Вы работать с детьми, найдите что-нибудь по-проще! А то, правду говорят: «сколько верёвочке не виться, всё равно конец будет!». Сомнительность и показушность этого совета была в том, что Сева и сам больше не хотел работать с этим контингентом; много хлопот, перспективы туманны, ответственность огромна; мужчина одинокий в сфере образования – это всё равно, что шальная обезьяна с гранатой в руке на пороховой бочке; может рвануть в любой момент! Однако, Сева поблагодарил и пошёл домой обдумывать создавшееся положение. За неделю он вывез из клуба все свои вещи и на несколько лет погрузился в безработицу; играл время от времени в ресторанах, ездил по краю со знакомой учительницей и давал на пару концерты в школах и детских садах, получая за день одну тысячу рублей. Потом устроился работать в драматический театр. А фотоаппарат и все фотографии ему тогда вернули. Всё прошло экзамен, проверку на криминал, выдержало все испытания, Слава Богу! Уголовное дело тогда было заведено, однако скоро прекращено. Заявитель забрала заявление, исчерпав свои аргументы в попытках «найти чёрную кошку в тёмной комнате». Это оказалось невозможным. Да была ли она чёрная кошка в той «комнате»? Совет следователя, каким бы он тогда навязчивым не показался Савелию, помог ему выбраться из этой «грязи». И возвращаться к самодеятельным проектам у Севы не было никакого желания. Он стал работать на сцене драматического театра, играл главные роли в сказках. Он понял, что детей он всё таки любит, ненависть и озлобление были связаны тогда (он это тоже осознал) не с глупыми и озабоченными детьми, а с системой, которая пожирает одиночек, не помогает им – использует, а затем под любым предлогом списывает их. Если работает с детьми, то более лёгкого обвинения нет, чем обвинение в педофилии; касался ребёнка (хотя бы и в рабочем порядке) – уже «есть вопросы»!
Когда Сева играл свои спектакли и видел восхищённые глаза детей, он чувствовал любовь к ним до самопожертвования. Всё остальное, всё, что могло ещё напоминать ему о прошлом, отступало куда-то далеко и не было уже сколько – нибудь важным. Это ли не доказывает порочность системы, которая портит людей, и подвергает сомнению существование Божественной души, к которой стремится душа человеческая! Он верил в Добро, в Свет, в Божественную Душу. И снова поверил в себя!
Почему я описал эти переживания Севы? В какой момент они пронеслись в его голове? Они появились сразу, когда пришёл Попса. Потом появлялись всё чаще, тоже связываясь с именем этого человека и с охлаждением (так казалось) в отношениях с людьми, которых Сева принял, как своих учителей и наставников (а Владимира Владимировича почитал, как отца). И дальше по сюжету будет ясно, насколько эти изменения повлияли на желание Севы уйти с работы в неизвестность и на всю его дальнейшую жизнь. Со временем всё как - будто утрясётся, станет казаться не таким острым и травмирующим, но в первые дни и месяцы будет очень тяжело, на грани болезни. Но я забегаю вперёд. До этого ещё есть время.
Глава четырнадцатая. Новые портреты
Тем не менее, моё повествование подходит к кульминации. Но прежде я хочу нарисовать портреты нескольких людей; они должны сыграть ещё свои партии.
Устроился на работу водителем Сергей. Знакомый ещё по занятиям борьбой. Очень словоохотливый, общительный за пятьдесят среднего роста. Боролся он недолго, до первой серьёзной травмы (вывих руки в локтевом суставе). Потом он увлёкся стрельбой и достиг хороших результатов (выполнил норматив мастера спорта). Им было, о чём с Севой поговорить. Общие интересы, увлечения сблизили их. Каждый день, едва выпадала свободная минута, Сергей был на КПП. Стоял рядом, вертел, правда, головой на сто восемьдесят градусов поминутно (боялся, что начальству это не понравится, что не в своей машине «на стрёме», а с Севой). Он разбирался в автомобилях (много лет проработал инструктором по вождению в автошколе), пробовал увлечь этими разговорами своего нового («хорошо забытого старого») друга; Как новичок, недавно получивший это место, он нуждался в опоре, которую чувствовал в Севе; видел, что с ним здороваются и его поддерживают некоторые начальники (заведующий гаражом, технический руководитель, программисты, инженер по технике безопасности, мастера и т. д. Можно сказать, просматривалось в этой их «дружбе» стремление отогреться в «лучах славы», т.е., «в лучах Севы»! Конечно, это шутка! Никакой особой славы и не было. Просто Савелий пришёлся «ко двору», вёл себя достойно, уважал людей и пользовался их уважением. Сергей чувствовал потребность в общении, а Сева никогда не отказывался. Подчас, если моральные силы истекали и хотелось побыть одному, а Сергей всё не уходил, Сева сам задавал наводящие вопросы о фотоаппаратах и объективах, в которых его собеседник отлично разбирался. И это сильно воодушевляло собеседника и повышало его чувство самооценки. О людях Сергей говорил с некоторым легкомыслием, цинизмом и максимализмом, что оставляло у Севы неприятный осадок; не хотелось думать о нём плохо и, тем более поучать, поэтому Сева поворачивал все эти высказывания («она шалаболка», или «он пень тупорылый в машинах, а работает на таком крутом джипе» и т. п.) в шутливую форму. Но, когда это стало повторяться, то утяжелило неприятным грузом их взаимоотношения. Бывало, что Сергей не подходил несколько дней, потом возвращался и всё шло по – прежнему.
Они расставались легко и с шутками, и только тогда, когда кто – то из начальников или инспекторов звонил ему на сотовый, мол, надо везти их куда – то.
Сева мог подсказать ему что – то по компьютерам (он в них разбирался), помогал в работе с некоторыми компьютерными программами. Такой вот «грумминг»! Иными словами – взаимная польза, но время расставит всех и вся по своим местам, когда «источник информации» выдохнется.
Теперь из намеченной «троицы» я хочу описать Черкасова Рустама. Он устроился на предприятие в 2015 году после похорон Анатолия Владимировича. Его предложил в отделе кадров Виктор Дмитриевич (я писал о нём) один из сторожей, который «спустился с вершины иерархической лестницы», отработав перед тем много лет главным диспетчером. Они родственники с Рустамом. И без его рекомендации, пожалуй, шансы трудоустройства у этого человека были бы минимальны.
Первое знакомство с ним случилось, когда Сева, как обычно (в 10-00 и в 15-00 «чай- дело святое!») вошёл в диспетчерскую (она в то время была ещё на прежнем месте), чтобы набрать кипятка. «А кипятка нет!» - сказал высокий узкоплечий молодой незнакомец, вставая навстречу Савелию. «Это вместо здравствуйте?» - поинтересовался Сева. Он не был расположен шутить, не зная человека, поэтому ограничился этим вопросом и вопросительным взглядом. Новичок стал переступать ногами, размышляя, как бы ему выкрутиться из созданной им неловкости. Пауза затянулась, Сева оглянулся на телефонистку Веру, которая работала за столом, как ни в чём не бывало. Глаза их встретились. Вера многозначительно и лукаво улыбнулась, решив не вмешиваться и предоставить мужчинам самим решать их проблемы. Сева снова повернулся к незнакомцу и увидел его на прежнем месте. Тот топтался на месте, как будто месил тесто ногами. Севе стало понятно, у кого проблемы. И он решил прийти парню на помощь, улыбнулся ему. Тот сразу приободрился, воспрянул духом, разулыбался сам: «Всё есть! Я пошутил! Кипятка целый чайник!». Сева одобрительно произнёс: «Кипяток! Целый чайник! Ого! Жизнь продолжается!... А ты молодец! Осваиваешься!»
Набрав кипятка, Сева вернулся на свой пост, опустил в свою любимую «артиллерийскую» алюминиевую кружку пакетик чая и только собрался его попить, как новенький пришёл знакомиться.
- Рустам!- представился он.
- Савелий. – отозвался контролёр и неохотно отставил чай в сторону, утешая себя мыслью, что пока они разговаривают, кружка чуть-чуть остынет и не будет так обжигать.
- Можно на ты?! – спросил стажёр.
- Можно.
- У меня здесь родственник работает Виктор Дмитриевич. Он родной брат моей бабушки. Вот позвал меня. Я согласился. А что?! Поработаю немного, зарекомендую себя как-нибудь хорошо, напишу заявление, чтобы перевели куда-нибудь повыше! Так и будет! – в его словах не было ни тени сомнения. Сева подумал: «Идиот! Ну, или ребёнок с сильно развитым воображением!».
Он хотел сказать что-то поучительное, вроде «высоко взлетишь, больно падать!», но промолчал, решив, что слова его повиснут в воздухе, не достигнув цели и ограничился «понимающим» кивком головы.
«Я работал начальником охраны на овощной базе. На сахпосёлке» - объяснил он. «в начале всё было нормально. А потом не сработались с руководителем». Увидев вопрос в глазах Севы, Рустам пояснил: «Попросил его об увеличении зарплаты. А то начальник охраны, а получал, как обычный сторож! Ему не понравилось, и я ушёл. Сидел без работы. А потом подумал – чего сидеть?! Мне ведь 23 года! Надо искать работу! Машина требует ремонта. Нужны деньги».
- У тебя есть машина? – спросил Сева.
- Есть обязательно! Как сейчас без машины? –удивился Черкасов. – У меня Тайота! Аккумулятор надо поменять и фильтр. Отремонтирую, приеду на машине!
В таких разговорах; об автомобиле, о родителях, бабушках, дедушках, своей собаке, о своём друге Макаре проходили их беседы. Характер их был односторонний; Сева был слушателем, а Рустам рассказчиком. Он ему напоминал маленького впечатлительного ребёнка со своими страхами и странностями. Намереваясь поговорить, подходил он незаметно, будто подкрадывался, какое-то время стоял молча «над душой», делая вид, что рассматривает у Савелия что-то там в мониторе, на котором были камеры видеообзора территории. Потом спрашивал какого-нибудь совета (как создать свою страницу в социальной сети и т. п.) и началось! Чувствуя, что поглотил внимание собеседника целиком, он смотрел на тебя в упор, практически не мигая и говорил, и говорил… Эти разговоры к концу дня (а говорил он с Севой почти непрерывно) вызывали усталость и раздражение. Сева иной раз прямо обрывал разговор под любым предлогом (надо дочитать книгу, в туалет сходить, а то просто: «Я сейчас!» - говорил Сева и выходил на несколько минут на крыльцо подышать свежим воздухом). Когда выпадала дневная смена с другими сторожами, Сева даже радовался. Но проходили дни (если Рустам заболевал, или менялся с кем-то и т. д.), когда они слишком долго не виделись, Сева даже начинал скучать. Вот такой парадокс! Беззащитный болезненный ребёнок, взывал о поддержке, искал её в более сильном взрослом человеке; это чувствовалось без слов. Сева старался пересиливать себя, стряхивать усталость, раздражительность. И так увлекался этим процессом, что ему на первых порах хватало терпения выслушать и вникнуть в беды этого человека. В свою очередь, он в такие минуты забывал о своих собственных бедах, в чём, видимо, и был высший смысл их знакомства. А как умел сказать комплимент Рустам! Как-то раз, услышал он песню в исполнении Севы (в тот день Савелий редактировал песню на ноутбуке, готовил ролик), долго не отходил от Севы, восхищался голосом, стихами, просил переписать ему ролик и отдельно песню в формате MP3. И даже на один из творческих вечеров, где пел Савелий, пришёл Рустам. Да не один, а привёл своего друга Макара. Он снял всё на видео, а потом хвастался перед своими родственниками, показал на работе техничке Оленьке. Вся эта «волна активности» показалась Севе приятной суетой и хорошим стимулом к творчеству. И хотя всё это отдавало лестью, но казалось справедливым подарком жизни за длительное её «невнимание»!
Столько времени ничего, никаких «знаков внимания» (в чём так нуждается артист!), а тут появляется поклонник! Ну как не вырасти в собственных глазах?! Это полезно для Вдохновения и необходимо для здоровья! В благодарность за это Сева стал его обучать. Именно учеником Савелий стал считать Рустама. Как создать свой аккаунт в социальной сети, установить программу, зарегистрировать новый почтовый ящик, познакомиться в интернете, как выложить фото, как скачивать и сохранять файлы на компьютер, где их скачивать; всему этому Савелий стал учить Рустама.
Через какое-то время Рустам пришёл к Севе поделиться, что поссорился с Макаром. И они больше не дружат! Макар первый обиделся, что Рустам стал забывать его, подолгу не приходить к нему в гости. Но, расспросив подробнее, Сева узнал, что истинная причина этой ссоры – девушка, с которой сам Макар Рустама и познакомил. У них стали налаживаться отношения; даже поговаривали о свадьбе. Потом Рустам всё чаще стал путаться в своих историях; то одно говорил, а то совсем противоположное! То о девушке говорит восторженно, а то вдруг переключается (с таким же воодушевлением!) на другую, на взрослую женщину, которая ему также, якобы, нравится. И он на распутье, ждёт от Савелия совета. Она тоже хочет за него замуж. И он не знает, как поступить.
Женщина та старше его на девять лет. С ребёнком, разведена (а может и не была за мужем). Живёт с отцом. Отец заболел и остро нуждается в операции. Она звонит ему часто и спрашивает, что ей теперь делать. Сева задумался, потом произнёс: «Я не знаю её. Ты её знаешь. Тебе и решать. Подумай хорошенько, прежде, чем поступить, как будет воля твоя. Если немного отстраниться от тяжёлой её ситуации, то, как бы я поступил на твоём месте - я бы постарался узнать её поближе, поговорить с её соседями, увидеться с её отцом. Ведь, как ты говорил, познакомились вы с ней через интернет, на сайте знакомств и виделись с ней всего несколько раз, после этого она тебе только звонила, каждый раз описывая свою ситуацию всё более и более тёмными красками; проблемы нарастали. Быть легковерным опасно. Да и возможности с твоей зарплатой в 12 тысяч весьма невелики! Как сам решишь, так и будет! Расскажи мне и о второй своей подруге».
Рустам приступил к рассказу. Показал её фото на своём смартфоне. Девушка полненькая, с круглым личиком, с русыми волосами, миловидная, живёт с родителями. Её папа приходится родным братом криминальному авторитету и вору в законе Холоду, который сидит в тюрьме. Это насторожило Савелия. Но он не стал прерывать рассказ Рустама; главное не эти подробности, а личные взаимоотношения молодых людей. В Библии (Ветхий Завет) сказано, что «дети не отвечают за грехи родителей, а родители не отвечают за грехи детей».
С её отцом (со слов Рустама) на днях состоялся «мужской разговор». Отец ему говорит, что не позволит обижать свою дочь, мол, аккуратнее с ней (на всякий случай!), что для своей дочери он всё сделает. Рустам (если верить!) при этих словах принял воинственный вид и произнёс, глядя ему прямо в глаза, что он тоже «не пальцем деланный», что он работает, и будет работать, сможет содержать свою жену, будет повышать свой профессиональный уровень, жена будет довольна. А Вы бы не давили на меня! У Вас брат в тюрьме, а это не очень хорошо для Вас и Вашей дочери!...»
Тут Савелия передёрнуло; это так не вязалось с образом «бледного студента», какой излучал собою Рустам, что в голову попросились сомнения (и срочно!); насколько он знал эту фамилию (Холодов), за такие слова можно легко потерять язык, а то и жизнь.
«Либо Рустам заврался, либо он самый настоящий идиот!» - решил Сева.
В дальнейшем все разговоры о женитьбе на племяннице криминального авторитета как-то «само собой» сошли на «нет». Словно, женитьбы и не было в планах.
«А может, и знакомства не было?» - подумал Сева. – «Ну, пофантазировал, помечтал, приврал чуть-чуть! А может, вся эта история была вообще не его историей, а того же Макара?! Так ведь бывает у «мечтателей» - понравилось, присвоил себе историю, просто так, для повышения собственного рейтинга в глазах доверчивых сослуживцев, к которым, по всей видимости, Рустам зачислил его Севу.
В городе, сколько бы раз они не встречались, Рустам всегда был либо один, либо со своей мамой. И никогда с девушкой.
Ещё один новичок – Дмитрий Дубко был принят в сторожа на место Виктора Дмитриевича, когда тот заболел. На личности Дубко задержу ваше внимание, т. к. личность интересная, своеобычная! И интересна она своей «мерцающей ментальностью». Прошу прощения за выспреннее выражение (не «пролетарское»!). Выражалось оно в быстрой смене «масок» - то улыбчивый, а то вдруг грустный, то оживлённый, а то загадочно тихий. Если ведёт рассказ, то может прервать повествование и засыпать собеседников «наводящими вопросами, чем не единожды ставил их в тупик. К их числу относятся молодые монтёры, водители, сторожа, Савелий не раз попадался к нему «на крючок». Общительный, хотя и с «тихим характером» пришёл новичок! Потом Сева сообразил, что эти вопросы, сбивавшие его не раз с толку, носили определённую смысловую нагрузку – ими Дубко как бы отключал внимание собеседника от интересующего предмета, а потом в иносказательной форме «новая атака» - и та же мысль проходила! Феноменально! Наверное он хорошо знаком с творчеством философа Артура Шопенгауэра, особенно с его работой «Искусство побеждать в спорах». И на разнообразной публике оттачивал это «искусство». Похвальная эрудиция! Если Дубко чувствовал, что проигрывает в дискуссии, то умело переводил разговор на другую тему, моментально подыскивая иное (удобное для себя продолжение) по своему «наводящему» вопросу более благополучное завершение! Таким образом, разговор сильно затягивался, что роднило их с Черкасовым; от обоих было трудно отделаться, если они почувствовали себя «в седле»!
Как «двое из ларца», Дубко и Черкасов «гнули свою линию» по очереди. Но всё же Дубко выказывал и опыт, и интеллект, имел свою точку зрения. Черкасов же, может в силу своей молодости, может в виду какого-то скрытого недуга интеллектом не пользовался; вёл политику «промокашки», впитывая в себя всё, что могло когда-нибудь пригодиться. График (а Сева работал ежедневно) дарил возможность лицезреть их два или три раза в неделю.
С Дубко у него было общее увлечение – фотография. Виктор приносил свои работы –очень хорошие макроснимки насекомых и цветов. Сева заинтересовался, чем он это снял?! И Виктор принёс свой «Cannon» и объектив к нему «телевик Сигма», который он купил в одном из путешествий в Санкт Петербург. Не понимая вполне разницы между своим стандартным объективом и «телевиком» (так его называл Виктор), Сева желал её выяснить.
«Более качественное изображение, высокая чёткость и цветопередача» - объяснял Виктор. Чувствовалось, с какой любовью и даже с фанатизмом рассказывает об этом Виктор. «Ты, наверное, не расстаёшься с фотоаппаратом?!» - спросил Сева.
«Не так, чтобы каждый день снимаю, но бывает – беру на дачу, на природу» - сдержанно произнёс Виктор, давая понять, что он прекрасно владеет собой и мысль его работает ясно. «Какова твоя цель?» - неожиданно спросил Дубко.
Сева оторопел от такой «мерцательности».
«Что ты хочешь от фотографии?» - пояснил тогда Виктор.
Сева назвал : «Фотография должна быть чёткая, а фон размытый».
«Размытый фон достигается двумя способами. Первый – настройками, второй – с помощью хорошего фотообъектива».
В это время к их разговору присоединился Сергей Волосюк. Немного послушав, о чём те говорят, он подтвердил доводы Виктора, признав, что лучшим решением для получения «размытого» фона будет использование «телевика», «вкусно облизнувшись», Сергей попросил у Дубко отсоединить его объектив «Сигма», чтобы детально рассмотреть его. Виктор снял объектив и подал Волосюку. Долго рассматривал и вертел в руках объектив водитель, а по совместительству, стрелок; он, как я упоминал, имеет звание мастера спорта по стрельбе; потом каким-то вкрадчивым голосом спросил: «Сколько бы ты за него хотел получить?». Виктор ответил встречным вопросом: «А разве я говорил, что хочу его продать?». «Ну, я на перспективу спрашиваю» - не унимался Сергей. «Купил я его не слишком дорого, но он дорог мне, как память». И, немного подумав, добавил: «Не стану продавать».
Сергей поморщился. Он явно не ожидал от простого, с виду деревенского, парня такого твёрдого отказа. Он привык выигрывать споры, любил (и хорошо умел это делать).
Но Виктор Дубко, как будто оправдывая свою фамилию, твёрдо стоял на своём каждый раз, когда это касалось его принципов. Принципиальность и отличала его от «говоруна» Черкасова, который любил «подумать», «посоветоваться» и дать ответ «завтра». Дубко – взрослый, «тёртый и битый» жизнью мужик. Черкасов – молодой карьерист, начинающий «цепляться» за жизнь, идущий к своей цели, которая вполне «оправдывает средства» по его, видимо, убеждённости. Обладая потенциалом Калигулы, он согласен был идти и «по головам» тех, к кому он уже потерял интерес, если за его спиной вставали «сильные мира сего». Если в голове его начинали вырисовываться выгодные варианты, он вытягивался «во фронт» перед непосредственным начальником Попсой Н.М. или новым директором Вороновым и выказывал нескончаемую готовность «рыть землю», хоть бы и носом! Главное, чтобы всё выглядело прилично, «по закону», чтобы к нему не было никаких претензий! Он принадлежал к той породе людей, которые могут годами ждать своего часа. А пока он «ностальгировал» по реальным, но почему-то пока недоступным возможностям и каждый раз, когда они пересекались на смене с Севой, «заводил одну и ту же пластинку» - Если меня не переведут из сторожей «по выше» - увольняюсь! Чего я тут время теряю?! Меня и в полицию зовут, точнее, в следственный отдел курьером. Я вон уже и медицинскую комиссию всю прошёл. Ну, почти всю … Как считаешь, Савелий Васильевич, возьмут меня в полицию?»
«Польщённый» таким доверием, Сева не знал, что ответить (чтобы не обидеть!). А в это время Рустам продолжал: «Я уже работал начальником службы охраны на Сахарухе. Ну, я тебе уже говорил! Правда, немного не сработались с директором. Да, и сын директора «помог», зуб на меня точить стал и даже угрожал! Я решил уволиться! А так, я работу знаю! В полиции пригожусь. Сегодня, как увижу нашего директора, напомню ему о моей просьбе. Я ему говорил, что меня надо перевести отсюда куда-нибудь. Пусть сторожами старики работают! Контролёром вот хорошо! На людях! Хорошо тебе, Сева! Правда, Сева, тебе хорошо?! » - Сева постарался пропустить эту «лесть» мимо ушей и переключился на шаги по коридору, кивнув Рустаму на дверь со стороны двора. Тут в фойе вошёл директор Воронин.
Заранее протянув руку, Рустам сделал несколько шагов навстречу: «Здравствуйте! Николай Евгеньевич! Как Ваши дела?!». Директор пропустил мимо ушей это неслыханно панибратское обращение, сохраняя свой обычный невозмутимый вид. Взглянув (тоже своим обычным) «бойцовским» (он боксёр в прошлом) взглядом на бесцеремонного паренька, он, однако улыбнулся и пожал его, «потерявшуюся было в пространстве» руку, чем прямо-таки вдохнул в него жизнь, которая готова уже была скатиться куда-то в пятки от собственной бестактности. Рустам рассмеялся своим неестественным трескучим смехом и робко спросил: «Николай Евгеньевич! Помните наш разговор? Я просил Вас о моём переводе куда-нибудь!». Воронин сказал ему: «В конце смены подойди ко мне, обсудим». И пошёл по лестнице в свой кабинет.
Рустам повернул к Севе улыбающееся лицо и уверенно произнёс: «Всё будет замечательно! Дело решённое! Переведёт!» Сева кивнул, но про себя подумал: «Я бы не торопился с выводом!»
Глава пятнадцатая. «Звёздный час»!
Наступил март 2016 года. Поздравление женщин выпало на пятницу 4 марта. На второе марта было назначено собрание в кабинете у директора. Накануне днём Попса Николай Михайлович просил Савелия присутствовать на этом собрании с подготовленными набросками сценария («как Сева это видит!»).То, что начальник обратился к подчинённому с просьбой, а не ставил перед «решённым фактом», а главное – как обратился; он попросил уважительно от имени руководства, мол, заведующий гаражом давно знает Вас с творческой стороны и поделился этим с директором предприятия Вороновым Николаем Евгеньевичем, который лично просил Вас, Савелий Васильевич, участвовать. Отказаться – не возникло даже такой мысли!
2 марта на собрании присутствовал сам директор и его заместитель Макарнюк Александр Игоревич. От отделов и служб пришли, Анатолий Петрович Лапин, Николай Михайлович Попса и Савелий от отдела охраны, молодые руководители – Сергей Лебеденко (инженер по охране труда), начальник абонентского отдела Игорь Солнцев, заведующий гаражом и давний знакомый Севы по спортивному клубу «Рефрижераторщик» Владимир Гекмасов, тоже сравнительно молодой человек; достаточно вспомнить, что в бытность Савелия тренером младшей группы, Владимир, будучи десятиклассником, тренировался в старшей группе у Носкова Александра Прокопьевича и приводил на спарринги в группу к Савелию Васильевичу своего младшего брата для повышения уровня мастерства. С тех пор отношения их сохранились, как добропорядочные и доверительные (именно Гекмасов во время устройства на работу Савелия хорошо охарактеризовал его директору Шатохину, как мастера спорта, тренера высшей категории, музыканта). Был начальник стройгруппы Мансуров, начальник монтёров Константин Завгородний – высокий крепкий молодой парень с зычным, слегка картавым голосом, что не лишало его представительности. Но человек он был добрый и простой характером, как и все силачи!
Сева, как я уже говорил, пришёл на собрание с готовым сценарием, где он расписал мероприятие от начала до конца творческой части; расписал роли, назвал участниками Сергея Лебеденко, Игоря Солнцева (он взял их к себе в напарники под русскую народную песню, которую собирался исполнять). Он рассказал, какие номера будут в поздравлении. По предварительной информации, полученной накануне от Николая Михайловича, Сева запланировал в сценарии поздравление женщин директором, а через два номера и его замом, все номера как бы «связал» в одну сюжетную линию хорошей инструментальной музыкой; для этого он записал на флешку концерт Дидюли «Дорога в Багдад» и отдал её упомянутому силачу и, по совместительству, звукорежиссёру, Константину. Мужчинам вручил по четверостишью очень красивого стихотворения о женщине Павла Кошаева («Свет женщины»). Это стихотворение он впервые услышал на одном из театральных капустников (в бытность свою актёром драматического театра) в исполнении прекрасного артиста Василия Сальниченко. Оно, помнится, произвело на него тогда неизгладимое впечатление. И только спустя много лет, овладев навыками пользования компьютером, уже не работая в театре, он нашёл это стихотворение на портале Стихи.ру и включил в сценарий. Сам он, как я писал, собрался исполнить несколько песен: «Если для тебя я не тот» (в виде инсценированной постановки; эдакий театр песни!), романс «Очарована – околдована» Звездинского, а третью он предложил спеть всем мужчинам вместе (даже подключить мужчин в зале!) – песню Юрия Визбора «Милая моя». Савелия все слушали с интересом, смеялись, представляя своё участие в качестве артистов; приняли единогласно, за редким исключением! Проблема возникла с Солнцевым.
Сначала был предложен такой вариант: Сева поёт, а в это время Сергей Лебеденко и Игорь Солнцев (рыжий, как Солнце!), оба высокие, видные из себя молодые ребята, изображают влюблённую парочку на деревенской завалинке. Игорь сразу отказался, как только узнал, что одна из ролей женская. Тогда Савелий предложил им самим выбирать себе роль. Но и это не помогло; Солнцев наотрез отказался участвовать в концерте; подарки, цветы купить, по технической части – пожалуйста, а артистом – ни за что! Было решено, что Сева споёт и за мужчину сыграет роль, а Сергей подыграет «девушкой». Костюмы заказали в городском театре (у Анатолия Петровича Лапина там работает знакомая). Назначили репетицию вечером того же дня 2 марта. За аппаратуру сел начальник монтёров Константин, высокий мощный, застенчивый, но, как оказалось, тонкий и толковый звукорежиссёр. Остальные разделились на две группы – концертная бригада и техническая поддержка. Артисты не выпускали из рук листки; зубрили свои четверостишья. Солнцев руководил технической поддержкой; переставить ряды, принести столы, скамейки и т. п.
Группа артистов заметно волновалась, хоть и немного работы; четверостишье, потом в финале надо подпевать припев «Милая моя, солнышко лесное». Это всё, но волнение было от желания выполнить задачу хорошо! Проницательный Сева, поработавший в трудовой биографии культорганизатором, старался определить кто из участников наиболее артистичен, а кому нужна помощь. Подсказывал он интонации главному инженеру Воробьёву, а Сергею Лебеденко просто объяснил мезансцены во время исполнения песни; мимика у Сергея была превосходная, своя! Попса Николай Михайлович тоже очень прилично прочитал своё четверостишье; это стало неожиданностью для Севы; полицейский, прагматик и циник в жизни, а душа стремится к романтике; так ему тогда подумалось.
И вот наступил долгожданный день! Все свои проблемы Савелий постарался отодвинуть, чтобы сосредоточиться на выступлении. Его ожидания сводились к тому, что с этого дня жизнь как-то изменится, и в лучшую сторону; оценят его и это принесёт пользу его больной маме; отпускать будут с работы без придирок – а это было очень важно, т. к. отчим тоже заболел, и ему всё труднее было справляться со своими обязанностями. И ещё, от тех «ожидаемых» перемен Савелий надеялся получить более менее спокойную трудовую деятельность, когда к нему будет уважение и, следовательно, обижать не станут (на всякий случай он загадал про себя и это); все «подводные камни и мели» удачно минуют его! Работа будет приносить радость и удовлетворение, появятся поклонники и новые друзья, может быть и подруга; вот такие наивные мысли проносились в его голове!
Торжественную часть начал директор Воронов Н. Е. Он вышел на авансцену и произнёс без бумажки текст поздравления. Вышло трогательно! Начался концерт. Женщины смотрели с интересом, затаив дыхание! Вот и контролёр Савелий в русской рубахе, подпоясанный кушаком, в кепке вышел на середину и заиграл на своей гитаре… Запел:
«Я к тебе со всею душой
А у тебя ко мне интерес небольшой
Я к тебе и этак, и так
А ты ко мне не так, не сяк, никак!
Если для тебя я не тот
Если ты мне дашь от ворот поворот
Остаётся только одно –
Глядеть в твоё окно!»
Сергей Лебеденко артистично изображал деревенскую красавицу! Защёлкали фотоаппараты, заработали видеокамеры, на лицах женщин появились озаряющие улыбки. Настоящее состояние эйфории испытывал Савелий. Блаженство, близкое к катарсису, которое одно позволяет раскрыться перед людьми, не впадая от них в зависимость, а оставаясь свободным; сознание расширяется, всё получается легко и непринуждённо; сначала идёт равноценный обмен энергиями с залом, когда чувствуются единые движения, малейшие вибрации, потом всё объединяется в один энергетический поток. Обнаруживая песню, он смешивается с ней и устремляется куда-то ввысь, наверное, к Богу! Это то, что называется Благодать – Бог в наивысшей точке Единения с Ним!
После такого начала волшебное ощущение уже не оставляло никого. Заместитель директора (добрый человек) Макарнюк Александр Игоревич вышел и вручил подарки и дипломы женщинам. Потом концерт продолжился; мужчины прочитали по четверостишью из стихотворения Павла Кашаева «Свет женщины»
С небес полночных падает звезда
И (что-то) улетает в край далёкий
Но с нами остаётся навсегда
Свет женщины прекрасный и высокий
От сердца к сердцу, от мечты к мечте
Свет женщины проложит путь незримый
Открытый только вечной доброте
И правде, и любви неповторимой…
(найти продолжение)
Дальше Сева спел романс Звездинского «Очарована Околдована»
Очарована, околдована
С ветром в поле когда-то повенчана
Вся ты словно в оковы закована
Драгоценная ты моя женщина
Ни весёлая, ни печальная
Словно с тёмного неба сошедшая
Ты и песнь моя обручальная
И звезда ты моя сумасшедшая
Я склонюсь над твоими коленями
Обниму их с неистовой силою
И слезами, и стихотвореньями
Обожгу тебя добрую, милую
Что прибавится, не убавится
Что не сбудется – позабудется
Так чего же ты плачешь, красавица
Или это мне только чудится?
Очарована, околдована
С ветром в поле когда-то повенчана
Вся ты словно в оковы закована
Драгоценная ты моя женщина!
И в финале все участники присоединились к Севе, который стал петь одну из любимых в народе песен из репертуара Юрия Визбора «Милая моя».
Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены
Тих и печален ручей у янтарной сосны
Пеплом несмелым подёрнулись угли костра
Вот и закончилось всё, расставаться пора
Припев пели все – и артисты и весь зал!
Милая моя, солнышко лесное
Где, в каких краях встретимся с тобою?!
Милая моя, солнышко лесное
Где, в каких краях встретимся с тобою?! …
Во время исполнения припева несколько мужчин (в их числе Игорь Солнцев) спустились в зал и стали дарить женщинам цветы! Трогательная была сцена! Кому-то вздумалось всплакнуть! Но, думается, это были слёзы катарсиса – наивысшего творческого подъёма!
Ну, а следом за поздравлением случился небольшой фуршет! Там же, в актовом зале, освободив галёрку от нескольких рядов кресел, мужчины под руководством Солнцева внесли и быстро установили столы. Затем накрыли их закусками и десертом, поставили вино и шампанское. Для тех, кто «за рулём» в изобилии были фрукты, компот, клюквенный морс. Люди были приятно возбуждены и расположены друг к другу! Смеялись, шутили. И, непостижимо все стали как бы единым целым! Редкое Единение!...
Из всех женщин Сева, ощущавший приятное внимание прекрасной половины человечества, про себя выделил нескольких женщин, наиболее ему симпатичных: во-первых, высокая, стройная, очень красивая (заместитель главного бухгалтера) Алёна! Она по своему обаянию вполне могла бы украсить собой конкурс красоты любого уровня! Правильные черты лица, нежные алые губы, искрящиеся и осмысленные (глубокие с поволокой) глаза, негромкий и приятный по тембру голос, всегда модные одеяния (больше всего Севе нравились на ней сарафаны в горошек или «в клубничку»). «Ах! Какая женщина! Мне б такую!» - наверное, о такой красавице написал поэт!
И ещё одна Алёна! Тоже обаятельная (из проектного отдела), но совсем молоденькая. Она стояла возле Савелия, и от этой близости у него спирало дух. Более того, рядом оказались одни женщины, от их внимания Сева слегка, что называется, поплыл!
«Савелий! Можно с Вами сфотографироваться?» - попросила Алёна из проектного отдела. Это было с такой многообещающей улыбкой, на которую способны только влюблённые, и Сева «поплыл» во второй раз. Он старался не думать, что это, как борьба за место под солнцем (между женщинами), и он здесь мог быть не при чём совершенно; в роли фетиша, не более! Улыбка казалась такой глубокой, что только опытный «ныряльщик» мог «нырнуть» и без ущерба для жизни вернуться! Правила игры им были приняты и он любезно согласился сфотографироваться; стоял, прижавшись к Алёне и ему это было приятно. В качестве папарацци согласилась поучаствовать Анна юрист (я писал о ней). Она несколько раз с обворожительной улыбкой щёлкнула затвором фотоаппарата. Она тоже казалась очаровательной, желанной (как украшает женщину внимание и немного вина!).
И ещё одна женщина (и тоже Алёна) юрист (на пару с Анной) влекла к себе, как магнит! Скажите, что так не бывает; столько женщин сразу; привлекают одновременно?! А я возражу – бывает! Ещё как!
Про себя Сева называл Алёну «гречанка». Темноволосая, с правильными чертами лица, словно богиня, сошедшая с картины античного художника!
«Как же они прекрасны! В глазах столько неги. Пусть это только похоже на сияние любви. Но и великий Пушкин писал: «Меня обманывать не сложно, я сам обманываться рад!» - думал в ту минуту Сева, - «Любовь, влюблённость или интерес к кому-то; различны оттенки и проявления этого чувства. И они придают взгляду женщины такое очарование!
- Так это было здорово, что мне даже чего-то захотелось!
Сева обернулся на этот голос и увидел перед собой фельдшера Нину Васильевну. Она стояла перед ним с бокалом шампанского, очевидно, не с первым, так как вино ей уже ударило в голову и произвело своё растормаживающее действие, снимающее некоторые «запирания» и табу! Сева улыбнулся ей и поблагодарил. Он не знал , что ещё ответить на это «предложение». Хорошо, что кто-то предложил тост и тему сменили на «приличную», более подходящую к обстановке.
Как будто ладонь Господа простиралась в эти минуты над всем собранием! Люди непринуждённо шутили, улыбались, были вежливы и внимательны друг к другу.
«Вот почему говорится, что красота спасёт мир», - подумалось Савелию. И ему хотелось поверить, что с этого дня уже ничто не разлучит его с этими людьми; он раскрыл перед ними своё сердце, впустил всех, значит и они приняли его в «свои» навеки!
Ольга Николаевна Ловчева, высокая статная женщина (похожа на Фрекен Бок, героиню одного известного мультфильма) до своего выхода на заслуженный отдых много лет проработала на этом предприятии заместителем директора по экономическим вопросам. И вот теперь она на посту управляющей хозяйственной частью; руководит выдачей инвентаря, присматривает за уборщицами, отдаёт распоряжения работникам во время погрузо-разгрузочных работ, если это касается мебели (перестановка, ввоз или вывоз), руководит своими работницами во время украшения помещений к праздникам. И она, ощутив себя помолодевшей на двадцать лет, улыбнулась Савелию лучезарной улыбкой!
Как улыбка способна преобразить женщину! Неприступная или высокомерная, как думалось раньше, вдруг становится очаровательной, желанной, как добрая фея! И пусть некоторая гордость в ней всё же остаётся, но это воспринимается уже не как высокомерие, а лишь как умеренная аристократичность, что так к лицу женщине!
Прошло полтора часа, и зал опустел. Остались только техничка и двое рабочих для приведения актового зала в обычный вид.
Люди разошлись по своим рабочим местам, чтобы за остаток дня «отдать все силы выполнению плана». Ну, конечно! Какая работа после такого празднования с шампанским?! Душа просит «продолжения банкета»! Тем более, что 4 марта была пятница, за которой последуют четыре дня отдыха. Отсюда и соответствующий настрой! Но простим это людям! Кто был в такой ситуации, тот поймёт!
Сева ушёл окрылённый. В мечтах пребывая, он досидел положенное время на посту. Посетителей было мало, и мысли его уносились далеко; он мечтал, что, когда он вернётся на работу 9 марта, жизнь его не будет прежней, что всё изменится к наилучшему. Правда, он угадал - жизнь не будет прежней. Всё изменится – тоже правда. Но! События сложатся с точностью до наоборот, в результате чего он потеряет работу, узнает, что такое жить на «разрыв аорты» и в абсолютном самоотречении перерождаться, но об этом в своё время.
Событие случилось 4 марта. Следующие четыре дня люди, в основном, будут «догуливать» по своим домам. 9-го они придут на работу. И что же они запомнят; прежде всего, женщины, что так умилялись поздравлением; останется ли в их памяти хотя бы отблеск той лучезарной чистоты, которой светились их глаза? Или рутина жизни проглотит и переработает все их высокие эмоции? Ведь, если жизнь человека айсберг, созерцаемый только малой частью окружающими, то не удивительно, что самое значительное в нём (его душа) скрыта от посторонних и никогда им не принадлежит, а лишь Богу и самому человеку. Здесь, пожалуй, стоило бы поставить точку, ибо нет, кажется, смысла продолжать рассказ. Сева хотел проявиться в своём лучшем амплуа. И у него это хорошо получилось. Цель была достигнута. Никакой сверхзадачи, только то, что получается у него лучше всего показать людям. И сделать это от чистого сердца. Получилось! А что дальше? Чего он хотел бы? Чтобы его уважали, интересовались (в лучшем смысле этих слов), чтобы работалось легче; это справедливо – он открыл своё сердце, ожидая ответного шага от людей. Но жизнь, повторяю, своей рутиной затирает лучшие человеческие побуждения, суета откладывает «на потом» то, что подчас нам так необходимо. Поэтому нам на помощь в минуты не сбывшихся надежд приходят крупицы народной мудрости, пословицы и поговорки, немного облегчая горечь разочарований: «Нет пророка в своём Отечестве», «Чужая душа – потёмки» и пр.
Глава шестнадцатая. «Пришла беда – отворяй ворота»
Вечер 9марта перевернёт вверх дном всю его жизнь. Сева обнаружит, что дядя Ваня, страдавший более шести лет последствиями инсульта, но до того дня сам обслуживавший себя и, в силу своих возможностей, ухаживавший за больной женой (мамой Севы) перепутает таблетки; не разложит их по баночкам, как он это делал обычно («утро», «вечер» - на два дня вперёд), а сложит всё в одну «кучу». Да, к тому же в той баночке Сева обнаружит и застарелые лекарства; «Значит - подумает он, - мама их принимала не регулярно!». «Так не может продолжаться! Всё!» - Сева, не в силах сдержать слёзы, будет 10 марта разговаривать об этом со своими друзьями на работе (С Владимиром Владимировичем, Анатолием Петровичем Лапиным, с программистом Костей Ребровым), а также с Ловчевой Ольгой Николаевной и Попсой Николаем Михайловичем. Друзья ему посоветуют вызывать не скорую помощь, а участкового врача; он выпишет больничный по уходу за мамой и отчимом, даст лечение и рекомендации что делать дальше.
Когда перепуганный Сева спросит отчима, почему он так сделал с таблетками, то Иван Трофимович ответит: «Да… я не помню… Голова болит…»
Вот записи из дневника Савелия:
«10 марта 2016 год.
… Я сегодня ходил в ж.д. поликлинику и вызвал назавтра участкового терапевта. Мне надо будет выяснить с ним, как быть дальше; д. Ваня очень сильно сдал; при многократных попытках уговорить его вызвать Скорую, он только махал рукой и отрицательно мотал головой – не хочет вызывать Скорую помощь; так и говорит: «Да не надо сейчас вызывать». После разговора сегодня на работе я понял, что больше не должен слушать упрямый «бред» и врача надо вызвать. К тому же, дядя Ваня своей не прекращающейся вторые сутки икотой, бледностью, периодическими одышками и выпученными глазами (лицо его сильно изменилось) по-моему, очень маму напугал. К тому же, у мамы вчера была температура 37, 2. Даю Ингавирин (противовирусное) и фервекс без сахара.
Сейчас я доварю курицу и буду собираться к маме. Ночевать буду (сплю на полу рядом с маминым раскладным креслом, а дядя Ваня спит один на кровати).»
11 марта в пятницу дождались участкового врача, которого Савелий вызвал из железнодорожной поликлиники. После разговора на работе с Ольгой Николаевной Ловчевой, Владимиром Владимировичем и Анатолием Петровичем, он решился, наконец, несмотря на скептическое отношение ко всем врачам дяди Вани. На работе ему посоветовали вызывать не Скорую помощь, а именно участкового, который компетентен решать вопросы относительно больных стариков и тех, кто за ними ухаживает (так, по крайней мере думал Сева).
Только ступив на порог, врач озадачил вопросом: «Скорую вызывали?»
«Нет!» - в некотором смущении ответил Савелий, - «Я вызвал Вас!»
Врач вошёл, не разуваясь, в комнату, остановился между больными (мама лежала на раскладном кресле, а дядя Ваня напротив на кровати).
- Кто больной? – спросил Цербер (такая, леденящая кровь, фамилия у врача).
- Вообще-то, оба болеют, но в этот раз я вызвал к дяде Ване.
- Это вы? – спросил доктор, повернувшись к нему, как будто были другие кандидаты.
Дядя Ваня засуетился и, собрав все свои силы, поднялся и сел на кровати, вцепившись здоровой рукой в журнальный стол. Затем он той же рукой поправил больную ногу, подвинув её к здоровой.
- Можно было не вставать, - сказал доктор, вынимая прослушивающий аппарат из своего чемоданчика. Слушал внимательно, сначала грудь, потом спину. Потом вдруг сложил аппарат на место и стал суетливо собираться, чтобы уйти.
Сева даже опешил! Нерешительно спросил: - Я могу у Вас попросить совета?
- Что Вы от меня хотите?
- Я в сложной ситуации. И не знаю, что мне делать. Скажите, пожалуйста, как мне поступить сейчас? Пока отчим мог, он ухаживал за мамой моей (своей женой), себя обслуживал. Теперь и он не может этого делать. Я остался один без какой-либо помощи!
- Обращайтесь в соц. защиту. Там Вам помогут.
- А сегодня что мне надо делать? Как облегчить состояние Ивана Трофимовича? У него странная, не прекращающаяся икота вот уже третий день.
- Это надо жевать хлебную корочку…
Врач стал торопливо продвигаться к выходу, скоренько обулся и вышел, оставив после себя тягостное ощущение безысходной тоски.
Медленно и однообразно потянулись дни. Время как будто остановилось. Улучшения не наступало. Всё, напротив становилось только тревожнее. Но Иван Трофимович сопротивлялся, боролся за свою жизнь, как он это понимал; старался сидеть на кровати; цеплялся за стол и поднимался; сидел неподвижный, устремив взгляд в окно. Принимать пищу он по прежнему отказывался; только пил кефир, да иногда Савелию удавалось его провести и подмешать в кефир немного овсяной каши; он давал ему с ложечки, приговаривая: «Кефир это надо для желудка, чтобы он не разучился работать!»
Речь Ивана Трофимовича стала неразборчивой. Сева по-прежнему водил его в туалет, когда он просил. Однажды дядя Ваня сказал с благодарностью: «Ты хорошо ведёшь!» - Сева всегда брал его под локоть дальней рукой, а ближней обхватывал его за пояс; так он мог лучше опираться. Через неделю таких «качелей» дядя Ваня перестал проситься в туалет и ходил только в кровать. Всего один раз Савелию удалось уговорить отчима и одеть на него памперсы; больше такого не было – он на прочь отказывался от памперсов. Потом дядя Ваня совсем отказался от пищи и только пил воду…
Так прошло ещё два дня. Сева старался; ходил за лекарствами и продуктами, ухаживал за мамой, сидел у постели дяди Вани; обманом пытался покормить его, менял постель, а когда впервые заметил язву на его левом тазобедренном суставе (вечером 23 марта, когда ложились спать), то подумал: «Плоть разошлась! Что это? Если пролежень, то надо завтра обработать рану спреем». Успел сбегать до девяти вечера в аптеку и купить специальное средство с прополисом. Когда пришёл домой, то дядя Ваня, как будто спал – был спокоен; и Сева решил лишь поменять клеёнку, простынь и нижнее бельё.
(Далее записи из дневника):
Дальше Савелий пишет в своём дневнике:
«… 23 марта 2016 год. Среда.
День: 14 ч. 27 мин.
Я взял сейчас дневник, чтобы зафиксировать события прошедшей ночи и сегодняшнего дня; если первое я могу зафиксировать однозначно с положительным, несмотря на тревогу за дядю Ваню, значением, то второе (не считая визита Тамары Кирилловны Кучерчук, что очень радужное событие на фоне окружающего, как мне кажется, безразличия) вызывает во мне целую бурю эмоций и ощущений от безразличия до брезгливого презрения; по порядку: сегодняшняя ночь была тяжёлой; дяде Ване стало хуже. Если вчера ещё он самостоятельно садился на кровати, то в прошедшую ночь повторилось то, что было около двух недель назад, когда я вызывал ему участкового врача, думая, что тот поможет. Правда, тогда дядя Ваня вроде бы пошёл на поправку; стал ходить по квартире, в туалет, на кухню, управлять с любимого пульта телевизором. А прошедшей ночью, когда ему снова стало хуже, он побледнел больше обычного, в речи не разобрать слов, пена собиралась в уголках губ, встать сам он уже не мог, просил его поднять и посадить – и так всю ночь, приблизительно каждые сорок пять минут. Принимать пищу, в основном, он отказывается; на мои предложения каши, кефира он мотает головой и даже воды стал пить очень мало. Я ему, правда, скормил сегодня кое как чайную ложечку овсянки, но от «добавки» он опять решительно отказался; я сказал, мол, вы уморите себя так! Но он, по-моему, уже не отдаёт себе в этом отчёта, упрямо отказывается и идёт (Прости, Боже!) к своему концу.
Я лежал сегодня ночью после очередного «поднимания» и пытался подавить в себе психоз, заглушая в зародыше всевозможные ругательные слова. Вдруг я подумал, что надо воспользоваться предложением маминой подруги из хора в «Дружбе» Тамары Кирилловны Кучерчук. Она дала свои телефоны и сказала: «Когда будет надо – звони». И сегодня после завтрака я позвонил ей. Она пообещала прийти через полтора часа. И пришла! Она внесла своим визитом Свет в наш круг; очень это страшно – замыкаться в собственном горе, когда ни друзей, ни родственников рядом (хотя бы они и живут в одном с тобой подъезде, но как чужие!).
Тамара Кирилловна вошла в комнату.
Дядя Ваня лежал на чистой, заправленной к приходу гостьи, постели. Лежал с закрытыми глазами, с непроницаемым лицом.
- Вчера ещё водил в туалет. А сегодня не встаёт и от пищи совсем отказывается; только воду пьёт, - пожаловался Сева.
- Так ведь и умрёте, Иван Трофимович! Надо кушать! - сказала она, обращаясь к больному, но он не ответил, продолжал лежать с непроницаемым лицом, как сфинкс.
Она спросила меня: «Насильно кормишь?» . Я честно ответил: «Нет», мол, кто может кормить «насильно» через сжатый рот и сил у меня никаких уже нет …»
(Они вышли на балкон и Сева рассказал про посещение врача по фамилии Цербер. На что Кучерчук ответила: «Про него ходят нехорошие слухи. С предыдущего места его с треском уволили, так он устроился в железнодорожную поликлинику! …». Помолчала немного, вздохнула и добавила: «Да! Трудно тебе!». И она рассказала про свою маму, которая болела долго. А они с сестрой по очереди брали её к себе и ухаживали. В последний раз её очередь брать маму была в мае, а в апреле она умерла; не дождалась любимой доченьки! … ). Дневник добавляет:
«Ещё немного побыла и ушла наша медсестра (я говорил, что много лет Тамара Кирилловна проработала медицинской сестрой в железнодорожной больнице; оттуда и ушла на заслуженный отдых. А сутки спустя ушёл дядя Ваня … Навсегда …
Хочу написать и о Лиле Бурцовой (гражданской жене покойного брата). Она попалась мне на пути; на рынке села в 101 автобус прямо перед моим носом, разместилась вместе с дочерью, внучкой, племянницей. Она как – будто ещё помолодела; такие трагедии вокруг, а ей хоть бы что! Я не хочу, чтобы ей было плохо, а тем более её дочери (брат познакомился с Лилей, когда дочке было четыре года; с тех пор он воспитывал её, как свою родную дочь). Я не хочу также, чтобы моя горечь «простиралась» и на остальные «колена» их семьи. Ведь и Василёк не хотел бы этого; всегда был доброжелателен даже к своим врагам, а что же говорить о жене и дочери, пусть не родных, но всё же! Пусть не состоялась их семья (Лиля сбежала от Василька, как только он лишился работы, запил и с него она уже ничего не могла получить), но на небесах в небесной канцелярии у Бога нашего наверняка записана его жизнь, семнадцать лет которой прошла в их гражданском браке. Были у них с Лилей, хоть и стремительные, но счастливые мгновения. На одной из фотографий они танцуют. Он был так счастлив!
А что Лиля за подруга, один Бог знает; Он с неё и спросит, когда придёт её время. А сейчас пусть порхает… бабочка…
Эмоции мои сегодня были (при невольной встрече с их «кланом») – от желания отвернуться от них или даже выйти из автобуса до презрения …
Я кивнул им, когда они вошли, первым кивнул (они, может быть и сделали бы вид, что не знакомы со мной, но я опередил и кивнул, скорее «на автомате», чем осознанно), кивнул, а потом сидел всю оставшуюся дорогу, как оглушённый и слушал их «радостный словесный понос». Ну, почему?! Почему жизнь моего брата оборвалась на середине, а у них словно бы никаких изменений не произошло; они даже как – будто жизнерадостнее стали!
Когда я выходил на старой 25 школе, то чуть не сбил с ног девушку, стоявшую позади Лили. Извинился и прошёл дальше боком; лишь бы не касаться собой этого ядовитого пресмыкающегося, да простит меня Господь во веки веков за Его творение!
Ом»
24 марта 2016 год.
Четверг. День: 13 ч. 40 мин.
… Сегодня дядя Ваня покинул нас.
Мы будем помнить только хорошее.
То, что он был не простым человеком с капризным характером, затрётся временем.
Я сегодня подумал, что долго ещё буду осознавать – что же это было за явление – дядя Ваня. Добрая и мятущаяся, часто ошибающаяся, по сути, детская, а с годами всё более сентиментальная душа!...»
(Здесь запись в дневнике заканчивается: прим-е автора).
Накануне своей смерти дядя Ваня позвал: «Сева!»
Савелий подошёл: «Что, дядя Ваня! Вас отвести в туалет?»
«Нет! Воды!»
Сева принёс кружку воды. Но вместо того, чтобы выпить её, Иван Трофимович, сел, подвинул к себе пластмассовый таз, поставил в него свои ноги и вылил на них кружку воды, издал удовлетворённый возглас и лёг в свою постель, чтобы уже никогда не встать.
Когда Сева собрался ложиться и вошёл в комнату, он увидел необычное положение дяди Вани; он лежал поперёк кровати, ногами к окну и, казалось, спал. Глаза его были закрыты. Он часто и шумно дышал. Сева не успевал за меняющимися событиями и пропустил, может быть, это грозное предзнаменование конца – лёг, шепча «утро вечера мудренее». Он не хотел осознавать, что конец жизни Ивана Трофимовича близок. И утро следующего дня станет последним в его жизни.
Сева вставил в уши беруши. Засыпал он только с ними. С тех пор, как у него появились кошки, чья жизнь преображается по ночам, он не мог обходиться без беруш. Три кошки были в его квартире в центре города (он ездил туда каждый день; кормил и ухаживал за ними), да старая больная кошка Айка жила у мамы и дяди Вани; она кричала, издавала странные протяжные вопли, и днём и ночью; так что без беруш не уснёшь! Одел беруши и лёг. Сон был прерывистый. Сквозь беруши слышались то крики Айки, то шумное дыхание дяди Вани, напоминающее свист. Время от времени вставал Сева, подходил и склонялся над ним. Спросил: «Дядя Ваня, скушайте ложечку кефира», - смешал кефир и воду в столовой ложке. Не открывая глаз, проглотил свою последнюю пищу дядя Ваня…
После недолгого сна снова встал Савелий и склонился над отчимом. Тот прерывисто дышал. «Завтра вызову скорую. Что мог, я уже сделал. Больше ничего не могу! Только бы до утра ничего не случилось!»
Грозным слышилось ему это прерывистое дыхание отчима, словно и не дыхание, а бесконечный выдох, раздробленный на отрезки. Никогда раньше Сева не сталкивался с подобным. Ему казалось, что всё ещё не окончено, что жизнь ещё можно продлить; только бы до завтра продержаться. Среди ночи вызывать Скорую – это стресс больной маме. Бессонная ночь, нервное потрясение; после такого мама будет долго восстанавливаться; всегда ведь раньше справлялись и сейчас, даст Бог, прорвёмся. Если бы он распознал агонию, то вызвал бы Скорую помощь, не решившись взять последнюю ответственность на себя. А так, как не распознал, видя всё это впервые, то и надеялся на пресловутый «авось».
Уже под утро подошёл Сева к постели Ивана Трофимовича. Дядя Ваня лежал по прежнему поперёк кровати. Дыхание было таким же частым. Только добавилось к нему что-то очень жалобное, похожее на сдавленный и стеснённый в груди вопль или визг … И вдруг ему показалось, что он уже ощущал раньше эту звенящую, подобную перетянутой струне, пустоту. В комнате присутствовало нечто, преходящее в экстремальные мгновения, за которыми приходит смерть. Однажды, у себя дома он поймал в капкан огромную крысу. Тогда он встал среди ночи. В ушах его также звенело; словно бы тонкий-тонкий вопль или писк… Он вошёл на кухню, где у него был установлен капкан. Под мойкой пятна крови, а в капкане мёртвая крыса; прямо по шее прошёлся гильотиной капкан. Мёртвые глазёнки смотрели вопросительно и недоумённо перед собой … Это было больно видеть, жалко животное. Но, увы, не научились жить люди в мире с дикими крысами! И с природой-то жить не научились. Да что там с природой – с собой! …
Дядя Ваня лежал с полуоткрытым ртом, один глаз приоткрыт; зрачок мутный … Сева снова лёг, но через короткое забытьё подскочил с мыслью: «что-то не то?» … Стояла страшная абсолютно глухая тишина. Никакого дыхания уже не было слышно… Приблизительно в 5 часов 55 минут утра 24 марта 2016 года остановилось сердце Ивана Трофимовича …
А потом наступило утро. Сева сделал свои упражнения, которые делал всегда (уже около тридцати лет); привычка. Поднял маму, повёл в ванную, потом завтрак и приём таблеток.
Мама несколько раз посмотрела на своего мёртвого мужа, с которым они верой и правдой прожили 25 лет. Она, как будто пыталась что-то вспомнить, но ничего не спрашивала; наверное, не осознавала, что случилось.
Они прожили хорошую и, в общем, бесконфликтную жизнь. Иван Трофимович Гольба был добрый и не жадный человек, любящий муж; всегда называл супругу любовно – милюша! Большой ребёнок, мятущаяся сентиментальная душа, что-то успевший, а что-то и не успевший в этой жизни, как всегда бывает …
И саднила душу одна мысль; занимался своими упражнениями в то время, как в комнате лежало тело дяди Вани. Быть может, не отложилось бы так больно, словно упрёк, если бы не участковый (о его появлении подробнее дальше напишу), который удивлённо вскинул брови, когда ему совершенно открыто рассказал Сева, что случилось рано утром. А вызвал - то он полицейского только после восьми часов; на лице участкового тогда промелькнуло удивление, неприятным осадком отозвавшись в сознании Севы. Ни одной мысли, чтобы защититься, в ту минуту у него не возникло; что случилось – то случилось. Это позже, когда мерзкий червь вины и сомнений стал невыносимо терзать сердце, Сева попытался сосредоточить себя на мыслях «во спасение», уйти от разрушительных и деструктивных состояний; смерть дорогого дяди Вани не должна была сбить его настрой; кто позаботится о больной матери? – а его ежедневные упражнения гармонизировали его, возвращая равновесие.
Пришёл лейтенант и сел за кухонный стол записывать показания Савелия. Тот стал рассказывать ему, как это случилось во всех подробностях, словно это был не представитель власти, а священнослужитель.
Участковый (я писал об этом, но повторюсь) переспросил его, мол, это случилось, вы говорите в 5 часов 55 минут, а вы позвонили только в восемь утра?! Почувствовав упрёк, Савелий, однако, ответил твёрдым голосом: «Всё верно. Это потому, что я должен думать о больной матери – подъём, завтрак, приём лекарств. И всё это ежедневно, в одно и то же время; никаких сбоев быть не должно».
Ритуальная служба сработала быстро; «У них связь неразрывная, что ли?» - подумал Сева про участкового и ритуальную службу; тело, порой не успевает остыть, а работники скорбного труда уже у дверей. Завернули в простынь и забрали дядю Ваню. Когда стали выносить, развернули тело ногами к дверям; обычай …
В те дни никого не было рядом, кто захотел бы разделить с измученным Севой его скорбные обязанности. Очень похудело его лицо. Некогда спортивная мускулатура сошла совсем «на нет».
Потребовалось (спустя некоторое время) проехать с работником в их офис близ кладбища, чтобы зайти к администратору, предоставить необходимые данные и узнать, что нужно принести из вещей и принадлежностей.
Паспорт дяди Вани администратор (добрая и отзывчивая женщина) забрала; сказала, что так положено; паспорт отбирается, а взамен ему в назначенный день (выпало на день похорон 27 марта 2016 года) будет выдано свидетельство о смерти, нужно будет его забрать.
Потом Сева поехал с бригадиром копачей показывать место, где копать могилу. Решили похоронить близ могил родной бабушки (Севы) Марии Фёдоровны Кожевниковой и его младшего брата Василия. Там есть одна безымянная могила. Раньше там была табличка, но кто-то снял её, мама Савелия сделала её снова; и ту «металлисты» оторвали. Сейчас мама болеет. Что помнит Сева из разговоров со своей мамой на эту тему; что там похоронен то ли Лисин, то ли Лисицын. Эта могила, ставшая по воле неразумных людей безымянной расположена рядом с могилами наших родных людей; поэтому мама ухаживала за ней; потом эту эстафету принял на себя Савелий. Но «чёрт попутал» - сказал он бригадиру: «А можно похоронить Ивана Трофимовича на этом месте?» - и показал на безымянную могилу. «Нет! Что Вы?! А вдруг на следующий день объявится родственник умершего?! … Проблем не оберёшься!».
Было искушение как-то решить этот вопрос. Сева долго потом раздумывал над этим; придумывал различные варианты; вырвать из земли безымянный теперь старый (со звездой наверху) памятник и сравнять холмик, как будто и не было здесь могилы, или перенести её немного в сторону, тогда место будет только нашей семьи. Как сделать правильно, чтобы не раскаиваться потом?! Или оставить всё по-прежнему, принять этого человека в наш круг, узнать каким-то образом (есть ведь записи?!) кто там похоронен, Лисин или Лисицын, восстановить табличку и присматривать за могилой? По-человечески надо! Можно и перенести, если удастся договориться (передвинуть немного), только по-человечески надо, не варварски …
Сева принёс вещи, в которые оденут Ивана Трофимовича в его Последний Путь; красивая голубая рубашка, новые брюки, модный кожаный пиджак, ботинки, платок носовой, полотенце и мыло – всё, что требовалось, принёс. В тот день слёзы текли, не переставая; как только Сева оставался один, он плакал. Может быть нагрузка оказалась чересчур большой, может быть будущее казалось тревожным и неясным и вызывало страх. Всё это навалилось на него впервые; раньше такие хлопоты выполнял кто-то другой.
На этот раз через них пришлось пройти и ему.
28 марта наступил день похорон.
Приехали мамины подруги, сослуживцы Ивана Трофимовича, пришли соседи из 67,69, 70. Приходил Иван Никонорович Тюришев (соратник по коммунистической партии мамы Савелия и добрый друг, всегда внимательный – не было ни одного праздника, чтобы он не пришёл и не поздравил цветами, добрыми пожеланиями!).
Единственная мамина родственница племянница Елена приехала со своей сестрой Людмилой. В 13-30 привезли тело.
Людмила Савенкова (подруга детства) не советовала маме выходить на улицу. И Савелий согласился с ней. Когда все спустились вниз, мама оставалась дома с Еленой.
Все ритуальные почести были соблюдены. Сева плакал, сопровождая траурный кортеж, прошедший по двору; по всему пути падали тюльпаны под ноги людей, потом кортеж повернул на проезжую часть (улица Русская) и остановился. Провожающие сели в автобус и свои авто, и вся процессия отправилась на кладбище.
Похоронили дядю Ваню рядом с родным братом Севы Василием.
Бывали между ними и споры, и недопонимания, и обиды, а всё приняла мать Сырая Земля! Помирила навеки … Очень жаль этого чудака и мечтателя, сохранившего детскость даже в преклонном возрасте, начавшего свою жизнь в Одесской области, Саратского района, в селе Николаевка – Новороссийская, а закончившего свой Земной путь за десять тысяч километров от отчего дома на Дальнем Востоке.
С кладбища поехали в столовую локомотиворемонтного завода, где был заказан поминальный обед. Расселись за столами. Всё было организованно, работницы столовой постарались на славу.
Севу пригласили за стол женщины с маминого хора дома культуры «Дружба». Там же сидела мамина подруга Мельникова. Она обратилась с прямым вопросом (или предложением) к Тамаре Кирилловне: «А что бы тебе не присматривать за Семёновной?! Рядом ведь живёте!». Сначала Кучерчук попросила паузу подумать, мол, подожди-ка, дай сообразить; потом, видимо, «сообразила все за и против» и отказалась: «Что ты! Там же жить придётся!». На том и окончен был разговор двух маминых подруг. Невольным свидетелем был Сева, поскольку женщины позвали его разделить с ними трапезу. Ему стало обидно, что у его мамы такие «подруги». Но разве мог он их осуждать? У каждой из них своя жизнь, своя семья, свои проблемы, своя судьба. Они не чувствуют ответственности за чужого человека, а только за своих родных (самых близких).
Перенесёмся в будущее! Поскольку, всё познаётся в сравнении, то что значит исчезновение из поля зрения маминой подруги Людмилы Савенковой, с которой они знакомы с 3 лет?! Она исчезнет сразу после поминального обеда и ни разу даже не позвонит! Она учитель начальных классов в новой 25 школе. Несколько раз Сева будет видеть её в городе, правда со стороны; то проходящую мимо, то отъезжающую от автобусной остановки.
Сева, далеко сам не безгрешен, поэтому только что-то колит внутри, то ли обида, то ли болезненные вопросы насчёт божественной справедливости. Он снова и снова объяснял её поведение себе: «Каждый рассчитывает собственные силы. И выстраивает своё поведение, исходя из их количества, судя по всему, весьма незначительного! Вероятно, это требует неимоверного напряжения всех внутренних сил, даже для того, чтобы позвонить!».
Относительно телефонных звонков Кучерчук, которых в первое время было множество, напрашивается сравнение с отчётностью главного бухгалтера, которым заинтересовались компетентные органы; ну правда, «упорство её было достойно лучшего применения»; звонила она часто и задавала одни и те же вопросы, на которые, вот оказия какая, Сева давал одни и те же ответы. Со временем эти качели наскучили Савелию, и он перестал брать трубку. Например, она спрашивала: «Как там Валентина Семёновна? Как ты сам?!». Сева отвечал: «Болеет мама. Сама не может есть, ходить; всё делаем вместе». Потом через день снова. И опять те же ответы. Потом снова, снова … Что было делать? Из Хабаровска «друзья» тоже звонили, с теми же вопросами, правда реже; тётя Лариса мамина подруга, много лет была не замужем, пока мама и дядя Ваня её не познакомили с Владимиром Сдобновым из Хабаровска, полковником милиции в отставке, дяди Ваниным товарищем.
Тётя Лариса задавала те же вопросы, а ещё сокрушалась, что живёт далеко (до свадьбы она жила в Уссурийске на одной с мамой улице), что не может приехать, что «… вообще ничего не может …». Она пробовала давать советы; в основном, по телефону, так как, она один раз всё таки приезжала с мужем «на разведку», перемыла посуду на кухне и с брезгливым видом капризной домохозяйки указала на заляпанные стены: «Убери ты! Отмой всю эту порнографию!». И уехала. Потом 3000 рублей материальной помощи прислала Севе на банковскую карту. Они с мужем «научили» в тот приезд, как оформить долю наследства по завещанию (Иван Трофимович оставил Севе завещание на половину квартиры, но оказывается, завещание ещё надо было «оправдать» в лице государства, а точнее, в лице того мистического монстра, что так зовётся и использует своих граждан, как материал, пищу для своего ненасытного жерла; завещание, оставленное умершим членом семьи, ещё не означает право; его, оказывается, ещё надо заслужить, вернее, за него заплатить, чтобы получить «официальный» наконец, правоустанавливающий документ; много людей этим кормится; нотариус, его помощник, работники БТИ, МФЦ и т. п. Надо заплатить порядка десяти тысяч рублей. Тогда всё будет «законно». Но! Разве законно обирать бедных? Такое ощущение, что этот пресловутый монстр в каждом подобном случае считает своим долгом «быть в доле». Так Он и существует, накладывая свою длань не только на жизнь людей, но ещё и на их смерть.
По «совету» тёти Ларисы и дяди Володи Сдобновых Сева решился действовать и «убил» шесть месяцев, т. к. дело встало; мама не могла в виду своей болезни присутствовать то в одном учреждении, то в другом, лично писать заявления, подписывать документы, даже вспомнить, где её правоустанавливающие документы на квартиру, без которых нотариус отказывалась продолжать дело. Ступор продолжался до тех пор, пока Сева не нашёл случайно эти документы. Потом он снова пошёл к нотариусу Зюзиной, и та выписала за восемь тысяч рублей Свидетельство на право собственности по завещанию. Вот такой совет, и такая деятельность в ответ! Как просто дать совет! И как непросто ему следовать, особенно одному в тех обстоятельствах! Именно поэтому, «обрезав пуповину» телефонного словесного поноса из обоих этих источников, Сева значительно облегчил свою голову. А больше никто и не звонил.
Мамина болезнь проявляла себя так: Севу она признаёт внутренне, хотя и не называет уже по имени (он чувствует, что где-то в глубине её души есть тот уголок, в котором он ещё живёт, её сын Сева; обнимая её, он чувствует её тепло, видит её лучистые глаза). Так происходят их диалоги (почти ежедневно): «Мама! Ты узнаёшь меня?!». «А как же?». «Кто я?». Мама теряется, замолкает, потом говорит своё имя. «Нет! Валя – это ты! А я твой старший сын Сева! Ты помнишь меня? Да?!». --«Да».
Он думал про себя с горечью: «Если это крест, который необходимо нести, то пускай вместе с крестом Бог даст и сил для этого! Ом».
Глава семнадцатая. Сева на новом месте
Начиная с мая Сева стал работать сторожем. В прошлом были его ежедневные трудовые будни, когда приходилось в пять часов утра вставать, чтобы успеть всё; позавтракать, позаниматься и к половине восьмого быть на контрольно – пропускном пункте. У этого нелёгкого служения были свои плюсы; после некоторой адаптации (а Сева по своему строению был «полуночник» - он любил ложиться поздно и вставать не рано) он привык к такому распорядку. Привык и работал, находя в своей деятельности ту социальную пользу, которая наполняла необходимым смыслом каждый рабочий день; не было никакого однообразия – с понедельника по пятницу с половины восьмого утра до половины шестого вечера он был на КПП. В пятницу только до половины двенадцатого дня. Были и выходные и праздники, как у всех обычных работников. Потом случилась беда – заболела мама, за ней заболел и умер отчим. Ситуация стала катастрофически меняться. Сева просил посидеть на его месте Лапина Анатолия Петровича, иногда соглашался подменить его непосредственный начальник (начальник охраны) Попса Николай Михайлович; однако, говорил ему время от времени, что «надо как-то ситуацию менять; он пока не знает, как, но мне самому надо думать; может поработать на вторых воротах сторожем?». Вот тогда – то, в начале мая Сева согласился на перемену; пришли к тому же две женщины сторожихи (вероятно, Попса их подготовил и всё рассказал про «социального мизантропа – контролёра), чтобы «попробовать поработать» с ними; они выбрали меня, мол, не случайно – слышали, что я очень люблю животных. Они с жаром живописали предстоящую, в общем несложную работу, в которой они будут ему помогать при любом раскладе, мол, ты только начни! Сева дал согласие «поработать месяц, а там будет видно».
Поменялись условия и график работы. И «моральный кодекс» – постепенно овладел интровертом Севой, придавив мёртвой хваткой.
А было это так.
«Пришёл. Увидел. Победил». Так говорил, кажется, Суворов? Сева добросовестно выполнил первые два его (Суворова Александра Васильевича) наставления. Только вот, насчёт третьего, не знаю – победил ли?! «Поживём – увидим».
Условия для работы резко отличались от КПП, где был порядок, минимум бытовых проблем да так, что можно было сосредотачиваться на самообразовании, сочетая и чтение книг, и прослушивание аудиокниг, и просмотр каких-то важных новостей по интернету (у Севы была Yota) с той социальной службой, к которой искренне Сева себя причислял.
В сторожке 1952 года постройки, что напротив бывших китайских торговых рядов по Димирязева было тихо: «как в гробу» - мелькнула навязчивая мысль в голове. Сырость стен, разрушаемых изнутри в течении многих десятков лет давала тот специфический запах, который ещё можно встретить в отдалённых деревнях в почерневших от вековой своей старости избах.
4 мая 2016 года Савелия встретила Валентина Дымченко. Она отстояла на кануне свою смену и задержалась, чтобы ввести в курс дела нового сторожа.
Сначала показала территорию, познакомила с собаками и кошками, рассказала, где набирать воду, где по близости магазин. Сева вскоре перешёл с ней на «ты» и стал обращаться просто «Валя, Валюша!». Он воспринимал её, как старшую сестру. В чём-то характеры их схожие. А ещё оба самозабвенно любят животных.
Валя показала, где можно готовить пищу. В первое время (она сдавала ему смену) Валя обещала помогать на кухне; готовила за него пищу собакам и кошкам: «Первое время так, пока не привыкнешь» - объясняла она. И Сева всегда благодарил.
Приближался день рождения Валентины. Она, узнав, что Савелий прекрасно поёт под гитару, пригласила его прийти на смену с гитарой (как раз в его смену выпал её день рождения). Пришла Наина (Валина напарница та, с кем Валя приходила на КПП уговаривать Савелия). Сели за стол пить чай с тортом. Сева пел свои любимые песни. Задушевности особо не получилось; обстановку «разрядил» начальник охраны Попса Николай. Он пришёл проверить пост. Женщины пригласили его к столу выпить чаю с тортом. Пошли деловые разговоры, во время которых Сева почувствовал себя не в своей тарелке; наигрывал что-то на гитаре инструментальное, потом перестал и зачехлил гитару.
«Привыкаешь?!» - спросил Николай Михайлович. «Да освоился уже, всё нормально» - ответил Сева.
Пробыв минут пятнадцать, начальник ушёл. Сева снова взял гитару, но настроиться на душевный лад уже не получилось. Да и особого интереса к песням у его напарниц не было. Валя просто слушала. Ей либо нравилось всё, либо она ничего не понимала в музыке, в исполнительстве. Наина сидела молча, как в броне, и никаких эмоций не выражала. Так бывает, что перебитый кем-то, настрой не возвращается. А может люди и переживают что-то глубоко внутри, только не хотят это показывать. В любом случае, когда исчезает обратная связь со слушателем, угасает желание петь для людей. Песня прекрасна сама по себе; если хотя бы раз тронула душу. Исполнитель поёт её, мечтая пережить те же прекрасные мгновения. Если слушатель по какой-то причине «в ступоре», песня от этого не становится менее сильной, лишь желание петь для него пропадает. Сева вновь отложил гитару и отдался чаю, торту и разговору с женщинами.
Наина с чертами бабы – сплетницы. Умная, даже «продуманная». Говорила о третьей напарнице (кроме Валентины и Наины была Венера) с оттенком превосходства и осуждения, мол, не любит, когда ей говорят правду в глаза, реагирует болезненно, как психопатка. Валя по простоте душевной молчала и лишь иногда (не всегда!) согласно кивала головой.
«К чему этот бабий разговор?» - недоумевал про себя Сева. Ему хотелось уже остаться одному. И к обеду напарницы ушли. А Сева пошёл кормить собак, знакомясь и разговаривая с каждой.
Первым стал Тарзан, крупный сильный взрослый пёс. Его будка стояла по пути въезда-выезда (через ворота) первой, так что никто не мог пройти или проехать мимо него незамеченным. Это тревожило всегда; Тарзан слишком близко располагался к проезду и, попадись неумелый или порочный водитель, пёс мог попасть под колёса и пострадать. Он встречал и провожал всех дружелюбно, если это были свои. Но чужих он принимал подобающим образом – грозно лаял и демонстрировал готовность вцепиться железной хваткой. К Савелию отнёсся внимательно и настороженно. Но, когда понял, что тот пришёл кормить его, принял за своего. Они быстро подружились, и Сева несколько позже стал снимать его с цепи и выгуливать по территории и окрестностям. Потом очередь дошла и к другим собакам; в каждое своё дежурство Сева гулял с двумя собаками.
За Тарзаном очередь знакомиться подошла к Линде. Самая маленькая собачка. Её разместили в подсобном помещении, где был одновременно склад испорченных матрацев, одеял, ржавых лопат и другой не полезной уже утвари. У Линды там было что-то вроде жилого отсека; заботливые руки Валентины смастерили ей подобие ложа! Вообще, Линда признавала только Валентину. Даже Наину Петрову она недолюбливала или, в лучшем случае, терпела её. К Савелию собака отнеслась с недоверием; всегда ворчала на него, даже, когда он приходил её кормить. Долго и недоверчиво ходила кругами возле своей кострюльки, не притрагиваясь к пище. Только, спустя некоторое время, когда Сева отходил куда-то, Линда по чуть-чуть ела. Валентина рассказала как-то Савелию, что Линда – дочь Бима и Анфисы, Анфиса же родилась от Бима и Лизы (о них речь дальше).
Следующая будка была занята Лизой, маленькой старенькой и больной собачкой. Мохнатая слегка морда мудро смотрела на Севу, когда тот подходил к ней знакомиться. Поставил кастрюльку с едой и только собрался отойти, как Лиза вдруг бросилась молча за ним, собираясь укусить за ногу. Сева испугался и даже выругался от неожиданности. Первые несколько дежурств отношения их не складывались; собачка словно присматривалась к новому хозяину. Потом всё наладилось. Она стала радостно приветствовать его лаем и повизгиванием. Ещё, она высоко подпрыгивала (чуть не до головы!) и извивалась всем телом в искренней радости видеть его. Это было забавно. Она гуляла на поводке (когда Сева подружился с ней) по очереди после Тарзана; маленькие ножки делали её походку изумительной и забавной! Она важно несла себя, как королева! Слегка заплетающиеся ножки придавали ей особый шарм. Потом Сева узнал причину этого «плетения». На животе собачки была опухоль. Наина Петрова
рассказала, что это онкология: «Ветеринар сделала вывод, что не операбельная опухоль, собака возрастная, ослабленная, операции не выдержит, что пусть доживает свой век так». После таких известий Сева ещё больше полюбил Лизу, всегда старался её баловать вкусным кусочком, разговаривал с ней подолгу, ласкал. Когда один из работников обратился к нему с вопросом, мол, как ты уживаешься с собаками, особенно с той (указал на Лизу). Сева ответил, что собачка хорошая, добрая, сначала пока не привыкла –могла укусить, теперь мы друзья. Потом не сдержался и добавил – у неё рак, и она доживает свои дни. Работник ушёл задумчивый.
А Валентина потом рассказала историю Лизы. Она родилась здесь же через дорогу близ кочегарки. И пришла к ним в будку вместе с Бимом (о нём рассказ ниже). Прожила много лет (порядка десяти) и является старожилом. Она рожала один или два раза. Потом кто-то ударил её (вероятно, ногой) в живот. От этого у Лизы лопнула мембрана, удерживающая кишочки, которые провалились в разрыв и образовали грыжу. Так она и жила. После этого уже прошло около трёх лет. До чего же злобными бывают проявления у людей. Страдают сами и заставляют ещё больше страдать животных, словно те в ответе за их неурядицы!
За Лизой располагалась будка Бима. Это самый старший пёс, совсем слепой (катаракта). Побелевшие зрачки смотрели прямо перед собой. Он стоял подолгу, как бы, всматриваясь вдаль. Потом начинал ходить вокруг будки, насколько позволяла его цепь. Время от времени он стукался головой в стены будки, в столб или в бетонный забор. Это производило страшное и тягостное впечатление. Вдобавок Бим был глуховат. Естественно, он стал самым опекаемым псом у Севы, самым любимым! По своей слепоте (и другим недугам, свойственным старости) он требовал к себе особое внимание; надо было подставить чашку прямо к его носу, и первые глотки он делал из рук Севы. Потом он подхватывал процесс и дальше ел сам. Естественно, самые лучшие и мягкие куски мяса доставались Лизе и Биму, как самым старшим. Ещё Сева очень полюбил мощного Тарзана и часто баловал его хорошими косточками и кусками мяса! Старался не обделять никого. Но иногда получалось оказаться перед выбором; кому тот или иной кусок; и Сева брал на себя грех – лучшее Биму, Лизе, потом по очереди – Анфиса, а после неё Линда. Ещё была Белка. Она жила в сторожке, спала рядом с кроватью сторожей. И женщины её угощали самым вкусненьким. Поэтому Сева иногда забывал её покормить вовремя, а, когда вспоминал, то уже всё раздавал уличным защитникам производственной крепости. Спохватившись, он скрёб по сусекам и пытался наскрести порцию милой собачонке (у неё своя трагическая история жизни; я расскажу её дальше). В такие форс мажорные моменты (они происходили время от времени) Сева выходил из положения тем, что давал Белке сухой собачий корм «Chappi» или то, что давал кошкам, а это зачастую макароны с рыбой.
Теперь вернёмся к Анфисе. Я говорил, что она родилась от Бима и Лизы, самых старейших обитателей организации «Е». Она роста среднего, между Бимом и Лизой (Бим высокий и крепкий, Лиза маленького роста, но крепкая и устойчивая). Анфиса среднего роста. Характера девически – робкого! Боялась цепных псов, когда те (во время прогулки с Севой мимо их территории) бросались с рычанием на забор; Анфиса в испуге шарахалась в сторону и стремилась убежать, насколько ей это позволял сделать поводок в твёрдой руке Севы. Морда у неё слегка мохнатая, как у эрдель-терьера; похожа «мохнатостью» на Лизу, но и на Бима.
Теперь вернёмся в сторожку; в самое начало, когда Сева впервые появился там. Я расскажу о её внутренних обитателях. Начну с истории Белки (и о первом знакомстве Савелия с ней).
4 мая 2016 года Сева заступил на смену в новом для себя качестве сторожа. Валя к тому времени ушла, введя его в курс дела; отправилась домой кормить свою домашнюю рать (три кошки). Она оставила его наедине с обитателями сторожки, в числе которых была небольшая (скорее, маленькая!) собачка Белка. При Валентине она виляла хвостиком Савелию, облизывала ему руки, внушая уверенность в своём к нему расположении. Но ситуация вдруг резко изменилась, когда Савелий остался один; покормив домашних обитателей (и Белку), он вышел во двор, чтобы получше познакомиться с собаками, подкормить их (Валя, в помощь новому напарнику, сама их с утра накормила и наварила еды на весь день) и потом пошёл обратно. У входа его встретила лаем Белка. Он пожурил её по-отечески и вошёл в сторожку, поманив её за собой. Войдя, он увидел на диване своего начальника Попсу Н. М., листающего журнал дежурств (в это время Белка стояла всё ещё у входа и лаяла, не помышляя входить). Сева снова вышел во двор и стал зазывать Белку. Он отступала назад, отказываясь войти. Кое – как ему удалось отсечь её от ворот и Белка отбежала на территорию, примыкающую к стоянке, где работники оставляли свой транспорт. Тут со стороны стоянки навстречу Севе вышла знакомая малярша Люда Дробышева; улыбается приветливо, спрашивает, как приняли на новом месте, как работается?
- Нормально, только одна проблема – не получается с Белкой подружиться! Бегает от меня! Как её загнать в дом?! Боюсь, выбежит на дорогу, а там машины носятся!
Тут Белка стала приближаться, словно услышала, что разговор идёт о ней; «может мир?» - подумал Сева. Люда встала возле ворот и начала ласково и спокойно повторять: «Белка! Белка! Белочка!».
Собачка прошмыгнула мимо Севы и стала приближаться к входу. Но вдруг, наклонив голову вперёд, поменяла свой курс и устремилась к воротам, промчавшись под левой вытянутой в её сторону рукой Люды, оказалась на тротуаре. Сева выскочил за ней, звал её на все ласкательные обертона, но это возымело только одно действие – Белка выпучила глаза и помчалась теперь уже мимо него «галопом» в сторону улицы Советской. Кстати, в ту сторону и ушла с авоськами Валентина.
Люда расстроилась, что стала невольным участником сего бегства (и всевозможных неприятностей от этого досадного дела у её товарища Савелия; сколько было у них доверительных бесед в то время, когда ещё на КПП Савелий трудился!). Люда достала свой сотовый, позвонила Валентине и сообщила, что Белка не захотела сидеть дома, вышла и, скорее всего, побежала вслед за ней. Где теперь искать её – неизвестно. Валя расстроилась и сказала, что сейчас приедет. Приехали они вместе с напарницей Наиной Петровой, с которой они созвонились и, у которой своя машина (японская малолитражка).
- Всё! Пропала собачка! – расстроилась Наина и готова была расплакаться. – Как сейчас перед моим лицом её глаза! Такая ласковая, добрая… Она потеряется в городе!... Нет! Всё! Пропала собака! – Наина подошла к своему «шиньону» синего цвета и открыла дверь, чтобы поехать поискать Белку. Валентина присоединилась к ней с восковым выражением печали и тревоги на лице. Сева тоже был встревожен и огорчён таким «форс-мажорным» началом работы на новом месте. Он проводил напарниц и остался ждать.
Прошло около двух часов. Приехали. А из машины вышли радостные Валя и Наина. За ними выпрыгнула счастливая Белка!
- Весь район объехали, - рассказывала Наина, - а подобрали Белку рядом – возле Бюро трудоустройства. Едем медленно, осматриваем обочины и тротуары, и вдруг видим –по противоположной стороне дороги в нашу сторону бежит Белка! Я открыла двери и зову: «Белка! Белочка!». Она, как увидела, так и бросилась к машине!
Решили, пока не привыкнет к Севе – будет сидеть на поводке, прикреплённом к ножке кухонного стола. Поводок прекрасно доставал по длине до её подстилки, где она спала. Так что, никакой дискриминации! И Савелию так было спокойнее!
Своё особое место в жизни сторожей занимали (надеюсь, занимают и поныне, как и Белка и все собаки!) кошки. Выдающиеся! По своей индивидуальности; не побоюсь предположить, выиграют даже в сравнении с людьми! Ласковые, стабильные, отличные охотники; часто бывало – приносят крыс и укладывают их на пороге сторожки, как бы говоря: «Не зря свой хлеб едим.
Первой Севу встретила Люська, огромная кошка! Она превосходит остальных габаритами в полтора, а то и в два раза! Окрас обычный темно серый с белым. Но голова британской кошки. Она очень своеобразная, в общем, не злопамятная, а добрая и верная своему хозяину, желательно, чтобы она была у него единственная; т. е. она не терпит соперничества за хозяйскую любовь; «Только, чтобы она одна у хозяина, и Любовь должна быть к ней Единая и неделимая; так ли это? Слова эти о том, что Люся большая «индивидуалистка», достались Севе от Валентины. И Сева просто принял их одноразово к проверке, в результате которой понял, что Люся просто хочет нежности и любви от человека, от кого бы это не исходило. Она хорошо относится к Валентине, стала хорошо относиться к Севе, не говорю о других обитателях сторожевого поста; Люся любила не всех сторожей! Естественно, как и любая уважающая себя кошка, она не терпела «панибратства» - если сюсюкающий Сева близко приближал к ней губы, намереваясь поцеловать, она могла махнуть лапой в сторону его лица. Причём, никогда не выпускала когти при этом. И всё же она покорялась его ласкам и «сюсюканьям»; ведь они подкреплялись «кормовой базой» и шли от чистого сердца!
Не любила она Наину Петрову, которая убила (утопила) её новорожденных котят, не дав ей ни единого шанса побыть матерью. И это несмотря на просьбы Валентины (по сотовому) этого не делать, мол, потерпим месяц, а потом я их пристрою. Когда Валя пришла принимать смену у Наины и спросила, где котята, чёрное дело уже было сделано. А спустя шесть месяцев Наина отвезла Люську к знакомой ветеренарше и стерилизовала кошку. Поэтому Люся её не любила… А она не любила Люсю, называла её хамкой и однажды сломала о её спину половую щётку, когда Люся пометила её новую сумку, что Наина привезла из Китая и очень ей гордилась.
Уже в самом начале работы Сева заметил разницу в подходе к ней Валентины и Наины. Если Валя трепетно делала всё, чтобы было комфортно животным; кошкам и собакам, то у Наины слова часто расходились с делом; результаты её «любви» были видны в собачьих чашках, в которых должна бы быть всегда свежая и, по возможности, прохладная вода, а там песок, а ещё скомканные подстилки в будках собак, пренебрежение к отдельным животным (Люся и кот Вася), которых она не любила. А разве можно говорить, что любишь животных и относиться пренебрежительно к кому-то из своих питомцев?
Сева как-то сказал Наине: «Вода стояла в пекло, нагрелась практически до кипятка, миски у собак позеленели от налёта. Я всё отмывал кипятком». Наина со всей «своей непосредственностью» заявила: «А я никогда не меняю воду! Захотят – попьют! А куда денутся?!».
«Вот это да! Вот это называется любить животных!» - подумал про себя Савелий и сказал вслух: «А, если они не станут такую воду пить, то пусть мучаются от жажды?!». Наина молча и пронзительно взглянула на него, потом резко отвернулась и бросила через плечо: «Мне пора! Не забудь сварить и накормить собак!». Валя в первые месяцы варила и для Севы, чтобы ему было полегче. Наина никогда!
Подойдя к своей машине, Наина вдруг вернулась в сторожку: «Да! Я забыла тебе сказать! Не мочи пол, убирай слегка влажной тряпкой. А то сырость развёл такую, что запах пошёл и грибок начинается!». Прежде, чем Сева придумал, что ответить на этот бабий вздор, она села в свою машинку и выехала за ворота.
Но на следующий раз Наина специально приехала в Валину смену и закатила Савелию (он собирался уже домой) настоящий скандал: «Ты всё делаешь не так! Развозишь грязь, сырость. После твоих уборок только грибок появляется и нисколько не становится чисто!
Но Сева не думал сдаваться! Тем более, что выговаривает это человек как будто специально «на зрителя» и эта театрализация унизительна для мужского духа! Некоторый жизненный опыт общения с подобным типом женщин подсказывал ему, как следует себя вести с ними. И вот какая предыстория случилась задолго до встречи со стервой Наиной. Та, давнишняя стерва была матёрой зэчкой и отбывала срок. Студенческий стройотряд прислали на «Фанзавод», что на станции Океанская близ Владивостока. Там-то и пришлось студентам поработать бок о бок с женщинами, отбывающими срок за разбой, убийства (в основном, бытовые – своих мужей и любовников). Одна такая «молодуха» положила свой дурной глаз на Севу. И, если бы только «глаз»!
Ничем не выдавал своего смущения Савелий. Работал, вёл себя приветливо, улыбался, всегда вежливо здоровался. Ему по началу внимание женщины даже льстило и было приятно; пока «мадам» не перешла в наступление; она, оказавшись рядом, прошипела вдруг: «Пошёл ты на…уй!». Сева посмотрел сначала удивлённо на неё. Потом от обиды, хлопая ресницами, выдавил: «На…уй пойдёшь ты, а не я». И отвернулся от неё, продолжая увязывать в пачки ленты шпона, ошибочно полагая, что «вопрос» исчерпан. «Мадонна» же не думала отставать и следовала за ним по пятам. Она продолжила изливать на него свою желчь, накопленную с годами; всё её долготерпение, казалось, вопило о мести, желая быть излитым на голову «этого наглого молокососа».
Сева увязывал свои тюки шпона, отрезая концы верёвки маленьким, но острым резаком. У всех студентов, поставленных на такую работу были в руках подобные инструменты. У зэчек их не было (не положено). Стерва вдруг кинулась на него и, вытянув вперёд руки, попыталась вцепиться в волосы или оцарапать лицо. Сева инстинктивно вытянул вперёд и свои обе руки, отключившись от всех иных мыслей, кроме предотвращения нападения; вместе с этим он забыл и про резак в своей правой руке. Зэчка резко отдёрнула предплечье и, обернувшись к старухе (своей «однополчанке») громко завопила: «Ой! Он меня порезал! Смотри! Кровь!»
Сева стоял в состоянии шока и не хотел верить, что нанёс человеку этот укол! На руке женщины появилась кровь, сначала немного – со спичечную головку. Потом тёмно-красная струйка потекла по предплечью к локтю.
Внезапно в спину оцепеневшего Севы кто-то нанёс сильный удар. Глухо отозвались и затряслись все его внутренности. Сева оглянулся. То была старая ведьма; всегда возле своей пассии, как верный оруженосец у Дон Кихота!
С тех пор эта порода женщин (а может быть, в восприятии Севой женщин с тех пор «досталось» всем женщинам, а не только этой породе!) ассоциировалась у Савелия именно с зэчкой и её «Санчо Панса», с которыми благородная судьба «одарила» бесценным опытом поработать в то «холодное лето» 84-ого!
- Она первая полезла. Я только закрывал лицо! – пытался всё объяснить неизвестно кому Сева; он говорил в пустоту огромного цеха и никого не видел несколько секунд перед собой, уставив свой пустой взгляд в дальнюю точку в конце зала. Но, когда «на горизонте» замаячили две «героини» сюжета, зэчка и её «гуру» (Учитель), он стал разговаривать с ними (очень не хотелось, но выхода не было!): «Я не нарочно! А резак оказался в моей руке потому, что смена ещё не закончилась; я завершал работу! Вы первая на меня бросились! Я просто машинально выставил руки!
Подошла мастер по цеху и мягким, каким-то вкрадчивым голосом спросила, что случилось. Обе подруги живописно обрисовали проблему. Сева сказал только, что всё случайно получилось, сначала женщина обматерила его, он парировал, а потом пришлось отражать её нападение, в руке всё ещё был рабочий инструмент, получилось всё спонтанно. Умная мастер, вникнув в причину, предложила заключённым (двум зэчкам и «группе поддержки») разойтись, а Савелию взять метлу и убирать своё рабочее место. Сева последовал этому совету и подметал мусор. И стало вдруг так больно и обидно, что он заплакал; беззвучно текли слёзы. Он мёл, стараясь поворачиваться ко всем присутствующим так, чтобы никто не видел слёз. А вечером в студенческое общежитие пришло матёрое, поросшее обильной растительностью, ЛКН (лицо кавказской национальности). Он заглядывал во все комнаты на этаже и спрашивал Савелия.
- Сева! К тебе пришли. На разговор спрашивают. – сказал, входя в комнату комсомольский вожак курса Абрамсюк Виталий (его уважали товарищи, как отслужившего в рядах вооружённых сил) и сел за шахматы (очень шахматы любил!). А Сева молча встал и направился в коридор, где его поджидал кавказский гость. Он предложил Севе отойти куда-нибудь для разговора. Сева, в следствии нарастающей тревоги, вынужден был отклонить «приглашение»: «Я никуда с Вами не пойду! Я Вас не знаю!»
«Да, не бойся ты! Я только хочу тебе сказать кое-что. Пальцем не трону! Обещаю!» - и пошёл в бытовку, а Сева направился за ним. Войдя туда, гость обернулся с изменившимся выражением лица; губы стали тонкими, глаза вылезли из орбит, усы оттопырились. Сквозь «спазмированные» челюсти он произнёс: «Я не знаю, что там у вас произошло! Да, мне и наплевать! Ты порезал мою женщину!». Сева попытался повторить всё до мельчайших деталей, как это случилось, но кавказец грубо прервал: «Э-э! Я же тебе говорю, что мне наплевать, что там между вами произошло! Ты порезал мою женщину?! Завтра я приду, или в конце смены, или в течение дня. И ты на коленях при всех попросишь у неё прощение! Понял? А сейчас можешь идти.
После этого «настоящий мужчина» с чувством удовлетворения удалился, а Сева задумчиво побрёл в свою комнату. Все обитатели были чем-то заняты. Кто-то сражался в карты, кто-то в шахматы, а кто-то листал «Play Boy». Ему чудилось, что все сейчас кинутся расспрашивать его, что там в бытовке происходило, что все только и думают о нём и, возможно, в таком ключе - как же бездарно он борец (а Сева много лет занимался классической борьбой) «съехал»! Но, похоже, каждый был сосредоточен на чём угодно, только не на нём! Было и дико, и обидно. Но позже Сева понял – там, где тебе не могут помочь товарищи, пусть они лучше молчат, тем самым предоставляя тебе возможность самостоятельного выбора. Когда же «впрягаются» все, то выбора почти не остаётся.
На следующий день (в пятницу) Сева не вышел на работу. Он спокойно собрал свою сумку и отправился в цех. Приближался обеденный перерыв. Люди выходили ему навстречу, направляясь в столовую. Сева прошёл по цеху так, чтобы его видели зэчки, спокойно прошёл мимо них, вернулся в общагу за сумкой, а потом отправился на железнодорожную станцию. Дождался первую электричку до Кипарисово, сел и доехал до конечной, прошёлся пешком до автостанции (Кипарисово рядом с Раздольным), сел на автобус и вечером был в Уссурийске. Чтобы в институте не было к нему вопросов, в понедельник сходил к врачу и взял справку, что плохо себя чувствует, отнёс её в деканат. Всё. Начиналась полоса самокопания и поиски внутреннего равновесия; мучительный, но не новый для Севы процесс; надо было найти убедительные аргументы, что сделал всё, что мог, чтобы вернуть самоуважение и спокойствие. Это было не впервой. Где-то занятия спортом помогли (ставил новые цели, добивался – чем не повод снова уважать себя! Подтягивался 20 раз, стал подтягиваться 25! Молодец! Не выигрывал у Вотинцева раньше – выиграл чисто техничеки! Боялся высоты – «сбросился» с пятиметровой вышки! Герой!).
Вернёмся же в «Организацию Е». Когда Сева уже засобирался домой и сдал смену следующей дежурной Валентине (они поменялись, как это бывало не раз, с Наиной), заявилась Наина, неизвестно зачем! Чуть позже стало ясно – хотела устроить «публичную порку наглому отроку» и для «спектакля» приехала в смену Валентины, но так, чтобы успеть до ухода домой Севы! Иначе какой смысл в «спектакле»?!
Когда Сева взял свою сумку, закинул ремень через плечо, заявилась Петрова. Сразу с порога она задала определённую высоту своим напряжённым монологом. Сева внимательно слушал. Валентина села у окна на стул и тоже превратилось «в слух».
«Ты всё делаешь не так! Тебя же просили!»
Сева старался понять, о чём идёт речь, но внутренне он почувствовал, как собирается волна негодования на эту безмозглую дуру. А негодование всегда «внутренне оправданно; так или иначе». Логику в такие минуты он всегда ставил на первое место. Но срабатывает она не со всеми женщинами. Так случилось и на этот раз. Чем выше задирала «ноту протеста» Наина Петрова, тем выше поднималось негодование в Севе. Только Валентина молчала. Именно её «скорбное» молчание вернуло Севу к реальности.
Как не похож нынешний образ «кликуши» Наины Петровой, на тот мягкий, заглядывающий прямо в душу «ласковой кошечкой» образ голубушки, когда они вдвоём с Валентиной приходили на КПП уговаривать Савелия принять их предложение и пойти к ним в сторожа! Обещали во всём помогать, подстраховывать в случае необходимости; если надо будет подменить на работе на несколько часов – вообще без проблем! Это же были совершенно полярные образы; разные люди!
Наина бросалась «на амбразуру» - «Зачем ты выгуливаешь собак? А?! Я тебя спрашиваю!».
Сева открыл рот от изумления. Он ожидал не такой «благодарности»!
Петрова завелась не на шутку: - Ты гуляешь с ними, водишь на поводке по улице, а потом они ждут того же самого от нас! А мы не можем! Мы – женщины! У нас нет таких сил! Они же рвутся, ведут себя неспокойно.
- Неспокойно потому что никто никогда с ними не гуляет! –доказывал Сева.
- Их всегда устраивало сидеть возле будки!
- Это они тебе сказали?!
- Всё было нормально, пока не появился ты!
- «А судьи кто?!»
Наступило некоторое затишье. Каждый обдумывал очередной ход, а заодно переводил дух. Сева долго молчал, не находя слов, настолько абсурдными ему показались выдвинутые обвинения. Валя, чтобы как-то разбавить «желчь спора», заговорила с Наиной на посторонние темы; что-то там про надвигающийся отпуск. А Сева тем временем подбирал слова, которые скажет на прощание.
- Знаешь, что, Наина! Я буду делать так, как обучен, как считаю верным и подходящим мне по моему разумению; гулял с собаками и буду по мере своих сил и возможности. А ты бы хоть воду научилась менять у них, а то в жару кипяток пить пытка! До свидания! Мне уже пора.
И Сева пошёл к своим кошкам, чтобы поухаживать за ними и накормить. Это максимум тридцать минут, а потом сразу к маме. Он шёл и продолжал мысленно спорить с Наиной. На ум вдруг пришла старинная буддийская притча про жука – навозника, который всё по пути собирает и тащит эту гору за собой, незнамо зачем; всё, что прилипает к его лапкам! «Зачем мне это?! Я же не навозник!» - подумал Сева и, отбросив мысли о «разборках» с Наиной, почувствовал облегчение. Стало гораздо легче!
Глава восемнадцатая. Батина квартира
А дома его ждали любимые кошки, Марыся, Лео и Мадина. У каждой своя история, свой характер. Марыся пришла первой. Примерно в возрасте шести месяцев в начале лета 2010 года её какой-то «доброжелатель» подбросил её ему под дверь. Выше этажом живёт семья, у которой тогда был пёс. Очень хорошим псом был Арчи! Никогда никого не обидел, всегда серьёзен (стафовых кровей!), приветлив к тем, кого знал; Севу он знал! Это был взрослый боец, внушающий уважение всем во дворе! Его как раз вёл сосед Александр на прогулку. Арчи потянулся мордой к Марысе, чтобы обнюхать, но та в испуге шарахнулась в сторону. Пёс инстинктивно дёрнулся за ней, Марыся помчалась вверх по лестнице, перепрыгивая через пять ступенек зараз! Арчи мгновенно потерял к ней интерес и продолжил свой путь, ведя молодого и рослого хозяина на прогулку! Сева оказался всему этому свидетелем, так как вышел в ту минуту в коридор, чтобы отремонтировать дверной замок. Он жил один, что называется, «на сумках» - хотел и ехал куда нужно; на море, во Владик погулять и т.п. Он любил свободу и путешествия! Поэтому он не планировал заводить питомца. Но присмотрелся к кошке. Она ему понравилась; взгляд человеческий - «возьмёшь меня, буду любить тебя! Нет? Жаль! Всё равно, будь здоров!»
Смотрела она на него светло, по-доброму, и он задумался: «А пущу –ка я её ненадолго, минут на тридцать, пока Саша прогуливает Арчи. А то поведёт обратно, мало ли что может случиться! Запустил. За полчаса кошка осмотрелась и устроилась у его ног, как родная. Сева играл на своей гитаре, а Марыся слушала! «Ну как её выставишь теперь?! Моя это кошка!» Осталась она с ним жить, делить и горе, и радости пополам. На момент повествования ей уже около семи лет исполнилось.
Лео (Леопольд) родился на Пятом километре 14 мая 2013 года от чёрной небольшой кошки Муси, что жила у его (Севы) родного брата Василия. Вместе и роды с ним принимали. Этим и дорог Лео, как воспоминание о покойном брате… Он сразу выбрал его, захотел оставить, чтобы у его Марыси был муж. Вот такая история!
Глава девятнадцатая. «К своим берегам»
-Ты не бери близко к сердцу слова Наины, - посоветовала Савелию при следующей встрече Валентина. – У неё бывают подобные срывы и со мной. За несколько лет, что она работает здесь, я её изучила; всегда разговариваю с ней спокойно – срабатывает, как холодный душ. А ещё у неё нелады со здоровьем; онкология; проходит курс химиотерапии. Один сеанс остался.
- Я и не знал! Думал, что просто такой характер скандальный.
Сева замолчал… Мысли закружились вокруг его собственной теории, что нет плохих людей, как правило, нет! В душе каждый остаётся ребёнком; в детстве нам многое сходит с рук. Взрослые, а особенно, самые близкие (папа, мама, дедушки и бабушки) всегда терпимы к нам детям; долго и доброжелательно объясняют нам причины наших ошибок, стараются направить нас и уберечь от беды. И всё это согрето, скреплено их беззаветной любовью к нам. Существуют темы, которые хорошо обсудить только с кем-то из родных; например, что-то только с мамой, а что-то только с папой, а другое способны понять, как нам верится, только мудрые дедушки или бабушки. Какие-то слова «прорастут», если они сказаны «тем человеком» (папой, мамой, дедами, бабушками) и не «прорастут», если сказал их кто-то другой, пусть один из самых-самых близких! Со временем близкие уходят; рядом мы чувствуем всё меньше любви и тех, кому мы привыкли её дарить, увы, уже с нами нет. Доверительности всё меньше, пустоты больше… Душа замерзает, дичает, тело с годами дряхлеет и терзается многочисленными болезнями. Мы приобретаем вид бесчувственных истуканов. Общество (государство), «отымевшее нас по полной программе» больше не заинтересовано поддерживать нашу жизнедеятельность. А жить для себя мы, как не умели, так и не научились! Отношение к нам скотское – в нас видят больных, недовольных всем «болванчиков» и при каждой возможности дают нам понять «насколько мы им дороги»! Никто нас и не думает терпеливо выслушать, мудро и, главное, с любовью направить на «Путь Истины». Никому не нужны озлобленные одиночки, и никому не придёт в голову мысль поискать в глубине одинокой души «Золотой самородок».
Сева часто и мучительно задумывался над своей теорией. Это помогает понять и принять человека со всеми его недостатками, видя в нём дитя, жалея его. Разве не сам Отец Небесный это заповедовал нам в Святом Писании своими притчами?! И после разговора с Валентиной он уходил, углублённый в свои размышления. Ему было тревожно возвращаться домой. И он вдруг поймал себя на мысли, что тревожится он за Наину; хоть бы у неё всё обошлось.
Приближалась середина мая. 15 числа отдел кадров отпускал Савелия в очередной отпуск. На заключительное перед отпуском дежурство Сева захватил фотоаппарат и новый к нему объектив, который подбирал через интернет и купил (во Владивостоке) Волосюк Сергей тот самый, что устроился водителем, когда Сева ещё работал на КПП. В ту пору каждый день они виделись; отношения хорошие! Ведь было, что вспомнить, о чём поговорить. Они занимались у одного тренера (Сергей, правда, недолго – на первых же соревнованиях получил сложный перелом руки и оставил борьбу, переключившись на занятия стрельбой, в чём достиг немалых успехов – выполнил норматив мастера спорта!). Им интересно было поговорить о спорте, вспомнить товарищей. Ещё были темы! У Сергея подрастает внук; выше и сильнее многих сверстников, от чего возникают недоразумения; масса большая, сил много и детские забавы с более мелкими сверстниками часто заканчиваются слезами последних; трудно без опыта, ума, осторожности сохранять в неприкосновенности чужие границы. Его отдали в спортивную секцию плавания, а заодно и в карате (чтобы научился держать себя под контролем). Об этом разговаривали. Сева знал предмет досконально, так как был тренером высшей категории, «…воспитавший чемпионов города, края, Территориального первенства России…». Говорили и о фотографии, на которой Сергей «собаку съел»! Эта идиллия продолжалась, пока Сева не перешёл в сторожа.
Сергей как-то внезапно охладел к нему; бывало, в забрызганной куртке с вёдрами мимо его машины проходил Сева, и только, если поднимал голову, силясь разглядеть его (Сергея) лицо, когда их взгляды встречались, лёгкий кивок головы, напоминающий приветствие. И не более!
Итак, Сева пришёл на завершающую смену со своей драгоценной покупкой фотоаппаратом Cannon 650. Сначала накормил всех, потом стал фотографировать; собак – Тарзана, Лизу, Линду, Бима, Анфису. Потом вернулся в сторожку и позвал Ваську. Васька подошёл, бедный! Его на днях Наина (в сопровождении Валентины) на своей машине возила к знакомой ветеринарше, где кота оскопили. Не нравилось Наине, что Васька проявляет интерес и «насилует» Соню (трёхцветную молодую кошку). Как иногда неуместно вмешательство человека в дела Природы! Где-то подсознательно, чувствуя свою неправоту, он призывает себе в спутники человека с хорошей репутацией (я говорю о том, что Наина не осмелилась взять исключительно на себя эту «миссию», а привлекла божьего человека – Валю, человека тихого, чистого и светлого).
После кастрации несчастный и, не имеющий никакого понятия о необратимости свершённого с ним действия, Васька, когда немного отлежался в дальней комнате, стал рваться на улицу, даже пытался по привычке ухаживать за Соней…
Глава двадцатая. Васька, Васька, Васенька…
Савелий 15 мая ушёл в отпуск, который провёл с мамой. Не было ни одной загородной поездки, как он это всегда делал раньше; море, смена обстановки с походами в музеи, театры и т. п. в столице края, или фестиваль авторской песни; всё это отошло далеко. Он гулял с мамой! Иван Трофимович (его отчим) ещё был в хорошей форме; сам ходил в магазин, на рынок, делал по два раза в день (утром и вечером) лечебную физкультуру. Он любил пошутить и всегда при случае это делал. На местном рынке «Перекрёсток» его знали и всегда ждали продавщицы. Когда они его о чём-то спрашивали (например, как здоровье), он отвечал какой-нибудь шуткой, хотя ему было не до шуток. Женщины всё понимали и ценили это его качество. Однажды молочница спросила его, как дела, и он отшутился: «Дела у прокурора! А у нас коммерция!». Все любили этого доброго старика, с душой ребёнка и романтика…
Так незаметно в хлопотах и заботах пролетал отпуск.
Перед выходом на дежурства, Сева услышал тяжёлое известие; ему рассказала Валентина, что кот Васька погиб. Это случилось в смену Наины. Она срочно отпросилась; ей надо было везти чью-то собаку к ветеринару. Причём, надо было ещё куда-то за ней заехать! Она попросила вместо себя посидеть Лапина, но тот не пришёл, а попросил в свою очередь подежурить начальника сторожей Попсу Николая. Короче говоря, сидел на посту Попса, дожидался сменщицу Наины; должна заступить Венера. Заступила…
Потом (так рассказывала Наина Валентине, а Валентина Севе), Петрова просматривала записи с камер видеонаблюдения и видела, как Васька выпрыгнул «переполошенный» из окна и прошёл перед воротами; Наина одна знала пароль от камер видеонаблюдения и никому его не давала; отказала и Севе однажды, когда он попросил поделиться, мол, спрашивай разрешения у программиста или у начальника охраны, а я не имею права. Она рассказывала свою версию Вале, что в сторожке на тот момент находились, Попса и Венера.
Не было Васьки четыре дня. Он появился в дежурство Валентины. «Я выхожу в коридор, а Вася там сидит исхудавший, избитый. Передвигался он на подгибающихся лапах, мочился кровью» - рассказывала Валя.
Крепко задумался Савелий, когда остался один. Он размышлял так: «Кто бы этот изверг не был; Попса ли, Венера, или кто-то другой, пусть зло будет наказано. Пусть этот человек получит, что заслуживает!» И Сева думал тогда в первую очередь на тех же людей (Попсу и Венеру). Он сделал в фотоателье последнюю прижизненную фотографию Васьки, поместил её в файл и приклеил скотчем на шкаф фронтально к двери, чтобы каждый входящий мог видеть его, чтобы изверг видел и совесть его тревожила, чтобы он рано или поздно выдал себя. И лишь много месяцев спустя, когда он уже не ходил на службу в «Организацию», он допустил, что убить Ваську мог и другой человек – та же Наина! Со своей раздражительностью, усугублённой тяжёлой болезнью она могла «поддеть» ногой Ваську, а потом «обыграть» ситуацию, мол, ей надо пораньше уехать, чтобы отвезти собаку соседки в ветлечебницу (или в приют). А что?! Удобно! Ведь заступала на смену её враг Венера, которую она «гнобила» давным давно. Небольшой переполох из-за того, что Лапин не смог, и попросил в свою очередь подежурить часок Попсу – так это только ей на пользу («разделяй и властвуй» или другой подходящий афоризм – «анархия – мать порядка»). Вспомнилось ещё одно обстоятельство, делающее это предположение не лишённым смысла – когда Венера увольнялась (довели), она рассказала, как Наина «любит животных» - она как-то принесла на работу свою новую сумку (купила в Китае), а кошка Люська пометила её, чем привела Наину в бешенство; та схватила половую щётку и била кошку так, что сломала щётку пополам! Так что «круг подозреваемых» расширился. Только вот, Ваське от этого не легче.
Но это, может быть, всего лишь подозрения. Правда скрыта! Все гадости так и вытворяются – скрытно, но станут очевидны, так или иначе! Они открываются порой парадоксально; по совершенно пустяковому случаю (незаметно, исподволь, сантиметр за сантиметром жизнь распутывает этот клубок, многое всплывает такого, о чём и думать «гадёныш» позабыл)! Тогда вдруг картина становится цельной; нет уже места даже малейшему налёту таинственности, отброшен и ореол мученика, остаётся Истина, сверкающая своей наготой Правда! «Бог шельму метит!»
Сева и себя не выгораживал. Он думал, не будь он таким прагматиком, то, наверное, нашёл бы возможности быть более чутким, заботливым и (чего бояться этого слова?!) нежным к коту Ваське, уделял бы ему больше внимания, и бедный кот отогрелся бы в его любви и предстал бы перед своими «судьями» (Наина ли, Попса или Венера, а может вообще тот чёрно-белый кот со стороны, что приходил в сторожку подраться, подкормиться, с глазами маньяка – убийцы, смотрящими сквозь тебя, с сосредоточенной болью, с неотвратимой угрозой, готовый в любую секунду разорвать хоть кота, хоть человека!). Если «любовь спасает мир», то, может быть, люби он крепче Ваську, он сумел бы, повторяю, отогреть его котячью душу и предостеречь от опасности?
Любовь ведь способна творить чудеса! Сева верил в это, и многие другие утверждения и приметы, хотя не многие испытывал на себе! Он просто брал на веру то, что идёт из вековой мудрости народа. Там и надо искать Истину!
Наина, Венера, Попса – скажу об этих «трёх богатырях» от имени Севы (так как знаю его с младенчества; в ясли, а потом и в школу вместе ходили, сидели даже за одной партой, пока он не влюбился и не пересел к любимой девушке в восьмом классе). Васька, любимый Севой по-другому, мог бы повернуть их сердца к себе и отвести угрозу этих «богатырей»! Сева продолжал самобичевание и погружался всё глубже в «сослагательность» жизни; Наина расчувствовалась бы, умилилась бы и не стала бы кастрировать Ваську, выросшего свободным и большую часть своей четырёхлетней жизни проведшего на улице. Кастрация убила в нём инстинкт готовности к опасности и нанесла психологическую травму, от чего Васька и оказался «под прицелом» своих мучителей.
Но! Всё в мире взаимосвязано и связано между собой незримой нитью. Ни один лист не падает с дерева просто так. Тем более, жизнь божьего существа – не является просто так на Землю, чтобы отбыть на ней свой срок и кануть в неизвестность «пустоцветом» по прихоти людской! Карма постигнет всех палачей!
И не так важно, кого они убили – человека или беззащитное животное. Потому что по «эхнатоновскому» мироощущению Севы даже самая малая «букашка» дорога Богу! Нет во всей Вселенной постылого Богу существа; от одноклеточной амёбы, до «Образа и подобия Своего»!
Савелий написал тогда в своём дневнике:
«Спал не очень хорошо. Снилось, что с моим знакомым участковым терапевтом произошло что-то плохое. А утром позвонила Валентина (я её буду менять 23 июля сразу после отпуска) и сообщила, что наш терапевт Осипов просит меня пораньше забрать у него мой больничный лист. Странное дело – эти сны! Почему-то мой сон предшествовал перемене ситуации! Я пришёл в тот же день к нему (он по средам принимает у нас в организации, а так он работает терапевтом в Первой поликлинике). Оказывается, он сам заболел и уходит на больничный.
И вот ещё что – самое печальное – кот Васька (наш с работы), самый несчастный (если не считать трёхногой Катьки), самый одинокий и неприкаянный (он к нам приходил с улицы и жил по несколько дней, а потом стал жить постоянно) убит…
Ветеринар, которая кастрировала Ваську, а потом пыталась его спасти, сказала Валентине (Валя просила Наину показать Ваську ветеринару), что его сильно избили, пинали ногами, отбили внутренности. Поэтому он и мочился кровью. Ветеринар сделала Ваське два укола и отправила умирать. Но! Валя ещё какое-то время продолжала бороться за него; она забрала его к себе домой, ухаживала за ним. Там у неё Василёк и умер… Валя попросила своего сына помочь. Они положили Васю в коробку и похоронили где-то за городом… Он умер 3 июля.
Мистика какая-то! Я видел его в последний раз живым 21 июня 2016 года, а 3 июля его не стало. Те же цифры «21» и «3» присутствуют в жизни и смерти моего родного брата… Я видел его в последний раз живого 21 августа 2014 года. А умер мой Василёк 3 сентября того же года. Мистика или совпадение? Не понимаю…»
Глава двадцать первая. Из дневников. Рождение котят. Присутствие кота Васьки. Высказывание Титка и пр.
«23 июля 2016 г.
Суббота.
Вечер: 21 ч. 52 мин.
Ну, и денёк…
Начну сначала и по - порядку.
Утром мы с мамой позавтракали, и я пошёл на свою первую, следующую за отпуском смену. Предварительно я зашёл к себе на квартиру (сейчас я живу у мамы и захожу к себе только, чтобы покормить кошек, позаниматься гитарой и йогой). На подходе к дверям меня пронзило ощущение, что там может быть уже не три кошки. Мадина ходила беременная и должна была вот-вот родить. Вчера она скребла в подсобке лапкой, где я соорудил для неё уютное гнёздышко. Сопоставив все эти моменты, моя интуиция, а теперь я понимаю, что это она, сказала мне про прибавку к семейству. Так и получилось! Мадина лежала там, где вчера скребла, а рядом с ней было четыре котёнка; два рыженьких и два тёмненьких. Один из последних лежал чуть в стороне неподвижно, вытянувшись. Я потрогал его. Он был уже холодный. Часть пуповины выглядывала из пупка. Мордочка была спокойная… Лапки с такими миленькими пальчиками… Шок! Котёнок был мёртв. Когда я его взял на ладонь, я увидел на клеёнке мокрый след от головы, где он лежал. Может он родился первым и по какой-то причине не выжил?
Я позвал соседку из 28 кв. Она увидела моего мёртвого котёнка и вспомнила своих; её кошка при родах придавила двух котят насмерть. Я и думаю – вдавленный след от головы котёнка, история, рассказанная соседкой – может и Мадина случайно (первые ведь роды!) придавила?
Но разочарования мои на этом не заканчивались! Когда я пошёл в ветеринарный магазин, где обычно беру корм и лекарства для моих кошек, я встретил, выходящую на «перекур» продавщицу; моя версия посыпалась, как карточный домик! Симпатичная продавщица (аристократического вида; такие женщины мне очень нравятся!) выдвинула свою версию, когда я ей рассказал о случившемся. Она сделала серьёзное лицо (лучше бы я её вообще не встретил!) и уверенным голосом сказала, мол, Вы же там что-то травили, вот и отравили котёнка! При беременности ничего этого делать нельзя!
У меня всё внутри оборвалось; так неприятен был для меня «новый вердикт»! Я так старался минимизировать риск (ведь я точно не знал – на какой неделе беременности моя кошка находится; решали несколько дней, и я рискнул!). На потраву глистов и возможных паразитов (всех, кроме глистов) я решился только ради здоровья будущих котят; выбирал препарат в ветеринарной аптеке, где мне посоветовали «… безвредный для беременных» Фебтал. Правда второй препарат (аэрозоль от мух, клопов, тараканов и т. д.) я брал в магазине «1000 мелочей». Я объяснил продавщице, что у меня беременная кошка. Милая простая девушка подала мне аэрозоль за 360 рублей. Я доверился ей. Дня два не решался его применять; да, и подготовительных дел было много; я двигал мебель, выгребал мусор, обработку откладывал, потому что прочитал на балончике, что животных не должно быть в обрабатываемом помещении примерно 1,5 часа. Потом, когда всё было готово, я решился на обработку (с подобной ситуацией, насколько я помню, я не сталкивался раньше); побрызгал в туалете по трубам, в вентиляционное отверстие и под ванной, брызгал в кухне под столом, газовой плитой и умывальником. Я закрыл все двери на 1 час. К сожалению, двери закрываются не плотно, и часть запаха (на нюх –приятного) проникло в комнату. Кошек я выносил на балкон, и минут 20 – 25 они находились там; хочется верить, что это уменьшило риск.
Как-то раз, гася мои откровения, «тет-а-тет» сказала одна знакомая поэтесса «К»: «Ты хорошо оправдываешься!» Это охладило меня, как кружка холодной воды на горячечный лоб.
Вот и сейчас я как - будто оправдываюсь, хотя вовсе не хочу этого. Может это по привычке, выработанной из-за частых «шишек» на мою голову, которые необходимо отбивать, чтобы не засыпало, не приведи Боже! Надо ведь в жизни «отмахиваться». «Только позволь кому-то сесть себе на шею, как тут же выстраивается целая очередь!». Вот я и отмахиваюсь «по привычке», то есть «оправдываюсь». Хотя я определённо не хочу этого делать! Парадокс! Моя ситуация такова, что на себя у меня есть всего несколько часов в день; я прихожу в свою «пещеру», где снова могу быть самим собой в полной мере, как это было всегда с тех самых пор, как я с 18 лет стал жить самостоятельно. Так вот, если бы я жил по-прежнему (у себя), я смог бы принять новорожденных котят (принимал же я роды у Васиной кошки Муси; тогда родился мой Лео). Или, на худой конец – я бы точно знал правду – придавила ли Мадина котёнка, или он родился мёртвым. Тогда бы я мог «виноватить» себя «по полной» за то, что из-за своего фанатизма, вместе с паразитами отравил котёнка. И я страдаю в следствие своего характера. Я вряд ли узнаю правду. С мамой говорю об этом, но она тут же забывает. И я не могу «сбросить пар», чтобы мне стало чуть по легче, а поделиться больше не с кем. Как услышал эту «версию» продавщицы («толстокожая», не умная, хотя и красивая), так хожу, подобно контуженному; отвратительно, подавляющее чувство вины; самое отвратительное чувство в человеке (на мой взгляд)!
Сегодня после отпуска я первый день на работе, где и пишу эти строки. Ещё чувствуется присутствие кота Василия… И так пусто без него!...
Я не раз от Попсы Н.М. слышал (когда ещё контролёром был) про его планы по «сокращению популяции животных на территории». Особенно он проявлял «воинственную решимость» против кошек, которых за два десятка лет собралось в сторожке около десяти. Всего-то! «Благодаря» стараниям Наины забеременеть уже не могла ни одна кошка; Люся, Катя, Соня, Тина, Муся, Даша – все они были стерилизованы. Они таскали мышей, гоняли мух и тараканов. Никаких хлопот не доставляли – один лишь позитив. Приходили отдохнуть в прохладе старого здания 1952 года постройки, Лапин Анатолий Петрович, технический руководитель второе лицо (после директора) на предприятии опытнейший (В.В.). Он был обычно открытым и искренним в общении. Вдобавок, всего лишь на год младше моего отца. Так что, не гласно (про себя) я выбрал его своим наставником и уважал, как будто он мой отец. Он излучал уверенность, и я верил в него, в его порядочность и верность. Мы дружили. Когда я обращался к нему за помощью, он всегда становился на мою сторону и помогал решать мои проблемы, если же не мог, то находил слова утешения, умел выслушать, и я выговаривался (порой и плакал, не стесняясь его) и мне становилось легче. Когда меня перевели сторожем, он знал все мои обстоятельства лучше, чем кто либо, приходил время от времени в сторожку, интересовался, как мои дела на новом месте. Однажды он сказал, что очень ему нравятся наши животные; и кошки и собаки (очень полюбил Белку, которая живёт вместе со сторожами), он сказал, что считает себя другом всех животных и как-то раз в ответ на мои «вопли» купил на свои деньги большой мешок корма «Chappy» (корм для собак закончился, а в отделе снабжения Валентине заявили, что собаки не поставлены на довольствие, что такие расходы не предусмотрены – это и явилось причиной моих «воплей»!). Он купил и принёс корм. Это благородно показалось тогда мне. Правда, было это один раз. Во все же остальные «разы» приходилось выкручиваться самим; покупать косточки, носить из дома какие-то отходы, всегда варить и кормить ежедневно дважды в день.
Но несправедливо было бы упустить то, что люди иной раз приносили из дому остатки пищи; рыбу, косточки, пирожки. Всё это с удовольствием принималось нами и с не меньшим удовольствием поедалось подопечными. «Мир не без добрых людей»!
Вот кого Попса решил «убирать; или пусть забирают по домам, нечего из сторожки делать питомник».
А от нового охранника-сторожа с главных ворот по фамилии Титок я услышал подтверждение слов начальника охраны. Он сказал то же самое, что собак будут убирать – такова воля нового четвёртого (при мне четвёртого) директора Савченко. Я спросил Титка: «А как это – «убирать»?
И «узнал, как»! «Кого заберут, а кто умрёт естественной смертью».
В каком же страшном мире мы живём! Вот и ещё на одного расширился круг уродов, способных убить Ваську (а перед Васькой – старого Джека; его ослепили, прыснув чем-то в глаза, а потом Джек куда-то пропал).
Чтобы больше не мучить себя, двигаясь по кругу, перемалывая одно и то же снова и снова, я заканчиваю на сегодня писать. Я очень устал. Мама ждёт меня и это самое главное.
ЧИТАТЬ ОТСЮДА
Глава двадцать вторая. Дневники. Гости из Хабаровска. «Альтернатива»
23 июля 2016 г.
Четверг. Время к вечеру.
Сегодня в 11-15 к маме приехали гости из Хабаровска т. Лариса и д. Володя Сдобновы. Они всегда раньше дружили с мамой и дядей Ваней, встречались часто, вместе ездили на море, делили и горе, и радости. Приехали они сегодня впервые за последний год (или даже больше). На похоронах Ивана Трофимовича, естественно, тоже не были; жизнь…
Когда они приехали, всё завертелось, но не так, как у друзей – всё завертелось вихрем, и «помчалось кувырком». Говорят, что «один переезд на новое место жительства равен двум пожарам» - так вот, и приезд хабаровчан был примерно то же самое.
В 10-00 примерно я пришёл с работы. Надо было убраться в квартире, переодеть маму, позавтракать и дать маме таблетки (каждую таблетку надо контролировать), потом вынести мусор. И всё это под «аккомпанемент» дикого не умолкающего часто ни на минуту (каждый день!) душераздирающего вопля дяди Ваниной кошки Айки. Она с возрастными уже особенностями и, по-моему, больна.
Лариса Лукинична добавила сумбура в мои мысли; оказывается, ещё надо доказывать свои права на наследство! Но! Кому?! Чёрт возьми! Мне что, больше делать нечего?! (это камень в огород чиновников и их «Крыши»). Оказывается, завещания дяди Вани недостаточно. Надо идти «на поклон» к нотариусу, предварительно собрав кипу документов. Сегодня в очередной (какой же по счёту?!...) раз я перерыл верх дном все шкафы и тумбочки в поисках документов. Голова моя готова взорваться! Не могу, хоть убейся, найти «правоустанавливающий» документ на мамину квартиру.
Они дали мне три тысячи рублей. Очень кстати! Спасибо им сказал! Нужны лекарства, а пенсия только через несколько дней (а моя получка аж через две недели!). Как хочешь – так живи.
В общем, «прёт и колбасит меня не по детски»!
1 августа 2016 г.
Понедельник.
Сегодня я возил в «Альтернативу» маму. Это уже в третий раз за два месяца. Если после первой блокады мама продержалась без боли в правой руке приблизительно месяц, то после второго укола (хирург промахнулся) всего неделю. Он половину шприца ввёл мимо (всё искал нужную точку и «ойкал»). Он морщился и водил иглой, воткнутой в мамино плечо то туда, то сюда. Через неделю мама стала жаловаться на нестерпимую боль в руке. А позавчера боль стала настолько сильной, что мама стала кричать при каждой попытке только пошевелить правой рукой, не говоря о том, чтобы ей что-то сделать! Правда, доктор меня предупредил: «Не очень доверяй тому, что видишь; такая реакция естественна для больных с таким, как у мамы диагнозом – всё преувеличено, мол». Но я доверяю своей интуиции и глазам, своему опыту; когда не болит, то человек (с любым диагнозом) не замечает свои части и органы, а когда болит, то наоборот указывает на одни и те же больные места, что и происходит с мамой.
Я вызвал в субботу скорую помощь. Врач уколол маме обезболивающий укол и порекомендовал идти к специалисту.
И вот сегодня мы с мамой ходили к нашему уважаемому хирургу – травматологу Попову Петру Васильевичу. А по ходу произошла неожиданная встреча. Из кабинета директора вышла интересная женщина «уважительных форм и пропорций» и поздоровалась с нами, причём, назвала меня по имени. Я стал озираться, потому что не понял, кто она и почему знает меня. Да и сейчас не могу вспомнить ни одного эпизода, что говорило бы о нашем близком знакомстве. Она ушла, а я подошёл к двери и прочитал: «Директор Попса Галина Ивановна».
Попса? Но так зовут моего непосредственного начальника охраны в моей «Организации»! Попса Николай Михайлович. И какая здесь может быть связь?! Потом всё выяснилось. Она подошла, и мы немного поговорили. Она знает меня по вагонно-рефрижераторному депо, где мы вместе ходили в театральную студию Игоря Оскаровича Сукальского. Но, как странно – я не помню ни одного эпизода личного общения с ней; память вычеркнула эти «страницы» совсем! Хотя я и видел когда-то это лицо (память – штука таинственная и иррациональная). Она спросила зачем мы с мамой приехали в её центр? Я объяснил зачем и к кому; рассказал всё, как есть. Она задумалась и предложила пройти процедуру под названием плазмолифтинг. Я не слышал никогда о ней. Врач позже мне объяснил; берётся кровь из вены (натощак) и прогоняется через центрифугу. Полученная плазма вводится в больное место (предварительно Галина Ивановна поговорила с доктором, который назначил нам на ближайший четверг первую процедуру).
И ещё самое главное сегодня! Мама меня назвала по имени (сама!) и просила, чтобы я остался, когда я засобирался в магазин! Слава Богу!
4 августа 2016 год.
Четверг. Вечер: 18-20
Сегодня мы с мамой ничего не ели с утра; поехали к Попову. Оказывается, что процедуру надо будет повторять (и не один раз!). Он сегодня нас «обрадовал» - надо будет ещё приехать раза два, а то и три; это по две тысячи шестьсот рублей за каждый плазмолифтинг!
Сегодня и врач, и его мед. сестра армянка по имени Сусанна откровенно зевали и держали зачем-то «мхатовскую паузу», когда после процедуры выписывали нам сумму (для оплаты в кассе); похоже, они нас «прикармливают» и «доят», как божья коровка тлю (или наоборот?! Я уже не помню кто у них кого доит!). Посмотрим.
Глава двадцать третья. Дневники. Билеты на «Мариинку»
9 августа 2016 год.
Вторник.
Вечер: 19 ч. 55 мин.
Вчера меня уговорила напарница Наина взять у неё три билета (бесплатно!) на концерт Симфонической и вокальной музыки Мариинского театра под руководством Валерия Гергиева. Так это было заявлено Наиной. В действительности же оказалось, что приехал, так называемый, филиал этого театра из Владивостока (такие метаморфозы производить в наше время стало модно; по всей стране под громкими именами известных «брендов» разъезжают, подобно «Ласковому маю» (так было в 80-е и 90-е) Мариинские театры, Московские цирки, филармонии, Балеты (Аллы Духовой и Анастасии Волочковой) и пр.
Я не хотел идти на концерт классической музыки, думая, что мне сейчас не до неё и будет скучно, но потом согласился и взял три билета. Стал думать, кого бы пригласить? Вспомнил о Елене Щербу (моей давней знакомой) и позвонил ей. Она художник и тренер по фитнесу, очень хороший товарищ! Она дала согласие и приехала в назначенное время к Дому офицеров, взяв с собой подругу. Она сразу «положила меня на лопатки» и очень обрадовала – подарила бутылку шампанского! Мы встали в очередь, которая проходила контроль, чтобы попасть дальше во внутреннее фойе. Вдруг контролёр вытянула руки над головой и закричала, что не будет пускать «по таким билетам». Я рассмотрел свои и увидел, что они как раз такие! Вот был «сюрприз»! Причин она не озвучила; не пустит и всё! Я стал «жутко соображать» - что бы такое придумать?! Тут я увидел знакомое лицо. Это был майор. Я знаю его много лет. И он всегда «на короткой ноге» с руководством. Может быть в его обязанность входит связывать и настраивать работу между руководством Штаба армии и Дома офицеров. Я обратился к нему с вопросом, и он объяснил, что между городским отделом культуры и армией произошло недопонимание и несогласованность действий; отдел культуры должен был передать все билеты армии, но не сделал этого и «отдал в массы», поэтому все, у кого такие билеты «домой». Места будут заниматься военнослужащими и членами их семей. Но! Это ведь беспредел какой-то! Причём тут горожане?! «Верхи» должны разбираться между собой сами, не затрагивая нас!
Тем временем мои гостьи вышли на улицу и не пожелали дожидаться «моей победы», стали собираться домой. А я всё не сдавался, следовал за майором по пятам, «нудил» порешать эту ситуацию, заклиная его нашим давним знакомством. Майор вытащил, молча из своего кармана два билета и отдал мне с видом, что сделал для меня великое усилие и большего сделать не мог бы; спасибо ему огромное! Я побежал догонять своих. Они уже уходили. Протягивал Лене два билета, чтобы они сходили с подругой, но она не взяла и сказала, чтобы сходил я. «А шампанское?» - мне было стыдно брать его за не выполненные обязательства. Лена ответила: «Выпьешь с кем-нибудь!».
С чувством стыда я сказал ей вслед: «Я твой должник».
Никогда не возьму больше никакой «халявы»! Сейчас выпью шампанского (в горле пересохло) и поеду к маме.
P.S. А концерт был так себе. Я кое-как досидел первое отделение и ушёл.
Глава двадцать четвёртая. Дневники. Прогулка
20 августа 2016 год.
Суббота.
Полдень: 10 ч. 50 мин.
Сижу на работе, пишу. Вчера случился день необычайной силы воздействия на мой мозг и психику. Описываю по - порядку:
Не могу ручаться за объективность (да, и «чего греха таить», за адекватность, раз так произошло!) моего изложения… Только помолюсь перед этим и попрошу Бога не судить меня слишком строго…
Итак, я вчера возымел идею прогулки с мамой. И выбрал неудачное время – вечером перед ужином. Во – первых, это сами сборы около 30 мин., потом сама прогулка. И это всё время без еды!... Мама сейчас похудела и очень слаба. Я, конечно дал маме перекусить, но этого оказалось мало. Мы, тем не менее, собрались. На мой вопрос: «Мама! Пойдём гулять?». Мама бодро ответила: «Пойдём!»
Когда мы вышли в коридор, практически с первых шагов у мамы начались трудности – мама стала клониться вперёд, шаги были неуверенными, она останавливалась на каждой ступеньке и мне приходилось переставлять её ноги руками. В определённый момент я психанул и, что называется, подключил «фанатизм», временами «срывался», требовал у мамы, чтобы она слушалась меня и шла дальше. Мой голос металлически звенел. Потом я заплакал и стал приговаривать: «Боже! Какой позор!» Но я решил не отступать (мне и в голову не приходило, что надо бы отказаться от прогулки и вернуться), я взял маму «в охапку» и понёс вниз по ступенькам. Мама «ойкала» и задавала мне один и тот же вопрос: «Это надо?» Я отвечал «надо» и нёс дальше.
Мы вышли на улицу. Я уже почти кричал, метался. У мамы подкашивались ноги, и я уже не знал, что будет в следующий момент. Вдруг мама стала опускаться на землю (я попытался удержать её, но безуспешно). Она опустилась на колени… В своей красивой юбке прямо на асфальт! Боже мой!.. Я начал поднимать её. В это время мимо шли три женщины и молодой парень. Три женщины были разных, как говорится, поколений: старшего поколения, молодого и совсем юная. Причём все шли с пивом и были уже под «шафе». Они остановились и предложили свою помощь. Потом помогли довести маму до скамейки. Не уходили, расспрашивали, где живём; предложили довести до двери, но я не решился и вежливо отказался; как смог, поблагодарил. А среднего возраста женщина спросила мой номер сотового, сказала, что позвонит и, чтобы я «забил» её номер; мол, всегда поможем, обращайтесь. Я ещё раз поблагодарил. Я перед ними даже всплакнул (парень плакал вместе со мной; о своей матери, наверное). Они ушли, и мы с мамой стали подниматься на пятый этаж. Холодный пот струился по маминому лицу. Дома я замерил маме сахар. Он оказался 12, 4. А после ужина дошёл до 15. Я дал маме дополнительную таблетку глюкофаж и ещё половину таблетки диабетона. Сегодня утром у мамы сахар был 6,3. Такая неблаговидная цепочка вырисовывается:
1. У мамы слабость, а я повёл маму, не накормив; слабость усилилась.
2. Мой срыв и психоз (взял маму «в охапку» и понёс вниз по ступенькам; ей было не комфортно и больно).
3. Мои слёзы – мамин стресс. В итоге крайняя слабость у мамы и повышение сахара в крови.
Как же нам быть дальше?! У мамы назначена на понедельник третья инъекция плазмолифтинга. Если бросить, то будет ли достаточно того, что сделано?
Как всегда, стараюсь в будущее заглянуть, составляю планы. Вот и сейчас составил; приблизительный план такой: завтра попробую вывести маму хотя бы в коридор. Если будут трудности, то вернёмся домой. И никаких уколов больше (да, наверное, и прогулок).
В утешение себе вспомнилось сейчас: люди живут, годами не выходя из квартиры. У нас ведь есть ещё застеклённый балкон. И в любом случае я встречусь с Поповым (нашим хирургом) и объясню ему ситуацию.
Продолжение. День: 14 ч. 55 мин.
Я съездил сейчас и покормил маму обедом (сам тоже пообедал).
… Вероятно, на меня вчера нашло безумие; по этой причине я и плакал, и хватался за голову, и всё твердил «Какой позор!».
Надо брать себя в руки, как-то поддержать себя (мне – поддержать себя?! Ну, что ж! «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!» - раз больше некому!). Поддержу, утешусь – есть маленькая надежда, что я всё же, по свойству своего «интровертного» характера и по своему «обычаю» беру на себя «с запасом» лишнего, и мои подталкивания мамы это что-то невротическое, местного, так сказать, значения; вот и «полегчало»!... Кошмар моего положения в том, что я ни с кем не могу поделиться. Я всегда делился с мамой, с братом своим Василием, с отцом. Отец умер, за ним ушёл Василий. Мама заболела. И я остался один, без какой-либо поддержки.
Мама, конечно, всё чувствует; только выразить не может; логически связать слова в предложение уже не может. Это, наверное, и есть Оно – Одиночество …
Глава двадцать пятая. Дневники. Природа плачет. «Смешу» Бога и т.д.
21 августа 2016 г.
Воскресенье.
Вечер.
Сегодня ровно два года, как я в последний раз видел в живых Василька.
Весь день идёт дождь… Это Природа оплакивает вместе со мной моего брата.
Царство Небесное, родной!!!
24 августа 2016 г.
Среда.
День: 16 ч. 05 мин.
Я чувствую (похоже на то), что мы с мамой переходим в следующую, новую фазу нашей жизни. У мамы почти нет улыбок (всего несколько дней назад она весело хохотала над моими глупыми рожами, которыми я время от времени смешу её. Теперь этого нет). Мама всё чаще смотрит куда-то в пол или в сторону. Взгляд пустой, голос слабый. Походка ещё больше изменилась; стала мелкой, дробной, шаркающей на каждом шаге. Сложно поднять её с дивана.
Случилось дважды (во время спуска по лестнице 19 и 22 августа) внезапное появление, изнеможения, холодный пот, дрожь в руках. Если 19 я упёрся, как баран и вынес маму на руках, то 22 мы с третьего этажа вернулись обратно домой; отказались от плазмолифтинга и, наверное, от прогулок.
Горько, тяжко сознавать, что ступень за ступенью отстыковывается, как от космического корабля, от нашей жизни что-то очень важное и существенное. И мы ничего не можем с этим поделать. Таким же образом сначала «отвалились» друзья и немногие родственники. Впереди замаячила бездна…
Ещё вот, что! Сегодня у меня добавилось проблем со здоровьем; наш терапевт, передавая мне результаты моих анализов, сказал, что у меня повышен холестерин и что-то с миокардом. Я накупил таблеток. Если прибавить мои больные тазобедренные суставы, которые нуждаются в «смазывании» специальными мазями (Увы! Коксартроз у нас лечить не умеют, а только лишь снимают боль), получится «кругленькая» сумма! Но делать нечего! Всё купил! …
Я, всё же осмеливаюсь строить планы (Ну, хочется мне «насмешить Бога!» Ибо, говорится: «Хочешь насмешить Бога – расскажи Ему о своих планах». Вот я и смешу! Как я выгляжу в роли шута, люди?!). А в планы мои входит использование всех инвалидных приспособлений, которые мама приобрела для дяди Вани, когда он заболел.
Как-то надо перестроить своё мышление (и настроение) и постараться не выпадать из жизни; если позовут с гитарой – то пойти и спеть. Надо репетировать и быть всегда в форме!
Если же случится непоправимое со мной или с мамой, то пусть моя квартира (моего Бати; Царство ему Небесное!) пойдёт на оплату всех ритуальных затрат и устройство захоронений, а также на ремонт оставшегося жилища и на жизнь того, кто остаётся.
29 августа 2016 год.
Понедельник.
Утро: 10 ч. 17 мин.
Вчера я опять сорвался. Мне очень стыдно. Я психовал (со всеми вытекающими), был, кажется, грубым, готов был «пойти в разнос», по-моему, даже толкал маму; так мне кажется. А она ведь всё чувствует, хотя и не отвечает на мои «психозы»… Мама! Мамочка! Ты – надежда и опора всей моей жизни! Странно и страшно от того, что порой проносится в голове такое! Что прорывается эта бесовщина наружу. Гадко на сердце! Ужас в том, что я не всегда могу за «этим» уследить и предупредить. Мама не только чувствует всё, но мне кажется, что на каком-то внутреннем, очень глубоком уровне она всё понимает. Она время от времени произносит вполголоса: «Что же это со мной?!» Когда я вчера попросил у мамы перед сном прощения за свой срыв, мама успокоила меня: «Не надо так переживать! Всё нормально!». И на душе стало легче! Словно всё вернулось в норму! И мама исцелилась! Родная моя, прости ради Бога!
Глава двадцать шестая. Дневники. 3 сентября. Встреча дорогих гостей из Благовещенска и т.д.
3 сентября 2016 г.
Суббота.
Вечер: 19 ч. 15 мин.
Сегодня ровно два года, как не стало Василька. Приехал его сын Станислав из Благовещенска с матерью Оксаной. Со Стасом его девушка Аня. Сейчас они приедут, и мы сядем поминать Васю.
Сегодня у меня взяли одного котёнка рыженького. Пришла за ним миловидная кореянка, и я отдал котёнка. Всегда жалко расставаться. За те несколько месяцев, что они живут со мной (с самого своего рождения), я успеваю их узнать и полюбить! Всегда больно с ними расставаться, особенно, если приходят за ними люди неопрятные, выпившие и т.п. Надо бы научиться таким отказывать, но я до сих пор не научился.
P.S. На мой вопрос, что с Васиной квартирой (как Стас ей распорядился?), Оксана ответила, что они продали её за один миллион шестьсот тысяч рублей и ровно за эту сумму купили однокомнатную (не новую, без ремонта) квартиру в Благовещенске. Теперь у Станислава есть своя квартира! И она ему осталась от его отца, моего брата! Там они живут с девушкой вдвоём и больше не ютятся по общежитиям. Они довольны! Это самое главное! Мы добром вспомнили Васю. Ом
Глава двадцать седьмая. Дневники. «Форс мажор» на 150-е города и т.д.
11 сентября 2016 г.
Вечер: 19 ч.
Вчера в Уссурийске отмечали 150-летие города. Я работал.
После ужина с мамой я захотел, как обычно (на такси) вернуться на работу. Но! Позвонил в одно такси, в другое, в третье и в результате ни-че-го! В «одном» я 20-ый по очереди, «другое» спросило: «Будете ждать сорок минут?», «третье» играло в молчанку и никак не хотело брать трубку. Пошёл я пешком (с одного конца города в другой!). В районе площади были пробки на дорогах, толпы народа. Кое-как добрался! Но и на работе у меня продолжился «форс-мажор» и не было покоя ни на минуту, как будто кто-то стоял над душой (точнее, где-то «за душой») и гадил! Тарзан (самый сильный пёс) в очередной раз за день оборвал цепь (в этот день он оборвал цепь уже раза три), а потом оборвал цепь и Бим (старожил, самый почтенный пёс, возрастной, слепой и глухой). Тарзан направился к Биму, и они сцепились в бешеной схватке. Я бросился разнимать; вывалялся с ними в грязи, разжимал голыми руками их пасти. Бимка случайно в пылу борьбы прокусил мне руку. Вышло немного крови, но боли я тогда ещё не чувствовал и стал оттаскивать (как перенял ещё в юности у собачников) Тарзана за хвост. Но! Бесполезно; никто не хотел разжимать пасть первым! Тогда я, не прекращая тащить за хвост, поднял Тарзана (и откуда только сила взялась?!) за холку (и хвост) над землёй и стал отпихивать ногой Бима и двигаться с Тарзаном к сторожке. Но старый воин не желал разжимать челюсти; он висел на Тарзане, как гиря. Я кое-как отпихнул ногой Бима и втащил Тарзана в сторожку, запер его в дальней комнате и пошёл искать причину обрыва. Оказывается, не выдержал ошейник – проскочила вниз защёлка.
А днём, когда началось всё это безобразие, не выдержала цепь. Это было так. Тарзан задрал голову и следил за Воздушным шаром. Он летел близко над землёй и это было действительно завораживающе красиво. Вдруг Тарзан стал метаться и лаять. Я подошёл ближе и тоже стал любоваться шаром; когда он пролетал над нами, корзина прошла так близко, что было видно пассажиров. И вдруг Тарзан оторвался. Тогда я очень быстро его поймал (не дал «разгуляться») и прицепил обратно. Но я не знал, что это были «только цветочки»! Ещё пару раз Тарзан обрывался ближе к вечеру. И уже, когда я вернулся от мамы, Тарзан увенчал свой новый обрыв дракой с Бимом.
Я расслабился только к двенадцати часам ночи после того, как прицепил Бима, а затем Тарзана; пришлось попотеть, чтобы составить из имеющегося в наличии го..на более или менее приличную цепь для Бима. Тарзану же я просто заменил ошейник. Я лёг сразу после этого, совершенно лишённый сил, даже не стал смотреть телевизор! Такой грязи в сторожке, как в этот «форс мажор» у меня ещё никогда не было!
Сегодня же сломался мамин телевизор, и Лена (мамина племянница) со своим мужем Александром Глотовым помогли перевезти к маме мой телевизор (из моей квартиры, доставшейся мне от отца) с плоским экраном «Самсунг». Я живу с мамой и поэтому лучше мы будем смотреть его вдвоём!
Глава двадцать восьмая. Дневники. Наина включает «своё обаяние» и т.д.
13 сентября 2016 г.
Вторник. Утро: 10 ч. 20 мин.
Я сегодня, как обычно отправился на смену, но, оказалось, что не надо было! Наина и Валя (вышла сегодня в мою смену) «переиграли» всё. Вдобавок, при Вале мне Наина устроила «вынос мозга»; орала, как резанная, мол, не оставляй мне больше такой пол! Пришлось перемывать. Хотя мы с ней уже разговаривали по этому поводу в прошедшее воскресенье (я ей тогда сдавал смену). В субботу у меня накануне случился тот самый «форс мажор», о котором я перед этим писал. Естественно, тогда в доме собралось много грязи, но я на другой день всё мыл (мыл три раза!). И вот сегодня Наина «включила всё своё обаяние», орала, как помешанная, с багровым лицом. Я думаю, что не будь при этом свидетеля Валентины, спектакль не имел бы такого накала. Наине, как ущербному актёру, явно хотелось зрительского внимания, своего рода, аплодисментов, чтобы подчеркнуть на моём фоне свою исключительную значимость!
Я отбивался точно таким же криком; в долгу не оставался - сказал, что в следующий раз, если у неё будет что-то подобное, я включу диктофон и запишу весь её бред, а потом мы вместе его послушаем!
Потом я поделился этими эмоциями со знакомой моляршей Миланой. И она посоветовала всё рассказать Попсе, что я и сделал в тот же день – позвонил ему, а он посоветовал мне (в иносказательной, конечно, форме) «посылать» Наину подальше, сказал, что завтра разберётся.
Я попросил его, чтобы он внёс изменения в график работы; чтобы я менял Валентину, а меня новенькая Татьяна (жена сторожа главных ворот Дубко). Николай Михайлович пообещал это сделать, но обещания не выполнил; мои напарницы опять же всё сделали по-своему; им это дозволяется почему-то, а мне запрещено импровизировать! «Что позволено Юпитеру, то не позволено Быку!» - древне-римская поговорка»…
ЧИТАТЬ ОТСЮДА
Глава двадцать девятая. Лиза
В ноябре 2016 года умерла Лиза, маленькая добрая собачка, с которой Сева подружился, несмотря на то, что она сначала не захотела его признавать и есть пищу, которую он ей приносил, отнеслась к нему настороженно и норовила ухватить за штанину, как только Сева поворачивался к ней спиной, собираясь уходить. Но быстро этот холод закончился. Лиза приучилась видеть Севу; всегда улыбающийся ей, ласковый. И она стала с ним приветлива; забавно подпрыгивала над землёй и радовалась встрече! Жизнелюбивая и позитивная собачка! Она рожала пару раз хороших щенков, из коих две девочки, Линда и Анфиса, пополнили позднее число собак охраны.
Возраст, болезнь, травма, ополчившись против неё, внесли свою «чёрную лепту» в жизнь доброго существа, «откорректировали» её по своему стандарту – «рождение - жизнь в борьбе с несчастьями – смерть»… В ноябре Лизы не стало.
В своём любимом блоге Сева написал:
«Лиза или Маленькая жизнь
Возле кочегарки, что напротив ворот «Теплосети» по улице Димирязева, 21 начиналась её жизнь. Через несколько лет, повзрослев, маленькая дворняжка стала выходить погреться на солнышке, позволяла покормить себя заботливой женщине сторожу Валентине. А потом вместе со своим соратником и другом Бимом Лиза совсем перешла жить на территорию «Электросети». Им поставили отдельные будки перед производственной автомобильной стоянкой и доверили её охранять.
Прошло одиннадцать лет. За это время Лиза несколько раз рожала прекрасных щенков. Кому-то не счастливилось – их топили (находились «особенные» люди, для кого это «норма»), а кого-то разбирали. Из таких счастливчиков добавились к собачьей охране две девочки, Линда и Анфиса. Через свои «истории» появились позже Тарзан и Белка. Дружная кампания несла свою службу исправно; лаяли, когда замечали «чужого». Были доверчивы и приветливы к знакомым, к «своим». Так ведь и надо! Собак такими создавала природа десятки тысяч лет!
У Лизы появился недоброжелатель. Не по нраву пришлось кому-то, как собачка несёт свою службу, что лает на него, готова укусить. Шипел упырь, ходил кругами, а потом ударил сапогом в живот. Да так, что у бедной собачонки лопнула перегородка и кишочки провалились вниз, образовав пузырь. С ним она и жила около пяти лет. Перенесла несколько неудачных операций…
Когда я пришёл сторожить, Лиза была ещё шустрая. Надо признаться, отнеслась она ко мне сначала с недоверием, даже пробовала показывать зубы! Но, когда увидела моё к ней отношение (я услышал от Валентины, что у Лизы онкология и изменил о ней представление, которое прошло эволюцию от «терпимости в виду необходимости» к любви, приятию, заботе), Лиза тоже меня полюбила! Мы с ней гуляли, когда подходила её очередь. Водил я её по территории, вдоль дороги, бывало, что и до ДВФУ доходили. Там большое поле; есть, где «разгуляться»! Когда я пытался взять её на руки, чтобы перенести её через глубокий кювет, она стала плакать и не давалась в руки. Я не сразу правильно это оценил (потом попробовал ещё раз), после второго раза понял свою ошибку и больше не причинял ей боль. Мы научились обходить кюветы. Лиза, между прочим, прекрасно справлялась сама! Несмотря на свою болезнь, Лиза была светлой и жизнелюбивой. Сколько позитива дарила она мне! И Валентине! В её, слегка заплетающейся походке была какая-то особенная красота! Наверное, это определялось самой Лизой. В ней был шарм, как будто она не обыкновенная дворняжка, а «заправская», породистая овчарка!
Для меня загадкой было то, с каким постоянством Лиза рвала подстилки и выбрасывала их из своей будки. Потом Валентина объяснила мне причину её протеста. Лиза так выражала своё недовольство тем, что её не запускают в дом, как в прошлом году, когда её забирали с наступлением холодов в сторожку, где она прекрасно проводила время с Белкой и шестью (или семью!) кошками и котами. Я решил в тот же вечер забрать её к себе в домик. Пришёл за ней в одиннадцать вечера, отцепил её, а она не идёт! «Лизонька! Домой!». Она вышла сонная, развернулась и обратно в будку! Я настойчиво продолжал звать её. Она вышла снова и радостно засеменила в дом! Вот это было Счастье! Белка и Лиза настоящие «боевые» подруги! Так Лизонька вернулась в дом в последнюю осень своей жизни…
Состояние её ухудшалось. Обычно приветливая, Лиза стала вялой; еле-еле иногда махнёт мне хвостиком, показывая, что её отношение ко мне, несмотря на болезнь нисколько не изменилось…
В последний раз я погулял с ней 19 ноября, а 29 ноября она умерла… Валентина плакала, как дитя. Делилась со мной испугом, что Лиза была не полностью окоченевшей. Я спросил, что это может означать? В ответ она сказала, что может быть она не умерла и похоронена живой?! Я почувствовал, что где-то «это уже проходил». Вспомнил, что сам попадал в подобную западню, когда умер наш Батя. Мне казалось, что отец мог уснуть летаргическим сном, и его могли похоронить заживо. Эта мысль сначала до полусмерти измучила меня. Потом, обессиленный, я, словно бы получил руку помощи, невидимую, но явно ощутимую; пришли аргументы против этого дикого моего предположения; не я один был свидетелем того тяжёлого периода. Если у меня крыша поехала, то это ещё не значит коллективное сумасшествие (или того больше – подлость). И с Лизой было похоже – её обнаружила без признаков жизни в тот вечер дежурившая Татьяна Дубко.
…Иные люди говорят, что надо, мол, помогать животным «переходить в мир иной» - укол, и Всё! Всё кончено… Были такие «советы» (не раз) и в отношении Лизы от отдельных представителей рода человеческого. Я с ними не согласен. Ведь и у животных тоже, как у людей – жизнь, пока она не окончена, проникнута надеждой; «А вдруг там «за дверью», где прольётся Чистый Свет - что-то будет такое, что внесёт ясность и порядок во всю нашу суетную жизнь! Так живут надеждой и Святой, и грешник, и добропорядочный человек, и отъявленный негодяй! Поскольку, хочешь или нет (Человек то, или животное) – везде и всегда, но присутствуют, Душа и Дух Божий!
Для Бога нет разницы к какой разновидности земных существ ты относишься. Он всех Любит Всей своей Любовью. В противном случае, страдания наши бессмысленны! Николай Александрович Бердяев, известный во всём мире философ, говорит о последнем мгновении жизни то же самое! Хотя «много воды» в его учении, много тёмного, даже, потустороннего, много такого, что раздражает и заводит в тупик. Но! За отдельные уникальные высказывания и Прозрения (во – истину, гениальные!) можно простить ему всё это!
Достоевский Фёдор Михайлович мне понятнее. В его персонажах словно бы «разложен» весь Человек. Поэтому-то, так узнаваемы его герои, в которых, нет-нет, да и проскользнёт что-то до боли знакомое! Наверное, мы так и познаём себя!.. Он тоже говорит о «Свете в конце тоннеля», он тоже против смертной казни! А автаназия разве не смертная казнь?! Почему мы берём на себя такую «смелость» и вершим судьбы от имени Бога?! Лишаем этой последней «Маленькой» надежды крошечное существо, пусть даже и старенькую больную собачку! Ведь, опираясь на учение Достоевского, который говорит в известном своём произведении устами князя Мышкина (а Фёдор Михайлович Достоевский – Великий писатель, а это не в пример философу! Это и Философия, и гениальное прозрение Бытия сквозь всю его неизмеримую Глубину!) – можно с ним уверенно согласиться, что «оставляя» живому существу (собаке) физические страдания, мы помогаем ему; кто знает, может быть физические страдания отодвигают ещё Большие страдания, заслоняют собой нравственные (это, как у людей), которые, возможно, неизмеримо больше и страшнее всех вместе взятых физических страданий этого мира!
Прагматик и атеист поспорит со мной, возразит: «какие могут быть нравственные страдания у собаки?!» Да он просто никогда не смотрел в твои преданные и добрые глаза! Лиза! Оставайся теперь такой и в Вечности! Ом!»
Глава тридцатая. Глубокие раздумья
В глубоком раздумье ходил Сева по территории; за водой или, выполняя другие обязанности. Вероятно, он сильно изменился, - думал он, раз мало, кто теперь подходит к нему поговорить или просто поприветствовать. Он не учёл то, что в свойствах характеров людей, в ментальности людской быстро отдаляться. Такое отчуждение происходит тем быстрее, чем быстрее отпадает необходимость ежедневно видеть человека. Будучи контролёром, Сева встречался на КПП, перебрасывался парой фраз с людьми, выполнял чьи-то просьбы, передавал что-то кому-то на словах, принимал от курьера посылку, чтобы отдать её хозяину (кому-то из работников), а ещё он «подвизался» распространять газеты среди работников предприятия. Приносили пачку газет «Коммунар» и оставляли ему по четвергам, а он распространял. Добровольно принял этот труд, предлагал с шутками и с хорошим настроением: «Вот вам источник информации; скрасит ваш путь домой!». Люди брали, в основном охотно, благодарили! Костя –программист брал аж 10 штук! Они сошлись по многим взглядам. Общим интересом, конечно, был компьютер. А разные уважительные жесты со стороны друг друга скрепляли обоюдную дружескую симпатию. Костя помогал с ремонтом его компьютера (в мат. части Костя сильнее), бывал у него дома в гостях. Сева не отказывал, когда Костя просил его выполнить установку каких-нибудь программ для своих клиентов с предприятия; Сева в свободное от посетителей время это делал предварительно, скачав эти программы из интернета. Ещё он скачивал по его просьбе уроки по медитации, фильмы в 3D. У Кости дома слабый интернет (а на работе ещё сложнее; трафик контролируется руководством). У Севы, благодаря Косте появился новый друг - Юра художник, который просил у Кости скачивать эти фильмы (они увлечены 3D всей семьёй; это прекрасно; совместный просмотр объединяет). А, когда Юра узнал о том, что Костя просит это сделать Севу, то сам напрямую стал подходить к нему! Для Юры это были фильмы, для Севы – оплата за работу. Маленькая «копеечка» никогда не бывает лишней! За десять фильмов Юра платил 500 рублей.
После того, как Сева ушёл в сторожа, их дружба угасла (и подобные «дружбы» тоже). Кто-то даже не узнавал его (делал вид), кто-то спрашивал из любопытства с нескрываемым сочувствием, мол, почему сменил «тёплое» местечко на беспокойное? Сева со своей прямотой отвечал (не искал «обходных» фраз, не юлил, не обманывал), что «болеет мама, а я так больше времени могу проводить с ней». Услышав такой ответ, люди с пониманием кивали, но при повторных встречах у некоторых из них появлялась та же «лыба». Но не исключено, что Сева всё это себе нафантазировал и ему только казалось, что над ним простофилей смеются от того, что, мол, не нашёл сиделку, хочет всё сам успеть (ничего себе, привилегия!), «и рыбку съесть, и… поле перейти», ходит по территории, как замухрышка. Если всё ему «привиделось», то на самом деле каждый из них думал о своём, а до него никому не было никакого дела! Так что же лучше, насмешки или безразличие? Какая разница! Одинаково паскудное отношение!
Он вспоминал свой «звёздный час», когда поздравлял вместе с другими мужчинами женщин административного корпуса предприятия с 8 марта, несмотря на то, что почувствовал лицемерность директора Воронова за такую «избирательность» - женщинам адм. корпуса концерт, цветы, фуршет, а всем остальным только цветы. Но «звёздный час» всё же состоялся; неприятный осадок от двуличия растворился сразу, как только Сева начал петь романс и увидел красивые распахнутые широко глаза восхищённых и довольных женщин, их улыбки!
Это был приятный сюрприз для всех! Кто мог заподозрить в малозаметном, маленьком и тихом мужчине на КПП артиста! При подготовке к концерту пригодились также другие его умения (спасибо культурно-просветительному училищу!) – писать сценарии, режиссировать. Всё пригодилось и было пущено им в ход. Какой же контраст ждал его в дальнейшем! – Отшумело и «унесено ветром»… Люди на самом деле, конечно же, не забыли (особенно женщины), но жизнь продолжается; «зачёт» поставлен – чего же больше?
«Охлаждение», «забвение» (даже, если Сева себя на это «накрутил») стали неким «холодным душем» на душу Савелия (прошу простить меня придирчивого читателя за тафталогию в стиле «масло масленое»). Это было начало конца; т.е. его пребывание на предприятии заканчивалось. И не вмещалось в голове, что можно так запросто «выбросить на свалку истории» пусть только в рамках предприятия - его и его гитару, что ожидания лояльности к нему, человеческого участия в его семейном несчастии не могут быть применимы к нему, и не помогут ему его способности в «эпоху перемен»; проявленные на творческом подъёме, не послужат ему «индульгенцией», когда волки хотят кого-то сожрать, то наиболее подходящей мишенью служат такие, как Сева – люди с оголённым сердцем. «Нет пророка в своём Отечестве!»
Да, так начиналось «отлучение» Севы. Но до полного расставания остаётся какое-то время. И, чтобы не развивать эту тему («не надо бежать впереди поезда»!), «отмотаем плёночку» ещё разок!
Глава тридцать первая. Щенки Шельмы
После смерти Лизы произошла другая история. У Шельмы родились щенки. Как-то незаметно сочувственно - умилительное отношение к щенкам, интерес и любопытство возросли у Севы до уровня ответственности «в последней инстанции», хотя он и не желал бы такой меры ответственности, такой, которую был не в состоянии нести самостоятельно (Валя и Наина обещали ведь ему «любую поддержку»!); он понёс её (ответственность) так, как если бы всё самое главное зависело только от него; не мог он иначе; как и на борцовском ковре (в своё время), так и в жизни не мог поступать «в полсилы», только со стопроцентной отдачей! А «содействовали» этому, его напарница Валентина, неразлучные, как «обе из ларца» молярши, а также, умеющая перевоплощаться и менять свои личины, Наина – все они посодействовали тому, чтобы Сева (раз он такой «жалостливый»!), открыл и удерживал в таком положении, как можно дольше, своё сердце (а оно ведь не камень!).
Сева поднял на свои плечи ношу, которая потом не позволила ему дышать свободно; он ходил (сначала с Валей) искать, где же ощенилась Шельма. Нашли! За сараями под строительной балкой была вырыта Шельмой яма, где они и прятались. Приближались морозы. Щенки уже вылезали наружу, чтобы побегать и согреться, но Шельма долго чего-то боялась и всё время перепрятывала уводила с территории щенков. Однажды их обнаружили на пустыре, где раньше при СССР был стадион для работников предприятия, а сейчас склад для катушек с кабелем. Туда Сева с двумя сварщиками приволок старую огромную будку, которая много лет стояла у запасных ворот. Она рассыпалась, но крыша была ещё крепкая (позже Сева терзал себя; может быть в этой старой трухе несчастной будки и таилась смерть для щенков; энтерит ведь может «ждать» свою жертву годами… Кто теперь знает?...). Будка, как они со сварщиками посчитали, нужна, чтобы щенки пережили холода. Увы…
Когда они выросли немного, и им пошёл третий месяц (это было в декабре), Шельма стала их выводить на территорию. Показала им цеха, где можно получить заветную косточку, показала местную помойку, где можно поискать что-нибудь съестное, если забудут покормить ответственные. А кто они, эти ответственные?
Собаки на основной территории – это Шельма, Линда и Джек (потом его ослепил кто-то, и он исчез; наверное, погиб). За ними всегда присматривали и кормили сторожа главных ворот. Сева не раз замечал мешок корма «Чаппи», стоявший за шкафом у сторожей; регулярно занимался этим Розявко Александр Михайлович – начальник отдела снабжения. После его безвременной кончины с этим стало значительно проблематичнее. Кроме сторожей кормили собак сварщики; они взяли над ними шефство, сделали для них будки и установили рядом со сварочным цехом.
На второй половине территории за забором ещё шесть собак. За ними присматривают сторожа вторых ворот, в числе которых и Савелий.
Раньше Сева много времени уделял спорту (имеет звания «Мастер спорта России по греко-римской борьбе» и тренера Высшей категории по данному виду спорта). Это постоянная работа над собой. Порядок спартанский; в голове порядок, в жизни он тоже всегда стремился к порядку, который заключался в чётком разграничении обязанностей, в распределении зон ответственности, что исключало любое размытие границ, неопределённость; всё должно быть предельно ясно и прозрачно, все смешения красок и смещения акцентов, приводящие к неразберихе и хаосу отторгались Севой, как чуждое, постороннее. Более того – только так можно жить и трудиться полноценно, приносить пользу другим людям и братьям нашим меньшим. Некоторую неразбериху со временем стали вносить сами напарницы Севы, обещавшие только поддержку. Но «что-то пошло не так» - сначала изменили график («самостийно»!) – вместо «сутки через трое» они сделали «сутки через двое», что сильно урезало свободное время. Они должны были, когда один из них уходит в отпуск не «деньгу зарабатывать», а взять со стороны временного; так велит КЗОТ! Но они «уломали» своего шефа Попсу, сказали ему, что сами прекрасно справляются, а с Севой легко договорятся (конечно, куда же он денется? Не «на улицу же идти» в безработицу?!). «Поговорили». Скрепя сердцем, Сева принял неизбежное зло, убедив себя, что это временные неудобства, и всё постепенно наладится. Теперь другое, что сильно добавило хаоса, и уменьшило сил – оказывается «хорошо бы подкармливать собачек и на главной территории», мол, тебе же не трудно?! Ты ведь действительно любишь животных?! Женщины носили свои продукты из дома и хотели, чтобы и Сева это делал; покупал косточки, приносил то, что осталось после трапезы. Но ведь и оставалось очень редко. Жизнь не давала «сильно разгуляться»! Пришлось «изыскивать резервы» и «скрести по сусекам» - Сева иногда приносил остатки куриного бульона, хрящи и крупные куриные кости, пока не узнал, что куриные кости противопоказаны собакам; раскалываются на их зубах на острые, как лезвие бритвы, части и, проглоченные, могут порезать внутренности, что чревато внутренними кровотечениями и смертью. Слава Богу, Севе не пал жребий совершить «ещё и это преступление»! Он верил, что Бог всегда своевременно наставляет его на правильный Путь и, как следствие, он вовремя спохватывается! Он стал покупать говяжьи рёбрышки и варить из них бульон. Собаки очень его полюбили! Да, и кошки не брезговали! Они вообще не брезгливые до собачьей еды! И Чаппи могли погрызть, что потом «забраковала» Наина и было отметено Севой («Век живи – век учись!»). Но кошки перестраивать свои привычки не спешили и частенько опускали свои мордочки в Белкину чашку (собачка досталась Валентине от умершей напарницы; просила Валю перед смертью присмотреть, и теперь Белка живёт в сторожке с кошками). Хотя у кошек и был свой «рыбный рацион» (как обычно, это рожки, сваренные с рыбьими головами), но, повторяюсь, они любили и собачью еду тоже.
Это было бы мило и забавно, если бы не было так грустно; из таких вот «маленьких отклонений» и других «неудобств», из интриг (как везде в нашей больной жизни!) сложилась ядовитая ситуация, которая «загнивала» всё больше. Из-за не прекращающейся «возни за власть на верху» (я говорю не только за власть на предприятии; за этими марионетками всегда стоит кто-то более «ушлый»!) на такие мелочи перестали вообще обращать внимания; «ну, нечем кормить животных – причём тут руководство, животные не включены в список на довольствие» - приходилось не раз это слышать! «Разбирайтесь сами, обходитесь своими силами!». И стали «обходиться», тащить из дома на работу полные баночки, кулёчки, а то и пакеты! Время от времени приносили что-то и сердобольные люди («Мир не без добрых людей»!). Но животным этого мало; мало их кормить – нужны нравственные «вложения», ежедневная забота. И инициатива должна, если не идти сверху, то всегда «сверху» поддерживаться… Животные, как брошенные сироты, самые уязвимые существа в «эпоху затянувшихся перемен» стали болеть и умирать.
Пришли чёрные дни и для щенков Шельмы.
Из дневника.
«На смерть щенков
Не мог не написать ... Не мог промолчать, мозг взрывается ...Валя, которую я сегодня сменил на дежурстве, оглушила: умер один из щенков нашей Шельмы, один из четырёх, самый маленький… Его все щенки покусывали, возлагали на него свои лапки, а он всё добродушно сносил; его братья все крупные, а он такой слабенький, светлый (они коричневые!), как ангел! Я помню время, когда Шельма ходила с животом, потом куда-то пропала. Ощенилась она под строительными балками, что сложены за стеной склада; прокопала там яму и родила в октябре. Щенки росли, потом стали показываться на Свет Божий. Их подкармливали все, кому не жалко было на это тратить своё драгоценное время; в основном, мужики из сварочного цеха, наши сторожа, да время от времени кое-кто из дежурной бригады. Щенки окрепли и с декабря стали осваивать территорию. Они заслужили любовь всех, у кого доброе сердце, несмотря на то, что «ветер перемен», происходящий у нас в «Организации» уносит у кого-то последние отголоски совести; враждебность к животным выразилась в том, что один за другим они стали погибать странным образом; на моей памяти это случилось с Джеком, потом с котиком Васькой, который мучился отбитыми почками, ходил кровью и умер через несколько дней. Как погиб Джек? Ему что-то прыснули в глаза, глаза побелели, и он ослеп; бродил несколько дней по родной территории, которой отдал всю свою жизнь, потом исчез совсем, 29 ноября после долгой болезни умерла Лиза; кто-то из «наших» ударил ей в живот, отчего внутренности выпали, образовав мешок внизу живота, перешедший позже в рак; Лиза умерла в мучениях, а сегодня я узнал, что и щеночек, мой любимый, которому едва исполнилось 2 с половиной месяца, умер скоропостижно в нынешние праздники. Щенки стали нашими любимцами; умолкли те, кто ворчал: «Зачем вам столько собак? Выбросьте всех! Оставьте одну или две!». Они замолчали… Какое сердце не оттает при виде этих позитивных комочков, таких искромётных, забавных; всегда хотелось их обнять и поцеловать! Шельма однажды словно почувствовала мои мысли; стала относиться ко мне с доверием, облизывала мои руки, смотрела на меня своими умными человеческими глазами! А, когда я в очередной раз пришёл к стадиону, чтобы покормить их (есть у нас на территории такой недостроенный «монстр», чьё предназначение было стать изначально стадионом, да видно не судьба; сейчас там катушки с кабелем, столбы, торчащие повсюду гвозди и пр.), Шельма вышла откуда-то сбоку из-за здания, как будто хотела показать мне дорогу, словно бы говорила мне: «Чего ты?! Входи! Мы своим всегда рады!». Я вошёл через узкий проход меду двумя смежными зданиями и вышел на открытую площадку, где меня встретила вся радостная семейка! Я поставил им миску. Как они кушали! Всё смели под чистую! Сегодня 10 января 2017 года, когда я узнал, что нет больше Дартаньяна, я горько плакал, плакал весь день, только сейчас к вечеру немного успокоился. В голове проносятся воспоминания… Вижу, как его дрожащего принесла ко мне на смену молярша Людмила, и я отогревал, кормил его с рук, как он освоился, а потом бросился открывать для себя такую интересную жизнь; исследовал территорию, знакомился с её обитателями (у нас семь кошек и собака, и четыре собаки во дворе!), наши домашние его приняли. Наверное, он так себе и представлял там, на холодной земле, Собачий Рай!... (Сейчас он наверняка в Истинном Раю!). Я решил, что его уже не отдадут обратно на улицу; что же, пришло время взрослеть! Тем более, что Шельма в тот период ютилась на холодном стадионе, практически под открытым декабрьским небом. Щенок, самый маленький из всех, там замерзал. Каково же было моё изумление, когда, придя на работу, я не обнаружил щенка в комнате! Оказывается, «Шельма искала его, скулила! Пришлось сменщице отдать щенка!». Такие «передёргивания» редко доводят до добра! И ещё: ведь, как щенков берут у матерей? Как их выводят в "Большую" жизнь?!... Может быть, это и был тот единственный шанс сохранить д'Артаньяну жизнь?! Момент был упущен … Ну, да ладно, я не третейский судья! Никому не судья! В себе бы разобраться! И вот случилось горе … Энтерит … Страшное вирусное отравление. Ещё седьмого января д’Артаньян был жив, радостно встречал меня. Правда, покушали они все плохо (и щенки, и Шельма). Но! Я отнёс это к вероятности того, что их подкормила «заботливая» дежурная смена; я взял в кавычки слово «заботливая», потому что утрирую, так как, нельзя давать щенкам такие кости, какими усыпана земля перед диспетчерской, где они часто находились. «Заботливые» глупые люди бросали им на землю кости, а бедные щенки разносили их по двору, мусолили в грязи. Хочу ли я этим сказать, что так щенки и заразились? Конечно нет, не хочу! Есть ведь и другие причины получения заразы. Одна из них – не покормили щенков вовремя, они полизали талой воды и получили вирус. Ох! Почему я перед уходом со смены не покормил их?! Было ведь у меня такое желание, даже навязчивое желание. Но! Я решил отложить немного этот миг, предоставить радость общения с этими ангелами своей сменщице Наине, которая утверждает, что любит и понимает животных! И в конце концов, я действовал, как меня научили сами сменщицы; утром и вечером кормить собак и кошек (в свою смену; а, когда другой заступает, то кормит в свою очередь утром и вечером он; у меня, правда, возникали вопросы – хотелось поинтересоваться, почему иногда они кормят собак утром в мою смену, но я постеснялся, полагая, что они просто хотят сделать мне облегчение; чтобы у меня было работы поменьше). Сейчас я испытываю угрызения совести, что не я покормил щенков в то злосчастное утро. Может быть они тогда не заболели бы!). В голове не укладывается! Шестого января весёленькие. Седьмого января тоже очень активные; рвались на стоянку; пришлось их отгонять, чтобы они не попали «под раздачу» от наших цепных собак. А вечером, как сказала Валентине Наина, щенки уже были «никакие», лежали пластом, а изо рта у них шла пена. Какое-то больно уж стремительное отравление! Как сейчас у меня перед глазами д’Артаньян (всех четырёх щенков мужики из сварочного назвали, как мушкетёров). Утром седьмого я сдавал смену Наине, старался всё сделать без нареканий; убраться в помещении, натаскать воды, время поджимало. Мысль самому покормить щенков у меня была; они так и бегали за мной по пятам, как «хвостики»! Когда я ходил через всю территорию за водой, щенки сопровождали меня всю дорогу (все четверо), вылизывали мне руки, как бы говоря: Всё! Мы готовы к принятию пищи! Мы не будем воротить носики, как вчера! Ты можешь сам в этом убедиться! Ну, покорми нас! – Они словно бы просили у меня прощения, а я решил поступать «в рабочем порядке» (чёрт его дери!), не послушал голос интуиции, не доверился ему, идиот! А д’Артаньян так и следовал за мной по пятам! Я остановился, чтобы не наступить на него, поставил воду на землю, взял его на руки. Он сначала взвизгнул, потом всё понял, успокоился, затих; такой добрый светлый ангелочек! От него, и правда, исходил какой-то Свет! Я прикоснулся губами к его влажному носику и опустил на землю … Оказывается, мы с ним так попрощались … Господи! Да есть ли Ты на белом свете?! Я ведь молюсь на Тебя каждое утро! Всегда говорю тебе о питомцах наших и подопечных. Щенки, собаки, кошки – вот они все перед тобой! Питомцы наши и подопечные … Я, словно бы ребёночка потерял … Как же так? Почему? Самое нежное, светлое создание, которому жить долго на радость себе и людям, уходит … на небо … Д’Артаньяна похоронили сразу за будкой Тарзана, рядом с Лизой и похоронили. Уходят самые нежные и милые существа. Они, как дети! Иной человек не вызывает (Прости, Господи!) столько слёз, сколько я выплакал сегодня только за один день по д’Артаньяну! И Лизу оплакивал! Душа болит до сих пор по ней! А д’Артаньян … Я рыдал, и сейчас (когда пишу эти строки) с трудом сдерживаю себя, чтобы не зарыдать … P.S. Прошедшей ночью, когда я редактировал эти строки, умер братик д'Артаньянчика Портосик ... Я позднее обязательно напишу об этом. Сейчас никак не получится ... Не сойти бы с ума ... У меня даже их фотографий нет! Думал ведь об этом, ещё седьмого утром думал! Не успел ...
Вчера я сделал не так, как предписывают обычаи; когда умер кто-то – его кладут ногами к выходу, а я положил Партоса, как мне на сердце легло, головой к выходу на возвышение (типа подиума), где щеночек больше всего находился (правда, в последние часы своей жизни он не мог долго находиться на одном месте; то у стенки лежит, опустив мордочку в миску с водой, то возвращается на «подиум». Валентина сегодня пришла мне на смену. Мы прошли в комнату, где в жутком одиночестве, накрытый двумя лоскутами от простыни, лежал мёртвый Партосик. Валя забеспокоилась: «Зачем положил щенка головой к выходу? Я ведь тебе вчера говорила по телефону, как правильно сделать! (а я и не помню, что она мне это вчера говорила). В этот момент пришла моя очередь забеспокоиться. Вдобавок, я почувствовал что-то похожее на Де жа вю; мне стало казаться, что это со мной уже происходило. Я стал, как «автомат», говорить слова, которые я уже когда-то кому-то говорил: «А что, это плохо? Что-то нехорошее может из-за этого произойти?». Она отвечала: «Это плохая примета … Может произойти плохое … не в твоём доме … люди говорят в таких случаях, что это не последняя смерть». После таких слов мне стало не по себе. Слёзы навернулись на глаза. Я стоял и пытался их подавить, а они текли (возрастная сентиментальность, может быть?). Валя неважный «утешитель»; сама в тяжёлой депрессии от потерь. Мне, признаюсь, больше не хочется туда ходить, не по сердцу стала такая «работа». Дикая обстановка, как будто всё древо предприятия пронизано паразитами, которых не так много, но они уже разъедают основание дерева, которое теперь может рухнуть в любой момент. Одно жалко – хочется отдать ещё свою любовь животным. Если меня там не будет, любви у них станет меньше. И мне это больно сознавать. Но я не из стали. Нервы мои на пределе; дрожат уже, как перетянутые струны на гитаре; или полопаются, или разорвут «инструмент» пополам. Как же найти нужную информацию по соблюдению ритуальных правил? Может быть удастся слегка ослабить «перетянутые струны»? А ведь было у меня вчера «наитие», интуитивное ощущение, что надо положить щенка иначе (ножками к выходу), но то ли у меня уже не было на это сил, то ли я посчитал это правильным – сделать так, а не иначе. Ведь и Спаситель отвечал своим апостолам насчёт субботы: мол, можно работать и в субботу, если надо кормить детей, престарелых родителей, хотя каноны церкви иудейской веры это запрещают. Он сказал: «Можно работать и по субботам! – Потому что надо Верить Сердцем и поступать по Сердцу, а не по «мёртвым» канонам. А Блаженный Августин говорил: «Полюби Бога и делай, что хочешь!». Так, может быть не страшно моё отступление от христианского канона?! Хотя я и не послушался (в который уже раз!) своего Внутреннего голоса (голоса Интуиции), но поступил по зову Сердца. Что такое интуиция? Что такое Сердце? … Это отдельная и очень глубокая тема из области философии. «Я подумаю об этом завтра!». Вчера, когда я только узнал о болезни Партосика, придя на работу, я смотрел на него с болью, не узнавая в нём того бутузика, доброго и милого в своей лёгкой неуклюжести! Валя выбрала его! Когда я спросил её кого она хочет оставить для нас? И предположил, что д’Артаньяна, Валя сказала, что Партоса, а д’Артаньяна хотят себе мужики сварочного цеха. Каким бы прекрасным был Партос на своём посту! Впрочем, почему был? Он прожил хоть и короткую жизнь, но яркую, беспорочную! И навсегда теперь на своём посту, рядом со своим братиком и Лизой! Когда я увидел его похудевшего до неузнаваемости, я стал говорить с ним, гладить по головке, а он мне в ответ махал хвостиком и радовался (я видел это по его бусинкам – глазам!). Потом он уже едва шевелил хвостиком, а к вечеру почти не двигался. Я поил его водичкой, прочитав в интернете, что нельзя больного щенка кормить насильно, надо только поить (лучше настоем шалфея, зверобоя). Валя с утра давала ему со шприца бульон, а я остерегался и протянул с этим до одиннадцатого часа вечера (дал ему полтора шприца бульона, когда приехал после решения очень важных семейных проблем). Я давал ему 1\4 таблетки церукал (и дал запить воды), Валя делала ему днём уколы антибиотика (вечером приезжала Наина и сделала тоже укол). Всегда будет вопрос нравственный – а всё ли я сделал для спасения этой драгоценной жизни?! У меня нет утвердительного ответа, к сожалению … Я в тот вечер засиделся, описывая в дневнике, потрясшие нас события, готовил файл для интернета. Писал допоздна. Очнулся без десяти час ночи и пошёл в комнату к Партосу, чтобы дать ему водки с яйцом и запить бульоном. Когда я вошёл туда, я увидел жуткую картину: щеночек лежал поперёк комнаты в лужах испражнений (цвета жжённого кирпича), и ещё одна лужица была прозрачная, которая к утру совсем высохла … Бедняжка! Сегодня я тебя оплакиваю (боюсь за свою психику). Пусть только никто больше не умирает! Боже! Услышь же меня! Что я намерен сделать: У меня возникла идея: как-то переменить ту безобразную ситуацию на нашем предприятии, которые приводят к таким печальным (для животных прежде всего!) последствиям. Щенки набрали вес; такие забавные "бутузики" ... И вдруг смерть обрывает нелепо их жизнь ... Непостижимо! А перед этим другие животные умирали один за другим; сначала Джек, который служил много лет верой и правдой, кому-то "помешал", ему прыснули в глаза какой-то дрянью, и он ослеп, ужасно страдая, метался по всей территории с побелевшими пустыми глазами, а потом совсем исчез, позже кота Ваську кто-то забил насмерть, за ним Лиза, хотя и довольно старая собачка, но могла бы ещё пожить; умерла с симптомами отравления; не надо быть ветеринаром, чтобы определить это. И рвота, и понос - что это, как не вирусная инфекция? Она всю жизнь просидела на цепи, посуду сторожа моют, подстилку меняют. Где она сама могла заразиться?! Не прошло и двух месяцев и умирают два щенка с интервалом в два дня. Если бы в организации был порядок, такого бы не случилось! У собак нет нормальных будок! Не понятно, кто их кормит и кто за ними присматривает! Я сейчас говорю о собаках с главной территории: о Шельме, её щенках, об Анфисе (кто-то из глупейших наших сотрудниц перед ней пробежал недавно, и она поцарапала зубами ей туфель; в несколько минут бедной собаке был объявлен "Бойкот", её жалкая будочка выброшена, а собака влачит своё существование под деревом на ветру и холоде, однако по-прежнему на своём посту. Бесстыжие людишки!). И наконец, Джек. Но его уже нет, вероятно, в живых. Когда щенки Шельмы немного подросли, они стали бегать по всей территории, как беспризорники из известного кинофильма "Республика Шкид". И люди видели это, "сюсюкали" с ними. Их это умиляло. Они их подкармливали! А что у каждой собачки должен быть свой хозяин, им некогда было об этом подумать, тем более, что они уже откупились; в доступной и лёгкой для себя форме, "подкармливая" щенков куриными косточками (ужас дикий!). Подкармливали и "сюсюкали", делали всё то, что подсказывал им их размягчённый от "любви" рассудок. Некоторые даже высказывали "добропорядочные намерения" - забрать их под своё "крыло". Но! Как известно, "добрыми намерениями выстлана дорога в ад"; если на предприятии нет системы по уходу за животными – «намерения» - пустой звук!
И собаки, и кошки - раз они со сторожами делят дежурства и кров уже много лет, служат верой и правдой всей своей беззаветной животной сущностью - такие же сторожа! И должны иметь защиту и покровительство. А те, кто делает вид, что ничего не происходит, что так всё и должно быть, идти на самотёк - вредители и враги нашему Обществу! Как сказал Владимир Путин в одном из своих обращений к народу, "... Животные - неотъемлемая часть всей нашей Экосистемы!". У животных должно быть довольствие. Собаки должны быть привиты вовремя. У них должны быть вольеры; тёплые (на случай похолодания) и летние. Вольеры должны содержаться в чистоте, регулярно дезинфицироваться специально обученными для этой работы людьми, которым за эту работу надо платить, хотя бы потому что у них самих могут быть дети, внуки, престарелые родители, любимые животные, о которых надо заботиться! И ещё потому, что любая, повторяю, любая работа должна быть оплачена!
Вот наброски того, что я намерен подготовить и, собрав подписи тех, кто по зову сердца пожелает присоединиться, отдать один экземпляр директору предприятия Воронову Николаю Евгеньевичу, а другой (чтобы не "канул" куда-нибудь "в лету") оставить себе, так сказать, для истории…
•
На смерть щенят (Окончание)
Вчера 14 января 2017 года мне сообщил сварщик Коля, что умерли все щенки. За д'Артаньянчиком и Партосиком последовали два их брата, Атос и Арамис. Я уже говорил, что наши весёлые сварщики так назвали четверых мальчиков Шельмы. Мы подходили с напарницей Валентиной к молодому сварщику Николаю 11 января, справлялись о том, как лечат щенков (мужики отпаивали их водкой с яйцом), мы просили, чтобы и Шельме тоже давали водку, т. к. она, сказал я, контактировала с погибшими и контактирует с больными своими щенками, что это опасная болезнь, от которой 99% собак гибнет. Теперь, когда щенков не стало, я с чувством вины спрашиваю себе не подготовил ли я почву для гибели щенков своими "99%"? Не размягчило ли это мужиков, которые пытались их спасти? Не опустили ли они преждевременно руки? Я только хотел сказать, что высочайший процент смертности предусматривает и высочайший уровень усилий, воли, правильных действий (99 это ещё не сто!). И уж совсем нелепо "подсовывается" моя "оплошность", когда я мёртвого щеночка положил головой к выходу, а не ножками, как просила меня (она это утверждает, но я не помню, хотя может быть) сменщица Валентина. В моём характере при всей его мизантропии существенное место занимает прагматизм. Я чувствую, что все эти страхи - глупость и ничего боле!
Когда я заходил (10 января) в сварочный цех, где содержали щенков, я видел их; один всё время лежал и, хотя он беспрерывно покашливал, взгляд его был более или менее осмысленный, а второй щенок прибежал из соседней комнаты и стал облизывать мои пальцы. Я в это время разговаривал с Багдановичем Сергеем (он взял на себя основные обязанности по спасению щенков), он попросил принести ему шприц (я принёс сразу после нашего разговора два шприца по 2 мл., т. к. большего объёма неиспользованных не было), я стоял, разговаривал с Багдановичем, щеночек облизывал мои пальцы, а я только "параллельно" фиксировал это в сознании. Тогда я вёл себя, как-будто истукан, ни к чему не способный, отвергающий всякую привязанность (от «пресыщения» болью, сейчас, когда маленький умер, я ощущаю в его прикосновении Смысл! ...
На территории без них пустота. Когда я прохожу мимо (по работе), то смотрю на ворота холодного "стадиона" или на опустевшую будку (на том же "стадионе") или на будки возле сварочного цеха, куда чьи-то заботливые руки нанесли соломы для собак и сознаю, что их больше нет ... Не будет ... Никогда ... Они уже не устремятся ко мне навстречу и не оближут радостно мои пальцы.
А сегодня я невольно даже стал извергом; как сумасшедший спешил вовремя закончить уборку перед сменой, а самая старшая по возрасту кошка Тина пошла вдруг поперёк комнаты и попала мне под мой шаг; удар тяжёлым ботинком пришёлся прямо по её головке, под челюсть. Бедная потрясла головой! Такой удар был бы, по-моему чувствителен даже крепкому человеку, а тут кошечка! Я брал её на руки снова и снова, целовал, гладил, просил прощения. Сначала она плакала (мяукала); что-то её беспокоило, потом стала такой, как обычно, спокойной!
Повторюсь, вот и я стал извергом. Душа болит. И совсем нет желания ходить на ту работу, видеть тех людей (не буду повторять имён, но среди них были люди, которые всё же обещали забрать щенков, а время шло, они "топтались" в нерешительности и ... время ушло ...). Я бы с радостью больше не приходил туда! Только где работать? ... И животных жалко; кто о них позаботиться? Наина, да "начальники - молчальники", да "обещалки". На Валю, да на сварщиков только вся надежда! Хорошо бы отношение руководства повернуть в сторону любви к животным! Я слышал, что Воронов Николай Евгеньевич воспитанник детского дома! Так, может быть ещё не всё потеряно! Он-то должен понимать, что заботиться о беззащитных существах это не только благородно; это единственно характеризует человека, как ЧЕЛОВЕКА!»
И ещё о «себе любимом». Ну, не даёт мне покоя моя «инициатива» с установкой старой полуразрушенной будки для Шельмы и щенков (когда они были ещё живы и перебрались на холодный заброшенный стадион). Ну почему я не учёл тот факт, что в трухе, которая сыпалась из её стен, пола и потолка, может быть смертельная опасность для щенков?! Я, как слепой удот, был сосредоточен только на одном – думал, что будка поможет бедным щенкам пережить лютый мороз. Я гордился собой в тот момент. А теперь «гадаю на кофейной гуще» - не я ли явился причиной заражения щенков энтеритом? Дикость? Но жизнь порой выкидывает такие штуки, словно насмехается над ограниченным человеком, посягнувшим уровняться в Силе Добра с Богом, ставя измученного самоистязанием человека на одну высоту с отъявленным негодяем, способным ослепить из балончика старого пса или «поддеть» ногой кота или собачонку.
Глава тридцать вторая. «Шахматная доска»
Дописать через диктофон, обработать и вставить:
ВСТАВКА: Склонный к самоанализу, Сева анализировал и «ближнего своего». Вновь вспомнился эпизод, с которого, возможно и началось стремительное пике Севы под «крылом несокрушимого лайнера», где он трудился. Это «театральное действие» состоялось до его службы сторожем дальних ворот. И, тем не менее, перенесёмся ненадолго в то время; душа просит, а «навязчивость взывает к галоперидолу» (я так пытаюсь «острить»!). Однажды Попса повёл себя как заядлый кукловод (Аля Карабасов!). Он не вмешался, когда в один из «прекрасных дней» Сева «сцепился» с Рустамом (я описывал это событие раньше и, подробно); обнаглевший юнец, рвущийся к своей заветной цели, тоном уверенного бывалого человека говорил тогда: «Иди, Сева, поработай! Чего ты упрямишься?!» Более всего смутил Савелия тон, и он парировал: «Ты сам иди в сторожа, молодой!» Но «Русик» не унимался: «А чего ты мне тут грубишь? Ты, кто такой?! Главный?!» При этих словах, накаливших вспыльчивого Савелия до предела, Рустам оглянулся на шефа. Попса скромно сидел в уголке дивана и листал журнальчик, устранившись от им же начатого разговора. А перед этим, помнится, Севу «накрутили» два его доверенных «источника» (Милана и Людмила); сообщили «по секрету», что пока он был в отпуске, а Рустам перешёл временно на его место, распространялись слухи, что Рустам хотел (и серьёзно намерен был) занять это место постоянно. Севе же готовится место «стража задних ворот». «Земля слухами полнится». И две подруги, две его «верные боевые подруги» так же «по секрету» добавили: «Нам сторожихи сами рассказывают, что варят животным, покупают для этого на свои деньги продукты, убираются, когда сдают смену, воду сами носят! Тебе это надо?! Тут пришёл, в чистоте отсидел световой рабочий день и домой! А в субботу – воскресенье выходные, как у нормальных людей! В пятницу у тебя день сокращённый, до обеда. Там же ни выходных, ни праздников! Держись за своё место! Не соглашайся!» Сева не собирался переходить и в тайне души надеялся, что его друзья (Владимир Владимирович, Анатолий Петрович, заместитель директора Макарнюк (хоть и не друг, но добропорядочный человек, как-то один раз уже оказывавший ему свою поддержку) помогут, подскажут выход! Ему даже в душе было искренне жаль, алчущего улучшения своего статуса, Рустама, т.к. почитали его за дурачка «без берегов», лезущего в душу, путающего ранги и границы; он мог стоять «над душой» понравившейся сотрудницы и не давать ей возможности отделаться от него. Он (и это случалось!) «клеился» к хорошеньким посетительницам и предлагал им номер своего сотового при первом удобном случае. Мог панибратски прервать разговор двух начальников отделов, чтобы не в первый уже раз на дню поздороваться. Он боялся только директора; бежал на свой пост пулей, едва заслышав его шаги по коридору. Навязчивый, болезненный шизоид – «юноша бледный со-взором горящим!». В создавшихся условиях каждый проявлял свою истинную сущность. Болезнетворная среда «загнивающего капитализма» оказывала своё действие на всех в индивидуальной степени! И Попса встал на сторону Рустама . Подходящей ли кандидатуры не нашлось, или же представителю нашей благородной милиции (пардон, полиции), а Попса бывший мент (по аналогии с новым названием – понт!) очень понадобилось «притянуть» такой «источник информации». Рустам, судя по отзывам тех же моляров, фельдшера, Кости – программиста, охотно «сливал» любую интересующую информацию Попсе, за что и заслужил, вероятно, свои «привилегии» и признание своего шефа. В известном фильме «Каникулы строгого режима» Сумрак говорил мальчику из своего отряда: «Стучать не хорошо - кончишь плохо!». Так Рустам ведь и не «стучал» (так он, наверное, думал о себе!), рвался к Свету, росток дрожащий!
Почва была «удобрена» самим Попсой; кто-то позавидуют его «ментовской» предприимчивости и изобретательности (опять же его предшественник «не пробиваемый» и быковатый Карабасов, ну и, конечно, Рустам, желающий быть похожим на своего очередного кумира (после того, как свергнут был Сева из его кумиров, на чей концерт он ходил, восхищался его песнями, просил помочь открыть ему страницу на сайте знакомств, когда всё было иначе, пока им не овладела цель получить КПП.
Всё, дежавю подошло к концу, «таблетка галоперидола» упала куда нужно и всосалась, а мы возвращаемся к хронологической последовательности нашего занимательного (для психиатров) повествования!
Всё вышеизложенное было почвой для нижеизложенного, поэтому и необходимо было вернуться к пройденному «материалу» и снова его повторить. Теперь далее.
Формально-то всё началось с проверок.
Первым «проверяющим засланцем» стал Рустам. Он приходил сначала робко озираясь, принюхивался, подмечал «все минусы», на которые потом можно будет сослаться. Докладывая шефу, привирал, добавлял от себя то, чего не было! Он приходил в обеденное время, когда Сева уезжал к маме.
Хотя ситуация была известна всем; кому только не пришлось рассказывать Севе о том, почему он перешёл в сторожа; продолжали сгущаться тучи неумолимо. Им пытались воспрепятствовать в меру своих скромных возможностей, принимать посильное участие друзья. Лапин, если мог, дежурил, ждал Савелия, а, когда не мог, то прибегал, проверял пост «наскоками». Помогал «посильно» и Владимир Владимирович. Приходил посидеть, «подежурить», поласкать кошек, Белочку:
(вставка закончена) - «Я так люблю животных!» - говорил он с восторгом. Но вот однажды, Сева попросил его посидеть вместо себя, а Владимир Владимирович предложил: «А что ты не можешь попросить Николая Михайловича?! Он же твой шеф! Объясни ему всё!». Сева только и сказал: «Владимир Владимирович, он всё сам так и организовал и знает мою ситуацию едва ли не лучше меня! Многократно об этом говорили! Только каждый раз у него «перезагрузка», как в компьютере, поэтому приходится всё сначала объяснять. Проблему надо решать кардинально, а то получается, как в анекдоте – мужчина без одной руки вынужден каждый год доказывать чиновнику от здравоохранения, что он инвалид; как - будто рука за год вырастет!». Знал, скорее всего ситуацию и заместитель директора (а после Воронова четвёртый по счёту директор) Макарнюк Александр Игоревич. Он хороший человек! Простой, не гнушается обычного человека! Однажды Сева к нему обратился по одной проблеме, связанной с пропажей документов; ему оставили на КПП почту для передачи в отдел продаж, но по запарке он отнёс её программистам; Костя собирался идти в отдел продаж наладить принтер и согласился отдать туда пакет; забыл это сделать; пакет лежал до вечера, а по коридорам носились заполошенные сотрудницы, которым грозило увольнение (Севе тоже)! Он сильно перенервничал, вспоминал куда он их мог деть – всегда, когда к нему приходили, он подобные пакеты передавал, но в тот день никто не приходил, а хватились их на следующий день. Сева пошёл к заместителю директора просить защиты. И Александр Игоревич успокоил его, настроил и вместе они пакет нашли, спокойно лежащий на столе у Кости! Такое участие не забывается!
У Севы сложилось ошибочное представление о том, что он нужен предприятию, что его не выставят за дверь, им дорожат, увидев его в творческом амплуа; и актёр, и гитарист, и просто добряк, настоящий товарищ, отзывчивый и восприимчивый к чужой беде, а ещё и животных любит! Это он о себе так думал, смотря на себя глазами окружающих, работающих с ним на одном предприятии. Увы! Всё оказалось гораздо прозаичнее, чем ему хотелось!
Однажды Попса предупредил его по рабочему телефону, что сегодня будет большая проверка, зайдут и к Савелию. Чтобы не получилось неприятностей, мол, надо ему сообщить, когда Сева оставит пост и, когда вернётся. Сева сказал сразу, что уйдёт в 13-00, а вернётся в 15-00. «Хорошо!» -заверил Николай Михайлович, - «Я приведу комиссию, когда ты вернёшься; где-то в четвёртом часу дня». Когда Сева был уже на месте, комиссия пришла в составе трёх человек – Попса Н.М., новый директор из Барнаула Савченко и, вновь ставший заместителем директора, Макарнюк Александр Игоревич. Проверка прошла спокойно. Обсуждали проект нового сторожевого пункта, осмотрели старое помещение (1952 года постройки).
Но дальше больше! Неожиданно Попса поменял свою тактику; дистанцировался, насколько это возможно, от Севы. И по предприятию «самостийно» стали расползаться слухи, что Сева сам покидает пост, не ставит своего непосредственного начальника в известность, что он ему этого не разрешает, а Сева всё делает по-своему.
Однажды, когда Сева уже ушёл к маме, предварительно позвонив Лапину и, заручившись его обещанием, что он сразу после обеда придёт в сторожку и будет его ждать, Попса повторил свой ход «конём» - вновь прислал Рустама. А сам вызвал в это время для формальной беседы Лапина. Пока Попса «пудрил» Анатолию Петровичу «мозги», Рустам сбегал и проверил вторые ворота, заглянул в сторожку и, не обнаружив там Севы, быстро вернулся к своему шефу доложить. «Пост открыт! Сторожа нет на месте. Ходят какие-то незнакомые люди, заглядывают в сторожку». «Я собирался сразу после обеда пойти туда, но меня вызвали Вы!» - пытался защитить Савелия Лапин. Попса многозначительно мотнул головой, секунду стоял задумавшись, потом добавил: «Не пойму Вас, Анатолий Петрович! Зачем вы ему помогаете?!» «Как же иначе? У него такая тяжёлая семейная ситуация, мама больна. Он ищет выход, мечется. Ему необходима помощь!» Но Попса стоял на своём: «Ему не поможете, а себе можете навредить! У Вас разве нет собственных проблем?!» Анатолий Петрович промолчал. В молчании пошёл на пост и дождался Савелия. Всё ему рассказал (или не всё?). В следующий свой выход Сева менял Наину. И она, оказавшись в курсе проверки Рустама, заверила Севу, что, мол, укоротила этому проверяющему его «пытливое жало» - предложила ему: «А давай посмотрим по камерам видеонаблюдения правду ли ты говоришь, что во время отсутствия Севы у него по сторожке ходили посторонние люди?!» Она с улыбкой добавила, что Рустам после этого её предложения перевёл тему на другое, потом ему «срочно» понадобилось уйти.
Такие «проблески» улучшения взаимоотношений между Севой и эгоистичной Наиной имели место и имели какой-нибудь смысл, который постигать и постигать. Сева остался работать, когда Наина ушла, и сначала удивился «какая она в этот раз была хорошая!», ему стало дышать легче; всегда ведь легче, когда кто-то за тебя вступается! Но потом, немного успокоившись, Сева подумал – змея, меняющая кожу на новую, хоть и кажется такой красивой, но не перестаёт быть змеёй! Так и Наина, скорее всего, особо того не желая, помогала Севе, но оставалась собой; раз «часовой механизм на мине замедленного действия» уже запущен (и не ей запущен, а другими людьми!), зачем «гасить фитиль»?! Пусть горит! Пусть рванёт! Она постоит в стороне, посмотрит, может получится использовать это «во благо животных». Пусть летят головы! Несговорчивый Сева чем не подходящая кандидатура?! Не хотел по-хорошему, ругался со мной по уборке, не делает выводов, не реагирует на мои замечания – пусть ответит «по полной! Пусть ответит!
Глава тридцать третья. «Последняя проверка»
Никто уже не хотел «заступаться» за опального «контролёра» и «входить в его положение». В «Е» пришёл шестой по «порядку номеров» директор (и это только за три года работы Савелия, а сколько их было всего!). Люди опасались «грозных перемен» - «Говорят, он привёз с собой свою команду! Значит кого-то уволят!». Желательно было удержаться на своём месте, невольно люди замыкались и были каждый за себя.
Эта комиссия назревала давно. К ней тщательно подводил Попса, готовился свой «сокрушительный» удар; пришла огромного роста женщина заместитель директора по экономическим вопросам (коллега и знакомая Попсы по работе в полиции; во тенденция – привлекать на работу профессионалов «из органов» - ничего не напоминает?!). Также пришла юрист Алёна. Красавица! Про себя Сева называл её «гречанкой», хотя она то ли украинка, то ли еврейка. Алёна раньше нравилась Севе. А женщина это чувствует! Она смущённо опускала глаза или, наоборот, смотрела в одну точку перед собой, когда проходила через Севин КПП. Взгляд её огромных черных глаз был влажен и полон чем-то очень трогательным, женственным! Нежный румянец заливал её щёчки. И в этот, решающий для Севы, день она была Прекрасной Еленой Спартанской, за которую сражались и умирали герои в троянской битве.
Но роли в наше время отличаются немного – погибают герои не так заметно, как в древности; падают, подкошенные подлостью людской не в открытом бою, а сражённые из-за угла предательством! «Елена Прекрасная» с тем же румянцем на щеках стояла в стороне и что-то «конспектировала» в блокноте. Промывкой же мозгов Севе руководила дебёлая женщина («за скромность памятник, представьте, мне не нужен, тяжёлым бюстом я не раз уж был контужен» - из авторской песни Севы), по сравнению с которой Сева ощущал себя пигмеем. Та всё надвигалась на него, нависала, как гора и, «просверливая дырку» в его голове, всё твердила: «Зачем оставил пост? Зачем грузовики заезжают-выезжают, выгружаются бесконтрольно? Почему работает «в холостую» телевизор? И т.п. Сева отклонился от её ядовитого лица и вдруг воспрянул, как в китайской легенде, ветвь из-под снега, гордо взглянул «громовержице» в глаза. И сам стал метать в неё громы и молнии: «А Вы зачем на меня орёте?! Какое право вы имеете на меня давить?! Вы даже не представились! Кто вы? По какому праву Вы устраиваете мне допрос?! (Здесь «гора» представилась по всей форме, как я написал выше). Если имеются ко мне вопросы, изложите их в письменном виде. Я отвечу по всем пунктам. На все вопросы у меня есть ответы! Правда, не могу ручаться за вас! Что вам мои ответы понравятся!»
«Предводительница» опешила от «такой наглости» и даже несколько попятилась. Но, переведя дух, с ещё большим остервенением набросилась на Савелия, словно желала размазать его по полу! Попса присутствовал при этом и «скромно курил в сторонке». Зачем обнаруживать себя лишний раз? Он выполнил всё, что мог, организовал «законное преследование нарушителя дисциплины», а заодно поколебал «дружбу» Владимира Владимировича и Анатолия Петровича, лишив Севу какой-либо поддержки. Теперь «сам Бог велел отсидеться!».
Алёна по распоряжению «громометательницы» прекратила «стенографировать» и пошла в отдел за официальной обвинительной бумагой. Через какое-то время она вернулась и передала бумагу распорядительнице; та поставила свою резолюцию, потом «завизировал» Николай Михайлович. Поставить подпись, «ну, что ознакомлен», предложили и Савелию. Он, однако, спешить не стал – сдерживая себя, прочёл, что там было написано. А написано то же самое, что в своей злобе «выплёвывала» женщина – гора. Так, что перечислять это снова нет смысла!
Всё прочитав, Сева подписал бумагу (два экземпляра); один отдал «дебёлой», второй остался у него.
Такой «наглости» комиссия не ожидала! Когда они уходили, их лица были обтянуты недоумением, как презервативом на голове истукана, мол, неужто все их «потуги» пройдут даром и «ничейный мужчинка» посадит их своей Объяснительной на «пятую точку»?!
После их ухода Савелий написал Объяснительную и отправился к Владимиру Владимировичу, другу (как он надеялся) и учителю. Увидев в кабинете с вывеской «Технический руководитель» В.В. Сева почувствовал в нём перемену; на этот раз перед ним сидел не благодушный наставник, а такой же настороженный с повышенным «тургором» в лице и во всём облике начальник: «Что ты от меня хочешь?» . Сева остановился на пороге в нерешительности и, действительно ощутил себя не в своей тарелке, как будто он не туда попал, почувствовал себя навязчивым и нашкодившим мальчишкой..
-«Хотел услышать Ваше мнение!» - и своими словами рассказал ситуацию, но, похоже, Владимир Владимирович уже был достаточно осведомлён; сразу протянул руку за бумагой и внимательно стал её читать, а Сева стоял перед его столом, как студент на экзамене. Через пару минут Владимир Владимирович поднял на Севу глаза и повторил: «Что ты хочешь?». «Я не согласен с тоном обвинения! Во-первых, Николай Михайлович сам меня учил, как правильно отлучиться с поста, закрыть ворота, куда сдать ключ, а днём сам неоднократно, когда мы не могли с ним найти замену… Хорошо! Когда я не мог найти замену (Не пойму только разницы!), он сидел вместо меня. Сейчас же дистанцируется, выставляя меня единственным и «самодостаточным» для наказания негодяем! Во-вторых, там написано про грузовики, что они разгружались в моё отсутствие. Ну, ведь не было грузовиков!?». «Были! – возразил Владимир Владимирович. – «Я сам видел! Я там был в это время. Меня Попса Николай Михайлович позвал, и я ходил туда. Мы беседовали». «Вы тоже были в комиссии?!» «Нет! Я немного постоял там и ушёл!». О чём они разговаривали (вернее, о ком) Сева догадался; отсюда, может быть, и перемена в поведении Владимира Владимировича. Вдобавок, когда он шёл к нему в кабинет, на пути попался Лапин, который стал извиняться и оправдываться, что не смог «закрыть брешь»; - его, как уже бывало, Попса попросил «не покидать своего рабочего места - учебный класс по пожарной безопасности, мол, к нему должны прийти на учёбу; он прождал больше часа; так никто и не пришёл, и он только в три часа смог вырваться; когда он пришёл в сторожку, его встретила комиссия, а Попса задал прямой вопрос: «Чего Вы его защищаете?! Он должен быть сейчас на работе, а его нет! Зато он есть в Одноклассниках, в интернете, где пишет гадости о том, что творится у нас на предприятии! Опасный! Диссидент, честное слово!». Сева ответил Лапину, проглотив слюну, - «Анатолий Петрович! Я включаю компьютер, когда ухожу на смену, чтобы создавался эффект присутствия меня дома. Понимаете ли, у меня в подъезде не совсем благоприятная обстановка; портят домофон, меня обворовывали уже – украли дорогой компьютер память об отце! Я тогда чуть не сошёл с ума, потому что такого компьютера, что я купил после его смерти на деньги, которые он оставил мне, я уже не куплю, возможно, никогда! Интернет я включаю в Батиной квартире (её мне и обворовывали), а живу у мамы. Понимаете!?» Анатолий Петрович посоветовал написать об этом в объяснительной, а то, мол, Попса «рвёт и мечет». В голове, как в мощном компьютере за долю секунды информация от Лапина была переработана и «задвинута» на полку долговременной памяти. Однако, «долго» хранить её не пришлось – после встречи с Владимиром Владимировичем, когда Сева вышел на свежий воздух, он вновь «достал» «информацию» и сопоставил! Выводы были неутешительными – земля стала «покачиваться» у него под ногами. Он шёл не такими уверенными шагами, как обычно и в голове крутил фразу В.В., которой тот «отпустил его в свободное плавание» - «Надо изменить кое-что в Объяснительной; ты пишешь, что Попса тебя всему научил?!.. Ну, в этом смысле! Так вот, ты ведь его подставляешь! Не надо так! Напиши просто, что «Попса Н. М. в курсе всех нюансов моей работы». А то ему от директора попадёт!»
«Как внезапно поменялся человек!» - думал Сева, спускаясь по лестнице и проходя мимо теннисного стола в комнате отдыха. Выйдя на улицу, он пожал плечами, продолжая внутреннюю беседу с самим собой: «Раньше, когда я был контролёром, Владимир Владимирович был настроен иначе – критически относился к ретивому новичку Попсе, охотно разделял опасения и мысли Севы на перспективы; не одобрял стремление Попсы выслужиться перед начальством, а, когда узнал, что тот взят на работу из полиции, сказал: «Всё ясно! Были менты, а стали понты! То-то он такой ретивый!» Сева пожал руку Владимиру Владимировичу, рассмеялся: «Вы по истине читаете мои мысли; выразили слово в слово мой тезис, или каламбур; когда поменяли «вывеску» с милиции на полицию, я придумал по аналогии «милиция – менты» - «полиция – понты». Вот уж точно, все мы в одном «эфире – кефире» паримся!»
«Посмотрим на него дальше, как он себя проявит! Интересно!» - сказал тогда Владимир Владимирович и дружески приобнял Севу: «Работай, Савелий спокойно!»
Что же произошло? Почему так поменялся человек?! Единомышленниками перестают люди быть после серьёзных разногласий, а их между Севой и Владимиром Владимировичем не было! Ни разу они даже не спорили ни о чём! Сева выбрал себе учителя, конечно, самостоятельно, не осведомив об этом его, но в чём здесь зло?! Почему же такой «выверт», не сказать, чтобы предательство, но чем-то напоминает именно предательство.
И этот уважаемый друг заступается за его недруга, врага, советует изменить абзац в объяснительной, чтобы «не подставлять» того под удар. А это значит – толкает Севу в одиночку бороться с системой, идти на эту борьбу неподготовленным, ослабив самозащиту в главном пункте и, лишая своей защиты его; Попса, если не сам всё организовал «должным образом», то содействовал созданию этой ситуации; где-то невмешательством, пустив всё на самотёк, а где-то наоборот активными действиями и провокациями (мешал Лапину замещать Севу, давая ему ложную информацию о «надвигающейся к нему делегации» или, мол, должны прийти ученики, и т. п.). В результате проверок и нагнетания нездоровой обстановки, Сева чувствовал себя «Одиноким странником», заблудившимся в ночи; его охотно выставили «крайним»; не себя же выставлять! Это он принимал неверные, даже вредные для предприятия решения!
Сева вернулся от Владимира Владимировича в сторожку с тягостным чувством, не расценивая это, как предательство, но очень расстроенный! Сначала он ничего не хотел менять в объяснительной, но он ведь ещё надеялся на дружбу Владимира Владимировича, что всё прояснится, что это какое-то недоразумение и временная потеря взаимопонимания. Поэтому сел и всё переписал с изменениями, которые предложил ему друг.
В последнюю свою смену Сева метался в поисках подмены; звонил Лапину, но он опять был предупреждён Попсой, чтобы не покидал своего кабинета в учебном корпусе и ждал («старая пластинка»!) проверку из МЧС. Анатолий Петрович пообещал, как только освободится, так сразу и придёт в сторожку проверить обстановку. Можно было ещё позвонить Владимиру Владимировичу, как бывало раньше – он раза три уже подменял Савелия – приходил в сторожку посидеть в тишине на диване в окружении кошек и Белки; он гладил их, разговаривал с ними, а потом делился с Севой своим позитивным настроением: «Я так люблю животных! Они такие классные!» Но в тот день Сева не решился звонить Владимиру Владимировичу; сказался неприятный осадок от последнего разговора. Прошло ведь только два дня после их встречи и беседы по поводу «Объяснительной» и «предложенных исправлений». Знакомых мужиков по близости тоже не оказалось и Сева пошёл к своему руководителю, несмотря на своё неприятие этого человека, на бередящие душу подозрения (по «странному» стечению обстоятельств, если не по прямой связи, все смерти бедных животных на предприятии «сконцентрировались» и произошли, когда он заступил на свою «службу»; Джек, Васька, Лиза, щенки).
Сева прошёл к нему в новый, специально оборудованный для начальника охраны, кабинет (на месте старой диспетчерской) и попросил отпустить после обеда к маме.
- А у меня некому тебя заменить! – заявил он.
- А Вы?
- А у меня своя работа!
- Значит… Назрела необходимость! Я напишу сегодня заявление…
Что-то в голове «перещёлкнуло», и Сева принял решение уйти с неожиданной для себя лёгкостью. Он прокручивал (и не раз!) такую «вероятность», но и предполагать не мог, что это может принести некое подобие облегчения и произойти так молниеносно. Никто его не спешил останавливать. Да и некому было! Секунду другую было облегчение, потом, как на весах – в противовес облегчению пришло противоположное чувство – тревога перед неизвестностью.
Попса сразу «подобрался». Лицо его из обычного плоского, растянутого в «лыбе простодушия», заострилось и вытянулось, как мордочка грызуна. Он «завис мхатовской паузой», как «артист больших и малых театров», на несколько секунд задумался. Потом с подчёркнутым «сожалением» промолвил: «Ну, что же! Я понимаю», - вздохнул, пожал плечами и прибавил: «Надо – значит надо». Потом он набрал номер отдела кадров и переговорил с начальником Агрипиной Венедиктовной, уточнил с какого числа лучше написать заявление, как его сформулировать, чтобы возможно быстрее уволиться. На том конце провода тоже, видимо, задумались, может быть поддавшись искушению «сделать хорошую мину при «дурной» игре».
Где же то восхищение, что вы, Агрипина Венедиктовна Круглович, испытывали 4 марта, когда Сева пел вам и всем женщинам в актовом зале романсы?! Улетучилось?! Выветрилось?! Выдохлось?! Забыто?! Растоптано?! Однако, я увлёкся! Просто, когда сживаешься с образом своего героя – всё переживаешь так же остро, как будто он это ты.
На том конце «провода» ответили, и Попса прокомментировал этот ответ: «Может доработаешь неделю, тогда получишь премиальные по итогам года?»
«Нет! Не могу!» -Сева не знал ещё, что на много месяцев уходит в Пустоту, что «удавка» нищеты будет временами так сильно прихватывать его за горло, что дышать придётся «через раз», чтобы экономить бесценный кислород; слава Богу, пока за кислород государство брать плату не додумалось! Сначала закончатся все сбережения, что скопили его старики, потом деньги мамы (на «тот день»); всё уйдёт, как вода сквозь пальцы – и года не пройдёт! Лекарства, памперсы, продукты, диван (тот, на котором уходил Иван Трофимович, развалился совсем и не на чем было спать маме), квартиры – мамина и его (от Бати) требуют вложений. Друзья (кроме одной маминой подруги кореянки Веры) перестанут приходить, а потом и звонить перестанут, потянутся будни без праздников и выходных. Родственники и те отвернутся. Сложности характера не позволят Севе делать шаги в их направлении (и в направлении «потерявшихся» друзей). Они сузят, так называемое, пространство для манёвров до размеров угольного ушка. Сева залезет в долги, начнёт ремонтировать свою квартиру (а в то время начнёт «сыпаться» мамина – обои, кафель, сантехника и пр.); ремонт своей квартиры затеет с целью сдавать её, или продать, чтобы были средства к существованию. Но Бог (видимо Бог!) пожелает внести свои коррективы – он даст Севе ещё одно испытание – надо спасти, умиравшего от сепсиса на тротуаре рыжего красавца кота. Сева возьмёт его к себе и сорок (с небольшим) дней будет бороться за его жизнь, надеясь, что как только спасёт – пристроит его к хорошим людям. Он отыщет его хозяйку, но та к сожалению, откажется от своего любимца. И я расскажу об этом сейчас. Только ещё одно – «То, что нас не убивает, делает сильнее!» Для этого и испытания! Чубайса Сева не выбросит, оставит себе (пятым котом будет!). Он будет жить в его холостяцкой квартире, охранять его опустевшее после переезда к маме, жилище. Его, Чубайса с необычным для кота характером, Сева полюбит, как товарища по несчастью! «Если и отдам кому, то только настоящему другу. И навещать буду, и заботиться, и молиться!» – так решит он потом.
Перенесёмся на восемь месяцев вперёд. Заглянем в будущее, чтобы рассказать историю Чубайса. Потом вернёмся обратно и закончим наконец нашу повесть.
ЧИТАТЬ ОТСЮДА
Глава тридцать четвёртая. «Встреча в пути»
«Я увидел в первый раз этого кота в начале лета, когда его стали выпускать на улицу хозяева. Дом, возле которого я встретил его, тот самый пресловутый "Титаник", где с торца здания располагается сейчас наше местное телевидение "Телемикс". Я обычно прохожу мимо этого дома на остановку, что по улице Краснознамённой (мой "отработанный" маршрут). Когда я увидел его впервые, он сильно заинтересовал меня; очень уж похож на моего котёнка (моя кошка родила четверых котят 23 июля 2016 года. Из них два рыжих! Одного я оставил себе, а второго забрала симпатичная кореянка). Я рассматривал его каждый раз, когда проходил мимо. Один раз пошёл за ним. Он с интересом осмотрел меня, но предпочёл скрыться за кустами. Очень красивые глаза у него! Потом я рассматривал фото, где у меня оба рыжих котёнка и нашёл, что отличительной чертой обоих - их полосы на боках; они в виде спиралей, а у котика ровные полосы; "значит не мой" - подумал я, но продолжал за ним наблюдать и пару раз угощал "Фрискис". Потом "Титаник" стали ремонтировать; монтажники на огромной высоте высверливали межплиточные пространства и конопатили их заново; большие куски твёрдого цемента падали вниз, разлетаясь по всему тротуару. Причём зачастую не было установлено никаких заграждений и на участке не было никого, чтобы "отгонять" людей; только работающие монтажники наверху, высверливающие камни, бросающие их вниз. Никто не предупреждал прохожих об опасности, а тем более, никто не отгонял животных; кошки сидели на обычных своих местах, шарахаясь резко в сторону, когда сверху летел камень. Может быть один из таких вот камней "прилетел" в Рыжее Чудо; прямо по правой задней лапе. Когда я его встретил, необычно вялого и покорного; он лежал безучастный на тротуаре, уперев голову в бордюр. Люди проходили мимо. И я бы прошёл, если бы мне вдруг не захотелось его угостить "по старой памяти". Я достал пакетик "Феликс" и выдавил его на кусок полиэтилена. Котик стал есть. А я осматривал его. И вдруг я обратил внимание на его лапку! Она была неестественной величины (в три моих сложенных пальца толщиной!). Он ел, а лапку на асфальт не опускал. Проходящая мимо женщина выразила радость, что котика угощают, и он с удовольствием ест. Я же, озабоченный страшно распухшей лапой кота, указал женщине на предмет моей тревоги. Она посочувствовала и пошла дальше. ...И я пошёл дальше... Но! Чем дальше я удалялся, тем сильнее возрастала моя тревога за такого царственно-прекрасного рыжего кота, к которому стучалась смерть; он ещё не потерял аппетит (ест), не утратил интерес к жизни (равнодушие ещё "не затопило" его). Но смерть была рядом... А я уходил... Уходя, я думал: "Он умрёт. Это конец..." Подходя к своему дому, я уже принял решение и хотя бы попытаюсь ему помочь... Завтра! Да! Завтра я приду с сумкой, посажу в неё котика и отнесу ветеринару (Юля Николаевна из ветлечебницы профессора Кулешова, что на Волочаевской уже много раз помогала моим кошкам и заслуживает уважения!). Да! Завтра! ... Но войдя в квартиру, я резко переменил своё решение: "Нельзя в таком деле откладывать "на завтра" - только сегодня! И я хотя бы попытаюсь!"...Как же он кричал! Я сидел в коридоре, а Юля с помощницей обрабатывали распухшую ногу котика. Видимо, ему вскрывали раны; они зарубцевались и надо было их вскрыть, чтобы начался отток гноя. Как он кричал! Как человек! Я чуть зубы себе не стёр в порошок! Слёзы текли по моим щекам. Потом Юля Николаевна позвала: "Войдите в кабинет". Мой рыжий знакомый лежал на боку с перевязанной лапой."Мы всё обработали, сделали; укол, наложили мазь. Теперь Вы должны будете делать тоже самое семь - десять дней! Сможете?" Я растерялся: "У меня дома четыре кошки. Я должен буду как-то перестраиваться теперь, да? А можно (неожиданная пришла мысль) я его оставлю у вас в клинике? Вы его полечите, а я потом найду деньги?!" "Вообще-то, мы не берём животных на стационар!" Что же мне делать?! Тогда получается, я должен буду в таком состоянии выпустить его на улицу сейчас? А завтра снова ловить и нести к Вам?!" "Я думаю, - сказала Юля Николаевна, - что надо сначала долечить его, а потом выпускать!" Ветеринар выписала мне на лист всё, что надо купить "в человеческой" аптеке. Я купил. И теперь лечу его. Пришлось научиться делать уколы и всю необходимую обработку; в первый раз, когда я снял повязку, я чуть не упал в обморок; три дыры, из которых сочился гной, а вокруг его белые сгустки, как черви (я сначала подумал - черви)... Второй раз было полегче, в третий раз ещё легче! Похоже, мой новый друг начал сопротивляться и скоро пойдёт на поправку! Тогда встанет вопрос поиска его хозяина. Стоит ли отдавать его, если условия станут прежними? Может лучше найти ему нового хозяина?! Это очень доброе и благодарное существо! Когда я занимаюсь своей любимой йогой, он подходит и кладёт свою голову мне на плечо!... Я буду информировать своих друзей и подписчиков о развитии этой истории.
"Информирую" (продолжение).
Я нашёл хозяйку. Но, несмотря на все восторги по поводу обретения пропавшего кота, на россыпи благодарностей и обещаний беречь этого красавца и не повторять своих ошибок впредь, хозяйка отказалась брать своего Чубайса обратно. Это случилось сегодня. Рассказываю. У нас был уговор - я позвоню 23 августа (сегодня) после завершающего визита к ветеринару, и мы договоримся, когда она сможет забрать домой Чубайса (так она его назвала). Моё воображение рисовало радужные картины, когда она будет меня благодарить, может быть, предложит немного денег для погашения моих затрат. От которых я, в принципе, мог отказаться. Я представлял себе, как я откажусь от любых "компенсаций", лишь бы Чубайс себя чувствовал хорошо; чтобы у него всегда была полная миска и крыша над головой, чтобы ему не угрожали ядовитыми зубами бродячие уличные коты (от которых он, видимо, и пострадал, а не от камней монтажников), чтобы он жил в любви и был только в радость своей хозяйке! И никогда не возвращался бы во враждебную среду городских улиц, где, как в джунглях, выживает сильнейший. Но, если в джунглях всё изначально выстроено ясно и понятно, то в городе любая опасность вырастает в разы, когда душа каждого из прохожих таит в себе такие дебри, где упомянутые мной джунгли потеряются безвозвратно! А ещё дороги, автомобили, под колёсами которых ежедневно гибнут кошки, собаки, голуби... Когда-то может наступить и его очередь! Разве нет сердца у этой женщины?! Итак, я сегодня позвонил. Собирался сообщить хозяйке о новой беде, что, как известно, "не приходит одна"; за травмой ноги, которая чуть не стоила ему жизни пришло расстройство пищеварения по причине лечения его антибиотиками (такой вот после уколов нас ждал «сюрприз» - побочный эффект!), за расстройством пищеварения "гордо" проследовал (и сегодня объявился) лишай, который надо лечить (три недели). Лишай приходит чаще всего к ослабленным (по иммунитету) и травмированным животным к таким, как Чубайс. Я надеялся выработать совместную стратегию (с хозяйкой), чтобы она приняла мою эстафету; расписал ей весь курс реабилитации и лечения, а также свои наблюдения и рекомендации по корректировке его поведения (иногда "промахивается" с лотком!). Я записал всё это на лист размером А4 и хотел сегодня с ней договориться о передаче Чубайса. Но! Она и рта не дала мне раскрыть - заявила нарочито вяло, как бы нехотя: "Севушка! Я не возьму обратно Чубайса! Ты же знаешь, у меня аллергия на шерсть?!". Я так расстроился, что бросил трубку! Сразу вспомнилось, как она «делилась» со мной при первой нашей встрече, когда ещё всё было в радужных тонах, подобных тем, что «искрят» в пору полового созревания у подростков, когда стиль их поведения диктуется Его Величеством Либидо; «делилась», что у неё был уже рыжий кот, и он умер от укусов, полученных на улице. Она его даже ветеринару не показывала, а занималась самолечением. Нехорошая мысль промелькнула тогда у меня; "повезло же Чубайсу! Не дай Бог!" Но я постарался поскорее избавиться от этой мысли; мало ли - "человеку свойственно ошибаться!" Не повторит же она этой ошибки?!... Теперь я один на один с бедой. У меня на руках больная мама. Кроме меня у неё никого нет, кто бы мог ухаживать за ней. С работы меня попросили; точнее, перестали отпускать к маме, чтобы покормить её и дать лекарства. Помочь решить проблему никто не пытался, как-то все абстрагировались, предоставив мне самому выкручиваться; я "вертелся", как умел... Пришлось написать заявление (А как я "блистал" в своих нарядах и с гитарой, когда поздравлял очаровательных женщин нашей Организации с 8 марта! У многих на лицах были улыбки!... Всё пронеслось, как дым... Забыто... Когда пришла беда, я был выброшен на обочину, как грязный носок! Никакие заслуги не стали "индульгенцией"...). У нас с мамой две квартиры, её и моя. Я давно живу с ней и только на несколько часов в день уезжаю к себе, чтобы покормить кошек, которых скоро перевезу к маме (всех четверых; они мои дети! Не понимаю, как можно "избавляться" каким-либо образом, когда вдруг по "жизненной необходимости" они становятся "препятствием"! Так ведь отдельные люди поступают и со своими детьми - не родившимися, или даже родившимися! Не могу этого допустить и в мыслях!). Свою квартиру сейчас ремонтирую, насколько хватает времени и сил; надеюсь продать её. Она однокомнатная, но в центре города. Если бы удалось её продать за два миллиона, я бы решил ряд своих задач. Продать, или, на худой конец сдать в аренду. Но! Повторю - для этого квартиру надо привести в порядок. И я "бьюсь, как рыба"!.. Думал, что добро обернётся добром.. «Хозяйка» отказалась. Я в ступоре! Всё остановилось...»
Глава тридцать пятая. CODA
«Кодой» (а повествование моё о жизни Савелия Васильевича Давыдова близится к завершению) станут ещё несколько «штрихов к портрету», вышеупомянутых фигур.
Сева в тот же день отдал своему шефу заявление «по собственному». Возражений не было. Николай Михайлович поставил свою резолюцию и отнёс бумагу в отдел кадров, откуда оно отправится дальше «по инстанции», т. е. к директору на подпись. Новый (шестой по счёту за время работы Севы) директор прислан был из Находки по фамилии Мажуга; холодный, жёсткий, деловой. Поставлен «сверху» для выполнения «очередных задач по продвижению муниципального (ещё!) предприятия в сторону «ООО» (как до него Водоканал и Тепловые сети).
2016-17 годы – это годы гипертрофированных 90-х. Методы стали другими (сейчас «не отстреливают» в таком количестве!), но цели не изменились. «Разделяй и властвуй!». Идёт сближение криминала и власти; там, где постоянные денежные потоки, там это «сближение» и достигает своего «экстаза»!
Сева, несмотря на опасения, поехал в 13-00 проведать маму. Могли ведь наказать за «очередную самовольную отлучку с поста» и уволить уже не «по собственному желанию», а по статье «за прогулы». Но «кинжала в спину уходящему» к их чести не последовало. И Николай Михайлович сумел прикрыть «брешь»; несколько раз приходил лично и проконтролировал ситуацию, пока Сева отсутствовал.
А в конце того же (последнего) дня к Севе зашёл друг Владимир Владимирович. Остановившись на пороге, он сразу спросил: «Ну, что там у тебя?» Он был чрезвычайно серьёзен. Только почему-то избегал прямого взгляда Севы и отводил временами свой взгляд в бок, словно что-то искал. Сева почувствовал к нему благодарность за все лучшие моменты их взаимоотношений и захотел как-то сказать об этом; может быть больше не будет такой возможности: «Вы мне, как отец! Я Вас очень уважаю!.. Я уже отдал заявление на увольнение. Не вижу другого решения моих проблем». Владимир Владимирович, скорее в ответ на свои собственные мысли, чем на «Последний вопль о помощи одинокого кита» сказал негромко: «Я завтра поговорю о тебе. Сегодня уже поздно, а завтра с утра пойду, поговорю. Может быть заявление ещё в отделе кадров. Ты ведь мог бы перейти на график ночного дежурства; покормил маму, уложил спать и поехал бы ночью отдежурил! Надо только договориться со сменщицами о количестве выходов в неделю и работать спокойно. Делов то!»
Ах! Владимир Владимирович! Где же Вы были всё это время, мудрый Вы человек! Это пронеслось в уме, никак не обеспокоив высокого друга!
Он ушёл. А Сева пустил надежду в своё сердце. Остаться без работы зимой – незавидная доля.
А на другой день утром сыграла свою «Коду» в моно спектакле Наина.
Проснувшись рано утром, Сева 30 минут ещё занимался акупунктурой и пранаямой, сделал несколько асан из хатха-йоги. Затем убрался в «квартире», подкормил своих «домашних», натаскал воды, обошёл и приласкал собак, вернулся и стал ждать сменщицу. В тот день это была Наина. Она приехала на своей «японке» (хорошая компактная иномарка), заехала на территорию, припарковалась у автостоянки и долго возилась, не выходя из машины.
Накануне ей, видимо, звонил Попса и «нарисовал» ситуацию, так как она сразу начала с вопроса, вернее, с сожаления (когда вошла на пост), мол, «эх ты, ну чего тебе в тюрьме-то не сиделось?!». Прямо с порога с «не естественной доброжелательностью» стала «журить» - зачем сразу заявление подал? «Я с Валей сегодня встречаюсь. Мы сходим к директору и обо всём поговорим». А, когда Сева наивно поверил, что вот и сменщицы за него и с облегчением добавил, что, мол, вот и Владимир Владимирович обещал за него сходить, Наина задумалась и подкорректировала своё обещание: «А что мы сами-то пойдём? Надо идти всем вместе. Надо, чтобы и ты пошёл!»
Сева не мог ждать, пока приедет Валентина; надо было спешить.
Когда он уходил домой, то думал о возможном «празднике на его улице», хотя и не очень-то в это верилось. Просто «думалось»!
Не свершилось! Владимир Владимирович, скорее всего, никуда не пошёл (тем более, Наина), иначе позвонили бы ему. Мог позвонить и Сева, но не хотелось «обязывать», лишая своих «болельщиков» «манёвренности», выбора.
Зато через два дня позвонила ему Агриппина Венедиктовна, сообщила, что его трудовая готова, и он может в любое рабочее время прийти за ней.
Так закончился трудовой путь Савелия Давыдова на этом предприятии, продлившийся без малого три года. Он пришёл 30 января 2017 года «по звонку» из отдела кадров, чтобы забрать свою трудовую книжку. В тот день он зашёл попрощаться со своими любимыми собаками и кошками. Погулял в последний раз, с Анфисой, Тарзаном (шептал ему: «Будь умницей, сынок!»), с Бимом, которого обнял после прогулки, поцеловал в сухой нос и сказал ему в его оглохшие уши (но был уверен, что пёс его понял!): «Ты мой пёс! Навсегда! Мы обязательно встретимся! Может быть в другой жизни… Ты будешь сопровождать меня на Млечном Пути!»
У Тарзана в то утро слезились глаза; гной скопился в уголках глаз и нужно было ему помочь. К счастью, Валентина осталась после ночного дежурства (ввести в курс дела новенькую, заступившую на место Севы). Она подошла к будке Тарзана, когда Сева общался с ним. «У него что-то с глазами» - обратил внимание Сева. Валя знала это. «Давай почистим. Я помогу» - Сева придерживал Тарзана, а Валя обработала ему глаза левомицетином, за которым тотчас сходила в дом. «Теперь всё будет хорошо!» - сказал Сева. Потом он прошёл в сторожку, поздоровался с новенькой (она ему была знакома, так как работала до этого в абонентском отделе и часто заходила в сторожку, чтобы забрать своё молоко из холодильника, что оставляла для неё молочница и моляр Милана). Ну, а самое главное – он попрощался и перецеловал всех – кошку Люську, Катьку, Дымка, Дашу, Мусю, Соню, Тину, Чернушку и собаку Белочку! Когда он уходил, Валя унылым голосом проговорила: «Ты звони, если что… Заходи… В гости…»
Проходя по территории, он в последний раз бросил взгляд на место захоронения Лизы, четверых щенков Шельмы (потом он будет обходить это место «десятой дорогой», хотя сердце каждый раз будет биться, готовое выпрыгнуть и ускакать на гигантские кучи песка и гравия). Лиза всегда любила щенков! Теперь им хорошо вместе… В другой жизни… На Млечном Пути…
Неприятно поёжившись от холода, Сева продолжал уходить всё дальше. Шёл, не оборачиваясь. Стало обидно. В горле запершило.
Когда с чем-то, что раньше было «по ту сторону» и не задевало самое сокровенное, срастаешься, то это уже становится частью тебя. И ты не можешь просто так взять и уйти. Когда начал борьбу за что-то, то это «что-то» уже не пустой звук, а часть тебя самого – нельзя пуститься в обратный путь или хотя бы остановиться. Можно идти только вперёд…
Так что, Счастливого Пути, Сева!
FINAL
21 ноября 2017 год
Д.
СЕТЬ
© Copyright: Игорь Шевелёв, 2017
Свидетельство о публикации №217020100504
Свидетельство о публикации №217020100504
Рецензии