Остров. Часть 5. Глава 2

ЧАСТЬ V. Глава II.


Это утро преподнесло еще один сюрприз. Как будто прочитав ее недавние мысли, провидение, а вернее всего «господин коммандер», сделало девушкам подарок. На нижней террасе, из плетеного кресла у камина поднимался, смущенно улыбавшийся Дик. Тесса не стесняясь Речел, с радостным визгом повисла у него на шее, а Лиз почувствовала, как сжалось сердце от предчувствия, чего-то еще плохо осознанного.

Поведение сестры всколыхнуло в Лиз доселе неведомое чувство – чувство ревности. Чувство, которое она еще никогда не испытывала ни к одной женщине, тем более к сестре. Они всегда бескорыстно делились партнерами, но теперь об этом не могло быть и речи.

Однако роман Дика с Речел, хотя, по-видимому, и завершенный, не учитывать было нельзя, и это заставило Лиз присмотреться к подругам. Саэко со своими помощницами, хотя и сверкнули радостно глазами, но тут же скрылись в глубине дома.  Речел с вялой улыбкой взмахнула приветственно рукой, и удалилась в дальний угол террасы.

Сестру в расчет девушка принимать не собиралась. Дик, наконец, был рядом и уже ни какие препятствия Лиз теперь смутить не могли. Не собиралась она, и учитывать настроения Дика – юноша должен был стать ее любовником.

     - Хватит.  Висни на шее у Ричи.  - Быстрые руки непросто оттеснили сестру.  Как бы лаская юношу, расстегнули ворот форменной рубашки и обнажили правое плечо.  Татуировки не было.

- Извини.  Вы с братом слишком похожи. Мне не хотелось бы ошибиться.

     Такое поведение всегда корректной, разве что кроме той ночи на яхте, Лиз окончательно повергло Дика в изумление, и он не знал, куда деть свои руки, когда она, ласкаясь, всем телом прильнула к совсем обескураженному лейтенанту.

    В довершение всего она обратилась к равнодушно взиравшей на всю эту комедию подруге, заведомо не интересуясь ответом:

    - Реч.  Я надеюсь, ты не возражаешь?  - И тут же шепча ему на ухо.

- Я лучше и умею быть верной.

     Бесстрастное молчание недавней любовницы, похоже, задело летчика больше чем бесцеремонность Лиз.

     - Да,  что вы, в конце концов?.. Я так спешил вас увидеть, а вы... - Не поддельное смущение выдал,  какой-то жалкий, растерянный и от того показавшийся девушке особенно милым,  снимавшим всякие сомнения,  жест,  которым он показал на стоявший  у кресла чемодан.

- ...Крутите меня, как безмозглую куклу.

    Но Лиз, не собиралась оставлять ему хоть какой, ни будь путь к отступлению:

- Крутить тобой с этой минуты я не позволю никому.  Тесс очень мило поладила с твоим братцем, и я не вижу причины, почему бы не поладить нам.  И очень хорошо, что ты не устроен. Здесь полно места. Пойдем. Я покажу тебе «нашу комнату».

     Опыт и интуиция подсказали Лиз единственно верное решение. Дик явно не знал, ни что отвечать, ни что делать. Речел демонстрировала полное равнодушие к происходящему, как бы подтверждая окончательный разрыв, а старая заноза, засевшая в сердце молодого человека, еще во время первого свидания с юной аристократкой, наверняка, опять начинала саднить. К тому же молчание подруги для Лиз свидетельствовало и о том, что до появления Ричи она согласна делить комнату с сестрой.  Да и времени на сомнения летчику не дали. Девушка, схватив его за руку, решительно увлекла его за собой. В том, что ему предлагали, юноша усомниться не мог. Лиз начала раздеваться уже на ходу, как только лестничный марш скрыл их от глаз, оставшихся на террасе.

Лиз решила, что Речел поможет подруге и безропотно отдаст ей свою комнату. Ждать она не желала и к тому времени, когда девушка повернула защелку двери, она была практически обнаженной. Под нетерпеливой рукой, на пол посыпались пуговицы форменной рубашки. Руки обвили шею юноши, а прохладные груди тесно прижались к его разгоряченному телу. Дик, явно смутился, но не сопротивлялся, и Лиз почувствовав ответ на ее поцелуй, стремительно увлекла его на ложе любви. Размещение юноши в комнате, которую Лиз, не задумываясь, объявила своей, заняло времени заметно больше, чем на это рассчитывали ожидавшие их подруги.

Уже переводя дух после свершившегося, она поймала себя на том, что анализирует свою победу. Хотя инициатива полностью была за девушкой, не почувствовать перемен, произошедших в юноше опытная «жрица любви» не могла - это уже был не тот девственно чистый мальчик. Дик не проявлял инициативы, не делал лишних движений, но не произвольные прикосновения к ее телу, умение понять, что задумала любовница и способность подстроиться под нее выявили вдруг неожиданно возникшую опытность молодого человека. Речел, при их редких соитиях, такого опыта ему дать не могла. За недолгое время Дик, набрался опыта в делах любви, а, впрочем, в то время, да и потом Лиз было на это абсолютно наплевать. Более того, она была довольна произошедшим и не хотела этого ни от кого скрывать. Да и скрыть это было не возможно. Когда она под руку с Диком явилась к завтраку, глаза, сидевших за столом убедительно свидетельствовали о том, что у них нет сомнений, какого рода дела задержали пару наверху. 

     Впрочем, за завтраком Лиз, уже в качестве главы экспедиции, вела себя в отношении лейтенанта чисто по-деловому, что остальными, кстати, было воспринято как должное.  Дик был явно заинтересован находками и живо присоединился к обсуждению планов на этот день. К тому же в отличие от брата его больше интересовал раскоп на берегу. В конце концов, к общему удовольствию было решено, что работами на берегу займутся Лиз и Тесса при участии лейтенанта, который взял на себя командование прикомандированными солдатами и воздушный транспорт. На море общее руководство переходило к Саэко и Речел, в распоряжение которых, поступали японки, как прекрасные ныряльщицы и молодежь, хорошо освоившая акваланг. Летчик, кроме того, обещал организовать помощь моряков в подъеме на поверхность больших находок.

***

Больше недели прошло в увлеченной работе.  Откровенно счастлив был Берти.  Для которого Дик был не меньшим авторитетом, чем Ричи, к тому же позволявший мальчику занимать место рядом с пилотом вертолета во время ежедневных полетов с горы к месту поисков и обратно.  Берти ухитрялся с одинаковым энтузиазмом нырять с аквалангом и копаться в сумрачной пыли пещеры.  Хотя в последние дни морю, он отдавал времени явно больше. Обломки кораблей и заросшие водорослями пушки, были для ребенка привлекательней битых черепков, которые с непонятным для него восторгом искали старшие сестры.    

Битые черепки на самом деле для старших были куда важнее всех в месте взятых пушек, которые могли бы вытащить на берег подводные искатели. Близняшки еще детьми вместе с отцом не раз посещали настоящие археологические раскопки и уже тогда хорошо усвоили, что часто хорошо сохранившаяся надпись дает науке гораздо больше, чем найденный там же золотой перстень. Университет и близкое общение с Георгом только утвердили их в этих убеждениях.

Лиз прекрасно понимала, что главной ценностью пещеры было не золото, хотя древние монеты тоже о многом говорили. Главной ценностью были найденные документы. Папирусы и книги, свитки шелка и пергаменты, просто, чудом сохранившиеся, листки бумаги были яркими свидетелями давно ушедших эпох. Такого количества разнообразных документов, которые уже прошли через руки сестер, можно было бы ожидать только бы в случае находки одной из сгинувших во тьме веков библиотек.

Но и в этом смысле их находки имели преимущества перед любой библиотекой. Библиотеки не были бы бесстрастными свидетелями своего времени. Они бы отражали взгляды и пристрастия своих владельцев. В руки же сестрам попали объективные свидетели минувших трагедий. Погибавшие брали с собой только самое для них ценное, в том числе документы.

На плоскогорье подняли практически все находки, и продолжение работы в пещере не сулило ничего особенно нового. Пещеру основательно исследовали, просеяв каждую горсть земли через мелкие решета.  Лиз не раз бывала на археологических раскопках, основательно изучила это дело, помогая крестному, но все это по большому счету, до последнего времени, для нее было игрой. Сначала ребенка, которому отец разрешили принять участие в «играх» взрослых, а затем актрисы, которой предстояло хорошо сыграть свою роль. Только здесь в пещере она   почувствовала, что судьба дала ей возможность принять участие в деле, которое по своим последствиям далеко превосходило все, чем они занимались, помогая Георгу.  Она почувствовала себя профессионалом, которому судьба доверила настоящее открытие и с добросовестностью профессионала просто доводила дело до логического конца. И её упорство дало неожиданный результат.

Надписей и рисунков на стенах пещеры было много. Многие из тех, кого судьба занесла в эту пещеру, оставили в память о себе целые послания на практически всех языках средиземноморья. Это были и мольбы к богам и проклятья немилосердной судьбе, и последнее «прости» любимым, детям, друзьям. Были и просто малопонятные иероглифы, и примитивные рисунки тех, кто грамотой не владел, но содержание надписей, по сути, везде было одно и, тоже. Люди понимали, что стоят на краю гибели.

Эта надпись привлекла внимание Лиз только потому, что была нанесена на ровную стену пещеры почти у самого пола. Арабская вязь молила всевышнего о защите и просила сберечь нажитое тяжким трудом достояние. Лиз не придала бы ей особого значения, если бы, Тесса в шутку не заметила, что это написать смогла бы, только растянувшись на полу пещеры.

Тут же привлекла и другая особенность этого места. В этом месте пещера довольно значительно расширялась и образовывала некое подобие продолговатого зала, с ровным сводчатым потолком. Сразу же за залом пещера делала резкий поворот, и хотя уходила вглубь скалы еще ярдов на сорок, разительно отличалась от ее начального участка. Довольно гладкий хорошо выровненный каменный пол пещеры доходил только до этого поворота. Да и стены и свод пещеры до этого места явно были знакомы с резцом каменотеса. После поворота пещера была царством грубого камня. Никто ничего выравнивать и не пытался.
 
Просто, сметя довольно толстый слой пыли с каменного пола у стены с надписью, Лиз обнаружила еще одну особенность этого места.

- Тесс! А ведь здесь явно, что-то засыпано землей. Смотри, сплошной каменный пол в этом месте обрывается, и виден четкий прямоугольник довольно рыхлой земли, небрежно закрытый каменными плитами. 

Заинтересовавшаяся Тесса тут же вогнала в землю длинный стальной щуп и торжествующе заявила.
   
- Это не колодец! Это лестница, или, по крайней мере, пандус. Щуп достает до камня только в начале. У стены с надписью   слой земли значительно больше длины щупа. Пусть Дик зовет солдат. Надо копать.

Однообразие работы последних дней сменилось предчувствием нового открытия и передалось даже невозмутимым японцам, и хотя Лиз требовала соблюдать все правила работы в раскопе, она сама скоро заразилась всеобщем нетерпением.
 
Первые же снятые слои земли подтвердили, что это действительно лестница и хорошо сохранившиеся каменные ступени ведут куда-то глубоко вниз. Мелкие предметы и даже горшок арабского серебра, который, видимо, закапал автор той надписи, что стала причиной раскопок, уже значения не имели. Главным было узнать, куда ведет лестница? Но ответа не было. Вынутая из раскопа земля постепенно освобождала ровные, явно оштукатуренные, стены лестничного колодца.
 
Теперь в одном у Лиз не возникало не малейшего сомнения. Пещера, наверное, была естественной, но к обустройству входа в нее, к укреплению стен и свода явно приложили руки мастера, а уж тщательно   подогнанные плиты ступенек лестницы назвать естественными было просто не возможно. Можно было определенно утверждать, что пещеру облагородили древние мастера, и к главному ее секрету вела именно эта лестница.

Когда лестницу расчистили на глубину примерно семи-восьми футов, неожиданно наткнулись на слой битого камня. Работа сразу пошла медленнее. Каждую каменную глыбу приходилось вытаскивать вручную. Но к счастью слой камня оказался не слишком большим, и на глубине примерно десяти футов лестница закончилась. Там же закончилась и штукатурка, покрывавшая камни тщательно заложенного входного проема.

Только в самом низу кладки был оставлен небольшой лаз, просто приваленный камнями, и как только камни отвалили, Лиз не задумываясь, позвала Тессу за собой:

- Ну что, вперед? Только дай мне свечу.
 
  Задетый ее выбором Дик возразил:

- Зачем свечу? Есть электрические фонари.
 
Но за сестру ответила Тесс:

- Да фонари нужны, и никто от них не отказывается. Свеча покажет, есть ли внизу кислород. Если же там ядовитые газы, метан вспыхнет, а углекислота свечу погасит.

Дик явно обиделся.

- Ну и берите противогазы. А если там метан, то вы со своими методами все взорвете. Подождите, я сейчас свяжусь, и противогазы пришлют.

Лиз поняла, что невзначай обидела возлюбленного и, пытаясь загладить свою вину, обняла его.

- Дик, милый не сердись. Ты прав, но там тайна! Пока привезут твои противогазы, половину этой стены можно будет разобрать, но нам важно все увидеть так, как есть.
 
Сестру тут же поддержала Тесса уже орудовавшая свечой у самого лаза:

- Да не нужен тут никакой противогаз. Все чисто можно лезть.

Первым полез Дик, увешанный фонарями, за ним Тесса и Лиз. Кладка стены оказалась не толстой, да и лаз был достаточно удобным. Дик помог девушкам подняться на ноги, и все невольно замерли, вслушиваясь в гнетущую, ватную тишину. Воздух в пещере не был затхлым, но казалось, что его не хватает. Ни малейшего дуновения сквозняка, ни звука. Лиз понимала, что волнуется, оказавшись на пороге настоящего открытия, и приказала себе успокоиться.

 Фонари освещали неширокий сводчатый проход, стены которого были украшены волнистым фризом, а бирюзовый свод был расписан сценами из жизни моря. Осьминоги и рыбы, дельфины и морские коньки, казалось, кружили в затейливом танце. Свод и стены прохода хорошо сохранились, и только кое-где были повреждены былыми землетрясениями.

 А вот небольшой круглый зал, куда проход вел, пострадал значительно серьезней. Древние мастера для того, чтобы выровнять свод зала во многих местах использовали штукатурку, и вот теперь практически вся она была на полу. В значительно лучшем состоянии были стены с хорошо сохранившимися на них росписями.  Чудесные фрески были продолжением росписей критских дворцов, времен владычества народов моря. Искусные руки древних мастеров выровняли стены пещеры и превратили ее в круглый зал древнего святилища. И хотя землетрясения, покрывшие стены трещинами и, местами, обрушившие свод, завалили пол, выстланный тщательно подогнанными плитами светлого песчаника и мраморные скамьи вдоль стен обломками – зал поражал своим великолепием.

Даже беглый осмотр позволил Лиз определить, что куски штукатурки и камня сохранили утраченные фрагменты фресок и, значит, была возможность восстановить росписи зала практически полностью. Но кроме росписей здесь сохранились и другие сокровища. Тесса, под слоем обломков, обнаружила черепки изысканной керамики минойского периода. 

Позднее, когда разобрали стену, загораживавшую вход  в святилище, и электрики обеспечили нормальное освещение, находки посыпались как из рога изобилия. Обнаружили небольшие чаши с прямыми ручками и раковинами в виде оттиснутых по краям восьмерок. Здесь же среди обломков были найдены шарообразные молоты в виде тех же восьмерок.

Настоящим шедевром были изящные двери входа в святилище. Рельефы их створок, изображавшие двух быков, приготовившихся к бою, по стилю живо напоминали находки Эванса на Крите. Да и росписи круглого зала, по-видимому, свидетельствовали о том, что культ, отправлявшийся здесь, тоже был связан с быком. Торжественные процессии женщин-жриц, в традиционных для «народов моря» длинных платьях с подчеркнуто обнаженной грудью, и обнаженных юношей в коротких юбках, несших в руках дары, кончались сценами сумасшедших игр с быком.

Кем на самом деле были отважные акробаты, Лиз поняла благодаря случайной находке своего возлюбленного.

Довольно равнодушный вначале Дик, не понимавший восторга сестер, по поводу старого склепа засыпанного обвалившейся штукатуркой, с интересом занялся поисками «битых черепков», когда в его руки попала изящная статуэтка полуобнаженной критской жрицы или богини, потерявшей в землетрясениях за прошедшие тысячелетия, головку, руки и ноги. И хотя Лиз хотела его остановить, когда он, вопреки всем правилам археологии, начал беспорядочно копаться среди обломков, в поисках недостающих частей, но не поддельный детский восторг юноши, нашедшего головку, а затем и одну из рук статуэтки, заставил ее сделать вид, что она не замечает происходящего.  К тому же находка была по-настоящему уникальна.  Больше всего она походила на богинь со змеями, найденными Эвансом при раскопках дворца в Кносе, однако была заметно крупнее и более динамична в передаче движения.

Впрочем, главное отличие ее было в другом. Хотя на ней был такой же поддерживавший открытые груди и стягивавший талию корсаж, и она также поднимала руки к небу, но на этом совпадения кончались. На ней не было привычной для этих статуэток юбки. Спереди и сзади ее обнаженные ноги прикрывал только такой же, как и у богинь со змеями небольшой овальный передник.

Фигурка заставила внимательнее заняться изучением фресок. Акробаты, игравшие с быком, были изображены практически одинаково и, понять мужчины это или женщины было трудно, но центральная фреска свода, сильно разрушенная и поэтому далеко не полная, говорила о том, что прыжок через бычьи рога и его спину был не самым главным в этих играх. Лиз сразу же вспомнила о матери Минотавра «… сходившейся с быком…», и была уверена, что женщинам в этих играх отводилась ведущая роль.
 
В тот же день Дик неожиданно повернулся для Лиз новой гранью своего характера. Оказалось, что он способен не только чувствовать прекрасное, но ему не приходилось занимать умения в тонкой и кропотливой работе. Юноша был влюблен в свою находку и не успокоился, пока тщательно ни собрал и ни склеил все части статуэтки.
 
Юноша провел целый вечер в увлеченной работе. Лиз вначале возражала против непрофессиональной реставрации, но работа, выполненная Диком, была настолько добросовестной, что «начальница» тут же, премировала мастера незабываемым вечером, а «богиня» заняла почетное место рядом с изголовьем любовников.

Впрочем, хотя Дик продолжал называть статуэтку богиней, Лиз была уверенна, что он нашел изображение жрицы-акробата. Девушки-прыгуньи через быка. Сцены именно этого обряда украшали стены святилища. Да и вся стремительная динамика фигурки не вызывала сомнений.

Кстати, в это же время у нее появился повод другими глазами взглянуть и на Макдедли.

Находка святилища была настоящим открытием, которое Георг и мать оценили по достоинству сразу.  До этого времени сооружений подобного рода относящихся к периоду Крито-микенской культуры ни на Крите, ни  на  эгейских  островах  не  встречали.  С легкой руки Эванса считалось, что Критская культура храмов вообще не знала. Молитвы богам приносились в небольших домашних молельнях, а все массовые, религиозные церемонии проходили у алтарей на открытом воздухе. Однако храм был найден и как только проход был расчищен, чета посетила подземное святилище.
 
С ними вместе появился и Макдедли. Уже по первым суждениям Дугласа Лиз и Тесса с некоторым удивлением поняли, что под личиной «Солдафона» и, как они были убеждены, откровенного бабника скрывался широко образованный человек, интересы которого простирались гораздо дальше его служебных обязанностей и постельных отношений с женщинами.  Который сразу оценил значение их находки, и которому не потребовались дополнительные пояснения, чтобы понять, что остров имел куда более древнюю и интересную историю. Коммандер сразу же осознал, что «кладбище кораблей», в которое превратился остров теперь, было только закатом его настоящей истории.
 
У Дугласа было не много свободного времени, но в раскопах он стал появляться часто и непросто как сторонний наблюдатель, а уже как серьезный помощник и не менее серьезный оппонент.

Лиз и Тесса, получившие классические знания истории и археологи от отца, в университете и в немалой степени от Георга принимали их слепо, на веру и сначала скептически относилась ко многим подходам Дуга. Макдедли сразу заявил, что полностью согласен с теми, кто не верит в тысячелетнюю историю Античности, а, следовательно, и в те датировки времени создания храма, которые предложили сестры.

Дуглас считал, что вся современная хронология основана на слишком зыбком основании, и предложил провести независимый анализ наиболее интересных археологических находок для определения времени их изготовления. Появившиеся кстати методы изотопного анализа позволяли говорить о точностях датировки с ошибкой порядка столетия. Для эпох, отдаленных более чем на три тысячелетия эта точность была приемлемой.

Сестры не хотели с ним соглашаться в принципе, но признавали, что подход Дугласа к делу более чем основателен и против экспертизы не возражали. К тому же новые находки, теперь уже морской группы дали новые материалы для размышления.

Саэко со своими ныряльщиками все дальше уходили от берега в сторону внутренней рифовой гряды. С самого начала планирования подводных работ предполагали, что больше всего следов кораблекрушений должно быть именно там и на самом деле это предположение быстро подтвердилось. Многочисленные следы кораблекрушений устилали все дно у рифового пояса. Здесь было меньше песка, и каменистое дно демонстрировало свои сокровища. На совещании Лиз с Саэко и Речел, присутствовавший Макдедли порекомендовал, проведя разведку вдоль всей рифовой части лагуны, нанести хотя бы приблизительно все стоящие находки на карту. Это помогло бы планировать продолжение работ в будущем.

По заданию Дугласа Дик, за пару дней смог организовать удобную плавучую базу для подводных пловцов, и на следующий день уже к полудню получили результат, который отодвинул на время все остальные дела в сторону. В самой широкой части лагуны было обнаружено резкое понижение дна в районе рифовой гряды, которое привело к массивному, довольно хорошо сохранившемуся порталу в подводных скалах – явному творению рук человеческих. Темный проем портала вел широкими ступенями в глубины моря за гряду рифов. А к острову от него начиналась мощеная каменными плитами дорога, обрамленная рядами колон и сильно занесенная песком.
 
Ни Лиз, ни Тесса не сомневались, что подводная дорога вела к главной тайне острова. Возможно, это было уже найденное ими святилище, находившееся рядом. Но что-то подсказывало, что дорога была слишком грандиозным сооружением для такого небольшого и, похоже, тщательно скрываемого храма. К тому же, продолжения ее, около пещеры, не было.

Возможно, что-то находилось за порталом в скальной гряде в сторону моря. Но пловцы, нырявшие за рифами, кроме продолжения лестницы и остатков мощеной дороги к руинам древнего, сильно разрушенного города ничего более интересного не нашли. Все говорило о чудовищной катастрофе. Море поглотило не только самую значительную и, по-видимому, самую плодородную часть острова оно скрыло и все, что его жители создали.

Надо было узнать, куда ведет затопленная морем дорога. Сестер безоговорочно поддержал и Макдедли немедленно появившийся на берегу, как только получил известие о находке. Руководство работами на берегу, он взял на себя, а всем, что касалось подводных пловцов, руководил Дик.

Раскопки на берегу начали утром следующего дня в том районе пляжа, куда вела дорога, и уже к концу дня стало ясно, что песок, нанесенный морем и ветром, довольно хорошо сохранил портал входа в подземный храм и пропилеи, ведущие к нему. Лиз не скрывала душевного трепета и восторга, глядя на работу солдат убиравших песок в траншее, заложенной вдоль  скального обрыва островной кручи. Край портала обнаружили почти сразу, после того как сняли первые футы наносов. И чем дольше углублялась траншея, тем яснее становились размеры преддверья того, что было скрыто в глубине.
 
Портал входа, сложенный из тщательно подогнанных гранитных блоков, одновременно напоминал египетские храмы массивными прямоугольными внешними пилонами, и дворцы Крита, двумя углубленными в проем портала, расширяющимися кверху коническими колонами, обрамлявшими непосредственно вход в храм. Площадка перед входом в храм был на тридцать футов ниже   уровня моря, и вода, хотя и медленно, но неизбежно стала заливать раскоп. Для продолжения дальнейшей работы пришлось установить откачивающие воду насосы, а главное раскоп со стороны моря огородили временной дамбой сначала из мешков с песком. Кстати работы по ее усилению не прекращались даже тогда, когда работы в самих храмах не велись.

Разведкой подводной дороги командовал Дик, получивший в помощь своим девушкам взвод военных водолазов и мощные насосы, с помощью которых отсасывали песок с дороги и намывали дамбу перед входом в Храм. Дорогу и остатки разрушенных землетрясением пропилеев расчистили довольно быстро. Практически все основные элементы сооружения хорошо сохранились, и при желании разрушенное можно было восстановить. Но основное внимание было отдано Храму.

Нанесенный морем мокрый песок тщательно законсервировал вход в него. Не плохо сохранившиеся входные бронзовые врата были раскрыты, и поэтому песок забил все пространство прохода. Его пришлось убирать слой, за слоем тщательно просеивая в поисках мелких находок. Впрочем, количество находок стало увеличиваться так стремительно, что их не успевали классифицировать, и просто складывали в нумерованные ящики, соответствующие определенному слою. Лиз уже была готова к тому, что весь храм придется расчищать от песка в течение многих месяцев и грустила о том, что, по всей видимости, этой работой будут заниматься уже настоящие профессионалы.
 
Однако судьба была к ним милостива.  Наконец ровный потолок притвора закончился сводом, плавно уходящим вверх, и в песке образовался проход внутрь. Ни Лиз, ни Тесса не хотели ждать, когда проход расчистят до приемлемой величины, но первым в него протиснулся Макдедли и помог сестрам, последовавшим за ним. К счастью свод найденного,  обширного помещения, достаточно круто уходил  вверх, и уже через несколько метров стало возможным подняться с колен и оглядеться вокруг. Сильные электрические фонари позволили оценить пространство, в котором они оказались.

Песок засыпал ступени широкой лестницы, ведущей от внешнего портала к входу в зал, и только последний десяток ступеней от песка был свободен. Судя по чисто минойским колонам, обрамлявшим этот вход, он должен был выполнен в стиле критских дворцов. Да, пусть и плохо сохранившиеся росписи стен и свода лестницы, говорили о том же. Но главными были фигуры двух грифонов легшие стражами на площадке у этого входа. Они точно соответствовали изображениям грифонов в тронном зале кносского дворца. Но вырубленные из красного гранита фигуры были уникальны уже своей величиной. Минойской скульптуры такого размера историческая наука не знала.
 
Обшитые бронзовыми листами с прихотливым растительным узором врата зала уже привычно были распахнуты, и нетерпеливые исследователи, не задумываясь, перешагнули их порог.

Зал был велик, и даже свет мощных фонарей не позволял по-настоящему оценить ни его размеры, ни великолепие отделки. Однако он был несомненным шедевром минойской архитектуры, к сожалению, немало пострадавшим от минувших землетрясений. Впрочем, это новостью не было, обломки устилали не только пол зала, обломками была усыпана уже лестница и площадка с грифонами у входа в него. Главной новостью, и гораздо более приятной было то, что зал украшали не только фрески, но и по-настоящему крупные статуи, что окончательно меняло представление об уровне крито-микенской культуры. До этого времени считалось, что критяне создавали только мелкую пластику.
 
Но даже открытие такого уровня не могло задержать разведчиков в этом зале. Их манили темные дверные проемы еще трех залов. Что залы были не меньше первого, можно было судить потому, как рассеивались и терялись в них лучи электрических фонарей. Не сговариваясь, направились прямо к порталу среднего зала.

Зал был огромен. Руки древних зодчих создали величественный симбиоз архитектуры народов восточного средиземноморья и красоты природной пещеры. Зал казался круглым, благодаря четкому ритму колон опоясавшему его центральную часть. Правильные дуги окружности прерывались только четырьмя симметрично расположенными массивными арками проходов в другие залы. И хотя архитектура колоннад и массивных дверных пилонов была ближе всего к архитектуре Персии и Вавилона, общая архитектура сооружения заставляла себя чувствовать где-то на центральной площади небольшого римского города.

Пол площади, огражденный колоннадой, был тщательно выровнен, а существовавшие естественные перепады пещеры за колонами были компенсированы созданными террасами, площадями и площадками каждая из которых имела свое конкретное назначение. Террасы и площадки соединялись между собой удобными лестницами, и в большинстве своем были ограждены балюстрадами, стенами или рядами колон.

Подлинную высоту пещеры оценить было сложно, по крайней мере, до тех пор, пока ее не обеспечат нормальным освещением. Но, судя потому, что высота колон и дверных порталов была не менее тридцати футов, она была не менее восьмидесяти.

Даже беглый осмотр нового зала позволил яснее понять, каким божествам здесь поклонялись. Вернее, всего богиня была одна. Разными были ее ипостаси. В боковых притворах храма стояли изображения «Богини–матери» такие, какими ее представляли народы ближнего востока в те времена. Здесь можно было найти все, от вполне благопристойной фигуры Иштар, до плотского великолепия гипертрофированной сексуальности примитивной «Венеры» и просто достаточно изощренных изображений женских половых органов. Впрочем, вокруг хватало и всякого рода изображений мужского детородного органа. Но, судя по всему, его роль в этом храме была достаточно вторичной.

На Лиз произвело странное, неизгладимое впечатление скульптурное изображение женщины, извергавшей из своего лона новорожденный плод. Все, скрюченная, с запрокинутой в крике головой фигура женщины с огромными грудями и неестественно раздвинутыми ногами. Искаженная болью и криком головка вырывающегося наружу ребенка, все было предельно условно и даже примитивно и также на редкость выразительно.  Находкой одной только этой фигуры, несомненно, можно было бы сделать себе имя не только в среде историков, но и современных художников.

Сестры и Макдедли уже около часа находились в пещере, но и оставшиеся снаружи время даром не теряли. Солдаты значительно расширили и углубили проход. Протащили в район лестницы кабели электрического освещения и электрики начали подключать мощные светильники. Все это дало Дику возможность провести в Храмы девушек из его команды и Берти. К тому же довольно скоро к ним должны были, присоединился грек и Бет де Гре, которых известили об открытии прохода практически сразу.

Восторженные крики молодежи гулко разнеслись под сводами храмов, и Лиз не было необходимости просить Дугласа прервать осмотр. Он сам предложил спутницам встретить вновь прибывших, и направился в первый зал. Молодежи дали возможность оглядеться, пока ожидали прибытия де Гре и Теодоракиса. Да и сами они только теперь, при ярком свете мощных осветителей получили возможность по-настоящему оценить то, что нельзя было увидеть при свете переносных фонарей.

Зал был великолепен, и ни Бет, ни Георг не скрывали своего восхищения. Лиз заметила вполне определенное любопытство брата, рассматривавшего фреску со сценой соития женщины с быком, и решила на всякий случай предупредить мать.

- Мам. В следующем зале есть вещи еще более откровенные.  А, что может быть в остальных можно только предположить. Как насчет Бертрана?  - почти прошептала она ей на ухо.

- Лиз я всегда вас отучала от ханжества, а он все равно увидит все, что захочет.

Реакция матери была предсказуемой, но Лиз заведомо сняла с близняшек ответственность за все происходящее.

Минойский зал был заметно меньше, ниже и скромнее круглого зала. Четкий ритм колон, настенная живопись, все очень напоминало уже известные дворцы Крита. С сожалением Лиз отметила, что также, как и в «малом Святилище», здесь была сделана попытка выровнять своды потолка, в том числе и при помощи штукатурки для того чтобы расписать свод. Теперь практически вся она была на полу храма, и фрески на своде сохранились только там, где они были писаны по каменному основанию, которое мало пострадало от былых землетрясений. К сожалению, пострадала и часть скульптур, установленных в стенных нишах. В основном это были все те же изображения богинь со змеями и жриц-акробатов, но теперь они были заметно выше человеческого роста.

Понимая, что старшие общее впечатление о первом зале получили, Лиз предложила в нем не задерживаться и перейти в круглый зал. Георг задумчиво молчал, но принимая предложение крестницы, торопливо направился вперед. Остановился он только в самом его центре и потому, какими глазами он оглядывал все вокруг, Лиз почувствовала всю глубину потрясения, которую он испытал.

Электрики   уже смонтировали свет в центре зала, и теперь, чем больше пределов за его колоннадой получало освещение, тем меньше было желающих   оставаться в центре колоннады рядом с Теодоракисом. Любопытствующая молодежь быстро растворилась за колонами в пределах храм, и сопровождать старших остались лишь Лиз с Тессой и Дуглас.
 
Только теперь нормальное освещение позволило оценить величину зала.  Огромная пещера, уходившая своим сводом вверх футов на сто - сто пятьдесят конечно не была идеальным кругом. Круглая обрамленная колоннадой площадь в центре пещеры была тем свободным пространством, которое древние зодчие смогли расчистить и выровнять, очевидно, без особого труда в ее центре. Естественные выступы и колоны по краям пещеры просто были выровнены, а там, где это было необходимо дополнены искусственной кладкой, в результате чего и возникли те многочисленные пределы, которые ограничила главная колоннада. Нигде руки мастеров не тронули камень пещеры выше пояса колон обрамившего центральную часть зала. Может быть, поэтому обломков и разрушений в этом зале было меньше.

Георг, наконец, прервал затянувшееся молчание:

- Кому посвящен этот храм?

- По-видимому, Богине-Матери,- предположила Тесс.

- Я тоже так думаю, – поддержала сестру Лиз.

-  Главная здесь конечно Кибела-Рея, но я видела алтари Иштар, Инаны, Нино и даже Деметры. В общем, большинства ее воплощений. В этом зале масса пределов и все осмотреть быстро просто не возможно.

- Ну что же, господин Макдедли Вас можно поздравить с грандиозным открытием. – Теперь грек отвесил любезный реверанс Дугласу, который к чести его сразу же отказался от сомнительных «лавров».

- Что вы господин Теодоракис! Моя заслуга здесь ничтожна. Не больше заслуги лопаты, которой копает археолог. Честь открытия принадлежит молодежи и в первую очередь вашим крестницам.

Давайте не будем терять времени на славословия. Впереди еще как минимум три храма, в которых мы еще не были.

Макдедли был подчеркнуто, корректен, явно несклонен поддаваться откровенной лести грека, и Лиз сочла необходимым разрядить возникшую неловкость, поддержав предложение Дугласа, и увлекла всех за собой в следующий зал, куда электрики уже подтащили свои кабели, и который можно было осмотреть уже при нормальном освещении.

Этот зал был венцом греческой архаики и явно был посвящен Афродите. Впрочем, архаичной была только скульптура изображавшая богиню и ее свиту.  Дорические колоны и многофигурный фриз были уже вполне классическими.

Следующий зал, на первый взгляд был воплощением Египта. Традиционная архитектура изваяния Изиды, Осириса и Амона говорили сами за себя, но только позднее стало ясно, что все это было связано впрямую с тем, что они увидели в последнем зале.
   
Это был хотя и примитивный зал классической римской базилики, где пред центральным алтарем возвышалась фигура Богоматери. Только, когда подошли к нему, греческая надпись известила о том, что он посвящен Деметре и ее сыну Дионису. Образ Мадонны   с младенцем можно было бы с гордостью водрузить в любом католическом храме, но все что его окружало, было явно из другого мира. В одном из боковых пределов перед вполне аскетической фигурой Диониса в полу был устроен довольно большой бассейн. Судя по многофигурному фризу вдоль стены, бассейн был чем-то вроде купели для совершения обрядов, но из него же, было ясно, что менады лили в купель не только воду. Определенно к ней добавляли вино. А возможно вино и было главным в этой купели, да и сам обряд своей разнузданностью явно не походил на чинный ритуал христианского крещения.

 Противоположный предел вообще не оставлял сомнений в характере культа, отправляемого здесь.  Обнаженные скульптуры Зевса с Деметрой, Диониса с Ариадной, Адониса с Венерой уж не говоря о соитии Приапа и Фавнов с менадами, были настолько откровенны, дышали такой эротикой любовного экстаза, что в сути того что здесь происходило можно было не сомневаться. В довершении всего это дополнялось барельефами стен и мозаиками пола со сценами предельно разнузданных вакханалий, где без труда можно было найти все с этим связанное.

Увиденное ошеломило всех, даже Макдедли с его не традиционными взглядами. Череда действовавших храмов и абсолютно не совместимых между собой эпох и верований ставила под вопрос всю «Писаную историю» этого периода.   Практически везде были росписи, изваяния или предметы мало совместимые со сложившейся исторической традицией. Во всех храмах отчетливо прослеживались мотивы культов, связанных с групповыми оргиями разных направлений.

Там можно было найти все, что попадает под определение «непристойность». Эротические амулеты и подвески в форме фаллоса, фрески с откровенными сценами из жизни богов и людей, бронзовые или мраморные фигуры богов, сатиров и людей в неуемном бесконечном сексе.

Посуда; чаши для питья, тарелки, блюда, кувшины, кухонная утварь были украшены изображениями сцен развратных утех. Часто встречались изображения погонь, а не редко и откровенного насилия возбужденных богов или сатиров над нимфами или вакханками. Крылатые Эросы, подглядывающие за интимными утехами женщин, были самыми невинными изображениями из всего найденного.

Даже первые находки наглядно иллюстрировали те культы, которым поклонялись в этих храмах. Неотъемлемой частью проводимых ритуалов были любовные игры и самые изощренные сексуальные фантазии. Здесь можно было найти все - от простых половых контактов до групповой зоофилии.

Единственным исключением был египетский храм, где практически все было связано с загробным миром, но и там мотивы, связанные с Осирисом, оплодотворяющим природу, оставили более чем откровенные статуэтки и росписи. Судя по ним, и здесь определенные обряды   выливались во, что-то похожее на «черную мессу».

Найденные храмы были уникальны тем, что катастрофа, уничтожившая цивилизацию на острове практически одновременно наглухо закрыла доступ к ним, и уже никто не был в силах изменить облика этого святилища.

Складывалось впечатление, что остров был местом поклонения разных средиземноморских народов, где верования переплелись и, несомненно, мирно уживались. Более того, эти верования явно были не такими, какими их преподносит официальная история.   В храмах, создававшихся не одно столетие перепуталась вся история древнего восточного средиземноморья, причем история нам неизвестная и мало похожая на ту, что    вдалбливают профессора в головы студентам в европейских университетах.

Лиз с юности помогавшая крестному и матери в их «постановках», отчетливо поняла, что все, чем они занимались эти годы, вдруг приобрело новое значение. Другую окраску.

Более того, и Лиз при случае сказала об этом Тессе. Многие реконструкции Георга в эти годы, похоже, приобретут новые толкования, а возможно и найдут неожиданные подтверждения на этом острове.