Обручение в монастыре Ах, карнавал, карнавал, карн
Оперу Сергея Прокофьева «Обручение в монастыре» я впервые слушала 31 января в Мариинском театре. И слегка опасалась, что музыка мне не понравится, но это имело второстепенное значение. Настроение было приподнятое, а спектакль, благодаря друзьям, воспринимался, как приключение!
Но опасалась я зря! Спектакль красивый, веселый, немного ёрнический и абсолютно гротескный! Но очень стильный! На славу постарались режиссер Владислав Пази и художник-постановщик Алла Кожевникова. И музыку, и либретто Прокофьев писал сам, только стихотворные тексты сочиняла его жена Мира Мендельсон-Прокофьева. Когда я слушала музыку и смотрела на эту карнавальную фантасмагорию, создавалось впечатление, что композитор словно, устал от чего-то невеселого и решил, как сейчас говорят, оторваться, подурачиться. Использовал беспроигрышный сюжет комедии Шеридана «Дуэнья» конца XVIII века и на его основе сделал свое либретто. А там полно героев, к которым можно отнестись совершенно несерьезно! И поэкспериментировать с музыкой! На мой взгляд, романтический сюжет эпохи барокко и супер авангардная музыка – это первая шутка Прокофьева.
Испанская история, Севилья как место действия, с ее величественной неповторимой архитектурой, но в музыке и Испания, и Андалусия улавливаются только в ритмах, мелодии же лишь отдаленно намекают на что-то «гишпанское». Не зря в спектакле так много танцев, и под эти мелодии типичные испанцы в узнаваемых костюмах изгибаются в характерных испанских пируэтах. И музыка, и сюжет придают всему действию карнавальное звучание, что великолепно визуализируют и декорации, и костюмы, и «картинка» в целом. Кругом – сплошная эклектика, смешение всего и вся! А как иначе на карнавале, этом празднике жизни? Есть в постановке и типичные элементы «комеди дель арт», где все не взаправду, все понарошку, все гротескно, все утрированно (в начале – танцующие девушки в кринолинах и шляпках-рыбках, как на дефиле, иллюстрируют рассказ состоятельного торговца рыбой о его успешном бизнесе). Такой пролог с забавной музыкой, то налегающей на низы, то повизгивающей, настраивал на розыгрыши, путаницу, дурачества, плутовство и, в итоге, веселый счастливый финал! Именно так и развивались события дальше. Тут и сцена-трансформер, напоминающая старую эстраду в парке, раскрывающуюся как ракушка, или подмостки средневекового уличного театра, где комедианты наигранно высмеивали пороки в сценках-моралите или изображали «жестокие страсти». Ведь в Средние века дурачились в рамках «смеховой культуры» почем зря, изображая ленивых и нечистых на руку монахов, чревоугодничающих священников и отнюдь не бескорыстных прочих клириков. И бродячим артистам это сходило с рук. Не зря Вольтер позднее писал, что смех погасил костры инквизиции.
Ах, карнавал, карнавал, карнавал! Казалось, что и артисты решили подурачиться на сцене. Ну, не каждый же день выпадает такая возможность! Поющие торговки рыбой, смеясь, протягивали трепещущих в руках серебристых рыбок в ближайшую к сцене ложу, где мы сидели, и рука сама была готова протянуться, чтобы их взять! А хвастающий своим удачным рыбным промыслом смешной Мендоза (Геннадий Беззубенков), довольный собой и одетый, как елочная игрушка, вызывал и умиление, и смех одновременно. Он забавно пел свою невероятную партию, словно сам удивлялся издаваемым звукам. Довольный собой, но простоватый дон Жером (Василий Горшков), желающий выгодно выдать замуж дочь и женить сына, поначалу захватывал все внимание и вокально, и драматически, являя собой такую помесь ожившего калькулятора и великого комбинатора. Его почти серьезная, но с разными вокальными «хвостиками» и «хохолками» партия, исполненная на все сто, вызывала добрую улыбку и предвкушение дальнейших веселых событий. Как же тут без домашнего заговора и путаницы с невестами, без трюков с переодеванием и подменой, без забавного одурачивания? Хотя в сюжете нет розыгрышей, каждый решает важную для него жизненную задачу. Мендоза – как бы выгодно жениться, дон Жером – как выгодно женить детей, Луиза – как выйти замуж за любимого Антонио, дуэнья – как вообще найти себе мужа. Дон Фердинанд явно хотел жениться на Кларе, в которую он влюблен, а Клара для начала хотела с ним помириться, ведь он явился к ней в спальню без приглашения!
Ах, девушки-невесты! Вы такие милые, и такие разные! И в музыке тоже! Такая нежная, очаровательная, веселая, слегка легкомысленная Луиза (Карина Чепурнова). Как мило звучал голос певицы, несмотря на нещадные диссонансы, которыми наградил свою героиню в музыке композитор! Юлии Маточкиной в роли рассудительной и роскошной Клары было, где показать свой прекрасный голос – ее партия позволяла даже заслушаться тем, что она пела, не только из-за красоты тембра и силы ее меццо-сопрано, но и из-за музыки, написанной для ее героини Прокофьевым. Про Клару не скажешь, что она веселится (все-таки богатая невеста), она даже сердится на влюбленного Фердинанда, но как-то понарошку (ведь, прося не говорить ему, где она укрылась, сообщает практически точный адрес, уточняя, сколько раз надо повернуть налево и направо).
Женихи – Антонио (Станислав Леонтьев) и Фердинанд (Владислав Сулимский) – парни серьезные. Антонио решает жениться только после получения письма с ошибочным благословением отца Луизы (все-таки, похоже, девушки всегда были более отчаянными в своих амурных и матримониальных замыслах). Тенор Станислава Леонтьева в партии Антонио радовал не только Луизу, но и слушателей. А Фердинанд Владислава Сулимского был настроен более чем решительно. Он то защищал сестру перед отцом, полагая, что не следует ее неволить выходить замуж за богатого Мендозу, то вламывался в спальню к любимой Кларе, вызывая не очень искренний гнев девушки, то вторгался с монастырь со шпагой наперевес, желая посмотреть в глаза якобы неверной возлюбленной. Он – настоящий идальго, машет шпагой, шваркает ею по столу (дважды выбивая из него пыль, откуда она там?), сражается с Антонио, пока не выясняет, что принял одну девушку за другую – не узнал свою любимую Клару в непривычном наряде. У него и партия вполне серьезная, без всяких там шуточек, но с неожиданными музыкальными пассажами и завихрениями. Я всегда с особым интересом слушаю пение Владислава Сулимского. Не была исключением и эта партия. Ну, что скажешь? Для меня он может любую оперу сделать любимой, даже тех композиторов, с чьей музыкой я не очень в ладах. Так произошло и оперой Прокофьева «Обручение в монастыре»! Что поделать? Нравится мне его голос в любых ипостасях! И Фердинанд был хорош – и вокально, и внешне! В финале в белом костюме – глаз не оторвать! Вообще, костюмы в этом спектакле имеют первостепенное значение! Слава богу, постановщики понимали, что в минималистическом варианте в рубище такой спектакль публике не понравится! Здесь просто гениально был выбран вариант карнавала – феерии красок, веселья, танцев, странной музыки с повизгиванием и утробными низами, неразберихи и насмешек.
Особого внимания заслуживает уморительная сцена в монастыре, где не совсем трезвые монахи предаются отнюдь не праведной жизни, а их настоятель, отец Августин (Павел Шмулевич) падает мертвецки пьяным в финале сцены обручения-венчания (есть все-таки разница между этими обрядами, и что там реально было по ходу оперы все-таки не ясно). К клирикам и монахам и в Российской империи, и в европейских странах всегда относились с сарказмом (достаточно вспомнить ряд картин художников-передвижников – «Чаепитие в Мытищах», «Монастырская трапеза» Перова, «Протодиакон», «Крестный ход в Курской губернии» Репина). А уж в советское время (опера завершена в 1940 году) – и подавно! Очень хорош был Павел Шмулевич! Пел таким мощным басом и так уморительно изображал своего героя! Хоть маленькая роль, но такая заметная!
В завершение хочу сказать, спектакль мне очень понравился! Такой легкий, забавный, веселый! И я уже по опыту знаю, что такой эффект в непростых произведениях Прокофьева или Шостаковича – это результат огромных профессиональных усилий ВСЕХ участников постановки – режиссеров, художников и декораторов, певцов, дирижера (Павел Смелков) и музыкантов. Если этот максимум не сойдется в одной точке, то такого эффекта не будет. Поэтому после спектакля хочется сказать: «Браво!» всем участникам, прежде всего солистам, исполнившим основные партии. Вы «оживили» непростую музыку Прокофьева и подарили зрителям настоящий праздник! Спасибо! И браво!
Перед спектаклем, глядя в оркестровую яму, было забавно видеть на одних пюпитрах музыкантов ноты озаглавленные "Дуэнья", а на соседних - "Обручение в монастыре", словно они в одном и том же поезде собирались ехать в Москву и в Казань одновременно. Хотя я понимаю, что это разные названия одного и того же произведения...
И последнее. Так называемые противники «нафталина», старых оперных постановок, всячески поощряют выкидывание из опер балетных элементов как чуждых, искусственных и несообразных! В спектакле «Обручение в монастыре», где балетных номеров – море, вам их тоже хочется убрать? Или двойной стандарт все-таки в действии? Без танцев, шутов и шутих, рыбок и прочей танцующей братии спектакль сильно бы проиграл, как проигрывает без настоящего «польского акта» опера «Жизнь за царя», без танцев в садах Наины опера «Руслан и Людмила», без испанских, а не карикатурных «бычьих», танцев опера «Травиата»… Список можно продолжать. Любите новое, господа новаторы, но будьте настоящими либералами, и оставьте нам старое! Для нас оно не пахнет нафталином!
Свидетельство о публикации №217020200202