Разговор с метелью

  Подняв меховой воротник  шубы, я стоял возле окна  учительской и слушал, как  за стеной гудит метель. Ее сменил буран. Младший ее брат  стал завывать, а временами даже свистел не хуже Соловья-разбойника.

 Это была разгульная песня  зимы, которая белым зверем бешено неслась   по  широкой  степи.     Деревенскую улочку, что притулилась на южном берегу  озера, закрыло мутной пеленой. 

От штакетника в школьном  саду виднелись  лишь  чёрные точки   наконечников. Буран стих к вечеру, и по всей ширине  бескрайних полей,  до самого горизонта,  открылись волнообразно застывшие  снежные заструги.

 Перестала куриться позёмка, а  у прибрежных камышей, ненадолго легло   пятно сияющего света.    Это низкое,  почти бессильное солнце,   скупо осветило  мертвенную синь  сугробов и напомнило всему сущему, что всему свое время. Что однажды наступит и время весны.

    Рабочий день тянулся то в утомительном выслушивании женских пересудов, то на   уроках,  с  их  запахами  химических опытов, то в играх с ребятнёй в шахматы; но лучшим часом  дня был тот, когда уже дома читал   рассказ Ивана Бунина о радуге, росах, мглистых горных туманах и  короткой,  как молния любви,  освещающей всю жизнь человека. 

 Понял:  чтобы писать о чём- то добром, то для этого  потребуется собственная душевная гармония, а она случается не всегда. Для нее нужны определенные условия и  в первую очередь согласие с самим собой, и возможно, что  придётся даже   бороться за эти условия  с кем - то или с чем - то.

Ведь любовь это когда хочется того, чего нет, и не бывает в природе, ее можно увидеть только как солнце, поднявшись на вершину высокой горы.

   Думал, каждый человек – галактика, но, сколько звёзд у каждого из нас  может погаснуть, сколько надежд не сбыться! Зато всегда остаётся возможность просто жить, чтоб продолжить себя в детях, подобно  той былинке, что проросла  у дороги, шелестит и  гнётся  под ветром, мокнет под дождём, а  на исходе лета сорит вокруг себя семена вечности.