Круг судьбы

               
                Новелла

Многочисленные   потоки  иммиграции  прибили  к  берегам  Святой  земли  людей  из  разных  стран,  превратив  её  в  новый  многоязыкий   Вавилон. Потому  и  неудивительно,  что  в  Израиле,  что  ни  человек,  то  своя  история  и  судьба.  Был  бы  искренний  интерес  к  нему  и  желание  слушать.  Дожив  на  свете  до  седых  волос,  я  не  раз  убеждался  в  том,  что  жизнь  порою  богаче  любой,  самой  разудалой  фантазии.

   В  компании,  где  работал  к  тому  времени  уже  несколько  лет, приметил  я однажды  одну  необычную  особу.  Стройная  женщина  средних  лет  с  чёлкой светлых,  коротко  остриженных  волос  двигалась  навстречу  мне  по  коридору.  Худощавое  бледное  лицо  говорило  о  её  европейском  происхождении,  но  и еврейские  черты  были  прочерчены  на  нём  заметными характерными  линиями.  Модный  костюм  сидел  на  ней  ладно,  и  весь  её  облик  выражал  уверенность  в  себе  и  чувство  собственного  достоинства.  Работала  она  секретарём  главного  инженера  и  это  обстоятельство  позволило  вскоре  узнать  её  ближе,  так  как  Арье,  мой  приятель  и  коллега  по  работе,  с  некоторых  пор  был  его  референтом.
    Хана  оказалась  весьма  способным  человеком.  Она  серьёзно  занималась  художественной  фотографией,  выставляясь  где-то  в  городе,  и,  на  редкость  влюбчивая,  писала  на  иврите  любовно - эротические  стихи.  Между  ней  и Арье   установились  откровенные,  доверительные  отношения  и  шаг  за шагом  она  поведала  ему  свою  необычную  историю.

    Отец  её  Яков  во  время  Второй  мировой  войны  жил  в  Бельгии  по  чужим  документам,  занимаясь,  и  довольно  успешно,  ювелирным  бизнесом.
Молох  Холокоста,  поглотивший   почти  всех  его  близких  и  друзей, прогремел  мимо  него. Он  чудом  уцелел, особо  не  скрываясь,  и  не  подвергся депортации  в  лагеря  смерти. В  конце  войны  Яков  встретил симпатичную  белокурую  девушку  и  женился  на  ней. В счастливом  браке  родилась  девочка, которую  назвали  Анной. Фламандская  семья  молодой  мамы  приняла  отца  и  дочь  в  своё  лоно.  Она  выросла  и  из  девочки - подростка   превратилась  в  привлекательную,  романтичную  девушку.  Так  бы всё  и  шло,  и  Анна  повторила  бы  судьбу  любого  из  её  родственников,  если  бы  родной  дядя,  брат  матери, не  воспылал  к  ней  запретной  любовью. Анна  ответила  ему  взаимностью. Дядя  был  женат  и  скандал  неминуемо  бы назрел  и  получил  огласку.  Но  к  тому  времени  нашлись  в  Израиле  дальние родственники  Якова.  Они  то  и  приняли  её  у  себя  со  свойственной  евреям теплотой  и  заботливостью.  Анна  прошла  гиюр  и  получила  новое   имя – Хана.  Она  отслужила  в  армии,  затем  поступила  в  Еврейский  университет  в Иерусалиме,  который  успешно  окончила.   Однажды  в  ресторане  она  познакомилась  с  известным  в  Иерусалиме  плейбоем  Иланом,  мужчиной  лет на  двадцать  пять  старше  её.  История  его была  не  менее  интересна,  и  Хана охотно  рассказывала  о  нём. Предки  его  столетиями  рождались,  жили  и  умирали  в  Литве. В  начале  двадцатого  века  родители  Илана  решили  уехать  в  Палестину  и,  на  пути  в  землю  обетованную,  оказались  в  Александрии,  служившей  тогда  одним  из  основных  перевалочных  пунктов.  Турция  не  поощряла   еврейской  иммиграции,  и  они  осели  в  Египте,  где  мальчик  и  появился  на  свет.
    Первая  мировая  война  привела  к  падению  ослабленной  и  потерявшей  былое  величие  Османской  империи. На  Ближнем  Востоке  воцарился  новый хозяин – мандат  на  управление  страной  получила  Британия. По  окончании   войны  семья  Горовиц  перебралась  в  Палестину  и  поселилась  в  Иерусалиме.  Здесь  прошло  детство  и  юность  Илана,  здесь  он  окончил  школу  и  университет.
     В  начале  Второй  мировой  войны  Илан  был  мобилизован  в  еврейскую  бригаду  и  воевал  в  Северной  Африке. Там  он  попал  в  плен  и  его, вместе с другими  военнопленными, отправили  в  концлагерь  в  Европу.  Илан  выжил, так  как  еврейских  солдат  Британской  армии  не  уничтожали,  а  держали  особняком  в  отдельном  бараке, используя  на  тяжёлых  работах. В  1944  году союзники  освободили  лагерь,  и  Илан  вернулся  в  Палестину.  После  провозглашения  государства  Израиль  он  участвовал  в  войне  за  независимость  в  отрядах  Пальмах.  Во  время  Шестидневной  войны  в  составе бригады  генерала  Мота Гура  освобождал  Старый  город  Иерусалима, а  после  демобилизации  из  армии  был  какое-то  время  сотрудником  Общей службы  безопасности.  Герой  войны  и  знаменитый  бонвиван  Илан  Горовиц  завоевал  сердце  Ханы.  На  шумную,  многолюдную  свадьбу  был  приглашён  весь  столичный  бомонд.  Счастливые  молодожёны  наслаждались  светской  жизнью,  путешествовали  и  устраивали  у  себя  дома  вечеринки  для  друзей. Родилась  дочь  и  Хана  отдалась  её  воспитанию.
    Илану  не  сиделось  дома,  и  вместе  с  приятелем  он  основал  антрепренерскую  кинокомпанию.  Дела  их  шли  весьма  успешно - в  Израиле в  то  время  цены  были  относительно  низкие,  что  давало  клиентам  большую экономию.  К  тому  же  страна  пустынь,  гор  и  равнин  привлекала  голливудских  продюсеров  и  режиссеров  своими  экзотическими  пространствами.  Особенно  полюбились  им  пустыня  Негев  и  Арава, степь, что  простёрлась  от  Эйлатского  залива  до  Мёртвого  моря.  В  этих  местах  снималось  немало  вестернов  и  фильмов  на  библейские  сюжеты.  Илан  организовывал  и  обеспечивал  пребывание  в  стране  голливудских  знаменитостей  и  съёмочных  групп.  Его  связи  были  обширны,  его  обаяние  и  деловитость  привлекали  к  себе  американцев,  он  хорошо  говорил  и  писал на  английском,  и  Голливуд  предпочитал  иметь  дело  с  ним.  Арье  поведал  мне  эту  историю,  когда  представлялся  случай  встретиться  за  чашкой  кофе  в  кабинете  нашего  общего  друга  Шауля.

    Забрёл  однажды  Шауль  к  Арье  и  Хане,  и  зашла  у  них  речь  о   традициях  пития  в  России  и  в  Европе.
  -  Не  представляю  себе,  как  можно  пить  водку.  Это  же  жуткая  отрава,  -
сказала  Хана  и  поморщилась,  представив  себе,  наверное,  отвратительные  лица  алкоголиков. - В  Бельгии  из  крепких  напитков  употребляют  только  виски  и  джин.
  -  У  тебя,  Хана,  как  и  у  многих  израильтян,  ошибочные  представления  о  водке, - парировал  Шауль. - Она  принципиально  ничем  не  отличается  от  виски – их  делают  из  зерновых, виски  из  ячменя, а  водку  из  пшеницы.    Всё  зависит  от  качества  напитка  и  культуры   пития.
  -  Давай-ка  организуем  вечеринку.  Мы  тебе  покажем,  как  правильно  пить  водку  и  чем  закусывать, - присоединился  Арье. - Если  хочешь,  организуем  её  у  тебя  дома.  А  бутылка  за  нами.
     Хана,  немного  поразмыслив,  согласилась,  и  друзья  рассказали  ей,  что  приготовить  в  качестве  закуски.
     Илан  в  то  время  был  ещё  в  хорошей  форме,  хотя  от  дел  уже  отошёл.
Человек  разносторонний,  он,  помимо  многих  других  достоинств,  любил  и  умел  готовить.  Когда  друзья  пришли,  принеся  с  собой  бутылку  водки
"Абсолют ",  стол  был  уже  накрыт.  Хана  представила  Илана  друзьям  и  пригласила  всех  к  столу.  Беседа, как  обычно  бывает,  сначала  велась  вокруг политики,  затем  поговорили  об  общих  знакомых. Хозяева  между  тем  рассматривали  бутылку,  вертя  её  и  перекладывая  из  одной  руки  в  другую.
    Арье,  заметив  их  интерес,  взял  инициативу  в  свои  руки.  Пока  Шауль  открывал  бутылку,  он  коснулся  истории  водки  и  сухого  закона, который  то вводился  в  России,  то  отменялся.
  -  В   годы  Советской  власти  доходы  от  продажи  водки  существенно  пополняли  бюджет  страны. Власти  делали  вид,  что  борются  с  алкоголизмом,  а  на  самом  деле  подспудно  поощряли  его.  Лишь  бы  народ  не  задумывался  о  жизни  и  политике.  А  это  было  куда  страшнее  для  правящей  верхушки. -  Так  говорил  Арье,  величественно  возвышаясь  над  столом. - Пили  по  любому  поводу:  на  свадьбах, днях  рождения,  поминках, встречах  и  проводах. В  последнее  время   даже  на  работе, пока  не  пришёл  к  власти  Андропов  и  не  начал  кампанию  по  укреплению  трудовой  дисциплины. После  него  генсеком  стал  Горбачёв,  который,  поняв по-своему суть  проблемы,  провозгласил  борьбу  с  алкоголизмом.  Он  серьёзно  ограничил  продажу  водки,  а  самые  рьяные  его  соратники  принялись  вырубать  великолепные  виноградники  на  Северном  Кавказе  и  в  Крыму.
     -  Как  можно  уничтожать  виноградники?  -  воскликнула  Хана. -   Это  чудовищно  и  преступно!
    -  Увы,  это  было, пожалуй,  самым " лёгким " преступлением  коммуняк. - продолжил  Арье, - Самое  главное  здесь,  как  отреагировал  народ.  А  очень  даже  своенравно – он  стал  гнать  самогон  из  всего,  что  попадалось  под 
руку:  сахара,  свеклы,  яблок … Власти  ничего  не  добились.  Люди  как  пили, так  продолжали  пить,  каждый  человек  по  своей  собственной  причине  и  своему  почину.
    -  Боже  мой,  что  за  народ, - сказала  Хана.
    -  Дело  ведь  не  в  том,  что  пить,  а  как  пить. В  Европе,  да  и  во  всём  мире  ведь  тоже  пьют.  Значит  есть  здесь  смысл  и  немалый, - высказался  Шауль.
   Илан,  знавший  толк  в  самых  изысканных  напитках,  поддержал  его.
   - Я  сейчас  покажу  вам  один  из  способов  наполнения  рюмок, – Арье вернул  себе  инициативу  и  приступил  к  практическим  действиям. – Вначале наливают  половину  рюмки  водки,  затем  тонкой  струйкой,  чтобы  не  смешать  с  водкой,  добавляют  томатный  сок.
    Хана  с  удивлением  взирала  на  то,  как  Арье  наполнял  рюмку  за  рюмкой  и  слой  рдеющего  сока  стоял  над  прозрачной  водкой,  отделяясь  от  него  чёткой  горизонтальной  линией. 
  - Теперь,  друзья,  осторожно  поднимем   рюмочки  и  выпьем  за  здоровье  гостеприимных  хозяев  дома, – произнёс  Арье.
  -  Ого,  неплохо  пошло, - сказал  Илан. - Я  всегда  думал,  что  водка – благородный  напиток.
     Когда  все  сели  и  стали  закусывать,  Шауль  заметил:
    - Питиё  в  Советском  Союзе,  в  культурном  обществе  особенно,  сочеталось  с  искусством  произносить  тосты.  Люди  выступали  с  юмором, говорили  важные  вещи  о  жизни,  философствовали …
    - Да,  это  очень  забавно  и  вкусно, - подхватила  Хана. – Мне  понравилось.
     Друзья  заговорщически  переглянулись  и  разлили  водку  по  рюмкам.   
    - В  царской  армии  были  кавалерийские  эскадроны  гусар,  отличавшиеся    удалью  и  храбростью.  После  боя  или  учения  они  собирались  шумной   компанией,  пили,  играли  в  карты  и  веселились.  Они  выработали  особой  кодекс  чести  и  пития, позволяющий  пить, не  теряя  контроля  над  собой, -  заговорил  Арье. -  Мы  сейчас  покажем  один  из  способов,  который  видели  в кино.  Друзья  поднялись,  выпрямившись  во  весь  рост,  с  рюмками  в  руках, держа  предплечья  горизонтально  так,  чтобы  рюмки  оказались  на  уровне  подбородков.  Илан  тоже  встал  и  занял  исходную  позицию, постепенно  вовлекаясь  в  интригующее  действо. Короткий  поворот  голов  в  сторону  локтей,  короткий  выдох,  головы  запрокидываются  слегка  назад,  и  содержимое  рюмок  одним   глотком  отправляется  в  полуоткрытые   рты  под одобрительные  возгласы  Ханы.  Следующий  тост  пили  уже  все  вместе  и  закусывали  солёными  огурцами,  квашеной  капустой  и  прочей  снедью, во множестве  расставленной  на  столе.
    Посидели  в  тот  вечер  на  славу.  Илану  и  Хане  водка  в  таком  антураже  понравилась  весьма  и  дело  на  этом  не  заглохло,  а  получило  неожиданное  продолжение .
    Пока  были  живы  родители,  Хана  с  мужем  почти  каждый  год  наезжали  в  Бельгию  навестить  их. В  преклонных  летах  умирает  отец,  а  через  несколько  лет  и  мать  Ханы, оставив  ей  в  наследство  дом,  ферму,  где  разводили   кроликов,  и  довольно  большой  участок  земли.  Но  их  поездки    на  родину  продолжались  и  потом.
     В  год,  когда  состоялась  та  весёлая  пьянка  в  Иерусалиме, отправились  они  в  Бельгию  не  с  пустыми  руками, а  повезли  с  собой  несколько  бутылок  водки. Родственники  по  линии  матери,  как  обычно,  встретили         "еврейку",  как  они  беззлобно  называли  её  и  в  глаза,  и  за  глаза, и  её  мужа - еврея  с  оживлённым  радушием.  Как  повелось,  накрыли  столы, ломившиеся  от  изобилия  свежайших  мясных  блюд,  приготовленных  из живности,  которую  выращивали  на  принадлежащих  им  фермах,  и разнообразия  плодов  из  собственных  садов  и  огородов.   Бутылки, выставленные  Иланом  на  стол,  вызвали  вначале  недоумение,  но  после  инструктажа  Ханы  они  были  за  короткое  время  опустошены.  Водку  приняли  на  "ура".  Друзья  и  родственники,  распробовав  новый  для  них  напиток,  уже  не  могли  остановиться.  Ребят  помоложе  послали  в  магазин   купить  ещё  несколько  бутылок  и  потом  с  хмельным  восторгом  опорожнили  и  их.  Утром  решили  продолжить,  но  в  магазине  водка  закончилась  и  пришлось  искать  её  в  других  местах. Через  несколько  дней  вся  водка  в  округе  была  раскуплена  вошедшими  во  вкус  родственниками, симпатия  которых  к  гостям  росла  с  каждой  очередной  выпитой  бутылкой.       
     С  тех  пор  прошло  лет  десять.  Хана  вслед  за  босом,  главным  инженером,  вышла  на  пенсию,  Илан  постарел,  потеряв  былой  лоск  и  силу. Овдовевший  к  тому  времени  дядя  звал  Хану  замуж,  но  она  не  оставила  мужа  -  Илан  умер  у  неё  на  руках.   
   
   

     Несколько  лет  назад  путешествовали  мы  с  женой  по  Голландии  и  Бельгии.  По  обыкновению  отправляясь  в  зарубежную  поездку  с  туристической  группой,  решили  на  этот  раз  нарушить  традицию.  К  тому  времени  у  нас  уже  сложились  вполне  основательные  представления  о  Западной  Европе,  её  развитой  отрасли  туризма  и  плотной  сети  автомобильных  и  железных  дорог.
   Соблазн  ничем  и  никем  не  ограниченной  свободы  был  велик,  что  позволило  преодолеть  все  сомнения  и  доводы  прежнего  опыта.  Не  желая  связывать  себя  никакими  обязательствами,  мы  отказались  и  от  автомобиля, предпочтя  ему  комфортабельные  вездесущие  электропоезда.
    Утром  того  дня  мы  из  Брюсселя  отправились  в  очаровательный  Брюгге, а  оттуда  перебрались  в  Гент. Насытившись  великолепием  города,  пустились в  обратный  путь.  Субботний  вечер  вывел  на  улицы  множество  людей,  рестораны  и  кафе  заполнялись  респектабельной публикой. 
    Обладая  хорошей  памятью  и  умело ориентируясь  в  мало  знакомых  местах,  я  уверенно  двинулся  в  направлении,  где  по  моим  предположения  находился  железнодорожный  вокзал.  Супруге  моя  уверенность  показалась  неубедительной,  да  и  путь  нам  предстоял  неблизкий.  Она  обратилась  на  ломаном  английском  к  солидному  господину,  проходившему  со  своей  спутницей  мимо  нас.  Они  выразили  готовность  нас  проводить.
   По  дороге  завязалась  беседа.  Мы  не  стали  скрывать,  что приехали  из  Израиля  и  проживаем  в  Иерусалиме.  Наша  открытость  вызвала  у  мужчины особое  доверие  к  нам,  и  он  заговорил  о  наболевшем.
   - Увы,  Европа  уже  не  та,  что была  лет  десять - двадцать  назад. В  Бельгии есть  сейчас  районы,  где  больше  мусульман,  чем  коренных  жителей.  Они  не  желают  работать  и  жить,  как  европейцы,  не  принимают  нашу  культуру и  образ  жизни.  А  власти  только  потворствуют  этим  дармоедам.  Неожиданная симпатия, которую  он,  патриот  Фландрии,  испытывал  ко  мне, еврею,  сделала  его  словоохотливым.  Он  заговорил  о  южанах,  взваливших  свои  проблемы  на  плечи  трудолюбивых  и  предприимчивых  фламандцев.    
   -  Если  бы  мы  пришли  к  власти,  то  отделились  бы  от  валлонов.
И  навели  бы  порядок  в  нашей  стране.          
    Я  с  интересом  слушал,  то  поддерживая  его,  то  выражая  осторожное сомнение  по поводу  позиции  моего  собеседника.  Жена  и  её  попутчица  дефилировали   позади  нас,  разговаривая  о  чём-то  своём.  Вопреки  заверению любезного  господина,  что  до  вокзала  недалеко,  мы  добрались  туда  лишь  через  полчаса. Но  главные  открытия  были  ещё  впереди.  Вокзал оказался  не  тот,  на  который  мы  прибыли  из  Брюгге,  а  в пути  нужно  было сделать  пересадку  на  другую  железнодорожную  ветку.
    Мы  дождались  поезда  и  через  минут  пятнадцать  сошли  на  подслеповатом  полустанке  в  городке,  название  которого  мне  не запомнилось.  Час  был  уже  поздний,  ноги  ныли  от  усталости  и  спазм  голода  перехватил  желудок.  Следующего  поезда  оставалось  ждать  около  часа. Мы  вышли  на  небольшую  привокзальную  площадь  в  поисках ресторана  или  кафе. В  нашем  положении  нас  устроил  бы  даже  буфет  или  любая  непритязательная  забегаловка.  Случайный  прохожий  на  вопрос,  где можно  поесть,  махнул  рукой  в  сторону  двухэтажного  дома  с  широким  фасадом,  освещённым  одиноким  уличным  фонарём.
    Подойдя   к  дому,  мы  увидели  над  крыльцом  под  фронтоном  вывеску, на которой  синей  краской  было  размашисто  выведено  «Таверна».  Мы  вошли  в  довольно  обширное   помещение, уставленное  большими  деревянными  столами  и  стульями.  На  добротно  оштукатуренных  стенах  висели  расшитые  разноцветной  вышивкой  длинные  кухонные  полотенца,  на  прилавке  у  дальней  стены  стояла  дубовая  пивная  бочка.  За  столом  в  углу  сидела  парочка,  попивая  пиво  из  высоких  стеклянных  бокалов.  Хозяйка, моложавая  женщина  лет  сорока,  приветливо  улыбнувшись,  усадила   нас  за стол  возле  окна.  Одета  она  была  в  стиле,  весьма  гармонирующем  с  убранством  гостиной: белая   кружевная  рубашка, синяя  кофта  поверх  неё, передник,  корсет  и  белая  юбка  до  колен.
     Мы  попросили  Алинду,  так звали хозяйку,  накормить  нас  побыстрее, чтобы мы  успели  на  следующий  брюссельский  поезд.  Хозяйка  положила  на стол  книгу  в  кожаной  обложке.  Одна  сторона  её  разворота  содержала  меню  на  голландском  языке,  другая  - на  французском.  Я  без  промедления  приступил  к  изучению  меню,  написанного  на  французском,  но жена  попросила  хозяйку  принести  что-нибудь  на  её  усмотрение.  Вскоре  на  столе появились  большая  тарелка  овощного  салата  и  узкая  деревянная  доска  с  пахнущей  домашним  уютом  краюхой  теплого  пшеничного  хлеба  и  острым  деревенским  ножом,  потом  ещё  две  тарелки  с  великолепным  антрекотом, рисом  и  зелёным  горошком.  Женщина  пожелала  приятного  аппетита  и  отошла  за  стойку,  но  через  несколько  минут  вернулась  к  столу.
   - У  меня  наверху  есть  гостевые  комнаты,  очень  недорогие  и  удобные, - сказала  она.  - Вам  не  надо  будет  никуда  торопиться - время  позднее. Отдохнёте,  выспитесь  и  завтра  уедете.  От  жизни  и  от  еды  надо  получать  удовольствие.
     Лицо  её  выражало  радушие  и  сердечность.
    -  Можно  осмотреть  комнату? – спросила  супруга  после  короткого  размышления  и  взглянула  на  меня. 
    Я  одобрительно  кивнул,  и  она  поднялась  из-за стола. Вернувшись,  сказала,  что  комната  с  добротной   мебелью,  есть  душ  и  туалет.
   -  Я  думаю,  нужно  соглашаться.  Ты  устала, а  нам,  чтобы  добраться  до  гостиницы,  потребуются   ещё  часа  полтора – два.
     Поужинав  с  большим  аппетитом,  мы  поднялись  в  комнату.  Жена  разделась  и  направилась  в  душевую,  а  я  прилёг  на  постели,  с  наслаждением  потянувшись  всем  телом,  да  так  и  заснул,  стремительно  провалившись  в  царство  Морфея…
    Утром  нас  разбудила  Алинда,  робко  постучав  в  дверь  костяшками  пальцев.  Настенные  часы  показывали  начало  двенадцатого.  Из  окон  лился  в  комнату  неяркий  свет  нового  дня.  Окна  выходили  во  двор,  за  которым  открывался  вид  на  причудливую  россыпь  построек  и  невысоких
домов  с  белыми  и  розовыми   фасадами. Черепичные  крыши  завершались  коньком,  напоминающим  широкой  дугой  лебединую  шею.  Будто  взлетели  и  сели  на  крыши  прекрасные  и  гордые  белые  птицы,  которых  видел  вчера в  Брюгге  на  запруде  возле  старинного  монастыря.
   Одевшись,  мы  спустились  в  таверну.  Стол  у  окна  был  накрыт  на  двоих –завтрак  входил  в  стоимость  услуг.  Мы  насладились  вкуснейшим  творогом, сыром  и  сливочным  маслом,  с  вожделением  намазывая  его  на  хрустящий  золотистой  корочкой  пшеничный  хлеб.  Не  прикоснувшись  к  пахнувшей  чесноком   ветчине,  выпили   кофе  с  пирожным,  а  яблоки  и  бананы  с  позволения  хозяйки  взяли  с  собой.
    В  это  время  в  таверне  появился   высокий  светловолосый   мужчина  лет пятидесяти.
    -  Знакомьтесь,  Эральд,  мой  муж, - представила  его  Алинда. - Он  узнал, что  вы  здесь  и  захотел  познакомиться.
    -  Городок  наш  находится  вдали  от  туристических  маршрутов, -  сказал  мужчина. – Для  нас  событие  увидеть  здесь  евреев,  да  ещё  из  самого  Иерусалима.  Мы  в  большинстве  своём  католики.  А  Мария  и  её  сын  Иисус,  да  и  апостолы, они  же  евреи.   
   -  Но  мы  не  верующие,  мы  светские  люди  и  евреи  только  по  крови, - поддержал  я  беседу.
    -  А  какое  это  имеет  значение. У  нас  в  стране  тоже  многие  отошли  от  религии,  а  жаль.  Я  вот   человек  не  религиозный,  но  думаю, что  вера укрепляла  наше  национальное  самосознание. – Он  задумался  и  после  непродолжительной  паузы  продолжил. – Лет  десять  назад  умер  в  нашем  городке  единственный  еврей  Якуб.  Родители   мои  его  хорошо  знали,  да  и  он  иногда  появлялся  у  нас.  Женился  он  на  дочери  соседа  и  у  них  родилась  дочь.  Она  уехала  в  Израиль  и  осталась  там  у  его   родственников. Приезжала  почти  каждый  год  с  мужем,  славным  парнем  намного  старше  её. А  однажды  привезла  дочь,  которая  сейчас  живёт  где-то  в  Бельгии.
   -  Интересная   история,  будет  что  вспомнить, - заметил  я. - Слышал  очень давно  похожую  историю.  Ну  да   ладно,  нам  пора  на  станцию. Вы  не  подскажете,  когда  проходит  поезд  на  Брюссель?
   -  Минут  через  сорок.  Да  тут  станция  совсем  недалеко, - ответил Эральд.
   -  Нам   ещё  нужно  забрать  наши  вещи, - сказала  жена.
      Мы  попрощались,  и  я  пошёл  по  направлению  к  лестнице,  ведущей  на  второй  этаж,  когда  моё  внимание  привлекли  звуки  музыки  и  приглушённые   стенами  дома  мужские  голоса.  Звуки  доносились  откуда-то  из-под  лестницы.  Любознательность  этнографа-любителя  взяла  верх.  Я  подошёл  к   двери  и  налёг  на  массивную  рукоятку.  Дверь  бесшумно  приоткрылась.
    В  небольшом,  уютном  зале,  украшенном,  как  и  таверна, в  национальном стиле, находилось  семеро  мужчин  лет  под  сорок – пятьдесят.  Они  сидели  за длинным   деревянным  столом,  на   котором   стояли  две  бутылки  водки, тарелка  с  солениями,  селёдка  и  полупустой   графин  с  томатным  соком, и совершали  свою  воскресную  трапезу.
    Удовлетворив  свою  любознательность,  я  хотел  было  уже  вернуться,  но  увиденное  заставило  меня  остановиться  и  застыть  от  удивления.  Один  из
мужиков,  разлив  водку  по  рюмкам,  что-то  произнёс,  и  все  дружно  поднялись,  слегка  пошатываясь  над  столом.  Далее  произошло  то,  что  всколыхнуло  залежалые  пласты  моей  памяти:  держа  предплечья  подчёркнуто  горизонтально  на  уровне  подбородков,  они  одновременно  все  вместе  сделали  короткий  выдох,  повернув  головы  в  сторону  локтей,  а  затем,  вернув  их  в  прежнее  положение,  одним  глотком  опорожнили  содержимое  рюмок.  Потом  мужчины   расслабленно  и  беспорядочно  усаживались,  блаженно  ухмыляясь  друг  другу,  запивали  томатным  соком  и с  аппетитом  хрустели  солёными  огурчиками.  Руки,  вооружённые  вилками, тянулись  к  тарелке  с  ломтиками  серебристой   селёдки  и  нарезанным  кружочками  луком.
    Я  стоял  в  проёме  двери,  наблюдая  за  действом,  свидетелем  которого невольно  стал,  поражённый  пронзившим  меня  озарением.  Перед моим мысленным  взором  возник  и  замкнулся  в эти  минуты  круг  судьбы  Ханы, дочери  затерявшегося  в  немилосердном  мире  Якова  и  симпатичной фламандки  из  бельгийской  провинции.       
     Супруга  уже  звала  меня,  проявляя  нетерпение. Я  поднялся  в  комнату,  взял дорожную  сумку,  зонт  и  видеокамеру  и  неспешно,  в  не отпускающем меня  волнении  спустился  в  таверну.  До  отправления  поезда  оставалось  двадцать  минут.