Дина

               
                Опыт психологического детектива

                Предисловие

  Эту историю рассказал мне человек, котoрого я знал, как закорeнелого рационалиста, чуждого самой идее художественной фантазии. Поэтому достоверность событий не вызывает никакого сомнения. Однако запутанность ситуации, странное сочетание несовместимых фактов и психологическая интрига породили тайну, которую никому так никогда и не удалось раскрыть до конца. Мой рассказчик хорошо знал участников драмы, но роль его ограничивалась на первых порах только пассивным наблюдением со стороны, и лишь один раз обстоятельства вынудили его вмешаться советом, который оказался, возможно, решающим в завершении всей истории. Еще несколько человек знали о происходящем, пытались разгадать загадку, но так и не смогли.
    Когда я впервые услышал этот рассказ, прошло уже больше 30 лет с начала событий, лежащих в его основе. Основных действующих лиц драмы уже нет с нами. Поэтому я посчитал возможным представить сюжет на суд читателя, не раскрывая, разумеется, настоящих имен наших героев и других деталей, которые могли бы повредить ныне здравствующим участникам тех событий.

                Часть 1

 Вслед за промозглой снежной зимой исподволь неторопливо вступала в свои права весна.  Снег таял на робком, ещё не раскалившемся  солнце, и сугробы вдоль улиц становились всё ниже, покрываясь ледяной  грязноватой коркой. В парках, скверах и сквериках он пока проблёскивал белизной,  но оттепель и его неумолимо охватывала своими невидимыми струями. И то, что не успевало поглотить солнце, завершал мелкий, моросящий дождь.
  Над Ленинградом в этот день висело серое с редкими островками голубизны небо. С Литейного Илья свернул на Войнова и, пройдя минут десять по почти безлюдной, прямой, словно прочерченной бесконечной линейкой  улице, остановился у витрины магазинчика. Неторопливый поворот головы открыл пройденное им пространство улицы. Не заметив хвоста, он продолжил путь и вскоре  вошёл в длинный сводчатый проход, заканчивающийся небольшим обшарпанным, заваленным грязными сугробами двором.
 Занавес на втором этаже закрывал весь просвет окна. На принятом между ними конспиративном языке это означало: всё в порядке. Поднявшись по полутёмной лестнице, он нажал на кнопку дверного звонка, откликнувшегося изнутри неблагозвучным  дребезжащим рокотом.
  Послышались шаги, пронеслись несколько секунд тишины - кто-то разглядывал его в глазок, сиротливо выделявшийся  на обитой дерматином поверхности, и дверь перед ним открылась, щёлкнув старым французским замком. Миновав уставленный книжными шкафами коридор,  Илья вошёл  в гостиную. Хозяин квартиры Анатолий, давнишний его знакомый, приветливо  махнул ему  рукой, выглянув  из кухни.
 - Привет, Илья, сегодня отмечаем десятилетие нашего с Идой бракосочетания.
  Он улыбнулся жене, блеснувшей ему в ответ очками.  Напряженной и неестественной была улыбка. Таковы правила игры – для  каждой встречи  разрабатывалась легенда на случай облавы или слежки. Ида суетилась возле стола в центре комнаты, где уже стояли две бутылки «Столичной», рюмки, тарелки с вилками и ножами. В центре стола торжественно возвышалось блюдо с источающей сладковатый аромат картошкой, а рядом с ней - тарелка с селёдкой, украшенной кружками репчатого лука.   
  В этом доме собирались уже не раз, хотя места сбора постоянно менялись. Илья окинул взглядом  комнату. Пришли пока не все его ученики, несколько человек  должны были ещё подойти.  С этой группой он работал с осени прошлого года. Некоторых он знал уже много лет, других встречал на сходках или на конспиративных квартирах. Пока Анатолий закреплял на стене чистый лист ватмана, он вынул из портфеля учебник иврита «Элеф милим» и тетрадь, где делал записи, готовясь к уроку.
 Середина 80-х была, возможно, самым трудным периодом борьбы. Тысячи московских, ленинградских, киевских еврейских семей, отказников  из других больших и малых городов мечтали о падении железного занавеса и эмиграции. Десятки активистов сионистского движения были осуждены, волна обысков, арестов, избиений, преследований за участие в научных семинарах, за деятельность по преподаванию и изучению языка, еврейской истории, культуры и религии прокатилась по стране. С началом войны в Афганистане эмиграция резко пошла на убыль и к этому времени пресеклась – лишь нескольким сотням счастливчиков удавалось получить  разрешение покинуть Советский Союз. Особенно усердно преследовали учителей иврита. Власть понимала, что надо любой ценой подавить этот самый массовый стимул к выезду из страны, ведь ученики вместе с изучением языка получают сведения и об Израиле.
 Один из ведущих знатоков иврита в городе,  Илья сознавал, что кольцо вокруг него медленно и неумолимо сжимается. Достаточно было склонить к сотрудничеству одного из его знакомых, и он разделил бы судьбу своих менее удачливых коллег. Однажды и его вызвали на беседу в органы, но ему удалось отвести от себя удар. Много лет назад приняв решение об отъезде, Илья перешёл на работу из почтового ящика  в ничем не примечательный проектный институт, но документов не подавал, не видя никаких шансов получить разрешение. Была и другая причина: он относился к преподаванию как к миссии, вызову судьбы, предназначению, открывающему путь к свободе многим его соплеменникам.
 - Так, друзья, приготовьте тетради и ручки. Учебники пока отложите в сторону. Минут через пять начнём. – Илья поправил очки и с надеждой посмотрел в полутёмный проём коридора. 
  Из прихожей донёсся дребезжащий звук, послышался шум открывающейся входной двери и приглушённые женские голоса. Один из них принадлежал хозяйке, а другой, бархатистый и мягкий, Дине, жене Наума.  В комнату вошла блондинка лет тридцати. Она кивнула Илье, окинула комнату взглядом и направилась к ещё не занятому стулу в дальнем углу. Сдержанно улыбаясь,  Дина двигалась между диваном, на котором, тесно прижавшись друг к другу, сидели курсанты, и по-праздничному накрытым столом, и Илья, давно с ней знакомый, невольно залюбовался ею.
   Видевший не однажды примеры женской еврейской красоты, не мог не убедиться в её бесконечном разнообразии. В ней всеобщие законы гармонии и равновесия всегда дополнялись каким-то едва уловимым отклонением непропорциональности и дисбаланса, благодаря которому любой человек сумеет отличить семитский тип лица от всех других. В облике Дины, ашкеназки во многих поколениях, чьи предки  когда-то перебрались  в Санкт-Петербург из Литвы, Илья не мог найти ни одной характерной еврейской черты.
   На бледном её лице сияли чистым светом голубые,  по-детски невинные глаза. Золотистые волосы едва касались высокого лба, гладкая   без изъяна кожа на щеках плавно перетекала на овальный подбородок,  мягкие чувственные губы обрамляли два ряда ровных  крепких зубов. Серое трикотажное платье подчёркивало благородную осанку,  нитка янтарных бус обрамляла высокую тонкую шею. Да и весь абрис её статной фигуры, начиная с линии  плеч и подъёма волнующей груди и кончая упругим овалом бёдер и  изгибом стройных ног, говорил о таинстве её происхождения.
   Появление Дины всегда вызывало некоторое, вполне объяснимое оживление – женская красота никого не оставляла равнодушным. Она опустилась на стул возле окна, притягивая, словно магнитом, взгляды мужчин – в группе Ильи их было большинство. Вновь зарокотал дверной замок, и в комнату влетел Борис, приветствуя всех и мотая чёрной окладистой бородой. Он замыкал собой живую цепочку: правила конспирации позволяли заходить в квартиру и выходить из неё только по одному. Лицо его, порозовевшее от прохлады двора и спешки, расплылось в широкой виноватой улыбке.
  - Извините за опоздание. Как говорится,  шершэ ля фам, - сказал он, усаживаясь возле Дины.
    Когда урок закончился, хозяйка пригласила гостей к столу. Аппетит был изрядно подогрет  рюмочкой водки, и рассыпчатый, обильно умащённый жаренным на гусином жире луком, картофель с селёдкой  был за несколько минут съеден гостями.  Поддерживая беседу с хозяином квартиры, Илья время от времени посматривал на Дину и Бориса. От его искушённого взгляда не утаились не впервые замеченные им знаки взаимной симпатии. Он знал о том, что друг его давно неравнодушен к Дине, но не видел в этом ничего предосудительного – присутствие женщины не может не будоражить кровь здорового мужчины.
   Группа собиралась почти каждую неделю по воскресеньям,  и каждый раз Дина приходила одна, без мужа. Это весьма интриговало Илью, но он не решался спросить Наума – интуиция подсказывала, что вопрос будет ему неприятен. В голове  Ильи промелькнула  смутная, ещё не приобретшая чётких очертаний догадка: между Диной и его друзьями что-то происходит.  И чем дольше наблюдал он за Борисом, тем яснее становилось ему, что жизнь –  беспредельная театральная сцена и непревзойдённый автор и режиссёр –  готовит новый увлекательный спектакль.

                Часть 2

   Илья был знаком с Диной уже лет семь с тех пор, как весёлый, разбитной Наум привёл её в ресторан на день рожденья одного из их общих друзей. Появление прекрасной дамы произвело впечатление на компанию молодых и не очень молодых людей.
  - У Дины есть ещё старший брат, он журналист. Родители работают в полузакрытом институте, - рассказывал Наум, попыхивая в лицо Ильи сигаретой Пелл-Мелл.
 - А чем занимается она?
 - Дина училась в институте Бонч-Бруевича. Там у неё случился  роман с молодым  преподавателем. Он был женат и хотел развестись, но жена оказалась человеком с характером и развода ему не дала. Пришлось уйти Дине. Сейчас она работает в проектной конторе, - закончил свой рассказ Наум.
 - Да, история необычная. – Илья пристально посмотрел ему в глаза. – Дина –не обыкновенная женщина и не замужем. Подумай об этом.
  Наум отвёл взгляд, и Илья почувствовал, что коснулся весьма болезненного для него вопроса.

   Теперь,  по прошествии многих лет, ему стали понятны тогдашние колебания друга, вступавшего на минное поле душевных мук и сомнений  и всё-таки женившегося на Дине. Красивая женщина всегда является объектом мужского интереса, и ей бывает трудно избежать соблазна.
   С Борисом дела обстояли тоже не просто.  Он был женат, но всё совершенно запуталось, когда его жену, активистку движения диссидентов, посадили в самолёт и выслали в Германию, где уже тогда проживали её родственники. Детей у них не было, и вскоре после разлуки Борис стал ощущать себя человеком вольным, не связанным узами брака. Это его настроение усиливалось тем, что эмиграция из страны практически сошла на нет, и сам он был всецело поглощён изучением иврита и готовился преподавать его сам, не слишком надеясь на то, что железный занавес скоро падёт. При желании он мог подать заявление на воссоединение с женой, и у него были некоторые шансы на положительное решение властей. Но он расценивал эти действия  как измену, предательство своих товарищей по борьбе. Близость с Диной наполнила его жизнь надеждами и ощущениями, которые давно, а возможно, никогда прежде не испытывал.
  - Сегодня мы заканчиваем этот курс языка иврит, - Илья окинул взглядом присутствующих. – Я готовлю материалы к следующему курсу, который начнём в сентябре. Всем желаю хорошо отдохнуть, но иногда заглядывайте в тетради и учебник. Спасибо, друзья!  Напоминаю: соблюдайте осторожность,  уходите  по одному.
  Большая комната наполнилась скрипом отодвигаемых стульев, возгласами присутствующих и обрывками разговоров. Илья подошёл к Борису и Дине. Округлый, аккуратный живот её уже был заметен, но он воздержался от расспросов и, попрощавшись, вышел из квартиры.
    Дача семьи Гринберг находилась за Сестрорецком, на восточном берегу Финского залива. Здесь в лесу, рассечённом извилистыми узкими улицами, среди высоких сосен, раскидистых клёнов и лип разбросаны были деревянные, окрашенные масляными красками домики. Улицы выходили к песчаным пляжам, широким, длинным ожерельем охватывающим серо-голубую гладь залива. Сюда вывозил Илья свою трёхлетнюю дочь и жену.
  Раз в неделю Илья уезжал в город. Он заходил домой, чтобы убедиться, что там всё в порядке, покупал продукты, которые не удавалось достать в дачном посёлке, а вечером возвращался обратно.
  Во время одного из таких посещений его застал дома телефонный звонок.
  - Илья! – голос  Бориса звучал торжественно. – Ну,  наконец-то, я пытаюсь тебя  поймать уже несколько дней.
  - Привет, Боря! Я на даче с Милой и дочкой. Какая там связь, тебе не нужно рассказывать. А что случилось?
  - Держись, дружище, крепко – я женюсь!
  - Поздравляю! Кто твоя счастливая избранница? – искренно радуясь за Бориса, спросил Илья.
  - Пусть это останется пока моей тайной. Вот сыграем свадьбу в сентябре-октябре, тогда узнаешь. – Осознавая неловкость, Борис сделал паузу. – У меня к тебе просьба, Илья. Помоги мне найти дачу для нас где-нибудь недалеко от твоей.
  - Я постараюсь, но ты же знаешь, что искать дачу в разгар летних отпусков дело почти безнадёжное.
  - Ну, будь  что будет. Раньше вопрос о ней вообще не стоял.
   Нежелание друга сообщить имя невесты было неожиданным и интригующим.
Возможно, предположил Илья, Борису есть что скрывать. Это не вязалось с всегдашней его откровенностью. Илья пытался понять ситуацию, но его усилия успехом не увенчались. Дина при всей её любви к Борису, думал он, невестой быть не может – она жена Наума и о своём желании развестись с ним не сообщала. Если невеста – другой человек, то почему Борис не назвал её имя?
   Дачу для молодожёнов найти всё же удалось. В конце июля освобождался домик на соседней улице, и Илья уже предвкушал совместные вечера с ними и раскрытие всех тайн, связанных с личной жизнью Бориса.

   Однажды в июле встретил он в городе приятеля, который занимался у него на курсе.
 - Привет, Илья.
 - Здравствуй, Женя, не ожидал увидеть тебя летом в городе. Ты ведь собирался в Крым, мне помнится?
 - К сожалению, не удалось уехать, есть проблемы с органами. Друга моего ночью двое отметелили. Едва живой домой приполз.
 - Наш девиз, если вызовут на допрос: не верь, не бойся, не проси. Ты ничего не видел и ничего не знаешь, - убедительно и чуть взволновано сказал Илья.
 - Да, конечно. Они не дождутся! Кстати, видел в городе Дину. Она беременна, - спохватился Женя.
 - Я знаю. Ещё весной обратил внимание. Ну ладно, не пропадай.
   
   Прошло недолгое ленинградское лето с его тёплыми белыми ночами. Борис дачей так и не воспользовался, сославшись на то, что обстоятельства изменились, и этим ещё больше запутал клубок вопросов, озадачивших Илью.  В начале сентября группа собралась вновь, но ни Борис, ни Наум на занятия не явились.
   В один из прохладных сентябрьских вечеров в квартире Ильи раздался телефонный звонок. Мила, когда она была дома, всегда первой брала трубку –так они условились между собой. Это была ещё одна мера предосторожности, позволявшая осмыслить создавшееся положение и выиграть время.
 - Здравствуй, Борис. Что у тебя хорошего? – спросила Мила. Затем она протянула трубку Илье. - Тебя Боря просит к телефону.
  Илья медленно поднялся из-за письменного  стола, на котором во множестве лежали исписанные аккуратным почерком листы бумаги, – уже несколько лет работал он над составлением учебника языка иврит –  и взял трубку.
  - Слушаю тебя, Борис.
  - Привет, дружище, - сочным баритоном прогремело в телефоне, - У меня сегодня радостное событие – невеста моя родила девочку.
  - От всей души поздравляю! Как чувствует себя мать? Кстати, кто она?
  - Об этом потом, скоро ты её увидишь.
- Как думаете назвать ребёнка?
 - Хотим назвать её Хана, - несколько угомонился Борис.
 - Ну и молодцы, красивое еврейское имя.
 - Ладно, Илья, дел невпроворот,  я побежал.
    В телефонной трубке раздались частые гудки.
  « Счастливый, у него нет времени даже по телефону поговорить, не то что язык учить», - улыбнулся про себя Илья, еще какое-то время в раздумье стоя в прихожей с трубкой в руке.
  Итак, ясно одно, -  констатировал Илья, - Борис - отец ребёнка и, похоже, на его маме он и собирается жениться. Но кто она?

   Две-три недели спустя, когда Илья с Милой собирались в театр, из прихожей  донёсся звук телефонного звонка.
 - Илья, это Наум звонит. Ты будешь говорить? – позвала его Мила.
 «Ну, наконец-то, появился ». - Илья взял трубку.
 - Привет, Наум.
  - Старик, у нас с Диной родился очаровательный ребёнок, - запыхтел Наум.
  - Вы молодцы! Плодитесь и размножаетесь. Поздравляю! Мальчик или девочка?
  - Девочка, три килограмма четыреста пятьдесят грамм.
  - Замечательно! Как прошли роды?
  - Да всё неплохо, хвала Всевышнему.
  - У неё это вторые роды. Да и женщина она молодая, – рассудил Илья. - Как назовёте малышку?
  - Я с Диной обсуждал её имя. Она хочет назвать её Ханой, в честь бабушки, - Наум не скрывал радости.
 - Так ты счастливый отец?- попытавшись спровоцировать его, спросил Илья.
 - Ну а кто же?  - с некоторой долей сомнения ответил Наум. – Ну,  хорошо, сейчас у меня забот прибавилось. Я побегу.
 - Ещё раз поздравляю, целуй Дину и Ханочку,  – Илья положил трубку.
   Недоумение его достигло апогея. У двоих его друзей почти в одно и то же время рождаются дети, причём, девочки. И что особенно странно, почти  невероятно, - их обеих зовут весьма редким еврейским именем Хана. 

   Минула  сырая осень, наступила холодная балтийская зима. Тяжёлое серое небо нависло над Ленинградом, то осыпая его снегом, то поливая дождём. Жизнь нерукотворной каруселью кружила Илью между семьёй, работой и несколькими частными квартирами, где он давал уроки иврита. Борис и Наум на занятия не вернулись, да и звонить стали редко, всецело поглощённые отцовскими обязанностями.
   О свадьбе Борис уже не напоминал,  да Илья и не спрашивал. Значит, не получилось, не судьба. И кто была та женщина, пока оставалось загадкой. Придёт время,  и туман рассеется, и догадкам придёт конец. Однажды их общий приятель высказал предположение, что у Бориса есть проблема сексуальной самоидентификации. Красивый и интеллигентный мужчина, он нравился женщинам, но что-то в нём препятствовало полному сближению с ними и его естественным устремлениям не соответствовало.
   В один из зимних вечеров Илья встретился с Борисом на концерте в филармонии. Друзья тепло обнялись.
  - Сегодня прекрасная программа. А Мравинский как всегда великолепен, - сказал Борис, улыбнувшись подошедшей Миле.
  - У нас с женой абонемент, и, когда нам нравится программа, мы приходим сюда. Оркестр сегодня действительно звучит на редкость хорошо, - Илья с интересом рассматривал друга. – А почему ты один, как поживает твоя дочь?
   Борис слегка потупился и отвёл взгляд.
  - Ты ничего не знаешь? Мы уже полгода, как расстались с Диной. Она вернулась к Науму.
   Нельзя сказать, что Илья не догадывался о такой возможности, но до сегодняшнего дня она ничем и никем не подтверждалась.
  - Как я мог знать?! Ты же мне ничего не рассказываешь.
  - Так я был уверен, что ты давно всё знаешь.
  - Я ни о чём не спрашивал. Полагал, что, если будет о чём говорить, ты со мной встретишься. Вот случай и представился.
  - Дина ушла вместе с Ханой, - продолжил Борис. - Я скучаю по девочке.
  - Почему ты её не удержал? Ты ей очень нравился, – спросил Илья.
  - Она не могла однозначно подтвердить, что я отец. Начались размолвки между нами. Она обиделась и собрала вещи. Первое время я места себе не находил, переживал, потом привык.
  - Очень жаль. Ну ладно, пора места занимать, уже второй звонок прозвенел, – сказал, прощаясь, Илья.

    Итак, рассуждал он на следующее утро, у его друзей родилась дочь. Мать её не знает, кто настоящий отец, и современная медицина не владеет пока методом установления отцовства.  Только женщине дано знать, от кого ребёнок. Девочка ещё слишком маленькая, чтобы по ней определить, на кого она похожа. Наум без Дины жить не может. Он, наверное, прикинул, что вероятность его отцовства весьма велика, не стал морочить голову вопросами генетики, а простил Дине измену и принял Хану как свою дочь.   
  Наум зарабатывал деньги в банно-прачечном комбинате, куда ещё три года назад ушёл с секретной работы. С рождением Ханы расходы его резко пошли в гору.  Дина находилась в  декретном отпуске, и все дни была занята ребёнком. Девочка часто болела,  и этому способствовали сырая неустойчивая погода и холодные порывистые ветры с залива.
  Время идёт, и наступает пора, когда на милом детском личике проступают характерные черты взрослого человека. Увы, на прекрасном лице Ханочки узнавались глаза, нос и подбородок  матери, и лишь вьющиеся каштановые волосы говорили о непостижимом вмешательстве мужской природы.

   Между тем вслед за чередой безвременно ушедших престарелых генеральных секретарей к власти пришёл Михаил Горбачёв. Над страной повеяли ветры свободы и перемен, началась перестройка. Вышли в свет запрещённые прежде книги, литературные журналы соревновались между собой, печатая произведения, десятилетия ждавшие своего часа. На экранах кинотеатров появились фильмы, залежавшиеся на запылённых полках спецхранов.
  Начали пересматриваться дела сидевших в тюрьмах и лагерях узников Сиона.
Волна достоверных слухов прокатилась по городам и весям. Многие из осужденных  вернулись домой.  Их встречали на улицах и в домах друзей и родственников, с ними разговаривали по телефону. Встречи Рейгана и Горбачёва в Исландии и в Москве отзывались новыми шагами руководства страны. Процесс пошёл. Потом произошла Чернобыльская трагедия, и страна напрягла последние силы, чтобы стряхнуть с себя нежданный груз нарастающих лавиной проблем.
   Друзья и знакомые Ильи, многие годы сидевшие «в отказе», начали получать разрешения на выезд. Эмиграция набирала силу. Почувствовав обнадёживающие перемены, Илья начал готовить документы.
   Однажды он встретил Бориса на Невском. Друзья обнялись.
  - Давненько мы с тобой не виделись. Я слышал, ты ведёшь свою группу,  - Илья был рад встрече. – Это лучший способ самому познать предмет.
  - Мне позвонили и предложили вновь подать документы, - сказал Борис.
  - И куда ты собираешься уехать? Помнится, ты тогда хотел на Святую землю.
  - Я лошадей на переправе не меняю. Я -   в Израиль.
   Илья с любопытством рассматривал друга. Годы чуть посеребрили волосы и добавили морщин, но по сути он не изменился и как был, так и остался романтиком и искателем приключений.
  - Я тоже намерен перебираться туда. Сейчас бегаю по инстанциям, заполняю анкеты, добываю справки.   
    Друзья попрощались, и Илья продолжил свой путь, свернув на канал Грибоедова.
  Разрешение Илья получил довольно быстро, месяца через три – процесс подачи документов на выезд и их рассмотрения стал заметно проще. На таможне он столкнулся с Наумом и Диной – они оформляли  и отправляли багаж в тот же день. Поговорить путно не удалось. Илья занимался сдачей и проверкой вещей; таможенники придирчиво осматривали ящики и коробки,    задавали вопросы, ответы на которые не должны были вызвать у них желание всё заново перепаковать.
  - Мы собираемся в Штаты, Илья, - бросил на ходу Наум.
  - Но вы же хотели в Израиль, как и Борис?
  - Поэтому мы пересмотрели наши планы, ты меня понимаешь? – он пристально посмотрел на Илью.
  - Я вас очень хорошо понимаю, - подтвердил Илья, - созвонимся вечером. Желаю удачи.

                Часть 3

  Минуло два года с тех пор, как Илья спустился по трапу самолёта в аэропорту Тель-Авива. Для него и Милы вопрос местожительства никогда не стоял – Иерусалим, вечная столица их народа, с детства манил их к себе своей магической властью.
  Однажды ему позвонил Борис. Он тоже жил в Иерусалиме, в одной квартире с бабушкой и родителями.
   - Шалом, Илья, у меня для тебя новости: Дина прилетела с Ханой. Я тебе рассказывал, здесь у неё тётя и двоюродный брат в Реховоте.
  - Я с ней хотел бы встретиться, - без долгих размышлений сказал Илья.
  - Она тебе позвонит, я передам ей твой номер телефона.

   Через неделю в условленный час он ждал её на платформе автовокзала. Он узнал её сразу среди пассажиров междугороднего автобуса, он узнал бы её и в многотысячной толпе. Также светились голубые глаза, прямые соломенные волосы спадали на высокий чистый лоб, голубое летнее платье с декольте облегало её стройную фигурку двадцатилетней девушки, а смущённая улыбка обнажала два ряда отливающих перламутровым блеском зубов.
    Они сидели в кафе на улице Бен-Йегуда, пили крепкий турецкий кофе и вели неспешный разговор. Теперь Илья мог хорошо рассмотреть её в свете яркого иерусалимского дня. Дина была так же прекрасна, как и тогда, когда он увидел её впервые. Но мелкие морщинки на лице уже просматривались, кожа не была так свежа и упруга, как тогда в Ленинграде – сказались бессонные ночи после рождения малышки и напряженные годы эмиграции.
  - Ну как тебе наша страна? – спросил Илья.
  - Мне нравится, здесь очень уютно, люди приветливые. А море просто замечательное. Я бы хотела здесь жить, - ответила Дина. – Язык бы вспомнила быстро, ты нас хорошо учил.
  -Ты, Дина, идеалистка, здесь много проблем, как впрочем, в любой стране. Я думаю, ты всё хорошо понимаешь, - улыбнулся Илья и с грустью и сочувствием подумал о сидящей перед ним красивой несчастной женщине. – Но твои родители и сын в Америке. Ты их готова там оставить? А Наум, твой муж, отец твоих детей?
  - Наум их обожает и заботится о них. Но я люблю Бориса. Годы идут, я старею, и мои шансы вернуть его всё меньше. Думаю, это моя последняя попытка. Я взяла с собой Хану в надежде, что у него проснутся отцовские чувства. Сейчас она с тётей, – голос Дины дрожал от напряжения. - Помоги мне, Илья. 
  - С Борисом ты встречалась? – спросил он.
  - Он приезжал ко мне в Реховот.
  - Хорошо, я попробую с ним поговорить, - сказал Илья.

  На другой день он позвонил Борису и предложил встретиться в субботу в баре «Дублин».  Илья занял столик на возвышении в углу и заказал бокал тёмного пива. Увидев друга, он махнул ему рукой.
  - Здравствуй, Илья, извини за задержку. А ты, я вижу, время зря не терял, - заговорил Борис в своём привычном духе.
  - Здесь замечательное пиво и приятная обстановка. Я люблю здесь иногда расслабиться. Закажи себе тоже что-нибудь - сказал Илья.
   Он с видимым удовольствием глотнул пива, закусил солёными орешками и взглянул на Бориса.
  - Я встречался с Диной недавно.
  - Да, она мне рассказала. Она под большим впечатлением от поездки в Иерусалим.
  - Не об этом я хотел бы поговорить. Не знаю, поделилась ли она с тобой своими планами. Короче, она готова перевернуть страницу и начать с чистого листа. Она хочет перебраться в Израиль. Но ей здесь нужна надёжная опора, а не советы. Ты же знаешь её – она нежный, ранимый человек.
  - Дина – чудесная женщина, - в некоторой задумчивости произнёс Борис.
  - Ты её любил, разве нет? – Илья посмотрел на него испытующим взглядом. 
  - Она мне и сейчас нравится. - Борис  от волнения покраснел и вытер салфеткой проступившую на лбу испарину.
  -Так сколько лет можно сидеть холостяком с пожилыми родителями и метаться от одной бабы к другой? - Илья старался быть убедительным, - Боря, пора тебе разорвать порочный круг. Дина тебя любит, поэтому и приехала сюда.
  - Ты прав, время уже давно не работает на нас. С женой своей я развёлся, она там сошлась с кем-то и попросила дать ей волю. Я был не против. Мы напрочь забыли друг друга. Наш брак давно стал формальностью.
  - Вот и прекрасно. Путь открыт, предложи ей переехать к тебе.
   На том друзья и порешили. Борис сошёлся с Диной. Илья видел их то в театре, то на концерте симфонической музыки. Она уже неплохо говорила на иврите и намеревалась выйти на работу. Илье казалось, что дело идёт к хупе,  и для них он готов был составить ктубу. Увы, ожидания его не сбылись. Через несколько месяцев Дина позвонила и попросила о встрече.
   Дина сидела за столиком в популярном иерусалимском ресторане «Папаронис» с девочкой на руках,  и пламя свечи бросало скупые всполохи  на её лицо. Илья сразу нашел её и, сделав знак, направился к ней. Она протянула ему руку и улыбнулась в ответ на его приветствие.
  - Какой красивый ребёнок. Давненько её не видел, вы с ней как две капли воды.
  - Это и счастье моё и беда. Я, наверно, никогда не узнаю, кто отец.
   Она открыла сумочку и вынула оттуда две фотокарточки.
  - Вот мой дед, а вот папа. Что ты на это скажешь?
С фотографий на Илью смотрели два человека, поразительно похожих друг на друга. Но ещё более удивительным было их сходство с Диной – сильный мужской ген решительно диктовал свою волю из поколения в поколение.
  - Не ожидал увидеть такое. Давай поедим что-нибудь, я проголодался, задержался на работе и домой заехать не успел. Что будешь ты, чем угостить девочку? – спросил он.
  - Спасибо, Илья, мне ничего не хочется. Ну, разве что бокал вина и пирожное.
Для Ханы я взяла еду с собой.
    Симпатичная кареглазая официантка приняла заказ, и вскоре на столе появились хлеб, закуски и источающий пряный аромат ростбиф с хрустящим картофелем и салатом. Девушка деловито разлила вино по бокалам и отошла, пожелав приятного вечера. Они выпили терпкое «Мерло»,  и Илья начал с аппетитом есть, поглядывая то на дочь, то на Дину, с печальной улыбкой мелкими глотками потягивающую вино. 
  - Ну, рассказывай, что стряслось, - сказал он.
  Она побледнела, взгляд её потух,  и Илья почувствовал перемену в её настроении. Дина заговорила тихо, не сумев подавить смятение и горечь, трепетавшие в низких тонах её голоса.
   Родители  Бориса приняли её радушно, сразу стали называть дочкой. Вскоре она познакомилась с его друзьями, которые не скрывали восхищения её благородной статью и красотой. Однако отношения с Борисом не заладились. Дина надеялась, что близость с ней пробудит в нём прежнее влечение, и ей казалось, что в первое время так и было. Но потом он охладел и отстранился. Даже присутствие очаровательной  девочки не помогло. Дина была в отчаянии, рушилась её новая, начавшаяся было налаживаться жизнь. Душевный подъём сменился печалью и тоской. Она чувствовала  себя изменницей, бросившей сына и мужа ради эгоистического желания устроить личную жизнь. Но предательство её бумерангом вернулась к ней, больно ударив в самое сердце.
   Негромкие слова Дины падали на грудь Ильи и разбивались о стены полутёмного ресторана.
  - Теперь я расплачиваюсь за своё легкомыслие. Невозможно переломить судьбу, - печально промолвила она.
   Дина умолкла, освободившись от горечи, сковывавшей всё её существо.
  - Ты не права, Дина, - заговорил Илья, тронутый её откровенностью, - человеку
свойственно стремление к счастью –  такова его природа.
  - Я сама во всём виновата. Сначала в Америке у меня всё шло хорошо, и я довольно быстро нашла работу. А Науму не везло, ему никак не удавалось устроиться. Он впал в депрессию, начал выпивать. Между нами всё разладилось, - Дина замолкла на мгновение, - и здесь я упустила момент. Мне надо было поддержать его как-то иначе, найти верные слова, чтобы он почувствовал, что я рядом, что всё будет хорошо.  Потом Науму повезло, он нашёл место по специальности, стал неплохо зарабатывать. Наши отношения со временем улучшились, но уже не вернулись к прежним.
  - Дина, тебе не в чем себя упрекнуть. Эмиграция ломает людей, разбивает семьи, разлучает. Не всем удаётся сразу добиться успеха, тут нужно упорство,  и со временем всё получается.  И не стоит оглядываться назад, ворошить прошлое.
   Илья сознавал свою ответственность за то, что произошло. Он понял, что разрыв неизбежен – вероятно,  дала о себе знать неопределённая сексуальная ориентация Бориса, обнаружившаяся только после репатриации. Знакомые Ильи как-то поведали ему, что видели его в компании мужчин сомнительного поведения. Отсюда отсутствие влечения к Дине, его нерешительность по отношении к женщине, к которой он испытывал очевидную симпатию.
   Дина с надеждой взглянула на него.
 - Так что же мне делать? – спросила она. Слёзы текли по её бледному лицу.
 - Решение ты должна принять сама, хоть тебе сейчас очень трудно, - Илья искал слова утешения и поддержки. - Я вижу, что твоё пребывание в Израиле привело тебя к внутреннему конфликту и надежды твои не оправдались. Надо смотреть правде в глаза. На твоём месте я бы вернулся в Америку и упал Науму в ноги. Для него твой отъезд в Израиль, несомненно, тяжёлый удар,  и мало шансов, что он тебя простит. Но делать нечего. А вдруг!? Ведь он тебя любит.   
 - Наверное, я так и сделаю, - промолвила Дина.

   Признание Дины положило конец многолетней интриге, за развитием которой несколько лет наблюдал Илья. Стала ясна и очевидна причина психологической драмы, вызвавшей столь длительное напряжение её непосредственных участников – сама Дина была в смятении и не могла понять, кто отец ребёнка. На прекрасном личике Ханы не обозначилось ни одной отцовской черты.

                Часть 4

  Год за годом, словно капля за каплей в необъятные пески пустыни, уходило в вечность время. Наум опять, уже второй раз, простил и принял Дину и ребёнка. После отъезда она изредка звонила Илье, затем телефон сменила не располагающая к душевной близости электронная почта. Хана окончила школу, затем университет и весьма преуспела на поприще архитектора. Сын, выпускник престижного колледжа,  работал программистом в Нью-Йорке.
   Илья с женой, путешествуя по Штатам, всегда заезжали в Филадельфию к Дине и Науму. Так прошло тридцать лет.   
 
   Весной от рака умер Наум. Илья тяжело переживал смерть друга. Он вновь стал названивать Дине, стараясь поддержать её. Она довольно быстро пришла в себя, и этому способствовали её твёрдый характер и активная общественная деятельность, которой  она посвящала почти всё свободное время.   
 
   Однажды вечером в квартире Ильи зазвонил телефон.
   - Слушаю! Простите, с кем я говорю? – спросил он.
  - Я Хана, дочь Дины.
  - Здравствуй, Хана. Что случилось? – Илья почувствовал волнение в голосе женщины.
  - Мама очень больна, у неё рак в последней стадии.
  - Что говорят врачи, её оперировали? – с малой долей надежды спросил Илья.
  - Да, но, к сожалению, поздно. Разрезали, увидели, что всё поражено, и зашили. Она сейчас в реанимации, подключена к аппаратуре, - говорила  Хана, и Илья чувствовал, с каким трудом давались ей эти слова.
  - Очень печально. Мы с твоей мамой знакомы более тридцати лет. Что вы намерены делать?
  - У нас состоялась встреча в госпитале с заведующим онкологическим отделением и адвокатом. Решили не продлевать её страдания и подписали
декларацию.
  - Пожалуй, вы правы, Хана. Будьте со мной на связи.
  - До свидания, Илья, - в телефоне раздались частые гудки.

   Не прошло и недели, как она позвонила вновь.                - Это Хана.
   - Слушаю тебя, милая, - Илья сразу понял, что развязка наступила, и уже был к этому готов.
  - Мамы больше нет. Сегодня ночью её отключили от системы жизнеобеспечения, - сказала она, едва сдерживая слёзы.
  - Когда  похороны? – стараясь сохранять спокойствие, спросил Илья.
  - Завтра в десять утра.
  - У нас в Израиле говорят: « Ихье зехра барух» - да будет благословенна её память.
  - Спасибо, Илья. Очень красиво звучит. Мама любила вашу страну и неплохо владела языком. Она тут при общине многим помогала.
  - Дина была замечательным человеком. Ты знаешь мой мейл?
  - Я найду.
  - Пришли мне её фотографию на память, и твою тоже.
  - Хорошо, Илья, я пришлю. Прощайте.

   На следующее утро, просматривая по обыкновению почтовый ящик, он увидел сообщение. Оно пришло с адреса Дины – Хана воспользовалась её компьютером. К сообщению был приложен файл с фотографией. Илья открыл его, не мешкая, и застыл потрясённый. Снимок был сделан лет десять назад.
Дина сидела в кресле, а Хана стояла справа от него. Это была бы обычная семейная фотография, если бы не одно обстоятельство, делающее её необыкновенной, – поразительное сходство матери и дочери. Отличие было только в цвете волос. У Ханы они были темнее, но волосы можно было и покрасить. Установить отцовство по внешнему виду было невозможно. Но Хана в этом не нуждалась. Она, как любой ребёнок, выбирала сердцем, и отцом для неё был Наум, который в ней души не чаял, перенеся любовь к матери на её прелестную дочь.
  А что же Дина? Уже лет двадцать назад генетическая экспертиза стала обычным делом, и она могла бы попросить Наума и Бориса провести такую проверку. Но Дина не нуждалась в ней, и ей никогда не приходило это в голову. Она жила в согласии со своими чувствами, часто увлекалась, любила и была любима. Но каждый раз возвращалась домой к мужу и была благодарна ему за то, что всегда ценила в нём – любовь и преданность друга.