Берёза

А.Н.ПАВЛОВ

БЕРЁЗА
     Берёза – символ России. Есть в этом дереве какая-то загадка. Очарование. Нежность. Ласка. Любят её у нас. Мне приходилось быть в деревнях, где вся улица засажена берёзами. И как-то всё подстать. Видно, что сажали их. Похоже в одно время. Нет в исконной России места, где бы не росла она. Тянется наше сердце к ней сызмалу. Тепло от неё на душе. Особенно остро это ощущаешь на чужбине. Ностальгия для нас чувство врождённое и очень сильное. Чтобы понять его, надо пережить. Мне посчастливилось.
     Начал я работать в Армении. Туда распределила меня министерская комиссия. В эпоху СССР был такой порядок. Поехал я с охоткой. Принят был хорошо. Появились друзья. Экспедиция подчинялась прямо Москве. Язык русский. И здесь никаких проблем. Горы. Много солнца. Экзотические для меня места. Пришлось поработать и в полупустынных районах. Я не пожалел, что приехал.
     Довольно часто бывал в Ереване. Осенью здесь особенно много винограда. Вкусный, сахаристый. Армяне очень гордятся им. На ужин, бывало, возьму пару крупных гроздьев. Помою в фонтанчике и ем. Где-нибудь в садике.
     В Мегри, высоко в горах прямо с деревьев лакомился персиками, жёлтой с красным бочком наливной черешней. Больше таких я не ел никогда. Персики стоили недорого. Хозяйка даст лестницу. Срываешь сам. Большущие бархатистые. Откусишь – захлёбываешься соком. Пробовал и белые, так называемые голые персики. Некрупные. Во рту прямо исчезают. К перевозке не годны.
     Выйдешь из маршрута прямо в огромный черешневый сад. Спросишь сторожа:
– Можно поесть?
– Конечно. Только аккуратней. Ветки не ломай.
     Выбираешь самые спелые. Потом под деревом отдохнёшь. Снова. С собой, разумеется, не брал. Ну сколько я мог съесть? Килограмм, два, от силы – три. А в саду тонны. С понятием был сторож.
      Наши армяне удивляли меня. Едем посёлком. Увидят черешню. Помню, красный сорт. Остановят машину. Выскочат. И давай ломать с ветками. Я не понимал такого, хотя в своей жизни черешню ел впервые.
     Много было для меня экзотических моментов. В азербайджанском районе местные охотники продавали нам убитых кабанов. Двое остаются разделывать тушу,  готовить мясо для шашлыков. Остальные – в маршруты. Вечером возвращаемся. Начинается ритуал. Неглубокая плоская дном ямка. Дрова – только сухая виноградная лоза. Куски мяса из огромной кастрюли, где оно настаивалось в специях целый день, насаживаются на прутья-шампуры. Внимание! Огня не должно быть. Малейший язычок пламени тут же забрызгивается водой. Готовые шашлыки с помощью тонкого лаваша сбрасываются в другую посудину. Новая порция. Ещё, ещё. Наконец, всех зовут за общий стол. Мясо загружено в эмалированный таз. Распорядитель берёт в руки большой плод граната. Кислый сорт. Ударом кулака раскалывает его. Выдавливает сок крепкими ладонями на мясо. Так несколько штук. На столе молодое мутное вино – маджари. И начинаем вечернюю трапезу.
     Я, когда выпью, люблю рассказывать. С каждым куском мяса довольно долго вожусь. Армяне подзадоривают меня:
– Давай, Саша! Давай! Интересно. Расскажи ещё что-нибудь.
Сами же, возьмут кусок, грызнут раз-другой и кладут рядом. Постепенно около каждого образуется своя горка. В тазу мясо быстро уменьшается. Когда я понял этот фокус, таз почти опустел. А мои коллеги ещё долго доедали свои запасы. Правда, мне хватило, и голодным я не остался.
     В одном из горных районов со мной в маршруты ходил местный парнишка. Закончил десятый класс и летом подзарабатывал. Поднялись как-то на высокогорное плато. Всё в красных тюльпанах. Дикие некрупные. Но много. Море. Зрелище! Не забыть. Днём сядем перекусить. Лепёшка с сыром. Мой Ашот, смотрю, на коленки встал. Пополз. Что-то ищет. Высмотрел всякой вкусной травки. Помню, среди неё мята. Нашёл источник. Принёс по кружке отличной минеральной воды. Углекислым газом так в нос и шибает. Холодная. Вкусная. Нарзан.
     Почти каждый маршрут – событие. На одной из скалистых стенок увидел высолы от источника. Решил взять на анализ. Полезли с Ашотом. Я впереди. Он сзади. Пробы отобрали. А спуститься никак. Выползли вверх. Сели. Ноги свесили. От пережитого напряга лёгкая трясучка. Я ему:
– Ашот! Если ещё раз будет что-то похожее, ты за мной не иди. Ни за что. Понял? Не слушай меня. А один я не полезу.
     В какие-то праздники ездил на Севан. Смотрел церкви. Поздно к вечеру пошёл искупаться. Темнело. Скалы на берегу из чёрных сланцев. Маленький пляж под ними тоже чёрный. Вода чистая прозрачная. Но как тартар. Чёрного дна не видно. Страшновато. Всё же искупался. Но внутри осталась какая-то леденящая жуть. Одно только – купался в знаменитом озере.
     Работали на высоте более 2000 метров. Жили в деревушке. По воскресеньям  привозили кино. Экран – простыня. Скамейки из домов. На поляне. Кинопроектор трещит. Свет мигает. Плёнка рвётся. Как в войну в наших деревнях. А был конец пятидесятых. Смотрели. Радовались. Никто не возмущался.
     Работать на такой высоте тяжело. Ноги как свинцом наливаются. Дышать трудно. Пульс молотит. Не за зря высокогорные платят. Раз пришлось устанавливать палатку над большим ущельем. Ветер рвёт скаты. Колышков нет по определению. Растяжки прижимаем камнями. Ветер делает с палаткой, что хочет. Полощет как парус на хорошем ветру. Кое-как переночевали. Утром под нами геофизики начали аэросъёмку. Их самолётик в ущелье. Летит вдоль борта в стену прямо под нами. Делает цирковой поворот и на вираже обратно по другому борту. Вот это пилотаж! Захватывающее зрелище. А там ведь наши коллеги работают. И, между прочим, не блюют, без страха и упрёка. Работают и всё.
     В воскресенье с кем-то из ребят «сбегал» на высоту 3700. Посмотрел на горизонт. Говорят, что видел Турцию. Отдохнули маленько у снежного озерца. И обратно. Устал. Доволен.
     Такая экзотика не может надоесть. Но вырос я в других местах и среди других людей. Работая под Нахичеванью, частенько приходилось ездить поездом в Ереван и обратно. Путь недалёкий. Вагон общий. В нём преимущественно азербайджанская деревня. Как и у нас. С котомками, корзинками, мешками. Резкий запах трудового пота. Тяжёлые натруженные руки. В вагоне радио. Почти всегда музыка. Естественно, азербайджанская. Заунывная. Непонятная.
     Кому-то плохо слышно. Подойдёт. Включит на полную мощность. И уйдёт в свой конец вагона. Пассажиры балдеют от счастья. Притихнут. Разговоры заканчиваются. И слушают, слушают. Несколько часов к ряду. Музыкальный народ. Хорошо ему от родных звуков.
     Вот в такие минуты и начинает брать за душу тоска. Так в Россию хочется. Вспоминаю зиму. Думаю. Наверное, разучился  уже и на лыжах и на коньках. На стадионе «Динамо» хороший каток заливали. Музыка. Под Новый год ёлка. В игрушках, лампочках. На Елагиных островах тоже было отлично. А лыжи! Каждое воскресенье в Кавголово. Любил лететь с горы, не видя и не зная, что там у края. Выскочишь. Нужно мгновенно сориентироваться. Куда? Если некуда, быстро рухнуть набок в пушистый снег.  Эх!
     Начинаешь работать, общаться – постепенно отпускает. Но вот в окрестностях местечка Шванидзор, у границы с Ираном (по Араксу) неожиданно наткнулся  на большую берёзу. Откуда она взялась здесь. Место явно не для неё. Но вот выросла. Не пропала. Наверное, чьи-то хорошие и добрые руки посадили. Может быть наши пограничники с близкой заставы. Дай бог им здоровья и удачной службы.
     Часто потом ходил к этой берёзе. Постою в тени. Поглажу ствол. А то и щекой прижмусь её тёплой коре и как будто побывал в России. Помогала она мне.