Синдром Октября

ЗАМЕТКИ О ПРОШЛОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Магия «круглых дат» актуализирует обсуждение проблем  и наследия великой русской революции. В связи с «круглой» (юбилейной) датой – вековой годовщиной начала февральского и октябрьского переворота неизбежной является  некоторая невротическая реакция на события столетней давности.  Есть и фатализм. К примеру, один из авторов в «Росбалта» уверенно утверждает, что российская монархия была приговорена. Никакие политические ходы не уберегли бы ее от гибели. Царя бы свергли в любом случае — у него не было времени на то, чтобы перестроить государственную машину и высшие классы.
Мы бы, конечно, не были столь категоричны. Ничего неизбежного в истории нет, в принципе,  есть лишь большие шансы и господствующие тенденции. В этом смысле, даже прошедшие исторические события не кажутся нам категорически неизбежными, а тем более, нельзя со стопроцентной уверенностью говорить о том, что что-то неизбежно произойдет. Надо помнить, что «даже если революции задним числом кажутся неизбежными, обычно их считают невероятными и даже немыслимыми событиями, пока не начинают происходить на самом деле. 
А как почитаешь статейки историков о причинах революции – оторопь берет. В общем, «жаль, что его сбила машина, но он и так болел». А то, что специально сбили враги-конкуренты, так на все божья воля и судьбу страны «решил аграрный вопрос».
Ну, и хамство «народных масс» сыграло свою роль: «хулиганили», ну и получили террор комиссагов на свою голову.
«Коммунизм» представляет собой фантастический комикс и он зажигателен для неразвитых бескультурных масс, неопытной молодежи и/или люмпен-интеллигентам  всякого рода. По сути, это доведенная до крайней вульгаризации мечта об Эдеме – «мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Примечательно, что дурковатые сторонники «красного проекта» апеллируют не к фактам (или делают подобное весьма редко и очень однобоко), а к пропагандистским артефактам, книжкам, рисункам, идеологическим мифам, протухшим пропагандистским поделкам, примитивным, но действенным агиткам, фильмам, даже к журналу «Техника – молодежи» и т.п., то есть, они играют в «коммунизм». Это смешно, конечно, но следует помнить, что дети-дикари могут быть весьма жестокими в реале.
Ну, будем получать снова  и снова (пост)советский «материализм» - пьяных пролетарий с разводным ключом. И – постоянные проблемы в «материальной сфере».
Мартин Хайдеггер в своих «Черных тетрадях» писал: «Как коммунизм «взятый в виде безусловного марксизма), так и современная техника суть полностью европейские явления. Оба – только инструменты русского начала, но не оно само». Ну, сделано «великое открытие»! Неужели обязательны ссылки на внешние авторитеты и  без немецкого мудреца было непонятно, что «коммунизм» использовался для того, чтобы сломать и захватить историческую Россию, так же, как и «нацизм» (в котором МХ поучаствовал) использовали, чтобы ввести в безумие, вздыбить, а потом охолостить Германию. И – технику дали, чтобы больше друг друга поубивали. Но не только европейскую, но и американскую.
Да, согласно немецкому мудрецу: «Большевизм, полностью нерусский, есть одна из опасных форм, способствующих вырождению сущности русского и поэтому развязыванию исторического процесса негативного движения (Хайдеггер).
Но в начале прошлого века страна стремительно развивалась, люди мечтали о «светлом будущем» и массово бросались «в революцию». Этот настрой, стремительное, хотя и очень неравномерное развитие, на фоне демографического перегрева и войны и привел к срыву в катастрофу 1917 года.
Октябрь очень быстро пришел на смену Февралю. Неудачи буржуазно-демократических попыток в России можно связать, в конце концов, со слабостью и политической скованностью отечественного бизнеса. Здесь ситуации начала прошлого и нынешнего века в чем-то схожи. Только тогда российская буржуазия не смогла справиться с радикалами, а сейчас пасует перед всепроникающей бюрократией.
И еще. Отрекаясь от старого мира, и выступая против самодержавия в Российской империи все эти милюковы-керенские-сорокины потом, пережив известные треволнения и даже трагедии, спаслись и  весьма неплохо устроились на Западе. Миллионам людей,  вовлеченным не без участия подобных деятелей в революционный водоворот, повезло гораздо меньше.
После «гласности» отторжение советского опыта восхваления «великой октябрьской» было весьма сильным. Но вместе с тем, изучение такой важной для политической науки темы как бы отчасти табуировалось. О революции (нашей) и революциях  несравненно больше писали историки. Но как об отдельных «извержениях». А действительно революция напоминает извержение вулкана. Сейсмическая активность заметна, но произойдет или нет извержение мало кто отважится предсказать. («Мы сидим на вулкане» - вспоминается фраза Токвиля времен  революции 1848 -51 гг.).
Прошлое  тесно переплетается с актуальной повесткой дня, и порой трудно определить, где история, а где политика. Надо учитывать, что такое смешение проистекает из-за того, что «великий Октябрь» - для нашего общества не просто «страница истории» - пусть очень яркая, но уже перевернутая. Нет, события прошлого продолжают довлеть над нами не только в телевизоре или на страницах книг, а оказывают явное или подспудное влияние на текущее положение дел. Что поделать, если в ходе нашей трагической истории призраки революции всё время имеют шанс на новое воплощение. Советские стереотипы, стиль «социалистического реализма» (и «социалистический образ жизни»), коммунистическая мифология – продолжают в нашей стране довлеть над умами миллионов людей и оказывать влияние на их поступки. Если коммунистический эксперимент в СССР – это «аномалия», – то,  как вернуться к «норме»,  представление о которой было утрачено за пресловутые «семьдесят лет».  «Прийти в себя» и как следует «одуматься» никак не удается даже за целый исторический век.
Была ли революция осени Семнадцатого года ужасной неизбежностью или ее можно было избежать, направив события по другой траектории? Эти и подобные вопросы и сегодня, век спустя после произошедший катастрофы многим не дает покоя.  Мы полагаем, что сегодня прийти к согласованному ответу здесь совершенно невозможно.
Вследствие Революции не повезло и выжившим потомкам. Вековое пребывание в социальном аду,  в ненормальных, страшных и абсурдных -  «перевернутых»  обстоятельствах жизни не могло не пройти бесследно и как полагают некоторые авторы, вызвала «антропологическую катастрофу» (Пивоваров), ибо потомки спасшихся в череде революционных военных и последующих катастроф, настолько адаптировались к «постреволюционным» обстоятельствам, что в большинстве и не хотят их менять. Они боятся любых серьезных изменений (научены горьким опытом!),  и просто существуют, не видя реалий настоящего, закрывшись от будущего и спрятавшись от прошлого. По-видимому,  до  той поры, пока «неожиданно» не налетит новая Смута.
Это не просто «детская обида», но, скорее, констатация того факта, что в России отношения  «отцов и детей» давно исторически разладились, и «отцы» оставляют  в наследство потомкам  страну, плохо приспособленную для нормальной жизни, а дети, зачастую, еще и ухудшают доставшееся им положение. Можно спорить, как и почему это происходит, но русская Катастрофа вековой давности сыграла в этом огромную роль. Страну и население с многовековой историей и великой культурой продолжает затягивать в воронку деградации.
Если исходить из представлений об  историческом развитии (например, в эволюционистской, модернизационной или формационной парадигме), то «великие революции» скорее всего,  попадают мимо цели, причем с огромным «перелётом».
И здесь довлеющая до сих пор над отечественным обществоведением истматовская схема «общественно-экономических формаций» серьезно вводит в заблуждение. Никакого «перехода к социализму», как более прогрессивному строю, в истории не наблюдалось и не наблюдается.  Сталинизм и маоизм – это разновидности тоталитаризма. «Коммунистическая  формация» – это исторический тупик, в который иногда приходится ломиться отсталым и (полу)периферийным странам, в надежде на быстрый прогресс.
В революциях, которые при этом иногда происходят, главной социальной силой является отнюдь не пролетариат (как по марксистской догме), а крестьянство. В этих революциях проявляется коллапс государства, реализация настроений маргинальной элиты, вооруженной   безумными идеями, и все это сопровождается массовыми  крестьянскими волнениями, переходящими в восстания.
Начинается, настоящая гражданская война, солдат для которой опять-таки в массовом порядке поставляет деревня. Правда, аграрному населению приходится жестоко расплачиваться за участие в революции (взять пример погубленной в коллективизацию и вымирающей деревни в России). Но в целом, такие революции подвергаются впоследствии мощному «торможению» и предпринимаются попытки возвратиться  и отыскать поворот, который «великие революционеры» проскочили в своей разрушительной борьбе.
Далеко не всегда крах того или иного политического режима вследствие поражения в войне и делегитимизации государственной власти выступает как закономерность. В первой мировой уничтожение монархий в Германии и Австро-Венгрии было вызвано поражением (а вот британская и бельгийская монархии остались, как победившие), но Российская империя ведь не терпела в начале 1917 года поражения. Значит – «помогли».
Революционные пророки вполне подражали библейским. Но если Ж-Ж.Руссо в лице своего «благородного дикаря» проповедовал возвращение в Эдем, то Маркс и Ко предрекали обществу «старого мира» подобие Страшного Суда. (Страха действительно было много, но до рая так и не добрались).
Поэтому, считать, что литература советского периода по теме революции или коммунизма отличается просто с точки зрения научных подходов – это чрезмерно упрощать ситуацию. Мировоззренческая пропасть между «коммунистами и «антикоммунистами» была гораздо  глубже, хотя в период застоя, при всемерном остывании революционного энтузиазма и потерей эсхатологически-экзистенциального напряжения (последняя вспышка коммунистического безумия наблюдалась в хрущевском «волюнтаризме и обещании полный «-изм» к 1980 г.) вся эта советская революционность превратилась  в бюрократическую косность и «схоластическое теоретизирование».
Но если стремиться к объективности, то трагическую гибель исторической России можно, конечно, объяснять множеством противоречий ее исторической траектории от политики последнего царя  до «неправильной» отмены  крепостного права, а также безумствами Петра, церковным расколом, игом, выбором веры князем Владимиром и т.д. и т.п. Но это не отменяет того простого факта, что историческая Россия, не потерпела решающего поражения в мировой войне, а была убита, убита врагами при одобрении или равнодушии как политизированного и образованного меньшинства, так и большинства малограмотного и инертного населения, не ведавшего, что оно творит.  Бессмысленно отрицать, что в стране  к Семнадцатому году накопилось очень много «революционной взрывчатки» (рвануло во всемирно-историческом масштабе»!), но почему, например, указание на деятельность  какого-нибудь Парвуса (блестяще описанного А.И.Солженицыным в соответствующих «узлах» «Красного колеса») должно считаться махровой конспиралогией? А ведь подобных фактов и фигур было множество.
Они всячески подталкивали народ устроить в России революционный пожар. Однако и «дров» накопилось изрядно. В предвидении и анализе революций и других кризисных явлений, прежде всего,  наиболее актуальным продолжает оставаться неомальтузианство, конечно, в сочетании с другими подходами. революция в России вполне поддается теоретическому осмыслению, но долгое время взгляд был направлен совершенно не на того автора. Революция в России, как и другие подобные события, произошла не по Марксу, а по Мальтусу. Когда политическое неудовольствие присоединяется к воплям, вызванным голодом, когда революция производится народом из-за нужды и недостатка пропитания, то следует ожидать постоянных кровопролитий и насилий, которые могут быть остановлены лишь безусловным деспотизмом", писал автор гениального «Опыта закона о народонаселении».
Но этой  (демографической) основе произрастает многое.
Распад государства явля¬ется результатом сочетания (а) государственного фискального напряжения, (б) внутри элитного конфликта, который парализует правительство, и (с) на¬родного восстания.
Нужно понимать революцию, как разрушение прежнего государства (как аппарата управления и легитимного  насилия), произведенного внутренними силами.  То есть, политический порядок рушится и распадается не в итоге, скажем, внешней интервенции, а под влиянием, прежде всего, внутренних противоречий, хотя граница здесь подвижна и иностранное вмешательство во внутренний суверенитет – это, скорее, правило, чем исключение. Такой политический переворот может вести к трансформации политического режима (например, к демократизация, но не обязательно), и сопровождаться глубокими социально экономическими преобразованиями («революционными реформами»),  или являться выражением более глубинных, фундаментальных изменений (например, в процессе перехода от аграрного, традиционного к индустриальному обществу модерна). Разнобой в понимании революции связан как раз с тем, что речь идет о различной «глубине» этих революционных преобразований как следствии глубины кризиса, им предшествующего.