Женщина-солнце отрывок

Прошел год.  Таня возила бабушкины картины на международные выставки в Прагу,   потом  в Токио.    
Анна  обычно провожала и встречала её в  московском аэропорту.  Но  когда Таня возвращалась из Токио,  встречать   не приехала.  На телефонный звонок ответила, что они увидятся завтра… у следователя.  Почему у следователя?
 … Тане пришлось опознавать  Данилу в морге. Он скончался  в больнице,  не приходя в сознание.
 Без сомнения, это был он. Но как же  исхудал и состарился! Да еще весь в синяках и ссадинах.  Кто ж его так?   Живого места не оставили.   
Пока следователь вводил её  в курс  дела,  Аня, сидевшая рядом,  склонив голову,  безутешно плакала.
Согласно следствию оказалось, что Анна весь год, пока милиция тщетно разыскивала Данилу, встречалась с этим самым Данилой. Мало того, дружила с ним.  Мало того, была его любовницей.
  Анна  дала свои показания. По её словам выходило, что Данила    вовсе не собирался обворовывать Наталью  Андреевну. Когда поезд задержали в Борисоглебске и к одному из вагонов подъехала скорая, он, ехавший в том же поезде, почуял недоброе и побежал  посмотреть.  Предчувствие его не обмануло: с сердечным приступом эвакуировали Наталью Андреевну. Он вызвался помочь, собрал её вещи. Чтобы не задавали лишних вопросов, представился  роднёй.  Сопровождал  до больницы.  Был уверен, что в больнице она вне опасности,  врачи  спасут.   И тут,  словно черт его дернул. Он припомнил  свои обиды,  вскипел  против старухи, которая вечно его  опережала.  В клочья разодрал её грамоты и вместе  с  пожитками выкинул  возле дороги в кусты:  бомжи растащат.
Сначала  радовался,  что сумел отомстить ненавистной сопернице.  Но недолго.  Смерть Натальи Андреевны  разбудила в нём  совесть.  И даже сострадание. Талант старой художницы, подобно фейерверку, вознесся   высоко и вспыхнул ярко, чтобы тут же угаснуть. Поздно начала и рано закончила  творческий путь Наталья Андреевна. Ушла,  уступая   место тем, кто моложе.   Зачем было её так  безжалостно  толкать,  когда она  стояла на самом краешке…  Почему самые правильные мысли всегда приходят  с опозданием?!  Вслед за глупейшими поступками.
                ***
Во время выставки в Москве к Наталье Андреевне  наведывалась  внучка по имени Анна.   Девушка,   при  появлении которой даже самые развязные   художники  затихали и робели. Её прозвали  Секстинской  Мадонной.  Конечно, не мог  остаться  равнодушным   и  Данила.
Уже после смерти Натальи Андреевны Данила и Анна случайно встретились на Крымской набережной, где московские  живописцы  имеют обыкновение продавать  картины.  Анна с подругой искала  натюрморт  кому-то в подарок. И тут  заметила Данилу.  Милиция  давно разыскивала его по подозрению в грабеже,  а он   разгуливал себе, как ни в чем не бывало!   
Данила вовсе не испугался, а даже  обрадовался встрече, рассказал все начистоту. Поклялся Анне, что в ближайшие дни   явится в милицию с повинной. 
Художники заприметили  её и стали наперебой уговаривать  поработать  моделью.  Но она  согласилась позировать только  Даниле.
В назначенный день он усадил её на  раскладной  стульчик  в отдаленном уголке парка, окружающего Дом Художника. Когда Анна уставала сидеть,  Данила разрешал ей  побродить вокруг. Погода стояла сухая и солнечная. Анна, как ребенок, наклонялась над буйно цветущими, пропахшими  медом  одуванчиками, разглядывала  спешащих по неведомым  делам разноцветных букашек,  охотилась за бабочкой лимонницей…  Данила добродушно посмеивался над её ребячеством. А через несколько  дней пригласил  в свою мастерскую посмотреть на  результаты. 
Он снимал помещение в  полуподвале старого дома на Тверской.   
Это была  длинная, мрачная  комната, которая одновременно  служила  ему мастерской  и   жилищем.
Картины, висящие  на стенах и сложенные  на полу, всякие   рамки, банки.  Старый обшарпанный стол, одинокий  стул, в дальнем конце комнаты – железная кровать, похожая на больничную…  Блеклый свет из косых  окон за железными решетками, как в тюремной камере.   Свисающая  с потолка  лампочка без  абажура.  Беспросветная нищета. 
Но что это?!
Напротив лампочки сверкали на полках, подобно  иконостасу,  –   книги в  дорогих переплетах.  Она подошла поближе: -  Можно? -  Взяла  одну, полистала, любуясь яркими иллюстрациями,  другую.  Данила, стоя в сторонке, улыбался, не сводя с неё глаз, и рассказывал о художнике: эпоха, страна, стиль, особенности, сильные и слабые стороны,  известные  полотна…
-Ты знаешь всех  художников наизусть?
- Только самых любимых.
- Сколько их здесь? Около сотни. И все любимые?
- Да.
- Ты и на английском читаешь?
- Немножко.
- Какие мы эрудиты, оказывается! А на вид –  простачок.
Девушка окинула художника критическим взглядом:  стоптанные  кроссовки, старые   джинсы, выцветшая  рубашка из черно-серой шотландки…
- А ты не хочешь взглянуть на свой портрет?
Она не могла различить  ничего   кроме желто-оранжевых точек,  черточек, звездочек, падающих  растянутых капель, сыплющихся цветочных лепестков…
- Ну, и что?  Где  портрет? Сплошная абстракция.
- А ты  отойди подальше.
Анна отступила назад и вдруг,  как по волшебству,  на  картине появилась женская фигурка. Босая девушка в длинном, облегающем тоненькое тело платье,  с цветочным венком на голове бежала к  зрителю,  рассыпая по земле  цветы. Они прирастали, едва касаясь почвы. Все это поливалось золотым дождем.  Девушка казалась такой  счастливой и радостной! И нельзя было понять:  солнце ли все позолотило или золотая девушка  озаряла мир своим сиянием.
- Как здорово! Никогда не видела ничего подобного… Мало сказать – великолепно.  Слов нет…  Но  где  же тут  я?
- Это  ты. Такой я тебя вижу.
Анна  повернулась к художнику, подошла ближе, взяла в руки его лицо, наклонила к  себе, медленно и нежно поцеловала  глаза, губы.  Потом так же нежно поцеловала ему  руки. 
Железная  кровать больше не казалась безобразной. Настороженность сменилась вожделением.

* * *