Возвращение легионера

С другими приключениями Священного легиона вы можете познакомиться в следующих рассказах:
ЛЕГИОН ИДЕТ В ГОСТИ (http://www.proza.ru/2017/02/06/1096)
ЛЕГИОН ВСТРЕЧАЕТ БРАТА (http://www.proza.ru/2018/09/25/358)
ЛЕГИОН ЗНАКОМИТСЯ С ОРДОЙ (http://www.proza.ru/2019/02/07/1431)

Центральная площадка Верманского парка в Риге – место пересечения двух пешеходных дорожек, которые даже в часы пик по-рижски немноголюдны. Тем не менее, за день на ней пересекаются пути множества людей, которые идут из Старой Риги, центрального железнодорожного вокзала, со стороны улиц Бривибас и Барона.

Должно быть, подобных точек пересечения в центре Риги множество, по сути, такой точкой является перекресток. Но лишь здесь людские потоки не разбавлены движением машин, не ограничены сигналами светофора, и свободно перекрещиваются, даже не задерживаясь в этом месте.

Возможность преодолеть несколько кварталов без необходимости пересекать перекрестки, пропускать машины, тесниться на тротуарах привлекает многих, и люди сворачивают в парк, чтобы пройти к центральному железнодорожному вокзалу, в Старую Ригу, выйти к эспланаде, и все они проходят через небольшую площадку посреди Верманского парка.

Целенаправленное движение людей не замедляет ни играющий здесь трубач, ни выставленные на газоне картины, стоящего неподалеку художника. Эта площадка счастливо избежала необходимости стать местом труда для нищего или калеки, собирающего милостыню. Их можно встретить в этом же парке на соседней дорожке. Но эту площадку они почему-то не избрали для своей излюбленной тактики – расположиться в центре людского потока и жалобно просить милостыню у людей, спотыкающихся о них.

Идиллия этого пешеходного перекрестка нарушается лишь по утрам, когда он становится концертной площадкой для пожилого аккордеониста, который либо забыл, как исполнять связные мелодии, либо и не знал, как это делать. В любом случае независимо от времени года по утрам эта площадка, так идеально справляющееся со скрещиванием четырех потоков людей, наполняется звуками полнейшей какофонии, сквозь которую время от времени пробивается с трудом узнаваемая мелодия. Остальная же часть издаваемых звуков неузнаваема настолько, насколько сложна аранжировка, используемая этим аккордеонистом. К счастью, это происходит только по утрам.

Поэтому если вы выбрались в обеденное время в центр и решили посидеть на скамейке в парке перед тем, как посетить, скажем, Лидо, вас может смущать только некоторая угловатость, с которой исполняет старые советские мелодии трубач или аккордеонист на инвалидной коляске, но они играют в отдалении от центральной площадки Верманского парка ближе к цветочному ряду, расположенному с внешней стороны парковой ограды.

Именно в полуденное время на месте перекрещения пешеходных дорожек прохожие, а также сидящие на скамейках неподалеку могли наблюдать странно одетого мужчину. Первым в глаза прохожих бросалось отсутствие штанов на этом человеке. Штаны ему заменял кусок материи, обмотанный вокруг бедер. Затем можно было заметить, что и обуви у него не было, на ноги этот мужчина также намотал куски ткани, стянув ее веревками у лодыжек. Любому было понятно, что перед ним бездомный. Но такой чудовищной нищеты, когда у бездомного не было даже штанов, рижане еще не встречали. Еще больше людей удивлял громадный мешок, висевший на веревочных лямках за спиной этого странного мужчины. К тому же, лицо его было хоть и грязное, но все же не было лицом пьяницы, и это было видно даже несмотря на копну грязных волос и спутавшуюся давно не стриженую бороду.

Удивляла прохожих и кожаная куртка самого простого покроя. За свою грубо обработанную кожу, толстые швы, затертости на локтях, отсутствие застежек и подкладки она получила бы наивысшую оценку от любого рижского маргинала, замучавшегося искать в магазинах поношенной одежды необычные раритеты.

Удивленные внешним видом этого человека прохожие не замечали, что и сам мужчина с удивлением оборачивался вокруг, рассматривая Верманский парк, старые многоэтажные дома рижского центра, людей, которые в спешке отводили взгляд в сторону, встретившись с мужчиной глазами.

Покрутившись какое-то время на месте, мужчина отошел в сторону и, скинув на землю свой мешок, уселся на него, продолжая с удивлением смотреть на окружающую его обстановку и на проходящих мимо людей.

Сидя на своем мешке, мужчина пытался вспомнить то далекое осеннее утро, когда он проходил этим же перекрестком, направляясь на работу. На нем был серый пиджак (это мужчина помнил точно, обрывок этого пиджака до сих пор валялся в его мешке, как последние напоминание о его прошлой жизни), черные брюки, белая рубашка. Тогда он работал госслужащим, и в то утро, как и каждый рабочий день, отправлялся на службу.

Все годы, прошедшие с того дня, он удерживал в своей памяти это утро, а теперь его память отказывалась восстановить это воспоминание.

Прошло полчаса прежде, чем мужчина задумался о том, что ему теперь делать. Очевидно, ему надо было возвращаться домой. Но как? Куда?

Он оглядел центральную площадку парка. Он помнил это место. Каждый день он пересекал ее по дороге на работу и домой. Но в каком направлении?

Может быть туда? Он посмотрел в направлении Латвийского университета. Нет, точно нет. Может туда? Мужчина повернулся в сторону старого здания Национальной библиотеки. Нет.

И тут на площадке заиграл трубач. Какое-то время он присматривался к мужчине, но, очевидно решив, что его внезапное появление не помеха для работы, продолжил играть оборванную мелодию.

Мужчина резко повернулся к трубачу. Он вспомнил этот звук. Трубач обычно играл днем или вечером, когда мужчина шел через этот парк домой. Значит надо идти туда! Да, да! Надо пройти по широкой улице, которая заканчивается большой площадью, на другой стороне которой гигантское здание. Оттуда он ехал домой на ...

Мужчина задумался. Но не о дальнейшем пути домой, а о том на каком языке он думает. Он никак не мог подобрать слово к тому способу, которым он когда-то на протяжении многих лет каждый день добирался домой. И он не понимал, было ли причиной то, что он просто забыл подходящее слово, или что он думает на другом языке, в котором просто не могло быть слов, описывающих такие способы перемещаться. А понять, на каком языке он думает, мужчина не мог. Он пробовал произнести отдельные слова. Но это не помогало ему понять, на каком языке он их произносит.

Выходом было бы обратиться к прохожему. Но все они были одеты в богатые одежды из тонких тканей, украшенных дорогими пуговицами, все были так ухожены, и классовая принадлежность к нижнему слою общества, к которой привык мужчина за последние годы, не позволяла ему подойти к кому-нибудь из них.

Мужчина помнил, что в его прежней жизни, в которую он вернулся теперь, не было четкого разделения на классы, но привычка была сильнее.

Мужчина, звали которого за последнее время по разному, но не по настоящему имени – Вова, решил, что проблему с языком он решит по дороге домой. Он встал, натянул на плечи веревочные лямки мешка и направился по направлению к дому.

Вова вышел из парка и остановился у перекрестка. По улице, преграждая ему путь, неслись самодвижущиеся повозки. Для них тоже было специальное слово, но и его Вова не мог подобрать.

Двигаться дальше он не мог. Неожиданно, как по сигналу, повозки остановились и люди, стоявшие по обе стороны улицы, пошли, навстречу друг другу. Вова поспешил присоединиться к ним.

Перейдя перекресток, Вова медленно двигался по улице в том направлении, в каком он когда-то возвращался домой. По крайней мере, Вова очень старался вспомнить, что это было за направление, и правильно ли он шел теперь.

В том, что он двигался так медленно, не было ничего странного. Каждый предмет, на который падал его взгляд, казался ему удивительным. И тут же в его памяти начинали всплывать образы из его прошлой жизни, когда этот предмет был чем-то обыденным.

Прошло уже не меньше часа. Вова долго приходил в себя от произошедшего события. Ему необходимо было принять очередной фантастический скачок в его жизни. Пусть этот скачок переносил его обратно, в его родной мир, но он был также неожидаем и также необъясним, как событие, произошедшее с ним 10 лет назад. Сейчас ему было легче поверить в реальность произошедшего, но сомнения не оставляли его: «А если это сон? А если колдовское наваждение?». Вова понимал, что последние 10 лет его жизни должны были навсегда отучить его от веры в реальность того, что он видит или чувствует. Но при этом он понимал, что выяснить, реально ли происходящее с ним, он не сможет. Поэтому остается только принять то, что он видит.

А видел он гигантские стекла витрин. Таких окон не было в его жизни последние десять лет. Там где обитал он, в основном преобладали бычьи пузыри, натянутые на раму крохотных окошек, а чаще окон не было вообще. Со стороны он мог посмотреть на небольшие застекленные окна городских домов. А тут в каждом доме вдоль улицы перед ним вырастала прозрачная стена невероятной чистоты и ясности. Украшены эти стены были яркими и чистыми рисунками и надписями. Смысл их Вова не улавливал, но не это интересовало его – таких ярких цветов он не видел уже давно. По дороге сплошным потоком ехали повозки (проще их было называть так, чем пытаться вспомнить их название), украшенные яркими разноцветными фонарями. Вову восхищало не то, что они двигались сами без лошадей. О существовании таких повозок он все еще помнил. А вот форма и цвет этих повозок приятно радовала глаз. Таких форм в мире, откуда он вернулся, не встречалось. Там все, что было сделано рукой человека, было прямоугольное, любой изгиб требовал работы мастера, и это было доступно не многим (по крайней мере, в той среде, в которой находился Вова). В том мире также очень не хватало красок. Все цветное было чрезмерно дорогим и недоступным для большинства. Вова только сейчас понял, как бедна была цветовая палитра в его жизни в том мире, и как все прекрасно разукрашено в этом.

Вова по мере того, как он привыкал к своему новому положению, восхищался и цветами и формами, о которых уже забыл. В чем он не увидел никакой разницы, так это в людях. Хоть все они и были чистыми аккуратно подстриженными одетыми в дорогую одежду, были они такими же, как и везде – в основном хмурыми недовольными сосредоточенными на себе. Любое отличие от этого образа только подчеркивало недовольство большинства. Казалось бы, странно, что люди, живущие в таком красивом мире, могут быть чем-то недовольны. Но Вова, побывав в абсолютно другом мире, теперь понимал, что не внешней вид делает мир красивым, а людей счастливыми.

10 лет назад, пережив шок от фантастического происшествия, перенесшего его в другой мир, Вова тоже сначала видел только внешнюю красоту мира, но с каждым днем сложностей становилось все больше, а решения не находились. И через несколько недель Вова уже не думал ни о чем другом, как только о возвращении домой, в скучный мир без волшебства, подвигов, приключений (впрочем, этого не было в жизни Вовы и в том мире), где он найдет укрытие от бед и благополучную жизнь.

Теперь его мечта сбылась. И это лучшее, что с ним случилось за последние десять лет. Хотя к своему старому миру тоже надо было привыкать, и решать сложности, присущие этому миру.

Вова продолжал не спеша двигаться по ул. Меркеля мимо цирка (его он вспомнил сразу), мимо ломбардов и игорных залов, о назначении этих заведений он даже не догадывался, так как не мог прочитать названия вывесок. Он смотрел на вывески и пытался разобраться в символах текста. Последние десять лет у него не было практики в чтении, местный алфавит он не освоил (он и язык выучил лишь частично). Теперь он пытался вспомнить навыки чтения, что было особенно сложно, так как он не мог понять, на каком языке думает. Затем Вова вспомнил, что он не знает, на каком языке может быть написан этот текст, ведь, кажется, на его родине было несколько языков, и у каждого был свой алфавит.

Вова двинулся дальше. За эти несколько часов он пересек лишь один перекресток и прошел один квартал. Не спешил он потому, что все вокруг его отвлекало и обращало его внимание, и он не очень точно представлял, куда двигаться. И, главное, он давно уже разучился спешить. Его жизнь в последние десять лет не требовала от него спешки. Потому что невозможно было опоздать на очередной отказ в работе, очередной пинок от городской стражи, очередной отказ в милостыне. Первое время Вова был заряжен на успех, он верил в возможности нового мира и видел себя в нем, как героя приключенческого романа, которого на каждом шагу поджидают возможности, нужные для успеха встречи, удача. Но в этом фантастическом мире действовали те же закономерности, что и в его родном мире – человек без роду и племени, незнающий ни языка, ни обычаев не может пробиться из самых низов средневекового общества в верхи. И на его пути не встречаются люди, которые готовы ему помочь, он не нужен никому. И пусть этот мир переполнен магией, эта магия не для него. Он может видеть простые примеры этого волшебства, которые граничат с обыкновенной иллюзией, на рыночной площади в городских балаганах. Но высокая магия встречается в высоком обществе, и пользуются ею только имеющие доступ к этому обществу. За все время жизни в новом мире он лишь несколько раз столкнулся с применением магии, и для него это не несло ничего хорошего.

Вова страдал в новом мире от постоянного голода и отсутствия общения. Прошли годы прежде чем в тарабарщине, которую он слышал вокруг, он начал различать отдельные слова, а затем начал понимать их значение. Еще больше потребовало времени, чтобы начать объясняться на этом языке. Впрочем, 10 лет большой срок, и теперь он уже не мог разобрать, на каком языке он думает.

Вова не заметил того момента, когда его амбиции уступили самым основным потребностям, и когда, чтобы выжить, он начал побираться и рыться на мусорных свалках. Этот переход был столь естественным, что прошел совершенно безболезненно для его самолюбия. Болезненной был вся его жизнь в новом мире.

В городе, где он оказался, перенесшись туда из Риги, он выглядел чужаком из-за своей одежды и иностранного языка. Сейчас по прошествии 10 лет Вова уже не помнил, что он чувствовал и думал, когда по дороге домой, пересекая Верманский парк, вышел не к перекрестку с трамвайными путями, а к перекрестку двух не мощеных дорожек незнакомого города. По ним шли люди в странных средневековых одеждах, говорящие на незнакомом языке, под ногами хлюпала грязь, вдоль улочек тянулись ряды темных бревенчатых домов. Вова вышел по одной из этих улочек к рынку, заполненному корзинами, повозками, редкими палатками. Там же было единственное в городе каменное здание – дом городского головы.

Поначалу к Вове горожане проявляли интерес. Вова обратился к местному голове, хотел показать себя иностранным вельможей, которому все обязаны. Но общения не получилось. Языка Вова не знал. В обмене пантомимами и жестикуляциями, который заменил им разговор, что-то пошло не так и его выставили за порог.

Приняв происходящее и будучи убежденным в том, что он вытащил счастливый билет, Вова упорно навязывал свое общение состоятельным людям этого города и обошел все крупные дома. Никто Вову не понимал, и интерес к нему быстро пропал. За неделю он прослыл в этом городе сумасшедшим. После того как он стал ловить на себя презрительные взгляды жителей, Вова решил покинуть город.

Этим Вова только усилил свое падение. Он отправился по единственной дороге, ведущей из города. Куда она его приведет, он не знал, а спросить не мог. Это был еще тот период, когда ему казалось, что он участвует в приключении, и что ему во всем должна сопутствовать удача, а на каждом повороте должны поджидать возможности. Но жизнь даже в мире магии и волшебства не строится по принципам приключенческого романа.

Много дней он провел в пути, ночуя на обочине и обходясь без пищи. Редкие люди, встреченные им, в страхе гнали его – в пути его одежда истрепалась, и он уже не так сильно отличался от местных жителей, а встреча с одиноким прохожим в дороге между городами, очевидно, в этой стране не предвещала ничего хорошего.

За время пути он успел отравиться сырой водой, а может причиной отправления были растения, которые он пытался принять в пищу. Все в этом мире было непонятным для него, растения незнакомыми, но голод может заставить забыть про любую осторожность.

Причиной его выздоровления могло быть только лечебное голодание. Несколько дней он провел на обочине дороги без сил подняться, его мучила рвота, лихорадка, озноб, жар. Время шло с особенной скоростью, как будто он жил в замедленном мире, где каждая секунда текла минуту. Вова даже не страдал от этой болезни, он жил в ней, а что происходил вокруг, его не касалось. При этом очень странно, что через несколько дней Вове стало легче, у него появились силы сесть, а затем Вова смог встать и отправиться вперед.

Вова шел сутки, а может всего час. Его внутреннее время никак не могло разогнаться и догнать время окружающего мира. По мере возвращения сил к Вове начала возвращаться надежда. Эта болезнь, должно быть, наделила его особенными качествами, которые ему помогут в новом мире. Не могло быть случайностью, что он выздоровел от тяжелой болезни, хотя не лечился и находился в условиях, неподходящих для излечения. Вова начал представлять, что он мог бы стать пророком, пережившим тяжелую болезнь, во время которой его посетило откровение. Какое точно откровение Вова еще не знал, но это было дело техники – главное, быть убедительным. В конце концов, Вове терять было нечего.

Оказалось, было.

Вове удалось за один переход достичь небольшого поселения. Несмотря на усталость и последствия болезни, он решил не откладывать реализацию своего нового предназначения. Вова прошел по центральной улице и дошел до небольшой площади, чтобы прочитать свою первую проповедь, которая приведет его к величию в этом мире. Проблема была в том, что он не знал языка, но Вова рассчитывал на форму подачи, если она убедит местных, то с содержанием проблем не будет.

И вот он вышел на центр площади и закричал об откровении, которое его посетило совсем недавно и которое может изменить жизнь каждого. Он вел себя как, по его мнению, должен вести себя полоумный пророк, который не сомневается в правоте своей проповеди. Он поднимал руки к небу, протягивал их к прохожим, громко и пронзительно кричал, обхватывал руками голову и падал на колени. Несколько человек, проходивших мимо, понаблюдали за ним и пошли дальше, а затем из избы на площади вышли несколько парней и начали его избивать. Или он был не первый пророк, посетивший эту деревню, или в этой деревне уже был свой пророк, или он просто не понравился этим парням.

В принципе это событие должно было поставить точку в жизни Вовы вообще, и в его приключениях в новом мире в частности.

Но он пережил и побои. Ему удалось переползти во внутренний двор одного из домов, выходивших на площадь. Это оказался двор гостевого дома, в котором время от времени появлялись остатки еды. На этом дворе кормилось еще несколько человек. Но никого не гнали оттуда. Все-таки мир не без добрых людей. В очередной раз случилось чудо, и Вова выжил. Безусловно, это был знак. Знак того, что Вове уже не подняться в его новой жизни. Получив скудный источник пропитания, научившись выживать, у Вовы больше не было таких неудовлетворенных потребностей, которые могли бы его толкать вперед и заставлять бороться за жизнь и успех. Жить нищим – это был его выбор. Но была ли у него возможность для выбора другой жизни?

В общем, нищему особенно некуда спешить ни в мире волшебства, ни в нашем мире, поэтому Вова не спеша двигался вперед по улице, ведущей к вокзалу. Невдалеке от себя он увидел знакомый силуэт. «Он что здесь делает, неужели и он отсюда?» Навстречу Вове шел Джорик, его партнер по робкой попытке вырваться из нищеты. Вова широко улыбнулся беззубой улыбкой и шагнул навстречу своему другу. Через несколько шагов Вова понял, что обознался. Мимо него прошаркал сгорбленный человек, волочащий за собой бесформенный растрепанный мешок размером не меньше, чем у Вовы. Вова увидел, что это совершенно другой человек, хотя и грязная борода, загорелое морщинистое лицо, серые не мытые волосы – все напоминало Джорика, впрочем, как и самого Вову. На ногах прохожего вместо обуви были обмотки из большего количества кусков ткани, перемотанных на лодыжках. Одет он был в старую нестираную одежду. Вова удивился тому, что нищие в обоих мирах почти не отличаются, даже разница в фасонах одежды не была заметна. Откуда у одежды с чужого плеча покрытой грязью, подвязанной веревкой, может быть определенный фасон. Нищие условия жизни гораздо сильнее определяли внешний вид одежды, чем форма, которую ей предали при создании.

Вова с сожалением проводил взглядом нищего. Жаль, что это был не Джорик. Вова успел привязаться к тому за недолгое время общения. В отличие от большинства нищих, с которыми Вова чаще всего пересекался в поисках еды на задних дворах гостевых домов и свалках, Джорик жил в нищете, а не существовал, как другие.

Он же, Джорик предложил Вове вступить в Легион Священной Борьбы с Великим Порождением Зла, куда брали всех за еду. Для Вовы это был значительный шаг вперед для его карьеры нищего. Хоть по истечении нескольких лет Вова освоил основы местного языка, для него языковой барьер все еще оставался препятствием. Из-за этого Вова почти ничего не знал о войне, которую вел этот мир с вторгшимися из другого мира. Жители обоих миров говорили на разных языках, не могли общаться друг с другом, и единственным средством коммуникации для них была война. Оба мира жили в средневековье, оба были наделены магией, поэтому войну они понимали одинаково и чувствовали себя вполне комфортно, врываясь в пространство второго мира с попыткой захватить, уничтожить, пограбить.

В этот раз наступила очередь второго мира пройти через магический портал и атаковать мир Вовы. Прорыв произошел в той стране, в которой обитал Вова, и местный король призвал всех встать под его знамена во имя борьбы с захватчиками из чужого мира. Денег в легионе никому не платили, поэтому единственной приманкой было название войска, в которое предстояло вступить. У Легиона Священной Борьбы был также красивый флаг и командир в блестящих доспехах, этими доспехами ограничивался весь блеск легиона. Вступали в него люди совсем без достатка, в основном нищие, беднота, подростки, без родительского содержания, а также те, кто и до этого зарабатывал пропитание с помощью оружия, а теперь собирался получить на это разрешение властей.

Толпа у казарм легиона не была пестрой, она была серой и дурно пахнущей, поэтому новобранцев в казармы не пускали. Младшие командиры заносили имена новобранцев в списки, выдавали оружие, меч, копье или лук со стрелами, и отправляли получить первый аванс - горячую похлебку. Луки следовало выдавать охотникам, но кто же из людей этой профессии согласиться умирать бесплатно, поэтому раздавали их всем желающим. Хотя желающих было немного, никто не умел ими пользоваться. На копья тоже никто не претендовал, очевидно, что многие уже в тот момент планировали пользоваться полученным оружием не в строю, а по личным соображениям. Поэтому все выбирали мечи, и хоть они ковались из самого дешевого метала, и в большем количестве, всем их не хватило, последние легионеры получали такие неудобные в грабеже копья и луки.

Вова тогда тоже предпочел меч, но по чисто интуитивным соображениям. Но Джорик ему потом объяснил, что война не вечна, и если выживут, смогут найти применение этому оружию и в мирной жизни.

После набора легион пытались привести в порядок – отмыть в ледяной воде городской реки, переодеть, разделить на отдельные отряды. Тела большинства легионеров не привыкли даже к элементарной гигиене, поэтому раздеваться и мыться никто не хотел. В реку загоняли прямо в одежде с помощью плетей. Легион понес первые потери, в давке утонуло несколько десятков. Одежду расхватали быстро, но она как будто растворилась в толпе легионеров и не повлияла на их внешний вид. Это была все та же серая плохо пахнущая толпа, только теперь еще и мокрая. Ввиду таких плачевных результатов легионеров решили не пускать в казармы их легиона и расположили вокруг казарм.

С разделением на отдельные отряды все шло также плохо. Командиры отделяли от толпы, обвязав их веревкой, часть легионеров, отводили их в сторону и объясняли им, что теперь они отряд под определенным номером со своим командиром. Едва связывающую легионеров веревку распускали, отряд начинал расползаться по сторонам по разным надобностям, и через некоторое время эти же легионеры оказывались уже в других отрядах, в которых также не задерживались.

Легион готовили к священному походу месяц. За это время легионеры загадили все окрестности, обворовали все ближайшие дворы, несколько раз поднимали бунты и пытались спалить казармы. При этом состав легиона постоянно таял. К концу месяца лагерь были вынуждены оградить постами стражи, никого не выпускали, постоянно кого-то арестовывали за драки и убийства. Лагерь Легиона Священной Борьбы с Великим Порождением Зла постепенно превратился в лагерь для преступников.

По истечении месяца командиры попытались построить свой легион перед отправлением на войну. Перед толпой выскочил на лихом белоснежном скакуне командир легиона во все тех же блестящих доспехах, сопровождаемый знаменосцем с прекрасным знаменем легиона. Командир должен был обратиться к легиону с пламенной речью. Он обвел взглядом мрачную толпу – легионеров устраивала жизнь в лагере, и никто не хотел уходить с насиженных мест – и также лихо ускакал прочь, не сказав не слова.

Легион не столько шел на войну, сколько его гнали, как стадо. Командиры сменили оружие на плети и с их помощью задавали приблизительное направление движения легиона. По пути легион продолжал нести потери, теряя отколовшихся за собственностью надобностью легионеров, а также погибших или раненных в неудачных грабежах и драках с жителями поселений, которые проходил легион.

По пути легионеры узнали, что не одним им предназначено спасать отечество. На большую войну феодалы привели свои дружины, горожане и королевская казна оплатили наем профессиональных воинов, соседние королевства прислали свои войска. Оказалось, что все посчитали угрозу серьезной и раскошелились ради спасения.

По пути на войну отряды легиона часто сгоняли на обочину, чтобы пропустить другие войска. Легионеры вдоволь насмотрелись на наездников и пеших воинов из различных стран этого мира, облаченных в доспехи разных видов, представляющих различные расы, иногда очень не похожие на людей. Было и такое, что легионеры не могли разобрать, что проходит мимо них – стая прирученных и обученных для войны хищников или отряд воинов, которым из-за физиологических потребностей удобнее передвигаться на четырех конечностях, и которым благодаря плотному шерстяному покрову не нужно одевать все свое тело в одежду.

Легионеры вступили в легион ради еды и не рвались в бой, поэтому они радовались тому, что каждый день их опережали новые войска.

Из-за того, что воины из других дружин брезговали общаться с ними, то новости легионеры узнавали из скупых распоряжений командиров, и от местных жителей, которые пользовались слухами. Поэтому за долгое время пути среди легионеров не раз пробегал слух, что на завтра запланирована битва, что их хотят бросить в самое пекло сражения или что их оставят в резерве и пустят собирать трофеи после победы.

Жизнь в пути на протяжении нескольких недель стала для них привычной, и когда им поручили разбить лагерь на краю леса в основании высокого холма, легионеры поняли, что битву ждать недолго.

Самые бойкие легионеры обежали окрестности и столкнулись с неприятными последствиями того, что их легион шел в хвосте армии – все ближайшие поселения были уже разграблены.

Вторым признаком приближающейся битвы стало то, что легионеров попытались покормить сытнее, чем обычно. Правда, продукты все равно были уже испорченными, и очередной прием пищи, как это было каждый раз, на следующий день принял новые жертвы - кто-то отравился на смерть, кто-то лишь начал мучиться животом. Пища, которой кормили легионеров, была третьей по значимости причиной постоянного убывания количества легионеров. Первой и второй были дезертирство и драки между собой и с местными жителями.

За ночь мимо лагеря легиона без остановки шли войска, катились боевые машины, на перегруженных скрипучих телегах везли боеприпасы, оружие, снаряжение. Несмотря на темноту, трудно было поверить, что наступила ночь. Никто не спал. Поле за холмом было покрыто кострами до самого горизонта. В ближайшее время там должна была развернуться великая битва, и ожидание этого события вызвало у легионеров самый естественный отклик – количество дезертиров увеличилось на порядок.

Перед самым рассветом командиры начали расталкивать тех, кто сумел заснуть в эту ночь, и стали сгонять легион в толпу, чтобы потом нарезать из нее с помощью веревок отдельные отряды. За последние месяцы командиры немало преуспели в этом искусстве. Хлесткие удары плетьми действовали лучше команды, а прочно обвязанный веревкой отряд физически не мог некуда удрать – легионеры были плотно прижаты друг к другу, так что даже не могли поднять руки. Бывало, конечно, что некоторые задыхались до смерти. «Но это же легион!» оправдывались командиры и списывали задохнувшихся на счет дезертиров или погибших в драках.

Сейчас этот способ формирования отрядов был самым уместным. Воздух наполняло напряжение перед битвой. Оно было столь сильное, что легионеры, которые по своей сути не были способны напрячься ради чего-нибудь, почувствовали некоторое возбуждение и даже азарт.

С рассветом над всей долиной, расположенной за холмом, зазвучали боевые трубы и горны, застучали барабаны. Десятки тысяч глоток на разных языках и в разных звуковых диапазонах закричали боевые кличи. Легион поддержал этот звуковой восторг начала битвы дружной матерщиной в адрес всех, кто был виновен и в том, что легионеры оказались здесь, и в том, что вообще родились.

И битва началась. Легионеры слышали, как в отдалении от них за холмом с боевыми кличами куда-то устремились тяжелые войны, наездники, засвистели стрелы луков и арбалетов. Над холмом начали появляться грибы разрывов магических заклинаний. Молнии обрушивались на долину, вспыхивая на безоблачном небе. Огненные шары пролетали по небосклону и обрушивались на сражающихся.

Вскоре над головами легионеров послышался шум, и они увидели, как над ними в сторону поля битвы полетели драконы, они заходили на атаку прямо над легионом. Первыми были зеленые драконы, их сменяли красные, за цепочкой красных на поле битвы пикировали черные драконы. С их появлением шум битвы усилился в разы.

Затем слева от легиона, ломая деревья, в бой пошли гигантские тролли. По счастью, они прошли стороной, иначе связанные по отрядам легионеры были бы просто раздавлены этими боевыми машинами.

С самого начала битвы легионеры были подвержены сильнейшей психической обработке – через холм с поля битвы потянулись цепочки раненных и покалеченных. Немногие смогли бы пережить такое давление, но только не прочно связанные легионеры. Из-за холма появлялись раненные и искалеченные воины, покрытые огненными и ядовитыми ожогами, многих несли товарищи, четыре война пронесли в плаще красный пульсирующий венами шар, из которого торчали во всех стороны руки и ноги, причем рук и ног было больше чем по паре, и ругался этот шар несколькими голосами. Вслед за ним проскакал отряд лягушек, оседлавший ежей. По расцветки маленьких плащей на спинах лягушек можно было догадаться, что когда-то это был отряд королевской конной гвардии.

Перед легионерами проходил показ всех увечий и бед, которые могут случиться с ними на поле битвы. Легионерам и самим было не сладко, не все выдерживали многочасовое стояние в плотной толпе, многие теряли сознание или обессиленные постепенно сползали под ноги своим товарищам.

День приближался к вечеру, а конца битве не было. Не раз легионеры наблюдали над своими головами полет драконов, грифонов, пегасов, атакующих кого-то за холмом. Не раз мимо них проносились направляемые в битву отряды: человекоподобные волки на ящероподобных скакунах, гномы на дымящих самодвижущихся повозках, полупрозрачные тени, которые скользили в сторону поля битвы, даже не касаясь земли. Большинство легионеров даже не представляли, что их мир заселяют такие необычные существа (для тех, кто пережил этот день, он оказался очень познавательным).

Вдруг легионеры ощутили, как земля под их ногами начала подрагивать. С каждой секундой колебания становились все сильнее. Вскоре те, кто еще оставался на ногах повалились на землю, поэтому решающий момент битвы застал легион, лежащим вповалку. Одна из сторон битвы применила сейсмическую магию, и ландшафт вокруг начал меняться. Легион находился на краю действия заклинания, поэтому не пострадал. Лишь укрытие легиона – высокий холм, начал медленно сползать в сторону поля битвы и накрыл собой тех, кто стоял по ту сторону холма. Теперь перед легионом раскрылось поле битвы – легионеры увидели, как в разных частях долины колоны воинов сталкивались и перемалывали друг друга ряд за рядом, как громадные драконы сплетались в клубки с драконами противника и падали на землю, подминая под себя наземных воинов, как маги создавали разрушительные заклинания огня, льда, воды, воздуха, и те обрушивались на воинов противника, другие заклинания останавливали действие магии вражеских магов, и на языки пламени выливались тоны воды, калеча тех, кого должны были потушить, ледяные глыбы сковывали магических существ и тут же разбивались ударами молний, великаны, тролли, циклопы сталкивались в единоборствах и валили друг друга на сражающихся вокруг воинов, гномы подводили подкопы под отряды и передвижные укрепления противника и взрывали их.

И вот вся эта красота начала трястись в такт движениям поверхности земли. Создания, способные летать, тут же отпустили своих противников и взлетели в небо. Наземные воины остановили сражение и бросились прочь из долины. Теперь врагами стали не жители разных миров, а те, кто бежал рядом и мешал покинуть долину. Давка в рядах воинов продолжила уносить жизни, как будто сражение не остановилось. В центре долины появился и начал стремительно расти разлом. Он словно змея с гигантской пастью пожирал всех, до кого дотягивались постоянно раздвигающееся края разлома. Разлом распустил в разные стороны трещины в поверхности земли, чтобы охватить всю долину. Гибли в этой пропасти все без разбору.

Легионеры с ужасом заметили, что на них движется громадная толпа воинов, спасающихся бегством, а тех преследует отросток трещины, постоянно расширяясь и стремясь к краю долины. Легионерам стало понятно, что конец их приближается и остается только достойно встретить смерть, поэтому они громко и отчаянно закричали, в панике начали пытаться разрубить веревки, связывающие их, забегали по лагерю в поисках укрытия. Но как раз в этот момент дрожание земли начало затихать, движение трещины остановилось, а толпа воинов, бегущая на них, сильно поредела, и, достигнув их лагеря, не смела легион, а быстро просочилась через легионеров и скрылась в лесу.

На поле битвы наступила тишина. Это была условная тишина, в которую вплетался шум от обваливающейся с краев трещин земли, крики покалеченных и раненных, топот бегущих ног. Но грохот от разрывающейся поверхности земли исчез, и после него никакой шум не мог заглушить возникшую тишину.

Остатки легиона, в основном те, кто потеряли сознание и только сейчас пришли в себя, а также те, кто не смогли выпутаться и убежать прочь, смотрели на поле битвы.

На долину была наложена печать в форме звезды. Центр ее находился, где образовался первый разлом, и затем от этого места в виде лучей звезды разбегались трещины в земле, у своего основания эти трещины были шириной в сотни метров, у краев долины ширина достигала лишь нескольких метров. Дна у трещин не была, из глубины разломов выглядывала тьма, как будто трещины вели не в глубину планеты, а в другое пространство. На оставшихся участках земли двигались потоки воинов обеих армий. О продолжении битвы никто не думал, все стремились быстрее покинуть эту долину.

Как раз в этот момент Вова очнулся от обморока и с удивлением рассматривал произошедшие изменения. Он потерял сознание от удушья и давки в самом начале битвы и все время пролежал в ногах Джорика, который оказался и ловчее, и крепче. Джорик рассказал Вове об основных этапах битвы, насколько это было известно ему самому.

Наступил вечер и в лагерь с остатками легиона примчался их командир на лихом белом скакуне, лучи заходящего солнца сверкали на блестящих латах, его сопровождал знаменосец с прекрасным знаменем легиона.

- Воины! - закричал он. – Сегодня мы одержали великую победу! Родина будем вам благодарна.

Затем командир что-то сообщил младшим командирам и умчался на своем скакуне в сторону заката, ему следовал знаменосец, и прекрасное знамя легиона сверкало в лучах заходящего солнца.

Легионеры с удивлением переглядывались. Это был третий раз, когда командир появился перед легионом, и не многие его знали. К тому же легион по дороге к полю битвы постоянно доукомплектовывался встречными бродягами, нищими, крестьянами из деревень, разоренных впереди идущими войсками.

Младшие командиры сообщили легионерам, что война закончилась, легион расформирован, и кормить их больше не будут.

Очевидно, концентрация магии в районе битвы была столь высока, что любые слова имели силу заклинания. После нескольких слов, произнесенных командирами, лагерь легионеров опустел, словно по волшебству. Остались лишь калеки, которых легионеры носили с собой, чтобы получать за них порции пищи.

Вова проводил взглядом нищего, так похожего на Джорика. Воспоминания о мгновениях былой славы захватили его. В жизни нищего поначалу приходится постоянно идти на тяжелый компромисс со своей гордостью, совестью, амбициями, но со временем возможности для компромисса становятся все шире и редкие случаи успеха легко могут стать причиной для гордости. Статус легионера Легиона Священной Борьбы с Великим Порождением Зла грело душу одним своим названием, и истинное содержание этого статуса Вову в те времена уже не очень интересовало. После роспуска легиона по всем уголкам страны расползлись отставные легионеры, с реальными и мнимыми увечьями они просили милостыню во имя жертвы, которую они принесли на поле битвы двух миров. И вскоре страну наполнили легенды о подвигах, совершенных легионом, а количество легионеров увеличилось на порядок по сравнению с истинным составом легиона.

Вова смотрел вслед медленно удаляющемуся нищему. «Вот так и мы. Прошаркали полстраны, чтобы схватиться в кровавой битве с порождениями чужого мира. И что же мы заслужили за свой подвиг? Скупую милостыню и возвращение в свой прежней мир, где никто не знает о нашем героизме».

Вова действительно потерял многое от возвращения в свой собственный мир, ведь проживи он в мире магии еще хотя бы сто лет, он бы узнал, что за заслуги во время битвы с чужим миром Легион Священной Борьбы с Великим Порождением Зла стал элитным отрядом, который всегда находился возле короля, как его самая надежная опора. В его ряды принимали выходцев из самых достойных или самых богатых фамилий, каждый из них, вступая в ряды легиона, получал блестящие доспехи, которые так красиво сверкали в свете закатного солнца, и каждого сопровождал собственный знаменосец, несущий прекрасное знамя легиона. Общим с первым набором легиона у них было то, что они также как первые легионеры обвязывали себя шнуром перед битвой в знак того, что никто из них не дрогнет и не оставит товарищей на поле битвы, также как и первые легионеры, они не получали вознаграждение за свое служение легиону, и также как и первые легионеры они не разу не вступили в битву, так как их держали для нанесения последнего самого решительного удара, но если битва складывалась успешно, то в таком ударе не было надобности, а если не успешно, то понимание, что наступил момент для такого удара, приходило слишком поздно, и тогда единственное, что мог сделать легион это прикрыть бегство короля, часто опережая его.

Впрочем, успеха и богатства это Вове не принесло бы. Вряд ли его приняли бы в ряды этого блестящего отряда, да и конкуренция среди просящих милостыню «первых» легионеров Священного легиона и через сто лет была очень плотная.

Вова развернулся в направлении своего дома. Не стоят горевать о потерянной славе, этот мир тоже способен дать многое для упорного человека, способного идти к своей цели по самому дну.

***

На центральном перекрестке пешеходных дорожек Верманского парка в сверкании молний и блеске разрывов магических заклинаний появилась высокая фигура закованного в латы война. Он по инерции еще продолжал размахивать мечом и орать во все горло боевой клич, но тут же увидел, где оказался, оружие выпало из его рук. И войн воздел руки к небу, произнося очень грозное проклятие на неизвестном языке.

Петя узнал это место. Именно отсюда год назад он перенесся в мир магии. Как сильно было его разочарование, что через год он вернулся в свой скучный убогий мир. Это произошло именно тогда, когда он во главе армии союза загорных озер должен был нанести решительный удар по армии альянса озерного загорья, чтобы навсегда остановить смуту в стране озер и гор и благосклонно принять из рук благодарных жителей этой страны корону образованного им королевства.

Петя с гневом обрушил весь вес своей бронированной ноги на брусчатку пешеходной дорожки – приходилось начинать все сначала.


2017.02.01