Если друг оказался вдруг

Почему предательство всегда страшно? Потому что предают нас обычно близкие люди.

С Борькой мы считались друзьями. Жили мы на одной улице, вместе пошли в первый класс, вместе проучились пять лет, и даже после переезда нашей семьи в другой район города, частенько пересекались во время моих частых наездов к бабушке, которая осталась жить на той же улице. Был он балагур, с неистощимым чувством юмора и верховодил в нашей компании.

Помню, как во втором классе мы шли гурьбой из школы и неожиданно заметили, как параллельно с нами на тихой скорости едет легковая машина, в которой находилось трое мужчин. Вдруг машина остановилась, из неё вышел высокий мужчина с раскрасневшимся лицом и, обращаясь к нашему однокласснику Вовке, сказал: «Мальчик! Нас твой папа послал, поедем с нами!» Мы растерялись, лишь Борька начал подталкивать Вовку к машине, весело крича: «Езжай! За тобой же приехали!» Вовка заколебался, но тут шедшая навстречу женщина сказала нам строго: «Ребятки! Никуда не садитесь! Не вздумайте!»

Мы насторожились и быстро зашагали дальше. Мужчина вернулся к машине, и она поехала за нами. Дойдя до нашей улицы, мы припустили что есть мочи и разбежались по домам. Краснолицый мужчина вышел из машины, проследовал за Вовкой, потом остановился и вернулся к машине. Сколько лет прошло, а я как сейчас помню эту картину: растерявшийся Вовка, толкающий его в спину балагур Борька и женщина, буквально метнувшаяся к нам с предупреждением.

Следующая история произошла, когда мы учились в пятом классе. На уроке истории мы изучали подвиги героев Великой Отечественной войны. Учительница рассказывала о самоотверженности советских воинов и разведчиков, о страшных лагерях смерти, где проявлялось мужество одних и предательство других. После рассказа о Зое Космодемьянской, о жестоких пытках, которые не сломили юную комсомолку, учительница предложила нам написать сочинение, в котором нужно было ответить на вопрос, а как бы ты повёл себя в подобной ситуации и твоё отношение к предателям Родины. Сидя перед чистым листом бумаги, я представил, как мне загоняют иголки под ногти, и содрогнулся. Затем написал приблизительно следующее: что нечестно клеймить позором предателей, сидя в тёплом светлом классе, где тебе ничего не угрожает, и неизвестно как бы мы все повели себя во время пыток.

На следующий день разгорелся страшный скандал: учительница перед всем классом зачитала мои рассуждения, меня заклеймили потенциальным предателем Родины, потом вызвали в школу отца, чтобы расспросить о методах воспитания в нашей семье, где вырастают дети с таким вот чуждым советскому народу мировоззрением. Нужно сказать, что из-за моего поведения отца в школу вызывали нередко, и каждый такой вызов дома заканчивался «разбором полётов». На этот раз отец мне не сказал ничего.

Друг же мой Борька на до мной ухохатывался и крутил пальцем у виска: «Ну, ты и дурак! Кто тебя за язык тянул? Вот смотри — я наплёл всякую чепуху, а у меня пятёрка стоит!» И он показал тетрадь, где было написано, как бы он, Борька, стойко держался на допросах, что предавать Родину и товарищей — это подлое дело и всех предателей нужно расстреливать. А через некоторое время случилась эта история.

Выражения «забить стрелку» в те времена не было, но случилось так, что однажды нашу компанию пригласили на одну из соседних улиц, вроде бы для мирного разговора, но, как оказалось, ждали нас совсем не с мирными целями. Откровенно говоря повод для этого был, но суть не в этом. Нам назначили день и час, мы собрались и направились было идти, как только что балагурящий Борька вдруг что-то замямлил, потом сказал, что идти не может. Ну не можешь, так не можешь, ответили мы и отправились на встречу без него, втроём: я, Шурка и Борькин двоюродный брат, который и передал нам приглашение от жаждущих с нами поговорить.
 
И вот, свернув в нужный переулок, мы увидели толпу с явно недружественными намерениями, а когда за спиной у себя обнаружили несколько человек, перекрывших своими велосипедами выход из переулка, то поняли, что попали в западню. Обнаружив, что рядом с нами нет Борькиного родственника, поняли и остальное. Превосходство сил было на стороне противника раз в десять. Прорваться нам удалось только благодаря находчивости Шурки — самого крепкого из нашего класса, обладающего недюжинной силой. Он ринулся на одного из пацанов, перекрывших дорогу своим велосипедом, врезал пинком по спицам, а когда тот с ужасом нагнулся к своему двухколёсному коню, схватил его за шкирку и отшвырнул в сторону вместе с его великом, открывая путь для отступления. Наши враги, оседлав велосипеды, ринулись за нами, но велосипеды их и сгубили: толкнуть одного, другого мчащегося на велосипеде было достаточно, чтобы организовать свалку и благополучно скрыться.

Когда мы вернулись на свою улицу и встретили Борьку, то по его виляющему взгляду побитой собаки сразу поняли, что это он, недавно получивший пятёрку за пафосное сочинение, нас предал. Да и сам он не стал долго отпираться и признался, что о засаде, которая нас ожидала, его предупредил двоюродный брат. Странно, но этот факт нас настолько потряс, что мы ничего ему не сделали, а просто разошлись по домам, а на следующий день постарались забыть происшедшее. Борька тоже делал вид, что ничего не случилось, всё также балагурил и вскоре вновь стал душой нашей компании.

И вот, через несколько десятков лет эта история неожиданно всплыла из уголков моей памяти, зародив в душе недоумение. Почему мы тогда не врезали предателю? Почему не плюнули ему в лицо? Почему спустя некоторое время вновь все дружили, как ни в чём не бывало? Пришла мысль, что, вероятно, потому что воспринять это подлое предательство, как реальность, было невыносимо для нашего мальчишеского сознания. Мы инстинктивно ушли от проблемы, чтобы духовно не надломиться.

Странно, но все люди, в разное время меня предававшие, чем-то напоминали моего друга детства Борьку той же самоуверенностью, завышенной самооценкой и гнильцой внутри. Размышляя над этим случаем с высоты прожитых лет, пришёл к выводу, что и хорошо, что мы тогда с Шуркой не начистили физиономию нашему слабому духом товарищу. Хорошо, что не стали выяснять с ним отношений, иначе бы опустились до его уровня. А так… А так, как говорится, Бог ему судья. Но только одна мысль меня тревожит в последнее время: почему через столько лет нехорошее чувство, которое в православных молитвах называется памятозлобием, так и не уходит из моего сердца?