Последний бой майора Карташова

Памяти бабушки Карташовой Пелагеи Ивановны,
дорогим односельчанам села Новоселовка
Нижнедевицкого района Воронежской области
посвящается

ПЕЛАГЕЯ
Пелагея проснулась и глухо застонала. Темную хату освещал слабый огонек лампадки в углу. Она редко молилась, и на этот раз, взглянув в строгий лик образа, проступающего сквозь слабый свет фитилька, лишь тяжко вздохнула, произнеся, скорее по привычке: «Матерь Божья, Спаситель, помилуйте».
Она не знала, явь ли, сон ли, почувствовала лишь, что кто-то провел рукой по ее лицу.
— Сынок, Жора, ты что?
Хата ответила тишиной, и Пелагею снова охватила тревога. Открыв глаза, она поняла, что не дома.
— Значит, я опять вернулась в Грузию.
— Мартинка, — почти беззвучно позвала она мужа, но вспомнила, что ее Мартына Петровича давно нет в живых.
— Жора, сынок. — Она потянулась всем своим существом к толпе, которая собралась около ее хаты. В толпе стоял тот, кого она приняла за сына Жору. Он повернулся к ней лицом и покачал головой.
— Сынок, — снова позвала она его и отшатнулась, увидев, как он измучен. Безмолвный взгляд из толпы красивой женщины, которая посмотрела на Пелагею с материнским состраданием, придал ей силы. Как за спасительный круг Пелагея зацепилась за этот всепонимающий взгляд и протянула женщине руки.
 — Это Георгий,- тихо сказала женщина. — Он должен победить зверя. Но это не твой сын.
— Как тебя зовут? — прошептала Пелагея.
— Александра. Я приму муки вместе с Георгием. Твой тоже станет Победителем. Копья пронзят и твое сердце.
— Мама, мама, — старший сын в испуге тряс Пелагею. — Проснись, ты так кричала, звала меня.
Пелагея прижала к себе такого родного, такого любимого ее Жорика и никак не могла унять дрожь. И, обратив свое лицо к образам, все шептала: «Господи, сохрани и помилуй всех мучеников».
— Какое сегодня число, сынок?
— 6 мая.
— Ох, глупая я, нынче Егорий, бабы скот выгоняют. Пора, сынок, за огород браться. Буди Ваньку с Колькой. И Маньку в стадо выгони.
— Мам, а что это за Егорьев-то день?
 Жора спросил просто так, а Пелагея осела. В глазах темно стало, и будто молнией прожгло сердце. Егорий… Георгий… Жорик…
— Мам, да что с тобой сегодня? Не заболела?
— Ничего, сынок, ничего. Иди.
 …Пошли дни, похожие друг на друга. Поле, огороды, работа с утра до ночи. И все в одни руки. Хорошо, что Жорик уже отслужил, будет хозяин в доме. Ему бы девушку скромную. Пелагея улыбнулась сама себе. Красивый у нее сын, статный, серьезный. А девки новоселовские так и липнут к нему. Вчера соседка сказала, что в Новоселовку из района Нижнедевицка даже прибегают. А он что-то ни одну и не выделил. Все «кренделечки мои, кренделечки»… Девки хохочут, заигрывают. Какой-то он у меня особенный. Может, при нем Колька с Ванькой поумнеют.
Колька с утра уже в гармошку вцепился. Ох, рыжий бес. Вот от кого девки-то с ума сходить будут. Хоть спеть, хоть сплясать, да и не криворукий. С характером опять же. Ванька другой. С ленцой и без интереса. «Ох, Мартишка, Мартишка», — помянула она Мартына Петровича, своего мужа. Встал бы да глянул, как мне тяжко, с ребятами-то. Жорку бы женить, а куда ж сноху брать, хата никудышная.
— Теть Поль, мамка просила соли немножко дать.
Пелагея прервала ход своих думок.
На пороге стояла соседская девчушка Шурка. Дите без отца растет. Тихая, все на завалинке в куклы играется.
— Ну, проходи, чего испужалась, трехкопеешная ты наша.
 Колька стянул меха и озорно глянул на Шурку.
— О, невеста моя пришла.
— Будя, будя, рыжий черт, иди делом займись.
— Ма, а правда говорят, что война будет?
Пелагея охватила сына поперек спины тряпкой и снова почувствовала, как что-то сильно кольнуло в сердце.
— Чтоб тебя чемер взял с твоим языком, болтаешь, сам не помня чего.
 Пелагея и сама уже не раз слышала, что ерманец войной грозится, но неметчина далеко, и Пелагея, как и все в селе, свято верила в то, что на них никто не посягнет, потому что Сталин войны не допустит.
А «ерманец» уже топтал своим сапогом Европу. И мало кто понимал в этом маленьком селе в майские дни сорок первого, что совсем скоро освобождать оккупированную Европу придется их сыновьям, совсем еще  мальчишкам. Ценой своей крови.
Она не больно-то вникала ни в дела божьи, ни в дела царей и властей. Раз там говорят, что Германия не пойдет на Россию войной, значит, там знают. Власть хоть и далеко, но людей своих зверям на растерзание не отдаст.
Только судьба свела ее с властями скорее, чем она предполагала. Да так, что не забыть.
 
МАРТЫН

 Мартын Петрович Карташов Пелагее был послан словно на испытание.
Баламут и гармонист, он немало доставил Полюшке переживаний. Но любила Поля своего Мартишку больше жизни. Она была девушка с характером, шла на любые отчаянные поступки, когда разум с сердцем бросали друг другу вызов. И разум почти всегда отступал.
 Сгорая от ревности, она как-то бросилась вниз головой в Занину речку. Вытащили.
 А то был случай…И смех и грех.
 Мартын как-то уговорил Полю обменять телушку на зерно в деревне, которая была километрах в тридцати от Новоселовки. Взял гармонь, сел на бедную скотинку верхом и уехал. Неделю ждала Поля муженька, да так и не дождалась. Решила идти пешком в ту деревню, взяв за ручонку своего первенца. Жорику было годика три-четыре. Под проливным дождем Пелагея добралась до места и увидела своего Мартинку не только живым и здоровым, но даже сильно веселым и распевающим во всю «ивановскую»:  «А дедушка лысый был, а дед свою бабку любил…».
— Куды ж ты телушку дел, анчихрист ты окаянный?
— Поль, какую такую телушку?
 Пелагея развернулась и — в обратный путь так же — пешей. Мартын сообразил, что дело-то как-то неловко получилось и, взяв у хозяев лошадь, кинулся домой. К вечеру добралась и Пелагея с малышом. Картина, которая открылась бедной женщине, привела ее в ярость. На пороге крыльца сидел ее Мартинка все с той же гармошкой.
— Полюшка, а ты откуда? Я тут жду, а тебя все нет и нет. Ты куда ходила, Полюшка? — придурялся Мартын.
— Ах ты, анафемская ты душа, чемер тебя возьми, — накинулась Поля на мужа с «хорошим» дрыном. Огрела по спине, будь здоров!
— Ой, Полюшка, вот тут, вот тут еще погладь, а то чешется что-то.
 Отбросив палку, Поля без сил села на ступеньки, прильнув к своему непутевому мужу.
 Говорили ли они про свою любовь? Да кто тогда этим словом бросался?
Любовью испытывали надежность, опору, но никогда не говорили про эту самую любовь.
 В девятнадцатом году Мартын Петрович воевал с белыми и промышлявшими по лесам бандитами. Деникинцы, наступая на Москву, главные удары наносили на воронежском и курском направлениях. В том же году военные отряды Мамонтова захватили Воронеж. Повсеместно шли белогвардейские погромы, грабились церкви. На площади Круглых рядов проходила публичная казнь партийных деятелей города. В ответ на белогвардейские погромы простые крестьяне воронежских деревень вступали в отряды Красной Армии, снабжали ее лошадьми, фуражом, продовольствием, организовывали крестьянские отряды сопротивления. Мартын Петрович со своим конным отрядом таких же сельских, но лихих ребят немало вреда нанес белогвардейским бандам. За головы этих простых, но преданных Советам, крестьянских парней, белые много чего обещали. Да и не сносить бы однажды им этих голов, кабы не любившая своего Мартишку Поля. В тот вечер бандиты заскочили в Новоселовку с расправой над отрядом Карташова, да кто-то донес, что отряд находится в соседнем селе Вязноватка. Огрев со всего плеча Пелагею плетью, за то, что не выдала мужа, белые ускакали. Поля вскочила на хозяйскую лошадь и другой дорогой птицей влетела в село, которое не раз подвергалось оккупации деникинцами.
— Марти-ин, белые! Скорей уходите, «анахвемы» вы души…
 Как сама, будучи на сносях, не стала добычей банды, Господь знает.
Через несколько месяцев Пелагея разродилась мальчиком. В честь Егорьева дня ребенка назвали Георгием. Это был великий дар любви. Любви, порой мучительной и жертвенной.
Испытаний Пелагее Ивановне и Мартыну Петровичу хватило за глаза.
 До войны Карташов заведовал мельницей. Был он человеком порядочным, но своевольным. В те годы за горсть муки сажали на десятки лет. И о чем думал Мартын, когда не муку, нет, а какой-то отсев, а то и просто отруби давал голодающим семьям. Впрочем, что греха таить, бедным детишкам, бывало, выгадывал горстку-другую мучицы. Нашелся доброхот, шепнул куда надо о разбазаривании социалистической собственности.
 Ночью Мартына Петровича подняли с постели и увезли в Нижнедевицк. Голосившей от горя Поле он только и сказал: «Не поминай лихом, береги ребят, не увидимся уже».
 Никто после так и не допытался у Пелагеи, как она, не знавшая грамоты, смогла написать Калинину письмо. Всесоюзный староста (не чудо ли?) прислал в Нижнедевицк распоряжение отпустить Карташова Мартына Петровича за отсутствием в его действиях злого умысла. А, может, вспомнили его заслуги перед Советской властью в лихие годы белого террора.
 С письмом из Москвы Пелагея и явилась в пересыльную тюрьму к мужу.
— Собирайся, Мартиш, домой.
— Да что ты, Полюшка, ты уж прости меня, не жить мне уж… Супротив  властей не попрешь.
— Пошли, пошли… Вот письмо…
 Только радоваться пришлось недолго.
 Стал Мартын Петрович чернее тучи, запил беспробудно. И в один момент сказал, как отрезал: «Не могу я тут жить, где меня за врага и подлеца посчитали. Уедем».
— Марти-ин, куды ж мы поедем с тремя ребятишками-то? Ить тебя ж не обвинили, чего ты удумал?
— Не могу, Поля. По улице пройти не могу.… Как увижу этого доносчика, боюсь, убью иуду. Он же не остановится, житья не даст.
 Так они на несколько лет оказались в Грузии, в Кабулетском районе Аджарской АССР на чайных плантациях. Пелагея смирилась с новыми испытаниями, но тяжелее стало, когда Жорику пришла повестка в армию. Мартын Петрович все сильнее пил и говорил: «Я помру, Поля, быстро. Напьюсь и помру. Одна у меня надёжа – на Жорика». Так оно и вышло.
Оставшись с двумя пацанами, Пелагея как будто нарочно изматывала себя непосильной работой. И как-то, без сил свалившись под чайный куст, задремала. Женщину не заметил водитель чаеуборочной машины и проехал поперек груди и по ногам. По природе сильная, выносливая, Пелагея выжила, но всю жизнь кашляла и не расставалась до конца жизни с двумя костылями.
 Оставаться там, где она похоронила своего Мартишу, лихого красного командира, она не могла и, забрав ребятишек, вернулась в Новоселовку. Туда же пришел из армии возмужавший, отслуживший три года ее старший сын, ее надежда и единственная опора.
 Шел май 1941 года.

 ВОЙНА
 
 В годы Великой Отечественной войны Нижнедевицкий район, как и вся Воронежская область, был ареной жестоких военных действий.
Будучи достаточно удаленным от западных границ Советского Союза, несмотря на приближающуюся линию фронта, Воронеж в течение первого военного лета оставался в глубоком стратегическом тылу. С понедельника 23 июня 1941 года на основании Указа Президиума ВС СССР от 22 июня 1941 года о мобилизации военнообязанных по четырнадцати военным округам в Воронежской области началась мобилизация. Призыву подлежали военнообязанные граждане с 1905 по 1918 годы рождения. Георгий Карташов был двадцатого года, но, поскольку он еще не успел, как говорится, снять армейскую форму, военкомат не отказал добровольцу, рвущемуся на фронт.
 Пелагея Ивановна зашлась в безысходном крике.
— Не плачь, мам. Жди меня. Или грудь в крестах, или голова в кустах.
 Пелагея собрала сыну узелок, положила курицу и запомнила на всю оставшуюся жизнь, как уходил ее Георгий, чтобы принести миру Победу и чтобы никогда треклятый фашист, этот зверь с паучьей свастикой, не жег наши города и села, и чтобы никто не мешал нам жить так, как мы хотим сами.
 До самого сорок второго года Пелагея Ивановна не знала, где воюет ее сын. Жив ли?
 В середине июля – начале октября 1942 г. войска вновь образованного Воронежского фронта предприняли ряд наступательных операций ограниченного характера не только в районе Воронежа, но и к югу и северу от него в целях разгрома противника и освобождения части территории города и области. Особенно ожесточенный и длительный характер носили сражения за Чижовский плацдарм в юго-западной части Воронежа. Доходили с фронтов страшные вести и до новоселовцев. Говорили, что Воронеж захвачен немцами, на Чижовке сотни расстрелянных мирных жителей: детей, женщин, стариков.
 Чижовский плацдарм – это не только главное ратное поле воинской славы Воронежа, но и большая братская могила многих тысяч героических освободителей первого города-фронта России.
 Пелагея Ивановна не знала, что ее Георгий уже воевал в 283 стрелковой дивизии. 6 сентября 1941 года эта дивизия девятнадцатью эшелонами убыла на фронт. 9 сентября 1941 года она влилась в действующую армию в составе Брянского фронта. К двадцатым числам сентября 1941 года 283 стрелковая дивизия сосредоточилась в лесу юго-западнее города Севск Орловской (ныне Брянской) области. Шли жестокие бои в районе Болхова Орловской области, в которых Георгий Карташов получил первые ранения. Ордена и медали будут потом. А сперва – искупительные жертвы. Без них Победы не бывает.
Кто выжил в мясорубке сорок первого и начала сорок второго, тот поистине родился в рубашке.
За всю войну пуля – дура пометит Георгия не раз: 10 ноября сорок первого – ранение и контузия; 19 ноября того же года – первое тяжелое ранение; 6 февраля сорок второго снова ранило, но с поля боя боец не ушел. Мол, нас, Карташовых, так просто не возьмешь. Но через 4 месяца в первых числах июня рана оказалась такой тяжелой, что боялись: не дотянет лихой стрелок до госпиталя. Парень выдюжил и снова рвался на передовую. Да только командование угадало в Карташове не просто отчаянного и смелого бойца. Именно за ним в бою поднимались товарищи. Карташов был по природе смекалист и в тяжелой ситуации не раз находил одно единственное правильное решение.
 После госпиталя Георгия послали учиться на курсы усовершенствования командного состава, после чего старший лейтенант Карташов Георгий Мартынович был назначен командиром батальона 392-го стрелкового полка 73-й стрелковой дивизии 48-й армии Брянского фронта.
В боях на Орловщине старший лейтенант Карташов начнет свой славный и тяжелейший путь, который вместе с ним пройдут тысячи и тысячи простых ребят от сохи, не знавших сладкой еды и любви, не успевших сказать главные слова близким и любимым, потому что у многих этих любимых просто еще не было.
При освобождении Дросковского, Покровского, Севского районов новоселовский парень примет суровое боевое крещение, и на грудь его лягут первые боевые «кресты».

ОККУПАЦИЯ

 Оккупанты (части сильнейшей моторизованной дивизии вермахта «Великая Германия») впервые ступили на воронежскую землю 1 июля 1942 года в районе хутора Широкий Нижнедевицкого района. В первых числах июля фронт подошел к границам непосредственно Нижнедевицка. Районный центр был уже оккупирован немцами, на улицах Новоселовки тоже звучала чужая ненавистная речь. Женщины, дети и старики жили в тревожном ожидании исхода оккупации. На окраинах села Новоселовка горели хаты, и Пелагея с младшими Колькой и Ванькой часто спускалась в погреб, прячась от налетов авиации.
 Многие дома были заняты немцами, и жителям приходилось ютиться по сараям. Люди старались как можно реже выходить на улицу, и только дети, несмотря на запреты родителей, все же пробирались к огородам и полям, чтобы хоть что-то найти для утоления голода. Страх и горе умножали местные предатели из числа полицаев. Это их, иудиных потомков, прямолинейная и жесткая в оценках, Пелагея называла «аскариотскими иродами», за что один из них постоянно угрожал женщине нешуточной расправой. Недобро усмехаясь, он напоминал ей, как услал ее Мартына Петровича в кутузку и, несмотря на костыль «красной вдовы», старался гнать женщину на самые трудные работы.
Не преминул он напомнить о том, что ее сын тоже командует на войне.
— И тебя, красная сволочь, надо повесить, — свирепел полицай на Пелагею.
 Не без участия продажных иуд совершались массовые угоны беззащитных женщин и детей в Германию, о чем из районного центра постоянно приходили слухи.
 Впрочем, в самой Новоселовке немцы не проявляли сильной агрессии. Первый год войны поубавил пыл завоевателей. Не получилось у этих зверей молниеносной победы, а поэтому завоевавшие за 100 дней пол-Европы оккупанты, обломав часть зубов в России, уже не выглядели властелинами мира. Более того, было видно, что те немцы, которые не проявляли к русским зверской ненависти, теперь особенно чувствовали себя оболваненными Гитлером. Они были солдатами, вынужденными воевать. Сердобольные новоселовские женщины иногда проявляли к немцам, у которых там, в далекой Германии, тоже были дети, чувство, где-то похожее на жалость. И даже  тетка Матрена, сердце которой, кажется, давно окаменело от горя, потерявшая на войне сразу и мужа, и четырех своих сыновей, с каким-то безучастным недоуменным вопросом смотрела на пришлых в ее село немцев: «Что вы тут делаете, чтоб вам пусто было.… Ай, вам своей землицы мало, что вы своими сапожищами нашу-то топтать пришли? Что ж вы зверю-то, Гитлеру, подчинились?»
 В доме Пелагеи поселился высокий рыжий немец – Каспар. Но поскольку ни ребята, ни она сама кроме трех слов: айн, цвай, драй из немецкого «собачьего лающего языка» ничего не знали, с постояльцем не общались. Взрослое население поголовно гоняли на работы; детей, которые постарше, немцы тоже заставляли работать вместе с матерями.
 Каспар пытался заговаривать с Пелагеей, окорачивал пыл местного полицая, который продолжал особенно отыгрываться на семье Пелагеи, строго следя, чтобы «комиссарская сучка» не отлынивала от работы. Пелагея понимала, что этот «аскариёт» ненавидел их семью за ее покойного Мартына Петровича, которого в былые времена за глаза всегда называл «красной сволочью». Пелагея посылала полицая куда подальше такими словами, что даже Каспар, не понимая смысла, но слыша забористую отповедь Пелагеи, поощрительно улыбался.
 Он частенько угощал Кольку с Ванькой сладостями, за что гордая Пелагея детей нещадно наказывала.
 Каспар виновато пытался объясниться. Смысл был понятен. «Каспар не хотел войны. Гитлер хотел войну. Скоро Гитлер капут». Пелагея всплескивала руками и тоже посылала немца куда подальше и приказывала не заводить этих разговоров. Немца она не боялась, но все же понимала, что опасаться надо, поскольку кроме нее детей защитить будет некому.
 И все же Каспар позаботился о вдове и получил разрешения не гонять Пелагею на тяжелые работы, где она могла бы и не выжить. После наезда на нее машины в Кабулети, Пелагея все чаще задыхалась и уже совсем не обходилась без костыля.
 Получив послабление, Пелагея не стала мягче к оккупанту, хотя понимала, что без его участливости судьба могла бы повернуться к ней не тем боком. Но чуть не погубили семью сами сорванцы. Где-то Колька нашел боевую гранату и подговорил младшего брата спрятать ее в поддувало печи. Что могло бы случиться, приведи они ее в действие, если бы опять же не Каспар, который сразу смекнул, что «малолетние партизаны» решили воевать, в том числе, и с ним, с Каспаром. Ребят он не выдал, но жестами объяснил Поле, какую рискованную затею надумали ее дети. Пелагея высекла «аскариотских и сукиных детей», зажав их головы между колен, но к Каспару так и не смогла испытать более доверчивое чувство.
Да и у её у ребят сформированный взгляд на «хвашистов» не могли поколебать никакие розги, сладости и запреты. Особенно у Коли, который так и лез на рожон, выказывая свою ненависть к врагам любым, порой не детским, способом. Он неведомо где выкопал дразнилку и, едва увидев вдалеке идущего постояльца, бесстрашно, хоть и тихонько начинал распевать: «Каспар Шляк, куря табак». Ванька доносил об этом матери, за что Колька был постоянно луплен.
–Ничего, – пыхтел зло Колька, – скоро братка вам всем покажет.
В ходе наступательной Воронежско-Касторненской операции в конце января начале февраля 1943 г. Нижнедевицкий район был освобожден. Основные силы (7 дивизий) 2-й немецкой армии и примкнувший к ней 3-й венгерский армейский корпус (две дивизии) были настигнуты за Доном и попали сначала в малые «котлы», а потом в большой «котел» между Касторным и Нижнедевицком. В итоге большей частью они были или пленены или уничтожены.
Однако это памятное событие было только завершением многомесячного сражения на территории Воронежского края в июле 1942 – январе 1943 гг. В сражениях на воронежской земле погибло около 400 000 советских воинов.
Но и оккупанты дорого заплатили за свои бесчинства. Особенно румыны и венгры, которые под Воронежем практически потеряли всю свою наиболее боеспособную армию, а всего на воронежском направлении было уничтожено 26 немецких дивизий, 2-я венгерская (полностью) и 8-я итальянская армия, а также румынские части. Количество пленных было больше, чем под Сталинградом.
В ночь на 1 февраля немцы были выбиты из села Новоселовка. Вместе  со всеми исчез и Каспар.
 Рано утром Пелагея растормошила ребят и, не сдерживая слез, сказала, что агрессоры покинули село.
Колька соскочил с печи и с гиканьем: «Ура! Наши пришли! Скоро братка возвернется», — вылетел из хаты. За ним, шмыгая извечно сопливым носом, побежал и Ванятка
— Куды вы, оглоеды голожопые, вот Жорка придет, он вам задаст, — пуще для острастки крикнула вслед сыновьям Пелагея.
Где ты сейчас, сыночек? Когда ж снесут башку этому треклятому зверю-супостату.
2 февраля на улицу, без опаски покинув свои убежища, высыпали и стар и млад  новоселовцы, которые из уст в уста передавали новость о том, что уже очищен от противника последний оккупированный населенный пункт Воронежской области – хутор Широкий Нижнедевицкого района, который первым принял удар оккупации.

ЗА ДЕРЕВНЮ ВАСЮТИНО. ДВА КОМБАТА

73-я стрелковая дивизия, в составе которой старший лейтенант Карташов был назначен командиром стрелкового батальона, с октября сорок второго по январь сорок третьего находилась в обороне. Дивизия прочно занимала обороняемые рубежи и успешно отбивала неоднократные атаки противника, который нес огромные потери.
 Бойцы справедливо оценивали успехи дивизии с именем бесстрашного, грамотного командира полковника Д. И. Смирнова, ставшего к концу войны генералом и Героем Советского Союза.
4 февраля 1943 года дивизия перешла в наступление.
Бойцы были настроены отчаянно. Они за время нахождения в обороне немало слышали о многострадальной земле Орловщины и, в частности, Покровского района.
Более года (с ноября 1941 до 1943 года) большая часть Покровского района была оккупирована фашистами. Дважды проходила по этой местности и линия советско-германского фронта, шли кровопролитные бои местного значения. За время немецкой оккупации было казнено около тысячи местных жителей. Известны факты массовых казней, совершенных фашистами в 1941-1942 годах. В селе Трудки они уничтожили более 150 человек, в селе Вепринец — 64 человека, в селе Липовец — более 40. Отступая, гитлеровцы сожгли многие населённые пункты.
На 5 февраля 1943 года у деревни Васютино намечался жаркий бой. Февраль и март 1943 года выдались экстремально холодными. Местность была равнинной, открытой, при морозах за тридцать градусов дули сильные ветры.
 Командир 392-го стрелкового полка Елькин присматривался к бойцам, определяя сильные звенья. Взгляд остановился на статном комбате второго стрелкового батальона.
 Подошел, спросил: «Куришь?».
— Нет. Закурил еще пацаном, да мать на всю жизнь отшибла от этого занятия.
— Строгая?
— Героическая, — улыбнулся комбат.
— Отец, поди, на фронте?
— Умер. Еще до войны. Мать одна с двумя пацанами в деревне под Воронежем, в оккупации.
— Девушка есть?
— Не успел.
— А я думал, что у таких, как ты, все девушки в селе – твои.
Комполка отметил необычное сочетание синих глаз и смоляно-черных волос парня. Подумал: «Мальчишка совсем. Сразу видно, толковый и по-сельски скромный».
 — Давай знакомиться, лейтенант. Григорий Николаевич. Елькин.
— Георгий. Карташов Георгий Мартынович.
— Завтра бой. Как ты думаешь, выдюжим? Кто тут, на твой взгляд, особо боевой.
— Да все, товарищ майор. Капитан Кальян, сержант Пожарский, капитан Власов. Мы все время вместе.
— Ну, хорошо, лейтенант. Покажешь себя – быть тебе майором. Так что пиши своей героической матери, что вернешься – грудь в крестах…
 — Хороший у нас командир, — отметил Георгий вслед уходящему к другим бойцам майору.
Об этом замечательном офицере, настоящем командире — отце для своих солдат и сержантов, которых война бросила в самое пекло, сохранились воспоминания его дочери Брежневой Галины Григорьевны.
«Мой отец с первых дней войны стремился в действующую армию, на фронт. Его поддержали, и он был назначен командиром отдельного батальона.
С раннего утра до позднего вечера можно было видеть Елькина на оборонительных работах его батальона: траншей, ходов сообщений, блиндажей, оборудования огневых позиций пулемётчиков, миномётчиков, артиллеристов — всё под его руководством сооружалось в срок, с высоким воинским мастерством. Большой объём оборонных работ он умело сочетал с боевой учёбой подразделения своей части.
В течение короткого срока батальон под командованием Григория Николаевича Елькина превратился в примерную часть, хотя условия дислокации и боевого сколачивания были для него хуже, чем для других частей. В конце апреля 1942 года соединение прибыло в действующую армию в состав Брянского фронта.
 В октябре 1942 года мой отец был назначен командиром 392 стрелкового полка 73-й стрелковой дивизии».
Карташов еще не знал, что через несколько дней после успешного боя за деревню Васютино Дросковского района майор Елькин погибнет. Все, кого назвал Георгий, действительно проявят в бою беспримерную отвагу и героизм, многие бойцы получат разной тяжести ранения.
 Григорий Елькин собственноручно подпишет наградные листы капитану Сергею Елизаровичу Власову, старшему сержанту Ивану Ивановичу Пожарскому на ордена «Красная Звезда», капитану Сафрону Григорьевичу Кальяну на медаль «За отвагу».
 В наградном листе на Карташова Георгия Мартыновича, где стоит подпись майора Елькина, говорится: «Карташов Георгий Мартынович в бою 5 февраля 1943 года за деревню Васютино Дросковского района Орловской области показал исключительное мужество и отвагу. Командуя батальоном, его подразделение под сильным пулеметным и минометным огнем и бомбежкой с воздуха, стремительно ворвалось в деревню.
Карташов был ранен, но с поля боя не ушел, продолжая управлять батальоном. При этом было уничтожено более 150 фашистов».
Выбив немцев из деревни Васютино, полк продолжил освобождение сел и деревень Орловской области. Почти в каждой деревне наши солдаты видели картины диких расправ над женщинами и детьми. После этого они вели бои, часто невзирая на огонь и численность гитлеровцев, горя одним желанием – отомстить.
Комполка Елькин искренне гордился воинами своего полка. С заместителем по политчасти Новиковым, бывая в батальонах, ротах, беседуя с коммунистами, он отмечал, насколько высок боевой дух солдат.
Перед соединением была поставлена задача: на земле орловщины создать глубокую сильно укреплённую оборону.
Орловский плацдарм немцев представлял собой огромную дугу, обращённую выпуклостью на восток. Границей, окаймлявшей этот плацдарм с северо-востока, востока и юго-востока, служила линия фронта, проходившая южнее Кирова на Думиничи и далее на Новосиль – Змиевку – Тагино – Дмитровск-Орловский. В системе неприятельской обороны Орловский плацдарм – один из наиболее мощных и сильно укреплённых, имел большое оперативное значение. Он мог служить исходным районом как для наступления немцев на Москву, так и для их удара на Курск с севера.
После однодневного отдыха в освобожденной деревне Васютино Дросковского района бойцы получили приказ о наступлении на поселок Красный Пахарь. Но наступление было приостановлено сильным огнем противника. Елькин был контужен и ранен в обе ноги. Это было 8 февраля 1943 г.
 Полк рвался к станции Змиёвка, чтобы парализовать железную дорогу Орёл-Курск. Управляя боем, Елькин стремился быть как можно ближе к боевым порядкам полка. В районе села Богодухово он избрал наблюдательный пункт в небольшом открытом окопе, оттуда и управлял боем. Не суждено было Григорию Елькину осуществить свою мечту по взятию узловой станции. Прямое попадание мины оборвало его жизнь. Генерал-майор Дмитрий Смирнов отправил представление на награждение своего героического подчинённого Орденом Ленина (посмертно), но, вышестоящее начальство подписало приказ о награде Орденом Отечественной войны II степени.
Бойцы решили похоронить своего командира на станции Змиёвка.
Но еще три дня здесь шли тяжелые бои. И только когда станция была взята, и немцы отступили, в ночь на 26 июля бойцы похоронили своего командира.
Весь день шёл дождь, как будто природа оплакивала замечательного человека и командира.
Ровно через месяц 27 августа в боях за деревню Смолово Севского района Орловской области Георгий Карташов совершит еще один подвиг в составе 471 стрелкового полка все той же героической Краснознаменной 73 стрелковой дивизии Белорусского фронта. Когда батальон Карташова приблизился к этому огненному рубежу, то наткнулся буквально на ураганный огонь. Но сломить бойцов было непросто благодаря тому, что у них была хорошо налажена связь с артиллерией, и это дало возможность уничтожить все преграды.
 В этот день умелым маневром Карташов выбросил две свои роты на фланги. Преодолев проволочные заграждения, бойцы ворвались в ходы сообщения противника. Схватка была не просто короткой, а практически молниеносной. Здесь полег почти весь взвод вражеской пехоты и взято в плен 40 фрицев. Новый командир 471 полка майор Григорьян назовет Карташова командиром бесстрашным и знающим условия современного боя. И как предвидел его погибший за станцию Змиевка Орловской области комполка Григорий Елькин, Карташов получил погоны майора.
Враг был еще силен. На пути была Десна, которую фашисты попытались превратить в узел сопротивления с огромным количеством современного оружия. Первый батальон майора Карташова, не потеряв ни одного бойца, первым овладел противоположным берегом реки. Командир полка Григорьян написал ходатайство о награждении комбата Карташова орденом «Красная звезда», но вышестоящее начальство вручило ему орден Александра Невского.
 Орденом Александра Невского награждались командиры дивизий, бригад, полков, батальонов, рот и взводов за личное мужество и храбрость.
************
Покровская земля свято чтит память о своих освободителях. При освобождении Покровского района Орловской области погибло почти шесть тысяч советских солдат, захороненных в 69 братских могилах.
Вечным напоминанием о кровавых схватках зимы-весны 1943 года стала братская могила в центре села Алексеевка, в которой нашли последний приют многие литовцы, русские, евреи (в 16-й Литовской стрелковой дивизии представители этих трёх национальностей составляли подавляющее большинство). Речь идет о первом боевом крещении 16-й Литовской стрелковой дивизии, приданной 48 армии (Командующий – генерал-лейтенант П. Л. Романенко) Брянского фронта, в составе которой майор Карташов дойдет до самой Польши. Самое большое на территории Покровского района воинское захоронение (более двух тысяч советских солдат и командиров) со временем превратилось в мемориальный комплекс, на который по торжественным датам обязательно приезжали гости из Литвы. Даже сейчас, уже в новой России, не все литовцы забыли  об Алексеевке.
В середине восьмидесятых Покровский район посетили ветераны 16 Литовской стрелковой дивизии. Автор этой книги, будучи корреспондентом Покровской районной газеты «Сельская правда», несколько дней провела с гостями и по их воспоминаниям опубликовала очерк «И ожила «Долина смерти», в котором рассказала о зимних и летних боях 1943 года у села Алексеевка и деревни Васютино. Все последующие многие годы почему-то этот ничем не выдающийся по меркам журналистики материал жил в моем сердце. Теперь понимаю почему.
У села Алексеевка в феврале 1943 года приняла боевое крещение 16-ая Литовско-Клайпедская Краснознаменная дивизия. В 4-х километрах от Алексеевки, на окраине Миловского леса, в так называемой «Долине смерти», где летом 43- го года шли жестокие бои, об этом говорит памятный знак – камень. И в том же студеном феврале 1943 года в 40 километрах от Алексеевки в боях за деревню Васютино вел бои командир батальона 471 стрелкового полка 73 стрелковой дивизии Георгий Карташов. Но в тех восьмидесятых ни я, ни моя семья об этом ничего не знали. И только сегодня этот небольшой, но огненный эпизод войны, получил особое звучание. В самой Алексеевке (Покровский район) сегодня есть братское захоронение, где лежат сотни литовских воинов. Тогда в 43-ем, они вместе с воиноми 73-ей стрелковой дивизии поднимались в атаку, сражались за одну общую Родину, с одним ненавистным фашизмом.
 В годы Великой Отечественной войны при освобождении Литвы от нацистов погибли 80 тысяч советских воинов и 95 тысяч военнопленных. Мертвые, как говорится, сраму не имут. А живые?
      Случай с «Бронзовым солдатом» в Эстонии стал хрестоматийным. Между тем в Литве война с памятниками ведется не так громко, но так же бесцеремонно. Верхом цинизма стала история с памятникам бойцу той самой 16-й литовской дивизии Марите Мельникайте, которую фашисты зверски замучили в 1943 году. 20-летнюю девушку, посмертно ставшую Героем Советского Союза, похоронили на берегу озера Зарасай. В 1955 году на могиле поставили памятник. Где сегодня этот памятник, где прах отважной девушки? О какой свободной и независимой Литве сегодня можно говорить, если бы не Великая Победа? Не будь этой Победы, получила бы Литва сегодняшнюю свою столицу Вильнюс и важнейший город-порт на Балтике — Клайпеду (бывший Мемель)? Память взывает к ответам на эти и многие другие вопросы.
БОБРУЙСКАЯ ОПЕРАЦИЯ

399 - ая  стрелковая дивизия, которой с сентября 1943 года командовал полковник Казакевич, прославившись успешным проведением Кромско-Орловской операции и взятием крупного опорного пункта Змиевка, продолжила преследовать на запад врага.
 Дмитрий Казакевич понимал, что бойцам его подразделения надо было донести максимально объективную обстановку, которая весной сорок четвертого сложилась на Белорусском направлении. А она была архи тяжелая. По всему чувствовалось, что центр тяжести Ставка перенесла на Украину и вообще на южное крыло советско-германского фронта. Туда направлялись соединения из резерва Ставки — общевойсковые и танковые армии, танковые корпуса, артиллерийские соединения, танки, пушки, самолеты.
Белорусский же фронт, которым командовал генерал армии Рокоссовский, не получал в то время ничего, хотя задача оставалась прежней – успешное проведение Бобруйской операции и освобождение Белоруссии.
 Невеселые думы одолевали Дмитрия Васильевича Казакевича, когда в командный пункт вошел среднего роста плотный военный в лампасах. Это был командующий 48-й армией генерал Романенко.
— Мы должны наступать, а сил у нас остается все меньше. — Прокофий Логвинович Романенко заметно нервничал.
— А что Ставка?
— Там прекрасно знают. Я только что говорил с Рокоссовским. Он тоже все понимает, но не преминул напомнить мне о степени моей личной ответственности за проведение Бобруйской операции и понимании серьезности обстановки.
 Казакевич, попрощавшись с угрюмо курившим в окно Романенко, направился в свою дивизию, где он застал командующего 42-м стрелковым корпусом Колганова.
 Константин Степанович Колганов уже знал, что в командном пункте 48-й армии только что прошел «разбор полетов» по не совсем ясному случаю с комбатом Н., который, якобы, бесславно провалил операцию с поимкой диверсантов.
— И что там думает делать с ним Романенко? — спросил Колганов, зная, что командарм, несмотря на свой горячий и резкий характер, был очень бережен к подчиненным и никогда не рубил сплеча. Но это был не тот случай.
— Романенко говорил на эту тему с Рокоссовским, и в разговоре с ним по связи высказался резко: «Считаю, что – под трибунал!». Но оказалось, что Рокоссовский еще по Забайкалью знал Н., и отозвался о нем как об отличном комвзвода и смелом, честном офицере.
— Но его вина очевидна, — возразил Романенко.
— Как ты помнишь, моя вина до войны трижды была «очевидна». Так что не спеши с выводами. А если ты уверен в виновности Н., то отправь его в штрафную роту своей 48-й армии.
 Как известно, для прорыва обороны 399-й стрелковой дивизии были приданы 13-я лёгкая артиллерийская бригада, 1897-й самоходно-артиллерийский полк, дивизион 6-го гвардейского минометного полка и штрафная рота 48-й армии.
— Пусть Н. искупит грех кровью, — сказал Рокоссовский. — Тем более, такие люди скоро нам понадобятся.
 Прислушивающиеся к разговору командиров два комбата 399-й стрелковой дивизии 48-й армии Саньков и Карташов переглянулись. Раз речь идет о штрафбате, значит, скоро особенно понадобятся люди, жизнь которых будет бросаться в самое пекло.
Они слышали, что Рокоссовский к штрафникам относится с пониманием. Объясняли это тем, что сам маршал страдал безвинно. Но в тяжкую годину для страны оказался незаменим и оправдан.
 — Вот так и мой отец…, — грустно подумал Георгий, вспомнив те тяжелые мытарства своей семьи, глава которой, несмотря на храбрость и заслуги в борьбе с бандитизмом, оказался хоть и ненадолго в числе «врагов народа».
Друг Георгия Карташова Иван Саньков знал эту историю семьи Георгия и ту боль, которую перенесли и дети, и их мать Пелагея Ивановна, благодаря смелым и настойчивым хлопотам которой не расстреляли ее безвинного мужа Мартына Петровича.
 Да-а, если уж генералов не щадили… А ведь какие люди ходили, порой, по самому краешку, какие головы летели в годину репрессий… . А они не затаили обид, и не ради орденов и славы шли «положить живот свой за други своя».
 Рокоссовского в 48-й армии и в дивизии не просто уважали. Бойцы были уверены в успехе операции, если ее разрабатывал Рокоссовский.
Сильный духом, не потерявший веру в справедливость, Константин Константинович вселял и в своих подчиненных оптимизм и трезвый взгляд на любые, самые сложные и даже драматические ситуации. Каждая, даже мимолетная встреча, а тем паче короткое общение с маршалом, оставляли в душе светлые чувства и стирали любые сомнения. Это далеко не всегда характерно для людей, перенесших собственные немалые невзгоды. Рокоссовский, переживший три репрессии, мучительные и унизительные допросы, как будто вычеркнул из памяти и питерские Кресты, и «каменные мешки» Шлиссельбургской крепости, хамство и чванство мучителей Бутырки. Немногословный, но открытый и искренний, Рокоссовский любил и ценил простых солдат, с которыми прошел от Волги до Нарева. Он никогда не зажимал награды для отличавшихся бойцов в битвах под Москвой, Сталинградом, Курском.
 Немало «крестов» ляжет на грудь и участников боев предстоящей Белорусской операции «Багратион», в успехе которой два комбата – Саньков и Карташов – не сомневались. К концу войны эти сельские парни выдержали не один экзамен в искусстве побеждать врага. Они учились у своих командиров, которые проходили эту науку вместе с прославленными полководцами. Командарм 48-й армии Романенко в общении с офицерами и сержантами часто говорил словами Рокоссовского: «Надо учиться искусству побеждать врага». И комдив Казакевич, и командир 42-го стрелкового корпуса Колганов жадно впитывали каждую малейшую деталь на тренировочных летучках, проводимых Рокоссовским, который вместе с офицерами скрупулезно изучал местность предстоящих боев, проверял и оценивал расстановку сил по направлениям, продумывал варианты возможных действий. Вот и в этот раз предстоит сдавать экзамен. Оценку поставит то ли жизнь, то ли смерть.
 — Что задумался? – Ничего, Жорка, прорвемся. Ты у нас уже «меченый», тебе и сам черт теперь не страшен, — поддержал товарища Саньков.
 Их судьбы были так похожи, что, несмотря на разницу в возрасте (Саньков был на 8 лет старше Георгия), Иван всегда прислушивался к этому не по годам серьезному, смелому и по-крестьянски рассудительному парню.
 В 1345-м стрелковом полку 399-й стрелковой дивизии 48-й армии их многие считали братьями. Их наградные листы подписывали командир 42-го стрелкового корпуса Колганов, заверял командарм Романенко, а представлял комдив Казакевич. Оба майора у командования были на хорошем счету. Как и Георгий, Иван Саньков вышел из крестьянской семьи. Первое знакомство их состоялось еще в сорок втором, когда два лейтенантика воевали на Брянском фронте. В выпавшую минуту отдыха бойцы разговорились, вспоминая каждый свои родные места. Оказалось, что почти земляки. Саньков, услышав, что товарищ родился в Новоселовке, расхохотался.
— Ну, земляк, и тут мы попали. А у нас в Курской области есть село Большие Бутырки. Там я и родился. А улица называется Новоселовка.
 В сентябре сорок третьего Иван Саньков, заместитель командира стрелкового батальона 1345 сп 399 сд 42 ск 48 А, получил свою первую Красную Звезду. А в октябре того же года Карташова, к тому времени уже трижды раненого, представят тоже к Красной Звезде, но получит он Александра Невского.

Лейтенанты еще не знали, в какой мясорубке они снова окажутся.
 …Казакевич с Калгановым расстались, и комдив попросил Санькова и Карташова собрать коммунистов.
— Товарищи! Наша задача — активными действиями приковать к себе как можно больше вражеских сил и тем самым облегчить наступление на главном направлении. Именно нашему 1-ому Белорусскому фронту предстоит действовать в общем направлении Бобруйск, Барановичи, Варшава. Будем обходить Полесье с севера. Командующий фронтом убедил Ставку в том, что следует наносить не один, а два главных удара. Уверен, что это мудрое решение. Сами видите, Полесье сильно заболочено и если действовать одним ударом, то есть в одном прорыве, армии будут упираться в затылок друг другу, и в итоге войска фронта смогут быть использованы только по частям. Предполагается нанести один удар от Рогачёва на Осиповичи, другой — от Озаричей на Слуцк, окружив при этом Бобруйск, остающийся между этими двумя группировками.
 Наша 48-я армия должна, во что бы то ни стало, закрепиться на северном берегу Березины южнее Жлобина. Именно особенности местности и состояние вражеской обороны убеждает нас в том, чтобы нанести два удара с разных участков: один — силами 3-й и нашей 48-й армий. В болотах Полесья другого выхода, а вернее сказать, другого пути к успеху операции у нас нет.
— Нашему командующему Романенко приходится тяжельше, чем в 3-й армии, — высказал свое мнение Саньков.
Карташов тоже понимал, что атаковать противника со своих рубежей к югу от железнодорожной линии Жлобин — Бобруйск вдоль северного берега Березины просто невозможно. Даже для одного легкого орудия приходилось класть настил из бревен в несколько рядов. Кругом почти сплошные болота с небольшими островками, заросшими кустарником и густым лесом. Никаких условий для сосредоточения танков и тяжелой артиллерии.
Но перед войсками были поставлены важные стратегические и политические задачи: ликвидировать выступ противника в районе Витебск, Бобруйск, Минск, разгромить и уничтожить крупную группировку вражеских армий «Центр», освободить Белорусскую Советскую Социалистическую Республику. А далее — начать освобождение братской Польши и перенести военные действия на территорию фашистской Германии. Большое значение придавалось организации взаимодействия, в особенности между 3-м и 1-м Белорусскими фронтами.
А вскоре П.Л. Романенко получил приказ перегруппировать основные силы на плацдарм у Рогачева к левому флангу 3-й армии и действовать совместно с ней, а части, оставшиеся на березинском плацдарме, должны были боями приковать к себе как можно больше сил противника и тем способствовать нанесению главного удара.
Ставка действительно возложила ответственность за обеспечение стыка со 2-м Белорусским на командующего 1-м Белорусским фронтом Рокоссовского.
 Глядя на бойцов своей дивизии, Дмитрий Васильевич Казакевич видел, насколько нелегкое дело предстояло солдатам и офицерам — пройти эти гиблые места, пройти с боями, стремительно. Но он видел и то, что люди готовили себя к этому подвигу. Пехотинцы невдалеке от переднего края учились плавать, преодолевать болота и речки на подручных средствах, ориентироваться в лесу. Было изготовлено множество мокроступов — болотных лыж, волокуш для пулеметов, минометов и легкой артиллерии, сделаны лодки и плоты. В этом напряженном труде огромных войсковых масс тон задавали коммунисты. Еще в сорок втором Иван Саньков и Георгий Карташов были приняты в члены РКП (б). Проявление личной храбрости, отваги и мужества стало делом и их личной чести. В каждом бою они действовали так, чтобы за ними вставали батальоны.

7 июня к 22 часам части 42-го стрелкового корпуса генерал-лейтенанта Колганова сильным ударом быстро расчленили силы противника и, уничтожая их, энергично стали продвигаться к реке Березина.
Командующий фронтом приказал командующему 48-й армией переправить главные силы армии на западный берег реки Березина и, сменив части 3-й и 65-й армий в районе Бобруйска, овладеть городом.
Но в 2 часа ночи немцы вновь перешли в наступление. Поголовно пьяные немецкие солдаты и офицеры, несмотря на губительный огонь нашей артиллерии и пулеметов, обезумев, рвались вперед. На поле боя, в сплошной темноте, возникали рукопашные схватки. Наши бойцы в упор расстреливали бегущих на них немецких солдат, кололи их штыками.
В 4 часа передовые части 42-го и 29-го стрелковых корпусов 48-й армии, поддержанные сильным огнем артиллерии, начали переправу через реку Березину и вступили в бой на восточной окраине Бобруйска.
 Наступление под Бобруйском началось на юге 24 июня. Стояла отвратительная погода, с болот поднимался густой туман, что осложняло действия авиации. В полосе наступления приходилось преодолевать чрезвычайно крупное, полукилометровой ширины, топкое болото. Однако советские войска это не остановило. А вот фашисты поддались утешающей мысли, будто никак здесь, по болотным топям, наступать невозможно.
 Но войска 1-го Белорусского фронта и, в частности, бойцы 399-й стрелковой дивизии, многим из которых едва было по 25 годков, закалились в жесточайших боях, научились мужественно сносить нечеловеческие трудности и невзгоды. Несмотря на ожесточенное сопротивление врага, шаг за шагом они продвигались вперед, осуществляя через топи болот прорыв обороны противника.
 Командирам батальонов 1345-го стрелкового полка 399 сд майорам И. Г. Санькову и Г.М. Карташову было приказано в наступательном бою прорвать сильно укрепленную оборону противника у деревни Заполье Рогачевского района Гомельской области. Под огнем батальон Санькова форсировал реку Друть и решительным маневром выбил упорно сопротивлявшегося врага из траншей, нанеся ему большой урон в живой силе и технике.
В этом бою батальонами были отбиты 6 яростных контратак противника.
В 6 часов утра 24 июня пехота и танки 3-й и 48-й армий после мощной артиллерийской подготовки перешли в наступление.
25.06.1944г. дивизия, введя в бой вторые эшелоны полков, при помощи подручных средств форсировала реку Добрица Рогачевского района. К 17 часам того же дня части дивизии овладели Семенковичи, Рудня-Бронская и вновь вышли к реке Добрица, где встретили сопротивление противника, и дальнейшего успеха в течение дня не имели. Следует отметить, что дивизия в этот день, согласно приказу командира корпуса, должна была главными силами обходить излучину реки Добрица с юга с тем, чтобы избежать вторичного форсирования этой реки. Однако это не было выполнено. В результате действующий с дивизией 1897-й самоходно-артиллерийский полк из-за болотистой поймы и отсутствия переправ не был использован в полосе дивизии и вынужден был обходить излучину реки с юга, взаимодействуя с правофланговыми частями 170-й стрелковой дивизии. 26.06.1944 г. дивизия, имея двухэшелонный боевой порядок, вместе с самоходными орудиями вышла к реке Добысна Жлобинского района. 27.06.1944 дивизия полностью прорвала оборону противника. В 13 часов 28 июня части 3-й и 48-й армий при содействии авиации закончили ликвидацию немецких войск, окруженных юго-восточнее Бобруйска, и основными силами вышли к реке Березина. Уничтожение окруженной группировки немцев юго-восточнее Бобруйска и Бобруйского гарнизона было завершено.
Но все еще всю ночь на 28 июня на окраинах города шли ожесточенные бои.
Командующий фронтом генерал армии Рокоссовский возложил на 48-ю армию генерал-лейтенанта Романенко окончательное уничтожение окруженной группировки противника, а главными силами фронта продолжал наступление на запад и на северо-запад.
После ожесточенных боев к исходу 3 июля столица Белоруссии была полностью очищена от врага.
 4 июля Ставка потребовала в полной мере использовать это чрезвычайно выгодное обстоятельство. Было решено, не прекращая преследования противника, концентрическим ударом 48-й и 65-й армий в общем направлении на Барановичи окружить барановичскую группировку немцев и уничтожить ее.
К 16 июля соединения 399 стрелковой дивизии вышли на линию Свислочь, Пружаны, продвинувшись за двенадцать дней на 150—170 километров.
— Ну, что, брат, а мы с тобой счастливчики, — Иван Саньков обнял Карташова и процитировал некогда сказанную Георгием поговорку: «Грудь в крестах, а голова не в кустах?». Саньков хитро прищурился и добавил: «Проклятый фашист будет раздавлен, воткнем ему в горло русский штык! Это ты написал верно!»
 — Ах ты, злодей, — смутился Георгий и повалил на землю друга. – С каких пор ты в мои записи нос суешь?
— О, брат, да ты никак у нас поэт?
— Прекрати, — еще больше смутился Георгий. — Это так, баловство. Гляди не ляпни ребятам, засмеют.
— А ты дашь мне почитать, что ты там пишешь?
— Черт с тобой. Завтра после боя…
Но 17 июля майор Карташов был в очередной раз тяжело ранен.
Батальоны 399 – й стрелковой дивизии после взятия Бобруйска продолжили бои северо-западнее Бреста. Но в это время за жизнь Георгия Мартыновича после полученного тяжелого ранения боролись военные хирурги.
 Смерть на сей раз дохнула в лицо майора Карташова. Он почувствовал ее тленный запах слишком близко, но молодой организм справился.
Матери и братьям он про ранение не написал, но строчки из своей записной тетрадки отправил: «Скоро проклятый зверь будет раздавлен. Скоро воткнем ему в горло штык. Русский Георгий будет прославлен в этот священный победный миг».
 Колька с Ванькой, получив от брата письмо, орали на всю Новоселовку эти стишки.
 Пелагея целовала листочек бумаги, пытаясь между строчками и буквами ощутить невидимое присутствие Жорика.
— Сыночек, чую оружие прошло сквозь тебя. Чую муки ты несешь, но какие – мне неведомо. Только сказано, что и мне «самой оружие пройдет душу».
 Кем сказано, от кого слышано, почему легли на сердце эти евангельские слова, Пелагея и сама не смогла бы объяснить. Только помнится, что кто-то сказал эти слова.
 
 ДЗЕРЖАНОВО
 
В середине ноября 1944 года Сталин сообщил Рокоссовскому о назначении его командующим 2-м Белорусским фронтом. Константин Константинович с большим сожалением покинул войска, которыми командовал более двух лет, решив не брать с собой никого, чтобы не нарушать сложившуюся деятельность штаба. Заслуживают огромного уважения действия Рокоссовского, поставившего на первое место не личное самолюбие, а интерес ради общих интересов войск.
У Константина Константиновича было много аргументов в пользу того, чтобы его оставили во главе 1-го Белорусского, войска которого он вел на запад с 1942 года. Но, будучи солдатом, не стал возражать, а лишь спросил Верховного, какие конкретные задачи стоят перед ним. Он не сомневался, что на новом месте встретит полную поддержку.
Преобладающее большинство сержантов и солдат уже побывали в боях. Это были люди «нюхавшие порох», обстрелянные, привыкшие к трудным походам. Сейчас у них одно стремление – скорее добивать врага. Ни трудности, ни опасности не смущали их. Но Рокоссовский думал о главном: как уберечь этих замечательных людей. Обидно и горько терять солдат в начале войны, но на пороге сорок пятого терять героев, которые прошагали под огнем три с половиной года, прошли через страшные испытания, чтобы своими руками принести мир и победу, еще больнее и досаднее.
 Январь 1945 года. Стояла мерзкая погода. Морозы неожиданно сменились оттепелью, создавая на дорогах затруднения для прохода техники. Но все же этот Новый год дарил больше надежд на исход войны. Весь народ встречал его как год наступающей победы. А у замкома 1345 стрелкового полка Карташова было на душе тревожно. Командиры и политработники получили категорический наказ: добиваться выполнения задачи во что бы то ни стало, но с минимальными потерями, призывая беречь каждого человека. А как уберечь, когда фашистский зверь, чуя свою поверженность, в яростной агонии все еще силен.
 Фронтовики — от солдата до маршала — с сокрушенными сердцами ожидали завершающих сражений. Карташов понимал, что неизбежно потери будут. И очень большие потери. Немцы собирают все силы и готовятся дать последний смертный бой.
Четырежды с самого сорок первого смерть нагоняла Георгия, но жизнь не отдавала майора в ее костлявые руки. Удержит ли сейчас, когда умирать особенно не хочется.
 — Ох, мама, мама, грудь-то в крестах, а как голову-то уберечь и свою, и своих товарищей?
Невеселые раздумья были не случайны.
К началу 1945 года готовилось крупное стратегическое наступление по освобождению Польши. 2-й Белорусский фронт Рокоссовского в составе группы фронтов наносили главный удар с рожанского плацдарма (на правом берегу реки Нарев), и второй удар с сероцкого плацдарма (на западном берегу реки Нарев). Цель — выйти к Балтийскому морю и отрезать пути отхода восточно-прусской группировке противника. Немало ночей провели в думах о предстоящих боях не только бойцы, они одолевали и командующего фронтом над разработкой Млавско-Эльбингской операции — составной части Восточно-Прусской стратегической наступательной операции.
 Командир 1345 стрелкового полка полковник Абрамов, поздравив бойцов своего подразделения с Новым 1945 годом, позвал своего заместителя Карташова еще раз осмотреть позиции и оценить готовность подразделения к предстоящим боям. Михаил Михайлович остался доволен. Личный состав полка был в полной боевой готовности.
— Георгий, полк будет усилен 187 штрафной ротой. Там, я знаю, неплохие командиры подразделений, они ведут работы с рядовыми.
— Михаил Михайлович, — обратился к своему командиру по-простому Карташов, — думаю, что на них можно рассчитывать. — Я знал еще с сорок четвертого одного стрелка – автоматчика из Тамбова. Петр Мешков. Отчаянный был боец. Первым форсировал реку Ожыц и сходу уничтожил несколько фашистов. Наш комдив Казакевич и командарм Романенко лично подписали ему наградной на орден Славы. И Мешков среди штрафников не один такой.
 — Ну, хорошо. Я, Георгий, на тебя рассчитываю.
12 января в 18 часов 1345-й полк получил приказ совершить марш и к двум часам ночи сменить на переднем крае обороны подразделения 1343-го стрелкового полка 399-й стрелковой дивизии и в районе Глодки подготовиться к наступлению.
 Ночь была тревожно тиха и темна. Плохая видимость не располагала к оптимизму. Казалось, что густой туман буквально спрессовался у самой земли.
— Решено нанести противнику с наревских плацдармов два мощных удара, — сказал Карташову Абрамов. О наступлении солдатам будет объявлено послезавтра.
— Значит, в воскресенье. – Георгий не преминул поиграть словами: «Не умрем — значит, будем жить. А погибнем — так воскреснем».
 — Ты не лихачь. И так кровушки пролил… Тебе надо домой живым прийти. Сам говорил, там мать одна с двумя пацанами тоже лиха хватила за войну.

…13 января началась Восточно-Прусская операция. О наступлении солдатам действительно объявили ранним воскресным утром 14 января. День едва прояснился, но все равно было как-то и пасмурно, и зябко. Туман стал реже, но видимость была не более ста пятидесяти метров.
1345-й полк с 187-й отдельной штрафной ротой с приданными и поддерживающими средствами после полуторачасовой артподготовки прорвал сильно укрепленную траншейную оборону на рубеже правого фланга юго-восточнее деревни Глодки. К часу дня передовые подразделения овладели тремя линиями траншей и северной окраиной Дзержаново Пултусского уезда. И, развивая наступление, отвоевали клочок земли с рощей в полутора километрах северо-западнее Дзержаново.
Январский день короток, но войска к вечеру выглядели уже измотанными и усталыми. Сказалось титаническое напряжение, которое всегда сопровождает первый день боя. Впрочем, расслабляться было некогда. Уже к 20 часам немцы оказали сильнейшее огневое сопротивление. Для подкрепления на этом участке был введен батальон второго эшелона.
— Георгий, ты слышишь? Это танки.
 Они напирали с южной опушки леса, и гул их моторов становился все слышнее.
 — Десятка два, не меньше. Значит, немец готовит контратаку с танками, — сказал вслух сам себе Карташов. — Ну-ну, давайте повоюем в роще. Нам не привыкать.
 Справа 399-я стрелковая дивизия Казакевича, отразив несколько контратак противника, к 20 часам переправилась через реку Пелта и овладела Карнево, Бышево. Бой шел до восьми утра 15 января. Насчитали 60 раненых, потери в 1345 полку оказались небольшие.
 Бои продолжались по всему фронту. Удары с плацдармов на р. Нарев наносились одновременно с ударом войск 1-го Белорусского фронта, который в этот же день нанес сокрушительный удар по немецким войскам на Висле. Взаимодействие фронтов исключило для противника возможность переброски подкреплений с одного фронта на другой.
Чтобы не допустить дальнейшего продвижения контрударной группировки противника, Рокоссовский усилил 48-ю армию 8-м гвардейским танковым корпусом.
С 14 января перешёл в наступление в направлении на крепость Млава 42-й корпус генерал-майора Колганова, в составе которой вела бои 399-я стрелковая дивизия.
В семь тридцать началась артиллерийская подготовка, а через двадцать пять минут вперед двинулись штурмовые батальоны и штрафные роты. Рота Буниятова одной из первых в армии форсировала р. Пилица, захватила мост и удерживала его до подхода подкрепления в районе населенного пункта Пальчев. Бойцы роты уничтожили свыше 100 и взяли в плен 45 вражеских солдат, захватили пять шестиствольных минометов, 3 орудия. В оборонительном бою из почти 700 бойцов штрафного батальона в живых осталось лишь 47 во главе с командиром роты З.М. Буниятовым. Все получили ордена, а капитан Буниятов 27 февраля 1945г. был удостоен звания Героя Советского Союза.

Ожесточенный бой разгорелся у деревни Дзержаново Пултусского уезда.
В наступательных боях при прорыве сильно укрепленной, глубоко эшелонированной обороны противника бойцы и командиры 1345 стрелкового полка яростно поднимались в атаку. Решительно и смело, вдохновляя бойцов на подвиги, героизм и самоотверженность проявляли младший сержант Оседач, майор Карташов, подполковник и близкий товарищ Георгия Мартыновича Абрамов, подполковник Егоров. У каждого за плечами был не один бой, не одна смертельная схватка с врагом.
 В.Л. Оседачу к началу войны еще не исполнилось и шестнадцати. Деревенский парень в декабре 1943 г. был призван в ряды Красной Армии и проходил обучение на курсах младшего комсостава. Командование курсов приняло решение оставить грамотного и талантливого младшего сержанта Оседача в качестве преподавателя. Но Владимир подал рапорт и был отправлен в действующую армию.
В октябре 1944 г. помощник командира стрелкового взвода в составе 1345-го стрелкового полка 399-й Новозыбковской Ордена Суворова II степени стрелковой дивизии 2-го Белорусского фронта Владимир Лаврентьевич Оседач познакомился с заместителем командира 1345-го стрелкового полка майором Карташовым Георгием Мартыновичем. Оба участвовали в прорыве Восточно-Прусской границы.
Тогда, в первых же боях сорок четвертого, бойцы столкнулись с масштабными укрепленными сооружениями немцев и понесли большие потери.
 Было решено привлечь разведку. Вскоре была получена информация о том, что по направлению движения 1345 – го стрелкового полка расположено несколько огневых точек. Понятно, что без огневой артподготовки вражеские позиции не разбить.
 Но времени на длительную подготовку не было. Надежда была на то, что разведчики доставили полную информацию о позициях противника, и стрелковые подразделения пошли в наступление, нарвавшись на шквальный огонь. Стрелки мгновенно поняли, что разведка не смогла обнаружить замаскированные огневые точки врага, и это серьезно осложнило обстановку.
 – Мартыныч, — крикнул боевому товарищу Карташову Оседач, — комвзвода убит, у нас большие потери. Принимаю командование на себя.
Владимир Лаврентьевич профессионально и мгновенно оценил обстановку и тем самым сберег от полного уничтожения свое подразделение.
Вот и в эти январские дни боев сорок пятого старший сержант из белорусской деревни Александровка Владимир Оседач и майор из русского села Новоселовка Георгий Карташов храбро воевали теперь уже за Польшу.
( Из боевого донесения).
В наступательных боях 1345 полка 14 января 1945 года при прорыве сильно укрепленной, глубоко эшелонированной обороны противника у деревни Дзержаново Пултусского Уезда (Польша), выполняя обязанности командира стрелкового взвода, старший сержант Оседач В. Л. первым поднялся в атаку. Действуя решительно и смело, вдохновляя бойцов на подвиги, Оседач В .Л. при взятии Господского двора Дзержаново уничтожил до одного отделения немецких солдат. За этот бой был представлен к боевой награде – ордену «Красной звезды».
******************
 В городе Клин в семье вдовы Егоровой Галины Ивановны дети и внуки хранили, а теперь уже хранят и правнуки историю героического участника боев за освобождение Польши Егорова Василия Ивановича, служившего вместе с Карташовым в 1345 стрелковом полку.
Из боевого донесения:
В наступательном бою полка 14.01.1945 и боевых действий при прорыве обороны у дер. Дзержаново Пултусского уезда (Польша) тов. Егоров В.И., проявляя мужество и отвагу, в трудных условиях отлично подготовил личный состав к предстоящим боевым действиям. Во время артиллерийской подготовки его минометы вели бесперебойный интенсивный огонь по огневым точкам и скоплениям вражеской пехоты. Немцы предпринимали неоднократные контратаки с крупными силами танков и пехоты, вели упорное сопротивление, но неустрашимый командир роты быстро принял решение, сменил огневые позиции, после чего открыл мощный огонь по контратакующему противнику. К исходу дня сопротивление было сломлено, пехота продвинулась вперед. Его рота из своих минометов уничтожила 5 огневых точек, подавила 2 батареи минометов и расстреляла до 2-х рот вражеской пехоты.
 У деревни Шлодием Кенигсбергской провинции (Восточная Пруссия) рота Егорова отбила крупную атаку противника, которая встретилась, чтобы прорвать наш оборонительный рубеж.
Товарищ Егоров В.И. быстро оценил обстановку и принял решение: установить минометы и продолжать вести мощный огонь по контратакующему противнику, нанося крупный урон технике и живой силе. Для отражения атаки тов. Егоров В.И. использовал до минимума боевую технику.
На исходе боеприпасов (мин) занял оборону на чердаках.
Из окон вел интенсивный ружейно-автоматный огонь. Против атаки противника устоял.
Товарищ Егоров награжден орденом Александра Невского.

************************
Рядом с командиром 1345 стрелкового полка Михаилом Михайловичем Абрамовым в эти дни непрекращающихся боев января сорок пятого года  находился его заместитель и близкий товарищ Георгий Карташов. Абрамов видел не раз в бою своего заместителя. Благодаря умелому руководству полком 14 января оборона была прорвана на всю ее глубину. Буквально за 4 дня, закрепляя успех прорыва, ломая сопротивление противника, полк с боями прошел около 50 км. Урон врагу был нанесен колоссальный.
Тогда Абрамов сказал Карташову:
— Готовь, Мартыныч, новую дырку для ордена. Ты лучший боец в нашем полку.
— А ты лучший командир.
Вскоре Член Военного совета 48-й армии генерал-лейтенант Н.А. Истомин подписал наградной лист на комполка Абрамова, представив его к ордену «Красное Знамя», а Михаил Михайлович представил ходатайство о награждении своего заместителя по строевой части Карташова таким же орденом — Красного Знамени.
 Абрамов перед строем полка прочитал вслух содержание наградного листа.
Из боевого донесения
— При прорыве сильно укрепленной глубоко эшелонированной обороны противника у деревни Дзержаново Пултусского уезда 14 января 1945 года в последующих наступательных боях по преследованию отступающего противника майор Карташов находился непосредственно с боевыми порядками пехоты, откуда точно и своевременно докладывал командиру полка обстановку боя.
Предвидя сильные узлы сопротивления немцев на каком-либо участке полка, товарищ Карташов, рискуя жизнью, под огнем противника выходил на эти опасные участки, принимал быстрые решения и умелым маневром наступающего подразделения взламывал их с малыми потерями в личном составе, нанося большие потери противнику в живой силе. Личным примером бесстрашия, самоотверженности и мужества в бою майор Карташов не раз воодушевлял бойцов на подвиги.
Во время сильной контратаки противника, предпринятой 15 января 1945 года на д. Дзержаново, товарищ Карташов, лично маневрируя подразделениями наступающих, сумел отразить контратаку врага и вернуться на исходные рубежи. За 4 дня наступательных боев, полк прошел около 40 км, освободив при этом множество населенных пунктов.
 Майор Карташов награждается орденом «Красное знамя».
Наградной лист подписан командиром 399 стрелковой дивизии генерал-майором Казакевичем и командиром 42 стрелкового корпуса генерал-майором Колгановым.
 Прочитав официальное представление, Абрамов добавил от себя лично:
— Поздравляю, Жорка, лихой ты парень. Я, честно говоря, несколько раз думал, тебе — хана. Но ты геро-ой. Лихо отбился. И почти без потерь. Я рад, что у меня такой… Такой друг.
— Спасибо, командир. Бог даст, дотопаем до логова зверя.
— Веришь в Бога?
— Да мы тут все верим… Молиться мать не учила, но как прижмет, и Бога вспомнишь, и…
— Понял, понял… Но лучше Бога.
Войска 2-го Белорусского фронта при поддержке танкистов продолжали преследовать противника. Вечером 23 января немецкий гарнизон, расположенный в Эльбинге, был ошеломлен появлением русских танков и не успел изготовиться к бою. Впрочем, немцы попытались быстро организовать оборону Эльбинга, но танкисты обошли город и, соединившись с 42-м корпусом командующего генерал-майора Константина Степановича Колганова, вышли к морю. Коммуникации противника были перерезаны. 2-я армия немцев под командованием генерала В. Вейса была отброшена на запад, за Вислу.

 ПОСЛЕДНИЙ БОЙ МАЙОРА КАРТАШОВА

 В первых числах февраля противник окруженной группировки Восточной Пруссии продолжал оказывать упорное сопротивление. 42-му корпусу генерал - майора Колганова была поставлена задача наступать на северо-восточном и восточном направлениях с целью ликвидации окруженной группировки противника. На отдельных участках группами и отрядами враг пытался вырваться. Но, встречая сильное огневое сопротивление и атаки частей 42-го корпуса, отошел в исходное положение.
 Корпус, в составе которого была 399-я стрелковая дивизия Д.В. Казакевича, удерживал такие крупные рубежи, как Господские дворы Шпинден, Баарден, Кагенау. Задача состояла в том, чтобы не дать возможности противнику прорваться из окружения и соединения с главными силами войск в районе Данцига. До 5 февраля противник предпринял пять контратак в районе удерживаемых рубежей 399 стрелковой дивизии генерал-майора Казакевича. Пленные снова утверждали, что им дан приказ любой ценой удержать Данциг. 399 стрелковая дивизия намертво стояла на удержании рубежей Фюрстенау и Броинкен.
5 февраля 1945 года в директиве №11035 Ставка уточнила задачи для 2-го Белорусского фронта на заключительном этапе Восточно-Прусской операции. Войскам Рокоссовского предстояло разгромить противника, обороняющего Данцигско-Гдыньский укрепленный район. Овладеть городами Данциг, Гдыня и не позднее 20 марта 1945 года выйти на этом направлении к побережью Балтийского моря. Для выполнения поставленных задач войска фронта предполагалось усилить 1-ой гвардейской танковой армией и танковой бригадой из состава 1-ой армии войска Польского. 8 февраля Ставка, учитывая создавшуюся обстановку, освободила 2-й Белорусский фронт от дальнейшего участия в Восточно-Прусской операции 1945 года и поставила задачу разгромить Восточно-Померанскую группировку противника, овладеть Восточной Померанией и очистить от врага побережье Балтийского моря от Данцига (Гданьска) до Померанской бухты.
Гданьск (Данциг) был важнейшим портом, городом и крепостью, а, главное, первоклассной военно-морской базой немцев на Балтийском море.
На улицах города гитлеровцы отрыли траншеи и построили заграждения, за которыми были установлены орудия для стрельбы прямой наводкой. Город обороняли крупные силы немецких войск, поддержанные огнем артиллерии военных кораблей. Взятые в плен гитлеровцы сообщали, что фюрер отдал своим войскам строжайший приказ защищать Данциг до последнего солдата. Опираясь на крепость и очень выгодные позиции, немцы рассчитывали надолго сковать под Гданьском крупные силы Красной Армии. Однако планы гитлеровцев были сорваны умелыми и решительными действиями советских войск. И в частности, подразделениями фронта в составе 48-й армии, 1345 стрелкового полка, 399 стрелковой дивизии, 42 стрелкового корпуса.
Майор Карташов со своим батальоном в составе 1345 стрелкового полка занимал оборону на северо-восточной опушке леса западнее Дойкшендорфа и в первые пять дней февраля отразил 28 контратак противника, нанося ему огромные потери в живой силе. Несмотря на превосходство врага в силе, батальон Карташова ни на метр не отступил от своих рубежей. Командир полка полковник Абрамов со своим штабом тоже все время находился в боевых порядках пехоты.
Измотанный противник в контратаках окончательно сдал Дойтшендорф.

Погода была – хуже некуда. Сильные снегопады сменялись оттепелью, снежные заносы делали дороги крайне труднопроходимыми.
После овладения частями 399 стрелковой дивизии Дойтшендорфа, противник не прекращал отчаянное огневое сопротивление, стремясь прочно удерживать населенные пункты. На помощь врагу спешно перебрасывали подкрепления, тогда как у 399 стрелковой дивизии были огромные трудности. Не было запасов продовольствия и боеприпасов, артиллерии, а потому было распоряжение вести стрельбу только с близких дистанций и по вероятным целям. Тем не менее, дивизия после упорных боев зачистила полностью западный берег реки Пассарге.
 Героически сражались подразделения соседнего 1343 стрелкового полка 399 стрелковой дивизии. В этих боях особенно храбро и самоотверженно сражались заместитель командира 1345 стрелкового полка Г. М. Карташов и заместитель командира 1343 полка подполковник С. Л. Колесник, которые лично поднимали батальоны в атаку. Подполковник Колесник после непродолжительного, но сильного боя со своим подразделением очистил Баарден и вышел на главную переправу противника через реку Пассарге, где замкомполков Карташов и Колесник встретились. Остальным частям на левом фланге было обеспечено быстрое продвижение на Зеепотен и Ляук.
 399 стрелковая дивизия после очистки западного берега реки Пассарге от противника до излучины урочища Будденграунд заняла прочную оборону двумя полками – 1345 и 1343. На правом фланге 1343 полк делал отчаянные попытки содействовать другим подразделениям форсировать реку Поссарге, но бешеный огонь и контрудары противника против переправщиков на восточный берег реки не давали решить задачу. А те подразделения, которым удалось прорваться на восточный берег, были отброшены вражеским огнем на западную часть берега реки.
 Батальон 1345 полка Карташова, занимавший оборону на левом фланге стрелковой дивизии, нарвавшись на сильнейший пулеметный огонь, тоже успеха не имел. Георгий, побывавший с самого трудного 1941 года в рискованных операциях и боях, остро понял, что  выйти из этого ада живым удастся немногим.
Вплоть до 6 марта противник упорно оборонял заранее подготовленный рубеж с долговременными огневыми точками (дотами) по восточному берегу рек Бауда и Беек.
По показаниям пленных, противник имел задачу сконцентрироваться в районе Браунсберга и прорваться в направлении Фрауэнбург – Эльбинг с целью выхода из окружения. Перед Белорусским фронтом оборону держала 28-я пехотная дивизия, усиленная самоходными пушками, зенитной артиллерией и отрядами специального назначения.
399-я СД и 13-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада прочно занимали оборону на рубеже Виленберг до залива Фриш Гаф.
 Несмотря на физическую и моральную измотанность, части дивизии вели усиленные работы по закреплению на занимаемом рубеже. Было отрыто две линии сплошных траншей, соединенных ходами сообщения. Перед всем передним краем были минные поля с электролиниями высокого напряжения.
 Батальон Карташова использовал короткое затишье для такого же короткого и тревожно отдыха.
В воздухе пахло весной. Март брал своё. Температура повышалась практически до нулевой отметки и выше. На реках лед истончался, хотя по ночам все еще были заморозки.
 — Ребята, сегодня ж 8 марта. – Молоденький стрелок сказал это с такой отчаянной грустью, что батальон, который, казалось, после очередной контратаки не мог бы точно назвать не то что число, а и время года, оживился. Многие пошли на фронт из сельских глубинок и еще по молодости лет были не избалованы любовными интригами и свиданиями при луне. Тем не менее, каждый вспомнил своих подружек и было видно, как помягчели суровые не по возрасту, лица ребят.
— Как там мои кренделечки, - с грустной улыбкой тоже вспомнил новоселовских хохотушек Георгий. Вспомнилась вдруг соседская девчушка Шура, с которой заигрывал сорванец Колька. Хорошенькая, стыдливая девочка. Глядишь, и впрямь подрастет ее рыжий братец да и женится на Шуре. Ее мать — тетя Маша — жила с дочерью впроголодь, в бедности, без мужа. Им нужен хороший хозяин. А Колька вроде растет смышленый, но ему бы хозяйку похарактерней. А Шура уж очень тиха. Как они там пережили оккупацию? Немец-то не жаловал ни малых, ни старых. Да и сейчас в Нижнедевицке все на плечах детей да женщин.
 — Ничего, ребята, мы отомстим и за матерей, и за подруг, и за сестер, — отвлекся от размышлений Георгий.

…9 марта 1345 полк пошел в наступление.
В наступательных боях полка по уничтожению окруженной Данцигской группировки противника майор Карташов, находясь все время в боевых порядках, преодолевая огонь артиллерии, минные поля и другие препятствия врага, уверенно вел за собой пехоту, увлекая бойцов и офицеров личным примером доблести и героизма.
 Вот он, первый опорный пункт противника – деревня Рюкенау у реки Швенге. Майор Карташов по открытой местности вывел пехоту к окраине деревни и стремительным ударом смял боевые порядки немецкой пехоты, заставив врага отступить с большими потерями.
— Карташо-о-ов, кто то из ребят, то ли ошалев от успешного броска, то ли от отчаянной смелости комбата, — кажется, своим ликованием заглушил строчащие пулеметы. – Жорка, они бегут, гляди, бегут сволочи, копье им в душу. Бегу-ут.
 На следующий день батальон, вдохновленный успешным наступлением, снова пошел в атаку за своим командиром. Батальон дерзким маневром вклинился прямо в расположение противника. Бой был не просто коротким, а стремительным. Карташов, захватив инициативу, заставил со своими бойцами отступить численно превосходящего противника.
 Находящийся среди бойцов полка Абрамов не мог снова не оценить беспримерную храбрость и умение вести бой своего заместителя и друга.
— Давай, Георгий, давай, гони этого зверя до самого его логова.
 Майор вел свой батальон в наступление, преследуя отступавшую пехоту врага, и уже 10 марта со своим батальоном вышел к юго-западной окраине города Тигенгоф.
 А в это время замком 1343 полка 399 стрелковой дивизии подполковник Колесник вел бой у деревни Орлоферфельден. Несмотря на ружейно-пулеметный огонь, умело оказывал практическую помощь командиру батальона в организации и сочетании взаимодействия стрелковых подразделений с приданными артиллерийскими подразделениями, что способствовало прорыву обороны вглубь обороны противника.
 11 марта немцы, вновь сгруппировавшись, проявили яростное огневое сопротивление. Майор Карташов, рискуя жизнью, с бойцами форсировал реку Ди-Линау. Он лично решил вести огонь и встал у 45-мм пушки. Огонь косил врага, и бойцы других подразделений, видя героического командира, стали преодолевать водный рубеж. И здесь штурм был коротким, ошеломляющим, стремительным. Карташов с бойцами захватил деревню Альтебабке и вышел к реке Шлоссляке.
 Ночь на 12 марта была невыносимо тревожной.
 Георгий понимал, что они почти дошли до Победы, но зверь еще сопротивляется. Эта агония уносила его товарищей. Погиб бесстрашный командир стрелковой роты 399 стрелковой дивизии капитан Шестопалов, деревенский парень, туляк. Большие потери были в 1343 и 1348 полках дивизии.
Утро 12 марта выдалось ветреное: на форсированных реках дыбились волны, и временами почти невозможно было двигаться к гарнизонам на лодках для того, чтобы подвезти боеприпасы и продовольствие. Нижняя часть многих домов, занимаемая гарнизонами, была затоплена водой. Весь гарнизон находился на вторых этажах или на чердаке дома, имея причальные лодки на случай необходимых перемещений.
Огневые средства обороняемых гарнизонов — автоматы, станковые или ручные пулеметы, 82-мм минометы, были приспособлены на чердаках для ведения огня. Дивизионная артиллерия поддерживала пехоту на пределе и могла вести огонь только не далее 800-1000 метров перед передним краем пехоты, а в отдельных местах артиллерийский огонь вести было невозможно из-за большой дистанции. Полковая артиллерия была оттянута в тыл и тоже огня вести не могла.
Противник занимал оборону по разным домам, разбросанным перед фронтом и, хотя артиллерийского огня почти не вел, но сильный пулеметный огонь по отдельным домикам был очень ощутим. Ширина фронта дивизии, которая оборонялась 1343 и 1348 стрелковыми полками, составляла 12 км. 1345 стрелковый полк находился во втором эшелоне дивизии в районе г. Тигенгоф, где и располагался дивизионный штаб.
 Несколько раз противник пытался на моторных лодках произвести разведку, но подразделения, подпустив немцев поближе, расстреливали их в упор.
По показателям перебежчиков, у немцев стояла задача удерживать занимаемый рубеж для вывода остатков разгромленных частей Данцигской группировки к порту Пилава.
12 марта заместитель командира 1343 стрелкового полка Колесник форсировал реку Лиану. В этот же день майор Карташов повел свой батальон на форсирование реки Шлоссляке. Георгий лично руководил подразделением. Несмотря на яростное сопротивление и шквальный огонь противника, Шлоссляке была преодолена. Противник крупными силами предпринял ряд ожесточенных контратак, но бойцы, ведомые вперед майором Карташовым и вдохновленные его доблестью и бесстрашием, стойко отразили натиск врага.
Карташова было не узнать. Это была какая-то одержимость. Кажется, что от него самого исходили невидимые силы и такие же невидимые стрелы летели в стан бешеного зверя. Комбат лично вставал к орудиям, и огонь был не просто шквальным — он был беспощадным, как беспощаден бывает человек, четыре года шедший к победе через руины родных городов и сел, через сожженных заживо детей, женщин и стариков, видевший гибель друзей и зверства нацистов. Карташов звал своих бойцов на последний смертный бой, не щадя и себя во имя того, чтобы изгнать со своей земли фашистскую нечисть. И этой жизни ему было не жаль, потому что сердце его горело неистовой яростью и верой в то, что его страна будет жить в мире, будут счастливы близкие и будут расти счастливые дети.
 — Бойцы, — кричал и звал на последний бой товарищей Георгий. — Огонь по врагу! Фрицы уже бегут. Поднажмите, бойцы!
Вперед, за нашу Победу, за…
— Команди-и-р, — прокатилось по полю боя. – Ребя-а-ата, Карташова ранило.
— Товарищ генерал-майор, там Карташов…
Но Абрамов уже бежал к расчету сам.
— Жорка, друг, ты что? Подожди, сейчас. …Потерпи, друг, погляди, с группировкой покончено. Жорка, мы ж с тобой до Берлина почти дошли…
 Абрамов положил голову друга на колени. Кровь из раны заливала обожженную землю. По полю неслось победное «Ура-а!», и звук этой победы уносился к небу, куда уходил уже не принадлежавший земле дух Георгия Победоносца. Что он видел там, за небесной далью в эту смертную минуту?

ЧУЖОЙ ЗЕМЛИ НЕ БЫВАЕТ
В боях за польский город Гданьск немцы потеряли пленными и убитыми более 49 тысяч солдат и офицеров.
 Нет больше немецкого Данцига. 30 марта 1945 года Верховный Главнокомандующий подписал приказ № 319, в котором было сказано: «Войска 2-го Белорусского фронта завершили разгром Данцигской группировки немцев и сегодня, 30 марта, штурмом овладели городом и крепостью Гданьск (Данциг) – важнейшим портом и первоклассной военно-морской базой немцев на Балтийском море. Над Гданьском поднят национальный флаг Польского государства…».
Вспоминают ли поляки в Гданьске этот приказ, важнейший документ в истории этого города, определивший его послевоенную судьбу. Есть ли кому  вспоминать о том, что солдаты Красной Армии превратили немецкий Данциг в польский Гданьск и позволили поднять национальный флаг Польского государства?
И помнят ли они о цене потерь, которые понесли советские освободители, отдавая свои молодые, полные надежд жизни, за каждый метр земли, не деля ее на свою и чужую.
Потерь в 399-й стрелковой дивизии в те мартовские дни разгрома Данцигской группировки немцев в ходе Восточно-Прусской операции было непомерно много. Вспомним…
Гвардии капитан Шестопалов из Тулы, младший лейтенант Палкин из Свердловска, его земляк младший лейтенант Пермяков, младший лейтенант Середа из Харькова, лейтенант Балякин из Карелии, старший лейтенант Гогигадзе – грузин, старший лейтенант Емелин из Куйбышева, командир саперного взвода, земляк Карташова из села Хлевное Воронежской области Трухачев, командир стрелкового взвода Куляпин из Мордовии.
 К исходу дня 12 марта после форсирования реки Линау подполковник заместитель командира 1343-го полка Сергей Лукьянович Колесник тоже был смертельно ранен.
Всех с почестями, которые только возможны в условиях непрекращающихся боев, похоронили в польской земле.
 На офицерском кладбище в городском саду города Млава были преданы земле два героя, два заместителя командиров стрелковых полков: 1345-го майор Карташов Георгий Мартынович и 1343-го – подполковник Колесник Сергей Лукьянович.
Первоначальный  адрес места захоронения: Польша, Варшавское воев., пов. Млавский, г. Млава, городской сад, кладбище офицеров Красной армии http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=55605613 .
В 1946 году останки офицеров были перенесены с млавского повята на мемориал Боленчин.
Будет ли теперь нам позволительно посетить это священное место, чтобы привезти на могилку нашей бабушки Пелагеи горстку земли с могилы ее  героического сына, нашедшего последний приют в польской земле, за которую он отдал жизнь. Ведь мы столько лет искали это место…
…Генерал-майор Абрамов послал представление на присвоение Карташову звания «Герой Советского Союза». Вышестоящее начальство решило наградить майора Карташова Георгия Мартыновича и подполковника Колесника Сергея Лукьяновича орденами Отечественной войны 1 Степени.
Впереди была решающая операция Великой Отечественной войны — Берлинская. Но этот путь будет проделан уже без этих героев самой страшной в истории человечества войны.
 Михаил Михайлович Абрамов лично написал письмо матери Георгия Мартыновича Пелагее Ивановне Карташовой и его братьям Николаю и Ивану.
 Братья это письмо получили вместе с похоронкой из рук почтальона, но решились отдать маме только 6 мая.
 Это был воскресный день. День Воскресения Христова. Пасха. Торжество жизни над смертью.
Небеса славили в этот день и святых великомучеников: Георгия Победоносца и царицы Александры.
— Победа! – Уже пела измученная под фашистским сапогом и пропитанная кровью святых новомучеников русская земля.
Храмы звонили в колокола во славу Христа, мать которого стояла на Голгофе у распятия сына, победившего смерть. Небесная мать, через сердце которой прошло острое оружие скорби, печали и горя.
 А в маленьком селе, получивши похоронку на сына, стонала от горя земная мать, простая русская женщина Пелагея.
 Кричала и стонала ее душа, через которую, как и предрекалось, тоже прошло оружие. Рвалось сердце, которое жило все эти четыре года надеждой на возвращение ее сына. Её Георгия Победоносца, победившего фашистского зверя.
«Но сколько их в то дальнее село мальчиков безусых не пришло?»

ПАМЯТЬ ВЗЫВАЕТ

 По всей земле каждый май с победного сорок пятого вспыхивают праздничные фейерверки. Земля и небо вот уже семь десятков лет салютуют своим Победоносцам.
 В далекой польской земле остались лежать русский Карташов и украинец Колесник. Для них не было чужой земли. Они не пожалели себя, мечтая о том, какими счастливыми будут люди.
Но нелюди, не имевшие памяти, уничтожают в Польше святые места упокоения советских воинов. На Украине такие же беспамятные вышли на улицы скакать под фашистской символикой и с ненавистью в глазах к России…
 Но внуки, правнуки и праправнуки русской матери Пелагеи, родившей и пославшей сына защищать родную землю, приходят и будут всегда приходить на маленькое сельское кладбище Нижнедевицка, что в 40 км от города Воронежа, чтобы поклониться и рассказывать своим детям и внукам и всем, кто родится после них, о том, кто принес миру освобождение от нацистского зверя, дух которого снова начинает витать над нашей землей.
 Придут сюда пятеро детей рыжего сорванца Кольки, которые по завещанию отца и бабушки Поли соберут историю героического пути майора Карташова. Приходит на могилку своей свекрови и та самая девочка – Шура, которую на войне вспоминал Георгий и желал своему брату Кольке взять ее в жены.
Поминают «Мартынчеву» Полю и ее героического сына новоселовцы. И не только его. В Нижнедевицком районе нет ни одного дома, которого бы не коснулась война. Поповы, Карташовы, Барановы, Белоусовы, Мальцевы, Гусевы, Дороховы, Незнамовы… Всего на фронт ушли около 21 тысячи моих земляков, 6336 из них погибли.
В деревне Чичаты Бельского района Тверской области открыли памятник нижнедевидцам, сражавшимся в Великую Отечественную войну.
– Теперь мы занимаемся поиском родственников погибших в Тверской области нижнедевидцев, — рассказала замглавы районной администрации Вера Тихоновна Быканова. – Будут установлены памятные плиты всем нашим землякам, которые сложили свои головы за освобождение не только российских сел и городов, но и всей Европы. На одной из плит будет имя и бойца 48-й армии — заместителя командира 1345-го стрелкового полка комбата 399-й стрелковой Новозыбковской ордена Суворова стрелковой дивизии 42-го стрелкового корпуса майора Карташова Георгия Мартыновича.
 Будем помнить! А иначе зачем на земле этой вечной нам жить?