Анна и Cтепан

     В годы войны и после её окончания наша семья жила в маленьком рабочем поселке. Мне было тогда десять лет, и серьёзно осмыслить событие, о котором я хочу рассказать, в то время я не мог. Но чем дальше отодвигают годы произошедшую в нашем тихом поселке трагедию, тем отчетливее вырисовываются в моём сознании характеры и чувства Анны и Степана.
     Анна - так звали женщину лет сорока, небольшого роста, ладную, справную, как говорили старики. Одевалась она скромно, чтобы не сказать бедно, но чисто и опрятно, двигалась по-женски плавно, неторопливо, разговаривала негромко. Её типично русское лицо украшали серо-синие доверчивые глаза. Жила она одна в маленьком домике на окраинной улочке поселка. Муж её погиб на фронте. Получив похоронку "погиб смертью храбрых", шибко убивалась, мало-помалу успокоилась. Тем более, что у неё осталось трое дочерей, которых надо было поднять на ноги, одеть, накормить. После войны все дочери поразъехались - уехали в город учиться, вышли замуж. Да и что делать молодым людям в поселке, где для работы был только маленький лесозаводик, а для культурного досуга стоял старый сарай с заколоченными окнами, в котором два-три раза в месяц одноногий инвалид Геша показывал старые фильмы? Осталась Анна одна.
     И тут появился он. Я уже не помню, как его звали. Назовём его Степаном. Был Степан не местный, маленького роста, худой, неказистый, с глубоко запрятанными глазами. Никто не знал о нем ничего. Можно предполагать, что его выгнала с запада война. Может быть, он потерял семью в адской круговерти военного времени. Возможно, он был холостяк. Достоверно одно - появился и тихо жил в убогом домишке одинокий мужик.
     Постепенно ли, внезапно ли, как взрыв, произошло событие, перевернувшее всё его существо. Выражаясь высоким стилем, он без памяти полюбил Анну. Он почувствовал, что не может жить, не может нормально ходить, спать, дышать, если рядом с ним не будет этой женщины.
     Он долго не решался даже заговорить с ней. Как-то насмелился поздороваться. Она с улыбкой ответила: "Здравствуйте". Начали разговаривать. Предлагал ей помощь в сенокос, с огородом. Она мягко отклоняла его услуги. Наконец он перешел к главному. Ты одна, я один, может быть попытаемся наладить семью.
     Вот тут она проявила твердость. Решительное нет. Нет и не будет. Если бы я мог перевести её слова, которые я не слышал, то получилось бы так: У меня был любимый муж, от которого я родила трех дочерей. Его убили. И убили мою любовь. Я её похоронила глубоко в душе. И больше никогда на этой могиле не расцветут цветы любви. Верность погибшему мужу я сохраню до конца моих дней.
Однако Степан оказался настойчивым. А скорее всего ему не давала успокоиться неистовая страсть, которая овладела им полностью. Он приходил к ней каждый день, пробовал делать подарки, уговаривал, плакал и умолял. Она, добрая по своей натуре женщина, здесь была непреклонной. Её и соседки уговаривали: "Нюрка, ну чего ты строишь из себя? Какой-никакой, а мужик. По дому управится. Да и вон как тебя любит".
     В войну даже в нашем маленьком поселке оказались повыбиты мужики почитай из каждого дома - мужья, братья, сыновья. Так что любой экземпляр мужского пола ценился в поселке на вес золота. Помню, ходил по дворам большой краснолицый мужик, "масляный бог", как его называли. Был по ранению демобилизован, а в поселке справлял должность агента по сбору налога в виде масла и молока. Я видел однажды, как моя соседка отчаянно дралась с другой женщиной за право на его благосклонность. Драка была страшной, с воплями и кровью. Они рвали друг другу волосы, плевались и царапались. Предмет их драки стоял здесь же и с удовольствием наблюдал за развитием событий...
     Драма Анны и Степана близка к завершению. Столкнулись два сильных характера, два сильных чувства. И не видно мирного исхода из создавшейся ситуации. Нюра стала бояться, даже днем она закрывала на засов ворота глухой ограды, завела собаку.
     На исходе лета во время затяжного ненастья Степан зарядил свою одностволку, положил в карман телогрейки патроны и подошёл к дому Анны. Перелез через забор во двор. Дверь в сени была открыта. Залаяла собачонка, которая пряталась от дождя под крыльцом. Анна отворила дверь из избы в сени. Это были последние секунды в её жизни. Не говоря ни слова, он в упор выстрелил ей в грудь, в её непокорное сердце. Она повалилась без звука. Степан подхватил её тело и бережно уложил на половицы. Снова зарядил ружьё, снял с правой ноги сапог и размотал портянку. Лег рядышком со своей любимой, впервые нежно обнял её обеими руками. Ствол ружья уставил под подбородок. Большим пальцем ноги нажал на курок... Так их и нашли на третьи сутки, спящих вечным сном в объятиях друг друга.
     В посёлке долго обсуждали злодейское убийство Нюры. Дочери, приехавшие на похороны, постарались, чтобы могила их матери была на противоположной стороне кладбища от могилы Степана, которого кое-как закопали на скудный кошт от поселкового совета.
     Чем дальше уходят во времени те события, тем чаще я их вспоминаю. Это, по-видимому, удел старости. И теперь я как-то по-другому оцениваю убийцу Степана. Припоминаются даже Ромео и Джульетта, конечно в своеобразном аспекте. Оправдать убийство нельзя. Но понять иногда можно.