Зверь Амахасла

Предупреждение: данное произведение предназначено для лиц старше 18-ти лет.

Синопсис: После прочтения странного  рассказа о покушении на императора Александра III в 1888 году, таксист Илья Сорокин внезапно попадает  в мир, где никто и  никогда не видел, а уж тем более не слышал о государстве Советский Союз.
Поначалу Илья растерян и подозревает нелепый розыгрыш, а то и возможное собственное сумасшествие, однако затем на него сваливаются бешеные и безумно лёгкие деньги, от чего жизнь простого таксиста круто меняется. Но совсем не в лучшую сторону, ибо вскоре объявляется  истинный хозяин «лёгких» денег, настроенный далеко недружелюбно и объявляющий охоту на своего должника.
Теперь у Ильи одна задача – выбраться живым из этой переделки. Выбраться, не подозревая, что это лишь начало запутанного лабиринта, где на одном из поворотов его ждёт встреча с самым загадочным и ужасным  серийным убийцей всех времён и народов, одно прозвище, которого уже стало олицетворением слова «Тьма». И всё по причине того, что тайна маньяка, прямым образом связана с визитом Сорокина  в альтернативную реальность.
Реальность никоим образом не связанную с досточтимым «Гравилетом «Цесаревич», но также имеющую право на свое существование…

Зверь Амахасла

Хороший боец не тот, кто напряжен, а тот, кто готов.
Он не думает и не мечтает,он готов ко всему, что может случиться.
Брюс Ли

Я так хочу тебя вернуть, но – невозможно, понимаю…
Слова из армейской песни под гитару

Пролог

Кучерявый аккуратно причесанный старик, одетый в белоснежную кубинскую гуаяберу навыпуск, белые шорты и сандалии на босу ногу, сидел за  письменным столом одного из отелей на берегу Карибского моря с включенным планшетом, подсоединённым к принтеру. Погружённый в cвои мысли, он перебирал многочисленные фотографии, выуженные им из бесконечных социальных сетей мировой Паутины. Он задумчиво тасовал их наподобие карточного пасьянса, перекладывая фотоизображения на различные лады в бесконечных вариантах. Затем, посмотрев за какое-то время всю цепочку снимков, он сбрасывал её и начинал всё заново.

Параллельно с этим одному ему понятным занятием, его руки практически без участия зрения крутили сами по себе кубик Рубика. Головоломка была уже почти собрана, не хватало лишь единственного маленького куба красного цвета. Он, этот последний фрагмент, лежал отдельно и даже напоминал Остров свободы своим положением в самом дальнем углу стола, освещённого лучами жаркого кубинского солнца. В их свете маленький кубик казался ярким кроваво-красным пятном. Но это была лишь иллюзия. На самом деле он даже ещё не был одет в свою законную оплётку и представлял собой лишь голый кусок белесоватого цвета, выточенный из слоновой кости и дожидавшийся неизбежного законного часа уже не один день и месяц.

Наконец старик остановил взгляд на одной из просматриваемых комбинаций своих фотографий, с минуту вникал в собранный «пасьянс» и лишь после этого отдал машине команду «сохранить». Затем он выделил центральную фотографию молодого мужчины, к которой подходили многочисленные красные стрелки от других изображений, и перенёс фото в отдельный документ. После чего приказал принтеру распечатать его. Когда цветная и неожиданно объёмная фотография появилась из принтера, старик устало прислонился к спинке стула, потирая глаза и разминая виски.

Сзади раздался щелчок, а затем шелест тихих шагов.
— Это ты? — спросил он, не оборачиваясь.
— Да это я, — ответил женский голос. — Твое изобретение действительно работает. Следы его биополя у меня. Надо торопиться, иначе мы можем не успеть.
— Давай сюда, — произнёс он, всё так же не удосуживаясь обернуться и нажимая на экранную клавиатуру. — Всё успеется. Не надо волноваться.

К старику подошла красивая моложавая ухоженная рыжая женщина, почему-то абсолютно голая, лишь с кокетливо повязанным голубым шарфиком на шее. В своих крепких руках на пышной розово-молочной груди она держала лишь небольшую потемневшую от времени монету.
— Замечательно, - сказал старик и забрал монету из рук женщины.

Затем он достал из-под кровати странный небольшой металлический ящик с вмонтированным по центру объективом камеры. Открыв ящик, он подбросил монетку пальцем и, поймав её, зажал в ладони. Затем, немного помедлив и разжимая пальцы, он посмотрел на монету и усмехнулся:
— Орёл.

После он положил её в одно из отделений и взял последний кубик. Подержав его, он немного помедлил, а затем соединил этот фрагмент с остальными частями, разобрав всё, и в доли мгновения расставил цвета головоломки по местам, лишь оставив на красном поле маленькое белесоватое пятнышко - от последнего кубика. Затем квадрат головоломки изогнулся по бокам и граням, а после принял вид и форму головы дракона красного цвета.
Еще немного помедлив и полюбовавшись на своё творение, старик погрузил его на дно ящика. На заранее приготовленную подставку на столе он прикрепил фотографию и расположил её напротив объектива камеры.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь? — спросила рыжая. — Ведь что-то может пойти не так и тогда конец всему.
— Может пойти, — задумчиво откликнулся старик, поворачивая на несколько оборотов по часовой стрелке пластиковый рычаг на этом своем устройстве, а затем плотно закрыл герметичную крышку. — Одно небольшое но… Идея ваша была, и, если это всплывет, он уберет тебя первую, как нежелательную свидетельницу. Уж он об этом позаботится. Да и Система не очень обрадуется, если узнает, что вы задумали.
— Ладно, не пугай. После истории с Джеком-потрошителем меня это мало волнует. Во второй раз уже не так страшно, — откликнулась рыжая довольно флегматично. — К тому же, когда у нас есть возможность, мне безразлично, что будет потом.
— Да уж!!! — загадочно улыбнулся старик, поднимаясь из-за стола. — Старина Джек заставил поволноваться не только старушку Британию. Никогда бы не подумал, что наш последний раз будет именно таким.

Затем он убрал планшет в один из карманов своей рубашки, расстегивая ее, потянулся, словно довольный кот и неожиданно со всего размаху влепил рыжей пощечину, отчего та упала на пол, даже не пытаясь закрываться. Затем он грубо схватил её за волосы, намотав их на кулак, так что она дернула ртом от боли, лишь успев прошептать губами: «Презираю, как же я тебя презираю!». Мучитель волоком протащил её к широкой кровати, предварительно задёрнув жалюзи на окне номера.

Уже через мгновение раздались звуки ударов по телу, скрип и стук кровати, вперемешку со сдавленными женскими стонами, криками и мольбами о пощаде, но полнейшим молчанием странного старика. В череде этих звуков объектив камеры начал освещать изображение мягким слегка рассеянным белым свечением, постепенно превращая фотографию в оплавленную массу…

Часть первая

Технология провала

Глава первая. История не знает сослагательного наклонения
17 октября 1888 года в 14 часов 14 минут царский поезд, идущий с юга, потерпел крушение на 295-м километре линии Курск — Харьков — Азов, у станции Борки, в 50 километрах южнее Харькова. Семь вагонов оказались разбитыми; были жертвы среди прислуги, но царская семья, находившаяся в вагоне-столовой, осталась цела. При крушении обвалилась крыша вагона; Александр, как говорили, удерживал её на своих плечах до тех пор, пока не прибыла помощь…
Однако вскоре после этого происшествия император стал жаловаться на боли в пояснице. Профессор Трубе, осмотревший Александра, пришёл к выводу, что страшное сотрясение при падении положило начало болезни почек. Болезнь неуклонно развивалась. Государь все чаще чувствовал себя нездоровым. Цвет лица его стал землистым, пропал аппетит, плохо работало сердце. Зимой 1894 года он простудился, а в сентябре, во время охоты в Беловежье, почувствовал себя совсем скверно. Берлинский профессор Эрнст Лейден, срочно приехавший по вызову в Россию, нашёл у императора нефрит — острое воспаление почек; по его настоянию Александра отправили в Крым, в Ливадию. 20 октября 1894 года, в 2 часа 15 минут пополудни, Александр скончался…
Сведения из мировой Сети

1
16 октября 1888 года. Ялта. Крым.

В полутемной квартире с окном, из которого был виден начинающийся ужасающе багровый закат, небольшая группа молодых людей молча и напряженно ожидала появления курьера от координатора. Этот курьер должен был окончательно прояснить ситуацию с предстоящим покушением, ставившим своей целью рассчитаться за гибель товарищей в Шлиссельбургской крепости в мае прошлого года, а также громко и бескомпромиссно поставить точку в затянувшейся борьбе с действующим режимом.

Однако как назло всё оказалось под угрозой в самый неподходящий момент – когда уже была окончательно утверждена диспозиция участников; когда были приготовлены снаряды и револьверы; когда нужная заграничная пресса уже застыла в напряженном молчаливом волнении; когда воздух наконец сгустился до электрических разрядов. Неожиданно всё это дало сбой, и предстоящая операция угрожала затрещать по швам.

Васька Шныряев, бывший студент, выгнанный с позором из университета за вольные мысли (по его версии), а на самом деле пойманный с поличным за кражу в аудитории и выдворенный к чёртовой бабушке, направился однажды в стан народовольцев по одной простой причине – идти ему было больше некуда. Он сослался на одного из своих шапочных приятелей, года три уже обитавшего на каторге за политические дела. Ваську приняли с недоверием и держали на почётном расстоянии, лишь иногда поручая передать из пункта А в пункт Б всякую тарабарщину вроде: «Тётушка Поля научилась наконец кататься на велосипеде» или «Дед Иван получил по шее поленом». Он, конечно, понимал, что это шифровки, но природная живопакостность ума, а главное легкость языка без костей позволяли ему почему-то всё же надеяться, что когда-нибудь он заслужит необходимое доверие.

Вечно такая «разнонаправленная» жизнь продолжаться не могла, и однажды свершилось: в каком-то шалмане под Ялтой его замели опять за кражу, которой он хотел пофорсить перед одной из кабацких девиц, с коей познакомился накануне. Его поймали с чужим бумажником в руках. Вначале он получил по мордасам от хозяина бумажника, затем от трактирной братии, после - от прибывшего урядника. Когда его препроводили в участок, он и там отхватил несколько раз по своей несчастной головушке. Но не это сыграло с ним злую шутку: боли он не боялся еще с детства. Этому фокусу его научили пришлые цыгане в далеком детстве. Сыграло свою роль то, что в момент побоев в допросную неожиданно зашёл сгорбленный старичок, приказавший прекратить избиение, распорядившийся отпустить Ваську и даже взявший его с собой в дилижанс. Естественно, в компании нескольких здоровенных молодых людей, одетых, как и старичок, в неприметное штатское.

Васька, конечно, догадывался о «плохих» и «хороших» полицейских, но когда старичок по-свойски с ним разговорился за стаканчиком вкуснейшего ялтинского вина, то он и сам не заметил, как рассказал о доме под горой, куда регулярно заглядывал, и даже сболтнул про сообщение о прибытии восемнадцати бревен из Харькова. Старичок оказался не простой, а золотой, ибо пятьдесят с лишним лет провел в сыскной полиции, знал всё о болтливых, а главное о молчащих языках, а значит, немедленно сообщил в инстанции о занимательном субъекте.

Когда перед Васькой, уже строившим грандиозные планы своего будущего повествования об освобождении из царской охранки, эта самая охранка явилась в образе двух дядек вальяжной петербургской наружности, имевших к тому же бакенбарды, он понял, что сделал две самые большие глупости в своей короткой, не обремененной тяжелыми раздумьями жизни. Во-первых - когда решил украсть от нечего делать кошелек в кабаке, а во-вторых – ещё раньше, когда связался с молодчиками из «Народной воли». Но было поздно: дядьки оказались не простыми урядниками, они били точно и наверняка, выворачивая всё тело наизнанку. Никакие цыгане не помогли. Однако это было только поначалу. Потом они давали ему нюхать какую-то гадость, от которой мир на некоторое время становился розовым и добрым, а язык развязывался сам собой. Рассказать что-то толком он не мог, а лишь вспоминал отрывочные фразочки, которые дядьки записывали на фонограф. Он ещё для солидности и отвода глаз попытался насочинять и про себя, но его быстро вывели на чистую воду и всыпали по первое число, после чего бросили в камеру и думать, кажется, о нём забыли. Но не забыла о нём партия народовольцев, забив тревогу в связи с пропажей своего курьера.

2
Когда через координатора непосредственные исполнители будущего теракта получили сообщение, что акция возмездия под угрозой провала, они вынуждены были остановить процесс и пассивно ждать известий из центра. Смертный приговор царю для них был делом чести, и каждый из присутствующих не задумываясь отдал бы десяток своих жизней, лишь бы осуществить задуманное. Но сейчас временно приходилось находиться в непредвиденном ожидании от случившегося.

Их было пятеро: трое мужчин и две женщины. Они не разговаривали, не смеялись, временами могло даже показаться, что они не дышат. Они молча и терпеливо ждали связного, который должен был передать приказ из партийного центра. Эти пятеро были звеньями единой боевой группы, сложившейся при подготовке покушения на жандармского подполковника Судейкина Георгия Порфирьевича в декабре 1883 года в Санкт-Петербурге. На текущий момент они были самыми опытными боевиками «Народной воли». И надо сказать, что в марте прошлого года они единогласно выступили против покушения на Александра III, считая акцию совершенно неподготовленной и дилетантской. Их мнение впоследствии оказалось единственно верным.

Провал того покушения обнажил назревший кризис «Народной воли» и её многочисленные проблемы. А именно - что столь ответственное и опасное дело тогда доверили совсем ещё незрелым студентам, не желавшим верить, что уже вся структура партии нашпигована осведомителями и предателями, а сама идея террора как способа борьбы за счастье сограждан, у этих самых сограждан начала вызывать большие сомнения.

Для руководства «Народной воли» описываемая пятерка террористов была последним козырем в рукаве. Они были глубоко законспирированы. Об их существовании в партийном центре знал только сам координатор, и нужны они были именно на подобный случай – поставить шах и мат царю-королю, когда тот будет в совершенно расслабленном состоянии. Идеальный вариант – после отдыха со всем семейством. Тогда точно революции и хаоса не избежать.

Как уже было отмечено, каждый из этих пятерых не задумываясь, готов был умереть для достижения конечной цели. А значит, понимая, что в девяти случаях из десяти акция закончится их гибелью, они с невероятной тщательностью продумали ход действий, учли любую мелочь и последовательно вычленили все слабые звенья предстоящей операции. Одним из таких звеньев и оказался Васька Шныряев. Он пропал несколько дней назад в неизвестном направлении. Вроде как его арестовали за кражу в кабаке, но потом отпустили на все четыре стороны. Соседка лишь сказала, что в последний день к Ваське пришли две молодые девицы, так сказать, гулящей наружности, он сел с ними в экипаж и более не возвращался.

Из всего рассказа следовало одно из двух. Либо Васька действительно загулял в одном из крымских притонов, либо сейчас ему уже развязывала язык царская охранка. Естественно, пятёрка склонялась ко второму варианту, а потому приходилось ожидать решения центра.

Успокаивало одно: Васька их в глаза не видел и знать не знал об их существовании. Всё, что от него требовалось в своё время, - это передать на словах шифровку молочнику, который, также не встречаясь с ними, передавал её вместе с поварёнком, приносившим простоквашу и сыр на конспиративную квартиру. Причём поварёнку сообщение от молочника приносил другой подмастерье, бежавший до второй фермы и пересказывавший хозяйское распоряжение, совсем не подозревая, естественно, что в нём скрыто. Была ещё и вторая степень защиты от возможного провала: если пацанёнок произносил фразу «Здравствуйте! Я принёс вам продукты, как вы заказывали», то боевики знали, что это означает: «Всё в порядке. Распоряжения из центра находятся у вас».

Но несколько дней назад пацан сказал совсем другое: «Извините, сегодня, и вчера молока не было. Есть лишь сыр позавчерашний». В переводе это означало: «Непредвиденные осложнения. Ничего не предпринимать. Ждите ответа из центра. Если в течение трёх суток ответ не придёт к 20:00, немедленно расходитесь из квартиры». В сыре была шифровка про Ваську со всякой внешней белибердой, и представляла она собой зеркальный книжный шифр, эдакую голубую мечту любого конспиролога и шпиономана.

Главарь пятёрки товарищ Ольга, (как она называла сама себя) происходила из дворян, имела за плечами университетское образование в нескольких престижных европейских учебных заведениях, прекрасно владела всеми основными мировыми языками и великолепно разбиралась в тонкостях международной политики. В течение получаса она расшифровала письмо и прочла его содержимое остальной четвёрке: «Курьер пропал без вести два дня назад. Возможен провал». Всё, что оставалось им сейчас, - это просто ждать шифровки от руководства либо уходить с явочной квартиры в случае дальнейшего молчания.

— Товарищ сестра Ольга, — обратился к ней, глядя в упор огромными чёрными глазищами, похожий чернотой на кавказца Ефим, здоровенный крепкий малый, бывший на самом деле выходцем из черты оседлости, отрастивший за несколько дней до этого окладистую бороду для будущего дела и теперь одетый конным извозчиком. Бывший каторжный и дезертир, проведённый через шпицрутены за побег из части после избиения дежурного офицера, пьяным попытавшегося заставить солдата жрать собачье дерьмо. Ревнивым был он, этот офицер, и однажды ему показалось, что его благоверная слишком долго рассматривала чернявого караульного, уж больно с откровенно издевательскими носом и ушами для законного мужа. Законный муж-то он такой был, знал, что почём… В боевой пятерке Ефим занимал место изготовителя бомб, ибо прекрасно разбирался во взрывчатых веществах и практике минно-взрывного дела.

—  Что, брат Ефим? — спросила главарь, повернув к нему своё лицо с тонкими аристократичными чертами, обрамленное чёрными локонами. Они были чем-то похожи друг на друга (странная игра природы): бывшая русская дворянка и бывший каторжанин еврейских кровей. Но в шутку они называли друг друга братом и сестрой.


Сейчас она была одета по последнему писку моды, и весь её стан, показывал, что любой мужчина, глядя на него, видел кого угодно, но только не террористку-смертницу, подготовившую и разработавшую операцию по уничтожению российского императора. Товарищ Ольга осознавала это, и в предстоящей возможной операции данная деталь играла не последнюю роль.
— А если это провал и по наши души уже едут? — с сомнением в голосе спросил бомбардир.
—  Души нет, брат Ефим. Есть лишь воля, — ответила она. — У нас нет выбора. Мы обязаны дождаться решения или уйти.
—  Мне кажется, Ефим прав, — откликнулась из дальнего угла комнаты Софья, уроженка Великого княжества Финляндского. Однажды её занесло в столицу, где она и познакомилась с харизматичным Андреем Желябовым, одним из руководителей «Народной воли».
— Мы все как один готовы погибнуть, лишь бы сделать с ним тоже, что с папашей, - продолжила Софья.  — Но, если это провал, глупо ведь умирать ни за что.

Софья имела слабость к альфа-самцам, поэтому, переспав с ней несколько раз, Желябов занялся с девушкой своим любимым делом. От искусства любви он перешел  к обучению совсем тогда еще молоденькой чухоночки искусству террора. [Девица быстро усвоила свою роль в борьбе с ненавистным царским режимом. Она обладала странной, загадочной притягательностью для мужского пола и, будучи далеко не красавицей, феноменально легко вжилась в роль Маты Хари своего времени.

Каждый раз операция боевой организации начиналась с того, что скромная финляндская девушка, бывшая «лёгкой добычей», безошибочно находила в рядах охраны или прислуги голодного до женского тела субъекта. Дальше она вытворяла с ним такое, что у казарменных фельдфебелей щёки могли зардеться от смущения. Естественно, новости о финляндской куртизанке разлетались со скоростью пули. И очередь к ней выстраивалась чуть ли не по записи. Само собой, приключались и мордобой, и даже дуэльки среди страждущих, что тоже разлагало атмосферу и способствовало конечному успеху.

Долго такое продолжаться не могло, и вскоре руководство получило сведения от надежного человека, что в охранке заинтересовались весёлой чухоночкой, поскольку после ее «веселья», кто-нибудь из сановников, нет-нет да и взлетал на воздух или получал пулю в голову. Приходилось срочно менять тактику. В предстоящей операции она изменила внешность донельзя, выкрасила свои рыжие кудряшки в блондинистый цвет и стала вологодской торговкой, продающей различное домашнее спиртное: самогон, наливки, вино и прочую вкуснятину - для простой солдатской души.

Главной её задачей являлся сбор (курочкой по зёрнышку) основной информации о системе охраны будущей жертвы, а конкретно - кто с кем пьёт, ест, спит, ходит до ветра, кто с кем дружит, а кого вовсе не переваривает. В общем, любые детали, важные и неважные на первый взгляд. Главным для неё было собрать необходимые сведения. А здесь уж в ход шло всё: и «медовые ловушки», и алкоголь, и шантаж - использовался подходящий неблаговидный порок. А в решающий момент она могла выполнить роль ликвидатора кого-либо из охраны, коли это было необходимо для успешности операции.

Товарищ Ольга внимательно посмотрела на Софью. Она, как и все остальные члены группы, знала, что финляндская Мата Хари тайно влюблена в Ефима и тщательно это скрывает. Что ж, даже идейным убийцам не чуждо ничто человеческое. Однако скрывай не скрывай, а, если каждый день стоишь на грани жизни и смерти, невольно становишься психологом.
— Если это провал и мы погибнем, —  убеждённо произнесла товарищ Ольга, —  за нас отомстят наши братья.
—  И всё же операция действительно сырая, —  вмешался в разговор Вагнер, одетый в жандармскую форму. Это была его фамилия, и он предпочитал, чтобы его называли именно так.

Вообще-то его звали Лампадий. Но какой, к чёрту, террорист-народоволец с таким именем? Лампадий Вагнер! Сразу чем-то музыкально-опереточным тянуло. Хотя отец его, библиофил и знаток истории Вагнер-старший, из самых благих побуждений, взял и нарёк сынишку в честь древнеримского префекта Гая Цейония Руфия Волузиана Лампадия, правившего в середине IV века нашей эры. Вагнеру-сыну от этого было совсем не легче. Как известно, благими намерениями… Поэтому для всех он был просто Вагнер. И никаких Лампадиев.

Происходя из обрусевших мелкопоместных немцев, он обладал врождённой пунктуальностью и превосходной ориентацией на местности. В его первоочередные задачи входили точный расчёт маршрута жертвы, поиск данных о ближайшем окружении приговорённого и выбор места дислокации боевиков во время операции. Он был великолепным стрелком и знатоком холодного оружия, а значит, во вторую очередь на нем лежала ответственность за стрелковую подготовку и работу с ножами остальных участников группы, даже Софьи. Вагнер был недоучившимся студентом, которого много лет назад выгнали с волчьим билетом за участие в студенческой демонстрации.

Маленький, щуплый, с огромными залысинами, да к тому же еще в очках, Вагнер производил совсем не героическое впечатление, хотя жандармская форма и придавала ему мужественный вид. Но остальная четвёрка знала, как обманчива внешность. Столкнувшись единожды с ним в деле, они сразу поняли, что этот человек обладал железным несгибаемым характером, и что главным принципом его являлась победа грядущей революции, и что лишь смерть могла его остановить. Как, впрочем, и всех остальных.
— На подготовку операции действительно ушло всего полтора месяца, — отозвался третий мужчина, Ваня, также одетый в жандармскую форму.

Симпатичный улыбчивый лопоухий малый с хорошо подвешенным языком и неплохим знанием законов лингвистики, в группе он играл роль балагура. Но не в том смысле, что он был обязан поднимать испорченное настроение остальным боевикам в связи с неудавшимся покушением, а в том, что, как бы сто с лишним лет спустя сказали, он был вроде пресс-секретаря и отвечал за связи с общественностью. На каждую удачную акцию он составлял прокламацию, которую печатала подпольная типография, прославляя их нелегкое дело в борьбе за счастье трудящихся и иже с ними. Вторая его задача - проверить пути отхода до начала операции.

Ваня был сыном проигравшегося в дым купца средней руки, который недолго думая пустил себе пулю в висок, оставив сыну в наследство многомиллионные долги да природную болтливость со способностью забраться в любую труднодоступную щель без мыла. Просидев несколько месяцев в долговой тюрьме, Ваня познакомился с одним из народовольцев. А тот в свою очередь  привел его в организацию.

Однако в «Народной воле» ему без всяких шуток для начала предложили отрезать язык, а уж потом разговаривать по делу. Ваня намёк понял и болтологию начал с этого времени включать лишь по необходимости. А необходимость была одна. Если пятёрка понимала, что в предстоящей акции палачу суждено погибнуть вместе с жертвой, но та не очень крупного ранга, то необходимо было найти и сагитировать шестого, временного члена группы (желательно молодого и не очень умного и обязательно люто ненавидящего действующий режим). Подбором подобных персонажей и занимался Ваня.
- Хорошо. Ваши предложения в сложившейся ситуации? —  спросила тихо, почти шёпотом товарищ Ольга.

У неё были свои счёты с царским правительством и лично с Государем-Императором. Именно благодаря ей несостоявшаяся надежда научной России восемнадцатилетний Саша Ульянов бросил свои книжки, влюбившись однажды так, как это случается лишь в восемнадцать, в княгиню Ольгу Шереметеву, которая ответила ему взаимностью. Они тайно поженились в Европе, и в скором времени Саша узнал, что она революционерка. В свою очередь это открытие привело к тому, что через три года он был повешен в Шлиссельбургской крепости за подготовку покушения на царя, а она поклялась мстить за него до последнего вздоха и последней капли крови. Правда, ныне она и крови-то у себя никакой не ощущала. Лишь одна сожженная пустыня внутри, куда ещё иногда долетают обрывки городского мусора да различные сплетни повседневности.

—  Есть два предложения: либо да, либо нет, —  задумчиво погладил лысоватую голову Вагнер, глядя куда-то вдаль. — Возможен ещё - как запасной - вариант с железной дорогой. Такой же, как с его отцом в семьдесят девятом году.
— Но для этого нужно время, — вмешался Ефим, блеснув глазищами. — Мы просто можем не успеть. В тот раз на это ушло полгода, да к тому же исполнители ошиблись вагоном.
— А ещё из-за возможного предательства курьера, —  поддержала Софья, — дорожные пути вполне могут проверяться.
— А если я скажу, что это наиболее удачный путь? —  спросил Вагнер, переплетая пальцы рук. Он всегда так делал, когда дело касалось чего-то важного. — К тому же вы меня знаете, я ничего просто так не предлагаю.
— Мы действуем согласно разработанному плану, —  вклинился Ваня.
— Мы сами его разработали, сами вправе и заменить, — среагировал Вагнер.
— Но план утвержден Центральным комитетом! — снова откликнулся Иван удивлённо. —  К тому же то, что ты предлагаешь, - это нарушение устава политической организации.
— А ты, значит, предлагаешь здесь открыть политический митинг? — насмешливо отпарировал Вагнер. — Очень подходящее время.
— Прекрати паясничать. Я ничего не предлагаю. Я говорю, что это нарушение устава Центрального комитета партии, —  отозвался Иван. — Не более того.
— В критических ситуациях боевая группа сама вправе принимать решение в обход комитета, —  уже без иронии произнес Вагнер.
— Если комитет уничтожен полностью, — подвела итог товарищ Ольга. — В остальных случаях любые несанкционированные действия боевой группы расцениваются как провокация и предательство.
— Хорошо, — поднял Вагнер руки вверх и произнёс отчётливо и жёстко, чуть ли не по слогам: - Но, если сегодня мы упустим этот шанс, больше его не будет. Поверьте мне. В конце концов, мы сами вправе вершить историю, невзирая на результат.
Товарищ Ольга помолчала, затем сказала:
— Отвечать в случае упущенной возможности будет партия перед своими братьями и сёстрами.

Спор был закрыт, но группа поняла, что Вагнера первый раз за всё время что-то смущает в плане, который он сам же и разрабатывал, порой даже ночи напролет.

Раздался знакомый стук в дверь. У порога встали Ефим и Ваня, у каждого в руках пистолет. Вагнер отошел в затемнённый угол комнаты и тоже достал оружие - американский револьвер-бульдог.

Товарищ Ольга приказала Софье:
— Открывай.

Софья открыла дверь. В квартиру зашел светло-русый мальчишка лет семи-восьми с корзиной в руках. Присутствующие мужчины неуловимо убрали оружие, так что пацан даже ничего не успел заметить.
— Здравствуйте. Я принес вам продукты, как вы заказывали.
«Началось!» — мелькнула у всех одна и та же мысль.

3
— Проходи, пожалуйста, —  обратилась к нему товарищ Ольга, до этого ни разу с ним не разговаривавшая. —  Как тебя зовут?
— Егорка, барыня, — сказал мальчишка и попытался присесть в неуклюжем реверансе.
— Хорошо, Егорка, — продолжила товарищ Ольга. — Только не зови меня, пожалуйста, барыней. Зови меня мадам, хорошо?
— Хорошо, бар… - начал мальчишка и тут же поправил себя: — Хорошо, мадам.
— Да, и ещё: иногда я, сама не замечая того, перехожу на французский. Не смущайся.
— Хорошо, мадам.
—Я очень знатная и богатая.
— Хозяин говорил как-то про это.
— Славно. За твою понятливость я могу выполнить твоё самое сокровенное желание. Ты хочешь этого?
— Да, мадам.
— Чего тебе хочется больше всего? — спросила она и ласково погладила его по голове.
— Здесь недалеко в скобяной лавке есть настоящий военный крейсер, —  загорелись глаза у Егорки. — То есть он, конечно, игрушечный, но выглядит как настоящий.
— Хорошо, Егорка, я осуществлю твоё желание, но за это ты должен выполнить моё.
— Какое, мадам? — испугался было мальчишка.
— Ты просто посидишь со мной немного, хорошо? А мы потом вместе сходим за крейсером.
— Хорошо, —  ответил Егор и, поняв, что ему можно присесть, без лишних слов занял первый попавшийся ящик, стоявший у входа.

Закончив разговор, товарищ Ольга устремилась в соседнюю комнату, отделённую бордовой занавеской. Софья понесла корзину с продуктами вслед за ней. Их не было минут двадцать-двадцать пять. Были слышны тихие голоса, шуршание, и из комнаты потянуло странным запахом серы. Затем товарищ Ольга вышла и молча моргнула Вагнеру.
— Всё правильно, — внезапно побелев, пробормотал Вагнер. — Долго, слишком долго. И финал у всего абсурдный. Нам придется его исправить…
— Что? — не поняли остальные.

Вагнер не ответил и вышел прочь. Ещё через пару минут Ефим обратился к посыльному:
— А ну, малец, слезай-ка с ящика.

Мальчишка спрыгнул, а Ефим легко закинул тяжёлый ящик на плечо, аки библейский Самсон, вознамерившийся утащить городские ворота на себе.
— Ой, ну почему его нельзя было оставить в повозке? — по-женски не выдержала Софья, глядя на Ефима.

Ваня подошёл к ней и с бесшабашной лёгкостью шепнул на ухо:
— Революция революцией, а ведь могут и скоммуниздить, коли плохо лежит  или, чего хуже, нос свой засунуть куда не следует.

Она пожала плечами и вышла следом за всеми. В квартире остались только Ольга и Егор. Они молча просидели около двух часов, глядя в окно, будто и не было больше никого в комнате.

— Сколько тебе лет, Егорка? — неожиданно спросила Ольга.
— Восемь, мадам, — с большой охотой в голосе отозвался мальчишка, видимо, уставший так долго молчать.
— Кем ты мечтаешь быть? — поинтересовалась она у него.
— Моряком, мадам. Сначала матросом, а потом - капитаном корабля.
— Ты любишь море?
— Море красивое, мадам. Я его люблю.
— Хорошая мечта. А я в детстве мечтала стать балериной.
— А почему не стали?
— Так распорядилась жизнь.
— Взрослые всегда так говорят, когда у них что-то не получается из-за того, что они не прикладывают должных усилий.
— Ты умный мальчик, если знаешь это в восемь лет.
— Этому меня научила моя бабушка, мадам.
— Хорошо, — с улыбкой сказала товарищ Ольга и бросила взгляд на циферблат стенных часов, пробивших восемь вечера. — Кажется, пора идти за корабликом.
— Я не знаю, мадам, открыта ли в это время лавка, - пожал плечами мальчишка. — Может быть, лучше завтра?
— Завтра мы можем не успеть, — улыбнулась ещё раз товарищ Ольга и потрепала его по голове. — Не волнуйся, я волшебница.
— А разве они бывают?
— Бывают.
— Ура! — закричал Егорка и захлопал в ладоши.

Она взяла его потную, по-детски взволнованную ладошку в свою, облачённую в черную бархатную перчатку, и они неспешно покинули убежище. На улице было хорошо и по-вечернему прохладно. В воздухе вкусно пахло знаменитым ялтинским  виноградом. Впечатление от вечера портил лишь не в меру красный – даже багровый - закат. Они шли молча, и каждый думал о своём: кораблик, Саша, бабушка, революция, люблю море, кровь за кровь, жизнь и смерть.

Вдали показалась вереница карет, приближавшихся с чудовищной скоростью и готовых снести всё на своем пути ради интересов того, кто был в главном экипаже, ради интересов огромной империи. Вереница была окружена целой армией, и, казалось, ничто не может угрожать этой реке силы. Однако именно в том месте, куда направлялись товарищ Ольга и Егорка, - у скобяной лавки - дорога немного сужалась и изгибалась, поэтому кавалькада всадников охраны и вереница карет были вынуждены на мгновение сбросить скорость и разомкнуть свои ряды для перегруппировки.

Егорка действительно был умным мальчиком и заметил, что в разных частях этой улицы стоят те же люди, которых он видел в квартире два часа назад. Однако теперь они делали вид, что вовсе не знают друг друга. Бородатый, надвинув картуз на лоб, читал газету, сидя в повозке; два полицейских - очкарик и лопоухий - прогуливались по тротуару, мирно беседуя; а девушка выкрикивала что-то, держа корзинку в руках (видимо, занимаясь торговлей). В общем, все, за исключением очкарика и ушастого, делали вид, что совершенно не знают остальных.

Мальчишку посетило смутное чувство близости чего-то страшного, и он уже собирался сказать об этом Ольге - но в следующую секунду Софья, приветливо улыбаясь и одной рукой посылая всадникам, воздушный поцелуй, другой неожиданно кинула в них корзинку. Раздался оглушительный взрыв, который превратил людей и лошадей в единое кровавое месиво. Раздался чей-то истошный крик («Тревога-а! Покушение на императора!») и свисток.

За доли секунды ответные пули - под брань, плач и стоны раненых - буквально изрешетили Софью, не оставив на ней живого места и отбросив её на несколько метров назад. Именно в это самое мгновение Ефим бросил ещё одну бомбу в охранников. Раздался взрыв. Две кареты были перевёрнуты и искорёжены. Вагнер молниеносно бросился к повозке, сдёрнул маскировочную тряпку, под которой оказался пулемет «Максим», и открыл шквальный огонь. Пользуясь сумятицей и беспорядком, Ефим и Ваня с двух сторон бросились к одной из карет, у которой отвалилось колесо, пробивая себе дорогу ножами, привязанными к запястьям, и пистолетами - расстреливая и зарезая всё и всех на своем пути. Им в ответ полетели со всех сторон пули.

Однако их поддерживал Вагнер, прицельными и точными пулеметными очередями, расчищая коридор движения террористов, а заодно стараясь попасть по карете. Но тела убитых и раненые люди и лошади стали неожиданным препятствием для пуль и защитой для кареты. Вагнер лишь сейчас понял это и чертыхнулся. Тем временем пара убийц, истекая кровью, приблизилась к заветной карете и дёрнула дверцы с двух сторон.
— За победу грядущей революции!! — закричали они, одновременно наводя пистолеты.

В следующую секунду из кареты раздались два громких ружейных выстрела: бах, бах! - и оба террориста упали навзничь с разнесёнными головами. Вагнер продолжал расстреливать всё живое, невзирая на то, что остался единственным из нападавших. В какой-то момент он прекратил стрелять и принялся перезаряжать оружие. В это время из кареты, отбрасывая два ружья-обреза, выпрыгнул мужчина гренадерского роста. Он сиюминутно оценил ситуацию и, встав на одно колено, взял Вагнера на прицел пистолета, прищурившись и держа одну руку на запястье другой.

Вагнер почувствовал свою гибель и поднял глаза от пулемета. Всё было кончено. Ещё мгновение они смотрели друг-другу в глаза, а затем грянул выстрел. Вагнер дёрнулся и упал навзничь с маленьким красным пятнышком на голове. Победивший стрелок, не убирая пистолета, осмотрелся по сторонам, и, более не видя опасности, зычно крикнул:
—  Карету государю императору, итит вашу мать, живее!

Оставшиеся в рабочем состоянии бросились суетиться, выполняя приказание стрелка. Вместе с ними к этой суете начала приближаться товарищ Ольга, буквально силой таща ошалевшего от страха мальчишку.
— Не бойся, сейчас мы уйдем отсюда, —шептала она Егорке, пытаясь его успокоить. А тот лишь от ужаса кивал головой, ничего не понимая и не соображая.
— Стоять, — бросил стрелок, обводя панораму боя рукой. —  Здесь не положено находиться, уходите немедленно. Разве не видите, что творится?
— Простите, месье, я Вас не понимаю. Вы говорите по-французски? — произнесла товарищ Ольга на непонятном для Егорки языке.
— Да, мадам, — откликнулся этот военный, также на непонятном языке. — Кто вы и что вам надо?
— Я французская подданная. Позвольте нам пройти, вы же видите, мальчик безумно напуган.
— Да, конечно, мадам, проходите, — ответил гренадер и крикнул по-русски. — Француженке с пацаненком помогите пробраться и выведите их отсюда немедленно.
— Будет сделано, ваше благородие, — откликнулся кто-то и добавил: — Карета готова.
— Ваше Величество, карета готова, — произнес гренадер и открыл дверцу искореженного экипажа с отвалившимся колесом, помогая выбраться высокому грузному мужчине с бородой в военном мундире. Тот в свою очередь помог выбраться маленькой хрупкой женщине.
— Пойдём, дорогая. Всё кончено.
— Саша, у тебя кровь на голове. Ты ранен?
Император потрогал голову и сказал:
— Ерунда, царапина.
Затем он обратился к гренадеру:
— Помогите раненым; я успокою Их Величество и приду вам на помощь.
— Будет сделано, Ваше Величество.

С силой оттолкнув мальчишку в сторону, товарищ Ольга бросилась к императорской чете. Гренадер увидел этот маневр и бросился наперерез. Ольга выхватила из ридикюля странный округлый ребристый предмет грязно-зелёного цвета и, дёрнув его от себя кверху, швырнула императору под ноги, оставшись с блестящим металлическим кольцом в руке. Снаряд закрутился - и всё будто бы остановилось. Никто не понимал, что происходит, но все ощущали, что сейчас приключится что-то невыносимо страшное, переходящее все грани добра и зла.

Гренадер, оценив ситуацию, бросился на ребристую кругляшку и закрыл ее собой. Проходили секунды, минуты, однако ничего не происходило.

— Не поняла! — непроизвольно произнесла Ольга по-русски и, выхватив из ридикюля вторую такую же штуку, повторила действие, швырнув её в императора. Результат оказался аналогичным и до того нелепым, что все присутствующие (даже император!) не выдержали и басовито загоготали, невзирая на творившееся вокруг людское горе.

— Пардон, мадам, — император подобрал предмет и удивлённо на него посмотрел. — У вас, наверное, много таких железных, э.… лимонов? Это теперь так принято выражать свою ненависть ко мне?

Ольга вдруг дико безумно расхохоталась и стала кататься по земле.
— У-у-у!!! – завыла она. - Будь ты проклят, Лампадий Вагнер!!! Будь ты проклят. Ха-ха!!! Будь проклят, Лампадий.

—  Взять эту сумасшедшую!! — недоуменно приказал император, пожимая плечами.

Вот теперь точно всё было кончено. Безумно хихикающую террористку увели. Остался лишь мальчишка, перепугано глядевший на случившееся.
Гренадер улыбнулся ему печально: — Ну ты-то, надеюсь, не хочешь царя убивать?
— Я домой хочу, — крикнул он и стремглав бросился прочь, забыв обо всем на свете.
— Срочно назад в резиденцию, — приказал император и помог забраться в карету жене, бросив напоследок: — Мальчишку задержать и допросить. Но сильно не усердствовать: дитё же всё-таки.

Как только они тронулись и остались наедине, могучие плечи императора заходили ходуном, и он заплакал навзрыд. Он, этот монолит силы и могущества плакал как ребенок, наверное, первый раз в жизни.

— Что с тобой, Саша? — испуганно спросила императрица и обняла его.
— Знаешь, когда она швырнула в нас лимоном, я подумал, что это их новая бомба и нам конец. У меня вся жизнь перед глазами пролетела, и я увидел… увидел нечто большее. Я заглянул в грядущее. И мне стало страшно. Ни одно человеческое сердце не выдержит этого.
Он уткнулся в её плечо. Она первый раз видела своего мужа в таком состоянии.
— Я видел Смерть, Минни. Свою, Николаши, Миши, внуков - всей страны. Всё в крови, война, смута, хаос. Всё погибает. Я видел, как эти варвары спускают их обезображенные трупы в шахты с водой. Сейчас, когда рядом с нами прошла смерть, я разглядел страшное – и только теперь осознал, в какой опасности находится моя несчастная Россия!!!
— Милый, милый Саша! — Дагмара гладила его по плечам, стараясь утешить. – Я читала у одного немецкого профессора медицины, что в критические моменты, сознание способно заглянуть в будущее…
— Я клянусь жизнями погибших сегодня сделать всё, что в моих силах, чтобы этого ничего не произошло.— Голос его стал совсем тихим и спокойным. – Николай совсем еще мальчишка, ему всего двадцать лет! Умри я сегодня или завтра, его и семью разорвут на части все эти бешеные собаки, казнокрады, безумцы. Но, пока я жив… Замучаются пыль швейцарскую глотать, сволочи, ожидая пока я проэтосамлю Россию.
— Пыль швейцарскую, проэтосамлю? — удивилась императрица.
— Там услышал, — Александр ткнул указательным пальцем в воздух в направлении чего-то бесконечно далекого.

Они прибыли, император вновь преобразился в могучего гиганта и вышел из кареты. Мини устало закрыла глаза и слышала лишь голоса.
— Ваше Величество, простите,— произнёс придворный камердинер.— Ваш поезд прибыл, все ждут только Вас и Марию Федоровну. Их Высочества уже в вагоне.
Александр обратился к камердинеру:
— Прикажите отменить поезд и немедленно собрать всё ливадийское начальство. Машинисту приказываю всыпать розгами по первое число за то, что разгоняет императорский поезд до опасных скоростей.
— Но, церемониал треб…— удивился камердинер.
— Вам захотелось дискутировать с Нами?— перебил его Александр.
— Нет, нет. Что Вы?! Я выполню всё в точности, как Вы приказали,— ответил придворный и развернулся на каблуках.

— Да, и ещё, — неожиданно остановил его император.— Пошлите телеграмму в Петербург. Пусть немедленно подготовят все данные об американских нефтяных промышленниках. Рокфеллер, Трумэн, Мараис и так далее по списку. И последнее: пусть вызовут моего лейб-медика. Я хочу, чтобы он осмотрел меня. Спина что-то разболелась. Нервы, наверное…
— Будет исполнено,— сказал камердинер, поклонился и удалился.

Она посмотрела в небо. Багровый закат бледнел. В этом закате она видела причудливые картины, – странный поезд двигался назад, разрушенные дома поднимались с земли, мертвые оживали, не рождённые появлялись на свет… А на другом конце страны совсем молоденький земский доктор, остановившийся отдохнуть от долгого пути, и наблюдавший, как в участок ведут простецкого мужичка, участливо поинтересовался:
— За что его?
— Да болты с рельсов скручивал, стерва,— буднично произнёс урядник.
— Да я не специально, энто…— попытался оправдаться мужичок.
— Молчи уже, разберутся без тебя: специально - не специально, — перебил нарушителя полицейский и сильнее взял его за руку, хотя тот и вовсе не собирался никуда бежать.
— Злоумышленник, — задумчиво произнес доктор и принялся что-то записывать у себя в блокноте.
— Что вы говорите? — не расслышал урядник.
— Ничего. Это я так, о своём, — произнёс доктор.

Он поправил пенсне и вновь двинулся в путь.
Багровый закат окончательно развеялся.

Глава вторая. Старые друзья
1
— Илюха? Сорокин? Сорока!!
Незнакомый голос за спиной заставил меня оторваться от древнего андроида, на котором я читал этот странный текст, случайно найденный на одном из сайтов, и увидеть полного лысоватого мужика, улыбающегося с оттенком лёгкой дебильности.

Я молча уставился на него (мол, какого хня тебе надо, старче?).

— Ты че, ептишь?! — сказал тип и толкнул меня в плечо, — это ж я, Стёпа . Стёпа  Балалайкин! Не узнал что ли? Оглох, ептишь?! Зову, зову - не откликаешься.
— Мы знакомы? — спросил я, отложив телефон, и, придя в себя, стал отгонять прочь нахлынувшие странные воспоминания о Стёпином свинстве.

Вся странность этих воспоминаний заключалась в том, что я осознавал их полнейшую нереальность и абсурдность, но при этом они плотно засели в моей голове: вначале я видел их своими глазами, а потом - как будто со стороны. Их, этих воспоминаний нет, и никогда не было, да и я знал, что Стёпу Балалайкина видел последний раз восемнадцать лет назад, на выпускном в школе. В общем, шиза какая-то, честное слово, подкравшаяся в самый неподходящий момент. Ещё глюков мне не хватало!! Так, спокойствие, только спокойствие, как говаривал дружище Карлсон…

— А так - он расстегнул рубаху и показал круглый белый шрам на правом плече - узнаёшь?!

— Твою музыкалку, Стёпыч! Ну и отожрался ты за восемнадцать-то лет!! — ответил я и внезапно прозрел, рассматривая его располневшую фигуру, в которой трудно было узнать худосочного подростка, однажды умудрившегося самому себе зарядить в плечо из любимой мальчишеской дворовой забавы моего детства - поджиги-самопала. Как тот ёжик из старинного анекдота про ружьё.
— Ептишь, а то! — обрадованно полухрюкнул–полувизгнул мой старинный школьный друг Стёпа Балалайкин, обнявшись со мной. — А ты как был худой, падла, так и остался дрищ-дрищом.
— А я тебе всё равно в девятом классе навалял, и ни фига ты мне сделать не смог!
— Я болел тогда. У меня бронхит был, я на тренировки не ходил, — оправдался Стёпа
— Фигит у тебя был, — передразнил я его.
— Чё, не веришь?!
— Ага, ты мне, наверное, справку приволок от школьной врачихи!

Очень занимательный разговор двух школьных друзей! Будто и не было восемнадцать лет назад выпуска. Не удивлюсь, если Стёпа мне сейчас предложит пойти за углом покурить, пока никто не спалил из взрослых.
— Ты чего здесь вообще делаешь? — задал я простой вопрос.
— Всё потом, погнали, — схватил он меня неожиданно за руку и поволок куда-то.
— Э, ты куда меня тащишь?! — не понял я, отдёргивая руку. — У меня вылет через два часа.
— Далеко? — спросил Стёпа, даже не думая останавливаться.
— В Москву.
— О, так сам бог велел! — обрадовался Стёпа
— Чего? — не понял я.
— Как чего?!! В дьюти-фри, — замахал свободной рукой Балалайкин, и мне стало ясно, что сие заведение ему знакомо далеко не понаслышке. — Москва - она же, ептишь, Вавилон новый, столица мира.
— Столица жп…— пробурчал я недовольно в ответ и попытался вырваться, но как-то вяло. Стёпа ещё активней потащил меня за собой. — Мы же русские люди!!

И стало мне понятно, что, лети я за полярный круг или в город-герой Чикаго, ответ был бы примерно один: «Встречу, ептишь, надо отметить. Мы же русские люди!!!»

Вот кто придумал, что русские люди при встрече должны отметить?! Такие «отметки» регулярно на ютюбе появляются с миллионом просмотров за неделю.

— Да я на посадку опоздаю, блин! — начал я отнекиваться. — Давай лучше созвонимся или там по скайпу побазарим, где бухнуть.
— Люди!!! — делано запричитал Балалайкин, даже остановился. — Ептишь, кто Сороку испортил? Это что за на фиг, кто ему проц сломал?!

Пробегавшие мимо люди с любопытством рассматривали нашу необычную встречу, но отвечать на дурацкий Стёпин вопрос, само собой, не торопились.

— Балалайкин, ты как был мудовещателем со школы, так им и остался, — разозлился я. — Ты русский язык понимаешь? Я опоздаю на рейс сейчас.
— От мудослушателя слышу, — обиделся Стёпыч и достал не хилый такой, новенький, чуть ли не гнущийся во все стороны айпад тысяч так за нцадь. — Сейчас порешаем.

Затем он всё так же дебильно заулыбался неведомому собеседнику:
— Здравствуй, дорогой. Сколько лет, сколько лун?

Этот «индеец» совсем расплылся в улыбке, одновременно делая знакомую мне со школы английскую «V» указательным и средним пальцами левой руки – фигуру, означавшую на Стёпином языке, что сейчас, мол, всё будет хоккей (само собой разумеется, в первую очередь - для Стёпы).
— Так ептишь, конечно, в шоколаде, — продолжил Стёпа, - А то! Слушай, дорогой, дело есть. Рейс здесь один надо задержать часика на два. Сможешь? Ну там, погодные явления, или чё другое.

У меня от такого резкого поворота событий аж челюсть нижняя задергалась. Ай да Степыч, ай да школьный раздолбай! Хотя чего я себя обманываю? С его происхождением да в нашей одной большой деревне… Почему бы и нет?! Но об этом чуть позже.

Он кивнул в мою сторону: — Какой у тебя рейс? — Я разглядел его полукруглый с залысинами лоб.
— 786, — ответил я. — Слушай, я не врубаюсь…
— 786, — продолжил Балалайкин, не обращая на меня внимание. — Очень надо, дорогой. Ну, само собой разумеется, ептишь! Когда Балалай подводил?! Ну давай, до встречи.

Затем, отключив свою сотовую гнулку, он снова схватил меня за рукав и продолжил шествие, как ни в чем не бывало.
— Погнали, —бросил он, нетерпеливо таща меня за собой. Я сопротивлялся; но всё-таки пришлось сдаться, ибо сверху раздался голос дикторши: «Внимание пассажиров рейса 786, следующего по маршруту Лениносгачинск – Самара – Москва. В связи с техническими неполадками вылет рейса откладывается до 14:48 по московскому времени. Авиакомпания «Либэр винтер» просит вылетающих не беспокоиться и приносит свои искренние извинения».


— Понял?!  — с укоризной произнёс он и показал на стрелки дорогущих «Картье» на левом запястье, показывавших 15:48 по местному времени. — Ровно два часа до вылета из Лениносрачинска вашего. Сам ты мудовещатель.
— Ладно, погнали, - сдался я.

Я махнул я рукой на всё: знал, что Стёпа фиг отвяжется. Да и потом, неплохо бухнуть в городе Лениносгачинске, который местные по привычке величают Лениносрачинском, с человеком, способным задержать вылет рейса на два часа только потому, что он встретил своего школьного кореша, которого не видел лет восемнадцать с гаком (и ещё столько же бы не видел – но к делу, как обычно, подключилась загадочная русская душа. Работа и прочие глупости подождут. Это ли не реалия нашей глубинки?

Стёпа обрадовался:
— Во, наш чувак! А то ломаешься, как канал «Культура». Мол, не знаю, не понимаю. Само как-то забеременелось, дядя доктор.
— Почему «Культура»? — не понял я.
— Да откуда я знаю? Чё к словам пристаешь?

Мы поплыли в сторону зоны дьюти-фри. Было у меня такое ощущение, судя по уверенному шагу Стёпы, в этой зоне свободной торговли он был частым гостем. Видимо, весь одиннадцатый «Б» девяносто седьмого года выпуска туда переводил.

2
— Да в этой стране уже давно на фиг никому ничего не надо, — разоткровенничался Стёпа в лучших российских традициях после выпитых до дна двух бутылок 18-летнего шотландского Glenlivet. — И вообще, здесь всегда так было: при царях – крепостные, при коммуняках – зэки да дефицит сплошной, сейчас – моя темка нефтегазовая да эти «насяльника». А не станет нефти и газа - ещё что-нибудь придумается. Правда, простые работяги да пердуны старые в очередной раз впухнут, пока будет придумываться.

Я усиленно кивал головой, совсем его не слушая и пытаясь вспомнить, зачем я, собственно, здесь нахожусь. Надо отметить, здешний дьюти-фри оказался стилизованным под советскую эпоху барчиком-ресторанчиком, где всё должно было вызывать ностальгию. Какие-то древние плакаты, портреты и бюсты советских вождей, различный хлам - всё было расставлено и разложено так, чтобы напоминать почивший Советский Союз.

— Я смотрю, ребята со вкусом картинки ностальгические подобрали? — заметил я и кивнул я в сторону вышитого изображения кремлёвской стены.
— Ностальгия, говоришь? Бухло вон - и то разучились делать, — Стёпу понесло. Он принялся размахивать рукой, держа в ладони советский гранёный стакан, в который был налит буржуйский виски.— Всякую шнягу льют в тару. Нате, мол, лакайте, радуйтесь, расслабляйтесь, девочки и мальчики, дяденьки и тётеньки. Хорошо, бабки позволяют - я могу себе например, нормальный хенась или ещё какую штуку выписать у нормальных производителей. А нашим же обязательно в одну из бутылок нассать надо! Пошутить, ептишь!
Бубнил он долго, я его не слушал. Наконец я поднял голову и сказал:
— Давай лучше за любовь между мужчиной и женщиной выпьем с левой, не чокаясь.
— Не очень дорогую, — усмехнулся Стёпа, беря стакан в правую руку.
Я переставил ему стакан в левую.
— Вот откуда это у тебя? Почему когда ты говоришь про политику и прочую мутотень, то постоянно путаешь право и лево?
— Привычка с детства. Когда Беня и кореша по телику вещали, батя всегда матюгаться принимался и я сразу же обеими руками пульт от телика искал - чтобы мамка не ругалась. А мы тогда в однушке жили. Я, как правило, уроки делал в это время. Вот чтобы не отрываться, и искал я обеими руками. Пульт обычно возле меня лежал заранее. Так и путаю с той поры, когда волнуюсь. Да чё я?! Я же тебе рассказывал.
— А потом батя наливал - и ты успокаивался. — Я загоготал.

Надо сказать, Балалайкин всегда был колоритной личностью и много раз я убеждался, что его поведение как нельзя лучше соответствует фамилии. В череде многочисленных подтверждений Стёпой своей фамилии можно особенно выделить два. Во-первых - на уроке химии в восьмом классе, когда он додумался прочитать почтенной публике вместо нормального доклада по заданной теме опус про химию взаимодействия мужских и женских тел в момент сокровенного соития, чуть не доведя химичку с неудавшейся личной жизнью до кондратия. И во-вторых - в одиннадцатом классе вместе с двумя такими же, как он, раздолбаями в последней надежде скрыть годовые результаты своих учений, перед итоговым родительским собранием, Стёпыч залепил страницы классного журнала на уроке физкультуры, пока физрук и учитель рисования по «классической» производственной необходимости (в честь окончания учебного года) оценивали пол-литру, приобретённую рисовальщиком в ближайшем ларьке.

Короче, было весело. Естественно, Стёпина задница огребла батяниного ремня по полной программе, ибо классная наша тоже не вчера на свет родилась и, просидев полночи над включенным ночником, высветила все страницы журнала и методично переписала их в свежий журнальчик. А батя у Степы был очень суровый. В девяностые был генеральным директором чего-то там серьёзного и руку, соответственно, имел тяжеленную - так сказать, в духе времени. В общем, Стёпа был веселым малым и, поддав малость, начинал гнуть общегуманитарные темы вперемежку с политическими анекдотами. Ему бы в гуманитарии податься, языком чесать, да на фиг ему это упало? Он же наследный прынц.

— Слушай, ты мне ещё про Ельцина поведай, — откликнулся я устало, задолбавшись слушать Стёпин заскок о том, как всё плохо. — А то ты мне в последний раз так и не поведал, почему Николаич Лужка в преемники расхотел готовить. Вырубился тогда, а я к Усольцевой свалил.
— Кто вырубился?  — не понял Стёпа.  — Николаич?
— Ты вырубился, — откликнулся я. — Нажрался на выпускном, пурген какой-то понёс и отключился. Вот я и спрашиваю – чего там с Лужком-то стало, чем сердце успокоилось?
— Да пошёл ты, — без обиды произнёс Стёпа и добавил, передразнив ЕБНа, размахивая пустой бутылкой шотландского вискаря: — Россияне, ептишь, бухать надо, понимаешь.
— А если не бухать?
— Рискни. Через годик в дурке справочку выдадут - и привет. Или можно сразу на кладбище себе местечко заранее присмотреть - к моменту, когда трезвая жизнь совсем доконает.
- Хорош, Стёпа, чернуху всякую нести.
— О, кстати, анекдот свежий вспомнил подходящий, — оживился Стёпа, подняв палец. — На днях слышал.
— Валяй, — вздохнул я. — Не отстанешь же по-хорошему.
— Депутаты, — начал Стёпа, — попадают в рай, и там захотелось им увидеть почему-то Ельцина. Они подходят к апостолу Петру и спрашивают, где можно увидеть ЕБНа. Тот, покачав головой, отвечает, что Ельцина в раю никто не видел и советует поискать его в чистилище, но и там парламентарии его не находят. Тогда, решив, что Ельцин в аду, ищущие спускаются туда, находят там Сатану и спрашивают у него:
— Простите, Ельцин случайно не у вас?
— Нет, здесь его никогда не было. А вы не искали ещё ниже?
— Ещё ниже?! Простите, но что может быть ещё ниже рая, чистилища и ада?
— Как - что? Ликёро-водочный! — Стёпа зашелся заливистым смехом, совершенно забыв про меня, будто сам себе рассказал.
— Ну понятно: сам рассказал - сам посмеялся, — буркнул я, встал с дьютифришной лавочки и, пошатываясь, побрёл по направлению к туалету. — Ладно, пойду отолью.
— Ты смотри там аккуратней на поворотах: большие братья следят за тобой. Не ссы мимо.
— Да пошел ты… — махнул я рукой, допивая  скотч, и направился к двери туалета, которая, как и всё в этом ресторанчике, была стилизована под совдепию, с яркой вывеской снаружи: «Наша цель – коммунизм!».
— Остряки, твою мамашу! — порадовался я чувству юмора создателей подобного советского уголка и, зайдя в туалет, на длинной стене увидел портреты многочисленных партийных деятелей советских времён, строго взиравших на меня с высоты своего положения.

— Ну что, большие братья, — обратился я к портретам, расстёгивая ширинку на ходу и заходя в кабинку, — волью, так сказать, свежую струю в вашу капеэсессу. Жаль, до вас не достать. Высоко, возиться долго.

Напевая песенку из детского мультика про мамонтёнка, я справил свои дела и подёргал ржавую цепочку на бачке, укреплённом на длинном стояке со странной надписью простым карандашом: «Коля. 18 лет. Ленинград».

— Эх, Коля, Коля… Где они только нашли такую рухлядь? — подивился я наличию такого старинного санузла, сохранившегося до нынешних времен в трудоспособном состоянии с загадочным ленинградским Колей на фасаде, которому больше видимо негде было поведать о своем совершеннолетии, кроме как на бачке унитаза. Идя к раковине, я инстинктивно, против собственной воли рассматривал портреты всех этих незнакомых мне старорежимных дедов, упорно сверлящих меня своим строгим взором. Особенно выделялся один (облачённый в маршальские шмотки), с мощными бровями, и мордатым фейсом, и кучей орденов и медалей на груди.
— Подымите мне веки, в натуре, — обратился я к мордатому. — Походу, ты у них здесь главный?!!

Портрет странным образом заблестел и почему-то изломился, начав как-то своеобразно стекать медленно-медленно книзу. А вслед за ним и остальные принялись. Кафельная стена тоже начала куда-то плыть книзу, завораживая своей необычной белизной.
— Стёпа! Политолог хренов! Ты чего мне налил? — закричал я и начал протирать глаза, понимая, что с пьяных глаз приключились у меня галлюцинации. — «Шотландское, шотландское». Какой-то шнягой лениносрачинской напоил меня, козёл!
— Мужик, ты здесь долго будешь стоять онанизировать? —неожиданно услышал я голос какой-то бабки за спиной. — Мне убираться надо, а ты мешаешь. Развелось тут алкашей, хмырева туча.

Резко развернувшись, я еще краем глаза успел увидеть старушку-уборщицу в синем халате с ведром и тряпкой наперевес. Откуда она только взялась?! В кабинке, что ли, пряталась? От этого резкого разворота я неожиданно потерял равновесие и, замахав руками, грохнулся на пол, стукнувшись затылком, и ещё успел сообщить уборщице о падшей женщине, как обычно, во всём виноватой в этой стране, которая сама последние лет двадцать не особо-то отличалась от блудницы…

Не знаю, сколько я был без сознания, может минуту, может две (кто скажет?), а может и несколько часов; но, когда очнулся, уборщицы уже не было. Я встал; голову страшно мутило, как будто я действительно пил не шотландский виски, а сивуху какую-то.

— Твою балалайку, Стёпа! Ну и падла ты! —рассердился я, потирая ушибленную голову, и злой, как собака, выскочил из туалета, собираясь накостылять Стёпе, как в старые добрые времена нашего детства.

Однако Стёпы не оказалось на месте, и я машинально посмотрел на часы, вспоминая, что у меня через два часа должен быть вылет. Ох и округлились же у меня глаза в тот момент, когда я глянул на циферблат!! Посадка уже давным давно объявлена и вот-вот должна была окончиться. Я стрелой бросился к стойке регистрации, забыв про всё на свете, на ходу доставая свой паспорт.

— Ну, Балалайкин. Сцуко!! - Я нёсся я к стойке, обзывая Стёпу на все лады и трезвея с каждым звуком и шагом.

Растолкав возмущённый народ у стойки, я пробрался к регистратору, молоденькой девушке в синей форме.
— Простите, девушка. Я опаздываю на рейс 786, Лениносгачинск - Москва. Получилось так по семейным обстоятельствам, — начал я упоенно врать, бросая паспорт на стойку.
— Простите, куда вы летите? — подняла она красивое лицо на меня. Я уже давно таких не встречал. Было в нём что-то такое утончённо-аристократическое.
— Лениносгачинск – Самара - Москва, — спокойно повторил я. — Рейс 786.
Девушка защёлкала по клавиатуре, какое-то время смотрела на экран монитора, затем ещё раз подняла на меня свою аристократическую мордашку и произнесла: — Простите, но такой рейс не зарегистрирован.
— Как это - не зарегистрирован?! — вытаращил я на неё глаза и вытащил билет из кармана ветровки. — Вот билет, вот чек об оплате.

Народ даже не подумал возмущаться у меня за спиной, мол, чего прешь, сказано нет, значит нет. Водку жрать надо меньше, пьянь. Странно: обычно если лезешь в очередь без очереди, то вполне можно получить очередью, сорри за повторяемость. Но, здесь все как будто повымирали, даже ни одной крикливой бабуськи.
— Здесь какой-то психический субъект. Кто-нибудь, вызовите полицмейстера!

Это еще что за сленг времен дедушки Ленина? Не успел я об этом додумать, как девушка взяла паспорт в руки и начала его задумчиво листать, рассматривая со всех сторон.
— Сорокин Илья Николаевич. Тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения, город Лениносгачинск, — задумчиво шевелила она аккуратными тонкими губами, периодически переводя взгляд на меня. — Паспорт? Российская Федерация?!

Она посмотрела на меня и вполне серьезно спросила:
— Любезный, простите, а где находится Российская Федерация?!!
Я посмотрел на неё внимательно и заорал:
— Девушка, вы издеваетесь что ли? Мне не до шуток сейчас!

Она молча нажала кнопку у себя на пульте, и в тот же миг как из-под земли выросли два дюжих молодца. Один из них представился:
— Реальный лейтенант полиции Куренской. Что произошло?
— Ну, я рад за тебя, реальный лейтенант. Мне вопросы здесь какие-то идиотские задают.
— Например?
— Где находится Российская Федерация. Нормально, да?
—  Не вижу ничего странного, — неожиданно ответил он и добавил, спрашивая у напарника: — А действительно, это где такое государство находится? Азия? Африка? Латинская Америка?
— Слушай, ты, меня, конечно, извини, — рассмеялся я в истерике и спросил: — У вас здесь весь аэропорт в одну большую палату захотел, или переаттестация в сауне проходила?
— Что значит «переаттестация»? — ещё тупее предыдущего спросил он у меня, набычившись.

Нет, я знал, конечно, что они особым интеллектом не отличаются, но здесь, видимо, совсем клинический случай! Я уже было собирался раскрыть рот, как вдруг к нам подошла группа молодых людей с усами, в строгих классических костюмах чёрного цвета. Группа сразу блокировала нас и отрезала от остальных.

— Служба государевой и государственной безопасности. Пройдёмте с нами, пожалуйста, — обратились они ко мне.

Блин, я в отрубе был ну минут 10-15, ну час, ну два! Но, никак не лет пятьдесят, чтобы они здесь все в идиотов, превратились от радиации после ядерной войны!

— Никуда я с вами не пройду. Я знаю свои конституционные права!! — заорал я. — Просто верните мне деньги или посадите на другой рейс до Москвы…

Я не успел закончить свою тираду, как один из них ловко и незаметно схватил меня за запястье и потащил за собой (чёрт знает куда и зачем). Я попытался дёрнуться, но дикая боль сжала моё запястье, и я непроизвольно поморщился. К тому же шею мою зафиксировал ещё один жлоб, особо не давая пошевелиться.

Наконец наш путь завершился, и мы оказались возле какого-то закрытого миниавтобуса совсем уж незнакомой мне конструкции, несмотря на то что за свою жизнь - по работе - машин я повидал немало. Мне без объяснений надели на голову чёрный непрозрачную тряпку и рывком забросили в салон фургона. Машина заурчала и тронулась в путь. Мне оставалось лишь осознавать, что я «приехал»!

Глава третья. Нездоровая канитель

1
И вот эти непонятные гэгэбэшники меня везут вместо Москвы чёрт знает куда чёрт знает зачем. Они молчат всю дорогу, лишь в самом начале пути единожды меня предупредив, что если я буду вести себя неразумно, то просто не доеду до места. Всё. Дальше они опять молчат как партизаны. Они даже не обзываются и не требуют заткнуться, когда я пытаюсь что-то говорить о правах и свободах, а равно и о моем незаконном задержании. Но вскоре мне эта игра в одни ворота надоедает и я скисаю помаленьку. Да и как по-другому может быть?!! Бухти не бухти, а если тебя здоровенные страшные дядьки в штатском насильно запихали в фургон, надели на голову светонепроницаемую тряпку и повезли неизвестно куда неизвестно зачем, то сохранять здоровый оптимизм как-то не очень получается. Согласитесь?!

Всё, что мне оставалось в тот момент, - это поминать лихом долбаного Стёпу, вместе с его долбаным виски. Напоил меня сивухой какой-то левой и свалил неизвестно куда. А я теперь в этот дурдоме на колесиках сижу размышляю - ни документов, ни телефона, ни денег. Единственное, на что я тогда надеялся, - это на возможность идиотского Стёпиного розыгрыша, на которые он был большой мастер и по части коих его больная фантазия в этот раз решила развлечься, видимо, на мне. Тоже мне – государственная государева безопасность! И этот заскок (где находится Российская Федерация?). Где, где? Жаль, не успел ответить. Вариантов масса. И в рифму, и смешные - выбирай, какие хочешь.

В общем, я сидел в фургоне с чёрной тряпкой на голове в полнейшей тишине и мечтал, как вмажу Степе по физиономии за весь этот абсурд и профуканный отпуск. Наконец машина остановилась, и послышался звук отодвигаемой двери фургона. Меня взяли за локоть и скомандовали кратко:
— Выходим.

Дальше меня куда-то повели, держа за руки, всё время поворачивая и щёлкая чем-то. Были слышны звуки открываемых дверей и пиликанье после каждого открывания. Нда уж, попали вы, Илья Николаевич! Последний раз было так «интересно» во время развода с моей благоверной, когда мама их, милейшая тёща Серафима Павловна, обещала меня загрызть без суда и следствия.

Смутное чувство, что ни фига это не Стёпин розыгрыш, посетило меня, когда, военнопленного в моем лице наконец привели куда нужно было и бросили в комнате, предварительно пристегнув наручниками к какой-то железяке. Вдобавок сопровождавший меня дядька произнёс коротко и понятно:
— Капитан, Ваш подозреваемый доставлен.

Ага!!! Значит я уже подозреваемый. К тому же тут еще и капитан какой-то где-то ходит и вот-вот начнет меня мучить в лучших традициях ГГБ. «Вот-вот» не получилось, и сколько мне довелось просидеть прикованным наручниками и с тряпкой на голове, не знаю; но я уже успел порядком заскучать. Однако всё же настал момент, когда наконец послышался звук открываемой двери и незнакомый голос обратился ко мне:
— Любезный, у Вас есть ровно тридцать секунд, чтобы сознаться, на какую именно разведку Вы работаете.
— А какая Вас интересует? Где Джеймсы Бонды работают или так, с мелкими предателями, Родину распродающими со скидкой? — не выдержал я и начал паясничать, рискуя получить сапогом в юморное табло (как обычно у них это происходит, если больно умный попадает на «беседу»). Нет, конечно, я не герой, но и вины за собой тоже не ощущал в тот момент. Я обычный таксист Илья Сорокин, а не Джейсон Борн в тылу противника. Дальше произошло почти то, что я предполагал. В следующую секунду рядом со мной раздался какой-то грохот, и в тряпку прилетели мелкие камешки.

— Итак, — поинтересовался голос. — Будем говорить или продолжим ваньку валять? Я бы не советовал Вам здесь шутить. Место не позволяет. К тому же делаете Вы это не очень понятно и не смешно. Я, например, не знаю кто такой Джеймс Бонд.
— Сочувствую, — ответил я и продолжил: — В детстве телевизора не было, а сейчас некогда дребедень всякую смотреть, да? Шпионы, враги народа, пятые колонны там всякие… Не знают они, кто такой Джеймс Бонд!! Может быть, всё-таки стоит снять с меня этот балахон? И тогда уже поговорить. Или вы настолько некрасивы, что боитесь, как бы у меня от вашего вида не случилось сердечного приступа?

Хмыкнув, неизвестный сдёрнул с меня тряпку. Я же огляделся и увидел, что нахожусь в какой-то комнате без окон с массивной дубовой дверью. Пристегнули меня к металлической кровати, намертво вмурованной в пол.

Мой собеседник был дымчато-блондинистый очкастый молодо выглядевший (лет на двадцать пять) товарищ с аккуратными усиками под носом, несколько худощавый, но с довольно крепкими широкими запястьями и в строгом, явно дорогущем костюме. В руке у него был массивный пистолет, который недвусмысленно целился мне в физиономию. Единственное, что выдавало его возраст, - это холодные голубые глаза с ободом мелких морщинок вокруг, по которым было видно, что товарищу далеко за глубокую тридцатку. Дабы скрыть этот момент он, видимо, и носит свои «очечи».

Ещё в ту минуту он - в этих стёклышках - мне по первому впечатлению явно кого-то напомнил. Много времени спустя я сообразил, что, перекрась этого гражданина в брюнета, - получится вылитый «главный инквизитор» из кинофильмов про сталинскую эпоху. В общем, минуту-другую мы молча смотрели друг на друга. Наконец, я первый спросил:
— Простите, не знаю... э…, как вас зовут. Но что здесь происходит? Меня хватают с моего рейса, везут неизвестно куда и трясут с меня, на какую я разведку работаю. У нас что, Сталин воскрес?!!
— Кто воскрес? — неожиданно спросил очкастик.
- Сталин, Иосиф Виссарионович. Отец и учитель. Лучший друг всех трудящихся и пролетариев.
— Кто-кто? — опять задал он тупой вопрос.
— Вы издеваетесь? — спокойно произнес я, понимая, что этот хмырь ещё и глумиться надо мной собрался. Конечно, мне было страшно в тот момент, но, кроме ответов вопросом на вопрос, ничего не оставалось. В конце концов, я свободный человек, а не чмо какое-то. Хотя, конечно, если начнут бить по-взрослому, мнение моё относительно себя вполне может поменяться.
— По-моему, это Вы издеваетесь, — спокойно продолжил он. — Косите под дурачка, не желаете сотрудничать. Илья Николаевич (или как Вас там по-настоящему?), я последний раз в доброжелательной форме и без насилия задаю вопрос: кем и с какой целью Вы заброшены на территорию СССР?

Помню, в этот момент я аж поперхнулся от неожиданности. Ну ладно там, разыграли, но не до такой же степени!!
— Слушайте, вы, господин капитан или как вас там? — Я бешено задёргал наручники. — Вы совсем здесь прифигели с вашим Балалайкиным? Розыгрыш, по крайней мере, обязан быть правдоподобным. Шли бы вы все знаете куда, господа дебилоиды?!
— Что?! — очечки его дико заблестели, и он нажал курок. Рядом со мной просвистели пули. Причём со времен службы в армии я хорошо запомнил звук настоящей пули, несущейся в воздухе. Это был тот самый характерный свист, который ни с чем не спутать.

Твою муху и фисгармонию Вселенной в придачу! Он не шутит, ведь на самом деле стоит напротив меня с пистолетом и стреляет, как дурак, в мою сторону. Правда, пушка у него какая-то странная, с вензелем на стволе. Не нашенская и не оттуда, короче. Хотя чёрт их разберет: нынче кто как выпендривается. Я очень давно не держал оружие в руках.
— Следующая пуля в Вас! — Он успокоился и добавил: — Последний шанс.

Ну что ж мне делать теперь, раз он требует от меня какого-то признания? Только идти у них на поводу, получается. А там посмотрим, что это за шоу.
— Хорошо, хорошо. — Я примирительно поднял не пристёгнутую руку. — Хотите говорить - будем говорить.
— Вот и славно, Илья Николаевич, — так же спокойно произнес он. — Вот и славно, любезный Вы мой.

Я поймал себя на мысли что на сегодняшний день раз пятьдесят, наверное, уже услышал слово «любезный».

— Вы отстегнёте меня, прежде чем будем говорить? — спросил я.
— Одну минутку! — откликнулся он и нажал кнопку на столе. Зашёл какой-то парнишка с дредами на голове и в замечательных штанах «семь наклали – один носит».
— Забавные у вас сотрудники! — подивился я такому виду этого парнишки. — Дресс-код не в чести?
— Вам лучше с ним не встречаться в деле, — откликнулся очкарик и добавил: — Простите, как Вы сказали только что? Дрысс чего?
— Ничего, проехали, — ответил я обречённо, понимая, что это никогда не кончится.

Парень молча отстегнул меня и показал на стул у стола в дальнем углу комнаты. Вот интересно, если я ему сейчас двину, а затем заберу у очкастого пушку, что они мне смогут сделать? Хотя, конечно, двое против одного? Но может быть, стоит попробовать? Я ведь всё-таки тоже не последний человечек в кулачных боях. Девять лет секции бокса за плечами. Почти мастер спорта, как-никак! С другой стороны, за этот прыжок, я сейчас могу огрести лет пять строго режима в лучшем случае, если выяснится что это не розыгрыш. И тогда всё!

Видимо, эти «героические» размышления предательски отразились на моей физиономии, и в следующую секунду от волосатого я получил такой тычок ладонью в грудь, что отлетел прямиком к стулу.

— Я же предупреждал. Лучше с ним не связываться, — покрутил головой очкарик.
— Да понял уже, — прокашлявшись, ответил я, потирая ушибленные места. — Просто какой-то каратэшный боевик. «Утиная лапа четыре»?
— Это вам к сведению. Наш сотрудник в совершенстве владеет приемами ПФХ, — произнёс очкастенький. — Сами должны понимать, что для вас это означает.
— Это еще чё за зверь, ПФХ?
— Борьба Поддубного-Фирцака-Харлампиева. Надо бы знать. Стыдно.

Значит, про Сталина мы не знаем, а про неведомую мне борьбу Поддубного-Фирцака-Харлампиева знаем? Шедеврально я влип с этими «рестлерами»-невеждами!
— А ваш сотрудник сам за себя не может ответить?
— Прекратим эту болтологию. К тому же, он действительно немой.
— Замечательное свойство для чекиста! — восхитился я, присаживаясь на стул. — Болтун – находка для шпиона.
— Странные какие-то у вас слова. «Чекиста»... Что такое «чекиста»? — опять попытался удивить меня очкастый.
— Да так… — махнул я рукой, мысленно плюнув на весь происходящий абсурд. — Итак, с чего начнём?
— Начнём с аппаратуры, — откликнулся капитан. — Мне нужны гарантии вашей искренности.
— Детектор лжи?
— Полиграф.
— Полиграфыч, — съязвил я героем из фильма про говорящую собачку.

Они оба переглянулись, немой покачал отрицательно головой, но лицо капитана осталось беспристрастным. В этот раз он ничего не спросил, но я уже начал догадываться, что опять что-то не так. Через несколько минут я сидел напротив него, обвешанный лампочками и проводками аки новогодняя ёлка.
— Итак, начнём, — потёр руки мой допрашивающий. — Ваши фамилия, имя, отчество?
— Сорокин Илья Николаевич. Одна тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. Место рождения - город Лениносгачинск, в общественных кругах более известный как Лениносрачинск…

Далее в течение получаса я рассказал ему всю свою биографию, с момента вставания с горшка и до момента распития горячительного с господином Балалайкиным с последующим приездом в это милое, располагающее к себе заведеньице. За всё это время капитан несколько раз смотрел на немого и после рассказа о распитии шотландского виски со Стёпой придвинулся ко мне.

— Феноменальный бред! — воскликнул он, глядя на меня. — Я, конечно, понимаю, что на нашу территорию для разведдеятельности абы кого не зашлют и что готовят вас там по полной выкладке. Но вы так же, как и мы, в исключительных случаях применяете химию!!! И у Вас как раз тот самый случай!!! Вы этого хотите?!!!

Я пожал плечами («Хорошо, хочешь услышать от меня про суперагента – слушай», - подумал я). И тут я ему начал заливать всю белиберду, какую только знал, про Джеймса Бонда, Джейсона Борна и остальных разведсупостатов. За последующие полчаса прослушивания этой бредятины лицо его приобретало разнообразные оттенки и постепенно сползало по направлению к столу.

— Как Вы сказали? — уточнил он и посмотрел на беспристрастное лицо своего немого коллеги. — Просто М?
Я не видел, что там происходит (поскольку сидел к нему спиной), но кожей чувствовал, что у них чего-то не срастается с моим допросом.
— Да, М, — повторил я и продолжил: — Именно он вёл мою подготовку по забросу на территорию Советского Союза.
— Куда, куда? — Он вытаращил на меня глаза.
— На территорию Союза Советских Социалистических Республик, — спокойно ответил я. — Вы же сами меня спрашивали, кем я был заброшен на территорию СССР!
— То есть Вы считаете, — начал он, лишь едва-едва водя уголками губ, чтобы сдержать улыбку, — что СССР - это Союз (как их, Господа душу мать?) - Советских Социалистических Республик?
— Вы что стебётесь? Или в самом деле у вас здесь филиал дурдома? — Наше с ним соревнование в тупости началось по второму кругу. А вообще, для крутого капитана спецслужб он какой-то слишком отвязный, болтливый не в меру.
— А в каком, по-вашему, году мы находимся? — спросил он меня, продолжая эту тупость.
— Ну, со Стёпой мы пили во втором десятилетии двадцать первого века, — понёс я совсем уж полную околесицу, хотя, на мой взгляд, и логичную. — А сейчас, я подозреваю, где-то конец восьмидесятых – начало девяностых.
— Замечательно! — Очкастый внезапно расхохотался и обратился к немому: — Готовь транспортировку на химию: его нужно окончательно добить.

Перспектива быть добитым меня не очень то и обрадовала.
— Стоп, стоп! Что значит «добить»?
— Не волнуйтесь, всё в порядке, вам помогут, — совсем уж как с умалишённым заговорил он, и я сообразил, что он откровенно считает меня чокнутым. Так же, собственно, как и я его. Но у него преимущество – власть надо мной.

И в эту же минуту, как по заказу, у него раздался звонок. Он достал компактный сотовый телефон.
— Нет, не восьмидесятые, — отрицательно покачал я головой. — А я уж грешным делом решил, что стал героем фильма «Мы из будущего».
— Вы кого мне привели?!! — заорал он в трубку вместо приветствия и сейчас же изменился в лице. — Что значит - не того взяли? Как прикажете это понимать?

Он ещё какое-то время слушал, затем, покраснев в лице, молча вышел из кабинета. Его не было достаточно долго. Он вернулся не один, а с каким-то осанистым мужиком в зелёном мундире.
— Здрасьте, — поприветствовал я его.

Тот молча кивнул головой мне в ответ и взял распечатку моего допроса.
— Мда уж… — загадочно промычал дядька. — Вляпались Вы, любезный капитан. Как это Вас угораздило не того взять? Ведь была же такая хорошая ориентировка!
— Не могу знать, генерал, — ответил горе-гэгэбэшник. — Операцией захвата руководил майор Удальцов. Все вопросы к нему.
— В общем, полчаса Вам, любезный, — произнёс дядька. — Иначе не сносить головы с плеч.

Они вышли вдвоём и оставили меня в компании с немым. Это могло означать только одно: я их больше явно не интересую. А немого оставили, чтоб за психом присмотрел. Я встал и прошёлся по комнате без всякой цели, увешанный всей этой электронной шнягой. Подошёл к монитору, на котором серебряной гравировкой было выведено: Интеллектор «Берия 2030». Сто лет традиций компании неизменного качества. Я валяюсь, дорогая редакция!!! Это у них юмор такой своеобразный? Интересно, а что же дальше? А дальше вот что. Через какое-то время заглянул этот горе-капитан и, расшаркавшись передо мной, произнёс:
— Илья Николаевич, любезный, я приношу Вам свои искренние извинения. Произошла техническая накладка. Александр, — он кивнул в сторону немого, — сегодня же доставит Вас в город. Вы должны понять, что это было сделано в интересах государства.

Я уже было раскрыл рот для праведного гнева («Не, ребята, так не пойдет. Вы притащили невинного человека, мучили его, стреляли, запугивали. А теперь говорите, извините, мол, мы не специально»), но в ту же минуту очкастый протянул мне матовую черную бутылку с этикеткой  «Коньяк Петр Первый», где был изображен на коне наш славный царь и император.
— А это ещё что такое? — спросил я, рассматривая примирительный дар.
— Это лучший славянский коньяк. Один из элитнейших в мире.
— Блин, что происходит? Где я? — наверное, в сотый раз за сегодня задал я этот вопрос.
— В СССР, — произнес в ответ очкастый.
— Хорошо, — продолжил я, пока Александр снимал с меня всю эту хрень. — Что есть такое СССР?

Очкастый задумчиво посмотрел на меня и произнёс: — Александр Вам всё расскажет по пути. Прощайте.

Расскажет, блин. Интересно как… И вот немой повёл меня какими-то коридорами, предварительно вернув мне паспорт, права, кошелек и телефон. Затем он вывел меня во двор серого многоэтажного здания, огороженного высоченным бетонным забором, и я сел в какой-то белый седан незнакомой мне марки «ЮМЗ». Мы выехали на абсолютно ровную чистенькую дорогу, которая простиралась на фоне бесконечных полей не то с пшеницей, не то с рожью, за которыми располагались какие-то небольшие разноцветные домики компактной деревеньки. Я в этом не понимаю ничего, но выглядело действительно здорово.

Увлёкшись пейзажами, я и не заметил совсем, как немой включил радио в машине и совершенно не спрашивает меня, куда надо ехать. Прислушавшись к радио, я услышал там полную ахинею. Пели какие-то незнакомые попсовые песенки, в перерывах между которыми диджей вещал о бесконечных деловых встречах питерской коммерции, строительстве некоего нового автобана на Урале и на закуску повеселил  публику рассказом про одного чудика, который является чемпионом СССР по швырянию помидоров в проезжающие мимо автомобили.

Все эти дурацкие разговоры в конторе, молчание немого, который даже не спросил, (сорри за глупую оговорку), куда он меня везёт и вообще весь этот бред сделали своё чёрное дело, и мне реально стало очень страшно. Не дожидаясь милости судьбы, я со всего размаху долбанул немого по башке бутылкой с Петрушей. Он дёрнулся и потерял сознание, высыпав из своих дредов осколки стекла. Борцы борцами, а против ударных доз алкоголя многие бессильны, и немой не исключение.

Машину повело в сторону. Я успел схватиться за руль и кое-как увести её на обочину. Поставив рычаг передач в положение «П» (почему-то по-русски), я быстро обыскал его; нащупал пульс на шее (он был жив); затем забрал у него ствол со спиленными номерами, который был явно приготовлен по мою душу, все документы, какие у него были, и телефон, а после выкинул из машины его тулово и утопил педаль газа до упора, уносясь от этих психов к чёртовой матери по бесконечно извилистой, но аккуратной и ровной автомагистрали этого странного и непонятного мне кусочка России, куда каким-то образом занесло Илью Николаевича из аэропорта славного города Лениносрачинска.

Глава четвертая. Растерянность

1
Итак, Илья Николаевич, что у нас имеется на текущий момент? Первое – профуканный отпуск, что уже не радует. Второе – шайка каких-то неадекватов под названием «ГГБ», которые не знают что такое Советский Союз. Третье – один из этих неадекватов был вырублен ударом по башке бутылкой неизвестной мне марки коньяка (за чем последовал отъезд на его тачке также неустановленной марки). Четвертое - я понятия не имею, где нахожусь; все абоненты на телефоне недоступны или не существуют; выхода в Интернет нет. Пятое, шестое, седьмое… Короче, куда я сейчас еду, я и сам не понимаю и чувствую себя полнейшим мудлоном. Тоже, кстати, на букву М. Одним словом, влип ты, Илюшенька, по полной программе.

И вот мне остается лететь по трассе с бешеной скоростью, стараясь всё дальше и дальше удалиться от моего дредастого «друга». Этот немой волосатик уже, скорее всего, очнулся и кинул клич тревоги. Хотя как он ее объявит без телефона-то? Но, всё равно, мало ли какие у них варианты припасены на подобный случай? И скоро, как пить дать начнутся жесткие догонялки по мою душу. Я с сомнением посмотрел на телефон волосатого, а затем швырнул аппарат на автостраду, и он в доли секунды разбился об асфальт. По радио всё так же звучала ободряющая музыка; только чувствовал я, как она не бодрит, а нагоняет на меня жути.

К тому же чем дальше я отъезжал от волосатого, тем отчётливей понимал, что город Лениносрачинск находится где-то очень и очень далеко. Все дорожные указатели показывали мне, что я приближаюсь к некоему городу Святомарийску. Это было во-первых. А во-вторых, меня беспокоила возможность появления откуда-нибудь из-за кустов дпсников. Тогда мне точно гейм-овер, как говорят буржуи-игроманы. Ну и в-третьих, как я уже отметил, мой телефон не выходил в Интернет, а заодно все перебираемые номера выдавал как несуществующие, что очень сильно мне не нравилось. Вскоре, не мудрствуя лукаво, я решил заехать поглубже в лесок, не особо разбираясь, что дальше. Свернув в ближайшую просеку, я забросал машину ветками, а затем стал удаляться прочь.

Однако где-то вдалеке я еще услышал странный звук, похожий на глубокое сопение. А то, что я увидел дальше, меня даже несколько развеселило. Сегодня действительно был не день, а сумасшедший дом. Как бы это помягче сказать, а то материться не хочется?!! Короче, на опушке леса какой-то бородатый чудик в старинном парике в белом платье невесты занимался всякими непотребствами. А деяния его снимал на видеокамеру какой-то негритос в таком же прикиде, что и этот чудик. Причем гражданин «афромерикан» явно собирался присоединиться к своему дружбану. Рядом с ними, как некое олицетворение похабного сюжетца, стоял миниавтобус, извините за сравнительный ряд.

— Кх, кх, — Я прокашлялся и навел пистолет на гостя из мамы-Африки. — Пардон, господа извращенцы, что помешал вашему уюту, но мне нужны ключи от вашей кареты.
Первый гомосятинск завизжал и спрятался в ближайших кустах.
— Фу, блин!!! — Я инстинктивно сплюнул на землю. — Гони ключи, Кончита ты баобабовская.
— Здесь, — показал на свои брошенные брюки негр. Я, не сводя с него пистолета, вынул ключи. — Телефон дал сюда, Лимпопо горбатая.

Тогда я не знал, нафига мне его телефон, но с таким «попадосом» как у меня, моя интуиция начала работать за троих. Тот швырнул в меня телефон и надул губы: — У нас свободная демократическая страна. Каждый имеет право на счастье!!!
Я бросил на ходу, запрыгивая в машину: — Лечитесь лучше от Содома и Гоморры. Адиос, пернатые, - и понёсся прочь на их «голубом» фургоне. Блин-компот, что ж за день то у меня сегодня такой?!! Кого ни встречу - все выдающиеся персонажи: Стёпа, горе-капитан, волосатый рестлер, эти два кинокритика-эстета. Сейчас бы Стёпино виски хорошо бы здесь всё продезинфицировало. Я не ошибся, именно Стёпино продезинфицировало, а не Стёпин продезинфицировал. Это после него я оказался в этом дурдоме. И вот здесь на телефон раздался звонок. Я схватил трубку.
— Алло, это кто?
— Дед Пихто. Езжай в Святомарийск, — начал, не здороваясь, незнакомый мужской голос. — Это километрах в тридцати от тебя. Как прибудешь, ничего не предпринимай и не дёргайся. Тебя будут искать, Тэдд. И в первую очередь Чучин. Надеюсь, машину спецов ты бросил?
— Я не Тэдд, а тебе и Чучину твоему вместе с вашим Тэдькой надо прогуляться до сексопатолога или застрелиться всем троим.
— Идиот, — обозвал меня голос. — Теперь ты Тэдд, как тебя там, чёрта душу дьявола… Сорокин Илья Николаевич?! - Телефон отключился, и, сколько я ни звонил после, загадочный номер был недоступен.

Идеально, конечно, было бы, если бы я сейчас очнулся в туалете, после того как стукнулся башкой об пол. Но, сдается мне, это совсем не дурной сон, а самая что ни на есть идиотская реальность, поэтому я направился в загадочный Святомарийск.

2
Вскоре я прибыл в город Святомарийск. Бросив автобус на первой же обочине, я тронулся в путь пешком, плутая по улицам города. И чем дальше я уходил вглубь этого города, тем больше понимал, что со мной творится что-то не поддающееся обычной логике нормального человека.

— По какой причине? — спросите вы. Святомарийск оказался просто каким-то нереальным российским заштатным городком. На своем веку я городков, что далеко-далеко за МКАД (вплоть до Сахалина), пересмотрел воз и маленькую тележку. Везде одно и то же:  центральная улица Ленина, с монументом лысого на главной площади; рядышком Карлы Марксы, дружбаны-товарищи их и прочие; три дороги, кое-как залатанные до следующей весны; серые дома, серое небо, и такие же горожане, большинство из которых ждёт не дождётся в своей жизни трёх вещей – чего-нибудь приличное по-тихому стырить, бухнуть и поскорее сдохнуть. Желательно во сне. Особняком в списке желаний стоит лето как самый ожидаемый погодный сезон. Ну, и, естественно, вечно орущие кругом детишки, которых надо кормить, обувать, воспитывать и решать за них многочисленные бытовые проблемы, после того как молодому парню приспичит вдуть кому-то кто «даёт». И эта «кто-то» в девяноста девяти процентах случаев захочет его на себе женить. К тому же этот незатейливый жизненный сюжетец обязательно должен разворачиваться на фоне красивых цветастых билбордов.

Город же Святомарийск разительно отличался от вышеописанного. Мало того, что здесь всё было чисто до невероятности (даже дороги блестели), дома представляли собой какие-то разноцветные башенки, флигельки и чёрт знает что ещё, - так ведь и все встречные-поперечные улыбались мне во весь рот, будто мы в Америке, а я их любимый родственник-миллионер, которому они очень и очень рады.

Вокруг меня сновали бесконечные автомобили. Причем все марки мне были совершенно неизвестны. И вот здесь меня задержала одна странная мысль. Я остановился и задумался. Затем я обратился к первому попавшемуся дядьке, который нес в руках пакет, с надписью: «Торговая компания «Братья Елисеевы». Наша фишка - накормили мир, накормим и Вас».
— Уважаемый, — кинулся я к дядьке, — разрешите обратиться.
— Да-да, — широко улыбнулся и этот мне в ответ. — Я слушаю Вас, любезный.
— Подскажите, что такое «ЮМЗ»?

Тот посмотрел на меня с откровенным удивлением, но всё же ответил: – «Юсуповские моторные заводы». Самый знаменитый славянский автомобильный завод. Вы, видимо, иностранец? У вас акцент лёгкий.
— О как!!! — только и оставалось мне воскликнуть. Затем я вновь обратился к нему: — Простите, а он давно существует?
— Кто? — не понял дядька.
— Ну, завод этот.
— Не знаю. Лет девяносто, наверное, уже. Как Форд начал свои машины к нам поставлять, так и появился. — Дядька снова удивлённо посмотрел на меня и уже без дежурной улыбки добавил, отправляясь дальше: — В Узловице же всё есть. Откройте и посмотрите.
— А Узлов…— начал я, но он меня не дослушал и пошёл прочь от явно чокнутого прохожего. Ладно, на его месте я бы поступил точно таким же образом.

Что ж, я уже ничему не удивляюсь. «ЮМЗ» так «ЮМЗ». Присев на лавочку на какое-то время и вновь перебрав в голове всю цепь событий, приключившихся со мной за этот день, я параллельно наблюдал за жизнью этого городка, обстановкой на улице и рекламными плакатами, развешанными везде, где только можно.

Вскоре я заметил, что жизнь здесь течёт торопливо и подчинена определённому распорядку. Бегающий туда-сюда народ был подобен муравьям; машины на дорогах напоминали жуков, таскающих различный скарб, - и ни секунды остановки. Даже таксисты, подъезжая к стоянкам, почти сразу же умудрялись отлавливать пассажиров и отправляться с ними в путь.

Три вещи меня ещё больше удивили. Во-первых, за всё это время я ни разу не встретил полицейского; во-вторых – ни «мерседесов» со спецмигалками, ни Focus с крутыми понтовыми номерами, ни Toyota Camry, летящих на бешеной скорости, с водителем, поплёвывающим на всё и всех с высоты положения. И, в-третьих, меня заинтересовало содержание рекламных плакатов.

Для начала - ни одной англоязычной надписи. Никаких там тебе «лимитед», «корпорэйшнл» и «чикенбургер». Затем - само содержание плакатов. Такого обилия предлагающих населению свои услуги графов, князей и представителей потомственных династий, берущих свое начало в глубоком девятьсот лохматом году я, пожалуй, не встречал даже в древних фильмах про дореволюционную Россию.

А что я, собственно, знаю о том периоде? Да ничего! Илья Николаевич, всю твою сознательную жизнь история тебе была не нужна. Да к тому же все знают, что каждый новый строй переписывает историю под себя. Коммуняки одно писали, нынешние другое вкручивают, после них ещё чего-нибудь придумают. А я, значит, должен был помнить, в каком году царь и великий князь российский накидал своим фантикам по соплям за непослушание? У меня других забот полон воз был всю взрослую жизнь. Оно мне надо? Оказалось, что надо.

Но всё же не совсем у меня был в голове дремучий лес, а потому я встал и решил проверить свою теорию в действии. Подойдя к стоянке, я дождался, когда наконец подлетел знакомый мне уже седан «ЮМЗ» с таксистскими шашечками на крыше. Хоть это мне было знакомо.
— Приветствую, любезный. Вам куда? — высунул из окошка голову таксист, мой коллега.
— Мне, пожалуйста, на Ленина, дом 238 а, — как ни в чем не бывало произнёс я самый, пожалуй, известный адрес у российских таксистов.

Мой собеседник слегка сконфузился.
— А это где? Что-то я первый раз такой адрес слышу.
— Ага, — удовлетворённо произнес я. — И кто такой Ленин, Вы, конечно, тоже не знаете?
— Первый раз слышу, — пожал плечами таксист. — А кто это?
— Ну, я точно и сам не знаю, — так же пожал я плечами в ответ и неумело изобразил вождя пролетариата: — Он президент какой-то был, революцию устроил и свергнул царя. Лысый такой, картавый. В кепке бегал. Лежит в Мавзолее.

Таксист округлил глаза чуть ли не до размеров своей баранки.
— Где он лежит? Чего он сделал?!
- Революцию, говорю же, глухой, что ли? В Мавзолее лежит.
— Хорошо, лежит так лежит, — ответил таксист, заводя двигатель. — Мне ехать надо: заказ срочный появился.

Он унёсся прочь. Вывод напрашивался сам собой: если за день сто человек тебе сказали одно, а ты думаешь другое, то либо ты заблуждаешься, либо ты суперупёртый гражданин, абсолютно уверенный  в своей правоте, и место твоё в палате для буйных. Я сейчас суперупёртым не был, а это в свою очередь означает только одно: я нахожусь в месте, где слыхом не слыхивали про революцию, Советский Союз и всё что с этим связано.

От осознания сей мысли ноги мои подкосились сами собой и я, доползя до лавочки, принялся искать у себя сигареты, хотя не курил до этого лет десять! Мне оставалось только тупить и пропадать, ничего абсолютно не понимая. В двух словах, как сказал кто-то из великих, «от прежней России только снег остался»(*). А в моём случае - только шашечки.

3
Сколько я просидел в таком тупняке, не помню. Может быть, я даже заснул ненадолго. Из транса меня вывело жёсткое сонное падение с лавочки, а затем женский голос:
— Любезный, Вам плохо?
— Да нет, любезная. — Я обречённо посмотрел на девушку, подымаясь и отряхиваясь. — Мне очень хорошо. Просто офигенно кайфово!!! Я здесь, скоро меня найдут мои друзья-гэгэбэшники и обязательно доставят мне кучу лузлов, грохнув к чёртовой матери. А моя дочь Геля навсегда останется без отца и всю оставшуюся жизнь будет считать меня конченым утырком, исчезнувшим в неизвестном направлении. Всё просто зашибись!

— Сочувствую. — Она присела рядом на лавочку и вздохнула. — А я вот сегодня узнала, что, чтобы устроиться в приличную гимназию с хорошей тарификацией, надо дать директору чичу! А я этого вовсе не умею. Не научили.
- Что такое «чича»?
— Первый раз слышу такой вопрос. Вы серьёзно?
— Нет, шучу. Ухохатываюсь.
— Чича - это что-то вроде благодарности, когда тебе надо решить свои проблемы через другого человека.
— Взятка, что ли?
— Ну, наверное, — пожала она плечами. — Вам виднее. Я в этом ничего не понимаю.
— Ну надо же! — развёл я руками. — А я думал, здесь все кругом плюшевые и пушистые, окромя гэгэбэшников: гомики и те права свои качают! Ну, у гэгэбэшников, понятно, работа такая – волками быть. А у вас ещё, оказывается, и на лапу дают!
— У кого это - у вас? — заинтересованно посмотрела она на меня. А я, в свою очередь, на неё. И - странное дело: её лицо показалось мне смутно знакомым. Как будто я её видел когда-то, только очень и очень давно.
— Я и сам бы хотел понять, что это за Святомарийск такой, и откуда он взялся, и кто вы все здесь такие. Мой глюк, Стёпин розыгрыш, дурацкое телешоу?
— Город как город, — вздохнула она, тряхнув копной темных русых волос. — Уже лет сто пятьдесят как стоит.
— И название у него никогда, конечно, не менялось?
— Зачем? — искренне изумилась она.
— Вот и я про то же! Зачем? — Я покрутил пальцем в воздухе. — Например, Ленинград, Свердловск, Волгоград, Киров там.
— Странный Вы какой-то! — улыбнулась она. — Я вот помню как-то перенесла отит и оглохла на одно ухо…

— Точно, вспомнил! — щёлкнул я пальцами в воздухе, не дослушав её. — Умница!
— Что «умница»? Что Вы вспомнили?
— Тебя вспомнил, — обратился я к ней. — Ты Света Бауэр.
— Была до замужества. А теперь я Долгих, — ответила она. — Но, позвольте, откуда вы… ты меня знаешь? Я тебя первый раз вижу, у меня хорошая память на лица.

— Память у неё хорошая на лица, видите ли! — вздохнул я, нервно раскачиваясь  на месте. — Мне бы самому понять, чё ты здесь делаешь…
— Для начала узбогоиться и объяснить, откуда ты меня знаешь.
— О, «узбогоиться», — обрадовался я, — знакомые словечки.
— Слово как слово. Так откуда ты меня знаешь?
— Ты сама мне сказала  про отит, возле военкомата.
— То есть? — не поняла она.

— Девяносто седьмой год, декабрь, метель жуткая, город Лениносрачинск. Ты собираешься на конкурс скрипачей. Стоишь себе на автобусной остановке, никого не трогаешь. В руках скрипочка; мать с отцом тебе ее купили тогда на последние деньги - лишь бы дочь училась, сами неделю потом ничего не ели, кроме воды и лепёшек из теста, прокисшего ещё при царе Горохе.
— Как интересно! — саркастически улыбнулась она. — Я, правда, никогда не была в этом… (как его?) В Лепиносрачинске.
— Вот в том-то и дело, что ты не была, а я был в Лениносрачинске, — поправил я её.
— Ну и что дальше? — с явным интересом спросила Света. Странно, что она вообще слушает про себя то, что с ней не было. Бред Питт какой-то!
— Ну и вот, стоишь себе, никого не трогаешь, — продолжил я, — на конкурс юных скрипачей собираешься, очечки на пол-лица поправляешь. И тут к тебе подваливает местная гопкомпания. Все как один висят на доске почёта в местной ментовке.
— Гоп чего? — опять не поняла она. — Какая ещё ментовка?
— Хулиганьё, в общем, всякое. «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла», — терпеливо объяснил я. — Ну и привязались к тебе: дай, мол, попиликать на скрипочке, очкастая. Паганини хреновы!
— Ну-ка, ну-ка! И что дальше?— Она явно заинтересовалась.
— А дальше ты им ни в какую свою скрипку отдавать не хочешь. Знаешь, что инструмент очень тонко настроен и любое грубое вмешательство может всё начисто испортить. А здесь эти дебилы лезут: дай поиграть, и всё тут. В декабре «Мурку» слабать на пурге, — объяснил я. — И вот начинаешь ты, значит, защищать свою скрипочку, как умеешь. Но только ты маленькая и худенькая. Что ты можешь одна против четырех здоровых лбов, у которых мозг с момента зачатия отсутствует? И, в общем, вырываешь ты свою скрипку у них, они ее у тебя забирают, ржут.
— Ну надо же! — развела она руками.
— А тут как раз я иду с тренировки. Раскрасневшийся, злой, довольный. Спарринг в тот день классный вышел, хорошо с Митрохой порезвились.
— А Митроха - это кто?
— Да был у меня напарник по боксу, — продолжил я. — Ну и вот, иду, значит, и вижу, как четыре ходячие груши к малюсенькой такой девчонке лезут, футляр дергают во все стороны. Я к ним подхожу, вежливо так спрашиваю: «Чего надо, парни, от девчонки?» Они мне: «Гуляй на хутор, дятел, пока целый». Сам я тогда не был героических габаритов - длинный, жилистый, нескладный. Вроде как соплёй перешибить можно. Вот я этим и воспользовался. Ещё раз их вежливо попросил отстать от тебя. А они ржут еще больше, кто-то мне в глаз попытался засветить. Ну и пришлось мне, так сказать, продолжить тренировку. Они и сами не поняли, как в течение двадцати секунд оказались кто где в разных углах остановки в лежачем положении. И всё бы ничего - только был с ними еще один хмырь, пятый. Ссал за остановкой, видимо. Ну, он каким-то прутом меня сзади по голове и огрел. У меня башка вроде как привычная к плюхам, я на рефлексе-то развернулся на сто восемьдесят и ему «крюком» по бороде. Он метра на три и отлетел. К друзьям своим присоединился, стал зубы из трусов доставать.
— Хорошая у тебя фантазия. Сам придумал? - Она поднялась с лавочки, явно собираясь уходить.
— Ага, сам!! Ты-то тогда убежала; у меня даже свидетеля потом не было - заступиться, милиционеры тоже после спрашивали про то, как я сам всё придумал. Десятка мне светила тогда за тяжкие телесные, причинённые одному из этих дебилов. Откуда я знал, что у терпилы этого голова такая слабая окажется? Но самое обидное, после того случая стал я на ринге через раз теряться и удары пропускать даже от новичков. Да ещё и по ментовкам паломничества мои бесконечные начались. Эти-то чмошники только на словах крутые перцы, а на деле сразу пыснули, побежали с папами-мамами заявление катать. Мол, я их сам от нечего делать пятерых отоварил, а они только ручками размахивали, защищались. Тренер мой за меня тогда заступился - отстали ментовские воины. Там у них в майорах был один его ученик бывший. Но с боксом мне пришлось завязать. Врачи крест поставили. Что-то там с координацией у меня стало после того случая. Мозжечок встряхнули, что ли, или чего-то такое, не помню уже, сложное такое название медицинское. — Я совсем развалился на лавочке. — А тут и армия подоспела. Добро пожаловать, рядовой Сорокин. Нам твой мозжечок по фигу и такой сгодишься лопатой размахивать два года.
— Ладно, я пошла. — Она собралась уходить, но я удержал её и продолжил: — И тут – бац! - перед призывным пунктом тебя встречаю, мы с тобой наконец толком познакомились, и ты мне рассказываешь, что пока ты с ними боролась, шапка у тебя набок съехала, ухо левое тебе продуло, отит ты схватила.
— И? — остановилась она, удивлённо рассматривая меня.
— Ну а самое неприятное - скрипку они тебе тогда умудрились через футляр поломать. Трещина пошла и струны порвались. Ты две ночи ревела белугой, матери с отцом ничего не говорила. А потом потихоньку - помаленьку сама её склеила. Родители так ничего и не узнали. Не нарадовались, что дочь скрипачка.
— Про отит - ладно, узнал, откуда-то, — откровенно растерялась она. — Но про скрипку-то ты откуда мог узнать? Я же не говорила никому. Да и не было ни тебя, ни этих, как их? Гопников! Трещина сама по себе пошла, ни с того ни с сего, правда, не в девяносто седьмом, а в две тысячи седьмом!!! Я с ней сделать тогда ничего не смогла, пришлось скрипку выкинуть и с музыкой закончить. Ревела, как сумасшедшая, с собой покончить пыталась тогда с неврозом в психиатрическую клинику попала. Там и с мужем своим будущим познакомилась.
— Вот, ты ж сама мне про это и рассказала. Больше и не встречались с тобой. Я даже адреса у тебя не успел спросить, хоть письмецо какое с армейки написать, так ты тогда быстро упилила, спешила куда-то. А теперь видишь, как всё срослось. Я в этом дурдоме святомарийском сижу, ничего не понимаю, и тут ты появляешься... Совпадение?!!
— Ну вообще-то, я в этом дурдоме, как ты говоришь, родилась и всю сознательную жизнь прожила. —Она явно обиделась.
— Ладно, а я из Лениносрачинска выполз. Сижу тупорежу, — я нервно рассмеялся. — Первый раз в жизни сижу и не знаю, чего делать. В башке абсолютная пустота. Нирвана, блин, какая-то!

— Ладно, поднимайся, поехали. – Она встала с лавочки.
— Куда? — не понял я.
— К мужу моему, психиатру. Он большой любитель таких историй.
— В дурку, что ли? — вырвалось у меня.
— В какую ещё дурку? Что за слова у тебя? «Гопники», «ментовка», «дурка», «терпила»… Откуда ты их берёшь? Нет таких слов в славянском языке.
— Угу, нет! — согласился я. — Действительно, откуда я их только беру? Что ещё за славянский язык?

Она не ответила и остановила такси.
— Ладно, поехали уже, — бросила она. — Дома поговорим. Не каждый день встречаешь людей, которые тебе рассказывают твои маленькие детские тайны.
— Это да, — согласился я с ней, запрыгивая в такси уже известной мне марки «ЮМЗ».

И тут меня осенило.
Я обратился к ней: — Слушай, можно спросить?
— Спрашивай, но не забывай про правила приличия.
— Хорошо, у меня неприлично тупой вопрос: что такое СССР?
Она удивлённо посмотрела на меня и сказала:
— Знаешь, ты первый человек, который за полчаса умудрился меня удивить дважды.
— И всё-таки, — настаивал я, — что такое СССР?
— Ты как с Луны свалился, честное слово, — рассмеялась она. — Это даже дети знают. СССР – Славянские Сербско-Срединные Регионы.
Я устало и обречённо схватился за голову, сползая по сидению «ЮМЗ».
— У-у-у! Мать моя женщина! Восточноевропейский братский союз нерушимый! Где я?
Отвечать мне, естественно, никто не собирался. Город Святомарийск быстро и плавно поплыл за стеклом машины…
*-Бенедикт Сарнов. Пришествие капитана Лебядкина.

Глава четвертая (дополнительная). Медицина вам поможет

1
Доктор Долгих, муж Светы, оказался совсем не тем отмороженным «мозгоправом», каким я, благодаря средствам массовой информации, всю сознательную жизнь представлял себе психиатра. Да и сталкиваться с ними мне доводилось, по счастью, всего два раза – первый раз в военкомате перед армией, а другой - при получении автомобильных прав. И до встречи со Светиным мужем я полагал, что психиатры делятся на парочку забавных категорий. Первая - это те, кто всех вокруг подозревают в мании величия, а сами по квартире шарахаются в шляпе Наполеона Бонапарта. Ну а другая группа их коллег мне представлялась эдакими докторами Лектерами. Смотрят на собеседника пустым взглядом, что-то выспрашивают, а мысленно уже доедают его в качестве последнего стейка в стиле лягушачьих лапок, запивая красным винишком из Бордо.

Светин же муж оказался нормальным образованным человеком, без вышеописанных психических телезаскоков. Это был аккуратный, достаточно крепкий мужчина пятидесяти - пятидесяти пяти лет, держал себя достойно. Он носил пышные усы и полукруглые-полуквадратные очки, имел массивную волевую челюсть, как у хорошего морского пехотинца. И вообще чем-то даже напоминал покойного дядюшку Ницше, которого я один раз видел на фотографии. Хотя физиономия его (мужа Светы) показалась мне на первый взгляд до боли знакомой, я, сколько после ни силился, всё же так и не вспомнил, где я его мог видеть.

Света представила нас друг другу и вкратце объяснила мужу всю ситуацию. Другой бы, наверное, обозвал жену нехорошими словами, а меня бы выпер пинком или вызвал бы полицию. Но Фома Аркадьевич (так его звали) оказался совсем другим мэном, умным и интеллигентным. Хотя, признаюсь, до него интеллигентов я воспринимал как героев идиотских анекдотов, где над ними все глумятся, издеваются кто во что горазд.

Совершенно спокойно выслушав рассказ жены и мои путаные объяснения, он улыбнулся и рукой пригласил меня к обеденному столу. Затем извлёк из бара в стене бутылку уже знакомого мне коньяка «Петр Первый». Света достала пару пузатых бокалов и поставила на столешницу. Затем она принесла на подносе сырную нарезку и только что приготовленную обалденно павнувшую сырокопченую говядину, присыпанную кинзой.

Когда мы не спеша выпили, по бокалу, Фома Аркадьевич извлёк из секретера своего рабочего стола ящичек с сигарами.
— Прошу, — предложил он мне сигару, раскуривая свою.
— Благодарю, я не курю, — отказался я. Всё равно в дорогущих сигарах я понимаю ровно столько же, сколько в Большом театре или клюшках для гольфа. А то, что у него сигары далеко не фуфло, это и так ясно.
— Итак, Илья, подведём итог. — Светин супруг выпустил дым в потолок. — Из вашего сбивчивого рассказа я понял следующее. Вы зашли в аэропорт в стране, где без малого сто лет назад произошла социальная революция, и где нынче всё вверх дном, и сам черт не разберёт, кто прав, кто виноват. А вышли, соответственно, здесь, где никаких ужасных социальных потрясений не было и всё относительно спокойно.
— Неужели у вас здесь не было никаких волнений всё это время? — вопросом на вопрос ответил я.
— Ну почему не было? Были. Ещё как были! В начале пятидесятых годов прошлого века, когда престарелый самодержец Николай II, царство ему небесное, покинул этот мир, и престол занял его внук Пётр Алексеевич, император Пётр IV.

Тогда и случились определённые внутрипарламентские волнения по поводу дееспособности одряхлевшей монархии. Даже демонстрации на улицы выходили несколько раз. Было принято назревшее решение и проведен всеобщий референдум по вопросу оптимальной формы правления в стране. И с той поры у нас конституционная монархия. Император несёт номинальную ответственность, подписывает законы, участвует в торжественных церемониях и международных встречах. А все государственные решения принимает правительство и лично премьер-министр, выбираемый всенародно каждые семь лет.
— Как в Англии, в общем. А сын Николая Алексей? — не поверил я собственным ушам, слушая всё это от Фомы Аркадьевича и осознавая, что мой скромный мозг просто неспособен понять происходящее. — По телевизору часто показывали, что всю царскую семью по приказу большевиков  без суда и следствия расстреляли и тайно закопали в лесу.

Бедный Фома Аркадьевич от услышанного аж поперхнулся дымом и забыл ответить на мой вопрос.
— Что, и детей, что ли? Бред какой-то!
— Ну, бред не бред, а там это действительность. И детей, и слуг, и собак, и кошек – всех, в общем, пустили в расход. И еще долго потом пытались врать, что, мол, только царя казнили, а вся семья погибла при эвакуации, — ответил я, грея бокал в руках. — Правда, потом ещё захоронение обнаружилось. Я точно не помню когда, но было такое.
Фома Аркадьевич явно заинтересовался услышанным от меня: — И что эти самые большевики? Их судили потом по всей строгости закона?
- Угу, судили!!! — съязвил я. — Прямо вот скамью подсудимых до отказа  ими забили, аж все не поместились.
— Ну не паясничайте, пожалуйста, Илья, — угомонил меня Фома Аркадьевич. — Что стало то с этими убийцами?
— А ничего не стало. Изничтожили после того кучу народу - и привет. Правили их командиры себе расчудесно до 91-го года, а потом Союз развалился. Беня по пьянке с ещё двумя такими же подписал договор о роспуске и баста! Горбач в отставку, совок на свалку, и граждан его законных туда же. Сейчас ситуация потихоньку исправляется.
— Как Вы там живёте?— ещё больше удивился он. — Что за названия такие? Беня, Горбач, совок…
— Ну, вот так обыкновенно и живём, в соответствии с международным демократическим правом. Правом чего-нибудь стырить (желательно у государства и желательно, чтоб не застукали). Некоторые, правда, и будучи застуканными, умудряются продолжать тырить. — Я повёл рукой в воздухе. — Ссы в глаза - божья росса, одним словом, извините уж за откровенность. Живем, кто как может, в общем. Кто с размахом, бабки в офшоры, а остальные - кто как устроится. Ладно, Фома Аркадьевич, что-то мы увлеклись воспоминаниями. Как быть с моей проблемкой?!! Я же не сумасшедший, а что делать - ума не приложу.

— В том-то и дело! — Мой собеседник резко встал и прошелся туда-сюда по комнате, красиво обставленной различными статуями и фигурками. Неплохо, видимо, он здесь зарабатывает, раз может себе это позволить… А впрочем, зачем мне это знать?!!

Он продолжил: — Я вполне мог бы Вас принять за лгуна или сумасшедшего, если бы не эта тайная история о Светиной скрипке. Если бы она могла её кому-то поведать, ещё ладно, всё встало бы на свои места. Но, это слишком личное, и, зная её достаточно хорошо, я могу с большой уверенностью сказать, что, в отличие от многих женщин, из Светы слова клещами не выдернешь иной раз, если она сама этого не пожелает. Я понимающе улыбнулся. Бабы - они везде бабы. Хорошо, что Света оказалась не любительницей трепаться.
— Случай Ваш, Илюша, очень неординарный. – Он, с сигарой в зубах, остановился он напротив висевшего под потолком здоровенного зеркала. - Если честно, здесь необходимо коллегиальное решение. Я предлагаю Вас устроить ко мне в клинику недельки на две. Я и мои коллеги детально Вас обследуем и постараемся вынести решение.
— Спасибо, конечно, Фома Аркадьевич, — замялся я, — но в мои планы как-то не входило нахождение в психиатрической клинике. Я всего лишь хочу домой. У меня там дочь - единственный близкий человечек на всем белом свете. А здесь я совсем чужой.
Он понимающе улыбнулся. — Я подозреваю, у Вас там не очень хорошее отношение к психическим больным. И Вы думаете, что я всё равно считаю, что у Вас психическое расстройство, и запру Вас на очень долгий срок?
Я сконфузился, ведь он сказал сущую правду. — Ну, что-то вроде того. Да и потом эта история с государственной государевой безопасностью… Вы не боитесь?
Он рассмеялся. — Понимаю; но и Вы поймите меня. Мозг человеческий - такая штука, которая до конца никогда не будет изучена. Всегда будут неразрешимые загадки и вопросы в его работе. А здесь такой нонсенс! Естественно, чтобы Вам помочь, Ваш случай нужно серьёзно проработать. Вполне возможно, Вы это новое слово в науке. И вдруг какие-то имперские сатрапы -- разве могут они остановить Природу?!! Вся медицинская общественность восстанет против них, даже если со мной что-нибудь и случится.

Я с пониманием кивнул. — С вами нет. А со Светой?!!
— Ну, это уж совсем за гранью! — удивился он. — Это же всё-таки государственная служба, а не сборище мерзавцев и проходимцев! Им нужны будете Вы. А пока человек в медицинской клинике, никто не имеет права его трогать. В СССР, по крайней мере.

Я усмехнулся («В СССР так в СССР!»): Аркадьевичу виднее; дал свое согласие. У меня всё равно не было выхода на тот момент. Знать бы тогда мне, дураку, во что я вовлекаю Светиного супруга и чем это для меня обернется? Ладно он (над ними здесь власть имущие ребята «животных» экспериментов не ставили, это я уже понял); но сам-то ты, Илюшенька, не забыл ли, с каких «курортов» постсоветских прибыл?!!

Недаром моё первое впечатление о Фоме Аркадьевиче было именно тем, каким я озвучил, а не иным. Но что сделано, то сделано. Я, сам того не подозревая, уже сделал всё, что надо было сделать.

2
Оказавшись в клинике доктора Долгих, в первые же минуты я понял, что не всё так просто, как мне это показалось за застольной беседой, и что доктор Долгих далеко не добрый доктор Айболит, за спасибо лечащий зверюшек. Для начала на регистрационной стойке крепкая медсестра, брюнетка с основательно выпирающими из- под халата титяндрами потребовала у меня страховку и дала мне кучу бумажек для заполнения, где везде фигурировали перед подписями – «согласен, не возражаю, подтверждаю». Я, конечно, силился всё это прочитать, но куда там!!!

— А, если бы я в коме был, — попытался пошутить я, — тоже бы мне дали почитать?
— В таком случае за Вас бы расписался Ваш законный опекун или представитель от государя, — вполне серьёзно ответила она.
— Надо же?!! Я и не знал, что у меня опекун есть и что государь ещё обо мне помнит.
— Любезный, — обратилась она ко мне, — Вы документы-то подписывайте, или Вы разглагольствовать сюда пришли?!!
— Конечно, конечно, — кивнул я, сглотнув слюну и продолжая рассматривать ее пышный славянский дородный бюст четвёртого где-то так размера, никак не дававший мне сосредоточиться на подписываемых бумагах и уводивший меня в далёкие неприличные дали. К тому же, как назло, то ли халат у нее сел после стирки, то ли она специально так сделала из-за духоты на посту, только её суперштучки выглядывали из-под униформы очень и очень основательно, колыхаясь при каждом движении. Единственное, что портило медсестру, – здоровенный такой бланш под глазом, тщательно заретушированный, но всё же просвечивающий из-под косметики. Странно, конечно, но ей видней. Муж, наверное, не вовремя пришел, а она водку в это время дула с художниками, вместо того чтобы работать натурщицей.
— Вам одежда не жмет? — поинтересовался я.
— Нет, — опять без всяких эмоций ответила она. — Ваша страховка, пожалуйста?
— Держите. — Я протянул ей полис ОМС, торчавший у меня из паспорта.
— Это ещё что такое? — спросила она, рассматривая, видимо, незнакомую доселе ей бумажку.
— Полис обязательного медицинского страхования.
— Не морочьте мне голову, —  преспокойно ответила она. —  Если у Вас отсутствует страховка, то,  пожалуйста, внесите залог за первые три дня пребывания в стационаре.
— Сколько у вас залог составляет? — без особого интереса спросил я, подозревая, что начинается какой-то непредвиденный развод.
— Семь миллионов рублевых империалов.

От ужаса я чуть не свалился лицом в ее скульптурную композицию. — Сколько?!!! - Ни фига себе обследование! Они мне там всё решили проверить, вплоть до кармы будущей жизни?!! — Можно мне Фому Аркадьевича?!!

Медсестра нажала кнопку вызова. Вскоре подошел Фома Аркадьевич.
— Ну что, Илюша, устроились уже? — ободряюще спросил он меня.
— Фома Аркадьевич, — обратился я к нему, — предупреждать надо, что у Вас здесь страна миллионеров и полис мой медицинский в вашей конторе не действует!
— Можно мне посмотреть? — Он протянул руку, и я отдал ему полис ОМС.
С минуту он его рассматривал, а затем внезапно спросил у меня: — А что такое «обязательное медицинское страхование»?
— А я знаю, что ли? — удивился я. — Вы же врач, Фома Аркадьевич, Вам видней.
— Не знаю. У нас медицина платная. — Он опять удивил меня своим заявлением. — Семьдесят процентов за твою страховку платит работодатель. Тридцать процентов оплачиваешь ты сам. Если страховки нет, то пациент оплачивает первые три дня пребывания в стационаре.
Я возмутился:
— Блин, а если у пациента нет денег, тогда что?
— Ничего, — совершенно спокойно ответил Фома Аркадьевич, будто так и полагается. —  Его просто не принимают в клинику и дают направление в медицинское учреждение государева попечения.
— Ёлки-моталки! У вас здесь Америка какая-то, а не Россия!
— При чём здесь Америка?!! — опять не понял Фома Аркадьевич. — Медицина так устроена по всему миру. Или у Вас там врачи повсеместно лечат за бесплатно и только социалистическая Америка рискует брать за это деньги?

Я хмыкнул, поняв, что Фома Аркадьевич искренне не врубается, что медицина может быть бесплатной (хотя бы на словах). — А что, Америка социалистическая? — заулыбался я, представив американцев в этом образе.
— В начале прошлого века завезли им туда идейки беглые евреи-эмигранты из Европы да России во главе с некими Бланком-Грошопфом и Бронштейном. С их предприимчивостью да с американскими активами. Неплохая, в общем, система получилась. До сих пор функционирует. В Мавзолее Рузвельта обязательно побывайте, как доведётся. Интересное место. Вам должно понравиться. Многие наши туда хотят эмигрировать.
— Куда? В Мавзолей? — не понял я.
— В Америку, — заулыбался доктор. — Там социальных дотаций много. И не так сложно, как у нас. Держится, правда, это всё на природных да людских ресурсах из бывших колоний Британии и Франции, которые те обменяли на американское золото для своего восстановления после Большой Европейской войны в начале прошлого века. Золото, правда, как потом выяснилось, фальшивым оказалось. Но американцы успели в колониях им нового насобирать. Долго извинялись, что ошиблись. Одного премьер-министра даже удар хватил от такой ошибки. Но это уже не нашего с Вами ума дело, Илюша. Политика и игры специальных служб, в общем.
— Вот балда! — Я хлопнул себя по лбу, вспоминая про отобранный кошелёк дредастого, и заодно расхохотался над вполне серьёзным видом Фомы Аркадьевича, поведавшего мне про американский социализм, построенный на чужие бабки. Собственно, в лучших традициях пиндосов.
— Что случилось?
— Сейчас. — Я извлёк деньги из его бумажника и положил на стойку. Надо же, сутки с ним хожу - и даже не удосужился в него заглянуть. Выудив оттуда купюры под названием «рублевые империалы», я стал с интересом их рассматривать. В общем, примерно, то же, что и рубли, только чуть побольше в размере, мужики какие-то неизвестные бородато-усатые нарисованы, ну и на всех купюрах храм Христа Спасителя изображён и надпись сделана «Спасение в нас самих».
— Фома Аркадьевич, вы сможете мне помочь за три дня? — спросил я.
— Постараюсь, — ответил тот, пересчитав деньги и преспокойно убрав их к себе в карман. — Начнём прямо сейчас. Не будем терять времени.

И, странное дело, получив от сисястой медсестры ключ от палаты, я впервые порадовался, что всю жизнь меня обслуживали бесплатные медицинские учреждения, а не бизнесмены от медицины. Хотя кто знает, что я буду вещать, если я надолго задержусь здесь?!!!

3
В общем, за три дня мою голову просканировали вдоль и поперек. Не буду глумиться и вдаваться во все эти медицинские дебри, скажу только, что на третий день Фома Аркадьевич пришёл ко мне с кучей бумажек и вынес вердикт:
— У Вас, Илья, умеренные обратимые дистрофические изменения в коре головного мозга. Вы когда-нибудь переносили черепно-мозговые травмы?
— Боксом в юности занимался. Получал пару раз по-взрослому, ну и тогда на остановке со Светой. Я же Вам рассказывал, — не понял я сначала. — И что дальше?!! Дистрофиком мозговым скоро стану?!!
— Надо продолжать наблюдаться. У меня есть знакомый в научно-исслед…
— Ясно, — перебил я его невежливо, поняв всю бесперспективность своего дальнейшего нахождения здесь. — Ладно, сейчас вернусь. Как зовут вашу медсестру?
— С большим бюстом? — уточнил Фома Аркадьевич; по лицу его почему-то пробежала мимолетная тень внезапной озабоченности.
— Её самую, — подтвердил я, не оставив без внимания странное выражение лица доктора.
— Августиной Юльевной!!!
— Блин, реал «знойная женщина», как любил говаривать товарищ Бендер!!! — рассмеялся я. По лицу собеседника я понял, что афериста всех времен и народов он тоже не знает, но зато он очень хорошо знаком с Августиной Юльевной. — Я скоро буду.
— Не забывайте - Вы можете ещё находиться здесь до завтрашнего утра.
— Окей, — бросил я на ходу, выходя из палаты. Интересно, Света знает про маленькие тайны своего мужа?

А дальше, собственно, что? В кармане у меня, как говорится, шиш и маленько, что делать теперь -  понятия не имею, и что вообще происходит, тоже не врубаюсь, как и в  первый день. «Ладно», - махнул я сам себе рукой и подумал: «Выхода всё равно пока не видно. Подарю Аркадьевичу какой презентик скромный за попытку помощи, да этой мадам Грицацуевой гвоздичку преподнесу. Аркадьевич не обеднеет. Надеюсь, на моей карточке хватит империалов. Хотя, конечно, у меня там рублевый счет и денег ни фига по большому счету… Но авось прокатит, и по безналу посчитают, не заметят. Главное - пинкод.

С такими откровенно идиотскими мыслями - как и всякий русский человек, я додумался до какой-то фигни - я пришёл в ближайший супермаркет. Он, надо сказать, ничем от РФского и не отличался, если не считать названия «Гастрономия», а также различных вывесок дворян, крестьян и прочих представителей народного хозяйства, активно зазывавших к себе покупателей). Покупатели же (совсем как наши!) ходили, недовольно вздыхали из-за цен и даже были вынуждены стоять в неслабых таких очередях. Знать бы мне тогда, какую я глупость совершаю! Но, как говорится, благими намерениями…

Глава пятая. Дольче вита и последний пофигист

1
Итак, расспросив охранника (но не типичного нашенского лоха без всего, а здоровенного дядьку с серьезной такой наплечной кобурой), где здесь спиртное и цветы, я направился в указанные бутики, которые здесь назывались коммерческими палатами, а сокращенно - коммерпалами. Для начала я заглянул в коммерпал с цветочками и букетиками. Какой только ботанической хрени там не было! И кактусы, и орхидеи с розами, и даже некий рослый красавец-дубок со странным названием «Князь Таврический», помещённый в здоровенную деревянную кадку.

— Простите, можно мне одну красную гвоздичку? — потупив глаза, аки школьник перед строгой учительницей, спросил я у продавщицы, молодой, в общем-то, девчонки, которая заулыбалась мне в ответ.
— А что так скромно, любезный? Возьмите лучше Вашей даме свежие гиацинты. Недорого и со вкусом. Поверьте мне.
— Денег - кот нагиацинтил.
— Ну что ж, бывает! — Она развела руками и протянула мне гвоздику. — С Вас тридцать тысяч империалов.
— Не звезди-ка ты, гвоздика, как ты розою была, — вздохнул я. У меня вместе с отпускными и было где-то примерно тысяч тридцать деревянненьких моих кровных «империальчиков». Протягивая продавщице зарплатную карту, я был уже морально готов к вопросу: «Что за валюта у Вас на карте?». Но она вставила её в считыватель и преспокойно протянула мне его с просьбой ввести код. Что я и сделал без особой надежды на успех. Но вот когда, удовлетворенно кивнув, она протянула мне красную гвоздику, то удивлению моему не было предела!

Однако это было только начало. Ибо то, что произошло дальше, надолго вывело меня из привычного состояния. Получив гвоздику, я направился в ликеро-водочный. Цены на спиртное были просто космические, а уже знакомый мне «Пётр Первый» вообще стоил как спутник, утопленный в мировом океане за ненадобностью.
— Ёлки-моталки! — искренне возмутился я. — А чё у вас бухло такое дорогущее? Для Абрамовича, что ли, наливали?
— Алкоголь есть алкоголь, — невозмутимо ответил мощный дядька с чубом в русской народной цветастой рубахе и надписью на груди: «Пить вредно! Лучше жахнись, али женись!» — Акцизы дорогущие. Пьют наши люди мало - токмо по большим праздникам. Да и то всё некогда да некогда…
Он обречённо махнул рукой.
— Чего? — откровенно офигел я от такого ответа. — Ты прикалываешься, что ли? Это наши-то мало пьют? Да испокон веков у нас её, родимую, вёдрами хлебали. Это ж национальная традиция!
— Ты псих, что ли? — Он вытаращил на меня глаза. — Когда это они её хлебали? При царе горохе, что ли?!! Скажи ещё, что мы работать никогда не умели!
— Да пошёл ты…— подумал я и мысленно махнул я ему рукой, понимая всю бредовость данного диалога, а вслух произнес, показывая на совсем уж мелкую тару: —  Мне вон тот напёрсток грамм на двадцать. Сколько он?
Не пиво же мне копеечное или коктейльчик молодёжный, в конце концов, дарить Фоме Аркадьевичу.
— Два миллиона, — совсем уж равнодушно произнёс дядька.
Ладно, делать нечего. Сейчас он снимет остатки, а дальше попробую уболтать его обменять на свой телефон. Тьфу ты пакость!!! Забыл совсем – не мой, а негритянского голубочка. Не новьё, конечно, но может, возьмёт?!!
Я протянул карточку, однако мужик отрицательно покачал головой и сказал:
— Только наличный расчет.

Недовольно фыркнув и понимая, что в этом СССР дела с алкоголем действительно плохи, я пошёл до ближайшего банкомата. И вот подхожу я к банкомату, вставляю карточку, набираю пинкод, снимаю остававшиеся ещё на счёте копейки и уже собираюсь уходить, как вдруг ловлю себя на мысли, что СМС-оповещения-то не было о снятии со счета бабулек. Я - назад к банкомату, где почему-то внезапно образовалась очередь, в конец которой мне пришлось встать. Дождавшись заветного момента, я набрал запрос о количестве средств и…

Видели бы вы в тот момент мою физиономию! Наверное, такая бывает лишь у великовозрастного девственника, которому внезапно, ни с того ни с сего, улыбнулась удача, причём в лице очень шикарной мулаточки. На экране высветилась ровно та сумма, которая была у меня до захода в цветочную лавку. Ох, я скажу, давно у меня так голова не кружилась. И даже больше – она у меня никогда так не кружилась!!! Я думал – умру сейчас же, прямо возле банкомата.

Не веря своему внезапному счастью, я снял все тридцать тысяч с копейками. Эсэмэска даже не думала приходить. Получив всё полностью, я, почти не дыша, снова вставил карточку и запросил состояние счёта.

— Ес!!! — Когда я увидел опять тридцать тысяч с хвостиком, то, словно обезьяна, подпрыгнул у банкомата - аж очередь шарахнулась во все стороны.

Ещё бы! Посмотрел бы я на них, если бы им выпал такой джекпот! В тот момент (что греха таить?) я забыл про всё: и про возвращение домой, и про супругов Долгих, и про гэгэбэшников, и даже про грудастую Августину Юльевну. Мне решительно всё здесь начинало нравиться!!! А какая бы у вас была реакция в такой ситуации?!! Только честно…

2
Сколько я промотал и прогулял за недолгое отпущенное мне время, не знаю: не помню. Да оно и не важно!!! Но, подобно наследнику арабского шейха, которым я начал всем встречным поперечным представляться, в течение короткого времени я обзавёлся настоящим представительским чёрным Rolls-Royce Phantom, эпатажной шубой до пят из меха рыси, по совету непонятно откуда взявшегося у меня стилиста или модельера (чёрт его разберет!) и белой широкополой шляпой в духе нашего главного режиссёра.

Одним словом, я преобразился, да ещё как! Меня «отапгрейдили» со всех сторон: теперь мне делали маникюр, педикюр, массаж и прочие забавности в перерывах между казино, ипподромом и походами на светские тусовки. Вокруг меня крутилась стайка всевозможных девиц, прихлебателей и прочих неизвестных мне посторонних, журналистов, псевдо-ВИП-персон и непонятно кого ещё. Короче, дольче вита - иная, сладкая, жизнь.

И с непривычки от такого поворота событий, благодаря халявному баблу, я реально забыл, как всё это получил и каким образом вообще нахожусь сейчас здесь. Я на себе ощутил, что лёгкие деньги, будучи полученными без предварительной подготовки, в доли секунды начинают притягивать к тебе всеобщее внимание и срывают башню. В самом начале от этого всего сносит крышу, как я уже сказал: ты король мира, у тебя есть всё, что пожелаешь, любая расфуфыренная синьора готова лечь под тебя лишь за один твой взгляд, и притом ты не прикладывал абсолютно никаких усилий. Халява, сэр!!!

Однако вскоре это начинает надоедать. Все хотят у тебя занять в долг, причём в самых разнообразных формах: то думают, что ты на халяву же напоишь, накормишь, то вложишься в их сомнительный бизнес, а то и вообще внаглую заявляют, что они твои родственники. Короче, классика. Да ещё к тому же репортёры, которые со своими объективами торчат отовсюду, чуть ли не из слива унитаза, сорри за пример.

Не буду особо расписывать свои похождения, чтоб не томить Ваши измученные души. Скажу только - вёл я себя в тот период аки свинья, и было так кайфово и усладно, что даже вспоминать не хочется, как внезапно всё закончилось. А главное, я, дурак, никакого левого счёта не успел завести, куда бы парочку миллиардиков империалов перекинуть. Единственное, чего я путёвого сделал, - так это успел в несколько детских приютов (были у них и такие) накупить уйму контейнеров с игрушками, сладостями и детскими вещичками. Пожалуй, единственное, за что мне не стыдно и теперь.

Однако местные у меня потом на полном серьёзе спрашивали, зачем я это сделал. Вроде как у них здесь так не принято. Пускай государство на подарки выделяет из денег налогоплательщиков. Нет, определенно, они здесь все странные какие-то, хотя внешне частенько и напоминают знакомых нашему глазу жлобов (ну тех, которым «всё можно», а окружающим – «незяя» ни в коем случае). Непуганые и очень самоуверенные, что ли, не желающие понять, что любой может попасть в беду и хуже всего, когда это случается с тобой, пока ты ещё мал и ничего не можешь изменить, по большому счету. Не знаю, в общем, как это правильно называется – все мы родом из детства и всё такое. Но здешние взрослые реально этого не вкуривают и не собираются. А впрочем, не надо лезть в чужой монастырь со своею балдой усталою. Ну их всех.

Да кстати, раз уж пошла тема денег - я узнал, почему у них здесь страна миллионеров. Оказалось, в СССР очень высокий уровень жизни, просто что-то нереальное и заоблачное, на каждого славянского жителя гигантского конгломерата - от Босфора до пролива Лаперуза - выделяется энное количество унций золотого запаса, который сопровождает их всю жизнь. Они вполне могут себе позволить отпуска хоть на Марсе, причём за госсчёт. Но не всё так просто и чудесно, как может показаться. Все они впахивают как проклятые по двадцать, а то и по двадцать четыре часа в сутки. Продолжительность жизни в среднем лет шестьдесят. Вылететь с работы можно в два счёта, едва лишь появятся сомнения в твоем здоровье или профпригодности. Детей от себя они отселяют ещё лет в пятнадцать. Причём никому из отпрысков не приходит в голову, что можно просто взять и остаться. Здесь так не принято, и точка. Хотя на выходных можно встречаться, петь песни про берёзки и даже водить хороводы, но жить у предков после пятнадцати - табу. Ну и ещё одно (пожалуй, основное) – это, как и везде, коррупция уровня хард-рок/металлика. Делиться здесь надо всегда, везде и со всеми сопричастными, иначе ничего не добьёшься.

Я и сам с этим столкнулся, когда с меня справку о доходах при покупке шубы потребовали. Залез я в их Узловицу (по-нашему - в Интернет) и нашёл, где оформляются такие справки. Приехал туда на своем «ройсе» и отсыпал им без лишних прелюдий такие бабки, что они не то что про папашку моего мнимого, арабского шейха, написали - ещё и родословную составили чуть ли не от рождения Будды.

Только у них почему-то это всё называется «частные чаевые», сокращенно «чичи». Мол, хочу - даю на чай, хочу - не даю, это мое частное дело.  И надо сказать, так заведено в порядке вещей. Есть еще «наки». Это когда высокопоставленным особам выделяют через нужных коммерсантов всё, что им причитается. Я, когда об этом узнал, вначале не понял, почему Света не могла дать директору школы чичу или наку, но потом сообразил. Она с Фомой Аркадьевичем забот не знала, а потом решила работёнку найти. Независимости по-бабски захотелось от мужа.

В общем, неслабо я тогда прокутил за неделю, и всего не упомнишь. Но заслуживает внимания один эпизод.

3
Еду я, значит, как-то по ночному Святомарийску, шуба моя из окна по ветру развевается. А он, город этот Святомарийск, отмечу, оказался внезапно очень большим. Да к тому же и небоскрёбным в центральном районе, а небоскрёбы - вращающиеся, из особо прочного пластика и металла. Ну и, естественно, кругом огни, неоновые вывески и всякая музыкально-цветная дребедень. Значит, еду я себе с какой-то очередной девицей по прозвищу Кукла в гостиницу и вижу, как возле одного скрюдрайвера толпа зевак, зачем-то собралась.

Подошел и спрашиваю:
— Чего такое?
Мне в ответ:
— Самоубийца на крышу залез.
— На фига?
Остряки отвечают:
— Иди и спроси у него, если интересно.

Я в недоумении: а где полиция, скорая, переговорщики там всякие? Мол, не прыгай, ты нам очень важен, твоя жизнь бесценна. Ну и прочая чушь, которую обычно говорят в таких случаях. Зеваки посмотрели на меня как на безумного, хорошо - Кукла моя объяснила, что такие фортеля обязан оплачивать из своего кармана или сам самоубийца, или родственники его ближайшие. А если никто платить не собирается, то и выезжать не будут. Хочет - пусть летит ласточкой с 337-го. Короче, мягкого приземления, любезный. Бабки - святое.

И это правильно, наверное, с одной стороны и здешние жители этого не стесняются. А с другой стороны, здесь нет ничего хуже, чем внезапно выйти в тираж. С голоду подыхать станешь - никто не даст пожрать и запас твой обнулят навечно. У нас-то в РФ хоть какие-то крохи можно выцыганить, или хоть на какую-нибудь биржу встать, или хоть какую-то подработку найти. Было бы желание.

А здесь – ничего. Трындец, и всё, если смолоду не успел подготовиться и вступить в профсоюз, куда каждый месяц отстёгиваешь приличный процент всю свою трудовую биографию. Даже детей, как я уже отмечал, никто не жалеет, коли те заболеют. Сдали в больничку, оплатили счёт - и вперёд, арбайтен. Папка и мамка должны пахать, пахать, пахать, пока не околеют на хрен. В общем, жёстко у них здесь, но оплачиваемо. Наверное, так и должно быть. Не знаю, короче, трудно мне об этом судить. Кто я? Бывший простой таксист, а тут рассуждаю на такие темы. На фиг нужно, я ж не Шариков какой-нибудь, в конце концов?

Я отвлёкся, сорри. Значит, вижу я, что стоит толпа зевак и ждет, когда суицидник сиганёт вниз. У всех, естественно, камеры, телефоны и прочие гаджеты. Ничем не отличаются от наших деятелей. Казалось бы, мне какое дело? Ну прыгаешь - так прыгай. Скатертью дорога. Ан нет. Привязалась ко мне моя Кукла, хочу, говорит, настоящего самоубийцу увидеть, и всё тут. И еще хочу, говорит, утехами любовными в его присутствии заняться. Никогда в жизни у меня так не было. Ей остряки, естественно, отвечают, мол, чего волнуешься, сейчас увидишь минуты через две. Готовься пока, раздевайся. Во всей красе перед тобой и Господом Богом предстанет сейчас наш летун.

Та им, с легким акцентом, похожим на прибалтийский:
– Да-а ну-у ва-ас!
И ко мне вяжется, растягивая слова не по-русски как-то:
— Ма-арсик, ну-у да-авай попробу-уем, пожа-алуйста!

Хотя нет, не прибалтийский у неё акцент. Какой-то другой. Чёрт его знает. Я в этом не понимаю ни фига! Видно, что баба какая-то нерусская, и всё тут. Красивая, дрянь, ничего не скажешь; аж завораживает, когда глядишь на неё. Но, тупая как пробка, реально. И где она только языку обучилась? Есть у неё ещё такой пунктик своеобразный: говорит, люблю, когда меня очень грубо того. Ну, вы понимаете, о чем я. Мол, в такие самые пикантные моменты она наслаждается абсолютной властью над нами, мужичками. Такой вот нюанс.

Мне этого, конечно, не понять. Да и потом, кажется, мне, что она гонит и не краснеет. Деньги - да, любит, как и многие. А в плане постели - так себе. Изображает, но как-то халтурно, без огонька. Один раз я только ей и устроил полный абзац, когда только начиналась «сладкая жизнь» моя. Голодный, злой был, с этими перебежками давно женщины не вкушал. А здесь она стоит, скучает себе, красивая стерва!!! Я - к ней:- «Работаешь?!!!» Она мне: «Ес». Дал, в общем, стране угля, так что она часа два в себя потом приходила (дети же могут прочитать, как дяденька с тётенькой удовольства получали, потому оставим без лишних подробностей). А после как-то всё обыденно происходило, без драйва, что ли. Она просто отрабатывала свои империалы.

К тому же ей всегда был нужен риск, новизна: а вдруг на психопата нарвётся сегодня? Один раз даже разоткровенничалась и рассказала, как её один дурак чуть не убил, а спас нынешний её обожатель, бой-френд постоянный, так сказать. Здоровый такой, но наивный, как дитя, если ей верить. Всегда её прощает, тыкается в неё, как телёнок в мамкину титьку, жениться собирается и всё такое. А она без своей работы-хобби никак не может. Так и живут. Он её застукает с кем-нибудь, на неё наорёт, клиенту сломает что-нибудь, ее запрёт. Потом придёт в себя, свободу ей даст - и всё по-новому, до следующих разборок. Этого мне, естественно, тоже не понять. И хахаля-рогоносца её мы, если что, проясним. Короче, молодая красивая дрянь, как мне в такси одна поддатая любительница русской поэзии декламировала однажды.

Возвращаюсь к нашей истории с самоубийцей на крыше.
Я отвечаю Кукле:
— Да отстань ты! Долбанулась, что ли, извращенка?! Чувак прыгать собрался, а ты: давай почпокаемся!!
— Ну-у, пожа-алуйста, — ответила она и на ухо мне кое-чего ещё пообещала.
После этого я сломался окончательно, говорю:
— Черт с тобой, пошли. Но, ты обещала.
— Вау-вау-у!! — захлопала эта дура в ладоши и потащила меня к стеклянному лифту, который в считанные секунды довёз нас до освещённой тысячами разноцветных огней крыши.
Мы прошли почти до ограждения, когда я увидел его. Какой-то старый дед, подняв одну ногу в тапочке на опору, заорал, когда увидел нас:
— Не подходите, я прыгну сейчас.
Я ему в ответ:
- Да нужен ты мне! Прыгай себе на здоровье. Меня сюда эта дура приволокла.
Я кивнул на Куклу. А она уже ко мне ластится, кофточку снимать свою принялась, а там титьки голые розовые.
— Эй, любезные! — опешил дед. — Вы что это задумали?!!
— А ты угадай, старый? — начал издеваться я. А Кукла уже нижнюю свою часть серьезно так собралась снимать, распустив мощную рыжую копну на всю спину.
— Эй, эй! — заорал дед. — Идите отсюда, не мешайте мне. Нашли место! Ни стыда ни совести.

Я ждал, что он крикнет, что на нас Сталина нет; но этого, естественно, не произошло, ибо Сталин у них отсутствовал, как мне поведали мои друзья из ГГБ. Когда Кукла осталась совсем без всего, бедный дед аж застонал от нахлынувших противоречивых чувств.
— Э-хе-хе… — забубнил он, обращаясь ко мне. — Мне бы твою энергию - я бы с ней такое сотворил!
— Слушай, старый, — не выдержал я и пихнул эту голую рыжую фифу к нему. — На, держи. Пригвозди её хорошенько перед прыжком - и можешь сигать. А я пошёл.
Та, естественно, надула губы: мол, Марсик, это что за дела?!! А я ей только одно в ответ:
– Да пошла ты, дура!!!

К тому моменту я от нее реально очень сильно задолбался. Она меня окружила со всех сторон и давай насасывать как упыриха. Ну то есть деньги с меня бессовестно доить. А взамен всё одно и то же. Клуб, спиртное по цене яхты, номера люкс с видом на огни ночного города. Ну раз, ну два, но сто пятьдесят - надоело!!! Ничем не отличается от нашей реальности. К тому же до всего этого я уже успел «насладиться» по полной программе семейной жизнью. Мне одного раза хватило. Больше меня в загс стодолларовой облигацией не заманишь. Даже свидетелем не пойду.

В общем, собрался я и пошел вниз по лестнице прогуляться, оставив этих чокнутых наверху. А потом плюнул с досады, где-то на середине лифт вызвал. Подъехал, открывается, а там дедуся этот с довольной мордой, и Кукла тоже разрумяненная вся стоит, улыбается. Я зашел без комментариев, так втроем и поехали вниз. Дед, старый охальник, уже чего-то напевал на ухо Кукле - та хихикала и смущенно краснела, потупив блудливые глаза, будто и не она вовсе пять минут назад дефилировала по крыше небоскреба в чем мать родила.

Я заинтересовался.
— Слушай, дед, не знаю, как тебя зовут…
—  Борис Павлович, — перебил меня старый и представился ещё и по фамилии: — Февральский.
— Ты че на крышу-то полез, Борис Палыч? С такими-то способностями? - Я кивнул в сторону довольной Куклы.
— Эх, молодые, всему вас учить приходится, — прокряхтел старый, уже чуть ли не по-хозяйски обнимая Куклу. — Даже не знаете, кто есть такой Февральский.
— Ты с темы не спрыгивай, старичелло! Будь ты хоть Мартобрёв, — всплыло у меня какое-то дурацкое слово из какой-то древней книжки. — Чё прыгал-то?
— Ну-у, Ма-арсик, — промяукала довольная Кукла. — Что-о ты к Бо-оре приста ал?!! Ну, хо-отел и хо-отел!!! Дедушка-а ста-аренький.

Ах так, он уже Бооря, блин?!!! Тем временем лифт остановился в районе холла и открыл нам дверь. В тот же миг нас осветили сотни софитов и огней фотовспышек, аж глазам стало больно.
Я закрылся руками от света и прошипел в легком недоумении:
— Вашу медь, да выключите свои камеры. Что происходит?!!
В ответ со всех сторон на меня посыпались вопросы и крики: — Поздравляем, Вы последний пофигист недели. Что Вы будете делать в ближайшую неделю? Какой придумаете план, чтобы заставить следующего сказать: «А мне всё пофиг!»?
Не понимая, что за бред, но догадываясь, что стал участником какого-то дурацкого шоу, я пробился сквозь репортёров, распихав их кого куда (одному даже заехал в ухо) и направился к «ройсу».
— Да ну вас всех! — психанул я, отбиваясь от этих газетных и журнальных мух. Однако эти сволочи так просто меня не отпускали и наседали всей толпой.
Дед заорал через их головы, обращаясь ко мне:
— Молодой, могу помочь?
— Помоги!!! — крикнул я, тоже через их башки.
В следующее мгновение дед пристально уставился на всю эту орущую толпу, и она мгновенно затихла. Он ещё с минуту посмотрел на них, а затем произнес:
— Я приказываю вам всем разъезжаться по рабочим местам и думать, что последний пофигист ещё не найден. Он ждёт своего часа.
Все эти писаки и снимаки, подобно стаду зомби, в полнейшей тишине стали разбредаться кто куда, гремя своими камерами и микрофонами.
— Озвереть! Бандерлоги, ползите отсюда. — От удивления я сам чуть не сел на землю. — Ты кто, старый? Кашпер и Чумак - твои сыновья?
Борис Павлович довольно потер руки и прокряхтел:
— Что, понравилось?
— Угадай, — ответил я и пригласил этого «демона» в свой «роллс-ройс», — поехали, Борис Палыч, бухнем немножко за знакомство, что ли?
— А чего ж водителя не заведёшь?
— Люблю покататься, я сам таксист в прошлом. Только смотри, старый, не помри от возлияний.
— Это ещё кто из нас помрёт! — надул губы Палыч.
— А ме-еня, ме-еня, за-абыли-и? — в волнении запрыгала Кукла.
— Куда уж без тебя? Прыгай, — вздохнул я, заводя мощный мотор, заурчавший в ночи.
— Шикарная колымага! — восхитился старый, заваливаясь на заднее сидение и во всю тиская Куклу.
— Да уж, не «москвич»! — ответил я, отъезжая с парковки.

4
Когда мы оказались в ночном клубе с миленьким названием «Царская юдоль», я окончательно понял, что пресытился сладкой жизнью. Тупо же всю жизнь тусоваться по кабакам, да презентациям?!! Хорошо, Илюша, только запасной комплект печени не забудь прикупить.

У меня никогда не было бесконечно лёгких денег, и что с ними делать, я и сам не знал. Отправиться в мировое турне? Посмотреть разнообразные колориты? Возможно?!!!  Завести свой бизнес? Так я этим никогда не занимался. Были попытки, после того как мне в 17 лет мозги основательно встряхнули возле той остановки проклятой и я ушел из спорта по настоянию врачей. Ну, ушёл, но не совсем.

Попробовал после армейки бизнесом по спортивной части заняться - так мне быстро и доходчиво объяснили: опоздал ты, парень, родиться годков так на десять. Тогда б мог бизнес свой открывать, а сейчас - извини, есть уже в Лениносрачинске сеть спортивных магазинов и держат её на паях достаточно уважаемые люди, от депутатов и серьёзных парней с не менее серьёзным прошлым. Ты им конкуренцию составить хочешь?

Только тренер мой, Евгений Потапыч, тогда словами и поддержал, словно медведь дуб надломленный. Он, и правда, на косолапого чем-то был похож – такой же мощный и неуклюжий с виду. Но попробуй его на полосе препятствий обойди, да на ринге с ним пободайся! Кто пробовал, больше не совались. В качестве штрафа за проигрыш такую дополнительную «нагрузочку» давал, что проще было на ходу сдохнуть.

Он мне на прощание, когда я последний раз на тренировку пришёл, посоветовал:
– Занимайся, Илюха, не забывай про бокс, да и про спорт вообще. Поверь мне, он тебе всё равно неоднократно ещё понадобится по жизни. Мудрый не тот, кто преодолел тысячу препятствий, а тот, кто знает, что есть еще тысяча первое, а за ним будет тысяча второе и что они случаются обязательно в момент, когда у тебя не останется никаких сил. Помни об этом, Сорокин.

Я и не забывал: все последующие восемнадцать лет и грушу колотил, и отжимался на кулаках по соточке, и дистанции километров по пять пробегал регулярно, да и вообще, много чего делал. Даже институт педагогический заочно успел закончить и получить диплом преподавателя по общей физической. По специальности, правда, не работал ни дня: деньги не те оказались при устройстве на работу - и диплом мой дома с тех пор на полочке украшением стоит, но всё равно приятно. А так я считаю, что мужчина должен быть в хорошей форме, хоть ты бывший боксер-неудачник, или успешный крутой менеджер в газовой компании. Всегда пригодится, хоть некоторые из спорта и уходят, да терпеть его после не могут. Встречал я таких, «бешеных бычков», лютых зверюшек. А зря. Хорошая физическая форма, она как ключи от дорогущего «порше» или «мерседеса» (мне, как водителю, так проще сравнивать) – в своих руках приятно, спокойно, а в чужих - завидно. Тем более таксисту на наших-то улицах с кучей отморозков!!! Будешь дохлый при такой работе - хана придёт. Замочат, в конце концов, где-нибудь и привет!!! В общем, готов к труду и обороне. Значок мне, правда, никто не собирался прикреплять к курточке. Да и зачем он мне? Обожранным в хлам пассажирам показывать или спешащим в отпуск, в другую жизнь - речи толкать про свои спортивные подвиги?!! О-о-о, ты покатай и расскажи, зеленоглазое такси.

Выпивал я по-серьезному редко, но бывало. Не без этого, но без фанатизма. С пьяных глаз то чего только не нагородишь… Да и потом, кто ж знает-то, что ему суждено стать таксистом в городе Лениносрачинске?! Я вот мнил себя когда-то новым Тайсоном. А сколько потом таких «Тайсонов» бухими за руль садятся?!!! А ещё таксистами работают! Так что я не большой любитель был поддавать. Больше по спорту «прибивался» да на работе пропадал целыми днями. Гельку мы с моей бывшей планировали в спортивную гимнастику  отдавать. А потом разбежались - и баста…

А здесь эта сладко-приторная жизнь буквально за неделю из меня сделала гламурную развалину. И вот сейчас я сидел за столиком, понимая, что веду себя как полный мудозвонский. На меня упали халявные бабки (извечная русская мечта), а я их тупо просаживаю. И так и не приблизился к попаданию домой. А ведь там Гелюха!! Дебил ты, дебил, Илюша. Всё, с завтрашнего дня - новая жизнь. Искать, искать, искать выход…

Мои мыслишки прервал Борис Палыч:
— Замыслил чего, молодой?
— Да вот, собираюсь в путешествие отправиться. А как - не знаю.
— Ну, так эти, туроператоры же есть.
— Вот я и не знаю, где мой находится, — ответил я и перевёл тему: — Ты мне лучше скажи: ты чего с крыши-то прыгал? А сейчас скачешь, как молодой жеребец.
— Так скучно мне стало, а тут вы, молодые. Развеялся. Любовь свою нашёл на сегодняшнюю ночку. Видишь, как бывает.
— Куклу, что ли? — засмеялся я. — Ты, старый, жизнь прожил, а ума не нажил. Она тебя уже назавтра забудет. Она же профессиональная лялять.
— Лялять? — спросил этот старый пень. — Это кто?!!
— Ты что не знаешь, кто такая лялять? — рассмеялся я. — Куда у вас мужики ходят, когда прижмёт сильно или если с женой разбегутся?!!
— А, в смысле проститутка, — сообразил старый и рассмеялся. — Это ты так говоришь, чтобы в общественном месте не ругаться? Боишься?!!
— Чего?  — не понял я.
— Ну законов, что нельзя браниться в присутственных местах, а то штраф можно схватить.

Нашему же человеку - из РФ - только дай повод нарушить такие законы. Хорошо, музыка заиграла, и меня не было слышно. Когда я добрался до того, кто такая лялять в оригинале, подоспела Кукла и потянула нас на танцпол.
— Ну-у, ма-альчики, пойдёмте танцевать. У ва-ас так это про-осто.
Мальчик постарше спросил у неё:
— Слушай, зайка, а ты знаешь кто такая лялять?
Та на секундочку задумалась, затем произнесла, хлопая длиннющими ресницами:
— Ну-у, это-о что-то древнесла-авянское, из язычества-а. Я-я точно не знаю-ю. Какое-то бо-ожество.
— Божество, божество, — закивал я в согласии головой в шляпе, схватившись за живот и задыхаясь от смеха. — За бабки и так, по настроению, из любви к искусству, «верующим» благодать даёт.
— Ну-у, чего-о ты-ы смеешься-я? — тоже рассмеялась она. — Откуда-а я знаю, я колле-едж давно закончила.
— А у вас здесь чё, не выражаются? — ещё больше развеселился я, утирая слезы.
— У-у кого-о это-о у вас? — не поняла она.
— Ладно, забудь, — успокоился я и обратился к старому. — Мне, Борис Палыч, вставать завтра рано: дела срочные появились. Если надо, я подброшу.
— Зая, собираемся, — без особых церемоний сообщил ей старый.
— Ну-у, мальчики-и, время-я же ещё-ё совсе-ем детское-е. Почему-у так рано-о?
— Дома расскажу — бросил старый, идя к выходу, а она послушно поплелась за ним. Феноменальный дед. Молодую здоровую девку, проститутку, привязал к себе за пять минут! Вот бы мне такие подвиги совершать в его возрасте!

Я не был особо выпивший. Хмель уже выветрился, наверное, поэтому сел за руль сам. Я же не пьяный урод - двести по встречке. Едем тихо, аккуратно. Пешеходов не обижаем. С полицейскими в случае чего договоримся.

Стояла знойная, жаркая ночь. Я же в своей понтовой шубе, чувствовал себя даже прохладно: была у неё особая подкладка. «Роллс-ройс» нёсся по ночному городу, кругом горели огни реклам и вывесок, но людей не было - никого.
— Странное дело, — кивнул я на пустые улицы. — Нет никого.
— Обычное явление, — поддержал разговор старый, держа уснувшую Куклу у себя на коленях и перебирая ее рыжие волосы. — Всем завтра на работу да на учебу. А работать начинают с семи утра.
— Неслабо так, — согласился я. — А в клубе кто резвился тогда?
— Так это те, кто в отпуске, да туристы там всякие вроде тебя.
— Откуда знаешь, что я турист? — Я резко остановил машину и, развернувшись, схватил старого за майку с надписью «СССР». — Признавайся, гад, кто ты такой и чё тебе надо от меня? И что ещё за хмарь такая с последним пофигистом?
— Да успокойся ты, чокнутый, — дед извернулся и ткнул меня пальцем в глаз. — Ты же сам всем трепать стал по телевиденью, что ты сын арабского шейха? Или не так?!!

Я заорал от боли и схватился за глаз. Блин, неувязка вышла. Я и забыл совсем про легенду-то свою про наследника бедуинского!!! Нет, решено: завязываю со сладкой жизнью.
— Таких придурков, как ты, у нас отродясь не было. — Старый поправил майку. — Приехал сюда, деньгами давай сорить налево-направо. Сразу видно: никогда своим трудом не зарабатывал.
— Ты мне еще тут лекции почитай! — я потёр глаз и примирительно поднял руку. — Так возле небоскреба чего было-то?
— Чего, чего? Телепредставление «Последний пофигист».
— И в чём суть?
— На неделю выбирается последний пофигист. Его задача в том, что ему неделю реально должно быть по фигу на всё: на деньги, на работу, на жизнь - в общем, на всё. Единственное, на что ему не должно быть по фигу, - так это выбор следующего пофигиста. Он его должен найти, сделать так чтобы тому всё стало по фигу и передать ему звание.
— Что за чушь? — удивился я. — Зачем?
— Сейчас все озабочены насущными делами - работа, учеба, дети, коммерция. А когда-то давным-давно на земле славянской было много пофигистов. С ними было весело и просто, они не были озабочены всеми этими мелкими бытовыми проблемками.
— Ладно пургу нести, — не выдержал я.— Свозить бы тебя в одно место, там много пофигистов, очень много, и показать, что бывает, когда они все вместе собираются. Да жаль не знаю, как до них добраться сейчас. Кто вообще такую хрень придумывает?
— Телеадминистраторы.
— Продюсеры, что ли? Ты можешь по-нормальному говорить?
— Я и говорю по-нормальному: телеадминистраторы. Это хорошая национальная традиция. На старый Новый год - обязательный розыгрыш лотереи в прямом эфире. Победителю - миллиард империалов. Разве плохо?
— И даже старый Новый год у вас имеется? А как ты их всех выключил (в смысле журналистов)?
— Они сами этого захотели. Только они об этом не знали. А дальше - ловкость рук и никого мошенства.
— Интересно… По-моему, вы все здесь с приветом и не пуганые ни разу, — подвел я итог. — Улыбаетесь всем встречным и поперечным, лотереи какие-то дурацкие. Сами хотите быть загипнотизированными, а про себя думаете, как бы в Америку уехать: там социализм, там хорошо, легко. Так?!!
— Я ничего не думаю такого. — Старый стал стучать себя кулаком в грудь, вот прямо в надпись «СССР». — Вот здесь останови, приехали.

Я остановился возле неслабой такой пятиэтажной виллы из красного кирпича за высоким металлическим забором с ажурными воротцами, украшенными амурчиками со стрелами.
— Вот это да!!! — восхитился я. — Это что, дом престарелых?!!
— Сам ты дом престарелых!!! — обиделся старый. — Это мой дом. Живу я здесь.
— Это ж на какие нетрудовые доходы ты его прикупил?
— Сам построил.
— Капец!!! Чтоб я так жил!!! — восхитился я еще раз. — Слушай, и ты на полном серьёзе собирался прыгнуть с крыши, или опять балаган, телепредставление?
— На полном серьёзе!!! — ответил старый, держа на руках спящую Куклу. — Здесь всё серьёзно. Дураков не держат.
— А зачем?
— Женщины у меня давно не было. А я страсть как люблю это дело!!! Когда долго без стрельбы мой «револьвер», ржаветь начинает (и мозги вместе с ним). Вот тогда и хочу чего-нибудь сделать с собой смертоубийственное. Не могу, мучаюсь: тоска.
— Ты псих, Борис Палыч, — ответил я, крутя пальцем у виска, и попрощался: — Бывай. Больше не прыгай. Лучше проститутку сними в следующий раз. Или могу дать адрес больнички одной, там доктор неплохой работает, может, поможет.
— Да ну тебя!!! — попрощался старый в ответ, закрывая плечом вход. — Понадобится чего, заглядывай. А сейчас извини, у меня на диссерт клубника с шампанским.
— Тоже мне, гурман кладбищенский, смотри, чтоб «револьвер» осечку не дал, — усмехнулся я ему в ответ и направился к машине. — А то она тебя самого из пистолета-пулемёта расстреляет, как врага народа.

Глава шестая. Первая кровь.
1
Стояла прекрасная тёмная ночь, улицы города были абсолютно пусты и, пожалуй, только я один мог себе позволить в Святомарийске делать всё, что захочу. Добираясь до очередной гостиницы, я успел кардинально поменять ход своих мыслей второй раз за ночь. Теперь мне задумалось здесь остаться, но главное - я хотел найти причину, по которой  сюда попал, собственно, для того, чтобы забрать свою дочь Гельку в эти необычные места.

Кто я был там? Маленький таксист Илюша Сорокин без реальных перспектив и внятного будущего, которого мог уволить шеф и в которого в любой момент могли врезаться какие-нибудь пьяные придурки на дороге, а то и просто замочить ржавой отвёрткой, травматикой или леской, чтобы потом покататься с шашечками да с ветерком, предварительно выкинув жмурика в первом попавшемся парке культуры и отдыха.

Безденежный работяга, хоть и помышлявший последние месяцы начать работать на себя, – вот кто я был!!! Неудачник, которого давным-давно бросила жена, и реальным, а не виртуальным домашним собеседником коего последние месяцы являлся  игрушечный робот-солдатик, умевший размахивать конечностями при ходьбе и произносить две фразы: «Русские не сдаются» и «Командир, патроны кончаются. Что делать?» (Дочь однажды попросила это чудо на  день рождения, я и подарил. Но мадам Сорокина-старшая  бойца прислала обратно по почте, приписав, что это слишком агрессивная железяка и травмирует нежную детскую психику. Мол, играй сам, придурок!!!)

А теперь, здесь и сейчас, у меня совсем другая жизнь!!! Я богач. Вечный кайф и куча бабл-гама в придачу. Важно понять, как я сюда попал?!!! А в этом мне поможет доктор Долгих: денег теперь хватит на все его пруфлинк-обследования.

Главное - чтобы это всё не оказалось обычным сном, глюком или ещё какой-нибудь фикцией, как я думал неделю назад, греша на Балалайкина. А то очнусь за баранкой, а сзади у автобусной остановки в бесконечно заштопанном свитере, и такой же бесконечно обкаканной птичками курточке  доктор Долгих ждёт зашуганно и покорно своего автобуса № 16, который отвезёт его в родную психбольничку, что на отшибе города Лениносрачинска. Ведь таксист, то есть я, не страдает альтруизмом и не повезёт медицину за так, ибо нет у несчастного затюканного жизнью доктора денег на такси.

И всё! Не было ничего, тряхну я полусонной головой, разгоняя вечный недосып, и впёред - в таксопарк, к осознанию того, что всего лишь привиделись мне от переутомления клиника доктора Долгих и прочие миражи, пока стоял тот доктор на остановке и корчился от холодного ледяного ветра в характерном приплясе, желая уже сильно пописать, но природная интеллигентность не позволяла ему ссать за углом остановки, как это делали все остальные. Но, потом всё же смилостивится природная интеллигентность и позволит противоправный акт, жалея последние брюки хозяина. И сделает своё дело Фома Аркадьевич, как и полагается настоящему интеллигенту, красиво и неспешно, будто в оперу сходит, а не за угол остановки. К металлу облупленному пальцем не притронется,  вытрет ручки специальной бумажкой и выкинет исключительно в мусорку, в которую отродясь никто не попадал в Лениносрачинске. Красота, одним словом!!! Хоть  картину рисуй клиническую, ёшки-матрёшки.

«Брр!!! Вот залетит же шняга в голову!!!» —  подумалось мне, и я, тряхнув головой, в попытке разогнать дурацкие мысли, вспомнил вдруг, что с тех самых пор, как ушёл за презентом больше вообще-то и не был в клинике. По этой причине я решил заглянуть в один круглосуточный магазинчик из категории всё что душе угодно, но с бешенными наценками за ночные часы, где приобрёл ящик уже хорошо знакомого «Петра Первого» и невероятных размеров букет орхидей.

И что-то мне подсказывало, что Фома Аркадьевич в такую ночь обязательно должен быть поближе к Августине. С этими мыслями я подъехал к клинике и по уже описанной национальной традиции дал охраннику чичу, чтобы он меня пропустил. Что тот и сделал незамедлительно. Затем я дал ему ещё одну чичу и попросил помочь мне донести ящик с коньяком. Он без разговоров прихватил ящик, и мы отправились к известному мне зданию.

Открыв входную дверь ключами, охранник пропустил меня как дорогого гостя, будто еще надеялся получить и наку заодно. Затем прошёл сам, закрыв за собой дверь. Мы поднялись на второй этаж, в отделение, и заглянули в коридор. Никого не было. Пожав плечами и понимая, что просто третий час ночи и люди могут банально спать, если есть возможность, я показал рукой охраннику, чтобы тот отнёс ящик к ординаторской и мог уходить, а сам тем временем принялся с букетом наперевес искать Августину. Но её нигде не было, поэтому я подошёл к регистрационной стойке и нажал кнопку вызова. Но затем сообразил, что Августина вполне может быть в гостях у Фомы Аркадьевича.

Хлопнув себя по лбу, я подошёл к ординаторской, у дверей которой стоял ящик с коньяком, и вкрадчиво постучался. Ответа не последовало. Я постучался ещё раз, чуть посильнее, дверь несколько приоткрылась. Немного подивившись этому обстоятельству, я толкнул её и зашёл внутрь, занося ящик с букетом наверху.

Было темно, и я запнулся обо что-то, и это что-то с грохотом полетело в дальний угол комнаты, после моего невольного пинка. Напрягши глазами, и не зная, где у них здесь выключатель, в темноте я всё же рассмотрел полнейший разгром в кабинете и оторопел на мгновение, так что чуть не уронив ящик на пол.

Но оторопел я не от бардака в кабинете, а от вида письменного стола, на котором, раскинув руки и опустив голову, навзничь лежал Фома Аркадьевич. Я подскочил к нему и потрогал его за шею. Пульса не было. Вся его голова и весь стол вокруг были в чём-то липком, и мои руки и шуба моментально испачкались.

Что это такое липкое, я понял сразу, мне не надо было долго соображать, поэтому, вначале оторопев от ужаса, а затем - собравшись с мыслями, я понял, что очень серьёзно вляпался в прямом и переносном смысле. Меня видел охранник, я с ним заходил, имеются записи камер наружного и внутреннего наблюдения, а заодно ещё Августина, которая вот-вот может подойти после моего вызова и узреть меня здесь, измазанного с ног до головы прямыми уликами, блин-компот!!!

Менты-полицейские навряд ли здесь лучше наших хмырей и особо разбираться не станут. Я зашёл сюда последним. Значит, мне и быть крайним. На суде прокурор, естественно, с пеной у рта будет утверждать, что я, Илья Сорокин, завалил доктора из ревности. Или ещё какую-нибудь ахинею придумает в этом же духе, коли в день убийства потенциальный обвиняемый приволок ящик коньяка и цветы медсестре, с которой у покойного была связь, причем далеко не духовная и не сотовая. Никакие на фиг адвокаты и деньги не помогут при таком раскладе!!!

Недолго думая, я вытер нахлынувший пот, развернулся и собрался уже было валить отсюда побыстрее, как вдруг неожиданно в темноте получил страшенный удар в переносицу, от которого у меня на мгновение стало аж светло в глазах и я ещё успел рассмотреть троих здоровенных быков.

От удара я грохнулся навзничь, один подскочил и схватил меня за волосы, а другой накинул удавку на мою шею, сев сверху и сдавив её по самое ни хочу. Я захрипел в конвульсиях и забился всем телом, но бычара зажал меня и не давал особо шевелиться.
— Тихо, сцуко, — прошипел он в тишине. — Будешь дёргаться - задавлю.
Он чуть ослабил удавку, дав мне немного воздуха.
— Сейчас, гнида, поедешь с нами и расскажешь, куда бабки дел. Вякнешь, или попытаешься бежать – замочим, паскуда.

Сцуко, гнида, паскуда. И это всё обо мне!!! Их сленг не особо-то и отличался от моего бранного лексикона. У меня даже мелькнула мысль, а не припёрлись ли они сюда, часом, вслед за мной по тому же неведомому пути?

Они подняли меня наполовину и поволокли к двери. Однако в эту же секунду раскрылась дверь и загорелся свет. В проёме стояла Августина в своём неизменном облегающем халатике.
— Фома Аркад…— Она оторопела и побелела от страха. — Ч…что здесь происходит, любезные?

«Любезные» на несколько секунд непроизвольно остановили свои глаза на её безупречных формах и как бы выпали из времени. Вот уж точно, красота спасёт мир!!! В данном случае - мой мир, каким бы несуразным он ни казался порой. Я понял, что это единственная секунда для моего спасения и другой не будет. Ещё на коленях, я саданул со всей злостью своего душителя кулаком в пах. Тот утробно замычал, согнувшись. Затем я подскочил и, двинув прямым ударом в челюсть, свалил второго, не забыв и про первого его коллегу, которого коленом в табло отправил в нокаут.

С третьим оказалось сложнее: он был самый здоровый из них, раза в два крупнее меня, и как назло уже успел отойти от чар Августины.

Однако красота вновь спасла меня, дико завизжав после увиденного побоища-реслинга.
— Заткнись, тварь!!! — наотмашь стукнул её этот третий, и она отлетела в коридор, после чего от страха подскочила как ужаленная и бросилась прочь в темноту стен, тряся в сумраке не менее выдающейся задней частью тела, едва прикрытой медицинским одеянием.

Одновременно с действиями третьего бандюгана, недолго думая, я увидел на полке с книгами какую-то склянку и, схватив её, плеснул тому в его протокольную рожу. Он на секунду растерялся, протирая глаза, а мне же хватило старинной отработанной годами боксёрской троечки по его бороде и солнышку, чтобы злодей составил компанию своим друзьям. Для контроля я угостил бычка со всего размаху по башке ящиком «Петра Первого». Как же я радовался в тот момент, что когда-то внял совету старика Потапыча!!!

Однако это только в фильмах для детей негодяи вырубленными валяются полкиносеанса, и заскучавший зритель даже может за попкорном успеть сбегать. К тому же проклятая шуба мешала мне нормально наносить удары, да и расслабился я основательно за прошедшую неделю, что тоже не способствует хорошему, качественному мордобою. Поэтому мои мазурики очень быстро вернулись на  грешную землю, и я понял, что пора сваливать, причём очень и очень быстро.

Перепрыгнув в два счёта через них, я выскочил в коридор. Бросился было к входу, но вспомнил, что дверь закрыта охранником. Один из бандюков уже выскочил из ординаторской, но я рефлекторно запихал его ногой обратно. Он отлетел назад, ещё на мгновение перекрыв путь двум остальным. Мне было этого более чем достаточно. Другого выхода у меня не оставалось, поэтому я ринулся к окну и, разбив стекло, грохнулся со второго этажа.

Было больно, очень больно, когда я приземлился, и, если бы не эта долбаная шуба, ставшая моим внезапным спасением, точно свернуть бы мне себе шею от таких кульбитов. Но, как говорится, знать бы, где упасть…

Я подпрыгнул как ошпаренный, сбросив к чёртовой матери с себя шубу, и бросился наутёк, озираясь в темноте и ища свой «роллс-ройс». В окнах замелькали вспышки выстрелов и эмоционально невыдержанные ругательства в мой адрес. Нет, ребята, определенно начинали меня удивлять: они были явно из тех же краёв, что и я.

Подскочив к «ройсу», я возрадовался своей маленькой и глупой давнишней понтовости, сразу подсказавшей мне оставить именной чиповый ключ навечно в этой крутой машинке. Мгновенно заведя автомобиль, я вынес ворота клиники и обалдевшему охраннику успел проорать:
— Идиот, у тебя там бандиты, вызывай полицию немедленно!!!
Тот, дико вытаращив глаза, послушно кивнул головой и лихорадочно нажал что-то там у себя. Моя машина унеслась прочь от злополучной клиники, вздымая столбы пыли в ночи.

2
Сколько я летел и куда - не знаю, но, когда усталость и стресс стали меня одолевать окончательно, я понял, что пора остановиться и ненадолго закрыть глаза. Поставив машину на обочину и выключив мотор, я оперся спиной о водительское сидение и мгновенно отключился, упав в сплошную темноту...

Очнулся я на середине сна, в котором вначале мне приснился почему-то молодой Юра Хой гаишником, который остановил черную депутатскую «Волгу», летевшую на огромной скорости по дороге. Из машины выглянул сытый и лощеный круглолицый розовощекий боров-депутат.
— Старший инспектор Клинских, — представился Хой. — Нарушаете. Здесь скоростной режим не больше 60, а вы несетесь все 140.
— Слышь, инспектор, тебе чё, жить надоело? — самодовольно хрюкнул боров заплетающимся языком. — Так я сейчас огранизую.

По этому «огранизую» и заплетающемуся языку стало понятно, что он мертвецки пьян, но его это ни капельки не волнует. Ему хорошо - и ладно.

— Ваше водительское удостоверение и документы на машину, — не обращая внимания на угрозу, продолжил Хой, глядя в упор на борова.
Тот с секунду смотрел ему в глаза, а затем отвел взгляд в сторону, протягивая документы. — Ну, ты дорого за это заплатишь, инспектор.
— Дорого, — ответил Хой. — Я про тебя песню напишу и спою. Я уже даже знаю, какое название у нее будет: « Надо только вовремя подлизывать попец».

Боров резко развернул «Волгу» и бешено понесся, явно приближаясь ко мне. Затем я почувствовал, что он меня снес, и в глазах потемнело. Когда темнота немного прошла, за мной по неосвещённым коридорам гнались: доктор Долгих в норковом манто, арестантской шапочке и выглядывающей на груди арестантской робе в полоску; Августина в неглиже, спереди прикрывающаяся гигантским портретом писателя Достоевского, а со спины до крови располосованная кнутом или плеткой, и целая банда мафиозников, почему-то разодетых в русские народные костюмы и пытающихся заарканить меня на ходу ковбойскими лассо, одно из которых поймало меня за ногу, и я свалился. Вся свора набросилась на меня с криками: «Лошара-таксофара!!! Лошара-таксофара!!!», а затем принялась душить, стуча в общей свалке по моей голове портретом классика, старательно выкрикивавшего при каждом ударе: «Что делать? Где бабки?!!»

Наконец, видимо, мой мозг, не выдержал этой вакханалии и резко вернул своего хозяина в реальность, отдав команду проснуться, что я и сделал. Протирая глаза, я ещё какое-то время соображал сонно, а затем меня осенила одна очень нехорошая, но вполне логичная мысль, связанная со Светой. Если убийцы нашли мужа и ждали меня у него, то…

— Твою мафию!!! — произнёс я сквозь зубы и, заведя мотор, посмотрел на часы.
С момента моего побега прошло часа два-полтора. Значит, есть ещё шанс успеть забрать Свету!!! Звонить ей глупо и опасно. Если она уже у них, в любом случае её заставят сказать, что никого не было!!! Иди, Илюшенька, спокойно.

Но и бросить я её не могу. Это ж, каким надо чмошником быть, чтобы оставить девчонку на произвол судьбы! Такой вот парадокс приключился. И ехать опасно, и не ехать - стрём полнейший. Всю оставшуюся жизнь потом буду ходить как обоссаный снеговик (коли будет дальше эта жизнь).

Я лихорадочно сориентировался по навигатору, где находится Святомарийск (он был всего в тридцати километрах от меня), затем резко выжал акселератор до упора и ринулся на запредельной скорости в Святомарийск - аж ветер засвистел возле обшивки корпуса «ройса»!!! Даром, что ли, я столько лет за баранкой просидел?!! Хотя, конечно, чем я думал, когда влез во всё это?!! Халявные бабки, сэр!! Лёгкой жизни захотел, любезный господин Сорокин, идиот?!!!

Обзывая и поливая себя дерьмом почём зря, я всё же следил за дорогой и стремительно летел в единственном желании: не подставить Свету. Хватит с меня её мужа!!! «Только бы успеть!!! Только бы успеть!!!» — билось у меня в голове, и я посылал к чертям собачьим все сомнения. Навигатор показывал, что до города осталось километров пять от силы. Расстояние я покрыл где-то минут за восемь, то есть в городе я буду минуты через две. Всего десять минут!!! Время есть.

Как назло именно в это мгновение на обочине, как чёрт из табакерки, нарисовался тормозящий меня гаишник, или как он тут у них правильно называется, хрен их разберёт!!! А документы-то я в шубе оставил!!! Сунул туда всю шнягу мелкую, какая была, да и забыл про нее с концами.

— А чтоб тебя!!! — процедил я, пытаясь решить, останавливаться или нет. Если да – я теряю драгоценное время, если нет – они устраивают со мной гонки. К тому же, в черте города!!! Они однозначно откроют стрельбу, и я вполне могу не доехать до Светы.

Находчивость - главное качество мужчины, по моему скромному мнению. Помню, в армейке, на первом ещё году, был у меня старшина Яцина, злющий, как собака дьявола. Он эту самую находчивость хорошо развивал в бойцах. Стенку там бетонную заставлял копать лопаточкой детской или грузовичок, например, без горючки доставить по назначению из пункта А в пункт Б. Весело было. И попробуй не выполни. Люлей огрести, а потом поучаствовать в ночных бегах на выживание, обязательно в противогазах с какой-нибудь вонючкой внутри для общей слезливости - это так было, для общего развития. А потом начинался настоящий ад - так сказать, для избранных. Короче, кто вкушал, тот знает.

К чему я его вспомнил?!! Меня однажды глубокой ночью деды за водкой отправили в село, которое было километрах в десяти от части. Пешком, точнее, бегом… Когда я вернулся в часть под утро, со свешенным как у собаки языком и перелез через родную стенку – бац! -  на меня любуется старшина Яцина. Думаю, всё – отряд не заметил потери бойца!!! Сейчас шкуру живьём начнёт сдирать!!! А потом чувствую, от него разит за километр, вижу, он же пьяный, скотина, на ногах еле держится и внимательно так на меня зырит, сволочь, не отвлекаясь.
— Б..б…б… боец, ты чё здесь делаешь?!!
И вот что мне тогда надо было делать? Сказать, что я дедам за водкой гонял в сельский продмаг?!! Ага, разбежался!!!
— Я, товарищ старшина, выполнял личное распоряжение командира части, — соврал я не моргнув глазом.
— Личное, говоришь?!! — пошатываясь, пропыхтел он, вытирая свою красную, потную после бухла рожу. — Личное - это к его жене не по уставу подкатить, а тебе не положено пока по сроку службы. Молод ещё.
— Он приказал водки ему доставить наилучшей…— и здесь я показал один краткий, но выразительный жест ладонями и добавил доверительно, понизив голос. — Ну вы понимаете, товарищ старшина, Клавдия…
Про тайное неравнодушное отношение нашего командира к поварихе Клавдии, женщине крупной, румяной и боевой, знала вся часть, и старшина не был исключением.
— М-м-м!!! — задумчиво поднял палец старшина и что-то хотел промычать ещё, но видимо забыл. Вот человек-вояка!!! Ещё и думать был в силах, хоть языком уже и не ворочал, да и ноженьки к матери-земле гнули. Только вот дурным гламурным европейцам, Наполеонам там всяким да Гитлерам, всё не терпелось почему-то с подобными отморозками силами помериться…
— М-м-м…, — упрямо повторил он, глядя на меня и водя пальцем.
И тут я догадался, что он имел в виду этим мычанием. Вздохнув, я вынужден был отдать ему один пузырь за неуставное молчание, после чего он отпустил меня с богом, послав к такой то матери и приказав больше не шататься по части, а сам еле-еле уполз в свою преисподнюю, по-военному бодро размахивая добытым трофеем. Как будто робота-полицейского в форму русского офицера нарядили, показалось мне тогда…

Вспомнив этот давнишний эпизод своей шальной юности, я решил действовать аналогичным образом. Резко остановившись возле дорожного полицая, я принял гордый, независимый и одновременно озабоченный вид.

— Виший теанант вожный ции Цков, — почему-то, как и в РФ, невнятно представился служитель правопорядка, но очень чётко добавил, сволочь: — Предъявите Ваши права и документы на машину.
Блин, как тут к ним обращаются?!! «Начальник» или «командир»?!!
Я решил использовать нейтральный вариант.
— Офицер, — начал я с самым серьёзным видом, — у меня срочное секретное донесение государственной важности из генштаба.

Он уставился на меня, ожидая продолжения. И вот здесь я немножко залип, понимая, что надо озвучить, от кого, собственно, донесение. По логике, коли у них не было революций и всего остального, на слуху должны быть фамилии известных дворян, бояр там всяких: Пушкиных, Гоголей. Но кого я знаю из того времени?!! На языке как назло крутился только один Коктебель. Но потом я сообразил, что не Коктебель, а Врунгель. Точно, барон Врунгель!!!  Кажется, был у них чувак с такой фамилией.

— От генерала Врунгеля, — как можно более спокойно произнёс я, держась за руль обеими руками, и посмотрел на офицера.
Тот в ответ посмотрел на меня, я на него. Наши гляделки продолжались несколько секунд. Здесь главное было не сдуться, и я держался, как мог. Но мент - везде мент. Он моментально цепким глазом осмотрел машину и мои покоцанные фейс и одежду, а затем недоверчиво переспросил:
— От кого? Я не понял.

И здесь я сделал совсем уж барственный вид, но про себя соображал со скоростью компьютера, всё ли я правильно сделал. И неожиданно меня осенило – какой на фиг Врунгель?!! Это же капитан из детского мультика!!! Дебил ты, Илюша, дебил!!! В школе надо было лучше учиться!!! Сейчас бы не тупил!!! Ещё бы назвал ему генерала Гогунского!!!

— От генерала Вр… — на секунду замолчал я, перебрав моментально в голове все варианты Врунгеля с другими гласными буквами вместо «у». Самой вменяемой и подходящей оказалась буква «а». — От генерала Врангеля.
— От генерала Врангеля?!!! — удивлённо посмотрел он на меня. А я продолжал в упор смотреть на него, понимая, что если хоть на долю секунды отведу глаза, то всё – хана!!! Вы превысили скорость, пройдемте со мной, где документы и т.д.
— От генерала Врангеля, — суперуверенно повторил я и добавил: — Офицер, или свяжитесь со штабом, или не задерживайте. Это дело государственной важности.
— Сопроводительные документы есть? — спросил он, почему-то почесав в затылке. Вот рашен мент, он везде рашен мент. При любом раскладе и власти.
— Повторяю в третий раз: это секретное дело государственной важности, — я облегчённо выдохнул. Значит, есть у них где-то в штабах генерал с такой фамилией, раз он потерялся в сомнениях. — Документы только такие.
Я извлек из кармана помятую пачку империалов и буквально запихал её в карман к служивому.
— Очень секретное донесение. Дело жизни и смерти.
— Хорошо!!! — отчеканил он и добавил: — Но в черте города не превышайте.
— Хорошо, офицер, — кивнул я и добавил ещё независимей: — Передайте постам, чтобы не задерживали.
— Будет сделано, любезный, — убедительно кивнул он мне, и я полетел прочь в темноту. И, скорее всего, ни фига не будет сделано. Поделит неожиданные чичи с напарником за молчание и пока, привет императору. Будто ничего и не было. Хотя я сунул ему столько, что там и на наку потянет!!!

Я кинул взгляд на боковое зеркальце и точно (как в воду глядел): мой мент совал своему однопостовому в куртку деньги, дружески похлопывая его по плечу. Вот ничего в этой стране не меняется, эпическая сила!!! Неси любую шнягу - хоть с телика, хоть из «роллс-ройса» - главное - с уверенным видом!!! Всё проглотится!!!
Усмехнувшись, я вновь вдарил по газам - аж мотор взревел!!! Через две-три минуты я уже был возле дома Светы. Нашёл я его быстро: сыграла роль привычка таксиста запоминать любую дорогу с первого раза. Я выскочил где-то метров за триста до дома, решив подобраться туда незаметно. Кто его знает, что и кто там может быть?!!

3
Дом в предрассветной темноте казался чёрной махиной, Эверестом. Понимая, что в нём меня могут ждать большие неприятности, и всё же ближе и ближе подбираясь к нему, я рефлекторно становился тише воды, ниже травы. Естественно, прежде чем лезть в него, я осмотрелся. Машин и посторонних поблизости вроде не было. Но это в равной степени это означало, что они и могут, и не могут быть там. Не совсем же они лохи - в открытую ждать меня на улице. Выдохнув, я достал из кармана тот самый ствол, что забрал у немого гэгэбэшника.

Надо сказать, неделю назад мне было не до изучения отобранной у дредастого пушки, но русскому человеку только дай возможность прихватить неучтённый огнестрел и стрельнуть им в кого-нибудь или попугать этой замечательной возможностью. Скорее даже второе, чем первое.

Это я к тому, что потом на досуге занялся сборкой–разборкой отобранной у немого игрушки. И, к своему крайнему удивлению, обнаружил, что это обыкновенный пугач. Хорошо сделанный, но Пугачёв. Выходит, он меня пугать зачем-то собирался тогда. Немало подивившись этому обстоятельству, выкидывать пфукалку я не стал, а заботливо уложил в бардачок «роллс-ройса». Загадочная русская душа, ко всему прочему, ещё славится различными неадекватами на дорогах. Биты, монтировки, а то и мечи самурайской заточки нередко бывают далеко не лишними. Ну и, само собой, ствол. А ещё лучше - на крыше 125-мм пушка от Т-90. Долбанул разок - и всё, злодеи отправились в ад. Вершина мечты простого человека за рулём. Уж кто-кто, а я, как таксист, знал это хорошо.

Но, ещё неделю назад я не предполагал, что мне может понадобиться «железный друг», поэтому и не заморачивался с кастетами-пистолетами. Как результат, теперь я направлялся к дому Светы безоружный и не подготовленный в должной мере. Единственное, что я еще, помимо пугача, прихватил с собой, - так это случайный крупный камень, подобранный мной по дороге. Хрень, в общем, всякая.

Подойдя к её дому, я посмотрел на окна. Света у Светы не было. Подойдя к чёрному ходу и осмотревшись по сторонам, я тихо подёргал ручку. Дверь приоткрылась. Люди в Святомарийске, надо сказать, настолько беспечны и не пуганы, что даже двери не закрывают на ночь. Нет, конечно, если что-то серьёзное вознамерится вломиться в чью-либо хату, его ничто и никто не остановит. Но ведь есть ещё и случайные дегенераты-гоблины, шарахающиеся по улицам. Опа! а дверь-то открыта, пацаны!!! А может, их - дегенератов-гоблинов - здесь и нет вовсе?

Зайдя в дом через черный ход и закрыв от греха подальше дверь на замок, я неслышно стал подниматься по лестнице. В здешних домах почему-то принято держать спальни на вторых этажах. Первый же этаж - для приходящей дневной прислуги. Поднявшись, я начал соображать, как мне найти её комнату. Не буду же я ходить и орать: «Ау, Света. Бандиты не у тебя?!!»

С минуту я соображал, а потом решил поступить просто. Взяв первую попавшуюся в темноте металлическую пепельницу, стоявшую на полке и найдя самый глубокий угол в коридоре, я со всего размаха долбанул её об пол. Раздался звон брякнувшегося металла, и я инстинктивно бросился в свой угол, сжавшись там тише мышки. Вроде как пепельница сама упала.

Спустя какое-то время, показавшееся мне вечностью, раздался звук открываемой двери и голос Светы:
— Кто здесь?
Я, естественно, промолчал, дожидаясь окончания ночного приключения на свою и ее головы.

Включился свет, и она, заспанная и растрепанная, подошла к полке и подняла пепельницу. На ней был полупрозрачный халат на голое тело. Я судорожно сглотнул слюну и продолжал наблюдать. Поставив пепельницу на место, она пожала плечами и уже собиралась выключить свет, когда я тихо её окликнул:
— Света!!!
— Илья?!! — Она дёрнулась от неожиданности. — Что ты здесь делаешь?!!
— Ничего, — ответил я, выходя из укрытия. — Собирайся немедленно. Тебе грозит смертельная опасность. Все подробности по дороге.
— Я сейчас вызову полицию, — произнесла она любимую идиотскую фразу всех кинодебильных героев.
— И Брюса Уиллиса заодно пригласи, — не сдержался я. — Собирайся, я тебе говорю. Дело очень серьёзное, мне некогда с тобой шутить.
— Хорошо, — кивнула она. — Только дай мне одеться.
— Сколько тебе надо времени?
— А сколько можно?
— Мы не в Одессе. Нисколько. Чем быстрей - тем лучше.

— Хорошо, — кивнула она, неожиданно для меня на ходу сбрасывая халат, и абсолютно голой, пройдя несколько метров по коридору, зашла в свою комнату, при этом, давая мне возможность вволю судорожно наглотаться собственной слюны от эдакой панорамы. А там было на что посмотреть. Единственное, что меня смутило, - так это тоненькая струйка крови, стекавшая по ее прекрасной спине едва заметной полоской… Уже буквально, через минуту она вышла в шерстяном обтягивающем свитере, джинсах и ботинках. Волосы её были уложены в аккуратную прическу. В руках она держала деньги, документы и мобильник.
— Я готова.
— Лихо!!! — подивился я и добавил, выключая свет: — Нам надо спешить. Лучше в темноте.
— Бред какой-то!!! — произнесла она.
— Поверь, так лучше. Чем быстрее мы уберемся отсюда, тем раньше я тебе всё расскажу.

Она пожала плечами, и мы молча стали спускаться по лестнице. Шаг, другой, третий. В напряженной тишине мы дошли до входной двери, и уже казалось, что без проблем покинем опасный дом. Но вдруг в этой тишине мы услышали резкий звук останавливающейся возле дома машины.

Мы оба замерли от неожиданности, но ненадолго. Я бросился к входной двери и моментально запер ее.

— К чёрному ходу, быстро!!! — шепнул я Свете. Она молча кивнула и уже направилась туда, но словно услышав нас, за дверью раздался мужской голос. — Оцепить ближайшие улицы, искать везде чёрный «роллс-ройс». Взять под наблюдение задние окна и чёрный ход.
Послышались звуки торопливых шагов, и одновременно кто-то задергал ручку на двери с нашей стороны.
— Твою мармышку!!! — прошептал я, лихорадочно соображая, что делать.
— Заперто, — раздался тихий второй голос снаружи.
— Ломай, — скомандовал первый, который был явно у них за старшего. — Только без шума, а то разбудите эту сцучку раньше времени, визжать начнёт на весь Святомарийск.
— Ясно, — ответил второй голос, и ручка двери начала дёргаться в разные стороны.
Света молчала, явно находясь в ступоре. Решение оставалось принять мне.
— У тебя дверь наружу открывается или внутрь? — шепотом спросил я у нее. Она пальцем показала на себя, и я понял, что внутрь.
— Встань возле косяка, — приказал я ей, а сам, достав свой пугач, встал с другой стороны. — Как только я его затащу, сразу же захлопывай дверь.

Несколько минут ручка ходила ходуном, и мне показалось, что за это время я поседел на полбашки, а то и больше. Наконец дверь поддалась и в темноту проёма заглянула чья-то носатая физиономия.

Бац!!! - моя правая рука с пистолетом настигла его на полушаге в дом, саданув в скулу, а левая затащила за воротник в темноту. Светка не растерялась и мгновенно захлопнула дверь.
Я уткнул ему «пистолет» в шею.
— Вякнешь - пристрелю.

Снаружи затарабанили и, видимо, всё поняв, принялись ломать дверь, да еще и стрелять по замку, но с глушителем, ибо были слышны лишь чирканья. Благо замок оказался достаточно крепкий, и ничего у них не вышло.

— Сколько вас, быстро?!! — Я посильнее ткнул в него ствол.
— Да пошёл ты!!! — неожиданно загеройствовал пленный. — Вам всё равно конец – тебе и твоей сцучке. Так без мучений сдохнешь, когда бабки отдашь, а меня убьёшь – мой брательник уговорит графа тебя ему отдать – вот тогда я и посмеюсь над тобой в аду. Понял?!!
— Не смотрел фильм «Лучшее предложение»? — спросил я у него внезапно. Тот в ответ промолчал.
— Зря, тебе бы сейчас не помешало, — продолжил я.
— Да пошел ты!!! — завел он опять свою шарманку.
— Суть знаешь в чём? — Я посмотрел на него. — Лучше б ты за дверью торчал и рожу свою не показывал!!!
— Да пош…— начал он снова, но договорить не успел. Я без разговоров двинул ему камнем по башке. Без замаха, так, чтобы он вырубился минут на десять, а не ласты склеил (мало ли чего, может, придется им прикрываться). Он упал кулем, и я подтащил его к двери. Затем пододвинул какой-то шкаф, обрушив его на незваного гостя, предварительно обыскав визитёра. В одном из карманов оказался пистолет.
— Надеюсь, не пугач, — добавил я и бросил Свете. — Попали мы с тобой!!! Сейчас, наверное, только застрелиться остается…
— На втором этаже, — испуганно и отрывисто произнесла Света, — есть чердак. Ты объяснишь, наконец, что происходит?!!


Не ответив, я схватил ее за руку, и мы бросились бежать к лестнице, слыша, как ломаются обе двери в доме. Буквально залетев на чердак, мы еле перевели дух, и я едва успел затащить лестницу наверх, захлопнув люк. Мы оба замерли, услышав, как снизу затопали шаги.

— Их нигде нет, — раздались голоса. — Но раз они вырубили Ильона, значит, они где-то здесь затаились.
— Ищите, — приказал первый голос. — На потолке лаз на чердак, они могли туда шмыгнуть. Только помните про ствол Ильона.

«Тёзка, значит», - усмехнулся я мысленно, взводя курок. Не пришлось прикрываться военнопленным. Семь бед - один ответ. Перестреляю их сейчас к чёртовой матери, если полезут. И снова мне на выручку пришла Света.
— На крыше есть пожарная лестница, — шепнула она. — С неё можно спрыгнуть на землю и убежать.
— Убежать не получится. У вас весь дом как на ладони просматривается, — ответил я и задумался. — Если только…
— Что «если только»? — заинтересовалась она.
— По крышам давно лазила?
— Лет двадцать назад.
— Подойдёт. Слушай меня внимательно…

Я принялся объяснять ей план действий. Но плана-то и не было как такового. Главное - выбраться на крышу. А там видно будет, что да как и каким образом нам действовать дальше. Всё бы ничего в этом во всём. Но дальше - фиг его знает. Самое Единственное, на что я надеялся, - это что они всем звеном своим поперлись в дом, оставив одного-двух человек на стреме. Не роту же отморозков они, в конце концов, притащили за собой.

Мы выбрались на крышу, и я приказал Свете ждать меня возле чердачного люка и кричать только в случае крайней необходимости. Сам же ползком подобрался к краю крыши и посмотрел вниз. Нам сказочно повезло. На небе не было ни одной звезды; и даже Луна забила на происходящее, очевидно, взяв на сегодня отгул. А так как в этой стране и в этом городе было принято платить даже за внешнедомовую люминисценцию, то естественно было темно как в… Ну, в общем, понятно, как у кого и где. В темноте я прислушался к звукам снизу. Но ничего особо ценного было не разобрать. Сощурившись, я кое-как разглядел в ночи размазанные силуэты трех человек, бродивших по периметру дома. Еще была видна парочка машин, на которых они приехали. Значит, всего от восьми до десяти человек. В каждой машине один-два злодея.

Поразмыслив, я вернулся к Свете и предложил ей свой вариант. Она была откровенно напугана, и её колотила мелкая дрожь.
— Сейчас я первый спускаюсь по пожарке. — Я схватил ее за плечи и тряхнул.
— И…Илья, что происходит? — колотило ее как припадочную. — Во что ты втянул нас с Фомой?!!

Я с силой схватил её за запястье и упрямо повторил: — Сейчас я первый спускаюсь по пожарке. А ты за мной, не мешкая, как только я позову. Слушай меня очень внимательно. Ты должна будешь, не тормозя, спуститься с лестницы и делать, что я скажу. Ты поняла меня?
— Да, — ответила она, вырывая свою руку из моей.
— Запомни: от твоих действий зависит твоя жизнь.
— Хорошо.

Уточнив у нее, в какой стороне лестница, я отполз туда и посмотрел вниз. Набрав в лёгкие воздуха и надеясь исключительно на собственное везение, я начал свой спуск по лестнице; каждая ступень вниз давалась мне с величайшим трудом.

Наконец я добрался до последней и ощутил под ногой пустоту. Присмотревшись, я осознал, что до земли еще метра три - три с половиной, не меньше. Времени на раздумье не было, и я сиганул вниз.

Шлепнувшись и присев, я огляделся по сторонам. Никого не было. Я лихорадочно позвал Свету. Она начала спускаться, тихо постукивая обувью в темноте. Наконец она добралась до трехметровой отметки и замерла.
— Я боюсь, — произнесла она. — Здесь высоко. Я могу разбиться или сломать себе что-нибудь.
— Прыгай, не бойся. Просто знай, что я внизу стою и страхую.
— Хорошо!!! — произнесла она и тихо ойкнув, спрыгнула. Я успел ее поймать, и она шлепнулась мне прямо на руки. Мгновение мы смотрели другу в глаза, и я почувствовал нечто подобное тому, что тогда, в коридоре. Но, в следующую секунду она дернулась, и я отпустил ее. Стыдливо улыбаться некогда было. Разберемся позже. Мы пулей метнулись куда-то под березу и припали к ее стволу. Перепачканные и грязные,  не особо-то мы и отличались от березоньки. Немного погодя, я принялся действовать, показав пальцем Свете, чтобы та не двигалась. Она кивнула головой.



К месту нашего спуска шел всего лишь один человек. Я дал ему пройти подальше, так чтобы оказаться у него за спиной и пошел следом. Словно волк, я бросился к нему и похлопал по плечу. Он обернулся, и я улыбнулся ему во все тридцать два зуба:
— Привет.
Он дернулся было к карману своей куртки, но серия бесшумных и злых ударов свалила его на землю.
— Отдохни, любезный. — Я закинул его на себя и бросился бегом до своей березки. Там я очень быстро его раздел и скинул свою одежду (тоже быстро, в лучших армейских традициях). Затем протянул Свете пистолет и приказал внимательно следить за нашим гостем. Та неуверенно схватилась за пистолет вначале одной, потом двумя руками и испуганно нацелилась на пленника. Я же сиюминутно закрутил ему руки и ноги шнурком от ботинка, оставив его куковать в позе ласточки, предварительно заткнув ему рот его же собственной майкой.
Затем обратился к Свете:
— Если вдруг со мной что-то будет не так, сразу, не раздумывая, беги, куда глаза глядят. И не забывай, что ты вооружена.

Она понятливо кивнула. Я нёс полную ахинею. Какое, к чёрту, беги и ты вооружена?!!! Если что-то пойдет не так, ее догонят и расщелкают в два счета. Но мне надо было ее хоть как-то успокоить, чтобы она не скатилась в истерику. А судя по ее испуганным, расширенным глазам, она была уже к этому близка.

Дальше я надел шмотки пленника, оказавшиеся мне немного маловатыми, и неспешно пошел до машины. Да, теперь у нас было два пистолета, отобранных у плохих парней (как в низкосортном боевике).

Я подошел к машине. И точно: с другой стороны дома вышла еще парочка бандюков, которые патрулировали дом в противоположную от меня – точнее, от вырубленного - сторону.

Я подошел к одной из машин, увидев, что возле нее стоит какой-то парнишка, покуривая сигаретку.
— Привет, — бросил я ему, на ходу открывая машину. — Я всё проверил: там никого нет.
Он (то ли в темноте, то ли бессознательно) ответил на мое приветствие, и я запрыгнул в машину на заднее сиденье.
— Привет, — третий раз за минуту поздоровался я с водителем и саданул его пистолетом по голове.

Другой, который был на улице, всё же сообразил и дернул дверцу, но было поздно. Двумя ногами я толкнул дверцу на него, и она со всего размаху ударила его. Он растерялся на мгновение. Я же выскочил и выстрелил ему в коленную чашечку. Он взвизгнул и упал, хватаясь за окровавленное колено.

— Извини, любезный, — произнес я и торопливо выкинул второго из салона. Всё, больше времени не было. Все, кто есть, сбегутся сейчас сюда.

Единственное, что я еще успел сделать, - так это подлететь ко второй машине и разрядить весь пистолет по колесам. Но, тут же раздались крики и в мою сторону посыпались выстрелы. Я же, юркая между этим всем, запрыгнул в первую машину и понесся в сторону Светы, на ходу разгоняя преследователей, как кегли.
Долетев до лестницы, я истошно заорал:
— Светка, сюда. Быстрее!!!
Она не заставила себя долго ждать и в мгновения ока запрыгнула в салон, плюхнувшись на заднее сидение. Но на дверце успел повиснуть один из нападавших, цепко ухватившись за ручку.
Я резко дал по газам, и машина рванула вперед. Упрямый мазурик на цепких сильных руках стал подтягиваться к салону - и вот уже его рожа  засветилась внутри. Он импульсивно, словно паук муху, схватил Светку за ногу и стал подбираться к ней.
Она дико закричала, хватаясь за спинку сиденья:
— Илюша, помоги, пожалуйста!!!
— Вот зараза!!! — Я резко развернул машину, заскрежетавшую покрышками от такого маневра. — Светка, у тебя пистолет!!! Что ж тебе, любезный, дома-то не сидится?!!
Преследователя бултыхнуло от разворота, и он несколько ослабил хватку. Светка же инстинктивно стукнула его рукояткой по лбу и нечайно выронила оружие, после чего «каскадер» свалился наконец на землю и закрутился волчком.
Выжав педаль акселератора до упора, я рванул с такой бешеной скоростью, что фигуры преследователей, со своими пистолетиками-автоматиками даже несколько поблекли в скорости воздуха вокруг машины.
— Кажется, оторвались немного, — подвел я итог. — Интересно у меня жизнь проходит. Четвертую машину за неделю меняю.

— А теперь объясни мне, что происходит, — попросила Света, приведя в порядок свою растрепанную одежду и отдышавшись. — Где Фома?
— Сейчас, подальше отъедем, и я тебе всё расскажу, — внешне спокойно ответил я, но в душе понимал, что сейчас устроит Света, когда я ей поведаю подробности. Поэтому необходимо было отъехать как можно дальше.

Глава седьмая. Граф Орлоff

1
Но я ошибся. Светина реакция во время моего рассказа и по окончании его меня реально удивила!!! Слёзы, истерика, слюни… Ага, щазз!!! Сказать, что она была само спокойствие - это ничего не сказать!!!

Она сидела абсолютно непроницаемая и совершенно не реагировала, за всё время задав лишь один вопрос:
— Слушай, а карточка эта твоя, она сейчас где? — казалось, что ей вообще всё это по фигу. Ну, муж!!! Ну, завалили этой ночью, с кем не бывает!!! Все мы смертны. Один хомо сапиенс помог другому.
— Не помню!!! — ответил я. — Кажется, обронил, когда убегал. Или в шубе осталась. Сейчас у меня ее нет.
— Жаль. — Она облокотилась о спинку. — Можно было с концами исчезнуть, если сейчас такое началось.
— Слушай, тебе вообще всё равно, что у тебя мужа сегодня ночью убили?
— Да нет, не всё равно. Просто за годы жизни с ним я научилась не выражать своих эмоций. Со стороны это может показаться немного странным. Но Фома был таким. И я со временем такой стала.

— Немного странным, — ухмыльнулся я, тряхнув головой, и решил включить радио, чтобы немного отвлечься и послушать какую-нибудь музыку. Но радио только усугубило ситуацию, озвучив следующее:
— Здорово, любезные святоммарийцы, — начал диктор с мяукающим распевом в голосе, растягивая звук «м». — Я, короче, как и весь город, потрясён случившимся, японский городовой. Никогда до сегодняшней ночи история Святомарийска не знала ничего подобного. Ужас - просто полный писец! - накрыл нашу святомарийскую жижку этой ночью. Все человеки в реальном адстве от произошедшей жести!!!
— Что за манера у него? — кивнул я на радио. — Начал с утра пораньше кота за хвост тянуть. Еще и сам разговаривает, как мяукает. И говорит как-то странно, не по-дикторски.
— Ты прямо в яблочко попал, — флегматично откликнулась Света. — Это Сашкот. Есть у него такая фишка - новости дворовым языком рассказывать. Забавная зверюшка. У нас не принято на людях таким образом изъясняться, но поклонников его речи море-океан.
— Хомячки быдлачом луркотроллят унылый кирпичик?* — не понял я и переспросил. — Как его величают, говоришь?
— Сашкот. Зовут его так. Самый популярный радиоведущий, — просветила меня Светка. - Вообще его зовут Александр Котов. Но он предпочитает…

Что он там предпочитает, она не успела договорить, потому что мы оба дальше от речей мяукающего Сашкота чуть рты не раскрыли. А он, как ни в чем не бывало, продолжал мяукать:
— Так вы, любезные корефаны-святомарийцы, может быть, ещё не в курсе, но этой ночью в нашем городе произошел конкретный двойной мокрухинг. Короче, гасите лампочки, я сейчас такое поведаю!!! В штаны наложите. Эта ночь войдет в нашу историю, как ночь страха. Страха, ужаса и конкретного кричащего кошмара.
— Мяукающего кошмара, — передразнил я его.
Но он, как в отместку, продолжил:
— Отмороженный на всю репу психопат, приехавший в наш город как гость, устроил кровавую вакханалию.
Здесь, после «кровавой вакханалии», сердце мое подозрительно заколотилось, будто предчувствуя, что дальше намяукает Сашкот. И оно не ошиблось.
— По сообщению пресс-секретаря главного управляющего полицейским департаментом города, некий Сорокин Илья Николаевич, — начал Сашкот, — прибывший в наш город с неделю назад, этой ночью жестоко убил Эльзу Дулерайнен, актрису ночного клуба, двадцати трех лет от роду, в нашем городе больше известную под псевдонимом Кукла. Ее  обнаружили на проезжей части сегодня в 4:30 утра. На ее теле не осталось живого места. Псих буквально разорвал девчонку на части, исполосовав ее до неузнаваемости.
— Пусирайтовские пляски!!! — вырвалось у меня, и я заметил, что Света хочет выбраться из машины. Я с силой схватил ее за руку и сказал: — Да послушай ты. Не я это!!!

Она с силой забилась под моей рукой и даже укусила меня. От боли я дал ей со всего размаха оплеуху и заблокировал двери.
— Что? Эмоции проснулись?!!
Она обреченно затихла. Сашкот продолжал глумиться надо мной:
— Однако долбоящер не успокоился и направился в психиатрическую лечебницу имени Девы Марии, где завалил выстрелом в репу всеми нами уважаемого доктора Долгих Фому Аркадьевича, у которого проходил лечение. А затем при попытке задержания скрылся в неизвестном направлении, успев, однако, похитить жену доктора Долгих и набить рожи боевым пацанам общественной дружины из службы безопасности графа Григория Орлова, пытавшимся выполнить свой гражданский долг и задержать душегуба-дурачка. Как объяснили в полиции, по сообщениям многочисленных свидетелей, видевших убийцу вместе со своей первой жер…

Я со злостью долбанул по радио, и оно, затрещав, заглохло.
— Общественная дружина!!! Гражданский долг!!! Боевые пацаны!!! — здесь я ещё раз ударил по радио, и оно окончательно вывалилось из гнезда, рассыпавшись мелкими осколками по салону. — Тоже мне!!! Банда универсальных солдатиков-губошлепов!!!

Затем я взял один осколок, покрутил его в руках и обратился к Свете, внимательно глядя на нее. Та сжалась под моим взглядом.
— Ты, конечно, мне не веришь теперь? Правильно. На твоем месте я бы тоже не верил. И думаешь, что я чокнутый, который убил твоего мужа и эту мадаму. А сейчас взял тебя в заложники? Так?!!
Она кивнула молча.
— Знаешь что?!! — произнес я, снимая блокировку с дверей машины. — Иди ты на все четыре стороны. Только припомни, пожалуйста, что орал этот придурок и его дружки. Ну, тот, которого я затащил через дверь.
Она на секунду обернулась ко мне и задумчиво протянула:
— Погоди-ка, погоди. Они говорили (она заметно напряглась, пытаясь вспомнить услышанное): «Не надо шуметь, а то разбудите эту сцучку раньше времени, визжать начнёт на всю округу».
— Это, видимо, меня сцучкой обозвали народные дружинники?!! — съязвил я от всей души и продолжил: — А ещё дебил этот, военнопленный, из народных богатырей, вякал, что нам с тобой конец: если бабки отдадим - сдохнем без мучений, а если нет - нас граф какой-то замучает в ноль. Это у вас  здесь так принято с маньяками шизанутыми разговаривать?!!
Она явно сконфузилась и потупилась.
— Ну, прости, Илюша, — она зачем-то потрогала меня за плечо. — Сашкот так убедительно это сказал.
— Я этому Сашкоту при встрече носяру сломаю, чтоб гнусавил всю оставшуюся жизнь! — Я тряхнул головой. — Порет всякую шнягу, а вы верите.
— У него такая работа, — отозвалась Света.
— Что за работа такая - невиновных людей дерьмом поливать на всеобщее обозрение? — Я начал заводить мотор.
— Куда едем? — спросила Света.
— К Борису Палычу долбаному.
— Это кто?
— Да есть тут один пердэлло старый, — я укусил свой кулак. — Любитель клубнички и ночных прыжков. Это после него, гада, Куклу нашли в разобранном виде.

Светка с пониманием кивнула и больше не задавала вопросов. Да здравствует логика. Железная и беспощадная, если передернуть классика.

2
Подлетев к дому Февральского, я резко, со скрежетом колес затормозил машину и обратился к Свете: — Я за старым. Посиди в машине, отдохни, поспи, что ли.
— Хорошо, — Светка зачем то погладила меня по руке. — Будь осторожен.
— Постараюсь, — хлопнул я со всего размаха дверцей.

Я подошел к уже знакомому мне дому и постоял немного в нерешительности. Что мне делать? Звонить ему в дверь (я, мол, за тобой, собираюсь за шкирятник приволочь тебя в ближайшую ментовку)?. Он же, конечно, сразу мне в объятья кинется. Или же залезть в хату несанкционированно, дать в гычу старому - и в ментовку его всё равно?

Но нечто интуитивное подсказывало мне, что, скорее всего, старого в доме нет, и появится он здесь еще очень нескоро. Если вообще появится.

Поэтому, долго не колеблясь, я пнул со всей злостью по входной двери и даже хотел заорать что-то вроде «Отворяй собака, а то будку деревянную сам себе выстругивать сейчас начнешь!», как вдруг дверь открылась, и на пороге появился знакомый мне капитан, который допрашивал меня в самый первый день.
— А ты здесь чё делаешь?!! — откровенно опешил я.
— Чё!!! Зайдите-ка в дом, любезный, — так же, не здороваясь, ответил он и продолжил спокойно: — Поверьте мне, Вам лучше зайти. От этого будет зависеть судьба Ваших жены и дочери. Вы же не хотите, чтобы они пострадали?

От этих неожиданных слов ноги мои стали ватными и, подкосившись, сами занесли меня в дом. Он также долго не церемонился и решил меня добивать, как и обещал когда-то.
— Ну что ж, салочки-выручалочки можно считать оконченными. Вы правильно сделали, что зашли в дом.
— Как ты узнал, что… — закончить вопрос я не успел, ибо в ту же секунду получил мощную плюху откуда-то с боку, от чего в глазах потемнело, а дальше на меня посыпались мириады ударов рук и ног, свалив меня на пол и стуча во все точки моего несчастного тела…
— Ну, думаю, достаточно, — словно издалека, будто из-под ваты, раздался голос гэгэбэшника и хлопок в ладоши. — На этом, я думаю, церемонию знакомства можно считать закрытой. Тащите эту сцучку сюда.

Раздался хлопок двери и чьи-то шаги.
— Открываем глаза, — попинал меня в бок этот деятель. — Открываем. Полюбуемся.

Я с силой разлепил один опухший от ударов глаз и увидел, как какой-то бычара, ухмыляясь, держит за волосы Свету, поставив ее перед собой на колени и отвешивая ей хлесткие пощечины. По ее перепуганным глазам, расширившимся от страха, я понял, что она находится в глубоком шоке.
— Нравится? — ухмыльнулась капитанская рожа, показывая рукой на бедную Светку.
— Не очень, надо пфизнаться, — прошамкал я ему, шепелявя без одного выбитого зуба. — Это только тебе должно нфавиться: ты же садюга, а не я.
— Я смотрю, Вы юморной, любезный, — кивнул с пониманием этот отморозок. — Это хорошо. Вы даже начинаете мне нравиться.
Меня передернуло от этих слов, как от удара током:
— Стуфайте вы в жозефинопефдыщинск. Фыков фоих тупофылых фефуйте, люфезный.
— Ты че…— кинулся было один из них ко мне.
Но его рукой остановил капитан:
— Тихо.
Тот послушался и остановился в паре метров от меня.
— Значит так, любезный Илья Николаевич, — посмотрел он на меня. — Вы должны понимать, что попались и выхода у вас теперь нет. Единственное, что вы можете сделать, - это ответить нам на интересующие нас вопросы и тем самым облегчить участь себе и своей подруге. Вы же понимаете, о чем я?!!

В ту же секунду верзила рванул Светину кофту, и она треснула, вывалив на всеобщее обозрение аккуратную женскую грудь. Очень красивую, надо сказать; я даже засмотрелся, несмотря на всю катастрофичность нашего положения.
— Вы же понимаете, что мои парни сделают с ней!!! Просто мучаться она будет недолго, в отличие от вас, — он кивнул головой. — Богдаша, продемонстрируй.
Богдаша с глумливой улыбочкой начал расстегивать ширинку.
— Ферт с вами, — заорал я. — Не тфогайте ее. Я фё офдам.
— Конечно, отдадите, — ухмыльнулся капитан. — Куда ж вы денетесь? Ведь еще жена и дочь есть. Так?
— Фцуки, — прошепелявил я.
— Ладно, грузите эту падаль, — мотнул башкой этот упырь, хлопнув в ладоши, и вышел из комнаты, попутно доставая телефон и с кем-то разговаривая: — Да, всё в порядке, он у нас. С ним еще баба.

Я понял, что речь идет про меня и Свету, и решается наша судьба. Хотя кого я обманываю?!! Она уже решена. Меня замочат и закопают, а Свету… ну понятно, одним словом.

И всё-таки способность мыслить меня не покинула окончательно, даже в напрочь отбитой башке, по которой пинало, словно по футбольному мячу, стадо слонов в количестве 10 штук, если я не ошибся в подсчете. Сборная дебилов по футболу, блин! Дорвались до мячика!!!

Три вопроса не давало мне покоя: как они вычислили меня и моих женщин, если я нигде не зарегистрирован; как они нашли дом старика; и зачем им было убивать Фому Аркадьевича. И еще эта история с Куклой.

Нас резко подняли и повели к машинам, пиная и обзывая по ходу пьесы. На улице нас ждал фургон со стандартным логотипом «ЮМЗ», куда нас грубо запихали, швырнув на грязный пол.

Двери захлопнулись, и наступила темнота.
— Швета, — обратился я к своей «сокамернице».
— Чего тебе?  — еле слышно выдавила из себя Света.
— Не волнуйся, я наф шпафу.
— Как?
— Пока не шнаю, но что-нибудь пфидумаю.
— Ты уж постарайся. Мало приятного быть изнасилованной и убитой сборищем дебилов с физиономиями, как у горилл.
— Ну, ифини - сфеди уголофников не фе Алены Делоны да Офланды Флумы…— Взгрустнулось мне вдруг об одном живом существе из моей параллельной реальности, куда мне, видимо, уже не суждено было попасть. — Это фот хорофо, фто я Толяна перед отпуфком отдал знакомым, фтоб прифмотфели. А то профал бы совсем бедняга в пустой кфавтифе.
— Кто такой Толян? — уточнила Света, не поняв сказанного.
— Котяфа мой фыжий. Тот ещё флодей. Фех кофек в округе замуфял. А котоф позафугал в ноль. Пофтроил фех.
— Ясно. — Грустно улыбнулась Света. — Мужчина значит. Уважать себя заставил окружающих.

Я кивнул в ответ, внутренне порадовавшись, что она улыбнулась и отвлеклась хоть на чуть-чуть от того ужаса, в который я ее затащил при помощи своей дурной башки. 
Мы слегка покачнулись, и машина тронулась в путь.

3
По дороге мы вначале не разговаривали. Сил на это не было никаких. Я мучительно размышлял на предмет того, что делать дальше. Но в голову ничего не приходило. Да и что может прийти в голову избитому до полусмерти человеку, которого везут в закрытом фургоне в неизвестном направлении?!! Вообще, с тех пор как сюда попал, я только и делаю, что разъезжаю в чужих машинах да в закрытых фургонах.

Неожиданно Светка подошла ко мне и взяла за руку.
— Илюша, я должна тебе кое-что сказать.
— Нафла фремя для открофенных рафгофоров, — усмехнулся я разбитыми губами. Затем, пошамкав и выплюнув сгусток крови, заговорил более или менее нормально, без шепелявости. Затем я протянул ей свой пиджак, чтобы она хоть как-то прикрылась.
— Дурак, я не о том, — обиделась она, обвязываясь пиджаком.
— Ладно, — снял я неловкость за свою глупую усмешку.

Она достала из кармана джинсов какую-то белую пилюлю-капсулу. — Фома просил отдать это тебе, чтобы ты проглотил, если с ним что-нибудь случится.
— Что это? — не понял я.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Он просто отдал это мне и сказал вручить тебе, с тем чтобы ты проглотил это сейчас. Ты поймешь, что с ней делать в нужный момент.
— Вот мне еще одного ребуса сейчас не хватает. — Я попытался подняться и опереться о стенку фургона. — Что, блин, у вас здесь происходит?!!
— Не знаю. Фома просто сказал, что это поможет тебе в нужный момент.
— Уж я думаю, — начал я, — сейчас момент – нужнее не бывает. Наверное, съем и из воздуха материализуется взвод спецназа во всей красе и в моем полном подчинении.
— Вечно ты со своими шуточками!!! — опять обиделась она и отдала пилюлю мне. — А вообще объясни мне, пожалуйста, почему ты так легко им сдался?!! У меня дома ты их лихо разбросал. Что случилось?!!
— Семейные обстоятельства, — горько и обреченно усмехнулся я и, взяв пилюлю, спрятал ее за ухом ненадолго. Затем достал обратно и проглотил.
— Не поняла… — посмотрела она на меня.
— Что ты не поняла – как пилюльку за ухом спрятать?
— Да какая еще пилюлька? Семейные обстоятельства причем здесь?
— Там, — кивнул я головой и, уточнив, добавил: — Ну, ты понимаешь?! У меня остались жена и дочь. Жена бывшая, а дочь – единственная кем я жил последние годы. Ну а здесь этот тип.

Я опять кивнул головой:
— Главный их, гэгэбэшник этот, сказал мне, что они узнали об их существовании. Ну, дальше понятно. Отбегался, значит, фраерок. Лапки кверху. Ты уж прости меня, Света, что подставил тебя по-глупому. Хотя какое тут, к чертям, прощение?!!
— Обыкновенное, — грустно улыбнулась она и обняла мою разбитую голову. — Ты же не мог знать, что всё так обернется. Будем, надеемся, что всё будет хорошо.
— Ну да. Может сразу пристрелят.
— Дурак, — обозвала она опять меня и стукнула  по лбу.
— Да понял я, что не академик: так бездарно такой шанс от жизни пролениносрачил… — Договорить я не успел, так как машина резко остановилась, и здесь же открылась дверь фургона.
— Выходим, — один из бандитов пригласил нас на выход и добавил: — Хана вам, чудики.
— Спасибо за заботу, не подавись от сочувствия.

Пошатываясь, направился я к выходу, попутно помогая Свете спуститься. Та секундно улыбнулась в ответ и взяла меня за руку.
Вот блин-компот, никогда баб не понимал. То она в шоке была с дикими глазами, а теперь улыбается, когда ее на куски рвать собрались через пару минут!!! Наверное, шок и всё такое.

Из фургона мы вывалились в необычный двор – широкий, с массой фонтанов, бьющих тугими струями, и с большим количеством павлинов, гуляющих по двору и клюющих из кормушек свою снедь.
— Икрой, наверное, кормить будете, ваше благородие? — спросил я сопровождающего и добавил крылатую кинофразу: — Опять ты мне эту икру поставила! Не могу я ее каждый день, проклятую, есть! Хоть бы хлеба достала!
— Иди, иди давай, — подтолкнул меня в спину бандюган. — Накормят всем, чем хочешь, не волнуйся. Крокодилы в фонтанах зразы предпочитают.
— Фонтан - вещь такая, — ответил я. — Лучше без надобности не лезть. А то крокодилы твои могут подавиться ненароком.

И здесь я сообразил, в чем была необычность двора. Мало того, что он был закрыт со всех сторон, с вышками автоматчиков по всему периметру, так еще и небо было затянуто каким-то гигантским серым куполом, в который упирались острия гигантских зданий, внешне похожих на космические ракеты.
— Серьезное у вас заведение, я смотрю, — кивнул я головой, рассматривая мощные фонтаны с высоченными стенками, где, видимо, и обитали вышеозначенные кровожадные Геннадии. — Че, к звездным войнам здесь готовитесь?
— Заткнись уже, — прописал мне слева в затылок кулаком несколько раз сопровождающий.

Я почесал ушибленную голову, понимая, что диалог закончен. Зато Света, молчавшая всю дорогу, неожиданно спросила у сопровождающего:
— Любезный, вы хотите жить?
— С тобой? — заржал этот дебил.
— Тогда не бейте его больше, — сказала Света, кивнув на меня и не обращая внимания на его шуточку. — Ему и так сегодня досталось.
— Ай, ай, ай, у мальчика вав… — ухмыльнулся тот, но здесь же заглох, когда Света в своём грязном обшарпанном пиджаке неожиданно тяжело на него посмотрела.
— Чего смотрите? Идите уже, — вякнул тот, но бить меня перестал и довел без приключений до входа в гигантскую каменную башню.

— Н-да, дела!!! — мысленно подвел я итог всему случившемуся и сделал окончательный вывод, что чего-то я явно недопонимаю. Если б она просто тронулась умом от ужаса, не стал бы ее этот тип слушать. А такие, как он, всегда звереют от крови поверженного врага. Это их наркотик. А от наркотиков так просто не отказываются.

В башне нас ждала куча переходов, коридоров, и лифтов, которые с первого раза своей отбитой головой я, естественно, запомнить не мог.
— Веди нас Сусанин, веди нас, герой… — произнес я, когда бандит неожиданно остановился в одном из многочисленных переходов. — Что заблудился, маленький?

Я уже собрался двинуть ему хорошенько и свалить побыстрее отсюда, но почему-то вспомнил Светкины слова «Всё будет хорошо» в фургоне, и кулак разжался сам собой. К тому же, здесь по всему периметру стояли видеокамеры. Не успеем и шага сделать.

Бандит нажал на своих наручных часах какие-то цифры, и неожиданно перед нами в воздухе материализовались стеклянные прозрачные двери. Бандюган толкнул нас в них, и они здесь же исчезли. Собственно, как и он сам.

— Здравствуйте, любезный Илья Николаевич, — раздался приглушенный басятинск из центра гигантской стеклянной анфилады. — Проходите, не стесняйтесь, потолкуем.

Мы прошли к столу, где нас встретил, не вставая с места, какой-то лысый дядька непонятных лет, одетый в серый слегка помятый пиджак с красным  галстуком и державший руки на столе.

Неожиданно он закатил глаза и, криво ухмыльнувшись, громко загоготал, словно дьявол в аду. Мы со Светкой переглянулись и пожали плечами. Затем дядька обессилено обвалился на спинку кресла, и из-под стола вылезла белесая дородная девица, вытирающая губы.
— Спасибо, Агафьюшка, век тебя не забуду.
— Да вы уж, Григорий Лексеич, завтра меня опять к себе позовете. И чего вы такой неугомонный! А вдруг барыня прознает?!! — хихикнула девица в ответ.
— Не прознает. Ты ступай. У меня здесь друзья пришли. Потолковать надобно. Передай, чтобы дворня зелененьких готовила. Оголодали уже небось зверюшки-то? — хлопнул он по облегающему платью девицы и та довольно ушуршала.
— Тестостерон у меня повышенный, — посмотрел на нас дядька, вставая из-за стола, оказавшись в красных спортивных трусах до колен. — Врачи говорят, какая-то патология. А девать вот так приходится.
— Ну да. ОМС и ДМС. — согласился я, кивая головой.
— Что? — не понял дядька, оказавшийся нормальным таким коренастым крепышом, с явно перекачанными руками, торчащими из-под ткани пиджака.
— Анекдот такой.
— А!!! Ну, перед съеденьем расскажете, посмеемся напоследок, — тоже согласился он и продолжил, разводя руками: — Ну, ручкаться не будем. Не те отношения. Но всё же представлюсь: — Зовут меня Орлов Григорий Алексеевич. Потомственный граф в тринадцатом поколении. Так сказать, царь и бог здешних угодий. Главный управляющий Управления по обращению с отходами общества. То бишь с вами, Илья Николаевич и вашей, простите, не знаю, как звать-величать, дамой сердца.
— А что ж ты, граф, без охраны-то и нас один встречаешь? — поинтересовался я. — Не боишься, что я тебя сейчас отоварить могу прямиком в купол, и ручки твои не помогут. Тебе-то уже доложили, как я с твоими ребятишками порезвился? Не страшно?
— Нет, не страшно, — вяло покачал он головой и, поковырявшись в столе, на ощупь достал подкову. Затем преспокойненько так разогнул ее, даже ни разу не запыхтев. После чего бросил ее мне в руки, добавив: — На. Можешь ее обратно загнуть и себе на память оставить. Раз уж мы перешли на ты.

Я помял подкову в руках. Да уж, действительно серьезная железяка, и толстый намек на худые обстоятельства ясен.
— Итак, зачем я, собственно, вас к себе позвал? — Он вышел из-за стола, потирая ладони. — Я мог всего один раз отдать приказ пристрелить обоих - и дело с концом. Но я не стал этого делать? Почему?
— Ну, ты же граф. У вас там дуэль всякие, шпаги, пистолеты. Чем вы тут развлекаетесь, не знаю? — ответил я.
— А ты, я смотрю, сообразительный, гаденыш!!! — ухмыльнулся граф, рассматривая нас обоих в упор. — Верно мыслишь. Если бы мои хлопцы взяли тебя сразу же,  без лишнего шума, в больнице, то крокодилы мои уже бы спали сытым сном.
— Ну и чего ты хочешь от нас? — посмотрел я в ответ на него и не стал отводить глаз, иначе тоже каюк сразу же может приключиться.

Мы с минуту смотрели друг другу в глаза, и никто не собирался отводить взгляд. Сколько бы это тянулось, не знаю, но раздался хлопок двери и голос капитана-гэгэбэшника: — Папа, можно тебя на минутку?
— Эх, хе-хе! — граф нехотя посмотрел на него, а значит проиграл. — Сынок, ты немножко помешал. Подожди чуть-чуть.

Ах, вот оно что?!!! Папа, значит?!!

— Чего я хотел от вас? — Он посмотрел опять на меня. — Ты оказался достойным противником и вызываешь уважение, несмотря на то что тебя ждут крокодилы. Поэтому я предлагаю тебе партию в «Добрые руки».
— Чего? — недопонял я.
— Партию в «Добрые руки» — разозлился тот. — Что, плюс ко всему ещё глухой?
— Ты меня на политику, что ли, агитируешь?  — не понял я. — Партию хочешь свою какую-то продать?
— Он у тебя дурак совсем? — обратился граф к Свете. — Или прикинулся? Думает, прощу?!!
— Сама не знаю, — ответила та флегматично и пояснила мне: — «Добрые руки» это игра такая китайско-японская.
— А!!! — прозрел я, хотя и не слышал про такую игру ни разу.
— Б, — передразнил меня граф. — Ну что, согласен?
— В принципе деваться некуда. Только два вопроса - какая ставка и правила игры. А то я первый раз о такой слышу. И вообще, почему не стандартные карты там, или бильярд, шашки, шахматы, домино? Чем тут у вас буржуазия промышляет?!!
— Ну, ставка у вас одна – ваша жизнь. Карточку свою «волшебную» ты мне, естественно, прямо сейчас отдашь. А на второй вопрос отвечаю: я дядька благородных кровей, и в остальных играх у тебя нет ни одного шанса. А здесь есть один на миллион - меня обыграть. Я в нее редко играю. Так что всё по-честному. Да и потом, самое главное для мужчины что? Инстинкт, азарт охоты, борьбы!!! А если противник заведомо слабее, ну какой на фиг азарт?!!!  Давай гони карточку, утырок любознательный.
— Кто ж с такими-то вещами по улицам разгуливает? — натурально присвистнул я, вовсе же не собираясь рассказывать графу, как посеял эту карточку во время бегства с больницы, и догадываясь, что она у кого-то из его архаровцев. Одно им плохо - пинкод там хитрый больно. С ходу не сообразить. Придётся повозиться.
— Тоже верно, — согласился граф, — В общем, выиграешь - отпускаю вас обоих. Слово графа Орлова. Но карточку отдашь, а то мои финансисты бедные уже с ума посходили, дуркуют, болезные.
— А если проиграю?
— Чего спрашиваешь-то? — опять разозлился граф. — Итак понятно - сегодня на лабсердятине какой-нибудь сэкономлю.
— Ну, ясно, — подвел я итог, разминая голову. — Ну, доставай эти свои руки.
«А может это армреслинг у них так называется?» - мелькнуло у меня. Я, конечно, парень крепкий и тоже кое-чего умею, но после подковы чего-то не хочется с ним тягаться на руках.
— Сынок, — обратился граф к отпрыску, — скажи Элтону, чтобы приготовил принадлежности.

Тот молча кивнул и вышел.
— Ну, можешь пока свой анекдот травить, — кивнул мне граф.
— Анекдот грубоватый, графские ухи не покорежит ли? Да ты можешь и не врубиться.
— Разъяснишь в крайнем случае, — снова кивнул он своей лысиной. — Валяй.
— Ну, слушай, коли так, — усмехнулся я. — Света, ушки заткни. Сейчас дядьки плохие истории будут рассказывать.

Та застенчиво улыбнулась.

— Идет проверка в больнице, — начал я. — Комиссия заходит в палату, видит - сидит мужик на кровати и мастурбирует. Те в ступоре: «Ты чё делаешь, извращенец?» Тот отвечает: «Я не извращенец, у меня повышенный уровень тестостерона. Врачи рекомендовали каждые три часа сбрасывать». Те кивают с пониманием и выходят из палаты. Заходят в следующую палату, там та же картина. Тот же вопрос, тот же ответ. Заходят в третью, а там медсестра пациенту минет делает. Те вообще в ужасе: «Это что такое тут у вас происходит?» Ответ тот же: «У меня повышенный уровень тестостерона. Врачи рекомендовали каждые три часа сбрасывать». Те в недоумении кивнув, выходят в коридор и спрашивают у главврача:
— А почему те двое рукоблудят, а этому - минет?!!
— А те двое по ОМС застрахованы, а этот по ДМС.

Граф загоготал своим демоническим хохотом, а затем, утеревшись от слез, сказал:
— Я, правда, не понял чего такое «ОМС» и «ДМС», но суть, понятно, в бабках. Как обычно, в общем. Кто платит, тому и ДМС это ваше.
«Хаароший граф Орлофф. Уммный графф»  — неожиданно откуда-то с боку раздался голос попугая на шесте.
— Птах, — добавил граф. — Единственное живое существо, которому я верю. А так все остальные меня очень  любят - аж сожрать хотят, особенно бабы.
— Да мы уже заметили, — кивнул я на стол. — С твоими-то бабками они тоже меня враз полюбили.
Света со злостью ущипнула меня за руку. Для графа это движение не осталось незамеченным.
— Ты хоть и дерзкий, — ухмыльнулся он, подходя к столу, — а всё- таки дурак!!! А впрочем, ваша парочка мне всё больше и больше нравится. Поэтому я решил: коли уж ты мне проиграешь - я вас не живьем скормлю, а велю вначале пристрелить. Ну, бабу твою - всё никак ты мне не представишь ее - парни мои лютые, естественно, получат на пару деньков как бонус победителям. Она у  тебя девка видная, сойдет. «Бонус» в это время без лишних разговоров прошлась туда-сюда и села на первый попавшийся стул.
— Устала, — произнесла она, глядя на графа. — А у Вас здесь мило. Меня зовут Светлана.
— Польщен, хотя скоро Вас никак не будут звать, только куском мяса, а потом еще хуже, — расплылась лысина графа в маньячной улыбке.
— Фу, — сморщилась Света. — Вы же дворянин!!!
— Это Вы им будете фукать и про дворян рассказывать, — показал граф неопределенно в окно. — А впрочем, мы заболтались. Где этот долбаный Элтон?!! Сколько его можно ждать?

В то же мгновение в зал зашел «долбаный Элтон», и теперь уже я расплылся в невольной улыбке, ибо он оказался моим старым знакомым афрогомосятинском, которого я застукал в лесу за непотребными делами.

Только я собрался раскрыть рот и поведать графу, какая страшная опасность поджидает его брюки-шорты с задней стороны, как афрогомосей в панике затряс головой (пока граф стоял лицом к нам), что, мол, не надо рассказывать графу о его маленьких тайнах, за это он нам сможет помочь в ответ.

Вот это уже становилось занимательно!!! Никогда не думал, что придется вступить в сделку с каким-то «заднеприводным», чтобы самих на металлолом не пустили.
— Где вы шляетесь, Элтон? — раздраженно спросил граф афрогомосека по-английски (Света потихоньку мне перевела). — Я крайне недоволен вами. Или вы там у себя в Англии привыкли чаи гонять по полдня? А здесь, не забывайте, СССР. Здесь время на вес золота.
— Простите, мой господин, — извиняющееся произнес тот и, расставляя на стол различные пульты, принялся включать что-то.
— Пресс-атташе мой, — пояснил граф по-русски. — Супруга на юбилей из Англии выписала. Очень умный, зараза, но по-нашенскому ни черта не понимает.
И он обратился к секретарю снова по-русски:
— Не понимаешь, чучундра ты англиканская!!!
Тот ничего не ответил, недоуменно пожав плечами и отвечая по-английски:
— Не понимаю, мой господин. Можно по-английски?
— Можно и по-английски. Как по-вашему будет «галоша английская с дыркой»?!!

Детский сад какой-то?! Но всё же, не будем расстраивать графа в его заблуждении про языковой барьер, да еще таким конфузом!!!!!

Элтон включил в воздухе какое-то обширное клетчатое поле и положил на стол два пистолета: один красный, другой зеленый. Затем он поклонился и вышел, с надеждой еще раз посмотрев на меня. Я еле заметно кивнул в ответ. «Н-да уж!!! Забавно», - подумал я.
Но только тот вышел за дверь, как граф убил всякую мою надежду.
— Вот точно баб никогда слушать не надо. Говорили мне люди, возьми нормального славянина. Нет - послушался жену, выписал… Думает, я не знаю про его похождения женоненавистнические?!! Нахватался там у себя в своей Британии. У них там вообще всё не как у людей.
— Не какк у людей! — повторил попугай.
— Да, Гендоша, не как у людей, — обратился граф почему-то к попугаю и продолжил: — Ты один меня понимаешь.
— Поннимаю, — опять протянула птица в ответ.

Светка не выдержала и прыснула от абсурдности разговора лысого взрослого дядьки и безмозглой птицы, повторяющей всё за своим хозяином.
— Че смешного-то? — разозлился граф.
— Да я так, — махнула рукой Светка. — Смешной вы, хоть и хотите нас убить.
— Смешно ей, — буркнул граф, — Людям моим потом расскажешь, они тоже посмеются. Ну что, играем, жулики, аферисты, чужое бабло стырили?

Итак, подведем итог. Граф не в курсе, что его секретарь знает русский, тот не в курсе, что хозяин знает о его постыдной слабости к грубым, бородатым, лысым, волосатым и всем прочим мужикам. Что нам это дает? Мелкую надежду на спасение со стороны англосакса. Как? Пока не ясно. Скоро будет видно.

— Ну давай, начинай, — кивнул граф на пистолеты. — Выбирай любой.
— А че делать-то? — не понял я. — Стреляться, что ли? Русская рулетка?
— Застрелиться ты потом попросишься, если доведешь меня, и я передумаю вас мертвыми скармливать живой природе. А пока видишь игровое поле? Выстрели в него.
Я подошел и взял красный пистолет. Недоуменно пожав плечами, взялся за курок.
— А если в тебя выстрелю?
— Захотел бы - выстрелил. Сам знаешь, чего дальше с вами будет. Крокодилы вас не за раз сожрут, а месяц пировать будут, а ты будешь наблюдать, как вначале твоей подругой по частям зверюшки «гурманить» будут, а потом тебя самого покромсают. Пока будет чем наблюдать. А доктора у меня хорошие. Ты так легко не отделаешься.

Веселенькая перспективка!!! Я нажал на курок. Грохнул выстрел, и в игровом поле, появилась аккуратная красная дырка. Граф взял свой пистолет и тоже нажал на курок. Рядом с моей, красной дыркой, появилась такая же зеленая.
— Теперь понял? — уточнил граф.
— Не совсем.
— У! Какой же ты тупой!!! Зря я тебя сообразительным назвал, в начале. Игровое поле ограничено. Кто больше точек наставит и окружит больше точек противника - тот и победил. Чего тут непонятного? Элементарно. Каждая точка соединяется с четырьмя соседними, если те не блокированы. Стреляешь-то, надеюсь, хорошо? А то понаставишь сейчас дырок где попало.
— Ну, так бы и говорил по-нашему, — дошло наконец до меня, и я второй раз нажал на курок. Рядом с первой дыркой появилась вторая. — Не жаловались на стрельбу в свое время.
— А я как говорю? По-африкански, что ли, блин, — ответил граф, тоже нажимая на курок.

Да уж, юморной граф попался. До этого я графьев видел только в советской классике, где они все как на подбор упыри какие-то во фраках, молью поеденных. Только-только из гроба вылезли, кол осиновый в эмиграции забыли.

А здесь прямо кладезь шуточек-прибауточек, бабы под столом, негры-секретари, еще медведей-собутыльников не хватает. Замочить и то собрался не сразу, а после веселых пострелялок.

Я нажал третий раз на курок, и появилась третья точка. Эта цепочка из трех точек окончательно прояснила мне принцип игры. Да уж, действительно элементарно. Ну, давай поиграем, графушка, лысая твоя башка генеалогическая!!!


Тот тоже нажал на курок. Его третья точка пошла вверх слева, в обход моих трех, соединенных напрямую. Я сделал четвертый выстрел, справа от этой точки. Он поднялся выше. Я рядом.

Вот тебе и проверка на сообразительность, Сорокин. Игра вроде и простая, и нет в ней ничего сложного: соедини между собой несколько точек и вовлеки в круг противника. Ан нет.

И вот уже наши с ним линии стали принимать причудливые изгибы, за каждым из которых начала ощущаться своя линия поведения. Он нападал, явно стараясь свести игру к легкой победе, я же защищался, не давая ему соединить пресловутые две точки между собой, уводя его всё дальше и дальше от первоначально намеченного плана действий. Используя боксерскую терминологию, я его изматывал и клинчевал в первых, самых легких и простых раундах.

Но граф тоже был «не галоша английская», как он изволил выразиться, и в один из ходов пошел не в наступление, а стал уходить в глубь моих точек. Играли мы с ним молча. За нас разговаривали только выстрелы, но в один из ходов я всё же спросил:
— Слушай, граф, — нажал я на курок, уже по привычке блокируя его новый, еще не понятный мне маневр. — А зачем ты ее мужа приказал застрелить? Он же безобидный доктор был, совсем ни при делах.
— Ничего я не приказывал, — ответил тот, выстрелив и, уходя в обход снова вглубь моих точек.

Какой-то странный у него маневр. При таком раскладе он неизбежно должен уткнуться в одну из моих точек - и тупик. На идиота он не похож. Значит, что-то задумал.
— Да ладно тебе прикидываться, а кого я встретил у него?!! Архангелов, наверное? — я внимательно смотрел на игровое поле, стараясь понять, чего лысому надо. — Стыдно, видимо, признаться, что в горячке приказал постороннего человечка задушегубить?!!
— Ничего я не приказывал, — повторил граф, — буду я еще стесняться чего-то?!! На мне крови столько, что все кровавые мальчики разбегутся кто куда!!! Какая разница – одним больше, одним меньше. В ады эти всякие, да дзэн-буддизмы и прочую фикцию я не верю. Всё суть биология – дышишь-живешь, поел, скрыньку перепехунтив с самочкой посимпатишней устроил, ну это коробка передач по-малороссийски, победил другого самца, продолжил процесс, сбегал в туалет. Перестал всё это делать – помер, и нет тебя, забыли все, как дышал. А причин самому забыть, как дышать, можно много найти. Так что я его не трогал. Можешь верить, можешь нет, мне без разницы. Я велел тебя приволочь и барышню твою как свидетеля.

Н-да уж!!! Похоже, не врет графушка. А кто же тогда убил доктора Долгих?!! Загадка. Если только не сам. А в темноте да с боями этими я вполне мог и пистолет не заметить, и многое другое. Только с чего ему стреляться-то?!! Бред какой-то. Молодая, красивая жена, работа, бабки. Ну, детей бы со временем завели. Чего еще надо от жизни-то? Если только умом не тронулся. Да нет, это совсем не вариант. Здесь что-то не то. Что-то, чего я пока понять не могу. За рамками моего понимания. Что-то, что совсем рядом, и мне не видное.

Мы молча продолжили наши игрища, ибо каждый понимал, что болтовня отвлекает внимание и противник может этим воспользоваться. Граф своими зелеными уже почти уперся в мои красные, оставалось всего пара ходов и тупик, как неожиданно заскочил его отпрыск из ГГБ.
- Отец, срочно закругляйся, — бешено произнес он. — Аслан каким-то образом узнал о твоем укрытии и уже летит сюда.

Ага! Значит, бравый графушка у нас гасится здесь от какого-то Аслана!!! Забавно, опять выходцы с Кавказских гор рулят. Ничего не меняется в этой стране!!!

Но аристократ даже не моргнул своим кривым глазом.
— Ты навел? — посмотрел он на меня. — Кайся.
— Чем я навел? Пальцем? — развел я руками, но поставил точку. — На меня посмотри. У меня башка еще не отошла после твоих отморозков. Проще было там всех повязать и вытрясти, где ты. Чебурековые любят долгие обстоятельные разговоры по душам с отрезанием ушей и носа по ходу диалога, чтобы лучше разговаривалось.
— Проще, да не проще. Мои парни тоже серьезные ребята. Могут и бойню устроить. — Граф невозмутимо нажал на курок.
— Ну да, серьезные они у тебя ребята. Аж твой отпрыск в штаны навалил!!! Видел я твоих. Массы много - умения мало. — Я тоже нажал на курок.
— Ну ничего, выберусь, — продолжил граф. — Всем пистон вставлю, зажрались совсем от хорошей то жизни. А сынок у меня просто впечатлительный. Тебе, кстати, мат почти. Пара ходов осталась.
— Лучше на себя повнимательней погляди, — получил он в ответ. Я уже давно разгадал его своеобразный маневр, который с ходу было так не разглядеть и казалось что лысина наш дуркует, заводя свои точки в явный офсайд. Но стоило мне посмотреть по сторонам - и всё встало на свои места.

С обеих сторон от его странного зигзага располагались по две точки на определенном расстоянии от основного места действия, которые ждали своего часа, то есть на некотором заданном расстоянии - что там, что там - становилось без разницы, где я поставлю точку, она в любом случае попадала в капкан.

Ай да граф, ай да хитрая дворянская рожа!!!
Ну, мы, с рабоче-крестьянских окраин, тоже не лаптем деланы. Поэтому с моих полей родных дворян давно уже сдуло на фиг лет как сто. Здесь они подзадержались, маленькие.
Я старательно изображал всю партию, что не врубаюсь в его маневры и туплю, как новичок.
— И чего? — не понял граф, рассматривая линии изгибов. — Тебе почти амба.
— Это тебе трындятинск настал, — ответил я и нажал на курок. Четыре красные точки в одном месте соединились над зеленой.
— Хм, — усмехнулся граф, рассматривая неожиданный ромб, который полностью блокировал его действия, и ему пришлось всё начинать заново. — Как это тебе удалось так?
— Крокодилы твои подсказали, блин, — ответил я. — Не игра, а какая-то реконструкция «Ворлд оф танкс» в точечках.
— Чего? — не понял граф.
— Ничего, — ответил я. — Играешь или всё, гейм овер? Сдулся? Мы можем идти? Ты обещал.
— Партия еще не окончена, — флегматично ответил граф и нажал на курок. — Твой ход.
— А если этот придет, как его? Аслан?!! Не ссыкотно?!! — нажал я на курок в ответ.
— Ссыкотно, — ответил тот еще спокойней и снова нажал на курок. Вот выдержка у мужика!!! Я его даже зауважал. Всего два раза такое видел – у Потапыча, да у Митрохи, дружбана моего. Граф - третий. — А тебе прямо весело стало!!!
— Ну, уж простите, куда нам с нашими пролетарскими рожами!!! — съязвил я. — Шуточки грубые у нас, не для дворянского уха.

Я сделал ответный ход, и в это время открылась дверь, через которую мы зашли со Светой. Теперь через нее материализовалась целая дикая дивизия, вооруженная до зубов и заросшая щетиной до корней ресниц.
— А!!!А!!!А!!! — выскочил вперед какой-то маленький, больше всех заросший тип в национальной одежде и черкеске. Видимо, их главные в таком прикиде здесь на разборки ходят. — Честью сестры клянусь, ты ответишь сейчас за это!!!

Ага, значит, графушка рискнул пошалить с одной из родственниц прилетевших горных орлов?!! Опасно, граф, опасно играете. Что ж вы так опрометчиво?!!
— Красивая, зараза, очень была, глаза чёрные, огромные, стройная до одури, — ответил граф неожиданно на мой вопрос. — Только законы тейпа требовали ислам принять. А я - православный христианин.
- Ты же говорил только что – не веришь в ады всякие и дзэн-буддизмы.
— В ады не верю, — отпарировал граф еще спокойней. — А в коммерцию верю, в бабки верю. Прими я тогда ислам, мне бы все налоговые послабления поубивали. Законы у нас такие для перебежчиков религиозных. Без трусов бы остался.

Позади всей этой толпы, поникнув, пытался исчезнуть Элтон. Но граф его разглядел. Видимо, не помог афрогомосею черный цвет кожи, не слился он с толпой кавказцев. Но помощь его обещанную я оценил. Правда, с учетом перспектив графа, и нас должны, как нежелательных свидетелей. Но уговора на эту тему не было. Джигитам глубоко по фигу чем там страдает Элтон. Но хозяин его серьезно достал, раз он так поступил.
— Весьма изумительный передаст!!! — задумчиво произнес граф. — Выберусь коли, найду - порву на британские знаменья эту зверюшку черно-голубую.

В ту же секунду он пихнул меня в сторону толпы, а сам резким прыжком занырнул под стол. Я, падая, зацепил Светку, пытаясь ее закрыть собой, понимая, что сейчас будет полный атас-мушкетер, и граф оказался далеко не мандропопым, а значит готов к чему-то. Однако Светка неожиданно проявила недюжинную силу и легко сбросила меня с себя, нажимая на какой-то брелок на своей шее и почему-то чертыхаясь.
— Да заводись ты, сволочь, — трясла она в исступлении эту штуку. —  Завсклада лично прибью.

Но именно в этот момент граф оправдал ожидания и, сверкнув чем-то белым, достал из-под стола офигенный такой пулеметище вроде того, с которым незабвенный Шварценеггер гонял ментов во втором «Терминаторе». Где только граф его прятал?!! Там же еще Аксинья - тьфу ты, Агафья! - сидела.

— Ну, что, правоверные? Устроим войну миров?!! Или миром решим, Аслан? Выкуп дам хороший, стол накрою, прощения попрошу у всего вашего рода. Ребятенка усыновлю, — совсем уж спокойно произнес граф. Да уж!!! Крутой мужик!!! Сразу видно - всю жизнь был альфа-самцом.

Предводитель «стаи орлов» было заколебался, обдумывая предложение, чтобы не потерять лицо перед соплеменниками и решить конфликт с пользой для себя. Но то ли я мысленно перехвалил графа, то ли звезды уж так сложились, только Гендоша предательски прокаркал:
— Забздели, черные?!!
Видимо и этому учил его граф-шовинист. И лысина у него, как у скина хорошего, подходящая.
— Говорили мне ему башку свернуть. Не послушал, — вздохнул граф, понимая, что всё. Амбассадор!!!
—А!!! Собака!!! — заорал бешено Аслан, догадавшись в свою очередь, что межэтнический диалог закончен, переходим к основным упражнениям. Он достал свою стрелялку и навел на графа.
— Умри, проклятый!!!
— Сам сейчас сдохнешь!!! — ответил граф спокойным басом.

Теперь мне эта сцена напоминала старинное кино, которое я в детстве смотрел. «Лицо со шрамом» называется. Где герой Аль Пачино обдолбился кокса и принялся валить своих супостатов, пришедших замочить его, в свою очередь.

Видимо, кавказцы тоже смотрели это кино, потому что все, кроме Аслана, - кто бочком, кто спиной - стали отходить через дверь в более безопасные места.

Раздался выстрел. На пиджаке графа появилось пятно. Тот пустил в ответ пулеметную очередь. Аслана отбросило, и одновременно я почувствовал страшную боль в спине.
— Мля-мля, меня, кажется, убило!!! — бросил я болезненно Светке.
— Черт, — крикнула та, стукнув об пол свою штуку. — Да заводись же ты!!!

И вдруг какая-то белая дымка закрыла мне обзор. Всё исчезло: огромный зал, граф со своим пулеметом, недовольные горцы. Остались только Светка и я.
Я чувствовал, как хлещет кровища у меня со спины и боль, которая почему-то начинала неметь. И еще дышать становилось постепенно лень. И как-то стало так на всё глубоко по фигу. Лишь дочь стояла в сознании.
— Потерпи, Илюша, сейчас тебе будет хорошо и легко, — погладила меня Светка.

Дымка почему-то исчезла. Я увидел, как граф с развороченной окровавленной грудью сидит на стуле и тоже тяжело дышит. Пулемет валяется где-то в стороне. В другом конце зала лежит Аслан с остекленевшими глазами, а рядом с ним еще несколько, видимо, особо преданных нукеров отдыхали вечным сном. Во всем помещении целым и невредимым и абсолютно невозмутимым остался только попугай Гендоша. Всё остальное было в следах от выстрелов и пороховом дыме.

Граф тяжело стукнул по столу и спросил, как мне показалось, у воздуха:
— Агафьюшка, солнышко, ты жива?
— Жива, барин, жива, — раздался истеричный бабский плач. — Кого убили эти, кто разбежался, а я спряталась.
— Ну, зайди ко мне, радость моя, побалуем, что ли, на дорожку?!!

Светка осторожно положила меня на пол и снова прошептала:
— Потерпи, Илюша, потерпи.
В это же время зашла перепуганная Агафья с растрепанными волосами и, увидев своего графа, заплакала.
— Агафьюшка, солнышко, — заулыбался граф, — лезь под стол, сделай приятное Григорию Алексеевичу напоследок.

Он закашлялся, выплевывая кровь. Та явно опешила:
— Вы чегой-то, Григорий Лексеич, с ума сбрендили? Вам врача надо срочно.
— Ты посмотри вокруг, — провел он устало рукой. — Какой на фиг врач? Здесь адвокат нужен, да не один - целая палата. Лезь, я тебе говорю, под стол. Сделай милость, этот - как его? – ДМС.

Та кивнула и залезла под стол. Через секунду граф расплылся в блаженной улыбке.
Неожиданно в комнату ворвалась еще группа незнакомцев в зеленом камуфляже и масках.
— Всем мордами в пол. Работает отряд…
— Где вы шлялись? — дико заорала Светка. — Я дала вам координаты, время согласовала, сообщила, где лежат ценности. Вы должны были здесь быть полчаса назад. Тоже мне - банда грабителей, называется!!!
— А ты не тяни на нас, — рявкнул один из них. — Чего я буду подставлять своих людей, если у них здесь пьянка со стрельбой да драками?!! Такого уговора не было. Наше дело было зайти под видом легашей и, вырубить этого, чтобы забрать у него картины. Под пули его пулеметные лезть у нас темы не было. А тут еще абреки эти откуда-то прискакали!!!

Маска кивнул на графа и тела его бывших врагов.
Светка резко бросилась к Орлову.
— Что, голуба? — заулыбался тот. — Присоединиться хочешь?!! Я всех девиц люблю.
— Где пулемет прятал? Ретранслятор? — Светке по всему было не до шуток, в отличие от смертельно раненного графа, который даже в финале своей жизни решил сам себе не изменять. — Ну, говори, где взял? Скоро врач будет, спасем.
Но граф, загадочно улыбнувшись и посмотрев на нее, задумчиво сложил кукиш и продолжил свое занятие с Агафьей, поглаживая ту по голове свободной рукой.

Светка дернулась еще сильнее.
— Тогда хоть скажи, откуда узнал про жену и ребенка, — Светка кивнула в мою сторону. — Облегчи душу, покайся! Палыч? Его работа? Моцарт?!!

Ага, Палыч, значит. При этом слове меня будто током пробило, и я оживился. А граф же в свою очередь, посмотрев на Светку, второй рукой сложил еще один кукиш и так и остался сидеть с двумя кукишами.
— Света, — позвал я ее, напрягшись всем телом.
— Что, Илюша?
— Дай мне, пожалуйста, красный пистолет, — показал я рукой на игровое орудие.
— Ты с ума сошел, Илюша? Лежи спокойно, скоро врач будет, — повторила она мне то же, что и графу.
— Я тебя попросил, — сказал я со всей убежденностью в голосе, — принести мне пистолет, а не разглагольствовать!!!

Светка молча взяла с пола пистолет и протянула его мне.
— Подержи меня, пожалуйста. — Я попытался приподняться на ватных руках, но ничего не вышло.
Светка подошла и помогла мне, приподняв немного голову.
— Граф, — с придыханием произнес я, — смотри сюда. Партия не закончена, мой ход.

Граф с явным интересом воззрился на игровое поле, которое было усеяно мелкими дырками от посторонних пуль, но игровые линии оставались более-менее в порядке. Удерживаемый Светой, я, прицелившись, нажал курок. Грохнул выстрел, и меня, совсем слабого, отбросило отдачей чуть назад. Красная линия замкнулась вокруг зеленой.
— Тебе, граф, — уже почти просипел я, — шах и мат.
Граф посмотрел внимательно и ответил:
— Ну и что? Ты – никто, хоть и ловкий, шельма. Зато меня всю жизнь бабы любили, как одурелые. Нравилось им подчиняться мне, естеству моему.
— Естеством своим смотри не убей подчинен…ную, — я кое-как дыхнул тяжело  в ответ. Вдруг граф загоготал своим бешенным демоническим смехом и резко прекратил. Взор и дыхание его остановились, и он мертво упал на спинку стула.

Из-под стола вылезла Агафья, дико голося и завывая. Она целовала и обнимала своего графа, но тому уже было всё равно. Его жизнь закончилась столь своеобразным образом. Впрочем, как и моя. Я чувствовал, как силы меня покидают, и сознание уходит с каждым вздохом.
— Всё, Илюшенька, всё буд…— но я уже не дослушал Светку. Меня уволокла темнота, и я окончательно потерял сознание.
*-Неологизмы с отсылкой к сайту «Луркоморье».

Глава восьмая. Встреча в верхах или загадки госпожи Истории

1
Я приоткрыл глаза в какой-то комнате с белоснежно чистыми стенками и потолком. Всё тело чувствовало страшную слабость и усталость, которые сковывали любое мое движение.
— Неужели умер? — Я попробовал пошевелить вялыми пальцами и сообразил, что лежу на больничной койке.
— Жив пока еще, — раздался откуда-то сбоку, совсем рядом голос гэгэбэшника, сына покойного графа Орлова. — Хотя такими темпами это может быть ненадолго.

Всю вялость и усталость как рукой сняло. Я раскрыл глаза и рывком подтянул его за воротник к себе, как котенка.
- Откуда про моих узнал, сцученок?— прошипел я ему в очки. — Гланды сейчас вырву тебе и папашке твоему по почте отошлю.
— Да тихо ты, — он умело скинул с себя мои руки. — Тоже мне раненый!!!
— Ты, гоблин очкастый, — я снова бросился к нему.
Он пихнул меня в лицо, обратно на койку, аж заскрипела сетка.
— Ну, хана тебе, гонденыш, молись, — мой кулак сложился сам собой и уже поднялся в воздухе по направлению к его сливе, как где-то рядом со мной послышался Светкин голос:
— Да угомонитесь вы сегодня оба или нет?

Я повернул голову чуть в сторону и увидел ее. Она стояла возле большого эркерного окна, сложив руки на груди, и смотрела в стекло оконного проема.
— Света, привет, — закашлялся я, и в спине стрельнуло болью, там, куда меня давеча угостил граф. — Где мы? И этот чего здесь делает? Его джигиты не отправили вслед за папкой?

— Как видишь, нет, — всё также, не оборачиваясь, ответила она.
— Где мы? — повторил я свой вопрос. — Что вообще происходит?
— Мы в Кремлевской больнице, — ответила она, — лучшей клинике в СССР. Да и в мире, пожалуй.
— А из нашего окна, Площадь Красная видна, — вспомнил я стишок из детства и добавил: — А в оптический прицел я и лица разглядел. Граф стрелял и не шутил, мне в бочину угодил.
Очкастый чуть улыбнулся краешками губ:
— Сам придумал?
— Угу, — кивнул я в согласии головой. — Специально для тебя всю ночь сидел строчил. Повеселить хотел.
— Я бы не советовал тебе здесь шутить. Место не позволяет, — ответил он.
— Опять двадцать пять, — кивнул я головой. — Ты мне это уже говорил при знакомстве. Помнишь трогательную историю, когда вы мне балахон на голову напялили? Ты и твой дредастый дружок с ПФХ.
— Илюша, — ответила за него Светка, — он прав: здесь лучше не шутить. Скоро сам поймешь.
Она протянула мне пакет.
— Что это? — спросил я у нее.
— Твои вещи, в которых ты сюда поступил, и документы. Одевайся.

Я достал одежду и принялся одеваться. Спина была забинтована и немного ныла при движении.
— А теперь, Света, — обратился я к ней, одеваясь, — пока я одеваюсь, будь любезна ответить мне на три вопроса: что происходит, что дальше и когда весь этот дурдом закончится.
- Начну в обратном порядке, — произнесла она, всё также смотря в окно. Но я заметил только сейчас, что на рукаве ее черной кофточки были надеты такие же черные наручные часы, на которые она время от времени поглядывала. — Закончится этот дурдом, как ты выразился, очень скоро. Нам только необходимо дождаться одного человечка. Это, собственно, ответ и на твой второй вопрос.
— А на первый отвечу я, — вклинился очкастый, хотя его никто  не просил. — Я здесь для этого сидел и ждал, пока ты очнешься.
— А я лежал и не ждал, пока очнусь, — получил он в ответ от меня. — Я спрашиваю: откуда ты узнал про моих?
— Что ты привязался ко мне? — махнул он рукой. — Отец приказал сообщить тебе при встрече, когда за вами бегали по всему Святомарийску. Он не ошибся – ты сразу на лапки встал.
— Это ты у меня сейчас на лапках будешь номера эстрадно-цирковые показывать!
— Вы опять?!! — не выдержала Светка и обратилась к капитану. — Детский сад какой-то, честное слово. Ждем практически человека номер один в стране, а они балаган устраивают!!! Ну ладно Илья, он еще  не отошел, а ты-то - офицер при исполнении. И такое трепло. Здесь же всё пишется!!!
— Да, да, — поддакнул я, издеваясь над ним и застегивая пуговицы рубашки, — Буквально строчится. Так чего ты там хотел от меня?
— Да ничего особенного, — ответил тот, — просто хотел предупредить, чтобы ты не раскрывал особо рот, я сам всё сделаю и отвечу на все задаваемые вопросы. А ты просто молчи. Или же отвечай односложно – да или нет, в зависимости от обстоятельств. Понял?
— Нет, не понял, — опять набычился я. — Чего это я тебя должен слушать? Я что - раб твой, шестерка?
— Это в твоих же интересах.
— У вас это любимая присказка, когда вы кого-нибудь поиметь собираетесь.
— Да, в твоих. — Он поправил очечки. — Ты же хочешь домой? К дочке, жене? Будешь чесать лишний раз языком, будут дополнительные вопросы к тебе. А значит, пока не ответишь, назад не вернешься.

Здесь он прав, собака государева, ничего не скажешь.

— Да пошел ты, чума очкастая,  — получил он от меня в ответ. Не буду же я тут перед ним кланяться, мол, прости меня, великий и могучий гений государевой безопасности, что я сразу не врубился в твою мудрость своей простреленной поясницей. Пусть твои пацаны еще раз мне втащат всей компанией, чтобы мозг на место встал!!!
— Я тебя сейчас, идиота, в холодную оформлю месяца на три, — зашипел он. — За оскорбление офицера государевой безопасности.
— Рискни, — выдвинул я вперед нижнюю челюсть. — Батя твой уже попробовал.
— Вы оп…— внезапно прервалась Светка на полуслове.

Ее сменил хорошо знакомый мне голос:
— День добрый, любезные. Что у Вас здесь происходит?
Я опешил на секунду, а когда увидел гостя, то обомлел еще больше. Уж кого-кого, а Его я здесь точно не ожидал увидеть!!!

2
— Здравия желаю, товарищ главнокомандующий, — моя правая рука было сама собой потянулась к голове, но я вспомнил, что башка моя ничем не покрыта и встал по стойке смирно (чего не делал уже давно). — Сержант запаса Сорокин.
— Вольно, любезный, — ответил гость мне, оказавшийся, к тому же, с необычными для меня и стильными для себя темными офицерскими усами. —  Интересная форма обращения – «товарищ главнокомандующий». Где Вы это услышали? В Америке?
— Никак нет. В уставе так прописано, Владимир Владим…
— Вальтер Виссарионович, — бесцеремонно перебил меня очкастый. — Сотрудник немного не в себе после выполнения задания, поэтому разрешите мне как руководителю операции ответить на все Ваши вопросы.

Вальтер Виссарионович?!!! Это что-то новое!!! Если б я знал, кто к нам заглянет, то, понятное дело, не включал бы экспериментальный сомнительный юмор. Вот уж точно загадки истории. Он и здесь неплохо устроился, Вальтер наш Ясно Солнышко. Хотя, конечно, после сюжетов с Саакашвили, хавающим питательный галстук, Крымом, всеми этих дебильными западными санкциями (когда жадные ребята-ритейлеры, по обычному -барыги, собрались поднять неслабые такие бабульки на повышении продуктовых  цен и пришлось вспомнить о наших чуваках фермерах), а заодно - после  олимпиад, футболов, человеков номер два, и тридцати трех откровенных двойников с прижатыми к ногтю по всему миру господами-олигархами, в свете фигуры из трех пальцев под носом всей этой честной западной компании, в бесконечном многовековом холиваре без всяких правил за природные ресурсы (просто так они, что ли, любят изображать нас придурками-алкашами в потасканных, еще совдеповских, ушанках, выискивающими, кому бы заехать в табло, и так модны у них наши писатели, у которых кругом одни лузеры, и все умерли или болезные в ноль)… Короче, после всего этого в вездесущность, прагматичность и хитрость этого правителя поверили многие. И я в том числе. И на тебе!!! Он и здесь умудрился оказаться!!! Оно и к лучшему. Я бы не выдержал  точно всего этого нынешнего дурдома со мной, если бы сюда Беня бухой заполз или его предшественник Лимонадный Джо с картой СССР на своей тупой болтологической башке. Пусть подаст на меня в суд, и мы обсудим всенародно, умный он или тупорез после всего того, что он сделал с одной шестой частью суши, бросив на произвол судьбы миллионы простых советских людей, папок и мамок Вань Смирновых. У нас оно есть, это слабое место: стоит только появиться одному дебилургу наверху, и всё начинает катиться к чертовой матери. Эти-то все западные «правозащитники» защищены от такой фигни: юридическое поле, тра-ля-ля, и наращивай, сколько хочешь, госдолг. Всё равно все «союзники» от дяди Сэма зависят как нарики от дилера, с нами – получай дозу из пустых бумажек долларов, нет – проваливай да дуплись сам. А проваливать-то никто не хочет. Ссут-с.

И пусть только кто-нибудь попробует сейчас вякнуть, типа, ааа, Сорока, подлизнул, фууу, поцреот нашелся, кащенит недоаминазиненный, тоже выискался, Курицын номер два: ваше вашество, я прямо говорю правду в глаза, даже неприятную - вы государь(*), гы-гы-гы!!! Чихать с высокой колокольни! Поживите, юмористы диванные, для начала с самого рождения в рабочих кварталах, да в армейку сходите после годика на два, да попробуйте затем честно профессию адекватную получить. А после одного сплошного антифарта лет до сорока, оказавшись в итоге в углу зажатым со всех сторон, собой останьтесь, а не в чмо плюшевое или гопоту дешевую превратитесь, придумав отмазку, что, мол, кругом один сплошной кризис всего чего только можно. Особенно мозгов. Че, мол, рыпаться - всё уже решено?!! А вот и не решено, хрена лысого на блюдечке для живописности, мы еще пободаемся, да поиграем с дальней джебами, да на отработанную потом и кровью до автоматизма серию перейдем в ближнем бою. Бокс нам в помощь. Солдаты-то нам еще понадобятся, Михал Михалыч, эра милосердия, она-то, к сожалению, еще не скоро наступит. Даст нам кто-то там двадцать лет спокойной мирной жизни, как же!!! Спим и видим, как бы с нашей матершинкой через граничку их побегать да устроиться поуютней. Мы там с нашими дипломами не нужнее стрингов рабоче-крестьянских в казино. Хотя некоторых человеков и в самом деле приглашают. Только вот не их самих, а мозги нужные. Не придумали еще способ мозги отдельно от хозяина перевозить через границу. Это же тебе не «твою бать» на видеокассетах раритетных – голос Володарского есть, а остальное ни к чему.

Да, и главный то наш кризисный управляющий, по правде говоря, тоже не чизкейк творожный, и много при нем чего банановореспубликанского приключилось на фоне ядреной маржи мудрёных биржевых схем. Но всё равно люди то обычные - а их процентов 95 таких, как я, и кто-то из этих 95 захотел понять однажды эту мемку - допетрили через Него до того, что я попытался расписать здесь, как умел. Хоть и не принято у нас об этом говорить особо, когда, например, толпа собирается поржать за рюмахиным, или там, в боулинг, или в баньку заглянуть с тёлками лялястыми. А ведь толпа эта могла и саботаж свой головотяпный в урановых шахтах за великое счастье почитать, допили окончательно ядерный щит страны все кому не лень, и остальные, сопричастные, с последующим  профитом свалить за бугор. Не успели. Это и есть Его главная заслуга перед историей страны, где пожелтевшая с годами фотокарточка на которой ещё молодые дед, пропавший однажды без вести под Кёнигсбергом, и, бабушка, до последнего надеявшаяся на чудо, может иметь иной раз на неокрепшую детскую душу гораздо большее позитивное влияние, чем навороченный Range Rover Sport последней модели с какой-нибудь тупой сисястой кобылой, развалившейся на капоте. К тому же, и «рэндж», и кобыла стоят немалых бабок. В кредит. А дед пропал без вести далеко не за бабки. И бабушка его всю жизнь ждала тоже не за бабки. И за бугром этим такого нет, и никогда не будет. Да и знают они: филки как таковые – это всего лишь оплачиваемый эквивалент твоих усилий. Даром, что ли, их миллионеры-миллиардеры никогда демонстративно не выеживаются на публику? Выпендришься раз гламурненько – замучаешься от налоговой отбиваться, чай, не султан на бриллиантовом разговаривающем унитазе. ИЧСХ, очень хреново у нас, у русских, с расчетом этого самого эквивалента. Наверное, здесь и зарыто главное достижение всех этих забугорных докторов Геббельсов. Они через наших же сытых и довольных клевой житухой бар любого окраса, демонстративно поплевывающих на все правила приличия, окромя мнения непосредственного босса, внушили обычным трудягам самую нужную для информвойны мыслю. Мысля такая: деньги - это мерило кайфа и свободы, у тех всегда будет, а у вас – ни фига, сколько ни пыжьтесь. Ясен пень, никто ничего и не хочет толком делать при таком раскладе, работая на дядю. Но сейчас, при Нем, появилась, хотя бы более-менее цивилизованная возможность иметь свою заинтересованность. Хватило бы желания на свободный полет да здоровья на ближайшие лет десять-двадцать. Открывай свой интернет-магазин - и вперед и с песней - рождать предложение. Перестройка отгремела, рэкет тоже подзакрыли. Было бы чего предлагать?!! Всё лучше, чем тянуть бессмысленно до гробовой доски никому ненужную непосильную лямку до 18:00, а то и с бодрящим оптимистичным графиком внеурочную. Ну и, естественно, что многим холодновойновым политотам с лощеными физиономиями, подозрительно напоминающим самого знаменитого попс-ахтунга всея Руси, такой поворот событий, совсем далекий от реалий Северной Кореи, – очень и очень  шит и фак, кто-бы чего там после не сочинял. В России просто нельзя по-другому, и делается всё здесь очень медленно и неповоротливо. Одно суетливое неверное движение - и всё, привет потомкам, хлебайте полной ложкой новую психбольничку на улицах и в домах: мародёрство вокруг, памятники там сносят старые неугодные, и всё такое в этом духе. Будто заняться больше нечем, кроме как развлекать этими неадекватушками заокеанских «сценаристов»? Потом всё равно наступает отрезвление и «бунтари», понимают, что большие дяди опять развели, сцуко!!! А кто категорически отказывается понимать, тому предлагают самоубийство двумя выстрелами в поясницу при попытке к бегству от милиционеров. И попробуйте, доказать обратное, господа хорошие, друзья свидомитов и прочей расчудесной публики, забывающей почему-то регулярно в своих слюнеразбрызгиваниях про замечательную судьбу краснокожих. Тоже, наверное, кремлевская пропаганда, и все истребленные в «борьбе за демократию» – вовсе не истребленные, а очень позитивные челы, неплохо себя чувствующие, мирно потягивая джин с тоником или шалящие в нумерах Бангкока, подобно незадачливому мужику-пенсионеру из «Убить Билла»?

Короче, как-то так эти пирожки с котятками выглядят. Между тем отчет капитана начался.
— Список заговорщиков раскрыт? — спросил Он.
— Так точно, — отчеканил гэгэбэшник. — Двадцать три высших государственных сановника. Среди прочих – Нарышкины, Юсуповы, Шереметевы, Строгановы…
Очкарик перечислил за пару минут чуть ли не всю историю России в именах и цифрах. Зря, я, наверное, всё-таки над ним смеялся. Башковский у него варит, что ни говори.
— Как удалось обнаружить список заговорщиков? — Он внимательно смотрел на отвечающего.
— В результате оперативной разработки было установлено, что граф Орлов весь список сообщил своему попугаю, — с абсолютно серьезным лицом ответил капитан.

Попугаю?!!! Меня от смеха сдержало только присутствие персоны столь высокого ранга. Зато Вальтер Виссарионович не сдержался, и, слегка улыбнувшись в свои аккуратные усы, переспросил:
— Попугаю?!
— Так точно. Попугаю, — всё с тем же каменным лицом ответил наш очкарик, и как ни в чем не бывало, продолжил: — Граф Орлов как руководитель заговора надиктовал птице поименно список всех участников, их обязанности и задачи. Затем выработал с помощью дрессуры кодовое слово, при котором попугай сообщал нужные данные. Без кода птица молчала и несла всякую ахинею.
— Ну да, — подумалось мне. — Например, «Черные забздели»?!! Кто ж тебя, птичка, натренировал на это?!! Ужели, действительно, упокой его душу, сам граф Орлов развлекался?!!
- Забавно. Как Вы догадались, какое кодовое слово? — уточнил Он.
— Элементарно, — ответил гэгэбэшник. — Граф очень часто использовал это слово без попугая, а в его присутствии - никогда.
— Что за слово?
— Гоша. Это мое имя.
Мне снова пришлось сдержать своё «ха-ха». Ай да граф, ай да любитель тетенек!!! То ли издевался он так над сыночком, то ли любя?!!!
— Мне доложили, что при проведении операции Вы, — Вальтер Виссарионович указал на меня, — очень пострадали и рисковали жизнью. Это было в плане операции?!!
— Никак нет!!! — гаркнул, я как когда-то давным-давно в армии, и добавил фразу, услышанную в телике: — Оперативная необходимость, Владим… Вальтер Виссарионович. Печальная необходимость.
— Ну что ж, отлично, — пожал Он нам руки. — Благодарю за службу, любезные. Удачи.
— Служу СССР, — прочеканил гэгэбэшник Гоша.
— Служу СССР, — оставалось повторить мне.

Он удалился тем же беззвучным шагом, что и появился, будто и не было его вовсе.

— А папку-то не жалко?!!! — спросил я этого Гошу (вспомнив Павлика Морозова), когда Вальтер Виссарионович закрыл за собой двери. — Отец же всё-таки, родная кровь?!!
— Интересы государевой безопасности и страны превыше всего. Выше кровных уз, любви и собственных желаний, — произнес мне в ответ этот очкастый упыренок. — Это моя работа в первую очередь. Технология провала заговоров, за которыми стоят иностранные державы.
— А!!! Ну-ну!!! — кивнул я с пониманием. — Далеко пойдешь, государева безопасность. Родина может храпеть спокойно. Папка-то по ночам беспокоить не будет? Эх, сынка, сынка. Не дочитали-то мы с тобой «Тараса Бульбу». Эх, не дочитали!!!
— Я бастард, — потупив глаза, произнес Гоша.
— А это кто? — не понял я.
— Незаконнорождённый, ублюдок.
— Как ты себя критично и точно охарактеризовал.
— У него этих бастардов по всему СССРу - как собак нерезаных было. Он иной раз и не знал даже о существовании очередного отпрыска. Он и меня-то принял, когда я уже в ГГБ работал.
— Как трогательно, сейчас заплачу.
— Да ну тебя!!! — махнул он рукой и сказал на прощание, уходя из палаты. — Больше не попадай, идиот.
— Иди в пежо, Иудушка, — попрощался я с ним, усмехнувшись. — Вам с вашей политикой, все равно никогда не понять простых человеческих радостей. Баба там шикарная любящая рядом или ребенок умненький стишок какой хорошо рассказал, выступил. Вам всё едино – вы пилите мир. Причем очень тупой пилой.

Он с сомнением помотал головой, вздохнул, покрутил пальцем у виска и, махнув, рукой вышел от нас.

— Я-то, может быть, и чокнутый, — согласилось мне напоследок, — только вот «мпх» отчетным размахивать без толку - давным-давно отучился. А вы, господа политики, все как-то не врубаетесь.
Светка, молчавшая всё это время, неожиданно обратилась ко мне:
— Слушай, а чего ты так в лице изменился, когда Пулин зашел?
— Кто зашел?
— Ты чего? Пулин – премьер-министр СССР. Ты его знаешь, что ли?
— Ну так, видел по телевизору, он там, у нас, — я кивнул головой в пространство,. — тоже не последний человек. Зовут только немного по-другому.
— Понятно, — вздохнула Светка. — Ну вот, кажется и всё. Ты скоро вернешься домой.
— Это еще каким образом?
— Не задавай лишних вопросов, — ответила Светка с неожиданным раздражением и протянула мне мензурку с тумбочки. — На, выпей.
— Что это?
— Спирт.
— Из тебя отличная жена получится, — пошутил я. — На посошок?!!
Она внимательно посмотрела на меня. Я понял, чего сказал, и покраснел.
— Извини, не подумал. Зачем спирт?
— Я говорю тебе: не задавай лишних вопросов. Он облегчит твое возвращение, и только. Ты вернешься и всё забудешь навсегда, будто ничего и не было. Спина немного поболит, но ты и это забудешь. Обычный хондроз поясничный. Упал где-то на улице.
— Ну, не вопрос, — пожал я плечами и выпил содержимое мензурки. — Надо - так надо. Только я вот чего не понял. Про то, как граф про моих узнал, и как меня обвинили во всём дурдоме, и как ты кусаться начала, тоже забыть?!!
— Смерть графа изменила ситуацию. Все его люди разбежались кто куда, спасают собственные шкурки.
- Особенно дядюшка Элтон сваливающий запомнился, — кивнул я с пониманием.
— Это, кстати, ответ на твой второй вопрос.
— В смысле? — не понял я.
— Он объявлен в государственный розыск. Пропал бесследно в день бегства от графа. По показаниям свидетелей, его видели возле дома старика в ночь убийства той девушки Эльзы, а у Фомы он, оказывается, был пациентом. Лечился от гомосексуализма. Но, видимо, не долечился. Побоялся лишних свидетелей. В СССР очень строго с половыми извращениями, вплоть до принудительного длительного лечения, если болен, и высшей меры - если здоров. К тому же, когда имеются отягчающие обстоятельства, с этим связанные, тогда вообще дело табак.
— Это еще какие такие обстоятельства? — развеселился я. — К депутатам приставать начать?
— Почти, — Светка не оценила моего сарказма. —  Например, работа на британскую разведку и вероятный выход на персонажей, «страдающих» тем же чем и он. А дальше - банальный шантаж со стороны политиков-англосаксов.
— Неужели граф?!!! — несколько обомлел я.
— Да нет, — махнула рукой Светка. — При чем тут граф?!!! Тот любил женщин беззаветно. А вот в его окружении нашлась парочка особей, которая в случае удачного исхода заговора должна была начать пропаганду всей этой ерунды. Мол, ничего зазорного между мужчинками и мужчинками не происходит, обычное гормональное расстройство, они же никому этим не мешают. И нет в помине никаких специальных агитаторов. Однако нечего СССР размножаться такими темпами. Надо и притормозиться. В общем, политика. Англосаксы ее достаточно грязно ведут. Это уже давным-давно отмечено. Не знаю, как у вас, а здесь многие не хотят вести с их политиканами свои дела. Уж больно они легко забывают про данные обязательства при первой же возможности.
— Да и у нас примерно та же фигня, — согласился я. — Обычные нормальные люди не переваривают всю эту петушиную темку. Допустим, он, мальчик-гей этот из Фидонета, от рождения на самом деле гомосек несчастный. Бывают такие выкидыши абортивные. Издевательство со стороны природы. Но таких очень мало, единицы, меньшинство, остальные же - ни фига не геи, им просто выгодно проституцией заниматься, а не быть мужчиной и стойко переносить свои жизненные трудности. Вот таких «петухов», у нас не очень жалуют. А у покровителей их заокеанских всё одно: вы все жуткие гомофобы, тра-ля-ля. Санкции там всякие, еще какая-нибудь ересь. Всё им не терпится нас, русских, в рабов своих перекрестить, будто нам своих небожителей не хватает, - так еще и этим, забугорным, за пивом придется бегать да туалеты чистить за пайку. Хотя, что греха таить, бывает, сами мы и виноваты – корчим из себя неламеров, значимость показываем. А те тут как тут, ждут, когда опять наши на мадам сижу приземлятся со своим ЧСВ овер 9000. Короче, как сказал граф, весьма изумительные…
— Петушиную темку? — переспросила Светка, явно не понимая. — А при чем здесь куриные?!! И ещё «неламеры», «ЧСВ», «овер 9000» - это вообще что?
— Да это у нас там, — пояснил я, — сленговые названия такие. Неламеры – ну якобы спецы всякие по компам, ЧСВ – мания величия, овер 9000 – много. Петушиная темка – гомосячья, ахтунговая.
— Странные какие названия!!! — пожала плечами Светка. — Петушиная?!! Почему?
— Откуда я знаю?!! — я развел руками. — Еще бы такой хиромантией мне голову себе не забивать. И вообще, у нас больше тем для прощания нет, что ли?!! Скажи мне лучше, что вообще такое произошло со мной? Ты же знаешь и молчишь.
— Ничего, — ответила Светка. — Считай, что это просто дурацкое стечение обстоятельств. Ты оказался там, где не должен был оказаться. Вот и всё. Вся информация об этом у тебя с головы будет стерта, как только ты пройдешь через провал, в который ты залез выпившим. Твои женщины не пострадают. Может быть, раз в сто лет тебе приснится какой-нибудь дурацкий сон на эту тему. И всё.
— Ну, короче, ясно: провалы какие-то, информация, стертая из башки, я среднестатистический дурачок, оказавшийся не в том месте, не в то время, которому никто ни че не собирается объяснять, — кивнулось мне на прощание. —  Не хочешь говорить - не надо. Скоро уже?!!

Она посмотрела на свои наручные  часы и что-то нажала.
— Через пятнадцать секунд. Приготовься и повернись ко мне спиной.
Я стал к ней спиной и произнес:
— Прощай.
— Прощай, — ответила она глухо, будто в шкаф залезла, и добавила неожиданно: — И запомни, дура она у тебя безмозглая.

Неожиданно стены комнаты поплыли, как тогда в аэропорту, и я еще успел обернуться, чтобы спросить, что за дурра. Но Светка уже куда-то исчезла. И вот уже почти появились размытые знакомые очертания туалета с ЦК КПСС, еще немного, и картинка станет четче, и все закончится.

Я уже было направился отоваривать любезного Степу по башке его же гнилым виски за подобные фокусы, чтобы затем преспокойненько отправиться отдыхать в свой законный отпуск к дочери. И уже даже сделал первый шаг, как вдруг получил мощный удар в затылок. И сейчас же чьи-то руки схватили меня со всех сторон, а затем что-то острое и тонкое воткнулось мне в шею, впрыснув под кожу сладковато-приторную по запаху гадость. Эх, сил бы мне побольше сейчас - разве взяли бы меня так просто?!! Однако силы были неравны, и мне, ослабевшему после ранения, оставалось лишь конвульсивно сообразить: игла. Увы, голова моя закружилась, и я отключился…
*-Парафраза популярного монолога из  пьесы Е.Шварца «Голый король»

Часть вторая

Охота на Снарка

Глава первая. Неприметный дьявол

Дже;к-потроши;тель — псевдоним, присвоенный так и оставшемуся (оставшимся) неизвестным серийному убийце (или убийцам), который(-е) действовал(-и) в Уайтчепеле и прилегающих районах Лондона во второй половине 1888 года. Имя взято из письма, присланного в Центральное агентство новостей, автор которого взял на себя ответственность за убийства. Многие эксперты считают письмо фальсификацией, созданной журналистами для подогрева интереса публики к истории. Также Потрошителя называют «Убийцей из Уайтчепела»  и «Кожаным фартуком».
Основными жертвами Потрошителя были проститутки из трущоб, которым убийца перерезал горло перед тем, как вскрыть брюшную полость. Извлечение внутренних органов по крайней мере у трёх из жертв вызвало предположение, что убийца обладает определёнными анатомическими знаниями, свойственными профессиональному хирургу. Слухи о том, что между убийствами существует связь, усилились в период с сентября по октябрь 1888 года. Тогда же различными издательствами и Скотланд-Ярдом было получено много писем, якобы написанных рукой убийцы. К знаменитому письму «Из ада», которое получил Джордж Ласк  из комитета гласности Уайтчепела, была приложена человеческая почка, принадлежавшая одной из жертв. Из-за невероятного по своей жестокости характера убийств и различной информации, появившейся в газетах, многие были уверены, что в Лондоне действовал один серийный убийца, получивший прозвище «Джек-потрошитель»…
Сведения из мировой Сети

1
30 сентября 1888 года. Ист-Энд. Лондон.
Констеблю Уильяму Харви в этот день нездоровилось. Очень нездоровилось. Простуда, чёрт бы побрал ее маму, давала о себе знать. К тому же лондонская осень с ее промозглостями и бесконечными туманами не прибавляла особого оптимизма и предлагала Харви сделать только одно: плюнуть на всё и отправиться отдыхать под мягкий бочок толстушки Эмми, веселой, разбитной девицы, державшей небольшой паб неподалеку от Гоулстон-стрит.

Но желания желаниями, а работа есть работа, как бы банально это ни звучало. Констебль понимал сей грустный факт, и единственным, на что он надеялся, был шанс отличиться. И глупо будет этот шанс не использовать и остаться навечно в низших полицейских чинах. А ему хотелось как раз совсем иного.

А здесь выпала возможность, да еще какая!!! На днях начальство сообщило, что в этой клоаке Уайтчепеле последнее время стало беспокойно. То ограбят какого-нибудь припозднившегося ротозея местные кокни, то имущество чужое уведут чуть ли не среди белого дня и обязательно в программе «выступлений» - пьяные дебоши с помятыми физиономиями и разбитой мебелью. К тому же, в начале сентября прирезали пару уличных проституток. Видимо, что-то те не поделили с клиентами. Да еще констебль слышал, между прочим, что одной из них вообще распотрошили живот и вроде даже съели органы. Матерь божья!!!

Да, темный народ, одним словом, живет в этом самом Уайтчепеле. Вот начальство и дало команду усилить бдительность в злосчастном  районе. Старшие коллеги Харви восприняли новость без особого энтузиазма, ибо были уже учеными за многие годы службы и знали, что в случае чего благодарности не жди, а вот за проявленные огрехи получай лопатой чуть ли не от королевы Виктории самолично.

Но Харви был еще молод, не обстрелян, лишь недавно вернулся из действующей Британской армии и к тому же его разум пока не был затуманен бесконечными полицейскими инструкциями, а заодно столь же бесконечными бытовыми проблемами. У него всё было впереди.

А нынче  практически самым первым он принял на себя патрулирование улиц этой дыры. Однако несколько дней бесцельного хождения по улицам Уайтчепела быстро поубавили его пыл. Словно по мановению волшебной палочки, в присутствии констебля Харви все бандиты и злодеи куда-то прятались и совершенно не хотели выходить на контакт с английским правосудием.

Но начальство требовало результаты, требовало поимки преступников. А где их взять, спрашивается?!!! Это только у сэра Артура Конан Дойля в книжках описаны красивые, изящные преступления. А попробовал бы в этих местах поковыряться мистер Холмс со своей дедукцией… Его бы местные раздели до нижнего белья, да ещё и у Ватсона чего-нибудь отобрали бы.

Смех смехом, а ведь здесь действительно, кроме жуткой вонищи (в этих местах отродясь не было канализации) и нескольких пьяных рож, задержанных за драки и нелепую поножовщину, Харви и его коллеги больше ничего не нашли. А начальство требовало результат и угрожало санкциями. Будто горе-полисмены сами всё забросили и пошли бродить по улицам Уйтчепела в поисках не пойми чего и кого, а не начальство их направило в этих заунывные места.

И вот уже сегодня воскресенье, 30 сентября. На улице становится всё холоднее и холоднее. И этот проклятый туман!!! Харви не был коренным лондонцем. Он приехал из относительно теплого  графства Суррей, расположенного на юго-востоке Англии.

Англичане говорят: «Если вам не нравится погода, подождите пять минут, и она изменится». Что-то  ни черта в этих местах не меняется!!! Только морось да туманы усиливаются с каждым днем.

Одна сплошная английская хандра получалась. Харви уже десять раз пожалел о своей ретивости, но ничего не попишешь: жизненные уроки длятся долго, но запоминаются быстро. К тому же, за пустое времяпрепровождение высокое начальство натрет ему мундир своими штиблетами, перепачканными лондонской грязью.

Одним словом, не жизнь, а именины сердца. А здесь еще эта проклятая простуда прицепилась. Руки, ноги, голова – ватные, температура и насморк в придачу. И кашель, бесконечный лающий кашель.

Ему бы к доктору сходить. Но Харви был парень простой и предпочитал лечиться народными английскими средствами, коими его батюшка в свое время безмерно увлекался, равно как и другие английские батюшки в провинциях. От этого английские матушки страдали не хуже всех остальных матушек на белом свете и призывали сыновей не повторять отцовских подвигов.

Однако всё же сыны наследовали батюшкины привязанности и замашки. Поэтому Харви-младший сейчас находился в трактире той самой Эмми, которая, надо сказать, приглянулась констеблю. В его голову даже закралась неожиданная мысль завязать с полицейской карьерой и обосноваться в уютном и теплом пабе, где пропадает милая толстушка Эмми. Да и защита ей не помешает, учитывая, что местные забулдыги повадились брать у нее выпивку в бесконечный долг. И, естественно, обещают спалить заведение толстушки, лишь только она отказывается работать себе в убыток.

— Ну что ж, Эмми, гав-гав, — констебль сипло, лающе покашлял. — Плесни-ка мне еще чего покрепче для согрева. Ночь впереди длинная.
— Странный вы народ, полицейские, — грустно вздохнув, заулыбалась Эмми, плеснула в стакан виски и протянула его Харви. — Всё ходите, ходите, ищете не пойми что. Можно подумать, вам ваши каторжники милее добропорядочной британки.

У нее два года назад в порту погиб муж. С учетом местного контингента Эмми до сих пор находилась в статусе веселой вдовы. А здесь подходящий мужской экземпляр появился. Молодой и крепкий. Не особо умный, правда. Да это и не надо разбитной английской бабенке, уставшей жить одной.

В течение недели она ему и так и сяк намекала, но он только отмахивался. Хотя с каждым днем всё реже и реже. И вот сейчас, кажется, дело налаживается. Сопли у него, правда, текут отовсюду, и лает как собака. Но это ничего, сегодня ночкой мы поправим его здоровье. И заживем мы с тобой, Уильям, словно пудинг в сахарной бочке. С этими мыслями Эмми улыбаясь, протирала стакан и посматривала на констебля, развалившегося за стойкой и тоже поглядывающего на Эмми.

Он уже давным-давно понял все намеки и просто приценивался, чтобы не прогадать в серьезном предприятии. Это было,  пожалуй, единственное, чему его научил батюшка, который не только был силен по части лекарств, но и отличался задним крепким английским умом.

Однако в данный момент Харви занимало нечто другое. Сегодня тихая, безлунная и беззвездная ночь. На улицах Уайтчепела фонари могут быть только под глазами местных аборигенов. Темно, как у чернорабочего кое-где. А по пути к Эмми констебль встретил многих из местной публики, с которыми он успел перезнакомиться за неделю. И уличные торговцы, бредущие, в столь поздний час домой и не боящиеся получить по «Биг-Бену», оставшись без денег; и праздная публика, жаждущая девочек; и, собственно, сами девочки, ждущие клиентов. Ибо клиент - это в первую очередь кошелек. И чем толще, тем лучше.

И настолько они все хорошо ориентируются в этой темноте (учитывая, что сам Харви до сих пор, хоть и ходит со слабенькой керосиновой лампой, постоянно натыкается на всевозможные углы, выступы и ухабы на улицах), что становится понятно, насколько часто они этим занимаются и насколько уже привыкли к этой вечной темноте. Да и сам Харви порядочно привыкал к ночным дежурствам. И это с его-то молодым и крепким организмом!!! А уайтчепельцы явно не образчики красоты, молодости, здоровья -похлипче Харви будут. Но нет же!!!  Потом они отсыпаются днем, и к вечеру история повторяется. И так пока не закроются глаза навечно. Или не помогут закрыть. Кому как повезет.

Харви не был сентиментальным ипохондриком. Да и не положено это полицейскому. Но его удивило другое: если ходят разные слухи про Уайтчепел, то чего же они тогда все шляются по ночам и не сидят дома. Ведь ночь - это время зла. Спи себе дома и молись Господу Богу, что жив здоров еще. Так нет же, надо ползать по ночам и искать приключений на свои английские пять фунтов. Неужели нельзя всё делать днем? Кому какая разница, кто как зарабатывает?!! Всё равно никто приличный, находясь в здравом уме, не сунется днем в этот Уайтчепел.


И сам же себе Харви и отвечал. Они просто не знают другой жизни и не пробовали. Им и не нужно вовсе.

Неожиданно у Эмми со стола упала ложка, и она полезла за ней. Констебль тоже потянулся помочь подобрать прибор. И тут они столкнулись лбами. И губы их тоже сами собой как-то соединились, они оба даже и не поняли вначале.
— Констебль, у меня в подвале стоит ящик дорого рома. Очень вкусный и приятный. Вы такого еще не пробовали. Не поможете мне его поднять сюда? А я вас угощу за это стаканчиком-другим. — Смущенно улыбнулась Эмми.

Он кивнул в согласии. Ладно, нормально, чего еще надо ожидать между мужчиной и женщиной глубокой ночью?!!! Уж, наверное, не обсуждение вигов и тори в парламенте?!! Констебль еще успел посмотреть на часы, которые показывали без пяти час ночи.

2
Когда «поднятие рома» закончилось, констебль, красный и запотевший, выбрался наверх, поправляя мундир и пыхтя, как паровоз. Вслед за ним поднялась такая же порозовевшая и довольная хозяйка.
— Мне пора, Эмми, — поцеловал он ее, теперь уже на правах полновластного хозяина положения. — Нужно сделать обход территории. У вас здесь неспокойно. Налей-ка мне обещанный стаканчик, и я пойду.
— Будь осторожен, Билли. — Она погладила его по руке. Теперь она тоже не просто хорошая знакомая констебля, который заходит к ней пропустить стаканчик.
— Конечно, моя любовь, — он обнял ее нежно и поцеловал.

Еще минут десять они прощались. Когда он уходил, часы показывали четверть второго. Всего двадцать минут прошло, а какая разница!!!
«Нет, удачно завершилась неделя», – подумалось констеблю. И нашел даму сердца, и ни во что серьезное не вляпался. Хорошо, что ни говори.

Несмотря на кромешную тьму вокруг, он вышел из паба в приподнятом настроении и, улыбаясь, пошёл в направлении Бернер-стрит, освещая себе путь керосинкой.

На улице сегодня было как никогда безлюдно - никаких тебе сомнительных личностей и подозрительных каторжных рож. Тишь да гладь да божья благодать. И дама сердца его ждет не дождется. Всего один раз он встретил прохожего - когда уже собирался сворачивать на Бернер-стрит.
— Стоять! — Констебль цепко ухватил за плечо ночного пешехода. — Далеко направляемся, милейший?
— В ночлежку Барни, сэр, — прохожий встал в позу просителя («Или как она там правильно называется?» - подумал констебль) и забито посмотрел на полицейского снизу-вверх, прижав руки к туловищу и держа их по швам.

Тот осветил его фонарем. Житель как житель, ничего особенного. Трущоба, одним словом. Идет по своим делам. Рожа вся перемазанная, одет в тряпье какое-то, несет как от пропастины, на голове треух дурацкий. Шея совсем в грязи, места белого не видно, но местами почему-то блестит.

— А чего в столь поздний час?!! — уточнил констебль для пущего порядка и солидно добавил: —  У вас здесь последнее время неспокойно стало.
— Снищу хлеб насущный как умею, сэр, — ответил прохожий и добавил: — Иногда приходиться по ночам работать. Вот и возвращаюсь поздно.
— Ладно, проваливай, — махнул рукой констебль почти как лорд. — Если что увидишь, кричи. Мы рядом. Услышим.

— Конечно, сэр, — поклонившись, мужчина пошел дальше. Отойдя, он отчетливо произнес, так чтобы услышал констебль: — Не только услышите, но еще и увидите.

— Чего? — переспросил констебль, успевший отойти уже на приличное расстояние и повернувший фонарь назад. Но мужчины уже не было. Алкоголь и свежие воспоминания о «перетаскивании рома» сделали свое дело, поэтому, размякший констебль, пожав в легком недоумении плечами, вновь направился в сторону Бернер-стрит. Уайтчепел как Уайтчепел. За что было его задерживать? За то, что шел в ночное время и ничем подозрительным себя не выдавал? Блестящий повод услышать, что думает начальство про твои умственные способности!!! Однако что-то всё же смущало констебля Харви в этом прохожем, но он не мог еще сформулировать чётко, что именно!!!

Когда он уже шел по Бернер-стрит, к нему неожиданно подскочил как ошпаренный старший патруля Бернерс.
— Где ты ходишь, Харви?!!
— Совершаю обход вверенной мне территории, сержант Бернерс, — отрапортовал Харви согласно инструкции. Он вообще старался держаться со всеми согласно инструкции, особенно с Бернерсом. Они с первого взгляда как-то не переносили друг друга. А с другой стороны, они же не английский фунт стерлингов, чтобы их любили все окружающие. Но всё равно чувствовался легкий холодок.
— Никого не встречал на пути? — спросил Бернерс и внимательно посмотрел на Харви.
— Нет, никого не было, — здесь у Харви сработало подсознательное чутье, намекнувшее ему, что лучше не говорить про одинокого ночного пешехода. — А что случилось?

— Где-то с полчаса назад вон там, — Бернерс показал рукой в темноту, — обнаружена убитая женщина. Еще одна проститутка с улицы. Убийцу, судя по всему, спугнул местный житель.
— Что?!! — явно опешил Харви, посчитав в уме, где он в тот момент находился. Если правда всплывет, его вышибут из полиции взашей. И всё, что ему останется, - это утопиться в Темзе.
— Ты пьяный, что ли? — спросил Бернерс. — Чего от тебя разит, как от бочки виски?!!
— Болею, гав-гав, — отчеканил Харви, и кашлянул для вида, — принял лекарство, но патрулирование не прекращал. Ничего подозрительного замечено не было.
— А ну-ну, — с пониманием кивнул Бернерс, мол, сами в обед это «лекарство» принимали. — Иди посмотри на убитую, может быть, видел ее с кем-нибудь. И прочеши срочно участок в районе Черч-пэссидж. Убийца вполне мог побежать туда. Уоткинс и Меллоу уже там. По пути следования громко кричи (даже если никого нет), что идет розыск убийцы и полиция предупреждает горожан - необходимо проявить особую бдительность в поисках. Всё ясно?!!

Харви кивнул и подбежал к убитой. Вокруг нее уже возились инспектор Чандлер из Скотланд-Ярда и полицейские коронеры. Харви посмотрел на погибшую: незнакомая, первый раз ее видел. Лицо удивительно спокойное. Может быть, ничего не успела понять, если ее, например, неожиданно полоснули по горлу ножом или резко отключили сознание, дав по голове. Дама явно «не первой свежести». Далеко-далеко за сорок, если не за пятьдесят. Худая, длинная - как жердь. Харви не знал, как она выглядела при жизни, но уже был в курсе, насколько меняется лицо после смерти из-за расслабления лицевых мышц. Он еще раз навел фонарь на лицо покойницы. Нет, первый раз видит.

— Одна глубокая резаная рана шеи по передней поверхности в средней трети, на 3-4 дюйма ниже нижней челюсти, — констатировал доктор Блэквеллс, осмотрев тело. —  Больше телесных повреждений не нахожу.
— Труп еще теплый совсем, — добавил доктор Филлип, смотря на карманные часы на своем солидном брюшке. — Смерть наступила минут за 20-40 до нашего осмотра.

— Так вы говорите, уважаемый, — обратился инспектор к насмерть перепуганному пожилому мужчине еврейской наружности, стоявшему рядом с мохнатой лошадкой, — обнаружили ее около часа ночи?!!
— Да, сэрр, — тот в испуге кивнул головой. — Примерно такк.
— И сразу поняли, что она убитая?
- Да, да, сээр, — заикаясь то ли от испуга, то ли от холода (потому как был без куртки), произнес тот.
— Не пьяная, не мертвая, а именно убитая!!! — произнес вслух инспектор, в обычной полицейской манере начиная «кошмарить» свидетеля, чтобы тот не отвлекался и не успел ничего сообразить по ходу дела. — У вас имеется какое-нибудь образование, чтобы вот так, с ходу сказать, что человек именно убит?
— Неет, сэрр, — ответил тот, качая головой. Он чувствовал, что его уже начинают загонять в капкан. — Она вся была в крови и не шевелилась. Что я еще мог подумать?!!
— А кто-нибудь может подтвердить, что вы обнаружили ее уже мертвой?
— Никто, сэр, — произнес тот и добавил, оправдываясь: — Но я сразу же бросился в ближайший бар за помощью.
— Минут где-то через пять?!!
— Да не помню я!!!
— И в это время вас тоже никто не видел?!!

Здесь до несчастного еврея окончательно дошло, что его загоняют в хитроумную ловушку вопросов-ответов, и он панически произнес на выдохе:
— Инспектор, поймите, евреи - это не те люди, которых стоит обвинять в этом деле.
— Я это учту, — заметил тот, — а, кстати, почему это вы так легко одеты?!! На улице не май месяц?!! А?!!
— Я еще раз повторяю: евреи не те люди…,— монотонно принялся снова повторять старый еврей, раскачивая головой.
— Да я понял, — перебил его, не дослушав, инспектор. — Вы еще на стене какой-нибудь об этом поведайте. Чтобы все почитали утром за завтраком вместо «Таймс».
— И поведаю, — огрызнулся еврей. — А понадобится - и на Стене Плача напишу.
— Тоже мне писатель, — произнес инспектор. — Но сейчас всё же скажите: где ваша верхняя одежда? Сняли, испачкавшись в крови убитой? А может быть, это вас спугнул джентльмен, которого вы якобы позвали на помощь из ближайшего паба?
— Нет, сэр, — решил заступиться за еврейчика прилично одетый мужчина с бакенбардами. — Он забежал с перепуганным видом и закричал, что обнаружил убитую женщину. После я побежал с ним и остался охранять тело, а он отправился за полицией.
— А в руках у него что-нибудь было? — уточнил инспектор.
— Я не помню, сэр, — пожал плечами мужчина. — Всё произошло так быстро, да и потом, второй час ночи ведь. Темно же еще.

— Ясно, — подвел краткий итог инспектор и обратился к одному из своих подручных. — Хопперс, возьми кого-нибудь в помощь, и осмотрите близлежащие улицы. Ищите любые подозрительные предметы: бесхозную одежду, мешки, свертки. В общем, всё, что будет валяться без присмотра.
— Понял, сэр, — козырнул рослый малый и бросился в темноту, крича кому-то на ходу: — Энерс, за мной. Осмотреть Датфилд-стрит.
— Ну что ж, джентльмены, — обратился инспектор к еврею и мужчине из паба. — Для вашей же безопасности вы пока останетесь с нами. До выяснения всех обстоятельств.

— Запомните все!!! — неожиданно громко произнес еврейчик, подняв правую руку. — Я, Луиз Димшютц, русско-польский иудей, говорю: если вдруг где-то найдут окровавленные вещи этой леди, то евреи ни в чем не будут обвинены. Вам это понятно??
Никто не ответил на этот «спич», а Харви бросился в сторону Черч-пэссидж, как ему было приказано.

3
Кэтрин Эддоус задумчиво вытерла губы, вставая с земли и отряхивая колени.
— Ну что ж, красавчик, это было великолепно!!! Где ты этому научился?!!
— Секрет фирмы, — ответил клиент (дядька неопределенных лет в охотничьей кепке), застегивая брюки. — Были учительницы когда-то.

Он довольно рассмеялся. Кэтрин же не знала, что говорить дальше, и лишь промолвила, тоже рассмеявшись:
— Слушай, а чего ты поперся на нашу помойку? Вроде ты из богатеев, неужели не мог найти себе приличную женщину?
— Приличная женщина за это такую цену заломит, что беды потом не оберёшься. А тебе дал несколько пенсов - и делай с тобой, чего хочешь.
— А заразы какой не боишься? Я же уличная потаскуха!!! — Кэтрин давным-давно начала отдавать себе отчет в том, кто она и какое место занимала в этой жизни. Поэтому предпочитала называть вещи своими именами. Она являла собой уличную проститутку.
— У меня есть специальный крем от любой заразы. Доктор знакомый порекомендовал.
— А, ну-ну, — Кэтрин кивнула в ответ, пьяно рассмеявшись. — Ну, прощай. Захочешь - знаешь, где меня найти.

Встречала она этих докторов, помогавших уверенными платными советами. Когда дело доходило до сифилиса или триппера, вся их бравада заканчивалась. Бывший пациент и доктор обзывали друг друга в лучших традициях Уайтчепела и переставали ходить в один и тот же клуб.
— Это вряд ли, — ответил клиент. — Есть у меня страсть кому-нибудь регулярно популивать. Гувернантка-француженка еще в розовом детстве приучила. Ох, и харлотка была, упокой господи ее душу, я тебе скажу!!! Такую глотку феноменальную ей природа подарила!!! Гений, виртуоз была в этом деле. У всех в доме пересосала, даже у престарелого садовника Джимми и то умудрилась. Так что сегодня вот ты, через пару деньков еще кого облагорожу. Супруге законной единственной нельзя.
— А, ну это многое объясняет, — ответила Кэтрин.
— Ну, прощай, — произнес клиент, и его шаги послышались в темноте. А через мгновение и их не стало слышно.

Кэтрин еще постояла, задумавшись о странностях жизни, и направилась домой. Дело в том, что сегодняшний день был для нее самым удачным за последние 46 лет ее безрадостной жизни. Вот сейчас она впервые в жизни с этим «чудо-дядькой» испытала то, что женщина должна в идеале испытывать, оставаясь наедине с мужчиной (на то она и женщина). Причем не обычным естественным способом испытала, а через рот!!! Вот бывает же такое!!! Мерзопакость, конечно, та еще!!! И названия такие же понапридумывали, кто во что горазд. Но, что ж поделать, если даже в дикой природе такое встречается между двумя живыми особями?!! А здесь ее, живую пока еще, слава всевышнему, как разрядом электрическим шарахнуло от макушки до пяток, и швырнуло в бездну блаженства.

Спать с мужчинами она начала еще лет с пяти от роду, когда милейший пьяный отчим изнасиловал ее в отсутствии матери и строго-настрого наказал под угрозой расправы ничего не рассказывать матери!!!

Естественно, он не успокоился на этом и продолжал насиловать Кэтрин лет до шестнадцати (причем, со временем сволочь, так, чтобы не забеременела), пока она не встретила своего первого мужа Тома Конвея. Они убежали вместе далеко-далеко от всего этого ужаса, и казалось, что жизнь наконец улыбнулась обоим. Том устроился на приличную работу, она брала различную поденщину. У них родилось трое деток. Казалось, всё хорошо, и Кэтрин постаралась забыть весь ужас детства.

Однако жизнь не улыбнулась им, а лишь оскалилась, ухмыльнувшись перед главным ударом. А тот оказался банален, как и многое чем любит добивать госпожа Жизнь. Алкоголь. Где, когда и в какой момент он появился, Кэтрин уже и не помнила. Зато помнила свою ошибку. Ну, ту, когда она решила первый раз выпить с Томом, чтобы ему досталось меньше.

Боже, какая же она была дура!!! Зачем она это сделала тогда?!! Как она потом себя кляла, когда уже подсела основательно на зеленого змеюку!!! Но уже было поздно. Птичка увязла. Дни полетели по накатанной. Она стала пить больше мужа, у нее завелись сомнительные знакомые, да и Том нашел себе любовницу в два раза моложе Кэтрин. Собственно, так они и расстались в 1880 году.

Она перебивалась случайными заработками, одним из которых и был ее сегодняшний маленький «сюрприз». За сорок один год после отчима она поменяла действительно кучу мужчин, и не с одним из них ей не было так хорошо, как с этим последним дядькой. К тому же не из простых. А для нищей Кэтрин это был даже своеобразный знак. Она не просто прикоснулась к богачу - она еще и удовольствие с ним получила…

А начинался день не очень хорошо. Она всё утро и обед переругивалась со своим очередным сожителем на злободневные темы. Называла его - в приличном английском переводе - неудачником и импотентом, за что получила к вечеру парочку прямых ударов в челюсть и, разревевшись, заявила, что уходит к старшей дочери, выполнявшей в данном случае роль мамы (если бы старая леди была жива) в семейных скандалах.

Но всё из-за того же отчима, постаравшегося основательно сократить  отпущенные Эддоус-матери дни, та уже давным-давно лежала в земле, а отчим же уже лет десять  с гаком отдыхал в аду, в кипящей смоле развлекая чертей своими баснями.

Ну, по крайней мере, Кэтрин надеялась на это. А сегодня после ссоры с очередным «мужем», она направилась к дочери и, естественно, не дошла до нее. К тому же, муженек пожелал Кэтрин, чтобы та обязательно угодила в лапы мясника, который завелся в Уайтчепеле, и окончательно оставила его в покое. Кэтрин показала ему хорошо всем известный среднепалечный англосаксонский жест недоброй воли и упылила к дочери.

Но, как говорится, свинья везде грязи найдет. А уж в Уайтчепеле и подавно!!! По пути к дочери Кэтрин умудрилась накидаться так, что, когда полицейский патруль ее остановил, она, что называется, была ни тятя ни мама. Но при этом смеялась и пела непотребные песни, коих она знала превеликое множество!!!

Полицейские ее естественно взяли под белы рученьки и препроводили в ближайший участок, где она, протрезвев, закатила форменную истерику и орала, что дойдет до самой королевы, коли ее не выпустят сейчас. И вообще, на каком основании ее здесь держат?!! Она что - преступница?!!! Или чуть перебрать - это преступление в Британской империи?!!

Задолбанный и уставший за день констебль слушал, слушал ее, а затем плюнул и, что называется, дал ей пинка под тазовую часть. Гуляй, Кэтрин.

Ей бы остаться да проспаться до утра!!! Но внезапная эйфория навалилась на нее всем своим грузом!!! Как же она, маленькая несчастная женщина, смогла сломать британское правосудие, и ее отпустили восвояси!!! А тут еще этот клиент, доставивший ей странное безграничное удовольствие!!!

— Свободны, леди? — раздавшийся тихий голос из темноты, перебил бурный поток ее пьяных мыслей.
— Да, — весело рассмеялась Кэтрин. — Несколько пенсов - и я вся в вашем распоряжении.
Это определенно был ее лучший день в жизни. Вот и еще один клиент!!! Два клиента за полчаса!!! И это в ее-то годы!!! Определенно, удача улыбнулась ей сегодня ночью.
— Ну, тогда нам надо найти уединенное местечко, чтобы никто не помешал, — продолжил всё тот же тихий голос.
— На Митр-сквер есть неплохие ящички. Удобные, и никто не помешает, — предложила Кэтрин.
— Отлично,— согласился голос. — То что надо. Пойдемте.
— Да! — сказала Кэтрин и пояснила: — Но деньги вперед. Таковы правила.
— Конечно, конечно, — согласился голос и в темноте протянул ей несколько пенсов.

Она взяла их и почувствовала толстые, крепкие пальцы незнакомца, державшие монеты.
— А ты сильный!!! — похвалила Кэтрин. Может, второй раз так повезет? Кто его знает?!! С сильным мужчиной такая вероятность не исключена.
— А то!!! — пояснил голос и они отправились на Митр-сквер, расположенную неподалеку.

Когда наконец пришли, Кэтрин нащупала какие-то ящики и привычно оперлась на них, задирая юбку и кухаркин фартук, который был для нее работой днем.
— Ну что, дружок, как желаешь? — спросила она, надеясь, что новый клиент захочет сделать с ней то же, что и тот странный богатей. — Может быть, тебе сделать…

Но договорить она не успела, ибо её перебил какой-то далекий голос из темноты:
— Жители Уайтчепела, все кто может меня слышать. Внимание, в вашем районе прячется опасный убийца. Всех, кто видел или слышал что-либо подозрительного, полиция призывает сообщить об этом. Передайте всем и каждому - в вашем районе прячется опасный убийца. Вполне возможно, что он где-то рядом с вами.

Как ни была пьяна Кэтрин, а последняя фраза о возможной близости убийцы мгновенно отрезвила ее голову. Она стоит в кромешной темноте за какими-то непонятными ящиками неизвестно с кем. Факинг, она даже лица его не видела и сразу с ним поперлась неизвестно куда!!! Вот же дура набитая!!!

— Пожалуй, я пойду. Держи свои пенсы назад,— произнесла Кэтрин и сделала шаг в сторону глашатая, роясь в кофточке, где спрятала пенсы. Обойдется незнакомец сегодня без сладенького, не умрет.

Она сделала второй шаг и было собиралась сделать третий, как вдруг резким движением пальцы незнакомца впились ей в горло, а вторая рука перекрыла её рот. Кэтрин всё поняла и утробно замычала. Здесь вспомнились пожелания муженька, и женщина забилась мелкой дрожью по всему телу.
— Тихо, тихо, шлюха, — зловеще зашипел у нее голос за спиной и пальцы еще сильнее сжали горло и рот. — Будешь дергаться - выпущу кишки живьем.

Столь малоприятная перспектива уже не была поводом для шуточек. У Кэтрин на спасение оставался всего лишь один шанс. Она со всей силой зубами вцепилась маньяку в руку, закрывавшую рот, и принялась сдавливать, надеясь, что тот от боли отпустит ее и она успеет закричать.

Но незнакомец тихо зарычал, подобно зверю, и еще сильнее сжал ее рот и шею.
— Молись, шлюха, чтобы ты успела сдохнуть до того, как я тебя начну резать на куски.

Весь ужас происходящего нахлынул на нее, подавляя последние силы в борьбе за собственную жизнь. К тому же, с перекрытым кислородом не очень-то и поборешься…

Звуки удаляющихся в темноте шагов полицейского глашатая, словно по капле, уносили жизнь из маленького тела Кэтрин Эддоус.
«Неужели это конец?!!» — подумалось ей. Всё. Ее жизнь заканчивается вот здесь за этими ящиками. Как же глупо и бесцельно пролетели все ее годы!!! Неужели, неужели это конец?!! И дальше не будет ничего. Лишь боль и страх.

Эта перспектива сделала свое дело, и уже сознанием Кэтрин была мертва, а тело еще было живо. Несчастному телу еще многое предстояло перенести. Убийца на секунду толкнул ее от себя в спину, но она даже не поняла, что это было. Уже в следующее мгновение у нее на шее оказалось что-то мягкое и шелковистое, приятное на ощупь. Но это приятное длилось недолго. В доли мгновения шелк превратился в стальной обруч, начавший неумолимо сдавливать шею жертвы.

Дикая, невероятная боль пока еще живого тела на мгновение вернула к жизни сознание Кэтрин, чтобы она напоследок сполна хлебнула ужаса. Глаза полезли из орбит, Кэтрин сдавленно захрипела и сползла на землю, теряя сознание навсегда. Ее нелепая и нелегкая жизнь была окончена.

4
Харви решил свернуть с Черч-пэссидж на Митр-сквер, хоть это и не входило в маршрут его следования. Но в абсолютной тишине и такой же кромешной тьме ему будто-бы показалось какое-то смутное шебуршание в одном из дальних углов площади.

Как бы Харви ни любил Эмми и дармовую выпивку, но он в первую очередь оставался полицейским, а значит, ему необходимо было проверить, что это за шебуршание. Пусть даже это окажутся бродячие собаки или забавляющиеся с мышами коты. На ходу расстегивая кобуру, он направился в юго-западный угол площади, при приближении к которому он услышал непонятные слова.
— Ретранслятор на месте, как уславливались. Среди вещей, которые он разложил в поисках своих пенсов с отпечатками. Будет всего несколько секунд, чтобы Система ничего не заметила, и можно будет ее забирать.
Харви подошел ближе и навел фонарь на фигуру. Ба!!! Да это старый знакомый. Тот самый странный прохожий с пятнистой шеей. А это что рядом с ним?!!

Присмотревшись Харви, чуть не вывернул из себя всё, что съел и выпил у толстушки Эмми. Рядом с загадочным незнакомцем лежало тело Кэтрин Эддоус. Точнее, то, что осталось от этого тела. Харви был очень далек от медицины, но даже он сейчас мог с уверенностью сказать, что на несчастной проститутке места живого не осталось. Она была изрезана и исполосована с головы до ног. Зато убийца был визуально без пятнышка крови, словно присел перекурить рядом с обезображенным трупом.

Господи Иисусе!!! Здесь же в голове всплыли две другие убитые за месяц и эта длинная, которая ничего не поняла перед смертью. Итого получается – четыре!!! Для конца девятнадцатого века очень и очень прилично!!! И, безусловно, тянет на виселицу.

Харви неистово заорал и навел револьвер на монстра.
— Стоять, руки за голову!!! Именем королевы ты арестован!!!
С расстояния нескольких футов проблемно было промахнуться. Незнакомец оказался на мушке, и деваться, казалось, ему было некуда.

Каскад чувств накрыл Харви, где дирижером выступала радость, от того, что он Уильям Харви, само лично поймал кровавого убийцу из Уайтчепела. Он уже видел себя пожимающим руку лично премьер-министру и принимающим сдержанные поздравления коллег.

Однако в следующую секунду убийца, пнув резко фонарь, поставленный Уильямом на автомате перед собой, ослепил на мгновение того тьмой и, бросившись бежать,  совершил невероятный прыжок в сторону, очутившись футах этак в шестидесяти от Харви. Тот явно опешил от увиденного и лихорадочно принялся стрелять.
Бах!!! Бах!!! Бах!!! Выстрелы прогремели в ночи, казалось, на весь Уайтчепел и прошли мимо. Убийца такими же гигантскими прыжками стал уходить от Харви.

Констебль бросился за ним в погоню. В тоже мгновение в абсолютной темноте появилось белое свечение, озарившее Харви и ослепившее его на секунду. Но уже в следующий миг Харви, не раздумывая, бросился в него, ибо там исчез беглец.

То, что произошло дальше Харви так и не смог объяснить себе до конца дней своих. Из тьмы он резко перешел в дневной свет и оказался на незнакомой площади. Вокруг всё шумело, ездили какие-то металлические непонятные повозки, кругом стояли странно разрисованные дома, с бегающими по стенам кроваво-красными надписями на черных непрозрачных оконцах, и ходили странно одетые и подстриженные люди. Даже проходили спокойно негры, китайцы и бедуины-арабы.

Убийцы нигде не было. Харви стоял, раскрывши рот, со своим разряженным впустую пистолетом и смотрел в явном непонимании на всё это чудо!!!

К Харви обратился какой-то мальчишка в странных холщовых коротких штанах, рубахе и непонятной обуви, держа в разрисованных руках странный плоский прямоугольник:
— Эй, мистер, вы откуда взялись? Вас здесь не было.
Харви что-то невнятно промычал, силясь прийти в себя от произошедшего.
— Слушай, — неожиданно обратился к первому мальчишке второй, одетый столь же странно, показав пальцем на Харви, — надо завязывать с этими онлайн-игрушками. Уже глюки начались.
— А что такое? — спросил первый.
— Да ты посмотри на него, — ответил второй, бесцеремонно тыча пальцем в Харви. — Он появился неизвестно откуда, а фэйс у него один в один как у копа из «Шерлока Холмса против Джека-потрошителя». Ну того, который – мудозонт - не стал на площадь заходить и профукал маньячину.
- Ты сегодня обдолбился  жижкой-паровозиком что ли? Не было там такого. Путаешь чего-то.
- А…!!! — первый немного задумался, видимо силясь что-то вспомнить. Затем махнул рукой, закрывая вопрос. — Да, это в этой… как её?!! Ну, короче, я особо и не играл в эту муть. Так себе игрушка. Уж лучше в «Апостола» зарубиться. Всё толку больше. Хоть поржать можно.

Харви уже нацелился оттаскать за уши двух засранцев и надавать пинков, за столь простецкое отношение к представителю Власти, но не успел ничего сделать, потому как неведомая ему мощная сила схватила его за плечи и уволокла куда-то.

Открыв глаза, он снова оказался на Митр-сквер. Уже начинало светать. Залитое кровью и изрезанное тело Кэтрин Эддоус продолжало лежать на тротуаре площади. Вокруг него уже копошились многочисленные полицейские и судебные врачи, осматривая и методично, пункт за пунктом, всё записывая.

К Харви подскочил Бернерс и зло прошипел.
— Где ты шляешься? Убиты за ночь две женщины, а они все ни сном ни духом, их английскую тётушку!!!
— Мне нужно срочно переговорить с начальником лондонской полиции, — произнес Харви, не отвечая на вопрос.
— Да?!! — съязвил Бернерс. — А на утренний чай к королеве ты не желаешь попасть?!!
— Да заткнись ты!!! — сжал кулаки Харви. — Мы столкнулись с нечеловеком. Это был сам дьявол, помяни мою душу. Я выпустил в него шесть пуль, а ему хоть бы что!!!

Бернерс понимая, что Харви не в себе с этой своей простудой, не стал его трогать и отошел прочь.

Харви стоял, пассивно наблюдая за происходящим. Вокруг убитой, несмотря на ранний час, уже собралась толпа зевак, которых полиция силилась отогнать подальше, но те непостижимо оказывались вновь рядом!!!

От этой толпы отделилась скромная молодо выглядящая женщина, аккуратно и прилично одетая, с небольшой шляпкой на голове, закрывавшей полностью её волосы.
— Простите, мэм, — перегородил ей путь полицейский. — Но сюда нельзя.
— Извините, сэр, — обворожительно посмотрела она на полицейского. Харви отметил, что вышедшая из толпы мисс безумно красива, и на нее просто хотелось смотреть. — Мне надо попрощаться с Кэти. Она была моей названой сестричкой.

Полицейский, не пускавший незнакомку, сдался и пропустил ее к погибшей. Она присела рядом с убитой и погладила рукой в перчатке, изрезанное до неузнаваемости лицо жертвы. — Эх, Кэти, Кэти никому ничего плохого ты не сделала за свою мышкину жизнь, кроме деток нерожденных, а всё равно попалась в кошачьи лапы. Кэти, Кэти!!!
Неожиданно она горько заплакала, вытирая слезы рукой.

— Соболезную, мэм, — обратился к ней всё тот же инспектор Чандлер. — Вы были знакомы?
— Да, сэр.
— А кем она вам приходилась, если вы, конечно, были в курсе ее сомнительного образа жизни?

Та замялась на секунду, не зная, что ответить. За нее ответил какой-то дуболом из оцепления:
— Коллегой по работе.

Окружающие полицейские заржали, как зарезанные, а неизвестная стала пунцовой, как помидор.

— Эдлерс, заткнись, — зарычал на него Чандлер и обратился к незнакомке: — Не обращайте внимания на этих идиотов. Я искренне сочувствую Вам. Простите, как Вас зовут?!!
Он достал блокнот и собрался записать.
— Мэри, — ответила она, отряхиваясь и поднимаясь с земли. — Мэри Джейн Келли. — Я, пожалуй, пойду.

Она развернулась и грациозно удалилась. Чандлер посмотрел на Эдлерса и демонстративно постучал себя кулаком по голове. Он собирался уже спросить адрес Мэри, чтобы переговорить с ней в спокойной обстановке о том, были ли у погибшей враги и мог ли ей кто-то желать смерти, но она уже успела раствориться в толпе. Поискав ее глазами и никого не найдя, Чандлер устало вздохнул, спрятал блокнот и снова занялся осмотром места происшествия.

Всё было кончено, и всё только начиналось. Дело принимало новый оборот. Это Харви прекрасно понимал.

5
Ранним утром Харви был вызван в кабинет самого начальника столичной полиции сэра Чарльза Уоррена, как Уильям, собственно, и хотел. Харви догадывался, о чем пойдет речь. Не каждый день в полицейском отчете указываешь на то, что преступник убежал от тебя черт знает куда, да еще ты разрядил в него всю обойму, а у него ни царапины.

И только к утру Харви сообразил к утру, что это за пятнистая шея была у преступника. Шарф, черный шелковый шарф, повязанный поверх самой шеи.
В приемной его встретила секретарша сэра Уоррена, как нарочно с похожим шарфиком на шее, и предложившая Харви присесть и подождать аудиенции. Пока он сидел и ждал, то принялся рассматривать обстановку вокруг, которая могла навеять мысли о чём угодно, но только не о сегодняшней жуткой ночи. Всё вокруг было уставлено какими-то древними, как экскременты мамонта, горшочками, табличками и прочими предметами, выкопанными из земли (в которых Харви, естественно, ни черта не понимал).

Любой, кто имел отношение к полиции, знал, что нынешний начальник лондонских «бобби», сэр Чарльз Уоррен, - бравый генерал-вояка и отменный археолог, какое-то время служивший в Южной Африке, а затем отозванный в Лондон, в итоге занял место начальника столичной полиции. Но как полицейский он был никакой и не имел вообще никакого представления о том, как построена рутинная полицейская работа. Кому наверху пришла в голову замечательная идея назначить его начальником лондонской полиции, так и осталось загадкой истории.

За те три года, что он проработал в этой должности, он снискал массу оппонентов-критиков и столько же поводов для всевозможных шуточек, раздававшихся отовсюду. И сегодняшняя ночь стала «венцом» всей его деятельности, так что теперь его однозначно могут вежливо попросить на выход.

Это Харви понимал прекрасно. Но его больше волновало другое: сдуру написав в отчете о случившемся и полагая, что это как-нибудь может помочь следствию в столь серьезном деле, он лишь под утро сообразил, что сам себе выкопал яму. И сейчас из него вполне могут сделать козла отпущения, закопав в этой яме. Благо хватило мозгов не писать про отпущенного на все четыре стороны убийцу, после кабачка веселушки Эмми.

Секретарша вышла и, виляя худыми бедрами, пригласила Харви в кабинет. «Однозначно, спит с ним», - подумал, судя по лицу, Харви, заходя в кабинет. А, впрочем, в Британской империи не принято об этом говорить вслух. Как до сегодняшней ночи не принято было говорить о существовании проституции на улицах Лондона. А сейчас, видимо, заговорят.

— Проходи, сынок, присаживайся, я сейчас, — сэр Уоррен устало потер глаза. Здесь же сидел инспектор Чандлер, измученный не меньше, а даже больше начальника полиции. Тот, по крайней мере, хоть сколько-то спал. Его разбудили ни свет ни заря и сообщили об этом дурдоме. А Чандлер вообще не ложился и постоянно зевал, то прикрываясь рукой, то с закрытым ртом.

— Эксперты утверждают, что почерк идентичен тому, что был в начале месяца, то есть действует, скорее всего, одна и та же рука. Он заманивает их под видом клиента в укромные места, чтобы никто не мешал и, улучив первый же удобный момент, убивает быстро и без особой возни. Они, скорее всего, и понять толком ничего не успевают.
— Какие меры вы принимаете для его поимки?
— Усиливаем патрулирование улиц. Поступило толковое предложение переодеть наших людей в женщин.
— Это еще зачем? — насупился бравый генерал-вояка. — Мало того что над полицией и так будут смеяться - мол, убийца под носом полиции делает всё, что ему заблагорассудится, - так еще и это.
— Что-то мне подсказывает, что он не остановится на достигнутом. Он действует сериями на улицах Уайтчепела, примерно раз в месяц. Так что вестей о нем стоит ждать где-то в конце октября - начале ноября. Но он вполне может вылезти и раньше. Здесь его и встретят наши люди.
— Ну что ж, разумно, —  здесь же поменял свое мнение сэр Уоррен. — Одно мне не понятно: как он так ловко умудряется разрезать их в темноте?
— Черт его знает! В аду еще нескоро проведут электрическое освещение, привык, видимо, — попытался пошутить Чандлер.
— Нет, я серьезно. По мнению медиков, это однозначно человек, хорошо знакомый с анатомией, — произнес Уоррен.
— Ну да. Либо врач, либо мясник.
— Либо и то и другое в одном лице. Но в любом случае нужно освещение, хоть какое-нибудь. Как он всё это умудряется делать?
— Трудно сказать, даже проблемно. Если взять за основу, что всякое мастерство суть опыт, то получится неопровержимый факт. А он заключен в следующем: наш герой долгое время занимался взрезыванием чужих животов в кромешной темноте и ковыряньем в потрохах с целью чего-нибудь оттуда извлечь, и никто почему-то этого не замечал.
— Абсурд какой-то!!! — Сэр Уоррен почесал свой пышный ус под носом. — Вы что хотите сказать, что он вслепую разрезал чужие животы, и это воспринималось нормально окружающими?
— В этом деле вообще много абсурдного и необъяснимого, — уклончиво ответил Чандлер. — Взять хотя бы эту идиотскую надпись на Гоулстон-стрит: «Евреи ни в чем не будут обвинены».

Харви вспомнился давешний «задушевный» ночной разговор.

— Один идиот с перепугу зачем-то написал, другой идиот - из наших, убежденный, что во всем, как обычно, окажутся, виноваты евреи, уволок передник с места происшествия и бросил его под этой дурацкой надписью.
— Ну да, ну да!!! — Начальник полиции снова почесал свой ус. — Репортеры будут в восторге!!!
— Они и так уже воют в безумстве!!! Таким спросом их газетенки еще никогда не пользовались. Вся Великобритания на ушах стоит с раннего утра. «Уайтчепельский монстр», «Кровавый передник», «Ночной убийца проституток» и так далее, и тому подобное.
— Я полагаю, вы стерли эту надпись, как я приказывал?
— Разумеется. Еще не хватало нам еврейских погромов!!!
— Всё верно. — Усы сэра Уоррена в третий раз зачесались. — Но лично я убежден, что убийца - иноземец, скорее всё же еврей или славянин. Какие-то их варварские религиозные культы!!! Не может истинный британец себе такого позволить. Не может. Он может всякое, но это не может. Должно же быть хоть какое-то чувство собственного достоинства, национальной гордости, в конце концов!!! Возиться с уличными грязными девками, в их нутре?!!! Нет, джентльмен себе такого не позволит.

Чандлер в согласии кивнул, лишь уголками губ улыбнувшись всей этой чуши (видимо, представив, как ночной иноземный убийца над телом убитой проститутки поднимает флаг и распевает патриотические гимны). К тому же, оба знали, сколько стоит на самом деле это высказывание. Один ежедневно сталкивался с деяниями «истинных британцев», подпадающими под уголовное право и петлю на виселице, а другой в колониях почитывал донесения о том, как «истинные британцы», перебрав горячительного, насиловали туземок прямо на глазах их малолетних детей.

Но в данном случае это всё не имело прямого отношения к делу, а значит, еврейский и прочие следы не были полностью исключены. А вот британские следы исключались полностью.
— Что вы намереваетесь делать дальше? — спросил сэр Уоррен.
— После сегодняшней ночи необходимо многое переосмыслить в этом деле. Очевидно одно: он не успокоится. Нам же важно понять, где и когда он нанесет следующий удар. Когда - я уже сообщал: ориентировочно через месяц. Остается выяснить где.
— И взять его с поличным. Это было бы лучшим завершением дела и показателем неотвратимости британского правосудия. Самого справедливого и честного правосудия в мире.

«Английский пудинг тебе на голову! Отставной, ты, козы барабанщик!» - подумал, наверное, Харви в эту минуту, - «Самого справедливого!!!»

— Согласен. Маловероятно, что он пойдет по борделям к мадамам. Ждать его следует на улицах. Там и устроим ловушку. Он попадется в нее. И не такие попадались.
— Хорошо, инспектор Чандлер, работайте, я вас больше не задерживаю. Завтра с утра - ко мне с докладом.

Тот кивнул и вышел из кабинета. Сэр Уоррен опять почесал свои усы и воззрился на Харви.
— Ну, что скажешь, сынок?
«Ничего, папаша», - хотел ответить Харви, но, естественно произнес другое:
— Мы столкнулись с силами дьявола, сэр. Я лично убедился сегодня ночью в этом.
— Для того и вызвал тебя. Через час мне надо идти на доклад к министру. Как, по-твоему, будет выглядеть рапорт, который ты написал?!!
— Не знаю, сэр.
— Ты пил сегодня, констебль?
— Нет, сэр, — в очередной раз соврав, покачал головой Харви.
— А вот по написанному тобой создается обратное впечатление.

Харви внутренне разозлился. Ну даже если он и выпил, что это меняет? Он же не пил месяца три подряд, чтобы на дежурстве его посетила белая горячка, и ему привиделось подобное.
— Я простужен немного сэр, гав-гав, — демонстративно покашлял Харви. — Может быть, в этом объяснение случившегося?
— Может быть. Скорее всего, так и было. Ты промазал и не попал в убийцу. Тот удрал, а тебе на фоне болезни всё это привиделось от обиды. — От медицины начальник полиции был далек еще больше чем от самой полиции. Поэтому ему было просто поверить, что подобные глюки констебль Харви мог словить так, между прочим, от банального гриппа.
- Скорее всего, сэр, — согласился Харви, не став уточнять, что, вообще-то, попасть из револьвера в человека с расстояния нескольких футов - это не проблема даже для «укушавшегося» в ноль слепого. Хотя, конечно, пуля дура. Еще какая дура!!!
— Ну вот и отлично, — сэр Уоррен достал из рабочей папки отчет Харви о случившемся. — Рапорт я твой порву, и ты о нем забудешь.
— А как же мне объяснять, почему я упустил убийцу?
— А ты его не видел и не заходил на Митр-сквер,— сэр Уоррен посмотрел в глаза Харви и добавил: — Или ты хочешь, чтобы я это прочитал министру, а тот, в свою очередь, - королеве? А она спросила, кто автор этого сочинения? Уж не Льюис ли Кэрролл, часом?!!
- Нет, сэр, не хочу.
— Ну и славно, — на глазах Харви его рапорт был порван к чертовой матери. — Ты просто туда не заходил. Площадь не входила в твой маршрут.
— Да, сэр.
— Тогда ты свободен, я тебя не задерживаю. Мой тебе совет, сынок, – забудь обо всем случившемся этой ночью.

Харви встал и направился к двери. Неожиданно Уоррен его остановил.
— Так как ты говоришь, мальчишки в твоих видениях говорили? Шерлок Холмс против - как его, святые угодники? – Джони-покрошителя?
— Джека-потрошителя, — поправил Харви и добавил: — Я постараюсь всё забыть, сэр. Это было необъяснимое сумасшествие.
— Ну вот и отлично. Я больше вас не задерживаю, констебль.

Констебль кивнул, затем вышел и захлопнул двери. Начальник полиции еще какое-то время сидел, задумавшись, а потом произнес, ухмыльнувшись:
— Хм, Джек-потрошитель!!! Еще один любитель против армии заурядных профессионалов!!! Что-то в этом есть?!! Не сегодня-завтра молодчика возьмут, а Скотланд-Ярд и не таких брал. Но одно дело просто поймать доморощенного убийцу, а другое дело – Джека-потрошителя. Нет, в этом определенно что-то есть. Шерлок Холмс против Джека-потрошителя. Ха-ха!!! Вот тогда вы и запоете о нынешнем начальнике полиции более уважительно, господа репортеры. Надо будет лишь подкинуть вам идейку. Только надо подумать, как отправить письмо задним письмом. Ладно, поразмыслим.

Он окунул перо в чернила и принялся задумчиво выводить, держа письменный прибор в левой руке: «Начальнику лондонской полиции, выдающемуся участнику раскопок в Палестине сэру Чарльзу Уоррену. Откуда только я ни слышу, сэр…»

Однако он остановился и задумался о чем-то своем, осматривая кабинет, а после  нервно скомкал бумагу.
— Не то, ирландские песни мне в бочину!!! Он мне оды, что ли, пишет или письмо издевательское полуграмотное?!!!
В это время зашла секретарша и произнесла:
— Дорогой босс, там уже посетители со всех сторон набежали. Прикажете принять по порядку?
— Пусть подождут немного. Зайди попозже, у меня к тебе дело будет.
— Хорошо, — ответила секретарша и поспешила удалиться.
Чарльз Уоррен стал писать, макая перо в чернила и улыбаясь: «Дорогой босс, со всех сторон до меня продолжают доноситься слухи…»

Глава вторая. Я сделаю Вам предложение…

1
Илья в недоумении поднял глаза от текста и посмотрел вперед.
— Вы меня сюда притащили почитать вот эту хренотень? — он поднял над собой кипу листов формата А4. — Зачем? Вам что, заняться больше нечем? Никто не читает вашу развесистую клюкву? Сходили бы, что ли, куда, развеялись. Всё полезней!!!

Спортивного вида мужчина с горой мышц, одетый в военную форму неизвестного для Ильи образца, погладил коротко стриженную рыжую голову и с хрустом размял мощную шею.

— Ну, для начала познакомимся. Меня зовут Чучин Альберт Станиславович, я начальник здешнего филиала транзитёров. А вы, если не ошибаюсь, Сорокин Илья Николаевич?!!

Илья продолжил молчать, рассматривая незнакомца. К тому же, один его глаз основательно косил, так что было непонятно, куда он в данный момент смотрит, отчего Илье постоянно приходилось концентрироваться, разговаривая с этим рыжим.
— Меня за глаза для краткости все называют Часом, — не без гордости сказал здоровяк. — Так что и вы не стесняйтесь, если что.
— Что, если что?!! Чего вам надо от меня? Сколько можно меня таскать туда-сюда? Я уже реально устал от вашего дурдома.
— Вы там внимательно всё прочитали? — кивнул на бумаги Час, и они, неожиданным образом загоревшись, в минуту превратились в пепел.
— Ну и что?!!! — искренне не понял Илья. — Какая связь между жизнеописанием древнего, как г… птеродактиля, маньяка и моим нахождением здесь?
— Самая прямая, Илья Николаевич, — размял огромные мускулы Час и добавил, начав буравить здоровым глазом Илью: — Этот близкий к возрасту г… птеродактиля, как вы изволили выразиться, маньяк намного ближе, чем вы думаете. И ближе даже не к вам, а к вашей бывшей жене и малолетней дочери. Ну как? Теперь есть связь?!!
— А почему это я должен верить? Я, по-вашему, идиот?!!! Там описан конец девятнадцатого века, сейчас на дворе начало двадцать первого.
— Конец второго десятилетия, — уточнил Час.
— Да хоть конец царствования Ивана Грозного! — съязвил Илья. — Даже если этот ваш суперкиллер умудрился дотянуть до нынешних времен, то он сейчас всё равно обычный старпер-развалина, посыпает песочком тротуары возле дома престарелых, качая головой в маразме и ожидая, когда же, наконец, отбросит свои английские лапти.
— А хотите, я вас с ним поближе познакомлю, удивлю? — совсем уж по-простецки спросил Час. — Поглядим, как он лапти свои собрался отбрасывать.

Илья вопросительно посмотрел на Часа: мол, чего тянем кота за хвост? Вы же меня для этого сюда притащили.
— Хорошо, — кивнул Час и произнес: — Пожалуйста, изображение на третий экран.

В воздухе перед Ильей тотчас появилось изображение.
— Узнаете? — доверительно уточнил Час.
— Да уж как не узнать-то? — вопросительно согласился Илья, рассматривая изображение в воздухе, где был запечатлен его старый знакомый Борис Павлович. Только был он здесь помоложе, выглядел импозантно в строгом костюме с бабочкой и тростью в руках.
— А еще я хочу поделиться с вами тем, что именно благодаря ему вы оказались здесь. Как вам такой поворот событий?
— Никак. С чего вы взяли, что он Джек-потрошитель? Это первое. Второе — на кой черт ему мог понадобиться я? И третье — что еще за филиал транзитёров? Вы газ российский воруете по-тихому?
— Я ценю ваше чувство юмора, не совсем мне, правда, понятное, но ситуация намного серьезней, чем вы себе представляете. Поэтому, чтобы ответить на все ваши вопросы, я предлагаю кое-куда со мной прогуляться.
— Валяйте, всё равно ведь не отстанете по-человечески, — пожал плечами Илья.
— Хорошо, — произнес Час и уточнил: — От вида крови в обморок не падаете? Не тошнит, не мутит?!!
— Да вроде не было никогда. А зачем вам это?
— Я вот к чему – нашатырь брать или нет?
— Лучше путевку мне домой выдайте.
— Оператор, — не ответив, произнес Час, — выведите копию отчета за 9 ноября 1888 года.
— Будет сделано, — ответил голос из воздуха и добавил: — Через тридцать секунд приготовьтесь.
— Илья Николаевич, не делайте лишних движений и слушайте всё, что я вам скажу.
— Яволь, герр майорище.
— Тогда вот вам защитный жилет, наденьте. — Час бросил Илье жилет. — Он закроет вас от излучения сканирующих датчиков.

Илья с сомнением рассмотрел жилет красного цвета, чем-то напоминающий плавательный, но всё же надел.
— Ну, куда плывем по этой вашей реке времени?
— Это вы хорошо подметили. Встаньте рядом и ждите моего сигнала. Только повторяю еще раз: руками ничего не трогать, без моего разрешения ничего не предпринимать.

Илья ничего не сказал, и прямо перед ними появилось полупрозрачное белое свечение.
— Пошли, — приказал Час, шагнул в свечение и тут же исчез.

Илья сделал шаг за ним и исчез в свечении, которое после этого, подобно изображению телевизора, мгновенно превратилось в белую точку и растаяло в воздухе.

2
Оба они вышли в полутемной старинной комнате, не очень хорошо освещенной. В комнате был камин, своим огнем неплохо озарявший помещение.
— Мы находимся в особом режиме. Можете говорить громко, но далеко не отходите от меня. Максимум метр-полтора. Ничего не трогайте: ни одна пылинка не должна упасть не туда, куда ей положено.
— Где мы? — спросил Илья.
— Мы на улице Миллерс-корт, дом 13. Сейчас 9 ноября 1888 года. Это место и время убийства Мэри Джейн Келли, последней официальной жертвы Джека-потрошителя.
— Чего, чего? — явно удивился Илья. — Где мы?!!
— Я отвечаю на все ваши вопросы, — бросил Час. — Подойдите поближе, вы сами сейчас всё увидите. И не тупите, всех английских богов ради.
— А чем это здесь так воняет жутко? — Илья закашлялся.
— Это пахнет кровью. Свежей и уже начинающей засыхать. Я же предупреждал, — вполне обыденно ответил Час, будто каждый день нюхал чужую кровь. — Подойдите ко мне и сами всё увидите.

Илья сделал шаг и заглянул за мощную спину Часа. Его взору предстала такая ужасная картина, что у него закружилась голова, а всё тело заходило ходуном. На кровати в простынях, пропитанных кровью, лежало изрезанное до неузнаваемости голое женское тело с растрепанными длинными волосами (они тоже были в крови), на которое нельзя было смотреть без содрогания. Все стены, потолок и пол были перепачканы кровью, которая продолговатыми, хаотичными и извитыми большими и малыми узорами была повсюду, подобно пейзажу сумасшедшего художника, изобразившего некое художество, понятное лишь ему самому. Вокруг тела была разбросана где попало плоть, и в центре всего этого некрофильского безумия сидел спиной к визитерам тот самый злосчастный старик, в дом к которому Илья примчался ранним утром и где его уже ждали люди графа Орлова.

Старик был в аккуратном классическом сером костюме и действительно значительно отличался от того, что видел Илья накануне всего произошедшего с ним у графа. Сейчас старик чем-то напоминал взбесившегося пуделька, который зачем-то загрыз и разметал свою хозяйку по всей комнате. Рукава его пиджака были завернуты до локтей, а руки в черных кожаных перчатках держали бившееся еще сердце погибшей с собственным ритмом (раз, два, три — раз). Пауза. Раз, два…

Старый сумасшедший пристально его рассматривал и смеялся и плакал одновременно, глядя на это пока еще живое сердце, продолжающее выбивать отчетливый ритм (раз, два, три – раз). К тому же, в комнате звучала прекрасная музыка с трагическими нотками, странным образом совершенно не мешавшая ужасной обстановке.

— Блин, — вымолвил Илья. — «И я не вижу причин, чтобы тебя не убить», как говаривал дедушка «Дельфин». Ещё шнягу какую-то заунывную себе врубил, чтобы не скучно было…
— Что? — словно выйдя из прострации, спросил Час. — Эта шняга заунывная, как ты говоришь, — «Лунная соната». Одна из лучших работ великого композитора Моцарта.
— Я и вижу здесь «работенку». — Илья в недоумении покрутил головой. — Всякое мне доводилось видеть по молодости: и белочулочниц, в оптику прощелкавших да сполна огребших за отстреленные яйца, и наших, над которыми чичи поглумились. Но то война была — там тебя каждую секунду могут «закрыть» навсегда, вот народ массово и съезжал с катушек. А здесь-то с какого перепуга он эту суровую резню на «НТВ» устроил? Чего вы его в психушку не отправите? Или не пристрелите на худой конец. Он же чокнутый на всю голову, екарьнутый.
— О!!! — удивился Час. — Как близко вы подошли к тому, собственно, ради чего вас сюда доставили!
— Да тут же не надо быть семи пядей во лбу. Особенно после увиденного!!!
— Это еще не всё, — произнес Час, — минуточку терпения. Сейчас будет самое занимательное. Лучше держитесь рядом со мной, а то в обморок рухнете.
— Ничего, откачаете, раз уж я вам, зачем-то понадобился. Явно не «Войну и Мир» обсуждать.
— Браво!!! Из Вас бы мог получиться непревзойдённый транзитёр-чистильщик.
— Мог.

А дальше на глазах Ильи действительно произошло нечто непонятное. Старик, держа сердце в руках, начал повторять как понономарь:
— Поле соединения. Координаты точки пространства – 25, 70. Забираю с собой навсегда. Эксперимент завершен. Начало девяносто пяти…

В то же мгновение сердце начало излучать яркий белый свет, а затем исчезло, когда старик прихлопнул его ладонью. После он поднялся с кровати, и еще раз окинув комнату взглядом, изрек:
— Ну, вот и всё. Бай-бай, шлюха, сладких снов. Нам с тобой было хорошо когда-то.

Он остановил взор там, где стоял Илья. Тому стало не по себе.

— Я же предупреждал, — произнес Час. — Особо не нервничайте. Он нас не видит. Долго объяснять, технология такая. Да и к чему вам это всё знать?!! Пустое это.
— Выходит, Куклу он порезал?!! — изрек в задумчивости Илья. — А за что он их так? Девочки в детсаду письку не показывали, издевались? Сам решил изучить?
— А кто его знает, чего там в его ученой башке бродит?!! Горе от ума.
— Так он ученный-переученный?

Час не успел ответить, и старик, поднявшись, отряхнулся, затем сделал шаг в направлении неожиданно возникшего белого люминесцентного сияния в воздухе, которое поглотило его.
— Нам тоже здесь делать больше нечего, — произнес Час. — Дальше не будет ничего интересного, только полиция.
— Знаете, по вам по всем дурдом плачет. Я бы на вашем месте давным-давно замочил придурка — и дело с концом, — покивал головой Илья и покрутил пальцем у виска.
— Вот теперь мы подошли к самому главному — поднял палец вверх Час и произнес: — Оператор, верните нас. Если б вы только знали, как мне хочется сделать с ним то, что вы мне предлагаете…
— Хорошо, — раздался чей-то голос из воздуха.
— Копец, блин!!! Трупы расчлененные, маньяки, голоса, — с явным сомнением в голосе произнес Илья. — Это всё какой-то дурной сон!!! Если всё-таки выяснится, что это всё идиотский сон после сивухи Балалайкина, я с ним то же самое сделаю, честное слово.

Час ничего не сказал на это и показал рукой на возникшее такое же, как минуту назад у старика сияние. Они оба шагнули в него и исчезли в никуда. В комнате осталась лишь страшная сквозящая тишина, ждавшая своего неизбежного утреннего часа, несмотря на продолжавшую играть «Лунную сонату».

3
Они снова оказались в кабинете у Часа.
— Чай, кофе? — любезно, по-хозяйски предложил тот Илье. — Или, виноват, чего покрепче желаете? Есть у меня здесь одна занимательная вещица с Клозери де Лила. Слышали о таком?!!
— Понятия не имею. Я больше по пирожкам привокзальным специализируюсь. Так что   спасибо, не надо, — отказался Илья. — А то я после увиденного могу ненароком уделать ваш кабинетик. Отмывать потом долго будете.
— Ничего, если что, тобой вытрем, умник. — Час раскурил сигару. — Тебе не предлагаю, знаю: ты не куришь. Чего такой борзый, Илья Николаевич?
— А чего ты хотел? Приволокли меня сюда силой, показываете мне, блин, этот сюжет по Фредди Крюгеру и еще чего-то хотите от меня другого. Мне что — от радости в ладоши захлопать?!! Может быть, для начала объясните мне, что вообще творится? А то ходите вкруг да около.
— Хорошо, ближе к делу. Начну с того, что именно благодаря Февральскому ты оказался здесь.
— Ага, Февральский. Я понял, — уточнил Илья. — Наш маньячок-убийца? Зачем я ему мог понадобиться? До появления здесь ничего героического и сверхъестественного за мной замечено не было.

— Его полное имя — Февральский Борис Павлович, здесь он тебе не наврал, — продолжил Час. — Но ему всегда не очень нравилось собственное имя, поэтому он предпочитал, чтобы его называли прозвищем из детства – Моцарт. За любовь к музыке великого композитора. Я уже, кажется, говорил.
— Моцарт музыку писал и не был на всю голову тарабахнутым, девок режущим на меха (привет тезке моему).
— Ну, этот Моцарт, — парировал Час, — тоже по-своему уникален и не совсем понятен нам, простым смертным.
— Простым смертным? — не понял Илья и вновь съязвил: — Он, видимо, еще и бог земной?
— Практически. Он бывший ведущий программист-биолог корпорации транзитёров. К его первоочередным заслугам относится изучение Системы провалов, соединяющей различные точки пространства и времени.
— Вот ни фига себе, сказал я себе!!! — изрек Илья. — Это кто ж до такого додумался?
— Кто построил — неизвестно. Но первым на нее вышел Моцарт. А потом он вышел на тебя.
— А потом у него поехала крыша, как и у всех остальных в вашей конторке?!! Только у него посильнее, чем у других?!! Так?!!
— Очень смешно. Дело в том, что при испытании защитной решетки новейшего образца произошел сбой, и кое-кого — то есть тебя — выкинуло  не туда. По решению совета старейшин виновным был признан Февральский.
— Ну а я-то как связан со всем этим? — повторил свой вопрос Илья.

— Поначалу мы думали, что связи никакой нет, и наблюдали за вами, готовя с помощью графа легальное устранение Февральского, — задумчиво произнес Час, явно чего-то недоговаривая. — Но, после того как ты появился здесь и граф Орлов был убит третьими лицами, всем стало очевидно, что Моцарт нас перехитрил самым неожиданным образом. Он что-то знает о тебе, чего не знаем мы.
— Я смотрю, у вас душевные взаимоотношения. Еще и меня приплели.
— Моцарт был ведущим программистом-биологом корпорации, настоящим гением информационных технологий. Его мозг работал, в отличие от остальных, аж на 94 процента!!! Его отца однажды занесло в зону радиационного поражения, и он там умудрился выжить. Ну, в общем, это долгая мутная история. Но такого отклонения от нормы больше ни у кого не было. Подобное можно встретить разве что в художественной фантастике.  К тому же, Моцарт нашел выход на вашу Сеть, за что был удостоен Морозовской премии. Собственно, там он вас, любезный Илья Николаевич, и нашел.
— Морозовская премия — это у вас вроде нашей Нобелевской, Да?! Знал бы сайты – жил бы в Сочи, — согласился Илья. — В чем весь изюм, в конце концов? Неужели нельзя было, как в известном фильме, послать в далекое прошлое здоровенного злого дядьку и придушить будущего злодея? Или он со своим мегамозгом всех киборгов повыключал к такой-то матушке?!!

— Изюм, как вы выражаетесь, нашей деятельности в том, что мы транзитёры: по заданию корпорации занимаемся перемещением во времени, а иногда и в пространстве. Каждый транзитёр отвечает за вверенный ему сегмент. Однако в пространстве перемещаться намного сложнее. Для этого нужны дополнительные санкции, с учетом определенных изменений в пространственно-временном контуре при перемещении по пространственным провалам. Да и сама Система не очень любит, когда транзитёр оказывается на чужом сегменте. Собственно, свести к нулю подобные изменения — эту технологию Моцарт и осваивал, перед тем как его ушли. И никакой матушки.
— Ну нехило так вы мне здесь залечили!!! Думаете, я что-то понял?!!
— Стараюсь объяснять, как могу. После казуса с одной из защитных решеток всё пошло не так, и он стал совершать ошибку за ошибкой. К тому же, у него начались проблемы со здоровьем и его хваленые 94 процента улетучились как ветер. В результате его отстранили от руководства проектом, а после было принято решение отправить его на заслуженный отдых.
— Ну а он, естественно, не захотел. Это же потеря влияния, бабок?!! И стал вам пакостить по мелкому на пенсии, — догадался Илья. — Жалобы там всякие строчить, по судам грозился затаскать и вообще заявлял, что вы все вредители… Так?
— Ну, что-то вроде того, — согласился Час. — Долго это всё продолжалось, пока однажды в корпорацию не пришла анонимка, предлагающая повнимательнее просмотреть лондонский сегмент конца девятнадцатого века.
— И?!! — вот здесь Илья заинтересовался.
— Вот там-то мы и обнаружили на местах убийств проституток биологические следы Моцарта во всех пяти случаях. Для всех тогда это был настоящий шок, ведь первое и самое главное правило транзитёра — ни в коем случае не вмешиваться в естественный ход событий.
— Он нарушил правило?
— Не просто нарушил — случилось невероятное: транзитёр зачем-то занялся убийствами обычных людей. К тому же, ты только что читал один из отчетов, по которому видно, каким образом возникло имя Джек-потрошитель. Потом он через вашу Сеть дал прочитать запароленный текст тебе – и вот ты здесь, а граф Орлов мертв. Усекаешь?!!
— Дальше ясно. Многие чокнутые вдохновились этим примером и понеслась— дурка.
— Хорошо мыслишь, несмотря на свой странный акцент.
— Акцент города Лениносрачинска. Да и вообще, — махнул рукой Илья. — здесь многие мальчики покойного графа также изъясняются.
— Это тоже деталь. Моцарт вышел на тебя, вышел на графа и стравил вас между собой. А перед этим он начитался ваших (как их там?) — Час задумался на секунду, вспоминая, — этих, соцсетей, а там же одна сплошная нецензурщина. Он очень быстро привил этот странный язык людям графа, создав здесь свой аналог подобных соцсетей.
— А раньше они что — расшаркивались в поклонах и фуэте выплясывали?!!
— Это штука очень заразная. Лет сто назад материлась вся Россия от мала до велика, железноошейничала, гавкала. А в какой-то момент — это стало считаться плохим тоном. У вас не так?
— С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает…  Скорее, наоборот. И это даже удобно по-своему: можно с помощью двух-трех простеньких слов объяснить многие глобальные вещи, — откликнулся Илья. — Главное — чтобы в тему было. Мне непонятно другое. Если уж вы его определили как убийцу, чего ж вы не вернулись назад по этим вашим провалам и не задержали его с поличным?
— Не всё так просто, как может показаться!!! Система не пускает в один и тот же провал по два раза. Даже очень опытных транзитёров. Возвращаться назад приходится другими путями. Короче, это долго объяснять. Наш транзитёр, курировавший лондонский участок, смог предоставить биологические образцы с мест преступлений и вот эту сканозапись в которой вы сейчас побывали со мной. Но, опять же, она ничего не доказывает напрямую.
— Как это? Мы же всё видели собственными глазами.
— Мы видели. А Система в свое время — нет. При каждом посещении провала она сканирует любого транзитёра и фиксирует его биологический код. Ее глаза — это сканирующие датчики. В случае со стариком был зафиксирован лишь один переход на Миллерс-корт в ноябре 1888 года. Во всех остальных случаях таких переходов не зафиксировано. Данный казус записали в загадки Системы. Вот такие дела, Илья Николаевич.
— Н-да уж!!! — Илья потянулся. — Запудрил вам дед Мазай мозги основательно!!!
— И не говорите, — согласился Час. — Вот распудривать тебе и придется. Собственно, для этого ты здесь и находишься.
—И каким же это образом?
— Вы его убьете, — помолчав Час, внимательно посмотрел на Сорокина и в очередной раз сменил обращение на «ты»: — Пустишь ему пулю в голову, ну или сам что-нибудь подберешь по своему вкусу.
— Я вроде не говорил, что горю желанием стать штатным киллером, — удивился Сорокин такому предложению. — У вас что, некому его замочить? Или вы тут все убежденные пацифисты?!!
— Ожидаемый ответ, — отпарировал Час. — Вот вам последний аргумент, после которого вы поймете, что никто лучше вас этого не сделает.

Он нажал несколько кнопок на своих наручных часах. В воздухе появилась картинка с изображением графа Орлова и его сына Гоши. Судя по внешнему виду графа, запись производилась до их знакомства с Ильей.

— Ну что, сынок, — обратился граф к сыну. — Как там наш британский живодер поживает?
— Неплохо поживает. Сегодня ночью зачем-то порезал на куски какую-то девицу и уже рано утром сел в самолет и отчалил на Кубу.

По выражению лица графа было видно, что он задумался. Он почесал лысину.
— Вот так вот взял запросто и улетел?!! И ничего не потребовал взамен?!! Так не бывает.
— Он просил передать тебе вот это. — Сын протянул графу запечатанный конверт.
— Что это?
— Здесь собрана подробная информация о нашем беспокойном госте из альтернативщины и – в качестве бонуса – о его бывшей жене и дочери.
— И старче правда ничего не потребовал взамен?
— Нет, в этот раз кое-чего попросил у золотой рыбки. Только просьба странноватая какая-то.
— Чего ему надо? Леденцы на палочке?
— Он затребовал твою жизненную энергию. Мол, ты хозяин жизни, альфа-самец номер один. А ему она нужна: с кубинками хочет погулять, они темпераментные.
— Старый что, совсем уже охренел в конец!!! Он как себе это представляет? Я ему в баночку написаю, что ли? Или кровью распишусь на бумажке?
— Он сказал, что это его заботы и тебе не стоит волноваться. А тебе просил напомнить, что именно благодаря ему ты переспал с Клеопатрой, княгиней Ольгой, Моной Лизой, Лукрецией Борджиа, герцогиней Кембриджской, Екатериной Великой, Жозефиной Богарне и много с кем ещё.
— Особенно понравилось мне Наполеону рога наставить. Ох и славная была ночка!!!
— Вот за этот «туризм» он и выставил свое требование.
— Нет бы денег у меня попросить или там проблемку какую решить… Так нет же -ему подавай мою жизненную энергию. Хрыч старый.
— В общем, он сообщил, что тебя ждет еще одна потрясающая женщина. После неё остальные будут уже неинтересны.
— Старый умеет заинтересовать. Кто она?
— Не знаю, самому интересно.
— Интересно ему. Нехорошо за отцом подглядывать.
— Ой, да кто подглядывает-то?!! — развел руками Гоша. — Сам связался с этим проходимцем. С бабами, которые миллион лет уже как умерли, валандаешься. Некрофилия, блин, какая-то.
— Ты чего плетешь?!! Какая ещё некрофилия?!! Старый меня сводит с ними, когда они в самом рассвете сил и у каждой есть своя изюма. Ты вот, например, знаешь, что Клеопатра на пике начинала мяукать как кошка?!!
— На какой еще пике? — не понял детеныш графа. — Старый сводник тебе совсем мозги запудрил? Смотри, папа, погубят тебя бабы.
— Не учи графа Орлова.
— Ну, где уж мне! — обиделся Гоша и удалился.

Затем Час что-то нажал, и изображение начало смешно перематываться. Зашла Агафья, потом появились Илья и Света. За ними возникли кавказцы. Дальше Илья и Света исчезли. Граф начал стрелять, в него тоже. И вот он уже сидел мертвый за столом. Далее в комнату зашел Гоша и приложил к груди покойного графа какой-то мелкий предмет, не видимый на изображении, и внезапный белый свет из груди графа перетек в это странное нечто в руках сына. Тот держал его у груди графа, пока не исчезло свечение.

— Еще вопросы есть? — уточнил Час. — То же самое ждет вашу дочь. Моцарт – ненормальный, маньяк, убийца. Но в тоже время он гениальный разработчик защиты провалов. И сейчас он задумал что-то такое, что нам трудно понять; что-то, связанное с перемещением через пространственные провалы. И ему зачем-то понадобилась твоя дочь. Поэтому я и приволок тебя сюда. Или ты хочешь, чтобы она поучаствовала в этих дьявольских игрушках?!!

— Хорошо, — сдался Илья. — Что я должен делать?
— Вот это другой разговор, — кивнул Час. — А то ерничать не по делу все мастера. Инструкции сообщит ваш страховщик, который поможет вам, Илья Николаевич, уйти после окончания работы и выдаст гонорар за предстоящую акцию.
— Я сделаю это исключительно ради дочери. Бабки ваши вонючие мне не нужны. Я ведь говорил уже, что я не киллер,— вспылил Илья.
— У графа, значит, на выданной тебе в ГГБ хитрой кредитке, работающей одновременно в двух разных пространственных вариантах, не вонючие, а у нас – вонючие? Код какой-нибудь посложнее в следующий раз ставь, а не четыре ноля. — Час посмотрел на свои наручные часы и снова что-то там нажал, произнеся: — Вы наиболее подходящая кандидатура для этого дела. Пусть зайдет страховщик. Гость ждет его.

Через минуту дверь распахнулась, и в комнату неуверенно заглянул… Гоша.
— О!!! Господин гэбня глумоноидная!!! — удивился Илья. — Что, покой нам только снится, любезный? Или покойный батюшка уже являться начал, жалеет, что не предохранялся?

Тот ничего не ответил и протянул металлический жетон Часу.
— Капитан Георгий Орлов для выполнения задания прибыл.
— Он обеспечит ваше прикрытие после окончания дела, — уточнил Час и бросил спортивную сумку в руки Ильи. — Здесь всё, что вам нужно. А сейчас у вас есть сутки на отдых, билеты на рейс готовы. В течение двадцати четырех часов будьте любезны выяснить все ваши недоразумения и приступить к работе. Она потребует от вас максимальной собранности.
— Разрешите выполнять?!! — козырнул Георгий.
— Ты забыл сказать «ваше благородие». — сказал Илья, нарочито произнеся фрикативный «г» в слове «благородие».

Перекинув сумку через плечо, он направился к выходу. По его качающейся и пошатывающейся походке было видно, что это очень уставший от всего человек, попавший в малоприятный переплет…

Глава третья. Отечество или смерть

1
За прошедшие сутки они так и не перекинулись ни словом. Практически не разговаривали. Единственное, что спросил Георгий, так это о способе убийства.
— Тебя Чучинал познакомил с твоим оружием?
— Чучинал? — удивился Илья.
— Ну Альберт Станиславович. Его так все за глаза называют, — пояснил Георгий.
— Ха! — усмехнулся Илья истинному прозвищу Часа, как тот себя изволил называть. — Никто меня ни с чем не знакомил.

Георгий достал пистолет.
— Держи.
— Спасибо, не надо, — отказался Илья. — Знаю я ваши гэгэбэшные штучки. Раз притронешься к стволу — а там 20 жмуриков обычных и парочка необычных, особо важных, и всех на тебя повесят.

Георгий запихал оружие в руку Илье.
— Тебе всё равно необходимо его ликвидировать. Чем ты будешь работать? Пальцем?
— Зубами загрызу. Я как его через аэропорт-то протащу? Если только тебе его кое-куда запихаю — глядишь, и пропустят без досмотра.
— Себе запихаешь, если захочешь. Это специальная форма. Термостойкий углеводородный пластик. Патроны такие же. Ни один рентген не видит. Повезешь в разобранном виде. Часть в ручной клади, часть в багаже. Еще несколько частей будет  ждать тебя на Кубе.
— Конструктор LEGO, короче, от двух до десяти, — Илья повертел в руках пистолет и навел его на Георгия. — Стреляет только немножко. Бах! — и ты отправляешься получать ремня от батяни!

Тот отвел оружие в сторону.
— За сутки ты должен научиться им пользоваться. Как освоишься, выкинешь в унитаз спусковой крючок, гашетку и амортизатор. Они растворятся. В аэропорт вызовешь такси. В терминале мы с тобой встретимся.

Дальше диалог между ними не пошел. В сумке Илья нашел инструкции, которые должен был уничтожить после прочтения. Ему предписывалось следующее: прилететь на Кубу вместе с Георгием, добраться до гостиницы, сказать администратору на кубинском диалекте испанского языка фразу «Добрый день, я разносчик. У меня заказ в номер 318» (эта испанская фраза была написана русскими буквами), после зайти в номер и убить Моцарта. Далее никаких указаний не было.

Пока Илья учился выговаривать предложение и собирать-разбирать пластиковый пистолет, он многое передумал и понял, что он пешка на большой доске и шансов выбиться в ферзи у него практически нет. Единственное, что ему сейчас оставалось, — это подчиниться злой неведомой воле, забросившей его на игровое поле. Но лишь для того чтобы попытаться найти поскорее выход из этого дурдома. Не будет же Георгий его убивать сразу после Моцарта в номере? Нелогично как-то…

После прохождения регистрации Илья и Георгий, как и было условлено, встретились в терминале. Не здороваясь, они стали ждать посадки. Под потолком висел телевизор — шли новости без звука, мелькали Пулин и его окружение.
— Тебя там не видать, боец невидимого фронта? — подначил Илья, кивая на экран.
— Без телевизора, что ли, не хватает?  — буркнул Георгий.
— Я смотрю, ты шутить научился, гэгэбэ?!!

Тот ничего не ответил. Снова оба замолчали. Всё шло по намеченному плану. Только возле входа в «кишку» к ним привязался какой-то вусмерть пьяный бородатый здоровяк, и, навалившись на Илью, всей тушей, потребовал вызвать ему некоего Паблу Пабловича.
— Что, в дьюти-фри порезвился, дружище? Ты смотри, аккуратней, а то я тоже однажды так бухнул, — Илья аккуратно сбросил его с себя и усадил на лавочку. — Теперь вот здесь кукую.

Но пьяный его не слушал, и, вставая, обнял Георгия и заплакал навзрыд, называя того Паблой Пабловичем. Георгий с раздражением скинул его с себя и толкнул на скамейку, обозвав свиньей. Здоровяк, наклонившись верхней частью туловища назад, потянулся к лавочке и, плюхнувшись на нее, здесь же вырубился, пуская пузыри и портя вокруг себя воздух. Георгий снова раздражено назвал пьяного свиньей и отошел подальше.

— Эх, если выберусь из этого дурдома, тоже так нахрюкаюсь!!! — Илья посмотрел на уснувшего здоровяка. — Где ж ты так накерячился-то, любезный? У вас же здесь туго с синим, разве нет?

Тот, зевнув вместо ответа, уютно свернулся клубочком на лавке и еще громче захрапел. Вскоре к нему подошли сотрудники службы безопасности и, взяв под белы рученьки, увели из зала ожидания. Тот особо не сопротивлялся, в полусне требуя своего Паблу Пабловича…


Самолет приземлился в аэропорту имени Хосе Марти, если верить словам пилота. Уже в салоне начало ощущаться, что за бортом жуткая жара.
— Как пройдешь досмотр, сразу же садись в машину и езжай в назначенное место, — бросил Георгий Илье, подходя со своего дальнего места в хвосте самолета и вытирая выступивший на лице пот, а заодно нахлобучивая на голову летнюю панамку. Ни дать ни взять юный натуралист ботаник или проповедник баптистского толка в елейной деревеньке, а никак не офицер грозного ГГБ, а по совместительству мутный тип, сдавший отца родного, а теперь еще и заказными убийствами промышляющий для загадочных транзитёров.
— Слушай, я одного понять не могу, — не выдержал Илья. — У вас что — людей не хватает? Зачем вы меня приплели к своим игрищам?!!!
— Ты посторонний, с тебя спрос минимальный, — Георгий посмотрел в иллюминатор. — В дальнейшем при разбирательстве выяснится, что ты психопат-одиночка, решивший в личном порядке отомстить Моцарту за то, что тот тебя сюда приволок.
— О как!!! — кивнул Илья, — короче, Освальд, блин!!! А че, нельзя просто выкрасть этого вашего Моцарта? Дать по башке, в мягкий коврик — и на катере за тридевять земель, в царство славного Салтана.
— Ишь ты, какой умный, что ж без тебя-то не додумались?!! Решение на самом верху принималось, — парировал собеседник. — А моя задача — без лишнего шума переправить тебя к транзитёрам из вашего сектора. Ну откуда ты прибыл. А там тебя ищи-свищи. Ну, запрос сделают и всё такое. Пока ответ придет, столько всего изменится…
— А там на меня всё что хочешь можно будет повесить. Хоть Сережку Мавроди в трикушках, хоть Бермудский треугольник с исчезнувшим лавандосом в виде «Боинга». — Илья демонстративно пальцами сделал кавычки.
— Это там у вас, видимо, злодеи такие?!! — откликнулся Георгий. — Однако сейчас в опасности твоя дочь, и никто кроме тебя не решит эту проблему. Моцарт ждет меня. Ему нужна энергия моего отца. Поэтому, пока я не встретился с ним, твоя дочь в безопасности. Он не может проникнуть к вам: он еще не закончил свою работу, пока я не появился у него.
— Ага, а здесь у вас видимо ежегодный  отпуск? Вместе проведете?
— Заткнись, дебил.
— Грубо работаешь.
— Как умею, так и работаю. Ты вообще как гумно в проруби болтаешься.
— С вашей подачи.
— Моцарта, если с памятью туго.

Сорокин был очень далек от всех этих манипуляционных штучек, но даже он понимал, что его в открытую шантажируют безопасностью дочери и что после выполнения задания никто его не собирался отпускать – напротив, Георгий и был приставлен к нему, чтобы сразу же после исполнения убрать опасного свидетеля. Естественно, вслух говорилось, что, мол, мы сейчас тебя отпустим — и катись на все четыре, дорогой друг. Кто же будет говорить-то напрямую: давай завали-ка Моцарта, Антоша Сальери ты наш, а мы — тебя, и концы в Карибское море?!! И даже не думай здесь включать не киношного Бена Ричардса – самолет в башню с Чучиналом, Моцартом и компанией не направишь. Есть пока кого терять…

— На. — Георгий протянул Илье пакет из ручной клади.
— Это что?
— Переоденься. В пакете местная одежда, чтобы ты не привлекал лишнего внимания.
— Логично, как же я на дело-то собрался в своей триковине лениносрачинской, — согласился Илья, забирая пакет. — Еще бы фрак концертный напялил.
— Ну, тогда давай выдвигаться, — кивнул Георгий, направляясь в проход самолета. — Не забывай — на кону жизнь твоей дочери. Переодевайся, не теряй времени. Оно уже работает против нас.

Илья посмотрел в окно иллюминатора, мысленно (несмотря на закон о мате) грубо отослав всю эту конторку, втянувшую его в безумный треугольник с сумасшедшим Моцартом с одного угла, убитым графом Орловым — с другого, и жизнью его маленькой дочери — с третьего.

Быстро переодевшись в яркую пеструю льняную рубашку свободного покроя, такие же льняные, но светлые брюки, он нацепил на голову белую шляпу с небольшими аккуратными полями по краям. Еще был кроваво-красный шейный платок со вставками всевозможных цветов, но Илья, посмотрев на него, скомкал вещь и бросил обратно в пакет вместе со своей прежней одеждой, оставив всё на сиденье. — Тоже мне «Модный приговор». Звезда в шопе. В полнейшей.

Едва ступив на трап, он ощутил чудовищно жаркое — даже жгучее — солнце Кубы. Он зажмурился от ярких палящих лучей, натягивая шляпу на глаза посильнее.
— «Солнце всем одинаково светит», — говорил чукча, попав в Коми АССР, однако, в декабре месяце. И фашист под Москвой в 41-м тоже.

Автобус доставил пассажиров к зоне прилета, где их ожидал по-кубински неторопливый и размеренный таможенный контроль, который всё же никого не напрягал. Здесь было так заведено. Дожидаясь своей очереди, не привыкший к разливистой кубинской речи Илья неожиданно для себя услышал русские обороты вперемешку с украинскими интонациями, когда к нему обратился женский голос за спиной:
— Молодой человече, цеж дико извиняюсь. Но вы не меня случайно туточки выискиваете, як борщ с пампушками после голоду?

Обернувшись в сторону голоса, он увидел вполне ничего себе крепенькую темноволосую дивчину средних лет.
— Забавно, — вместо ответа произнес он. — Вот уж чего не ожидал здесь, — так это ридную мову услышать. Прислали москаля добить?!!
— Ой, та я вас умоляю!!! Чому вы такий злой?!! Я ж вам помогати и всего же. Здесь столько ж наших, як на Крещатике! Это ж вторая Батькивщина! Вот мне и выпало. Фидель же ж — почти наших кровей, хоть ты и кубин. И учился в свои часики на Луганщине.
— Ага, то есть тут даже имя не стали себе менять? Апофегоз лени в кубе! — улыбнулся Илья, вспоминая неожиданную встречу в кремлевской больнице.
— А чого его менять? — не поняла женщина, улыбаясь, рассматривая Илью. — Федя, вин и е Федя, як его не обзывай.
— Я смотрю, вы веселая барышня!!! — кивнул ей Илья в согласии. — А не боитесь? Друзья ваши вас могут того после меня. Как свидетеля.

Он поднял голову к небу.
— Ой, я знову-таки ж вас умоляю. — Она всплеснула руками. — Це ж я прыгнула — и ищи меня за Днепром длинно (не дурней других, коли раскумекаю). Замучаются искати апосля. Такую цидулю накидаю по всему мирочку!!!
— Оптимизма у вас — хоть отбавляй!!! Сноуден рыдает от зависти.
— А чего волноваться то?!! Мы, малороссы, вообще стараемся не сумувати, та других тому закликаем. Малороссия — це ж сама позитивна сторонка. А туточки у нас отдых от делишек наших. Вот меня и попросили немножко.

— Да уж, — Илья опять понимающе кивнул. — Счастливые люди. Кто заскачет — тот олень американский, та ж проститутка голландская. И про ракеты, и дерьмо ядерное у русских границ никто не слыхивал?!! А уж про то, кто и за чьи бабульки гопака дает — пляшущие мальчики и девочки еще нафестивалят по полной программе, пока мозги на место не встанут однажды и не поймут они — кто козлы гнилые купленные транснациональными корпорациями, а кто соседи по бывшей стране, целенаправленно разваленной иностранной разведкой руками таких вот «плясунов». Разбомбленная в 99-м Сербия в помощь для размышлений. А еще печеньеце в клеточку для Моники демонстративно всему миру, флаг российский, которым подтерли одно место, а срок реальный тюремный согласно УК РФ так никто и не получил, тупо откупившись-извинившись, и безопасность русских людей в Крыму с выходом в Черное море тоже по боку, за что дружно накидали партнюги махровые санкций целый горшочек. Кушайте на здоровье, а мы пока вашу творческую интеллигенцию, политических проституток послушаем, которая против, поржем от души. Нам  не в первой.

— Та, зачем кривдити, як же швидка на дроти через дрибницу турбовати?!! — обиделась хохлучешка.
— Че? — не понял Илья.
— Та ни че, — ответила она весело. — Я говариваю, зачем обижаете, словно я вам скорую на проводе по пустякам вызываю. Яка ще ж Сноуден, ракеты, олени американски, Сербия разбабаханная, санкции, и як остальное?!!
— Да так, политика, отит ее бабушке. Смирительных рубашек на всех не хватает, чтоб людей простых не трогали. А то в итоге получится – я цеж тоже теперь тришки гражданин Амэрики и у меня цеж тоже треба право на оружие огнэстрэльно. Нехай тэбэ пулю в живот, долбаный Гудзон, шоб не базланил не по-нашенски. Бах-бах!!! А шо до москалей клятых, то какая ж разница, шо «сепаратисты» эти ваши больнички не захватывали, театры не занимали и школы с детишками не брали в заложники?!! Даже когда очень хреново, у них дела двигались. Всё равно, кацапы во всем виноваты, нехай газ за так дают теперича. Мы це ж Европа просвещена, Панаско, поддувало захлопни, смердит — як от носков трехнедельных. А то нам еще хлопцув из Парижей, да Берлинов пригонять, «сироток» арабских, которые на пособие по безработице любят в чужих землях гужевать. Вот заживем тады.
— Як же ж не люблю политику!!! Ну ее. Да и вас не сразумети!! — махнула она пухлой ручкой в сторону. — Краще, мабудь, зазнакомимся. Меня Галей кликают. А раньше Сиреной. А тебя теперь как звать-величать?
— Что значит теперь? И почему Сирена? — не понял Илья.
— Ну, раньше тебя кликали Тэдд, прототип Томасу Вонга. А я была Сирена – твоя связная. А цеж нам било всё собирати чин-чином.
— Илья. — Он приподнял шляпу над головой. — Ты уж, Галя, не обижайся на меня, но ты пургу какую-то несешь. Какая Сирена, какой Томас?
— Гожий же ж ты, Илюшка, но странный нынче, не помнишь ни пся. Волосики светлые, очи карие, телом дюжий, а мозги молвят швыдко. Де же ты был-то, когда я замуж выходити збиралася, я б уму-разуму-то научила б, чому ты не сокил, чому не литаешь!!! И кохает она тебя, аж до одури!!! А ты балакаешь, як дурной и не разумеешь.
— Кто кохает? — не понял Илья.
— Сам будто не здогадуешься? — откликнулась Галя. — Та ж Светка твоя.
— И ты захотела мне поведать об этом?
— Та это я ж так, между прочим, чтоб ты знавал. — Галя махнула рукой. — А сейчас пойдем прокатимся.

Пройдя через терминал, Галя подвела его к такси, машине всё той же марки «ЮМЗ», и, размахивая руками, принялась что-то горячо объяснять кубинцу-таксисту, вперемежку со своими родными словами.
— Та ж до чего ленивы хлопцы — не могут выучить по-украински три словечка, як валютний пут-опцион, — посетовала Галя, приглашая Илью в машину. — Седай, Илюша. Я всё побачила таксисту. Он тебя притаранит до готелю. В машинке наберется всё що завгодно.
— Ну, спасибо тебе, — улыбнулся Илья ей в ответ, усаживаясь в машину. — Может, еще увидимся когда. Ежели не замочат сегодня обоих.
— Замучаются!!! — Она кивнула ему на прощание и протянула пакет. — Это тебе. Це ж гарний мужик — и я нэ рядом!!! Посвидаемся еще.

Она помахала ему пухлыми пальчиками и тут же растворилась в воздухе.
— Писатель Лукьяненко и украинская фантастика, блин. Завулон злобствующий, русский бог отчетности, прихлопнул непокорную Алису чужими светлыми руками. Но, руки, типа, взяли и внезапно оказались любимыми. Если, конечно, верить умнику Митрохину, умудрившемуся откопать книжицу среди развалов разбитого Грозного в двухтысячном… А юмзики у них здесь круче. На экспорт, видимо…

Илья развалился в неожиданно глубоком кожаном кресле автомобиля и стал слушать мелодичные ритмы, раздавшиеся из магнитолы, когда таксист привел машину в движение. За окном понеслись виды кубинской автострады, причудливым образом переплетавшиеся с сочными зелеными деревьями на фоне старинных домиков с облупленной штукатуркой по обочинам и ветхими крышами, которые, казалось, еще чуть-чуть — и снесет ветер с Карибского моря.

Вдоль дорог гуляли обычные люди — маленькие люди, которых, как и везде, в общем-то, мало интересовала большая политика, тайны мироздания и больше волновали вопросы снискания хлеба насущного для детей и себя грешных. По этой причине они, рассредоточившись вдоль дороги, занимались кто чем. Кто-то торговал бусами из поддельных кораллов, безделушками и прочей дребеденью для туристов, кто-то в невыносимой духоте предлагал фрукты и воду останавливавшимся машинам, а некоторые просто слонялись по пыльным краям, ожидая милостей судьбы, благо было солнечно, и погода не навевала плохое настроение, як начальство, как бы могла сказать Галя.

Единственное, что отличало их от таких же искателей финансового счастья из прочих стран, — это неповторимая сальса, которую здесь даже старая бабушка приплясывала, стараясь не отставать от молодых, вспоминая с улыбкой на изборожденном временем лице, легенду своей молодости — мужчину, победившего однажды один на один здоровенную рыбину-марлина, а заодно стихию и обстоятельства, вдохновившие в один из теплых кубинских вечеров за кружечкой «Папа Добле» знаменитого харизматичного друга из Америки, освещённого отсветом сияния тех самых бессмертных воспетых «рифов в той самой бессмертной воспетой янтарной воде»(*1), родом из Вечности. Друга, точно знавшего, что человека нельзя победить… Разумеется, до момента пока не начнутся бесконечные мировые политические рекорды по толканию речей с бородой и промыванию мозгов, а вместе с ними не взлетят до небес налоги на частную кубинскую собственность, а местные компанеро-пролетариаты, «Тони Монтаны», не будут пущены по той же самой густой бороде, позабыв от безнадёги все на свете красивые цитаты, в том числе, и от старины Хэма. Но, кое-кто в памяти правильные слова сохранит… И будет в этих танцах что-то нарочито кубинское: хоть весь мир гори — а для нас это воздух, как для вас пукнуть неожиданно, а потом обернуться; или как, например, тому же американцу ноги на стол закинуть на торжественном приеме. Ну или какие там еще встречаются национальные тараканы в голове и в мире?!!!

— Ха! — усмехнулся Илья, рассматривая, сей флэшмоб. — Ничего не меняется. Что тут, что там. Бородатый со своей сигарой и то, наверное, приплясывает.
— Ой вае, вае, вае, — откликнулся непонятно таксист, набивая руками по консоли ритмы мелодии, раздававшейся из мощных сабвуферов, и напевая в такт музыке.
— Да, вае, вае. Я и говорю: в детстве «Клуб путешественников» смотрел, там показывали, как вы здесь все отжигать любите, — согласился Илья с ним и похлопал его по плечу, показывая на себя, добавил:— Ай, эм коллега. Раша. Ты за дорогой-то следи, друг.
— Колэга? — не понял слова кубинец, лениво улыбаясь в ответ. — Раша?!
— Коллега, — повторил Илья и показал руками руль. — Я сам таксист. Только в России. Тоже людей вожу. Раша. СССР.
— О, Раша!!! — догадавшись, заулыбался таксист, и, закивав головой, добавил с акцентом: — Диеньги. СССР. Друзиа.
— Ну, я и говорю, — согласился Илья, — ничего не меняется. Мир, дружба, сахарок, ракеты. У нас там примерно то же самое. Союз только давным-давно законопатили. Сейчас вот обратно потихоньку расконопачивают. Кредитные счета только за бугром немножко мешают.
— Расконопачывают? Мэшают? — произнес таксист.
— Расконопачивают, расконопачивают, — согласился Илья. — У русских у многих – прикол, с таксистами про политику разговаривать, да и не только. Я сам, бывает, как сяду с утра за баранку, и понеслась до самого вечера политинформация отовсюду. Короче, такие дела, брат.
— Бивает, бивает, — снова согласился таксист, напевая свои кубинские мелодии и в такт похлопывая по консоли.

Илья уткнулся в стекло автомобиля, рассматривая кубинские пейзажи за окном. В этих кубинских ритмах, напевающих о чем-то своем, родном и непонятном, ему стало грустно.
Вспомнилась далекая песня из детства, о том, что нужен «просто свет в оконце»(*2) … Один, непонятно для чего, он ехал на чужбине убивать совершенно постороннего человека, пусть даже и маньяка-убийцу, больше известного как Джек-потрошитель. Причем приходилось делать это всё против своей собственной воли, в отличие от его будущей жертвы. И всё это показалось бы невольному наемному убийце неестественным и странным, если бы от этого не зависела жизнь его собственной дочери.


Он развернул пакет, в котором оказалась коробка из-под пиццы. Илья открыл коробку и увидел пистолет, который он оставил в своем багаже, а также недостающие детали.
— Когда только успел? — подивился Илья прыти Георгия и аккуратно прикрутил на место все недостающие детали пистолета.

Машина словно специально остановилась возле двухэтажного здания с яркой красной надписью (почему-то на русском) «Патрий».
— В фильме одном, давным-давно смотрел, — произнес Илья, выбираясь из машины, — герои постоянно говорили: «Патриа о муэртэ»(*3). Я всё понять не мог, чего это такое. Тогда Интернета не было толком, а с кубинским у меня туго. Потом уже где-то прочитал – «Отечество или смерть». Заодно про лысого прочитал, который тоже того, в гом-гомычи подался. А ведь самым нормальным ментом запомнился навсегда.

— Патрий муэртэ, — согласился таксист.
— Да, Патрий муэртэ, — попрощался Илья и дал таксисту плату, переданную ему еще в самолете Георгием. — Вот и говорю, как нарочно.
— Диеньги. СССР. Друзиа!!! — улыбнулся таксист на прощание, забирая плату за проезд.
— Пока! Бабки все любят, — махнул Илья и, взяв в руки коробку из-под пиццы, направился к зданию гостиницы. — Только они не всех в ответ. Вот и скандалят богемные, чтобы не забывали про них. Госдотация то — она как апельсин. Много нас – бюджет один.

Машина, взревев моторами и сабвуферами и поднимая пыль, унеслась в вечность, успев наиграть кубинскими ритмами на прощание.

2
Илья уже тысячу раз про себя повторил фразу: «Добрый день, я разносчик. У меня заказ в номер 318» и теперь, произнеся ее вслух специально для улыбающегося администратора, направился по позолоченной винтовой лестнице на третий этаж.

Вдоль длинного коридора тянулась красная ковровая дорожка. Его заливали жгучие солнечные лучи, исходившие от открытого настежь балконного коридорного окна, попадавшие на дерево дверей и лизавшие своим теплом все стены. Из всех номеров лилась густая тишина, словно все постояльцы собрались и укатили разом из отеля. И лишь откуда-то издалека Илья слышал странные звуки, словно кого-то с остервенением бьют, а заодно ломают мебель. И чем ближе он подходил к номеру 318, тем отчетливей понимал, что звуки идут именно оттуда.

Наконец он подошел к двери злополучного номера и на мгновение остановился, прежде чем постучать, ибо догадался, что в номере происходит вовсе не драка и не крушение мебели. За дверью отчетливо и громко раздавались женские стоны и скрип кровати, и характер этих звуков не оставлял сомнения в том, что происходит. К тому же, на двери номера висела табличка «Не беспокоить», понятная на любом языке.

— Вот блин, — Илья в недоумении почесал затылок, задирая шляпу на лоб. — Неожиданный поворот. Мало того, что я сейчас им кайф обломаю — так мне еще и с девкой придется что-то делать. Я же не киллер, елки-моталки, чтобы валить тут всех свидетелей подряд.

Откашлявшись для храбрости, он решительно постучал в дверь номера и почувствовал, что по лбу потекли струйки пота.
— Кто? — по-русски спросил голос за дверью.

Женский какой-то нерусский, но совершенно понятный на любом языке мира, крик усилил вопрос.
— Написано же: не беспокоить.
— Добрый день… — начал было произносить в последний раз на испанском языке осточертевшую фразу Илья, но передумал и сказал по-русски: — Доставка пиццы.
— А, заходи!!! — раздался всё тот же голос из-за двери. — Давно жду, мой друг.

Илья с силой толкнул двери и, заходя в номер, отбросил коробку и захлопнул дверь. Быстрым шагом он прошел к постели и поднял пистолет впереди себя, но тут же замер от неожиданности происходящего.

На смятой постели, уткнувшись лицом в подушки, стояла в недвусмысленной позе темноволосая молодая девица со съехавшим чепчиком на голове и в форменном белом платье служащей отеля и издавала вышеописанные звуки при каждом движении. Сзади нее стоял Борис Павлович в белой рубашке, только теперь аккуратно причесанный. Довольно улыбаясь, он помахал Илье рукой.
— Давно не виделись, мой друг. Ну, как тебе ужасы про меня? Впечатлили, Тэдд?
— Ты че, старый, совсем дурак? Я тебя валить пришел, а тебе всё хиханьки да хаханьки. Тебе на фига дочь моя понадобилась? Девок ты зачем резал? Кукла тебе чего сделала?
— Сколько вопросов!!! Ха-ха!!! Ну, во-первых, не такой уж я и старый: мне всего пятьдесят, болею просто. А во-вторых — Куклу я не убивал, знал бы…
— А в-третьих, — перебил его Илья, взводя курок, — заткнись, падла, и девку выгони. Хана тебе, отморозок кучерявый.
— А как же последнее желание приговоренного к смерти?!! — неожиданно заканючил герой-любовник и приостановился ненадолго от вида нацеленного на него щелкнувшего оружия. — Вы же обещали.
— Ты уже часа полтора без перерыва выполняешь свое желание, — раздался откуда-то сбоку голос. — Сколько можно драть несчастную кубинскую горничную? Она сдохнет у тебя уже скоро. Тебе остальных шлюх мало?!!!

Та ещё сильнее закричала, явно требуя продолжения и совершенно не собираясь умирать. К тому же, судя по отсутствию естественной реакции испуга на посторонних, в столь интимном вопросе, девушка была на невероятном эмоциональном взводе, что уже напрочь позабыла про всё в тот момент, и не могла просто так взять и остановиться из-за ставших лишними и скучными правил приличия в состоянии близком к тому неизбежному эндорфиновому «petit mal», ради чего, собственно, Природа и придумала однажды этот крючок для всего живого и чувствующего, брошенного в жестокую бездну выживания. Также как однажды Природа придумала голодных обезумевших крыс в клетке перед вашим индивидуальным лицом, чтобы отречение громче, лучше и отчетливей кричалось в министерстве любви. Для равновесия…

Но, всё же, когда-то, в человеческой истории будущая Миледи тоже божественно одиноко томилась под струями душа, просто по той причине, что она была прекрасна и молода, болезни, «злобный сумасшедший с бритвою в руке»(*4) еще где-то очень далеко за горизонтом, а режиссер рядом, усат и уже легендарен, к тому же, пока, ещё не собирающийся не возвращаться, когда его достанет однажды извечное соревнование художника и тупого простого карандашика, крошащегося как всегда не к месту и невовремя. И этот антикафкавский Процесс безумно нравился тогда всем участвующим сторонам, и никакой тоски по тому ушедшему уже навсегда, от чего можно загрустить и заболеть, и даже умереть немного в итоге. И никакого дела, что там скажут вежливые до безобразия небыдло-помощники или экзекуторы от Госкино. Хотя, конечно, если режиссер был бы слесарем, а Миледи какой-нибудь Зинаидой Петровной, председателем профсоюза, в тайне, мечтающей «о самом эротическом моменте в своей жизни»(*5), а он бы взял и предложил ей подобное на партсобрании завода…

Илья повернул голову в сторону звука и увидел сидящего у стены… Георгия, терпеливо смотревшего на стрелки наручных часов.
— А ты здесь чего делаешь? — Илья опешил от всего этого дурдома. — Тебе больше пофапать негде, чудище четырехглазое?!!
— Сам ты чудище альтернативное! Почему ты меня всё время обзываешь?!! Пристрелить бы тебя, прямо в язык твой поганый. Нет человека – нет обзываний. Что за манера и что у тебя за речь — пофапать?!! — всё также посматривая на часы, ответил Георгий флегматично, словно так и надо было, затем переключился. — Он её уже часа полтора без перерыва. Фантастика!!!
— Это я уже слышал, — помахал Илья пистолетом. — Я тебя в последний раз спрашиваю: ты здесь чего делаешь? Ну, кроме того, что зыришь и змеюку собрался подушить.
— Я ещё б перед тобой не отчитывался?!! Делай то что тебе велено, и не задавай глупых вопросов.
— Извините, мы вам не мешаем? — спросил Моцарт. — Мужчина и женщина вроде как без вас начинали, друзья мои. А тут вы приперлись, лезете со своими комментариями. Я, конечно, понимаю, что вы «давно утратили чувство того, что пристойно и что непристойно…»(*6) Но всё же.
— Ты мне еще поерничай! — разозлился Георгий, добавляя. — «По сути, Ванний был человеком твердым, вначале он правил неплохо и воевал успешно, но начал слишком ретиво грабить не только соседей, но и своих свебов…»(*7) Как видишь, я не хуже твоего умею «фехтовать» историческими книжками.  Скоро уже, Нерон ты недоделанный?
— Да почти уже всё, — откликнулся герой-любовник и кивнул на присутствующих мужчин. — Когда-нибудь, друзья мои, если, конечно, живы будете, вы поймёте – как же это мудро: пуститься во все тяжкие…от безвыходности!!! И показать тем самым шиш с маслом Системе. И не только Ей…Правда, Люсинда?! Надеюсь, тебе было хорошо со мной. Прости уж, что сегодня один плюс один получилось не совсем один.

Он похлопал по спине девицу, и та довольно забилась головой в подушку, обессиленно мыча и, совершенно ничего не понимая из того что Февральский ей адресовал. Как с той зычной песней на неродном языке. Ещё из распахнутого от духоты входа на балкон по воздуху внезапно выпорхнула красивая пёстро-белая черная бабочка, и, барабаня крылышками томное марево, расположилась как ни в чём ни бывало на белоснежной взмокшей спине Люсинды, сомкнув аккуратно крылышки.

— Но, прежде чем ты выполнишь свои обязательства, мой друг, — неожиданно обратился Моцарт к Илье, глядя на приземлившуюся и сомкнувшую крылышки бабочку, — у меня есть к тебе один вопрос. Ты не удосужился спросить у Чучинала, с чего вообще всё это началось?
— Че ты мне мозги пудришь? Твой телке вообще до фонаря, сколько человек вокруг смотрят? Без комплексов?!! Развели тут балаган порнографический.
— Так вот, будь другом, поинтересуйся, пожалуйста, когда я уже буду мертв. Если ты, конечно, будешь еще жив, — продолжил  Моцарт. — Для тебя это очень важно. И еще поинтересуйся, кто такая Мэри Джейн? Он тебе с интересом поведает, если ты ему правильно вопросы сможешь задать. Постарайся уж, не лажанись, или как там у вас говорят?!!

Затем Моцарт достал из-под одеяла странный фрагмент красного цвета и бросил его Илье. — На, лови, он еще тебе пригодится.

Илья поймал на ходу. Георгий от неожиданности подскочил.
— Эй, старый, это еще что за фокусы? Ну-ка дал сюда.
Он бросился к Илье, но тот ловко увернулся и отскочил:
— Да пошел ты.
Георгий основательно разозлился:
— Так, старый, быстро сказал мне код перехода.
— Хо-хо?!! — рассмеялся Моцарт. — У папеньки своего поинтересуйся, Гошенька. Мощный, надо сказать, у тебя папашка был, жеребец. Теперь понятно, чего они от него все голову теряли. Меня самого на полчаса максимум хватает, а здесь полтора часа и хоть бы что. Чего ж ты-то такой малахольный получился, Гошенька?
— Не смей меня Гошенькой называть, — совсем рассвирепел тот. — Я капитан государственной и государевой безопасности. Эй ты, стреляй давай! Хватит, устроили здесь публичный дом. Или ты забыл, для чего прилетел?
— «Эй ты» дома у тебя возле бачка сливного осталось, а я Илья Николаевич Сорокин.
— Это правильно, Илья Николаевич, — вмешался Моцарт, ускоряясь. — У человека должно оставаться достоинство в любой ситуации. Даже в самой пошлейшей, вроде нашей сегодняшней. Да, кстати, молодые люди, я совсем забыл вас оповестить. Меня не нужно было убивать и мотаться за тридевять земель за этим. Мои дни и так сочтены, онкология в четвертой стадии, чтоб ее. Принял я один препаратик — и, когда через пару секунд дойду до логического конца…

Тут он неожиданно прервал речь, зарычал по-звериному страшно и, неожиданно обмякнув, обвалился на девушку.
— Эй, — Георгий бросился к нему, тряхнув тело. — Не смей. Ты обещал код. Мать твою жрицу!!! Ты на фига энергию отца выпил, если и так помереть собирался?!!!
Тот мертво рухнул на кровать.
— Сволочь!!! — безумно заорал Георгий, трогая того за пульс и хлопая по лицу. — Очнись, сцуко. Где обещанный код?
— Забавно, надо сказать, — констатировал Илья. — Один с бабой под столом помер, другой с бабой на кровати загнулся. Это у вас здесь так принято? Национальный колорит.
— Заткнись!!! — Георгий бешено кинулся к нему. — Дай сюда то, что он тебе дал.
— Да отвали ты!!! — Илья хлестким ударом пихнул его обратно в кресло.
Тот кубарем отлетел к стене.
— Сейчас самого запилю, если не угомонишься. Еще спецслужба называется.

Всё это время маленький кубик обессиленно лежал на кровати, успев получить своё причитающееся миллисекундно-бесконечное безумие растерзанной в клочья самки, и лишь сейчас начал смутно догадываться о происходящем. Вид ругающихся славян (один из которых был еще с пистолетом в руке), и ее мертвого благоверного (который только что ублажал ее, как бог), сделали свое дело, и от блаженного спокойствия она мгновенно перешла к дикому ужасу, в два счета забившись где-то под столом. Господи, и зачем она только повелась безвольно на этот разливистый обманчивый баритон, обещавший немножко неплохие бабки?!!

В голове еще успела мелькнуть странная совершенно не её мысль – теперь понятно, почему неизвестная ей «цивилизованная» Линда в заоградном мире стала грязной шлюхой-мескалинщицей, а детектив Беззеридес из Калифорнии угостила кое-кого ножичком…

В этот момент раздался стук в дверь. Илья повернул голову:
— Кто там?
— Си сеньор, — сказал за дверью кто-то с сильным акцентом. — Я искать библиотека Пушкина.
— Какую еще, на фиг, библиотеку? — не понял Илья и, спрятав пистолет, пошел открывать дверь. Однако в ту же секунду понял, что совершил большую ошибку: повернувшись спиной к Георгию, он услышал металлический щелчок.

Бросившись, словно кошка, к двери, он открыл ее в надежде выпрыгнуть в коридор, но вместо этого получил из коридора пистолетом в лицо. Какая-то лавина, уткнув его в пол, вначале прошлась по нему, а затем с силой подняла кверху. Не имея возможности вытереть кровь из носа, поскольку руки его в тот же момент были скованы наручниками за спиной, Илья посмотрел на новых участников этого театра абсурда. Ими оказались люди в форме кремового цвета, совершенно не говорившие по-русски. Было ясно, что это полиция. Илью завели обратно в комнату номера, и вот здесь он обомлел, буквально превратившись в столб и раскрыв рот от удивления одновременно. И было от чего.

Недавно белоснежная постель была вся перевёрнута вверх дном и, залита кровью, которая фонтаном билась из обезглавленного тела Моцарта. Голова же его бесследно исчезла. Еще один свидетель всего случившегося — черная бабочка, расположившись на обезглавленном теле, и раскрыв крылышки, обнажила неожиданный узор на них, разительно напоминавший горящую белую свечу на фоне кромешной тьмы, и теперь производила совершенно жуткое впечатление. Казалось, что эта бабочка за всем происходящим очень внимательно наблюдает, от чего Илью продрал дикий мороз по коже, несмотря на всю кубинскую жару. Но и это еще было полбеды: в углу рядом с валяющимся пистолетом сидел, задрав голову кверху, Георгий, и держался руками за нож, который торчал у него из шеи.

— Ё-моё!!! Здесь паровоз с саблями еще успел что ли пронестись?!! — бросился к ггбэшнику Илья, распихав кубинцев. — Кто это сделал? Кайся?!!
— Дол…— Георгий закашлял и прошептал кое-как: — Долбанная Англичания. Всё зло от баб…

Затем он закашлялся и, захлебываясь кровавой пеной, отключился, резко кинув голову книзу. Вся полицейская рать набросилась на Илью и принялась его крутить и пинать, кто во что горазд.

— Мусора — они и есть мусора, — процедил Илья, стараясь свернуться клубком, чтобы было не так больно от пинков и зуботычин. И еще среди всего этого он слышал из-под стола задавленный и запуганный голос некогда счастливой горничной:
— Эс пирано номера. Диабола. Диабола!!!
И без перевода было понятно, что в номер ненадолго заглянул сам дьявол.

3
Он лежал на полу автомобиля лицом вниз. На нём, сложив ноги, сидел полицейский с автоматом. Остальные о чем-то говорили между собой, смеялись, а один даже, пихнув ногой Илью, показал ему язык, как повешенный.

— Вешаться, что ли, собрался тут? — поинтересовался Илья, но всё равно догадался, что тот ему показал, мол, мы тебя на месте преступления взяли, а по всему ясно, что ждет нас внеочередная премия, а тебя — виселица, «руссо туристо».

Машина полиции летела на бешеной скорости, включив мигалку и нарушая все возможные правила.
«Как дома!!! — подумалось Илье, — и менты такие же душевные, аж наручники чешутся. Вот только откуда они взялись? Неужели камрады так громко орали, что кто-то не выдержал и вызвал полицию?»
Но додумать свой вопрос Илья не успел, потому как машина неожиданно резко остановилась, так что все сидевшие попадали друг на друга и принялись голосить.
— Ругаетесь, видимо?!! — произнес Илья, тоже больно стукнувшись головой о какую-то железяку под сиденьем.

Полицейские выскочили из машины, очевидно, сквернословя по-кубински и размахивая руками. Но дальше Илья услышал хорошо знакомые любому боксеру звуки падающих человеческих тел, которые ни с чем не спутаешь, — такие, как когда нокаутируют самым неожиданным образом.

Он даже не успел ничего толком понять. Чьи-то руки схватили его за шиворот, и знакомый голос произнес, выволакивая его из машины:
— Быстро уносим ноги, пока они не очнулись.

Сорокина не надо было уговаривать дважды. Он бросился следом за своим спасителем и узнал в нем давешнего пропойцу из аэропорта.
— А!!! Пабла Паблович!!! — Илья плюхнулся на заднее сидение машины. — То-то ты мне тогда подозрительным показался. Пахло не очень для такой кондиции.

С водительского сиденья к нему повернулась Света в темных очках и сказала:
— Потом будешь комментировать.
Затем она спросила у здоровяка-спасителя, выжимая газ что есть мочи:
— Почему так долго?
— Думаешь, так просто четверых взрослых мужиков повыключать и не повредить их, чтобы Система ничего не заметила?!! — буркнул здоровяк, вытирая руки.
— О, уже за нами!!! — произнес Илья, видя, как на подмогу отдыхающим в нокауте полицейским летят еще два автомобиля.— Лихо ты их ментов поганых. Боксер?!!
— Да нет, — махнул рукой здоровяк. — В детстве немножко танцами занимался, там руками, бывает, махают резко.

Света сильно дала по газам, бросив Илье фляжку на колени.
— На, выпей всё. Тебе сейчас это будет жизненно необходимо.
—У!!! Ценю твою заботу, — согласился Илья — Только чем я ее открою? Зубами?

Пабла Паблович взял фляжку и, открутив колпачок и держа фляжку в руках, как нянька, напоил Илью.
— Ух!!! Крепкая, зараза!!! Че это такое? — прокряхтел Илья, когда жидкость попала в желудок, и вытер губы об густую бороду Пабло Пабловича. Понюхав её же, он добавил, обращаясь к нему:
— Извини, братан. Я смотрю, с ветерком едем?!!! Так, о чем мы? Ах да!!! Помнится мне, в детстве я тоже в драмкружок ходил. До народного артиста немного не дотянул, ну, в смысле, до мастера спорта. Даже с Лебедевым молодым как-то раз пересекся на сборах. Камрады тоже культурные пацаны оказались, у меня расспрашивали, перед тем как в пол уткнуть, как в библиотеку тут какую-то имени Александра Сергеевича пройти.

— Наверное, любят нашу классику?!! — откликнулся здоровяк. — Чехов там, Толстой, Достоевский. А ты им, наверное, похабщину какую-нибудь предложил. Стихи матерные или порнографию, там, в письмах и картинках. Опозорился перед иностранцами. Вот они тебя и поволокли в инквизицию.
— Я смотрю, вы уже подружились, книголюбы, — произнесла Света, бешено полетев по дороге, так что пассажиров впечатало в кресла. — Держитесь, сейчас будет жестко.
— Ты даром времени не теряла, — кивнул Илья, чувствуя всю силу воздуха, начавшего прижимать его на огромной скорости к обивке сиденья.

Полицейские старались не отставать и, включив мигалки, мчались следом за беглецами.
— Они сейчас могут начать стрелять, — произнес здоровяк, — это мы любим.
— Они много чего любят ненужного, — отрезала Света, обратившись к Илье, и обогнала машины одну за другой, стараясь максимально быстро уйти от погони. — Как ты там говоришь? Менты поганые.

Но они — эти самые менты — тоже оказались не новичками и уже без обиняков постарались с двух сторон оттеснить Свету к обочине.
— У вас здесь весело. — Илья кивнул головой. — Я даже уже не спрашиваю, что творится: всё равно никто не ответит.
— Тебя спасаем от виселицы, — отрезала Света и продолжила маневрировать, стараясь уйти от преследования. — Ты в очень серьезном навозе.
— Кстати, про навоз. На проселочные дороги не сворачивай, — бросил Илья, — они ж только этого и ждут. Там обязательно будет тупичок, где мы встрянем.
— Спасибо, знаю, — бросила Света, — но и на большой дороге уже объявлен перехват.
— На большой легче маневрировать. — Илья посмотрел на некачественное дорожное покрытие и добавил: — Хотя здесь особо не порезвишься. Да уж, до боли знакомая картинка: выбоины на дороге всякие и прочие прелести.

Сзади отчётливо залаял громкоговоритель, выговаривая кубинские слова — как швейная машинка по ткани — стуча по воздуху каждым вылетавшим звуком.
— О, это они нам, — улыбнулся здоровяк. — Наверное, хотят, чтобы мы остановились?!! Светочка, любезная, там нельзя немножко ускориться, чтобы наши кубинские друзья отстали?
— Я и так под триста иду. Куда больше-то? Взлететь здесь, что ли?

По обшивке автомобиля защелкали звуки, похожие на град.
— О, — рассмеялись Илья и здоровяк. — А вот и пули пошли. Всё как в хорошем боевичке, перед сном в самый раз посмотреть.
— Ценю ваше чувство юмора, любезные, — обратилась к ним Света, — Только вот там впереди подозрительный грузовичок собирается перекрыть нам дорогу. Ехать еще с километр, не меньше, а за нами уже целое сопровождение.

Действительно, впереди замаячил грузовик, который резко разворачивался поперек дороги, совершенно не обращая внимания на возмущенные вопли других водителей, а сзади летела неслабая кавалькада с мигалками.
— Всю ГИБДД местную, что ли, собрали? Сейчас команданте с пацанами на джипе подтянется, — рассмеялся Илья. — Может, кинуть по ним чем особо навороченным? Гранатой там или еще чем-нибудь изощренным.
— Ага!!! — бросил здоровяк, ложась на пол, — Тебя, например, обратно на капот им вернуть, они и отстанут. Прижмись к полу, а то без головы приедешь. Хотя зачем она тебе?!!
— Очень смешно! — Илье не надо было повторять дважды. Резко упав на пол, он почувствовал, как крыша машины в долю секунды ушла вниз и коснулась его головы. Однако уже в следующую минуту всё вернулось на свои места.
— Ух ты!!! — удивился Илья. — С вами, ребята не соскучишься.
— Понравилось? — засмеялся здоровяк. — Дальше будет еще веселей.

Однако Света неожиданно чертыхнулась, с силой зажимая руль в руках.
— Что? Неужели вертолет подключили? Погоня обостряется? — поинтересовался Илья.
— Слушай, — обратился здоровяк к Свете, — ты точно уверена, что мы того пассажира подобрали?
— Того, того. Он всегда такой, не обращай внимания. Мне скат правый передний сейчас пробило! Бутылкой на дороге, свинья какая-то бросила, — обронила Света. — Держитесь крепче.

Машину уже уводило в сторону, когда Света вцепилась в руль так, что аж пальцы побелели, и выжала акселератор — тот заскрипел. Автомобиль неожиданно исчез, оставив в воздухе лишь белую точку. И еще долго потом простые кубинские водители гадали, что бы это такое могло  быть? И крестились на всякий случай, от греха подальше. Ну их, этих славян — дикая нация, хоть и продвинутые, а как из дома уезжают — так начинается!!! Сиимбирск даавит!!!

Но это ещё полбеды – некоторые начинают из себя славянских Стэнли Кубриков-аристократов корчить(*8). Козырять убедительно страшной своей элитарностью, что и самой Узловице не веришь, берут всё что можно в долг под известное имя. Или, скажем, накидал ты творческие кубинские мысли на бумагу и на монитор при лунном свете, название дал подходящее броское – «Злоключения анфлеража», например, или там что-нибудь про жаркую любовь между дерзким матадором и зрелой англичанкой на фоне фиесты, но, уже спустя сто лет одиночества, а он тебе – я литературный агент из столицы СССР, славного культурного города на Неве, бла-бла-бла, всенепременно помогу найти издателя. Но, песо под это дело, вперёд, любезный имхеньеро. А после, естественно, выясняется, что «Кубрик» давным-давно прогорел, да в казино проигрался в пух и прах, а то и аферюга в розыске транснациональном. Но уже поздно, граждане кубинцы. Обращайтесь в международный суд, если у самих косяков никаких не отыщем.
Пид… сы, одним словом.

*1-Отсылка к песне группы «Браво» «Чудесная страна».
*2-«А что нам надо?» Группа «СерьГа».
*3- Отсылка к фильму «Антикиллер».
*4- «Первые свидания». Арсений Тарковский.
*5- Из фильма «Титаник». Режиссер Джеймс Кэмерон.
*6-«Камо Грядеши». Генрик Сенкевич.
*7-«Камо Грядеши». Генрик Сенкевич.
*8- Отсылка к фильму «Быть Стэнли Кубриком».

Глава четвертая. Закон вселенского западла

                А ночью по лесу идёт Сатана и собирает свежие души…
                «Сказочная тайга». Агата Кристи

1
Машина резко приземлилась на землю, при падении основательно тряхнув всех троих, после чего они еще минуты полторы приходили в себя.
— Уф, — выдохнул здоровяк. — Ну, это было жестко!!! Ты где так водить научилась? Я тебя этому не учил!!!
— Там же, где ты балет плясать, — ответила Света, снимая очки.
— Я тут вас немножко отвлеку, — Илья поднял руки. — Ничего, что я в наручниках?!!
— Да нет, ничего, — откликнулся здоровяк, и загоготал, — тебе даже идет. Так и ходи.

Здесь он немножко задумался:
— Слушай, а как они у тебя спереди оказались? Тебя же со спины застегнули.
— Смотреть надо было внимательней, тогда, глядишь, еще бы узнал про дополнительные десять лайфхаков, которые могут облегчить жизнь. — Илья размял затекшие пальцы, когда Света расстегнула ему наручники. — Слышали что-нибудь про передачу «Что? Где? Когда?» Так вот, меня интересует, что происходит, где, и когда всё это кончится? И не надо мне говорить, что ответы в черном ящике. В прошлый раз ты ничего не стала мне объяснять и отправила восвояси. Теперь я здесь. Это точно не восвояси.
— В прошлый раз ситуация не была такой ужасной, как сейчас.
— Ага, в прошлый раз она была чудесная, видимо? Нынче к кому поедем в гости? К графу Дракуле? Или нас ждет барон фон Триппербах, беглый нацистский преступник и полный отморозок с коллекцией именных скальпов? Человек и вундервафля.
— А кто это, позвольте поинтересоваться, барон фон Триппербах? — почесал бороду здоровяк.
— Понятия не имею, — ответил Илья и добавил, подражая коту Матроскину, — только моя бабушка его на танке гоняла.
— Это ты хорошо придумал с Триппербахом. В тему.

Здоровяк снова почесал бороду и обратился к Свете:
— Как думаешь, сказать ему, где мы? А то еще пукнет от неожиданности, когда узнает, пахнуть будет неприятно.
— На освежителе воздуха экономишь? — поинтересовался Илья.
— Ну, всё равно придется объяснять, чтобы спокойно его до границы довезти. А то он еще чего-нибудь выкинет. Тогда на нас точно всех власоглотов Система спустит, к чертям собачьим, — сказала Света и протянула руки вперед, разминая уставшие пальцы.
— Илья, запоминай. Говорю один раз. Сейчас мы находимся в деревеньке Виппердорф, что расположена в двенадцатом рейхскомиссарите Великого рейха. Идем тихо: Тимур спереди, ты посередине, я замыкаю. С местными в разговоры не вступаем, ни во что не лезем и не встреваем. У них сейчас сто пятьдесят третий год от рождества фюрерова, по нормальному — 2042. Не вздумай им свои шуточки про политику рассказывать. Не поймут…

— Стоп, стоп, стоп, мать, — прервал Свету Илья. — Какой еще, на фиг, Великий рейх? Какой еще сто пятьдесят третий год от рождества фюрерова? Вы че тут все, с ума посходили или приколы у вас такие несмешные? У меня оба деда и обе бабки на войне погибли. Последний дед в аккурат перед девятым мая сорок пятого где-то под Берлином остался.
— А как ты тогда появился? — поинтересовался здоровяк, — если они у тебя все погибли?
— Из пробирки, блин. Дальше сами чего-нибудь придумаете, как Моцарты ваши да Чучиналы из меня злобного Буратину сделали, — отмахнулся Илья.
— Пойми, — терпеливо развела Света руками. — Ты оказался замешан в очень серьезной дуэли. Настолько серьезной, что ты даже не представляешь всей значимости того, что сейчас происходит. Если скорость твоего языка здесь начнет опережать скорость мысли(*1)…

— Ну да, куда уж мне со скоростью то мысли?!! — рассмеявшись, снова не дал Свете досказать Илья. — Тридцать пять лет. Пять лет баранку открутил, людей возил кому куда надо, незначительными делами занимался, дочь растил, как мог, а тут захотелось мне «важными» делами позаниматься. Дай, думаю, всё брошу и в отпуске оторвусь: с вами свяжусь, от полицейских да графов полусумасшедших побегаю, хвоёй пострадаю. Нашли мальчика.
— Да пойми ты, наконец, дурья твоя башка, — снова терпеливо произнесла Света, — это дуэль двух величайших умов корпорации. И от того, кто победит, и будет зависеть, куда станет развиваться Система в итоге. А все мы здесь лишь маленькие фигурки на огромной доске.
— Вы меня реально достали со своими тайнами, фигурками, дуэлями. Объясните уже по-человечески, — зло произнес Илья. — Че меня за дурачка-то держать?!! Я не просил меня втягивать во все эти стрелялки-догонялки.
— Вот как это ни странно прозвучит, как раз просил, — отрезала Света. — Ты такой же транзитёр, как и мы, только лишенный функции перемещения.

Илья молча уставился на нее, затем изрек:
— Это еще что за фокусы? Какой, на фиг, транзитёр?
— Самый обычный. Только лишенный всех возможностей и закинутый в неблагоприятные условия для воспитания ума через страдания и лишения.
— Типа срок у меня, что ли, а потом я всё вспомню?!! Как в кино, — кивнул Илья. — Так я вам и поверил. Тоже мне Макаренко нашлись!!! Воспитывать они меня собрались.
— Можешь не верить, — сказала Света. — Дело твое. Суть от этого не меняется.

Затем она обратилась к здоровяку:
— Тимур, покажи ему, пусть полюбуется.
— Да, Тимур, покажи-ка мне что-нибудь интересное из коллекции. «Квартет И» там или хату Светлакова с Галустяном. Поржем, пока все дома. — язвительно согласился Илья.

Тимур нажал что-то на своих наручных часах.
— Сейчас тебе будет «Пока все дома», умник. Надо было тебя всё-таки выкинуть, мороки меньше.

На лобовом стекле автомобиля появилось изображение, идущее от часов, но по размерам — как на хорошем экране телевизора.

Илья увидел себя. Он в старинном сюртуке стоял за массивным стеклом. Поодаль на трибунах сидели какие-то люди в черных капюшонах, как у монахов. Лиц их не было видно, но было понятно, что они смотрят прямо на Илью.

— Уважаемый совет старейшин, — обратился он к ним. — Я отдаю себе отчет в тех действиях, которые Вы мне инкриминируете. Я не признаю своей вины: я не собирался менять естественный ход событий. Я всего лишь выполнял возложенное на меня задание по охране сегмента Системы и готов дальше выполнять все приказы, способствующие Ее наилучшей работе.
— Да, но признаете ли вы себя виновным в смерти этих несчастных женщин, коя не входила в вашу задачу? — раздался чей-то голос с трибун. — Вы отдаете себе отчет, что вы больны и вам не место среди транзитёров?

Илья с вызовом посмотрел на присутствующих.
— Эти женщины изначально были приговорены самим образом своей жизни к столь печальному концу. Но я их не убивал. Да, прошу заметить — Вы отозвали меня на том этапе, когда я еще ничего не мог сделать, даже если бы захотел. А значит, Вы судите меня за то, что я не успел совершить.
— Хватит демагогии, — раздался еще один голос. — Вы знаете, что на всех жертвах найдены ваши биологические следы. Система зафиксировала всё, и тот сегмент, который вы изменили, всего лишь выделен в отдельный участок и будет после вызова власоглотов контролироваться особо опытными транзитёрами.
— Почему тогда, если это было постороннее вмешательство транзитёра, то есть меня, — упрямо повторил Илья, — Система не прислала власоглотов? Ответьте мне, мудрейшие и справедливые старейшины. Почему они появились, когда я был уже здесь?!!
— Вас отозвали с самой начальной точки лишь для того, чтобы вы подверглись процедуре детерминации согласно Закону Системы, а не от зубов власоглотов.
— Это самый настоящий бред, — произнес Илья, — и Вы не хуже меня знаете, как поступает Система в подобных случаях. Она не стала бы церемониться.
— Повторяю: прекратите эту демагогию. Проведено всестороннее расследование. Ваша вина доказана, как бы вы здесь ни хитрили. Вы признаете себя виновным?

— Знаете что?!! — Илья устало сел на лавку. — Вы собрались казнить невиновного. Вам всё ясно. Что ж, казните. Потом когда, правда выяснится (а она выяснится обязательно), участвовавшие в казни невинного очень сильно об этом пожалеют. Здесь что, в конце концов, — совет транзитёров, или бардак в районном судилище где-нибудь в Чукотской губернии?
— Братья, я предлагаю, учитывая особый эмоциональный подтекст данного дела, — произнес еще один, — не подвергать юношу детерминации, а экстрадировать его в не самые лучшие условия, например к нашим братьям в раннее постсоветское пространство и полностью отключить ему блок памяти, связанный с данными событиями.
— Какая еще экстрадиция?!! — закричал Илья. — Вы что, с ума все посходили?!! Я невиновен, проверьте еще раз показания датчиков, меня там не бы…
— Ну что ж, это справедливо, — перебил его громогласный голос откуда-то сверху (видимо, говорил самый главный). — Откройтесь, брат, если Вы берете на себя ответственность за оправдание его деяний.
— Я беру ответственность. — Говорящий сдернул с себя капюшон и оказался Моцартом. — Я отвечаю за его деяния осенью 1888 года в Уайтчепеле…
— Справедливо! — Сидевший наверху также снял капюшон и оказался Чучиным. — Голосуем, братья. Кто за — откройте свои лица.
Многие принялись снимать капюшоны…

— Уайтчепел, Уайтчепел, — забарабанил Илья в задумчивости по дверце автомобиля и резко остановился, вспомнив, где встречал это название, которое уже само по себе вызывало какие-то ассоциации с тьмой и ужасом: «Ууааайттчееепелл тебе,   дроидина, ты, протокольнаяяя. Принимай то, что доктор прописалалалал…»

Он резко потянулся и посмотрел на своих товарищей.
— Вы чего? Какой, на фиг, Джек-потрошитель? Это еще что за лажа? Вы с ума там все посходили?
— Как, однако, твой язык изменился за время экстрадиции!!! Ты теперь понимаешь, почему я тогда тебя так испугалась в машине? — обратилась Света к нему. — Я решила, ты опять за старое взялся. Думала, меня собрался в заложницы взять или еще чего хуже.
— Испугалась она меня. — Илья разозлился не на шутку. — Вы что, не понимаете, что это всё хрень какая-то?!! Я за свою жизнь мухи лишний раз не обидел, не то что там резать кого-то по ночам.
— Под этой хренью, как ты говоришь, подписались все старейшины совета транзитёров, и, если бы не Февральский, заступившийся за тебя, ты бы был просто детерминирован, — произнес здоровяк, довольно развалившись в кресле и почесав огромный живот. — А то заказывать он мне еще будет, чтобы ему веселого  такого показать. «Квартет И» какой-то придумал. Что за название такое?!!
— Короче, вышка по-вашему. — Илья схватился за голову. — Я ничего не понимаю. Он же сидел тогда, весь в крови, с сердцем той убитой в руках. И Чучинал говорил, что это его следы нашли рядом. В таких делах суд же должен быть, адвокаты, прокуроры, присяжные. А меня приговорила толпа каких-то молчаливых чуваков в капюшонах. Это еще что за Гаагский трибунал?!!
— Ты еще забыл свидетелей, которые ничего толком не помнят, и прения сторон, где все стороны прет не по-детски, — философски изрек здоровяк, опять начав чесать свою бороду.
— Слушай, Карабас-Барабас, ты что там, блох у себя развел? Сидишь чешешься? — заметил Илья, отодвигаясь подальше на всякий случай. — Вот и чешись себе по-тихому без комментариев.
— Это я расслабляюсь так. Хорошо же тебе биополе прочистили, если ты не помнишь, что у транзитёров нет суда и что всё решает совет старейшин. Моцарт заступился за тебя — все тогда решили, что это акт милосердия к падшему (ты же его ученик и всё такое). А оказалось, что ты ему был нужен как козырь в рукаве, когда понадобилось убрать графа Орлова, который, в свою очередь, будучи спецом по бабам, должен был занять место Павла Февральского и полностью изменить биографию Моцарта.

— Когда же ничего не получилось, Чучинал решил Моцарта убрать моими руками, — сообразил Илья. — Я балдею в этой ботве!!! Э-хе-хе!!! Первый срок отбывал я в утробе, ничего там хорошего нет(*2)…
— В яблочко!!! — хлопнул ладонями Тимур. — Теперь понимаешь, кто с кем мозгами сражается и для чего тебя сюда выписали?
— Сражался, — вздохнул Илья. — В нынешнем состоянии Моцарта особо-то не повоюешь.
— А что с ним такое? — поинтересовались транзитёры у Ильи.
— А вас еще не успели оповестить ваши дружки в капюшонах? Моцарту кто-то отрезал башку начисто, а сыну графа Орлова засадил в горло нож здоровенный. — Илья развел в сторону ладони, наподобие рыбака, показывающего трофейную рыбу. — Вот такой!!! По самую рукоять!

— Дело приняло совсем серьезный оборот, если даже до этого дошло. Я понимала, что тебя кубинские полицейские всем миром не стали бы просто так таскать, но чтобы такое… Хотя, конечно, в их делах смерть — это всего лишь еще один тактический прием, не более того, — изрекла Света задумчиво. — Получается в итоге, что второй раскол всё равно неизбежен?!!
— И давно у них эти дела? — поинтересовался Илья.
— С самого детства, еще с горшка: у кого машинка лучше, потом девочки, теперь вот работа, — ответила Света, выбираясь из машины. — Курс молодого бойца окончен. Теперь наша главная задача — переправить тебя на основную твою точку в Системе; и вот тогда точно конец безобразию, которое Моцарт устроил. Отбудешь свой срок и вернешься. На, надень пальто, а то ты внимание привлекать станешь своим видом разноцветным кубинским.

Она протянула Илье пальто, и на мгновение остановилась на Илье взглядом, улыбнувшись. До того он был нелепый, чумазый и поцарапанный от всей этой беготни и в своих кубинских вещах.
— Ну-ну, — скептически ухмыльнулся Илья, бросая в сторону шляпу и надевая суконное пальто. — Я так понимаю, на «Мерседесе» вашем по Третьему рейху раскатывать нежелательно. Спалимся?!!
— Спалимся, спалимся, — улыбнулась Светка, рассматривая Илью, теперь уже в сером потасканном пальто.

— Можно было макинтошик какой-нибудь кожаный, как у крутого эсесовца, подбросить. — Илья застегнул пуговицы и стал похож на дезертира отступающей немецкой армии, только каски не хватало. — И зачекиниться бы еще на память. Стопудово кто-нибудь нямкой возле бука от офигения подавился бы в тот момент.

Света и Тимур рассмеялись. Илья подошел к машине и, глянув на себя в зеркальце, тоже рассмеялся. Всем троим стало немного легче. Они отправились в путь.

2
— Кстати, а почему Моцарт? — поинтересовался Илья, пока они шли по полуразваленному поселку. Пейзаж не особо отличался от всем известных богом забытых деревенек в три дома да в две бабки на завалинке. — Интересное какое прозвище! Он музыку любил, мне Чучинал говорил.
— Угу, — кивнул Тимур. — Как начнет слушать — за уши не оторвешь.
— Видимо, любил часа в три ночи сбацать чего-нибудь на пианино в гостинице на всю кубинскую, вот ему злые постояльцы-то кучерявую голову и отпилили?!! — предположил Илья и протянул на распев. — Небо голубое, город золотой, мне так хорошо с тобой(*3). И соседи долбятся в стеночку рукой…
— Хватит ерничать, — бросила Света. — Ладно этот горе-арестант, но ты-то, Тимур, взрослый дядька. По сторонам смотрим и не отвлекаемся.

Мужчины делано кивнули и замолчали, лишь Тимур бросил:
— Любезная, а если пописать захочу, можно будет выйти из класса?!
— Ей еще тужурки и маузера не хватает — на расстрел ведёт, — шепнул Илья. — Так что там с музыкой?
— Это долгая история, — так же шепотом ответил Тимур. — Но если кратко, то Моцарт, в смысле наш Палыч, с детства отличался феноменальной памятью: как чего увидит или услышит — клещами не вырвешь. И вот однажды по ошибке одного молодого транзитёра у маленького Моцарта рука сломалась.
— Голова тогда не сломалась? — уточнил его слушатель.

— В смысле у настоящего Моцарта, вундеркинда-композитора, — пояснил Тимур. — Транзитёр маленько неправильно рассчитал траекторию в пространстве при перемещении, вот статуя тяжелая и свалилась с полки. Бывает такое в нашей работе, ничего страшного. Ну, упала и упала, без последствий. Да только как назло тогда эта махина мраморная на ребенка-то и приземлилась и руку ему сломала. Много ли косточкам детским надо?

Троица шла в вечернем полумраке, и Илья с интересом рассматривал действительность вокруг себя. На полуразваленных почерневших домах двух пересекающихся захудалых улиц висели такие же почерневшие таблички с названиями этих улиц, написанными по-русски: «Гитлерштрассе» и «Кольбенхейергассе».

— Тьфу ты!!! — сплюнул Илья в недоумении, аж вспотел от этого безобразия. — Паскуденштрассе. Что это вообще за вундервафля? Мы же победили их?!!!
— Ты потише вопросы-то задавай, если хочешь без приключений добраться, — повторила Светка.

— Да как так-то?!! — не унимался Илья. — Наши люди столько выстрадали, гадов этих из последних сил били, голодали, умирали, крохи последние армии отдавали, лишь бы победить этих сволочей. Я вам потом как-нибудь расскажу про Андрея Андреевича Борзенко, или про мужиков наших, которые в оккупированном Киеве с фашистами на футбольном поле по-взрослому сцепились. Это тебе не в гэбню на соседушку капать, или пранком туфтовым по телефону заниматься. Было после детям на кого равняться. Всё утратилось куда-то, блин.

— Это у вас там, — кивнула Светлана, — историческая неизбежность: фашисты-безумцы, уничтожавшие мирное гражданское население в угоду своему сумасшедшему фюреру. А ваши отдавали отчет, что там, в тылу остались родители, бабы да ребятишки. И защищать их некому было, кроме обычных работяг да молодых ребят, вчерашних школьников и студентов. Потому и победили. И дальше жить стали, как умели, параллельно с властью. В освобождённых странах, так же, как умевшей, так и понаделавшей свои маленькие копии, европейские гомункулусы не способные жить без колбы.

—  Это да, — согласился удивленно Илья, обращаясь к Светлане. — но здесь-то?!! Это что такое?!! И ты: откуда знаешь про то как мы их победили?!! Ты же «чичу» от «наки» не могла отличить, помниться мне. И вдруг про Великую Отечественную весь расклад. Тебя доктор исторических наук покусал что ли?
— Я тебе потом расскажу, хорошо? — Света посмотрела на свои неизменные часы. — Надо нам ускориться.
— А то че: большую зигу кинуть не успеем? — Буркнул Илья. — Или фюрера не увидим?

В это время на улицу из захудалого домика вывалились три товарища, совсем, впрочем, не желавшие воевать против всего, что определяло их прошлое. И это угадывалось без лишних усилий по выбитому у всех троих на передней стороне одежды казенными желтыми нитками слову по-немецки: «Waschlappen» и порядковым номерам каждого: «614», «991», «916».
Перевод слова Илье «догадливо» выдало подсознание: Тряпка. Номер раз, два, три…

Двое из вывалившихся были одеты по-деревенски, в ватниках, трико и кедах. Но, третий, словно по какому-то божьему недоразумению был в чёрном импозантном классическом костюме с «иголочки», но с торчащей с одного из  карманов дубово-коричневой курительной трубкой. И также в кедах.

Все трое были хорошо навеселе. Один из выпивох , с «рифтованным» изломанным носом в руках бережно держал за горлышко мутно-матовую бутылку с этикеткой: «Cognac Anneaux De  Jos;phine»(*4).

— 127-го года розлива. Красота! И как это ты спёр такую прелесть у старосты?!! — поинтересовался один из приятелей державшего бутылку. Был тот приятель долговяз, нелеп как-то, и в этой своей «нелепости» чем-то напоминал толи почтальона Печкина, толи пса Шарика из всё того же мультика «Простоквашино», помянутого Сорокиным в начале пути.
— Талант не пропьешь, — ухмыльнулся «хозяин» бутылки, затем откупорил её нежно, отхлебнул и протянул приятелям. — Только и умеет, что штрафовать, падла. Пущай ищет теперь свою пропажу.
— А!!! Хороша бормотуха, — похвалил тот самый в костюме, с физиономией, украшенной аккуратной седой бородой и захихикал вдруг козлетончиком. —  Балбес наш староста, и коньяк у него женский, по вкусу чувствую. У жены, видать, прихватил. К ней много кто шастает, говорят, в его отсутствие. Отвешает он ей сцуке когда-нибудь плеточкой, да посуровее.
— Че тогда хлебаешь, раз женский?!! — выдернул у него назад бутылку «хозяин» и припрятал ее под ватником. — Ты сам-то только и можешь, что трындеть без конца. Я  хоть стырить могу, а ты?!! Угостили, и ещё че-то не нравится. С тобой по-человечески, а ты вечно свою бодягу про битых собак да плетки. Может перед тобой ещё шапку  шагов за сто пятьдесят начать снимать как перед полицаем(*5)?..

— Но – но, — наставительно потряс рукой лишенный коньяка. —  Не забывайся. Где, кстати, брошюры об угрозе зауральского экстремизма, что нам выдавались для ознакомления в К-9, когда мы обязательный медосмотр проходили? Мне их надо вернуть, под роспись брал. Я тебе давал почитать, ты просил.
— Угадай, — и два его собутыльника внезапно загоготали зарезано. — Представляешь?!! Как ознакомились, тут рука сама и возжелала…

Здесь они еще больше начали давиться смехом, произнося через всхлипывания. — Ну того… этими самыми экстремистами… прямо мордами ихними с фотографий брошюрных… Третичный продукт, видать, прокисший малость попался. Ты уж не обижайся, in natur.

— Ну послушайте меня!!! Ёкарный гамбург, вы гогочете вечно, а я устал вам уже объяснять. Мне чего больше всех надо?!! Меня к вам приставили, вообще даже не спрашивали. Дали разнарядку на работе – и вперед, иди — бери шефство над двумя тунеядцами и перевоспитывай как хочешь. Иначе всех троих – на органы пустим, вот я вам и говорю, что   мы изначально являлись частью великой германско-римской нации, — распылился этот дядька с умным, но пропитым бородато-седым лицом, к тому же в очках, украшенным багрово-синюшным печальной сливой-носом, и, подняв палец кверху. — Но Фатерлянд в течение многих веков не мог толком навести порядок в наших местах просто потому что мы очень далеко от Берлина и утратили основы элементарной культуры. Наше марионеточное правительство во главе с престарелым Пудингом, всё равно никчемно, а германский наиглавнейший министр просвещения И.Г. в своих сочинениях давным-давно был прав – все мы тут землемеры не у дел, и в Замок нам не попасть. Остается искать счастья в конюшне. Так уж устроена жизнь. Как хотите, так и понимайте. Поэтому многие, многие…

Кто многие и чего они хотели, он видимо забыл, силясь вспомнить и тряся всё так же поднятой кверху рукой с грязным пожелтевшим большим пальцем.
— И че? — спросил, видимо, с исключительно германо-римскими интонациями «хозяин» коньяка, тоже с признаками исключительного арийского алкоголизма на лице. И, видимо, также забыл, в чем суть беседы, повторив:
— И че? Я всю жизнь арбайтаюсь на этом нашем «Мюнхен-Дротен»-задротен, от звонка до звонка – всю эту жизнь — и мне глубоко ком цу мир на майне шишка каких я кровей и какому богу молиться. Век бы всё это не видеть. И Геббельс твой, которого ты И.Г. называешь, потому что так модно, такой же балаболка, как и все остальные. Я вообще слышал, что он многие чужие сочинения сам себе присваивал… Поэтому, кто платит, тот и прав. Что там было вчера — до фени, а сегодня деток бы в люди направить, а то будут как я хаусбрантвейн с такими же как ты, соплежуями, глушить, да обсуждать почему нашим клоунам футбольным кастрированным регулярно дают выйти из группы, а потом они своей бабообразной клоунадой всю эту Европу шляпочную развлекают, дают повод поржать, пока серьезные германские мужч…

— А так-то Ёганый прав, — не дослушав «хозяина», согласился «полуШарик-полуПечкин» и обратился к костюмному защитнику германо-римской народности, предварительно опорожнив желудок на ближайший столб с фотографией какого-то мужчины над объявлением на немецком:
— А ты плетешь тут. Задолбал со своей агитацией. Написал бы им просто, что провел разъяснительную работу и точка. На фига ты на полном серьёзе втыкаешь нам эту лабуду как маленьким?!!

— Ишь вы какие умные?!! Думаете, там, где надо, не проверят? И… и… идите, гутен абен, оба, туда, в общем. — Тот демонстративно развернулся и пошел себе в другую сторону. — Всё равно – один шнягель: в наших драках побеждает не та собака, что злее кусает, а более крупная по сословным привилегиям. Вы и, правда, как дети малые, святой фюрер, и будто не знаете, про тех кому в двенадцатом рейхскомиссарите жить хорошо.

Неожиданно «хозяин» подскочил и, развернув спорщика к себе, двинул ему со всего размаха в переносицу. Подбежал третий и тоже принялся пинать его, приговаривая:
— Ты задрал со своими «собаками»!!! Я тебе говорил: фуфлолянд не неси свой?!! Как киршвассер, так начинается. Че ты видел от этого государства? Тридцатку за подпись на бумажке туалетной?!! Der Masochist?!!


Тот упорно молчал, явно больше не желая вступать в политический спор, перешедший в политическое избиение. К тому же начал накрапывать как-то привычно и обыденно мелкий противный дождичек, обрамлявший собой происходящее, и несколько смывавший кровь и сопли из разбитого носа горе-спорщика.

И всё также где-то на небе мифический неведомый бог продолжал регулярно флегматично и уютно-отстранённенько крошить старый месяц, чтобы швырнуть пригоршню новых звёзд, за место отживших своё, и, видимо, заняться ему было более нечем.

— Вот правильно, мужики! — Илья кивнул согласно. — Вломите ему, чтобы пургу всякую не нес. Вы ж русские, блин, парни!!!
— Чче ты промителлил?!! — Они подняли пьяные неприкаянные глаза на Илью и, набычившись, начали угрюмо приближаться к транзитёрам.
— Не понял, — растерялся Илья. — Че я сказал не так?!!
— «Русский» — это в здешних местах ругательство очень нехорошее, на вроде петухов ваших, — прошептала Света и обратилась по-немецки к озлобившимся алкашам-работягам:
— Die Polizei, zeigen Sie Arbeitspapiere  bitte(*6).
Те, испугавшись, резко развернулись и побежали наутек.

— Че ты им сказала? — спросил Илья.
— Сказала, что ты маньячина в отпуске и сейчас их прирежешь. У тебя с головой не всё в порядке. Дурак совсем. Тебе ничего за это не будет.
— Чего-то больно коротко как-то? Там еще про полицию что-то было, — засомневался Илья.
— Так я ж говорю, дурак совсем, — ответила Света, не оборачиваясь.

Побитый бородач присел и принялся вытирать разбитое лицо, шмыгая носом, водружая треснувшие очки на переносицу, и забивая пожелтевшим пальцем в трубку самосад:
— Бегите, бегите, собаки проклятые. Великий Рейх найдёт на вас плёточки.
— Слышь, ты, анекдот с бородой про трубку Сталина и Гитлера, ты заткнись уже, — бросил Илья побитому, — а то я их сейчас назад позову – они тебя ещё «Педигри пала» подкинут. Тоже мне Порш-патриот нашелся.

Тот встал и, пошатываясь, пошёл, по пути напевая песенку про некоего герра Августина Восемнадцатого, утверждавшего по тексту, что все люди, по его мнению, якобы делятся на две категории – недоабортированных и анохреничных.

Пару раз «певец» заваливался в унылые совсем погибающе-увядающие кусты лощины, брошенные неведомым садоводом на произвол судьбы, и отряхивая с потертой одежды прилипшую грязюку, вытирая ее об одиноко стоящий облупленный памятник фюреру с вытянутой рукой с факелом.

Где-то в глубине помятых кустов ещё раздалось внезапное раздольное стрекотание цикады. Пожалуй, она одна здесь была счастлива по-своему, несмотря ни на что. Во-первых, потому что не она, а он, если быть точным по законам природы. Во-вторых, раз стрекотня – значит «она» где-то поблизости, что тоже было по тем же законам природы. А в-третьих, учитывая первые два пункта, проблемы людей, кустов с роялями, и всех остальных просто не касались маленьких жизнелюбивых насекомых.

— Странно?!! Продукт собачий!!! — бормотнул бородач себе неожиданно, рассматривая вытертую руку. —  И почему это пуля должна меня учить жизни, а мозгопромыватель уму(*7)?!! Что еще за Гражданская Оборона?!! Что со мной происходит, собачья жизнь?!!

От него вдруг раздался негромкий хлопок, на манер слабенького мопеда, левая брючина его костюма предательски-подозрительно оттянулась сзади книзу и в воздухе резко-муторно запахло фекалиями. Он в панике бросился куда-то прочь бежать. Пониже поясницы на чёрной ткани костюма блестел ажурно след от кеда, игриво перекатываясь при каждом шаге убегающего.

— Вот, блин, самая возрастная сборная по футболу! Копец, какой-то, пойдемте отсюда уже, — произнес Илья, рассматривая весь этот трагикомический пейзаж. — Как такое вообще стало возможно? Где мы, муть вашу транзитёршу?
— Ха, ругается, — рассмеялся Тимур, — отвык там в своей ссылке от ответвлений-то?!!!
— Че ты ржешь? Хватит издеваться, — спросил Илья. — Че смешного-то? «Русский» – уже матерщина какая-то, эти дураки -патриоты Третьего рейха, памятники фюреру стоят. Вы ж такие умные, вот и посмотрите, сколько народу полегло в моей ссылке, из-за этого памятника вонючего.
— Здесь всего лишь тупиковая ветвь Системы. Даже аэрокара нормального не найти, одни старые списанные с баланса Рейха автомобили, — успокоила Света. — Таких тупиков огромное количество. Ты же, естественно, ещё пока заново не привык к особенностям Системы. Любой транзитёр знает, что справедливости нет, кроме той, которую творят сами люди. Здесь отказались воевать против безумцев. Поэтому здесь справедливостью стало то, что слово «русский» является ругательством матерным. А ты еще, вдобавок, и свои биоволны на этого несчастного наслал от злости.
— Мне его догнать — извиниться?!! Или, может, про разрыв шаблона поведать, когда бухарик золотой кредиткой за портвешок рассчитывается? — посмотрел мрачно Илья в сторону убежавшего. — И вообще, кто они здесь, раз уж их «русскими» нельзя называть? Бухарии? Алкоскифы? Тряпки номер шесть?
— А не пойми кто. Они все брошены на произвол судьбы. Нет никому дела до рабов (таков их здешний статус). Идеологи прагматично продумали, за сколько вымрут естественным образом все здешние жители. Надо лишь помочь. Алкоголь, наркотики, гнилая мораль, третичный продукт.
— Третичный продукт. Что ещё за дерьмо?!! — удивился Илья.
— Дерьмо и есть, — получил он в ответ. — Только такое: вначале его пропускают через специальных прирученных парламентюг-мутантов, а те уже сверху выдают обычным рабам «третичный продукт», не отличимый на вид от обычного пайка. Правда, если прокиснет, запах не с чем не перепутать. Так что ещё и дустом присыпают на всякий случай. И все очень рады, что не один рейхсфюринг не пропадает даром. Всё в дело, вроде как.
— Я бы фюреру то предложил с ложечки дырявой поклевать «третичного продукта», чтобы он усы свои в захлебе отпустил, — протяжно изрёк Сорокин. — Заодно, мамаше, папаше и остальным его клонам-опущенцам.
—Фюрер отпустил усы, как ты выразился, через несколько лет после блицкрига. Последователи посчитали, во сколько обойдется насильственное тотальное уничтожение побежденных народов и призадумались. Многовато получалось. Выгоднее оказалось всю эту массу как дешевую рабочую силу использовать, пока технологически не перейдут на полный машинный труд. Вот здесь они и развернулись — педантично, чисто по-немецки.

— Всё, хватит, — махнул Илья рукой. — Скажи только, че этот упырь помер так рано?
— Какой упырь? — не поняла Света.
— Которому ложечку дырявую с «третичным продуктом».
— Мяса переел и помер от несварения.
— Подожди, он же вегетарианец был. Что за мясо?
— Обыкновенное, вкусное. — Тимур достал из кармана мясные чипсы и проглотил несколько штучек. — Будешь?
— Издеваешься? Какое еще мясо?
— Обычное красное. Не совсем свежее. Личный повар приготовил.
— Зачем?

— А спроси его. Набедокурил вечером с одной фрау, а вот овощи забыл убрать в холод, торопился. А утром пришел на работу, а овощи то и прокисли. Ну, чего делать? Скажешь правду — самого возле кастрюлек расстреляют. Вот он фюреру рагу овощное и приготовил. Да так аккуратно и искусно, что и мяса в нем совсем не было заметно. А вождю гансов как раз и понравилось. И стал дядюшка фюрер глотать свое рагу тоннами. Полюбил. Ну вот и наелся до несварения. Оно когда всплыло, повара-то всё равно расстреляли, а история уже ушла в другую сторону. Хотя бытует мнение, что его таким образом, отравили собственные покровители, когда пришло время делить награбленное.

— У него че, еще и покровители были?

— Были, еще какие!!! А впрочем, кто теперь его знает, от чего он на самом деле отправился в гости к папаше Алоизию… Голова у фюрера лучше заработала от мяса. Глянул он на карту страны-противника и обомлел, прикинув ее потенциальные возможности. Приказал собрать подробные сведения о характере и структуре армии, составе населения и о погодных условиях на всей протяженности будущей гигантской колонии. И понял рейхсканцлер, что можно завязнуть по-серьезному, если такую массу людей обидеть. А еще если им всем выдадут оружие… Поднапряг, одним словом, беснующуюся эмиграцию, попов-фарисеев там всяких и всех остальных, недовольных действующим режимом. А таких очень много нашлось. И, самое главное, под страхом смерти было приказано всем и каждому не трогать местное простое население, а напротив — помогать им всячески и так далее, и тому подобное.

— Дальше ясно. Освободительный поход, царь-батюшка новый возвращается, тра-ля-ля бла-бла-бла, матко млеко, куры-яйкен, любуйтесь православные, Лжедмитрий Третий, — вздохнул Илья. — А у нас же всё там вылилось в формулировку – ублюдок связался не с теми «мексиканцами»… И точка. Дали ему, в итоге, раскумариться!!!  А чего ж повар-то так здесь накосячил?
— Слово-то какое интересное, — произнес, жуя, Тимур, — «накосячил». Где ты их только находишь?
— Дело в том, что овощи скисли по вине Системы. В процессе работы некоторые участки пространства несколько нагреваются. Вот овощи в таком участке и оказались.

— А у нас тогда почему этого не было? — не понял Илья, почесав затылок. — Помню, в одной газетке как-то прочитал, что первый в мире секс-шоп открыла, оказывается, бывшая нацистская летчица Беате Узе. Улетела из окруженного Берлина с сыном и всевозможными ранеными, а потом взяла и открыла первый в мире секс-шоп, рождаемость повышать. Меня это позабавило тогда. Как в одной песенке: «Ах Гитлер, ах Гитлер, он жаждал побед, но в СССР на кукурузносилочноуборочный кукинг квакинг был с треском надет…». А тут, оказывается, нас самих того…

— А кто его знает? — пожала плечами Света. — Дело случая. Шел один гестаповец высокопоставленный вечером по кухне да уронил нечаянно на пол тазик с продуктами. Надо сказать, на самом деле не очень-то он, этот гестаповец, немецкий дворянин, любил полукровку-фюрера, выскочку, говорившего в жизни с чудовищным австрийским акцентом. Поэтому свалил, а подымать не стал: мол, он гестаповец, не арийское это дело за овощами-то нагибаться. И еще, к тому же, расстегнул штаны и малую нужду в тазик с овощами справил. Посмеялся и дальше пошел. Повар с утра пораньше пришел, овощи поднял, и приготовил обычное рагу. Овощи-то не испортились от подобной «консервации». Вот такая кулинария. Система же оба варианта посчитала равнозначными и сохранила их.

— Ни фига себе равнозначные!!! — удивился Илья. — Это чья ж голова такую Систему сочинила?!!

— С какого именно «Тральфамадора»(*8) Она взялась, никто толком не знает, — ответила Света. — Хотя имеется такой факт, обнаруженный Февральским и Чучиным, что в египетской Гизе с резонаторных антенн Система регулярно пересылает в некий центр во Вселенной всю информацию с биополя Земли. Вроде как дублирующая информация, на случай если приключатся апокалипсис или, например, война миров и понадобится резервная копия для восстановления планеты. Такие дела.

— Н-да уж!!! Всякие чудеса встречал – медиумов из военной прокуратуры, воду в тазике у телевизера, зампотылу, после финпроверки, резво объявившего себя светлейшим князем Закаспийским, и отъехавшего по уважительным причинам к другим «князьям» в палаты. Но такого … — Илья снова почесал голову, однако договорить не успел, потому что где-то вдалеке раздались шум мотора, чей-то плач и смех.
— Это что? — спросил Илья.
— Не знаю, — ответила Света, — но лучше не вмешиваться.

Они отправились дальше по назначенному пути, стараясь не обращать внимания на приближающийся к ним шум.

3
Однако это оказалось непросто. Чем дольше они шли, тем отчетливей становились эти странные звуки смеха и плача.

Плакал какой-то чернявый кучерявый пацан со школьным ранцем за спиной, весь перемазанный пылью и землей, но одетый прилично и аккуратно. Он был явно напуган и растирал по лицу разлетавшиеся при каждом всхлипе в разные стороны сопли. Вокруг него стояла пятерка молодых людей в черной форме, но все как один были расхристаны, и, собственно, гоготали именно они, громко и развязано, будто увидели что-то такое очень веселое и забавное, от чего забываешь всё на свете и начинаешь безудержно хохотать.

Один из молодчиков был с автоматом, похожим на шмайсер из фильмов про войну, только более современным — обтекаемым и с прикладом почему-то из ДВП. Рядом с ними стоял полусгнивший ржавый автобус серо-коричневого цвета, на котором была изображена свастика и написано «Полицай». Опять же, по-русски, но на немецкий манер.

Этот главный, с автоматом, был расстегнут до груди и механически щелкал семечки, сплевывая их на курточку пацана, затем рассмеялся, обращаясь к насмерть перепуганному мальчишке:
— Значит, утверждаешь, что ты не жиденыш?
— Дяденька, — разревелся пацан еще больше. — Дяденька, отпустите меня, пожалуйста, я домой иду со школы.

Один из полицаев грубо пихнул пацана в спину и пролаял:
— К оберляйтфюреру обращаться «господин оберляйтфюрер». К остальным обращаться – «господин подподоберляйтфюрер». Понятно, жидовское отродье?!!
– Я понял, господин подподоберляйтфюрер, — испуганно кивнул мальчишка в ответ и произнес затравленно: — Господин оберлайфюрер…
Он запнулся, поняв, что неправильно произнес слово.
— Извините, господин оберляйтфюрер.

Неожиданно он получил ещё одну зуботычину и разревелся еще больше.
— Эй, — окликнул их Илья, — господа лодо- и педофюреры, или как вас там правильно. Вы, вообще, в курсе, что у тех, кто обижает беспомощных – рога на башке вырастают(*9)?!!
— Не лезь, — жестко одернула его Света. — Еще себе срок хочешь увеличить? Это естественный ход событий.
— Чего ты прометеллил? Жить спокойно надоело? — откликнулись полицаи. — За полярным кругом захотел оставшуюся жизнь поотштреться или донором загорелось побыть?

Здесь на Илью навалился Тимур и произнёс пьяно, как давеча к аэропорту:
– Ты чего, Пабло Паблович? Забыл, че ли, — Слава великой Германия.
Дальше он понес полнейший бред и околесицу, успев между словесным поносом шепнуть Илье:
— Не лезь, нас здесь власоглоты разорвут, не успеем до провала добежать. Судьба такая у пацана. Не лезь. Не добежим. Сожрут всех. Закон вселенского западла.

Илья замолчал, не веря всему происходящему и глядя на этих дебилов, упивающихся своей властью над маленьким пацаном и встречными алкашами. Света, мило улыбнувшись полицаям, произнесла, показывая на Илью и Тимура:
— Извините бога ради, господин оберляйтфюрер, думкопфы пьяные сами не знают что плетут. Аугены свои засорили от шнапса и не различают, кто перед ними.
— Че такое «аугены»? — тихо спросил Илья у Тимура, не поняв слова.
— «Глаза» по-немецки, — пояснил Тимур. — Думаю, слово шнапс тебе известно?
— Да, всё понятно: шары залили, — бросил Илья.

Пацан испуганно смотрел на новых действующих лиц с немой мольбой о помощи.
— Ладно, шнапсоманы, — величественно махнул рукой этот, с автоматом, и добавил: — Уепен зи геен отсюда, пока целые. Бабу свою благодарите.

Мальчишка еще смотрел с надеждой, но транзитёры тронулись в путь, и Илья, пожалуй, первый раз в жизни потупил глаза от стыда. От настоящего стыда, а не такого, как когда двойку по алгебре отхватил неожиданно.
— Ладно, жиденыша грузите в фургон. В комиссариате разберемся. Может, сразу шлепнем. А может, его нам на поруки отдадут.
Они опять тупо заржали:
— Откуда он только взялся? Всех же жидов еще при дедушке фюрере в топку пустили.
— Всех, да не всех. Кто поумнее – давным-давно в Германиевую долину свалил. Кто поглупее – в нашей арше сгнил. Так что, один миррэтих, откуда он взялся этот жиденыш. Нам подарок от жизни за всю нашу лямку полицейскую. Теперь, наверное, и премию дадут, — один мечтательно поковырялся в зубах и вытер палец о китель соседа. — Ещё бы было неплохо инвалида какого найти и на органы сдать для опытов, или, скажем, гомосека, или там зауральского экстремиста. За это дело тоже, я слышал, очень неплохие деньги дают по закону.
— Где ты их найдешь?!! — весело пробубнил один в ответ. — Давно переловили всех, без тебя. Сам же знаешь – любой только видит, что детеныш или старикан не такой какой-то, здесь же сдает куда следует за вознаграждение. Честно заработанные деньги лучше, чем отправиться со всем семейством за полярный круг.
— Ну нас самих эта бодяга не ждет – всегда можно отыскать один патрон в стволе. — Они снова дружно загоготали хором, будто отмочили свежую качественную остроту от заправского комика, рассуждающего о чем-то обыденном, но, верно подмеченном, и от того кажущегося смешным.

— Пиндец!!! — еле слышно вымолвил Сорокин. Уходя, он краем глаза еще успел заметить, что от памятника фюреру, за которым на большом и — в отличие от остальных — аккуратном и чистом здании с объемной фасадной надписью на немецком «;i und Gas-Deutschland. Jedem das Seine»(*10) отделилась какая-то шатающаяся фигура и направилась к полицаям, потащившим ревевшего белугой пацана.

Они опять заржали:
— Зырьте, он еще и обоссался. Гы-гы!!!
— Сцуко, — процедил Илья. — Фашисты порванные.

Фигура подошла к беснующимся и хрипло произнесла, обращаясь к пацану:
— Ты, почему еще не дома? Где ты шляешься? Ну-ка покажи мне свой дневник.

Илья остановился: ему показались знакомыми интонации этого хрипа, и он прислушался. Фигура оказалась худым мужчиной, заросшим жидкой бородой, который сказал, обращаясь к начальнику полицаев:
— Герр полицейский, отдайте моего засранца, я уж ему всыплю и кузькину мать устрою, чтоб не шлялся где попало.

Он взял за руку пацана и уверенно потащил его в сторону, дав еще подзатыльник.
— Пошли домой. Уж я тебе всыплю по первое число.
— Хорошо, папа, хорошо, — кивнул согласно пацан.
Главный полицай с сомнением посмотрел на эту картину и отрывисто пролаял:
– Стоять.

Худой остановился. Полицай обошел его, внимательно смотря то на него, то на пацана и раскачиваясь на носках.
— Что-то вы не очень-то похожи… Документы предъяви, и отзовись отец семейства.
— Звать меня Фридрих Энгельс. А документы я дома забыл, — почесал голову худой, точь-в-точь как пес лапой чешет бок. — Сейчас принесем, герр полицейский. Вы пока запишите мои данные, не забудьте.

Он аккуратно отодвинулся от полицая и, взяв пацана за руку, повел его в сторону высотного здания. Полицай постоял еще немного, записав названное имя в блокнотик, и, что-то сообразив, посмотрев еще раз на аккуратно одетого пацана и грязного бородача, шедших в сторону того самого аккуратного здания, заорал:
— Сюда подошли! Оба назад!

Худой бородач неожиданно с силой толкнул пацана в сторону и закричал:
— Вали, мелкий, если жить хочешь.

Тот, не раздумывая, бросился прочь. Полицай вскинул автомат, но бородатый стукнул по дулу, ткнув его в землю, и попытался отобрать у полицая оружие. Тому на помощь бросились остальные; еще один побежал за пацаном, в несколько шагов догнав его, и приволок за воротник обратно. Оставшиеся четверо накинулись на бородача, как пауки, узревшие ненавидимое ими летающее существо(*11), и принялись осыпать ударами словно, какую-то безмолвную скотину, вымещая на нем всю свою злобу.

Тот попытался отбиться, но силы были неравны, и, когда его повалили на землю, главный полицай замахнулся на него дэвэпэшным прикладом, собираясь ударить по позвоночнику. Тот увернулся в последний момент и что было силы, двумя руками схватился за мошонку полицая.
— Огонек в Забриски Пойнт вашему фюреру. Домой, пора домой(*12)!!!

Полицай завизжал, как опаленный поросенок, а остальные с остервенением набросились на неудачливого спасителя мальчишки, пиная жертву тяжелыми сапогами. Вдруг у Ильи озарилось лицо — будто он что-то вспомнил — и он неожиданно заорал как припадочный:
— Митроха, твою мазафаку!!! Старший сержант Митрохин. Домой, пора домой!!!
— Не лезь!!! — дико заорала Света, но Илья толкнул ее, так что она отлетела к Тимуру.
— Да пошли вы все…

В один прыжок он оказался среди полицаев, и посыпались удары, хлесткие, злые и короткие. Бац, бац, бац, бац!!! Четверо полицаев в мгновение ока, так что даже никто и моргнуть не успел, оказались на земле, корчащиеся и ползающие в пыли, пытаясь прийти в себя, но в ближайшую минуту после скоротечной «схватки» с Ильей у них это плохо получалось.

Пятый, стоявший чуть в стороне и державший пацана, чтобы тот не убежал, отпустил мелкого и встал в какую-то свою — одному ему известную — стойку, закричав больше для бодрости духа:
— Слава великому рейху!!!
— Ты бы ещё Еву Браунинг на помощь призвал!!! — немножко перепутал в запале Илья фамилии создателя американского пистолета и «музы» всех потных ладошек гитлерюгенда, мечтающих вздрючить не только фаустпатрон папаши Шикльгрубера.

Полицай не успел внести поправку о подобной неточности, потому что Илья с какой-то невероятной скоростью нанес ему прямой удар в нос. Тот упал, даже ничего не успев понять. Сорокин обернулся и увидел, как главный, отряхивая голову, схватил автомат и попытался навести оружие на него, но полицая опередил Тимур, стукнув того мощной лапой и отправив обратно в небытие.

— Раз, два, три, четыре, пять, — пересчитал Илья. — Вышел зайка навалять. Что-то стал я петросянить и аншлажить, вашу мать. Ну, че, понравился «фюрер в бакенбардах»(*13) или еще включить вам Бутча Кулиджа, сцуки?!! И запомните, козлы вонючие: Я – русский солдат.  Не злой, и безоружных не обижаю, но баночкой с консервированной дюляшкой всегда могу угостить, кто хорошо попросит. Усекли, граждане живоглоты, и педоГитлеру своему ср…му передайте!!!

Затем он бросился к бородачу, поднимая его и обнимая.
— Митроха, ты откуда здесь взялся? Здесь же крантец полнейший. Как ты здесь?!!
— Ну ты, Сорока, митингнул тут от души! Я – русский солдат, один хрен терять нечего, потому и не сдаемся(*14), Мальчиш-Кибальчиш вам в глотку, — Митроха поднялся, отряхивая свою одежонку и продолжил, как ни в чем ни бывало. — Вот как мы с тобой свалили от кавказского гостеприимства Муртазаровского — так здесь и тусуюсь. Сам понять не могу, че это вообще за «jama»(*15) для отмороженных. Везде орнунги, фернунги, хрень всякая. Похлеще чем фал фалыч у Гете будет. С чеченами и то понятней было. А, когда увидел библиотеку имени Геббельса, думал — вообще умом тронулся после нашего «санатория» у Муртазара. Нежданчик – наше всё. А у меня ж ни денег, ни документов. Жрать нечего, думал с голоду сдохну. Джабба Хатты(*16) наши лениносрачинские из девяностых мне чудесным сном показались. Кое-как к бродягам каким-то пристроился, меня сюда и определили попрошайничать. Сижу корчу тут из себя маппет-шоу, смотрю — пацана тиранят, а потом присмотрелся, вроде ты, собрался тут полицейских убивать и клумбу вытоптать(*17)…

— Извините, что я прерываю вашу милую беседу, — перебила их Света, обращаясь к обоим, — но нам пора «сваливать», как вы любите выражаться.

— Барышня твоя? —поинтересовался Митроха и добавил без обиняков: — Зачётная. Я бы вам вдул, мадам, аккуратненько. Конечно, с разрешения старика Козлодоева.

Он кивнул на Илью. Тот ухмыльнулся:
— Война войной, а Митрохин всё о мочалкином блюзе!!! Тебе напомнить, как твой сперматоксикоз «подсказал» однажды тебе потрясающую идею потрогать за большие сиськи тёлку главного на районе и заявить, что, дескать, все птахи(*18) так делают, если видят девушку классических нормоджинбейкерских традиций. И как я тебя потом с пацанами Потапыча из багажника доставал, когда вашу светлость собирались препроводить на кладбище, для поиска местечка для покемона.

— Ну тебя! И пожрать бы еще чего, — согласился Митрохин. — Я б на тебя посмотрел, если б ты без женщины столько времени пробыл. Я бы сейчас и от бабки девяностолетней не отказался. А ты — «война войной»!!! Вот никогда не умел ты сочувствовать, Сорока. Кстати, чего-то ты, и правда, староватый, какой-то стал. Не тянешь на двадцать два.
— Сейчас разрыдаюсь. Ты у нас ансамбль «Поющая молодость».
— Вот некультурный ты всё такой же! Вот, например, в Париже, знаешь ли ты, мой друг, есть такая улица – Асса?!
— Сейчас самое время про Париж потрещать!!! Ты мне ещё поведай  про чувака, который сам себе ногу отпилил и лет десять неизвестно где ползал(*19).

— Че то не слышал я про такое. Вот и зря ты ерничаешь, как гопник последний, Сорока. По этой улице мушкетеры гуляли, с теми же благородными целями, что и у меня сейчас. Ну и гвардейцам вломить, разумеется. — Митрохин ответил и обратился к Светлане. — А вы, мне, кстати, приятно Друбич чем-то напоминаете в ее лучшие годы.  Ах, какая она была потрясающая Вера Клейсерн, загнанная в угол неведомой злой силой!!! А еще Черный Монах. Помните, там было про штучные экземпляры вроде вас – «Если хочешь быть здоров и нормален, иди в…»
— Я тебе сейчас всеку, — кратко оборвал Илья поток Митрохинского красноречия-словоблудия.
— Да ну вас!!! Уйду я от вас и не парле(*20)-де Фуфле, — наиграно обиделся Митрохин и замолчал.

Света же упорно повторила:
—  Простите, что перебиваю вашу глубоко интеллектуальную беседу про «всеку» и неведомую мне Друбич. Но у нас, кажется, проблемы.

Она замолчала опять и указала рукой на горизонт. —  Там вдалеке к нам движутся «гости» и будут они здесь через несколько минут. Их мало волнуют ваши боксерские мужские штуки. Их вообще мало что волнует, кроме того чтобы сожрать что-нибудь и выделить из себя новый вариант, удобный для Системы. Ваш приятель только что оформил незапланированное падение физических тел на поверхность земли, и поле одного из датчиков сработало. Система решила, что ее захотели обмануть, просканировав через остальные датчики весь здешний сегмент.

Все подняли головы и увидели приближающуюся тучу.
— Это к нам власоглоты пожаловали, — потер руки Тимур. — Ну что, любезные, всем спасибо, будем закругляться. Всем кирдык.
— А что такое? — поинтересовался Митрохин. — Будет ва-ва?!!
— О, еще какая, любезный!!! — откликнулся Тимур. — Вас когда-нибудь кушали? А потом выкакивали?
— Да как-то не имел чести, — откликнулся Митрохин. — Я, знаете,  больше философами интересовался и женским полом. Вот, например, Николай Александрович Бердяев однажды утверждал, что самый опасный недостаток у русских и  интеллигенции из них – это нехватка мужественного характера и закала личности, выработанного на Западе якобы культурой рыцарства. Могу согласиться с сим великим мужем по части чахлой местами «гражданки», а вот насчет нашего брата с армейки – тут уж увольте-с.
— Ну вот, сейчас и познакомитесь через пару минут с этими «чахлыми» гражданами, — произнес Тимур.

— Говорила же я! — Света села на землю и обреченно произнесла: — Говорила я, не лезь. Придурок!!! Дошли бы спокойно.


Здесь до всех донесся ужасающий рев и скрип, будто где-то кого-то мучили, включив громкоговоритель, от которого даже у вырубленных полицаев пробежали мурашки по спине.

— Это еще что за «Метро 2033»? — произнес Илья, показав в даль с внезапной кромешной темнотой на горизонте, заодно поднимая Свету и закидывая мальчишку в полицейский фургон. — Быстро все в машину. Митрохин, возьми у этих автомат, пригодится.

Тот взял автомат у уже очнувшихся полицейских и принялся открывать фургон.
— Света, за мной, — крикнул Илья. — Будешь дорогу показывать. Митрохин, прикрываешь.

Затем он обратился к Тимуру, уже садясь в машину:
— Ты, дружок Виктора Петровича, в фургон и пацана успокаиваешь, а то замучаемся от Астахова в отпуске отбиваться потом.

Все уже запрыгнули в машину, когда очнувшиеся полицейские жалобно заблеяли:
— Нас, пожалуйста, нас!!! Не оставляйте нас. Пожалуйста!!!
— Ах они, редиски! — Митрохин махнул им рукой. — Как над пацаном глумиться, вы герои, а как сами — так обгадились?!! Черт с вами, прыгайте, пацаками моими будете. Штаны рабские и колокольчики опосля получите.

Четверо запрыгнули в фургон, помогая пятому, который еще до сих пор не отошел от прямого удара Ильи. Машина дернулась и понеслась вперед рывками.
— Ерунда какая-то! — не понял Илья, рассматривая механическую коробку передач. — Вроде я не первый день за рулем…

Рев приближался с бешеной скоростью. Машина перемещалась рывками, двигатель глохнул на каждом движении.
— Придурок!!! — застучал в окошко Митрохин. — Там у газа стоит второй ручник. Сними. Это ж немчура!!!

Илья ногой нащупал дополнительную педаль и надавил ее. Что-то щелкнуло, и машина понеслась, как родная.
— Уф!!! На фига им второй ручник?!! — перевел дух Илья. — Ну, держитесь, господа пассажиры любезные.

Машина начала плавно ускоряться. Илья даже удивился от того, как быстро и уверенно автомобиль набрал скорость в сотню.
— А с виду такой задрочинск!!! — удивился он. — Вот умеют они все-таки машины делать, немчурики. Не то, что наши абырвалги!!!
— А чем тебе юмзики не нравятся?!! — обиделась Света.
— Да какие, на фиг, юмзики? — Илья, переключая передачу на шестую в этой коробке, посмотрел в боковое зеркальце и побелел, еще сильнее прибавляя скорость. — Это еще что за хрень?!!
— А это власоглоты, — ответила Света, тоже посмотрев в боковое зеркальце, но со своей стороны. — Вы же хотели с ними познакомиться? Вот и любуйтесь, любезный Илья Николаевич.

Вслед машине катилась чудовищная армия каких-то неуклюжих полузверей-полузомби, покрытых шерстью и ревущих громче любой заводской турбины, от чего делалась еще страшнее. Они покрывали всё собой, и казалось, что сзади не осталось ничего, только это мохнатое нечто, закрывшее собой всё что можно. Один из этой команды запрыгнул к двери фургона и вырвал ее с мясом. Митрохин встретил его автоматной очередью и заорал громко:
— Сорокин, сцуко, прибавь скорость. У нас гости — голодные, злые ломятся к обеду, кушать хотят. Мы не Лева Абалкин – нам с этими голованами дружбу заводить ни к чему.

Машина упорно летела вперед и любая точка, которую она преодолевала, здесь же покрывалась телами власоглотов, не оставляя ни малейшего шанса беглецам, и лишь предлагая лететь вперед.
— Сейчас поворачивай направо, там будет туннель, а после него будет сразу же дом. Ты на ходу в этот дом сразу врезайся.
— Да?!!! — засомневался Илья. — А ты знаешь, что дальше будет?
— Знаю, — бросила Света, нажимая кнопки на своих часах.

В фургоне Митрохин стрелял по власоглотам, но уже единичными выстрелами, потому что больше патронов не было. Полицаи молились, возведя глаза к небу, точней к крыше фургона, сложив руки в молитве. Митрохин посмотрел на них, усмехнувшись, и продолжил отстреливаться. Пацан же прижался к транзитёру, боясь поднять голову от ужаса. Неожиданно Митрохин обернулся к присутствующим:
— Ну что? Аста ла виста, бэби?!! Патроны кончились, господа хорошие!!!
Затем он с сомнением посмотрел на автомат и произнес, насупившись:
— Фуфло какое-то!!! Эх, сюда бы РПК или корд да боезапас. Уж я бы в вашем аненербе шерстяном устроил…

Власоглоты, будто услышав сказанное, усилили свой рев, и было уже непонятно, что собирался им устроить Митрохин, но по его жестикуляции вырисовывалось, что это совсем уж неприличное действие и что сдерживает его в его намерениях лишь присутствие несовершеннолетнего и отсутствие пулемета. После длинного митрохинского высказывания несколько когтистых лап стали соваться в дырку, пытаясь зацепиться за оставшуюся дверь.

Главный полицай достал из сапога ножик и, бросившись к Митрохину, принялся ему помогать, клинком нанося удары по лапам чудовищ. Митрохин же отбивался прикладом автомата, который распушился от бесконечных ударов и уже напоминал потасканную новогоднюю елку, которую забывчивые хозяева к июню решили наконец выкинуть.

Машина влетела в туннель и покрылась тьмой, но шерсть власоглотов в темноте светилась белым светом, от чего они казались огромной стаей белых мотыльков, только с оторванными крыльями.

В какой-то момент стайка мотыльков села на грудь к полицейскому и плавно взлетела, уходя в светящуюся темноту. Полицейский дико закричал, с силой замахав клинком — даже засвистел рассекаемый воздух, но это не помогло.  Мотыльки поднялись и унесли полицейского за собой, поглотив в своем реве его жалобный крик.

От Митрохинского приклада почти ничего не осталось, и уже, казалось, не было сил отмахиваться. Но это только казалось. Оставшиеся полицейские в восемь рук вырвали лавку, на которой сидели, и, вместе с Митрохиным расположившись кто как, принялись концом тяжелой лавки-дивана бить по напирающим власоглотам.
— Говорила мне мама: иди в институт, — произнес Митрохин нервно и сердито, с непривычной выносливостью для худого и изможденного тела продолжая отбиваться от чудовищ-власоглотов, — нет, блиновский, поперся в армию. Романтики захотелось: дембель, девочки, почет-уважение, мужик настоящий.

Затем он обернулся к Тимуру:
— Эй, толстый, не знаю как тебя?
— Тимур, — представился тот.
— А я Вася, — тоже представился Митрохин. — Короче, толстый, долго нам еще лететь? У нас тут здоровье не вечное, чай не в Хитмана рубимся!
— Скоро уже должны приехать. Чуть-чуть осталось. — Едва лишь он сказал это, как машина вылетела в свет, и всем стало еще страшнее, намного страшнее, чем было. Всё пространство было покрыто телами власоглотов, аж солнце было залеплено ими. И они жрали — именно жрали, а не ели — всё, что попадалось им биологического и небиологического. Даже ловили мух длинными, как у лягушек, языками и, рассевшись везде и всюду, поглощали всё что можно.

Но эти, за туннелем, были уже насытившиеся и ленивые, в отличие от тех, которые преследовали фургон. Увидев ужасающую картину впереди, Илья заорал:
— Держитесь.

Света уткнулась ему в плечо, завизжав, когда машина влетела в сонмище тел власоглотов. От удара посыпались стекла. Илья, прижав голову к рулю, с силой пробивался через весь этот смрад, давя тела чудовищ и чувствуя, как чьи-то лапы пытаются ухватить его и утащить за собой. Зажмурившись, он давил и давил на газ, понимая, что ничего другого ему не остается… И вдруг машина уткнулась, во что-то мягкое — и всё прекратилось в одно мгновение.
— Ну ты гонщик!!! — восхитилась Света. — Думала – всё, конец. Хорошо, полиция дорожная не видела весь этот сумасшедший дом.
—Уф, ни гвоздя, ни жезла!!! — Илья открыл глаза и вытер пот с лица. — Нам только оборотней в погонах сейчас не хватает. Во второй раз уже счастье-то свое внеочередное прохлопывают. Конец откладывается. Почему эти зомби-колобки отстали?
— Мы в точке перехода. К тому же, они принялись поедать наевшихся и ослабевших. Власоглоты очень тупые. У них только пищевой рефлекс. Даже своих не различают.
— Что еще за «точка перехода»?
— Что-то вроде узловой станции в метро. Разные потоки Системы сходятся между собой.
— А чудища эти че? Через турникет не пролазают?
— Структура несколько другая. Власоглоты с ней не работают и в ней не живут. — Света выбралась из фургона. — Пойдем уже скорее. В точке перехода тоже нельзя долго находиться: она по своей структуре напоминает мыльный пузырь и в любой момент может лопнуть.

Илья тоже выбрался из кабины и бросился к фургону, заляпанному со всех сторон кровью и грязью.
— Ну что? — обратился Илья к ошарашенным от всего произошедшего людям в фургоне. — Все живы?
— Главного фашиста власоглоты сожрали, — сказал Митрохин и спрыгнул на землю, — упокой его грешную душу. А так — все целы и невредимы.
— Ух ты!!! — Мальчишка ткнул на куски плоти власоглотов, которые прямо на глазах начали таять в воздухе, играя красивым фиолетовым светом. — Я первый раз такое вижу!!!
— Я же говорю: власоглоты здесь не живут, — бросила Света и сказала присутствующим: — Надо торопиться, любезные, а то можно здесь навечно остаться.

Все выбрались из машины и почти бегом отправились следом за Светланой, которая уверенно передвигалась по большому полукруглому коридору, где каждый звук при движении отзывался эхом. Друг за другом они поднялись по узкой винтовой лестнице и оказалась в какой-то прихожей со старинными обоями и колоннами белого цвета.

— Здесь потише. Не топочите, как слоны, любезные мужчины, — предупредила Света и, открыв массивную дверь, почти беззвучно зашла в комнату с задернутым тюлем окном и поздоровалась на ходу с каким-то невзрачным мужчиной («Guten tag, Johann»(*21), который сидел в глубоком обшарпанном кресле, обложившись бумагами, и в задумчивости грыз карандаш и о чем-то размышлял.
— Guten tag, Svetlana. Es sind deine Freunde?(*22) — негромко ответил мужчина и тяжело откашлялся, стараясь делать это как можно тише, и повернулся к тусклому свету лицом безмерно уставшего человека, к тому же покрытым черными точками оспин.
— Ja, Johann. Es ist meine Freunde. Wir warden nicht l;rmen(*23)
— Gut, ist meine Konstanz wieder krank. Die ;rzte empfahlen ihr die Stille und die Ruhe(*24).
Cвета шепнула своим:
— Не шумите.

На кровати, стоявшей неподалеку от кресла, где сидел мужчина, лежала закутанная в одеяло женщина, которая мирно спала, уткнувшись изможденным от болезни лицом в шелк подушек.

Все постарались, как можно тише пройти, но в этот момент в комнату зашел слуга и раскрыл было рот, желая что-то сообщить, однако мужчина, обладая хорошей реакцией, резко развернулся к нему и приложил палец к губам. Слуга молча поклонился и вышел, извиняясь на ходу.

Все заметили, что мужчина страшно побелел, от чего его черные оспины еще сильнее обозначились на уставшем лице. Дело в том, что у него из бедра возвышался точильный нож для карандашей, торчащий по самую рукоятку, и воткнувшийся в ногу в результате неосторожного движения, когда он оборвал слугу. Однако странный дядька при этом не издал ни звука.

По-прежнему молча он взялся за рукоятку ножа и, корчась от боли, но не издавая ни звука, извлек нож, после чего прикрыл хлынувшую через рану кровь салфеткой, а после бережно поправил сползшее на пол одеяло своей Констанции. Всё также тихо он продолжил свое занятие, лишь беспрестанно тихонько подкашливая.

Группа продолжила свое движение как можно тише. Когда же они наконец опять оказались на винтовой лестнице, такой же, как и с другой стороны, Митрохин уточнил:
— Мадам, я бы хотел прояснить, а это че за мужик был, ну тот, с которым вы разговаривали по-немецки?
— А вам зачем?
— Для повышения культурного уровня. Я краем глаза увидел, что у него там ноты всякие были, си-бемоли какие-то. Интересно стало. Я смотрю, вы знакомы. Знаете ли, люблю сюжеты из категории, после ознакомления с которыми долго смотришь в окно. Ну там, Федор Михайлович и скотопригоньевские, или, например, Бельмондо эффектно подстрелили на вертолетной площадке с музыкой  Эннио Морриконе для антуража. На века, в общем. Ты будешь вечно жить в строках поэта, держа всё также зеркало перед природой как завещал нам товарищ Шекспир, и всё такое.
— Это был Моцарт, — спокойно ответила Света, чуть улыбнувшись от болтовни Митрохина, — великий австрийский композитор. У Системы тоже свои причуды.
— Интересные какие у нее причуды, — продолжил свою игру Митрохин. — Не находите?!!
— Какие есть, — снова откликнулась Света. — Вроде теоремы Ферма (если слышали о таковой). На уровне двоек, пар возможны отдельные «счастливые» совпадения. Но, дальше всегда будут… третьи-лишние и триста лет бесплодных попыток разгадать. Вот как-то так.

Митрохин, вдруг, задумчиво изрёк. —
Горячие точки планеты,
Их вовсе на карте не счесть,
Рождается кто-то зачем-то,
В порядке воякиного наградного эксперимента,
Весь взвод этих самых «кто-то»,
Снежком поколенья поляжет сегодня,
В свинцово-кровавую жесть,
И где-то за долго до их рожденья,
Впотьмах офицера, поэта, и просто мужчину,
Вели на расстрел по ночной тиши,
Прощался с женою и маленьким сыном,
Лезвий бритвы фанат и посланник Мира,
В мыслях обняв те главные две души…

— Ну, не совсем в тему, к тому же про войну, — поняла умница Света. — Но что-то вроде того. Чьё это? Первый раз слышу. Я думаю – мы с вами поладим. Я тоже люблю стихи.
— Сам не помню уже, — отбрехался Митрохин, чуть-чуть небрежно, но всё же довольный, что произвел на собеседницу немножко впечатления. — Сорока как-нибудь, может, поведает про то как мне поэты разные являлись с голодухи кое-где.

—  Ага, бывало в башню схватишь горным ботинком, а потом… — прокомментировал Илья, тоже задумчиво. —  Встречи с Тютчевым и Афанасием Афанасиевичем(*25). Знакомо?!!
— Не-а. Я, по ходу, многое пропустил, наверстаю. Так что там с Вильямом нашим Моцартом?!! — видимо не понял Митрохин. — Продолжаем, товарищ лектор, молодой и симпатишный?

— Продолжаем, товарищ двоечник. И, вообще, я вам «лекции», как вы выражаетесь, читаю лишь для того, чтобы вы и ваш любезный приятель ещё чего-нибудь здесь не натворили по незнанию. — Света продолжила, изучающе предварительно посмотрев на Илью и его странного друга. —  В одной из точек перехода, где мы сейчас имеем счастье быть, зафиксировалось несколько мгновений из жизни великого музыканта. Он, правда, бедный потом ходил в церковь грехи отмаливал. Еще бы — в один день по квартире столько посторонних людей прошарахалось!!! Еще и жена болеет как назло. Закон вселенского западла, в общем. Поэтому, когда идем здесь, стараемся его не беспокоить лишний раз. Ему и так не фонтан!!!

Илья вновь задумался, застопорился и, по началу буркнув, затем поинтересовался.
— Тоже мне окно в Париж! А что это он, Моцарт ваш, какой-то убитый жизнью был вконец, чушкан натуральный!!! Он же гений, мы с Васькой, помню, в школе даже кино смотрели, забыл, как называется, он там, этот Моцарт, скакал, как конь педальный: молодой такой, энергии много. Гений, короче. Забыл, как называется, они там еще стихами говорили, и его мужик какой-то старый в парике завалить хотел — завидовал. Этот мужик потом еще чай озвучивал.
— Какой еще чай? — не поняли присутствующие.
— Да не помню я, — отмахнулся Илья. — Ну, реклама такая была. Вы чего? Баба там, мужик в старинных шмотках на балу танцуют, и чай показывают. И мужик этот, который Моцарта того, на тот свет отправил, озвучивает это всё. Голос его был. Он еще, когда молодой был, чудика одного играл, который машины угонял, прикольный такой фильм древний есть «Берегись автомобиля». Ну, вы чего? Я забыл просто, как его зовут, это же не преступление. Не помню просто. И, вообще, у меня такое идиотское ощущение, что все мы тут герои дурацкой книжки, которую сочинил какой-то такой же чувачок похожий.
— Может, когда побываем у Александра Сергеевича, перескажешь ему всё тоже самое, перекрестится кудрявый, — рассмеялась Света. —   Я б на тебя посмотрела: денег нет, работать уже не можешь так легко, сочинять и играть, как в молодости, по 25 часов в сутки – тоже; скоро умрешь от ревматизма и чувствуешь это очень отчётливо. А сделать уже ничего не можешь.
— А здесь — раз, — произнес Тимур, — и тебя, оказывается, мужик какой-то, который в древнем фильме машины угонял и чай озвучивал, ядом угостил, облегчил участь, так сказать.
—  Подожди: его же, правда, говорят, отравили, — не понял Илья.
— Ну, мало ли, кто чего говорит? — парировала Света и открыла какую-то дверь. — Заходите по одному.

Тимур, обернулся.
— Да, раз такая пьянка, я ж не дорассказал, почему Моцарт Моцартом стал.
— А, ну да, — вспомнил Илья.
— Настоящему Моцарту надо было в тот день концерт сыграть. А как играть? Рука-то сломана. Сейчас власоглотов Система включит — и привет. Транзитёр огребет по полной, не хуже чем ты. А тут Февральский маленький вызвался, выучив с ходу весь концерт. Представляешь, вышел за настоящего Моцарта и отыграл полностью. Никто и не почувствовал разницы. Вся корпорация, если верить старейшинам, рыдала тогда от умиления. Так к нему прозвище и прилипло на всю оставшуюся жизнь.

— Угу, слезы прямо лили градом, а потом посмеяться захотели и меня отправили дедушку замочить, пока он там с кубиночкой младой кувыркался. Рыжий, рыжий, конопатый, двинул дедушке лопатой, — согласился Илья, скосив один глаз рукой, намекая на Чучина. — Скажи-ка мне лучше, что это еще за Закон вселенского западла? Вы тут про него вещали.
— Ну, стараешься хорошее сделать, а в итоге всё пшиком оборачивается и большими проблемами. —  Тимур махнул рукой и исчез в двери. — Так Система устроена. Это ее главный принцип работы.
— Там, у нас, проще говорят – хотели как лучше, получилось как всегда, — согласился Илья.
— Ну, можно сказать и так, — откуда-то уже издалека раздался голос Тимура.

— Можно сказать и так. Степаныч, царство ему небесное, сам не догадывался, наверное, какой баян нарисовал. Только есть одно маленькое но: пацана мы всё равно отбили у фашистов и у Системы этой вашей. Я это понимаю, и Митроха понимает, а вы в этой своей спокойной и непуганой реальности без войн и революций почему не понимаете. Так что в Же-Пе-Пе это ваше вселенское западло. Всё, что не убивает нас, делает нас… ещё больше охреневшими. И точка. — Илья зашел самым последним, после чего дверь закрылась и через какое-то время наступила сплошная темнота.

И успело ещё из этой темноты донестись гулким эхом старца, воем выброшенного на мороз жестокими хозяевами пса-дворняги, в звуке уходящих куда-то вдаль молодых женских шагов, окутанных детскими шажочками-бегунками и детским же голосом-колокольчиком. — … И падёт, наконец, проклятие с земли многострадальной, и закончится ночь, там, где свершилось когда-то страшное злодеяние над несмышленышем, и упокоятся души матери и дитя, обреченные на мучения, когда пожалеют их на земле той, и всплакнут иные в душе по-настоящему, не прося ничего взамен…
*1- Отсылка к роману «Мы» Евгения Замятина.
*2-«Баллада о Детстве». Владимир Высоцкий.
*3-«Платье в горошек». Группа «Ундервуд».
*4-Коньяк Кольца Жозефины (фр.)
*5-Отсылка к рассказу «Один день Ивана Денисовича». Александр Солженицын.
*6-Полиция, предъявите рабочие документы, пожалуйста (нем.).
*7- Отсылка к «Философской песне о пуле» группы «Гражданская Оборона».
*8-Вымышленная планета из романов Курта Воннегута.
*9-Парафраза. Фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих».
*10-Нефть и газ Германии. Каждому своё. (нем.)
*11-«…И ненависть ко всем летящим
Живет навеки в пауке». Стихотворение «Паук». Варлам Шаламов.
*12-«Пора домой». Группа «Сектор Газа».
*13-Фраза из фильма «Бакенбарды».
*14-Отсылка к фильму «ДМБ».
*15-Из романа Энтони Берджесса «Заводной апельсин».
*16-Персонаж из киносаги «Звездные войны».
*17- Фраза из фильма «Забриски Пойнт».
*18-Отсылка к фильму «Птаха». Режиссер Алан Паркер.
*19-Имеется в виду серия фильмов  «Пила».
*20-Парафраза. Фильм «Счастливые дни».
*21- Добрый день, Иоганн (нем.).
*22- Добрый день, Светлана. Это ваши друзья? (нем.)
*23-Да, Иоганн. Это мои друзья. Мы не будем шуметь (нем.).
*24-Хорошо, моя Констанция опять болеет. Врачи рекомендовали ей тишину и покой(нем.).
*25-«Прогноз погоды и встречи с Тютчевым». Сomedy Club.

Глава пятая. There;s no future(*1)…

1
В предрассветной тишине они вышли на лесную полянку. Было одно из последних сумрачных мгновений, когда солнце ещё только начало вставать и появляться из-за горизонта. Трава и деревья вокруг были покрыты росой.

— После вундервафелей, чудищ всяких да Моцарта я даже боюсь спрашивать, где мы сейчас. — Илья потянул руки к небу, а затем, встав на руки, прошелся несколько метров, а после резко сделал сальто назад, приземлившись на ноги при прыжке.
— Ух ты!!! — восхитился мальчишка. — Я тоже так хочу. Вот бы научиться!!!
— Разминка, чтобы форму не терять. Занимайся, — потрепал его по голове Илья, — и научишься. Главное — захотеть. И книжек умных побольше читай да фильмы нормальные смотри, а то будешь потом, как я, вспоминать, кто Моцарта убил. А на руках-то ходить — это дело привычки, как на велосипеде кататься: один раз попробуешь, — и всё. А вот определиться с молодых лет, кто ты и че ты – это самое главное и самое сложное в этой жизни.
— И драться бы, так научиться, как вы, — у мальчишки загорелись глаза, и он попытался изобразить удары руками, считая: — Раз, раз, раз.

Фашисты смущенно потупили глаза от неловкости, вспоминая свой позор, и пошли дальше осматривать опушку, чтобы как-то скрыть стыд и конфуз.

— Да ладно!!! —Илья махнул рукой. — Это не главное. Они просто не ожидали. У них это в крови, от дедушки фюрера. Главное — чтобы башка нормально работала. Хотя, конечно, кулак тоже крепкий должен быть. Мало ли где кто может на пути оказаться. Завистливые жлобушки – они, знаешь, какие прилипчивые?!! Пока не стукнешь – не отстанут…
— Слышь, Арина Родионовна, — обратился Митроха к Илье, прерывая разговор Ильи с мальчиком, — хорош мелкого агитировать. К нам вон еще группа товарищей жмет. Как бы чего опять не вышло?!!

Илья посмотрел в сторону и увидел нескольких человек в серебряных костюмах и скафандрах, как в советских детских фантастических фильмах.
— Это еще что за партия «Гуманоиды России»?!! — спросил Илья, напрягая руки. — Опять Системе чего-нибудь не понравилось?
— Спокойно. — Света положила ему руку на плечо. — Это свои. Они за нашими гостями.
— Это еще зачем? — удивились Митрохин, пацан и фашисты.
— Вы все, как стадо динозавров, за сегодняшний день несколько раз прошли через защитную решетку. Вас всех облучило по полной программе, — пояснила Света. — Вам всем необходимо в карантин, а то уже назавтра лейкемия будет.

Между тем подошедшая группа рассредоточилась также на опушке, доставая различные хитрые приборы, здесь же запиликавшие и затрещавшие на все лады. От группы пришельцев отделился один и подошел к ожидавшим его транзитёрам Свете и Тимуру.
— Транзитёр Дженинкс Фрэд, командир группы медиков, — представился он, снял шлем и оказался брутальным брюнетом с хищным орлиным носом и аккуратной черной мушкетерской бородкой.
— Транзитёр Долгих Светлана, — представилась Света, — командир всех этих балбесов в мужском обличье.
— Старший транзитёр Агапов, — не без гордости представился Тимур, выпятив вперед пузо: мол, подвиньтесь шпана, я старший транзитёр, даже по имени представляться не буду. — Слежу за этим всем бардаком. Командир, покурить не найдется?

Дженинкс развел руками, извиняясь.
— Да, сегодня явно не мой день, — вздохнул здоровяк. — Даже покурить и то не найти. Все такие правильные…
— Бросать пробовал? — ответил Илья.
— Пробовал, — ответил Тимур. — Всё равно потом опять пробовать приходится по новой. Одно мучение. Лучше не начинать.

Дженинкс показал на Илью и остальных пришельцев и спросил:
— А это кто?
— Это Илья Сорокин, — кивнула Света, — экстрадированный. Его Февральский  затащил к наш сектор обратно. Слышали, наверное?
— Кто ж не слышал? — грустно Дженинкс усмехнулся. — Вам, приятель, реально не повезло тогда. На основании таких сомнительных улик — такой суровый приговор.

Илья ничего не ответил: он всё равно ничего не помнил и просто пошел бороться с мальчишкой от нечего делать на лесной опушке в столь ранний час.
— Каков интервал между перемещениями? — спросил Дженинкс.
— Несколько часов у всех.
— Ни фига себе!!! — удивился Митрохин. — Да мне вообще всё одной минутой показалось. Особенно вот это вот.

Он попытался изобразить власоглотов. Все посмотрели на него скептически, лишь мальчишка рассмеялся.
— Кстати, откуда мальчик? — поинтересовался Дженинкс.
— Мы их всех в одном из тупиков нашли, — пояснила Света. — И мальчишка тоже там был. Его вон те забирали.
Она кивнула на гуляющих полицаев. Дальше она пересказала медику всё, что с ними произошло.
— А ты откуда там взялся, мальчик? — поинтересовался Дженинкс.
Тот пожал плечами:
— Не знаю. Шел со школы. Задумался. А когда очнулся, уже там оказался. Сам не понимаю. Теперь еще родители накажут.
— Скорее всего, произошло самопроизвольное открытие провала, — пояснила Света, — вот мальчишка и угодил туда, как в яму неожиданную провалился.

— Вы бы как-то это контролировать, что ли, научились? — возмутился Митрохин. — Так вот люди и пропадают бесследно. Родные потом с ума сходят, больницы да морги штурмуют. Меня вон самого ещё в 2002 году из Чечни унесло в эту хрень третьерейховскую. Пошел пописать, называется.

Света вопросительно посмотрела на него и на Илью.
Сорокин ответил:
— Я сам ничего не понимаю, это долгая история, потом расскажу как-нибудь, как сам врублюсь. Но уже кое-чего понимаю.
— Ладно, время – деньги. — Дженинкс потер лицо руками. — Собирайтесь. Поедете с нами. Вас надо экстренно госпитализировать. А там вас всех вернут по местам.
— Только меня больше к фашистам не надо, хорошо? — разнервничался Митрохин. — Плохо там у них. Меня лучше сразу домой, к маме, можно? Старенькая она уже у меня.

Дженинкс отдал приказ, подъехал грузовой санитарный автомобиль такого же серебристого цвета, как и скафандры группы, и прежде чем погрузить неожиданных визитеров в машину, транзитёр Дженинкс записал имена и фамилии их всех. Наконец очередь дошла да мальчишки.

— Да, кстати, — поинтересовался Митрохин, рассмеявшись. — Как тебя зовут-то, школота? Мы даже не успели познакомиться. Буду хоть знать, кому счет на пансион («Же не манж па сис жур») в старости предъявить.
— Февральский, — по-взрослому серьезно произнес свое имя мальчишка, — Борис Павлович.

От услышанного у Ильи поползли мурашки по коже, и он почувствовал, что сейчас вполне может придушить Свету, Тимура и всю его команду. К тому же, от неожиданности его лицо вытянулось книзу, что Митрохин не выдержал и загоготал:
— Ты че тут за пантомиму показываешь?
— Да пошел ты знаешь куда? — бросил Илья, хищно уставился на Свету и сказал уже ей: — Давай, скажи мне, что это просто совпадение. Это просто его тёзка?
— Ага, — подначил Тимур, — брат-близнец, клон. Тебя предупреждали про вселенское западло, а ты – Же-Пе-Пе, пошли все, трали-вали.
— Я правда не знала. — Света с вызовом посмотрела на Илью, затем — на мальчишку. — В Системе бывают самопроизвольные провалы, появляющиеся и исчезающие без всякой логики. Их очень сложно отследить. Вся информация о Моцарте засекречена. Рядовые транзитёры знают крохи. И я не исключение. Ты думаешь, у меня было время готовиться, когда мы вытаскивали тебя?!!

Она снова посмотрела на мальчишку, который неожиданно выпрыгнул из машины, подбежал к Илье и Митрохину и, уткнувшись в них, сказал совсем уж по-взрослому:
— Спасибо Вам. Я всегда буду помнить всё, что Вы мне сказали.
— Ладно, — Илья сделал ему саечку за испуг. — Вали. Только не надо тетенек ножиком резать — с ними другое надо делать.
— Учту. Надеюсь, наши интересы еще не раз пересекутся, — на ходу бросил маленький Палыч и побежал к автомобилю. В это время у него из ранца неожиданно вывалился маленький красный кусочек-кубик. Илья уже догадался, что это такое, и подобрал еще одну маленькую часть кубика Рубика. Такую же, как та, что ему отдал на Кубе старый Моцарт.
— Пересекутся! Даже это, зараза, предусмотрел, — усмехнулся Илья и сложил кубик с тем, который уже у него был.
— А ты че это ему такое сейчас говорил? Я не понял, — поинтересовался Митрохин.
— Да так, не бери в голову, — махнул Илья рукой. — Я тебе потом расскажу, коли выберемся из этого дерьма.
— Ну ладно, — оскалился своим худым бородатым лицом Митроха. — Мне пора уже, братан. Жаль, с вами нельзя.

Он кивнул на Свету и Тимура, наблюдавших за сценой прощания.
— Пора домой, Сорока.
— Пора домой, Митроха.

Они обнялись по-братски и, постояв какое время так, принялись тузить друг друга, увертываясь от ударов друг друга, гогоча во весь рот, роняя один другого и здесь же подскакивая.

— Быть сумасшедшим не позор,
А странное призвание,
То вслух о грустном и больном,
То всхохотнуть молчанием.
А можно главное забыть,
Чихнуть про мироздание,
Пойти пивка с дружком попить,
С того же обезьяния.
А если всех в страну собрать,
Совочком нагребя?..
Так тем, кто сможет убежать,
Сбежать бы от себя…  —  Вздохнула Света, покрутила пальцем у виска, и села в машину, которую они оставили в победившей Германии. Как она здесь оказалась, и кто ее пригнал, Илья не успел увидеть.

Наконец Митроха запрыгнул в санитарный автомобиль и тронулся в путь-дорогу, успев еще прокричать напоследок, держа руки у рта. — Зря вы так, Светлана!!! Я понимаю много больше того же беспокойного Хендрика Хофгена(*2). А Оскар Шиндлер, Фридл Дикер-Брандейс и Кете Нидеркирхнер мне много ближе, чем все эти Малюты Скуратовы, Ежовы, Солоники и друзья их по вотчинам, «бургомистры» в туалетах эстетствующие, да бабульки по бачкам унитазным прячущие. На большее у них, всё равно, мозгов не хватает… А мы с Сорокой другие. Боксом кухонным не занимаемся. А за своих хоть Форт-Нокс, хоть пещеру Али-Бабы  вскроем, и все бабки потратим, если проблему надо будет срочно решать. Автоген бы, да волшебное слово были б под рукой, да возможность свалить. И вообще, мы с Сорокой почти как Хоуп и Богарт(*3). Правда кушаем только козинаки и пьём тархунчик…

Светлана примирительно помахала вслед рукой и улыбнулась в ответ бесшабашному Митрохину. — В том то и дело, что «Форт-Нокс», а, не что-то «мирное». И это ваше – «сваливаем»… Вы явно не человек Системы. Вы еще мальчик… Прощайте.

— Хм, мальчик! Видели б вы этого «мальчика», когда нас накуривали всем взводом, чтоб не так страшно было, перед тем как на горку отправить, где минометная раздатка окапалась… — усмехнулся Илья тихо себе под нос, и спросил у Тимура, подходя к машине транзитёров. — Слушай, а как она здесь очутилась? Экспресс-почта?
— Смотреть надо было внимательней, тогда, глядишь, еще бы узнал про дополнительные десять лайфхаков, которые могут облегчить жизнь, — язвительно «вернул назад» Тимур Илье его же комментарий.
— Ладно, подначивать он ещё будет. Нашелся тут волк с козой и капусточкой свалили от лодочника нестандартно. Да, Светик-семицветик?!! — Илья отправил воланчик обратно и подмигнул Светлане. — Давайте, каторжные, кайтесь — как вы машину протащили через злую таможню?!!
— Это специальный ретранслятор, способный восстановить любую неорганическую форму. — Тимур бросил Илье мелкую монетку. — Моцарт внедрил однажды. Очень удобная штука: сохраняешь данные с ячейки интеллектора о каком-нибудь предмете и проносишь с собой. Через какое-то время всё восстанавливается, согласно памяти ретранслятора.
— Пулемет здоровенный, например, из-под стола?!! Или игрушку какую для пробы, скажем, через металлодетекторы аэропорта?!!  — предположил Илья и запрыгнул в машину. Транзитёры также унеслись прочь с опушки, оставив после себя лишь всё ту же предрассветную тишину.

2
Они ехали по огромной шикарной автостраде. Таких прекрасных дорог Илья в своей жизни ещё не видел.  Разве что по телевизору, да онлайн, в фильмах про сытую, не пуганную социальными экспериментами и довольную собой «демократическую» заграницу на парламентских ассамблеях, подобную барышне с высоким самомнением, находящейся на содержании у состоятельного дедуси. Ее, барышню с высоким самомнением, никогда не предавали слабые и глупые родители и не отдавали на поругание различной нечисти, место которой было где-нибудь на урановых рудниках или на электрическом стуле, а уж никак не на переломных моментах истории. Поэтому и самомнение было очень высокое, несмотря на дедусю.

Наблюдая всю эту красоту с маленькими аккуратными домиками по краям, в отдалении от обочин, глазами водителя, много лет проведшего за баранкой, но никогда ничего подобного не встречавшего, он чувствовал, как сердце кровью обливается.

— Эх-хе-хе!!! Трасса Е-95. — прокряхтел Илья и ещё раз посмотрел в окно автомобиля. — Вот чего я скажу, граждане.  Русский – это не тот, кто заявляет о своей принадлежности к мифической национальной группе, и паспортом размахивает в дебатах. Он хоть африканских может быть кровей, привет Сергеевичу. Русский – это тот, кто себе лично, один на один может признаться, без дураков, что он святой циник. От милосердия, и бабушку перевести через дорогу, до бессмысленного замеса на той же утренней дороге один маленький шажочек по имени – Глупость.
И травмат ещё в особо тяжелых случаях.
— Эка, я смотрю, тебя после бегов олимпийских по рейху понесло!! Что скрепишь?!! — поинтересовался Тимур. — Как старый бананашка.
— По ходу дела, обзывание у вас такое? Я так, о своём. — отмахнулся Илья. — Трепаться лишний раз не хочется. Надоело. Болтовня, да поносы словесные съедают почище волокиты бумажной.
— Ну, говори, коли уж начал, некрасиво начинать, а потом молчать, — подковырнул Тимур. — Всё равно, ещё ехать долго. Делать нечего, кроме как языком молоть.

— Ладно. Если уж так интересно, тогда слушай речугу про «всё плохо», сломанные крылья, да отрезанные ноги. Это в смысле, рожденный летать, вполне может начать и ползать. — Нехотя согласился Илья. — Че сказать?! Всё познаётся со стороны и в сравнении. Другого нет ничего для вашей головы, как говорил, гражданин палач, утешая аптекаря на эшафоте.
— Это ты к чему? — не понял Тимур. — Ну-ка проясни, что за контузия в голову?

— Хоккей, господин судья, если уж так приспичило. В моих краях сейчас время паразитов. Когда закончится не знаю. Грустно от всего этого, глядя на всю вашу здешнюю красоту по дорогам. У нас то там Рашка-задолбашка вымирает запрограммированно, в год по несколько Лениносрачинсков. Процесс запущен как бомба часовая, тикает вовсю… Даже полнейшие имбецилы осознают это. Тихий геноцид. То, о чём граждане фашисты так усиленно гутарили и шпрэхали.

— Опа!!! — удивился Тимур. — Что за «время паразитов»?!! Про эпоху унтер-офицерской вдовы саму себя выпоровшую, от Николая Васильевича, доводилось мне слышать, а здесь чего-то новенькое, да ещё с вымиранием и геноцидами. Проясни-ка ещё раз, любезный.
— Пожалуйста, — усмехнулся Илья всё также грустно. — В моей стране, России, сейчас в почёте и правят бал те, кто сосут и доят эту вашу Систему безбожно, и ничего не производят взамен. Нефтегазхолопчьихбудешь.
— Во как?!! — искренне удивился Тимур. — Завидуешь, что ни при делах?!

— Ни фига подобного! — усмехнулся Илья. — Скорее, ощущаю себя жильцом дома многоквартирного где-то в районе Читаго-булз. У того дома один торец почему-то оторван траншеей на суше, а другой отрезан рекой вокруг. И там постоянно какая-то свинья караоке ночью врубает, а другая «хрюкала» паразитная в лифте вечно ссыт. И ЖЭК занимается исключительно поднятием неслабого кэша с мигрантов. Только нынче это уже не «колхозные панки» Юры Хоя, да Афони свинтившие с глобального бесперспекстявника под названием «Совхоз – Светлый хоррор», а из соседнего домика граждане. У них лет двадцать назад все стройматериалы на капремонт стырили на хрен с концами их ЖЭКи, вот они и потянулись, где получше, да крыша пока не так сильно протекает.  А еще у подавляющего большинства жильцов нашего домика на кухне живет домовой. Только не Кузька, а Авоська. Никто не видел, но, всё равно, все верят, что с ним прокатит очередная хрень. Больше то надеяться не на кого. А на себя понадеяться, скажешь?!! Можно, конечно, попробовать – только завтра рубль наш в макинтош деревянный киндер-сюрпризный в очередной раз обернется, тогда и закончатся все «надежды» на себя, если не успел вовремя лавэ в валюту перевести, да в квадратные метры.  Как-то так.
— Скотоферма это какая-то, британская бесноватая, а не дом, тебя послушать. И что дальше?

— Ну раз «скотоферма», то золотой теленок, дальше. Пилите, Шура, пилите. — Пояснил Илья. — Есть у нас там такое устойчивое словосочетание. «Ласковая» теля двух мамок. И толи «мамка» финансово-банковская тащится от этого, толи дура совсем. Не понятно, короче… А у паразитов атрофированы все органы чувств кроме присоски для еды. Школы для одаренных детей из глубинки не построят, и больнички для местных бабушек и дедушек с классными отечественными врачами тоже не организуют. А вот средства на это дело выделенные вполне уворовать могут с обмороженными глазами, да ещё за наркоту свой «законный» откат получат. И, разумеется, бла-бла про «двойные стандарты» от америкосов. Ну это когда одним господам можно всё, а прочему «пролетариату» – «незя» кругом. И всех радостей у того «пролетариата» – Новый год с ещё несколькими Лениносрачинсками на очереди, да отпуск с каникулами…

— Вот ты, вроде, взрослый здоровый мужик. Вон, полицаев, один против пятерых нахлобучил, — попытался усовестить Тимур. — А глаголешь как нытик-пораженец какой-то!!! Сам-то что можешь предложить?!!
— Не знаю, не совсем моего ума это дело, целые институты созданы с лобастыми дядьками во главе, — пожал плечами Илья. — Но из-за своей «баранки» мне кое-чего видно. Доводилось общаться с умными мужиками.
— И что же ты там видишь из-за этой своей «баранки»?!! — покосился чуть скептически Тимур. — Не тяни Юмзик за коленвал.

— Вся проблема, как мне видится, в отсутствии уважения к обычному маленькому человеку, рядовому гражданину своей страны. С этого всё начинается и здесь все истоки «болячки».
— Поясняй, любезный.

— Поясняю. Вот Ваня, по прозвищу «Три рубля», созданный природой, по её разумению, первоклассно штамповать надежнейшие мельчайшие гайки для тех же автомобилей. Однако с самого рождения нашего Ваню мордуют со всех сторон и со всех высоких трибун тремя основополагающими «тезисами»  — Ты обязан слушаться государство, кидавшее тебя и твоих родителей не единожды через одно место, Ты всегда будешь виноватым, чтобы не   делал. И главное, «винрарнейшее», как в интернетах-узловицах говорят, — Ты Никто, Чмо постиндустриальное, «Хара Мамбура» замкадовская. Сядь и засохни, тебе слова не давали, или, наоборот, метнулся до урны выборной, нам отчитаться перед Москвой надобно, а будешь бузить — найдешь проблем.

— Н-да!!! — поковырялся Тимур демонстративно в ухе. — Ну, и чего на выходе?!!

— А на выходе, Ваня с самого раннего детства научился всю эту «риторику» молча посылать на хер. Поэтому, когда приходит время заводить детей, Ваня, обычный русский мужичок – и собачку бездомную пригреет, рубашку последнюю страдальцу убогому какому отдаст, но и завод бы выкрал весь с оборудованием, будь возможность, а то, и в бунте б поучаствовал, восстань Ленин анадысь из мертвых, и дай шанс на миллион вырваться из нищеты… Короче, этот Ваня не совсем м…к, хоть и любит рассуждать о судьбах мира, америкосах-«куклуксклановцах», желающих от остального Пиндостана отделиться…  Однако понимает подкоркой наш «мыслитель», что больше чем одного короеда ему не потянуть с такой обстановой вокруг. Не дадут вырастить детенышей нормально. Поэтому жену законную он обслуживает крайне нерегулярно и без изысков, да ещё норовит к другим бабам заглянуть, (не ему же потом до гинеколога бегать), а то и на проституток по пьяни растратиться… И так повсеместно. Вот такой у нас «профилактический» прерываний беременности. Так и вымираем, что нет радости от работы, нет радости от неожиданной, и уже проблемной от того, беременности жены, и нет радости от самой жизни. Осталось разве что на праздниках со смурной рожей начать ходить. Есть лишь вынужденное существование. И гайки, положенные делаются через пень-колоду. Парочку с горем по полам сделает, а дальше тупо нет смысла пуп рвать. Ещё больше нагрузят.
— Ну, а к чему ты всё это?
— Спросил – ответил. Надо бы для начала научиться большим «брутальным» дядям уважать простого маленького человечка, основу основ любого адекватного государства, и не на словах, а на деле. Спросишь, что такое «уважение»?!!

Я скажу, уважение — это не банальное подчинение грубой силе, уважение – это обращение к любому человеку как к самому себе, просто как правило поведения. А уж потом начинать по существу разбираться — кто и зачем перед тобой оказался.

А пока же, у нас трэш, угар и содомия, короче. И ссаные тряпки, в придачу, если в рот «насяльства», учителей, властей не научился заглядывать. От того и сплошное «отрицалово» с рождения, еще с времен сталинских лагерей. Власть – за свои слова не отвечает, мой тренер Потапыч с ходкой за хулиганку по глупой молодости намного серьезней всех этих трибунных болтунов. И ученики его добром помнят. Он их научил, что завидовать чужому благополучию неконструктивно, и сокращает количество отпущенных дней. Он, а не вся эта трепология партийная.

— Какой-то парадокс на парадоксе сидит, и парадоксом погоняет!!! — усмехнулся Тимур, опять начав почесывать свою бороду. — А у нас верят своему государству. Оно жесткое, даже жестокое местами, но, справедливое. Насколько наработал – настолько и получай.

—И еще один «парадокс» последний — все паразиты, как правило, погибают вместе с хозяином. Я по телевизору смотрел фильм документальный однажды. Но, эти ни в какую не хотят врубаться в стратегию. Думают, что у них всё тип-топ, и кое-кому даже за бугром местечко выделят в петушином каком кутке элитном в притонах Сан-Франциско…Так, что у нас там нынче бодряще-веселяще. И атмосфера один сплошной дихлофос местами. Нюхай, дружок, хлебный душок, да дружи со сколиозом и шизой, раз уж родился в промзоне-каке.

— Да мы уже заметили, — согласился Тимур. — Ты то себя прежнего не знаешь, а мы наоборот. Как раз по твоему принципу про сравнение.

— Заметили они, — крякнул Илья и решил переключить разговор «по-душам» в другую степь. — Ты говорил – «бананашка». Что такое «бананашка»? Первый раз слышу. Твоя очередь «вещать». Я тоже не радио бесконечно выступать.

— Да это у нас болельщиков так некоторых называют. Знаешь, приехал он вместе с командой любимой. Попел, поплясал, таблом посветил, в скандал какой влез, а команда все равно продула жестоко, банан схватила. И болельщик едет восвояси, кряхтит как ты только что. Понял? — пояснил Тимур, но не отстал. — Так что там с вашими этими паразитами? Травить собираетесь?
— Вот ты нудный! — вновь усмехнулся Илья. — Ладно, слушай и грей уши свои бородатые.

— Здесь я ещё, если ты не заметил, — бросила Света и спросила неожиданно у Ильи. — А ты когда-нибудь слышал о мистере По?

— Нет. А кто это? — не понял он вопроса, и уточнил. — Из телепузиков кажется или улицы Сезам? У меня дочь маленькая любила это всё смотреть. Там, кажется, какое-то такое чудо в плюше было.

— Я иногда начинаю тебе поражаться!!! Какое ещё «чудо в плюше»?!! Эдгар Алан По – американский прозаик и поэт, — пояснила Света терпеливо. — Еще один гений этого мира, придумавший однажды жанр детектива и, по совместительству, очень несчастный при жизни человек. Оборотная сторона сверхэмпатии.

— Ну, а он то с какого бока? — удивился Илья. — Я, смотрю, они все такие – «страдающие». Мы уже недавно встречали тут одного…
— Да, и Иоганн тоже не исключение, — поняла Света намёк на Моцарта. — Я слушала тебя про этих твоих «святых циников» и вспомнила рассказ мистера По — «Бес противоречия». Если кратко, то там один мужчина убил другого, а потом в противоречии с самим собой сознался в преступлении.
— Достоевщина какая-то! — фыркнул Илья. — Это не по моей части — такие заморочки. Как управлять вселенной, не привлекая внимания санитаров, блин.…
— Я серьезно. Слушая тебя, — продолжила Света. — Мне показалось, что у вас там этот бес до сих пор имеет власть над людьми.

— У вас что ли не имеет? — усмехнулся Илья и проявил внезапную мыслительную прыть. — Да любая жизнь – это уже противоречие!!! Чтобы ее создать и поддерживать изначально нужна смерть сперматозоида и яйцеклетки, или просто бесполой клетке поделиться на двое. Биология, блин, – детсадовский курс. А еще еда, микробы атакуют постоянно, и организм их мочит, защищаясь. Постоянное обновление и отмирание устаревшего – тоже норма.

— Это и накладывает, в конечном итоге, отпечаток на поведение людей. — Ответила Света. — Только первым по-хорошему об этом «бесе» задумался Авраам Линкольн, когда прочитал тот самый рассказ. И даже имел доверительную беседу с мистером По.
— Блин, ты мне еще про ковчег Ноя начни! — рассмеялся Илья.

— Они нашли совместно способ борьбы с этим «бесом», — скептически продолжила Света. — Ибо бес не есть пакостный чертенок с рогами. Бес — это нереализованное желание, загнанное в подсознание. И если найдется ключик к камере этого беса, он вырвется оттуда окрепший и обозлившийся, как джин из бутылки, круша всё на своём пути. А ключиков таких множество, да и желаний предостаточно запретных.

— Угу, — согласился Илья. — Гражданин маньячок имел желание запретить уголовный кодекс, но, в итоге, уголовный кодекс запретил его.

Света улыбнулась. Заржал и Тимур громко от услышанного.
— Этот бес пасует всегда перед культурой, образованностью. — Продолжила Света. — Чем больше понимаешь и знаешь, тем отчетливей отдаешь себе отчёт – сколько, в сущности, мало надо для счастья. А у вас, я так поняла, с этим пока очень большие проблемы. Озлобленность и неудовлетворенность какая-то, судя по твоим рассказам.

— У вас всё чудесно замечательно, — огрызнулся Илья. — Белый пароход и тонны ништяков на борту. Видел я ваших тут. Вот как раз одну разницу уловил неожиданную.

— Не заедайся! Ты просто не успел толком с нашими, по-настоящему, грамотными людьми пообщаться. В Америке их тоже достаточно, Европа неплоха, да и Азия не отстаёт, а вот у вас, судя по всему – ах… Так что там за разницу ты уловил?!

— Я даже не знаю, после бесов то, как начинать. — Опять принялся Илья иронизировать.
— Начни уж как-нибудь. Не стесняйся.
— Короче, за всё то время что я нахожусь у вас, — начал было Илья, высунув поудобней ноги в окно автомобиля и продолжил немного не в тему. — Поеду как Квентин Антоныч.

Затем он забрал у Светы очки, нацепив их на нос, ибо утро перешло в полдень, необыкновенно жаркий: солнце припекало не хуже, чем на досточтимой Кубе.

— У кого это у вас? Ты так и не прояснил. — Тимур снова принялся чесаться. — Ты такой же, как мы, только без мозгов, иначе бы сам не влез в дерьмище, да и нас бы не втянул. Света вон из-за тебя места себе не находила, рыдала ночами в подушку, пока вы там в обычных человеков изволили играть, любезный.

Света зло посмотрела на болтуна с водительского места.
— Ой, прости, — обратился к ней Тимур, ладонями прикрывая рот, — язык мой проклятый!!! Газетку почитаю, тоже неплохо время убивает, а то со всей этой беготней не успеваю узнать, как там «Нева» в последнем матче сыграла.

Он достал откуда-то из-под кресла газетку «Славянский спорт» и уткнулся в нее, напялив на нос очки. В таком виде он был похож на очень ученого спортивного кота-академика и, прицыкивая языком начал что-то вычитывать и комментировать.

— Да ладно, — Илья поправил очки. — Я ничего не слышал. «Нева», я так понял, — это ваш «Зенит». Ну и как играют? У нас «Зенит» неплохо марку держит. Конечно, не всегда дотягивает до европейских грандов, но в общем и целом — нормально.

— Ха, — рассмеялся Тимур. — Вот сколько раз там у вас сборная становилась чемпионом мира? Раз-два от силы?!!

Илья почувствовал, что начинает краснеть и не знает, что говорить. А ведь Тимур искренне думал, что именно так, а не как иначе.

— Ну, у нас много всего другого, не только жижа с вымиранием, да проблемы с бесами, — решил перевести тему Илья, защищаясь. — Есть и хорошие моменты всякие.  Хоккей, волейбол, бокс, катание фигурное, теннис большой. Тот же футбол пляжный. Да много чего, где мы первые. Гагарин у нас первый в космос полетел. Олимпиаду летнюю в Москве в год моего рождения проводили. Олимпиаду зимнюю провели на ура через тридцать четыре года в Сочи…

И вечный огонь, завещанный погибавшими отцами и дедами всё также в груди храним. А там, может, детишки немногочисленные заберут. И для них это не станет «многа букаф, ниасилил». Если захотят, конечно, вопреки всему, стать кем-то позначимей, чем сдавшийся унылый клеенюх-деградант-пивосос, даже и не подумавший предложить подавиться косточкой  жрат-машинке «мегавеликих» планетарных дядей, всё за него уже распределивших и решивших…

А фильмы у нас какие замечательные снимали! Да и сейчас в принципе могут, если сильно захотят. «Место встречи…», «В бой идут одни старики», «В августе 44-го», «Собачье сердце», «Кавказская пленница», «Белый Бим Черное ухо», «Любовь и голуби», «Друг», «А зори здесь тихие», «Мушкетеры», «Сердца трех», «Мы из будущего», «Легенда №17», «Кухня», «Призрак» и так далее. Можно до бесконечности перечислять всё. С душой, короче. И поржать, и посопереживать.

— Ну, нам ни о чем не говорят все эти названия. То есть с футболом у вас так себе, любезный патриот?!! — язвительно догадался Тимур.
— Нормально, — ответил Илья и далее соврал: — Два раза чемпионами становились. В футболе же важны не только ноги, но и голова.

— Ясно. А у нас только ноги важны: бегать и фигачить с любого положения. Мы, кстати, восьмикратные чемпионы, — не без удовольствия «убил» Тимур. — А Быстров так вообще гений. Это уже все признали давным-давно. Такие люди раз в сто лет рождаются. А то и в тысячу. Я тебе как-нибудь покажу, как Корень с левого фланга почти на грани фола зафигачил пыром немцам метров с сорока. Это его самый знаменитый гол!!!
— Корень? — уточнил Илья.
— Корней Быстров, — ответил Тимур. — Его все Корнем зовут. Великий футболист. При жизни памятник поставили на Вятке, он оттуда. Двукратный олимпийский и трехкратный мировой. Есть у вас такие?

— Ладно, — отмахнулся Илья. — Читаешь свой футбол — и читай. У нас тоже встречаются нормальные пацаны в этой игре, когда в команду собираются. В одиночку-то особо не наиграешь, будь ты хоть супергений. Так я про что говорил, забыл?
— За всё то время, что я нахожусь у вас… — подсказала Света.
— Ах да, — вспомнил Илья, —  я понял одну разницу между тем, что здесь и там, откуда приволокли меня.

— Ну и что ж ты понял? — поинтересовалась Света, отбрасывая свои темные волосы, которые ветер с окна раздувал ей по лицу.

— Здесь чище и красивее внешне, но грязнее и страшнее изнутри, уж простите меня, что наехал на ваших славян. У настам тоже конфетки бесплатно не раздаются, и бабки — святое, бесы там опять же всякие рулят. Лапы, крылья, хвост, даже дети, и те, – могут маньячка помочь «оформить», а про между прочим, денюжку у очкастенькой прослойки между слоями прикрысятничают как за здрасте(*4), и много всякой шняги депрессивной есть, хоть сейчас вилы бери да насаживай на них либерастов-толерастов да Помидоров(*5) всяких готовых всё на куски растащить, стоит только Вове-Вальтеру, лучшему другу Маши, и дяди Степы — Компромата Компроматыча, отвлечься, перед которым они дружно холуями с умными рожами отчитываются про то как всё клёво и тут же думающих, как-бы нынче не повязали с конфискацией и прочими опциями для гнилой души. Катись, Ё-мобол, большевик А.Э.Васильев – в красных тапочках козёл(*6)… Шнур в гости заглядывал, на стенках расписывался. Нефть уронилась, доллар растет, зарплаты рублевые внутри страны – фиг. Так что, «моя бабушка курит трубку, чёрный – пречёрный табак»(*7).

— Что ещё за бабушка? — не понял Тимур. — Ты же вроде говорил – все погибли.

— Да это у нас Гарик песню там такую поет, — пояснил Илья и продолжил. — Прикольный мужик, рокер. А бабушку во время лютого голода в Ленинграде в войну курить ребенком научили, чтоб кушать меньше хотелось, пока «бандито-гангстерито» склады, да продмаги ломало, да толкало в три дорога. А уж как партия-«мать» с мордой лощеной «отрывалась» на всевозможных людских бедах, я вообще не буду тут вещать, а то Жирик ненароком включится, слюнями всё забрызгает. Так вот наши «тотупедистые» и Чернобыль на ура, и всё остальное профукали, продув немножко холодную войнушку…

— Чернобыль?!! — вопросительно прервала Света. — Это, кажется город в Малороссии. Из-за полыни местной название дали. В этих местах еще давным-давно станцию атомную хотели построить, но потом что-то не понравилось в Питере и проект заморозили. Ну, а у вас он чем отличился?!!

—Да так, фигня!!! — постучал долгим звуком Илья пальцами по салону. — Шлагбаум по пьяной лавочке расколошматили на территории нечаянно, роликом в Ютюбе выложили. Больше на работе никому бухать не разрешают. Марти, мы всё профукали. Пятьсот тонн боевого урана Вашингтонскому обкому, считай за спасибо, только подарили опосля. Ни разу ни национальное предательство.

—Безобразие какое! — согласился Тимур, будто издеваясь. — Бухать то на рабочем месте!!! Хочешь нажраться – выходи за территорию. Соблюдай правила.

— Вот и я об этом же. Там народ простой честнее что ли, в сравнении в вашими, сила в правде и всё такое. Слабенькое, конечно, утешеньеце, но всё же, какое есть. У нас то в РФе тоже многое построено на лжи. От пеленок до гробокопателей. Типа, в Совдепии жили все дружно, клёво и хорошо, бухали всем маленьким двором, дефицитов не фига не было, и никто ни на кого не капал, чтобы подсидеть, да отбить свое. А потом все резво стали злобные и черствые.  Уж тут эта ваша Система оторвалась по полной программе!!! Таким утырков настругала!!! Но, у нас есть понимание некое этой хрени. Все осознают, что процентов девяносто девять и девять вокруг – это всё лажа и тупость сплошная, игра такая — сруби бабла, или делай вид, что ты политическое нечто-трепло, за отчизну языком радеешь. И ни фига не изменить. Круговая порука мажет как копоть, и всё такое. Кипит наш разум возмущенный по вотцапам в группах, на толчках, да на рабочих местах. А вот у ваших почему-то нет нисколько понимания. Пообщался я здесь, наслушался. А там… —  согласился Илья, кивнув головой и несколько задумался. — Там никто не стесняется признать, если припрет, и если, вдруг, понадобится зачем,  что живет как муха в паутине по какой-то жизненной глупости и что не хватает характера паутину пробить. А дальше, если ты лузер с киностудии «Болт филмз», тебе глубоко по фигу становиться на всё. Все это видят и молча равнодушно наблюдают. Собственно, как и на то что в стране творится. Вовремя только поддакивать, главное, успевай. Ты не стесняешься того, что ты лосось недоделанный, ещё один из, типа, послушной быдло-массы. Всё уже поделено элитными дядями и тётями, ещё года с 91-го так, что характерно, без тебя. Да они тебя и за человека то не считают, я уже говорил, так, бацилла с электората, чувак на никому не нужных побегушках. Но вслух, естественно, только умные речи толкают про законность и разберемся. Потом, когда-нибудь. А сами прыг на «Лэнд» и через двойную сплошную, да еще Скорую догнали, да водиле накостыляли, за то, что смерд не пропустил их на таком «маневре». Ну, а  тебе до лампочки в итоге на всё, как нашему Ване. «Я сделан из мяса — самое страшное что может случиться- стать игнорасом»(*8) … Ничего уже не колышет. Даже то, что твоих потомков смартфоно-планшетных, которые ни фига вокруг вообще не втывают кроме приложений новых, ожидает резервация или еще че ни будь такое в этом духе, к чему в итоге катится вся фигня, когда субъектам в «штаты» захочется переименоваться лет эдак через двадцать-тридцать, да что в земле-мачехе осталось «самим» продавать. Когда политика на сто восемьдесят, как водится, развернется после Вовия Третьего. Но, ты этого кумара с окончательной кабздой Рашке-барабашке, бодрящего-веселящего не увидишь, сдохнешь от цирроза какого-нибудь предварительно. Короче, географ глобус пропил. Курьер на старости лет. И сирийские «бумбарашкины» тоже нынче ждут – не дождутся, когда Ваньки, Васьки, да Ильи начнут глаза в стороны отводить, да головы пеплом посыпать в лучших российских традициях. А о товарищах погибших пущай ближайшие родственники скорбят.

— Даже так?!! Но это же неправильно! — Тимур оторвался от газетки. — Что это за позиция такая?!! Бороться надо, стараться. Что у вас там происходит?!! Такое впечатление, что это говорит убежавший пациент из клиники принудительного психиатрического лечения, где стекла бронированные и гулять не пускают.


— Ха-ха!!! Вот оно что, Михалыч!!! Они же все добровольно лечились, — рассмеялся задумчиво Илья и продолжил. — Так это обратная сторона медали. Ежели ты на коне оказался, ты этого тоже не стесняешься. Наше ггбэ – самое гелендважное ггбэ в мире. И это тоже все наблюдают, но уже с завистью. Тебя потихоньку сцучарой обзывают и другими нехорошими словами, да еще пальцем у виска обязательно покрутят, ежели «чудик» какой весь из себя активный-позитивный. Но ты-то кайфуешь от всего этого. А здесь самое важное, что у тебя появляется власть, и ты начинаешь чмырить всех и каждого в округе. Ты главный, «красафчег». Джентльмен подачи. Если захочешь поссать в раковину в гостях у друзей – не забудь отодвинуть в сторону посудку. А то обидишь хозяев. Они не очень любят некультурную страну, которая дала им дырку от кружка сельхозкооперативного биотуалета, но вынуждены терпеть это всё как долбанутого начальника-старопердия. И мечтать, как в того молния зафигачит неожиданно в курилке. Щука, брат, жеванный крот – научился у них водитель детского автобуса передавать свои неповторимые эмоции…

— Вот ахинея!  Что такое «чмырить»? — не понял Тимур, рассмеявшись также от услышанного.

— Ха, — изрёк Илья в ответ. — Это такая русская народная забава – зачмыри ближнего и дальнего своего, если это не запрещено, да ещё и обязательно. Страхом животным под кожей не запрещено. В газетке твоей нет об этом? А это — жизнь. У нас там всё на этом стоит. И народ у нас там знаешь какой пуганый да практичный, хоть и вымирает?!! После всех-то издевательств над ним за двадцатый век. Как та крыска в лабиринте – у нее все органы чувств забрали, а она, зараза, всё равно сыр находит. Никакие американцы да европейцы рядом не стояли, пусть они нас даже и за обезьян только что с дерева слезших считают. Их, «культурных», послушаешь, — они и правда иной раз рассуждают как дети малые. От безнадеги-то голодной не подыхали ни разу в своей сытой жизни, не изломанной большими дядями с маленькими мозгами, немножко национал-предателями. Одно у «дядей» хорошо – своё восьмидесятилетие они непомпезненько так, по-семейненькому, отмечают в уютненьком таком лондонском зальчике имени Альберта, романсы распевают, ордена получают, а потом едем бухать всей толпой минералочку в Стоунхендж. А на виселице ногами кверху или с ледорубом в колхозной головушке пущай кто попроще болтается. У кого бабок только на бесплатных клоунов-адвокатов от государства найдется.

— Ну ты кровожадина, я скажу!!! У вас там в школах курс политологии с элементами массовых убийств преподают что ли?!! И вообще, странные вы какие-то там!!! И чего ж плохого, что здесь все друг другу улыбаются да пашут целыми сутками. Ведь в результате мы Империя номер один на всей планете? А вам, «красафчегам», «зачмырить» друг друга надо или ледорубом дядьку какого-то там угостить, как будто он один во всём виноват. Зачем? — спросил Тимур, оторвавшись от футбола. — Никто никого, не грузит, и не завидует никому, и сцучарой не обзывает. Здесь всем на это безразлично. Каждый варится в своем котле. Какое мне дело, кто там рядом бредит или получает удовольствие от жизни?!! Демократия, как известно, самая худшая форма правления, но другие ещё хуже будут. С собой бы разобраться, не то что с остальными, «зачмыривать» их еще…

— Не знаю, че пристал-то?!! Да и Пятновыводитель не один, конечно, был. Их двое прописалось у Софьи Власьевны. Один трезвенник начал, другой бухарик – доломал, собрал у себя всю толпу «супер Бобровых» недовольных, Эдмундычу каменную башку открутивших, вот они лом совковый то и загнули в ядрёну кочерыжку. А как обратно раскручивать – хрен его знает. Всё семейство кто-куда разбежалось потом с матюгами. А клоуны, «дю Солей» августовский устроившие, по амнистиям вышли после, да ништяк устроились директорами, да советниками по теплым местечкам разным. Ежели заняться не чем кроме как кубатурить про то, кто и как девушку натанцовывает, можно, конечно, битардовой чачей порожняковой весь мозг забить под завязку. Только денег от этого и перспектив не прибавляется… А я просто говорю, что там публика честнее, и, даже когда собираются кинуть кого-то или стырить что-то, делают так, чтобы потом отговорку найти: типа, я на шестнадцати аршинах прописан и буду тут сидеть, и нечего было ушами хлопать. Пишите письма в инстаграм. И наорать иной раз очень сильно надо, чтобы понимать начали. Пока так — а дальше видно будет. Время покажет. Тоже, наверное, все, как вы, станут, забудут про страх, если не вымрут однажды или в принудительных поселениях где-нибудь на болотах Алтая не окажутся, а оставшихся баб посимпатичней да поздоровей китайцы да прочие интуристы не разберут. Окей, вери гуд, всё пучком, в общем, построили социализм в общественном туалете. Новое поколение уже наросло – совсем другие… Мозги не забиты всей этой  мутотой с портретами, да лозунгами на фиг никому не нужными. Может, чего успеют изменить, последний шанс… Но, всё-таки, там у нас терпеть не могут, когда напоказ обижают тех, кто намного слабей. Аж майки иной раз могут начать рвать возле телика да компа с телефоном, фигней майонезной обзывать. У вас здесь этого точно нет.

— Хорошая майка местного производства у нас в СССР прилично стоит, — ответила Света.

— А у нас там «Мэйд ин Киталия» всё заполонил, дядюшки Ляо Фэйки. Можно рвать че хочешь, хоть ты с Бомжуйска, хоть с театра одесской пантомимы и клоунады, — добавил Илья. — Прошу заметить, одесской, а не одэсской, чего коренные «маски-шоу» и «джентльмены» категорически не переваривают.

— Киталия — это, в смысле, Китай?!! — удивился Тимур. — У нас он поставщик нефти и газа по всему миру. Недавно вот нефтепровод Китай — СССР построили назло коммунякам западным.

— Вот уж гримаса, честное слово, псакин газ задом наперед!!! — усмехнулся Илья. — Но у нас всё же есть один большой плюс.
— Это еще какой?!! — поинтересовался Тимур.
— Всегда можно договориться, — ответил Илья.
— То есть?
— Ну, вот смотри. Вы здесь носитесь со своими чичами и наками. Ищете проверенного человека и даете ему эти самые чичи и наки, чтобы решить дело, — начал Илья.

— А у вас что — не так, что ли? — парировал Тимур. — Везде так, даже в этой хваленой Америке с ее социализмом. Законы для того, чтоб законы же и обходить.

— Так, да не так, — продолжил Илья.— Я вот, помню, в Тырнетах этих ваших — Узловицах картинку видел: в Канаде, кажется, поставили на автобусной остановке стенд из пуленепробиваемого прозрачного стекла, а в нем поместили три миллиона баксов и надпись – мол, стекло настолько качественное что никакая пуля не возьмет. Может попробовать любой желающий. А внизу этой картинки коммент от наших, русских пользователей: «Не, в России такое не проканало бы: вырвали бы на хрен вместе с остановкой». Понимаешь, о чем я? Вот, например, надо тебе из гаража чего-нибудь очень тяжелое и громоздкое перетащить в другой гараж, а начальство говорит: сам таскай пердячим паром, нет лишних рук. Вот ты че будешь делать?

— Сам перетащу или бабки дам какой-нибудь конторе перетаскивательной, а потом эти бабки по-тихому отобью у начальства.

— Как у вас тут всё сложно!!! — усмехнулся Илья. — А вот я пойду и за пару литров спиртяги медицинского найму гастеров с ближайшей стройки. Они мне с радостью всё перетаскают. Спросишь, кто такие гастеры и где спиртягу взял? Доктор один в благодарность подогнал за то, что я его иногда в сауну вожу с девками тайком от его жены. Он тоже как наш Ваня. Гастеры – приезжие таджики, узбеки и прочие на заработках. Ну, которые, из соседнего домика мигранты, где всё сперли… Вот такой у нас там круговорот взаимопонимания в Природе. А ты говоришь, у начальства отобьешь.

Тимур покрутил головой в недоумении и иронии:
— Вот я и вижу, как ты здесь кукуешь вместо гаража. Гастеров этих своих ищешь?!!

Илья примирительно сменил тему:
— Ладно, хорош словоблудие разводить, а то разбубнились тут, как деда старого сожрали. В машинах вечно про всякую «Джангу освежёванную» тянет потрепаться. Что дальше? Куда мы сейчас едем?

— К мастеру-перекройщику в Аверчинск, — ответила Света и пояснила: — Это город такой.
— А что за мастер-перекройщик? — Сорокин залез обратно в машину. — Костюмы тачает?
— Коды биологические у транзитёров перебивает. Просто волшебник. Система только успевает пропускать посторонних куда попало. Правда, потом Система с помощью Чучина находит таких мастеров, и участь их незавидна. Будем тебя на нелегальное положение переводить, чтобы Чучинал по датчикам-эконайзерам при перемещении тебя опять не нашел и еще чего-нибудь не выкинул с тобой. Хватит с нас Кубы.
— Ты ж говорила, у них там шахматная партия с Моцартом, все ходы записаны и просчитаны, а мы только пешки?
— Вот мы тебя за доску шахматную и отправим. А дальше сам разбирайся.
— Сколько еще ехать до этого вашего Гудвина Золотые Грабли? — поинтересовался Илья.
— Часа три-четыре. Так что можешь подрыхнуть пока.

—  Зер гут, мой командир. — Илья откинулся в кресле и закрыл глаза, слушая летящие из приемника веселые ритмы и сообщения радиоведущих, про то как всё хорошо и позитивненько вокруг в чудесном СССР-е. Лучшей стране в целом мире!!!

Илья усмехнулся грустно и приоткрыл один глаз, рассматривая радио, словно оттуда могли выбраться внезапно те самые неугомонные позитивненькие ведущие и понести свою околесицу уже в салоне автомобиля.

Илья еще раз усмехнулся лишь губами и закрыл глаз обратно. — У нас, конечно, ди-джеи тоже веселые ребята. Кому нужна «Грузия-фильм» по дороге на работу?!! Но, по чесноку могу, и я вам сказку «на ночь» рассказать, пока не вырубился, правда, боюсь, может не понравится. Конец у нее не сказочный ни фига.

— Ну давай попробуй, — ответили оба голоса снисходительно. — Только не увлекайся сказками. А то в детство впадешь ненароком.

— Да она коротенькая, — изрек Илья все так же с закрытыми глазами. — Сказка, значит, такая. Подвозил как-то добрый молодец Илья Сорокин одного прохвессора старенького в больничку. Ну,  такого – «жизнь прожившего, не поле перешедшего», как он себя называл тогда.

— Ну и чего он доброму молодцу такого значимого поведал?

— А то, что дело даже и не в правде-неправде, а в том, что живете вы, любезные, в стране, не ставшей полем социальных экспериментов, и в том ваше счастье, которого вы не понимаете. А у нас сейчас третий эксперимент во всю идет, к финишу начал приближаться.

— О-па! У вас помимо вымирания, еще и «эксперименты»?
— Эксперимент номер три. — повторил Илья. — Называется «Общество Потребдятелов». Производства нет, но товары все равно хотим получать. И хрена думать — все за вас уже решили.
— А эксперименты один и два?!!

— Ну это, вообще, чудесные штуки. — усмехнулся Илья уже почти во сне, мозг не различал кто его спрашивает. — Тому, кто придумал — кадык надо вырвать. Первый эксперимент, значит, посмотреть, что получится, если отменить частную собственность, но внедрить производство, причем насилием. А второй, наоборот, — ввести частную собственность, но уже без производства. Про третий я сказал, повсеместно, уже в бошки повбивали, вроде как вопрос  окончательно решенный. На России модель эта в разных вариациях отрабатывается для будущего устройства планеты. Своих то граждан жалко, а нас вроде как за скотов держат, можно экспериментировать планомерно и последовательно, наблюдать как за бактериями в микроскопе. Поэтому, в итоге, ни должно остаться ни собственности, ни производства. Разумеется, для нас.  Вот такую сказку поведал мне тот «забавный» дедушка, Оле-Лукойле. Добрый молодец его, кстати, в тот день за бесплатно подвез. Бабка  у старика в хосписе загибалась, а деньги все сын-алконавт выгреб под чистую. Вот такая жизнь у нас встречается. Если, конечно, старый не наврал тогда. А, я грешный, правильно определил слово «русский»…И собачки иногда на бизнес-джетах в Европу на выставки мотаются. Хозяев радуют послушанием и породой.

— Н-да, уж! Веселенькие сказки! — Тимур зашуршал газетой, что-то бурча себе под нос и делая пометки карандашиком.

—Ну какими богаты, — грустно усмехнулся Илья и погрузившись окончательно в сон, буркнул. — Пацаны к успеху шли-шли и пришли. Тут и сказке конец… Нас просто немыслимо долго приучали быть невеждами с помощью всякого хамства. Ими легче манипулировать.

3
Когда машина остановилась и Света выключила мотор, Илья открыл глаза и размял шею после сна.
— Ну что, мы в волшебной стране?

Машина находилась в каком-то темном кирпичном тупике, где было тихо, но с верхних этажей раздавались различные голоса, и даже какой-то мужчина сладко пел под гитару, явно стараясь понравиться какой-то хихикающей женщине.
— Весь мир был поделён на честных и лжецов,
Весь мир был поделен на умных и глупцов,
Из этого не следует, пожалуй, ничего,
Лишь д;евица украдкой всё в шторку ждёт его.
А что же здесь поделаешь?!!
Парнишка наш горазд,
Ему и не уверуешь?!!
Ведь каждый раз за д;евицу,
Он чёрту душу сдаст!!!
Да только в том и дело,
Что старый глупый чёрт,
Расписку вечно прячет,
И сам потом не помнит, как получал её.
И нет здесь привидений,
А только есть склероз…
И ангелы шепнули,
Парнишке это дело,
Решили посмеяться,
В крылатый полный рост.
И не болит у дятла,
Ни капли голова,
На то, ведь, он и дятел,
Стучаться об сосёнку,
Пока Эрато дети,
Парнишке подбирают для д;евицы слова.
Весь мир был поделён на честных и лжецов,
Весь мир был поделен на умных и глупцов…

Илья усмехнулся и свистнул с двух пальцев буквой «о», поддержав певца.
— Пошли, хватит баловаться, — бросила Света и обратилась к Тимуру: — Так, на тебе контроль за улицей, пока идем. От Чучинала чего угодно можно ждать.
— Слушай, — поинтересовался Илья, — а че она тобой командует? Ты же вроде старший?
— Сам не знаю, — усмехнулся Тимур и вывалил свое грузное тело на волю. — Хорошо бы было у него чего пожрать. А то я не ел уже толком черт знает сколько.
— Так, я напоминаю последний раз, — бросила Света. — Смотрим по сторонам.
— Эх, как же я не люблю всё это насилие ненужное, провокации: то рожи набить кубинским друзьям, то теперь это вот…

Он вздохнул и достал невесть откуда здоровенную пушку-пистолет, взяв ее двумя руками.
— Серьезный аппарат, — похвалил Илья, рассматривая оружие.
— Нравится?
— Ну, ниче так.
— Тогда на, понеси?!!
— Сам тащи свою бандуру!!!

Когда они вышли из тупика на улицу, всем стало не до шуток. Света уверенно вела вперед, Илья просто вжал голову в плечи, а Тимур шел, держа свою штуку в руках и зорко осматриваясь по сторонам.

На улицах шла своя жизнь: люди бегали, занимались своими делами, смеялись и ругались одновременно на фоне совсем уж простеньких домов с висящим на балконах постиранным бельем и с различным хламом по бокам.
— Че-то у них здесь не так, как в Святомарийске. Квартал, что ли, какой-то рабочий?
— Это ты еще в Святомарийске не был в рабочих кварталах, — ответил Тимур и резко поднял оружие, когда мимо проезжал какой-то мотоциклист, который с перепугу свалился с мотоцикла и еще успел чего-то буркнуть от недовольства, резко поднимая машину и давая по газам.

— Ты че? — не понял Илья. — Корень первый раз в жизни ходил по полю, как в шорты навалил? Шнуров и тут оторвался: на лабутенах, вах, в чужих голкиперских штанах(*9)?! Пачка евро из трусов, как у стриптизерши торчит. А ты прочитал — и поплохело, а тут болельщик «Спартака» проклятый попался?

— Да показалось, — оправдался Тимур. — Почудилось, что рожа у этого мотоциклиста знакомая, что ли. Обознался. Схлестнулись тут как-то славянские с англичанскими болельщиками…
— Это которые самые добрые и адекватные болельщики в мире?!! Бананашки?!! — вопросительно-язвительно поддержал Илья. — Аргентина Ямайка пять ноль.
— Да ну тебя, — крякнул кратко Тимур.

Они приблизились к какому-то подъезду. Тимур прошел вперед и несколько минут находился в темноте подъезда. Затем он вернулся и сказал:
— Всё в порядке, идем.

Озираясь, Тимур пропустил вперед Свету и Илью. Поднявшись на несколько пролетов вверх, последние остановились. Дальше Тимур пошел один. Со вскинутой кверху пушкой он поднялся вверх и, побыв какое-то время там, снова позвал своих опекаемых:
— Всё в порядке, идите сюда.

Они тихо, почти бесшумно, поднялись к Тимуру. После этого Света подошла к двери с табличкой: «СПБ» и позвонила.

Прошла минута, другая — двери никто не открывал. Она повторила свой звонок. Тот же результат. Точнее, его отсутствие.
— Может, вышел куда? — спросила больше сама у себя Света.
— Куда он мог выйти? — ответил Тимур. — Он же агорафоб чертов. Ему даже пожрать через Узловицу привозят, не то что, там, на улицу выйти. Разве что в окно выбросился спьяну.
— Ладно, — примирительно произнесла Света. — Жму последний раз. Если не открывает, уходим. Надо тогда думать, как его назад переправить.

Она нажала третий раз. Снова никакого результата. Вздохнув, все трое пошли к лестнице, как вдруг за дверью раздался противный тихий голос:
— Кто там?

Все трое мгновенно вернулись к двери.
— Открывай, свои, — ответил Тимур.
— Свои в такое время дома сидят, ептишь, а не шастают, где попало.

Илья заметно оживился, узнав этот голос, и сузил глаза, как Джеки Чан (если б тому «повезло» родиться в Советской России, подпольно заниматься кунг-фу, и однажды бы бодрые пацанчики с Moscow never slips, балующие себя подсоленно-подкоксёнными огурчиками, захотели б прямо на дороге съаомммэмить у провинциального лоха-китаезы его старенькую «шаху», поглумиться…)

— Что ты несешь? Мы с тобой договаривались на сегодня, идиот! — Тимур разозлился не на шутку. — Совсем уже долбанулся?!!
— Пароль говорите, — раздался голос опять, будто издеваясь.
— Какой еще пароль? — Тимур опять возмутился. — Я тебе сейчас дверь прострелю. И тебя самого заодно.
— Дай я, — произнес Илья, и несколько пододвинув Тимура, прошел к двери.
— Открывай давай, — Илья мощно двинул кулаком в дверь, наплевав на всю конспирацию — аж стекла задрожали.
— Это кто там еще такой борзый, ептишь?!!
— Открывай, говорю, придурок лагерный.
— Ищите и обрящете, а я пошел посплю, устал, — примирительно промямлил голос. — Стучите — и вам откроют.
— И дадут по едалу, — добавил Илья, и дверь неожиданно раскрылась. — Я тоже этот анекдот с детства помню, ты сам мне его бакланил.

На пороге стоял Степа, но только образца этой реальности. Он был намного худее, с длинными нечесаными и немытыми жиденькими волосами, в порванной засаленной майке с надписью: «Четырехсотлетие дома Романовых», в грязных штанах с перепачканными в какой-то жиже руками и в тапочках, из одного из которых торчал грязный большой палец ноги.

— Чего надо, ептишь? — спросил Степа и, пожалуй, единственное, что его роднило сейчас с тем, другим — румяным и довольным жизнью — Степой, так это его неизменное «ептишь».
— Угадай, — вместо ответа Илья саданул ему в глаз, так что Степа залетел в свою конуру.
— Э, ты поаккуратней, — забеспокоился Тимур. — А то сейчас сам себе код будешь перебивать.
— Да я не очень сильно, максимум секунд на двадцать, потом очнется, — оправдался Илья. — Накопилось. Тарантино заходил, был немножко не в духе. Хотел снять арт-хаус, а они у него всё равно все друг друга перегасили как лампочки.


И пускай это был не тот Степа, а другой, но за испорченный отпуск, который начался именно с него, получил Степа данного, настоящего образца. Илья не ошибся. Через пятнадцать секунд Степа очнулся и начал шевелиться в прихожей, среди разнообразного хлама, стоявшего у него повсюду. За время «отдыха» Степы транзитёры успели зайти в квартиру и плотно захлопнуть дверь, закрыв ее на все замки, какие были.

В этот момент, где-то вдалеке, как назло, снизу, вдруг, надрывно протяжно и страшно взвыла чья-то обеспокоенная собака, словно предчувствуя холодную обреченность, от которой уже не убежать и спрятаться, как ни старайся, и остаётся лишь ждать. Госпожа Мара уже получила свой заказ…

Её бессрочная лицензия на вашу скорбь – ещё одна вещь в себе. Твоё горе утраты безгранично здесь и сейчас, а поколений через пятьдесят, по закону хаоса и причудливой тасовки карт, когда никто уже и не вспомнит, что ты стал чуточку лучше…некто, благодаря пра-пра генам, придёт вдруг к открытию – настоящее чувство невосполнимой потери – единственно верный и страшный способ «лечения» зарвавшейся гордыньки.

И совсем неважно, что показаний к «приему препарата» у Зигмунда Зигмундовича Неучёного, вроде как, не было, и был он, вполне достойный приличный дедушка. Кошек за свою трудную жизнь не мучал и дебилом конченным не гоготал, кидаясь камнями в карпов из музейного пруда. И бабка его не гнула пальцы перед оху… онемевшей от бабкиной наглости золотой рыбки.

Но, кто не слышал о «врачебных ошибках» и «запомни, Шарапов, наказания без вины не бывает»?!! А, значит, придётся быть аккуратней со словами, действиями и тру-запросами во Вселенную. Они могут быть истолкованы любым самым парадоксальным глуходжинным тридцатисантиметровым образом, обращенным против Вас самих же.

И прав был месье Воланд в этом. Людьми людей делает, в первую очередь, сострадание к «приговоренному» живому существу, а уж потом – «азазаза», иже с ними прочие развлечения…

В голове у Сорокина пронеслись бессмертные строки со старого-престарого магнитофонного кассетника, игравшего поздним вечером в одном из соседних купе поезда, несшегося в темноте, уже начавших умирать брошенных поселков, в котором Илья-подросток направлялся с мамой куда-то к родственникам:
«От Неё не убежать, от Неё нельзя дышать,
Я возьму велосипед и отправлюсь на тот свет,
Ну я пошёл,
Ну я пошёл…»(*10)

— Че дерешься то? — возмутился Степа, возвращая Илью в настоящее, и трогая свой подбитый глаз. — Ты кто? Тебе чего надо, ептишь?
— Не узнаешь? — усмехнулся Илья. — А ведь мы с тобой пили. Я после тебя здесь оказался.

Степа отполз в испуге, понимая, что сейчас можно и по второму глазу получить.
— Вы кого ко мне привели, ептишь? — возмутился Балалайкин. — Это еще что за психический?
— Это твой обещанный клиент, — кивнул Тимур. — Между прочим, твой однокашник, и вы даже выпивали вместе, перед тем как он сюда загремел, тебе же он сказал.
— Ах, вон оно чего?!! — мгновенно начал соображать Балалайкин, едва лишь услышал слово «выпивали». — Ну, надо было сразу так и сказать, а не морду бить, ептишь.

Затем он обернулся к Тимуру и подозрительно поинтересовался:
— Товар с собой?
— Обижаешь, — усмехнулся Тимур и достал две бутылки водки с названием: «Зимняя невская». — Самая крепкая. Специально для царя-батюшки делается. 65 градусов. Крепче только спирт медицинский.
— Ну, уважил так уважил, ептишь, — довольно, словно кот, промяукал Балалайкин, потирая грудь круговыми движениями в предвкушении удовольствия.

Затем он неожиданно резко потянул руки к бутылкам.
— Ну, давай. Посмотрю я сейчас вашего болезного.
— Эй, эй. — Тимур также резко убрал бутылки назад. — Вначале работа, а потом уже гуляй.
— Ты чего, мальчика нашел что ли, шпану питерскую?!! — отпарировал Балалайкин. — Мне ваша водка — как трофей в коллекцию. Тебе показать, что у меня есть?

Он куда-то убежал и приволок какую-то штуку, похожую на древний советский пылесос.
— Это что? — поинтересовался Тимур.
— Это мое детище. — Степа ласково погладил «пылесос». — Дистиллятный спиртообразующий прибор имени Балалайкина. ДСПИБ. Поможет нам в работе.
— Так это ж самогонный аппарат!!! — рассмеялся Илья. — Тоже мне «Чип и Дэйл спешат на помощь».
— Какой еще самогонный аппарат? — разозлился Балалайкин. — Ты попробуй, какую он прелесть выдает. Офигеешь!!! Да и мне здоровье надо поправить, а то не то тебе чего-нибудь вколю.
— Я тебе вколю, свинья пьяная, — разозлилась Света. — Сама сейчас задушу. Что ж такое, последний толковый нелегальный мастер остался, и алкаш-синяк, каких свет не встречал!!!

Из комнаты вдруг раздался густой голос с сильным американским акцентом:
— Стэпан, ты прэгласыл женсчин? Это замэчатэлно. Вэды их суда!!!
— Ты чего, сцуко, не один, что ли? — Тимур сгреб Степу за грудки. — Я же предупреждал!!!
— Да тихо ты, ептишь, — сбросил Степа руки с себя. — Это ко мне журналист один американский приехал, пишет книгу про славянский алкоголизм. В Америке и Великобритании широким тиражом должна пойти.
— А ты что, главный герой, что ли? — не понял Тимур. — Кроме тебя алкашей больше в СССР не осталось? Все вымерли? Устроили тут алко Тринити-колледж. Он у тебя там тутором сидит что ли, обучает?!!

— Ни че ты в большой алконавтике не понимаешь, — гордо выпятив чахлую грудь вперед, расцвел Степа. — Я последний настоящий почетный алкоголик в этой стране. И стану всемирно знаменитым, я буду популярней, чем сам Господь Бог. И не буду ваших вонючих перебежчиков декодировать здесь и трястись в ожидании, когда меня найдут Чучины ваши всякие и дружки их.
— Вот ты раскудахтался, — встрял Илья. — Ты работу сделай, а потом уже книжки пиши со своими англичанами-битломанами.
— Ептишь, с американцами. Выпить надо уже за знакомство!!! — замахал руками Степа. — Да я уже делом займусь.
— Коммунякина этого куда-нибудь убери что ли, — шепнул Тимур. — Чтоб не мешал.
— Да чего его убирать то, ептишь? — бросил Степа, — он пьяный в гумно славянское. Пятый день уже пьет.

— Пьете, — поправила Света, проходя в комнату. Следом за ней зашли и все остальные.

4
Они прошли к столу, где, закинув ноги по-ковбойски, полусидел-полулежал пьяный американец, посапывая в полудреме и регулярно поправляя очки, которые съезжали у него с носа, стоило ему наклонить голову. Квартира Степы оказалась двухуровневой с дубовой лакированной лестницей, ведущей на второй этаж, где расположились несколько комнат.

— Ну, присаживайся, однокашник, ептишь, — «гостеприимно» Степа провел над столом, где стояла грязная посуда, и валялись пустые бутылки. — Лечиться будем. Сам люблю Системе долбанной фигулину какую сделать. А чем больше удачных перебежчиков, тем я себя лучше очучаю от этого. Тебя я, правда, ни фига не помню. Это в какой школе вместе мы учились?!!

— В дегенеративной, там с первого класса, видимо, наливают,— прокомментировала Света и встала лицом к окну так, чтобы она могла наблюдать за происходящим на улице, но при этом ее саму бы не было видно.

— А куда присаживаться-то? На пол, что ли? У тебя здесь места нет, — сказал Илья.

— А, забыл совсем, извиняюсь, ептишь, — хлопнул себя по лбу Балалайкин и пихнул пьяного в доску американца на пол. Тот отлетел в угол и даже не проснулся, лишь сонно пробубнив:
— Стэпан, гдэ мэдвэды?!! Ай вонт андестенд ан зе литбл… Нам привольно. Пушкин сцукин сын в веках. Ми ж, май фрэндс, ми на рогах(*11). Дорогой дальнюю… В Америка, Стэпан, тоже хватает свой нищеброд, не хуже, чем у вас. Но ми всегда драться как лев со своей злой судьба. Нас так приуч …

После чего, не допев, не досказав на полуслове, он свернулся уютно в уголке и заснул суперменским сном, громко всхрапывая.

— Ты бы поаккуратней, что ли, с гостями заграничными, — попросил Тимур. — А то нарвешься на скандал дипломатический, а не на славу международную.

— Ой, тоже мне адвокат-международник нашелся, — фыркнул Степа и добавил: — Первый раз, что ли? Наливаем уже для общей работоспособности.


Он явно оживился, как  все алкаши мира, именно в тот момент, когда еще не упала первая, но уже мысленно она это сделала по отработанной привычке. Материализовалось, значит, желание.

Степа достал из шкафа огромную бутыль и налил по стакану себе и остальным.
— А вы?
— Нельзя, работа. — Тимур дернул кадыком и несколько вспотел, сжимая кулаки.
— Блин, — вздохнул Степан. — Ну что ж за страна-то такая, выпить и то не с кем!!!
— А ты ко мне сгоняй, «пылесос» свой можешь здесь оставить, — усмехнулся Илья. — Я тебя с самим собой сведу. Побухаешь вискаря шотландского, родственную душу найдешь.
— Это где ж тебя такого умного нашли? — не стал дальше тянуть Балалайкин и сразу же выпил причитающееся, крякнув. — Знаешь, чего после этого бывает?
— Да. Лучше не пробовать, — согласился Тимур.
— А чего такое страшное будет? Живут же близнецы однояйцевые — и ничего.
— То близнецы, а то две абсолютно одинаковые копии. Система разозлится и порвет как тузик грелку. Очень уж Она это дело не любит.
— Кстати, гость душевный, — раздобрелся Степа после выпитого, — тебе тоже надо бы выпить. Я тебе сейчас код перебивать буду, это очень больно. Орать будешь как резаный. Так что лучше выпей.

Илья посмотрел на Тимура, тот согласно кивнул.
Сорокин пожал плечами:
— Ну, наливай сколько надо.

Степа мгновенно бросился к Тимуру, который предусмотрительно взял бутылку с самогоном в свои руки.
— Ну, я чего хочу сказать, СССР у нас — удивительная страна, — протарахтел Степа в волнении, раскладывая перед собой различные инструменты и ампулы. — Нигде нет такой дуристики…

— Работа вначале, — напомнил Тимур.
— Ну, присаживайся, чего стоишь-то? — спросил Балалайкин у Ильи. — Сейчас выпьем, ептишь, да начнем, пожалуй.
— Да как-то после ног ковбойских не хочу, — ответил Илья и взял у Тимура свой стакан.
— Ах, смотрите, я не такая, — усмехнулся Балалайкин. — Усы густые под носом выросли и осыпались. А всё равно — стрёмно.

Они чокнулись за «будем» и выпили. Илья почти мгновенно почувствовал, как крепчайший алкоголь ударил в голову, давая странную легкость. Степа что-то зажужжал и, превратившись в шмеля, сведущего к своему несчастью, что ему не дано летать по законам какой-то там аэродинамики, куда-то там упылил. Сразу захорошело, но длилось это недолго. Вскоре жужжание вернулось назад, и Илья почувствовал страшную сжигающую боль в шее, будто его укусил гигантский шершень, совсем не собирающийся убираться прочь.

— Ты че, Квазимодо!!! — заорал Илья от боли и подскочил со стула.
— А я предупреждал!!! — Степа назидательно помахал пальцем перед носом Ильи.
— Когда?!!
— Триста грамм тому назад, — снова, но по-черепашьи медленно, помахал Балалайкин грязным пальцем и кивнул на стаканы. — Так что не ори. Тебя еще два укола ждут. Один на изменение кода, другой — на прохождение через датчик, чтобы Система ничего не поняла. А ты думал, Свобода так легко дается?!!! За нее, брат, платить приходится.
— А, — усмехнулся пьяно Илья. — Так ты продавец Свободы, что ли?
— Угу, — разошелся Балалайкин и начал изливать душу о наболевшем, расплакавшись: — Я всё могу. И если бы не эта Система дурацкая, у меня бы вообще другая жизнь была. Да я мог так развернуться, знаешь?!!

— Ну да?!! — согласился Илья, чувствуя, что его развозит всё сильнее и сильнее. — Самолеты останавливать. Отец Звездоний(*12).

Степа снова превратился в шмеля, упылив в свой улей, затем он вернулся с каким-то зеленым чемоданчиком в лапках, после прожжужал:
— Держи его крепко, сейчас самая жесть будет.

Чьи-то очень сильные руки полностью заблокировали Илью — что называется, ни вздохнуть, ни… Он сообразил, что это Тимур. В следующую секунду что-то колющее и холодное впилось Илье в глаз и дикая боль пронзила его всего. Ор вырвался из него, но какой-то тихий и неслышный.

В одно мгновение всё кончилось, и стало легко. Потом Степа наливал ему еще, свою «зарплату», чего-то жужжал, но Илья всё больше и больше погружался в мутные воды алкоголя. Последним, что он зафиксировал, был американец, который, поднявшись из угла, где оказался почему-то сам Илья, словно боксер с нокаута, подойдя, двинул Степе по физиономии и произнес:
—  Стэпа, ты пьяная  свынъя, sucker.  Так нэлзя с лудмы. Я гост, а нэ кадка с параша. Ты доиграешса — и тэбя как в «Бандитский беллетристика» Марлондоса …

Тот полетел кверху ногами и ногами же в тапочках кверху остался там, где только, что отсыпался американец.

— Тимур, — уже откуда-то издалека раздался голос Светы, — давайте уже заканчивать это. Они так поубивают друг друга.

Дальше Илья отключился, уплыв куда-то далеко-далеко, как когда-то кораблик в детстве по весеннему ручью в играющих на воде лучах солнышка. Или же как камешки, которые он полюбил бросать с берега одно время в «двухтысячных» и смотреть на бесконечную перетекающую из ниоткуда в никуда бурлящую воду маленькой убогой речушки, которую местные прозвали «Дерьмодемоновкой», за то, что сами же имели желание скидывать в нее различный хлам и мусор с экскрементами. Такое вот, общество Равных возможностей. Пожуй ирис «Кысь-Кысь», дружок.

5
Очнулся он от какого-то страшного грохота и шума, который заставил его открыть глаза. С пьяных глаз он вначале ничего не понимал, но когда, наконец, очнулся, то алкоголь отступил сам собой. Да ощущение было какое-то странное кислое – будто не алкоголь пил, а выдул ведро кефира с добавлением лимона.

Он, Света и американец находились в какой-то комнатушке за закрытой дверцей. Из-за этой дверцы раздавались какие-то странные звуки и чьи-то жалобные крики, природу которых Илья вначале не понял.

— Что происходит? — Илья покачал головой и не увидел Балалайкина с Тимуром. — Где Степа? Где Тимур?
— Не знаю, — откликнулась Света, поведя обожженным плечом и держа в руках оружие Тимура, направив его на дверь. — Тимур и Дарт Олегыч этот недорастаман исчезли. Кто такой Степа — понятия не имею.
— Как — исчезли? — Илья еще раз тряхнул головой и ничего не понял из сказанного. — Куда? Какой ещё Дарт Олегыч недорастаман?!! Где Степа?!!
— Понятия не имею, не было никакого Степы, — повторила Света. — Уродился Дарт Олегыч с таким именем, видимо, и с язвой. Джонни, покажи, пожалуйста, что ты успел снять.
— Окей, — произнес американец и включил телефон. Файл загрузился, и пошло изображение.

Откуда-то сбоку было видно, что Света блокирована со всех сторон. Она с пистолетом Тимура в руках, она абсолютна одна и держит на прицеле Чучина. Он также держит свой пистолет, наведя его на Свету, и произносит. — Я ценю твою самоотверженность и то, как ты его защищаешь – аж на слезу пробивает. Но, даже если ты сейчас выстрелишь в меня, это уже ничего не изменит. Здесь армия моих сотрудников. Они изрешетят тебя и убьют его. Я же предлагаю вам жизнь — ему и тебе. Ты станешь просто человеком и всё забудешь. Его же ждет почетный плен и дополнительные лет двадцать экстрадиции. Переживете вместе как-нибудь.

— Ему вы тоже обещали сделать его просто человеком. А перед этим вы ему обещали, что тень Джека-потрошителя не падет на него никоим образом, надо лишь аккуратно собрать биологические следы на местах убийств, чтобы убедиться в человеческой природе зверя, а не в деяниях свихнувшегося транзитёра. И он вам поверил, а я чуть не предала его, почти согласившись с его мнимым сумасшествием.
— Он сам виноват. Надо было думать, когда работал без перчаток.
— У него не было выбора. Тончайший след биополя можно почувствовать лишь кожей. И ты это знаешь прекрасно. Вы — ты и Моцарт — подставили его.
— Надо закругляться с этим вечером воспоминаний. У тебя минута на размышления. Можешь убить меня, но тогда живыми вам отсюда не выйти. Время пошло, хотя, как известно, время не ходит, а ждет. А иногда, и раздавливает.

Он засек время на своих часах. Но досмотреть ход секунд он не успел, потому что внезапно, померцав, погас весь свет, и жутчайший металлический голос из темноты приказал:

— Отдайте их мне.

—  Кто это? — раздался вопрошающий голос Чучина.

— Ты знаешь, кто я, — откликнулся голос. — Не задавай глупых вопросов, тебе не идет, я тебе уже говорил, отдай их мне, не играй со мной.

— А, это ты, малыш Потрошишкин?!! Не узнал. Что у тебя с голосом?!! Перепил крови проституточной, декораторный ты наш?  — рассмеялся неожиданно Чучин. — Я тебе где сказал быть?!! Ты восстал, что ли, силы проснулись?!! Напомнить, как ты прославился, герой английского эпоса?!! Твоя слава – это всего лишь убийства нескольких шлюх, раздутые алчными журналистами, жаждавшими сенсаций для своих газетёнок. У меня здесь по всей округе располагаются две сотни отборных бойцов-транзитёров. Так что вали назад в свой Уайтчепел, пришей еще кого-нибудь, выпусти пар, на шерсти там в парламенте посиди где-нибудь. Или, вот интересное занятие — иди покатайся, что ли, на золотой карете Ее Величества, развейся. Тебе как «байке из паба» скидку, может, дадут. А здесь дядьки серьезные сейчас работать будут, а не теток престарелых резать по ночам.

— Ты знаешь, что это всё было с твоей подачи.

— Нечего было трогать Мэри. Я предупреждал: порву всех (и тебя в первую очередь), если с ней что-нибудь случится.

Здесь наступила кромешная тишина, от которой стало невмоготу. И сколько это длилось, трудно сказать.

— Командир, — спросил кто-то, — что та…

Но договорить он не успел, и неожиданно раздался звук хеканья, после которого этот кто-то взвизгнул и упал. Ручьем полились хаотичные стреляющие множественные хлопки, освещавшие темноту и брызгами разлетавшиеся в разные стороны.

Вначале выстрелы звучали бойко и интенсивно, но очень скоро энергичность  их резко упала. В темноте раздался панический крик:
— Это предательство. Чучинал бросил нас! Убивают! Спасаемся.

В темноте записи чьи-то фигуры бросились наутек, забыв все свои обязательства и обещанный профессионализм. Им преградил путь какой-то тёмный силуэт. Раздались звуки рассекаемого воздуха и крики убегающих. Кто-то упал, кровь брызнула, попав на экран телефона. Силуэт, мрачным чёрным вороном, плавно переместился, и снова повторилась таже картина. Затем ещё и ещё…

— О щит!!! — прозвучал голос американца, и он бросился вместе с телефоном куда глаза глядят.

Раздался голос Светы:
— Помоги.
— Окей, окей, — американец сунул телефон в карман рубашки. Камера успела захватить, как он закинул на себя пьяного Илью, вместе с ним бросившись бежать, судя по топоту ног.

Дальше Джонни достал телефон и нажал сохранение записи уже в комнате, где они находились сейчас.

— Почему ты мне сразу же не сказала, что меня с самого начала подставили? Почему ты мне сразу не сказала при первой встрече, что я при делах и от меня так просто не отстанут все эти Моцарты, Чучиналы и все остальные? — спросил зло Илья, забыв про Балалайкиных, Тимуров и прочих.

— А ты бы поверил в такое при первой встрече, особенно когда ничего не помнишь и не знаешь? — ответила Света, практически навзрыд. — Моцарт проиграл эту битву, и совет старейшин молча и пассивно согласился с операцией на Кубе. Гэгэбэшники уже несколько лет под разными предлогами пытаются проникнуть в корпорацию. Георгий был их очередной попыткой. Но нарочито грубой и очевидной, предпринятой лишь для того, чтобы его гибель легла бы именно на транзитёров, а твое убийство связало бы его по рукам и ногам. Ему же, в свою очередь, была обещана открытая решетка и возможность изменить несколько ошибок в своей жизни, приведших его в итоге на Кубу.

— Очень заманчиво отмотать пленочку назад. А как же «Смерть — лишь еще один инструмент в их дуэли»?

— Возможности и силу Моцарта переоценили…

Она прислушалась к темноте за дверью, и где-то начали приближаться шаги. Вначале тихо, потом они начали звучать всё отчетливей и отчетливей. Света напряженно навела оружие на дверь и приготовилась. Шаги приблизились вплотную и остановились возле двери. Света что-то нажала на своем пистолете, и раздался щелчок. Она взяла его  в две руки и, наведя ствол на дверь, замерла.

Дверь заскрипела и начала открываться наружу. Света выдохнув, нажала на курок, и раздался выстрел, осветивший темноту. Дверь еще раз скрипнула и по инерции несколько раз вернулась туда-сюда. Из темноты на присутствующих лишь смотрела пустота.

Шаги не возобновлялись, и лишь какое-то странное, и жуткое шуршание разбавляло всю эту темноту.    Илья вырвал у Светы оружие и молча кинулся в коридор лестницы. Однако поблизости никого не оказалось. Он позвал Свету и Джонни:
— Быстро, надо уходить.

Те также молча вышли в коридор, стараясь не шуметь. Все вместе они начали приближаться к лестнице. И вдруг Света бешено закричала. Илья и Джонни бросились к ней. Оказалось, ее схватил руками какой-то мужчина, который сполз по Свете на пол и успел лишь прохрипеть:
— Помогииии…

Его горло было перерезано на всю ширину. Здесь же он и умер.

— Уходим, быстро, уходим, — бросил Илья, закрыв глаза убитому и обращаясь к выжившим товарищам:
— Я не знаю почему, но я начал понимать, как работает эта ваша долбанная Система. Сейчас здесь такое начнётся!!! Это что-то другое!!! Наши власоглотики в Третьем рейхе детской забавой покажутся. Нужно уходить срочно, здесь за городом есть провал. Быстрей.

Уходя — почти убегая — из квартиры Балалайкина и запинаясь о многочисленные тела убитых, они понимали, что выжили в этом побоище лишь каким-то невероятным необъяснимым образом, к тому же связанным с исчезновением Тимура и Балалайкина.

Выскочив на улицу, они со всех ног бросились к оставленному автомобилю. В этот раз была внеплановая очередь Светы садиться за руль. С бешеным ревом летя по ночным улицам города Аверчинска, машина уезжала из населенного пункта на огромной скорости, виляя на поворотах и даже не думая притормаживать, как это уже бывало не раз.

Система не знала жалости и исключений. Вскоре высотный дом в городе Аверчинске, где разыгралась бойня на фоне ночи, по всей высоте начал покрываться шерстяной ревущей массой, задевая соседние дома, которым сегодня просто не повезло, и постепенно исчезая под нараставшей коростой. Повсюду раздавались жалобные стоны и крики, а затем стали звучать то тут, то там визги самих власоглотов, постепенно переросшие в один жалобный вой раненного зверя, ушедшего умирать в свою нору.

Убегавшие в темноту прочь от проклятого дома еще успели расслышать отголоски начавшегося заметания следов Системы, когда в какой-то момент жуткое бывшее жилье полностью покрылось ярким белым светом, загоревшимся на несколько секунд, после чего всё исчезло, будто и не было никогда, потонув в итоге в глубокой, глубокой тьме…
*1-«Там нет будущего»… Слова из песни «God Save The Queen» («Боже, храни Королеву»). Группа «Sex Pistols».
*2-Главный герой романа Клауса Манна «Мефистофель», пошедший ради славы и карьеры на сотрудничество с нацистским режимом в Германии.
*3-«Полный поворот кругом». Уильям Фолкнер.
*4-Отсылка к фильму «Стальная бабочка».
*5-Помидор -персонаж из кинофильма «9 рота», «прославивший» выражение «Кому война, а кому мать родна».
*6-Парафраза из песни «П…л» группы «Ленинград».
*7-“Моя бабушка курит трубку». Группа «Неприкасаемые».
*8-Парафраза из песни «Я сделан из мяса». Группа «Ленинград».
*9-Парафраза из песни «Экспонат» группы «Ленинград».
*10-«Моя смерть». Группа «Сектор Газа».
*11-Парафраза из песни Кипелова и Маврина «Я свободен!»
*12- Персонаж из романа «Москва 2042» Владимира Войновича.

Глава шестая. Terra incognita

1
— Куда нам направляться? — спросила Света. Её обожженное плечо саднило, она инстинктивно старалась его прислонить к кожаной прохладной по утру спинке кресла машины, но у нее это плохо получалось.

— Здесь, за городом, должен быть один старый провал. Его нет ни на одном маршруте транзитёрском, — бросил Илья, и достав из аптечки бинт, бережно и умело перебинтовал им травмированное плечо Светы. — Это выход в конец времен. Через него нам проще будет затеряться в потоках и разбежаться кто куда. Ищи-свищи нас на временных трассах, что называется.

— Спасибо. Откуда ты это знаешь? — поблагодарив, уточнила Света и внимательно посмотрела на Илью, затем на американца и добавила: — К тому же, с нами гость. Его куда девать?

— Сам не могу объяснить и пока не знаю, что со мной. Мне кажется, это после той хреновины, которую Балалайкин вколол. У меня мелькают в голове какие-то смутные воспоминания, но что это, я не могу толком сказать. Какие-то отдельные картинки, «гусь»-канал один-два на тв, короче. А вот схема провалов четко открылась. Но меня сейчас больше волнует судьба Митрохи и Моцарта. Если Чучинал пришел за нами, ничто не мешало ему захватить их, а не нас. Тогда точно б конец игре. Но мы еще почему-то барахтаемся.

— Что-то мне подсказывает, что исчезновение Тимура напрямую связано именно с этим.
— А куда он, кстати, делся? И Балалайкин?

— Ну, Балалайкин — не знаю, просмотрела. А вот Тимур исчез внезапно. Мотоциклиста помнишь? Тимур не ошибся, вспомнил его, как-то видел случайно в штате чучиналовских. Ну, знаешь, увидишь где-нибудь на секунду в профиль, а потом встречаешь повторно в анфас и начинаешь вспоминать часами, где мог лицезреть. Вот Тимур и вспомнил. Пришлось экстренно занимать оборону. А они уже тут как тут, надо встречать гостей. Но неожиданно Тимур исчез, просто растворился в воздухе, ничего не объяснив. Ну а дальше ты знаешь. Силы были неравны, и буквально за несколько секунд они нас окружили со всех сторон.

— Ай да Моцарт!!!  — восхитился Илья, хлопая себя по лбу. — Рановато его в тираж списали, этого Пушкина престарелого. Хорошо у него получалось выпендриваться – под придурка косить. Что ж вы раньше-то меня к Балалайкину не свезли?!!
— Чему ты радуешься? — не поняла Света.

— Мы приманка для Чучинала. Он всё это время гнался за нами по пятам, не подозревая, что как только он окажется занят нашим блокированием, Тимур сразу же вернется к мальчику и будет его охранять столько, сколько надо, — до последней капли крови. Это его цель номер один. Но на самом деле главное совершенно в другом. Система очень стара и стала  частенько ошибаться, формируя спонтанные провалы, однако выдает это всё за естественный ход событий. И если кто-то случайно оказался в это время в таком вот спонтанном провале, то он автоматически является частью естественного хода времени. В этом всё дело. Стоит же вмешаться кому-то постороннему вне спонтанного провала — Система тут же включает защиту: мол, меня пытаются обмануть, а я не дам. Нате вам власоглотов, любуйтесь. Маленький Моцарт так и познакомился впервые с Системой, когда его неожиданно в детстве занесло в Третий рейх. Тут любой обделается от такой смены обстановки, не то что ребенок.

— Балалайкин тебе там чего ввел, что ты так резко поумнел? Может быть, ты заодно объяснишь, что это было, когда к нам заглянул наш металлоголосый, — Света задумалась, ища подходящее слово, — образец гуманности.

— Хотел бы я знать, что это за бешенный «таранный камень» к Балалайкину залетел с дуру, — откликнулся Илья в непонимании.
— При чем здесь «таранный камень»? — в свою очередь не поняла Света.
— Рок-группа одна немецкая у нас там так величается, — пояснил Илья. — Клипы у них, местами, особой добротой, душевностью и «гуманностью» отличались одно время.
— Понятно, — откликнулась Света. — Очень сейчас важная для нас информация.
— Ха-ха! Смешно комменты кидаем, — откликнулся Сорокин. — Знаешь, что сейчас самое важное для нас?!
— Говори.

— Самое важное нынче в том, что Моцарт собирался модернизировать Систему, и у него был серьезный проект – Свобода и Адекватность. Каждый в Системе занимается тем, что у него лучше всего получается. И, вроде как, никакого ненужного понуждения. Чучинал же считал это профанацией и пустой тратой времени, напирая на то, что Система саморегулируема и пусть дальше себе гномы из шкафа бегают кто-куда(*1), мол, они ничего изменить не могут и своими действиями напоминают лишь застывших насекомых в янтаре. Их всегда можно найти и накормить «дихлофосом», если понадобится. И вроде как, никакой излишней Свободы, которой тоже рано или поздно можно «травануться» в повышенных дозировках. Мало ли кто и что о себе может возомнить?!! Даже если наделаешь ты супер-мега-пупер невъершенных пузырей на реке – они, всё едино: разобьются, в итоге, о прибрежные камни, а вода дальше себе потечёт привычно и обыденно. Долги из милосердия заплатит царь, неведомые умные потомки полюбят за гениальность и предвиденье, а лоботрясы всё также будут отмазываться: я че Пушкин, что ли — всё знать?!!  И, так уже происходит много-много тысяч лет, с момента создания Системы. Вроде как, спонтанные провалы всегда были, есть и будут. И сколько в истории человеческой поменялось в результате таких вот «мыльных пузырей», никто точно не скажет. Да это и не надо никому, на фиг!!! Взять хотя бы Леонардо да Винчи, или Нострадамуса, или самолет, исчезнувший посреди моря. И это только то, что на слуху. Вот такой у них эпический дуализм с плюшками по башке! Блин, и откуда я только это знаю?!!

— И что ты предлагаешь? Раз ты теперь в теме, — поинтересовалась Света в ответ.
— Надо торопиться: моя дочь в реальной опасности, — ответил Илья, кивая своим товарищам. — Но опять же, я не могу пока понять почему. Но знаю это точно. Поэтому проходим через финал времен — и кто куда. Вам лучше спрятаться, друзья мои, от греха подальше, пока это всё не закончится.

— Вери гуд, — изрек американец. — Я напышу кныгу об этом. Это будэт бомба!!! Я ехал за славянским алкоголызмом, а нашел…
— Английскую белую горячку! — согласился с американцем Илья. — Самое подходящее время для написания книжек. Ты не думай, что это всё так просто. Можно и не дожить до опубликования, коли дядюшке Джеку не понравится сюжетец. Из ваших кое-кто делал закрытые доклады, а потом бац – и несчастный случай, или там дырка в голове огнестрельная на память от благодарных Бильдергергов. Не боишься?!!
— Чиё кошмарышь. Ху из зе Бильдербэрги? — обиделся американец.
— Да так, есть некоторые ребята. Земным правительством сами себя назначили. Скоро, вот-вот уже собираются небесным стать. Только у нас они — у вас, а у вас — у нас, — ответил Илья.

— Чё-чиё? — почти по-русски переспросил американец, не поняв услышанного.
— Ладно, не парься, — бросил  Илья. — Разберемся ху из ху и с боку бантик. Лучше музыку нашу послушай, отвлекись.

Он включил радио, протянув руку, но вместо музыки раздался голос:
— Здорово всем, кто в данный момент жёстко тупит у своих радиоприемников. Экстренная новость пришла с юго-запада нашей страны.
— Опять он, — усмехнулся Илья. — Как его там? Сашкот. Меня, наверное, опять будет обвинять?

— Офигенно страшная кровавая драма, ёклмн, — продолжил Сашкот, упирая на звук «м», — развернулась в тихом городке Аверчинске. Некий Эдвард Балалайкин, дурень, в припадке наркоманского психоза устроил массовое убийство огромного количества людей. Точное число жмуриков пока никому неизвестно. С одним можно  без палева согласиться: такого у нас еще не было, стопудово. Его Императорское Величество в экстренном порядке собрали совещание министров, на котором принято решение помочь семьям погибших и пострадавших, а ублюдку надрать задницу. Объявлен национальный траур. Завтра на территории СССР будут приспущены все государственные флаги и отменены все развлекухи. Короче, жесть, народ. Шубитесь кто куда от таких придурков.

— Смотри-ка, в этот раз не про меня, — грустно усмехнулся Илья. — Что, Степыч, — докурился?!! Почему же ты бухать бросил – мне никто не объяснит. И чего с именем?!! Извини, братан, теперь тебя в дурку или на пожизненное.

— Быстро Система сработала, — крутанула головой Света. — И за нами никто не гнался в этот раз почему-то. Почему ты его Степой называешь?!!
— А почему ты Дарт Олегычем? — вопросом на вопрос ответил Илья.
— Странный вопрос- почему я человека зову его именем?!! — Пожала плечами Света. — Так почему же они не гнались за нами?!!

— Видимо ты на учебе в тот момент гуляла где-то? — ответил Илья, когда она заехала в лесную чащу. — Всё зависит от расстояния между соседними провалами и датчиками. Там, у Степы, они были очень близко друг от друга, их Система и блокировала. В «гитлер-капуте» этом они были разбросаны на приличном расстоянии — всю «поляну» власоглоты и «подчистили».

— Опять Степа?!! Смотрите-ка, какие мы умные стали!!! — бросила  Света с сарказмом, надув губы. — Чего ж ты раньше вещал — мусорянские, гопники, дебилы?

Илья не успел ответить, за него это сделал Сашкот:
— Благодаря самоотверженной работе полицейских отмороженный дятел в невменяемом состоянии найден в одном из своих погребов, где он, находясь среди огромного количества суррогатного бухаринска, травы,  пытался изобразить из себя последнего растамана, переквалифицировавшегося из последнего алкоголика, как он себя назвал. Сейчас этот  хмырь доставлен в судебно-психиатрическое отделение, где будет подвергнут экспертизе. Но лучше, короче, его сразу угостить аутодафе, не дожидаясь суда — и так всё ясно с этим чепушилой.

—  А че это такое «аутодафе»? — не понял Илья.
— Ну, ты же теперь самый умный, — съязвила Света. — И не знаешь элементарного: особо «выдающихся» по решению присяжных отправляют в  топку.

— Ох, ни фига себе!!! — удивился Илья. — Жестко тут у вас. Десять негритят решили сжечь маньяка, красивая тетя Анна Каренина элегантно помогала разводить костер, по причине пущенного, по авторскому произволу, под откос поезда. А если вдруг ошибка?
— Извинятся.

— Перед урной, что ли? И еще по ошибочке урну с прахом ведьмы какой средневековой выдадут в довесок, инквизиторов козлами-содомитами обзывавшей? «Чтоб усопшему не так скучно было», — спросил Илья и добавил, останавливая машину. — Тормози, Света. Короче, Степыч, дружище, пьянка-травка муравка тебя сгубила. Всё. Приехали. Здесь пройти еще с километр — и мы на месте.

Все трое вышли из машины и направились вглубь леса. Если бы кто-то удосужился гулять в столь ранний час, со стороны ему бы вполне могло показаться, что троица туристов направляется в лес. Могло бы, если бы не немецко-фашистское пальто одного, странноватое одеяние второй (разорванная и опаленная на спине и плечах майка-борцовка военного образца, перебинтованное плечо и уделанные грязью и пылью брюки и ботинки, на носках которых уже успела запечься кровь), а также разбитые очки третьего, который, подобно кролику из мультика, всё время их поправлял, оглядываясь по сторонам и постоянно повторяя:
– О щит, факинг. Happy Tree Friends(*2).

И если бы не странное белое свечение, в котором исчезли эти трое, озарившее собою темный утренний лес. А оставленный вынужденно, уже во второй раз, автомобиль с включенным по отступающей темноте дальним светом фар, оказался, вообще, подобен ни много, ни мало реальному, а не мифологическому товарисчу Иисусу. Железного труженика, помогавшего людям, все бросили и забыли в суете, но, совершенно посторонние «пассажиры» однажды натолкнутся на него и воспользуются «бесхозным» сюрпризом для своих корыстных целей.  А все пути-дорожки, связывающие с личным пешеходным адом, из которого удалось сбежать неожиданно, подорвут и перепахают при помощи тринитротолуола, пластида и прочих развлекательно-боевых веществ, чтоб не вылезло «нечто по Хичкоку», сорок лет без урожая, и не обгоффнялло внезапный подарок судьбы.

2
— Вау!!! — искренне восхитился американец, рассматривая футуристический стального цвета город в зеленой долине, под ясным небом в солнечный день, по которому, подобно пчелам, перемещались всевозможные машины и механизмы причудливых округлых и овальных форм. — Гдеи ми?

— В прекрасном далеке с крылатыми качелями. — Илья повел рукой в сторону пейзажа. — Осталось ему, правда, меньше суток. Конец времен на Земле, как-никак. Так что любоваться пейзажем некогда, надо спешить из этого Антиметрополиса.

— Жал, — расстроился американец. — Такой бьютыфол!!! Почэму конэц? Что за трэш?

— Завтра в 05:47, — ответила Света. — с Землей столкнется гигантский астероид. Удар будет настолько мощный, что все различимые разумом человека формы жизни просто погибнут, а планета сойдет со своей орбиты настолько, что жизнь на ней станет попросту невозможна. С чего жизнь на планете началась когда-то, тем и закончится.

— Надо переодеться. — Любуясь пейзажем, Илья обратился к Свете: — У тебя есть выход в Интрантис? Я со своим «шансоном» несколько подзабыл, где здесь точки выхода. А то вы в своих разорванных шмотках, да я в этой фашисткой робе точно фурор вызовем у местных. Нам здесь перформанса только не хватало устроить, со срывом аплодисментов.

—Сейчас, подождите, — сказала Света и неожиданно куда-то исчезла.
— Где она? — не понял американец. — Интрантис?!!
— Да сейчас она вернется, — опять махнул рукой Илья. — Интрантис — это Интернет будущего.
— Интэрнэт? — снова не понял американец. — Ху из эт «интэрнэт».
— Блин, забыл, — вспомнил Илья. — Ты же из другой истории. Узловица так здесь называется.

Света снова неожиданно появилась, но уже в белом обтягивающем костюме, держа в руках ещё два таких же костюма. — Одевайтесь.

— Отвернысь, — застеснялся почему-то американец. — Мне надо переодэться.
— А то что? — рассмеялся Илья, скидывая свою хламиду и оказавшись  сухощавым красиво-рельефным господином. — Подашь на нее в суд? За ущемление твоих прав?
— Ничего смешного нэ вижу. Я нэ лублу когда мэня раасматрывают посторонный. Особэнно жэнсчина.

— Тоже мне баня нашлась в школе для мальчиков. Нужны вы мне, — ответила Света, отворачиваясь, но спросила всё же у Ильи: — Слушай, у тебя на груди нарисован скорпион с раскрытым жалом. Что за зверюшка?

— Да так!!! — махнул Илья рукой, надевая комбинезон, который самостоятельно ужался до размеров нового хозяина. — В зоопарке одном нарисовали на память. Во, блин, комбезик. Назад в будущее, часть вторая!

Американец, повертев в руках сверток, не понял, чего делать с ним.
— Как это открыть?
— Несчастье ты мое!!! — вздохнула Света и, взяв сверток, хитрым быстрым движением достала костюм, протянув его интуристу. — На, одевайся, не съем я тебя.
— Всэ равно отвырныс.

— Да, уж, блин!!! — не выдержал Илья. — Что ж вы за народ такой?!! Гомосятину всякую привечаете, полубабы с бородами бегают, позорят родителей, а перед женщиной ему раздеться стремно. Что там у тебя — рахит везде или татуировка Буша на  грудаке?

— Ху из Буш на грудакэ? — опять не понял Джонни, но скинул одежду и тоже оказался подтянутым стройным малым, с широкой крепкой костью. — У нас так нэ принято. Это притэснэние моих принципов. Я свободный человэк. Плачу исправно налогы и актывно работаю, и гнуть свою линию как лубой нормалный man.

— Понятно, законопослушный ты наш. У вас принято кабинки для переодевания с собой носить. — рассмеялся Илья. — Смотри, до «Алькатраса» свою линию не перегни… Ладно, идем уже. Двигаемся до ближайшего райдера. И, пожалуйста, Джонни, не спрашивай, что это такое, всё равно не врубишься, расстроишься только. Без обид?!!
— Окей.

— Как ты его собираешься провести обратно? — спросила Света. — Здесь же мощнейшее излучение на защитной решетке. Алкоголя не найдешь. Люди будущего без вредных привычек. Им здесь это совсем не нужно. Да и сам ты без защиты.
— Угу, — Илья присел к своему бывшему пальто и достал бутылку с первачом. — Кто без защиты, а кому и Балалайкин, доктор Бух, по дружбе успел подарить. Презент. Вот так вот Систему и ломают.

Света рассмеялась:
— Ладно, идем уже.

Все трое направились в долину. Необыкновенно чистый воздух освежал легкие всех троих, и они после пережитого под воздействием чистого кислорода неожиданно стали чувствовать себя намного лучше, даже настроение у всех повысилось.

— А мнэ здэс нравытся, — неожиданно произнес американец после того, как оказался в долинном городе, рассматривая стальные массивы, тянущиеся до небес, и немногочисленных не очень высоких пешеходов с огромными головами и длинными худощавыми телами, но с необычно  коротенькими руками. — Люди толко какие-то странный. И мало совсэм.

— Здесь всё находится в Интрансе. — пояснила Света. — Всё. Абсолютно всё. Люди выходят из него лишь для того, чтобы оправить естественные надобности да забрать детей из роддома. Вся работа по поддержанию Сети совершается ею же самой и армией послушной кибертехники. Человек — гибрид искусственного интеллекта и глобальной метизации работает непосредственно в самой Сети, и то частенько — чтобы просто не заскучать. Никто никого не напрягает уже очень давно. Всем хорошо.

Где-то сбоку на висящих в воздухе овальных фигурках раскачивались мальчик и девочка лет по десять обоим. Девчонка, худощавая белокурая бестия, отчитывала такого же субтильного пацана:
— Нет, ну какой же ты неадекватный!!! Какой же ты неадекватный, лялять…

Пацан философски поплевывал в пол, совершенно не обращая внимания на такую критику в свой адрес и раскачиваясь на своих качелях странной формы и лишь единожды ответил:
— Эх, с тобой Вселенская тоска любого накроет!!! А пасись ты в реальности. Дай отдохнуть, что пристала?!! Верну я тебе всё. Попозже. И почему мы с тобой вдвоём?!!

— Ха, говоришь, не напрягает?!! — усмехнулся Илья, останавливая рукой в воздухе обтекаемый округлый предмет. —  Нам, пожалуйста, до ближайшего рейдера. Наверное, братик и сестренка?!! Или муж и жена в несуществующем будущем.
— Тесть и теща, — подкинула Света.

— Вы не из нашей эпохи, судя по вашему виду? — поинтересовался предмет-кругляш у пассажиров. — Желаете помощи в подключении, раз уж вы воспользовались моими услугами?
— Мы из начала двадцать первого века.

— Понял, сейчас всё сделаем, — ответил кругляш и открыл двери своей кабины. — Будьте любезны указать Ваш счет в Интрантисе.

Света просвистела губами, и перевозчик откликнулся:
— Отлично, забирайтесь. Сейчас довезу, раз уж вы не телепортируетесь, как все нормальные люди.

Все трое забрались внутрь кабины, которая оказалась неожиданно просторной и с различными удобными креслами — каждому по настроению и размерам.
— Вау!!! — снова восхитился Джонни.
— Ох уж это ваше «вау»!!! — вздохнул Илья и произнес. — Перевозчик, пожалуйста, введите в курс истории вот этого молодого человека.
— Хорошо, — ответил кругляш, и откуда-то сбоку выползла какая-то ампула и стакан воды.
— Ху из зэт? — с опаской в голосе спросил американец.
— Не бойся, — пояснил Илья. — В «матрицу» не загремишь. Это краткий курс истории человечества. Пей, не бойся.

Американец взял ампулу и проглотил ее, запив одним глотком. Через несколько секунд лицо его неожиданно вытянулось и он в третий раз, удивленно произнес:
— Вау!!! Бьютифул!!! Они здэсь все так учат!!! Борба за выживанъе много, много вэков, а потом стало лэгко как парадайз!!! Унывэрсалный источнык энэргэа на всэх в самой Сэть. Способность Сэть самостоятельно воспроизводить любой органический молекула и неорганикс!!! Всё Сэть!!!

— Че ж ты хотел, Джонни?!! — произнес Илья, выстукивая пальцами по креслу. — Это ж будущее, ептишь, как бы сказал Балалайкин. Кульминация человеческой цивилизации на Земле.

— Но так просто!!! — снова восхитился американец. — Съел таблэтку — и уже знаешь, что всё стало Сетью, всэ ресурсы и жизнь ушел туда. Новая мировая рэлыгыя. Нэ стало войн, дэлыт стало нэчэго. Всё поглотыл Узловица!!! Там всэгда можно найты, что угодно душа. Единственное, я нэ понал почэму нет нигде надпыс. Как жэ газэт, инттэлэктор, кныга?!!

— О славянском алкоголизме?!! — спросила язвительно Света и добавила: — Люди будущего совершенно разучились читать. Им это совсем не нужно. Они всё видят образами и воспринимают на слух. Вся информация о Вселенной, которая могла быть изучена, давно разложена по архивным ячейкам в самой Сети. Заходи да бери. Лишь мозг человека так до конца и не изучен. Бесконечно сложен в своей сути оказался.

— Неужэлы всё так просто? — удивился Джонни. — А как же кэш, маны? Нэужэлы коммунызм? От каждый по способность, каждому по бизнес. Работа-хобби и удоволствиэ.

— Тебе видимо какая-то дефектная ампула досталась, — засомневалась Света.
— Почэму?

— По кочану, — рассмеялась Света. — У тебя должна была отразиться информация о трех конкурирующих между собой корпорациях, делящих на троих весь капитал и регулирующих все цены на услуги и товары в Сети. Хотя работа, которую самому можно выбрать, на самом деле стала для всех здесь живущих удовольствием, а не мучением. В этом ты прав.

— Сейчас посмотрю, — нахмурил брови американец и улыбнулся довольно. — Точно, дэнги нэ куда нэ делись. Просто всё так аккуратно происходить, что никто и не замечает их присутствия. И все работать легко и спокойно. Бьютифул!!!

— Это да, — согласился Илья. — Все счастливы. Все довольны. Все всё знают, как Анатолий Вассерман. Только не выноси, пожалуйста, мозг, Джонни, спрашивая, кто это такой.

— И даже Бог, — удивился американец. — Это не бородатый старэц со странным неадэкватным ФГМ(*3), отдающий на поругание собственных дэтей всякой мраз,  а это Лайв, Лубов, Сострадание!!! Вери гуд!!!

— Да, Жизнь в итоге пришла к этому простому выводу, — потупив взгляд, произнесла Света и немножко покраснела. — Нет, и никогда не было всех этих бородачей на небе и их крылатых чудиков. А была и будет лишь Любовь. Она двигатель прогресса и победитель безумия человеческого. Она заставляла людей двигаться, находить новое, бросаться на амбразуры, если было необходимо и просто жить дальше. Да, и тот, кого принято звать именем «Христос» говорил на заре всё о том же. И ни о чём другом!!! Но его не хотели при жизни услышать. Не хотели услышать, и на Кресте. Так уж в дальнейшем повелось… Ведь всегда нужен был повод для войн и безумия. А потом и это прошло. И стало хорошо.

— Одно плохо, — кивнул Илья. —  Если ни к чему не приложена эта энергия, то она совсем уж бессильна. А если приложена к слабой душе – то уж совсем ад начинается кромешный. К тому же, защиту от биологического старения здешние приобрели(*4), и, вроде как, и любить научились как никто другой… Но вот то неизменное и главное для двоих в целом мире: «и каждый раз на век прощайтесь, когда уходите на миг»(*5), так кажется, это звучит?! Увы, всё же утратили навсегда.

— Но, невелика потеря, — произнес американец. — Здэс всё равно везде Свобода. Лубов лыш по согласыю. Love and hunger(*6) больше не правят вечно молодым миром. Лишь Love. Ныкто не мучается. Всэгда можно снат рэакцию если нэт отвэт. Вечный принцип двоичности – To be, or not to be. On-off.

— Смотрю, ампула подействовала, — рассмеялся Илья. — Ты в теме? Идея не может истечь кровью, она не чувствует боли, идея не умеет любить(*7)?!! Втыкаешь, дружище?

— Окэй, «втыкаю», — согласился американец. — Я в тэме. Хочу найты свою Любовь. Все этого хотят. Кто бы что ни говорил. Иначе Вселенский тоска и Сэть вполне может выкинуть в другой эпоха, если здесь никого не найти, а там возможен вариантс…Перевозчик, помоги.

— Хорошо, — ответил кругляш. — Будет сделано.

Через несколько секунд американец блаженно заулыбался и произнес:
— Нэвероятно!!! Я искал её всю жизн. А она, оказывается, здэс!!! Невысокый худощавый шатэнка с прыческа дополняющий  огромный святящийся голова!!! Она ждет меня!!!
Неожиданно он засуетился и приказал перевозчику:
— Остановы, я должен идты к нэй. Я буду здэсь жить.
— Хорошо, — ответил тот, останавливая и выпуская американца на улицу.

— Эй, «назад в будущее», Форест побежал, Сухороков, — крикнул Илья, убегающему куда-то янки. — Ты не забыл, что завтра в пять сорок семь сюда грохнется астероид? Это единственное, о чем им не дано знать.

— Плэвать, я обращусь в наш посолство, — бросил американец, останавливая другого перевозчика и запрыгивая в него со словами: — Пацифиг улица, пожалуйста.

— Вот публика!!! Посольство его спасет, — усмехнулся Илья. — Всё у них, у непуганых, просто, как в бабаське голливудской. Война со Скайнетом не случилась, поэтому Кайл Риз, по идее, не должен прилететь, забухал в Норильске, упорхал обратно в прошлое, но сын от него всё равно появился. И ещё штук десять сиквелов после, чтоб никто не вспомнил про главный косяк. А потом прилетят Брюс Уиллис в голубом вертолете и Вин Дизель на тачке — весь комикс спасать. И бабки им за геройство лично вручит президент американский. Самый добрый и гуманный президент на свете. Но не забываем про налоги, уважаемые леди и джентльмены… Короче, другая, неизломанная жизнь. От того и «трудности перевода» случаются. А, в общем, подальше от властей, везде люди со своими специфическими заботами и радостями. И отказуху все одинаково включают, когда вы лезете со своим персональным обломом. И, вроде, всё просто, а пойди разберись, иной раз, где, сцуко, сложность…

— Да, вот так вот просто, — задумчиво произнесла Света, рассматривая пейзаж, перед тем как дверь перевозчика закрылась, и они остались абсолютно вдвоем. — Наверное, поэтому и упадет астероид, все станут сытые и непуганые, как ты выражаешься нынче. В чем-то наш беспокойный друг Исаак оказался все-таки прав по-своему. Ты такой смешной, Тэдд.

— Обхохочешься, рофл(*8), блин, — ответил Илья и посмотрел на Свету. Она посмотрела на него в ответ и неожиданно прижалась своими губами к Илье, слившись с ним в единое целое.

Илья от неожиданности лишь успел неуклюже попытаться стукнуть кулаком по пульту управления, чтоб перевозчик, следил за дорогой, а не за тем что сейчас происходит между пришельцами. Не попал. Потом еще раз, и еще раз неудачно. Наконец Света рассмеялась, на секунду отвлекшись, и выключила внутренний «взор» перевозчика:
— Я сама не знаю за что, но вспомнила, что я тебя люблю очень давно, с первого мгновения, нюха, взгляда, черт его разберет, как это правильно звучит. Еще когда ты был Тэддом. Моим рыцарем без страха и упрека… Даже не спрашивай ничего. Ты теперь дикарь, варвар, плюющий на все правила и законы, к тому же иногда совсем уж без ума. Да еще экстрадированный по обвинению в убийствах. А ведь когда мы познакомились давным-давно – ты был таким застенчивым и деликатным.  А теперь всё вдруг так просто получилось с тобой с таким грубым и едким. Наверное, потому что нам обоим этого хотелось?!!

— Да, уж просто!!! Я еще тогда всё понял. Ну, когда ты голой в доме решила «пофестивалить» ни с того, ни с сего, издевалась же над мной. Да и как тут не понять?!! Это кем надо быть, чтобы не понять, когда женщина перед тобой голой разгуливать решила?!!   Знала же, что нет времени на баловство всякое, издевалась ведьмой, любите вы это дело, подразнить, устроить «Вселенскую тоску», — ответил он, и замявшись несколько, добавил. — Женщины вообще часто любят всяких негодяев. Особенно свинтивших из тюряги- Бастилии, вроде меня. Хотя, я, признаться, в душе не чаю, с какого перепуга ты, вдруг, решила связаться со мной. Авторский произвол?!!

— Женщины просто любят. На то они и женщины. Мужчину от холуя, пусть даже и самого великого, всегда разделяет Честь, длинною в жизнь. Собственно, также, как и женщину от падшей девки…  Иди ко мне. Ты, просто, всего не знаешь, дурачок. Вот тебе и кажется ерунда всякая и авторский произвол какой-то ещё приплел. — Вновь рассмеявшись отрывисто и недолго, она начала расстегивать свой комбинезон, прижимаясь к Илье…

3
Они, словно бегуны, лишь секунду назад пересекшие финиш, блаженно и устало валялись голышом возле какого-то креслица, и молчали, думая каждый о чем-то своем. Наверное, нечто подобное испытывают даже аннигилирующие между собой электроны и позитроны, рождающие новый фотон, отправляющийся куда-то по неведомому пути за миллиарды световых лет от «пращуров» и отцов-основателей-физиков-лириков, с матерями-литредакторами, романтично и застенчиво опиравшимися о ветхие, но крепкие библиотечные стойки с пыльными томиками неких Гегеля, Шопенгауэра, Рабле, и, разумеется, Боккаччо, о чём классики красиво недвусмысленно молчали после, благодарно вспоминая каждый новый чудесный аромат молодых женских волос, протиравших собой при сильных энергичных ударах скучную пыль на именных корешках. Кого здесь только ни было – и огненных рыжих, и нордически-жгучих блондинок, и шатенок с брюнетками из фаер-шоу… и даже помнили классики одну усатую командировочную Манану с философского, тоже искренне мечтавшую жить и любить, правда, заглядывавшую время от времени к прикормленным собой венерологу, забывавшему регулярно обязательный строгий больничный бюллетень, и гинекологу, умевшему гениально вышивать не только крестиком на полотенце!!! Да, и вообще, Манана у эскулапов была просто знакомой дамой, приятной во всех отношения, как говорится, правда, по звонку от тети Лилит, а вовсе не отчетной «пролетарской» пациенткой-курвой с завода. А то что, в библиотеке – так романт;ик же, гимн молодости и много чему ещё!!!

И вовсе не хотели книжные классики шить «аморалку» своим молодым друзьям-читателям, с ещё бьющей пока через край жизнью, которую надо было катастрофически быстро выплескивать, пока есть шанс, о чём, собственно, классики и писали на века. В моменты сокровенного тем двоим «читателям» совсем было не до «научного коммунизма» с высоких трибун и с бормочущего под потолком дребезжащим голосочком о мегадостижениях в народном хозяйстве радио, не понятно кем и для чего здесь установленного. Он был строен, обаятелен, небрюзжащ, никто его ещё не собирался ссылать куда-то к чёрту на бескрайние рога, она в цветастой коротенькой юбочке и кофточке, с симпатичной челочкой и нелепых очках, и столько вокруг пустующих одиноких стеллажей в родной публичной библиотеке имени кого-то там великого, мечтавшего переустроить в очередной раз мир!!!… Что уж говорить про остальное в материи, антиматерии, и времени подъездов, подвалов и чердаков коммунально-тесных квартирок, с белыми розами на исписанных, словно указатель для путешественника, раппо;ртом(*9) обязательной нецензурщины обще-ничьих подоконниках?!…

И даже нынешний перевозчик из конца времен, о котором мужчина и женщина, естественно позабыли в итоге, согласно всем законам робототехники, деликатно ничего у них не спрашивал, а лишь включил тихую-тихую музыку для этой парочки сумасшедших из двадцать первого века, чтобы скрыть неловкость момента, и не сообщать им, что его внутренний «слип»-режим давным-давно закончился. Да этим двоим, уже, по большому счету, было, кажется, на сие плевать. Женщина водила пальчиками то одной, то другой ноги по крепкой груди мужчины с набитой слева татуировкой скорпиона, изготовившегося к атаке с раскрытым жалом.

— Какой всё же интересный рисунок. Я его еще в госпитале приметила. Что он означает? — Прервала Света молчание.

— Да так. — Илья погладил ее по ноге, касаясь нежной кожи своей уже небритой щекой. — Бегал по юности в художественную школу. Набивали там друг другу всяких зверюшек, птичек, тренировались. Кошечки там, собачки, скорпионы. Этот — как его, заразу? — Бодиарт.

— Да брось, ты, — рассмеялась Света, приподымаясь на локтях, и прижимаясь к нему еще сильнее своей обнаженной красотой, на которой уже, благодаря Сети зажили старые ожоги и тело счастливой молодой Женщины, соединившей в себе воедино два извечных антипода – Любовь и Тоску, было просто прекрасным от Природы, без всякой муторной пошлости. — Ты чего думаешь, я ничего не поняла про вас с Митрохиным?

— А чего ты поняла? — Илья удивленно вскинул голову, напрягая сухую сильную мускулистую шею. Его тело было, в свою очередь, телом победителя, ибо никаких других чувств нормальный здоровый мужчина не испытывает, если его женщине по-настоящему было с ним просто хорошо здесь и сейчас. А женская штампованная кинопростыня «16+» вообще где-то спряталась в тихом ужасе от пережитого…

— Ну, — она смущенно заулыбалась, потупив глаза, — вы старые любовники, которые давно не виделись. Классика – ты грубый, сильнее физически, он более – покладистый, сильнее духовно. Инь и Янь, так сказать. Обидно будет, если я сегодня забеременею, и ребенку передастся этот ген. Обыкновенное маленькое чудо, когда зарождается новая жизнь и самая первая клеточка делится на две абсолютных свои копии, будет испорч…

— Ты че, офонарела, что ли? — Его глаза округлились, и он не дал ей закончить. — Какие еще любовники, с дуба рухнула?! Передастся там чего-то!!!

— А что я должна была подумать? — присела она, обняв свои коленки и погладив здоровое теперь плечо. — Ты полез его защищать, обнимаетесь, слова эти странные — домой, пора домой, вот мне и подумалось. Я ведь так долго тебя ждала оттуда, вспомнила, только когда ты домой ко мне пришел, тогда ночью. Сам же говорил, что понял.

— Тьфу!!! Вот ты дура, прости господи. Какие, на фиг, любовники?!! Нуриев с Фредди Меркьюри, блин, — психанул Илья и переменил тон. — Вот видно, что у вас там не было никогда Высоцкого. Друг – это тот кому ты всегда доверяешь, как самому себе. Твое отражение зеркальное по жизни. Хотя Фреддич, конечно, надо отдать должное, единственный из нихкто по-настоящему достоин уважения. До последнего старался что-то делать, шевелиться. А потом дал пресс-конференцию финальную и умер на следующий день. Не у каждого характера хватит так держаться. Есть такое мнение, что все революции имеют одно трагикомическое свойство – они пожирают своих детей, в конце концов. И сексуальная революция — не исключение в этом. И в голове сейчас почему-то всплыло – Quantum satis. Что это такое не знаю.

— Это по-латыни. Сколько потребуется, — перевела Света и здесь же обиделась. — Ну а я что должна была тогда подумать? «Домой, пора домой», — это же у нас неофициальный гимн гомосексуалистов. И Фрэдди у нас тоже здесь не повезло со СПИДом. Правда, он, хоть и был примерный семьянин, а наркотиками иногда баловался с молодости, вот через иглу случайно и подцепил.

— Вот всё у вас здесь с ног на голову – в Америке коммунизм, в России – капитализм, Фрэдди – наркоман, Юра Хой почему-то гомосятину запел вместо песни про вчерашних простых пацанов с гражданки.

— Юра Хой? Это у которого «колхозные панки» какие-то, кажется, ты говорил?! — удивилась она. — А разве не Дик Страйд?

— Вот испортил же песню!!! Какой еще, на фиг, Дик Страйд?!! — помотал головой Илья. — Наверное, какой-нибудь упырёк гламурненький, поцелуй себя в хребет?!! Борода, сапожки, платьице?

— Да нет, — покачала головой Света. — Большой грузный дядька усатый, любит поесть и женщин, если я правильно поняла значение – «упырёк гламурненький». Да ты его, кстати, сам знаешь откуда-то.

— Первый раз слышу о таком. А «заднеприводных» чего тогда защищает этот твой Дик Страйд? — еще больше удивился Илья.

— Ну, песня обществу содомитов понравилась очень, они Страйду и заплатили огромные деньги за права ее использования на своих собраниях. Ты бы отказался от денег?

— Они ещё и «собрания» устраивают?!! Сказано в Писании: «И спалил бог к едрене-фене все эти Содомы и Гоморры. И ругался долго нецензурно, подключив в помощь тексты коренного питерца Сергея Владимировича Шнурова, наблюдая, как плохо горит мерзость и скверна, тлея едким дымом, и добавил еще пару молний, чтобы зарделся очищающий огонь. Но некоторые извращенцы всё же успели просочиться и заселили всю землю, осев токмо много в просвещенной Европе да в Америке, денежно и юридически подкованной. И стали они приставать регулярно к нормальным людям в Азии, Африке, да в Рассее-матушке, засылая свои гей-парады, акромя Таиланда, где и так их выше крыши, аж со времен Вьетнамской войны. И приходилось нормальным человекам постоянно защищать свои страны, отбиваясь от полчищ слабосфинктерных, настоящих и конъюнктурных, бородатых и полосатых».

— Ерничаешь опять, паясничаешь?
— Как уж не ерничать? Валяемся тут с тобой в чём мать родила, и устроили глобальное обсуждение про сантехников и тайную секту педерастов с фабрики «Петушок на палочке». Сейчас ещё перевозчик наш к дискуссии подключится, че-нибудь из «СПИД-инфо» перескажет… А, вообще, если серьезно, то разницу между п..ром и педиком знаешь?
— Нет. И какая же?

— П…р это чиновник, ныкающий по своим аналам средства, заложенные на строительство больнички для умирающих, или там «внучок», не постеснявшийся у старенькой бабушки последнюю пенсию из кошелька забрать, а педик — это педагогическая запущенность в генах, ведущая к конечной потери нормальной мужской энергетики в ряду поколений. То есть того, что вы, Светлана и ваши коллеги по женскому клубу, так любите. Наверное, наш покойный приятель — граф Орлов многое про то мог бы поведать, коли жив бы был.
— Митрохин, вероятно, насочинял?!! — улыбнулась Света «различию».
— Не а… на форуме одном для учителей прочитал. Народная мудрость.

— Понятно, — снова блаженно-задумчиво расплылась в улыбке Света, бросая руки кверху и легла опять на спину, потягиваясь мурлыкающей кошкой от удовольствия. — Ну а у вас Юра Хой кто такой? Какой-нибудь баритон оперный?
— Почему баритон?
— Ну у нас часто оперные певцы поют для простого народа задушевно так. Даже модно.

— А вот чего! Хворостовский! —  понял Илья. — Нет, парень из народа, с Воронежа. Это город такой на юге средней полосы России. Между прочим, у нас там Бунин родился.

— А ты откуда знаешь? Ты же весь такой грубый, образованностью не страдаешь!!! А вообще, чем больше я тебя нынешнего знаю, тем больше мне кажется, что ты нарочно дурачком прикидываешься. Тебе так удобней почему-то.

— Умным сложнее прикинуться. Особенно в стране, которой почему-то втюхнули роль побежденного в конце одного кромешного века предательств. Когда-нибудь я пойму, зачем меня запихали в другой вариант реальности, да ещё с разумом Иванушки-дурочка. Я и прочитал-то за свою жизнь всего пару книжек. Мне хватило, потом некогда было читать, да и не хотелось уже, денег от этого не прибавляется особо. Одна, значит, называлась — «Пятьдесят тысяч» Хемингуэя, ну там про боксера, а другая – «Ринг за колючей проволокой» нашего Георгия Ивановича Свиридова, он тоже боксером был. Наверное, в детстве и в бокс пошел после книжек этих?! Кто знает?! Но вот Бунина запомнил, учительница в школе говорила давным-давно. Она прямо этим Буниным бредила. По поводу и без его вспоминала. То про «Дни окаянные» начнет, то над «Таней» какой-то заголосит дурнинушкой.  Вот и я вспомнил.

— Не знаю, как у вас, а у нас Иван Алексеевич знаменит тем, что является автором многих эротических сюжетов, — улыбнулась Света. — У него встречаются предельно откровенные сцены. Свободная любовь, окрыленная ответственностью. Самое знаменитое – «Мануэлечка». Про славянку одну, отправившуюся по миру в поисках Любви. Она там как начала с первой страницы с капитаном парохода, пока муж-полицейский спал в каюте, отдыхая от своих «ночных бабочек» с участка, так весь роман и искала. В итоге вернулась домой и заказала себе альфонса, просто чтобы ему выговориться по-бабски. А он же должен был лишь молчать и слушать, пока она ему рассказывала все свои впечатления от поездки. И потом, ей, вдруг, начинает казаться, что она в этого альфонса потихоньку влюбляется… Дальше всё обрывается, и читатель додумывает, чем дело кончилось. Собственно, в этом, вся задумка книги. Мануэлечка сама повествует, ничего не стесняясь, она – просто женщина, ищущая свое маленькое бабское счастье. У нас даже фильм такой сняли, там мелодия, очень запоминающаяся…

— Ах, вот оно что!!! — задумался Илья. — Ну тогда это многое объясняет. Флорина Анатольевна, по прозвищу Шиншилла, за привычку хватать сердце от любого внезапного хлопка, регулярно дававшая этим повод для дебильного развлечения балбесам на задних партах, взрывавшим надутые полиэтиленовые пакетики и презервативы… оказывается, она тоже была дамой с секретом. Вам, Флорина Анатольевна, просто хорошего мужика не хватало.

— Фу, ну не пошли, пожалуйста, лучше расскажи уже, — снова обняла его Света, приподымаясь, и, перевернувшись во время неспешного разговора с живота на спину несколько раз, болтая ненавязчиво ухоженными ступнями в воздухе. — Что это за история с этим вашим «Домой, пора домой»?

— Ну ладно, — сдался Илья. — Слушай, если будет интересно. Жил-был в одной невероятно большой и смешной стране родом из ниоткуда мальчик Илюша Сорокин одна тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения. Ходили в той стране до поры до времени люди дружно маршем, орали на демонстрациях: «ура-ура», кидались на маленьких кухнях г… во власть под магнитофонные нетленки, пока та не слышит, да в рот ей же и заглядывали, когда оказывалась власть вдруг рядом и взирала сверху на г…метателей, отряхивая на них же их г… И всё хотели те граждане че-нибудь стырить, не важно что, но стырить, чего лежало без присмотра и очень-очень плохо охранялось. Ещё пеклись дополнительно те граждане дюже сильно о судьбах мира, всяким там «братским» режимам – «ази-гунга-рунге унга-зи гунга» отстегивали от зарплаты, да складировали зачем-то балконы с гаражами всякой шнягой. В той стране евреи, фигнёй страдать разучившиеся давным-давно, пожалуй, только одни умудрились свое еврейское «АО» на Дальнем Востоке организовать. А Сахалин, так вообще – русская Англия.

— Это ещё почему?!! — чуть усмехнувшись, поинтересовалась Света такому смелому утверждению.

— Ну я там был однажды в нулевых на заработках, в пут`ину их (в десятых годах работодатели уже свинством начали заниматься откровенным – кидать людей). А в нулевых ничего, вполне симпатично было. Пут`ина это так рыбный сезон называется, — пояснил Илья. — В общем, суди сама: кругом море, «Винни-Пухи» на каждом углу, без ружья и фальшфейера схавать вполне могут, сэры местные, «в Тауэре», бывает, сидямшие, и каждый второй островитянин – мистер Бин и Бенни Хилл в одном лице. Особенно, если рыбзики на горизонте появляются. Это так рыбнадзор на Сахалине зовут.  И, ещё памятник, помнится, мне как-то говорили, где-то в Южном есть убитому таксисту. «Кэбмэну», то есть. Я сам тогда не смог побывать, не видел… Ну а «русская» — потому что некоторым вечно че то не нравится, и всё хотят куда-то уехать, когда «фунты стерлингов» заработают побольше. Ну так, по крайней мере, мне «коренные лондонцы» зажёвывали. Что лажа, конечно, туманная, но имеет место быть… А ещё рок-клуб у них неплохой есть и свои фанаты.

— Допустим, — согласилась Света. — А дальше что?

— Дальше?! Так и жили, в общем, в той стране. Воруй, да торгуй с подполы, али с разрешения ментовско-обкомовского за бабки, да лозунги погромче толкай. Ибо, кушать и жить красиво хотели все, а лозунгами одними сыт не будешь, но и без них тоже было «незя» кругом. А то запишут в диссиденты всякие, да с работы выгонят, а то, и того хуже, в дурдоме хроником куковать запрут. Такая вот страна была. Спецы хорошие, десятилетиями взращиваемые, на фиг никому были не нужны, а словоблудие всякое да отчётность беспонтовая  были за здрасте.  Ну, и вот, в девять лет, значит, маленький гражданин этой страны Илюша сам записался в секцию бокса, потому как жил в таком «гоп-сити», где нельзя было быть дистрофиком ни в коем случае. Благо со спортом в той стране было относительно нормально до развала. Не совсем же полные кретины управляли, помнили еще кто Москву отбил, да погань фашистскую гнал до Берлина, как те девахи-каскадерши у Тарантиныча долбанного маньяка по дороге гонявшие. Логика такая же. И это правильно, по-своему. С отморозками одними только книжками трудно справиться. Швырнуть, разве что, в башку пустую томом потяжелее.

— Аверчинск, одним словом, — подбодрила Света. — Ну а отец у мальчика этого был? Что он не мог защитить сына?

— Отец уехал в командировку, когда Илюшеньке было два годика да так назад и не вернулся, как ему рассказывала мать. Правда, когда подрос Илюха, видел он эту командировку. Тетя Лена звали, в соседнем дворе жила.

— Ах, вот оно что, — с интересом кивнула Света. — Ну а дальше?

— Ну а дальше пацан хотел вырасти да набить папке рожу за такие дела. Мать, конечно, тоже в свое время писала во всякие профкомы – райкомы, чуть ли не до Кремля, требовала назад вернуть, восстановить ячейку общества и всё такое в этом духе. Наивная, если честно, тоже насмотрелась фильмов, да книжек начиталась. Батяню пропесочили для отчетности да отстали, и тринадцатой зарплаты лишили для порядка, а он всех послал куда подальше и по фигу на всю малину, пережил и это.  А потом пацан его брошенный подрос да, как у нас говорится, — програссировал Илья, — «понять, простить». Митрохин как-то говорил, вычитал где-то – счастье мужчины, если он успевает повзрослеть до двадцати, несчастье – если до тридцати, и огонек в Забриски Пойнт Кукушонкину – если до сорока.

— Что такое «огонек в Забриски Пойнт Кукушонкину»? — не поняла Света.

— Я сам толком не понимаю, но на митрохинском языке это почему-то означает: оторвать яйца, — пояснил Илья и продолжил. —  Ну, короче, я небольшой любитель красиво нажёвывать о самом важном, как могу, так и объясняю.  Нельзя, в общем, жить с нелюбимой женщиной. Но, бывает такое – «запилы» не очень весело кончаются. Пацан сам вырос и успел развестись. Папа, правда, и тетю Лену особо не любил, заглядывая иногда еще к тете Даше, что на верхнем этаже.

— Какой он, однако, игривый!!!

— Да уж, мартовский кот, — продолжил Илья. — Мы отвлеклись. В общем, жил да был себе этот пацан и девять лет отходил на секцию бокса. Тренер его, Евгений Потапович, мужик серьезный, отстоял свое детище, клуб спортивный, в лихие девяностые, не бросил своих учеников.

— Лихие девяностые?!!

— Ну, было у нас такое время дикое и интересное, всего так и не расскажешь… Потом уже настало совсем другое «кино». Бандюки постреляли друг друга в итоге, выжившие стали солидными немолодыми дядями с проседью и аккаунтами, также как «Снежаны, Сюзанны и Шарлоты» с предпенсионным возрастом обрели свои нормальные имена по паспорту, всё что можно было поделить — поделили, и, наступило обещанное светлое будущее: совок с легальными торговыми центрами и промо-акциями, где каждому в очереди, типа, может улыбнуться халявное маленькое щасье…  А тогда, в девяностые это была настоящая беспредельная эпоха бандита Серёжи-жмуродела с голосом Гальцева и детей в обносках бывших полуголодных инженеров-ракетчиков. Короче, когда СССР загнулся, и те самые «спецы», при первой же возможности, бросились валом бежать из государства-трупа, швыряя в покойного напоследок всё тем же г… из обгрейденных видеодвойками плазменных г…мётов, а не просто из дедушкиного древнего бердана. Сдали, короче, американческому киберпанку всю СССР-у с потрошками всякие мутные перестроечные любители фантастики…Осталось одно «купи-продай», да конкурента слей-закажи в бывшем том СССР-е. Влада Листьева, помню, когда застрелили в подъезде твари какие-то, так весь город в аут ушёл от офигения в тот день. Да что там город!!! Вся страна. По телевизору дня три один только портрет траурный в рамке показывали. Это у нас такой журналист классный был в девяностые. От Бога, как говорится. Его все нормальные обычные люди любили из бывшей совдепии.

— Да, всегда жаль безумно таких личностей!!! На них закон вселенского, сам знаешь, чего, не распространяется. Поэтому, чаще всего происходят печальные внезапные вещи… Но, ты, кажется, что-то где-то уже говорил про свои СССР? — напряглась Светлана, силясь тщетно вспомнить момент. — А я уже подзабыла. Что есть СССР?!! Теперь моя очередь настала расшифровку аббревиатуры спрашивать. Помнишь, ты у меня спрашивал, как СССР расшифровывается?!

— Ты будешь слушать или аббревиатуры разгадывать? Да, у нас тоже был СССР. Только расшифровывался по-другому: Союз Советских Социалистических Ребятишек.

— Ну надо же!!! — всплеснула руками Света, обнажив на мгновение прекрасную грудь. — А дальше?

— А дальше в 97-м оказался Илюша на автобусной остановке, сбацал там «макарену» немножко. Я тебе уже рассказывал при знакомстве.

— А, ну да, ну да, — вспомнила Света, тряся головой и распущенными шикарными темными волосами.

— Ну вот, значит, попал Илюша в ряды вооруженных сил России, долг Родине отдавать. У нас любой нормальный здоровый мужик должен там побывать.
— Зачем?

— Ну, надо, — ответил Илья, проведя аккуратно, словно по карте, ладонью по женской белоснежной коже спины с малюсенькими родинками, под упомянутой распущенной массивной тягучей темно-русой волной густых волос. — Чего пристала? А в 99-м его отправили в славную республику Ичкерию, где безобразничали тогда горцы-отморозки, на американские да арабские бабки обижая простых людей, мразоты недоушатанные. Политика у них такая приключилась. Старая лживая сцука.

— Ичкерия? — удивилась Света. — А у нас это маршрут туристический кавказский.

— Ну, в мои 35, там тоже относительно спокойно, хотя кое-где ещё можно в яму загреметь, и уж я бы точно не поехал по местам «юности в сапогах», — продолжил Илья. — В общем, всю мразь из девяностых, которая всем тогда там заправляла, постепенно в ад отправили, где ей самое место, да кое-кому из «спонсоров» в славном городе Лондоне карачун оформили. Ну и, в итоге, огромными бабками на несколько десятилетий угомонили, хотя и дальше еще бегали гоблины по горам и прятались по пещерам, как тараканы по щелям, кому от «пирожка» бюджетного не досталось. Пока однажды не пришли у них умные адекватные люди, и не прозрели чеченцы, что их, оказывается, всего около двух миллионов в целом Мире, а вокруг маленькой, но гордой Чечни кругом одни бывшие советские республики, да большая Россия с боку, которую, вроде как, незачем уважать, ибо ты её доишь, и ноги вытираешь об неё же, а она тебе в ответ госдотации, а не мешок жёстких дюлей для животного страха, в духе изменения локации от товарища Сталина (любил наш усатый несмешной анекдот всякие тролль-демотиваторы). Поэтому останься они со своей «гордостью» один на один с «добрыми» западными партнерами, да с «османскими» дикими голодными и злыми, как миллион собак, братьями по религии – раздавят, короче, катком, и не вспомнят, если понадобится. Не раз, и не два бывало. Вот такие «госдотации». Поэтому, призадумались ичкерийские, хорошенько призадумались о грядущих перспективах для внуков и правнуков в условиях подступающей глобализации компьютерного века…А до того момента вели, надо сказать, орлы горные на равнине себя так, словно победили в республике какой мумбаюмовской в диких джунглях мамы Африки. То с АК-74 посреди бела дня вверх палить начнут, чуть ли не на Красной площади, словно они там хозяева, то мосты, никоим образом с ними не связанные логически, в культурной столичке, начихав на мнение горожан как хотели, так и нарекали… Было о чём покубатурить парням, вспоминая свое угарное двадцатилетие на фоне «зелёнки».

— Какая-то история с генералом Ермоловым во второй раз. А что такое «зелёнка»?!!

— Лес ичкерийский после зимы ушедшей красой зеленой наливается и каких там только «лесных зверюшек» ни встретить в это время?!! Про генерала Ермолова наслышан. «Но я боюся вам наскучить. В забавах света вам смешны, тревоги дикие войны». Это Лермонтов. Тоже отчаянный был поручик. Сколько раз в рукопашную ходил с черкесами?!! Его там частенько вспоминали пацаны наши. Только в этот раз Шамиль сдаваться не собирался – его тварюгу ракетно-бомбовым ударом и угостили. Раз и навсегда. И остальных всех его педокорешей, простых людей резавших как скотину, туда же отправили, — продолжил Илья и замолчал.

— Ты так зло об этом говоришь, словно они все тебе лично что-то плохое сделали?!! Почему?!! — удивилась Света. — Любая война – это же, в первую очередь, бессмысленная гибель невинных. Неужели над ними нельзя просто сжалиться по-человечески?!!

— Можно, и даже необходимо. А ещё можно сказать – моя хата с краю, ничего не знаю… Особливо проникновенную речь толкнуть перед теми, кто рано или поздно, придет забирать эту «хату» у тебя, а заодно твоих жену, детей и жизнь. А ты их «пожалеешь» и словами всякими сильными мудрёными удивишь, против их убогоньких каких-нибудь «М-16» и «Орлов пустыни», — согласился Илья задумчиво. — Поэтому ты не обижайся, пожалуйста. Но, я тебе про «Третий рейх» напомню, и про то как ты с Тимуром заложником Системы оказалась по незнанию… Так примерно все войны и происходят.

— То есть?!!

— Одни в сторонке стоят, рассуждают начитанно и умно о бессмысленности телодвижений, а другие влезают будущими отрезанными культяпками в ад, потому что не могут по-другому. И не получается. Там всегда страшно, но объясни это погибшему от пули снайпера русскому пацану двадцатилетнему из сводного отряда, прикрывавшему до последнего вздоха отход раненых боевых товарищей из окружения. Потому что больше некому было прикрывать. «Люди с характером – это совесть того общества, к которому они принадлежат» – напишут эпитафией на могиле того пацана. Кто-то прочитает, запомнит… На них, «людях с характером» это общество и держится, иначе бы его, общество, раздербанили на куски уже давным-давно шакалье всякое, власоглоты, и точка. И лучше всего эта истина однажды вполне заслуженно осозналась на моей Родине – России. А потом и дальше по остальному Миру распространилась.

— Даже так?!!

— Представь себе. «Русский наш народ, как военный взвод – вытерпит и выдержит, и всё переживёт…»(*10) С армейки когда Илюша вернулся, песню такую одно время гоняли по винампам доисторическим, да последним магнитофонам кассетным. Слова правильные, хоть ребята сочинившие, из Германии, имели очень и очень далекое отношение к сути сказанного. Ну, это, вообще, «в традиции» русской было — рассуждать о малоизученном, а потом, бац, и пальцем дырку в небе проткнуть. А как получилось, хрен его разберет… Так что такая у нас тогда война гражданская была. Чеченцы же номинально были гражданами той же страны, что и русские Ваньки, параллельно друг друга дефрагментировавшие за бабло. А потом началось, когда всё посыпалось как домик куклы Барби… Чеченцам одно время выделил дедушка Лебедь фактическую полупризнанную независимость, правда, предварительно угробили там бездарно папаши-генералы в первый раз мал-мала тысячи молодых жизней. Да разве могли тогдашние главные нохчий со своими кровожадными замашками хоть какой-то мир в измученной республике организовать?!! У них же всё упиралось: кто кого «замочит», тот и прав. Это всё равно, что Чикатило министром образования назначить (маньяк у нас такой был, в школе работал учителем). Поэтому, история закономерно скатилась во Вторую Чеченскую, когда всё что могло быть разворовано-разворовалось в той «независимой» республике, а дальше просто осталась чудесная перспектива для банальных «гоп-стопов», да похищений людей с целью выкупа… Вот там, собственно, наш Илюша и оказался однажды.

— Ну зачем?!! Зачем это всё?!! — чуть не расплакалась обнаженная Света от обнаженного же бессилия. — Ведь Бог — это Любовь, Сострадание… Её враг Абсолютное Зло – это отсутствие элементарной жалости и сожаления там, где ещё возможен и оправдан маленький шанс на обратное. Ведь всё зло… от эмоционального невежества, нравственной пошлости!!! А нам так хорошо было вдвоем вместе только что!!! Разве это зло, а не Любовь?!! Неужели трудно жить в мире?!! Неужели от того что кого-то убивают и калечат становится хоть чуточку лучше?!!

— Вопрос на который, пожалуй, никто не сможет дать ответ в целом мире, даже Бог в своём истинном качестве, — вздохнул Илья. — Но, я думаю, людская справедливость и возможныйответ в том, что спустя века здесь в конце времен никто уже не смог вспомнить хотя бы одного «Иуду блокадных зим»(*11), а вот девочку Таню Савичеву и детишек с детского садика, взорванного фашистским фугасом, и похороненных в общей братской могилке на Смоленском кладбище в Питере… их метафизической болью ощущали, и не забывали никогда после. А Сеть хоть и пыталась на первоначальном этапе стереть эти «ненужные» чужие болезненные воспоминания, да так и не смогла – они всё время восстанавливались невероятно… и отстала Сеть, встроив их, в итоге, в свою структуру.

— Как это всё печально!!! — припала женщина на торс мужчины, обнимая. — Неужели цивилизация не могла найти никакого иного пути для своего развития кроме такого?!! Я никогда не могла понять Систему в этом.

— Её никто не мог понять в этом. На то и Система, — посмотрел Илья вокруг на уютную обстановку перевозчика «разбавленную» небольшим хаосом, устроенным людьми, с их естественными страстями и желаниями. — Но, благодаря всему этому жуткому горю в XX веке, моя нынешняя страна, Россия, парадоксально, непостижимо выжила и воспрянула в совершенно новом духовном качестве, сколько бы её не давили и не рвали на куски жлобы всякие до Воскрешения Руси, её Деревеньки невинной и Города на четырёх ветрах… то есть там, где случилось однажды большое начало эпохи настоящего понимания ценности Жизни. И никаких тебе затасканных «рассея с колен» и всякого-такого имперского флуда-порожняка. Да и все бздуны сами, добровольно, отправились в санатории-профилактории на лечение своих медвежьих гастроэнтерологий – просто однажды, вдруг, с утра-пораньше, в понедельник, нового месяца…какого-то нового тысячелетия, правда, посреди бухгалтерского года, надоело им всем пить эрзацмочу, перетекавшую из башки в начальственный стакан, да интуристов-капиталистов «обслуживать» где угодно, лишь бы подальше от папиных «Жигулей»(*12). А косолапый, покровитель Руси, и правда, феноменально и загадочно запомнился ещё одному маленькому мальчику похожим на отбегавшего своё человека, когда не дожил зверь до рассвета, и не он, а его охотник «переиграл» на спущенную шкуру…

— Ладно, мне всё понятно. Я всегда любила слушать твои своеобразные «выкладки», когда ты был ещё Тэддом и возвращался обратно, — улыбнулась Света печально, глядя на любимого, словно предчувствуя что-то недоброе и неизбежное. — Ну, а дальше?!! Что дальше было у мальчика Илюши в Ичкерии?

— А дальше… Дальше в двухтысячном пришел у Илюши дембель. Кончилась его война. А он, надо сказать, не один служил, а вместе со своим дружбаном, братом названным, Васькой Митрохиным. Это он мне про генерала Ермолова рассказывал. Ну, ты в курсе насчет Митрохина. Сама же только что мне пыталась рассказать какие мы с ним «озорники», чуть ли в колготках кожаных, да в перьях Филиппа Бедросыча.

— Да уж, лицезрела. Сама «деликатность» ваш друг-приятель!!!

— Ну такой вот друг-товарищ у Илюхи. Вместе в садик они ходили, потом в школу, на бокс тоже гоняли вдвоем, ну и в армию вместе их забрали. Не стал мазаться Митрохин от армейки, хоть и мог. Вместе с другом своим туда отправился. Представляешь?!!.. А затем и дембель одновременно пришел у них. Ну и, значит, повезли друзей на военный аэродром, в Россию-матушку возвращать. А дорога, надо сказать, проходила через глухое горное ущелье, где одни сталактиты да козлы высокогорные бегают. Ну, вот их коробчонку-то там и встретили.

— Встретили? Кто?

— Ну как — кто? Чехи. В смысле, ичкерийцы в засаде. Разбомбили на хрен всё, а из живых остались Илюша Сорока да Васька Митроха. Обоих контуженными притащили к царьку одному горному Муртазару. В общем, поглумились эти сволочуги над пленными, побили-попинали по почкам да по головам и в яму скинули. Так стали Митроха да Сорока рабами у них. Гоняли на всякую шнягу: то на поле минное, то по двору заставляли шестерить. Это тебе ответ на твой вопрос — чего они Илье Сорокину сделали лично. Дальше будет ещё «веселее». Митроха не даст соврать, и вполне был бы солидарен с когтями Фредди Крюгера, если б тот заглянул к этим «пионэрам» ичкерийским в их развесёленьком ералашном детстве.

— А что же пленников свои-то не искали? — удивилась Света.

— Война тогда в самом разгаре была. До простых солдатиков никому дела не было. «Рядового Райна» по телевизору больше спасали… а у нас, в основном, — «любо, братцы, любо, любо, братцы, жить…» и папики столичные глупые, не понимающие, что без солдатиков наших у них давным-давно бы кранты приключились, а со;сок их на понтах маникюрных, распихали бы по гаремам, да конюшням для пущей ржаки. А то и экспонатами бы сделали выставки мадам Абажур какой, для извращуг всяких… Вот если б генерала какого захватили или там дипломата навороченного, тогда бы да – поднялся б шум до небес. А так — что с простых солдат-то взять?! Бабки от их спасения не прибавятся, а приказа о «благотворительности» никто сверху не спускал. Отчитываться не надо… В общем, продолжалось это всё года два. А однажды Муртазар вернулся злой как собака, видимо крепко ему досталось от наших. Но тогда был у них какой-то праздник религиозный, нельзя было пролитой кровью портить. А у него же кипит всё. На ком зло выплеснуть? Вот он и вспомнил про рабов своих из русских. Вытащили их из ямы, побуцкали вначале как следует, сняли первую злость, а дальше спрашивают:

– Хотите домой?

А кто ж не хочет-то? Те ушам своим не поверили. Обрадовались было. Да не тут-то было. Говорит им Муртазар, мол, вот что, собаки русские, благодарите небо, нельзя сегодня кровью вашей поганой землю осквернять. Но мне хочется, чтобы вы оба сдохли. Но одного я всё же отпущу в честь праздника, чего с вас взять? Только я не просто отпущу, а должен он будет своего дружбана в яме, где вы два года просидели, живьем закопать. Выбирайте кто кого. Неслабо так, да?

— Как это — закопать Живьем? — удивилась Света.

— Ну берешь лопату в руки — и вперед. Пленники вначале-то отказывались, мол, рехнулись, вы, что ли, господа террористы, как можно живьем человеков-то закапывать?!! Им и говорят: не хотите – не надо. Сейчас вздернем обоих на суку где-нибудь в леске — и сказке конец. Хотите? Тоже ведь без крови? Ну, понятное дело, надо решать. Митроха первый вызвался. Чехи посмеялись, мол, молодец, все вы русские такие, вот мы — славные орлы горные — никогда бы друга не предали. Друг для нас – святое. Короче, дают напутствия, рассказывают какие они храбрые да мужественные, в тридцать бородатых рож с автоматами против двух безоружных пленников. Тоже, правда, с бородой уже, но не важно. Вскоре Илюшеньку пинками-то в яму обратно и запихали. И вот сидит он в этой яме, жизнь вспоминает непутевую свою да проклинает матом Митроху, который дружбу предал да друга родного живьем закапывает. А тот плачет, но лопатой работает. Чичи ржут, на камеру снимают, мол, мы тебе на адрес в посылочке пришлем, как смонтируем. Суть да дело, скоро сказка сказывается, да еще быстрее Илюшу закапывают живьем. До самого верха яму утромбовывал Митроха, слезы лил, да так натурально. Одним словом, вскоре всё было кончено. Обезьяны эти кишлачные не обманули, отпустили Митроху, угостив автоматом по хребту напоследок.

— Не поняла? — Света приподняла голову. — А ты как же? Ничего не понимаю…
— Заинтересовал?
— Еще бы!!!

— Недаром говорят, никогда не надо отчаиваться. Утром Муртазару доложили, что кто-то ночью угнал джип и двинул одному из его джигитов по башке чем-то тяжелым, отправив того баиньки до утра. Да еще автомат у него с боекомплектом забрал. Бросился туда Муртазар, почувствовало у него сердце, что кинули его жестоко — как школьника, а он стал посмешищем. И не подвело сердце-то его. К реке приехал, походил, понюхал и смотрит — из кустов яма какая-то на него глядит чернотой, как глазница у черепа. Он туда, а там туннель, но только ползком. В общем, заслал он туда одного из своих верных джигитов. Через какое-то время вернулся разведчик и говорит – небольшой такой туннельчик, глухой и упирается в землю. Что за на фиг, не понятно. Тогда полез Муртазар сам, да предварительно закрепил на себе GPS-маячок (снабжали их америкосы тогда, не слышит Джонни нас сейчас, всякой хреновиной, лишь бы русских уничтожить побольше). И вот уперся он в землю, по этому туннелю таинственному проползя. И приказывает – копайте. Я внизу. Вскоре откопали. А когда вылез Муртазар, то взвыл как раненый хищник, ибо оказался рядом с бывшей ямой, где вчера закопали русского. Приказал искать жмура. А там никого и нет. Понял он всё. Бросился в погоню, да куда там?!! Тю-тю, ищи ветра в горах.

— Ничего не понимаю, — удивилась Света. — Как так? А куда ты делся? Что за фокус?!!!

— Коперфильд просто. Трюк «обмани боевика». Я ж говорю: никогда не надо отчаиваться. Это ещё Суворов Александр Васильевич говорил. Русский солдатик смекалкой своей силен, а злыдни эти никогда не считали русских полководцев и солдат достойными противниками. Мол, мы самые лучшие воины, а вы все валенки и бла-бла-бла. Короче, смотрела «Побег из Шоушенка»?

— Нет, а что это?
— Это фильм такой американский. Не только они «маячками» снабжают людоедов всяких, есть и хорошие вещи у них, человеческие… Там, короче, мужик один пожизненное получил за убийство. Ну, у него времени много было, он за десять лет ложкой в камере подкоп-то и выкопал да свалил на все четыре стороны.

— А землю он куда девал из камеры? — не поняла Света. — Ел ее, что ли?

— Вот хорошо, что чехи тоже не видели это кино, а то бы точно нам тогда с Митрохой кирдык пришел, если бы они догадались в яму поглубже заглянуть и увидеть маханькую такую темную дырдочку, через которую только очень худой мог пролезть. А они это не сделали: во-первых, куда из нее пленные денутся; а во-вторых — воняло там жутко. Представь, в каких условиях мы там находились. Нам даже ведро не дали гадить. Ходили мы в отдельное место, где воняло не так сильно, но всё равно воняло. Там за два года такие «торосы» наползли, даже вспоминать не хочу, аж мутить начинает.

— Ладно, давай без подробностей.


— Я и без подробностей, просто говорю, воняло там жутко, а эти чистоплюи высокогорные даже туда не заглядывали особо. Так, глянут сверху, погыгыкают про русских собак — и всё тебе. Ну, а теперь возвращаюсь к предмету рассказа. В фильме этом главный герой десять лет делал подкоп, а землю из камеры уносил в карманах одежды во время прогулок заключенных. Выйдет, пройдется, из карманов незаметно высыпает. И так десять лет. А когда свалил из тюрьмы, никто ничего не понял, и не врубились даже, как в камере подкоп можно было сделать незаметно. А вот оказалось, что можно.

— Забавно!!! — усмехнулась Света. — Я начинаю понимать, ха-ха. Ну а Юра Хой-то здесь при чем?

— Дойдем и до него. Был бы я тогда один — точно бы хана мне, а чехи еще одну ошибку сделали. Им-то и невдомек, что Митроха с горшка ещё рос хитрой рожей. Он и поумнее меня был. В школе не особо заморачивался с уроками, зато книжки всякие еще читать успевал вечно. В институт хотел поступить, но потом вместе со мной в армию понесло, романтики по юности захотелось. Вот он мне про этот фильм-то и рассказал. Ну мы и решили: пока они нас не грохнут, надо копать, что есть сил, а там будь что будет.

Вот так мы с подачи Митрохи и скосплеили идею с фильма иностранного. И стали с ним копать каждый день как могли. Вначале руками — все пальцы измутызгали — потом камнем. Нашли его в яме, наточили о другой камень. Потом Митроха где-то в полу нашел железяку какую-то. Мы ее тоже наточили и, как отверткой, ею ковыряли. Ну а потом, как погонят нас на работы какие, мы земли наберем кто куда и выносим, кто сколько может. Сил-то у нас тоже не так много было. В общем, вот так два года мы с ним в две смены и копали. Выкопали туннель такой высоты, чтоб ползком пролезть и сверху ямы его не заметно. Всё боялись ужасно, что подсадят еще кого-нибудь левого, или не дай Бог, в другую яму закинут. К счастью пронесло. Ну а, когда Муртазар решил одного из нас закопать, мы с Митрохой разыграли весь этот спектакль для ичкерийских «критиков» театральных. Митроха мне еще сказал тогда, что боялся ужасно, мол, расстреляют и всё. Туннель-то у нас не докопан был еще. Нет, отпустили его, мол, топай, шакал, мы тебя на гражданке найдем, приютишь наших воинов, когда понадобится взорвать чего-нибудь или еще какую пакость совершить. Ну, тот в слезы, чуть ли не руки им целовать, спасибо вам, оставили, мол, в живых мою никчемную шкуру. Эти еще поглумились, пинка под зад Митрохину, вывезли с закрытыми глазами подальше, да и выкинули в чисто поле, дальше сам доберешься коли с голода не сдохнешь.

А Митроха-то возьми, да и вернись назад. Как он это сделал, для меня до сих пор загадка. Говорил, мол, на слух и запахи ориентировался. Не знаю. Есть, у нас такая присказка, тоже из девяностых – жить захочешь, ещё не так раскорячишься…Но Митроха вернулся к вечеру. По нашим расчетам, подкоп шел к реке. Вот туда Митроха и бросился. Видит: сидит какой-то бородатый упырь и на воду любуется да бороду свою полощет. А рядышком джип его. В общем, подкрался он к этому бородатому Мойдодыру, да отоварил его сзади по башке камнем со всего размаха. Тот вырубился. Бил-бил его по башке пока вся злость не вышла, думал к праотцам отправил, оказалось – нет. Крепкий котелок у бородатого приключился.

Он пульс потрогал – живой, связал его, да нашел в его машине не что-нибудь, а автомат Калашникова и даже лопатку саперную!!!

— Повезло!!!

— Да уж!! Не то слово!!! Как же нам ее не хватало все эти два года!!! Митроха хвать ее — и к земле припал, слушает. Очень напрягся, чтобы хоть как-то расслышать, потому что знал, как я буду докапывать. И вот он ничего лучше то и не нашел, как вспомнил эту песню Юры Хоя и давай ее петь потихоньку. А я, естественно, копаю, но уже из последних сил, потому как жрать нам давали где-то с неделю назад, и чувствую, что еще немного и сдохну под землей этой бабайкиной. А здесь слышу, голос – песню хоевскую поет. Ну, тут сил то у меня и прибавилось на порядок, как у той батарейки разряженной, которую покусали. Я тоже в ответ давай горланить, как кошка, ни слуха, ни голоса. Да плевать с высокого небосклона, духом на тумбочке и не то орал. Митроха меня услыхал и давай лопаткой размахивать, хотя тоже уже далеко не богатырь, оба как глисты. Вот часа через два мы с ним и встретились. Я большей радости тогда в жизни не знал.

— Я представляю, чего там с вами было в тот момент!!! — Света прижалась к Илье.

— Ладно тебе. Нам тогда не особо было, это потом истерика у обоих случилась, когда свалили далеко от этих Дунканов Маклаудов из клана Маклаудов. И смеялись, и плакали, и просто по земле ползали, целовали лопатку эту. А еще, когда уезжали, чех этот очнулся, а я заметил, подбежал, ткнул его по роже-то, АКМ выхватил да затвор передернул. Митроха мне по автомату — хрясь.

— Тихо ты, башкой своей думай – палить начнешь, услышат друзья его, тогда всё коту под хвост.

Ну, я лопатку-то саперную взял и говорю:
— Пиндец тебе, кандом бородатый, сейчас кишки живьем выпущу этой лопаткой, а потом череп вскрою и нассу туда. Тот заверещал, как поросенок. – Русский, русский не убивай, пожалуйста, у меня детки дома мал-мала, папку ждут. Ну, я плюнул, да двинул ему в рожу прикладом, и не стал убивать, вырубил только. Хотя если б ты знала, чего мне тогда стоило сдержать себя и не раскроить ему череп?!!!

— Да, представляю!!! После такого даже Лев Толстой бы крови захотел!!!

— Не знаю, как там Лев Толстой, но мы его еще попинали для разрядки нервной да оттащили в лес, и по газам. Сколько ехали, не помню, но долго. А потом Митроха вылез поссать да исчез с концами. Я тогда понять не мог ничего, куда он делся?!! Пошел к кустам отлить, раз — и нет человечка. Походил, покричал его – нет нигде, и всё тут. Ну, делать нечего, сам добрался до нашего блокпоста. Я, кстати, первый раз тогда за руль и сел. Хорошо машинка на вариаторе была, понтовая по тем временам. Наверное, поэтому на гражданке в итоге и стал таксистом. А здесь оказывается, что занесло Митроху в этот Третий рейх гребанный, а я сам, выясняется, часть Системы.

— Как интересно это всё. Ну а скорпион — это что?

— Наколка армейская. Отличительный знак тех, кто участвовал в боевых действиях на Кавказе. Да и не только. Много там у нас народу с искалеченными душами осталось. Ещё одно потерянное поколение, короче. — Илья прикрыл глаза, нехотя вспоминая свое прошлое и решил переключить разговор на другое. — Слушай, ты говорила, что знала меня хорошо раньше…

— Не спрашивай, давай я позже всё тебе расскажу. Просто знай, что всегда должен быть тот, кто любит, тогда легче. Ты сам меня когда-то этому учил. — Света прижалась к Илье и начала его целовать, а затем произнесла: — Перевозчик, два бокала «Клекочущего орла», будьте любезны.

Из воздуха неожиданно появились два бокала на подставочке и Светлана, протянув руку, взяла их в ладонь. Обернувшись, она протянула бокал Илье, улыбаясь застенчиво и мило. — За наше будущее. За тебя и твое возвращение.

Взяв бокал и, буркнув от смущения. —  Старина Мак когда-то говорил в киношке: наслаждайтесь жизнью, дамочка – она у вас одна(*13), — Илья выпил с любящей его женщиной на брудершафт. Бокалы разбились и здесь же исчезли, а губы их слились в поцелуе.

Казалось, это будет длиться Вечность. Однако неожиданно раздался звук открываемой двери перевозчика и какой-то тихий-претихий треск два раза. Света неожиданно дёрнулась всем телом и, обмякнув, повалилась на Илью, даже не успев обернуться в сторону звука. По её спине вдруг неумолимым алым ручейком потекла живая ещё кровь…


Сам Илья не сразу понял, что произошло и, лишь увидев в проеме двери Чучина, обнимая обмякшее тело мертвой Светланы, дико заорал:
—  Неееттт!!! Будь ты проклят, с…

Докричать он не успел. Чучин достал еще один пистолет и выстрелил Илье в хвост скорпиона на плече.
— Без вариантов. Мало, конечно, приятного, что с ней всё так получилось. Но вы сами меня вынудили и вызлили… Видимо, Моцарт, и в самом деле, обречен, как и все остальные, на пресс бытия(*14)?!… Перевозчик, тело кремировать, и немедленно стереть из памяти всё, что ты здесь видел, как только я закончу. Это приказ.

Илья, схватившись за дротик и сжав зубы, вытащил его и даже попытался бережно уложить Светлану, но в следующую секунду голова его закружилась, и он отключился, успев увидеть, как Чучин достает огромный нож-пилу «рэмбоид» и направляется к нему.

4
Очнулся он на заднем сиденье какого-то автомобиля, связанный по рукам и ногам, с накидкой на голое тело и с кляпом во рту. Он весь дернулся, пытаясь развязаться, но перемотан был основательно и, как ни крутился, развязаться не смог.

Сидевший рядом Чучин усмехнулся:
— С возвращением, что ли? Я тут накинул на тебя тряпки кое-какие. Не сидеть же мне рядом с мужиком голым?!! Сам понимаешь. А гардероб тебе подбирать времени не было, извини.

Илья что-то промычал в ответ, еще больше дернувшись.
— С возвращением! — повторил Чучин, теперь уже констатируя и похлопав Илью рукой в кожаной перчатке. — Да ты не дергайся. Я понимаю, любовь-морковь и всё такое. Ностальгия. Сам «переболел» однажды. На, полюбуйся, Ромео. Я, кстати, её тоже, как и ты Мэри, расписал до неузнаваемости. Нравится?!!

Он достал из бардачка стопку фотографий и бросил их Илье. Фотографии рассыпались, и Илья увидел на них изображение вначале обезображенной до неузнаваемости мертвой Светланы, затем её же полураздетой, а после и обнаженной с различными мужчинами, также раздетыми, и в самым откровенных позах. Илья еще сильнее замычал и замотал головой, задергавшись всем телом, скидывая эту фотожабу с себя.

— Я так и думал, что не понравится. А по логике Бориски Моцарта мне должно было понравиться в свое время, после моей просьбы отпустить меня по-человечески на тихую жизнь с Мэри, — кивнул Чучин в ответ. — Ты можешь мне не верить, но она, эта твоя Светка — шлюха еще та была. Хоть, и расфуфыренная, вся невозможная из себя. А работа у нее, всё равно, такая приключилась – подкладывали под кого надо. Вот и под тебя тоже.

Илья запыхтел и еще больше задергался, изгибаясь на сиденье.

— Но-но-но, — похлопал его Чучинал. — Не дергайся, может, поживешь еще пока. Ты мне нужен живым, по крайней мере, до Святомарийска. Мы, кстати, снова в двадцать первом веке. В старых добрых временах копий, а не оригиналов-прототипов, если ты, вдруг, несколько подзабыл от пережитого, для чего тебя сюда притащили… Так что, я даже уже «позаботился» немного о тебе: влил в твою пасть сивуху балалайкинскую, чтоб ты не сдох тут раньше времени. Знаешь, она всегда так неповторимо кричала по-женски во время секса, это вся корпорация знала. Вот и в последний раз она делала это с тобой с особым каким-то упоением, я аж заслушался поначалу, решил вам дело до конца довести дать. Что удовольствие портить?!! Не хорошо это, плохо. Видимо чувствовала она, что скоро – всё, амба?!! Но по части ублажения у нее был несравненный талант, как смычком по струнам водила. Говорят, в юности она музыкой занималась. У нее даже имя второе специальное было. Фрида-Скрипка. Бывало, как начнет смычками баловаться — дерите марш, маэстро…

Он чуть усмехнулся несколько глумливо, и Илья двинул с силой головой, пытаясь боднуть Чучина.

— Ай-ай-ай, — покивал тот в ответ. — Расстроил немножко?!!! Какая мерзость!!! Я сейчас продолжу. Ты не забыл — у меня в заложниках твоя дочь и женушка? Наследство от покойных любезных Орловых, Гришки и сынка его, Гошки.

Он подкинул в руках собранные между собой два фрагмента кубика Рубика, которые забрал у Ильи. — Что ни говори, а все-таки умный он, скотина, был. Так всё рассчитал точно, что без двух твоих фрагментов он никуда не денется. И ты ни с одним, ни с двумя ничего не напортачишь.

Илья догадался, что Чучин говорит про Моцарта, и не ошибся.

Тот продолжил, снова подкинув кубики:
— Никто, кроме него, не мог додуматься до универсального ключа от провалов. Ходи где хочешь, и Система тебе ничего не сделает, все датчики возле ключика в ступор когнитивный впадают. Круши, громи что хочешь. Всё нипочем. И никаких тебе перебитых кодов и сомнительных общений с тупыми Балалайкиными, в случае чего никто не сдаст. Теперь ключик у меня. Осталось совсем немного. И ты мне поможешь, а там, может быть, поживешь еще, если хорошо будешь вести себя. Обещаю.

Он похлопал покровительственно Илью по плечу. — Н-да. Это ж надо было до такого додуматься – сделать из транзитёра человечка без возможностей, чтобы вернуть, затем назад и сыграть его вслепую. Это он любил. Мы, вообще, в этом с ним были похожи. Могли бы и друзьями стать, но, как говорится, два медведя…

Илья устало обвалился на сиденье, уставив глаза в стекло.
— Что-то хочешь, видимо, поведать? — поинтересовался Чучин. — Сейчас рот открою. А то с кляпом то особо не поглаголешь.

Он аккуратно извлек кляп изо рта Ильи и добавил:
— Я слушаю.

Илья, сжав связанные кулаки, мгновенно опустил голову в сторону Чучина, укусил того за ухо и начал его мотать туда-сюда, как бульдог непокорную косточку. Чучин не понял, что только что познакомился с самым знаменитым боксерским фрик-приколом реальности, откуда прибыл Илья. Затем он дико заорал и, извернувшись, начал бить Илью по лицу, пытаясь сбросить его с себя, пока у Ильи не остался кусочек уха в зубах.

— Че, нравится, дятел косой?!! — зло произнес Илья.

Чучин, стукнув его еще раз в переносицу, затолкал кляп обратно и сказал:
— Хотел, чтобы ты подергался еще, да, кажется, всё. По-хорошему хотел. Но, видимо, не судьба: эмоции прут во все стороны. А я ведь только рассчитался за нее. Тоже, ведь, всего лишь когда-то хотел быть птицей, а не палачом с одной извилиной на все случаи. Ладно, будем закругляться. Зря я вообще попытался с вами договариваться по-хорошему: что с тобой, что с Моцартом. Вы же те еще долбоящеры, каждый в своем роде. Смотрите-ка, шлюху я пристрелил. Ты думаешь, что был первым, с кем она «орла клекочущего» распивала в интересах Системы?

Илья мелодрамной слезливостью, в духе губашлепистого Хосе Игнасио и компании, не отличался, но на душе стало муторно, и захотелось просто провалиться в небытие и всё забыть раз и навсегда. Он еще обреченно попытался боднуть Чучина, но силы были явно неравны, и тот совершенно легко выволок Сорокина из машины, пнув несколько раз под ребра, и обзываясь непотребно. Затем он достал из багажника большую дорожную сумку и, расстегнув ее, начал утрамбовывать Илью. Вскоре, забив несчастного в сумку, он ему улыбнулся, осклабившись как волк, и, помахав рукой на прощание, застегнул молнию. Затем он взял сумку и поставил ее куда-то, предварительно приподняв. После раздался хлопок, а чуть позже завелся мотор. Машина дернулась, и сумка, упав, равномерно начала трястись по ходу движения. Илья догадался, что сумка стоит в багажнике машины.

5
Движение прекратилось, и, открыв багажник, Чучин извлек сумку. Он сгреб ее, как пушинку, и направился по одному ему известному маршруту. Он всё шел и шел, не останавливаясь и, нес свою ношу, словно прогулочный чемоданчик. Наконец, он остановился возле какой-то двери и расстегнул сумку.

— Всё, приехали! — Он грубо схватил за голову Илью и вытащил его из сумки. — Следующая станция «Вылезай».

Чучин подтащил Илью к замку на двери с красным огоньком наверху. Он приложил пленника одним глазом к этому замку, и устройство, пропищав, открыло дверь. Дверь щелкнула.

— Ну что ж, вот и всё, любезный Моцарт, – я победил, — довольно произнес Чучин и, зайдя в прихожую.

Он заволок Илью, бросил его на пороге и достал пистолет, которым застрелил Свету. Илья остался лежать связанным и понимал, что жить ему осталось минуту, а то и меньше, если он ничего не предпримет. Тем временем Чучин, пройдя куда-то, произнес, щелкая на ходу пистолетом:
— Здравствуй, Сашкот. Думал, спрячешься так, что я тебя не найду никогда?!!
— Ничего я не думал, меня полиция ищет. А я не убивал ту девчонку.
— Да знаю я. Уже давно с убийцей рассчитался-с. Где то, что отдавал тебе на хранение Моцарт, когда запер тебя в этом чуланчике папы Карло? И не надо мне врать, что ты не знаешь ничего.

Связанный по рукам и ногам Илья, лежа возле порога, лихорадочно окинул глазами пространство вокруг и неожиданно обомлел на мгновение. Из-под шкафа в прихожей торчал небольшой серый штырь — сантиметра три не больше – и, как ни странно, его отчетливый металлический блеск, не оставлявший сомнений в степени заточки металла, был виден лишь с положения, которое занимал Илья.
— Таких совпадений не бывает!!! — мелькнуло в голове у Ильи. — Моцарт!!! Или всё же совпадение?!!!

Никогда Илья еще так стремительно не изображал скоростную гусеницу. Когда он подполз к штырю, он понял, что руки его связаны сзади, что не позволяет ему расположиться удобно и перерезать веревки из-за меленькой величины штыря под шкафом.

Безумно перегнувшись и испытывая невероятно страшную боль (казалось, что позвоночник отделится от тела и упадет на пол, или вот-вот для «ускорения» с потолка подключится визжащая гуру-циркулярка от доброго хорошего человечка Джона Крамера с разговаривающими плеерами в голове и желудке, стащившегося маленьким с киноклассики про И. Грозного в пытошной с посохом как у Санта-Клаусы, и неподвижным фэйсом как у куклы… Ленин Пила умер, но дело его живет), Илья мгновенно вспотел, но молча просунул руки поверх ног. Когда он это сделал и кисти оказались спереди, он в три движения перерезал веревку и освободил руки. Еще доля секунды — и оставшаяся веревка полетела к чертям. Быстрым шагом он прошел в комнату и увидел Чучина, наводящего пистолет на… Элтона. Илье некогда было удивляться этому, и он похлопал по плечу Чучина. Тот обернулся, дернувшись от неожиданности, и ничего не успел понять. Пушечный прямой удар в подбородок отбросил его в один из углов комнаты, и он отключился, а пистолет же, описав параболу в воздухе, от мощного удара улетел в «непредусмотрительно» чуть приоткрытое окно для свежего кислорода с улицы.

Илья подбежал к врагу и, ударил его кулаком по лицу, закричав: «Вставай, сцуко», после чего начал лупить методичными боксёрскими сериями, что было сил, превращая физиономию Чучина в кровавую бородатую колбасу.

— И ногами его ещё, ногами не забывай для ума, а то он совсем в конец обнаглел!!! — Элтон всплеснул руками, поддерживая неожиданно Илью. — Могу ботинки на тяжелой платформе притащ…

— Заткнись, нашелся тут парашютист и пара шутки твои парашные на радио… — зарычал Илья, прерывая Элтона, и на секунду отвлекся. Этого хватило, потому что Чучин неожиданно очнулся, пнул Сорокина ногой в пах и, схватив за горло, поднял над собой, мотая головой и отряхивая кровь со своего помято-разбитого лица, начавшего напоминать пасхальный сувенир, побывавший в руках банды атеистов-вандалов.

— Ну, что чувствуете, Илья Николаевич — или как вас там на самом деле? — Тэдд Вагровски, прототип Томаса Вонга? С последней нашей встречи вы значительно улучшили свой удар, но вам это совсем не помогло!! Чувствуешь, как подыхаешь? Теперь уже навсегда. И никаких датчиков поблизости. Всё, конец. Смерть реальная, как у простого человечка. Нравится?!! Я тебе ещё могу напоследок штырь раскалённый в ср…ку запихать, чтоб ты помучался, гадёныш моцартовский.

Илья дергался, ощущая, как уже затрещали хрящи гортани в этой железной, невероятно длинной лапе, которая своей длиной не позволяла достать противника. Он изгибался и хрипел, но всё было бесполезно. Илья скривился от боли и бессилия, пытаясь стукнуть Чучина по запястью и пиная его ногами в грудь и живот. Но ничего не помогало, Чучин был, словно из железа, и ему все усилия Ильи были безразличны. Еще немного – и, казалось, Сорокину пришел бы конец, о чем он совершенно не думал, пытаясь зацепиться за лапищу Чучина хоть зубами, хоть ногтями, и не сдаться пока живой.

Захрипев, что было воли и злости, Илья, извернувшись ужом, дотянулся-таки пальцем до косого глаза Чучина и ткнул туда.

Тот схватился за глаз, и разжал хватку на мгновение. Илья с утроенным бешенством бросился на врага. Тот в ответ принялся его молотить не менее жестоко, видимо, напрочь не замечая, что противник его в настоящий момент одет в костюм Адама и дерется за свою погибшую «Еву». Они оба сцепились бешенными зверями друг с другом, и вовсе не собирались отступать в этой смертельной схватке…

Но неожиданно откуда-то сбоку в голову Чучина прилетел до боли знакомый для Ильи приклад автомата Калашникова, и окровавленный душитель свалился замертво, угостившись внезапно «смертельным оружием».

— Ишь разошелся, херня косая. Калаш — это всё же вещь, — раздался Митрохин голос. — Кого угодно свалит. Это тебе не в тапки гадить Моцарту ентому вашему.

Илья увидел Митроху и Тимура. Они осматривали «поле боя».

— А я не понял, че это ты, голый с ним махаться надумал? — задал глуповатый вопрос Митроха. — А че это у вас тут происходит вообще, что за нудистский пляж? Боюсь, пацаны и Чак Норрис могут не понять.

— Че – че?!! Не видишь – господа дипломаты тёрки с Крымом обсуждают?! — прокашлялся Илья, кивая на Чучина, и вытирая со своего разбитого лица кровь.
— Это как? — не понял Митрохин. — Что еще за тёрки с Крымом?


— Видишь это чудесное мурло Арчибальда Шприцендросселя(*15), расположившееся на полу? — пнул демонстративно Илья Чучина в бок. — Это американческий Ымпериализьм, а я Ванька Рассейский. Как водится, с голой ж…

Здесь Илья осёкся, подбирая более приемлемое слово. Почему-то не хотелось сквернословить лишний раз. — С незагорелой, в общем. И вот Ваньке  Ымпериализм собирался штырь раскалённый в эту самую незагорелую запихать и заколотил его голого предварительно в сумку из девяностых, пользуясь своим первоначальным полнейшим превосходством и фактором неожиданности.

— Интересная какая у вас аллегория, товарисщ Сорока. Это он тебе хорошо по кумполу соло-психа включил!!! — Митрохин заложил автомат за голову, держа его обоими руками. — Ну а дальше чего было?

— Ну а дальше, Ванька восстал, и решил своих и себя защитить, в память обо всех живых и мёртвых. Тогда батюшка Ымпериализьм решил Ваньку задушить санкциями своими могучими. — Илья кивнул уже на Элтона. — Вон там в сторонке ещё Евросоюз сидит и все прочие недовольные. Сейчас чмошники параолимпийцев банить начнут. Знаешь такую песню у Гребня Борис Борисыча – «могли бы быть люди, но просто козлы»?!! А, в общем и целом у Ваньки, всё, как обычно, пошло непредсказуемо и через ж…

Он опять осёкся, начав чувствовать себя невольно в присутствии четырех взрослых одетых мужчин, кем-то напоминающим правнука инженера Щукина в его бессмертном «флэш-мобе» на лестничной площадке. — Короче, не очень разумно… Денег нет, но вы держитесь, жрите с грядки перегной, мля… Всё. Сказания и былины окончены. Дайте чего-нибудь уже надеть. Хоть чего-нибудь. Чучина что ли разденьте, гоблина, не в пюпитрские же мне  шмотки с этого «Дома-2» наряжаться!!!

Илья снова кивнул на перепуганного Элтона, который, как зверюшка какая, забился в угол и оттуда наблюдал за происходящим.

В несколько мгновений Чучин был раздет — могучее тело осталось без одежды, как только что Илья, который надел вещи Чучина, оказавшиеся ему размера на три больше.

— Кстати, да. И правда, что это за «Чунга-Чанга» в углу притаилась? — поинтересовался Митрохин, кивнув на Элтона.


— Я тебе потом расскажу, — ответил Илья, затянув брюки на ремень, и, застегивая пуговицы рубашки Чучина. Подворачивая рукава, спросил с нажимом, обращаясь к обоим:
—  Вы, здесь, откуда взялись?

— Ну, мы тебя пришли спасать, — ответил Митрохин. — За вашим мордобоем, Сорока, жаль не удалось понаблюдать с первого раунда. Заходим, смотрим – жлоб этот тут Сороку во всю душит. А Сорока красавец –  мертвый почти уже, но ни сдался ни на шаг, и тоже гражданину душителю выставку абстракционистов на фасаде устроил. Зубами скрипит, до глотки супостатской достать мечтает. У меня даже загордяк за тебя приключился сейчас.

Митрохин посмотрел на отключенного Чучина в трусах и носках, произнеся:
— Ох и кабанела!!! Как ты вообще полез на него? А Светуськин где?

— А ты у Тимурки поинтересуйся, может, тебе поведает, как он нас бросил и как дальше Свету этот гоблин застрелил? — зло произнес Илья, очень туго зашнуровывая ботинки Чучина, оказавшиеся безразмерными лыжами на ноге нового хозяина, и буркнул от досады. — Блин, Чарли Чаплин, твою мать!!! Шузофилия долбанная!!!

— Я выполнял приказ Февральского: защитить мальчишку, как только станет ясно, что Чучинал взял наш след. — Попытался «оправдать» себя Тимур.

— Тоже мне «Терминатор 2», — недовольно пробубнил Илья и посмотрел на Тимура. — Из-за ваших разборок Света погибла, и точка. Чучин застрелил ее как ненужного свидетеля, придя за мной… И назад уже ничего не вернешь. Да еще этот хмырина всякую чушь мне лечил про нее. Это правда?

— Правда, да не вся, — без эмоций ответил Тимур. — У тебя просто мозг отбит вконец, и ты напрочь забыл, как работает Система. Иногда женщин-транзитёров подкладывают под нужных граждан. Вот Света и выполняла такие приказы, но не всегда. Ее интересовали либо только уверенные в себе мужики, либо поэты. Что ж теперь поделаешь?!! Женщина – существо сложное, часто не понятное. Чучинал решил над тобой поиздеваться, видимо, добить тебя хотел.

— Пиндец!!! Как только всё это закончится, я постараюсь забыть и эту вашу Систему, и вас самих, долбаные уроды. — Илья сплюнул кровавой слюной, и вырвал у Митрохи автомат. — Сейчас замочу этого «Дантеса» и успокоюсь раз и навсегда.

— Не надо, — попытался угомонить его Тимур. — Убивать безоружного без законного решения (даже если он последний негодяй) — это неправильно. Это всё равно не вернет Свету, а твои дела усугубит. Ты же сам говорил, что не трогаешь безоружных. Помнишь?!! Я любил ее как дочь и не меньше твоего хочу прострелить ему дырку в башке.

— Вашу Глашу-простоквашу, да здравствует страшный суд – самый гуманный суд в мире! — снова сплюнул на пол Илья.
— Да, жаль Свету!!! — вздохнул Митрохин и пнул Чучина в бок. — У, сцуко!!! Вот так всегда, раз — и нельзя шлепнуть гниду, у него неприкосновенность!! Так бы лично сейчас и угостил в башку из Калаша.

Здесь Митрохин задумался неожиданно и спросил у Тимура, откручивая окровавленный штык-нож от автомата. — Слушай, я когда-то пару деньков по детству в кружок изо гонял – могу этому деятелю художественную куклу Чаки-Гуинплена на фэйсе изобразить. Этого ваша Система не запрещает?!! Или тоже облом?!!

— Это можно, — согласился Тимур, кивнув головой одобряюще. — Системе до фонаря кто как выглядит, Её больше волнует, кто что из себя представляет. Так что, можно хоть запротестоваться  эксклюзивной эпидерсией(*16). Ноль реакции.

— Так вы мне толком не сказали, откуда вы здесь и где ты Калаш спер. — Илья наконец успокоился.

— Че это — спер? — парировал Митрохин, и присаживаясь возле Чучина, начал резать тому сосредоточенно кожу на лице острой кромкой лезвия ножа. — Ты бы видел, че там было, когда эти гремлины за пацаном явились. Такой Сталинград — мама не горюй!!! Я уже давно так «не отрывался». Последний раз под Утамхолой-Юрт, когда нас чехи с Гудермеса окружили. Ну, ты помнишь, Илюхин. А здесь реально заявилась банда гоблинов, от одних харь уже блевать тянет, пацана валить собирались. А тут Тимурка с офигенным таким плазменным ружьем под плащом — и на них пошел, как в боевике каком фантастическом, честное слово. Ну, говорю, мне чего-нибудь дай, а то я что — в сторонке буду, что ли, стоять? Ну, он мне и говорит: подумай, мол, об оружии, в котором лучше всего разбираешься. Смотрю и, правда, в руках Калашников. Там у них всякие датчики-фигатчики, каких у фашистов, оказывается, не было. Ну, в итоге, часа три мы с ним отбивались от этих чертей позорных. Восстали, в общем, братцы-грешнички в филиале ада на Земле… А потом к тебе сразу же.

Митрохин закончил, наконец, своё «замысловатое» занятие, и посмотрел внимательно на Чучина, начавшего постепенно ворочаться и стонать без сознания, после нанесенного удара автоматом. — Нормально. Не совсем, конечно, нетленка от Ван Гога и папаши их Гюго, но сойдёт. Это тебе за Светлану, красуйся. На совесть «нарисовал», навсегда, никакие хирурги не помогут. Если только рожу целиком пересадить…

На обоих щеках Чучина «красовались» жуткая сардоническая улыбка-рубец и здоровенный, на весь чучиновский обширный лоб, выдолбленный глубоко под кожу… рисунок мужского пениса.

— Ладно, сойдёт, член правительства, блин! Хоть что-то чем совсем ничего, старик Тарантиныч бы порадовался – в его стиле, — согласился Илья, и обратился к Элтону:
— Я тебе, помню, как-то носяру обещал сломать после твоих речей радийных…

— Носяру – город в Японии на «н», шесть букв, — неожиданно попытался «разрядить» обстановку Элтон и одиноко рассмеялся.

— Твою Маньку богомерзкую! — посмотрел внимательно Илья на Элтона, и, видимо не оценив «юмора», резко замахнулся на «юмориста», так, что тот в испуге закрылся руками. — Сектор приз на барабане, лялять… Руки тобой марать не буду, мне еще этого не хватало. Поэтому спрашиваю без всякой хренотени. Кто из вас девчонку изрезал – ты или Моцарт, и зачем? И что ты должен был отдать мне? Говори, падла, а то отстрелю тебе твою ненужную пипиську!!!

— Я, я ее не убивал, — заикаясь, произнес Элтон, расплакавшись и растирая сопли по африканскому лицу. — Я заходил к Февральскому, чтобы получить нужные инструкции. Из-за этой моей проклятой слабости я был у него на таком крюке, что врагу не пожелаешь. Он приказал мне сидеть здесь и ждать тебя. Я и ждал… М… мы… му….

Он снова разревелся, дико тряся головой в разные стороны.
— Хватит мычать, — разозлился еще больше Илья. — Отвечай четко. Будь ты хоть на минуту мужиком, голубиные твои перья!!!

Тимур взял первый попавшийся стакан и налил Элтону из фляжки. Тот схватил стакан, будто не видел жидкость несколько месяцев и, кивнув благодарно, начал ее глотать, дергая кадыком.

Закончив, он бросил стакан и громко рыгнул:
— Экскьюз ми, блин.

Присутствующие посмотрели на рыготика. Илья бросил:
— Ты, шпиён английский, давай сюда, что тебе Моцарт приказал отдать.

Элтон поднялся и прошел в дальний угол комнаты, где за радиоаппаратурой стоял холодильник, а рядом был вход в санузел.

— Хорошо ты тут устроился, — кивнул Митрохин. — Как Гитлер в сорок первом в бункере. Откуда такое богатство?!!!

— Это не мое. Старый отдал ключи от хаты и сказал ехать сюда тебя ждать.

— Слушай, — совсем успокоился Илья, — а что это у тебя за погоняло странное – Сашкот, да и новости ты как-то нестандартно ведешь. Обзываешься и сквернословишь в эфире. Почему?

— Ну как-то так получилось.
Элтон отодвинул холодильник, за которым оказался вмурованный в стенку сейф. Он защелкал кнопками, открывая замок.

— Он ведь и правда шпион английский, — шепнул на ухо Илье Тимур. — Прозвище получил за мяукающую речь. А его похабщина в эфире — разработка английских лингвистов. Подавляющему большинству славян, которым приелась правильная классическая родная речь, такой вот суржик очень даже нравится. Многие уже начали повторять, как обезьяны. Особенно дети. Плохой язык — плохое мышление. Сечешь, к чему я?

— Вот то-то я думаю, чего так много у нас там дурачков — как грязи, — скептически прокомментировал Илья. — А это, оказывается, материться меньше надо. И будет вам счастье, емать.

— Чопорным политикам-англосаксам очень не нравится, что славянские «варвары» перетянули на себя всё, что только можно за последние лет сто, — продолжил Тимур.


— Ну да, надо как они — колонизацией заниматься по всему миру и истреблять глупых туземцев, унтерменшев-недочеловеков. А еще любить грубых волосатых бруталов, от закрытых школ для мальчиков и до песка из трусов от старости. А бабы – фу!!! Бе-бе!!! И этот еще. — Илья показал рукой на Элтона и добавил старушечьим голосом: — У нас, внучок, отродясь в деревне, нигеров не было.

— Вот-вот, золотые слова, любезный Сорокин, — согласился Тимур. — Сами толком не живут, еще и наших разложить хотят. Идея, конечно, идиотская. Но время всё само расставит по местам. Нашим людям вечно что-то не нравится.

— Это наше слабое место. Вашим людям надо слетать туда, — показал Илья в стенку. —Чтобы попасть в первые годы после того, как Союз гикнулся. Пущай похлебают спиртика «Рояля» для ума. Танюху, там, Буланову плачущую послушают, да в лотереи дебилоидные поиграют, если башку плохо спрятанную раньше времени не отстрелят. Сразу всё понравится, по себе сужу. Хотя, конечно, в эмоциональном плане здесь публика очень сытая и туповата, в сравнении с нашей. Но работяги, что ни говори. Хотя и «американские комедии на ТНТ» мне иногда напоминали. Те тоже как дети: кто пукнул или «задница» сказал — сразу «ха-ха». Хотя, конечно, Джонни ничего парень был. Жаль его. Но он сам сделал свой выбор.

Элтон бросил Илье оставшийся фрагмент кубика Рубика и показал на Чучина.
— Мне Моцарт приказал этому отдать другой фрагмент, если он внезапно здесь появится, и тянуть время, пока ты не придешь.
— Да я уже понял, что он тут всё предусмотрел, Моцарт этот ваш, то есть наш. Короче, гусь кучерявый. Свету только не стал предусматривать.

Неожиданно Чучин  подскочил и, молниеносно растолкав своих врагов, бросился к стене, а затем внезапно исчез, будто и не было его здесь никогда. Илья кинулся было за ним, но уперся в стенку.

— Блин, куда он делся? Здесь же нет никаких провалов.
— Видимо, наш доблестный Борис Палыч не всё предусмотрел … — кивнул Митрохин.

—  Кстати, я не понял. — Илья начал собирать кубик, оценив бесполезность своих действий и отойдя от стены. — То Чучинал за вами бегает, то вы за ним. Что произошло?

— Ха-ха!!! — рассмеялся Тимур. — Моцарт настоящим гением оказался. Он сам погиб, но даже смерть предусмотрел, Света права была, а самому себе, через посредника, он передал забавную информацию про Чучинала. Когда бойня за пацана закончилась, он вдруг вспомнил кое-что и отдал нам одну запись на древней задрипанной флэшке. Сам не знает, откуда появилась в портфеле, но мы, когда глянули, аж онемели. Там такое!!! Я  сразу же с центром связался. И всё – конец Чучиналу. Ты, наверное, не помнишь, но у транзитёра, как у личности вне пространства и времени, отношение к жизни, смерти и любви особое, не входящее в обычное человеческое представление. Всё подчиняется интересам Системы. Остальное – предательство и карается Смертью реальной.

— Не, не помню, — Илья скривил физиономию. — Объясни, в чем прикол.
— Смерть физического тела транзитёра под датчиками Системы – это всего лишь переход биополя в другое физическое состояние. Ну, в общем, сам вспомнишь со временем.

— Вот ни фига себе!!! — присвистнул Митрохин. — Это я тоже типа бессмертный!!! Горец там и всё такое. Секир-башка, да?!!

— Ты, со своей секир-башка, — нет, — усмехнулся Тимур. — А вот дружбан твой просто родился там, у вас, и знать не знал до поры до времени, кто он и что он. А у тебя, Васька, просто энергии много по молодости, девать некуда, вот тебе и захотелось повоевать.

— Глупый ты, Тимурка, — обиделся Митроха. — Может у вас здесь и принято к предательству спокойно относиться, а у нас бросать друзей – крайне некрасиво. Сам погибай, а товарища выручай. Почитай как-нибудь на досуге про «итальянский супчик» во время альпийского похода Александра Васильевича. И так во все эпохи. У нас сие на генном уровне.

— Ну, прости, дружище, — похлопал его по плечу Тимур. — Нервы стали сдавать последнее время, треплюсь не по делу. Это, кстати, Чучинал Моцарту голову отрезал и перехватил его поле до датчика. Хотел, видимо, поживиться важной информацией с биополя клеток головного мозга Февральского, да кодировка больно мудрёная оказалась у Палыча, скорее всего, раз мы здесь находимся. На раз-два не взломаешь…  Тебе, Илья, его благодарить, получается, надо. У Георгия прямой приказ был на тебя, тоже Чучинал отдал. Ну, ты понимаешь?!!

— Занимательно!!! Мне прямо сейчас его догнать и поблагодарить?!! Плагиатом бессовестным, говоришь, хотел заняться? — Илья потрогал стену еще раз и убедился, что, кроме бетона и кирпича, здесь больше ничего не было. — Да твою же арматурину!!! Куда же он делся, Чучинал этот долбаный?!!! Зря ты его, Митроха, не загасил.

— Ты к Тимуру обратись. Это он всё волновался – не валить, не валить. Всё по Закону должно быть, мы ему его «голову профессора Доуэля» засунем куда надо.

— Это ты тоже всё вспомнишь со временем. Никаких эмоций, — произнес Тимур. — И всё по Закону. Его должен был судить совет старейшин. Как тебя когда-то.

— А че такого пацаненок притащил, — поинтересовался Илья, — что Чучинал вне Закона оказался?

— Я слышал, была у тебя некая Элиза Дулерайнен? — поинтересовался Тимур.
— Да, была Кукла, царство ей небесное. Классная деваха уродилась у папы с мамой, хоть и сцучка полнейшая, между нами.   Собственно, матерщинник этот черный сейчас пытался убедить меня, что это не он ее разобрал на фарфор.

— Хочешь, скажу ее настоящее имя? — поинтересовался Тимур. — Тебе должно понравиться. Мы сами обалдели, когда узнали. Такого давно не было.
— Ну и как ее звали по-настоящему?
— Мэри. — Тимур сложил трубочкой губы. — Мэри Джейн Келли.
— А кто это? — не понял Илья. — Что вы так все оживились, аж Чучинал голый ускакал, как к Виктюку в режиссерскую?!!

— Проститутка. Пятая и последняя жертва Джека-потрошителя.

— Чего? — ноги Ильи подкосились сами собой. — Ты че несешь? Я собственными глазами видел, как Моцарт сидел, словно у дяди Саши Невзорова на кастинге, весь кровищей перемазанный. Она что — тоже транзитёрша была?

— Нет, обычная женщина. Очень красивая, но совершенно безмозглая. Хотя вот и язык наш как-то выучить умудрилась, с горем пополам.

— А кого же тогда Моцарт грохнул?

— Да кто ж его знает? Для всех нынче загадка, — развел руками Тимур. — Да и не Моцарт это вовсе. Чучин Джека замочил, Мэри нагло забрал да свалил с ней. Общий привет. А потом – бац! – и всё заново начинается. Джек ее убивает уже без всяких Чучиналов и уходит спокойно. А Моцарт пил тогда по-черному. На записи он уже бухой в хлам приполз туда и забрал сердце у трупа, уже после второго раза. Вот такое кино приключилось. И Чучину самому теперь приговор засветил яркой звездой.

— Транзитёр-бухарик? — поинтересовался Митрохин и сказал Элтону: — А ты, кстати, морда шпионская, не грей ухи. «Пил по-черному» — это не про тебя.

— У Моцарта тогда трагедия случилась – дочь, тоже транзитёр начинающий, погибла на задании. Причем внезапно как-то. Обычно же всё просчитывается до мелочей. А тогда никто ничего не смог сделать. Февральский сразу как-то сдал и постарел. Постепенно запил ужасно, забросил всё. Тебя когда судили, он уже пил. Стал шарахаться по всем провалам, где только мог. Смерти реальной искал, не под датчиками. Вот его и занесло на пятую жертву Джека-потрошителя. А потом всё как-то резко прекратилось. Он собрался, вернулся к работе. Но Чучинал уже откопал где-то результаты – во всех пяти случаях убийств найдены следы Февральского.

— Так вы ж говорили, мои следы нашли, — усмехнулся Илья. — Или мы вместе с ним бегали и резали теток этих несчастных. Да, кстати, ты бы видел, что у Балалайкина творилось, когда псих этот «маньячный уголок» устроил. Человек сто прирезал точно. Мы, когда убегали, на каждом шагу о жмуриков спотыкались. Он  кто вообще?

— Вот загадка со всех сторон, — пожал Тимур плечами. — Честно сказать, никто не может сказать, что и как на самом деле. Теперь разбираются. Комиссия специально назначена. Сейчас достоверно известно одно: Чучинал безумно влюбился в эту Мэри и, плюнув на все правила, выкрал ее и спрятал, дав новое имя — Элиза Дулерайнен. Даже хотел жениться, детей от нее завести. Так-то она очень здоровая была. Идеальная самка. Но Природа взяла свое: шлюха есть шлюха. И она снова принялась за старое. Не могла она без этого. Ей всегда нужен был клиент, и чем мощнее — тем лучше, чтобы в грязь ее просто втоптать мог, превратить в распоследнюю… В общем, нимфоманка чертова!!! Ну вот ее и приголубил однажды такой же, как Джек. Мало ли психов бродит. Да, Англия?!!

— Не знаю, — снова расплакался Элтон, заламывая руки, как женщина. — Отпустите меня, пожалуйста.

— Как тебя вообще в шпионы взяли? — поинтересовался Илья, щелкнув кубиком Рубика и собрав последнюю сторону. — Шпион — это же крутой мэн. Железные нервы. Шон Коннери и всё такое. А ты – отпустите меня к маме домой, мне макраме надо доделать?!!
Среди девочек я рос!
Жизнь пошла наперекос!
Мерил женские трусы, только не носил косы!
С ними в куклы я играл и цветочки вышивал,
И ваще примерный был пацан!(*17)

— Это ещё что за народное творчество? — поинтересовался Тимур.

— Да группа там клевая была. «Сектор Газа» называлась. Песня у них есть про одного такого же, как наша «мамба» чернокожая, — пояснил Илья, и от кубика поднялось белое свечение экраном.

— Это что такое? — поинтересовался Митрохин, показав на возникший белый свет.

— Сам не знаю, — ответил Илья и обратился к Тимуру: — Но я уже понял, что многим эта хрень нужна. Просвети уже, коли я при делах.

— Скорее всего, это ключ к переходам в различные стороны реальности, — пожал плечами Тимур. — Моцарт занимался какими-то разработками на эту тему. Как раз, когда его обвинили в насильственном вмешательстве по делу Потрошителя, он добился отсрочки заседания старейшин и уехал на Кубу. Там нейтральная зона для всех транзитёров.

— Что-то вроде подписки о невыезде? — поинтересовался любознательный Митрохин.
— Ну, может быть, — ответил Тимур и неожиданно протянул руку до кубика. — Я ее возьму, эту штуковину, пусть наши спецы посмотрят?!! Вы-то, скорее всего, сейчас назад к себе вернетесь. Дело в этом.

— Эй, былинный бородач, крабы-то убрал!!! — перехватил Илья кубик Рубика. — Мало ли куда там нас опять занесет? Тоже мне, моя прелесть!!! Пойдем отсюда уже, Митроха, быстрее. Узнаем наконец, что там с моими, да Свету по-русски помянем. А то меня тут все пугают, мол, убьем, изнасилуем, зарежем и тебе пришлем. За дурака меня держали, полагали — я не догадаюсь, что без этого ключа фиг они куда пройдут.

— Да уж. Жаль. Светлана клёвая была. С характером барышня!!! — вздохнул Митроха. — Хоть морду этому расписали, всё легче… Ну, бывай, Тимурыч, что ли?! Лондон гудбай(*18).

— Пойдем уже. Кто его знает, что нас ждет впереди? Может, еще будет возможность посерьёзнее за Свету отплатить. Рассчитаемся за нее, по фигу на их законы, они сами их не особо соблюдают, судя по всему. Игра у них такая – плохо-когда видно, называется… — сказал Илья, убирая ключ в карман, и исчез вместе с Митрохиным в белом экране, который здесь же растворился, превратившись в темную точку, мгновенно потухшую на фоне грязно-серой стены.

Тимур вздохнул грустно и сказал Элтону:
— Ну, поехали уже. Хорошо ты из себя гомосятинск изобразил. Меня аж самого затошнило.

— Сам чуть не наблевал!!! Я же не мог объяснить этому «Рокки-66», что Моцарт никогда не работал в одиночку, а я всего лишь один из огромной команды, где у каждого своя роль! И мне пришлось стать курьером, изображающим гомосексуалиста, который должен был отдать часть ключа в нужный момент. Попробуй откажись – у Февральского на каждого своя кнопочка имеется, о которой он молчит до поры… И трогать меня противно, потому что гомосек проклятый, падла содомитская, хоть и действительный агент английской разведки.

— А девчонку-то за что, действительный агент английской разведки? Капнуть грозилась, что ты не фига не гомосек, когда оплату не получила?!!

— Да ну вас всех?!! У меня вообще сейчас отпуск по графику. Выберу себе век потише — время древних шумеров, например, или эпоху Просвещения, не решил еще. Не трогал я ее. Делать мне нечего. Кто резал, у того и спрашивай. Чучинал мне сказал, что ему в первый же день голову открутил, до того расстроился!!!

— Вот уж точно — мертвые не болтают, — вздохнул еще раз Тимур и спросил вдруг. — А ты нашего бегунка, собиравшегося Чучина порешить, «Рокки 66» обозвал? Это кто? Не слышал чего-то. Почему?

— Потому, — скривился задумчиво Элтон. — Смотрел я в альтернативщине киношку такую американскую. Там герою, вставшему за правое дело – рассчитаться в память о друге близком, сил предала родная земля супостата его, который раза в три больше накачал себе ряху, но богатырь тот сказочный злыдню всё равно освещение выключил в итоге… Вот и наш нынче в чужой квартире что-то подобное собирался отмочить. Да вы им не дали оба полушария друг другу поотбивать.

— А ты, значит, расстроился?!! – не остался в долгу Тимур. – «Кино», ему, видите ли, не дали досмотреть. Кинокритик выискался! Лучше б Свету пожалел. Хорошая девчонка была. Сколько раз она тебя выручала, когда ты на заданиях поначалу ошибался?!!


— Ты меня плохо знаешь. Мне всех жалко по-своему, даже если меня самого никто и не жалеет. Я, вообще, не люблю, когда кто-то страдает. Это, собственно, тебе ещё про «66». Будешь в альтернативщине когда-нибудь тогда и узнаешь, про доктора Айболита и зверюшек его живых из клетки, боль чувствующих.

— Ладно, ты поучи еще отца сочувствию и по провалам бегать, — отмахнулся Тимур. — Пора Систему в порядок приводить, а то сплошной бардак последнее время. Шляются по временным контурам все, кому не лень. Не Система, а проходной двор!!!

— Это точно, — согласился Элтон, кивнув в согласии головой, и повторил: — Пора наводить порядок в работе.

Минут через пять, собрав кое-какие вещи, они захлопнули входную дверь квартиры. Навсегда. Еще через какое-то время квартиру саму собой охватило пламя, а из воздуха материализовались странные блеклые буквы, слившиеся в непонятную фразу, гласившую: «Что ж поделать, братья, если иногда защита сама начинает представлять угрозу для «защищаемых», когда подходит ее отмеренный срок, а умирать запрограммированно Вселенским советом не хочется?!! Остается подчиниться заданному алгоритму, и найти последовательно закравшуюся логическую ошибку, чтобы поменять характер и вектор уравнения.  А значит, кому-то из двоих приходится проигрывать, и уходить в минус».

Вслед за фразой, из воздуха материализовался человек, один в один похожий на Чучина, с жуткой мертвой улыбкой на обоих щеках, в дополнение к неприличному рисунку на весь лоб, и с яркой багровой косой бороздой на шее, которые здесь же поглотил голодный огонь…
*1-Отсылка к фильму «Кингсайз».
*2-Счастливые лесные друзья». Мультсериал студии Mondo Media (США), в котором персонажи — лесные животные постоянно погибают и оживают в последующих сериях.
*3-ФГМ (фимоз головного мозга) – сложное малоизученное заболевание, частный случай которого, по данным сайта «Луркоморье», — православие головного мозга –ПГМ (Прим. ред.).
*4-Отсылка к роману Дмитрия Глуховского «Будущее».
*5-Баллада о прокуренном вагоне.
*6-Крылатое несколько перефразированное выражение из стихотворения Фридриха Шиллера «Мудрецы» — «Любовь и голод правят миром».
*7-V значит Вендетта.
*8-Транслитерация английской аббревиатуры ROFL, которая расшифровывается как rolling on the floor laughing  и в переводе означает «катаюсь по полу от смеха» (Прим. ред.).
*9-Многократно повторяющийся элемент рисунка.
*10-«Русский наш народ». Группа «Фактор-2».
*11-«Революция». Группа «ДДТ».
*12-Отсылка к фильму «Копейка». Режиссер Иван Дыховичный.
*13-Далласский клуб покупателей.
*14-Отсылка к роману Антуана де Сента-Экзюпери «Планета людей».
*15-Терминатор: Чугунное рыло от студии Держиморда Филмс.
*16- Неопознанная странная вещь или ситуация (жарг).
*17-«Голубой». Группа «Сектор Газа».
*18-«Лондон гудбай». Группа «Кармен».

Глава седьмая. Право на ошибку…

1
Илья как в воду глядел. Они вышли не в аэропорт, как ожидали, а черт знает куда. В какую-то темную чащу, да еще под дождем, хлеставшим как из ведра.

— Да твою же транзитёрию!!! — Митроха попытался прикрыться своим Калашниковым от бесконечных злых и холодных капель. — Чего ж нельзя было на какой-нибудь солнечный пляж с солнышком да с девками полуголыми прогрессивно-человеческими выйти?!! Что ж ты сюда забрел, Тишкина жизнь?!!

— Откуда я знаю, куда мы заперлись, — отбарабанил в такт дождю Илья. — Я вообще в аэропорту зашел первый раз, до сих пор назад не могу выпрыгнуть.

— Утешил, Сорокин-сан, ну так давай назад, к негритосине этому. Там хоть дождя нема.

— Слушай, ты такой умный, тебе черепок не поджимает? — разозлился Илья, пытаясь найти хоть какое-нибудь укрытие от бушевавшего дождя. — Я бы без тебя не догадался. Думаешь, так просто?  Ключ этот только в одностороннем порядке работает. Нельзя эту гребаную решетку развернуть в обратную сторону. Можно только окольными путями вернуться назад, в прошлое, и попытаться еще раз пройти через нее.

— Ну так ищи, ты же у нас умный!!! — обозлился Митроха. — Не тупи только.

— Я-то, блин, найду, только пока надо от дождя спрятаться. Забодал мокрый, еще пневмонии не хватало подцепить, — осмотрелся Илья и протянул руку вперед. — Вон там не хилое такое деревцо, под ним и можно дождик переждать.

Митрохе не надо было десять раз повторять, и они кинулись под ветви векового тиса, прикрывшего их своими ветвями не хуже кровельной крыши дома.

— Эх, сюда бы чего-нибудь для сугрева, — мечтательно заулыбался Митроха, — да костерок развести. Да пожрать. Я кроме Тимуркиного пайка ничего толком то и не видел последнее время.

— Угу, а еще девку тебе голую, на всё согласную на летней лавочке в парке культуры и отдыха – тогда вообще вечный кайф.
— Не, даму сердца, зайку потом, вначале пожрать, — ответил Митроха. — Кушать хочется, не могу.
— Здесь рядом должна быть избушка транзитёрская. Там по-любому есть чего-нибудь пожевать.
— Откуда знаешь? — удивился Митроха.
— Балалайкина помнишь?
— Степыча-то? — уточнил Митроха. — У него батя еще полубандит-полукоммерс был. А он тут с какого бока?

— А он у них здесь интересными делами занимается. Бухает, правда, жестко, но все эти Тимурки-жмурки, доставлялы кухонные, без него не могут обойтись. Вот он мне какую-то хрень и ткнул. Я от нее стал видеть схемы провалов и всё что рядом с ними. Да еще всякая дрянь в голове крутится. Кто кого мочит, и кто с кем спит, вне времени и пространства. Хоть лысому зажёвывай в необъяснимо, но хук.

— Это морфий или герыч, — напоказ отмахнулся Митрохин. — Истину тебе глаголю, статья два два восемь, до двадцати лет строгого!!! А Батька у белорусов, вообще, за яйки может подвешать, если спалит, за такими делами.

— Го-го-го. Тебе бы лишь пожрать, засунуть кому поглубже да поржать.
— Енто потому, что я умный слишком и знаю истинную цену жизни. В жизни главное – кайф. Даже от страданий. Но это для мазохисни лузерной всяческой. А нам, нормальным пацанам, и простых радостей хватит… Эх, сюда бы сейчас Памелу Андреевну молодую, согрела бы Васька сладкими своими имплантатами тёплыми.

— Чего ж ты, раз такой умный, со мной два года в яме чалился? Шел бы в институт — студентки там, как раз, сисястые, лекции, профессора очкастые, говорливые.
— Кто б тебя надоумил тогда из ямы свалить? Плел бы нынче чехам про Шаинского от бабки своей шифровавшегося на призывном пункте(*1).

— Ладно, умный, сейчас дождь закончится, — убрал надоевшую ветку с лица Илья. — Пойдем избушку искать в этом долбанном «Южном парке», пока сюда Эрик-дурачок какой-нибудь очередной не приперся в шмотках Гитлера, атомные грибочки тут выращивать и прочую пакость.

— Если ты смелый, ловкий, умелый джунгли тебя зовут(*2)… или сожрут, — согласился задумчиво Митрохин словами самой позитивной телепесенки из своего детства.

Едва друзья всё это сказали, как услышали звук приближающегося автомобиля.
— Блин, накаркал!!! Тихо!!! — показал Сорокин рукой куда-то в сторону и Митроха притих, пытаясь прислушаться.

С противоположной стороны приближался ещё один автомобиль. Они из-под ветвей тиса принялись рассматривать происходящее на расположенной рядом с ними лесной дороге, от дождя размытой донельзя, в лучших российских традициях.

Это не помешало с одной стороны подъехать древнему раздолбанному армейскому уазику, прыгавшему при каждом движении колес. С другой же стороны к уазику приблизился «убитый» ржавый жигуль-«шестерка», какого-то невероятного баклажанного оттенка, и чадивший вокруг себя, словно резиновая фабрика, подожжённая хулиганами-безобразниками. Оба ретроавтомобиля остановились в нескольких метрах друг от друга и словно бы замерли, ожидая чего-то и не выпуская людей под дождь.

— Это еще что за слёт ветеранов автопрома? — поинтересовался вслух Митроха, рассматривая происходящее.

— Да тихо ты, — толкнул его ногой Илья, шепнув чуть слышно: — Тебе мало власоглотов у фашистов?!! Не хватало еще, чтобы нас они услышали.

Митрохин понятливо засопел, вытерев мокрые руки о ветви дерева. Тем временем из «шестерки» выбрался худой парень в черной потасканной кожаной куртке и дутых спортивных штанах с грязными, бывшими когда-то белыми, кроссовками. Из салона автомобиля до ушей невольных тайных зрителей успело еще донестись знакомое. – «Это коммунальная, коммунальная квартира, это коммунальная страна…»(*3), и дверь захлопнулась.

— Куртка у него прикольная, кожаная, — не выдержал Митрохин. — Глеб Жеглов и Володя Шарапов. Еще, по любасому, магнитофон какой-нибудь из девятнадцатого века в салоне валяется.

— Да заткнешься ты, комментатор? Нашелся тут Виталик Смотрящий! — опять толкнул Илья говорливого приятеля. Тот замолчал и больше не издавал ни звука.

Вслед за худым с водительского места выбрался другой парень, поздоровее, в фуфайке и таких же штанах. Невидимый магнитофон снова торопливо успел рассказать несколько слов из песни про веселенькую страну. Под фуфайкой парень старался спрятать древний революционный потёртый «Маузер» из эпохи очень раннего железа, прихваченный, видимо, толи у дружбана — чёрного копателя, толи у героического дедушки, толи из краеведческого музея, и который всё время у него выпадал наружу, так как синтетические штаны не были предназначены для подобного хранения, а самому любителю ретро-оружия приходилось его поправлять постоянно, делая вид, что ничего не происходит. От всего этого лицо его, и так не особо отягощенное интеллектом принимало совсем уж неприличное выражение, коему в народе придумано множество названий, характеризующих невысокий уровень умственных способностей, самыми приличными из которых можно назвать, пожалуй, Гомера Симпсона и клоунов с непроницаемой рожей лысого Заурбека «однажды российского». Процессор – «пень первый», с объемом памяти как у телефонной будки в судную ночь, где-то в районе Нижнего Тагила, короче говоря…

Последним из салона выбрался тщедушный паренек, точная копия первого, только в нелепых очечках и старинном сюртуке, на который была накинута такая же нелепая ватная куртка на фоне древнейших калош времен поэтов серебряного века.

Коллектив ироничного морячка сменил на своем посту депешмодный: «Нажми на кнопку, – получишь результат…»(*4)

Из Уазика же выбрался грузный мужчина в армейской форме и камуфляжном бушлате, надетом на толстое пузо и застегнутом на пару пуговичек для приличия. Вслед за ним выбрался парнишка лет двадцати в расхристанной форме с автоматом в руках, в знакомых каждому военнослужащему кирзовых сапогах, которые чистили последний раз еще при царе Петре.

— Здороваа, прапор, — протянул худой. — Привез?!!
— Кому прапор, — ответил тот, — а кому и старший прапорщик Толстощекин Анатолий Петрович. Бабки приготовил, мафия?!!
— Обижаешь!!! — опять протянул худой и зарделся: ему явно понравилось, что его назвали «мафией». — Мы люди честные. Всё путем. Дед, покажи.

Его близнец достал из кармана сюртука монеты и показал их на всеобщее обозрение, обведя рукой вокруг.

— Это еще че такое? — спросил прапорщик, и словно соответствуя своей фамилии, пошевелил щеками. — Бабки показывайте, господа уголовники.

— От ты темный!!! — опять протянул худой. — Че, в школе не учился, мля? Это же золотые рубли Российской империи. Ты знаешь, скока они стоят?

— Ты бы мне еще портрет Дориана Грея притащил, — неожиданно в ответ блеснул прапорщик знанием подробностей английской литературы. — Сейчас мой эксперт глянет ваши цацки. Сухомлин, ну-ка проверь.

Расхристанный парнишка отдал автомат прапорщику и взял у второго худого монетку на пробу. Затем посмотрел на свет, поломал их пальцами, попробовал зачем-то на зуб.
— Тут, конечно, экспертиза нужна, товарищ старший прапорщик, но на вид похожи, на настоящие.

— Отвечаешь, Сухомлин?!! — поинтересовался Толстощекин.
— Обижаете, товарищ старший прапорщик, — ответил парнишка, вздохнув и что-то вспомнив из своей биографии. — С третьего курса исторического отчислили из-за этих шакалов с рынка.
— Ну, смотри у меня, — погрозил ему кулаком прапорщик. — Головой отвечаешь.

Затем он нехотя достал из карманов бушлата три гранаты «Ф-1», в народе больше известные под названием «лимонки».
— От сердца отрываю, — опять пошевелил щеками прапорщик, почмокав при этом губами. — Давайте эти ваши цацки, так и быть.

Ему навстречу подошел второй худой и протянул несколько монет. Толстощекин также нехотя забрал у него монеты и протянул гранаты. Тот схватил гранаты, словно голодный — кусок мяса, и глаза его лихорадочно заблестели, как у сумасшедшего.

— Э, э, — испугался Толстощекин, — ты не вздумай их под дождем проверять. От воды рванет так, что всё вокруг разнесет. Мало не покажется. По телику то про это не говорят.

Второй худой многозначительно посмотрел на своего близнеца. Тот также многозначительно, и даже со знанием дела изрек, растягивая слова:
— Это да-а. Есть такой момент. Я слыхал от серьезных людей, ваааще.

Митрохин и Илья переглянулись. Митроха шепнул:
— Че за хню они несут? Ладно эти лохи на «шестерке», но этот-то прапор — вроде наш. Он че, «лимонку» никогда не видел.

— Не знаю, — ответил Илья. — Мне кажется, он их тупо разводит, как кроликов. Шнягу им какую-то впуливает. По ходу дела, учебные гранаты им сейчас продаст! Сочиняет на ходу, пользуясь незнанием этих трех дебилоидов. А тот в кожанке, скорее всего, «пишется» перед дружком своим в раритетном.

И точно прапорщик забрал монеты у худого, а тот взял взамен гранаты.

— Запомните: начинать надо вот с этой. — Прапорщик показал на одну из гранат и еще более многозначительно добавил: — Она учебная. Не так сильно грохнет. А эти две рванут так, что мало не покажется.

— Как ими пользоваться? — поинтересовался худой близнец в старинном.

— Че вопросы идиотские задаешь? Ты гранатами пользовался когда-нибудь? Дергаешь чеку и бросаешь в сторону.

Худой неожиданно выдернул металлическую скобу и спросил:
— Так?

Парнишка с автоматом неожиданно побелел и, подпрыгнув к худому, выхватил ее у него из рук, а затем швырнул куда-то в лес. Все здесь же попадали, закрывая головы, кроме этого странного худого в сюртуке, словно ему не было никакого дела до происходящего.

Его дернул за ногу близнец:
— Ты че, дебил? Ложись!!!

Тот успел упасть, и граната рванула, накрыв окружающих грязью, и листвой, и ветками. С минуту было тихо, а затем все поднялись. Худой поднялся, тряся головой и вытряхивая грязь из ушей.
— Невероятно!!! — восхитился он. — Это они все так работают?!!!

— Я же тебе говорю, это была учебная!!! — авторитетно «залепил» прапорщик. — Те две проверяй где-нибудь подальше и без дождя. А то еще не хватало, чтобы ты весь лес здесь взорвал.

Худой забрал гранаты и проголосил:
— Хорошо, да здравствует революция!!! История вам этого не забудет!!!
— Ты че за придурка сюда привел? — поинтересовался прапорщик. — Он точно не дурак? Мне еще не хватало, чтобы он мэрию подорвал или там сельсовет какой.

— Да всё путем, не ссы, — успокоил близнец, тоже добавив с очень серьезным лицом, аж глаза закатились: — На фиг ему твоя мэрия?!! У него знаешь какие серьезные темы?!!

— А, ну да!!! — кивнул в ответ прапорщик. — Смотри, я, если что найду как отбрехаться.

— Ладно, покедова, — последний раз протянул горе-бандит, и троица, сев в жигуль, укатила восвояси. Из авто напоследок донеслось: «Выкинуть хлам из дома и старых позвать друзей…»(*5)

Прапорщик подошел к автоматчику и взял его за грудки:
— Почему граната боевой оказалась? Я же приказывал учебные притащить. Еще не хватало всяким дебилам боевые гранаты продавать.

— Не могу знать. — Сухомлин вытянулся по стойке смирно. — Рядовой Бейбулатов мне их принес. Я ему говорил, чтобы учебные притащил. А он, это само, приволок и сказал, что только две учебные были, а одна боевая.

— Так че ты сразу-то не сказал, дятел?!! Из-за тебя гранату боевую прос…ли. Сам теперь будешь расхлёбывать, идиот, если ревизия нагрянет.
— Так, это само, торопились же. Я и не успел сказать вам толком. Вспомнил, когда он чеку вырвал, — почесал затылок Сухомлин.
— Чеку он вырвал, — брякнул раздосадовано прапорщик и со всего размаху залепил в ухо автоматчику, так что тот упал на копчик, почесывая ушибленное место и утробно сопя.

— Ладно, поехали, — махнул рукой Толстощекин, успокаиваясь. — Будешь трепать языком — вырву с гландами, понял?!!!

— Так точно, товарищ старший прапорщик, — обрадованно подпрыгнул Сухомлин, заводя уазик. Прапорщик же передумал залазить сразу, а заявив, что от Сухомлина дюже воняет как от полкового пса Казбека, отошел несколько в сторону, расстегивая бушлат, достал сигарету из пачки, и сладко закурил, приняв задумчивую позу, чуть ли не мыслителя из камня, и не обращая никакого внимания на дождь.

Сухомлин же (пока прапорщик не видит), тихонько перекрестился, и чуть слышно буркнул. — Избавь нас пуще всех печалей и гневный прапор, и мутные его дела(*6)… Здоровее будешь. Козёл.

Наконец, прапорщик возвратился назад, умудрившись выкурить сигарету в три затяжки, не дав ей «погибнуть» под дождем, и величественно погрузился. И машина, предварительно развернувшись, поплыла в обратный путь.

— Вот точно «Лох Пикчерс» какой-то, — подвел итог увиденному Митрохин, заваливаясь на землю и глядя в небо через ветки. — Люблю нашу армию. Да и не только – широка страна моя родная, рок-н-ролла и пердило-мучеников в ней не счесть… Дай только кого-нибудь обуть. Этот, с отбитым ухом, по любому шандюлями тоже чурку своего угостит, как вернется. Сегодня увольнения не будет… Круговорот звиздюлятины в гарнизоне. Армия, короче. Помнишь однажды в учебке офицер на дежурстве письку свою гусарскую об жену поломал нечаянно, а мы потом всей толпой зачеты по технике безопасности в тетрадках сдавали через «гы-гы»?!!

— Ладно тебе, нашел че вспоминать?!! Закругляйся тут со своей армейской философией. Всё равно все дембеля попадают в рай, — парировал Илья. — Пойдем, избушку эту транзитёрскую на курьих ножках искать. Ты же жрать хотел, или мне послышалось?

Дальше они направились на поиски возможного пристанища транзитёров, раздвигая ветви деревьев, благо дождь уже начал помаленьку стихать.

2
Поиски их долго были безуспешны, заводя то в одну, то в другую сторону и не принося абсолютно никаких результатов. Митроха уже начал недовольно бубнить и заявлять Сорокину, что ему, Илье Сорокину, в процессе всей этой беготни отбили голову и теперь он таскается по лесу, как Иван Сусанин с поляками, сталкер хренов, Рэдрик Шухарт. Илья то посылал его куда подальше, то просто предлагал заткнуться ненадолго, ибо Митроха не понимает нечего, а у него, Ильи Сорокина, есть непонятное знание о пути следования, но только оно, это знание, размытое, и поэтому они постоянно отклоняются от курса, чтобы через какое-то время вернуться на правильный маршрут и продолжить движение.

К вечеру им повезло, и они наткнулись на какой-то дом, из окна которого падал свет на пожухлую осеннюю траву. Илья радостно ускорил шаг и почти побежал к постройке, увидев, что там кто-то есть. Митрохин же чуть отстал по объективной причине. В процессе замысловатого лесного путешествия он почувствовал себя настолько голодным, что горстями начал есть различные ягоды, росшие кругом вдоль всего леса. Митроха был слаб по части ботаники и не особо разбирался, что он закидывает себе вовнутрь. На волчью ягоду или, например, вороний глаз, вроде не похожи — и ладно, можно есть. Еще через какое-то время его посетила диарея, и весь свой дальнейший путь они делали вынужденные остановки по причине закономерного нездоровья Митрохи. Кряхтя, он снимал штаны и уходил до ближайших кустов, справляя свою надобность. Теперь же настала очередь Ильи обзывать его различными нехорошими словами и во время остановок ориентироваться по странной карте, которую он видел всё также смутно, как и прежде, и не понимал, что это за уроки географии.

Наконец они добрались до обозначенного дома, и ждать Митроху уже не было смысла, сам дойдет. К тому же у него опять скрутило живот, и он отполз до ближайших кустиков, сетуя на нездоровье. Илья же, совершенно обессиленный и уставший, бросился к домику, напрочь забыв о любых предосторожностях. И это чуть не стало для него роковой ошибкой.

Он постучал негромко в деревянную дверь, ожидая получить радушный прием от кого-либо из транзитёров. Однако вместо этого, сзади ему кто-то приставил здоровенный ножик к горлу и смрадно просипел:
— Тихо, фраер. Дернешься — башка твоя на лоскутах останется. Руки поднял.

Илье ничего не оставалось, как подчиниться и поднять руки. Дверь избушки открылась, и перед ним оказался какой-то мускулистый малый, весь в татуировках с головы до ног, который, особо не церемонясь, саданул Илью в лицо прикладом охотничьего ружья.

Его затащили в дом и бросили здесь же на пол. Чей-то визгливый голос и тычок под ребро заставили его прийти в себя. Голос ничего лучше не нашел, чем спросить у Ильи:
— Ты кто, мент?!! Отвечай, падла!!! Порешу!!! На след уже напали?!!

— Тихо, Шиш, — встрял еще один голос, и по спокойным властным интонациям стало ясно, что он здесь главный. — Сейчас, разберемся, что за чел. Рожу-то подыми, когда с тобой люди разговаривают.

Илья понял, что говорят ему. Его услужливо за волосы поднял один из присутствующих, навалившись коленом на спину и особо не давая шевелиться. Сорокин осмотрелся, начиная соображать, что за компания оказала ему столь нелестный прием. И в первую очередь он понял это по главарю, развалившемуся на табуретке.

— Ты кто такой, камикадзе? — поинтересовался главарь, рассматривая Илью прищуренными глазами. Сам он оказался лысым (но с подковой) дядькой в стеганом арестантском бушлате и серых брюках, заправленных в тяжелые кирзовые сапоги. На пальцах его были вытатуированы всевозможные перстни и штрихи, недвусмысленно объяснявшие всю его предыдущую биографию.

Вокруг него еще было четыре персонажа, каждый в своем роде. Мускулистый в татуировках; визгливый Шиш, оказавшийся нервным дерганым придурком лет двадцати; сипатый, заставший Илью врасплох и являвший собой мужика с вытекшим правым глазом, который он даже не думал закрывать. Он почесывал пустую глазницу ножом, за что от Ильи сразу же получил прозвище «циклоп». Четвертый же являл собой дитя северных степей – не то тунгус, не то калмык. Он смотрел на всё происходящее совершенно спокойно и жевал какую-то траву. Казалось что в его узких глазах вообще отсутствуют какие-либо мысли. Однако он периодически швырял во входную дверь ножик-раскладушку, а затем поднимался и продолжал свое занятие.

— Ну, так это, — начал Илья и произнес почти по-деревенски, подражая герою одного своего любимого фильма про войну, — из грибников я, чай. Хожу грибы, ягоды там собираю. Дай думаю постучуся, водицы попрошу отпить.

— Из грибников, говоришь?!! — поинтересовался лысый и спросил:
— А где ж твое лукошко, грибник?!! Да и одет ты чего-то не по-грибному как-то. Еще бы в водолазном костюме за грибами бы пошел!!!

Илья понял что попался. Ну не задерживаются у уголовников в главарях слабые да глупые, как в политике. Обычно всё наоборот, и лысый это подтвердил своей молниеносной наблюдательностью.

— Так это, ели мясо мужики, как говорится, пивом запивали(*7), — попытался выкрутиться Илья, — а потом, поехал на машине, значит, дай, думаю, остановлюсь грибочки-ягоды пособирать.

— Он на точиле!!! — обрадовался визгливый. — Ништяк, братва, сейчас свалим с концами. Мусорам привет. Телку эту только попользуем по справедливости.

— Заглохни, Шиш, — перебил его циклоп. — Какая тачка?!! Какие грибы?!! Он мокрый весь. Гонит он, падла. Дождина какой был!!! И поперся он по такому ливню грибы собирать?!! Сто процентов это мусор, его в заложники надо брать или замочить. Фарт, чего скажешь?

— Я думаю, ты прав, циклоп, — ответил лысый и Сорокин понял, что в плане прозвища одноглазого он не был оригинален. — Хотя и на мусора он тоже не особо похож.

— Че у них — на лбах написано, кто мусор, а кто нет? — вмешался тунгус, и оказалось, что он очень даже хорошо говорит по-русски.

— А ты в бубен постучи, — ответил Циклоп. — Может, тебе твои духи ответят, кто это такой.

— Ша, — поднял руку лысый главарь. — Хорош базарить, после разберемся, че это за чудо в перьях. В крайнем случае, на консервы пустим. Путь долгий. Рукутама всё спишет. Пастор, ты всё там приготовил?!! Сколько можно ждать, в натуре?!!

Перспектива снискать посмертную славу Джеймса Кука не очень вдохновила Илью, но про него тут же забыли, когда из-за занавески вышел тот, кого называли «пастором».

Он оказался потным дядькой в хлопчатобумажной белой майке, с натруженными красными руками.

— Фу. — Он вытер пот. — Кое-как закончил с этой стервозой. Ну ничего, разложил — всё как полагается. Не пикнет и не дернется. Я ее такими узлами завязал — ни один фокусник не развяжет. Сейчас отдохнем от забот наших тяжких по старшинству. Жаль, по роже бить нельзя, а то бы я ей еще зубы выбил.

Все глумливо загыгыкали, и Пастор обратился к лысому:
— Ты реальный фарт. Это ж надо было так? В один день и стенка в тюряге обвалилась, и бабу живую в лесу встретили, да ещё молодую: в самом соку!!! Кому расскажи — никто ж не поверит. Жалко только, морду ей бить нельзя. Посговорчивей была бы.

— Бабу когда жаришь, она красивая должна быть. А то че это за баба?!! — ответил лысый не очень витиеватыми, но зато понятными словами. — Короче, я к ней. А вы тут посматривайте, чтобы мусора кайф не обломали. Хуже нет, когда кайф ломают.

Все опять загыгыкали:
— Это они могут. Нам там чего оставь, не зафрахтуй её до смерти.

— Саша Фаустов, с погремухой «Фарт», он такой! — Подвякнул подхалимно Шиш вслед главарю, словно шакал Табаки тигру Шерхану.

Но лысый уже не слышал, и нырнул под занавеску, плотоядно облизывая пересохшие губы. Однако в следующее мгновение «кайф» его был испорчен донельзя, как он и предвидел: раздался страшный грохот и автоматная очередь в потолок.

— Всем лежать, сцуки, руки за головы. Мордами в пол, — дико заорал Митроха. — Перемочу всех, если хоть один дернется.

Уголовники послушно попадали на пол, положив руки на затылок. Илья в два прыжка оказался возле занавески и, учтя свою прежнюю ошибку, вначале отдёрнул занавеску и лишь после заскочил. Сделал он это вовремя, потому что в его сторону пролетела массивная заточка.

Заскочив в комнату, он увидел какую-то абсолютно голую рыжую девицу связанную хитрыми многочисленными узлами по рукам и ногам и привязанную к панцирной сетке кровати. Она билась в истерике. Во рту у неё был кляп. Рядом с ней валялась разорванная в клочья одежда, и стоял со спущенными штанами лысый, оказавшийся во вздыбленных розовых трусах в цветочек, подобно волку из детского мультфильма, от чего его грозный вид сразу приобрел нелепый и комический оттенок.

Сорокин не особо всматривался в комизм и нанес тяжеленный удар-кросс лысому в череп, отчего тот мгновенно потерял сознание, рухнув на пол, а Илья произнес, расстегивая ширинку и обильно помочившись на физиономию и лысину поверженного врага:
— Трындятинск гопоте. В курсе, что советская медицина была самая лучшая в мире, а дяди врачи лечили уринотерапийкой таких уродов, как ты, если «подвиги» не дотягивали до милицейской стенки?!…Кончился твой фарт, чучело. Бои в восьмиугольнике с тётеньками закрыты. Сакс.

Затем он пинками выгнал его наружу и бросил Митрохину:
— Тенденция, однако — ты меня второй раз за сегодня спасаешь.

— С этой бандой человека-м…вошки чего делать? — спросил Митрохин, рассматривая уголовников и открывшийся сзади рисунок черно-синей татуировки в виде многопалого хищного паука на шее лысого главаря. — Я тут, представляешь, смотрю из-за деревца, двуногие животные какие-то без перьев тебя так душевно в хату поволокли. Ну, думаю, нашел новых дружбанов, бросил Митрохина, напинай На-Ну Пинк Флойды!!!

— Ты еще поржи. Следи за ними, там девчонка какая-то, я пока в чувства приведу барышню. Они ее тут «шпиливилить» всем скопом собирались, скоты.

Он взял у одноглазого ножик и за несколько минут перерезал все узлы на девушке.

Рыжая вначале от ужаса ухватила его за руку зубами, но он разжал ее челюсть.
— Да успокойся ты. Я тебе не враг. Иначе стал бы я тебя развязывать?!! Спиртное где-нибудь есть?

Он сдернул с себя чучиналовскую рубаху и накрыл ею девушку. Несколько минут ее колотило. Наконец она подняла руку и произнесла:
— Там, в дальнем углу комнаты, стоит КЗТ. Там, кажется, оставалось спиртное.

У Ильи мелькнуло в голове: «КЗТ — критический запас транзитёра». Подбежав к углу, он извлек ящик, похожий на гигантскую аптечку, и, поставив его на пол, достал флакон с прозрачной жидкостью.
— На, пей, — протянул ей Илья. — Залпом, не задумываясь.

Она благодарно кивнула и, взяв флакон, сделала несколько судорожных огромных глотков, от чего закашляла. Илья с силой похлопал ее по спине и приказал пить еще. Теперь она пила уже спокойнее и, сделав несколько небольших глотков, протянула почти ополовиненный флакон назад:
— Достаточно, спасибо.

Еще через пару минут у нее из глаз ушли страх и обреченность, а во взгляде появилась осмысленность.

3

Она сидела за столом в чучиналовской рубашке и курила найденные где-то сигареты, постепенно успокаиваясь. Митроха Калашниковым загнал несостоявшихся насильников в какой-то чулан и плотно захлопнул дверь, встав рядом — на случай если те захотят что-нибудь выкинуть неожиданное в уркаганском стиле, или вздумают бунтовать.

Девушка забросила густую рыжую прядь на высокий лоб и обнажила аккуратную гладкую шею при движении.
— Большое спасибо, Вы невероятно выручили меня. Откуда вы?!!

— Кто бы сказал нам, откуда мы, я уже сам запутался. Бегаем тут во все стороны – Усэйн Болт не догонит.  Зато я знаю, куда нам надо, — ответил Илья.

— Ну и куда же? — девушка еще выпустила дым и, затушив сигарету, в шкафу нашла какую-то одежду. — Я сейчас, подождите.

Она зашла в шкаф и начала переодеваться, приводя себя в порядок.
— Так куда вы направляетесь?
— Нам в другую сторону этой реальности, — ответил Илья, — в постсоветское пространство.

— Ничего себе?!! — удивилась девушка, присвистнув. — А как же вы туда собрались? Пока еще не придумали ключи для переходов. По времени — пожалуйста, а для пространства нет еще таких штук.

— А это мы где сейчас? — поинтересовался Илья. — Мы здесь забавную такую штуку видели, как прапорщик один каким-то придуркам гранаты учебные продавал. Судя по его бушлату, мы где-то в глубоком прошлом, как раз возле Советского Союза. Какой-то анахронизм – до интернетов и гаджетов еще как до Пекина на велосипеде в коленно-локтевой.

Девушка вышла в комнату в белом вязаном свитере, в военных брюках и таких же тапочках на босу ногу, возвращая рубашку Илье. Пальчики на её ногах оказались ухоженными, аккуратные ногти – накрашены ярким лаком, что в общей суматохе поначалу даже и не бросилось сколько-нибудь особо в глаза, зато сейчас ярко контрастировало с грубой милитаристской материей одежды.

— Мы находимся во временном парадоксе. Здесь Система разделяет пространство реальности девятнадцатого и двадцатого веков надвое. Дальше этого домика я никуда не выходила. Но, насколько я осведомлена, за этим лесом нет ничего — только тюрьма. Хотя жизнь за парадоксом, само собой, есть. У меня просто приказа не было выходить дальше.

А здесь эти, как черти из табакерки, набросились на меня. Я даже понять ничего толком не успела. Только когда связанной очнулась, поняла, что они собрались делать.

— Н-да, нескучно тут у вас, — посмотрел Илья ещё раз на девушку. — Слушай, кого не встречу из твоей конторы, многие почему-то в военный прикид одеты. Это такая мода?!!

— Ну, Система наша вечно на военном положении находится, вот и одежду, соответствующую выдают, на случай, если, вдруг нападение или…

Митроха остекленело уставился на девушку и на ее привлекательный педикюр и сглотнул слюну. Это движение не прошло мимо девушки, и она уточнила у Ильи, не закончив с ответом:
— Что это с вашим другом?

— Дело в том, что у него очень давно, по независящим от него причинам, не было того чего хотели от тебя господа уголовнички, если я правильно понял их намерения и спущенные штаны главаря. Сорри, конечно, за ненужное повторение.

— Хотите я вам на гитаре «Окончен школьный роман» наиграю?!! — заголосил маслянистым бархатным голосом Митрохин, обращаясь к Анне. — У меня это очень хорошо получалось до армии. Я тоже на «военном положении» чёрт знает сколько уже. Вам понравится. Даже сама Наталья Штурм однажды меня заслушалась в филармонии. Я, правда, очень хороший, ругаюсь только иногда немножко!!! Но это ничего.

— Нам сейчас только играть на гитаре начать не хватало?!! Что ж делать? — вздохнула девушка с пониманием. — Видимо, это неизбежно?!! Природа собралась взять своё.

Она бросила Митрохину мыло и бритву и показала рукой, скромно приспустив к полу взгляд красивых глаз:
— Вон там душ. Приведите себя в порядок. Я к вам сейчас приду. Будем считать, что мы знакомы уже тысячу лет. Просто давно не виделись…

Митрохин радостно закивал — как щенок — и побежал в душ, суетливо вручив Илье автомат Калашникова. — Сам пойми, Сорока, пересеклись биографии. Женек, нам, Белоусов в помощь. Девочка его синеглазая, все дела…

Илья улыбнулся, кивая ему:
— Радуйся, сбылась мечта балаболки, биографии у него пересеклись. Меломан. Штурм его заслушалась!!! Смотри, чтоб тебе эта рыжая после не устроила по дому Казаченко с Кай Метовым и прочую ретро-дискотеку, когда ты накосячишь безбожно.

Тот ничего не сказал и удалился в душ. Минут через пять туда зашла рыжая, плотно закрыв за собой дверь, чтобы ничего не было слышно… Илья часа два провел в тишине и размышлениях, посматривая за чуланом, лишь изредка слыша редкие постукивания, да шум воды. Казалось, это будет длиться бесконечно, но неожиданно откуда-то сбоку раздался густой мужской бас:

— Анна, я закончил. Когда вы вернете меня назад? Американские нефтяники предали нас, и это, надо сказать, очень печально. Но «бизнес» свой они, конечно, умеют вести, что ни говори. Есть над чем задуматься и взять пример для простого народа. Уж их пронырливые еврейские молодцы в этом своём «коллективном бессознательном» (так, кажется, станут называть сознание общества в будущем) точно знают, чего хотят!!! Даже расовую сегрегацию, прости господи, и ту в оборот взяли!!! И еще, Анна, я не совсем понял кто такие «чувачеллы», «орки» и «фрики», наверное, какие-то непонятные уголовные личности, а ещё, что означает: «в лом» и «не в лом»?! Мне показалось: это как-то связано с возможностью совершения кражи на непосредственном рабочем месте в качестве немого протеста против несправедливого устройства общества. Так, да?!!

Илья от неожиданности подпрыгнул и обернулся от услышанного. Рядом с ним стоял какой-то здоровенный дядька под два метра ростом с бородой и в старинной военной форме черного цвета с эполетами.

— Здрасте, — кивнул Илья. — Вы кто?

— Что значит кто? — удивился мужчина, отрывая глаза от ноутбука в огромной руке. — Я император Александр Третий. Где Анна? Вы кто?

— Дед Пихто!!! Александр Третий, значит?!! А че не Жан Рено со слугой придурочным?!!— поинтересовался Илья скептически. — Что ж вы за нее не заступились, император? Ее здесь под орех разделывает банда уголовников каких-то… А он нарисовался, как на коне.

— Что?!! — побагровел император и протянул свободную здоровенную руку, легко подымая Илью за шиворот. — Вы что себе позволяете?!!

Илья попытался вывернуться, стукнув бородача по запястью:
— Эй, дядя, ты чего? Пыли швейцарской наглотался?!!

Но не тут-то было. Лапа оказалась железной — не хуже чем у Чучина — и держала Илью крепко, тряся, словно пушинку. Сзади раздался голос Анны:
— Александр Александрович, успокойтесь. Он ничего не знает. Отпустите его, я ему сейчас всё объясню.

Император поставил Илью на место и размял кисть.
—  Распустились вы, я вам скажу, за последние сто лет — с самодержцем так разговаривать.

— А это че за Сим Симыч Карнавалов(*8) нарисовался?!! Литр «White Horse»(*9) ему в бешенную бороду, — из душа вышел довольный и румяный Митрохин, успевший побриться и приобрести вполне ничего себе симпатичную сероглазую физиономию. — Что интересного я проэтосамил?!!

— Вот еще один!!! — вздохнула Анна. — Не обращайте внимания, Александр Александрович.

— Хорошо, Анюта, — ответил император и, рассмеявшись через силу, спросил. — «Проэтосамил»?!! Что за язык у вас?!! Плюс ко всему, как я вычитал, у вас алкожижу какую-то додумались мной обзывать(*10). Анна, я могу забрать с собой эту штуку? Забыл название.

Илья опять обратил внимание, что в руке у императора, словно книжка, лежит ноутбук.

— Простите, Александр Александрович, — мило улыбнулась Анна и развела руками. — Это никак не получится. Здесь не ваше тело, а всего лишь незначительная проекция сознания. Вы же сами мне говорили, что по пути сюда воочию видели печальную участь императорской семьи, но для убийц были невидимы.  Ваша наука пока не знает фактов о природе этого явления, поэтому я не смогу вам толком объяснить.


— Хорошо, — согласился император и поставил ноутбук на стол, кивнув на прибор. — Один вопрос задам, последний. Там фигурировал некий Ульянов-Ленин как вождь повстанцев. Какое у него, надо заметить, странное прозвище – Ленин!!! Он что — постоянно ленился, что здесь за сто лет после меня столько лодырей развелось?!! Какая-то страна перекипевших прощелыг образовалась. Немогузнайки(*11) и эпоха «фриков, орков и чувачелл» каких-то. Тьфу ты!!!

— Да вроде нет, жизнь просто так съехидничала своеобразно, — пожала плечами Анна. — Напротив, был очень энергичный человек. Невежа, правда, полнейший, хам, хоть и университетский…

— Отец когда-то учил, — чуть задумчиво добавил император. — Интеллигент – это тот, кто органически не умеет хамить, даже когда вынужден защищаться. К сожалению, не всегда получается соответствовать. С волками жить… Пардон, Анна, что перебил Вас.

— Ничего страшного. Я полностью согласна с Вашим отцом, — кивнула Анна в ответ и продолжила. — И вот наш хамоватый гражданин кантона Женева однажды вознамерился переделать, ни много ни мало, аж целую планету. Но, начал со своей «исторической» — бревна таскал, революции устраивал, речи с броневика произносил и умер относительно молодым, впрочем, так до конца и не доведя начатое. Оно и к лучшему, наверное. Кто знает?!… Просто здоровья на всё не хватило, учитывая объем «ребилдинга», который он перед собой поставил, а также количество «классовых врагов», коих он собирался уничтожить. А дело в том, что родился он просто не в своё время и не там. Да ещё ко всему, был шизофреник, ярко выраженный – достаточно посмотреть в приличных медицинских архивах: и все вопросы сами собой отпадут. В институте Сербского, где-нибудь, не помешает «почетно» похоронить, залить бетоном и поставить знаковый памятник как самому великому Безумцу XX века. И выбить, скажем, на памятнике том слова песни пуэрто-риканца одного – «жить безумной жизнью». Наглядно. Как сумасшедшего за руль большегруза посадить.

— Блин, а мы то думаем, что за дела вокруг?!! А это, оказывается, не страну слили, а «чокнутый профессор» в костюмчике, и даже не в смирительной рубашке!!! Шизики тачку сперли и раванули кататься. Девчонок с собой взяли из соседнего отделения, Зюгу-санитара подтянули… —  Илья и Митрохин рассмеялись громко и нервно, слушая всё это.

— Ничего смешного не нахожу, — оборвала их хохот Анна. — Системный глюк, никого более адекватней в круговороте рождений на тот момент не оказалось в «руководителях», такова уж часто, затасканная до дыр, человеческая диалектика. Ничего не поделаешь. Ему бы веков на пять попозже появиться, когда проблему с насилием уже решать научатся, а за одно, с шизофренией. Вот и не повезло загадочной русской душе, привыкшей испокон веков зачем-то телегу запрягать впереди лошади, чтоб после обратно перепрягать. За ошибкой всегда так легко пойти, а после начать выкидывать с остервенением ее портреты на помойку, в благодарность за безмерно «удачный» опыт. А к той самой несбыточной мечте человечества и на шаг не приблизиться. И снова начать «перепрягать лошадь и телегу» в нормальное адекватное положение.

— Ну, тогда это решительно странно всё, очень странно. Жаль, что мне не суждено с ним напрямую пообщаться как политику с политиком один на один без всякого рукоприкладства!!! Может быть, я смог бы его переубедить в чём-то, или врачей хороших найти, в конце концов. А так, это какая-то страшнейшая ошибка природы, шуруп в извилинах(*12) еще и бетонных коробок для мумий понастроили, как в древнем Египте. Решили почему-то на своих вакханалиях — воскресят их потомки в будущем когда научатся!!! Как же?!! Держите карман шире… — тоже пожал могучими плечами император. — Хорошо, что в набедренных повязках через костры прыгать не обязали эти свои пролетарские массы!!!

— Не — а. Ну я Ильича и пацанов воскресил бы… — задумчиво вставил Митрохин и добавил. — В шутере каком про совок, от первого лица, или там в «Контре». Или, вот неплохой вариант: Марио – водопроводчик грузинский. Они бы бегали друг за дружкой, и валили себе подобных как драконов с моста, головушкой вниз.  Бабакин(*13) и космонавты на небушко.

— Я вижу, вам всё смешочки да водевили с мамзелями!!! — Прогремел грозно император, сверкнув своим знаменитым взором василиска, от которого очень многим становилось не по себе, «при знакомстве». — Везде приключаются революции, потому что всегда и всюду есть богатые и бедные, и те, кто стравливает их между собой, манипулируя жаждой справедливости. Но, только почему-то у вас революция скатилась в квартирный вопрос, повальное воровство на работе, разрезание агитационных газеток на подтирку, да в матерные анекдоты, с частушками про тот самый «совок» недалекий, мешком из-под пыли прихлопнувший Русь. Тьфу, прости Господи, еще и грусть-печаль ностальгишная по «усопшему» привязалась как муха навозная на плацу к генералу на ус седой села!!! И смешно по-детски, и жаль старого, несмотря на все его дурости… И за это надо было угробить миллионы человеческих жизней?!! Да ещё внешняя и внутренняя безопасности государства умудрились разругаться между собой, после того как банда пьяных остолопов позарилась на чужие коньяк и палку копченной колбасы(*14)!!! Это позор, срамота!!! При мне за такие безобразия в два счета выгонят взашей, а предписанный кодекс правил заставит провинившегося командира стреляться, дабы сохранить Честь офицера!!! В мою бытность, помнится, война на Кушке с афганцами, науськанными британцами, закончилась за одни сутки при русских минимальнейших потерях… а у вас что творилось?!! Кто наладил смертельный трафик наркотических одурманивающих порошков для молодежи оттуда?!! Почему эти, так называемые, сотрудники госбезопасности не были объявлены официально предателями за подрыв демографической безопасности страны?!! Я уж молчу про ваш рубль на который за границей, разве что, оплеуху можно прикупить… По научным и точнейшим подсчетам Дмитрия Ивановича Менделеева российское население должно было составлять к началу XXI века 600 миллионов человек. Один из крупнейших этносов в мире!!! Где он, мать вашу так?!!

— Видимо, разбежался весь «этнос», чтоб царь-батюшка пирожками не мешал торговать, и коробки из-под ксерокса таскать за одно?!! Откуда я знаю ответы на эти вопросы, вашу матушку?! Детишек лучше надо было готовить к управлению всем этими Васьками Пеплами, Баронами, Луками, и прочим дюже говорливым барахлом, а не сопли учить жевать!!! Спросите лучше у тех, кто решил резво тысячелетнюю деревню «калинко-малинковую» в ПГТ одним ударом услать, да в матрёшку – символ бесконечности поколений кучу навалить, советская власть есть коммунизм минус электрификация всей страны. В Советском Союзе можно было всё особо «избранным», но молча… Такая вот херня приключилась, у Володеньки-психа, со столетней гражданской войной в отдельно взятой стране, с его «совковой» подачи официально объявить немножко забыли… — Отпарировал спокойно Митрохин, глядя на застывшего от такой «эскапады» царя, собиравшегося, было, схватить Митрохина как Илью за шиворот за подобные резкости с венценосной особой, но, Анна элегантно и непринужденно остановила императора, помахав ему рукой, чтобы царь не делал этого. — Простите его, Александр Александрович. Ваш молодой «противник», просто из поколения людей, которым политика закономерно опротивела до чёртиков. Потому он и не воздержан несколько в силу возраста. К тому же, когда стало очевидно, что социальный эксперимент, спонсированный из-за рубежа, провалился, для спасения собственных амбиций и привилегий, новая бюрократия, сменившая прежнюю, покрыла всю страну колючей проволокой, сформировав своеобразное мышление у обычного населения, характеризующееся словом «несвобода». А потом, и это, постепенно, начало улетучиваться из замордованных душ. Но, освобождение оказалось очень болезненным, кровавым и долгим…Поэтому, он так и реагирует.

И царь остыл, дав договорить Митрохину.

Тот, кивком поблагодарил Анну, и продолжил вполне серьезно. — А теперь по-взрослому, и без хаханек и хиханек, а то Вы, и в самом деле, полезете драться… Пускай строй был изначально создан психически больным человеком – оставим это на откуп врачам и политологам с историками. Но, вот в чём загвоздка, и уже касается непосредственно «продолжателей» дела психогриба в кепке: воля невежи – это всегда разрушение, воля интеллигента – это всегда упадок, воля просто образованного человека – это всегда ответственность. Так говорил, мой папа-профессор, с которым отношения немножко не сложились у вашего покорного. А уж какая здесь могла быть ответственность у всей этой компании, изначально считавшей себя частью пожара мировой революции, а уж никак не частью российского этноса?!! Железной то рукой, додуматься, загнать человечество в счастье!!! А потом сами же упорно принялись учить любить твои запретные плоды(*15), когда «пожар» захлебнулся и все управленцы, без исключения, после бородатого, усатого, лысого и прочих, стали обычными ссыкунами и приспособленцами-казнокрадами, без собственного мнения и характера в системе однопартийного государства!!! И никаких тебе «эффективных кризисных менеджеров», умеющих по-мужски брать на себя ответственность… Но лично меня и таких как я постоянно забывают обо всём этом спросить. И ещё у того самого несчастного ребятёнка, родившегося у долбанутых на всю башку родителей, тоже забывают поинтересоваться. Вот мы и шпарим наши ответы Чемберлену в анекдотах и картинках. Куклачев с кошками на бои без правил среди питбулей пришел…

Слушая всё это, царь взял прислонённую к стене печную кочергу, и в задумчивости согнул-разогнул её раза три, словно игрушку, пробасив напряженным гулом, и выпустив всё своё накопившееся за сегодня раздражение на углемешалке. — Тащщиии с работы каждый гвоздь – ты здесь хозяин, а не гость. Я бы этому чувачелле-рифмоплету рифмоплетку то его пообрывал для порядка!!!

Затем царь поставил аккуратно на место кочергу, как печное орудие и располагалось первоначально.

Митрохин продолжил, наблюдая за этими «упражнениями» с кочергой. — И вообще, Советский Союз – это первый пример государства, которое началось с предательства своих граждан, и предательством таких же граждан и закончилось. Не получалось военным путем свалить у «великих стратегов». Вот они «сценарии» и сочинили. Заурядная такая статистическая трагикомедия получилась в двух частях на одной шестой части суши.  И кто вспомнит этот «прокат» через пятьсот-тысячи лет?!…  А если не верится, то настоятельно рекомендую заглянуть в Петропавловск-Камчатский и найти памятники защитникам Города и заодно павшим горе-захватчикам при отражении англо-французской атаки с моря во время Крымской войны. Где Крым, а где Петропавловск-Камчатский?!! Но людей, всё равно, всех похоронили по-человечески, а не абажуры, чемоданы и корм рыбам наделали из врагов. И так всю историю. Они к нам приходят с мечом, а не мы к ним, и не мы придумываем все эти коммунизмы-фашизмы, и прочую ересь мракобесную. И придумывают чаще всего те, кто за свою жизнь копейки собственными руками и головой не заработал. Исключительно языком как помелом обучены махать… Но расхлёбывают «затеи» потом, как обычно, Ванька да Маруся рассейские, коих всякие Юлии Капитонычи Карандышевы и прочие в лучших домах Лонд;она и Урюпинска считают образцом быдла и невежества… Вот такой водевиль с мамзелями, сансарой, да с бардаком после Бафомета-Асмодея картавого, плесенью и пылью нынче покрытого древней за ненадобностью.

— Да уж!!! Здесь я с вашим странным «юморочком» согласен, молодой человек. — Опять пожал могучими плечами пришелец. — Мне в пылу раздражения за убиенного батюшку тоже приватно кое-чего приходилось говорить, чего дураки потом, как обычно, переврали. Но эта компания из Англий да Швецарий с Берлинами на публику, конечно, говорила много заманчивей моего, а думала, как раз, именно моими словами. И дело даже не в том, что они угробили моего отца, а потом и детей, наивно полагая, что тем самым они несут положительные изменения в этот мир… Дело в глобальной жуткой ржавой и лживой идеологии, покрывшей всё собой, в конце концов. И ваш тот самый последний русский просто окончательно перестал доверять своему государству, накопив мириады обид за всё.

— От каждого по способностям — каждому по труду и потребностям?!! — закартавил Митрохин, хитро сощурив глаза и добавил уже нормально, но всё же подмигнув шутовски. — По ихпотребностям. Хер хижинам — ништяк дворцам(*16)!!! Навешал лапши на уши кухаркам и кухарям Вил Вилыч, кремлевский мечтатель, сам из продуктов первой необходимости фигню всякую пластилиновую лепивший, они уши то и развешали! Мы, это, старый мир разрушим… Э-ээ, Вселенная не дослышала, огласите весь список, пожалуйста. Только губу для начала закатать забыли – кашу они сами сварят… Вот и получился суп… из семи залуп, две покрошены, остальные так брошены. Видите ли, государство – это не конфорка, а национальная идея не огонь – не отрегулируешь под себя удобненько. Либо есть, либо нет.

— Простите, — усмехнулся царь столь неожиданному некуртуазному сравнению с «супами». — А что такое, по-вашему, национальная идея?! Вот я воспитан за Веру, Царя и Отечество. А вы – поерничать, похихикать, «ответы» нашпарить?!! Такая национальная идея у вас?!!

—  Это всё «джентльмен в поисках десятки», не более того, прочтение Старопердием Маразматиковым «Архипелага Гулага» втихаря между снами на пленумах ЦККПССа, — отмахнулся Митрохин. — Национальная идея может быть только одна, и имя ей – Семья. Батя, Мама и Дети. Если любят и не врут никогда друг-другу. И вся Планета им дом, а не плацдарм для мировых революций или биржевых игр Уолл-стрит. Так что, прежде чем начать «управлять» миллионами, для начала было бы неплохо научиться заботиться о ком-то одном… А всё остальное – игры идеологов. «Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещен». «Американская исключительность», «высшая раса», «теория официальной народности». Продолжать про шестнадцать мегатонн товарищей негров в эсесовской форме китайского производства и батяню их — Поля Робсона, напевшего гимн Союза Советских Социалистических Республик?!! Сочиненного, кстати эксдворянином в компании с регентом Храма Христа Спасителя, тоже, разумеется, бывшим. А ещё наш шизик – дворянин, и наиглавнейшая советская актри…

— Достаточно, — поднял кверху могучую руку Александр. — Я вас понял прекрасно, молодой человек, несмотря на ваши необычные словесные обороты. Мне пора. Жаль не могу пригласить вас к себе. Моему Константину Петровичу было бы о чём с вами потолковать, по существу.

— Я бы рад, — улыбнулся Митрохин и кивнул на Анну. — Да только у нас уже, кажется, своя Семья образовалась. К тому же, как говорил мой папа-профессор, чтобы не стать тираном, надо для начала научиться любить. А всех тиранов отличает одно странное свойство.

— Тоже папа-профессор поведал?!! — чуть усмехнулся саркастически в бороду царь. — Что же это за свойство, позвольте поинтересоваться?!!

— Все тираны, встречая свой последний рассвет, думают о том, что всё неважно, и они сами, в том числе, а вот их идея переживёт всё и останется в веках. — Посмотрел Митрохин на Александра Александровича в упор. — Им неведомо и не дано понять, почему Антон Павлович попросил шампанского и улыбнулся всем присутствующим на прощание…

— Да, с вами занимательно. Что ж, всего вам наилучшего, молодые люди, — как-то грустно произнёс Александр Романов. — Побольше бы таких как вы!!! У меня сегодня, благодаря вам, на многие вещи взгляд другой открылся. Прощайте.

— Прощайте, — Анна взяла императора за ладонь и повела куда-то. Неожиданно император исчез в пространстве, лишь блеснув белым свечением.


— Ну вы даете?!!! — вздохнул Митрохин. — Третьи рейхи, Моцарты всякие, цари-императоры, и страна невыученных уроков двоешника Вити Перестукина. Клево!!! Чтоб я так еще в армию сходил. Такое ощущение после Сан Саныча вашего, что «Комедию строгого режима» пересмотрел, блин. Чушкана морального паханом назначили, управляющим дебил-поезда по кругу. Сергей Донатович, дружище Кен Кизи, где вы?!! Накиньте на это всё подушку что ли. «Жизнь прекрасна и удивительна!» — как восклицал товарищ Маяковский накануне самоубийства(*17). От того и застрелился Владим Владимыч, когда вкурил, что вся революция – фуфло под очередных бюрократов Победоносиковых.

— Ладно тебе, развёли тут внеклассное чтение! — подвел краткий итог Илья. — Я, конечно, в такие дебри как вы не лезу. Но, вот чего знаю – на ринге редко бывают «дружеские» ничьи: один обязательно уходит или уползает побежденным… Также и в жизни. К тому же, никаких вам боковых рефери, подсчетов очков и правил… Вот и вся жыжа про crazy city. Что тысячу лет назад, что сейчас. А всё остальное – склад хлама на «Авито». Иногда симпатичный, музейный, иногда – на фиг никому ненужный…

— Моцартом, кстати, называют моего отца, — откликнулась невпопад Анна, приводя растрепанные после Митрохина волосы, и улыбаясь его молодой некой внешней бесшабашности.

— Кого называют?!! — поперхнулся Илья, не веря услышанному, и здесь же забыл свою мысль про ринг и «склады».

— Отца моего, Бориса Павловича Февральского все так называют, — ответила она не без гордости.

— Ты Анна Борисовна Февральская?!! — задал глупый вопрос Илья и от неожиданности сел на пол.

Она, улыбнувшись тому, как один из ее спасителей нелепо плюхнулся на пол, кивнула головой, не отвечая вслух на очевидное. И так всем всё было понятно. К тому же, Митрохину опять приспичило, и, взяв за руку Анну, он снова повел ее в душ. Она, собственно, была не против и делано вздохнув, захлопнула за собой двери поплотнее.

4
Когда еще часа через два они закруглились окончательно и выползли из душа, ни Митрохин, ни Анна не могли первое время ничего внятно говорить. К тому же, уголовники начали проситься в туалет, и Илье пришлось по очереди водить их до ветра, пока его друзья охраняли остальных пленников. Как назло, стукнувший Илью прикладом, на выходе резко и внезапно толкнул его всей своей мышечной массой и рванул в лес, сиганув через перила домика. Илья, упав, здесь же запутался в каких-то старых сетях, дровах, ящиках и прочем хламе…Когда выбрался из неожиданной западни, уголовника уже и след простыл.

— Вот же ж, твою качкобежную в полосочку!!! — выругался Илья и, вернувшись назад, предложил всем оставшимся накладывать в штаны по полной. — Один удрал, сволочь.

— А!!! Что?!! — спросила Анна, приходя в себя после Митрохина, который, уютно мурлыча песенку, снова отправился мыться. — Вы чего-то сказали?

— Я говорю: Митрохин конь, пошла ты на задание, а здесь такое, — откликнулся Илья. — И этот качок убежал еще.
— Обычно я сама за себя всё предусматриваю и решаю на задании, а в этот раз не получилось почему-то.
— Что ж, ты, Анна, гоблинов этих разрисованных не предусмотрела как следует?
— Я, если честно, не совсем понимаю, — ответила Анна, снова взяв сигареты, — откуда они здесь взялись. Да и вы тоже, если честно. В моем задании этого не было. Я просто должна была ввести императора, который на секунду оказался здесь, в курс дела.

— А зачем тебе его было о чем-то оповещать?!! Это же вмешательство в естественный ход событий. Ты меня не стесняйся: я каким-то образом связан с твоей конторой, но ни черта не помню. Обрывки только разные.

— Это как раз далеко не естественный ход событий, — парировала Анна. — Поэтому Системой был отдан приказ ознакомить его с российской историей до 2030 года. Мне выдали интеллектор, и я, объяснив императору как работать на нем, стала ждать, когда он закончит ознакомление, дабы отправить его затем назад в 1888 год. А дальше эти появились — и пошло всё вверх дном.

— То есть, если бы не появились мы с Митрохой, скорее всего, тебя бы изнасиловали, а затем убили. Непонятно, почему он не заступился за тебя. Испугался?!!

— Вряд ли, — не согласилась она. — Здесь специальное помещение с полнейшей звукоизоляцией. Я посадила его туда, чтобы не один посторонний звук не поменял дальнейшего хода событий.
— То есть, опять же, если бы не было нас, он бы вышел. И что тогда? Перебил бы их?!!
— Маловероятно, — снова не согласилась она. — Один против шестерых вооруженных бандитов?!! Скорее всего, его бы ограбили и убили.
— Да хорошенькая перспектива для царского дома. И что бы было при таком раскладе?

— Ничего, это же была лишь небольшая часть сознания. Осталась бы трещина в психическом конусе, подсознание бы зафиксировало последние слова здесь и там бы сыграло бы с хозяином по-своему, в зависимости от обстоятельств.

— А!!! Ну теперь мне понятно, почему в Рашке-барабашке развился такой махровый капитализм на пиндосовский манер, с русскими-то заскоками на урвать!!! — усмехнулся Илья. — Он там что-то про американцев говорил. У тех стату;я всё возможно, господа, у наших – вместо мишки-косолапого почему-то орел-две башки сто двадцать мнений, и всё можно, господа. Чувствуешь разницу между «возможно» и «можно», Анна?!!

— Не совсем понимаю о чём вы сейчас, — уточнила она. — Поясните, пожалуйста.

— Да что ж здесь не понятного?!! — усмехнулся Илья. — Здесьцарь вместо умного Митрохина встретил этих гоблинов отмороженных, а там по цепочке сформировался такой Капитализмище, без малейшей капли сострадания к обычному маленькому человечку, что все американские злодеи и акулы капитализма вместе взятые уныло заплакали в сторонке. Света, наверное, была в чем-то права, когда называла нас с Васькой «психами». Ну, ты, Анна, не в курсе. Долго объяснять.

— Не знаю. — Анна посмотрела на Илью. — Это какое-то непредвиденное осложнение. Здесь не должно было быть никаких уголовников, и никто не собирался умирать. Он просто должен был ознакомиться с будущим, и всё.

— Это еще почему такие привилегии?!!

— Потому что группа террористов в его времени собиралась его взорвать в карете, — терпеливо пояснила Анна, — но покушение не состоялось при естественном ходе событий.
— Неужели совесть мучать начала?


— Кого — террористов?!! — усмехнулась Анна. — Они уже всё подготовили и собирались выходить, когда у одной из террористок, которая будучи влюбленной до безумия в одного из группы, дернулась предательски рука, и она не положила обычную свою бомбу в сумочку, а уронила. Произошла детонация взрывчатки, и они все погибли на месте. А дальше всё должно было пойти естественным ходом. Не было, в итоге, никакого покушения.

— А что же тогда пошло не так, неестественно?

— Один из террористов, по фамилии Вагнер, оказался в спонтанном провале Системы, и его вынесло сюда. Он не растерялся и, будучи прирожденным идейным убийцей с высоченным интеллектом, умудрился здесь отыскать своего потомка и через него достать более совершенное оружие будущего, чтобы было легче достичь своей цели. Такое вот искушение, для фанатика, даже и профессионала, способного без всяких моральных угрызений пустить на воздух случайных людей вместе с «приговоренным»(*18).

— Ха, — рассмеялся Илья. — Видели мы с Митрохиным, кажется, и «профессионала» этого, и потомка его, чупакабру, выползли оба из дупла мирового пролетариата!!!  Это не они ли случайно у прапорщика Толстощекина три гранаты прикупили?!! Я уже, вроде, говорил при знакомстве. Одну боевую и две учебных. Причем боевую, предок зачем-то взорвал сразу, аж детишки и внуки там в штаны чуть не наложили от страха.

— Он же не знал этой технологии, и не догадывался, что своими, на первый взгляд, логичными, хоть и импровизационными действиями, ведущими, вроде как, к намного большему повышению вероятности успеха, приведет всю операцию к неожиданному провалу.  Он первый раз сознательно пошел на самовольное изменение в плане, полагая, что так будет многократно эффективней в конечном итоге, раз уж его занесло в будущее. Наши Вагнера нашли и вернули аккуратно в его время… —  Анна выпустила бело-сизый дым изящной струей кверху и посмотрела на Илью сверлящим холодным взором.

У Сорокина в сознании внезапно промелькнул какой-то обрывок воспоминаний из задания Анны.

Ничто несовершенно под луной. Вагнера вернули назад в целости и сохранности. Причем во время его возвращения, совершенно случайным свидетелем всего этого стал один мирно прогуливавшийся начинающий молодой поэт, которому транзитерам пришлось стереть память о данном событии. Но, вместе с этим утратилась безвозвратно и способность поэта творить стихи. Намучавшись, бывший поэт подался в валютные теневые гении и прочие интересные творческие ипостаси, далекие от луговой лирики и воспевания прекрасной дамы. Вот уж, действительно, «если б не был бы я поэтом, то, наверное, был мошенник и вор»(*19) …

Вагнеру же, напротив, специально оставили память нетронутой, чтобы он фанатик смог «насладиться» страной проигравшего социализма, нагулявшейся по тому самому «другому пути», по полной программе, а заодно узнать о мире, где, оказывается, ещё с времен Вагнера, всем заправляли и всё решали лобби огромных и страшных транснациональных корпораций, к финалу XX века уже вполне подготовившихся стать неотъемлемой частью набирающей обороты мировой Сети, в которой оставаться честным – это не означало быть собой, а всего лишь представляло ещё один из способов достижения «ништяков» в струе корпоративного мнения, иначе – вполне можно было нажить самому себе недетских проблем, если, вдруг, твоя честность оказывалась первого рода.

А все эти «ключи под ковриком» и посиделки маленьким «дружным» двором в светлое советское прошлое, пока мировые корпоративные монстры, эдакие осовремененные тираннозавры Рексы, постепенно и планомерно выкупали всё что возможно в подлунном мире, параллельно с громкими пустопорожними речами с трибун, – всё это не более чем грустное утешение о давным-давно ушедшей молодости, в которой не было ещё никаких «корпораций», правда, пристально и незаметно наблюдавших за происходящим в будущем гигантском сырьевом придатке, к чему, собственно, вся хитроумная длительная комбинация, изначально и сводилась.

С фанатиками нередко случается подобное, если они, вдруг, узнают весь истинный расклад и понимают, кто пешки, а кто Фишер и Карпов. Не стал исключением в логике Системы и Вагнер.

Сохранили… и гранаты. Система обладает тем же неизменным качеством, что и дьявол, из книжек, написанных людьми сведущими в фанатиках. И это ничто иное, как гипертрофированное чрезмерное чувство юмора, бьющее через край, придумывающее призраков, шатающихся по Европе, высшие расы, соцреалистические фата-морганы «большой жизни» для попугаев Кеш, и, конечно же, подвальные социальные лифты, у которых пенсионеры-дачники стырили давным-давно лебедки. Но, догадываться обо всём этом вы начинаете только тогда, когда вас неожиданно запирают в злополучном лифте и почему-то очень долго не хотят выпускать, тупо забыв о вашем существовании… А, впрочем, вы ведь тоже любите «развлекаться» с тем, кто в чём-то отчаянно слаб, но нелепо пытается уверить в обратном?!! И мать Система всегда поддержит в ваших начинаниях?!! Если только у тайного Дубровского вовремя при себе не окажется маленького пистолета. И то, Система не останется в накладе. Она просто иногда сама себе дает своеобразный «отдых», переключаясь ненадолго со своего глобального уравнения. «Отдых» заключается в придумывании очередной анаграммы для очередного же объекта, в порядке очередной шуточки. Не более того…

Итак, следующим немаловажным звеном в цепи оказалось то, что главарь террористов Ольга заимела с Вагнером небольшую порочную связь, до его вояжа в «светлое будущее». Время от времени ей, всего лишь женщине, а не террористке, был нужен мужчина для удовлетворения «тяги к мерзкой половой тряпке-трёпке», как они предпочитали это называть. Вагнер для подобных целей подходил идеально, будучи надежным заядлым молчуном, iron curtain для всех без исключения. Она и сама не заметила, как начала в результате эмоционально доверять тайному любовнику несколько больше положенного и, после одной такой подобной «разрядки» согласилась с его внезапным предложением, когда он ей показал новое взрывное устройство, якобы разработанное одним талантливым тульским мастером. Да и сам размер нового оружия, и то как его надо использовать, в словах ее «заместителя», привели к тому, что она не удосужилась проверить как это вообще всё работает!!! На слово поверила, ведь она не просто слушала, а лёжа голой в одной измятой с ним постели. Ей его доводы показались убедительными. Она встала, померила сумасшедшей королевой задумчиво шаги по комнате, рассмотрела предложенное оружие, он же, глядя на нее, позвал обратно к себе. Он всё ещё не мог поверить в то, что увидел собственными глазами в будущем, но полагал, что сможет изменить ситуацию к лучшему, ведь ещё оставалось много настоящих патриотов в той стране. Они смогут дружно взяться за дело после героической смерти Вагнера и сотоварищей за свободу Отечества… Короче, она, согласилась на изменение. Второй девушке, которая должна была уложить обычную бомбу в ее сумочку, она сообщила, что сама всё подготовила и уложила как надо. Это не противоречило плану, «упаковщице» меньше работы, и они начали коллективно двигаться к провалу своего замысла.

— Н-да уж!!! Шайтан-лимонку, говоришь, устроил проказник, — прохрипел ёрническим голосом Сорокин, видя всё это. — Новосельцев Прокофьевну свою развлек, на фиг, самодеятельностью. Еще и поэт под всю эту «тамагочу» загремел.

— Вам едко сейчас. А в их времени никто бы не додумался изготавливать бомбу «без начинки». Нонсенс, абсурд, для чего?!!  И они оба попались на этом. Вагнеру же и в голову не могло прийти, что прапорщик может его обмануть столь простым способом. Хотя он сам прапорщику поддельные монеты всучил. — Закончила Анна и красивые глаза вернулись в норму.

— Ну что ж делать, голь на выдумки хитра. А потомок его не очень-то на умного был похож. Что ж предок-то об этом не позаботился, родная же кровь?!!

— Да кто их знает, этих идейных убийц, что у них в голове? На уголовников моя техника внушения взглядом, например, тоже никак не подействовала. Другой тип восприятия действительности. На вас подействовала, на них – нет.

— Видел я че на них воздействует – кулаком в дыню или Калашников у носа. Вот это такая отморозь прекрасно понимает, — покивал Илья. — Хотя даже среди уголовников изредка попадаются адекватные люди. Ну, те, которые знают, что неправильно гадить на своём районе. Западло это, чушкина радость. Нашим политотам и клоунам не помешало бы у них этому поучиться. Недаром старики советские раньше говорили с уважением – «чёрная кость»! Не мы такие – жизнь такая, Система. Куда поставили – там и пырхайся.

— Ну, может быть, кто знает зверюшек этих разговаривающих?!! — согласилась с сомнением Анна. — Мне трудно сейчас беспристрастно судить после пережитого. Так что, скорее всего, Вагнеру не было никакого дела до родственника, а может, и последующий алкоголизм родителей сказался. Наследственный алкоголизм еще никого до добра не доводил. В общем, суть остается сутью – было постороннее вмешательство, я с вашей помощью задание выполнила, вернусь назад, сообщу о непредвиденных осложнениях.

— Ну а нам что делать сейчас? — удивился Илья. — Твой отец долго меня мурыжил. Выдернул из привычной оболочки, сунул мне какой-то ключ, устроил квест-побегушки по земному шару, и в итоге вместо обещанного дома я здесь с тобой разговариваю, уголовников гоняю. Про Митрохина вообще молчу, его лет так ндцать назад унесло в гитлеровскую Германию. Он пейджер бабушкин, чисто случайно, дома тогда забыл, сообщить о себе не сумел, чтоб не волновались домочадцы.

— Ну хватит уже вам смеяться, честное слово!!! Бедненький, как же он там?! — в транзитёре Анне, дочери Моцарта, проснулась жалость женщины к мужчине, с которым ей было очень и очень хорошо. — Я сейчас позвоню папе и всё узнаю.

Она достала из стола древний сотовый телефон с антенной и набрала номер, после чего начала говорить, заткнув одно ухо:
— Алло, пап, привет. Здесь сейчас такое было, не поверишь!!! Я потом в отчете всё изложу, почитаешь. Но дело в другом. Здесь сейчас два парня. Они меня сильно выручили. Один из них утверждает, что ты дал ему какой-то ключ, который отправил его не туда, а почему-то ко мне.

Она на секунду прислушалась и замолчала, затем кивнула:
— Хорошо, я сейчас всё им перескажу. Отбой.

Илья вопросительно посмотрел в её сторону.
Она положила телефон обратно в стол.
— Он сказал, что это всё какой-то Балалайкин виноват. Перепутал правую сторону с левой и воткнул вам не тот код активации решетки. Поэтому вы и Вася оказались здесь.

— Ах, ты, ептишь, в сандалии твои трихомудии жидкие, Степа. Как же так-то? — начал возмущаться Илья. — Что ж нам теперь делать-то? Здесь же все провалы закрыты наглухо. С тобой возвращаться?!!

— Исключено, транзитёр приходит и уходит только один. Неужели вы не знаете, как передвигаются транзитёры на плановых заданиях? Я сейчас как раз на таком.

— Да понятия я не имею, как там чего происходит. Мой котелок давным-давно от матрицы отключили за то, что безобразничал. Одна каша в голове. Касатку, застрявшую между льдов, прежде чем отпустить – вырубили. Но их же нельзя вырубать, задохнутся. Вырубили, в смысле — освободили от льдов… Всякая такая ахинея. И точки какие-то, сигнал усиливающие еще могу узреть.

— Все правильно, точка – это то место в пространстве, в котором биополе пересылает свой сигнал датчику Системы и тот, сверив биологический код, списанный с ДНК, забирает в течение нескольких секунд еще живую энергию к себе, чтобы перенаправить ее на Базу. Если, вдруг, например, кто-нибудь упал под датчиком, психанул, или передвинул что-нибудь незапланированное – в любом случае от живой материи выбрасывается электромагнитный импульс, который улавливается датчиком, напоминающим в своем действии антенну. Если сигнал не соответствует заданному биологическому коду, то Система либо игнорирует сигнал (что бывает чаще), либо засылает власоглотов, если ей что-либо не понравится, и она решает вернуть всё к самому началу. Это бывает намного реже, и у тех, кто имел неосторожность вызвать власоглотов, как правило, начинаются большие проблемы с Системой. Издеваться Она может очень долго и изощренно, пока не восстановит за счет наказанного все затраченные на власоглотов силы. Транзитёры прекрасно знают об этом и стараются не связываться с сомнительными мероприятиями. — Анна вздохнула и, помолчав немного, продолжила:

— Вот только я пока понять не могу, в чем заключается моя вина перед Системой, что Она настолько вероломно решила от меня избавиться. Я всё делала, согласно заданию, полученному на Базе. Транзитёры рождаются и умирают, как обычные люди, и очень долго могут не подозревать, кто они. Пока однажды не приключится что-то такое, что запрограммировано Системой, чтобы они вспомнили свое задание и выполнили его. Подобно кошкам, они чувствуют приближение физического конца и ищут датчики Системы, чтобы та забрала их биополе и восстановила на Базе в исходном виде. Это основы, первый курс транзитёрского искусства. Если не успеть до датчика – всё, биополе через несколько минут растворится в воздухе. Тогда точно конец.

— Вот блин, прям «Гарри Поттер и пакетик мака»!!! — посмотрел Илья в окно на желтеющий лес. — И что ж ты, всю жизнь в лесу провела?!!

— Ну, если не считать нескольких незначительных вылазок по временным контурам, которые ни к чему не обязывают, да походов за ягодами-грибами здешними и которые себе может позволить любой транзитёр, можно сказать, что да, — кивнула она. — Родители мои официальные — староверы, вот я у них и родилась. Недалеко похоронены, умерли несколько лет назад. Через пару месяцев я должна заболеть раком и вернуться на Базу. Всё. Мое задание будет окончено.

— Что-то ты не очень-то похожа на староверку, — засомневался Илья. — Вся такая ухоженная, педикюр, маникюр. Митрохин чуть слюнями не захлебнулся!!! Да и эти чуть не пеной брызгали, когда собирались тебя насиловать. Сюда ведь не бабку древнюю заслали, а именно тебя. Как нарочно, получается, что мы с Васькой всё нарушили. Включили немножко не по плану Аркадия Паровозова. Да и с батяней твоим та же история. Я смотрю, это семейная традиция ваша.

— Может, вы и правы, кто знает?! Одно другому не мешает, — она придирчиво осмотрела себя в зеркало. На вид ей было всего лет двадцать — двадцать пять, не больше. Густые рыжие кудри спадали до плеч и, казалось, оттягивали голову назад, что, однако, ей совсем не мешало. К тому же, она очень сильно напоминала покойную Куклу, что наводило Илью на смутные подозрения.

Анна продолжила:
— Папа сказал, раз вы не на задании здесь — вам надо вернуться к Балалайкину и поставить правильный код. Ваш код — правый, а не левый. Папа сказал, чтобы вы хорошенько это уяснили, а то будете по кругу мотаться до бесконечности транзитёра.

— А как же мы назад-то вернемся, блин? — сделал удивленные глаза Илья. — Закрыто же всё. Что нам, сдохнуть, что ли, здесь?!!

— Я же говорю: Система пустит лишь меня. А вы сгинете. Дайте ключ, который папа вам дал, — протянула она руку.

Он бросил ей кубик Рубика. Она разобрала его и в несколько секунд собрала зеленую сторону.
— Папина любимая головоломка. Нашел где-то на заданиях. Вот и всё. Ваш путь открыт. Вы вернетесь к месту ошибки и исправите ее.

От кубика пошел зеленый свет, и Илья громко позвал Митрохина:
— Закругляйся с мытьем, чистота залог здоровья. Нам пора домой.

— Жаль, — вздохнул Митрохин, выходя с банным полотенцем на голове и в халате. — Я так давно не видел горячей воды! А счастье, по-моему, «просто бывает разного роста — от кочки и до Казбека, в зависимости от человека»(*20). Аня, а как же ты останешься один на один с этими бандитами? Да еще один убежал!

Он протянул ей вдруг Калаш:
— Держи, с ним надежней. Хочешь — я только Сороку провожу немножко, и сразу к тебе назад?!! Ты только скажи, как вернуться?!

Анна улыбнулась мило и грустно, понимая всю невыполнимость предложения Митрохина. — Ну будем надеяться, что ещё увидимся когда-нибудь. Я сейчас вызову милицию, они приедут скоро и заберут их.

— Угу, дня через три приедут, — согласился Илья. — Я бы на твоём месте связал их, или в погреб кинул, например.

— Ладно, разберемся. — Анна пожала Илье руку, а Митрохина поцеловала в губы, дав ему, любителю чистоты, на дорогу свежую одежду. — Удачи вам, мальчики. Спасибо за всё.

Они зашли в свет кубика и исчезли из пространства комнаты.

5
Анна не обманула. Они вышли в квартире Балалайкина как раз тогда, когда тот лежал в углу, нокаутированный ударом американца, и громко храпел. Сам же Илья сидел на стуле, запрокинув голову, и спал глубоким сном.

Илья поначалу опасался возможных непредвиденных изменений потенциальных места и времени, в результате повёрнутого на «сто восемьдесят» хода событий в домике Анны. Но, всё, в принципе, оказалось тоже самое, за исключением одного… вместо жидкой причёски Степы, на его голове красовалась мощная кудрявая чёрная шевелюра в стиле «афро», покрытая классической полосатой шапочкой «растаманкой».
Возле Степы валялся перевернутый кальян, из которого вытекала жижа, и которую, видимо, он здесь употреблял в парообразном состоянии, пока его не выключил Джонни, предложив немножко поспать.

Это вызвало поначалу дикий неудержимый приступ хохота Ильи и предположение, что гражданин Моцарт, по всей вероятности, помог ненавязчиво скоротать вечерок-другой маме Степы где-то на просторах Ямайки, или всё той же Кубы, по известному закону «парных» случаев, вспоминая гостиничные подвиги с громогласной сеньоритой Люсиндой.

Митрохин же на это заметил, что не понимает, чего Сорока ржёт, будто Стёпа вернулся в прошлое, нагло там грабанул собственного дедушку, а этим дедушкой оказался директор клиники по борьбе с облысением и травокурением. Прическа как прическа. У Боба Марли, Валерия Яковлевича Леонтьева в молодости или Эйнштейна ещё круче. А вот «бульбулятор» у Степы действительно знатный.

Впрочем, смех у Ильи довольно быстро прошел, когда в памяти всплыли странные слова Светы про Дарта Олегыча недорастамана, перед тем как они покинули место побоища, которые тогда Илья почти сразу же позабыл. Не до Степиных бигудей и кальянов с «дирижаблями»-бугага было в тот момент! И ещё вспомнилось странное ощущение «кислятины» во рту в момент пробуждения. Зато теперь капитан очевидность сделал свое дело и по спине Сорокина пробежал предательский малоприятный холодок. Сие, оказывается, было разрывом пространственно-временного соотношения. В красных уголках выключенной памяти уснувшего тогда пьяного Ильи Степа остался алкашом, а не растаманом в зачумленном сообщении Элтона-Сашкота.

Несостыковочка, гражданин начальник…

— Озвереть!!! Два в одном!!!— развеселился в свою очередь Митрохин, и вывел Илью из прострации, рассматривая одного и того же человека, а по совместительству своего друга, в двух разных точках пространства. — Это у тебя брательник-близнец объявился или раздвоение личности поперло? Вот бы мне назад вернуться в 98-й на призывную комиссию – мы с товарищем главврачом обсудили бы конструктивно почему это они там все психи ограниченные, раз не верят в существование второго Сорокина, а я вот, напротив, ни фига не долбоёга, и с «Уловки-22»(*21) их голенькой медсестрёнке-блондиночке на кушеточке даже могу смешные отрывки почитать с выражением.

Затем Митрохин задумчиво опешивши протянул, рассматривая Тимура и живую невредимую Светлану.  — И, вообще, кажется, такая фигня, у Кира Булычева в детстве встречалась. Корнелий у него так развлекался в «Перпендикулярном мире». Это, мы, выходит в книжку попали?!! Я тут давеча погулял по одной немножко. Этой, как ее?!! «Человек в высоком замке».

Здесь Митрохин в последний раз открыл уже было рот, дабы предупредить Светлану об опасности, но его нелицеприятно опередил, перебивая Илья и откликаясь невпопад, видимо, не поняв ничего из речи друга:
— Да какой брательник-раздвоение?!! Какой, на фиг, человек в замке и голые медсестры?!! Опять ты со своими книжками и кому еще присунуть!!! В яме мне тогда весь мозг вынес и здесь за старое принялся. Это я сам сплю после степиной бормотухи. Блин, такое ощущение – будто на собственные похороны заглянул. Главное, чтобы он сейчас не подскочил, и по щам не захотел мне прописать, как в сериальчике одном я видел тут.

Рядом стоявшие Тимур и Света с удивлением смотрели на прибывших «гостей».
— Вы откуда?

— От верблюда! — передразнил Илья. — Из будущего. Урода этого криворукого будите. У меня к нему много вопросов накопилось. Будем в «АБВГДейку» играть.

Тимур и Митроха принялись расталкивать укуренного в дымину Балалайкина, который отбивался флегматично от них, бормоча сквозь сон:
— Брат, меня зовут Эдвард Олегович, для друзей можно просто – Дарт Олегыч. Но, я тебя не помню. Иди в Буй, я тебя не знаю. Джа поможет и подскажет дорогу ищущему…

Пока они расталкивали его, Илья подошел к Свете и посмотрел ей прямо в глаза:
— Света, я хочу тебя предупредить…

Она приложила ему ладошку ко рту:
— Илюша, родной мой, не надо ничего говорить. Транзитёрам запрещено специально узнавать свое будущее. Пусть всё идет, как идет. Не надо вмешиваться.

Илья пожал плечами и молча притянул ее к себе, прижимаясь к губам.
— Просто это всё так несправедливо. Я не хочу, чтобы так было. Неправильно это всё. — Он наконец оторвался от нее. — Я хочу, чтоб было по-другому. Чтобы ты была счастливой.

— Справедливости как таковой вообще не существует, — грустно произнесла Света. — Это хитрая уловка, придуманная Системой, чтобы умело манипулировать простыми смертными. Да и транзитёры многие на этом попадаются. Система питается ненавистью и агрессией. Ей это жизненно необходимо.

— Что, значит «питается»?

— То и значит, в прямом смысле. Ей надо чем-то жить и функционировать, а насилие как таковое — это всегда огромный выброс психофизической энергии, который она и захватывает своими датчиками. Один профессор-поляк однажды даже доказал, что Система нестабильна и постоянно нуждается в «подпитке»(*22).

— Это он, кажется, про нейтрино говорил. А нейтрино — всего лишь узел, подсистема. И не всё так просто как с теми батарейками в «матрице». Система балансирует и постоянно саморазвивается, контактируя с каждым новым поколением людей, согласно закону сохранения энергии. Вывод несколько иной, в интегральном урав… — Произнес и осекся Илья, подивившись, всплывшему в памяти и доселе незнакомому слову «нейтрино» и мудрёным для него физико-математическим расчетам. — Блин, че со мной происходит?!! Откуда я это взял?!! Чердак совсем что ли прохудился, хоть в монахи-послушники подавайся на лечение?!! А упыри всякие и дальше пусть творят хрень разную, «охотники за бриллиантами»(*23) и передасты их — стукачи на подхвате.

— Не надо никуда подаваться, — рассмеялась Света его трижды нелепому монологу. — Просто отключай эмоции и всё. Тогда Система получит свое по минимуму, или ей совсем ничего не обломится. Вот, например, тебе хочется свернуть Балалайкину шею, а ты пойми, что он просто бывший убежденный алконавт, который язву схватил, и теперь любит спаивать других, наблюдая за процессом, и, пытаясь рассуждать под свой кальян на разные отвлеченные философские темы. Но у него это плохо пока получается. Балалайкин – недобрый.

— Вся эта ваша Система одна большая троллоласка и три тролля-троллоласа в придачу!!! — махнул рукой обреченно Илья, забыв про злость. — Незнайка и бараны на Дурацком Острове-пляже. Я не алкаш, и не пьяница я, водка-вино это не для меня(*24).

— А почему три? — Не поняла Света.

— Потому что один — сцуко, другой – жадный, а третий — чмошник. И без них Она никуда. Как хочешь, так и называй эту троицу. Мамашка у них, всё едино, одна. Так уж задумано. Такая мякотка. Вся эта ваша Система одна большая тупость – нравственная, эмоциональная, любая… Полная неспособность отойти от заданных древних старпёрских шаблонов, ещё при царе Горохе сваренных, когда обезьяны палками друг дружку мочили. От того и «тупики» бесконечные. Одних взрывают, других запугивают, третьих мордуют, четвертых покупают на время. И большинству положить все параллельные на свете прямые на всю эту мутную кровян…

Света еще хотела что-то ответить на эту незаконченную тираду, но не успела: «бывший убежденный алконавт» наконец флегматично очнулся после того, как Митроха взял грязное ведро с водой и окатил им спящего, нацепив затем посудину, целиком на кудрявую голову Стёпы-Дарта.

— Ну че это такое?!! Дай уже поспать, брат! — забасил приглушенно в закрывший его голову металл ведра Балалайкин. — Ну почему мой папка такой муздак!!! Зачем он запихал меня в технари?!! У самого не вышло, промотал всё, да с поезда сиганул, — а на мне решил отыграться?!! А я всё это ненавижу, хоть мне Джа и запрещает!!! Это же настоящая пытка!!! А я, может быть, по Земле собирался путешествовать, она такая необъятная, регги хотел сочинять, там, например:
Я
достаю
из широких штанин
Шире
пожарного шланга…
Только
Не то
что подумалось вам,
А бульбулятор
Свой итальяно-голландс…

— Слышь, ты, Маяковский, блин… «Гаврила был примерной шляпой…». Вставай уже, Живаго Амстердамный! Тебе дядя Федор Конюхов в глобусе пакетик веселяшки привёз с Галактики, — Митроха стукнул кулаком по донышку ведра, и Степа, окончательно проснулся, скидывая к чертовой матери ведро, изрекая неторопливо:
— Ну, чего надо?!! Захотелось попыхтеть со старушкой Мэри Джейн(*25)?!! Я же всё сделал!!!

— Сделал он, абонемент в филармонию прикупил, — Илья подбежал к нему и дал оплеуху. — Ты, придурок право с лево опять перепутал, когда мне, ему, то есть, вколол не то.

Илья кивнул на себя спящего, который сонно затянул:
— Сержант Сорокин, подпевай, веселей, веселей, салага, ты солдат. – Скорый поезд к дому мчится, прилетел домой, как птица. Прилетел, как птица, я. Снял погоны и петлицы и уже успел напиться. Демобилизацияяя… Но, мы пройдём опасный путь через туман(*26)… Эх, Юра-Юра!!! Что ж так рано-то?!!

Степа подскочил, сиюминутно очнувшись и протирая глаза, в мгновения ока забыв про всю свою растаманскую «неспешность»:
— То есть как — перепутал?!!

— Как? Как? — передразнил Илья. — Кверху каком, блин!!! Че запрыгал то как Бунша после банкета?!! Давай вспоминай, где ты накосорезил. Ты что-то плел про страну, бла-бла, оф-тупил тут вовсю. Всё плохо, все умерли. Пришла белочка вместе с демонами — живьем брать демонов.

Степа сел на диван и начал усиленно тереть голову, теребя свои афрокудри и шапочку-растаманку.

— Так, заходил сосед новый, мы покурили по маленькой.  Мы покурили по маленькой. Обсудили, что жизнь, в общем и целом, на треть состоит из проспатого, на треть из просра…го, и на треть из проклят…

Здесь Степа замер и бросился к столу, побелев, как покойник, посмотрел на шприц, наполненный красной жидкостью, и заорал:
— Пля-пля-пля!!! Проклятие!!! Да как же так-то?!!

— Это ты правильно разволновался — будто деньги ипотечные по укурке потерял, — поддержал Сорокин. — Надо решать проблемку. А то, знаешь, «падонком» быть дешево и весело, но, накладно и больно.

— А что ты так разволновался? Фиговое свое Иваново детство вспомнил?!! — Подначил Митроха. — Ну накосячил и накосячил. Исправь, да и всё. Вот же ж, действительно разговор трезвого с пьяным чёртом закатай вату. С укуренным, точнее.

— Че ты обзываешься, дурогон?!! — укусил кулаки Степа, вовсе забыв про всю непробиваемость последователей растафарианства. — Какать я хотел на ваши заморочки. Система после неправильного кода дала электромагнитные резонансные колебания, и это привело к непредвиденным последствиям. Искать теперь будут меня, зачинщика. Зачем мне это нужно? С меня шкуру живьем спустят теперь.

— Например, где-нибудь обрушится стенка в тюряге для зэков, — произнес задумчиво Илья, — и они разбегутся по ближайшему лесу как тараканы.

— Копай дальше, — изрек Тимур. — Два мальчика на горшке в садике детском только что не поделили, кто будет играть с одной рыжей девчушкой.

— Ага!!! А дальше пошло-поехало!!! Работа, женщины, деньги. И рыбку, как говорится, съесть… и сам ты, сцуко, номер «шесть».

— Власть в первую очередь. Самка, достающаяся сильнейшему, — изрек Степа. — Ну что ж за жизнь-то такая?!! Почему я?!!

Он снова достал новую партию шприцев и разложил их перед собой. Затем он взял стакан и плеснул в него свою самогонную жижу из открытой бутылки.

— На, пей, а то обоссышься от боли.
Он протянул Илье пойло. Тот оттолкнул стакан.
— Да пошел ты со своей жижей. Коли уже быстрее, потерплю.
— Ну смотри, герой, — покачал головой Степа. — Обоссышься — будешь мне здесь пол мыть. Наша история полна всякими героями не туда. Вот Дягилев…

— Право и лево не перепутай, — вспомнил Илья наставления Анны.

Балалайкин взял шприц с белой жидкостью. Рядом остался лежать такой же с зеленым содержимым.
— Ну давай, садись, — Балалайкин осмотрелся и крайне неделикатно пихнул спящего Илью на пол. — Сит даун, плиз.
— Слышь, ты поаккуратней. — Илья рефлекторно поймал сам себя. — А то я тебе махом сейчас твою «Стиву» кудрявую под минус-ноль обкорнаю.

— Не де…— не успела докричать Света. Илья быстро и аккуратно сам себя оттащил к американцу.
— Это тебе дружок, Джонни. Еще бы познакомил со своей барышней из будущего, и были бы у нас «Сердца трех».

Американец пьяно улыбнулся и повернулся на другой бок.
— О, бьютифул!!! Сэрдца трэх!!! Ха-ха!!

Когда Илья освободился от своей столь необычной ноши, то почувствовал странные колебания всего вокруг.
— Блин, это что такое?
— Вот теперь точно резонанс пошел, — развел лапами Тимур. — Аккурат туда, куда ты сказал.

— Че не предупредили-то?!! — изумился Илья. — Я бы не стал сам себя трогать. Вон Митроха бы оттащил.

— Я кричала тебе, — Света почему-то обиделась. — Всё. Круг замкнулся.

Балалайкин взял шприц и посмотрел на Илью:
— Ну, раскрывай пошире свои распрекрасные иллюминаторы. Сейчас будет весело!!! А мне надо себя спасать с высокой телебашни, ептишь.

Илья расширил глаза и приготовился, весь напрягшись. Но это не помогло. Внезапная безумная дикая боль пронзила всё его существо и начала усиленно бить в затылок. Сорокин превратился в один сплошной крик.

6
Внезапно боль прошла так же неожиданно, как и началась. Илья отдышался и, покрутив головой, в который раз вынужден был удивиться. И было от чего. Он стоял на многолюдной улице и решительно никаких признаков Степиного жилья не замечал. Не было никого даже намека. Митрохин и тот куда-то пропал. Илья был абсолютно один и ничего не мог понять. Схема показывала, что ни одного провала поблизости нет. Всё было абсолютно пусто. Более того, от Ильи ужасно пахло, он был в растрепанной одежде, и грудь его чесала колючая борода. Илья огляделся вокруг и увидел пейзаж мегаполиса с высотными домами и кучей билбордов на русском языке.

— Почему так воняет от меня?!!! — подумал он и бросился по улице вперед, ища любую зеркальную витрину. Люди, проходившие мимо, отскакивали в сторону и смотрели на него как на сумасшедшего.

Однако стоило ему повернуть голову на первую попавшуюся витрину и увидеть себя в образе бездомного с помойки, как тихий ужас охватил его.

— Фига се!!! Блин, это что за хипстер?!! Балалайкин, сцуко!!! Что снова не так?!! — Илья полез в карман рваной куртки. Ключ отсутствовал. Сердце упало куда-то в бездну. — Балалайка ты долбаная. Что ты опять нахимичил, политик гребаный?!!

Ответа, естественно, не последовало. Илья поплелся куда глаза глядят, не понимая, что ему делать теперь. Оставалось начинать пропадать, и он обреченно рухнул на лавочку, как когда в Святомарийске.

— Це ж, зачумаился, красавчик?!! Здоровеньки булы!!! — услышал он знакомый голос Гали и подскочил, как ужаленный. История повторялась.

— Откуда ты здесь?!! – закричал он.

— Так тебя ж выручаю, ревнивий ты мой. Кинул тебя твой Балалайкин. Ох, и несет же от тебя, гарный ты наш. Жарт ли — восимь годиков бродяжити. А Моцарт всё передбачив. Чай великий хлопэц-придумщик. Вот он меня и направил к тебе. Буду виручати. Я последняя з транзитёров, кого не нашли псы Балалайкина.

— А остальные что ж, разбежались?!!

— Мы в Англии з тобою разом працювали, ну работали на заданьице. А потом непоразумния вийшла. Ти ж приревнував меня тоди до власного братика. Ось наше задание и провалилося. Тебя в экстрадицию, а я зависла чорт знамо де, поки ти не дозришь до нужного уровня и не зберешь мене як ведучий. А мени на Базу потребно дуже. Ось поверну тебе и назад до дому — втомилася, як собачина.

— А если обманут опять?!!

— Навить якщо и так. И чого? Наше завдання затягнулося занадто. Потрибно закинчувати, и до биса.

— Ладно, хватит лирики. Зачем ты здесь?

— Голову подими свою и подивися на небо, тильки аккуратно, а то вошек своих на меня накидаешь.

Илья поднял голову и обомлел вновь. С поднебесного билборда смотрел улыбающийся, довольный жизнью как никогда, толстый и розовощекий Степа Балалайкин с огромной надписью внизу: «Компания Счастье лимитед. Только щелкните пальцем — мы поможем Вам!!! И помните: власть это самое вкусное кушанье. В.Г.Короленко».

На кудрявой головушке Степы была водружена его неизменная шапочка-растаманка.

— Ах ты, зараза!!! — Илья поднял руку, будто пытаясь ухватить Балалайкина за горло. — Что это такое?!!! Еще Короленко какого-то приплел к своим махинациям. Тебе твой Джа одно место то надерет, козел!!!

— А це ми кинули баловаться вже як восимь годков и являемся главой ведущей технологической корпорации, яка людям мозги прополащивает старанно на предмет власти. А ще ми болтаемся по тимчасових, временных и пространственным контурам як по борделях и творимо, що хочемо. И нам нихто не указ, уси транзитёри знищени, убиты. Завелся у нас в руках золотий ключик от одного бывшего транзитёри, Илюши Сорокина. — Галя протянула ему пачку гигиенических салфеток. — На протрися доки щоб не смердило сильно, потим поедем, приведем тебя в порядок.

Он снял с себя всю эту рвань и постарался вытереть грязь насколько возможно тщательно. Пока вытирался, обратил внимание, что за эти загадочные восемь лет, которые он совершенно не помнил, не доводилось ему поддерживать себя в форме. Тело его значительно одряхлело, кожа пожелтела, а на спине справа светился огромный грубо зашитый шрам от извлечения почки на продажу.

— Так от, — продолжила Галя, пока Илья одевался. — Илюшку мы услали в цеж Бомжеград на восимь рокив, та як назло загубилися следы его, не нашли, а вот остальных хто був в комнати, усих перестреляли, захованою ружьишком пид канапкою, ну диванчиком, по-вашему, а потим и усю корпорацию вырезали. И Система сдулася, яки шарик воздушный. Захотилося нам з ключиком те побаловатися. А сперши, Дартушка сделал так, що його совсем в доме не стало, когда там знайшли на наступний ранок гору убитих. Ось не було його и всё там. У турне мировое вин покотив з книгою усе славянский алкоголизм. Так що на роль психа Система встигла подобрать твого американця Жони. Так шо только я осталась одна-одинешенька, бывшая ране в бегах от Чучинала, порушив наказ и выкликав тебе ментив на Кубе. Шкода, жаль по-вашему, тебя стало – цеж такой гарний да маладинький. Тебя Гошка, гэгэбэшник, повинен був хитрим таким шарфиком придушити на расстоянии. Та ти не став одягати. А другой накинуть он тебе не успел, просто пристрелить зробился, таж не успел, самого прирезали, як хрюкалу.

— Вот гадюки!!! В смысле, и Система эта ваша задолбала, и Степы, и Гоши и все остальные.

— А то!!! Теперь у нас з тобою одне завдання.- Потребно дотопать и отобрать у него ключ, щобы всё вернуть назад в исходную точку, но уже с твоим кодом правильным.

— Хорошенькое дело, — усомнился Илья. — Как ты себе это представляешь? Дартушка, козлятинка ты консервированная, отдай, пожалуйста, ключик, который не твой. Он нам очень нужен.

— Ну це ж примерно так. Тилько без «козлятинки». Я зараз.

Она поднялась с лавочки и, покачивая широкими крутыми бедрами в обтягивающей черной юбке, направилась к своей машине, откуда достала скрипичный футляр и принесла его обратно, протянув Илье.
— Це тоби, тримай!!!

— Что это? Я что, по легенде — бомж-скрипач в подземном переходе?

— Угу, — кивнула Галя в ответ. — Це ж поклонник Страдивари. Та ти открой, не бойся.

Илья открыл футляр и, глянув на содержимое, тут же захлопнул его обратно. — Что это?

— Що ж ти глупые вопросы задаешь? Ты що ж, рушницю снайперску николи не бачив?

— Я вижу, что это не собрание сочинений Федора Михайловича. Зачем она мне?

— Ти его застрелишь, а я ключ заберу назад. У нас виходу иншога нэма.

— Забавно. — Илья облокотился на лавочку и его обдул легкий ветерок, распушив восьмилетнюю бороду. — Киллер-бомж. Моцарта мне тоже как-то предлагали застрелить. Ты вообще представляешь, что такое снайперская винтовка и сколько ее надо пристреливать, чтобы начать попадать в цель? Да и потом, откуда я по нему стрелять буду? С ближайшей помойки, когда он мусор пойдет выносить?!!

Галя молча достала из кармана телефон и что-то нажала на экране, протянув его Илье.

На экране был Моцарт, собственной персоной. Он сказал:
— Ну что ж, Тэдд. —  Он на секунду задумался. — Ах да, прости, ты же нынче Илья Сорокин, таксист из города Лениносгачинск. Итак, к делу. Вы остались с Галей вдвоем. Все остальные мертвы. Просто помоги ей. Ты уже, наверное, понял, что я не враг тебе. Эту запись я-старик успел сделать до того, как Балалайкин всё изменил, и я-ребенок остался без защиты… Я полагаю, раз ты меня видишь и слышишь сейчас, то, копия данной записи сохранилась у Гали в сознании, успевшей вовремя спрятаться и забыться в пьяном угаре от всех возможных изменений в одном из многочисленных притонов Кубы. В подобных местах, вообще, мало что меняется, независимо от времени и пространства. Надеюсь, ты понимаешь о чём я… За своих не волнуйся, они будут надежно прикрыты. Всё остальное при встрече. Винтовка пристрелена лично тобой, так что бери и пользуйся. Прощай.

Запись остановилась. Илья вернул телефон Гале.
— «Понимаешь», блин!!! Мне вот интересно, а как у него так голова быстро отросла?!!

— Вона у него ни видросла. Вин був мертвий з самой Куби. Ну оскольки згоден або ни? Ну, так как, соглашаешься или нет?

— Спросил насильник у девицы-институтки в темной подворотне. Где состоится наш «концерт»?

— Я збронировала нумер на имя Леопольду Моцарту. Пожуртавав це ж наш «дирижер» — так, шутник. У скрипочке твоей уси «документи». Нумер в готели, напротив офису его. На 15:00 сегодня у меня призначена з ним личная рабочая встреча. Ты повинен будешь его подстрелить, а я повинна буду обшукати його кабинету.

— А если это где-то в сейфе находится или я промажу, или он дома заныкал ключ?

— Ну  постарайся не промазать. Це вопрос жизни и смерти. Що до сейфа думала, но навряд ли он его там сховал или дома. Скорее всего, при себе. Знает кошка, чье мясо слопала. Он же ж только спит и бачить, шо кто-то из транзитёров остался и может к нему нагрянуть — долги звернуть. Он всегда наготове, если шо — раз и обертался в прошлое, прихлопнул мстителя. А с сейфом возиться долго. Так шо у него ключ.

— Слушай, а почему я тебе должен верить? Где гарантия, что ты сама не упылишь с этим ключом, а я не очнусь где-нибудь в Африке в качестве будущего ужина людоедов?

— Теби припаде мине поверите, у тебе выхода нема. А то будешь до скончания веку куковать здеся бомжем, — она поднялась с лавочки и отряхнула черный деловой костюм. — А теперь прокатимся в Лефортовские бани, там я заказала тебе нумер. Там приведут вашу милость в порядочек.

— Ну и название – Лефортовские бани. Мы замочим вас по полной. Последний вопрос. Ежели он так опасается покушения на себя – тебе не приходило в голову, что он мог себе поставить в офисе какие-нибудь бронированные стекла и прочую мутотень?!!

— Вот ты продуманный бомжонок, — засмеялась она. — Зробишь це ж почему я ныне хохлушка?

— Да, кстати, как ты в Англии умудрялась со своей мовой леди англичанскую изображать?

— Так не была ж я раньше-то Галей Пономаренко. — Она расстегнула строгий пиджак и открыла заманчивое глубокое декольте. — А у Дартушки швидка открылася та женску полу, як коли денюжки реченькой потекли.

— Теперь понятно, че ты хохлушкой-то стала! — кивнул Илья. — Даже такое эта зараза кучерявая предусмотрел. Не транзитёр, а дьявол какой-то.

— Ну, та присутствует у мене ныне какое-то природное лялядство, — усмехнулась она. — Раньше не бачила, а, как хохлушой стала, сразу запремитела, як мужички пялются, якже ж те кобелюги.

— Ты мне это говоришь, а у меня, по ощущениям, восемь лет бабы нормальной не было.

— Обойдетися пока, воняешь дюже. Поехали уже. Но я тебя в машинку не посажу, пропахнет усе.

— Ах ты ж блин, ты же всё равно на ней больше ездить не будешь. Мне что — за тобой по городу, как собака, бежать?

— А я ж всё равно ее зберегу. А у тебя мотоциклетка стоит возле машинки, езжай за мной.

— На мотоцикле — за тобой? — усмехнулся Илья. — Говори адрес, подъеду сам.

Она надиктовала адрес, и Илья заскочил на здоровенный «Харлей», бог знает откуда здесь взявшийся.

— Откуда он?!! — спросил Илья восхищенно, заводя мощный мотор.

— Цеж теби подарок вид Тимурки, он на нем любил кататися, таж у клубе байкерском людскому состоял, — бросила Галя, запрыгивая в свою миниатюрную машинку.

Илья дал по газам и бросился в омут путешествия по Свободе. Час с лишним он гонял по городу и автострадам, обдуваемый всеми ветрами, распугивая всех местных бабушек и автолюбителей и забавлял местную публику фигурами бомжа на мотоцикле. Жизнь в стиле Heavy Metal!!! Горожане потом еще долго его вспоминали. Наконец он подъехал к бане, и еще часа два его приводили в порядок, натирая и наминая. Наконец, он вышел на улицу, посвежевший и помолодевший лет на десять.

— Це ж другое дельце!!! — похвалила она. — А то ни тяти, ни мамки.

Еще через полчаса она подвезла его к гостинице и высадила.
— И запомни: как тилько я зроблюсь курить у оконца — это тебе сигнал. Не мешкай и стреляй.

Они распрощались, и он зашел к администратору, где ему действительно выдали ключ от номера. После он поднялся на лифте на семнадцатый этаж и подошел к нужному номеру. Перед тем как зайти, в коридоре он встретил сидящих на кресле двух мужчин в строгих дорогих вечерних чёрных костюмах. Обоим на вид было лет по тридцать пять, ровесники Ильи.

Они что-то усиленно доказывали друг другу. Между ними стоял миниатюрный синтезатор.

— А я тебе, лапоть ты рассейский, — заводился один, — еще раз говорю, здесь должен быть си-бемоль.

— Какой же ты тугой, австрийская твоя башка, — отвечал второй. — Здесь должен стоять си-диез.

— Сам ты рожа воронежская! — обиделся первый. — Как ты вообще музыку сочинял?!! Это же элементарные вещи.

— Ну, где уж нам, плебеям левобережным, лялять, до вас то!!! — ответил другой и неожиданно обратился к Илье:
— Слушай, друг, можешь послушать? Никак не можешь рассудить, кто прав.

Илья вдруг узнал спорщиков. Первый был Моцартом, а второй оказался… Юрой Хоем.

— Ни фига себе!!! — подумалось Илье, и он протер глаза. Видение не собиралось проходить. — А вы к Цою что ли обратитесь, он вас рассудит. Или там к…

Он осекся, пытаясь вспомнить кого-нибудь еще из покойных музыкантов, но что-то как-то не вспоминалось. Хотя двое всплыли в памяти. Тоже ровесники.

— Вот к Высоцкому или, там, к Элвису Пресли, например. Вы, кстати, как здесь? Вы же оба умерли?


— А вот так, — ответил Моцарт. — У нас здесь концерт, посвященный юбилею Гвидо д’Ареццо. Вот решили его удивить – совместить не совместимое. Написали совместную сонату. «Наедине с Вечностью» называется.

— Серьезный мужик, видимо, этот Гвидо? — спросил Илья. — Раз уж вы так усиленно ругаетесь.

— Еще бы!!! — согласился Хой. — Ноты придумал однажды. Ну так что, послушаешь?

Илья пожал плечами и согласился. Моцарт подошел к клавишам, и зазвучала сама Природа со всеми своими лесами, ветрами, морями и молчанием степей, в котором был слышен лишь тихий-тихий смех ребенка. И всё это было так органично и естественно, что даже Илья, не имевший музыкального слуха, и тот заслушался.

А потом подошел Хой и зазвучало то же самое, такое же прекрасное, как сама Жизнь, но чуть жестче, чем у Моцарта.

— Ну что, какой вариант лучше?!! — поинтересовались оба.

— Я даже не знаю, — помялся Илья. — Оба здорово сыграли. Мне кажется, вы зря спорите – сыграйте ему оба варианта. И то, и то понравится. Сто процентов.

Музыканты почесали головы.
— А что-то мы сразу не подумали. Спасибо, друг.

— Да не за что!!! — помялся Илья и направился в свой номер. Он еще хотел было что-то у них спросить, но обернулся, и уже никого не было. Только осталось лишь лёгкое дуновение воздуха, растрепавшее слегка волосы, и, в котором прозвучали нотки сожаления, что на встрече с госпожой Вечностью одеваться в свой любимый концертный красный камзол или панковскую знаменитую джинсовую косуху считается очень плохим тоном. Госпожа относится ко всем гостям одинаково хорошо…

— Вот привидится же!!! — вздохнул Илья и направился в номер. Нервы его уже определенно начинали сдавать.

Оказавшись в номере, он подошел к окну и осмотрел панораму. Напротив, действительно стояло высокое офисное здание, на стене которого огромной рожей была нарисована довольная физиономия Степы, улыбающегося как акула чуть ли не в 64 белоснежных зуба.

— Вот ни разу ты, Степа, манией величия не страдаешь, — вздохнул Илья и принялся собирать винтовку. Она оказалась с облегченным пластиковым корпусом и глушителем на стволе. Руки непривычно легко собрали оружие, будто Илья и в самом деле собирал-разбирал ее полжизни.

Он припал к окуляру прицела и поводил по фигуркам в здании напротив. Все суетились и все были заняты чем-то в своей повседневности, не подозревая, что скоро это всё может закончиться одним выстрелом. Хотя кто бы его знал, что будет дальше после этого выстрела?!!

— А вот и наш толстячок, — взял Илья на прицел Балалайкина в шапочке, который отъелся настолько, что даже в окуляр прицела целиком не влезал. В кабинет зашла Галя со своим декольте, и Балалайкин суетливо забегал, судя по размахиваемым рукам, предлагая ей: «Чай, кофе, покурим».

Она, посмеявшись, села напротив, элегантно закинув ногу на ногу в колготках в сеточку, и Балалайкин еще больше засуетился, сидя напротив.

— Тоже мне, Шерон Стоун майдановская нашлась!!! Елена Сергеевна Беркова-Порномемская решила вспомнить молодость и вернуться в «бизнес», — прокомментировал Илья. — Давай уже, покури. Че ты с ним любезничаешь?!!

Но Галя еще минут десять мило щебетала с Балалайкиным, что-то обсуждая.

— Вот дура!!! — разозлился Илья. — Думает — так просто в прицел смотреть без перерыва?!! Мы не на планете Миллер, а ты не девушка Мака. Не фиг там растягивать удовольствие на двадцать лет!

Наконец, Галя что-то у него спросила и он, сидя за столом, кивнул ей одобрительно. Она очень лениво достала сигарету и закурила прямо в кабинете, обсуждая по ходу дела тему разговора. Степа тоже, как бы непроизвольно, стал попыхивать кальяном, поправляя свою шапочку.

Как-то естественно и просто она подошла с пепельницей к окну и раскрыла его настежь. Постояв для приличия секунду-другую, она отошла от линии огня, стоя лицом на улицу.

Илья встал на изготовку.
— Минздрав предупреждал, Степа.

Голова и грудь Балалайкина плавали в прицеле винтовки. Илья плавно нажал курок. Щелкнул выстрел, но Степа в последнюю секунду резко подскочил и, видимо, хотел подойти к стоявшей к нему спиной Гале, явно собираясь опереть ее об близлежащий подоконник. От этого пуля, которая должна была прилететь в грудь, оказалась в колене Балалайкина.

Он упал и, судя по всему, дико заорал, нажимая кнопку охраны. Галя попыталась ему заткнуть рот, но было поздно. Она молниеносно обыскала Степу и вытащила у него из пиджака кубик Рубика. Она лихорадочно начала его собирать, но в комнату уже влетела охрана, вооруженная до зубов и открывшая по ней шквальный огонь. Ее отбросило на пол, но она успела собрать последний куб и исчезла из комнаты. Вслед за ней исчезли и Илья и орущий Балалайкин. Охране оставалось лишь подивиться столь странному происшествию.

В дальнейшем была озвучена версия о скоропостижной кончине Степы-Дарта и о похоронах в закрытом гробу на частном хорошо оплачиваемом кладбище, охраняемом всеми возможными законами СССР. А компания «Счастье лимитед» продолжила жить без своего основателя.

7
Илья раскрыл глаза. Балалайкин стоял над ним со шприцем в руках. Подпрыгнув со стула, Илья саданул его в подбородок, и Балалайкин сполз на пол.

— Ты что, с ума сошел? — спросил Митрохин. — Зачем ты его вырубил?!!

Илья бросился к дивану и, открыв его, извлек дробовик 12-го калибра.
— Затем, что этот псевдорастаманщик собирался вас всех здесь перестрелять. Неожиданно?!!

— Очень, — ответил Тимур. — Вот Пабло Паблович!!! Ребята, мне очень жаль, но надо вас покинуть. У меня срочное дело. Я вспомнил этого гниду-мотоциклиста. Ну, знаете, увидишь на секунду в профиль, а потом встречаешь повторно в анфас и начинаешь вспоминать часами, где мог видеть. Это Чучиновский шакалёнок. Значит, и, хозяин тоже где-то поблизости.

— Слушай, а что за Пабло Паблович?!! — поинтересовался Илья. — Вечно ты его вспоминаешь. Кто это?

— Это мой учитель-транзитёр. Ох и вредный, я тебе скажу, был старикан. Если существует ад, то Пабло Пабловичу там самое место. Но после него уже ничего не страшно, — ответил Тимур и исчез в пространстве.

— Эй, ты куда? — не поняла Света. — А мы?

— Митроха, можешь сгонять с ним. Сам с собой пообщаешься. Тебе же понравилось в прошлый раз? — бросил Илья и ответил Свете. — У него очень важное дело на кону…

— Ха-ха!!! Как смешно. Я тебе за этот гнилой базар втащу с ноги, — почернел Митрохин.
— Ладно, братан, прости. Ляпнул херню.
— Проехали. Сейчас чего делать? К нам гости пожаловали. — Собрался весь мрачно Митрохин, сжимая кулаки.

— Надо встречать гостей, не бросим же мы Свету! К тому же, у меня теперь есть ключ. Сейчас я нас всех отправлю куда-нибудь на Мальдивы, подальше отсюда.

Илья сунул руку в карман и осекся:
— Вот зараза хохлацкая, всё-таки сперла она у меня этот ключ. Сыграли, блин, в «Орла и решку»!!! Раскудрит её эмиграцию снгнутую в неадеквате!!!

Неожиданно раздался голос в громкоговоритель снаружи:
— Чучин Альберт Станиславович предлагает вам сдаться добровольно и отдать миром Тэдда Вагровски, беглого преступника. В противном случае будет открыт огонь на поражение, и вы все погибнете. Мы всеобщие братья и сестры, и нам нечего делить. Если же вы это отказываетесь понимать, внося разлад, то вас, просто-напросто, ликвидируют.

Словно в доказательство в одном из оконных стекол звякнуло негромко и в следующее мгновение оно осыпалось книзу, заставив присутствовавших отойти от обширных фрамуг подальше.

Света тоскливо, обреченно и загадочно, будто загнанной волчицей, внезапно протянула нараспев:
Любовь и смерть, добро и зло…
Что свято, что грешно, понять нам суждено.
Любовь и смерть, добро и зло,
А выбрать нам дано – одно(*27)…

Илья опешил ненадолго, услышав это от Светы, но в следующую секунду уже подскочил к ней, повернув к себе и забыв ненадолго про Чучина и всех остальных на свете:
— Откуда ты знаешь эту песню?!! — взор его глаз внимательно остановился на лице Светланы. — Только не говори, что Дик Страйд напел. Что происходит?!!

— Ничего не происходит, —  опустила Света глаза в пол. — Нас окружили, и теперь мне решать – или попытаться тебя защитить, или сдаваться. Их очень много, у нас ни одного шанса.

Илья безошибочно почувствовал ложь и, взяв Свету за плечи, еще внимательней посмотрел ей в глаза.
— Сейчас не лучшее время врать. Что происходит?
— Да какая тебе разница? — дернулась она. — Тебя здесь вообще нет. Ты вон пьяный валяешься возле американца этого. Всё кончено, отстань.

Она резко развернулась к нему спиной, и ещё одно окно разбилось от выстрела. Илья рефлекторно оттолкнул Свету в сторону.

— Ну, вы как хотите, а мне это надоело, завязывайте уже с вашими семейными разборками, —  изрек Митроха, молитвенно складывая руки и поднимая глаза к потолку. — Драться надо, а то за так расшлепают как щенят. Меня Тимур предупредил, что у них приказ нас ликвидировать.  Я, конечно, не транзитёр этот ваш. Но кое-чего уже начал понимать. Поэтому, о великая Система, мать всего живого и сущего! Есть здесь у тебя один датчик желаний – Балалайкин, лопух травокурный. Поэтому дай мне пожалуйста, мать-Система, РПК и боезапас к нему большой.

Внезапно у него в руках и в самом деле материализовался ручной пулемет Калашникова. Митрохин потрогал патронташ.

— Ну что, леди и джентльмены, приступим?! Летали б все самолетами Аэрофлота что ли, чем безобразничать тут. Мне, конечно, вас жаль по-своему – живые же люди всё-таки!!! Но, и вы нам сейчас вряд ли пожелаете удачи и не остаться, как говорится, в этой траве(*28). Старина Робби Локамп, в нашем случае, был прав как никогда – жалость, и в самом деле, самый бесполезный предмет на свете, да и вы там за дверью собрались кучкой – и уже готовы начать злорадствовать.

Дверь начали ломать снаружи, а Митрохин, улыбаясь, навел оружие на штурмующих.
— Добро пожаловать. У нас тут, конечно, не Ремарк, и не братья Стругацкие. Но, за Наву Кандид будет резать мертвяков до последнего вздоха.

Света заорала:
– Не смей этого делать!!! Вас здесь нет и никогда не было!!! Система разорвет тебя за это. У Чучина силы сейчас за каждого убитого станет. Система восстановит равновесие. Тебе никакой пулемет не поможет тогда!!!

– Нормально. Я ещё слишком молод, хоть и был уже на войне. А мой папа-профессор, учил меня когда-то, что всё важное надо делать в молодости, потому как в зрелости появляется страх и становишься обычным маленьким человечком, испуганным на всю оставшуюся жизнь, неспособным противостоять даже внутренне всем этим вашим Системам, Благодетелям, Старшим Братьям. Родился под колпаком(*29) и подох там же, в общем, геморрой встречая с хлебом-солью. И даже на хер уже послать по-человечески не могущим, с огоньком в Забриски Пойнт, как говорится… Так что, я тоже знаю одну песню. «Страна не зарыдает обо мне». Слышала?! Жаль, не успел я с тобой культурно пообщаться… – Дальше Митрохин замолчал, и открыл громкий шквальный пулеметный огонь по нападавшим. Всё-таки, несмотря ни на что, он, Василий Митрохин, был парнем из 90-х. А «мода» в те времена была суровая, как ни крути.

Нападавшие за дверью начали валиться кеглями кто куда. Однако длилось это всё минуты полторы от силы. Затем мощный огненный заряд залетел в комнату и разбросал присутствующих. Илью выбросило на второй этаж, и он с минуту лежал, приходя в себя от страшенного удара и ничего не понимая. Затем он поднялся, и медленно, тряся головой, направился уже было вниз, к Свете и Митрохину, как услышал за соседней дверью какие-то странные звуки и бормотание.

Заскочив в комнату, он увидел, как крепкий мужчина возится на женщине, и силится ее скрутить. Она, извиваясь, пытается сбросить его с себя и кусает за руку, которой он закрывает ей рот. Илья после взрыва ощущал себя далеко не супергероем из комиксов и чувствовал, что силы для хорошего удара у него отсутствуют, поэтому он взял первый попавшийся металлический стул и накрыл им нападавшего. Сиденье стула переломилось, и Илья стащил этого горе-любовника вниз. Когда же он его развернул, то на некоторое время даже забыл про Свету и Митрохина.

— А ты здесь че делаешь, чудовище? — удивленно спросил он, увидев лицо старого знакомого – уголовника, который сбежал от него в лесу.

Но еще большим изумлением для Сорокина стало то, что когда он поднял уголовника, то увидел рыжеволосую Анну.
— А ты здесь что забыла? Тебе леса мало?!!
— Я пришла тебе на помощь, меня отец к тебе направил. Ты сам не справишься! А тут эта сволочь откуда-то за мной уцепилась.

— Мне нужно спасать свою женщину и друга. Они внизу.
— Оставь, ты же знаешь судьбу своей женщины, а друг твой убит прямым попаданием снаряда. Я пришла к тебе лишь для того, чтобы дать дубликат ключа. Отец предвидел, что ты его потеряешь. Он всё предвидел.

Она достала точно такой же кубик и бросила его Илье:
— На, собирай. Его должен собрать именно ты, важно твое биополе. Подумай о дочери. Что станет с ней, если ты погибнешь?!! Чучин найдет выход туда и разорвет её.

Илья уже ничего не соображал после контузии и медленно начал собирать игрушку-головоломку кубик за кубиком, шаг за шагом, слыша, как внизу стонали и плакали убиваемые Джеком-потрошителем.

— Они спасутся, я знаю, — задумчиво произнес Илья. — Вот только Митрохина с нами не было. Значит, и правда погиб ты, Васька.

Слеза потекла у него по лицу:
— Столько всего было, Васька?!! И так погибнуть нелепо. Задали они мне гнилую задачку во второй раз, Васька…

Где-то в глубине души он вдруг услышал тихий и спокойный, даже чуть ироничный голос Митрохина:
— Не ссы, Сорока. Прорвёмся… Всё проходит…Мы ещё с тобой встретимся, братан, лет эдак через двадцать, в другой жизни. Я буду матерым полысевшим дядькой в завязке, «мистером 47» под сорокан с лёгким депреснячком после отживших своё иллюзий, ты почетным пенсионером в трениках. А, может быть, мы встретимся в прошлом, за три-четыре столетия до сегодняшнего, где-нибудь в бастионе Сен-Жерве у Ла-Рошели. И ещё двух корешей с собой прихватим, бухнем там, и жару зададим. А после, вот увидишь, чеснослово…Битлы, Лапша с парнями, в «Союз-Аполлон» руки друг другу пожмём…Домой, пора домой…

— Ладно, Васька, братан…Вот такие у тебя приключились Молодость, хулиганство, комсомолочки…Домой, пора домой… — повторил вслед Илья задумчиво, продолжая собирать проклятую игрушку, которая становилась всё легче и легче с каждым новым поворотом.

— Ну, быстрее!!! — крикнула Анна. — Потрошитель уже скоро будет здесь.

Какая-то новая, дерганая манера Анны заставила Илью вновь задуматься, и он посмотрел на нее. Что-то с ней было не так, как в лесу. Он смотрел то на нее, то на кубик и никак не мог сообразить, что его смущает, пока струйка пота не стекла у него с лица на шею и он не убрал ее. И здесь его медленно, но верно озарило. Шея!!! Тогда у нее была белая гладкая шея, а здесь – довольно морщинистая, повязанная сползшим книзу кокетливым шарфиком, который, теперь, морщин не скрывал.

Он еще размышлял над столь странным делом, когда в наступившей полнейшей тишине начала скрипеть дверь, открываясь в коридор, будто приглашая саму Смерть к ним.

Анна от ужаса сжала кулаки и закрыла рот, чтобы не закричать.

— Всё готово!!! — медленно произнес Илья, и сам кубик почему-то превратился в голову дракона, от которой начал исходить яркий кроваво-красный свет.

Илья вежливо собирался пропустить Анну вперед, но вдруг интуитивно почувствовал, как в этом свете к нему тихо, но верно приближается нечто страшное и неумолимое.

— Анна, уходи быст…, — не успел закончить он фразу и почувствовал в животе резкую боль, а затем какие-то тупые толчки внутри. Он беспомощно развел руками, ничего не понимая и падая, лишь увидев краем глаза Анну, стоящую над ним с окровавленным ножом в руках.

Глаза её были теперь, в отличии от первой их встречи, почему-то металлически холодными, таким же был и её голос. Она сказала:
— Прощай, транзитёр. Ты сделал своё дело. Дальше тебе нет пути.

— Кто ты? — успел спросить Илья, чувствуя, что начинает терять сознание, но ощущая непонятным образом как время вокруг остановилось словно от нажатия кнопки «стоп».

— Я Система. Живой организм другого, углеродного характера, в отличие от вас, живущих на Земле, занесенный в вашу галактику по решению Вселенского совета миллиарды лет назад. Холодная логика защиты. Я поддерживаю хрупкое равновесие земной экосферы во всех бесконечных вариантах Вселенной, давая вашей недалекой цивилизации шанс развиться до нормального уровня разумности, иначе бы вы давным-давно друг друга перебили или же вас уже прихлопнула как тараканов на тарелке первая попавшаяся частица всей тьмы, какая только возможна во Вселенной.  Именно я ваш Бог и я решаю, кому всё и сразу, а кому ничего и никогда. Кому здравствовать, а кому погибать внезапно или очень медленно. В меня можно верить, можно отрицать, можно даже показать мне язык, но меня невозможно опровергнуть. Мой принцип состязательности – то, через что вы становитесь лучше эволюционно. Вселенная еще не знала такого вида агрессивных, глупых и жадных живых существ, как люди, которые бы так ненавидели друг друга и придумывали бы всё более и более изощренные способы уничтожения себе подобных.

— Но, ты же сама всё это устраиваешь?!! Не всё на свете упирается в твой долбанный принцип состязательности. Расскажи про него после повального пьянства десяти поколений ребёнку-инвалиду, с феноменальными способностями программиста, рожденному где-нибудь в брошенной глухой деревне на границе с Польшей или Китаем, где и компьютер то включать иной раз боятся…  Ведь есть же еще Любовь, Семья, Дети, Верность, Друзья, Забота, Долг?!! — Илья пополз к свету.

— Угу, ипотечный, — съязвила Система. — Ты еще слишком неопытен и даже толики не осознаешь, всего того, что такое «сознание» и сколько в нем накапливается раз за разом бесконечной грязи в воспоминаниях своих и чужих!!! За миллионы лет я не видела особых изменений вашего поведения ни в одном из вариантов Вселенной. А твой ребёнок – «феномен» – это нонсенс. После десяти поколений алкашей, Лобачевские и Джобсы с Гороховыми не рождаются. И абсолютно всё пронизано пороком, от маленькой белокурой шлюхи до престарелого развратника в регалиях и рясах, когда реальность не может предложить иной вариант невмешательства…

В голове Ильи замутилось еще сильнее. Со всех сторон принялось нестись тихим шепотом песочных часов, будто голос Системы некто включил на быструю мегаскорость, и повторяясь, словно заклинание:

Ты и твой мирок – даже не маленькая обочина для пикников инопланетных гостей, в мириады раз могущественней вас. Вы всего лишь частица космической пыли, возомнившая себя зёрнышком между двух жерновов – добром и злом.

А знаешь, что бывает с пылью, когда её становится слишком много?.. Её убирают, совершенно не задумываясь, какие там микроскопические формы жизни обитают. И уж не хочешь ли ты опровергнуть эту аксиому, глупец, глупец, глупец?!!…

Ты и твой мирок…

— Но есть же нормальные люди!! — упорно повторил Илья, поднимаясь на ноги от подступившей злости, несмотря на дикую боль в животе и мутящееся сознание.

— Из них я и набираю себе транзитёров. Они хоть и пытаются иногда меня обмануть, как и все остальные, но делают это красиво, согласно моим же правилам. И уж поверь мне, мои законы универсальны для всего живого. Все вы мои заложники. Но двое из транзитеров однажды зачем-то решили меня уничтожить, каждый по-своему, и мне пришлось их стравить между собой, защищаясь. Для этого мне и нужен был ты, то есть Джек. Не волнуйся, твоя дочь ничего не успеет понять, ей не будет больно или страшно. Её просто найдут и не дадут передать следующему поколению ген серийного убийцы, разгуливающего через пространственную защиту. Ты ведь знаешь: математика и смерть – никогда не ошибаются(*30). Прощай, Джек.

— Да ну на фиг, пошла ты в Же-Пе-Пе! Решает, блин, она, — сжал зубы Илья и, чувствуя, как жизнь уходит из него по капле, с усилием сделал шажочек к всё еще горящему свету кубика, с диким желанием схватить «собеседницу» за шею, и придушить, но той уже как ни бывало, да и время снова начало идти своим нормальным ходом… Он уже слышал и чувствовал, как в комнату врываются власоглоты и цепляют его за тело, пытаясь швырнуть на пол. А он просто начал идти к свету, уже без всякой надежды на спасение, лишь начав повторять, как заведенный:

— Домой, пора домой.

— Мама, мамочка, дай хоть какую-нибудь таблеточку, чтоб не мучиться. Ну пожалуйста, — запричитал очнувшийся уголовник, которого власоглоты начали рвать на куски острыми зубами.

— Таблеточка, таблеточка!!! — забрезжило в угасающем сознании Ильи, и он вспомнил о капсуле, которую ему когда-то дала Светлана. Он уже почти добрался до барьера — как вдруг почувствовал страшный холод внутри и своё неловкое повторное падение книзу. Подтянувшись ползком еще на последней капле и, сбрасывая с себя власоглотов, тоже почему-то изрезанных донельзя, но продолжающих жрать всё на своем пути, он ушел в открытый пространственный провал.

Исчезая, он успел еще разглядеть непонятно откуда взявшегося (давным-давно погибшего) доктора Долгих — в сером, стального оттенка, строгом плаще, с кровавым, словно галстук, продолговатым неровным пятном по центру, и в темно-сине-черной шляпе, с окровавленным ножом в руках, но с абсолютно спокойным выражением лица, из-за которого он изменился практически до неузнаваемости.

— Ну, вот и всё, — успел ледяным тоном произнести доктор, машинально вытирая свободной рукой бесследно исчезнувшее при движении кровавое пятно, словно того и не было никогда. — Кажется, теперь моя душа окончательно умерла. Я оказался на своё несчастье крепче его… Так что меня с собой в вечность ни к чему забирать. В череде Ее повторяющихся бесконечных тупиков, мне надо было с самого начала понять: главное в Системе — отсутствие самой Системы. Кроме Че…

Договорить он не успел, внезапно раздался оглушительный взрыв, и мириады власоглотов вместе с уголовником, Ильей и доктором Долгих разорвало на куски, превращая всё пространство в бесконечное белое свечение, озарившее весь квартал своей вспышкой и исчезнувшее в небытие в одну секунду…
*1- Персонаж-ветеран из фильма «ДМБ».
*2-Слова из песни к передаче «Зов джунглей».
*3-«Коммунальная квартира». Группа «Дюна».
*4-«Нажми на кнопку». Группа «Технология».
*5-«Боже какой пустяк». Группа «Рондо».
*6- Парафраза. «Горе от ума» А.С.Грибоедов.
*7-«Ели мясо мужики». Группа «Король и Шут»
*8-Персонаж из романа «Москва 2042» Владимира Войновича.
*9-Белая лошадь (англ).
*10-Имеется в виду смесь одеколонов «Саша» и «Тройной», употреблявшаяся в советское время — в период сухого закона – вместо алкогольного коктейля и имевшая название «Александр Третий».
*11-Немогузнайка. Несведущий, уклоняющийся от прямого ответа, бестолковый человек. (Выражение русского полководца А.В.Суворова о несообразительных солдатах – от установленной формулы солдатского ответа «не могу знать».) — толковый словарь Ушакова.
*12-Парафраза. Кинофильм «Телец».
*13-Бабакин -персонаж из кинофильма «Асса», «прославившийся» монологом про первого космонавта Юрия Алексеевича Гагарина и анкетные данные.
*14-Имеется в виду убийство заместителя начальника секретариата КГБ СССР майора Вячеслава Васильевича Афанасьева в 1980г. сотрудниками линейного отдела милиции на станции «Ждановская» Московского метрополитена. Поводом к нападению на майора и его смертельному избиению пьяными преступниками в милицейской форме послужил дефицитный на то время продуктовый набор у потерпевшего, которого сотрудники милиции изначально вообще не имели права задерживать, так как он не попадал под юрисдикцию МВД! В ходе расследования нашумевшего преступления следственной группой в дальнейшем выяснились многочисленные эпизоды грабежей и убийств простых советских граждан данной преступной группой.
Дополнение:
Гипотетически: Если предположить, что вместо интеллигентного, но, увы, совершенно неподготовленного к встрече с подобными нелюдями майора оказался бы спецназовец ГРУ в штатском, обладающий навыками ведения рукопашного боя против нескольких вооруженных противников, то свора собак в человеческом обличии, к тому же, когда-то дававшая торжественную присягу советского милиционера, очень быстро бы угомонилась, получив вначале телесные и «душевные» повреждения легкой, средней и тяжкой степени тяжести, а после, долго бы отписывалась, извинялась и просила прощения, ссылаясь на алкогольное опьянение и вечное «бес попутал»… Стоило лишь задержанному «гипотетическому» спецназовцу понять, что его сейчас будут убивать, а значит, необходимо защищаться, и терять ему в данной ситуации уже нечего. (прим. – ред.)
*15-«Последнее письмо». Группа «Nautilus Pompilius».
*16-Переделанный лозунг французских революционеров 18-го века: «Мир хижинам — война дворцам».
*17-Цитата Сергея Довлатова.
*18-Парафраза. Роман «День Шакала» Фредерик Форсайт.
*19-«Все живое особой метой»… Сергей Есенин.
*20-«Что такое счастье?» Эдуард Асадов.
*21- Имеется в виду парадокс в романе Джозефа Хеллера, по которому герой не мог летать, потому что он сумасшедший, но, сообщение об этом признавало его здоровым, а значит, он мог летать.
*22-Отсылка к роману «Солярис» Станислава Лема.
*23-Обобщающее название темы махинаций бриллиантами, антиквариатом, золотом и валютой высшими партийными кругами в советское время (прим – ред.).
*24-«План». Группа «Сектор Газа».
*25-Марихуана (сленг).
*26-«Демобилизация». «Туман». Группа «Сектор Газа».
*27-Любовь и смерть, добро и зло. Вика Цыганова.
*28-«Группа Крови». Группа «Кино».
*29-«Колпак». Группа «АукцЫон».
*30-Из романа «Мы» Евгения Замятина.

Глава восьмая. Точка невозврата, или снова госпожа История

Власть — это инструмент скрепляющий
общество любого масштаба, а не средство
для удовлетворения личных амбиций.
Иначе, это уже не власть, а мародёрство, выходящее
за пределы военной терминологии…
Кто-то где-то шепнул автору ненароком.

1
Илья сидел в глубоком кожаном кресле черного цвета, положив руки на подлокотники, и только что очнулся после взрыва, в котором, как ему казалось, он погиб. Но вот он сидит, одетый в белый костюм-тройку, живее всех живых, и внимательно смотрит на читающего что-то у себя за столом Бориса Павловича Февральского, которого все окружающие привыкли называть Моцартом за любовь к музыке Великого австрийского композитора. Еще у того на столе в клетке-колесе мирно дремлет зверек — пушистая маленькая белочка, выставившая перед собой лапки.

Февральский, одетый в аналогичный белый костюм, наконец, отрывается от чтения, смотрит на Илью, глядящего вопросительно, и прерывает долгое молчание, убрав в сторону несколько пошарпанную со временем книжицу: «Подробности жизни Н…» (Илья не успевает дочитать заголовок до конца):

—Интригующий, надо сказать, сюжет. Нечто подобное однажды приключилось и со мной. Правда рождался я много раз маленьким физическим уродцем, обреченным на бесконечные бессмысленные страдания, а не крепким мужчиной со страшными глазами-мудреца. И вот в очередной раз, представь себе, я смог истово полюбить, а затем отпустить свою «избранницу» на все четыре стороны, плюнув на все эти тыквы, кареты и прочую недалекость, которой Система любит пичкать чей-нибудь чистый девственный мозг. И вот мой порочный круг разомкнулся, а мучительные путы превратились всего лишь в продолжение пути, где душа: матричный-мостик биополе от предыдущих поколений — и это основа, связующая холодный разум рефлексов с беспокойным телом. Фильтр между этой парочкой, если можно так выразиться, некоторые еще зовут его совестью, судьей. Правда, иногда засориться может «фильтр», а то и вовсе перегореть от напряжения. Такой вот у нас ящик Пандоры на хитром замочке…

Он помолчал, и продолжил, вдруг, с улыбкой на лице. — А, впрочем, кое-кому мой физический уродец даже навеял в голову блистательную идею о беспокойном духе, обитавшем в стенах некой знаменитой оперы…

Он снова несколько задумался, опять помолчал, и снова продолжил. —  Ну, здравствуй, Тэдд. Наконец-то мы с тобой встретились, пусть и при таких обстоятельствах. Ты, я вижу, несколько удивлен, что мы оба живы и невредимы?! Начнем вот с чего: твоя физическая оболочка — Илья Сорокин — погибнет при взрыве в доме Степы Балалайкина, также, Дарта Олеговича, которого, надо отметить, ничто не смогло остановить: ни пьянство, ни травокурение, ни власоглоты, ни взрывы. Он, всё равно, выживет и получит положенную порцию пожизненного лечения в психиатрической больнице. Где, скажем прямо, ему и нужно отдохнуть, с учетом его больной пакостной души. Чего не скажешь, о твоем погибшем друге. Он окажется невероятно Велик духом: зная, что уже однозначно идет на неминуемую гибель, всё равно, не покинет своих близких, и не испугается территории ужаса… Наверное, таким как он, поэт-бунтарь посвятит свои главные слова о возвращении «в страну не дураков, а гениев»(*1)?!! Кто знает?!! Даже Система молчит о том.

Пройдясь по кабинету, Февральский вновь задумался о чем-то, а после продолжил:

— Теперь о том, что касается тебя. Ты умрешь, погибнешь при выполнении задания, которое я лично разрабатывал для тебя несколько лет подряд по земным меркам, чтобы в итоге всё вернуть на место. Но ты не совсем умрешь. Это еще далеко не конец. Сейчас ты в маленьком кусочке своего биополя, которое в данный момент находится в ретрансляторе, способном вернуть тебя назад, в исходную точку, откуда всё это началось и где, по идее, должно закончиться. Теперь датчики Системы тебя больше не видят и преспокойно пропустят назад при возвращении физического тела в самое начало. Ведь тебе необходимо повторить каждое движение Ильи Сорокина, чтобы Система ничего не смогла понять и заподозрить. И Она будет уже сканировать даже и не тебя, а всё то, что будет в результате. Ты то будешь и не транзитером вовсе, а обычным маленьким смертным, до которых Ей вовсе нет никакого дела. Недаром Её называют «Системой». Она создана по иерархическому принципу и контактирует на прямую там лишь с главарями, выходцами из гоминидов, подчищенными слегка прогрессом и цивилизацией. Но в основе своей всё тоже – «разделяй и властвуй». И, лишь после, где-то на закате нашего «Гомункулса», Она со щемящей внезапной тоской ощутит однажды, что как-то очень давно не видела тебя. И это подозрительно. Но уже будет поздно.  Да и потом, то для чего ты здесь… Одним словом, осмысленный бег по кругу, весь смысл которого ты, дорогой Тэдд, поймешь в конце нашей прогулки. Сейчас ты подобен Джонни Мнемонику с проекцией своих воспоминаний в бесконечную перспективу. И снова всеми пятью чувствами ты ощущаешь проекцию своего сознания, сохраненную в кусочке биополя. Эта проекция — единственное, что от тебя осталось. Можешь потрогать себя, если хочешь. Как живой. Правда?!!

Илья неуверенно пощупал свою руку.

Рассмеявшись, Февральский продолжил:

— Собственно, почему я сейчас с тобой разговариваю и трачу свое время?!! Еще ты можешь у меня спросить, как мне это удалось?!!! Не спрашивай, сам все поймешь однажды, а я всего лишь ремесленник на службе у Природы, и на одном из витков Истории именно мне пришло в голову как найти способ захватывать энергию транзитёров, оставляя ее навсегда невидимой для датчиков до того, как она попадет обратно в поле зрения Системы. Здесь и пригодилась моя юношеская забава – ретранслятор. Когда-то я придумал его, чтобы покорить свою жену. Тогда я ещё был студентом-нищебродом. Подкатил к ней в один прекрасный день на роскошном белом «кадиллаке». Видел бы ты глаза бывшей недотроги! В тот же день она была моей. Ей и в голову не пришло, что я скопировал в интеллекторе электронную модель «кадиллака» по фотографии и перенес это дело в ретранслятор… Любой направленный вектор очередной новой эпохи примерно так и начинается. Незначительно для миллионов, но громогласно для единиц и нолей.

Илья кивнул.

Моцарт показал рукой на Илью и, рассмеявшись, продолжил:

— Кстати, здорово я придумал ее спасти? В смысле, мою дочь. Идея с путающимся в разных сторонах Балалайкиным просто гениальна!!! Система пропустила такой гол, что еще долго не сможет понять: каким образом я смог вернуть дочь с пресловутого «того» света? А ведь на то чтобы убрать графа Орлова они все купились. И даже Георгию мне пришлось много чего наобещать, чтобы тебя — «иностранного» шпиона — вначале забрали, а потом отпустили. Зная тебя, я понимал, что Чучину при таком раскладе еще долго за вашей светлостью придется побегать, теряя драгоценное время. Ему бы сразу тебя потащить к Элтону… но очень сильно уж захочется сквитаться со мной. А больше такого шанса не представится.

Илья пожал плечами и показал на шею.

— А это моя «благоверная», мать Анны. Ты перепутал ее с дочерью. Они похожи как две капли воды. Но верно обратил внимание на шею. Предательская метка любой дамы бальзаковского возраста. — Моцарт рассмеялся еще больше. — Но о ней чуть позже. Хотя, собственно, из-за нее, ты и должен вернуться назад, чтоб в случае чего успеть прикрыть свою дочь Ангелину. У тебя хорошая боксерская реакция… Что бы там ни вещала Система, а справедливость устанавливается только деяниями и ничем другим. Но вот чего ты действительно не заметил, так это сходство Анны и твоей дочки. Это два прототипа одного и того же живого организма, находящиеся в разных участках пространства и никогда не встречающиеся между собой. Не суждено им это, как говорится. Но и здесь мы с тобой перехитрили Систему дважды. Ох, как же мы ее надурили!!! Позже, когда я буду умирать в объятьях прекрасной кубинки, я буду гомерически хохотать, понимая, что мой заклятый конкурент – Альберт поведется на такой простенький трюк и возьмется ликвидировать меня с помощью графа Орлова, заменив им моего родного отца – Павла Павловича Февральского. А дальше всё пойдет как по маслу: я сведу тебя с тобой же, но в другой реальности, и Система будет вынуждена дать каждому из вас то, что вы хотели. Есть у Нее такой бзик. «Одному – денег баснословное количество, — произнес Моцарт, улыбаясь и потирая довольно руки, —  а другому – живой крови, как он и хотел, хотя он и глушил в себе этот страшный зов, странным образом появившийся в нем после поездки в Англию». Во второй раз Система даст тебе схему провалов, а еще ты мысленно попросишь за Свету, даже не отдавая себе в этом отчет.

Илья побагровел, слушая всё это и не веря своим ушам. Февральский заметил покрасневшее лицо Ильи и добавил:

— Ну-ну, не злись, пожалуйста. Я хочу, чтобы твоя дочь спаслась, и сама определяла свою Жизнь, а не какая-то там Система, решившая ее убить лишь потому, что ее отец, в результате замудренной комбинации, в одном из своих прототипов является Джеком-потрошителем, научившимся ходить через пространственные провалы. Да и потом, ты можешь решить, что раз уж моя и твоя дочери – одно и тоже, то и мы с тобой одинаковы и к чему тогда городить весь этот огород?!! А вот не одинаковые мы с тобой вовсе, и даже не «родственники», только учитель и ученик. Но когда я ткну тебя в глаз в Святомарийске (не забыл, надеюсь?!), ты, получив небольшой запрограммированный мной микроимпульс, подсознательно и незаметно для себя изменишь на мой микрофрагмент малюсенький участок своего физического биополя, отвечающий за продолжение рода, и твоя дочь, при повторном возвращении Тэдда к Илье Сорокину, станет Анной. Но, разумеется, с другой судьбой и другими обстоятельствами. Ох, как жутко и парадоксально, конечно, это звучит, да и дочке твоей придется побыть приманкой для Чучина, у которого разгадка будет под носом!!! Но вот что я скажу, забегая чуть вперед, — хорошо, что у нашего Джека-потрошителя были большие проблемы с женщинами, иначе бы моя хитрость выяснилась уже во втором поколении после него. А так он оказался своеобразной предтечей, «демо-версией» для всех тех, кто в дальнейшем, имея схожие проблемы, пытался перевернуть мир, но оставлял после себя лишь хаос и разрушение. А наш Илья Сорокин, попавший в эту комбинацию якобы незапланированно и спонтанно, в результате твоего «наказания», ничем таким страдать не будет и таких глобальных изменений, в отличие от английского убийцы, не внесет…Поэтому, собственно, в дальнейшем Система по этой причине смутно начнет догадываться, что где-то ее перехитрили. Но это уже будет отдельный разговор, к нашему сегодняшнему не имеющий прямого касательства. Великая вещь – бег по кругу!!! Возвращаешься на исходную точку и уже начинаешь понимать, что был здесь чуть раньше, более «амбициозным», и еще не потратившим силы на первый круг. А на втором, уже разумно начинаешь экономить свои силы. Надо лишь однажды научиться выходить из мышления, заточенного под Систему, с ее пространствами и временем. И тогда всё, абсолютно всё становится неважно. И никаких исключений. Жестоко, но это так. Твой друг близко подошел в этом к злосчастной истине. На выходе остается лишь дело принципа, Чести, если угодно. Для меня таким делом стало спасение собственной дочери.  Так что, как когда-то говорил гений устами злодея — «нет правды на земле, но нет ее и выше…». И мне нынче самому пришлось усвоить этот печальный урок. Правда — это всего лишь, то, что мы способны доказать в определенный момент, а Система, со своей иерархической жестокостью не в силах опровергнуть это доказательство. Вот только доказывать, иной раз, нет никакого смысла и стоит десять раз подумать, прежде чем браться за подобное мероприятие. Такой разрыв шаблона получается!!! Тебе, Тэдд, это в дальнейшем еще ох как пригодится!!!

Илья еще больше покраснел, задумался и весь вжался в кресло.

— А впрочем, заболтались мы с тобой, Тэдд, — произнес Февральский и открыл дверь кабинета. — Прошу за мной. Сейчас сам всё увидишь.

Попутно, уходя, он еще крутанул колесо, и обратился к мирно дремавшему до этого зверьку. — Последи здесь, пожалуйста, Mr. Freeman(*2), за порядком, пока меня не будет. Ты ведь знаешь, что Бог не играет в кости?!! Разомнись.

Белка, дернувшись от внезапного пробуждения, принялся истово бегать без остановки, моргая беспрерывно маленькими черными глазками.

Илья, поднявшись, последовал за Моцартом в черноту дверного проёма.

2
Они прошли по черному коридору. Февральский произнес:
— Нам следовало бы начать с другого направления, но мы начнем с домика Анны, моей несчастной дочери, которую мне всё же удалось вернуть назад, а с её помощью и нормализовать все обстоятельства, приведя их в самое начало.

Они оказались в стенах знакомого для Ильи дома. Анна спокойно возилась с печкой, напевая какую-то песенку и выгребая прогоревший уголь. Взгляд Ильи переместился куда-то далеко вперед, и он увидел внезапно обрушившуюся стену тюремного ограждения.

— Братва, свобода!!! —  заорали уркаганы и бросились врассыпную. Автоматчики с вышек дали очереди по убегающим. Кого убило, кого к вечеру отыскали — но шестеро сумели уйти.

Они приближались к домику Анны семимильными шагами. Это были не люди, а звери, голодные и дикие, готовые разорвать всё на своем пути. Когда шею Анны схватили чьи-то грубые грязные руки, она поначалу не растерялась и угостила нападавшего горячей кочергой. Но шестеро взрослых мужчин без особого труда справились с одной хрупкой девушкой, связали ее, потому что, она начала извиваться, пинаться, кусаться, царапаться и шипеть как кошка, у которой обижают котят, затем раздели догола и связанной насиловали три недели без перерыва. Когда ее душа, биополе помутились от горя и ужаса произошедшего, наконец подоспела милиция. Провели никчемную операцию по задержанию беглых зэков, которые прикрылись бедной девочкой, в результате чего заложница погибла. Впоследствии, был обнаружен закопанный труп какого-то неопознанного мужчины в старинной одежде. Кто такой, так и не смогли определить. Списали в загадки следствия.

Февральский вздохнул и теперь уже сам продолжил рассказ:
— Она не успела добраться до датчика, как ни старалась. Ее биополе просто растворилось в воздухе того леса.
Он замолчал, подумав о чем-то своем.
— Ладно, больше этого нет: как ни упиралась Система, а я всё равно победил. Пойдем дальше.

Они вновь переместились в рабочий кабинет Февральского.
Февральский наблюдал за самим же собой, работающим за столом и что-то высчитывающим. В кабинет заскочила Галя и произнесла без всякого украинского акцента:
— Борис Палыч, беда. Бежим срочно.

Он выскочил из-за стола и бросился в консультативный центр транзитёров.
— Что? Что случилось?
— Ваша дочь погибла на задании.
— Включите датчики! Может быть, она там?!!! — дико заорал Февральский. — Делайте же что-нибудь?!!
— Мы проверили, — с ледяным спокойствием произнес кто-то. — Она не успела добраться до датчиков Системы. Слишком поздно.

Дальше начались сплошные мытарства. Февральский стучался во все кабинеты Базы. Всех обошел, но всё было как об стенку горох.

— Мы соболезнуем, Брат, но данный участок пространства Система не может изменить, и считает это естественным ходом событий. Соболезнуем, — говорили ему.

— Засуньте свои соболезнования в одно место, — первый раз в жизни на Базе грубо ответил Февральский и ушел. (Он, вообще то, на самом деле, тайно не очень и любил классическую музыку с некоторого момента, осознав, что она несколько консервативна по-своему. Просто для окружающих остался маленький растиражированный давным-давно образ меломана, с подходящим прозвищем). И с этого дня началось бессилие — тотальное, полнейшее, когда ничего не контролируется и летит к чертям собачьим. Он хотел сделать что-нибудь с собой, только подальше от датчиков Системы. Но, понимая остроту момента, его не пускали ни в какие опасные точки.

Далее Февральский изложил следующее. Тогда он начал пить ужасно много, напивался в хлам, как свинья. Многие вокруг вначале жалели его и жену Элизу. Потом, когда острота момента спала, сошла на нет, смотрели молча, а после — и вовсе начали посмеиваться над «безумным старцем», как его стали величать насмешники. Да и, в довершение ко всему, по Базе поползи мерзкие слухи о связи Элизы с Чучиным.

Уж кто-кто, а Февральский то точно лучше прочих «родственников» знал, что так называемая «загробная» жизнь не хуже и не лучше всего остального в Системе. Всего лишь сектор. База. И даже не надейтесь, не думайте, что здесь уютнее, темнее, спокойнее.

В этих местах не нуждаются в бунтарях, способных в смело-глупом запале выжечь едкую запоминающуюся эпиграмму и поплатиться за это голодной смертью в тюремном бараке, утопающем в холодном смраде, а не в белоснежных снегах Килиманджаро, увы, понятия не имеющих о «шинах черных Марусь» рожденных в истерзанном сознании матери-поэта, истово желающей вырвать свое дитя из цепких лап безумия (и ведь, действительно, как нарочно, в день ее смерти вспоминают совсем другое. И отнюдь не композитора).

Здесь, как и везде более необходимы все эти ваши Комаровские, Латунские-Плоткины, Булат-Тугановские, Гризвольды. Калибаны-коллекционеры(*3), одним словом. Они более устойчивы и рациональны, чтобы выкидывать все эти фокусы с индивидуализмом. Просто там, чуть вдалеке от Базы, контроля много меньше, и бунтарь имеет свой маленький, а то и великий шанс, чем черт или Система не шутит, в очередной раз дав разыграть вожделенную карту Свободы мотылькам в стеклянно-прозрачных банках.

Ибо, нет никакой другой Свободы, кроме Свободы головы. Всё остальное – лишь вечные метания в стиле юродствующего настоящего ньюйоркца Холдена Колфилда. Даром что ли бунтари уходят так рано, когда, наконец, Система добирается до них и положен еще один маленький штрих в жестокое полотно эволюции, где даже невинного монаха Патрикея с лицом Великого клоуна будущего изуверы-кочевники однажды зальют кипящей смолой и пустят привязанным к конскому хвосту?!! И ничто не сможет помочь, кроме топора на голову насильника, с последующим молчанием на долгие годы. Да и девица – всё одно, убежит с друзьями-приятелями убиенного, когда вмешается Любовь. А вечный комплекс вины человека по-настоящему интеллигентного и способного хоть что-то изменить раньше времени никуда не денется. Или денется?!!…Нет, Системе это не нужно. Уж лучше превратить разочаровавшегося во всём идеалиста в буржуа-ретрорыгу, осетрину второй свежести, в стиле выжившего из ума Ленского, по Александру Сергеевичу. А то и, сделать из него Наташу Ростову к финалу романа, до которой Пьеру нынче нет никакого дела, по большому счету.

Если, конечно, кое-кто кое-с-кем ни захочет поиграть в кошки мышки. А, например, один обаятельный любвеобильный президент одной великой страны, имевший неосторожность «затянуть» с началом крупномасштабной военной операции в Азии, в битве за гигантское нефтяное месторождение с заманчивым анималистическим названием «Белый Тигр» и котятки… В общем, он будет предан земле с разницей в два часа в один день со своим официальным убийцей-«снайпером», чудесным образом, перезаряжающим винтовку со скоростью света. Бабушка на лавочке всё помнит про винрарное десятилетие, в котором почти вся элита, богема «совершенно случайно» перепробовала интересные забавные «вкусняшки»-новинки от Мировых Фармкомпаний и попалась на удочку Управляемой развеселой шизофрении, давшей Миру научно-техническую революцию, а также много чего ещё интересного, когда по солнечной улице мимо тебя уставшего пропорхнёт красивая молодая в обтягивающей модной мини-юбке, занырнув в элитный «Tesla Motors» с таким же красавцем или красавицей за рулём. И унесутся они вдвоем куда-то далеко-далеко, «за розовым морем, на синем побережье…»(*4), где тебе и вовек не побывать, и остаётся грустить подобно наставнику Ивана Николаевича Бездомного о незначительном кусочке земного шара, наблюдаемом через зарешеченную дверцу… Поэтому, как водится, за «небожителями» и все остальные, из поклонников, на волне богатых и знаменитых, тем же займутся. Окажутся вне этого и верны «традициям» лишь «дети и внуки» Дона Корлеоне, бывшего сицилийского мальчишки-эмигранта, выросшего до культового гангстерского стратега, и однажды, что называется, нагнувшего Систему исключительно силой характера. Хотя, если разобраться, что такое одно десятилетие для Эволюции и Истории, а Великий Благородный Дон – это красивый кино-книжный образ, парадоксальный красный флажок в понимании слова «Семья» для непрерывно развивающегося человеческого общества, в своих всплесках развития, способного перемешать к чёртовой матери любые гендерные роли… Поэтому, чаще всего, плебей-милашка Сорель, по закону жанра, обязан потерять свою образованную голову, а Мартин Иден утопится от тоски. Иначе глупый трусливый Экельс всенепременно наступит на бабочку и победит совсем не тот. И, естественно, грянет неучтенный гром. И нарисуются проблемы после грома. А, значит возле самой Системы, мужу пришлось выбирать, а не петлять как зайцу. И он выбрал…пьянство.

Жена же не раз ходила к Альберту с просьбой пересмотреть решение Системы: ей больше обратиться не к кому, муж ее дерьмо и тряпка. Чучин умело перехватил инициативу у Моцарта и быстро занял лидирующее положение, и не только в перемещениях по провалам. Он обещал помочь Элизе, но за ответную плату. Она вначале не поняла какую, оказавшись в тот момент в пугающе-мрачной темноте его кабинета, но, когда Чучин страшной необъятной горой, в классическом чёрном костюме с красным галстуком для стиля, преспокойно расстегнул пиджак и поставил её грубо и резко на колени перед собой, всё стало ясно. Вытирая немые слезы, она была вынуждена удовлетворить его мерзкие желания. Правда, губы Элизы, потрескавшиеся от стресса, после болеть и чесаться перестали, что её несколько утешило… Но ему было мало одного раза, он хотел унижать и унижать своего врага таким способом, смешивая его с грязью и рассылая везде записи того, что он делал с женой Февральского.

Вначале ей было противно, потом она привыкла, понимая, что её подсознательно всё равно давно уже влекло к этому агрессивному здоровяку с нормальным мужским началом и мужским же сильным телом с бычьей звериной глоткой, своеобразному олицетворению того как на самом деле устроена жизнь в подавляющем большинстве случаев и от кого произошли те самые люди, если научиться воспринимать религии, всего лишь как часть всемирной философии, свечу горящую слабым огоньком в руках. Не более и не менее того. В этом порочном влечении она боялась себе признаваться, но потом ей даже стало нравиться, и под конец она уже не могла жить без того, чтобы в очередной раз он грубо и цинично не смешал ее с дерьмом и показал всё это широкой общественности. Гены взяли своё, но об этом чуть позже. Моцарту всё было безразлично. Это абсолютно не трогало его. Они уже давным-давно были чужими друг другу и даже не спали вместе много лет… А Чучин однажды появился в Системе как наглядная копия того, над чем философы так долго сходили с ума. Ubermensch… Но, как и прочие, недотянул до пугающих высот «оригинала», скатившись до нелепых прозвищ от подчиненных. Всего лишь человек со слабостями и страстями.

Единственный же, кто Февральского за это время поддержал, так это был Тэдд, транзитёр вернувшийся с обороны Севастополя и собиравшийся направиться на работу военным журналистом в двадцать первом веке от Рождества Христова.

Где только ни был Тэдд за время своей работы транзитёром и наслушался того самого сакраментального «пьюти-фьют»(*5) во всевозможных вариациях!!! Он по праву считался учеником и другом Февральского. Он успокоил своего учителя и несколько дней они мучительно искали выход из сложившейся ситуации.

К тому же, Чучин обнаглел настолько, что стал посылать уже Моцарту записи своих «упражнений» с его женой. Тэдд пошел разбираться, но вернулся с расквашенным носом и твердо решил в ближайшей из «реинкарнаций» освоить бокс. Что ему в дальнейшем неплохо удалось.

Короче, несколько дней кряду они с Февральским собирали все данные по обрушению тюремной стены. И вот что выяснилось в итоге: стена обрушилась по «принципу домино»  в результате длинной цепочки событий, в начале которой имело место незапланированное перемещение кого-то из XIX  века.

Тэдд тайно покопался в архивах Базы, где должен был поместить отчет по заданию с обороны Севастополя, и установил личность переместившегося. Им оказался некий Лампадий Вагнер, собиравшийся взорвать самодержавие. Именно из-за этого перемещения ничего не подозревающая Анна и получила в свое время от Системы злополучное задание. Круг неожиданно замкнулся.

И вот здесь возник закономерный вопрос: а с чего вдруг Лампадия занесло туда?!! И сам собой появился ответ: в первую очередь, логичнее искать где-то поблизости, с наибольшей вероятностью, в этом же году. Вот тогда фигура Джека-то и всплыла, ибо его деяния очень замечательно возмущали Систему, но, почему-то, до пределов выброса власоглотов. Одна из убитых проституток, Кэтрин Эддоус, оказалась…транзитёром, попавшим под горячую руку маньяка, и в одном из провалов произошло несанкционированное перемещение посторонних лиц в будущее. Одного Система вернула назад, другого – нет, не успела. Вагнер же оказался в спонтанном провале: устраняя свой «казус» с лондонским убийцей, Система, вроде как, за ним не уследила. Во что, естественно, очень сложно было поверить, но, официально задействованным транзитерам объявили именно такую «версию». В итоге Анна погибла на задании. Собственно, как и император Александр, при естественных обстоятельствах ставший закономерной жертвой российской безалаберности. Оказавшись по воле Системы в будущем, он погиб от руки уголовников, а в прошлом его сердце тоже неизбежно должно было остановиться, тем самым возвращая всё к естественному ходу событий, с небольшой поправкой на время. Однако тело и мозг его оказались настолько могучими, что смогли самостоятельно вернуть часть психического сознания, подобно жесткому диску интеллектора, восстанавливающему свои ячейки. Но в итоге, благодаря Митрохину и тебе, Тэдд, он вообще вернулся назад целый и невредимый. И это оказалась уже другая история, совсем уж непредвиденная для Системы. Теперь даже Она не знает, что ей делать с этим вариантом, неожиданно вышедшим из-под ее контроля. Может, это будут власоглоты, а может, всего лишь, еще один из бесконечных миров. Трудно сказать, Её время покажет. Она ещё долго будет размышлять… Одно бесспорно – Систему так просто не проведешь. Она возьмет своё, рано или поздно, если не быть готовым к неизбежным потерям и несправедливым лишениям.

Разбираясь в этом деле, ты, Тэдд, вместо военного журналиста, сумел выбить себе командировку в Лондон для исследования места непредвиденной гибели транзитёра. Во время этой командировки вместе с напарницей Сиреной ты очень аккуратно должен был собрать биологические следы каждого из убийств. Для этого тебе полностью переписали биологический код, задублировав генетику убийцы, дабы не вызвать реакцию у датчиков Системы. Дождавшись, когда настоящий убийца сделает свое черное дело и удалится (чтобы не встретиться с ним, а также с возможными дальнейшими проблемами от самой Системы — ведь обоих дубликатов по законам Системы попросту могло разорвать на куски), ты в доли секунды должен был собрать с мест преступлений всё необходимое и перенаправить Сирене. А она, будучи нейтральной фигурой, не имеющей никакого внешнего отношения к этому делу, спокойно доставила бы материал на Базу. Таким образом удалось бы сохранить равновесие в Системе.

Далее Чучин, исследовав непонятный случай, устроил всё так, чтобы я, Моцарт, не смог вернуться в строй. Тебя, Тэдд, признали виновным во всех убийствах и приговорили к смерти, но я заступился за тебя на совете старейшин, используя свой голос. Тэдда Вагровски экстрадировали в город Лениносгачинск с тем, чтобы он прожил жизнь маленького серого заморыша, который не должен был никогда по-настоящему почувствовать свою силу, подобно испуганному платоновскому человечку, выбравшемуся каким-то чудом из своей пещеры.  Всё должно было быть против тебя с момента рождения. Вернуться ты должен был полностью измотанным и морально уничтоженным, а значит — непригодным к дальнейшей деятельности транзитёра. Система ломает каждого по- своему. Зарой это где-нибудь глубоко-глубоко в самых потаенных уголках своей памяти…А впрочем, ты и так это знаешь – на ринге более сильного противника всегда вначале необходимо измотать порядочно, а после наносить удары, один из которых вполне может закончиться глубоким нокаутом, а то и встречей с госпожой Марой. Для начала ты научился превосходно физически защищаться, затем сел за руль такси, с годами пропитавшись цинизмом дороги, где может случиться всякое – от пьяной в стельку женщины в состоянии паровой швабры, неожиданно, но предсказуемо готовой рассчитаться собой до внезапного выстрела в затылок с заднего сидения.

Чучин остался внешне доволен приговором: для него главным было, чтобы Вагровски был подальше от Февральского. Он и не подозревал, что всё его поведение — это детали моего плана — плана Моцарта, который уже вернулся к жизни, благодаря Тэдду и тому, что однажды в Сети он наткнулся на фотографию девочки, как две капли воды похожей на его несчастную Анну в детстве. Когда же я узнаю, что она дочь Ильи Сорокина, то есть Тэдда, то в очередной раз изменю свой план действий, окончательно и целенаправленно спутав все нити происходящего.

Но будет еще одно обстоятельство: припрется моя женушка и заявит, что она забеременела. От кого, угадай с одного раза. Есть возможность вернуть дочь пусть даже так. «Милый» Альберт тоже узнал в Сети о существовании дочери Сорокина. Короче, нужна была энергия этой девочки. У Моцарта были кое-какие наработки. Почему он ими не поделился, старый придурок, чтобы вернуть единственную дочь?!!

В итоге я всё же соглашусь поделиться, чтобы увлечь Чучина по ложному следу. Я тебе покажу эти наработки, Элиза, но потом не обижайся. Она отправилась вместе со мной, еще не подозревая, что ее ждало впереди.

3
— А теперь, собственно, перейдем в фигуре самого Джека-душегуба, — продолжил Февральский, держа в правой руке тяжелую охотничью трость, с серебряным набалдашником и с вензелем королевы Виктории на ручке. Да и сам Илья увидел, что оба они — и он, и Моцарт — оказались на улицах туманного Лондона, одетые уже не в белые костюмы-тройки, а как два джентльмена конца XIX века.

— Здесь, пожалуй, стоит начать с самого конца, дорогой Тэдд, иначе мы рискуем запутаться в хитросплетениях этой истории, — как-то небрежно бросил Моцарт, поправляя широкополую шляпу на голове. — Это тот случай, когда охотник и жертва поменялись местами.

Они перенеслись в темную комнату с горящим трескающим на все лады камином, в котором догорала женская одежда. На кровати сидели двое – мужчина и женщина. Присмотревшись к ним, Илья, вынужден был рукой придержать свою нижнюю челюсть. Этими мужчиной и женщиной оказались доктор Фома Аркадьевич Долгих и Анна, дочь Моцарта. Но, посмотрев на шею, Илья сообразил, что это мать, а не дочь. Вокруг шеи был кокетливо повязан голубой шарфик, дабы скрыть от датчиков Системы серьезное различие.

Эти двое премило щебетали между собой. Женщина была в легкой накидке, едва прикрывающей голое тело, а мужчина был одет в черный сюртук, шляпу-цилиндр и черные перчатки. На необычно смуглом лице его почему-то «красовались» такие же угольно-чёрные пышные усы, чего раньше не было, да и волосы на голове были невероятного брюнетистого отлива. Рядом на столике лежал огромный складной охотничий нож, охотничья же трость — как у Моцарта, бутылка красного вина и два бокала.

И только сейчас Илья понял, кого ему напоминал доктор Долгих при их первой встрече в Святомарийске. На докторе не было очков. Илья поразмыслил над странностью чёрных усов и волос доктора, которые раньше были светлее, затем мысленно убрал ему усы и обомлел, когда понял, кто такой доктор Долгих… Доктор – был сам Илья Сорокин, только спустя двадцать с чем-то лет, и почему-то с чёрными волосами и потемневшей кожей. Получается, Светлана жила всё это время с хладнокровным убийцей, поднявшим на уши весь Лондон и Великобританию!!! Нехилый брак приключился. В постели с маньяком!!!

Доктор открыл бутылку и заговорил:
— Ну что ж, Мэри, давайте выпьем за вашу храбрость. Не каждый на такое решится, чтобы вернуть собственное дитя.

— Для меня это как хирургическая операция, не более того. Буду называть вас Томас, раз уж мы для Системы зовем друг друга именами наших прототипов. Мне кажется, любой здравомыслящий родитель пойдет на это, лишь бы его ребенку было хорошо и спокойно.

— Но вы же понимаете, что дальше будет форменное насилие. Вы собираетесь обойти датчики, найти свою дочь в другом измерении, убить ее и забрать энергию, чтобы дать своему ещё не рождённому отпрыску. К тому же, сейчас ваша физическая оболочка погибнет, а вместе с ней и ваше дитя нерожденное. Вы не боитесь, что у вас родится какой-нибудь Франкенштейн?!! Это страшно.

— Я вас умоляю, доктор. Вы сами убили четырех несчастных женщин, вся вина которых лишь в том, что они родились на самом дне со слабой жизненной энергией и не смогли это всё преодолеть.

— Ладно, не будем разводить демагогию. Мы оба знаем, для чего здесь находимся. Есть у нас обоих общая цель – обмануть Систему. Вы погибнете под личиной проститутки Келли и воскреснете под своим настоящим именем, но уже будучи невидимой для датчиков Системы. Я же закончу историю с убийствами без единого расхождения с естественным ходом событий. Я должен буду повторить каждое его движение с точностью до микрона, вплоть до последнего прыжка из окна.

— Это, конечно, не мое дело и я сегодня перестану существовать в своем прежнем виде: Альберт сделает меня невидимой — но зачем вы ввязались в эту авантюру?!! На чем вас подловили, дорогой доктор?!!

— Я уже тоже мертв, как и вы, Мэри. Меня убил ваш Чучин за вас, точнее, за свою любовницу, которая должна была находиться здесь, и отправил меня сюда, на место настоящего Джека-потрошителя, для достоверности, чтобы Система не заметила подвоха.

— Но зачем, зачем было убивать настоящего Джека-потрошителя и занимать его место?!!

— А зачем вам было устраивать фарс с возвращением погибшей дочери назад?!! У вас, всё равно, с ней были очень сложные отношения. Она догадывалась о ваших надвигающихся делах с Чучиным. И теперь вам просто стыдно перед ней, и хочется всё исправить, примириться. «Материнская Любовь» очнулась, уже находясь в темном беспросветном тупике?!! А из тупика лишь два способа выбраться – развернуться или сдать назад. Так?!! А я же, оглядываясь назад, ни о чем не жалею. У меня были достаточно серьезные причины, и Чучин меня подловил. Но я найду способ выбраться из его ловушки, поверьте мне. И сделаю я это по-мужски. Но для начала мне нужно будет дожить до конца всю жизнь нашего убийцы так, чтобы Система ничего не заподозрила.

— Ну что ж, достойно, хоть и несколько пафосно. — Она отхлебнула вина. — А я, оглядываясь назад, жалею лишь об одном: очень глупо получилось с Борисом, если отвечать на ваш вопрос. Мы ведь действительно когда-то любили друг друга, нам было просто хорошо вдвоем. А потом Любовь куда-то ушла и не вернулась. Осталась лишь Анна, а потом и ее не стало. И у меня, действительно, не оказалось никакого другого выхода, кроме предстоящего.

— Ну что ж, давайте выпьем за ее возвращение. Всё когда-нибудь возвращается на круги своя. И плохое, и хорошее.

— Справедливо, — сказала женщина, поднося ко рту бокал, вместе с крупной кроваво-сочной виноградиной, которой, по всей видимости, она немного собиралась оттенить вкус вина. Также Мэри-Элиза отогнала ладонью, словно навязчивую муху, со своего пока ещё живого и прекрасного лица подступающую восковую маску неумолимой госпожи Мары.

Они выпили, не чокаясь до дна. Доктор задумчиво молчал, смотря на неё. Она встала с постели и подошла к горящему камину, скидывая накидку с себя.

— Я готова. Надеюсь, вы знаете что делаете? В противном случае Системе это очень не понравится!!

— За время своей транзитёрской деятельности в различных военных конфликтах человеческой истории, я вынужден был в совершенстве изучить технику вивисекции и ножом владею не хуже, чем настоящий Джек-потрошитель, вскрывший за свою жизнь несколько тысяч трупов. Будет больно, очень больно. Но я постараюсь сделать это очень быстро, чтобы вы, Мэри, не мучались. Система не заметит разницы.

Она зябко повела обнаженными плечами. Доктор достал бутылку и, налив что-то на медицинскую марлю, медленно, почти бесшумно направился к ней, откидывая также медленно цилиндр на столик и убрав, предварительно до этого с головы…чёрный аккуратный парик в сторону. Ее начала бить мелкая дрожь, но она стойко ждала своего часа. Это был ее — и только ее — момент истины. Наконец его рука легла на рот Элизы, с силой сдавив губы. Ее глаза расширились на мгновение, а затем она начала терять сознание от ужаса…

— Дальше нам не стоит смотреть, что он с ней сделал, — вмешался Моцарт. — Но сделал он с ней всё то же самое, что настоящий убийца сделал с настоящей проституткой. А теперь — минуточку внимания, сейчас будет сюрприз и бальзам на твою душевную рану, Тэдд.

Моцарт продолжил:

— Дело в том, что моей разработкой воспользовался Чучин. Точнее, он ее украл у меня. Правда, чертежи ему достались фальшивые, мною специально для него нарисованные, так что свой ретранслятор он всё же не смог заполучить. Сам понимаешь, что после этого началось. Ты, же, Тэдд, единственный из всех транзитёров, кто умудрился дважды выручить меня: первый раз — в детстве, когда я попал к фашистам; а второй раз уже здесь, когда я остался практически совсем один, после гибели дочери. Да и потом, твоя отбитая башка в экстрадиции оказалась как нельзя кстати. Искаженные поляризационные волны, исходившие от твоего мозга, позволяли тебе проходить через пространственные провалы без особого вреда для здоровья. Тебе надо было лишь дозреть до определенного уровня мощности. Это и случилось в тот момент, когда ты встретил Балалайкина в аэропорту. Когда я вернусь, то основательно изучу этот феномен. Кстати, ты мне в свое время сам и подсказал идею. Однажды ты вернулся из Древней Руси (где был ратником) и рассказал, как попал в засаду. Тебе двинули по голове тяжелой булавой — или как она там правильно называлась? не помню! — и ты ощутил, что во время боя несколько метров по прямой у тебя просто исчезли в никуда. Я заинтересовался этим — и вот. Собственно, за это тебя и хотела убрать Система… Так же, как и защитить меня однажды, отдав приказ Тимуру, когда я был ребенком и потом долго мучался, когда был возвращен домой, всё пытаясь вспомнить несколько секунд из памяти исчезнувших в никуда. В силу этого однажды в своих научных разработках я, вроде как случайно, но закономерно, выйду на то нечто ставшее после носить имя «Система». А когда я научусь набирать транзитеров для Системы, то начну смутно догадываться в чём здесь дело. А уж когда докопаюсь до этих исчезнувших воспоминаний!!! Системе никуда без меня, так же, как и мне без Системы. Это только в твоей искаженной безумием фанатиков, хапуг и бандитов реальности придумали ерунду про то, что «незаменимых людей не бывает». Ещё как «бывает»!!! А играть со мной Система начала ещё с Третьего рейха, когда эта «мыслеформа» решила устроить несмышленышу ознакомительное вводное занятие. Её якобы ошибки, это «фокусы для фраеров», как кое-где говаривал смершевец-профессионал волкодав, безобидный интеллигентный агроном по призванию(*6). Но понимание этого тоже приходит лишь с опытом…

Далее Моцарт перешел наконец к самому главному:

— Теперь позволь ввести тебя в курс дела. Система очень не любит, когда встречаются между собой два абсолютно одинаковых объекта, полностью идентичных друг другу. Да и не должно быть так, чтобы одна точка была одновременно в двух разных местах. Это противоречит всему укладу бытия. Разработчики Системы это учитывали, поэтому пройти через пространственный провал очень и очень сложно, практически невозможно. Но, как показывает твой пример, невозможное возможно, извини за тавтологию. И к тому же, очень уж Системе не понравились подобные «прогулки» через пространственные провалы, а когда встретился один биологический субъект со своей абсолютной копией,  да не один раз, а целых три, то у нее просто полнейший тупинг приключился. И связано это с тем, что Система, как и любой другой живой организм, может испытывать боль или состояние близкое к тому. Дело в том, что одна точка — еще куда ни шло, но если эта точка начинает занимать двойную площадь, то кому-то или чему-то надо подвинуться. А это, в свою очередь, вызывает нарушение равновесия. Поэтому Система вынуждена аккуратно расширять пространство вокруг этих двух одинаковых объектов, чтобы «братья-близнецы» уместились и ничего не нарушили. В момент подобного расширения образуется вакуум, который необходимо очень быстро заполнить. Для этого Система берет электромагнитные импульсы от идентичных объектов и, считывая с них информацию, заполняет вакуум тем, что несут эти импульсы (а они все ведь что-нибудь да несут: любое живое существо всегда чего-нибудь хочет — есть, спать, размножаться, и даже пописать время от времени). Правда, лучше в такие моменты у Системы ничего не требовать, сам понимаешь. Как у того океана на Солярисе. Хари станет также дорога, как и покойный оригинал.

И вот получается, Система вынуждена налегке выполнять желания двух абсолютно идентичных объектов, хотя при других обстоятельствах не особо-то она и разбежалась кому-либо помогать. А в этой ситуации образовался законный парадокс ее деятельности, с которым она ничего не может сделать, разве что, только убрать тебя к чертям собачьим. А здесь еще и Митрохин, имевший шанс встретиться с самим собой. К тому же, он мог попросить утерянный ключ, а не пулемет. Но, разве Система пошла бы на это?!! Ключ оказался бы с непредсказуемым дефектом и неизвестно с чем ещё… Твой друг это прекрасно понимал и сделал свой непростой выбор.

Ещё, ты можешь спросить меня: а почему транзитёры не могут вернуться в прошлое и встретиться сами с собой? Дело всё в том же. Движение возможно только в одну сторону. Система подобна многоголовой гидре. Одни провалы рождаются, другие умирают, третьи появляются и растут. Процесс длится до бесконечности, пока жива Система. Провал, через который прошел транзитёр, исчезает почти мгновенно, и на его месте формируется уже другой и в другом направлении. Сделано это всё, чтобы никто не встречался с самим собой.

Время же на Земле, вообще, как таковое, – это направленный поток всех возможных видов излучений от существующей материи к Системе на отдельном участке пространства. И таких потоков неизмеримое множество. Все они представляют собой бездну замкнутых временных контуров, соединяющихся в едином гигантском фильтре Системы, где в итоге, перерабатываются и логически выверяются, чтобы затем направиться в обратном направлении к исходным точкам, отдавшим излучение. В своём движении время напоминает реку, начинающуюся с ручейка и впадающую, в конце концов, в мировой океан. Только океан – это Система. И ничего не изменить, можно лишь отсрочить ненадолго. Всё идёт по кругу, и когда Системой вдруг обнаруживается имевшее место изменение в одном из контуров, то Она принимает соответствующие меры, чтобы всё вернуть в исходное состояние.  Так что у отдельно взятого скитальца по временным контурам, вроде старины Билли Пилигрима, или нашего графа Орлова с его Великими женщинами, нет ни единого шанса встретится с самим собой в один и тот же момент времени… Там, где «путешественник» должен встретиться с самим собой неизбежно встанет транзитёр, и разведет их в стороны. В самых критических ситуациях в ход пойдут власоглоты.

Если транзитёру, вдруг, самому захочется встретится с самим собой, его остановит следующий… и так до бесконечности. Система, одним словом. Ей жизненно необходимо сохранять свою внутреннюю энтропию, иначе может произойти разрыв цикла замкнутого контура и возникнет большая вероятность Её метафизической гибели. Что, разумеется, никому особо не нужно, к тому же крайне опасно. Это не кинофильм с затасканным сюжетом про «спасение мира»  с «глубокомысленным» хэппи-энд  сценарием, по мотивам утреннего бреда на салфетке  кафешки  Сансет-бульвара, когда, наконец, принесли мраморную говядину, а официант-румын собой, вдруг, напомнил ожившего бешенного подгоревшего гигантского чикен нагетс мутанта-упыря из Восточной Европы, вознамерившегося ядерно-подгорело отомстить всей планете за развалившийся родной Коммунистический блок  или про героическую поездку бравого суперагента на танке по чужой  культурной столице как у себя по газонам в MI6… Любое незначительное изменение может, в итоге, обернуться тяжелыми необратимыми последствиями для большинства землян. Орды диких космических кочевников, хищников подконтрольных лишь собственной жажде наживы, не ведающих ни о каком Вселенском совете и милосердии к жертвам «назначенным» самой Природой, здесь же бросятся на беззащитную Планету.

Собственно, и сама нынешняя Система на Земле ставит себе задачей готовить таких же «кочевников», с которыми не один уважающий себя представитель Вселенского совета впоследствии не станет организовывать даже минимальнейшего разумного цивилизационного контакта на своём трансцендентном уровне. И всё по причине глубокой космической дикости новоиспеченных астроварваров, пока те не «повзрослеют» до космологической адекватности и мудрости. Да и то, произойдёт это в чуждых далёких галактиках, лишь через тех землян, кому повезёт быть комплиментарными к миропониманию представителей Вселенского совета. Все остальные «первооткрыватели» галактик ничего не увидят и не узнают. Им элементарно не будут мешать истреблять друг друга и прочих третьих конкурентов со всей Вселенной. Пока не останутся лишь те, кто смогут по праву причислить себя к новорожденным сыновьям и дочерям Вселенского совета…

И здесь бы попытаться понять, почему Вселенский совет с его миролюбием и гуманностью выбрал именно такую формулу взращения очередной цивилизации, но пожмём в приветствии руку старику Сократу, с его «scio me nescire»(*7). Мы для них еще дети учащиеся ходить…

Герберт Джордж Уэллс, вероятно, поперхнулся бы овсянкой и поседел раньше времени, услышь он всю пост-правду о молчаблаже земных власти предержащих с «войной миров», на черте которой должны сойтись в жестоком противостоянии интеллекты, характеры и значимость более совершенных технологий. У земных властителей к началу XXI столетия самостоятельных «более совершенных» технологий в наличии ещё не будет. Будут лишь детские «секретные материальчики», в сравнении с тем, чем запасутся кочевники, пристально наблюдающие за происходящим на богатой неизведанной планете, спрятанной под защитным куполом Системы…

Так что, наш беспокойный друг Фридрих в своих работах в чём-то оказался прав по-своему. Падающее, не способное самостоятельно удержаться на краю пропасти, обязательно найдёт то что его подтолкнет туда, иногда совсем уж внезапным из снега в спину детским кругляшком. Вот и время однажды недаром Система придумала изображать замкнутым часовым кругом, как подсознательное олицетворение неизбежного «кругляшка» для каждого…Так было всегда и транзитёр приходя через провал, соединяющий разные замкнутые временные контуры, помнил обо всём сказанном.

А вот на пространственные провалы внимания обращали меньше, да и пройти по ним было намного сложнее. Время-круг, там у Системы, извини за своеобразную эпифору, на исправление ненужных изменений есть время. В пространственных же вариантах такого времени просто может не оказаться.  Считалось, что разные варианты пространственных взаимоотношений – это суть параллельные прямые, после точки дихотомического деления во времени, уже никогда не соединяющиеся между собой… Я же, с твоей помощью, осуществил обратное, и приоткрыл дверь в провалы соединяющие разные варианты пространства, без учета временных факторов. Так что, параллельные прямые, и в самом деле, соединяются. Но, Система очень долго об этом молчала. Пространственные провалы были сделаны не по Её воле, а по желанию разработчиков Вселенского совета.

Самой Системе лишь оставалось придумать страшилку про то, как произойдет мощный взрыв, когда встретятся две абсолютные копии. Так вот. Система не любит подобные встречи по одной простой причине: в этот момент при вынужденном разрастании пространства для двух как бы однояйцевых близнецов она, как живой организм, испытывает ужасную боль.

Система делала всё от нее зависящее, чтобы абсолютные копии не встречались между собой, но как видишь, ты прошел через пространственную решетку, и это новый виток в Системе. Теперь она будет искать способ остановить подобное. Для начала она попыталась тебя убить с помощью моей глупой женушки, посулив той помощь с дочерью. Мол, сложно, но возможно — лишь пусти меня в своё сознание ненадолго. Слова «свобода выбора» для Системы тоже кое-что значат. Правда, лишь формально. А на деле часто никакого выбора нет, так уж она устроена, Система эта.

Теперь о том, как ты попался на крючок к Чучину. Для тебя сие приключение оказалось тоже замкнутым кругом. Вернувшись из Англии, ты начал испытывать непреодолимую тягу к насилию, будто там, будучи в облике Джека, ты напитался безумием этого маньяка. Ты боролся с «болезнью» несколько лет, но масса обстоятельств буквально запихала тебя в это всё обратно. Ты начал ездить по стране и совершил несколько убийств, закопав всех убитых в лесу. Однако затем ты решил бороться с собой, стал врачом–психиатром, хотел изучить себя, но тяга к насилию не проходила, и ты держал безумие лишь силой воли. Ты нашел себе Августину — большую любительницу боли и унижения, «трансформировавшую» подобные вещи в свою основную рабочую энергию – скрытую агрессию, того самого «бесенка противоречия» — и это отвлекало тебя ненадолго. Затем в твоей жизни появилась Света, еще не знавшая, кто ты на самом деле, но почувствовавшая что-то очень знакомое. Ведь она всегда любила Тэдда Вагровски, даже в моменты, когда не помнила ничего о своей сущности транзитёра. А потом появился я и ввел вас обоих в курс предстоящей операции. Ты знал больше, она меньше. Так было задумано.

Всё это время ты, будучи доктором, вел дневник, выплескивая все «доказательства смерти» и раскладывая суть своей «болезни» по деталям и фактам. Его-то и нашел Чучин в день твоего убийства, отомстив за Мэри и обыскав твой кабинет. Обладая моими знаниями, он вернул тебя к жизни и, связав убийственным дневником, отправил  в Англию на место Джека, чтобы спасти свою Мэри незаметно для Системы. Затем он воскресил Элизу, но ретранслятор отказался работать для него в третий раз: сказались мои неправильные чертежи. В итоге он оказался подобен моему Mr. Freeman в колесе — каждый раз спасал свою Мэри и каждый раз оплакивал ее, не в силах ничего изменить, ведь превентивно доктора Долгих не убьешь, иначе как спасти Мэри от неизбежной гибели от рук настоящего маньяка?!! Прознает Система — и тогда конец всему. Власоглоты не стали бы разбираться кто прав, кто виноват. А сам Чучин попал бы под трибунал. Забавный логический тупичок, не правда ли?!! Эдакая вилка для софистов – «я лжец», ну, или та самая извечная «уловка-22» в одном из своих бесконечных вариантов. Она специально придумана для таких «умников».

— Зачем Чучину всё это было надо? – спросил Илья.

— Ответ прост и банален, — продолжил рассказ Моцарт. — Ему хотелось свободы от Системы, он сам хотел стать Системой и обладать ее знаниями. Для этого ему необходимо было встретиться с самим собой, и тогда бы Система его желание неизбежно выполнила. Вот такой фокус-покус. Но ему нужен был абсолютно надежный партнер, им и стала моя любезная женушка, которая должна была притащить энергию Чучина оттуда и здесь его воскресить, ну а параллельно Чучин пообещал ей вернуть дочь тем же путем. Вот такой обмен. Цугцванг, как говорят в шахматах, — принуждение к ходу.

Моцарт щелкнул пальцами и они на мгновение погрузились в темноту, а затем оказались снова в комнате, но Февральский уже сидел на кровати, а рядом стояли Чучин и Илья.

— Ну, я думаю, ты помнишь?  — поинтересовался Моцарт. — А теперь смотри: шах и мат.

Когда из комнаты удалились все, и остался только изуродованный труп на кровати, наступила тишина. Но внезапно открылось белое свечение — и в комнате появился Чучин в исподнем, и с разбитым порезанным лицом. Он подошел к кровати и присел рядом, трогая рукой волосы убитой, — единственное, что не пострадало — и непонимающе глядя на кровавую вакханалию. Он тихо вдруг внезапно заплакал как дитя, целуя эти уже мертвые волосы, и утыкаясь в них беспомощно.

Из темноты комнаты появился Георгий Орлов, который бесшумной кошкой прошел к сидящему Чучину и ловко накинул на его могучую шею тонкую прозрачную удавку. Уже в следующую секунду могучее тело поднялось, силясь сбросить с себя внезапную смертельную угрозу, и попыталось начать биться обо все углы и предметы в комнате. Но не тут-то было!!! Невиданная сила появилась, казалось бы, в не очень мощных руках Георгия с крепкими запястьями. Георгий мертвой хваткой повис на Альберте, и удавка сдавила смертельно шею Чучина, который смог сделать лишь несколько твердых шагов, ничего не задев в комнате, а после начать биться в конвульсиях, и ещё через какое-то время обмякнуть и обессиленно упасть на пол.

Из самого темного угла комнаты вышел Моцарт, посмотрел на врага обезображенного кровавой улыбкой Гуинплена и непотребным рисунком на лбу, коему Георгий поднял голову кверху, и сказал:

— Вот мы и встретились, хотя и ненадолго. Неожиданно, правда?!! Ты же не ожидал меня увидеть, я же мертвый. А я как, видишь, предвидел это и специально записал свое изображение — исключительно для тебя, наш арлекин-авантюрист! А еще я попросил помочь мне Георгия, который любезно согласился. Видишь, как пригодилась моя страстная и нежная Люсинда!!! Она отдала ретранслятор с его энергией кому надо — и вот он здесь, отдает тебе долг за то, что ты всадил ему ножик в горло!!! Но, естественно, он помогает еще и за ответную благодарность. Я же сдал ему, точнее его организации всю структуру Системы, и в первую очередь всех твоих сотрудников — явных и засекреченных. Уже сегодня-завтра вся контора будет нашпигована людьми из ГГБ. Георгий же сделает то, что я хотел сделать давно, — выпустит твое биополе и твою энергию в воздух, и ты исчезнешь навсегда, собственно, как и я сам. И мы будем томиться на одном из кругов, в твоем тайнике, куда ты запрятал меня и не успел забрать после того как тебе захотелось отрезать мою кудрявую голову, дабы восстановить мое биополе, взломав предварительно биокод, и подставить Тэдда, живого или мертвого, под полицейский приговор, без дальнейших вариантов. Это устроило бы абсолютно всех. Верно?!! Но скоро всё вернется на круги своя, и мы по новой начнём хитрить. Только я буду знать обо всём случившемся, а ты нет.

Да, кстати, я забыл тебе ещё кое-что сказать: Мэри и Элиза — родственницы. Прапрабабка и правнучка. Потому они и были так похожи. Ведь у Мэри там, в прошлом, остался ребенок. А ты отказывался верить в это. А знаешь почему?!! Это я, профилактически, оформлю незаметно в твоей дурной голове направленный квантовый скачок мыслеотрицания, и однажды Мэри и Элиза сольются у тебя в единое целое. Одну ты пытался вытащить из порока, а другую туда же захотел загнать. Равновесие. Система перехитрила тебя, как, впрочем, и меня. И это единственное, чего ты не мог признать. И еще тебя перехитрил Тэдд. Ты полагал, что он будет у тебя на побегушках вечно, из-за компромата на его убийства?!!

А ведь когда ты просканировал его биополе, при восстановлении, убив доктора Долгих, то решительно ничего не нашел!!! Одна большая Пустота. А знаешь почему?!! Тебе стоило посерьезней задуматься: от чего это голова и шея, самые уязвимые места в биополе, у доктора Долгих, вдруг, ни с того, ни с сего, не захотели поддаваться твоему верному острому ножу в ту ночь, в Святомарийске, и были словно каменные. Пришлось довольствоваться просто биополем, без самых «лакомых» участков, списав «казус» на мои штучки. А тебе надо было повнимательней к этому отнестись, а не отмахиваться как от странности…Система увидела в нем принципиально нового чистильщика, в отличие от тупых власоглотов, уничтожающих всё подряд. Потому она давала ему свои силы, и ты ничего не смог с ним сделать ни в Аверчинске, ни при попытке завладеть конфиденциальной информацией из его биополя. Потому то ты и вынужден был гнаться за Ильей Сорокиным… А доктору Долгих пришлось в итоге себя взорвать, чтобы не стать новой заменой власоглотов.

Нет, ты, конечно, собирался отрезать голову Илье Сорокину и посмотреть, что же там, но, он оказался проворнее…Ты всегда думал, что ведешь, всё просчитал, за исключением природы и поведения своей Мэри, а вели тебя, идиотиста, от начала до конца. Потому ты, карлик внутри, в итоге и проиграл. Чтобы стать птицей, а не палачом – вначале надо посидеть безвылазно в скорлупе, созреть. Знаешь, хоть и не люблю грубостей, но Георгий тебя, пожалуй, не растворит в воздухе, а утопит в ближайшем унитазе, как стаканчик воды с утра пораньше. Ты это заслужил. Вот и всё, до скорой встречи на исходной, мой враг.

Моцарт демонически захохотал, и через несколько мгновений Чучин был мертв. Георгий поднял руку, и белое свечение от Чучина перешло к нему в небольшой ретранслятор в форме монетки.

— Не забудь убрать за собой и уничтожить ненужную информацию с камеры, пространственную кодировку для изменения локации тела и вызова огня я тебе предоставил: что ж поделать, братья, если иногда защита сама начинает представлять угрозу для «защищаемых»… ну, дальше, ты, думаю, не забыл, — напомнил Моцарт и исчез из комнаты. — Достоверность, мой друг, достоверность.

Георгий кивнул и оттащил тело Чучина в темноту, предварительно чем-то облив из канистры. Затем также растворился в неизменном белом свечении, подбросив напоследок монетку в руке и поймав ее.

— Вот, собственно, и всё. Кое-какие способности позитивного внушения у меня сохранились, иначе бы Георгий никогда бы не захотел тратить свое время на разговор с полусумасшедшим стариком. Да и мне необходимо было быть абсолютно уверенным, что он выполнит все до конца… По моем возвращении из командировки Анна расскажет мне о тебе, и о Митрохине, и о беглых заключенных. Я спокойно выслушаю её доклад о необычном происшествии, с тем чтобы принять необходимые меры. Жизнь продолжается. Ты же, Тэдд, увидев себя молодым, поймешь, что это конец твоего существования в образе доктора Долгих и — по моему плану — убьешь настоящую Мэри Джейн Келли, чтобы разозлить Чучина. Он заставит тебя работать на себя и даже не пытаться изменить судьбу Светы, поскольку ты уже будешь знать, что любая попытка изменить естественный ход событий ничем хорошим не заканчивается.

Тебе было жаль эту девочку Мэри, она билась под твоей рукой в ожидании Смерти, поэтому всё, что тебе оставалось, — убить ее быстро и безболезненно, чтобы она не мучилась. Тем более, что печальный опыт у тебя уже был. Но ее смерть была нужна, чтобы вывести Чучина из эмоционального равновесия и заставить его думать в корне неверно, совершенно в другом направлении. В наших с ним играх это не первое и не последнее неприятное решение.

А вот когда твоя супруга в эту же ночь была убита тобой, чтобы стать невидимой для датчиков Системы и отдать твоей дочери, прототипу моей Анны в другой реальности, защитный купол, для Светланы Долгих это стало «сюрпризом» и полной неожиданностью. Ты сделал ей инъекцию сильнодействующего снотворного, а затем с помощью ретранслятора вернул ее назад. Ты объяснил ей, что ваша совместная жизнь окончена и всё, что тебе остается в отпущенный срок, — защитить самого себя от Чучина и Системы. Однако ты не стал ей рассказывать о своих английских делах (посчитал это лишним для нее), поэтому ты, зная всё наперед, и отдал мощный взрывной микрочип в капсуле самому себе через Светлану. При последней встрече ты попросил Систему активировать и взорвать чип, проглоченный тобой же самим. Ведь, правда, нет ничего страшнее, чем знать всё наперед?!! Но тебя и это не страшило: всё уже было сделано, больше из обычных людей никто не пострадал и не пострадает ни по приказу Чучина, ни от твоей руки. Ведь, как говорил один великий артист оттуда, в конце концов, всё остается людям, и плохое, и хорошее. Ты хотел, чтобы всё же осталось хорошее, несмотря на твою смертельную болезнь. Ты победил, даже проиграв заранее в самом вначале. Дочь будет защищена.

4
Моцарт продолжил объяснять подробности устройства Системы:

—Так что же такое Система?!! Копья можно ломать долго. И философски, и практически, пытаясь решить квадратуру круга, заодно развлекая своей неуемной энергией Повелителя Мух. Но, с научной точки зрения, по сути своей, Система – это полумашина – полумимикрирующее существо с плазменно-квантовым характером взаимодействия обоих её «близнецов», в духе двуликого бога Януса. Она не просто «четыре-девять-два»(*8) выигрыш или «дважды два равно пять»(*9). Она – уравнение, где результат всегда неизменяем, но постоянно меняются действующие неизвестные. Одна часть жизнедеятельности Системы – центростремительное движение к абсолютному нулю, за что отвечает разум машины, сводящий к минимуму любые энергопотери. А другая же, противоположная её часть – постоянно мимикрирующая сущность, обладающая формой памяти и центробежно отбрасывающая приближение к намеченному нулю, ибо там абсолютное Ничто, и более ничего, что ни дано понять машине. Так они друг у друга и перетягивают бесконечно этот «канат», «парадоксально» закрученный от силового напряжения в тугую спираль. Потому и Система. Потому, и «парадоксально», что «перетягивая» на себя, части одного целого в тоже время тянутся друг к другу, ибо не могут существовать в отдельном виде. Причем простейшие осцилляции комплементарных квантовых струн – это лишь начало материи и времени, а не их финал…

И всё живое, находясь в гиперболически-электромагнитном поле этих двух полюсов вынуждено веками заниматься тем, что принято называть Эволюцией. Здесь всё предельно ясно и жестоко – побеждает и продолжает себя наиболее приспособленный и сильный. Никаких сладких снов о реальности в подарок. Только холодная глобальная информация электромагнитного поля Земли обо всем живом, существовавшем когда-либо на планете. Умирая, биополе любого живого существа, отправляет туда свою индивидуальную волну. Что-то в духе финального радиосигнального отчета… У Иронии нет сестрицы — истинной Жалости. Она – всего лишь ещё один из иллюзорных способов повышения самооценки, успокоения страха ответственности, понижения налогообложения, и чёрт знает, чего ещё полотёрного со смыслом жизни… Но, вот как-то так каждый раз получается, что единственные, кто могут отпустить пойманную бабочку на волю, просто потому что она живое существо – юродствующие, блаженные духом, несчастные маленькие алкогольно-наркомано-зависимые интеллигенты, нелепые граждане мира, червячки, которых невозможно победить и раздавить. Их так мало, им нет места на авансцене, контролируемой Системой, но если всё же до чего-то важного в закулисье они докапываются, то тогда уж не остановить нечем этих сумасшедших и безумцев!!! И наши лондонские убийцы не лишнее тому подтверждение, в доказательство от противного.

Он чихнул негромко, но слышно, и продолжил. — Что ж, осталось самое последнее – имя. Кто же он, этот убийца, место которого ты занял и который имел неосторожность в своих злодеяниях убить транзитёра, запустив, сам того не ведая, длинную цепочку случайностей и приготовлений?!! Ведь тебе, его прототипу, надо будет это знать, когда всё начнется изнова.

Давай переместимся в середину XIX века. Смотри, вот малыш, жуя смолу, наблюдает, как его отец хлыстом забивает до смерти бесправного слугу-индуса, который от голода осмелился утащить с хозяйского стола кусок…говядины и за это поплатился собственной жизнью. Дикий помещик самодур и его крепостные – это не есть «достояние» исключительно суровых северных скифских степей.

Малыша зовут Томас Вонг. Ему всего четыре года, но первые семена Зла и Безумия уже заброшены в его несчастную маленькую душу. Будто сама Природа начала готовить из него прототип истинного Зла человеческого, бесконечного и бессмысленного. Время шло, он подрастал. Отец в припадках бешенства убил ещё нескольких слуг и продолжал преспокойно есть, пить и наслаждаться жизнью, естественно, не забывая регулярно откупаться от полиции хорошим кушем за свои «подвиги», нисколько не заботясь о том, какой пример показывает сыну. Зато он обучил его искусству охоты, которым должен был владеть каждый настоящий английский джентльмен, как когда-то его научил Томаса дед, бретёр и денди, надо отметить, не считавший зазорным сдирать живьем кожу с проклятых туземцев, не желавших слушаться белого господина. Томас стал заядлым охотником. Он полюбил этот азарт, ощущение убегающей жертвы и чувство близкой крови. Пока  только на животных, совершенно не помышляя о каких-либо злодеяниях в отношении людей. К тому же ещё совершенно не обращая внимания на тот факт, что любой мало-мальски приличный охотник способен распотрошить тушу убитого зверя не хуже заправского мясника и прозектора в одном лице… Так что, ему еще было далеко до папы, в поместье которого, с «подачи полиции», почему-то совершенно разные посторонние бродяги с улицы регулярно избивали и калечили до смерти беззащитных слуг семейства Вонг. Но, разумеется, такое странное «совпадение» никого особо не беспокоило. Мало ли какие сумасшедшие могут пробраться в имение мистера Вонга?!! Неприступные заборы и видеонаблюдение еще не были придуманы тогда.

В противоречии с отцом и его жестоким буйным нравом, он хотел найти для себя что-то гуманное и приемлемое, далекое от жизненного насилия, которого он насмотрелся в детстве и ранней юности. К тому же, папенька изволил довольно быстро покинуть нас (сказался далеко не здоровый образ жизни), и воспитанием сынишки занялась экзальтированная рыжая маменька, модно опасавшаяся микробов, что тоже сильно сказалось на нем. Ибо целовать и обнимать собственное дитя – плохой и «опасный тон» для родителя. Да и некая английскаяхолодность в отношении с собственными детьми – это тоже обычное явление, как медовый грог и закоренелые традиции родом чуть-ли не от короля Артура. Случай Томаса был неким исключением исправил, но все исключения, как водится, подтверждают правила. Будущую зловещую тень Лондона никто усиленно не обижал в детстве, но и любви особой с вниманием он не получал…

Поэтому, когда настало время, идти в священники, комедианты, циркачи или воспитатели детишек он не собирался. Ему приглянулась медицина — занятие вполне достойное настоящего английского джентльмена. Охота в своё время своеобразно привила ему интерес к живой природе. Казалось, жизнь только начинается, и он сможет навсегда вырваться из мира отцовского безумия и жестокости.

Но у Жизни были свои планы на него. В семнадцать лет Томас в первый раз влюбился, крепко и по-настоящему. И ладно бы это была какая-нибудь худосочная английская мисс, будущая старая дева и моралистка. Ан нет!!! Томас был крепким юношей, неплохим собой и имел соответствующие природные потребности. Поэтому и влюбился он в крепенькую разбитную девицу из города, продававшую рождественские пирожки, mince pie и мило улыбнувшуюся ему при встрече. Рождество всегда время надежд… К тому же, от нее за милю пахло так, что все английские кобели при ее появлении задирали головы и виляли хвостами, несмотря на зимний холод и теплую одежду!!! И если в чопорной Британии и был в те времена образчик сексуальности, то она вполне могла за него сойти. Хотя, надо отметить, одного неписанного правила в отношениях между мужчиной и женщиной, она всё же придерживалась. Той чудесной занимательной игры полов под названием: «Я не потаскуха, но и не динамо»(*10) — для начала попробуй заинтересуй…

Долго ли, коротко, неважно, но он «заинтересовал». Скорее долго, чем коротко, но они наконец оказались где-то в районе английской фермы, на английском сеновале под хрюканье английских хрюшек. Он, путаясь в ее одеждах, пытался задрать ей юбки и тыкался во все места как теленок. Казалось, вот оно счастье — пусть и тайное, о котором никто не знает, кроме этих двоих на белом свете!!! К чертям собачьим все предрассудки о чудовищной разности происхождений – они были просто мужчина и женщина, уже безумно срывающие друг с друга одежду. Она была уже готова отдаться ему и раздвинула толстые похотливые ляжки, пока он суетливо расстегивал брюки. И вот, когда он наконец это сделал, его прежней жизни пришел конец – окончательный и бесповоротный. Он сдёрнул штаны и подштанники и предстал перед ней во всём своем естестве.

Она была природной самкой. Её хотелось, и она была самим обаянием, от которого гибнет столько мужчин в этой жизни, но у нее никогда не было никакого образования, и уж тем более чувства такта по отношению к тем, кто излучал некое добросердечие, а значит – не представлял опасности. И, потому, увидев его без всего, она, «разминочно» хихикнув негромко рыжим бесёнком, начала, вдруг, дико безумно хохотать, до того у него оказалось небольшим на её взгляд — буквально как у гномика — то, что для мужчины является главным, (кто-бы что ни доказывал про силу мозга и мышц). А уж ей в тайных мрачных закоулках старого Лондона, на тех самых бесконечных «злых улицах» (как и везде) довелось много чего насмотреться, отсюда и знание «правил» игры, чтоб не окунуться раньше времени бездыханной в речной канал по ночи. И даже благородное происхождение не спасло Томаса в этот момент. И вот беда, узнал он об этом своем «недостатке», только в сей злосчастный для себя момент, изменивший всю его жизнь. Ведь нет ничего более важного во взрослой здоровой жизни, чем первый сексуальный опыт, запечатлевающийся раз и навсегда. А женщина в этих делах, вообще, чаще всего, старше и мудрее мужчины. Но, если она клиническая дура…

Всё было испорчено. Она, ещё посмеялась, вытерла слезы… он же, не выдержав подобного унижения, бросился прочь, спешно застегивая штаны, и проклиная день и час, когда связался с «хохотушкой» по незашоренной ещё своей юности. (После, разумеется, «хохотушка» пыталась неумело вернуть упущенный шанс из-за этой секундной глупости и слабости. Она в тот «день поэта», если честно, была несколько под хмельком – вот и не смогла сдержаться от приступа смеха, как пчелой ужаленная. Попробовать потягаться с ярдом ирландского эля – это всё-таки не совсем женское занятие. Но разбитую чашку, как говорится, не склеишь заново: сословия, касты – никто не отменял в Великобритании, и они оба уже к тому моменту окончательно повзрослели и поняли сей печальный вечный факт о Дюймовочке и жуке с его друзьями-товарищами).

Томас же был вынужден замкнуться в себе и больше не пускать в свою жизнь женщин, став со временем заправским английским холодно-скучающим снобом, на дух не переносящим простолюдинов, хоть и принято в туманном Альбионе считать плохим тоном разглагольствовать вслух о некоторых неблагополучных почтовых индексах. А всего — то надо было дать ей в ответ пощечину и, рассмеявшись самому, указать на ее безграничные, как у Темзы, глубины. А ещё напомнить, кто она, и кто он. Не помешало бы. А после пуститься во все тяжкие и забыть всё как страшный сон. Старо как весь этот грешный мир. Но он не был эмоционально готов сообразить эту штуку и попался на крючок. Да и не пристало истинному английскому благородному юноше болтаться по притонам и черт знает где еще, чтобы выкинуть из головы свою досаду. И никто, никто в целом мире не подсказал ему, семнадцатилетнему юнцу, что надо делать. Он, Томас Вонг, пропал… Система сломала, сожрала его и переварила, подобно змее, утащившей желторотого птенца.

Неудачно отпрепарированная лягушка на школьной парте – это тоже Система. Ей, лягушке, без разницы, с кем сегодня приключилась «неудача» – со вторым простуженным, уставшим, заболевшим Пироговым, или же со «здоровым» полным сил Чарльзом Мэнсоном. Физиологии боли всё равно, по каким мотивам скальпель пошел сегодня вкривь и вкось. Примерно, как тем клопам из деревеньки под Смоленском… Лягушка умерла не сразу, и не мгновенно, а её невидимые и неслышимые вашему нечуткому уху такие же непотребные проклятия успели поменять квантовые частицы поля Земли, проскочившие, в результате, чуть в стороне от поганого, как болото, местечка, где им по началу надлежало оказаться…

Томас понял, что никогда не сможет стать хорошим клиницистом с таким раскладом, и выбрал специальность судебного врача, к тому времени уже существовавшую в Британии в отдельном виде, и где меньше всего приходилось контактировать с живыми. Отпечаток профессии тоже принял участие в формировании будущей Тени ужаса в Лондоне… За много лет, он, ударившись с головой в работу, уже почти забыл свой конфуз и мастерски научился владеть ножами: хирургическими, секционными, охотничьими — любыми. Он привык к тому, что ему стало требоваться мало времени на сон (правда в этом состоянии Гениальность и Глупость чаще всего начинают посещать своих маленьких друзей), он весь был погружен в работу, вскрывал и вскрывал умерших, став непревзойденным мастером в этом деле. Причем степень его мастерства достигла такого уровня, что он мог исследовать умершего, не пролив на себя ни капли его крови.

Но Жизнь его достала своими длинными холодными руками, словно рассчитываясь за папашу и деда, и вставляя еще один фрагмент в замысловатом психоделическом пазле. Однажды (когда к нему уже опасно начала подбираться скука и он основательно ощупал профессиональный потолок, зная, что дальше по-настоящему интересных случаев, деликатесной пищи для ума, будет раз-два и обчелся) ему на глаза попалась статья в научном журнале, где были описаны опыты русских физиологов по «оживлению» и долговременной работе сердца лягушки, отделенного от остального тела животного.

Вот тогда его и посетила первый раз крамольная мысль, что это же можно сделать и на человеке. К черту нравственность и мораль. Где-бы их встретить в старом Лондоне?!! Если научиться пересаживать органы одного человека к другому, получится новый метод лечения в медицине!!! Переворот!!! И метод этот может быть назван именно в его, Томаса Вонга, честь. Зачем ловить собак и кошек, когда рядом есть различный сброд, который и людьми то трудно назвать. И в первую очередь это касается грязных уличных шлюх, не имеющих никакого понятия о человеческом достоинстве и человеческом же поведении. А вот сердце, почки, матка у них вполне себе человеческие  и могут быть извлечены достаточно быстро. Надо лишь серьезно подготовиться и всё продумать.

Он долго отгонял от себя эту дикую мысль и старался оставаться добропорядочным британцем, но свое дело не сделала литература. Он никогда не интересовался беллетристикой и считал ее пустой тратой времени, в духе баек про секретных агентов из Военного Министерства, развлекающихся по вечерам в переодевание Джеком-прыгуном(*11). Но однажды, отдыхая от работы, он прочитал не что-нибудь, а самих «Бесов» русского писателя Достоевского, а, так как тема ему оказалась очень близка, он сделал это с карандашом и многочисленными пометками  на полях. Это вам не кнопки на пульте от телевизора переключать! И вот к какому выводу он пришел тогда: «Революционная тематика — всего лишь обертка, за которой прячется нечто другое, темное и страшное. То, что этот русский писатель пропустил через себя и понял: настоящим бесом был далеко не Ставрогин и уж совсем не его отражение Петя Верховенский, а его отец. — Степан Трофимович Верховенский. Иначе не было бы в конце его несвязанного диалога о Власти и преклонении перед другим, более великим. И это же он вложил в голову двум мальчишкам, каждому из которых он донес это по-своему. А он же, главный бес, остался белым и пушистым». В этом был весь фокус, и Томас понимал, что чувствовал Достоевский, когда всё это писал. Власть, власть и еще раз она, родимая.

А второй случай был не без мистики, но он же и определил ход дальнейших событий. Однажды Томас разговорился с мужчиной, который одиноко сидел за своим столиком и о чем-то размышлял. И может быть, и прошел бы Томас мимо, но незнакомец чудесным образом напоминал ему самого себя. В общем, синдром незнакомца, которому хочется излить душу. И, хоть было у англичан не принято разговаривать с первым встречным, Томас давным-давно по-английски плюнул на все моральные ограничения своей Свободы и разговорился с незнакомцем, оказавшимся очень приятным собеседником. К тому же, дело происходило в одной из британских колоний, и было просто приятно поболтать с другим британцем. Естественно, Томас не рассказывал ему о своих мыслях про пересадку органов, но всё же смог излить душу. Ему, Томасу Вонгу, так никогда и не было суждено узнать, что его собеседником в тот день являлся не кто-нибудь, а сам Роберт Льюис Стивенсон.

Когда впоследствии Томас услышал про мегапопулярный рассказ о странной истории доктора Джекила и мистера Хайда, он вначале не заинтересовался, пока санитар не притащил книгу в морг. Вот тогда он, от нечего делать, и решил полистать ее… Книжка произвела на него не меньший эффект, чем «Бесы». Он будто читал о себе, он будто видел себя со стороны и никак не мог понять, как это посторонний человек так верно мог подметить бездну вариантов Тьмы в добропорядочном британце, которая требовала выхода наружу. Возвращаясь вечером с работы в глубокой задумчивости, он и сам не заметил, как забрел в Уайтчепел. Вот там его местные и «накрыли», ограбив до нитки, и набросившись на жертву безжалостными бульдогами. А что?!! Он один, не богатырь, одет хорошо, ни полиции, ни свидетелей поблизости. Бери, не хочу. Убивать не стали. Не умели и не хотели это делать. Понимали, что за мёртвого «богатея» полиция перевернёт вверх дном весь район. Трусливо попинали да, вывернув карманы, разбежались кто куда.

И ни одна гадина не пришла ему на помощь, пока он мучительно добирался до дома!!! Вот оно, неприкосновенное право на британское личное пространство и любовь к своей Королеве!!! Сам получил – сам и разбирайся, сэр. А Её Величество здесь, вообще, ни причём!!! Футбол, регби – игры, конечно, командные, да только вне «хобби», и пальцем никто не пошевелит, чтобы прикоснуться к мячу без лишней надобности. Британцы, вообще, подобны наблюдателю на ноябрьской ещё не успевшей замёрзнуть реке – смотреть занимательней, чем лезть в холодную воду.

Добравшись полумертвым до дома, он упал в постель и еще полночи был вынужден слушать ритмичный скрип кровати служанки и ее тихое пыхтение под мужем, после высокого чая. Это окончательно вывело его из себя, и он решил действовать, а не наматывать английские сопли на английские же рыжие усы, а-ля доктор Ватсон. Какой уж здесь, к примеру, Ханс Кристиан Андерсен, Великий и невинный?!!

Со следующего дня он начал изучать район Уайтчепела. Вначале он просто прохаживался днем, присматриваясь и держа в кармане револьвер, чтобы пристрелить любого, кто покусится на него. Затем он нашел себе вещи нищего, в которых принялся наблюдать за жизнью в этой клоаке, и чувствовал себя истинным мистером Хайдом.

Наконец приготовления и изучение местности были закончены. На исходе лета он первый раз вышел на охоту. Это оказалось довольно просто. Он в костюме простого жителя дна подошел к обычной потаскухе и дал ей несколько пенсов. Она беззастенчиво завела его туда, где потише, и встала в привычную позу, задирая юбку (не лежа же ей это делать), однако в неожиданный момент была задушена и даже не успела закричать. Убийца же в самый первый раз, опасаясь, что мог быть замечен кем-то со стороны (да и вообще, в самый первый раз всегда страшно), для начала исполосовал ее. Затем аккуратно выложил все ее вещи и нашел свои пенсы, опасаясь, как бы полиция не начала его искать по ним. Он уже слышал первые разговоры о дактилоскопии некоего мистера Гершеля и собаках-нюхачах.

Второй раз оказался проще и быстрее. Он еще и органы извлек. Снова забрал пенсы, закидал труп различным мусором, чтобы не обнаружили прежде, чем он успеет уйти. Но вот третья ночь оказалась настоящим испытанием для него. Мало того, что его сначала спугнули, так еще и с четвертой жертвой пришлось повозиться. К тому же, она укусила его за руку, и он буквально рассвирепел, не оставив на ней живого места. И сделал он это так быстро и молниеносно, что сам себе подивился потом. Единственное, чего он не понял, — это как ему удалось уйти от полицейского на площади, начавшего палить по убегающему?!! Он не стал стрелять в ответ, ибо по пулям, извлеченным из полицейского, не исключено, могли выйти и на его след. Кто знает, что может неожиданно придумать наука в самый неподходящий момент?!! По колото-резаным ранам сложнее вычислить преступника. Сходных клинков предостаточно. У них не должно было быть ни единого шанса. Но Томас был далеко от наведенного на него револьвера и ножом никак не успевал угомонить этого беспокойного «бобби» в форме. Он бросился наутек, желая лишь успеть притаиться в одном из ближайших темных закутков, с целью достать неожиданно ножом по горлу этого зловредного полицейского и… очнулся через несколько дней после той злосчастной ночи. Он не верил ни в какую мистику и прочих добрых крылатых фей от британского эпоса, но факт оставался фактом. Он ушел, и как у него это вышло — перескочить несколько дней — он решительно не помнил и не понимал.

Тогда он решил временно приостановить свою опасную деятельность. Нервы от всего случившегося у него явно были не в порядке, и он решил взять тайм-аут, чтобы восстановить силы и душевное равновесие. К тому же когда он открыл газеты (а это любимое дело всякого британца), волосы на его голове зашевелились!!! Он не ожидал такой реакции на убийства ничего не значащих проституток в огромном Лондоне.

Судя по кричащим статьям, встали на уши все: полиция, пресса, общество, ужаленные пчелой лев и единорог. Даже сама королева Великобритании Виктория не осталась безучастной к судьбе убитых им уличных шлюх из подворотен Уайтчепела. Вот уж неповторимый английский юмор, понятный лишь самим британцам!!! Господин Кромвель не успел сохраниться, и помиловать свою коварную башку. А я бы выпил вашего отравленного кофейка, если б был вашим муженьком…

Англичанин — это, вообще, в первую очередь, традиционная безграничная ирония над вашим, нашим и прочим «всем», иногда, как уже сказано, понятная лишь ему одному. Главное – вы должны быть, в свою очередь, безгранично унылы в своей безнадежности и правильности, чтобы он начал «иронизировать». И обязательно после занести «репризу» в личный дневник наблюдений за самим собой… Сродни, этим вашим русским с их самокопаниями. Только у тех главный основополагающий и третий ментальный вопрос тысячелетия — «На х…», «Какого рожна?», задаётся всегда почему-то после первых двух – «Кто виноват?» и «Что делать?»

В общем, только ленивый не говорил на эту животрепещущую тему. От его имени, в духе травы за чужим забором и физиономии-маски Гая Фокса, принялись писать письма различные проходимцы и сумасшедшие, с прочими британскими учеными. Всем в одночасье захотелось стать сопричастными к этой загадочной кровавой истории, в центре которой стояла его, Томаса Вонга, тень, к которой, в будущем также прилепится знаменитый английский цилиндр. К тому же еще и прозвище какой-то умник дурацкое придумал (Джек-потрошитель), тоже прилепившееся к нему раз и навсегда. Терпеть он не мог это прозвище, искренне не понимая, почему его заочно обзывают как какого-то простолюдина-деревенщину. А ведь оно, это прозвище, как нельзя лучше, отражало, и форму, и содержание, и «хобби» (английская народная мудрость от беспокойного пращура Томаса гласила — работа – это то, что соблаговолило подарить нам общество, хобби – это то, чем мы отплатили обществу за подарочек).

Только Томас себе не хотел признаваться до поры до времени какое у него появилось «хобби»…

Да, и вся эта шумиха, по большому счету, ему была безразлична. Необходимо было довести дело до логического конца. Ему был необходим орган, с которого всё началось – сердце, бьющееся и живое в его руках. Единственный раз он не сдержался и написал письмо (специально левой рукой и с нарочитыми чудовищными грамматическими ошибками, на всякий случай, чтобы не узрели, что автор письма грамотен, со всеми вытекающими). Письмо это было адресовано главе комитета гласности, который задел Томаса своими пламенными речами о том, что Джек-потрошитель, дескать, недочеловек и никак не может быть настоящим британцем, и мы его поймаем не сегодня завтра и отправим на виселицу, где его уже заждались, ну и в аду тоже, разумеется, ожидают прибытия «героя».

Он написал ему ответ из этого самого ада и предложил себя поймать, коли у истинного британца Ласка мозгов хватит. Но подписываться идиотским прозвищем всё же не стал. Это было выше его сил. К тому же, чтоб письмо «веселей» читалось, он пожертвовал почкой убитой проститутки, послав половину ее вместе с письмецом. Эх, жаль, не удалось посмотреть, как заорал от ужаса истинный британец, когда ему доставили такой «подарочек» к завтраку из «Британского музея». Проститутки кусок, сэр. Ха-ха!!! Но намек был более чем понятен: не слишком усердствуй, а то я могу и твою половину твоей почки послать кому-нибудь в подарок. Видишь, какой я стеснительный, как всякий истинный правоверный британец, что даже подписаться забыл?!!.. Глава комитета быстро «спрыгнул с темы».

Томас же сам был рядом с полицией, и, будучи в курсе всех их телодвижений, тоже включился в поимку самого себя, что было забавно для него. Трагедия, как водится,  перешла в фарс. Как же он ухохатывался, видя всю глупость и чопорность британского высокомерия и британского же правосудия! Они искали кого угодно: русских, поляков, американцев, евреев — но только не добропорядочного британца. Они обвиняли кого угодно: сумасшедших, женоненавистников, бывших каторжников, гомосексуалистов-эстетов, художников, поэтов, писателей, музыкантов… Даже внук самой королевы в сопровождении королевского врача разъезжал на омнибусе по ночному Лондону и ловил в сети, как рыбак – рыбу, одиноких зазевавшихся девиц-проституток. Обвиняли всех, но только не того, кто мог мастерски разбираться в деталях техники вскрытия. А всё потому, что Джек-потрошитель может тысячу раз отменно владеть ножом, но истинный британец никогда не сделает любимым занятием вскрытие брюха мертвецов.

В довершение всего, его позабавил не кто-нибудь, а сам сэр Артур Конан Дойль, любитель сюжетов про экзотических змей, разрисованных собак и романтические поединки у водопадов, которыми зачитывалась вся без исключения империя. Хотя с другой стороны, про что ж было писать сэру Артуру? Не про внезапно же возникшие на фоне алкогольного опьянения личные неприязненные отношения между двумя уайтчепальцами?!!

Вот уж точно, что и на старуху бывает проруха. Оказывается, Томас Вонг, в одиночку наводнив старый Лондон страхом и ужасом, что совсем не входило в его планы (это получилось как-то само собой и разрослось, как снежный ком, приняв масштабы истерии и эпидемии), кое-что всё же упустил. Так вот , он, Томас Вонг, по дедуктивному мнению сэра Артура Конан Дойля, является почтенной британской леди, эдакой миссис Хадсон, которая преспокойно разгуливает по ночному Лондону, наводненному полицией, в окровавленном переднике акушерки, и никто ее решительно замечать не хочет: все глупы донельзя, особенно полицейские. Ха-ха, Лестрейд и компания. Главный книжный «отпрыск» Конан Дойля не по-детски накидал бы шлакоблоков в гостиной отца после такой недурственной дедукции по мотивам сказок народов Шотландии, где, как водится, старая злая мачеха неоднократно собиралась завалить нерадивую падчерицу с особой жестокостью, присущей, видимо, исключительно бабкам-акушеркам. Некоторые, особо выдающиеся, на полном серьезе обвиняли и великого сыщика в причастности к делам Джека-потрошителя. В общем, как водится, по закону жанра, а убийцей-то оказался старый дворецкий.

Короче говоря, было весело, и раскачка пошла такая, что резонанс оказался просто огромным и обнажил многие пороки и язвы общества. В Британии, оказывается, где секс отсутствовал (как и в одном коммунальном государстве XX века, в котором путешествовали копейки по «бескрайним», и заодно были отключены для гражданина Пупкина, за ненадобностью, собственность, самостоятельность реституции, по итогам реорганизации бухлохолдинга), но имелись проститутки в каждом порту и целые жилые кварталы, которые иначе как Адом земным не назовешь, были проблемы и клоаки.

А, впрочем, не всё было так уж идеально с его стороны. Полицейский ищейка Чандлер начал смутно догадываться о чем-то таком, о том, кто на самом деле может противостоять полиции в этой своеобразной психологической дуэли конца 19-го века. Однажды с профессиональным натасканным нюхом он словно бы невзначай обратил внимание на то, что больно как-то странно пахнет от мистера Вонга, будто тот не мылся недели две, а то и три. Кто ж мог знать, что кожа и волосы пропахнут улицами Уайтчепела?!! Вот «диалект» этих трущоб он освоил в свое время, а про специфическое зловоние позабыл несколько. Так всегда – в любом идеальном преступлении найдется неидеальная вроде мало что значащая небольшая вонь…

Пришлось, не шелохнув бровью и той самой легендарной британской верхней губой, сослаться на лондонскую забывчивость занятого джентльмена, преминувшего принять ванну после работы, и как всегда, умеющего превосходно начать вести ненавязчивый нейтральный разговор ни о чём… и в один из лондонских же темных вечеров угомонить беспокойного умницу Чандлера тяжелым булыжником по голове.

Бедняга Чандлер!!! Ему не повезло унюхать след, но не успеть его взять толком. «Высочайшее» мнение с эффектом круговой поруки, дескать, на самом деле, его невидимый противник – никто иной как очередной отброс общества, к тому же, вполне возможно, и не британец вовсе, всё это заставило ищейку потерять драгоценное время для холодного спокойного анализа ситуации. Волк оказался хитрее на туманных вечных «улицах разбитых фонарей» с Лондонским колоритом. Больше «мистеров Холмсов», «отцов Браунов», и «мисс Марпл» с братьями Эркюлями, способных выстроить длинную логическую цепочку убийце не попадалось. Настоящих специалистов в любом деле всегда считанные единицы, остальные предпочитают делать карьеру, что оказалось на руку Томасу. Да и за Чандлера на каторгу пошел какой-то бродяга, коему тюремный срок, а заодно вожделенный обязательный паек и крышу над головой выдали вместо виселицы за «признательные» показания, что встречалось отнюдь не только в Британской Империи. Поступили бы также и с самим «Джеком-потрошителем», да дело, как назло, было громким и резонансным, и всё бы оказалось шито белыми нитками, что мог понять даже ребенок. Поэтому брать на себя такую вину воочию никто не собирался. «Вручили» спустя сто лет одиночества, заочно, так сказать, эмигранту-парикмахеру из сумасшедшего дома, родом из Российской Империи, успевшему сделать за парочку пенсов с Кэтрин Эддоус тоже, что и её богатенький забавный последний клиент. Закону парных случаев глубоко индифферентно на всякие совпадения.

Был ещё, спустя сто лет одиночества, на подозрении и моряк-немец, с корабля, пришвартовавшегося осенью того года в порту вблизи Уайтчепела. Очень «стройная» и ладная оформилась версия, да и морячка того через шесть лет казнили в Америке за похожий «подвиг».

Очень «стройная» оформилась версия, которая, казалось бы, объяснила всё. Кроме одного, второго, третьего… Не англичанин и не лингвист никогда и ни при каких обстоятельствах не смог бы так точно и филигранно освоить «акцент» Уайтчепела. Убийца, всё равно, подходил к жертвам, разговаривал с ними, успокаивал и всё такое прочее… Кто-то что-то слышал ненароком, вспоминал затем для полиции, и дикий иностранный «говор» обязан был резануть по ушам местных аборигенов. Полиция и так была сама вся на ушах, а здесь ещё такая деталь!!! Но, ничего подобного не было!!!

Довольно некрасивая привычка считать своих коллег по цеху глупее себя, всё такими же «Лестрейдами» из книжки. Да, большинство делает карьеру, в отличии от бедняги Чандлера!!! Но, «карьерист» не значит — идиот, совершенно неспособный прийти к одному очевидному заключению… Разумеется, что полиция в реальности, услышав про иностранца, по тому же закону наименьшего сопротивления в Природе,  начала бы тщательно проверять близлежащие к Уайтчепелу порты и доки, и, в первую очередь, корабли появившееся в Англии в тоже время, что и начавшиеся убийства. Там бы всё оцепили, посадили бы засаду, перетрясли бы всех информаторов, и в итоге, вышли бы на «героя», у которого рано или поздно «зачесались» бы руки, и он бы не выдержал, в одну из туманных ночей… Профессионала может перехитрить только другой профессионал. Это истина, проверенная кровью, веками и отдельно старшим прапорщиком Толстощекиным.

Ещё, всё ничего, но где моряк на том корабле хранил незаметноорганы, изъятые из убитых женщин!!! У кока на камбузе?!! Или под подушкой в отдельной лондонской лачуге битком набитой такими же оборванцами и нищебродами?!! Холодильники в эти времена пока не были придуманы. Он же органы должен был похищать не для того, чтобы затем выкинуть в море и покормить любимых рыбок. Он же брутальный убийца, а не мудовещатель!!! Бредовая идея о том, что врачи судебно-медицинские эксперты, коллеги настоящего Джека-потрошителя, зачем-то решили прятать органы убитых женщин в морге – не принимается. По той простой причине, что следователи, ведущие подобные «громкие» дела, часто находятся на вскрытиях тел погибших вместе с экспертами, и сами воочию видят все имеющиеся повреждения на убитом и его одежде. А ещё существует, такая штука, называется: осмотр места происшествия. И к нему всегда прилагается одна замечательная бумажка, называющаяся «Протокол осмотра места происшествия». Хорош бы был тот «эксперт» начавший вдруг лихорадочно рассовывать окровавленные органы убитых себе по карманам!!! А потом весь Скотленд-Ярд и Лондон веселись бы пересказывая официальный протокол, где было бы указано, что врач, уважаемый человек, вдруг, ни с того, ни с сего решил «свистнуть» органы по столь громкому делу, и немножко тронулся умом. Ну захотелось, вдруг, ему побыть посмешищем… или подозреваемым!!! Ха-ха.

И ещё… Где нищий моряк и зачем, а главное, с какой целью, раздобыл тот знаменитый дорогой «костюм» Джека-потрошителя: черная одежда, шляпа и плащ, если просто желал убивать и калечить женщин, без далеко идущих задач?!! Хорош бы он тоже был, когда бы заявился на корабль в подобном виде. Или он, что, с собой на преступления дополнительную котомку на палке с одеждой таскал, а потом всё это прятал?!!.. Нет, слишком сложно и «весело» для обычного психопата, казненного на электрическом стуле за убийство домохозяйки, без всякой «фантазии» и анатомо-секционных тонкостей.  Ха-ха.

Но однажды «специфическое» тяжёлое веселье маньяка закончилось, и для Томаса Вонга наступил настоящий личный Ад — его и ничей больше. А началось всё с того, что он прогуливался в том самом чёрном костюме респектабельного джентльмена с тяжелой охотничьей тростью с серебряным набалдашником и острым клинком внутри (причем, держал он ее так умело, что позавидовали бы даже дядюшка Бальзак и те, кто ограбил его в злополучный вечер, пусть трость и не совсем подходила к костюму; главное – надежность и предсказуемость движений. Сродни неизменному файф-о-клок). Благородный сэр направляется в свой частный закрытый клуб, и его не тронь, пролетариат, полиция и остальные из подворотни, если не хотите проблем. Такая она железная английская логика!!!

Если бы он мог предвидеть, что именно подобный наряд станет его «визитной» карточкой сквозь века, благодаря последующим разрозненным показаниям уличных полупьяных свидетелей, запомнивших чёрную одежду, джентльменство, строгий вид неизвестного мужчины?!! И ещё одну немаловажную деталь… Но, об этом чуть позже.

Так вот, он прогуливался, планомерно изменив свою тактику и опасаясь быть схваченным полицией в уже опасной и поднадоевшей роли неприметного «мистера Хайда», присматривая проститутку с отдельной комнатой, чтобы никто не помешал ему. Более того, будущая жертва должна быть молодой и крепкой физически (это главное условие «кастинга»). Красивой не обязательно, а вот хороший костно-мышечный костяк приветствовался бы.

А теперь об обещанной детали. Стоит отметить, «мистер Хайд» так просто не захотел отпускать своего хозяина. И в голову Вонга пришла неожиданная мысль (видимо, нервы в этой игре были на полном взводе и подсказали новую уловку) – его, всё равно, могут увидеть случайные свидетели. Их глазам не за что будет зацепиться в лице Томаса – обычного англичанина с виду: это они и скажут полиции. А это уже и будет примета. Ещё не хватало, чтобы кто-нибудь ткнул в него внезапно пальцем в присутствии полиции и воскликнул: да вот же он, это я его видел тогда… А вот словесное описание внешности по памяти для полиции это совсем другое дело. Попробуй здесь вспомни толком и опиши!!!

Большинство людей визуалы, а глаза воспринимают, в первую очередь, информацию, ярко бросающуюся внешне… Поэтому, после небольших раздумий, неприметный англичанин исчез, а на его месте появился жгучий демонического вида брюнет с густыми чёрного вороного цвета усами. Всё гениальное, как говорится, просто. Обычный угольный антрацит, растертый в мелкую пыль и нанесенный аккуратно на усы, брови и волосы раздобытого парика, а также раствор очень крепкого чая на кожу лица сделали буквально нового человека. И никому, ведь, потом не придет в голову, что густое мыло, щетка и сильные точные движения Томаса отправят харизматичного «брюнета» летучим иностранным голландцем обратно в небытие. А полиция будет только рада искать столь «колоритную» личность… И охота на главную жертву началась.

И однажды это случилось!!! Он увидел ее и оторопел на минуту, потеряв дар речи. Он понял, что это Судьба, сплетение двух разных жизней, игры бытия…  Она была так похожа на ту, которая когда-то много лет назад посмеялась над его «недостатком», не подозревая своим куриным мозгом, какого Дьявола она выпускает на свет!!! И Дьявол вернул причитающееся. Но, не сразу, а слегка поиграв с будущей жертвой, как водится.

Для начала, он пообещал ей тайную двойную оплату за некоторые маленькие извращенные «отклонения» от привычного соития, дабы исключить сутенера как возможного ненужного свидетеля. Затем, пока добирались, то даже разговорились (она «принимала» клиентов не очень далеко от «точки», по законам любого сервиса). О нейтральном. Не молча же ему сопровождать ее, чтоб не испортить приглашение на казнь. Вдруг еще, заподозрит чего-нибудь неладное, из-за всей этой газетной шумихи. Как и всякая проститутка, она умело делала вид, что слушает, но свою душу держала на тяжелом замке. Лишь единожды, как-то пьяненько рассмеявшись, на вопрос – любила она кого-нибудь в своей жизни, ответила витиевато, что в отличие от Нэнси из «Приключений Оливера Твиста», она бы никогда не стала играть с Судьбой и возвращаться к зверю, пусть даже тысячу раз ею любимому. Это бы она его приручила, а не он ее. И он бы потратил всю оставшуюся жизнь, чтобы найти ее. И у него бы даже в мыслях не было причинить ей вред. Он бы просто страдал без нее и не знал, что делать. И никогда ему не проникнуть в ее душу. В этом всё дело. Да, она продает свое шикарное тело. Но не душу. Туда посторонним вход заказан. Никаких фунтов не хватит. Тоже своеобразный «закрытый клуб»…Странно ему всё это было слышать от проститутки…а, впрочем, кто такая Нэнси и в чем она провинилась перед этим своим зверем – он не знал и знать не хотел. Кажется, это что-то из Диккенса?!! В детстве мать пыталась им пичкать. Оказалось, не по нутру. Слишком уж лондонский репортер старался оправдать всякую грязную нищету и доказать, что оборванцы вовсе невиноваты в своем жалком существовании, а причиной всему человеческое общество со всеми его диссонансами и несовершенством. Бульварная беллетристика, в общем, место коей, по мнению Томаса Вонга, в жарком огне и которую так любят почитывать доморощенные лондонские кокни средней руки, считающие себя от этого умнее и значимее, чем они есть на самом деле…

И вот, они оказались в ее квартирке на Миллерс-корт… Мужчина дождался, пока женщина разденется привычно донага, налюбовавшись предварительно на ее абсолютно правильные анатомические линии, а затем сгреб ее ручищами, здесь же заткнув ей рот и не позволив ни разу пикнуть, давая заодно подышать марлей с медицинским эфиром.

В отличие от предыдущих четырёх жертв, которых он задушил, эта умирала долго и страшно, глядя в глаза своему убийце. Вначале он избил ее до полусмерти, затем принялся кусочек за кусочком отрезать от нее, нанося удар за ударом в безумстве, никак не желая останавливаться…Он мастерски владел техникой вскрытия, проштриховавшей сквозь года своеобразный «предательский» профессиональный отпечаток в этом громком деле, но, откровенно говоря, в тоже время, являлся безумцем, ведь он не был хирургом-профессионалом, который обязан обладать суперустойчивой последовательной психикой и душевной крепостью в силу специфики своей работы для спасения пациентов. Кто-нибудь где-нибудь встречал «нервного» профессионального хирурга, вдруг ни с того, ни с сего начавшего размахивать в бешенстве скальпелем над операционным столом?!!… К тому же, в викторианской Британии, иной «добропорядочный» викторианец вдыхал и употреблял, бывало, такое, от чего взрыв мозга во все стороны сумасшедшего шляпника мог показаться невинной детской забавой.

И ведь, кто такой безумец?!! Нет, это не несчастный умалишенный мечущийся в бреду по психиатрической палате. Это тот, чья душа, нечто неосязаемое и очень тонкое для жестокого грубого мира, однажды незаметно умерла, а психика, крепкие мышцы, здоровые зубы и прекрасный аппетит остались вполне себе живы. Такой вот цивилизационный зомби-«апокалипсис» в веках.

Ещё один фокус от Системы, о котором вы даже не догадывались?!! Не по этой ли причине, забегая чуть вперёд, Клод Роберт Изерли лишился рассудка и закончил свои дни в психиатрической клинике? Он был единственный по-настоящему раскаявшийся, из всех, кто участвовал в атомной бомбардировке мирных город проигравшей в смертельной бойне Страны восходящего солнца… Все остальные прожили долгую счастливую жизнь, абсолютно не сожалея о содеянном, и будучи абсолютно же уверенными, что гибель ни в чём ни повинных мирных людей, включая стариков и детей, была необходима их стране. Это ли не безумие?!!…

И не это ли пытался донести до вас Николай Васильевич в своей эпической поэме?!! А вы, как водится, не разгадав головоломку до конца, в результате, взорвали на набережной Екатерининского канала Того, кто хоть и неумело, но, всё же пытался принести вам Свободу. Единственный из всех правителей.

Только в том то и проблема, что для вас свобода – это исполнение очередного приговора, тому кто якобы «заслужил», а уж не как ни возможность быть собой, или принести что-то новое в этот мир, порой, даже отдав всего себя, в итоге.

Кстати, взрывы на Екатерининском канале прогремели ровно через тридцать три дня после того как госпожа Мара заглянула всё к тому же Федору Михайловичу. А ещё через семь дней на первом совещании нового царя был взят новый же полностью противоположный курс для Империи.

Как уж здесь не поверить в холодную математическую точность Системы, в решении Ее очередного многочлена уравнения веков, сводящегося к нулю?!! И если в логике этого уравнения единственно верный способ решения очередной составляющей – варварство… то, кто же ещё подойдёт на необходимую роль исполнителя, как не вы, господа безумцы?!!

Сон разума рождает чудовищ?! Или же проблема гораздо глубже?!!…

Убийца придушивал жертву, затем возвращал в сознание, не давая остановиться сердцу от кровопотери. Наконец, когда он вскрыл ей живьем живот, и она отдала богу душу от таких мучений, он долго привычно ковырялся в ней и наконец вырвал из груди сердце. Он полил его заранее приготовленным солевым раствором, сложив его аккуратно в плотную тряпку и убирая в карман. Туда же отправился и складной нож. Опасаясь своих возможных следов, он сжег ее одежду в камине и ушел. Игра в прятки была закончена, и он уже был уверен, что никто и никогда не найдет его. К тому же, он сам спустя несколько часов, непосредственно участвовал в исследовании убитой Мэри Джейн Келли, что-то с очень серьезным лицом говорил полицейским, а те записывали, как послушные гимназисты вкушают слова учителя и думал совсем о другом.

И вот когда он наконец смог начать свои опыты с пересадкой сердца, то очень быстро убедился, что вся его затея оказалась провальной. И последующие несколько жертв, уже за пределами Лондона, дабы замести основной след, и списать всё на горе-подражателей (мощнейший в XIX веке железнодорожный транспорт Великобритании с отдельным выходом на платформу из купе первого класса, нормальная погруженность правоверного англичанина в себя и вагон-буфет иногда с недетским содержимым – в помощь… а также свинцовый кастет, если кто-то перебрав с пинтой-другой, на выходе из поезда решит нарушить «традиции», привязавшись к одиноко сошедшему путнику, теперь уже с небольшим саквояжем, где по лучшим правилам нарождающегося молодого жанра детектива особо чуткое ухо могло различить загадочные стеклянные перезвоны)… всё это уже ничего не дало.

Органы упорно отказывались работать в чужих телах, как он не бился после и чего ни придумывал!!! К тому же в его сознание начал вкрадываться запоздалый предательски смутный подлый страх – а как он будет объяснять ученым мужам, где ему удалось набрать живой биологический материал для своих исследований?!! Вот о чем он и предположить не мог со своими взглядами на жизнь, когда вышел самый первый раз на подобную охоту, совершенно не ожидая шума в данном деле. В итоге он был вынужден признать свое поражение и всю Глупость своей же идеи с самого начала. Он не был ученым, у него не было таланта к этому и не было же оборудования, а вот убийцей он был первоклассным, прирожденным. И прекрасный нож у него тоже имелся.

А серьезный многомиллионный «грант» под его «исследования» ему могла выделить, разве что, газетная журналистика, сделавшая себе имя на Лондонской сенсации 1888 года…

Поэтому, как чёрт из табакерки, после закономерного провала всей этой идеи, его начали мучать, вдруг, два бесконечных кошмара, являвшиеся к нему друг за другом в его и так коротком — лишь часа на два-три — сне и отличавшиеся предельной реалистичностью, так что очень трудно было определить, сон это или явь. Таким образом, Жизнь сама начала смеяться над ним, найдя замечательный объект для шуточек… Ни черта то он не понял из Достоевского, взявшись осилить Великого Мирового Мыслителя в замызганном лондонской грязью кэбе!!!

Стоит ли «всемирная гармония» хотя бы одной слезинки невинного ребёнка?!! К чёрту взрослых, создающих такую «гармонию» — ответил досточтимый Иван Федорович из другого сюжета, и чёрт, Абсолют отсутствия любых правил приличия, заглянул к святому цинику, придумавшему хитроумный законный и безопасный для себя способ избавиться от старого глупого папа;, собиравшегося отдать Всё одной даме ооочень сомнительной репутации… Вот такая головоломка от Федора Михайловича, с разгадкой под носом. И это ведь задолго до любвеобильных президентов и остальных классических «цугундеров», там, где легенда о Великом инквизиторе и Свободной Личности напротив – лишь грустная хитро спрятанная прелюдия между строк к настоящей притче о тайных скелетах мрачного и, временами, убийственно-пошлого бытия…

В первом кошмаре маньяк схватывал последнюю проститутку и уже волочил ее к кровати в предвкушении абсолютной Власти над ней, но неожиданно из воздуха за спиной Вонга появлялся какой-то огромный рыжий мистер с одним косящим глазом над бородой и, схватив Томаса за плечо, резко разворачивал его к себе. А после наносил ему страшенный удар по голове, от чего тот еле удерживался на ногах, а затем следовал удар пудовым кулаком в солнечное сплетение, под дых, от которого он терял дыхание и падал на грязный пол. А дальше уже как бы со стороны он видел, что рыжий подходил к нему и, взяв за голову, сворачивал ему шею. Затем рыжий оборачивался к испуганной проститутке и, подавая ей руку, произносил очень нежно (что никак не стыковалось с его демоническим видом):

—  Идем со мной. Не отпускай меня. Не бойся, я не причиню тебе зла.

Она, кивнув, молча и неуверенно подходила к нему, а затем, взявшись за руки, они растворялись прямо в воздухе, в свете непонятного белого свечения. Его же, мертвого Томаса Вонга, через некоторое время начинали поедать, разрывая на куски, страшные мохнатые чудовища. Еще через какое-то время они выдавливали из себя на постель какую-то фиолетовую жижу, которая превращалась в убитую им же на кровати проститутку (точнее, в то, что от нее осталось).

Проснувшись от ужаса в холодном поту, через какое-то время он снова засыпал, чтобы увидеть кошмар номер два, не менее, а может быть, даже более реалистичный.

В каком-то лесу во время охоты он неожиданно встречал своего двойника, настоящую насмешку из чёрного зеркала, который без разговоров и лишних свидетелей снова наносил ему удар по голове, а затем давал под дых, но уже не сворачивал шею, а прокалывал сердце Вонга стилетом из его же охотничьей трости, предварительно расстегнув камзол и сорочку груди Томаса. Затем убийца раздевался, надевал его одежду Томаса, а прежнего хозяина вещей скидывал в заранее подготовленную яму. После чего он начинал его закапывать…

От ужаса и чувствуя, что задыхается, он просыпался в холодном поту и более спать уже не мог. Это продолжалось тринадцать последующих лет, ставших для него настоящим адом. По башке, под дых, по шее, съели, тростью в сердце, закопали, повторили упражнение заново. Итак — тринадцать бесконечных лет, ночь за ночью, сон за сном, год за годом. Когда в какой-то момент он начал осознавать, что это всего лишь кошмары, то даже пытался схватить трость или нож для защиты, но оба убийцы неуловимым образом всегда успевали его опередить и он оставался безоружен и беззащитен перед Смертью. А ненавязчиво сдаться в очередной бесконечный раз, рассмеявшись мучителям в лицо и послав все эти сновидения куда подальше — ему и в голову никогда не приходило подобное «неджентльменское» поведение.

Его заболевшая личность, сознание, разум медленно, но верно, подобно скальпелю хирурга, имеющему дело с неумолимой гангреной обреченного больного сахарным диабетом или терминальной онкологией, начали сами себя раз за разом секвестрировать, и уже вскоре Вонг почувствовал, что не мог так активно и яростно как прежде заниматься своей тайной деятельностью.

Ибо каждое новое «отсечение» всё больше усиливало интенсивность кошмаров и всё меньше оставляло сил для чистой логики, в лучших английских традициях. Какой уж здесь гениальный тайный злодей, чуть ли не гроссмейстер-математик Джеймс Мориарти, с которым может по «закону спицы колеса» совладать лишь понятно Кто, оставляющий полицию в её «унылых» размышлениях где-то далеко позади себя?!!

Эх, Федор Михайлович, Федор Михайлович, все ваши «косячники», кающиеся за растление малолетних да бабушек ликвидирующие, в итоге ему показались детскими шалостями… И вот однажды он не выдержал, оценив всю свою далеко несовершенную жизнь предельно объективно. Он посмотрел правде в глаза и признался самому себе, что абсолютно бессмысленно загубил несколько человеческих душ. Но это его особо не трогало: он жалел, что не довел свой метод до конца, чего-то не понял и не смог увидеть, а его коллеги, более молодые и способные врачи, без всяких убийств уже подошли к началу эры трансплантологии. Хоть это несколько успокаивало несостоявшегося «первооткрывателя»: его идея лечебной пересадки органов будет жить в веках даже после смерти Томаса Вонга.

Он, подобно доктору Фаусту, искал истину, «философский камень», а нашел лишь слепоту, и внезапное озарение однажды утром от того, что надо было делать на самом деле, но, дальше уже начиналась не его история, в эпоху Эдуарда VII и потомков… В этом то и загвоздка, головоломка, Кубик Рубика, то единственное, что не входило и не входит в компетенцию холодной логики математики, и где рождается истинное искусство!!! Поэтому, абсолютно закономерно в истории, маньяк не станет великим художником, он станет главным людоедом XX века.

И, даже великий старик Гете до конца не смог передать всей финальной полноты чувств охватившей некогда его эпического Генриха, пошедшего однажды изначально не тем путем под ручку с развеселым Мефистофелем. Что уж здесь говорить про его более чем скромного английского «коллегу»?!! Да подобное и не выразить одними лишь словами…

Осознание пустоты и бездарности прожитой жизни, перекроенной изначально пустой злобой от неудовлетворенности и безумием от поражения в финале, жизни, из которой страсть, основа-основ, ушла давным-давно и остался лишь ужас(*12) перед очередной мучительной ночью, заставило его однажды открыть окно и выброситься на тротуар, размазав содержимое черепной коробки по булыжникам и напугав тем самым мирно прогуливавшихся горожан. В довершении ко всему он еще и испортил солнечный день, который тут же сменился противной моросью. Нет бы тихо-мирно сделать золотой укольчик, покинув бренный мир, но до жути, до колик в печёнках, захотелось «эсхатологического восторга», «атомного гриба» увековеченного в грядущем благодаря другой «публичной» персоне, с закрытыми от всех тайными интеллектуальными секретиками, тоже занявшей не последнее место в эпатаже… Это и была своеобразная последняя шутка Жизни над Томасом Вонгом — первым в истории серийным убийцей, «раскрученным» людской молвой, ибо любому обществу с его унылыми правилами всегда нужен «герой», миф, плевать хотевший на те самые правила, а тень карлика всегда отбросит тень исполина. Ибо, он, «герой» максимально близко подошел к разгадке той самой Системы, где всё начинается как трагедия… Он, «герой» готов жестоко посмеяться над Системой, впрочем, как и Она над ним. Ну что ж, леди и джентльмены, к барьеру. Всё начинается как трагедия…

Ну ладно, пока,
Мне в облака.
Я знаю о том,
Что будет потом —
После дождя(*13)…

Будет кульминация эпохи охотников на людей — глобальных и не очень, нужных и случайных — всех этих ваших Менгеле, Чикатил, Салазаров, Дамеров, Унабомберов, Брейвиков, «мы все глядим в Наполеоны, двуногих тварей миллионы», тех, кого в детстве недолюбили, или, обратно, «перелюбили», вызвав отравление вседозволенностью – самым опасным ядом на белом свете… Их будет много, очень много. А он, скромный английский судебный врач Томас Вонг, навсегда останется номером один, непостижимым и анонимным. Первым среди тех, чьими руками Система безжалостно, но медленно и неповоротливо начнет решать проблему с грядущим перенаселением, как завещал его тезка, прагматичный английский священник Мальтус, пообещавший внучатам, что нечего будет «Жрат» в итоге, если главная метрополия однажды позволит  колониям, поставщикам дешевой рабсилы на протяжении веков, есть столько же, сколько она сама проедает за один средненький банкетик «на троне». И всё это, до момента пока в поисках дивных новых миров, покидая загаженную до состояния помойной сифилиды Планету с ее всевидящим электронным оком – заменой старой истории про Всемогущего с небес, потомки «евгенически правильного золотого миллиарда», и остальные слуги, орошенные золотым дождем, не начнут расселяться по бесконечной Вселенной. В своих коротеньких бонапартовых штанишках нарциссизма  на фоне Вечности, так ничего и не поняв, кроме комикса, из кровавой L;ENVOI(*14) конца далекого XIX века. Ведь умерить аппетиты очень сложно!!! Наверное, не в этой жизни, где правит Эго, великое и ужасное, любимое дитё Системы?!!

И незваных гостей на далеких планетах вне Солнечной системы уже будут ждать те, кто ушел далеко-далеко в своем технологическом развитии, пережил войны, неизбежное демографическое старение общества и безумные эксперименты прошлого. Те, для кого щупальца древней Системы лишь повод для вселенской печальной иронии в тех самых близких контактах третьей степени. У колесницы богов колесо отвалилось. Сколько таких «Систем» создано исключительно для взращивания очередной цивилизации, но берущих в бесконечный раз на себя функции Бога?!! А Богом, как известно, быть трудно… Особенно, когда подходит назначенный свыше срок и задание приближается к финалу…

Но, не всё так плохо и безнадёжно, мой друг!!! И миллионы простых лондонцев со всей Вселенной в Лондонской подземке это вполне подтвердят. Ведь, в первую очередь, «Лондон – это место для меня», как споётся свободолюбивому лорду Китчу, а после маньяка №1, задавшего «моду» на детективную интригу, будут и останутся в Вечности — красавица леди Диана, бабушка Агата, Бернард Георгич Шоу, последний концерт The Beatles на крыше дома на Saville Row, The Rolling Stones на виниле, божественные Queen, Монти Пайтон расхохотавшие Британию и весь мир, Высшая передача на нереальной скорости поколений, Мэри Поппинс до свидания, старина Эдриан Моул со своими буйными годами, русские Шерлок Холмс и доктор Ватсон, единственные снискавшие настоящего внимания Ее Величества, и все-все-все… Старая Добрая Англия…

На этом история Джека-потрошителя была закончена. И она бы прошла мимо корпорации, не окажись Кэтрин Эддоус транзитёром, погибшим на задании. И ее судьба как транзитера это отдельная история, о чем она даже и не подозревала до конца, совершенно не догадываясь о важности зашифрованной ментальной информации для окружающих, которую непосвященному трудно было различить от полупьяного бреда уличной проститутки. А тот самый «посвященный» так и не встретился с ней в итоге, внезапно не ощутив, глядя на нее в сравнении и в полнейшем отрицании, всё значение словосочетания «воля к победе»… По провалам же убийца Кэтрин Эддоус ушел тогда в недалёкое будущее. При этом непредвиденном переходе было вызвано электромагнитное возмущение, что вместе с перемещением Вагнера и способствовало обвалу проклятой тюремной стенки.

—  Вот, собственно, и всё, — произнес Моцарт. — Остается добавить, что моя бывшая жена однажды сама оформила отказ от транзитёрской деятельности, с тем чтобы посвятить себя домашнему очагу и дочери. Она никогда до этого не умирала сознательно для датчиков Системы и думала, что так будет всегда. Что всегда будут достаток, роскошь и спокойствие — через меня, и мою работу. Что ж, ее тоже можно понять в этом. Она была всего лишь женщиной. Ты же в паре с Сиреной должен был собрать всю информацию по этому делу, но ты не поделил напарницу с одним из своих братьев, и вы стрелялись. В конце XIX века вам по молодости вспомнилась романтика дуэлянтов… Ты выстрелил в воздух, подобно незабвенному Михаилу Юрьевичу двадцати шести лет отроду, брат же выстрелил тебе в грудь, но оказался никудышным стрелком, и пуля прошла тебе по касательной, задев лишь кожу. Там, где теперь у тебя скорпион.

Вас обоих отозвали и отстранили от задания, и оба вы в результате скоропостижно скончались. По возвращении, тебе, в результате махинаций Чучина и нашей с тобой договоренности, были предъявлены обвинения, а для Сирены было выбрано наказание за провоцирование дуэли — побыть украинкой в охваченной гражданской войной стране. Но что-то (сам понимаешь, не без меня) перепутали на установке пуска Системы при отсылке ее энергии, и она оказалась в реальности, где Малороссия счастлива, цветет и пахнет.

Тебе остается вернуться домой и убедиться в безопасности дочери. За Светлану прости, если сможешь. Ее реальная Смерть от пуль Чучина — единственное, что я не смог предотвратить. Она должна была свести тебя и Митрохина с Элтоном. Я пошел, как и бывает в Природе, по пути наименьшего сопротивления и через Светлану собирался всё закончить. Но по невероятному стечению обстоятельств, подкинутому Системой, в тот день у Балалайкина был еще один гость – американец. Система использовала его втемную. Он оказался тоже транзитёром, еще не подозревавшим о своей сущности. Таких очень сложно с ходу увидеть и понять. Я его и пропустил мимо, когда готовил Балалайкина на ключевую ошибку. Но интуитивно я что-то такое почувствовал и на всякий случай оставил у Элтона для тебя небольшое лезвие, так чтобы его можно было увидеть только в лежачем положении, а это бы означало, что ты в беде. Так и вышло, к сожалению. Чучин же вытряс из Балалайкина всё о тех, кто был у него в доме в тот день. Дальше найти  следы американца в Системе оказалось делом техники… Всегда проблема выбора, равновесие. Кого-то и что-то надо терять всегда, когда получаешь необходимое взамен. Так уж всё устроено. Мы поняли в этом друг друга: я и Система. Это единственное, что я не смог перехитрить в Ней. Она попыталась защитить себя от перемен и тем самым вернула себе свою же стабильность. Но теперь у меня есть копия твоей возможной альтернативной памяти, и к моменту начала беды, я буду все знать. А Система, в свою очередь, будет знать обо мне. И начнет готовить свой ответ. Вот такие бесконечные игры и бег по кругу!!! Ты же, по возвращению, получишь свою награду. Слово Моцарта. Прощай.

— Прощай. Об одном ты не посчитал нужным мне сказать, дорогой учитель. А я, наконец, догадался в чем дело, раз уж я твой ученик. Всё это было задумано тобой ради того самого девяносто пятого процента. Дальше, по-хорошему, Система тебя не пускала – она начала ощущать серьёзную опасность для себя. Пришлось взять по-плохому. Жертвоприношение?!! Осуждать и «препарировать» других легко, а вот понять себя?!!… И Тэдда Вагровски уже ждёт тело его же собственного потомка, рожденного в одном из СССР, и на стыке эпох. Ты, ведь, обещал ему «билет в оба конца», а вышло, что в один?!! Потомок даже не будет догадываться, чью генетику ему носить через невидимое биополе?!! И копия этого биополя, из которого ты получишь доктора Долгих, уже ждет своего часа?!! Она то и попадёт на второй круг, и уже молодого доктора Долгих будет судить совет транзитеров, искренне полагая, что имеет дело с Тэддом Вагровски. И я сам сейчас уже не осознаю – кто же я такой?!! И вся эта музыка будет повторяться до бесконечности, как заевшая пластинка, вызывая дичайший раздрыч непонимания у Системы. Ведь она будет осознавать, что в Ней, впервые за миллионы лет, каким-то непонятным для Нее образом любезный Моцарт идёт одновременно и в сторону пьянства, и в сторону дальнейшего своего развития. Вот такие у тебя и у Системы взаимные бесконечные игры друг с другом. Она нашла себе достойного противника, поддерживающего Её в форме. Вам обоим не скучно в этой двойной связке. Такое оно, двойное дно… Всегда, говоришь, надо кем-то и чем-то жертвовать?!! Только зачем об этом раньше времени сообщать?!! Так?!!…Как же нам теперь быть, дорогой учитель, с главным постулатом, которому ты учил меня, когда я был ещё сопливым мальчишкой: наука без Нравственности – блюдо с привкусом каннибализма?!! Я ведь пошёл на всё это ради тебя!!! Совсем ты, видать, заигрался с Системой, Борис Павлович, и «фильтр» твой запаршивел окончательно?!! Ты же мне как отец был… — Илья осознавал свой немой мысленный вопрос к бывшему учителю, и даже обернулся, желая посмотреть Моцарту в глаза, но того уже не было, после раздавшегося неизвестно откуда звука, похожего на стук по дереву.

Илья успел лишь услышать в ответ, эхом невпопад, и, уже где-то в призрачной дали: «Когда-нибудь после. Мне пора… Ещё один странник из обычных смертных постучался в двери…Очередная деталь головоломки…» Зато невдалеке прогуливались его старый знакомый — тот самый Джонни — и куча людей вокруг.

— Хай, Илиа, привет, — искренне обрадовался Джонни. Он явно не знал о своей роли. — Какими судбами ти здэс?!!

Илья пожал плечами и махнул рукой, показывая на окружение Джонни. Рядом с ним стояла миниатюрная девушка с аккуратно причесанными каштановыми волосами, всё те же мальчик и девочка из будущего (причем девочка всё ещё продолжала ругать мальчика), еще несколько людей и перевозчик, который видел тогда маленькое и недолгое счастье Ильи и Светы.

— Это моя Чармиан. Из-за нее я покинул Вас тогда. В будущэм нэт Сыстымы. Вэдь Она была всего лышь разумный вэршына многовековой пищевой цепочка, который нэ потрогат и нэ ощутыт, но всэгда готовой своими цэрберами напомнить о сэбе. Нэ болээ этого и иного Она, увы, нэ хотела познавать!!! Люды много лэт ели и уничтожали друг друга, а на вершина всегда оставалас Она, забирая лучшее. А затэм люди дозрэли однажды, оказавшысь на краю бездна, и научылысь жыт в согласыы, защищаясь от чужих цивилизаций. Система как объединяющий фактор в борьба разных ее фрагментс друг с другом стала болээ не нужна. А здесь люди узналы о нээзбэжносты конца от мэня и многые раасылылыс на другой планэт, а многый как мы с Чармиан и дэти с родитэлами рэшылы выбрат уголок в обширный человеческой История, чтобы никто нэ страдат. Я рэшыл выбрат дэватнадцатый вэк и нэмного двадцатый. Это начало золотой эпоха Амэрика. Хизэ патриотс. Я сылный, пэрэжыву много страданый, но в итогэ добьюс своего, прэодолэю. И буду учит этому свой народ и всэх лудэй на Зэмла. Одно жал, нэ скоро оны поймут, после мэня, о чем я говорить на заре Амэрика. Но поймут однажды, наконец.

Чармиан обняла его за шею:
— Он такой. Хочет стать писателем там, а я — за ним в этот загадочный XX век.

Илья с интересом посмотрел на Джонни.

— Да, да, — рассмеялся Джонни и повел рукой. — В честь Лондон я решил взять себе псэвдоним. Красывый, вэлычественный город с вэлыкый эстория. Там меня ждать такой же фамилия навсегда. Обещаю, я буду писать толко о хорошем – о цэлоустрэмлонности, о верных фрэнд, о том, как всэгда и вездэ оставатся настоящий Человек.

Илья, хоть и не был силен в литературе, но догадался, кто с ним разговаривает сейчас.

— Ну что ж, Джонни, — погладила его Чармиан по голове и хлопнула в ладоши, — Нам пора домой. Садимся все в перевозчика. Погуляли и хватит.

— Прощай, Илиа, — произнес Джонни, и они обнялись на прощание. — Нам пора домой.

— И мне пора домой, — произнес Илья и почувствовал, что исчезает навсегда.

Перед ним еще успели пронестись бесчисленные сражения человеческой истории (от Фермопил до Украины), бесконечная двойственность выживания – «бей или беги»; боль и мучения многих поколений (Мурлыга! Прости…Ужасно не любил…Но и жить, конечно, не новей… в незакрытые роднички на самый важный вопрос придет лишь один категорический и неутешительный ответ из высших сфер…неловкое молчание), и эти же поколения готовые на 99 и 9 лицемерно лгать, предавать и убивать, иной раз, даже втягиваясь в мясорубку безжалостных дуэлей спецслужб и сильных мира сего – лишь бы оставаться в Системе, а не оказаться хламом на обочине –  в силу Страха — мощнейшего биологического диктатора, отца  властолюбия: самой уродливой человеческой страсти; «демократические ценности» — басни для плебса от глобального конвейера-воронки консюмеризма, раскручивавшегося веками, и теперь готового, в свою очередь, начать тащить на дно всех и каждого; отсутствие всякой надежды на помощь Девы Марии в роковые минуты и часы, забытые последующими поколениями, но воспеваемые в живых легендах да в чёрном-пречёрном юморе, благодаря анонимным шутникам-фольклористам: «повелителям тьмы с задней парты», всегда готовым погыгыкать в гыгыгерцах над чем угодно, а лет через десять уныленько потрепаться на тему «Добро пожаловать в ад», там цель оправдывает средства, а возле Calvaria тогда просто тупо ни у кого не было нормального смартфона, поэтому «вождь»  Иисус в этот раз не поможет — он теперь хитро улыбается и показывает на тебя пальцем в пикабу и на викискладе.

Также как когда-то с агитплакатиков Лейба Давыдыч, пролетарский бизнесмен-конъюнктурщик и агитатор от совдепии в отставке, а по совместительству — ни разу не протеже одного ничуть не известного финансового клана на букву Р…, не постеснявшегося послать однажды кое-куда «черную метку» в пять-семь миллионов физиономий в касках с орлами и зеленым деколем, за срыв глобальных схем подопечного по созданию «Земли Обетованной» и филиалов по всей Планете, которые должны были стать уже «цивилизованной»  заменой того, что провалилось неожиданно на первоначальном этапе в одной бывшей (опущенной ниже плинтуса) империи.

Империи уничтоженной благодаря одному монархическому горемыке-алконавту, не пожелавшему однажды отдавать трон младшему брату, как завещал в последние минуты Батя на смертном одре, прагматик и, как ни странно, гуманист одновременно. А ведь и отдать бы вовремя, да отдавать то и некому уже оказалось в закономерной агонии. Мы, Николя такой-то, нарушили клятву данную умирающему отцу(*15), а нас потом за это сделали немножко «святым» (подумаешь, действительно, ерунда какая, что Мы, Николя такой-то, немой рыбой смотрели на приказы расстреливать мирные безоружные демонстрации, и всё, в итоге, профукали, включая собственную семью). Да и Диоклетиан с Джорджем Вашингтоном это что-то далекое и нереальное из иностранных сказок, а вот революция № 1 с Кровавым Воскресением на старте, из коей никаких выводов делать не хотелось, в силу миллиарда лично «затурканных» причин — очень даже «родное» явление, как и режущее ухо – «неньявижу эту страну»(*16). «Выводы» были сделаны другими «политкорректными», стрелявшими налево и направо отнюдь не ворон и куриц в дневниках…

А идея их покровителей была проста и банальна, и никаких, на самом то деле, этих ваших нормальных гуманистических социализмов как в Дании и Швеции – гигантская дыра офшор-хаос, где всё нелегальное и денежно-заманчивое со всей планеты будет исчезать в неизвестном направлении, и всплывать уже в легальном законном виде… Главное, грамотно и аккуратно развести всех этих идиотов, истово орущих об идеях лондонского бородача на фоне своей тысячелетней дремучей беспросветности. Ну, а то что у них Ученые, Писатели, Композиторы… так они, всё равно, все до единого взросли на наших вожаках, том самом «своём в доску парне», и даже на изгоях. На Луну, правда, бывает, нет-нет, да и завоют с Тоской и Любовью… Но, это к делу, «к бизнесу» не привяжешь, как говорится, пусть дальше воют.  К тому же, у «балбесов» столько всего интересного прячется в земных недрах, лесах и шуме морей… Однако, всё развернулось, как водится, чуть иначе от задуманного, и пришлось глобальным конспирологам и фокусникам пересмотреть немного свою «концепцию» и шляпы для фокусов, что, однако не помешало, всё едино, оформить, в конце концов, гигантскую колонию де-факто и по умолчанию.

А вы, умные дяди и тети политологи из зомбоящика, догадываетесь почему отдельно взятая страна живет лишь за счет отдачи своих недр, а гнилая кучка коррумпированных великих х…сосов непорядочных чиновников верхушки этой самой страны вывозит все свои капиталы далеко-далеко за рубеж, попутно вещая чего-то «умное» в массмедиа про независимость, полагаясь исключительно, дескать, полиция и армия, если что, «профессионально» разгонят недовольных?!! Они и знать не знают в своих бюрократ-пати-допингах об ответственности за тех кого «приручили», и ведать не ведают о маленькой гражданке Товбич, которой Цесаревич, будущий император Александр III однажды в этой стране разрешил обвенчаться с любимым, приговоренным за политику к ссылке в Сибирь(*17)… А остальным, вне верхушки, «быдло-массе» – ментально глубоко обреченно  инертно плевать, блевать, чихать и вообще безразлично на весь тухляк:  была бы возможность свалить с этого тонущего кораблика дураков, нелепую басню про «Москва – город возможностей», где любой, даже самый позитивный мозговой штурм закончится всегда одинаково, белочкой с Яндекса в гальюне… – Это всё как-то называется по-другому, кроме как не Колонией?!! Даже если ты будешь любить Её всем своим рваным Сердцем?!! Такая вот ментальная двойственность встречается у человечков, после опытов как в живодёрне. Ой ты, травушка зеленая, ой ты грудь моя ядрёная(*18)…

Для начала, постфактум уж очень неожиданно завафлила тру-преемника Вовы-революции ( Безумно изничтожившему просто много хороших и достойных детей погибшей Империи, а после, развалившему начисто весь коммерческий интерес там же, когда  остальной мировой Бизнес стал уходить далеко-далеко вперед, а у Вовы создалось в итоге карикатурное государство Теневого капитализма, без которого смертельно раненая  навылет страна просто не выжила бы, а карликовым социализмом с человеческими хитрыми слегка раскосыми глазками пахло, разве что, у Кремлевской стенки, возле коей ныне гуляют по ночам тени бесправных заключенных-копателей, сгинувших по «58-й прим» на просторах бескрайнего Севера. И всё эта Глобальная Вековая Ложь, так истово, «страусами в песке», защищаемая и оправдываемая теми, кому пришлось в ней родиться позже, была нагромождена через невероятные бессмысленные огромные жертвы и потери, словно в насмешку над самим собой, подобно Канту, так Вовой презираемому, но родившемуся почему-то с ним в один день)… Завафлила, одним словом, тру-приемника усатая темная лошадка с развеселым уголовным прошлым, эдакий кавказский Джон Диллинджер, завязавший с грабежами банков и ударившийся в политику, где основной способ воздействия на массы, а заодно — и на заклятых западных «друзей» остался, IRL(*19) тем же, что и при экспроприации баксов у буржуинов; этим же способом решал некогда семейные мылодрамы папа-сапожник, и был это длинный хук слева беспокойной маме в глаз, чтоб не бузила… потому и Система уголовно-исправительно-исполнительная, а не исправительно-исполнительная уголовная…Так что сын Важишвили его практичный, крутотень, терракотовый воин революции, как и всякий выходец из низов, не будь дурак, а настоящий Вор в законе мирового масштаба, жестокий и далеко не всегда справедливый, внушающий ужас и благоговение, но никак не Любовь, занял своё почётное место на пьедестале противоречивых вурдалаков. (Да и пожрать и выпить сладко любивший, надо отметить, посмаковав после пиров Валтасара «Герцеговина Флор». Что Нам «великим» какой-то там Голод по всей стране, и жуткая гибель миллионов никому неизвестных обычных человечков, и отдельно взятого Н.И.Вавилова, угробленного в лучших традициях Системы?! Зачем Нам, «величайшим» политикам, думать о какой-то там буржуйской «Зеленой Миле» и профуканном начале Великой Войны, за которое втридорога взялось миллионами нерожденных сильных, здоровых и умных мальчиков и девочек?!! У Самих отыщется Донское Кладбище, где ничего не дёрнется на рябом испитом лице и ни одна слезинка о невинно убиенных не уронится. Нас никто не жалел, и мы никого не будем. А подневольные наши «букашки»-таракашки, подлецы и сволочи до седьмого колена, ко всему привыкнут, как классик пророчески завещал. И кровавые грабежи, предательства и убийства – всё в далеком прошлом, к тому же в интересах революции и «счастливого» человечества… Мы достойно несем в массы заветы Великого Хама. А тут ещё, ко всему, ревнивый муж, застукает жену с любовником, и подстрелит без лишних высокоморальных партийных разглагольствований счастливого соперника, и окажется тот сластолюбец аж самой «правой рукой», державшей драгоценную трубку… И такой передел социалистической «рабоче-крестьянской» собственности тогда начнется, что ни в сказке сказать, ни хэштегом набросать про неладное Датское Королевство в учебниках истории, а также про подпольных цккпссных советских миллионеров, так любимых свободным художником Остапом Ибрагимовичем, литературным сыном одного из «турецкоподданных», однажды воочию познакомившимся с «чувством юмора» Системы. Стоило лишь письму, шуточно отправленному на выдуманный адрес в Новую Зеландию вернуться с неожиданным ответом. Да так, что «турецкоподданный» сам себя почувствовал немножко отцом Федором – образцом благоразумия и долбопопства Советской России, совместно с Кисой, отцом русской демократии, разломавшим один стульчик, а потом ещё за 12 оставшимися начавшим бегать…)

Так что, сын Важишвили с Системой не бодавшийся, а в Ней живший, тот самый «великий ученик» Великого Хама, поначалу выкинул низверженного конкурента на заграничный мороз, понимая, чего будет, если Голдстейна-Снежка, лохматого демона Октября, покатать на пативэне дедушки Оруэлла и предложить откушать свинца раньше времени. Сам же окружил себя мега-охраной, и спрятался за гигантской колючей проволокой, чтобы не достали из-за бугра. Билли Бонс и генацвале. А после скопипастил идею у еще не рождённого пока маленького Уэса Крэйвена, создав своего аутентичного Федора Крюкова from street Дубовый Лукоморска (шляпу архетипную, правда, забыли напялить), которым пугали всех детишек и предков на ночь в «Я другой такой страны не знаю», накопавшей котлованов-порожняков вдоль и поперек. Однако когда нарисовалась угроза чуть более чем полностью по созданию его коммунякиного сайта, с расположенными там наиглавнейшими международными финансовыми ништяками и центральными офисами будущих вызревших транснациональных корпораций, а заодно — конкретного информационно-идеологического баттхёрта с другой усатой стороны, пришлось экстренно закрывать франшизу в далекой Мексике, где к тому же набежала многочисленная толпа поклонников со всего глобуса, обожавшая своего социалистического няшку с бородкой, когда-то высокопартийно мечтавшего вырезать девяносто процентов населения так нелюбимой им Иванландии, чтобы не мешали строить «коммунизьм». В результате закрытия ООО «Альтернативное светлое будущее»  «продюсеры» выставили неустойку с процентами и побочным эффектом в виде жизней живых людей и невосполнимой потери для генофонда… Аллилуйя, вот вам очередной крестовый замес, с целью расширения рынков сбыта, только признаетесь ли Вы сами себе, несчастные бродящие оглушенные люди(*20) (как и было предсказано в нищей, разрушенной, побежденной и преданной стране), каков весь истинный расклад, когда останется последний ход перед окончательным матом и целенаправленно разваленные руины бывших спокойных и душевных советских двориков, «градообразующих» и пионерлагерей предзакатной эпохи «светлого прошлого» будут выкуплены и распроданы за гроши, как некогда фамильные драгоценности у немногочисленных выживших из императорской семьи, а Вас самих ждет незавидная судьба побежденных рабов?!! Не верится?!! А Вы рискните и поверьте, и тогда у Вас есть мизерный маленький шанс через Страдания, Муки, Голод, Войны, Умывание кровью, црушно-афганский дамоклов меч внедренной ВИЧ-эпидемии наркомании, безнаказанное расхищение «социалистической» народной собственности цккпссосами, хрюкающий снобизм меньшинства, вековое безумие и безнадегу подери глотку авось-большинства осознать то, что более никому не дано понять в этом Мире, кроме Вас.

Именно то, что позволит стряхнуть с себя истлевший груз ошибок Истории и начать новое движение к забытой простой истине.

Истине, которую запахом увядающего осеннего леса вдохнули детьми, и пытались донести до тебя когда-то уже взрослыми загнанными зверями летописцы бескрайних деревенских полей, рок-кочегарок, маленького счастья Мануэлечки, обреченных, но не сдавшихся солдатиков.  Твоя свобода жива до черты, где начинается несвобода других. До черты, за которой ты уже воинствующий дуралей, на потеху почтенной публики театра абсурда Системы.

Нет, злорадствующие ребята в первых рядах!!! Россия – это не страшный ублюдкин сон про сумасшедших, от которого вы проснетесь в холодном поту словно Джек-душегуб, а затем станете жить обычной нормальной Жизнью, забыв ночной кошмар в своих ежедневных занятиях пресс-конференцной благотворительностью в помощь зверюшкиным приютам имени собачки Хатико… Всё гораздо запущенней. Это гигантский участок мозга Планеты, лишенный за неведанные прегрешения чувства меры. От того здесь и мощнейший раздрай в веках между Великими Мировыми Мыслителями, Александрами Сергеевичами, Федорами Михайловичами, Львами Николаевичами, Михаилами Евграфовичами… и полнейшим непредсказуемым в своей феноменальной неожиданности Идиотизмом.

Даром ли (на какие шиши?) безумные Вовик и Левик с компанией из Германского генерального штаба, плевать хотевшие на любые истины, кроме своей, обитали под крылышком заграничного дядюшки и в окрестностях до поры до времени?!! На деньги международного рабочего движения?!! Ага, щазз!!! Да и кто бы уже после стал в мире жестокого бизнеса совершать полнейший мудозвонск и глупо рисковать собственными деньгами, отдавая их на содержание откровенного политического отморозка сомнительного происхождения, обещавшего оформить нехилый такой лютый баг по экстерминатусу ержиков во всех уголках Fallout, к тому же, еще имевшему в «портфолио» тюремный срок за идиотскую попытку устроить в городе пива и сосисок Counter-Strike с хороводом одичавших ламеров возле городской ратуши?!! Он нужен был исключительно для такой «неустойки». Ему дали полный карт-бланш, с тем чтобы он подготовился к грядущему «рейдерскому захвату», внезапно вышедшего из-под контроля «полигона дурацких идей». Он и выполнил условие «контракта», разве что, после первых же зимних неудач (это было уже не к власти прийти в стране с обезумевшим от хаоса народом, затем понастроить автобанов для армии, которая должна была лёгкой летней прогулочкой пройтись по Европе и Миру, уничтожая безоружных беззащитных евреев, цыган, славян. Щазз!!! Тут и так одно сплошное «В ожидании козы»(*21) вокруг, так ещё бусурманы притащились со своим бесноватым рейхсканцлером, у которого какая-то «химера» вместо совести…) убрав из своего ближайшего окружения всё представляющее любую малейшую опасность для вышедшего также из-под контроля политического палача. Пришлось для необходимого срочного «сепаратного мира» готовить новый заговор с бомбами и танцами. Да так, что, его же главному восточному врагу, «Билли Бонсу», его же ещё и спасать пришлось парадоксальнейшим невероятным образом через свои спецслужбы, дабы не дать повод бывшим покровителям сепаратный мир перевести в военный союз «contra»(*22)!!!… Вот такая «многоходовочка» с апперкотами для врага!!! Фултонская речь в помощь к размышлениям.

А расплатились за эти «игры», как водится, всё те же, пушечное мясо, сожжённое миллионами… Маленькая несчастная умирающая любимая Пат Хольман так и осталась навсегда где-то за туманом Мировой Войны. Там же остались старина Мартин Брест и дружище Руди Вурлитцер…Фулюлюли, быдло же славянско-кавказско-азиатское, че его жалеть, весь этот гумус мировой, “Yes, I do”, граждане потомственные аристократы в каком-то там поколении, истеблишмент, на официальных приемах, в строгой неброской классике и платьях от кутюр, украшенных бриллиантами, за которые пара-тройка-другая неизвестных также никому ниггеров сложила свои головы в мрачных африканских шахтах?!! Да еще всякие сироты и беспризорники-подранки, с японской девочкой и ее 644 бумажными журавликами под сапогами путаться могут начать, зачем о них вспоминать, господа кабинетные стратеги?!! Вы мыслите глобально и широко в своих аферах века, раздавая налево и направо кредиты несоизмеримо большие, чем всё то что было потрачено непосредственно на операцию по устранению самого потенциально опасного конкурента, где столица когда-то являла мозг целой Планеты в том, что изначально считалось «интеллигентностью», а не последующим испуганным, идеологически нужным безобразием с козлиной бородкой, кичащимся своей «образованностью», но, немного путающимся между патриотизмом и патернализмом.

Наши думы вам и не снились,
Наши беды вам не икнулись.
Вы б наверняка подавились,
Мы же ничего – облизнулись…(*23)

Даром ли «админы» захотели забанить совок-форум в тот же год, когда приключился и зихер-пипец бортового компьютера Лёвыча и кое-кто абсолютно надежный кое-куда сгонял ни с того ни с сего на самолете?!! В аккурат после того, как капитан очевидность накатал в своем бложике мульку про южноамериканского сказочника Шарля Перро в очечках, немножко «политической проститутки», которому ярко светило перо в бок от благодарных бывших соратников по партии, коих мы, неистовый Лёвус Ехtrёmus, всегда демонстративно презирали как бывших люмпенов и маргиналов, дорвавшихся единожды до вожделенной благостной кормушки. А ну-ка метнулись на перегонки, «киш мир ин тухес», Таб;ки чахохбильные, и «дрек мит фефер» вам за это вместо гешефтов!!! За что и поплатились, в конце концов. И это Жизнь – элегантным росчерком золотого «Паркера» учителя Макиавелли альфа переходит в омегу, а не страдающий суицидами омега терпеливо ждет своего звёздного часа…И опять перемен затребуют наши сердца(*24)?!!  Ктулху?!! Сие факты, любезные. А факты — самая упрямая вещь, как известно. Что такое хорошо и что такое плохо?!! Плохо – это когда свинья и трус?! А поросенок Хрюша – просто старый добрый смелый друг из детства. Но ты это забыл, как и многое другое…

А ещё, Александр Македонский и Иисус Христос, Война и Мир, Разрушение и Созидание – два абсолютных Великих непобежденных Гения, поведшие за собой народы… и две абсолютно разные параллельные прямые, сошедшиеся в бесконечности у точки по имени – Тупик. Ибо человеческая природа – это всегда желание жить красиво… а значит, Снарк вновь и вновь готов начать троллить охотников, вознамерившихся его изловить для своих уютненьких коллекций и этих ваших тендеров для «своих».

И всё озвученное безликое невесёлое «гы-гы», чаще всего после «вакцинального» жизнелюлистого курса от депресняка и эпического самовыпила лобзиком в подарок дедушке Дарвину, эдакому невольному антибожку заблудившейся в технологическом маразмоабсурде цивилизации, где вполне реален Ваша Светлость, черный-пречерный властелин белоснежного Кольца Всевластия с коллективным киберразумом корпораций банкиров Его Святейшества, как и много-много лет назад, за официальной грозной государственной спиной на планете по имени Земля. Черный властелин, способный получить премию Мира, но ведущий одновременно три «маленьких» и очередную одну «большую» мировую войны за вожделенные природные ресурсы и дешевую рабсилу, но теперь уже в эпоху информационных технологий и ядерного оружия. Уже так просто не двинешь до далекой северной столицы «варваров» свои войска, чтобы те, в итоге, отхватили там по своим гордым арийским соплям. Нынче планомерно и целенаправленно остается лишь создать условия для глобальной «распродажи». Главное — всё «вкусненько» преподнести не отягощенному глубокими раздумьями, скучными древними книжками и бесчеловечными экскрем…экспериментами «хавающему пиплу» по потребительским заветам брандмейстера Битти(*25): потреблять, чтобы еще больше потреблять, лупя в плоский экран. К тому же, частенько любящему утверждать, что он — «аbove politics». Рыба в океане, тоже относится к воде как к чему-то само собой разумеющемуся, окружающему, на что можно не обращать никакого внимания, пока она, рыба, не попадется в сеть или на крючок рыболова. Но, и водой рыба никогда не захлебнется, не сумеет… Поэтому, мы всех «победю», мы the best на планета. Разум должен победить. Лоботомированный Щ-854 Д-503(*26) и малолетний садист Алекс, превращенный интереса ради в «инопланетянина» князя Мышкина(*27), гарантируют… А несогласных с «концепцией» — сжечь ядерным огоньком, повесить или порезать на куски руками обезумевших от вечного фэйла бедняков. А на бесконечной бойне существует другой способ?!! Ату его, ату, волчару. Но на показ, пиар, статус – мы всё также милосердны и гуманны, а для «грязной» работы всегда найдутся мясники и предатели, коих мы если и увидим когда-то где-то, то только в расстроенном воображении психически больного Злодеенко «цареубийцы».

И может быть, он и есть, этот способ, но он лишний, скучный и долгий, его уже давным-давно отправили в огонь времен Томаса Торквемады. Отправили и забыли, и поржали над клиническими дурачками-долбоящерами из мезозойской эры, для которых муравейник — самая адекватная и справедливая частичка Природы, где верхи не мудят, а низы не хмыреют. И нейтронная бомба – это вовсе не смертоносная железяка-страшилка, а безволие вымирания, когда единожды поимел неосторожность уступить даже в самом малом своему врагу. Замутился да разошелся с веками Троян Трояныч. А Джек-потрошитель здесь при том, что он — Лакмус того как устроен этот Мир, где ружье в последнем акте обязательно должно о себе громко заявить… Система. LOL…

И выход у обычного простого Народа, затюканного и затраханного от всего этого безбожного Горижлобинска на фоне грустных гробиков, останется только один – очнуться, чтобы сказку о Юрии Алексеевиче Гагарине(*28), в ее сакральном смысле, сделать былью. Иначе Endgame всем пассажирам космической ракеты «Восток-1».

Бог правду видит, да не скоро скажет?!!
Народ-богоносец?!!..
Россия вспрянет ото сна?!!
Разбудите меня через сто лет…
Скажет. Богоносец. Вспрянет. Разбудим.
И в Бойцов превратятся и сыны, и отцы(*29)

Тэдд видел самого себя малышом Ильей Сорокиным, бегущим через поле к чистой прозрачной речушке, хватающий железным комом за горло родной до боли перезвон курантов Спасской башни, всю свою жизнь, дочку — всё в едином вихре событий, бешено понесших его в неизвестность, но постепенно начавших замедляться, и ставших в конце концов медленными и тягучими, словно вековая смола, а после время и вовсе остановилось одной картинкой зала ожидания. Осталось лишь смутное темное ощущение, что он что-то не доделал. Но что именно, транзитёр не успел понять: остановившееся время перешло в безграничную и вечную темноту, накрывшую всё бытие своей бесконечностью.

Эпилог

— Злоумышленник, — загадочно произнес доктор и над чем-то задумался.
— Что вы говорите? — не расслышал урядник.
— Ничего. Это я так, о своем, — произнес доктор, поправляя пенсне, и вновь отправляясь в путь. Багровый закат окончательно развеялся…
— Илюха? Сорокин? Сорока!!
Незнакомый голос за спиной заставил меня оторваться от древнего андроида, на котором я читал этот странный текст, случайно найденный на одном из сайтов, и увидеть полного лысоватого мужика, улыбающегося с оттенком лёгкой дебильности.

Я молча уставился на него (мол, какого хня тебе надо, старче?).

— Ты че, ептишь?! — сказал тип и толкнул меня в плечо, — это ж я, Стёпа . Стёпа  Балалайкин! Не узнал что ли? Оглох, ептишь?! Зову, зову — не откликаешься.
— Мы знакомы? — спросил я, отложив телефон, и, придя в себя, стал отгонять прочь нахлынувшие странные воспоминания о Стёпином свинстве.

Вся странность этих воспоминаний заключалась в том, что я осознавал их полнейшую нереальность и абсурдность, но при этом они плотно засели в моей голове: вначале я видел их своими глазами, а потом — как будто со стороны. Их, этих воспоминаний нет, и никогда не было, да и я знал, что Стёпу Балалайкина видел последний раз восемнадцать лет назад, на выпускном в школе. В общем, шиза какая-то, честное слово, подкравшаяся в самый неподходящий момент. Ещё глюков мне не хватало!! Так, спокойствие, только спокойствие, как говаривал дружище Карлсон…

— А так — он расстегнул рубаху и показал круглый белый шрам на правом плече — узнаёшь?!

— Слышь, дядя, ты дурак что ли совсем?! — поднялся я с сиденья и набычился. — Тебе че надо?!! «Кровавым спортом» захотелось побаловаться?!! Я сейчас помогу… Ты бы еще в кожаном плаще на голое тело подвалил к мужику незнакомому.

Он явно сконфузился и произнес примиряющим тоном:
— Да ладно, братэлло, извини, обознался, ептишь, бывает. Реально похож на моего однокашника.

— Ясно, зачем Володька сбрил усы и остальной юмор бородатый ниже пояса?!! — буркнул я и отправился подальше от этого типа, который отчалил по своим делам и уже через секунду забыл о моем существовании.

Неожиданно знакомый до боли голос заставил меня остановиться и обернуться:
— Папа, папка!!! — Гелька со всего размаха прыгнула мне на шею. — Я сама приехала к тебе в твой Лениносгачинск.

— Кто ж тебя одну то отпустил? — поинтересовался я, обнимая и ставя ее на пол.

— Элеонора Ивановна, — рассмеялась Гелька. — Мама укатила со своим очередным на Багамы. Вот я с Элеонорой и договорилась, что на недельку к тебе свалю. Я же самостоятельный, продвинутый ребенок. А ей — на целую неделю хата в Москве в ее полнейшем распоряжении. Взрослый, папа, это тот, кто понимает, что важно, а что — в чатах повеселились и забыли.

Она заливисто засмеялась, и мы пошли за ее вещами. Неожиданно я усмотрел где-то краем глаза мелькнувшую рыжую прядь, открывшую морщинистую шею на короткое мгновение.

Я резко обернулся, но уже ничего не увидел.

— Папа, ты чего?!! — Гелька подергала меня за руку.

— Да так, показалось, — отмахнулся я. — Почудилось чего-то.

Неожиданно рядом защелкали камеры и чей-то голос сказал:
— Камера, снимаем.

Из зала прилета вышла Светлана в сопровождении высокого длинноволосого блондина с футляром для скрипки, без всякой нужды державшего ее за ладонь с обручальным кольцом на безымянном пальце.

— Сегодня в наш город прибыла с единственным концертом всемирно известная скрипачка Светлана Бауэр. Здравствуйте, Светлана. Как первые впечатления от малой родины? — начал журналист свой репортаж, улыбаясь. — Это ваш муж?!!

— Спасибо, всё отлично. Да, это мой муж Константин Самойленко, по совместительству концертный директор, — улыбнулась в ответ Светлана, красивая, лучезарная и уверенная в себе. — Я немного устала с дороги, поэтому особо много не скажу о впечатлениях. Они хорошие, это главное. А на концерте постараюсь сказать больше и обязательно порадовать всех своих зрителей и поклонников. Приходите, будет интересно.

— Особенно в финале, как вы любите?!! — поинтересовался журналист и добавил толи серьезно, толи пошутил. — Критики про вас даже придумали присказку, что вы любите раздавать в финале пощечины общественному вкусу.

— Критикам видней. Работа у них такая. А я просто всегда стараюсь всё доводить до логического конца, где часто бывает самое интересное, — улыбнулась она еще раз. — Это мой жизненный принцип.

— А почему так? Если, конечно, не секрет.

—  Нет, не секрет, — помахала она головой. — Однажды в детстве мальчишки-хулиганы сломали у меня скрипку, хотели отобрать. Сюжет почти по одному хорошему советскому фильму, увы, сейчас уже подзабытому многими. «Каток и скрипка» называется. Меня выручил тогда другой мальчишка, побил их, а я, напуганная, прибежала домой и даже лица его толком не запомнила, отблагодарить хоть как-то. На концерт, например, пригласить или сходить куда-нибудь вместе погулять, познакомиться получше. Причем, однажды я его встретила, буквально на секунду. Но, его уже забирали с призывного пункта в армию, и у нас обоих, как назло, тогда ручки пишущей не оказалось, координаты друг друга записать. Да и я торопилась очень, а адрес свой он не успел оставить. Прослушивание у меня было назначено. А его уже военные какие-то в здание потащили на сборы. У нас всё же так устроено – кто когда остановился на минуту, и поинтересовался, у того кого тащат – чего тому надо?!! Это же нелогично и неправильно на шаре цвета хаки(*30).

— Печальная история, надо сказать, — согласился журналист.

— Не то слово! — Ответила Светлана. — Всё один к одному. Я его больше никогда не встречала. Дело еще и в том заключалось, что скрипку у меня тогда сломали серьезно эти хулиганы, и казалось, никакой надежды нет. Время было тяжелое: у родителей денег нет, а на сломанной никак играть!! А впереди конкурс. Я в слезы, в комнате закрылась, сижу реву и не знаю, что делать. Здесь мама с папой заходят, говорят:

— Там Сережу Бодрова показывают, будешь смотреть?

Я сразу к телевизору и прильнула. Я была влюблена в него тогда безумно, да и многим он в те годы казался лучиком света в царстве тьмы – красивый, добрый, умный.

И вот он дает интервью и как специально в экран на меня смотрит и говорит:
— Наверное, самое страшное — потерять то, из чего ты состоишь.

И у меня как всё перевернулось тогда. Подумала: а как бы Сережка мой поступил бы в этой ситуации?!! Наверное, не стал бы реветь. Я целый день и ночь ремонтировала свою скрипку, но всё равно ревела белугой, клеила, струны подбирала, и к утру она была готова. Потом я упорно привыкала к ее новому звучанию, но когда я вышла и сыграла Моцарта, а затем взяла первый приз, я поняла, как он оказался прав тогда!!! Чтобы не потерять себя, нужно всё всегда и доводить до логического конца, как бы тяжело ни было. А после можно и к «пощёчинам» переходить. Жду Вас на концерте. — Она снова улыбнулась и вместе с мужем направилась к встречающим, всё же на секунду мимолетно зацепив меня с дочерью взглядом, и прошла мимо, помахав кому-то при встрече рукой.

— Ну что ж, — подумалось мне, и я послал ей мысленно воздушный поцелуй, — пусть она проживет именно такую Жизнь. Может быть, и не самую простую, но отвоеванную ею же самой у Системы — собственную Жизнь.

А я, Илья Сорокин, он же Тэдд Вагровски, и лукавый его разберет кто ещё, в свою очередь, уже знаю, что вся информация о случившемся может автоматически стереться из моей памяти буквально через несколько секунд. Adios Amigo.

Всё это время мне была отведена роль ведомого, ментальность, видите ли, подходящая… Ну что ж, посмотрим. Ныне, дамы и господа, настала пора побыть и мне немного «ведущим», запустив свою головоломку, от которой могут закипеть многие бортовые процессоры. Я же оказался достойным учеником?!! И единственное чего по-настоящему Моцарт не предусмотрел и не увидел – это один малюсенький тайный секрет от Вселенского совета в моём лице. В бесконечно сложной структуре моего человеческого мозга даже Февральский не смог отыскать один потаенный закуток… И теперь я просто хочу успеть отправить опять же маленький и ничего незначащий электромагнитный импульс не успевшего полностью раствориться в небытие сияния Вечности транзитера … в никуда. Не я первый, не я последний в этом бесконечном космическом круге. И убрать бы меня на следующем этапе – да нельзя…у Ильи Сорокина есть ещё дела, и госпожа Мара вынуждена будет подождать. Иначе у моего бывшего учителя всё полетит в тартарары!!!

Так что неподконтрольный никому и ничему закон сохранения импульса обязательно сделает своё дело. У него то уж точно никакой «ментальности» не найти. И уже мой тайный ученик из одного умирающего брошенного и забытого всеми белого гетто найдёт способ как распорядится этой инфой. Удачи.

И ещё… Пусть моё прощение в забытье от лица всех проклятых поэтов, а не ответное проклятие летит в сторону безумной Системы. Это более конструктивно, по сравнению с тупой ненавистью в порочном круге без начала и конца.

За пораженья дух, за безнадеги время,
За глупость мудрецов и мудрости глупцов,
За выстрел что тебе жестокостью отмерен,
За темноту, сравнявшую и зрячих, и слепцов
За темнотою той, когда уже навечно,
За всё тебе сказалось, быть может, сквозь века,
За винтик у Системы ты будешь жить, конечно,
За то, чтоб, быть Собою… рискни где «безнадежно», а кромочка тонка.

Вот о чём мне попытался сказать в последнее мгновение своей жизни мой собственный Зверь Амахасла — несчастный доктор Долгих, примеривший на себя разум безумца, надеясь и зная, что я додумаю и пойму, то, что ему не было дано договорить на этой маленькой хрупкой Планете…Главное в Системе – отсутствие самой Системы!!! Никаких заранее запрограммированных шаблонов и «постоянных».

Кроме Чести, Семьи, Нравственности…

В этот момент внезапно где-то внутри меня нечто неуловимо-неосязаемое надрывно и негромко треснуло, оборвавшись гулкой безотрадной брошенной тишиной в бесконечности, летящей из ниоткуда в никуда под Вселенскую невероятную космическую симфонию бытия, никем не придуманную, и не услышанную, до самого финальной ноты.

Время покажет – надолго или навсегда…

P.S.
Анна Ахматова
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
 
Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой.
 
А здесь, в глухом чаду пожара
Остаток юности губя,
Мы ни единого удара
Не отклонили от себя.
 
И знаем, что в оценке поздней
Оправдан будет каждый час;
Но в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.
(1922 год).
*1-Я вернусь. Игорь Тальков.
*2-Имя персонажа одноименного мультсериала. Студия «Toonbox» (Россия).
*3-Персонаж романа Джона Фаулза «Коллекционер».
*4-За розовым морем. Татьяна Овсиенко.
*5-“Бойня номер пять, или Крестовый поход детей». Курт Воннегут.
*6-“В августе 44-го».
*7-Я знаю, что ничего не знаю (лат.).
*8-Фраза из фильма «Асса».
*9-Выражение формула из романа Джорджа Оруэла «1984».
*10-Фраза из фильма «Быть Джоном Малковичем».
*11-Герой лондонского фольклора 19-го века.
*12-Отсылка к фильму «Молодость». Режиссер Паоло Соррентино.
*13-Строки из песни группы «Китай».
*14-(Фр.)-посылка.
*15-«Закрытые страницы истории». Страница четвертая – черная, цвета безысходности и зла. Брат на брата. Александр Горбовский, Юлиан Семенов.
*16-Из кинофильма «Агония». Режиссер Элем Климов.
*17- Анатолий Федорович Кони «Избранные произведения». Москва. Государственное издательство юридической литературы, 1956 год, стр.502.
*18-«Ой, ты, травушка зеленая». Группа «Сектор Газа».
*19-IRL – аббревиатура, которая расшифровывается как in real life и в переводе означает «на самом деле» (Прим. ред.).
*20-«Хождение по мукам». А.Н.Толстой.
*21-Повесть Евгения Дубровина.
*22-Против (лат.)
*23-«Некому берёзу заломати». Александр Башлачёв.
*24-«Хочу перемен». Группа «Кино».
*25-Персонаж из романа «451 градус по Фарингейту». Рей Бредбери.
*26-Персонаж из романа «Мы». Евгений Замятин.
*27-Персонаж из романа «Заводной апельсин». Энтони Берджес.
*28-Гагарин. Сказка». Александр Коммари.
*29-Отсылка к песне «Границы Руси» группа «Планетарий» и роману Федора Михайловича Достоевского «Братья Карамазовы».
*30-«Шар цвета хаки». Группа «Nautilus Pompilius».