Из воспоминаний погибшего бойца

        Это был конец. Жалкая кучка против легиона. Одинокий штурмовик в самоубийственной атаке на колонну. Но нет, жалкими мы не были. Каждый понимал, что не увидит захода солнца, что лучше ему его не увидеть. Мы были обязаны сделать своё дело, как делали его всегда; просто умереть, потому что наша смерть – это много жизней. Но и в рывке к смерти каждый собирался уничтожить столько тварей, сколько получится. Даже больше, чем получится. Наверное, мы бы грызли их зубами в последний миг, если бы их зубы не были побольше нашего.
        Заиграли трубы, флейты, барабаны. «Знаменосцы» попытались поднять боевой дух и разбудить ярость отряда.
        Я был «знаменосцем». Мы собирали вокруг себя бойцов, объединяя их. Пока играет музыка в наших – и их, соответственно, - сердцах, каждый будет биться до конца, невзирая ни на что. Быть может, мы не такие искусные бойцы, но даже лекарь может ткнуть скальпелем. А наше предназначение в другом.
        И мы «заиграли». Сотня бойцов, распахнув крылья, поднялась в воздух и обрушилась на многотысячную армию. Мы жгли, кололи, резали, рвали, развоплощали, уничтожали. Всех и каждого, до кого могли дотянуться. И умирали.
        Огромная армия клыкастых тёмных жадных до крови и душ тварей. Всё, что мы могли - это уничтожить побольше этих выродков. И тогда мы столкнулись в воздухе с порождениями Тьмы. Как могли, мы отбивались от этих ни на что не похожих тварей, защищая остальных, кто ни смотря ни на что пропахивал пехоту. Что может чувствовать идущий на смерть воин, когда вокруг него умирают братья, с которыми он ещё пару недель назад вместе рыбачили у реки, вместе гуляли в лесах, засыпали под одной крышей?..
        Когда нас осталось полтора десятка, мы отступили, перекрыв единственную дорогу, по которой могла пройти армия таких размеров. Собой. Как может сражаться тот, кто знает, что он обречён? Если вы подумали, о загнанной в угол крысе, то глубоко заблуждаетесь. С самого начала каждый мог уйти, просто развернуться и оставить других. Но каждый понимал, что если не мы, то кто подарит городу хотя бы несколько  часов на усиление обороны?
        Среди криков наступавших одиноко звучал барабан. Из всех «знаменосцев» выжил лишь я. Впрочем, это было ненадолго.
Первым погиб парень с левого края первого ряда. Его пробило насквозь шипом.  Или копьём в виде шипа. Пробило щит, его и остановилось лишь о щиты второго ряда. А потом первый ряд пал весь. Сгорели заживо. Мы попытались помочь, но даже остаточное пламя обожгло нас за нашими щитами. А первый ряд... они горели заживо. Мы смотрели, как горят их лица, как плоть с рук обгорает до костей, а потом сгорают и кости, оставляя на раскалённом камне лишь мелкую темно-серую пыль.
        Не знаю, как все, но я молился. Молил свет о помощи, просил защитить нас, просил подмоги.
        И в этот момент нас смяли окончательно, одним наскоком. Я был в центре второго ряда. Мы старались уничтожить всё, что движется, но какое там... Наскочившего на меня демона я принял в этом его наскоке на меч, замешкался, извлекая его, вроде бы ранил второго, пробившегося справа. И умер. Смолк последний барабан. Задний ряд ещё сражался, им было чуть проще.  Но что там происходило – я уже не видел.
        Странно. Я вспоминаю всё это, помню лица почти всех из пятнадцати. А имён не помню. Да и не знал, наверное, никогда. После я их никогда не видел, кроме тех снов, когда прошлое накатывает из глубин памяти. Мой дух нашёл новое тело, а что произошло с ними... возможно, это есть в архивах. Но, Отец Всемогущий, я не хочу туда заглядывать. И, я думаю, понятно, почему.