Сталь

      Они стояли около подъезда, жадно вдыхая никотин сигарет, думая каждый о своем. Последние дни високосного года выдались очень напряженными и холодными, а также сложными для них обоих. Ночной город утопал в холоде, продирающем тело насквозь, и сложно сказать, где было холоднее - в их опустошенных душах или на улице. Джеймс выдохнул последнее, что было в его сигарете, поднял глаза к небу, бросил взгляд на проезжающую мимо машину и обратился к Робби:
      - О чём думаешь? - спросил он.
      - Да так, о своём, - как всегда лениво ответил Робби, обновляя ленту Твиттера.
      - Вечно ты недоговариваешь!
      - Что?
      - Проблема современного мира в том, что люди перестали разговаривать, а оттого и понимать. Часами, не отрываясь, смотрят в свои пресловутые телефоны, от которых их и самих уже тошнит. Они бы и рады отказаться от этого, но виртуальная вселенная захватила и зомбировала их настолько, что они боятся потерять своих фолловеров и липовых друзей.
      - Это верно, но наступила новая эра, и сейчас человеческие отношения никому не сдались, так что заканчивай со своими публичными выступлениями, ты всегда был хорош на сцене.
     После этого последовала долгая пауза. Она была не неловка, они продолжали свой диалог, только на ментальном уровне.
      - Роб, скажи, а ты знаешь что такое любовь? - выжидающе спросил Джеймс.
      - Серьезно? Любовь? Какая к черту любовь, Джей? Вместе с ногами ты и мозг последний отморозил?
      - Ты помнишь, как пахли волосы Ви, когда вы виделись в последний раз?
       - У меня нет привычки обнюхивать людей, - усмехнувшись ответил Робби.
       - Дженни, ее волосы пахли морозом. В них было все самое прелестное, что хранит в себе зима. Знаешь, настоящее зимнее утро, смешанное с Шанель номер восемь и ментоловыми сигаретами.
       - Молюсь, чтобы когда-нибудь настал тот день, когда ты забудешь её, - непринужденно сказал Роб.
       - Даже представить не могу.
     Они пожали друг другу руки, развернулись каждый в свою сторону и разошлись. В голове каждого из них теперь была Дженни, их бывшая одноклассница.
     Робби любил её братской любовью, он знал про все её недостатки, в том числе нервные срывы. Он был её жилеткой, в которую она всегда могла выплакаться. Он был одним из тех, кому она нравилась, но не подпускал к себе близко, потому что знал - такие твари быстро парализуют твой мозг и превращают в одну из марионеток, играющих по их сценарию. Он видел то, какая она лицемерная и неуравновешенная, неуверенная в себе девочка, которая оттого и шагает по трупам, но все равно любил её.
     И Джеймс любил, но так, как нельзя было. Она была его первой любовью, они встречались несколько раз, и сколько боли она причинила ему за все это время, за пять лет, сложно представить. Она не выходила у него из головы ни на секунду. Но он не мог понять одного: та маленькая милая девочка, носившая все розовое, верящая в мир во всем мире, в которую он влюбился много лет назад, выросла и стала одной из многих, каких было миллионы. Она курила, материлась, исповедовалась, интересовалась религиями разных наций, зачитывалась стихами Бродского, смотрела исторические фильмы, три раза в неделю ходила в спортзал, красила губы бордовой помадой и обожала хамить, особенно незнакомым. Раньше она боялась войны, сейчас сама стала ею; все хорошее в ней сгнило, ориентир был утерян. Нравилась она всем лишь потому, что всегда и всем улыбалась. А за этой радужной оболочкой скрывалась маленькая девчушка, которую когда-то очень сильно обидели. Но Дженни не давала этой девочке выйти наружу, уже давно она поняла, что жизнь - это борьба. Она унижала, лгала, выгоняла и отказывалась. Но циклично, раз в месяц, она исчезала. Раскроем тайну читателю. Каждый месяц тридцатого числа она приходила на набережную и смотрела на закат. Её любовь к нему была настолько сильна и искренна, что каждый раз, наблюдая удивительное явление, улыбалась и закрывала лицо руками на несколько мгновений, как делала маленькая Дженни. Но закат проходил, а вместе с ним и её счастье. А затем по щекам её начинали струиться слезы: отчаяния, сожаления, сочувствия. Сочувствия всем тем людям, которым она когда - то сделала больно, чтобы не сделали больно ей, сожаления о том, что она не сможет быть тем легким светлячком, которым она была раньше, и отчаянием, ведь ей давным-давно стало противно смотреть на свое отражение.
     Но она вытирала их. Делала глубокий вдох, а затем резкий выдох. Она должна была, иначе сломается. И вот на её лице уже улыбка.