Робинзон. 2. 0

Робинзон 2.0.

- Земля! Земля!
Этот крик выгнал на палубу всех до единого – матросов и пассажиров. Даже мистер и миссис Гудбоди, которых не было видно уже дней шесть, отдуваясь и пыхтя поднялись по узкому трапу. Наверху царило оживление. Матросы повисли на вантах и махали шляпами, капитан Дювалл на мостике сдержанно улыбался и даже похлопал рулевого по плечу. А уж рулевой, рыжий Янссен, вовсе не скрывал радости, улыбался во весь свой беззубый рот. Толстяки Гудбоди присоединились к общему веселью. Заводилой, как всегда, был эсквайр Бэтчингтон, он лихо отплясывал в окружении своих многочисленных юных отпрысков разного пола. У корабельного плотника вмиг появилась в руках его знаменитая скрипочка, матросы в такт хлопали в ладоши, и к танцу подключились другие пассажиры. Над всеми возвышался пастор Валлентайн, его лысая голова металась над скоплением шевелюр, шляп, чепцов, как резиновый шар по поверхности моря. Зрительную трубу эсквайра передавали из рук в руки, всем хотелось взглянуть на долгожданную сушу.
Это без сомнения был остров, причем, не очень большой. Но даже без увеличивающего стекла было видно, что он густо покрыт зеленью, а значит, там есть вода, а возможно и фрукты или другие съедобные плоды. На многих островах в этих широтах водились также дикие козы, и матросы-охотники могли бы пополнить запасы свежего мяса. Вынужденная экономия пресной воды за последний месяц утомила и экипаж и пассажиров. Капитан ежедневно объявлял о снижении порции воды для взрослых мужчин, а неделю назад должен был сократить также и дамскую порцию. Это не было результатом недостаточного планирования или ошибок капитана. Четырехдневный шторм отбросил барк «Провиденс» на четыреста миль от намеченного маршрута, а последовавший затем штиль задержал их еще без малого на три недели. Капитан Дювалл собрал пассажиров в салоне и объявил о своем решении изменить маршрут. «Провиденс» должен взять немного южнее, чтобы оказаться у гряды островов вблизи устья реки Ориноко. Несмотря на то, что этот уголок океана недостаточно изучен, и острова эти не нанесены пока на большинство карт, капитан знает твердо, что архипелаг существует. Он состоит из почти дюжины островов разного размера, необитаемых, но богатых дичью и родниками. Если же попытаться и дальше следовать намеченным курсом, не делая крюк и не заходя на эти малоизвестные острова, есть риск остаться без припасов и не дотянуть до порта.
Мужчины согласились с доводами капитана, который показал свой план на большой морской карте. Женщины согласились с мужчинами. Матросы выполняли приказ. «Провиденс» уверенно шел десять дней, и на горизонте показалась суша.
Уже на закате барк встал на якорь. Отправиться на остров было решено рано утром. За ужином капитан принимал благодарности и поздравления. Эсквайр произнес прочувствованную речь. Был раскупорен бочонок хереса. Капитан Дювалл встал для ответного слова. И тут в салон вошел матрос, по имени, кажется, Пойнт. Он попросил прощения и обратился к капитану, прося его выйти. Встревоженное лицо Пойнта и его судорожно двигающийся кадык явно свидетельствовали о большом беспокойстве. Капитан извинился, бросил салфетку на стол и вышел с Пойнтом. В салоне повисла тишина, только некоторые из дам, наклонившись к мужьям, тихо спрашивали что произошло. Офицеры отложили приборы и ждали, что их могут в любой момент вызвать из салона.
Но капитан вернулся довольно скоро. Он снова сел за стол, как ни в чем не бывало, поднял бокал и, оглядев встревоженных пассажиров и офицеров, улыбнулся.
- Дамы, господа. Ничего страшного. Мы находимся вблизи острова, который по моим данным, является абсолютно необитаемым, как и соседние с ним. Тем не менее, матрос с топа заметил на суше огонь. Не яркий, похожий на обычный костер. Сейчас, в темноте, нет никакого смысла что-либо предпринимать. Но в планы завтрашней экспедиции я должен внести некоторые изменения. А именно: на берег отправятся исключительно мужчины. Дамы, мы не можем рисковать! Кто знает, чьи руки развели этот костер на берегу? Это могут быть дикари-людоеды, или пираты. А может быть всего-навсего бедняга, потерпевший в здешних водах кораблекрушение. Мы должны быть уверенны в безопасности. Лейтенант Питчем, подготовьте стрелков, раздайте мушкеты.
Окончание монолога капитана потонуло в негромком, но общем взбудораженном хоре. Новость была интригующей. Мужчины переглянулись, и пастор Валлентайн, как бы от лица всех пассажиров, обратился к Дюваллу:
- Капитан, я хотел бы уточнить, намерены ли вы в состав этой разведывательной экспедиции включить исключительно членов команды, или же некоторые из нас могли бы принести пользу, оказавшись в рядах этой группы?
- Падре, спасибо за ваш вопрос. Вы знаете, как высоко я ценю ваш рассудительный ум, как я горжусь пребыванием на моем борту мистера Бэтчингтона, сколь высокого мнения я, господа, обращаюсь ко всем присутствующим, о вашей выдержке и вашем мужестве, которые вы смогли продемонстрировать в полной мере во время ужасного шторма и последующих испытаний, выпавших на долю «Провиденса». Поэтому я буду польщен, если вы соизволите выбрать из своих рядов пятерых человек для участия в экспедиции.
После шумного одобрения, поднятого и выпитого тоста капитан продолжил:
- Что же до остальных, я почти уверен, что остров и его пока еще таинственные обитатели, или обитатель, не представляют опасности для нас. Как только мы сможем в этом убедиться, шлюпки доставят на сушу всех желающих. Я вполне понимаю и разделяю общее нетерпение вновь оказаться на земной тверди. Полагаю, завтра к полудню ситуация разъяснится, и мы сможем, дамы и  господа, отужинать под звездным небом прямо на берегу этого живописного острова!

Солнце стояло еще довольно высоко над верхушками пальм, когда матросы закончили сколачивать длинный стол и лавки. С корабля доставили скатерть и приборы, и под руководством корабельного кока праздничный стол был накрыт и сервирован с большим вкусом и изяществом. Матросы даже украсили его яркими тропическими цветами, собранными на острове. Ключевая прозрачнейшая вода заполнила бутыли и графины – остров оправдал ожидания. Вдоль берега были установлены факелы, но когда участники торжественного ужина начали рассаживаться, света закатного солнца было еще вполне достаточно. Дамы нарядились в лучшие свои платья, мужчины также щеголяли в костюмах, которые все время плавания находились на дне сундуков. Капитан, тоже при полном параде, стоял во главе стола.
- Дамы и господа! Позвольте сегодня мне уступить это место, которое я привычно занимал в течение всего нашего совместного плавания, достойнейшему человеку, знакомство с которым сегодня стало, возможно, самым потрясающим событием моей и без того богатой приключениями жизни. Для меня огромная часть представить вам единственного жителя и губернатора этого острова, приютившего нас и давшего нам свои плоды вместе с надеждой на благополучное продолжение плавания, как когда-то приютившего и подарившего спасение этому благородному человеку, мистеру Робинзону Крузо!
Капитан взмахнул рукой, и выстроившиеся во фронт стрелки одновременно подняли мушкеты и дали залп в воздух. Из плотных зарослей, обступивших песчаный пляж, вышел человек и направился к столу. Он был одет в странное платье, сделанное будто бы из шкур - короткие штаны и куртку почти без рукавов. Голову смуглого человека венчала не менее странная остроконечная шляпа, напоминающая колпак, также сшитая из шкур. Лицо незнакомца заросло густой бородой с немалой долей седины. На загорелом лице ярко горели возбуждением глубокие синие глаза, живые, полные ума и плохо сдерживаемого счастья.
Капитан торжественно прошествовал навстречу незнакомцу, крепко схватил его за руку, а затем обнял, прижал к груди, обернулся к столу и еще раз, не скрывая слез, воскликнул:
- Знакомьтесь, Робинзон Крузо! Человек, победивший одиночество!

Несколько раз сменили факела, лунный серп успел проделать немалый путь по звездному небу, а Робинзон все продолжал свой рассказ:
- Да, друзья мои, таков человек. Он выбирает в лесу самое большое дерево, чтобы сделать из него самую большую лодку. Но когда приходит пора дотащить эту лодку до берега, он понимает, что не рассчитал своих сил. Ее и сейчас еще можно найти там, на краю леса, почти сгнившую, но все еще величественную, лежащую как памятник человеческой самонадеянности. Что, падре, простите? А, еще хересу? Не откажусь. Я ведь почти забыл вкус вина, как и многие другие вещи. Например, улыбку женщины (он поглядел в глаза мисс Паддингтон, и она, зарумянившись, опустила взгляд), рукопожатье друга, шорох свежей газеты, крики детей, колокольчик экипажа и звон колоколов…
По морщинистым смуглым щекам Робинзона покатились одна за другой крупные беззастенчивые слезы, дамы вновь достали свои уже насквозь влажные платки, мужчины посуровели лицами, а пастор Валлентайн, скромно улыбаясь, осенил Робинзона крестным знамением. Робинзон, не утирая лица, поднял голову и возвысил голос:
- Не могу выразить ту меру благодарности, которую я испытываю к вам, друзья, и особенно приведшего вас сюда славного капитана Дювалла (капитан в ответ отсалютовал Робинзону), но я должен поправить моего спасителя. Да, пусть это и звучит не вполне скромно, я провозгласил себя губернатором этого острова. Но я не единственный его житель. Многие годы рядом со мной обретается когда-то заблудшая, дикая, а ныне вставшая на путь просвещения душа, мой друг и компаньон, мой подданный и мой верный товарищ в несчастьях и радостях. Спасенный мной когда-то от жуткой смерти дикарь, которого я нарек Фрайди, Пятницей. Его намеревались зажарить и сожрать его же соплеменники. Иди же сюда, друг мой, не бойся этих добрых людей. Простите его, милые леди, за не очень пристойный вид, но за все время, пока мы живем бок о бок, бедняга Фрайди так и не смог привыкнуть носить штанов.
Из зарослей, откуда совсем недавно вышел и сам Крузо, неуверенно появился человечек. Он шел настороженно, пригнувшись, затравленно улыбаясь и рыская глазами. На темном его теле была лишь набедренная повязка да множество разноцветных амулетов на груди, среди которых можно было заметить и самодельный, выточенный из дерева крестик. Пятница приблизился к столу, стараясь держаться ближе к Робинзону. Тот приобнял его за плечи, желая ободрить.
Сквозь общий удивленный гомон донесся голосок мисс Паддингтон:
- Мистер Крузо! Как же вам удалось спасти от каннибалов этого беднягу? Ведь их было, должно быть, очень много! Неужели вы не опасались за собственную участь?
Робинзон оставил Пятницу в толпе плотно обступивших его европейцев и, приблизившись к столу, подсел к мисс Паддингтон.
- Я расскажу вам, юная мисс, расскажу все без утайки…

На следующий день, после прогулки по острову, во время которой Робинзон показал гостям свои владения: пещеру в скале, домик, окруженный частоколом, склад припасов, скотный двор, хлебные делянки, все вновь вернулись на пляж. Обедать решили снова на берегу. Благо, погода это вполне позволяла. Капитан произнес пространный спич, в котором заверил уважаемого Робинзона, что доставит его в любую точку мира, куда бы тот ни пожелал, даже если ради этого придется обогнуть весь земной шар. На что губернатор острова, сердечно поблагодарив капитана Дювалла, совершенно неожиданно ответил отказом.
- Не сочтите за чудачество, многоуважаемый капитан, или за неблагодарность, но я вынужден отвергнуть ваше щедрое предложение. Вы предлагаете мне выбрать на мировой карте любое место, куда бы я хотел отправиться. Но я уже нахожусь в этом месте! Понимаю, что это звучит странно. Но за те годы, что я провел сначала в одиночестве, а затем в компании моего верного Фрайди на этом клочке суши, я многое успел передумать и осмыслить. Я размышлял о превратностях человеческой судьбы и о том, что привело меня на этот край света. Алчность! Гордыня! И другие пороки, распространенные в нашем обществе. Я впитал их вместе с пищей и ромом, которыми потчевало это общество меня сызмальства. Я был плоть от плоти его, и все недуги, которыми оно страдает, передались и мне. Они-то и привели меня на порог гибели. Но Господь дал мне по милости Его шанс на спасение. Он бросил мне под ноги твердь, которая приютила и спасла меня. Которая стала моим вторым домом. А правильнее сказать – первым и единственным. Да, господа, здесь мой родной дом, ибо здесь, на острове я родился заново и уже другим человеком. Свободным от общественных пороков, от ложных устремлений и фальшивых ценностей. Я обрел здесь подлинное счастье, и не хочу предавать свой остров, покинув его и променяв вновь на тот мир, от которого был изолирован. Таков мой выбор. Таков мой путь, по которому меня ведет Господь.
Пастор Валлентайн вскочил со своего места и подбежал к губернатору, воздев к небу свои длинные руки:
- Сын мой, милый Робинзон Крузо! Я как духовное лицо не могу не восхищаться вашими словами, полными христианского смирения. Страдания, которые выпали на вашу долю, очистили вас и привели на путь истинный. Но как человек, который привязан к своему дому, воспоминания о котором ласкают мою душу в дальних странствиях, я не могу не спросить вас: неужели вы не тоскуете по родной Англии? По своим родителям, если они конечно по воле Господа нашего, еще живы? По жене и детям? Ведь вы с такой любовью рассказывали о них. А за те годы, что провели вы тут, детки ваши наверняка выросли, нарожали вам внуков. Неужель не хочется вам припасть к их ногам, обнять их, приласкать родные сердца?
- О, падре! Сколь вы правы! Конечно, я вспоминаю Англию, с умилением и тоской рисуют мое воображение и моя память родные сердцу уголки. И мой маленький дом в Йорке, из верхнего этажа которого видно море. Море, которое притягивало меня с детства и которое разлучило меня с этим домом. И с моими близкими. Такова судьба. И кто я такой, чтобы оспаривать ее? Если Провидение забросило меня в этот пустынный уголок и сделало тем, кем я стал, я должен с благодарностью и смирением принять его веление, и остаться здесь до конца своего века, проводя дни в трудах и размышлениях, пытаясь просвещать по мере сил бывшего язычника Пятницу, а может когда-нибудь и его сородичей. Жить здесь, отказавшись от своего прошлого и от своих родных, которые, к тому же, по моему разумению, давно почитают меня погибшим. Возможно, супруга моя много лет назад снова вышла замуж, ведь наверняка ее признали вдовой. И детей моих воспитывал другой человек, став им родным. Именно он теперь нянчит внуков, о которых вы говорите…
- Постойте, постойте-ка!
Из-за стола поднялась упитанная фигура мистера Гудбоди.
- Вы сказали, дом в Йорке?
-Да, именно так. Там я родился, и оттуда отправился в свое странствие, оказавшееся таким продолжительным.
- Ваша фамилия Крузо… Не сын ли вы того немецкого купца, которого звали поначалу Крейцмер, и который лишь по приезду в Йорк стал именоваться Крузо? А затем женился на девице из Робинсонов… Выходит, фамилия матери стала вашим именем?
- Все верно! Отец мой был родом из Бремена и перебрался в Англию, будучи уже успешным торговцем. Но откуда вам известны такие детали?
- Мой отец и Крейцмер-Крузо были партнерами по торговле. Возможно, мы с вами даже встречались, будучи детьми. Но затем семья моя переехала в Ипсвич, и с тех пор я в Йорке не бывал. Однако же знаю со слов отца, что матушка ваша скончалась через два года после вашего бегства из дому. Ненадолго пережил ее и батюшка ваш…
- О, горе мне! Вот что наделала моя юношеская гордыня, ведь это я, своим непослушанием, своей дерзостью погубил их! Нет мне прощения. И не возвращаться на родину я должен, а пожизненно искупать эти грехи здесь…
- Простите, мистер Крузо, что я стал для вас недобрым вестником. Хотя с тех пор минуло уж больше двух десятков лет. Но сколь тесен мир! На краю света Провидение сводит меня с человеком, о судьбе которого я, пусть лишь краем уха, но слышал, в чьем доме бывал…
- О, мой старый милый дом! Кто теперь живет в нем, чьи голоса раздаются в его стенах?
- И про дом ваш я знаю. Пусть немного, но все же. Ведь это правда, что перед своим загадочным бегством…
- Скажите лучше – безрассудным!
- …Вы тайно сочетались браком с некой девицей Килсерк.
- Помилуйте, вам и это известно! Да, я был влюбленным мальчишкой. К тому же избалованным богатым мальчишкой.
После того, как обнаружился человек, знавший губернатора острова еще в бытность его англичанином, и известия о браке Робинзона гости острова, еще более заинтересовавшись, тесно обступили говорящих. Только мисс Паддингтон слегка побледнела и отошла к столу, где обеими руками взяла бокал с водой, и так и осталась стоять, немного в стороне от остальных. А Робинзон продолжал свою исповедь.
- Родители были против этого брака, особенно отец. Он считал меня – и теперь я готов признать его правоту – капризным незрелым ребенком, совершенно не готовым к такому серьезному шагу, как брак. Но я все делал по-своему. Захотел стать моряком – сбежал из дому. Захотел жениться – так и сделал. Целый год мы жили тайным браком, ни мои, ни её родители, ни о чем не догадывались. Я каждый день собирался признаться отцу, но при всем своем своеволии до ужаса боялся его гнева.
- Что ж, вы так и не признались?
- Признался. Но как и всё в том возрасте, сделал это трусливо и бестолково. Так и не насмелившись переговорить с отцом, я написал ему пространное письмо, в котором даже не просил прощения за свое непослушание, а просто сообщал как о свершившемся факте о своей новой семье. Именно семье! Потому что к тому времени супруга моя уже ждала ребенка. И вот вместо того, чтоб заботиться о наследнике и жене, я бросил все и удрал в море. Нет, господа, я не заслуживаю вашего уважения!
- Полноте, Робинзон. Вы были молоды и конечно неправы. Но тому минуло много лет, борода ваша полна седины, а лицо – морщин. Это следы тех испытаний, что вам выпало пережить. Из всех этих трудностей и опасностей большинство из нас просто не вышло бы живыми. А вы не только выжили, вы не только справились и с голодом, и с дикарями, но и победили самое трудное – свои собственные грехи. Здесь, на этом острове, говорю вам я, отец Валлентайн, прошли вы истинное Чистилище, и Дух ваш превозмог Божьей помощью все грехи и соблазны, возвысился и окреп. Не судить нам вас впору, а брать в пример и подражание.
- Спасибо, добрый падре, за ваши слова. Наверное, вы правы. Правы в том, что тот мальчишка, что сбежал от жены и родителей, не дождавшись даже собственного отцовства, бесконечно далек от меня нынешнего. Я стал совсем другим человеком.
- Вот именно, Роби…, мистер Крузо! Вы не должны корить себя за свершенное так давно, совсем в другой жизни!
- Спасибо и вам, милая мисс Паддингтон. Мне бесконечно важно ваше прощение и ваше уважение…
- Но, мистер Крузо, не любопытно ли вам узнать о дальнейшей судьбе вашей супруги и вашего ребенка?
- О боже! Действительно, у меня ведь есть ребенок! Это сын? Или дочь?
- Мне известно не так много, но кое-что я мог бы поведать вам, уважаемый Робинзон, и вам, друзья.
- Продолжайте, мистер Гудбоди.
- Со слов моего батюшки я знаю, что Меридит, супруга юного Робинзона, разродилась двойней вскоре после его таинственного исчезновения. Когда оба родителя Крузо почили, дом остался Меридит и детям, сыну и дочери. Насколько мне известно, они и поныне живут там: мать семейства, взрослый сын с женой и тремя детьми, и взрослая дочь с мужем и двумя детками.
- Всевышний! У меня пять внуков!?
- Да, но вряд ли вам удастся когда-нибудь назвать этих малышек своими внуками. Через несколько лет после вашего отъезда дошли вести о вашей гибели. Их сообщил некий моряк, якобы видевший своими глазами, как вам перерезали горло в какой-то стычке то ли с пиратами, то ли с работорговцами. Он расписывал вашу смерть в таких ярких красках, что не поверить было невозможно. Так что, вы были отпеты и официально признаны погибшим. Вдова носила траур почти три года. А еще через пару лет вторично вышла замуж. За торговца из Йорка, с которым я также немного знаком. Это и объясняет мою информированность.
- Что ж! Трудно винить в этом бедную женщину. Она считала, что муж ее бросил, а затем сбившись окончательно с пути, погиб в пьяной драке. Я рад, что она все-таки нашла свое счастье.
- Насчет счастья, я бы не торопился с выводами. Муж ее оказался тем еще пройдохой. Он брал деньги под проценты без разбора, надеясь окупить их с лихвой своими сомнительными торговыми операциями. Но не тут-то было. Дела его шли все хуже, и наконец, кредиторы, объединившись, подали на него мировому. Судья посчитал дело ясным, каковым оно, по сути, и было. Бедолага выслан на каторгу, а имущество его должно было пойти с молотка.
- Что ж за горькая судьба выпала этой бедной женщине! И что же, она, и ее дети, и их семьи, все они оказались на улице?!
- По счастью, нет. У бывшей супруги вашей оставались кое-какие личные сбережения, завещанные вашими родителями. Муж об этих деньгах не знал, иначе и их бы пустил на ветер. Она рассчиталась с основными долгами, но дом все же пришлось заложить. Насколько я знаю, в следующем году истекает срок последнего отсроченного платежа, и если дом не будет ею выкуплен, то отойдет банку. И вот теперь уж точно вся большая семья окажется на улице!
- Час от часу не легче! Вы рассказали ужасную историю, Гудбоди!
- Что делать, капитан, такова жизнь. Я не могу ничего добавить или убавить, равно как не могу и помочь беднягам.
- Простите, господа, мне надо побыть одному…
С этими словами Робинзон Крузо вышел из освещенного факелами круга (ибо за разговорами уже наступил поздний вечер) и исчез в зарослях. Общество молчало, пораженное услышанной историей. Но капитан прервал молчание.
- Вот что, господа. И дамы, конечно. Я, как и вы, нахожусь под впечатлением этой небывалой судьбы. Вчера мы узнали от этого человека о его невероятных приключениях в морях и на необитаемом острове, а сегодня – от мистера Гудбоди – о тяжкой судьбе близких мистера Робинзона, оставшихся в Англии. Полагаю, что вы, как и я не можете равнодушно отнестись к этому, как просто к прочитанному роману. Судьба Робинзона Крузо трогает меня, как моряка, до глубины души.
- А его христианский подвиг может послужить многим из нас примером!
- Именно, падре. Что уж говорить о судьбе его многострадальной семьи. Как мы видим, мистер Крузо окончательно и бесповоротно решил не возвращаться в Англию. Это его долг, так же, как и его право. И я вполне понимаю его резоны. И даже если предположить, что мы смогли бы уговорить бедного губернатора покинуть свой остров и отправиться на родину, что бы он смог дать своей семье! Полдюжины овец да костюм из шкур – вот и все его имущество. Он губернатор и властелин здесь, на острове, - и никто, абсолютный бедняк в цивилизованном мире. Ирония судьбы!
- Кроме того, извините, что перебиваю, капитан, возвращение Робинзона домой могло бы стать для его семьи скорее не радостным, а странным, неожиданным событием. Не всякий организм может выдержать такой удар. Человек, считавшийся мертвым, вдруг восстает с того света. А миссис Крузо? Выходит, она вышла замуж при живом муже и жила во грехе?! Нет, по размышлении, я склонен согласиться с самим Робинзоном, что возвращение в Англию не самая лучшая идея и для него и для его близких.
- Но что же делать, господа?! Не можем же мы просто уплыть отсюда, оставив бедного мистера Крузо в отчаянии, знающего, что семья его в крайней нужде и вскоре может оказаться нищей и бездомной!
- Да, миссис Гудбоди. Я к этому и веду. Не хочу никого принуждать и даже оказывать влияние на ваше решение, но призываю вас выслушать мой план, и если вы сочтете его приемлемым, присоединиться к нему.
- Слушаем вас, капитан!
- Я не богатый человек, но некоторые сбережения у меня все же есть. Узнав в эти дни невероятную историю мистера Робинзона, я решил, что это само Провидение привело нас на остров. Ведь это и название нашего корабля – «Провиденс». И раз мы оказались здесь неслучайно, наш долг помочь Робинзону.
- Но как? Ведь он наотрез отказывается ехать в Англию!
- Помочь ему, оказав помощь его семье. Я предлагаю создать фонд, в который мы все могли бы вложить посильные средства. И если этих средств окажется достаточно, фонд сможет не только выкупить дом семьи Робинзона, но и обеспечить беднягам сносное содержание. Господа, на нашем корабле собрались достойные и состоятельные люди. Нам под силу помочь удивительному человеку, о котором мы будем рассказывать своим потомкам. И чем же завершится наш рассказ? Отплытием? Одинокой фигурой на удаляющемся берегу, фигурой в позе отчаяния? Или славным христианским делом, достойным пересказа в поколениях?
- О как вы правы, капитан! Я бедный пастор и, к сожалению, в фонд Робинзона мне нечего предложить. Но я буду бесконечно молиться и за беднягу Крузо, и за его семью, и за вас, капитан, и за ваш фонд. И конечно за всех, кто поддержит вас в этом поистине христианском поступке!
- Я восторгаюсь вами, капитан! Вы высказали вслух то, о чем я думал. И сделали это решительно и красиво, черт меня возьми!
- Помилуйте, эсквайр, здесь дамы! И пастор.
- Простите, дамы. И вы, падре. Но я хотел лишь сказать, что готов сделать взнос в фонд Робинзона хоть сейчас. И сумма, уверяю вас, будет достаточной, чтобы родовое гнездо Крузо не ушло кровопийцам из банка!
- Браво, эсквайр! Браво, капитан! Да здравствует фонд Робинзона!..

Когда шлюпки оторвались от поверхности воды и медленно поднялись вдоль борта, Робинзон бросил заготовленный факел в огромную кучу хвороста. Костер вспыхнул сразу, превратив сумерки в ночь. Корабль растворился в темноте, но почти сразу на нем зажглось множество огней. А потом вспыхнул выстрел, и немного погодя до берега донесся грохот пушки. Робинзон стоял на берегу в свете костра и махал рукой. Рядом был верный Пятница. Огни на невидимом корабле начали двигаться, смещаться, судно разворачивалось. Робинзон продолжал стоять в той же позе.
- Ну ладно, пойдем? Вряд ли они нас видят. Для кого это представление?
- Ты не представляешь, Фрай, какая сейчас сильная оптика в этих трубах. Лиц они, конечно, не могут разглядеть, но точно видят, что мы стоим на берегу.
- Конечно. А зачем было такой огромный костер разводить? Стоим теперь тут как на сцене.
- Мы и есть на сцене. Это наша работа, и роль надо доиграть до конца. Если хочешь, конечно, получить гонорар.
- Хочу. Но сил уже нет, не терпится смыть эту дрянь с себя. И кто сказал, что дикари обязательно должны быть краснокожими? Хочу помыться, надеть чистое белье…
- Ладно, не ной. Я тоже устал. Тебе что? Знай себе на ломаном английском повторяй несколько фраз с видом идиота. А у меня и слезы, и неожиданные новости, и спасение, и непростое решение. Что сравниваешь?
- Я не сравниваю. Робин, ты, без сомнения, мастер своего дела. Куда мне! Но и все лавры достаются тебе. И всякие мисс Паддингтон тоже достаются тебе…
- Эй, по шее захотел?
- А что, не так? Я тут гуляю со своим обнаженным торсом, и хоть бы одна дамочка посмотрела на меня так, как они глядят на тебя. Нет, я для них что-то вроде обезьянки, экзотической зверушки. Надо, мне кажется, пересмотреть историю. Почему обязательно дикарь? Может, меня оставили пираты на этом острове, и я персидский принц? А? Как тебе идейка?
- Историю мы менять не будем, Фрай. Кто мы такие, чтоб ее менять? В конце концов, я здесь принимаю решения. Вспомни, откуда я тебя вытащил! Твои друзья, от которых я тебя спас, похуже любых каннибалов!
- Хорошо, хорошо. Ты у нас главный. Что дальше?
- Дальше? Через три недели еще один корабль. Капитан Чэрринг, помнишь его? И все, потом начинается сезон дождей. Поедем домой, в Сантьяго-де-Каракас, зимовать и тратить денежки из фонда моего имени. А через полгода обратно сюда. Работа есть работа. И скажи, что это плохо?