Тормоз

Ракетный дивизион въехал на обширную зелёную поляну среди берёзового леса. Поляна – бывшая деляна лесоразработки, была сплошь усеяна старыми, насквозь трухлявыми, берёзовыми пнями, чуть выступавшими из-за высокой сочной травы.

Соскочив с подножки машины, пожилой капитан Шурыгин, оглядел растительность под ногами и зычно с нарочитой досадой пошутил:

«Местность ху..вая! Здесь нету дури!» – и заржал, как жеребец.

Не прошло и полчаса, как пни по всему видимому пространству превратились в горящие факелы. Это закурившие после марша и присевшие на пеньки военные гасили об них свои окурки. Сухие гнилушки через несколько минут занимались тлением и вспыхивали весёлыми кострами, дразня зампотеха, который метался между пнями и командирами, грозя санкциями и требуя, чтобы залили огни водой. Поляна предназначалась под полевой парк спецмашин.

Ближе к вечеру на другой, более широкой, поляне были установлены палатки, развёрнута столовая и кухни.

Пользуясь свободным временем, после ужина мы развлекались, кто как мог. Одна группа колотила волейбольный мяч через натянутую на два столба сетку. Иные уединились в палатке, расписывая партеечку в преферанс. Возле нашего стартового агрегата, стоявшего неподалёку, намечалось какое-то шевеление. Я решил сходить посмотреть.

Подойдя, я увидел старшего лейтенанта Шумилова, который зачем-то пристраивал армейскую алюминиевую фляжку к выпускному штуцеру пневмосистемы (она идёт от воздушных баллонов для подачи высокого давления в ракету). Он насадил фляжку на резьбу и дал команду всем отойти от кормы в стороны.

Я наблюдал с левого борта, как вояки расступились по сторонам, приготовившись  с интересом наблюдать. Мне хорошо было видно, как мой начальник Витя Яковлев (или просто Петрович), открыв крышку баллонного отсека и закурив сигарету, ждал команды «на старт».
 
– Ну, чо? – крикнул он, обращаясь к Шумилову и взявшись за вентиль двумя руками.
 
– Можно подавать! – ответил тот, убедившись, что за стартовым агрегатом никого нет на расстоянии ста метров.
 
Витя крутанул и тут же вернул обратно рукоятку-«бабочку», подав в систему сжатый до четырёхсот атмосфер воздух. Раздался мощный хлопок, в течение которого мои глаза увидели, как то, что мгновение назад было солдатской флягой, насаженной на резьбу, в долю секунды превратилось в огромный «воздушный шар», и днище, похожее на глубокую тарелку с неровно разорванными краями, пулей улетело куда-то вдаль и скрылось в траве.

– Ну, чо?? – крикнул Яковлев, продолжая держать рукоятку в поднятых вверх руках.

Все дружно заржали. Шумилов озадаченно рассматривал то, что осталось от казённого инвентаря. Кто-то уже сбегал за донышком и принёс его. Потешаясь, «дутую флягу» передали старшему лейтенанту.
 
Закрыв люки, Петрович подошёл к Шумилову и взял обрывки в руки. Отворачивая глаза от сигаретного дыма, он, наконец, сказал:

– Ты на сколько витков навинчивал?

– На пол витка, – запальчиво произнёс Шумилов.

– Дурак, – сказал Петрович, – надо было на четверть витка. – Затем бросил «рваньё» в траву и размеренно пошёл вокруг машины в сопровождении облачка сизоватого дыма.

На следующий день вся техника была расставлена в полевом парке, оборудованном сделанным из жердей шлагбаумом и палаткой дежурного.

В низине возле леса маскировались в тени берёз боевые машины – стартовые агрегаты батарей.

Напротив них, на взгорочке стояли машины обслуги: заправщики, компрессоры и прочая нужная техника.

После утренних занятий, когда большинство военных из парка уже ушли, а некоторые подразделения ещё копошились, отключая зажигание и закрывая кабины, водители подразделения обслуживания строились на обед. Взводный подгонял опаздывавших, бросая рассеянный взгляд на «линейку» выставленных в ряд машин.

Ручник сначала заскрипел, затем свистнул и «мармон» медленно выехал из строя и, постепенно разгоняясь, покатился в сторону стоящих метрах в пятидесяти стартовых агрегатов второй батареи.

Гриха Симончук, водитель этой автоцистерны, который находился недалеко, разбежавшись своими длинными ногами и впрыгнув на подножку, открыл дверь кабины. Плюхнувшись на седушку, он попытался рычагом и педалями остановить бешено разогнавшуюся машину, но массивный пусковой стол, закутанный в брезентовый чехол был уже метрах в десяти. Единственное, что Гриха успел сделать, это упасть на пол.

Грохот и скрежет разнёсся по всему полевому парку и был слышен даже в бунгало командира бригады.

Несколько человек видели, как боец в чёрном комбезе запрыгнул в катящуюся машину. И, поэтому, сразу же побежали к месту происшествия, чтобы узнать, что с солдатом.

– Парень! Ты живой? – крикнул кто-то в глубь кабины с потаённой надеждой на чудо.
 
– Живой, – закряхтело гулко изнутри.

– Руки-ноги целы?
 
– Целы.

– Ну, слава Богу!

Узкий длинный нос машины въехал под зад МАЗ-543 так глубоко, что верхняя часть кабины смялась в лепёшку.

Для того, чтобы вытащить ЗиЛ-157 из-под покарёженной «жопы» старта, пришлось цеплять трос за полноприводный КрАЗ-топливозаправщик. Командир пострадавшего стартового отделения озабоченно «кудахтал» возле своего «хозяйства».

Когда толстый трос натянулся в струну, злополучный ЗиЛок немного подался назад. За ним дёрнулся стартовый агрегат, но потом отпустил свои «смертельные» объятья и «выплюнул» из-под себя то, что осталось от бывшей нейтрализационной машины.

Гриню с трудом достали из кабины, выломав дверь. На нём не было ни царапины, только лёгкая контузия от сильного удара и нервное потрясение.

Вскоре машину, взяв на жёсткую сцепку, отволокли в сторону и полевой лагерь на этом завершился.

Стартовый агрегат второй батареи с виду пострадал не слишком. Только пусковой стол, на который выставляется ракета перед стартом – эта мощная рама, сваренная из толстостенных труб, едва заметно деформировалась. Обнаружилось это на первых же занятиях с установкой «изделия» в вертикальное положение. Пузырёк уровня никак не хотел становиться в центр, давая крен градуса в три.
 
Никто не хотел мороки со сдачей машины в ремонт, включая начальника старта капитана Веденеева, который, в общем-то был ни в чём не виноват. Чтоб не раздувать шумиху, он выкручивался со смекалкой: подъезжая на привязанную точку старта, он давал бойцам указание выкапывать под левыми колёсами ямки, несколько раз заезжая и снова из них выезжая, пока пузырёк уровня не становился в центр.
Через несколько месяцев он уехал в другую часть на повышение.

Гриша Симончук продолжал водить машины. Однажды целый отряд ЗиЛов был направлен на работу в военный совхоз под Читой.

Утром, после планёрки, нам дали путёвку в рейс. Я был назначен старшим машины. Новенький ЗиЛ-131 легко «летел» под управлением нашего героя по гладкой асфальтированной трассе. Он, улыбаясь и причмокивая выпуклыми губами, что-то бормотал себе под нос.

Въезжая под горочку в какое-то селение, Гриха, ненароком, лихо разогнался и пошёл на обгон ехавшего впереди грузовика.
 
По «встречке» двигался красный «Москвич». Гриша, как заворожённый, давил на педаль, забыв про правила движения. «Москвичок» от греха подальше прижался к краю обочины и притормозил. Я видел, как водила крестился и таращил на нас глаза, сидя в кабине.
 
Сделав бесшабашный обгон, Гриня продолжал давить на газ, шало улыбаясь.

– Ты чего творишь?! Придурок! – крикнул я, отойдя от шока. – Убери ногу с педали!

– А що такее? – недоумённо спросил хохол, искренне глядя мне в глаза.

В это время нас лихо обогнала разукрашенная легковушка ГАИ. Из её открытого левого оконца махала форменная рука с полосатой палочкой. ГАИшка тормознула метрах в восьмидесяти впереди нас, открывая дверцы и выпуская сотрудника на дорогу.
 
«Во, блин! Вляпались, – подумал я. И сказал спокойно: «Тормози, приехали».

Ошеломлённый Гриха безропотно отдал инспектору своё водительское удостоверение, которое так и затерялось где-то в недрах ОблГАИ.

Ушедший на дембель Гриша Симончук, писал из дому гневные заявления, пытаясь обвинить меня в том, что он не работает по специальности, но это уже совсем другая история…