***

Прошлый век, начало восьмидесятых. Поезд Сковородино - Иркутск. Люди постарше еще помнят такую аббревиатуру - БАМ.
Слышишь время гудит БАМ!
На просторах крутых БАМ!
И большая тайга покоряется нам...
Это льется чуть ли не из каждого репродуктора драматическим баритоном Муслима Магомаева.
Поезд не спеша плывет под перестук колес. За окном унылые пейзажи. Зима.
Вагон влажный и небольшие струйки воды стекают по внутренней стороне стекла, видно вагон недавно пригнали из отстойника и поставили в рабочую цепочку.
Пассажиры разные и непривычные в восприятии. Много ряженных дембелей, ну таких, в офицерских гимнастерках, сапогах причудливой гармошкой и аксельбантами придворного адъютанта. Все жуют какую-то смолу. Угостили. Для приличия пару раз надавил зубами и тихонько выплюнул.
На редкой станции из вагона выскакивает шумная толпа молодых людей в трико, куртки поверх маек, у некоторых туфли на босые ноги. Через минут десять они так же шумно вваливаются обратно с ящиком пива и вязанкой вяленого минтая. Тару под пиво видно тоже купили. Кутеж.
Захожу в тамбур, следом - пожилой, крупный человек. Закуриваю. Сосед крутит в руках пачку "Примы", обуреваемый некими сомнениями.
- Дай-ка закурю твою, импортную.
Его фамильярность меня не смущает. Здесь все проще. Здесь иная цивилизация, другой мир. Его руки, такие же крупные, как и сам хозяин, истерзанные тяжелой работой, состоящие из мелких деталей, словно изрезанные мастером по дереву. Эти руки внушают доверие. Протягиваю ему пачку совершенно белых корейских сигарет.
Закуривает. Глубоко затягивается и кашляет. Так происходит несколько раз.
- Какие-то бабские сигареты, - замечает он, прищуривая глаз от едкого дыма.
Только тут я начинаю понимать, что он в несколько затяжек скурил фильтр.
Я не пытаюсь ему об этом сказать, смысла уже нет. Сигарета разгорелась, и сосед облегченно вздыхает.
Начинается монолог о работе на Севере, о предстоящем отпуске в Курской области. Обычный дорожный разговор, человека, истосковавшегося по дому.