Иссоп - очищение

Ари, прислонившись спиной к холодной стене, неторопливо растирает пальцами сухой цвет иссопа. Джах* опаздывает, как и всегда, а в пояснице уже с час как поселилась неприятная тянущая боль, пытающаяся разлучить его с относительно хорошим настроением. Но Ари упорно держится и даже почти не морщится, попеременно кося взглядом в правое окно. Джах всегда приходит справа, а его проказливая сестра Таня** - слева.
- Надеюсь, она не настолько сволочь, чтобы портить нам дружескую исповедь, - бормочет юноша, запрокидывая голову. Под потолком пляшут пылинки и белые перья. "Голубиные, - думает Ари, - а может и не голубиные вовсе. Кто этого Джаха знает".

Он вообще странный - из всевозможных храмов в свою честь выбрал самый захудалый и бедный. Говорит, сюда люди по зову сердца идут, а что стены обшарпанные и иконы выцвели - дело десятое. Можно подумать, в столичные храмы народ просто так шастает. Да и людей там всяко больше, силы наверняка немеряно. А так - приходится каждое воскресенье трястись в душной электричке, дабы добраться до этого забытого богом места.
Хотя нет. Получается, не такое уж оно и забытое.

- В столице люди зачастую идут в церковь для галочки. Или из-за угрызений совести: мол, как это так, бог всё дал, а я как дурак сижу на попе ровно, нужно поблагодарить Всевышнего, авось что ещё обломится, - Джах появляется в оконном проёме - конечно же в правом - освещённый закатными лучами, - привет, - говорит, - я немного опоздал, прости. Иди скорей сюда, вылечу твою поясницу, а то у нас не разговор будет, а сплошное мучение.

"Забавно то, - думает Ари, неловко поднимаясь с пола и подходя к прибывшему, - что на него совершенно невозможно злиться. Даже если опоздал на целых два часа. Или, чего доброго, на вечность. Это такие пустяки, потому что рано или поздно он обязательно придёт, можно не сомневаться, и сей факт, ясен пень, всё окупает".

- Думаешь, люди в этом захолустье более благочестивые? - Ари облегчённо вздыхает, когда отступает боль.

- Уверен на все девяносто девять целых и девять десятых процента. А почему бы, собственно, и нет. Деревенские ближе к истокам, не то что городские.

- Ладно, не буду спорить, тебе виднее.

Но Джах всё равно поясняет:
- Самое интересное то, что Таня моя терпеть не может этот храм, что, впрочем, не мешает ей появляться тут в самые неподходящие моменты. А вот городские храмы она, не побоюсь этого слова, - дружище лукаво подмигивает, - чуть ли не боготворит.

- "В деревне бог живёт не по углам, как думают насмешники, а всюду..." - невпопад цитирует Ари. Поясничную боль теперь с лихвой компенсировали так же мерзко ноющие виски. Но это обычное дело. Ответная реакция на его неверие. Иногда Джах шутливо взывает: "Уверуй же в меня, неразумное чадо, и будет тебе счастье. И, если будешь себя хорошо вести, в придачу получишь конфетку и жизнь после смерти", - и потом хором смеются.

Довольно забавно видеть вместе человека, не относящего себя ни к одной из ныне существующих религий, и самого Всевышнего, который ведёт себя как великовозрастный ребёнок, попеременно кидая в своего друга шишками или желудями. За пределами церкви, само собой. Не хватало ещё разгромить то, что люди создавали в твою честь. Некрасиво получится.

- Джах? - Ари переступает через порог храма и зажмуривается от лучей яркого закатного солнца, что бьют в глаза.
- Да, друг мой, - рассеянно отвечает Джах, поглядывая на покосившееся строение. Слева появились какие-то неприличные надписи и намёки на граффити. Это натворили городские ребята, приехавшие к бабушке на летние каникулы. Мужчина качает головой и вздыхает. "Святотатство", - сказали бы те же бабушки.

А ему просто обидно. Эти малыши и не задумывались никогда о том, кто спасал их от родительского гнева за разбитые чашки и от полицейских, чуть не поймавших их за расписыванием мостов в пять утра.
- Мне кажется, - неуверенно начинает Ари, - что я всё же в тебя верю.
Джах сгибается пополам, подавившись глотком воздуха:
- Серьёзно?
- Ну, сам подумай, - юноша смущённо топчется на месте, - вот ты есть. И поясницу мне лечишь, и советы даёшь, и Таню при мне на все лады костеришь, обещая в её угодья своих птенчиков послать, дабы всё там благословили - в назидание. Она тебе, кстати, всё никак не простит три утерянных круга Ада. Я бы тоже не простил. Представляешь, было двенадцать, а стало девять. Тут бы кто угодно обозлился, да. Но мы не о том. Понимаешь, я почему-то раньше думал, что верить в бога это... ну, стрёмно, что ли. Думал, обязательно нужно поклоняться, читать молитвы, бояться. На деле же всё наоборот оказалось. С тобой так весело - как с самым лучшим другом. И мне почему-то кажется, что так и должно быть. Или я ошибаюсь?
- Ты всё говоришь верно, - усмехается бог.
- Так и вот... тогда почему же у меня до сих пор болят виски?
- Болят? Уверен? - Джах расплывается в широкой улыбке, Ари удивлённо хватается за голову. От недоверия жмурится.
- Ух ты! Джах, как это?.. Джах?
Но бога уже нигде нет. Храм пуст и одинок.
- Эй, это не смешно! Как ты можешь портить такой трогательный момент, блин?! Джах!
- Не кричи, - от стены отделяется тень, с каждым мгновением обретающая плоть. Таня.
- А ты тут что потеряла?
- Ничего. Ненавижу это место, но братишка попросил быть. Не могу ему отказать. Так вот, о чём это я... а! Теперь ты не увидишь его, дружок.
- Почему?
- Потому что уверовал. А раз ты веришь, то зачем лишние доказательства?

...
Он потом целый месяц приходил в этот храм в надежде увидеть давнего друга, но так никого и не встретил.
Зато жизнь вдруг резко наладилась. По утрам всегда просыпался в хорошем расположении духа, с вдохновением научился договариваться, гитару новую купил, по вечерам глядел на закат с крыши девятиэтажки - нашёл-таки ключ, ну слава богу!

Да, богу.

С ума сойти.
_____________________________________________________
* Джах - от "Jahve", одно из имён бога.
** Таня - от Сатаны. Не спрашивайте, каким образом. Сам не понял.