5. Продлят нам лето и духи, и дети

                По 5-му сонету Шекспира.

Изящной тонкою работой  время
растит прелестный образ – идеал,
но смерть приносит дивному творенью 
старения морщинистый финал!

Тираном время гонит роскошь лета
под зимний меч, косящий жизнь листвы;
безжалостно лишив тепла и света,
укроет снег и  травы, и цветы.

Пропала б в памяти вся прелесть лета
под саваном холодным на земле,
когда б, не позаботившись об этом,
мы не хранили запах в хрустале.

И пусть зимой цветы теряют  вид –
флакон их сущность долго сохранит!




Оригинал и подстрочник А. Шаракшане.

      Those hours that with gentle work did frame
      The lovely gaze where every eye doth dwell
      Will play the tyrants to the very same,
      And that unfair which fairly doth excel;
      For never-resting time leads summer on
      To hideous winter and confounds him there,
      Sap checked with frost and lusty leaves quite gone,
      Beauty o'ersnowed and bareness every where:
      Then were not summer's distillation left
      A liquid prisoner pent in walls of glass,
      Beauty's effect with beauty were bereft,
      Nor it nor no remembrance what it was.
      But flowers distilled, though they with winter meet,
      Leese but their show; their substance still lives sweet.


      Те часы, которые своей тонкой работой создали
      прелестный образ, на котором останавливаются все взгляды,
      поведут себя как тираны по отношению к нему же
      и лишат красоты то, что все превосходит красотой,
      поскольку неутомимое время ведет лето
      к отвратительной зиме и там губит его:
      соки будут скованы морозом, а пышная листва исчезнет,
      красота будет занесена снегом, и всюду будет голо.
      Тогда, если эссенция лета не была сохранена,
      жидким узником, заточенным в стеклянных стенах,
      вместе с красотой будет утрачена ее животворная сила,
      не станет ни красоты, ни памяти о том, какова она была.
      Но если из цветов выделена эссенция, то, хотя их постигает зима,
      они теряют только свой вид, а их сладостная сущность по-прежнему живет.