Пути Господни неисповедимы

Это сегодня, по прошествии более четырёх десятков лет, вспоминаешь его серьёзные слова и рассказы с лёгкой ироничной улыбкой.

Это сегодня, познав всё сам, испытав и увидев воочию, почувствовав на собственной шкуре тяготы здешней жизни и труда местного населения, проживая вместе с ним в глухом «медвежьем углу» таёжного якутского края почти десяток лет, могу улыбнуться.

Это сегодня, почувствовав всем телом через одеревеневшую кожу дорогой куртки с натуральным мехом, через тепло унтов из оленьей шкуры да чернобурковой шапки-ушанки всю «прелесть» сорокапятиградусного мороза, пронизывающего тело через все эти натуральности, можно опять улыбнуться.

Это сегодня, поскакав по январской тайге в утеплённом УАЗике, постоявшем на морозе минут десять, как на верблюде по пустыне, подпрыгивая внутри не от неровности дорог, а от того, что «колёса замёрзли и стали квадратными», можно снова и снова улыбаться.

Это сегодня, направляясь к ближайшему магазину за хлебом в пятидесятиградусную стужу и, видя своё дыхание, шелестящее перед заиндевевшими глазами под закостенелыми белыми ресницами, которые от хрустящего шелеста ничем не укроешь, дабы видеть, хотя бы, тот путь, который через два метра упирается в стену густого холодного марева таёжного воздуха, можно просто рассмеяться…

Вспомнив…

Это сегодня, живя и работая в Якутии, понимаешь всю правду северной жизни, а тогда, в далёком 1975…

Дядя Виталя, муж маминой старшей сестры, тёти Гали, сколько себя помню в детстве, был непоседливым по жизни и скорым на принятие необдуманных решений. Быстро, словно спичка, вспыхивал в спорах за большим семейным столом, признавая только одну правильную точку зрения, свою, и мог на правах старшего, не считая тестя, помахать кулаками. Вот и с поездкой «за длинным рублём» на север решил моментально, устав выслушивать от жены упрёки о нехватке денег на дочерей, моих двоюродных сестёр. Да и среди родственников мужского пола, а это мой дедушка Коля, два его зятя и два его сына, он слыл, как бы сегодня сказали «мажористым», а в те времена просто щеголеватым и бахвалистым. Любил «напустить туману» и блеснуть «красным словцом», что свободен в своих решениях.
Свободен и свободен, собрал нехитрый скарб в брезентовый рюкзак и отправился по Сибири и Дальнему Востоку «деньгу зашибить». Уехал и уехал, может, и горевали да не очень-то вспоминали, зная, что скоро вернётся домой. Не может на одном месте долго сидеть, не его это…

Не было его с год, наверное, а тут:
- Лёнь, - мама встречает в прихожей вечером папу с работы, - Виталька вернулся с северов. В субботу все у папы в бане собираемся, слушать будем нашего северянина, - с улыбочкой сказала она, предполагая, что будут байки о северной жизни, ведь, никто и толком не знал, где он был и что делал, да и мало знали, с чем едят этот самый север.

А потом была суббота и вся семья из восемнадцати человек собралась в большом дедушкином доме и после поочередной посемейной помывки взрослые выпивали с бабушкиными пирогами, соленьями и варёной картошкой. Всё, как обычно, если бы не ждали дяди Виталины рассказы о тайге и трескучих морозах. А он и не торопился рассказывать, если бы не самогон, развязывающий языки похлеще пыток в застенках гестапо. И наступил момент, когда «Остапа понесло»:
- А что? И в снегу замерзали, и в тайге терялись, - начал хвалиться дядька, выпив изрядную порцию дедушкиного зелья.
- Виталь, ты головы нам не морочь! – прикрикнула на него жена, - расскажи, как ты за Полярным кругом кедровые шишки собирал? Он же нам полный рюкзак их привёз! А как сырую рыбу и сырое мясо ел, расскажи! – она выскочила из-за стола, побежала в сени.
- А что? – заладил он. – Метели как завоют, сугробы по самую крышу дома заносят. До туалета по верёвочке ходим, натянутой от вешки к вешке. А ходим только по двое, что бы один садился, а другой с палкой стоял, отбивал, иначе никак. Да и рыбу ловили в Ледовитом океане, в сугробах замораживали и сразу ножом резали на тонкую стружку. Строганина называется…

Классный он был рассказчик, горазд заливать сказки да байки, а мы, детки от двенадцати до двух лет, сидели и, открыв рты, слушали, как он в тундре кедрач валил и орехами питался. Как он на медведя ходил с ножом столовым да оленей на скаку останавливал. Слушали, шушукались под столом, таскали из его рюкзака и колупали орешки, доставая их из крупных кедровых шишек.
- Виталь, - опять подначивает тётка, - а ты расскажи ещё, какое оно, Северное Сияние? Ты мне вчера рассказывал. А ещё, какие сосны в тундре до небес и стройные. А еще…
- Да уймись ты, Галка, - дедушка цыкнул на свою старшую дочь, - пусть зять сам сказку сказывает, - и улыбнулся в седую бороду…
Вечер долго струился рассказами дяди Витали…

Мне тогда было девять лет и я не знал, почему дедушка так ругается и как-то странно улыбается в бороду, неспроста. Я тихонько сидел, схлёбывал «лапшу с ушей» и показывал Ленке, младшей дяди Виталиной дочке, что бы притащила ещё шишек. Папа её сильно любил и никогда не ругал за тайком взятые вкусности…

Дядя Виталя долго ещё «заливал соловьём», то и дело прикладываясь к очередному стакану. Никто из взрослых и не думал его останавливать, хотя, почти все знали, что это чистейшей воды басни. Что ни в какой тундре он не был и тем более там нет кедровых деревьев, а был он всего лишь на севере Иркутской области и даже не в лесу, а на станции подрабатывал смотрителем железнодорожных путей. Да, деньжат немного привёз, а все байки услышал от соседа по комнате в железнодорожной общаге, у которого и купил старенькие чёрные унты, что бы пофорсить перед роднёй. Только и сделал сам, что где-то по случаю набрал кедровых шишек целый рюкзак…

Однажды ночью, когда мы на служебной машине ехали по таёжной трассе домой, в посёлок, наблюдая ночную дорогу в свете фар, я и вспомнил с улыбкой эти байки дяди Витали. Сам к тому времени уже «хлебнул» и морозов за пятьдесят, и заносов по дороге, «жучков» в автомобиле на зимней ледовой трассе. Сам знаю, где в Якутии показывается на глаза местному жителю Северное Сияние и в каких улусах растут кедрачи. Сам попробовал строганину из нельмы и тайменя, вкусил мороженой жеребятины и местного деликатеса жеребячьего жира…

Улыбка долго ещё не сходила с моего лица, вспоминая те далёкие 70-е, в которые бы никогда не подумал, что многое из рассказанного дядькой увижу и испробую сам…
«Никогда не говори никогда», золотые слова…

26 января 2017 года