Новыми старыми маршрутами

Почти незамеченными пролетели майские праздники со своими посадками, высадками, прополками и поливами овощей на грядках возле дома. Между делом, если выдавалась такая редкая возможность,  мы посещали новую квартиру, наводили последний лоск в ремонте, приобретали то, чего не доставало для полного комфорта и мечтали переехать в нее наступающим летом, переехать в полностью подготовленные для многодетной семьи апартаменты. Нам очень хотелось отправить детей осенью в школу из нового жилья, как говорится «в новую жизнь из нового дома».

Работа текла своим весенним рутинным чередом, двухдневные разъезды по участку на траление или промеры перемежевывались недельными сидениями за бумагомарательной стезей и контролем над судами, еще не выпущенными в навигацию.

На пороге летнего сезона управление запланировало грандиозную работу по отсыпке бутовым камнем слабых мест канала, коих в нем было достаточно, уже лет двадцать ни один камень не укреплял откосы, а тут в министерстве выделили хорошие деньги на капитальный ремонт. В предстоящей работе должны были задействовать до десятка единиц различного погрузочного и буксирного флота с баржами, и мы готовили их к выходу, подгоняя капитанов и оформляя документы для контролирующих органов. Бутовый камень необходимой фракции и в большом объеме отыскали ни близко, ни далеко, а почти за восемьсот километров от самого канала, практически на границе Ростовской и Луганской области Украины, за седьмым, последним шлюзом водораздельной системы Северского Донца.

- Леонидыч, завтра приезжает Владислав Михайлович и ты вместе с ним на «Кунице» идешь до карьера, - с утра пораньше обрадовал меня Леонид Иванович.
- Наша задача?
- Посмотреть весь маршрут по Северскому Донцу, промерять глубины и дать картину, на какую осадку можно грузить бутом баржи и выгодно ли оттуда его возить. Объем перевозки большой и работы хватит всем буксирам лет на пять.
- Прекрасно, занятость будет, простоев не станет и глупостей на флоте уменьшится. Нам тоже хорошо, покатаемся с ними, - обрадовался я, понимая, что это новый для них маршрут, а мне на душу приятные воспоминания молодости и подъема по этой реке на земснаряде в далеком предалеком восемьдесят седьмом году…

- Привет, Леонидыч, опять мы с тобой идем, - поприветствовал меня начальник из управления, - посмотрим новые места.
- Добрый день, Владислав Михайлович, для кого новые, а я там работал почти двадцать лет назад, когда еще Союз существовал, - ответил в приветствии я и мы пошли на теплоход.
- Ну, тогда ты гидом будешь, расскажешь, как куролесил там в годы своей молодости.
- Договорились, Михалыч, расскажу.
На борту меня ждал Никитка, которого я решил взять с собой покататься, учебный год закончился два дня назад и мама отпустила его с папой. Илью, как главного помощника оставили дома, да он и не сильно-то хотел, ему лучше на улице с друзьями, совсем уже вырос из детских шортиков, а этому все интересно, тем более, рядом с папой…

Погода установилась солнечная, безветренная, чуть больше, чем за полсуток мы преодолели водохранилище, и дальнейший путь теплохода лежал по территории Нижне-Донского техучастка, где меня сразу обволокли теплым ватным облаком воспоминания начала моей карьеры и бурной молодости еще холостой жизни. Я рассказывал начальнику различные приключения молодых людей, вчерашних курсантов речного училища, прибывших в далекие восьмидесятые годы покорять воды Тихого Дона и сердца местных казачек. Хотя, второе необходимо было исполнять Вовке, чем он и воспользовался в первую же навигацию, привезя по ее окончанию молодую жену, правда, из хохлушек…

Так за мужскими рассказами и флотскими байками, вкусными обедами и ужинами, сидениями на носу теплохода и разглядываниями  прибрежной полосы цветущих Донских берегов, с их хуторами и станицами, городами и поселками, шлюзами и каналами, спустя сутки мы вошли в устье Северского Донца, одного из главных притоков Дона.
- В Усть-Донецк надо зайти, хлеба купить и продуктов, дальше негде будет брать, - пояснил я Михалычу, как старшему по званию и ответственному за маршрут.
- Хорошо, Николай Николаевич, заходи в порт, мы по магазинам прогуляемся, и ноги на берегу разомнем, - скомандовал он капитану теплохода.
- Захожу, - ответил капитан, поворачивая влево от разделительного буя, обозначающего развилку судового хода на порт и дальше по реке…

Мы приятно погуляли по городским улочкам небольшого современного казачьего портового города, построенного для речников. Крупный когда-то порт, как и все остальное речное хозяйство, захирел в годы перестройки и от работающих круглосуточно в Советское время полутора десятков портальных кранов остались пара-две крутящиеся башни, да и те работали только в светлое время.
- А когда-то они все не успевали грузы перегружать, я сам свидетелем был, что на внешнем рейде очередь стояла, - указывая рукой на ржавеющие остовы австрийских кранов, поведал с сожалением я своим спутникам, с которыми мы спускались с горы, где вдоль берега располагался сам город речников.
- Да уж, - только и ответил Владислав Михайлович, - такие махины импортные никому не нужны, жалко, умное железо австрийцы разработали и построили когда-то…

А дальше наш маршрут побежал куда интереснее, чем просто вниз по течению Дона, здесь мы пошли вверх, на течение и преодолевали еще старые, начала прошлого века шлюза с их ручным приводом подъема и опускания ворот камер. Владислав Михайлович не выпускал из рук современный цифровой фотоаппарат, все фотографировал, все ему было в диковинку и очень любопытно.
- Это же живая история Первой Мировой войны! – по-детски, искренне и наивно восклицал он, увидев деревянные ворота шлюзов и ручные подъемники створок, деревянные же будки начальников вахт и шандоры плотин на цепях, которые укладывались и поднимались от маленькой электрической лебедки, управляемой бабулькой, «Божьим одуванчиком» в ситцевом платочке.
Я, честно говоря, не понял, что он имел в виду, говоря о живой истории, сам доисторический деревянный и почти «ручной» шлюз или бабульку, настоящую боевую справную донскую казачку, моложавую и симпатичную, даже в свои...

- А что, я матрос на шлюзе, работаю уже сорок лет, все здесь знаю и умею, - ответила она Михалычу, когда он ее сфоткал, на память, - могу все показать и всем управлять, даже, молодой начальник у меня совета спрашивает…

Мы шли, и в спорных местах промеряли глубины, заносили в свои записи, понимая, что от них зависит объем груза, который смогут наши буксировщики везти по реке, безопасно везти, не боясь за корпуса и сам груз. Предварительно мы зашли в Константиновск и попросили у коллег планы промеров Донца, хоть, какие и нам выдали съемки пятилетней давности, оправдываясь тем, что никому этот приток до сегодняшнего дня был не нужен, поэтому давно и не снимали.
- Да там ничего не меняется уже двадцать лет, когда в его водах еще вот этот молодой человек работал на «Семьсот втором», - кивнул на меня производитель путевых работ, Валерий Иванович, который тогда, в восемьдесят седьмом году, был просто практикантом геодезистом Валеркой из Ленинграда.
- Узнал? – с интересом спросил я, тоже узнав в высоком усатом и с залысинами мужчине того самого веселого парня с изыскательской партии, по планам которой мы работали на Северском Донце.
- Конечно, ты почти не изменился, а это твой? – кивнул он на сына.
- Да, мой младший, старший закончил уже восьмой класс.
- Ну, хоть, какая-то помощь, не все подряд мерять будем, а только по вашим планам, - прервал наш разговор начальник, и мы пошли на выход, попрощавшись с прорабом…

Красивый ослепительно яркий восход третьего летнего дня путешествия «Куницы» по Северскому Донцу встретил нас на подходе к самому дальнему, самому маленькому, седьмому шлюзу. Теплоход стоял в зарослях кустов ракиты, пришвартованным к самой дальней тумбе длинной стенки нижнего подхода к камере, вокруг тихо и застенчиво стоял сказочный зеленый лес, по поляне перед ним летали паутины, а в его зарослях пели соловьи. Утренняя идиллия слегка смутила меня, вылезающего из носового трюма судна, мне показалось, что я сплю и вижу сказочный сон, тишина и полупрозрачный белесый туман, расстилающийся над рекой, были просто бесподобны и неподражаемы, неправдоподобны и нереальны. Приятное звонкое пение лесных птиц подкрепляло мое сознание райского наслаждения, так загадочно и непривычно выглядело раннее утро только начавшегося лета в этих краях. И это почти в самом сердце Руси!..

- А где Михалыч? – спросил я у капитана, сидевшего в рубке и слушавшего радио.
- Перед самым рассветом убежал в лес с фотоаппаратом, сказал, что к завтраку вернется, - ответил спокойно тот.
- А почему через шлюз ночью не прошли?
- Не пустили, начальника нет, а без его разрешения никого здесь не пропускают.
- Ничего себе, порядки, на границе что ли?
- Да, почти заграница, смотри, Леонидыч, совсем немного до Украины осталось, карьер почти на ней, - и капитан показал мне Атлас Северского Донца на той странице, где теперь существовало разделение между сопредельными государствами, раньше жившими в одной большой и дружной стране.

Тут с парапета шлюза на палубу теплохода спрыгнул счастливый Владислав Михайлович и с сияющей неподдельной радостью улыбкой на узком скандинавском лице зашел в рубку:
- Доброе утро, команда, как спалось?
- Как в раю, да и на палубу вылез, а здесь, вокруг, настоящий рай земной, - ответил я.
- Это точно, посмотри, что я наснимал в лесу, - и он протянул мне фотоаппарат, показал, как двигать кадры, все еще добродушно улыбаясь во все свои белые зубы, словно мальчишка, довольный новой игрушкой.

У него явно был хороший вкус и определенный творческий подход к фотографированию, кадры действительно изумляли мое воображение поэта, пишущего не один десяток лет стихи о природе Донского края, о Любви к своей Родине и вообще о жизни на земле. Четко подобранные ракурсы просыпающихся листочков на деревьях и умывающихся первыми каплями чистой прозрачной утренней росы. Неугомонные жучки и муравьи в своих вечных трудах и заботах, словно специально для кадра на мгновение застыли с ношей на спинах, бабочки, расправляющие прозрачные белые крылышки первым лучам солнца.
- Михалыч, да ты тоже поэт, только от фотографирования, здорово у тебя получается подловить красивый жизненный момент Матушки природы! – искренне восхитился я его жизнерадостным снимкам утренней зари, выполненным достаточно профессионально и с явной Любовью к этому.
- Я давно этим занимаюсь, всегда Люблю рассвет и закат подлавливать, словно природа сама показывает все свое самое лучшее перед сладким сном и после него, - пояснил он…

Потом мы завтракали все вместе и снова память восстанавливала мои прошлые года, некогда поднимавшиеся и спускавшиеся по этой тихой русской реке. Плотно перекусив за завтраком, мы решили навестить начальника шлюза, что бы он дал разрешение пропустить нас наверх, куда все-таки нам необходимо было попасть по работе. День стоял воскресный и на шлюз он приходить не собирался, поэтому нам пришлось навестить его дома, в небольшом хуторе, расположившемся на высоком песчано-гравийном холме правого берега.

Хатки с низенькими четырехскатными крышами, покрытыми соломой, плетнями из ивы вместо забора, самими низкими заборами из песчаного камня плитняка, сложенного друг на друга в шахматном порядке, что бы не развалиться – все мне опять и опять напомнило фильм «Тихий Дон» и Гражданскую войну двадцатых годов. Михалыч не выпускал из рук свой фотоаппарат и снимал все подряд, все больше и больше восхищаясь реликвиями казачьего быта, вот будет ему пища для размышления в столичном городе на Волге, как еще может жить глубинка в самом сердце России в начале двадцать первого века…

К вечеру того же дня мы добрались до заброшенного карьера природного бутового камня, который должны были открыть для наших перевозок. Впоследствии Владислав Михалыч расскажет мне его предысторию, когда это место с очень прочными гранитными слоями больших толщин и объемов обнаружили геологи после великой Отечественной войны. Они привезли пробы камня в Москву, а в то самое время рассматривался очередной проект строительства Волго-Донского судоходного канала, который наконец-то должен был соединить Волгу с Доном, и именно такой прочности бут был необходим для отсыпки его откосов и дна. На том и порешили и на правом берегу Северского Донца в конце сороковых годов прошлого столетия открыли карьер для добычи камня на строительство нашего канала, а потом его заморозили и просто бросили, как бросали в незапамятные времена все, что на тот момент не годилось для чего-нибудь. В наши дни, по истечении пяти десятков лет, когда канал отработал свой срок годности, а потребность в нем только возросла, и надлежало делать капитальный его ремонт. Для этих нужд и решили возродить старый карьер с его добротным природным бутовым камнем.

Утром, когда июньское солнышко вновь выглянуло своей лучезарной желтой улыбкой из-за макушек высоких и стройных берез, мирно стоящих раскидистой рощей на противоположном от нас берегу, мы отправились смотреть место карьера и берега для подхода судов. Пологий правый берег, видимо, отутюженный когда-то бульдозерами для подвоза камня автомобилями, только слегка зарос травой и кустарниками, а в целом, и сейчас оставался вполне пригодным для машин и бульдозеров. На берегу же мы нашли и хорошие места для обустройства «мертвяков», за которые будут швартоваться кран и суда с баржами, словом, можно было прямо сейчас идти и грузить камень, осталось только начальству договориться с карьером и начинать работы. Глубины на всем протяжении фарватера реки способствовали полной загрузке тысячетонной баржи, тем более, хоть, и небольшие, но на пути стояли шлюза и плотины, способные поддерживать необходимые глубины для наших судов. Нам оставалось доложить руководству канала о выполненной нами работе, приемлемых условиях и готовности места погрузки, а им предстояло дать команду отправлять сюда караван и начинать погрузку и транспортировку бута.

Поведав всю имеющуюся информацию диспетчеру канала по радиостанции, проведя еще одну сказочную ночь в теплой звездной тишине, на берегу Северского Донца, рано утром следующего дня мы отправились в обратный путь. А утром нам по радиостанции уже доложили о выходе каравана из плавкрана, баржи и толкача на Волгодонск и нам следовало туда поторопиться. Путь вниз по реке проходил гораздо быстрее, на каждом шлюзе нас уже ждали с раскрытыми верхними воротами и с зеленым светом светофора, без промедления пропуская дальше…

Через двое суток «Куница» поднялась четырнадцатым шлюзом в аванпорт города атомщиков, где на рейде нас ждал тот самый караван…