Старублёвы уши

Прозвища людям крепят разные, и за каждой приклеенной кличкой, не беру в пример тюремные, угадывается целая житейская история. Народец наш думкою богат, тем горше деревенский, потому рассказов, связанных с кличками и побранками – у каждого целый ворох за спиной. Расскажу прелюдию к образованию одного прозвища, с которым человек прожил долгую жизнь, ругался за которое не с одним спорщиком, и доходило до того, что с несколькими на корню рвал отношения.

Рос в деревне парнишка всем сорванцам сорванец. Непоседлив как малой котёнок, хитёр и прозорлив как дикий лисёнок. Улик не оставлял и на язык был горазд. Сопрёт что-нибудь – вожжами признание не выбьешь, хотя рука у деда была тяжела. Отговаривался столь ловко, что многое за недоказанностью отроку просто спускалось с рук. Вроде и не можно так правдиво привирать, как у него складывалась. Отговорки имелись на всё – там не был, тут не брал, и не бреши на меня попусту. Козырем его было – будешь наговаривать, так и буду поступать.

Повадился сорванец в какой-то послевоенный голодный год в соседский курятник похаживать. Хозяюшка подворья вдовствовала, но была молода, сильна и ухватиста – своих таких четверо по лавкам. Строга на безобразие – спасу не даст, коли какой бедоносец беду творить начинает. Своих не раз жгучей крапивой охаживала, когда забаловывались. Вдова держала курей, уток и гусей, благо копань у околицы.

Герой наш подворовывал у соседки яйца. Брал без разбора, каждую гнездовую кладку опустошая наполовину, и раз в неделю исподволь сдавал тёткам с рынка, не чуравшимся скупать за малые гроши ворованное. Первый раз залез без особого повода, но увидев наседку, вытащил из-под неё пару яиц и тут же насытился. На мальчишку не подумали сначала – свалили на кота. Дальше – больше. Почуяв безнаказанность, пацан яйца пить перестал, но начал забирать всё и у криц, и уток, и гусынь. Много-немного, но бывали недели, до пяти десятков яиц торговкам относил.

Вдова естественно беду просчитала, ибо яиц становилось всё меньше и меньше, а скорлупа битая под ногами не хрустела. Устроила засаду и на следующее же утро раннее воришку выловила, оттаскала за уши и задницу отожгла дубцом. Сорванец орал, плакал, вырывался, вымаливал пощаду, но соседка вошла в раж, и нечаянно случилось, что слегка надорвала воришке мочку уха.

Мать пацана решилась подать на соседку в суд. Тяжба обошлась одним днём прений, так как скрывать никто ничего не скрывал, а надорванное ухо налицо. Решение суда обязывало причинительницу вреда к небольшому штрафу в пользу государства и компенсационную денежную выплату семье потерпевшего в размере ста рублей.

За воровство пацана пропесочили на общем школьном собрании – в те поры это была самая действенная мера, мальчишка видимо осознал что смог, честно повинился и больше никогда ни в чём подобном замечен не был. Зато наисуровейшим наказанием для озорного пацана стало то, что на протяжении всей жизни вся округа называла его «Старублёвы уши»…