Кипучий

А.Н.ПАВЛОВ

КИПУЧИЙ

Общежитие.
– Эй, Исаак, просыпайся! Давай, вставай!  Хватит дрыхнуть.
Толкают в плечо, тормошат.
Взъерошенная голова. Глаз два выката. Обалделый со сна взгляд. Заругался.
– Чего вы, разорались-то. Зачем будите?
– Ты что в институт не идёшь?
– Как не иду? А вы?
– Мы-то на первую пару не пойдём. А может, и вообще сегодня отоспимся. Засиделись за картами. Но это же, мы. Ты ведь не пропускаешь, знаем. Вот и будим.
– А? Ну да. Тогда спасибо. Да ведь на улице ещё темно.
– Темно. Забыл что ли, ведь зима. Давай быстрее, опоздаешь.
Исаак вскакивает. Одевается второпях и бежит к дверям.
– Ты хоть в туалет забеги, да умойся.
–Ладно. В институте успею.
– Не забыл, живём на Малом-40. Идти быстрее, чем ехать. Ноги в руки и пошёл.
– Ладно уж, помню.
     Выбежал на улицу.  Народу никого. Добегает до проходной на 21 линии. Закрыто. К главному входу. Закрыто. Увидел – этажи во мраке. Заподозрил неладное. Снова  на 21 линию. На больших уличных часах два. Ночь.  Ах, за-ра-зы:
– Подшутили. Сволочи!
Бросился  обратно. В общежитие впустили со скандалом. В комнате мирно спали.

Лекции.
     Садится в аудитории за первый стол. Слушает в оба уха. Старательно записывает. Хватает ненадолго. Клюёт носом. Авторучка скользит по странице. Тыкается в щеку. Вздрагивает и просыпается. Раз, два…, ещё и ещё. Подпирает подбородок ладонью. Какое-то время помогает. Потом локоть скользит по столу. Рука подламывается. Голова срывается. Ошалело смотрит по сторонам. Начинает записывать. Через минуту-другую веки снова закрываются.
    Я никогда не мог понять, зачем он приходит на лекции. Не спит, не работает. Мучит только себя. На одной из лекций просто упал на руки и крепко заснул. Лектор не будил. Спит парень и спит. Бывает. Замаялся, видно, окончательно. Пара закончилась. Выходим из аудитории. Исаака остаётся спать. После перерыва аудиторию заполняет другой поток. Будят.
     Прошло много лет. Я сам читаю лекции. И вижу, что такие, как Исаак, есть и сегодня. Их желание не совпадает с их возможностями. Быт меняется, а люди остаются прежними.

Практики.
     Заканчиваем первый курс. Полевая практика по геодезии.  Лужский район,   местечко Вышегород. Вкалываем с раннего утра до позднего вечера. Наконец, зачёт сдан. Возвращаемся в Ленинград. До станции 25 километров. Как и в день приезда идём пешком. Устали. Ждём поезда. Некоторые пошли выпить пива. И вдруг, Исаак. Лицо в крови, под глазом огромный синяк. В чём дело? Недалеко от нас задрались между собой местные парни. Задрались и задрались. Мы их не знаем. Они не знают нас. Какие-то свои разборки. Исаак же вмешался разнимать. Что он полез? Одному богу известно. Роста мелкого, силой не отличался. Он походил на слесаря-интеллигента Виктора  Михайловича Полесова с его кипучей натурой в «Золотом телёнке» Ильфа и Петрова. Что-то в этом роде.
   Конец второго курса.  Геологическая практика в Крыму. Живём в палатках. Весь день в маршрутах. Вечером по палаткам забивают в карты «козла». В одной из компаний Исаак. Проигрывает. Злится. Ему начинает казаться, что Коля Дружин мухлюет. Громко обвиняет. Дружин, наш староста, исключительно честный человек. Честный как-то болезненно. Прелюдное же обвинение, совершенно незаслуженное, воспринял как пощёчину. Был он прямолинеен и вспыльчив. Блокадный Ленинград. Мальчишкой на военном заводе. Психика подорвана. Может, и натура была такая.
     Его прямо в жар бросило. Едва сдержал себя. Хрипло с угрозой в голосе выдавил:
– А ну, повтори, Исаак. Что ты сказал?
Исаак не почувствовал опасности и повторил, да ещё со злостью:
– Ты мухлюешь, Коля. Жульничаешь. Мошенник ты.
Дружин вскочил, бешеный. Наотмашь ударил Исаака в лицо. Кровь хлынула ручьём из носа. Кто был рядом, кинулись оттащить.  Повисли на нём. Исаака увели. Он сник, присмирел. А из Дружина будто пар выпустили. Отходчив был, не злобив. Занервничал. Выскочил виноватым. Повёл Исаака к крану, помог умыться и остановить кровь. Кончилось миром. Не помню только садились ли они снова за карты вместе.
     Аркашка Лихоманов, мой бывший приятель по школе в младших классах, тоже поступил в Горный институт. Бредил тайгой. Хотел специализироваться по золоту. В отличной физической форме. Силён и ловок. Как-то посмеялся над нами с Лёшкой Полуэктовым:
– Хиляки вы. Вам и вдвоём со мной не совладать. Уложу обоих на лопатки.
Поспорили, что двоих ему не одолеть, хотя мы признаём, что порознь он сильнее нас. Начали. Каким-то образом он оказался подо мной. Я пытался додавить его на лопатки. Он обхватил меня ногами за нижнюю часть груди. Сцепил свои ступни и, выпрямляя ноги, сдавил грудную клетку со страшной силой. Нечем дышать, силы оставили меня, и я отпустил его. Позже оказалось, он сломал мне край нижнего левого ребра. Сгоряча я ничего не понял. Да и позже не очень переживал. Постепенно заросло, но всю жизнь чувствую костную мозоль на ребре. Вначале она была острой и не давала лежать на животе. Потом я забыл о ней. Только рукой ещё могу нащупать Аркашкину отметину.
     Нашу возню смотрели многие. Среди них, конечно, Исаак. Сразу подошёл ко мне и начал учить, как надо было действовать. Он был теоретик-самоучка по вопросам борьбы карате. Нигде и никогда не тренировался, не учился, но читал. Возможно, много. И любил порассуждать на эту тему.
– Знаешь, Исаак, – сказал я, – проведём эксперимент. Я лягу на спину. Ты навалишься на меня. Я обхвачу тебя ногами. На счёт три можешь делать со мной, что хочешь. Он бодро согласился, будучи полностью уверен в своей победе. Нас окружила толпа свидетелей.
     Раз, два, три… Я сдавил его грудь ногами. Он выпучил глаза. Открыл рот. Слюни потекли на меня. Я подбадривал его:
– Ну же, Исаак, давай! Давай! Делай со мной твои приёмы.
Никаких приёмов не последовало. Он обмяк. Живой эксперимент кончился для него полным конфузом.
     Несчастья не оставляли Исаака. Невдалеке от нашего лагеря находилась небольшая частная пасека. Хозяин не то мёд качал, не то гигиеной ульев занимался. Пчёлы налетели на  лагерь. Многих покусали. Конечно, Исаака. Его прямо в лоб.  Поначалу опухоль держалась у места укуса. Потом стала расширяться. Вздутие спустилось на глаза, на нос, щёки, подбородок. Перешла на шею и только потом медленно рассосалась на груди.
     Вот Исаак побежал от кого-то. Его догоняли. Боясь быть схваченным, круто увернулся. Неловко упал. Сломал руку. Так до конца практики и проходил в гипсе. Ну чем не Полесов.

Военные лагеря.
    Защитили дипломные проекты. Мы инженеры. Оставалось получить военные билеты младших лейтенантов. Позади экзамены и зачётные стрельбы на артиллерийском полигоне. Последнее – стажировка в военных частях. Наша группа попала в батарею реактивных миномётов. Приняли хорошо. Довольствие по норме танковых частей. Каждый день мясо. Занятия. Муштры практически не было.  Но дожидаться окончания сборов невмоготу. Ведь  всё закончено. А тут?
     В один из воскресных дней Исааку приспичило смотаться в город. Недавно женился. Очень скучал. А накануне известие, что жена приболела. Совсем заметался. Пошёл к замполиту проситься в увольнение на сутки. Отказали. Не ожидал и стал в позу. Всё равно, де мол, уйду. Замполит не имеет право. Устроил скандал с угрозами. Ходил к комбату. Начал требовать. Не понимал – это армия. Всем надоел и примелькался.
     Мне тоже нужно было на побывку. Проситься – пустое дело. Своих предупредил и ушёл. Рассчитывал вернуться к вечеру. Однако застрял. Район знал плохо. Попутная машина завезла не туда. Двадцать километров шёл  пешком. Середина ночи. В свою палатку. Все спят. Лёшка Полуэктов, койки с которым у нас стояли рядышком в углу, проснулся. Рассказывает:
– Слушай, чуть ты не вляпался. С утра замполит тут как тут. Потребовал Исаака. Говорим, к нему жена приехала. Пошли на озеро. Найдите. Приведите. Конечно, понимал, что того нет. Мы тоже знали. Сделали вид, что ищем. Докладываем – не нашли. Тянули, сколько могли. Наконец, замполиту надоело. Команда –  всех построить. Офицерский состав батареи весь перед нами. Поверка. До твоей фамилии остаются только две. Ну, решили, погорел Сашка. И вдруг:
– Разойтись. Крилевич, ко мне.
Оказывается, появился Исаак. Тихонько пробирается между палаток. Был замечен. Началась расправа. Ты был спасён. Пронесло.
     Исаака на пару дней посадили на «губу». Потом угрожали, что  оставят без диплома. Послужит по полной. Теперь Исаак уже никому не угрожал. Понуро ходил по всем инстанциям и униженно ныл:
– Что со мной будет. Как же это так, вдруг. Может быть, можно простить. Любое наказание. Только не лишайте диплома.
     Надоел всем. Просили за него. В ответ слышали:
– Да какой он солдат. Выправки нет. Ремень вечно болтается, не знамо где. Честь отдать толком не может. Осточертел со своим нытьём.
     Потом всё же пожалели.
– Ладно. Подумаем. На днях будут для вас показательные стрельбы. Пусть постарается.
     Исаак был готов на всё. Нас допустили только присутствовать на пристрелке. Выпускалось по одной ракете. Сидели под кустом. При пуске первой ракеты мы только рты разинули. Позади ЗИСа столб огня. Выгорело, как нам показалось, метров тридцать. Следующие пуски смотрели затаив дыхание. Исааку же было поручено после каждого выстрела влезать  на пусковые рельсы и рукавицами гасить загорающиеся на оставшихся ракетах прокладки у головок взрывателей. Он бесстрашно справился с поручением и был прощён.
     Но Полесов в нём остался.