Девочка Питера, часть 3, Знак смысла

                Часть 3
                Знак смысла

  Я верую, надеюсь, люблю, – значит, живу!

I
Пустынный стальной лабиринт поражал своими размерами, в нем тихо капала вода. Капли, одна за другой, стекая со стен,  отрывались, и тоненькими струйками бежали по давно знакомому им маршруту, известному, пожалуй, лишь, им одним. Хитросплетения бесконечных коридоров не оставляли ни малейшей надежды выбраться из них. Бесчисленные входы и выходы, казалось, никуда не вели. Их темные проемы бессмысленно и глухо зияли своими огромными ртами. В этой оглушающей тиши был какой-то важный, непонятный разуму знак. Коридоры, заплетенные закоулками и заканчивающиеся тупиками, являли собой систему, замкнутую и подробную, систему бесконечного исправления ошибок, но разгадать направление, выстроенное Программой, не помогла бы даже нить Ариадны.

Так думал Костик Кетч, сидя в самом центре лабиринта на небольшом металлическом островке. Он положил локти на колени и сбросил вниз скрещенные кисти рук, круглая серебристая площадка со всех сторон была окружена водой. Он чувствовал себя экзотическим фруктом, помещенным на маленькое блюдечко, а рядом с ним лежала его собака!

Правда, его пес теперь был не настоящим.  Всего лишь электронной копией. От этого становилось больно и горько, так что щипало в носу. Прозрачный, отливающий синевой Алмаз лежал на боку и, не отрываясь, смотрел в глаза хозяину. Пес не лаял, не скулил, не махал хвостом, он двигался. Именно, двигался! Как подобает электронной собаке. Движения были настолько точными, ничего лишнего, поворот корпуса, наклон головы, лапа вверх, лапа вниз. Костик перестал смотреть, он положил локти на колени и сбросил вниз скрещенные кисти рук…
 
Который час подряд он упрямо повторял одну и ту же команду, а собака не хотела ее выполнять. Костик дергался, вытирал холодный пот со лба, шептал и срывался на крик, но пес все равно не подчинялся. А Кетч все твердил и твердил, повторяя одно и то же и уже было непонятно, к кому он обращается, к себе или собаке.

- Даун! – бесцветно произнес он, наконец, - Алмаз, от тебя требуется всего-то лечь на живот и положить голову между лап. Ты же это делал столько раз!

Кетч уже сам готов был лечь на живот и завернуть голову, как надо, но тут Алмаз повернулся туда, где черными прямоугольными дырами выступали из полумрака слепые проемы лабиринта. Он повернул голову просто и легко, как и раньше, когда был живым милым псом. Он настороженно остановил свой немигающий взгляд, синеватая холка поднялась дыбом, зрачки загорелись двумя желтыми огоньками, и он зарычал, оскалив прозрачную пасть. Кетч поднял голову и увидел, что там, напротив, в одном из проемов входа в лабиринт стоит Дина.

Она стояла неподвижно, как скульптурное изваяние. Хрупкий, тонкий силуэт и растерянная улыбка, вот и все, что можно было прочесть в ее застывшей позе. Стояла невозмутимо и ровно, опустив, безвольные руки. В ее застывшей позе было столько обаяния и легкости, что создавалось впечатление, девушка обязательно должна сделать шаг, вперед или назад, неважно, но обязательно начать идти. Однако тоненькая фигурка оставалась недвижимой…

- Ты нашел собаку, –  произнесла она, - а я нашла тебя.

Немного помолчав, она добавила:

- Но, потеряла Аркашу.

Кетча и Дину разделял небольшой ров, наполненный водой. Костик заплакал, ему было больно и стыдно, оттого, что он плачет, но Дина была так далеко, а слезы катились по его щекам так беззвучно, и он простил сам себя за эту слабость, и начал говорить:

- Я нырнул в колодец, попал в воронку. В этой воронке крутило так, что я себя не чувствовал. Закрыл глаза, вдруг звук какой-то. Меня будто выдернуло из вихря. Открыл глаза, а рядом моя собака, – он замолчал на мгновение, а затем сказал, - но как видишь, это не она.
- Нет, она! – крикнула ему издалека Дина. - Просто, она находится вне времени. Ты привыкнешь.
- Нет!

Дина покачала головой, потом тихо сказала, но Кетч услышал.

- Со Степой случилось что-то ужасное…

Кетч съежился и еле слышно пробормотал:

- Что такого ужасного могло случиться со Степой, когда все, что происходит с нами само по себе ужасно!

И тут Дина вспомнила, где она видела Кетча. Он был рабом Соломона в той, прошлой жизни. Он был хорошим и послушным рабом. Он был образованным и умным. И он писал Соломону свитки!
Она  увидела, человека в белом одеянии, расхаживающего по зале и Кетча, скребущего по папирусу в такт его словам.

- Пиши! Мне нужны такие сильные и жадные люди с меткою рукою, верным взглядом и с сердцем, обросшим шерстью!
- Но, мой повелитель!
- Пиши! Я ступаю по земле обагренной кровью. Я хочу защитить все, что создал. Но человек, что придет за мной… будет ли он таким же мудрым, как я? Сможет ли он продолжить дело Соломона? Не пиши!!!
- Но, повелитель?
- Перестань! Все это суета…

- Ты красивая! – сказал Кетч.

Дина пропустила его слова мимо ушей и процедила сквозь зубы:

- Я также, как и Степа, хочу знать, кто из вас согласился на этот проект?

Кетч в первый раз за все время, пока они находились здесь, почувствовал прилив злости. Его чувство было настолько диким, что он ничего не мог с ним поделать, оно разрывало его на части.

Как она может об этом думать? Она же знает, что кто бы ни был виновен, умрут все! Он трясся и выплевывал слова:

- Какая теперь разница! Это мог быть, и сам Степа! Это мог быть я, или Аркаша, или Митяй! Что изменится, если ты узнаешь правду?

Потом как-то быстро успокоился, стих и тупо уставился на собаку.

- Что изменится? – немного помолчав, сказала Дина, - Знаешь, если верить свиткам Соломона…
- Ты опять?
- Мне кажется, если бы Степа услышал от нас то, что хотел услышать, то все было бы по-другому. Он бы не погиб! В той пещере, там, была пластина с надписью: если добьешься правды – найдешь ключ. Ключ - это шанс выйти из программы.

Кетч встал на ноги и огляделся вокруг.

- Какой ключ? - закричал он, - нам надо выбраться отсюда. Тогда, может быть, у нас будет шанс. Выжить!

Дина печально вздохнула и подошла к самой кромке воды.

- Ты ничего не помнишь!.. – потом она заговорила быстро, совсем не глядя в его сторону, -  Если верить свиткам Соломона у собаки под шерстью должен находиться рисунок, такой вдавленный, как тавро, в виде рыбки! Посмотри...

Кетч, как ей показалось, обрадовался, наклонился над Алмазом и стал быстро перебирать густую синюю шерсть.

- Есть! Нашел!

На прозрачной коже пса отчетливо проступал знак.

- Теперь накрой рыбку ладошкой.

Кетч так и сделал. Он положил руку Алмазу на круп, прикрыв рисунок ладонью. Рука легко вошла по локоть внутрь под кожу собаки.
 
- Что дальше?
- Тебе надо произнести Servus servorum!, - скомандовала девушка, – делай, как я говорю, и не бойся.

Кетч поднял голову вверх и закричал:

- Servus servorum!

Воздух в лабиринте стал тугим и пружинистым, он слоился и тревожно дрожал. На какое-то мгновение стало трудно дышать, непонятно откуда налетел ветер. Поднялась буря, раскатывая волны на тихой воде и взбивая их ввысь. Сквозь свист и завывание ветра был слышен дикий рык и храп. Вихрь закружил Кетча и втянул внутрь собаки. Потом все стихло.

В самом центре лабиринта на островке в одну сажень стояло огромное чудовище. Оно изрыгало из ноздрей дым и пламя, мотая головой из стороны в сторону, а его огромные дикие ярко-желтые глаза жадно смотрели на Дину.

- Этого в свитках точно не было! - растерянно пробормотала она и решительно приказала чудовищу, - Ко мне!

Она коротко ударила рукой по ноге. Фонтаны брызг взвились в воздух, вода поглотила маленький островок. Чудовище бросилось в водный поток и через несколько секунд, выскочив из воды, рыча и отряхиваясь, замерло в двух шагах от Дины.

- Сидеть, - приказала девушка.

Чудовище повиновалось. Дина перевела дыхание, и сказала ласково улыбаясь:

- Даун!

Чудовище опустилось на пузо и положило голову между лап.

- Кетч, - Дина подошла к безобразному зверю, - Кетч, нужно сказать In toto!

Дина сняла с шеи амулет, наклонилась, поднесла его к знаку в виде рыбки и тихо прошептала.

- Ты слышишь, Кетч? Скажи это!

Звериная пасть открылась, дико завыла, выплевывая вместе со словами дым и пепел:

- In toto!

Треугольник раскалился до бела, вверх взмыли языки пламени. Когда пламя исчезло, перед Диной стоял Кетч, а рядом с ним его любимая собака, отливающая синевой.

- Один очень сильный человек сказал, что безысходность порождает отчаяние, а отчаяние самая глупая форма безумия, - Дина поправила волосы и присела рядом с собакой.

Кетч стоял рядом и глупо улыбался в ответ.

- Какой же ты умный милый пес, - говорила Дина собаке, - мы с тобой обязательно подружимся.

Девушка подняла глаза на Костика и спросила:

- И что теперь нам делать?
- Во-первых, мы должны найти Аркашу, - ответил Костик.
- Ты веришь в то, что мы сможем его найти? – и девушка улыбнулась так, что ямочки на ее щеках запрыгали перед глазами Костика Кетча.
- Почему нет? Шанс есть! Правда, вероятность этого один из ста, – пошутил Кетч.
- Мы же в лабиринте! – и она засмеялась так заразительно, что Кетч, тоже, рассмеялся ей в ответ.

Они стояли, глядя друг на друга, и хохотали посреди этого слепого стального безмолвия.

Вода, наполняющая ров, поднялась и встала плотной стеной, образуя над островом прозрачный цилиндр. На большой высоте вал сошелся сверкающими краями и превратился в пенный купол, который с ревом и шипением обрушился на островок в самый центр круглого котла, застыл образуя водный пьедестал. И теперь с него на Кетча с Диной глядела голова Хозяина ГУБЫ.

- Молодец, Дина! Конечно, вы в лабиринте. Смотри сколько входов и выходов… Где твой? Выбирай!

Голова, высоко взлетев над водным помостом, спикировала вниз, кружась над дрожащими от холода подростками. Ветер, созданный этим бешенным танцем не давал дышать, волосы Дины взлетая и путаясь хлестали ее по лицу.

Вдруг, совершенно неожиданно Голова остановилась и замерла, с тревогой вглядываясь в водный холм, который она совсем недавно покинула.  Все пространство лабиринта тотчас затрясло, как в лихорадке. И густой грохочущий голос заполнил лабиринт.

- Ты все никак не успокоишься? «Ignis ubique lafet, naturam amblectitur omnen; cuncta partit, renovat, dividit, urit, alit».
(Огонь сокрыт везде, он обнимает всю природу, он все рождает, возобновляет, разделяет, сжигает и питает).

На том самом месте, где только что находился водный пьедестал появился гигантский водяной колосс. Струи вились, взлетали, расплетая и вновь спутывая водяную бороду, брызги волос вскипали пеной над прозрачным высоким лбом и падали на мощную грудь, глазницы зияли черной пустотой.

Дина остолбенела, она стояла с окаменевшим лицом, немыми губами она шептала, как заклинание:

- Жить… Жить… Живи…

Слова тонули в грохоте стихии, сквозь гул доносились лишь обрывки фраз.

- На свете нет… страшнее… гнева… Хирама…

Голова Хозяина ГУБЫ дернулась в такт словам Дины, рот скривился в язвительной усмешке. Голова становилась все больше и больше, пока не достигла внушительных размеров. Потом, она превратилась в огромный валун, быстро потеряв свой прежний облик. Камень покрылся глубокими трещинами, из которых вниз падала крошка, зловеще шурша по металлическому каркасу лабиринта.

- Fama!!! – желчно юродствовала голова, выбрасывая из зияющих трещин клубы пыли.

Мутный осадок в глубине души, осознание обреченности, затравленное одиночество памяти заставили Дину присесть. Она выгнула спину и закричала в клокочущую бездну.

- Нет!

И вновь загремел голос водяного колосса.

- Stock, stein, strick.

И опять все пространство содрогнулось от мощного дикого рыка. Голова не уступала. Она визжала в ответ, выплевывая изо рта осколки камня.
 
- Stick, stone, cord.

- Перестаньте! – кричала им Дина.

Кетч схватил ее за плечи и крепко прижал к себе.

- Дина, успокойся. Посмотри, это Федор. По крайней мере, он очень похож на Федора. Он поможет нам.

Дина прокричала ему, рыдая и пытаясь вырваться из рук.

- Нет, это не Федор! Это – Хирам!

Кетч растерянно опустил руки.

- А кто тогда Хозяин ГУБЫ?..

- Fire, air, water, - от голоса колосса закладывало уши.
- Rein! – шипела в ответ голова.

Колосс позеленел, потом стал огненно-желтым и обрушился потоками воды на громадную каменную голову. Глыба под напором воды раскрошилась на лету, посыпая остров и часть лабиринта пылью и острыми осколками.

- Бежим, - крикнул Костик, и ребята нырнули в первый, попавшийся на их пути выход из лабиринта.

II
- Подожди! Стой! – сказала Дина, тяжело дыша.
- Ты в порядке? – спросил Кетч, разглядывая стальной каркас тоннеля. – Сколько же еще нам нужно пройти?

Он засунул руки в карманы и сжал кулаки. Дина, как завороженная смотрела вниз, вперившись взглядом в стальную обшивку коридора. Костик удивленно вскинул брови.

- Хочу сесть, - сказала Дина. - Как ты думаешь, здесь можно сидеть?
- Не знаю. Ты не веришь… – он откашлялся, - что мы выберемся?..

Дина криво усмехнулась. Она плюхнулась на пол в проходе лабиринта и вытянула ноги. Потом подняла голову вверх и тихонько заскулила, как побитая собака.

- А-а-у-у-у-а-а-а… - голос ее звучал все выше и выше, жалобно и дико.

Кетч растерялся. Он не знал, что делать и как себя вести.

- Ты чего?! Это… – он чувствовал себя таким беспомощным.

Вой тотчас прекратился, теперь девушка безразлично глядела туда, где должен был кончаться коридор и где не видно было выхода. Кетч наклонился и заглянул ей в лицо. Она смотрела сквозь него, прямо вперед и в никуда.

- Так… так не годится, - с упреком сказал Костик, пытаясь поймать ее взгляд.

Он выпрямился, втянул живот, вытянул шею, подбоченился, а свободной рукой стал размахивать воображаемой шпагой.

- Смотри. Я буду… - Кетч замахал рукою прямо перед ее носом, - твоим рыцарем!

Она сидела, вытянув тонкие, длинные ноги, и насмешливо смотрела на него.
 
- Значит, такой принц тебе не нравится? Да?

Кетч надул живот, втянул голову в плечи и растопырил руки.

- А такой?!

Она даже не пошевелилась. Кетч почувствовал, как липкий комок подступает к горлу, в висках пульс начинает отстукивать свой ритм. «Может быть треснуть ее чем-нибудь, чтобы она очнулась, - подумал он, - да, что в конце концов я такое делаю!».

Он устроился напротив, упираясь ступнями ног в носки ее кроссовок, что есть силы надавил на ноги Дины, те согнулись домиком. Девушка молчала. Никогда еще он не чувствовал себя таким раздраженным, как сейчас.

- А хочешь, я на одно колено перед тобой встану? Нет, на два? Хочешь?

Дина продолжала молчать, словно в рот воды набрала. Ему еще раз захотелось треснуть ее чем-нибудь по голове. «Какой же я дурак!» - подумал Кетч и затем сказал вслух:

- Давай, знаешь, что сделаем, я лягу в проходе, а ты пройдешь по мне… несколько раз… туда и обратно… я даже лицо закрывать не стану… Хочешь?!

Он лег в проходе лабиринта и сложил руки на груди.

Девушка открыла рот, оттуда вылетело отчетливо и громко:

- Не хочу!!!

«Она сказала не совсем то, что хотела сказать, - подумал Кетч, - но все-таки это «не хочу» лучше, чем ее мертвецкое молчание». Он быстро сел.

- А хочешь я тебе спою?

Дина подняла глаза.
 
- Да! - последовал ответ.

Честно говоря, Кетч не ожидал такого поворота событий, и, чего это он такое ляпнул, он ведь совсем не умеет петь.

- Я плохо пою, - предупредил он.

Дина слегка улыбнулась:

- Ну и что? - теперь она улыбалась во весь рот.

- Я совсем не умею петь! Я испорчу тебе…
- Настроение, - добавила едким голосом Дина. – Пой!!!

Костик встал во весь рост, попробовал начать, но ничего не выходило. Звук никак не появлялся и сложить мотив в слова не получалось. Он чувствовал себя полным идиотом, похожим то ли на нелепого клоуна, который во что бы то ни стало обязан рассмешить публику совсем не желающую смеяться, но жаждущую прохохотать ему вслед, то ли на уставшего от своих собственных реплик конферансье, который совсем не хочет говорить то, что выучил.   

Не то, не то, совсем не то. Он осторожно примостился рядом с девушкой, отвернул голову и начал петь…

Я смотрю в темноту, я вижу огни, -
Это где-то в степи полыхает пожар.

Я вижу огни, вижу пламя костров, -
Это, значит, что здесь скрывается зверь.

Я гнался за ним столько лет, столько зим,
Я нашел его здесь в этой степи.

Слышу вой под собой, вижу слезы в глазах, -
Это, значит, что зверь почувствовал страх…

Последние слова почти не было слышно, он проглотил их, как глотают горькую пилюлю, не спеша, обильно поливая горечь слюной.

- Хорошая песня! Ты зря стеснялся… - сказала Дина

Кетч сидел очень близко, как будто они находились не в огромном просторном коридоре лабиринта, а в малюсенькой комнате, такой крохотной, что невозможно было даже дышать, не говоря уж о том, чтобы повернуться.
 
- Я хочу, очень хочу… выйти отсюда, - тихо сказала Дина, - но ты не сможешь…

Кетч бросил быстрый взгляд на девушку, поднялся и протянул ей руку.

- Пойдем.
- Куда? – устало произнесла она.
Он негромко добавил.
- Интересно, где же все-таки моя собака?

Деформация лабиринта началась внезапно. Подростки не успели и шага сделать, как коридор стало выворачивать наружу, спутывая проходы, ломая перегородки и уродуя перекрытия основания. Неровные края поверхности вырастали, растягивались, рвались, принимая неправильную, извилистую форму. Острые металлические осколки вздымались, их исковерканные вершины, переходили в согнутые дугой выпуклые скаты. Дине с Кетчем еле удавалось сохранять равновесие. Лабиринт постепенно превращался… в большую металлическую розу, которая двигалась, напоминая космический тренажер или игровой аттракцион в парке.

Внезапный толчок и Кетч опрокинулся на спину, сделал кувырок назад, и зацепился за небольшой выступ площадки, на которой они с Диной находились. Он повис над бездной пустого пространства программы.

- Мы в архиве, и ничего хуже с нами случиться не могло, – наклонилась над ним Дина.

Пространство двигалось по каким-то своим законам, стирая остатки былого, не оставляя ни одной линии в очертании лабиринта, подавляя одну конфигурацию системы другой. Сначала Кетч сделал попытку подтянуться, но сил не хватало. Роза подпрыгивала, ходила ходуном, ни на минуту не прекращая свой замысловатый танец.
Кетч смотрел на неё не мигая.

- Дай руку – Дина легла и протянула ладонь.
- Нет, не могу, -  Кетч тщетно силился принять нужное положение, он подтягивался, цепляясь ногами за край лепестка розы, но все же продолжал болтаться над бездною. Пот катился градом, заливал лицо, крупные капли текли по щекам, падая вниз со лба, носа, подбородка.
 
- Кетч, я сейчас помогу… Остановись. Не верти головой. Замри, ну, пожалуйста…

Дина сняла с шеи амулет.
- Если надеть его, с тобой ничего плохого не случится.

С первого раза у нее не получилось. Тогда она зажала в зубах конец цепочки и одной рукой вытянула ее вперед.

- Кетч, смотри на меня… Смотри на меня…

Цепочка плавно опустилась на шею Кетча.

Две крупные капли пота на мгновение задержались на кончиках ресниц Костика и медленно скатились прямо в глаз. Зрачок сразу же превратился в большую мутную линзу. Очертания лица Дины потеряли прежнюю резкость, изображение поплыло… Пальцы скользнули с острого танцующего выступа, и он сорвался вниз.

Кетч летел в черную бездну, спиной вспарывая пространство. Он уже не надеялся на благополучный исход, не верил, что сможет вырваться из плена властных обстоятельств, управляющих его жизнью. Он больше не думал, что эту роковую последовательность неумолимых, просчитанных кем-то событий можно изменить и просто перестал сопротивляться, чувствуя себя песчинкой, исчезающей в глубоком океане вечности, собиравшейся лечь на дно.

III

Трансформация лабиринта закончилась. Большая пышная роза окончательно распустилась и таинственно мерцала, хищно покачиваясь на стальном стебле.  На самой ее верхушке стояла маленькая фигурка, тоненькая и хрупкая… которая, отдаляясь, становилась все меньше, пока не превратилась в едва заметную крохотную точку.

Внезапно спиной он почувствовал упругие нити, которые подхватили его тело, падение прекратилось. Кетч лежал на прочном эластичном батуте, слегка напоминающем паучью сеть. Серебристые линии нитей переливались и тихо звенели от каждого прикосновения.

Кетч оттянул край футболки и захватил рукой податливое волокно. Потянул за нить, обмотал ее вокруг кисти и теперь уже смело прыгнул вниз. Сильный ветер завывал, гудел, бился в железных внутренностях розы. Безжалостно и холодно забирался под майку, обжигал леденящими потоками кожу, не позволяя телу расслабиться.

***

Роза величественно покоилась на мощном стебле. Искривленные линии погнутых краев, на одном из которых стояла Дина, еще дышали теплом. Едкий желтый дождь хлестал, оставляя крупные капли на скользких металлических краях лепестков. Капли, скатывались по полированному желобу, шипели, поднимая вверх ядовитые пары.

Девушка, скользя, с трудом удерживала равновесие, вертела головой из стороны в сторону, пытаясь сообразить, что же ей делать дальше. Ныла и сильно болела голова. Ей казалось, еще немного и она просто сойдет с ума. Смотреть туда, куда упал Костик Кетч просто не было сил. Еще чуть-чуть и пропасть проглотит ее, сожрет без остатка.

Дина повернулась на пятках в противоположную от опасного обрыва сторону, и увидела, внутри розы чашу. Она имела форму раскрытого бутона, повторяла изгибы лепестков внутри и была в отличие от зияющей пустоты сзади не такой пугающей. Чаша заметно отличалась от опасных узких щелей между самими лепестками розы. Она заканчивалась небольшим отверстием снизу, из которого вытекала какая-то желтая маслянистая жидкость.

Блестящая скользкая поверхность чаши как будто дышала, при каждом вздохе выбрасывая из себя небольшие струйки газа с приторно-сладким запахом. После чего надуваясь, становилась  ненадолго мутной, а потом снова приобретала зеркальный блеск.   

Неожиданно из отверстия со свистом вырвался фонтан и чаша быстро наполнилась жирной маслянистой жижей. На образовавшейся сверху пленке плыли разноцветные круги, словно ведомые рукой художника-невидимки, постепенно, медленно приобретая очертания лица.

На Дину, из кипящей огненной лавы, смотрел человек с волевым открытым взглядом, благородный и решительный. Под крылатыми, чуть приподнятыми, изогнутой дугой бровями блестели живые пытливые глаза. Голову венчали мягкие шелковистые кудри. Если бы его волосы напоминали паклю, а борода оказалась немного длиннее прежней, если бы не этот проникающий в душу взгляд, то девушка уверенно сказала бы, что перед ней сейчас находится тот самый старик, сидевший рядом с оградой парка, но все же это был не он.

Мгновения превращались в вечность, движения причиняли боль. Внезапно послышался голос, до слуха долетел мелодичный звон:
      
- Было у Соломона пятьдесят две тысячи стойл для коней - он отдал коней, было у него двести тысяч коров, не пожалел он и двести тысяч коров, и пшеницы, и двести бочонков оливкового масла. Он отдал все, но так и не увидел, как летает птичка Хад-Хад.

Порывистый ветер стих. Лицо Федора приобрело злое выражение. Резко очерченные брови опустились вниз, глаза сузились, надменный подбородок упрямо выдвинулся вперед.

-  Когда-то, я, также как ты сейчас, стоял на краю огненного океана и думал только об одном, останется ли живой, та, кого я любил больше жизни.

Федор замолчал, изо рта вылетел звук, тягостный и протяжный. Он глубоко вздохнул, а потом тихо, но внятно подытожил сказанное ранее.

- Прыгай, Дина!

***

Спасительная мерцающая нить, за которую держался Кетч, раскручивалась над его головой, визжа и сопротивляясь. Она, расплетала замысловатую сеть и обнажала отчетливый силуэт цветка. В конце концов от паутины не осталось и следа.

Нить кончилась. Пространство над головой Кетча дышало темнотой. Вниз смотреть не было сил. «Надо попробовать зацепиться за ствол розы», -  подумал Кетч. Ему удалось раскачать мерцающий трос. Как только у него получилось приблизиться к стеблю, он сразу разжал ладони, но воздушной волной его откинуло обратно, руки скользнув по гладкому металлу сомкнулись в пустоте. У Кетча перехватило дыхание, он три раза успел перевернуться в воздухе, и краем глаза увидел прямо перед собой, как из темной глубины отчетливо вырастает большой острый шип. Еще мгновение и острие пронзит его насквозь. Он так ясно представил себе эту картину, что, у него заныло под лопаткой, а на спине выступил холодный пот. К счастью, он лишь зацепился краями одежды за гладкий, стальной отросток и съехал по нему на небольшое утолщение стебля. Сильно стукнувшись о выступ, он остался лежать, опрокинутый навзничь, боясь пошевелить руками и ногами. Наконец, он заставил себя повернуться, обхватил гладкий ствол и осторожно пополз вниз по стеблю, пытаясь изо всех сил тормозить локтями и кроссовками.

Очень скоро он устал. На мгновение ему представилось, как он срывается со стального шеста, и им снова завладевает пустое пространство. Оно начинает играть им, точно безвольной тряпичной куклой. Немеющими руками он покрепче обнял ствол.  «Я не сдамся», - прошептал Кетч и закрыл глаза.
 
Металл обжигал ладони. Ветер свистел в ушах. «Это, когда-то, должно закончиться, это не может продолжаться вечно», - уговаривал сам себя Кетч.

И тут же, еще не успев как следует помечтать о своем благополучном приземлении, Кетч зацепился руками за две растянутые проволоки, всего в двух метрах от земли. Он сам потом не мог вспомнить, как случилось так, что руки обрели опору. Он висел на проводах, как на стропах парашюта, беспомощно покачиваясь из стороны в сторону, с любопытством озираясь вокруг.

***

- Ты, боишься! Ты не можешь забыть, обезображенные горячим пеплом тела? Огонь и пар, пожирающий все вокруг? Ты помнишь, ту тонкую медную оболочку, в которой бились и корчились обожженные люди? А я прыгнул. Прыгнул, потому что ты смотрела на меня!

- Это была не я! – изо всех сил крикнула Дина.

Ноги поехали по мокрому краю, она оступилась, поскользнулась и с размаху шлепнулась на бок, успев зацепиться ладонями за край лепестка. Она изо всех сил старалась сохранить равновесие, сведенными за спиной руками, она крепко держалась за острую кромку цветка. 
Желтый ядовитый дождь кончился, от мокрых водяных полос на покатом изгибе чаши не осталось и следа. Сомкнутые брови Федора надменно взметнулись вверх, огромные глаза приобрели антрацитовый оттенок и испытующе сверлили Динино лицо. Он как будто пытался отыскать в ее взгляде, в движении губ и ресниц,  во всем ее облике подтверждение собственной правоты.
 Но его голос стал бархатным, хотя продолжал повелевать и приказывать.
- Я прыгнул Дина и выбрался из Ада живым. Я принес тебе то, что ты так легко отдала другому. Теперь, прыгай ты!

Динины пальцы, будто вросли в спасительный край лепестка, они затекли, одеревенели и потеряли гибкость, но девушка вовсе и не собиралась их разжимать. Она сидела неподвижно, наподобие маленького беззащитного зверька, который угодил в опасную ловушку, и который ни на миг не упускает из виду объект, представляющий опасность.

Лик на медной поверхности продолжал уговаривать, убеждать, упрашивать, ласково произнося каждое новое слово.
 
- Дина, я восстал из Ада, и за одну ночь исправил все, что смогла натворить людская зависть и злоба. А ты не можешь довериться мне и сделать то, что должна сделать. Если ты не поверишь мне, все останется так как было.
 
И тут Дина услышала шелест крыльев. Птичка Хад-Хад была где-то рядом, но Дина не видела ее. В голове звучал лишь ее голос.

- Поверь ему, поверь. Но никогда не открывай тайны.

***

Кетч обхватил гладкий ствол руками и осторожно пополз вниз по стеблю, пытаясь тормозить локтями и кроссовками. Он устал. Это бесконечное падение окончательно истощило его. Он больше не мог прикладывать неимоверные усилия для преодоления такого длинного пути. На мгновение ему представилось, как он срывается с этого стального шеста, им снова завладевает пустое пространство, и начинает играть, точно безвольной тряпичной куклой, которую столкнули с полки. От таких мыслей у него по коже поползли мурашки.
 
Кетч, немеющими руками, покрепче обнял ствол, прислонился щекой к абсолютно гладкой поверхности, закрыл глаза и с бешеной скоростью понесся вниз. Металл обжигал ладони.

Кетч считал, что он почти добрался до основания стебля, как вдруг перед ним неожиданно возникли две стальные перегородки, увешанные мотками запутанной проволоки и коробками разной конфигурации. Удар…  Еще удар! Это произошло так быстро, он даже не успел увернуться. Он наткнулся на один стальной лист, потом на другой, затем его откинуло в зияющий проем между ними, и он опять полетел вниз, задевая железные провода и острые пластмассовые выступы прочных стальных листов.

Ему стало как-то странно, что он до сих пор жив. Но тут же он понял в чем дело. Он посмотрел на амулет, мутно поблескивавший на его шее. С ним ничего не случилось только благодаря этому Дининому украшению.

Кетч зацепился руками за две торчащие проволоки, всего в двух саженях от земли. Он напоминал себе циркача-акробата, делающего привычный для него трюк. Наконец, ему надоело висеть на этих уже опостылевших проводах. Он еще раз огляделся, а затем спрыгнул, мягко приземлившись на небольшой квадратной площадке.

***

Дина смотрела прямо перед собой. Ей почему-то совсем не хотелось спорить с лицом на медной кипящей поверхности. Она больше не боялась, ни того, что с ней произойдет дальше, ни того, что откроется сейчас. Она поверила словам Федора. Наверное, и в самом деле, ей когда-то приходилось быть царицей Савской.
 - О чем ты думаешь сейчас? – вкрадчиво спросил тихий голос.
Дина улыбнулась и сказала.
- Я вспомнила, как прилетала птица Хад-Хад.

Она подняла руку перед собой и начертила в воздухе знак, похожий на букву Т, затем описала круг над головой, сложила кисти обеих рук и прижала к груди. Потом она закрыла глаза, села на самый  край и оттолкнулась от него.  Ей стало так легко, как в детстве, когда она неслась на тарелке по снежному горному откосу. Крутой склон казался огромным, а ветер держал ее тело, не давая лететь быстрее круглого железного диска, на котором сидела.
 
Она скользила, закрыв глаза. Кипящий поток быстро убегал из-под ее ног. И пришла в себя только тогда, когда больно ударилась о дно стального стебля.

Немного помолчав, она сказала:

- Спасибо… Хирам…

IV
Дина подняла голову. Сидя внутри стальной розы, она смотрела прямо в лицо, сидевшего напротив нее человека.
 
- Как дела, Дина? Как дела? Как… дела?..
 
Дина не отвечала. Хозяин ГУБЫ насмешливо оглядел ее с головы до ног.

- Молчишь…  Nonne oblitus est? Ungula asini? (Оно не забыто? Ослиное копыто?) Я жду…

- Я хочу уйти. Я могу это сделать?

- Почему нет…

- Почему нет! «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий своих, искони: От века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водой. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов».

- Шеба! – прорычал Хозяин Губы.

- Малкат Шеба! – холодно сказала Дина.

- Не забывайся, ты всего лишь пациентка. Моя пациентка!

- Я помню… каждый твой совет. И каждый угол «в твоем храме», док. Но и ты не должен забывать, что царство не может существовать без мудрости; куда бы ни ступила нога, она не стоит твердо без мудрости, и то, что произносит язык, не услаждает слуха без мудрости. То, что собирают дураки, потребляют мудрецы; из-за ошибок глупцов они и ценятся, из-за низости безбожников восхваляются праведники. Мудрость высока и богата, я хочу опираться на нее, и она будет для меня стеной, крепкой как алмаз. Я хочу искать у нее защиты, и она будет для меня силой и крепостью.
 
Лицо Хозяина ГУБЫ побелело от ярости. Он с трудом сдерживал свой гнев.

- Ты злишься, потому что твое сердце она покинула. Она убежала от тебя давным-давно, как быстроногая испуганная лань. Если ты вспомнишь ее, ты вспомнишь и о себе!

Хозяин ГУБЫ встал на ноги.

- Где твой амулет, Дина?

- А где собака Кетча, док?

Хозяин ГУБЫ выбросил руку вперед. По его ладони потекли зеленые ручейки, еще мгновение и они превратились в желейное пятно. Еще чуть-чуть, и перед взором Дины на экране из зеленого студня появились три темных силуэта.

- Эти трое, - он отвернулся, - Рок Бразилец, голландец, у него был бешеный нрав. Он укладывал людей штабелями между двумя кострами и готовил гриль. Второй… Второй - Франсуа Олоне из Пуатье. Он мог разрубить свою жертву на куски и слизать с сабли кровь. Третий – Штертебеккер. Позволь мне о нем промолчать. Кстати, все они были пиратами, храбрыми и отважными… Что с ними стало?

Дина молчала, глядя на экран. Хозяин ГУБЫ втянул губами воздух вместе с кляксой, повернулся в другую сторону, широко открыв рот, зевнул.

- Скучно, - изо рта в противоположную сторону побежали тоненькие зеленые ручейки, - видишь костер, там девушка, ей двадцать с небольшим. Ни одна самая изощренная казнь не сравнится с этой. Знаешь, что сделал палач, чтобы избавить ее от мучений? Он крюком проткнул ей сердце.

- Жанна… - прошептала Дина.

- Она самая, - заметил Хозяин ГУБЫ.

Он повернулся к экрану, передвинул взглядом его вправо, а потом чуть-чуть вверх.

- Эта женщина в сером, никогда не была счастлива, ее оболгали и возвели на эшафот, сейчас ей отсекут голову, видишь она специально надела на волосы сеточку, чтобы не растрепать волосы. Совсем скоро ее дочь взойдет на престол, двадцать лет будет править страной и двадцать лет доказывать невиновность своей матери.
Хозяин Губы дунул на экран, клякса взмыла вверх, и повисла над головой Дины. Он улыбнулся, сочувственно кивая, возникшей на экране даме.

- Эржбет Батори, ее называли чудовище из Чейта, она меняла платья, украшения, прически шесть раз в день, родила четырех детей и убила шестьсот десять молодых девушек. Она издевалась над ними и купала свое тело в их крови, чтобы до конца дней оставаться молодой. Её замуровали в собственной спальне, зимой, в огромном доме, оставив замок необитаемым.

- Зачем ты это показываешь?!

- А зачем ты спросила про собаку?

Хозяин ГУБЫ поднял голову, последний раз втянул в себя воздух, и проглотил кляксу. Затем аккуратно обтер рот тыльной стороной ладони.

- Скажи, кто-нибудь из тех, кого ты отправил на тот свет таким странным образом, может вернуться обратно?

- Кто, конкретно, тебя интересует?

- Собака!

- Нет!

- Почему, – она сглотнула комок, подступивший к горлу, - ты ведь умеешь… обретать… плоть?

- Что тебе не нравится? Я пытаюсь помочь тебе… обрести себя…

Девушка задыхалась от гнева и презрения. Набрав в грудь побольше воздуха, она наконец выдохнула ему в лицо.

- Кто из этих шестерых – ты?!

- И ты еще спрашиваешь?.. Ты прекрасно знаешь ответ!

Он громко щелкнул костяшкой фаланги указательного пальца. Прямо перед ними появилась голограмма СаМеСа. Степа смеялся, направляя на них, руки сложенные пистолетом.
 
Хозяин ГУБЫ щелкнул фалангой среднего пальца. Появился Митяй. Он отчаянно отмахивался от комара, постоянно садящегося на его лицо. Щелчок безымянного пальца и он включил голограмму Кетча. Кетч вертел в руках ошейник Алмаза, пытаясь починить карабин.

Потом захрустел сустав мизинца и появился Аркаша. Он стоял, засунув руки в карманы и, не мигая, в упор смотрел на Дину и Хозяина ГУБЫ.

- Этот хуже всех! Теперь понимаешь?

Хозяин ГУБЫ сделал круговое движение кистью, голограммы завертелись в карусели. Дина пыталась остановить взгляд хотя бы на одном из мелькающих перед глазами лиц, у нее закружилась голова и она прислонилась спиной к стальному стеблю. Холод металла отрезвил ее разум и успокоил дрожащее тело.

- За что?.. Для чего ты это делаешь?

- Найди причину, Дина. Вспомни, как следует все, что должна вспомнить. Вытащи из памяти мельчайшие детали и назови имя.

- Я ненавижу тебя! Все, что ты можешь предложить, это виртуальные беды, а вместе с ними травлю тела и души. В твоей иллюзорной адреналиновой страсти нет ни тепла, ни доброты. Ты разрушаешь, а не создаешь, опутываешь, а не освобождаешь. Ты думаешь, что если я назову имя, то все исправится? Нет. Все останется таким, как есть. Совершенные поступки прокладывают дальнейший путь и как бы человек не хотел изменить судьбу, сделать он этого не сможет.

- Ты никогда не выйдешь отсюда! - печально произнес он, саркастично хмыкнул, и исчез вместе с голограммами.

V

Прошло совсем немного времени после того, как Костик Кетч благополучно приземлился на ровный квадрат площадки архива. Справа в стене он увидел узкий проход. Скорее всего, это вентиляция или глубокая ниша - фантазия создателя адского аттракциона, - которая никуда не приведет. Тупик! Но выхода не было, и он полез внутрь. Пробираться приходилось ползком по полированной гладкой поверхности из зеленого малахита. Воздуха не хватало, было трудно дышать.

 Секунда, две, три… Перед глазами струилась прозрачная, едва различимая картина. Он подумал, что это обыкновенная галлюцинация, вызванная удушьем, но по мере того, как он полз вперед коридор становился шире и намного просторнее, в лицо повеяло живительной прохладой, дышать стало легче, а видения тем не менее не исчезали. Наоборот, они стали зримей и явственней.

Очень близко, совсем рядом с ним, дрались не на жизнь, а на смерть - лев и дракон. Было в этом поединке что-то трагическое, фатальное, сверхъестественное. Жуткую атмосферу схватки усиливала мертвенная тишина коридора. Но и она была вскоре нарушена.

Хвостатое скользкое чудовище, вытягивая шею, выбросило из себя столб огня.  Прыжок льва был неожиданным, молниеносным. Озверевший от боли гривастый хищник огромной когтистой лапой ударил по пупырчатой драконьей шее. Брызнула желто-зеленая кровь, вздыбилась оранжево-красная грива, застыла в оскале рогатая морда. Мощные удары, наносимые с обеих сторон, рвали в клочья живую плоть, в воздух летели куски кожи, шерсти, мяса.

И вдруг Кетч как-то ясно осознал, понял: все что он видит, когда-то уже происходило, и он был участником этих событий, но дальше память ускользала, и он не мог вспомнить где это случилось и когда. И тут же позади разъяренных чудищ он увидел человека в сверкающем шлеме с диковинным оружием в руках.

- Ванея… - сорвалось с губ Костика Кетча.
 
Почему он это сказал?! Кетч не смог бы объяснить.

Животные слились в дьявольском объятии. Львиная грива заслонила собой весь свет. Когда она осела, издалека прямо на Кетча серым облаком летели воины-копьеносцы. Лев вцепился дракону в пасть и отпрянул, не переставая злобно наблюдать за извивающимся от боли противником. Человек, вскинув голову, оглянулся и Кетч увидел его лицо. Аркаша?!

Разъяренные чудовища вновь прыгнули друг на друга, и неведомая сила опять соединила их в одно целое. Но человек в сверкающем шлеме еще раньше успел вцепиться в оранжево-красную гриву. Изогнутое лезвие вонзилось в шею зверя. Лев затрясся от боли, встал на задние лапы, пытаясь сбросить с себя ловкого наездника. Дракон воспрял, изогнул хвост и с силой опустил его на лохматую львиную голову, задев плечо его всадника. Кетч бросился к дракону.

- Я помогу, - закричал он.

- Поди прочь, писарь, - прохрипел человек в шлеме.

Дракон повернул морду, выпустив из пасти черный дым. Запахло гарью, Кетч упал навзничь.

- Я тебя предупреждал, раб. У каждого смертного свое предназначение. Не лезь куда не просят.

Кетча словно подбросило, он вскочил на ноги. Этот солдафон посмел назвать его рабом!

- Тебе здесь не место. Займись лучше свитками Соломона, - продолжил человек в шлеме.

Подоспевшие копьеносцы окружили дракона. Сотни острых наконечников вонзились в него, с легкостью пробив мутную чешую. Готовясь испустить дух, дракон взмахнул перепончатым крылом. Воздушный поток, вызванный последним движением умирающего гада, увлек за собой тела воинов.

В тот же миг человек в сверкающем шлеме пробил острием сердце льва. В агонии лев разинул пасть. Волосы на голове Костика Кетча зашевелились. Разинутая пасть зверя извергала из себя тела людей. Они были плоскими, совсем плоскими! Трафареты заполнили собой весь коридор, а потом их оболочки задрожали и взорвались, как мыльные пузыри, открывая взору силуэт всадника на коне.

Хозяин ГУБЫ уверенно держался в седле. Его грозный вид вселял трепет и страх. Кажется, человек в шлеме, тоже оробел при виде могучего бесстрастного наездника.

- О, мой Соломон! – обратился к всаднику воин, - ты опоздал и не видел чудесного сражения, которое только во снах можно лицезреть на земле.

- Ты прав, Ванея, я не видел бойни, что устроил ты и мои солдаты. Я ее чувствовал! И признаюсь тебе, мне не было приятно от этого.

Всадник подъехал к растерянному Костику.
 
- Но, схватку видел Иосафат! – сказал он, обращаясь к Кетчу, - Он и напишет мне о ней, чтобы сие досталось моим потомкам, ибо за все деяния моих подданных отвечаю я: и головой, и сердцем.
 
- Я не понимаю… - начал было Кетч, но тут же осекся, потому что больше сказать ему было нечего.

VI
Дина сидела в стебле стальной розы и прокручивала в голове недавний разговор с Хозяином ГУБЫ. Зачем она разоткровенничалась? Почему стала рассказывать ему о том, о чем думает, о чем ему совсем не надо было знать? Да, потому что она все еще тешила себя надеждой, что он сменит гнев на милость и отпустит их всех, прекратит эту странную жестокую игру.

Не-е-ет, это не игра!.. Вымысел и реальность, древние пророчества и настоящие жизни сплелись в один тугой клубок и ей совсем не было видно кончика той ниточки, за которую надо дернуть и заставить неумолимую череду последних событий вернуться назад, к той черте, которую не стоило переступать. Им всем надо было «строить ковчег», а не лезть в этот проклятый подвал!

Он сказал… А, что он сказал? «Ты никогда не выйдешь отсюда!» Почему, не выйду? Почему, никогда? Да потому что, она не верила в то, что сможет это сделать!
 
Она не верит в собственные силы, не надеется на собственную память и не знает точно, чего хочет. Ну, нет, чего хочет она знает – она хочет узнать Его тайну, он ведь умеет превращать голограммы в живых людей.
 
Я смогу, я смогу! Надо попробовать на собаке, если я верну Алмаза, значит и всех остальных смогу вернуть. А вдруг все пойдет не так? Это же любимый пес Кетча.
Надо потренироваться на чем-нибудь другом. На чем-нибудь живом и… неподвижном. Например, на цветах. На каких? На розах…

- Нет, розами я сыта по горло, - вслух сказала Дина, оглядываясь вокруг.
 
На лилиях?.. Они слишком нежные, не подойдет… На шиповнике! На каком? Дико-о-ом… Он неприхотлив, выдержит! Надо представить его себе, вспомнить все до мельчайших подробностей.
 
Пусть это будет куст!

Дина провела рукой в воздухе, как по холсту.

- Так! Теперь, как он выглядит?! Зеленый… с красно-коричневыми прожилками… со стручками бутонами… с розовыми бутонами… нет, с белыми… Белые маленькие цветы! Вот, такие! – она нарисовала воображаемый цветок. – И еще, колючки!..

И тут же, сквозь стальную оболочку стебля начал пробиваться росток. Прямо напротив того места, где она сидела. Он корежил металл и разрывал его в клочья. Куст шиповника рос быстро. Теперь гигантские побеги лезли со всех сторон, задевая тело и одежду своими колючками. Лепестки хлестали по лицу. Еще секунда и острые иглы проткнут ее насквозь.

Высоко над головой пролетела колесница. В ней сидел Хозяин ГУБЫ. Нет, теперь она точно знала, что его зовут не так. Имя, она должна вспомнить его имя!

- Молодец, Дина! – услышала она его голос, в нем не было и тени прежнего юродства.

Она опустила голову. Куст шиповника исчез, как и стебель розы.
 
Дина оказалась в малахитовом коридоре, а напротив нее неподвижно, как изваяние сидел пес. Голограмма отливала синевой.

- Алмаз, милый, погоди немного. Ты обязательно станешь таким, как был раньше. Я нарисую тебя, и ты оживешь!

Дина замахала рукой в воздухе.

-  Шерсть черная блестящая… Голова, уши, хвост… Лапы, большие лапы. И зубы… Вот такие: раз, два, три… десять… двадцать… тридцать… сорок два.

Голограмма пса внимательно следила за рукой девушки. По лицу Дины потекли крупные слезы.

- Собака! Почему ты не превращаешься? Ты ведь понимаешь, что я говорю?

Пес наклонил голову набок.

- Все дело в рыбке на твоей коже, да? Все из-за нее?

Пес тихонько заскулил.

- Послушай меня, собака, мы найдем выход. Ты обязательно станешь настоящим. – Она медленно приблизилась к Алмазу. - У каждого приличного пса есть хозяин. И у тебя он есть, я знаю. Он тебя очень любит и мечтает с тобой встретиться. А чтобы пес не забывал своего главного друга, он должен носить ошейник. Ну, как символ, как напоминание, что он не один.

Дина выдернула ремень из пояса джинсов. Пес отодвинулся.

- Ну, да, я вру. Дело совсем не в этом, вернее, не совсем в этом. Я просто не могу до тебя дотронуться. Иначе сама стану, как ты. Дай надеть ошейник!

Она несколько раз обернула ремень вокруг шеи Алмаза и защелкнула застежку.

Тотчас послышался шум моря. Вдали появилась лодка, на борту ее копошились люди. Много людей. Люди пытались приладить парус, направляя его по ветру. Судно крутило, как волчок, то нос, то корма накренялись, уходя под воду, вытягиваясь и сужаясь в дрожащем воздухе.

Пес сорвался с места и огромными скачками понесся по коридору.

- Стоять, Алмаз, стоять! – едва поспевая за ним, приговаривала Дина.
 
Высоко-высоко над ними летела вперед золотая колесница.

- Господь премудростью основал землю, небеса утвердил разумом; его премудростью разверзлись бездны, и облака кропят росою. Не упускай их из глаз твоих; храни здравомыслие и рассудительность, и они будут жизнью для души твоей и украшением для шеи твоей. Тогда безопасно пойдешь по пути твоему, и нога твоя не споткнется, – пророкотал голос.

- Так говорил Соломон, - крикнула девушка, прыгнула и уцепилась за ошейник пса.

 Упав, у самой кромки воды, она больно ударилась о малахитовый пол.

В один миг буря стихла, лодка мирно закачалась на волнах.

Дина подняла глаза на собаку и отпустила ошейник. Алмаз уже остановился и сел, как подобает приличному псу. Вид у него был вполне дружелюбный и жизнерадостный. Его блестящая волнистая шерсть отливала привычным каштановым блеском. Шершавый язык прошелся по лицу. Мокрый холодный нос уткнулся в шею.

Море и лодка исчезли.

Пес мотнул головой, вытянул хвост и стрелой рванул в широкий квадратный проход коридора.

VII

Аркаша чувствовал спиной сырой накат земляной насыпи. Изодранную одежду покрывала грязь и бурые пятна крови. Израненные руки сжимали странное оружие. Он прикоснулся пальцами к острому изогнутому лезвию, погладил рукоять, покачал его на ладони, застонал и схватился руками за голову.
Место, где он сейчас находился, скорее всего, было когда-то колодцем. Теперь глубокий заброшенный шурф был пуст, лишь белые пятна с черной каймой на земляных стенах напоминали о том, что здесь когда-то все же была вода. 

- Как меня угораздило попасть в эту яму?

Сверху в проеме колодца мелькнула тень.

- Ты убил льва! – прошептал чей-то голос.

- Кто здесь? – встрепенулся Аркаша.

- Меня зовут Хирам! – ответила тень.

- Ах, вот как! – усмехнулся Аркаша, вглядываясь в темноту, - Так, это ты помогал строить храм Соломона?

- Ты ошибаешься, воин, я не помогал… Я его придумал и воздвиг!

- Но, я не воин…

- Ну да, Ванея, - перебил его Хирам, - того, кто первым поцеловал Балкис, того, кто удивлял мир блестящими победами Соломонова войска, вряд ли можно назвать простым воином. А, сегодня… Сегодня ты выиграл главное сражение. Сегодня ты боролся не только за жизнь, ты отстоял свою честь.

- То, есть? – мрачно спросил Аркаша.

Тень метнулась в сторону.

- Но, этот поцелуй, я не прощу тебе никогда! Знай, Ванея, самые важные буквы моего имени питают силу из света, воздуха и воды, и когда все три ипостаси сойдутся вместе, я отомщу тебе за этот поцелуй, ибо ты не имел на него права. Запомни это, Ванея!

Над колодцем взметнулись языки пламени, тень исчезла, а белые пятна с черной каймой задвигались перед глазами в такт пляшущему огню.

***

Дина изо всех сил бежала по коридору, стараясь не упустить пса из виду. Волокнистые молочно-белые струи зыбкого рябого тумана заполнили просторный коридор. У нее перехватывало дыхание, сильно резало в боку, ноги скользили по полированному малахитовому полу, но она все бежала… бежала вперед, не чувствуя под собою ног, не оглядываясь назад и не смотря по сторонам. Она боялась, что не успеет, она видела перед собой лишь черный лохматый, вытянутый в струну хвост, а туман становился все гуще… Тело тряслось от усталости, Дина совсем выбилась из сил, уже не так бойко перебирала ногами и постепенно перешла на шаг, вялый и неровный. Шаг… еще шаг… хвост исчез…

Со всех сторон, плотной влажной непроницаемой пеленой, окутывал туман. Справа, слева, спереди и сзади: везде, ее облепляла душная мокрая вязкая слизь. Она даже толком не могла ощутить свое собственное тело. Едкая сырость разъедала ее саму и все вокруг. От недавнего исступленного бешеного бега осталась одна мертвецкая усталость, очень хотелось спать, глаза закрывались как бы сами собой, и никого рядом, ноги совсем перестали слушаться. Тишина оглушала и внушала страх!

- Псина! – безнадежно позвала она.

Никто не отозвался, кругом было так пусто и мертво, как в преисподней. Как в том сне, который она видела почти каждый день. Один и тот же страшный сон. Будто она находится в каком-то незнакомом доме, в нем много-много комнат, причем все они расположены трамвайчиком, одна за другой. Очень длинный коридор, состоящий из проходных комнат. И она, Дина, почему-то стоит в центре самого большого зала, слышит издали доносящийся звук шагов и, с замиранием сердца ждет, что кто-то войдет и встанет рядом с ней. Между тем шаги слышны непонятно откуда, и ей приходится все время поворачиваться то к одной двери, то к другой, чтобы увидеть входящего в зал. И в каждом сне, всякий раз куда бы она не поворачивалась, когда человек появляется, она оказывается к нему спиной. Желание сразу увидеть входящего таинственного незнакомца становится навязчивой идеей, но она абсолютно уверена в том, что сделать этого она не сможет, ей заведомо известно, что незнакомец увидит ее первой.  И она поворачивается, и видит человека, одетого во все черное. И сон заканчивается.

Но, самое страшное в этом сне, от чего ей приходится каждый раз просыпаться, то, что у этого человека нет лица. Руки, ноги, живот, волосы, все есть, а лица нет. И вот теперь она остро почувствовала, что ей приходится переживать это все наяву, точно также, как в том ночном кошмаре.  Она стояла в этом вязком тумане и ждала… Это слепое ожидание порождало ужас и ощущение беспомощности.

Она вдруг увидела… человека без лица, он играл на восьмиструнном инструменте. На арфе! Эту мелодию она слышала только один раз, но где и когда вспомнить никак не могла. Тонкие красивые пальцы быстро перебирали струны и извлекали чудесные звуки… 

-  Дина! – вдруг услышала она сквозь тяжелую слоистую мглу.
   
Видение исчезло.

Она повернулась туда, откуда звучал голос, оступилась, потеряла равновесие и попыталась уцепиться руками за воздух. Ее руки встретились с другими руками, возвращая ее в вертикальное положение. Это был Кетч. Ладонь наткнулась на амулет.

- Ты видел свою собаку?

Кетч опустил голову. Ему сейчас меньше всего хотелось говорить о собаке.

- Нет.

- Она стала настоящей!

- Кто?

- Собака!

Голос девушки вернул его к действительности. Они, оба сейчас существовали вопреки всему. Вопреки, здравому смыслу, обстоятельствам, времени, но мысль о том, что они вдвоем, согревала его, вселяла в него уверенность. 

- Ты – красивая, Дина!

- Нам не выбраться отсюда, Кетч…

Теперь ему показалось, что Дина оправдывается. Создавалось впечатление, что каждый из них, говорит не о том, о чем надо бы сказать, что-то ускользает и пропадает самое главное – предмет, положивший начало диалогу. Это отсутствие не давало повода соединить что-то очень важное в единое целое. 

Кетч поднес руку к волосам девушки и осторожно погладил их.
Ребро ладони пересекло тончайшую границу пустого холодного пространства и коснулось виска Дины.
    
- Я хочу жить…

- Я знаю…

Горячий шепот разгонял волокнистую плоть тумана, заковавшую их в один большой кокон.

- Ты сильный, но ты не чувствуешь связи времен.

- Я люблю тебя!

- Ты… хочешь знать… почему мы здесь?

- Я люблю тебя!

- Знать, кто виноват?..

Ее голос задрожал, взлетая высоко и падая вниз, упираясь в их макушки тонкими звуками, отзвук его немного повисел в вышине и оборвался, не завершившись.

- Никто, - ответил Кетч.

Его голос подхватило эхо, многократно повторяя последний слог - то… то… то…

Ответ расстроил Дину, она ожидала услышать совсем другое. 

Послышался лай собаки, густой туман рассеялся, Алмаз стоял рядом с ними, подняв огромную пасть вверх и разбрасывая вокруг длинные слюни, стекающие с розового языка.

Малахитовая обшивка подземного хода растворялась, оставляя собаку, Дину, Кетча в бесконечности таинственной Программы.

Это был самый центр творения Хозяина ГУБы – дьявольское смешение погребенных миров. Дина крепко обхватила руками Кетча, им улыбалась вечность, гримасничая своей бездонной пропастью, разбивая горизонты, перемещая подобно маятнику то влево, то вправо слоистый воздух. Программа, приведенная в действие, создавала обновленную величественную форму обители Ада, – Хранилище памяти.

***

Аркаша сидел и смотрел на белые пятна с черной каймой, они надувались и морщились, подобно желейной пленке. Этот кисель, облепивший стены колодца, двигался медленно, мерно, плавно, спокойно: вперед-назад, вперед-назад. Сырой застоявшийся воздух был пропитан каким-то странным дурманящим запахом.

- До чего же подозрительная плесень, - печально усмехнулся Аркаша, и опять осмотрел изгиб клинка.

- Угу! – послышался чей-то голос.

Он поднял голову. Прямо перед ним стоял опрятно одетый человек, на котором ладно сидели отутюженные серые парусиновые штаны, и такая же, аккуратно заправленная в них, свежевыглаженная сорочка, на кончике носа сверкали отполированными стеклами очки, облик никак не вязался с обрастающим гнилью земляным мешком. Аркаше показалось, что колодец стал шире, он и вправду увеличился в размерах, человек стоял от него шагах в десяти, а между ними высилась тренога с высокой подставкой. Тренога располагалась в грязной луже, через которую человек осторожно переступил, подошел к лежащему на земле кинжалу, поднял его и с размаху воткнул острое лезвие в подставку.

- Пахнет… плохо… Чем обязан? – сказал Аркаша, за время пребывания в этом подвале он перестал чему-либо удивляться.

- Да, запах особенный. В большом количестве вызывает галлюцинации, но если его ровно столько сколько здесь сейчас, то примерно через сутки он вполне может уничтожить… память. Всю! Понимаешь? То, что воссоздает нежная кора твоего мозга, то, неуловимое, призрачное, что даже еще не стало твоей мыслью, то что ты видишь, то что схватываешь на лету, вся эта информация мгновенно стирается в твоей хорошо подготовленной для восприятия подкорке. Что?! Хочешь почистить мозги?

- Нет, не хочу…

- Хочешь или не хочешь, речь не об этом. Разговор идет о том, случится это или нет, - услышал он за спиной.

Аркаша обернулся и увидел давнего знакомого, старожилу улицы, на которой располагался его дом. Федор, развел руками, высовывая их из-под вороха грязной одежды.

- Вы, кажется, знакомы? – спросил человек в очках.

Федор нелепо засунул кисти рук в обтрепанные рукава пиджака, поеживаясь от сырого воздуха, и нелепо замотал головой. Человек в очках подошел к треноге.

- Интересная вещица. Старинная. Что это? – сказал он, обращаясь к Федору.

Федор часто заморгал глазами, лицо его приобрело придурковатое выражение, он сосредоточил все свое внимание на бороде, выбирая забившиеся в нее комки пыли.

- Это… мое… - неторопливо проговорил Аркаша.

- Ой, ли? – саркастично хмыкнул человек в очках, неспешно поднимая кинжал. – Это оружие нашли рядом с убийцей Хирама. Хирама-архитектора, Хирама-мастера! Ты в курсе?

- Да, я читал об этом.

- Кинжал Ванеи слишком знаменит, о нем не знает лишь слепой. Почему люди не пользовались им, как оружием? Почему стреляли из лука, метали копья, дротики, но не осмеливались выходить на бой с такой простой и совершенной вещью?

- Потому что они не знали его секрета, – спокойно ответил Аркаша.

- Ах, вот как, – человек в очках провел ладонью по лезвию, кинжал вытянулся, изменил форму, превратился в длинную острую пику.

– Это – стилет, - продолжил он, - к тому же говорящий. И сейчас, он хочет сказать, что Вам обоим с ним лучше не общаться.

Затем резко отбросил руку со стилетом за спину. Рукоятка вытянулась, становясь длинной костяной палкой, на конце которой теперь по-змеиному извивался толстый стальной шнур.

- Что это, Федор?

- Кистень, - нехотя ответил тот.

Человек в очках, выбросил руку вперед, на этот раз он держал в руке небольшой изящный топорик.

- Жестокий малый! - улыбнулся он, - И скор на расправу. Его зовут бердыш… Раз, два, три! – он воткнул топорик в землю, прямо перед ногами Аркаши.

Аркаша вскочил на ноги и быстрым движением вытащил бердыш из земли. Через мгновение его кулак уже сжимал алебарду с острым наконечником на конце. Человек вплотную приблизился к Аркаше и вцепившись в древко алебарды выдохнул ему в лицо:

- Алебарда – оружие стражников… Охранников, стало быть. Оно заставляет думать и понимать, как нельзя, а как можно.

Он вырвал алебарду из Аркашиных рук. Древко укоротилось прямо на глазах, наконечник острия изогнулся в виде ястребиного клюва. Железный крюк зацепил пиджак Федора и потянул за собой старика.

- Чекан. Хорошая вещь! Правда, Федор?

- Остановитесь, мастер! Он ведь убил льва… - прохрипел Федор.

Человек в очках оттолкнул его и приблизился к Аркаше так близко, что тот почувствовал горячее дыхание на своей щеке.

- Я не понимаю, объясни… зачем всем вам понадобилось лезть в мою программу? – громко зашептал он.

- Мы, всего лишь, хотели уничтожить систему шантажа. Виртуальную систему, которая мешает жить. Многим!

- Интересно… Ваша цель уничтожения программы была единственной? Автор ее вас совсем не интересовал? Каким образом вы хотели этого добиться?

- Виртуальным преследованием, если можно так выразиться.
 
- Виртуальным–м-м!!!

- Но мы тогда не догадывались, что она, ваша программа вполне реальная и гораздо страшнее, чем можно было предположить!

- Да, хозяин Программы я, Программа и я существуем на самом деле. Мир нуждается в порядке и, чем совершеннее Программа, тем сильнее ее владелец. Ты когда-нибудь считал, сколько программ сменило человечество за всю историю существования?! Я придумал систему справедливости. Систему совершенной справедливости!

- То, о чем вы говорите, давно известно. Это фашизм! А фашизм направлен только на уничтожение, он ничего не может родить, возродить, если хотите. Теория единоличного совершенства, теория сверхличности не раз терпела крах. То, что вы предлагаете, -суррогат! Ваше придуманное сверхсознание не сможет вытеснить из человека его сущности, светлая сторона человеческой натуры должна победить, в конечном итоге она всегда побеждает. Тысячелетиями человечество обретало опыт выживания, оно найдет способ обуздать ваш беспристрастный виртуальный поток.
 
- Ты хотел сказать бесчувственный? Но это не так. Уверяю тебя, ты ошибаешься! На самом деле грань между настоящим и призрачным очень тонка…

- Конечно, но все-таки между ними есть разница. Призрачность вне времени. Даже если она искажена, искорежена, растерзана, она обратима. Ну, как во сне! А настоящее, проходит сквозь время, и его не повернешь вспять.

- Это все теория. А на практике?.. Я требую объяснения, каким образом твой кинжал оказался в руках убийцы Хирама?



                ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ