Я не хотел стрелять повесть

   «…наше общество настолько аморально, что пытается, утопив голову в скандальных ток-шоу, любой ценой извлечь «мораль» хоть из болезни певицы, хоть из безумия школьника,
лишь бы не черпать её в десяти заповедях».
                -  Егор ХОЛМОГОРОВ 
                «УМНИКИ ВО ВЛАСТИ ДЕМОНОВ»               

ЗАХВАТ ШКОЛЬНИКОВ В МОСКВЕ: УБИТЫ ПОЛИЦЕЙСКИЙ И УЧИТЕЛЬ ГЕОГРАФИИ

МОСКВА  3 февраля 2014г. 13:06   
В столичном районе Отрадное вооруженный 10-классник, Сергей Гордеев, захватил 29 учеников школы № 263 в заложники прямо во время урока.

   Сообщается, что молодой человек, угрожая оружием (по предварительным данным захватчик был вооружен мелкокалиберной винтовкой и охотничьим карабином "Сайга"), заставил охранника провести его внутрь школы. После этого преступник зашел в кабинет биологии, где проходил урок у 10-го класса, и с порога выстрелил в учителя.               
http://www.topnews.ru/news_id_65080.html


Одна из одноклассниц захватчика написала в Twitter о страшных событиях, произошедших на уроке географии. По ее словам, Сергей, зайдя в класс, выстрелил географу в живот, затем спросил, непонятно к кому обращаясь, жив ли он, а затем произвел контрольный выстрел в голову.
Как рассказал Life News один из школьников, Гордеев был лучшим учеником в классе. Ни в какие конфликты он вовлечен не был…

 Я НЕ ХОТЕЛ СТРЕЛЯТЬ 
             КНИГА ПЕРВАЯ.                (Совпадения имён с реальными людьми совершенно случайны.)

                1 ЧАСТЬ
–   Заходите, друзья, в нашу хату, заходите, – Игорь Строганов, сын хозяев дачи, которые на данный момент отсутствовали, широко раскрывая дверь,  приглашал в дом одноклассников. – Знакомьтесь: это Лизонька.
–   Можно просто Лиза, – улыбаясь и слегка кокетничая, новенькая подавала руку каждому  члену супер-команды: как именовали себя десятиклассники. Входя в дом, девушки называли свои имена. Парни демонстративно делали вид, что целуют ей тыльную сторону руки, как принято в высшем обществе. Последним вошел Михаил Миров. Он молча кивнул головой, слегка прикоснувшись ладонью к её пальчикам. Получилась лёгкая неловкость, так как она уже приподняла руку для «церемониального» поцелуя; и её рука на секунду зависла в воздухе. «Нахал! – мысленно возмутилась она, – хоть бы слегка пригнулся для приличия… я же не просила целовать мне руку?»
–   Кто это красивая девушка? – заметив неловкость гостьи и выручая её, спросил Серёжа Горошин. – Где ты её нашёл?
–  Таких не находят, – иронично улыбаясь, ответил Игорь, – такие сами являются….
–   Как мимолетнее видение, явилось чудное мгновенье! – подходя к ним, поддержал разговор друг Сергея – Вадим Нежданов, которому эта девушка сразу понравилась. Вадим был маленького роста, невзрачный на вид и с девушками ему всегда не везло. «Вот надо же, – расстроился он, – опять меня опередили…»
Прихожая была соединена с залом широким просторным коридором, на высоком арочном потолке которого красовалась ажурная, гипсовая вязь в стиле ренессанса.
–   У вас как в музее, – пройдя в зал, заметила новенькая, – да и снаружи это не дом…
–   А усадьба знаменитого учёного,  –  подходя к девушке и опережая Сергея, подсказал Смирнов. – Давайте поближе познакомимся? – предложил он: – Меня зовут Андрей; и в этом музее, если позволите, я могу стать вашим гидом.
Молодёжь не особо обратила внимание на новенькую; и каждый входящий занимал своё привычное место в обществе. Предпраздничная суета поглотила всех: кто-то накрывал столы; кто-то, размахивая газетой, усиленно доказывал правоту. Девочки что-то шептали друг другу на ушко, ревниво поглядывая на новенькую, которая, кажется, не особенно искала повода с ними сблизиться и демонстративно, с независимым видом разглядывала под потолком раскрашенные под золото рельефы.
–   Что это за дворец? – указав на ажурную, медную вязь  на окнах, спросила Лиза стоявшего позади Андрея Смирнова, который был близким другом Игорю Строганову и многое знал.
–   До революции, – пояснил Андрей, – этот дворец принадлежал богатому меценату, который занимался наукой в области естествознания. Во время же революции этого представителя буржуазной интеллигенции – с точки зрения тупоголовых революционеров в кожанках – объявили пособником мировой буржуазии; и у мецената случился инфаркт. Учёный скончался. Дом его отобрали, разграбили и поначалу устроили склады. Помещение не отапливали: разумеется, всё стало портиться; и дворец пришёл в дряхлое состояние. Позже умные люди, спасая архитектуру, предложили сделать из него Детский дом, впоследствии ставший Дворцом Пионеров. Выделили средства, отремонтировали.  А ещё позже сюда вселили учёного, который занимался той же темой, что и предшественник. Партии он был нужен и потому-то его и вселили в этот дворец - вместе с женой. Детей у них не было; и они усыновили мальчика из того же самого Детского дома, в здании которого мы сейчас и находимся. Говорят, эта пара узнала в нём дальнего родственника и, самое интересное: этот мальчик по документам в действительности оказался правнуком того самого мецената, у которого этот дворец конфисковали. Так что…
–   Всё становиться на круги своя? – перебила новенькая.
–   Именно так, Лиза, не правда ли, интересно?
–   И кто же этот правнук? Я хочу с ним познакомиться. Как его зовут?
–   О! – Андрей загадочно поднял глаза вверх, – Об этом спросите у Игоря: он больше знает. А зачем вам это знакомство?
–   Как зачем? – прямолинейно объяснила девушка. – Он же - миллионер! Иметь такие хоромы!? Любая девушка захотела бы познакомиться. Я надеюсь, он не женат?
–   Нет, – засмеялся Андрей, – а вдруг у него девушка есть, что тогда?
–   Отобъём, это не проблема, – с небрежной кокетливостью бросила реплику Лиза, – познакомь же?
       –   Извините мадам, – загадочно улыбнулся Андрей, представив, как на это среагирует этот самый внук – Игорь Строганов. – Эти вопросы не ко мне.
Обиженная гостья отвернулась и уставилась в окно. Наступила неловкая пауза.
–   Я не могу, – не выдержав, Смирнов первым прервал молчание. – В нашем обществе не принято выбалтывать личное. Я и так рассказал больше, чем положено. Спросите у Игоря Строганова, хорошо?
Парень умоляюще взглянул на девушку. Перчик не ответила, продолжая угрюмо смотреть в окно.
–   Странный дизайн, – заметила гостья.
–   Вы о чём? – обрадовавшись смены темы, оживился Андрей.
–   О решётках.
–   Почему странный? Очень даже красивые решётки: витые… Ручная чеканка, литьё.
–   Я не об этом: на всех окнах решётки только внизу. Обычно так не бывает.
–   А! – Так это для безопасности. Вот, смотрите, – он отодвинул защёлку, – открывается только нижняя часть окна, как раз там, где решётка. Когда здесь был Дворец Пионеров – детям находиться здесь было совершенно безопасно. Они могли открывать только нижнюю часть окна.
–   А полностью открывается? – Лиза подняла глаза на Смирнова. – Я хочу посмотреть вниз.
–   Полностью можно открыть только среднюю створку, которая без решёток. Только надо забраться повыше.
Он, подставив стул, влез на подоконник и, повернув литой листик из меди, распахнул окно.
–   Я бы не догадалась... – молвила Лиза. – Висит себе веточка винограда, висит, а надо же, повернул листик и…
–   И всё! – спрыгнув, улыбнулся Андрей. – Сим-сим откройся; и окно открылось! Наверное, я заработал первый танец у такой красивой девушки?
Лиза Перчик не ответила. Она, наклонившись, заглянула вниз. Глубоко внизу, между высоких сосен, верхушки которых были гораздо ниже окна, расселись громадные валуны, будто их притащил великан. В снежных шапках, они казались торчащими из-под земли головами.
–   Ух, ты!? – среагировала девушка. – А, оказывается, мы висим над оврагом!? Аж дух захватывает!
–   Да, – согласился Смирнов. – Этот дворец так и построен, что этот зал, где мы сейчас находимся, словно парит, как самолёт: захватывающее впечатление, не правда ли?
–   А не боитесь, что зал обломиться и рухнет на эти камни?
–   Нет, построение надёжное… архитекторы с Италии – они проектировали так же и Петербург.
–   Ты бы смог прыгнуть отсюда?  – без всякой причины спросила новенькая и пытливо посмотрела в глаза собеседнику; и тут же, в её же глазах промелькнул азарт «игрока», играющего пистолетом у собственного виска.
Парень посмотрел вниз, в реальности представляя собственный прыжок.
– Я же не сумасшедший… – Он передёрнул плечами. – И что за дикие мысли бродят у вас?.. Лучше я закрою окно, холодно.
–   Я пошутила, мальчиша, – звонко рассмеялась девица. – Просто проверяла на смелость.
–   Ну и шутки у вас, однако, – влезая на подоконник, чтобы закрыть створку, недовольно проворчал парень. – Вам, девушка, надо бы отличать смелость от глупости – это не одно и тоже.
–   Друзья, все к столу! – Игорь громко, перебивая шум и оживлённые разговоры, протрубил в сложенную из бумаги  трубку; и народ, усаживаясь за столы, задвигал стульями.
Наконец стихло. Лучи заходящего зимнего солнца, преломившись сквозь намёрзшие ледяные узоры на стёклах, отсвечивали нежную акварель русской зимы. Стало особенно тихо и торжественно.
Строганов встал, обвёл взглядом присутствующих и, улыбаясь, с юморным пафосом объявил: «Все кроме нашей новенькой знают повод нашего сбора. Мы собрались отметить день рождения Михаила «великого»!
–   Михаил «великий» - тот самый хам? – переспросила новенькая, Лиза Перчик, сидевшая рядом со Строгановым.
–   Лиза! – одёрнул Игорь, – Мы с тобой договорились: у нас не дерзят! А то, что Миров не поцеловал вам ручку, мадам – то это для него норма.
–   Норма? – возмущённым тоном спросила девушка. – Для него не существует этикета?
–   Не существует, – открывая шампанское, спокойно отреагировал Строганов.
Раздался хлопок, вылетела пробка и, ударившись в потолок, попала в пустой фужер, предназначенный для Михаила. Все засмеялись, так же, как и сам Миров. Он, приподняв его, показывая всем, весело объявил: «Вот, видите, я же говорил, что не пью: у меня уже занято!»
–   Так выброси пробку! – повышенным тоном выкрикнула Лиза, – нашёл причину! – девушка скривила  в гримасе ярко накрашенные губы; ей почему-то показалось обидным, что для кого-то делают исключения, а для неё, гостьи – нет!
Вместе с тем, Лизе, несмотря на  поведение Михаила: как она посчитала – унизившее её достоинство – этот парень сразу понравился. В нём было что-то резко отличающее от остальных членов команды. Одноклассники, подняв фужеры, перебивая друг друга, поздравляли Михаила с днём Ангела, желали всяких благ, здоровья и много того, что может пожелать молодежь этого возраста.
–   Опорожнив фужер, гостья, подняв на Игоря красивые, увлажнённые действием спиртного глаза, спросила:
–   У вас что: какой-то клуб?
–   Да, в некотором роде.
–   И у вас есть устав, цель?
–   Устава нет, но есть правила….
–   Это так интересно, – перебила Лиза, – и какие же правила? А внешне вы смотритесь, как вполне нормальные, без комплексов.
–   Послушай, красавица, – Игорь начал раздражаться и втайне пожалел, что притащил эту девицу сюда, – в нашем обществе не принято оскорблять или унижать кого-нибудь – даже намёком. Это наш стержень: закон! Я прощаю тебя – на первый раз, потому что ты – новенькая.
–   А почему вашему имениннику позволяется нарушать этикет? – сложив губки в каприз, недовольно проворчала новенькая. – Он особенный?
–   Что ты имеешь в виду? Ах, он вашей рученьки не поцеловал? – вспомнил Строганов. – Имеет право, потому что он – «Апостол». Так все его называют. Видишь, на него никто не налегает, не принуждает выпить хотя бы глоток, потому как у нас – свобода!
–   «Апостол»? Вот интересно! А можно мне попробовать?
–   Что?
–   А мы проверим: я налью ему шампанское: посмотрим, как он посмеет отказать даме, – девушка самоуверенно улыбнулась.
–   Ну, иди, попробуй, – Игорь усмехнулся.
Гости уже разливали сухое вино по рюмкам и шумно споря, обсуждали последние события недели. «Да не хотел он стрелять!» – утверждали одни.  «Как не хотел, когда принёс два ствола по шубой, потом пальнул в живот учителю географии и, мало ему показалось, подошёл и контрольным выстрелом в голову и добил, – оспаривали другие. – Это умышленное убийство! А потом ещё в полицейских палил: убил одного; второго ранил! А ты говоришь “не хотел”?»
В разгар горячих дискуссий, дабы ребята не поссорились, девочки включили музыку и приглашали мальчиков потанцевать. Лиза, не слушая взбудораженных гостей и не вникая в споры, взяла бутылку шампанского, прошла к Михаилу, взяла его фужер со стола и, выбросив пробку, налила остатки вина – получилось треть фужера. Затем, протянув его  имениннику, одновременно держа во второй руке свой, ещё не допитый фужер – прищурив «неотразимые» глаза – демонстративно громко заявила:
–   Твоё здоровье, «Апостол»! Ты же не откажешь даме?.. Тут всего-то пять граммов!
–   Откажу, – тихо «отрезал» Михаил. 
Однако Лиза совершенно не растерялась. Казалось, она была почти готова к отказу; и её самолюбие не позволяло просто так сдаться.   
–   Ах, да, – обворожительно улыбнулась девушка. Она поставила фужеры на стол и, подойдя вплотную к Мише, неожиданно села ему на колени, слегка приобняв за шею. – Мы же не успели, как следует познакомиться, красавчик! Никогда не поздно познакомиться поближе, ведь так?
Девушка была уверена в своей неотразимости. Таким способом она не раз пользовалась; и до сих пор этот приём срабатывал на сто процентов! Однако на этот раз обломилось:   
–   Вам должно быть стыдно, – безо всякой злобы, просто сказал он, встал и пересел на другой стул.
–   Чокнутый, – в растерянности буркнула девица, и, чувствуя, что краснеет, чего с ней давно не случалось, быстро схватила близ стоящего парня за плечи. – Пойдём танцевать? – жаром дыхнула она в лицо Сергею.
Горошин с удовольствием взялся за талию красавицы; и они вошли в круг танцующих.
–   Слушай, голубоглазый, как тебя зовут? Извини, мне шампанское что-то в голову шибануло, –  беспечно смеясь, спросила новенькая.
–   Сергей, – прикоснувшись губами к её ушку, прошептал он, – интересно, с кем имею честь танцевать? В наших краях такие красавицы не водятся.
–   Меня обычно зовут Ли-зонь-ка, – с удовольствием, нараспев представилась Перчик. – Однако: чем же я отличаюсь от местных красавиц? – кокетливо склонила она головку.
    Сергей открыл рот, чтобы сказать: особой напористостью, что моментально пришло на ум, но язык выдал совершенно противоположное:
–   Особой красотой, – не моргнув глазом, отпарировал он, – и умением танцевать: – «Ой! Как же так? – невольно удивился он себе: – Я же хотел совершенно другую мыслишку выдать!? Однако хорошо, что не сболтнул»…
Лиза соблазнительно склонила головку набок.
–  Не все так считают, – продолжала она улыбаться, осознавая, что её улыбка неотразима, – думаю, ваш «Апостол» считает меня уродиной: а может он того?
–   Чего – «того»?
–    Ну,... до девушек не способный. А почему он не в рясе? Они ведь все какие-то… слегка с отклонением, не так ли?
–   Ой-ё-ей, девушка: такая красивая, а дерзит. Совершенно не так! Он умнее других по многим предметам: на золото тянет. Ещё штангой занимается. Девушки по нему сохнут… может вы на него глаз положили?
–   Почему же он «Апостол»? – не ответив, спросила она. – Такой молодой, а уже монах: и почему-то в джинсах, странно.
–   А он увлёкся изучением Евангелия: пошёл по ступеням Льва Николаевича Толстого. Мяса не ест. Не пьёт. Однако в нашем кругу каждый имеет право на собственный взгляд на жизнь, если это не вредит обществу. Все его уважают.
–   Фу, надоел со своим «Апостолом», – Лиза неожиданно бросила парня, – пойду, присяду.
Она пошла и демонстративно, томно держась за виски, села на диван.
–   Девушка, вам плохо? – рядом присел Вадим Нежданов, друг Сергея Горошина, – такая красивая девушка не должна скучать.
–   Что вы все ко мне пристали? – нервно передёрнула плечиками Лиза. – Сщас начнёшь про «Апостола» талдычить.  Угадала?
–  С чего вы это взяли? И вообще… что за тон? – Нежданов стал подниматься, чтобы уйти.
–   Постой, – она перехватила его за руку, – мне действительно плохо: что у вас за общество? Выражаться не позволяют;  хотя, что особенного я сказала? На танец не приглашают…
–   Я приглашаю, – обрадовавшись подходящему случаю, не растерялся Нежданов.
–  Да? – высоко подняла бровь девушка. – Ну, ладно: хоть один джентльмен нашёлся.
Когда они, кружась в танце «проплывали» мимо Игоря, тот шутливо обронил: «Лиза, ты обещала танцевать со мной, так что следующий танец за мной».
–   Вот видишь, – заполняя неловкость, промолвил Вадим, – на тебя уже очередь…
–   Застрелить! – перебила девушка. – Никому я здесь не нужна.
–   С чего это?
–   А не с чего! – она неожиданно бросила Вадима, как раньше Сергея, и направилась к Игорю, который уже сидел за столом.
–   Ну как, – наливая девушке минералку, спросил Игорь, – нравится у нас?
–   С чего должно нравиться? – небрежно бросила Лиза. – У вас общество благородных девиц, как выяснилось: даже по минералке видно. На всех всего-то пару бутылок шампанского и бутылочка сухого? Ни в одном глазу: лучше бы спиртное вовсе на стол не ставили.
–   Мы так и сделаем, – спокойным тоном отреагировал Строганов. – Я же предупреждал: у нас не ночной клуб и не пьют, а ты говорила: «Ой, как интересно, как интересно»…
–   А чего должно быть интересного, если все только о морали и талдычат? Или о преступлениях. Мозги проели!
–   Ты хотела поговорить о чем-то другом? О классической музыке, например, или об искусстве. А можно о правилах хорошего тона: давай, послушаем! – Игорь иронично улыбнулся.
Лиза отпила глоток воды и вдруг расхохоталась.
–   По-моему, у вас лидер не ты, а  вон тот тихоня, которого вы называете «Апостолом», – она показала пальцем, – но я его сломаю!
   Решительно встав, девушка направилась к Михаилу. Подойдя, она встала напротив и молча уставилась на парня.
–   Вы что-то хотите? – из вежливости спросил он.
–   Поговорить слабо?
–   Пожалуйста.
–   Ты веришь в Бога?
–   Несомненно, Бог есть.
–   Я так и думала! – с восторгом разоблачения воскликнула девушка. – Вот почему от вас морализмом веет?!
–   А вы как хотите: чтобы чем-то другим веяло?
–   И дружба у вас крепкая, вижу, – не отвечая, подковырнула Лиза. – Может быть, у вас секта какая?
–   Девушка, вас кто-то обидел? – участливо спросил Михаил.
–   Меня невозможно обидеть; я сама, кого хошь, обижу!
–   Нашли, чем хвастать. Хотите, я за вас буду молиться?
–   Ещё чего? Молитесь за вашу супербанду!
–   Только у нас не банда, а команда – суперкоманда! – подчеркнул Михаил. – Я так и делаю – молюсь!
–   Не поможет!  – тихим восторгом объявила она, обрадовавшись появившейся идее.
–   Почему? Бог силен! Раньше у нас был самый тяжёлый класс, а теперь – всё меняется: впрочем, вы не знали этих ребят раньше.
–   Ну, да: и спиртное на столах; и сам «Апостол» среди развратных. Думаешь, я не понимаю? А ещё морали поучают.
–   Во-первых, – не согласился Михаил, – как может вы заметили, я не пью, а во-вторых – посмотрите: пару бутылок  шампанского на всех – это смех! Кофе пьём…  в перерывах от танцев – проводим тематические беседы: от политики до искусства. Спорим… в третьих – всё очень даже…
–   Прилично, хочешь сказать? А хочешь, я в две секунды разрушу вашу идиллию приличности?
–   Нет, не хочу: и вам не советую.
–   Нет уж, извини: я пришла развлечься, а не в дом благородных девиц! Однако чтобы ты убедился, что ваша идиллия – блеф, я проведу вспашку, чтобы твои розовые очки снять, «Апостол»! Морочишь людям головы!               
                2 ЧАСТЬ
Как только новенькая вышла на улицу – подышать воздухом, к Игорю сразу подошло несколько человек. «Ты где откопал это куклу?» – «Всем настроение портит…» – «Ну и хамка…» – сыпалось отовсюду. «Да ладно, ребята: с кем не бывает? – оправдывался Строганов. – Ну, пролетел: сам вижу – не выгонять же теперь? А давайте, – предложил он, - мы её немного проучим: объявим ей бойкот».   «Бойкот? – переспросил Сергей, втайне мечтавший потанцевать с ней ешё разок. – Может, не надо?»  «Надо, Серёжа, надо, – поддержал Игоря Вадим, мечтая отомстить Лизе за то, что она беспардонно бросила его в разгаре танца. – Бойкот – значит бойкот!» – «В общем, так, – резюмировал Игорь, также втайне обидевшись, что дама отказала ему в танце, – если эта “кукла” пригласит кого на танец – не отвечать. Пойдёт?» – «Пойдёт!» – неохотно согласились ребята. «А если она начнёт концерты устраивать, – добавил он: – Направляйте ко мне: я знаю, что дальше делать. Я её пригласил – мне и ответ держать».
В разгар вечера вновь вспыхнул спор по поводу совершённого убийства  десятиклассником учителя географии и полицейского.
«Ведь должны быть мотивы! – доказывали одни, громко перебивая музыку, – с чего это ради школьник захочет убивать? Когда его допрашивали, он же ясно ответил: “Я не хотел убивать!”» – «Но как же так – “не хотел”? – возражали другие, – когда вторым выстрелом в голову добил учителя? А потом ещё и заявил, что хотел узнать, как умирают люди!?» – «А давайте спросим у “Апостола”, – распалившись общей горячкой спора, съязвили девочки. – Может в Евангелии есть ответ?»
Однако когда одноклассники оглянулись, Михаила Мирова в помещении не оказалось. «Вероятно, – предположил кто-то, – они с новенькой уединились». – «Да нет же!.. Этого быть не может!.. Вон, как Мишка её культурно отшил!» – напомнила Оля. – «А мы поищем, – вызвались девочки, приревновав его к новенькой, – нечего от коллектива отрываться!»
Искать, однако, долго не пришлось. Дверь распахнулась; и Михаил, поддерживая Лизу – крепко обняв за талию – втащил её в дом.
–   Девушке плохо, – сконфуженно объявил он обществу, укладывая её на диван. Уложив Лизу, развёл руками. – Я, вот, вышел, а она лежит… Обморок, наверное.
    Пока он объяснялся,  кто-то притащил валерианки. Стали брызгать водой, хлопать по щекам. Наконец, Лиза открыла глаза, под которыми на щеках остались потёки туши с ресничек, означающие, что девушка плакала.
–   Уф-ф! – выдохнул Игорь Строганов, – нам ещё «скорой помощи» не хватало.
–   Вам уже лучше? – спросил Миров.
–   Мне? – тихо засмеялась гостья, – Это я должна спросить: тебе лучше?
–   Не понимаю, – развёл руками Михаил.
–   Он не понимает!? – в голос расхохоталась Лиза, – а когда обнимал – понимал, «Апостол»?
Бросив томный взгляд на рядом стоящего Сергея Горошина, протянула к нему руку: «Вот кто у нас настоящий джентльмен, который не откажет даме. Белый танец!» – вставая с дивана, будто ничего и не было, громко объявила она.
–   И, правда: почему мы не танцуем? – суетясь, поддержали девушки новенькую и включили музыку. Зазвучал вальс. Горошин не заметил, как его руки сами собой оказались на талии девушки. «Красавица! – глядя на Лизу, вальсируя и почти не дыша, подумал он. – Умереть можно! А договор – “бойкотировать”? Да ну его к лешему, Игоря, с его детским договором. Надо жить и радоваться!»
–   Вадим, посмотри на эту нахалку, – вальсируя с Неждановым, Оля кивком головы указала на новенькую, – только что в обмороке была, а теперь ни в одном глазу – актриса! Вади-им! Не наступай на ноги! – разворачивая его голову к себе, приревновала партнёрша, – чего это все парни сегодня с ума посходили? Размалёванных куколок не видели?
–   Сама говоришь – посмотри, вот я и смотрю.
–   Смотреть, не означает пялить глаза, – продолжала возмущаться девушка.
–   Все приглашаются за стол, – отключив звук, объявил Игорь Строганов.
   Рассаживаясь по местам, гости шумно задвигали стульями. Девушки, распалённые танцами, обмахивались. Новенькая прошла к Михаилу и демонстративно уселась рядом с ним.
–   У меня тост, – Игорь,  приподнял бокал. – Давайте выпьем за нашу суперкоманду!
Лиза удивлённым взглядом пробежала по фужерам: во всех бокалах искрился минеральный напиток – боржоми.  «Странные фокусы, – с тоской подумала она, – я такой унылой вечеринки ешё не видела: совершенно нечего выпить!»
–   Как мы помним, – продолжал Строганов, – с сегодняшнего дня в нашей группе объявляется сухой закон. Таким образом, мы выясним: что нас скрепляет в действительности: если спиртное – наша группа вскоре развалиться. Если, как мы убеждаем самих себя – нечто другое: общие интересы – мы не вымрем, как мамонты и будем поддерживать общение, как и прежде. Ура?
–   Ура! – поддержали все, кроме новенькой.
Лиза повернула голову к Михаилу:
–   Послушай, мальчик, – вкрадчиво начала она, – я сто-то не пойму, что у вас за секта?
–   Не «сто-то», а что-то, мадам, – не оборачиваясь, поправил Михаил.
–   Хорошо, «Апостол», возьми меня в первый класс: скажу правильно: «что-то».  Ну, я серьёзно: кто вы такие? Мне Игорь, когда приглашал, говорил, что ваша банда – класс! Чем же она класс? Тем, что нечего выпить?
–   Мы не банда, – ровным голосом возразил Миров. – Игорь так не мог сказать и, пожалуйста, будьте внимательны к словам, барышня. Наш клуб – суперсвободная команда. Однако не надо путать с анархией. Мы все понимаем, что нельзя унижать человека, это раз; и два: надо духовно расти, то есть не быть тупым, для чего помогаем друг другу и…
–   Мальчиша, ты меня обидел, – перебила Лиза, – я что: тупая?
–   Я этого не говорил: каждый сам определяет, каков он.
–   А-а… – протянула она нараспев. –  Вы, значит, морализовались?
–   А говоришь, серьёзно, – отвернулся Михаил, допивая минералку.
–   А я и серьёзно, – подумав, через паузу тихо молвила Перчик.
–   Неужели, чтобы не обидеть, не ударить, не убить – надо обязательно морализовываться, как вы выразились? Такие свойства нужно иметь в душе! – повернувшись к даме, с гневом выпалил Михаил.
–   Ого? – слегка отстранившись, выдохнула Лиза. –  А такой ты мне больше нравишься: живой!
–   Извините, – буркнул Миша, – вы всех достали.
–   Вот ты, мальчиша, ой, извините, – вы, юноша, – она демонстративно, церемониальным жестом приложила руку к сердцу, – затронули душу. Это так трогательно… вы это… всерьёз? Или надеваете маску интеллигентности, чтобы красоваться собой? По-моему нет ничего худшего, чем самообман! Я, по крайней мере, знаю, что я гадкая, но я нисколько не хуже других. Я всего лишь не надеваю личину! Противно смотреть, как люди надевают маску – любой формы: религии, партии, секты или клуба – и прячутся под ней. От себя не убежишь, «Апостол»!
       Выдав эту тираду, Лиза неожиданно удивилась себе: «Чего это я вдруг стала исповедоваться перед ним? Вот дура…»
–   Вы читали Нагорную проповедь? – спокойно спросил Миша.
–   Это ешё что такое?
–   Это учение Иисуса Христа. Лев Николаевич Толстой, например, не был глупым, как вы считаете?
–   Ну, не был, конечно, кто же этого не знает?
–  Так вот: он не просто уважал учение Христа – он считал, что люди, исполняя Его учение, жили бы совершенно другой жизнью.
–   Например?
–   Например, тому парню, кто стрелял в учителя, и в голову бы не пришло делать что-то подобное.
–   А может его учитель сильно обидел?
–   В любом варианте – он никогда бы не стрелял!
–   Почему же Толстой не смог убедить людей? Он же написал такой великий труд, как «Война и мир», а люди всё равно стреляют! Разве я не права?
–   Как я теперь понял, ошибался великий писатель: людей невозможно убедить: это надо иметь в душе.
–   Что «иметь»?
–   Иметь в душе пожелание мира всем людям. Но это должно быть так естественно, как мы дышим воздухом!
–   Я не понимаю.
–   Лев Толстой хотел хорошей моралью убедить людей – в данном случае – учением Христа. Но пока учение не станет частичкой самого человека – ничего не получится.
–  То есть? – девушка, вся внимание, пригнулась к Михаилу.
–   То есть, если сам Христос не поселиться в сердце человека – всё бесполезно!
Двое беседующих так увлеклись разговором, что не заметили, что давно наступила тишина; и все с большим интересом их слушали.
–   Вот  ты и раскрылся! – торжественно объявила Лиза. – Ты просто подался в религию! Как же твой Христос может поселиться в моём, допустим, сердце, если две тысячи лет назад его распяли – если такой человек вообще существовал на земле? Это же безумие – так думать!?
–   Может, – спокойно промолвил Миша, – я вчера это понял окончательно.  Может, если человек покается перед Богом за свою неправильную жизнь. И тогда для такого человека меняется смысл жизни! Жизнь обретает большее значение, чем до покаяния. Я родился свыше, то есть Христос уже живёт в моём сердце, потому-то сегодня я и пришёл сюда – всем об этом рассказать. А Толстой не верил в Христа, как в Божественного Спасителя – в этом и есть большая ошибка писателя.
–   Ну, «Апостол»! Ну, мальчиша: ты даёшь! А что вы скажете? – с возмущением, уверенная в своей правоте обратилась она к гостям.
–   А ничего, – спокойно за всех ответил Строганов, его право так думать, тем более, это нисколько – никому и ничем не грозит! А теперь – танцы.
Включили музыку. Отодвигая стулья, народ выходил к середине зала. Лиза, оскорблённая непониманием публики, некоторое время сидела с пылающими щеками, затем развернулась к Михаилу:
–   А ведь ты – в действительности «Апостол»! А я-то вначале подумала, что прикидываешься, – гневно бросила Перчик, – да ещё банду тянешь на свою дорожку? Но, ничего, теперь уж точно сдёрну с ваших глаз розовые очки. Вот уж не думала, – вставая, продолжала она выговаривать, – что попала в монастырь: даже выпить нечего. Ничего себе – вечеринка!
Было похоже, что супербанда – как именовала эту группу Лиза Перчик – очень даже спокойно отнеслась к заявлению «Апостола». «А может они не заметили, что он сказал то, будто Христос живёт в его сердце? Или равнодушны?» – в большом раздражении злилась она и, так и не успокоившись, вернулась к Михаилу.
–   Было бы нечестным с моей стороны разрушить твою банду, не предупредив, – заявила девица, – если, как ты говоришь, в твоей груди живёт Христос – вечный, сильный и могущественный! – пусть он мне – ничтожной и просто – смертной:  пусть попробует помешать! Я разрушу вашу банду, а ты молись, если хочешь, своему Христу: посмотрим, чья возьмёт!
–   Лиза, не стоит этого делать, это…
Но она уже не слушала Михаила, удаляясь и нарочито беззаботно смеясь.
С этой минуты Лиза, казалось, совершенно переменилась, будто подзарядилась огромной энергией. Остаток всего вечера она была общительна, весела и порою обворожительна. Кроме Михаила, охотно со всеми танцевала, шепча на ушко мальчикам странные слова: обещания, намёки... Иногда она подходила к девушкам и говорила, что мальчики признавались ей в любви. Оправдываясь перед девочками, мальчики возбуждённо отпирались, что ничего подобного не было. Обстановка постепенно накалялась, как неожиданно произошел «взрыв».
–   Да не обижал я твою Лизку! – выпалил Сергей Горошин, отталкивая своего друга, Нежданова Вадима подальше, – это ты намекнул, что она недоразвита!
–   Это совершенно не так! – гневаясь, возражал Вадим, – я сказал, что она не доросла до…
–   Мы же решили никого не унижать! – перебил Сергей, – как ты мог? Сам ты недоросль!
–   Я ещё раз говорю: Лиза лжёт! – всё больше распалялся Вадим. – Эта пустышка – лгунья! А ты попал под дамский  каблучок; и девица из тебя верёвки вьёт. Ты не мужик, а…
–   Баба, хочешь сказать? Да? Баба? Повтори, «шпырь»!
Парни, из-за пустяка – распалившись и унижая один другого – сцепились так крепко, что одноклассники едва их разняли. Уязвлённые самолюбием, с красными лицами они пыхтели, вновь порываясь броситься друг на друга.
–   Ребята, вы что: с ума посходили? Из-за девицы ссориться? – растаскивая ребят, успокаивали девочки.
Игорь Строганов, спешно отведя Лизу Перчик в другую комнату, что-то прошептал ей и, заперев её, дабы избежать худшего развития событий, вернулся к бущующим друзьям.
–   Кончайте базар, – приказал он, – и возьмите себя в руки.
Вадим, плотно сжав губы, направился к дверям. Взявшись за ручку, обернулся:
–   Я тебе этого никогда не прощу, – заявил он, медленно открывая дверь и собираясь демонстративно уйти.
–   Иди, иди, – «краснопёрый»! – не удержался от оскорблений Горошин.
Вадим был маленького роста, с удивительными красивыми веснушками на щеках. В детстве его дразнили двумя кличками: краснопёрый – за веснушки и «шпырь» – за маленький рост. Сергей был самым близким другом для Вадима; и Вадим был готов многое отдать за него: и это обстоятельство – два оскорбления за вечер от близкого друга  – самые унизительные! – «взорвали» самолюбие парня.
–   Знаешь что, Серёга, знаешь? – Вадим крутил головой  от негодования, подыскивая слова побольнее,  но не найдя их и непонятно почему вспомнив сегодняшние споры про стрельбу в школе, где их ровесник убил учителя географии и полицейского, вдруг выпалил: – Я тебя застрелю!
–   Что?.. Вот смехота! Да я же пристрелю тебя, как  курчонка! – то ли шутя, то ли всерьёз, смеясь, отпарировал Сергей.
–   Послезавтра здесь собираемся: обсудим детали дуэли – все свидетели! – жёстким тоном завершил ссору Нежданов и, выйдя вон, резко захлопнул за собой дверь.
Кровь громко пульсировала в висках Вадима; и он, не слушая окриков друзей по клубу, шумно выбежавших на порог – пытающихся вернуть его назад – не оглядываясь, быстро удалялся. Идя по скрипучему снегу и размышляя о случившемся, Нежданов всё же понимал, что погорячился; и в глубинах души всё же надеялся, что Сергей немедленно извинится, послав ему сообщение на мобильник.               
                *****
После ухода Вадима вечер не клеился; и расстроенные гости потихоньку стали расходиться. Оля – девочка, которой нравился Нежданов – дождавшись, когда все ушли – кроме новенькой, которая все ещё оставалась взаперти – подошла к Игорю Строганову.
–   Игорь, нам надо поговорить, – заговорщицки объявила она.
–   Чего ешё? – спросил расстроенный Игорь.
–   Эта новенькая… Лизка… я училась с ней в одной школе.
–   Ну, и?..
–   Это всё из-за неё: ссора получилась из-за неё! Она – сатанистка!
–   Что за бред? – усмехнулся Строганов.
–   Это не бред – закономерность! – возбуждённо возразила девочка. – Везде, где она появляется, возникает раздор. В той школе, где мы вместе учились, она всех перессорила и радовалась.
–   Да ты просто приревновала Вадима к Лизе, – снисходительно улыбаясь, объяснил Игорь, – ведь так? Вот и чушь всякая в голову лезет.
–   Прогони эту «куклу»! – настойчиво попросила Оля. – Вот увидишь: она непременно сделает зло – рано или поздно.
–   С чего ты взяла? – начиная раздражаться, спросил Строганов. – Сказала бы прямо – ревную!
–   Ничего я не ревную; а эта «кукла», между прочим, является членом тайного общества сатанистов.
–   Ха, ха, ха! – открыто засмеялся Игорь. – Вот уморила: в наше время тайные общества, да ещё и сатанистов? Ах, да… Они пьют кровь и делают из студентов пирожки!?
–   Не смейся! – обиделась Оля, – она сама мне об этом рассказывала и приглашала в их общество.
–   И что это за общество, что-то я об этом никогда не слышал.
–   Это общество поклоняются люциферу; и они не особо распространяются.
–   Кому, кому поклоняются?
–   Дьяволу, имя которого – люцифер. Помнишь, Миров как-то рассказывал про эту личность и про их общество? Цель этого общества – делать зло! Оно так и было. В школе после появления Лизы Перчик в разных местах сначала стали появляться плохие надписи, потом сломанные предметы, но это были только цветочки! Потом она всех перессорила – всех до единого; и мама забрала меня из той школы. Я помню, когда Лизка только пришла в наш класс и вначале мы сдружились – она рассказывала про своё общество. Она хотела меня заманить! Так вот однажды она поделилась со мной откровенностью, заявив: «Знаешь, Оля, моя мечта – когда-нибудь покончить собой!» Я помню, сказала ей: «Ты что, сдурела?», на что она возразила: «Ничуть: это будет для меня самым высшим наслаждением! Ты не можешь представить, какие чувства можно при этом испытать!? Жаль только - пока не могу решиться». Игорь, если бы ты видел её глаза: они горели так, как будто она безумно была влюблена, представляешь? После этого я стала её бояться. 
Строганов как-то странно посмотрел на девушку:
–   А ты часом не заболела? – с лёгкой иронией в тоне голоса спросил он.
–   Не веришь? Вот увидишь, но будет поздно. Я тоже: даже после её откровенности не верила: смотрела на неё и думала: «Да она нормальная девочка, как все. Это она придумала специально для меня, чтобы казаться особенной». А потом поняла, что Лизка не шутила. Ты посмотри – почему она ходит в платье с длинными рукавами? Подними рукав – там шрам от пореза! Она уже пыталась покончить собой! Я поняла: в их обществе этому учат, к этому готовят. Я даже думаю, что тот несчастный мальчик, который застрелил учителя географии и полицейского – скорее всего – член того общества. Почему? Во-первых – я уверена – он стрелял в людей безо всякой причины, не имея личных обид, но только лишь затем, чтобы сделать зло, а потом хотел, чтобы и его убили, потому что сам себя не может убить по причине малодушия. Он зомбирован тем, что надо покончить собой и других потянуть, а жить-то охота – вот и мучается! В их секте зомбированным стать запросто. А Лизка туда ходит. Теперь вот, думай, Игорёша…
–   Не переживай, Оля, – выслушав девушку, спокойно отреагировал Игорь, – иди домой. Выпей чаю, отдохни, расслабься, – и тут же, то ли в серьёз, то ли в шутку добавил: – У нас есть «Апостол»;  и нам не страшен серый волк! Давай Оленька, до встречи!
Девушка, недовольно покачивая головой, понимая, что ей так и не поверили, «мышкой» выскользнула из дома. Строганов, закрыв за ней дверь, задумался. «А я всё-таки как-нибудь, при случае посмотрю на запястье красавицы: проверю! – решил он, направляясь к комнате, в которой закрыл Лизу. –   Если была попытка самоубийства, наверняка шрам остался. Всякие есть в нашем обществе: даже «Апостол»,  – недовольно хмурился Строганов, – сатанистов ещё не хватало!».
Вообще-то Строганов знал, что общества сатанистов существуют и растут, как грибы, но относился к этому как к прихоти молодёжи, которая всегда стремится к экстриму и поэтому не воспринимал их всерьёз.
Игорь подошёл к двери. На удивлении было тихо. Думая, что девушка заснула, он осторожно открыл двери; и Лиза неожиданно бросилась ему на шею.
–   Ой! – крепко прижавшись к Строганову, притворно воскликнула она, – меня чуть крысы не съели!
–   У нас нет крыс! – мягко пытаясь освободиться от объятий девицы, возразил Игорь.
Неожиданно Лиза запрокинула голову назад; и её тело, совершенно обмякнув, стало падать. «Снова обморок?»  – в первую секунду мелькнуло в его сознании; и он, невольно подхватив её, понёс в зал. Осторожно опустив девушку на диван, Игорь стал выпрямляться, как Лиза, открыв глаза, цепко обхватила его за шею. Строганов был бы и не против объятий девушки, но не в такой «прилипучей» форме. Он по жизни не любил, когда девочки «вешались» на шею, потому что считал собственную свободу превыше всего. «Чего она так вцепилась?» – невольно подумалось ему. Взявшись за её запястья, Игорь стал разнимать руки. Длинные рукава девушки сползли к локтям; и Строганов увидел на левой руке шрам от пореза – как раз поперёк вен.
–   Больно! – вскрикнула гостья, – отпусти!
–   Что это!? – не выпуская руки, спросил Игорь. – Ты пыталась покончить с собой?
–   Не твоё дело, парниша! – одёргивая руки, недовольно проворчала девица, – из-за таких садистов как ты – всё может случиться!
–   Я – садист? – невольно воскликнул Строганов.
–   А кто меня запер в чулане?
–   Это же было по обоюдному согласию, забыла? – напомнил Игорь. – Мы же так договорились, чтобы все успокоились! К тому же это не чулан, а рабочий кабинет, даже с диваном.
–   Ну да, договаривались на пять минут и взамен на поцелуй, а сам целый час держал меня взаперти. Меня чуть крысы не сожрали! – профессионально надув накрашенные губки, обиженным тоном пробурчала гостья.
–   Я ещё раз говорю: у нас отродясь не было крыс: тебе померещилось! – возразил Игорь.
–   Пойдём, покажу, – вспорхнув с дивана, уверенно объявила Перчик.
–   Да нет же там никого, – снисходительно улыбаясь, он пошёл следом.
Они подошли к полуоткрытой двери. Не доходя, Лиза показала пальчиком:
–   Вон, в углу, видишь? Дохлая крыса лежит, а ты меня там держал, кавалер! Мне её специально подбросили, да? У меня до сих пор внутри всё трясётся, бр-рр!
–   Чего-о?.. – не понял Строганов – Где?.. «Кто же мог так нелепо пошутить, да и зачем?» – удивился он.
–   Зайди и посмотри поближе: вон, в углу, за столом, а я не зайду. С меня хватит! Насмотрелась!
–   В помещении было сумрачно, плохо видно; и Игорь в изумлёнии сделал пару шагов внутрь, как Лиза захлопнула за ним дверь и накинула кручок сверху.
–   Вот посиди там, в темноте, – выключив ему свет, захохотала девица, – будешь знать, каково мне там было без света, садист!
–   Ли-за!... – нарочито-жалостливым тоном, растягивая слова, попросил оттуда Строганов, – Лизонька, красавица, выпусти меня! Я не выключал тебе свет! Это кто-то – вероятно случайно!
–   Ничего, ничего, – хохоча, отвечала гостья, – теперь ты в моей власти! Посиди немножко, может, добрее станешь? А пока я схожу на кухню: там, в бутылочке, ещё коньячок остался.
                3 ЧАСТЬ
Придя домой, Вадим сразу прошёл в свою комнату и включил компьютер. Однако, никаких сообщений от Серёжи, как надеялся он увидеть – ни в мобильнике, ни в компьютере – с извинениями – не поступало. Весь вечер парень не находил себе места; что усугублялось неприятным, новым чувством распространяющейся боли вокруг рёбер, пока не блеснула мысль – самому написать сообщение.
«Серёжа, – печатал он, – ты для меня был самым лучшим другом. Был – потому что сегодня ты предал меня из-за какой-то паршивой девчонки. На вызов надо реагировать, если ты не трус. Как прочтёшь сообщение – дай знать. Нужно встретиться немедля! Жду звонка. – Вадим».
Через пару часов парни, как договорились, стояли на заброшенной автобусной остановке. Они ещё не успели остыть и пыхтели, как паровозные котлы; и их уязвлённое самолюбие требовало выхода.
–   Слушаю, – сухо начал Горошин, – что за спешка?
–   Сергей, я думаю, тебе надо извиниться за оскорбление: и при всех! В противном случае…
–   Что “в противном случае”? – перебил Сергей. – Хочешь драться? Ты должен понимать, что мы оба просто погорячились; и это пустяки! Может, ты ещё из детства не выбрался? Так купи трёхколёсный велосипед и катайся на нём…
–   Это тебя не касается, выбрался я или нет. Так ты будешь извиняться?
–  Это мы посмотрим, но сначала скажи: что в противном случае? Ты мне угрожаешь? – Горошин начинал «закипать».
–   Абсолютно нет! Мы будем стреляться: по-настоящему.
–   Ты что: дурак? – Горошин презрительно усмехнулся. – Да кто же тебе позволит стреляться, даже, если бы мы и захотели? Что это за мода пошла: чуть что – стрелять. Иди, лучше с «Апостолом» побеседуй – может он мозги тебе вправит, если крыша поехала.
–   Ну, хорошо, я понял, – отвернувшись, глухо выдавил Вадим, демонстративно показывая, что не желает даже смотреть на соперника, – честно признайся и скажи, что ты – трус; и я буду знать, с кем дружил столько лет.
–   Ладно, – немного подумав, сквозь зубы проговорил Сергей, – если уж твоя душа так мечтает о мести, я могу предоставить такую возможность. Вот не думал, что мой бывший друг такой мстительный. Я ведь тоже ошибся! – он сделал реверанс. – Раскаиваюсь, что по наивности имел о тебе совершенно другое мнение! – Горошин стал нервно ходить взад – вперёд. – Вон оно что?.. Давай, давай, действуй! Только я не представляю, как ты это мыслишь в реальности?
–   Всё просто, – начал излагать план Нежданов, – одноклассники не дадут нам драться – это факт! Потому, пусть они думают, что мы будем драться по сценарию, который разработаем при всех. Они постараются это мероприятие сорвать – делая доброе дело! Однако тот сценарий будет ложным. Мы же должны драться без свидетелей, на настоящих пистолетах, на сутки раньше, чем по тому ложному сценарию. Без свидетелей: чтобы никто не помешал. У тебя будет возможность найти оружие?
–   А у тебя? – спросил Горошин.
–   Найду, – бесшабашно заявил Нежданов.
–   И я найду, – так же, не подумав, в пику Вадиму отреагировал Сергей.
–   Итак, встречаемся у Игоря, как и было обещано при всех, – продолжал Вадим. – Там разработаем фальшивый план. Пусть отговаривают; пусть думают что угодно, лишь бы никто не помешал!
Нежданову страстно хотелось реабилитировать себя в глазах одноклассников; и в тайниках души он всё-таки надеялся, что под давлением друзей Горошин извиниться. «Ну не сумасшедший же Сергей, стреляться всерьёз, – мысленно рассуждал юноша, угрюмо упёршись взглядом в грязно-серый снег под ногами, – а ведь он поверил. Да-да! Поверил и в то, что я мстительный?»
Последняя мысль всколыхнула в душе Вадима состояние невосполнимой горечи.
–   Хорошо, – кивнул головой Горошин, – Встречаемся, как договорились. А ты, оказывается – псих!
–   И за это ответишь, – буркнул Нежданов и, круто развернувшись, удалился.
   Горошин долго провожал взглядом сутулую спину друга, уплывающую в темноту зимнего морозного вечера, и не верил своим глазам: «Мы оба психи! – ёжась от холода, рассуждал он. – Это что: всерьёз? Как будто не про нас…». И тут же ему вспомнилось убийство десятиклассником – его ровесником – учителя географии и полицейского, а именно – что и тот так же говорил, как будто не с ним происходили события. Неожиданно разболелась голова; и он мысленно сдался: «Ой, ладно: обойдётся. Ещё есть время: в конце концов – мы же не сумасшедшие?!»
                4 ЧАСТЬ

Расстроившись неприятными событиями, Строганов на следующий день отправил всем сообщение – срочно собраться. Он надеялся, что Нежданов и Горошин остынут и всё закончится мирно. Собравшись, старшеклассники болтали о всяком разном, стараясь избежать разговоров по поводу ссоры Вадима с Сергеем, хотя каждый из них в душе переживал оное: такого конфликта в их группе никогда не бывало. Наболевшая тема, однако, как-то незаметно «вылезла»: сначала зашёл разговор о десятикласснике, застрелившем учителя и полицейского, затем перекинулся, как пламя пожара, к теме дуэли. «Да глупости всё это! – горячилась молодёжь. – И что за блажь им в голову-то взбрела?»
–   Вот и я говорю: «Блажь!» – исключая такой фразой себя, подтвердил Горошин.
Вадим опаздывал, из-за чего ребята начинали нервничать:
–   Так вы виделись? – вновь и вновь переспрашивали Сергея по поводу их встречи с Вадимом, – Что он?..
–   А ничего… упёрся: стреляться ему надо, псих! – Недовольный тем, что на него «наехали», Горошин отошёл к окну: – Я говорю ему, что мы оба погорячились и это пустяки, а он…
–    Так извинись, – перебили девочки, – и делу конец! Все с ума посходили; и наши туда же: за пистолеты хвататься…
– Ладно, успокоились, – завершил споры Строганов, – девочки, заварите нам кофе, и может, нам Михаил выдаст мыслишку? Всё-таки недаром мы ему имя «Апостола» присвоили, – подшутил он. –   Давай Миша, двигай поближе к нам.
Кофе был готов, а Вадим ещё не появился. Веселья как такового не было; и неприятный осадок последней вечеринки, смешиваясь с запахом кофе, витал над огорчёнными десятиклассниками.
–   Первый вопрос к тебе, Михаил, – риторически начал Строганов, – связываешь ли ты вспыхнувшую ссору между друзьями, даже не ссору, что может случиться со всеми, а желание использовать оружие, как весомый аргумент в пользу правосудия с тем случаем убийства – нашим ровесником – двоих, ни в чём неповинных людей: учителя и полицейского?
–   Думаю, – сделав глоток кофе, начал Миша, – все вы не хуже меня видите  невидимую, но прямую связь. Что я имею в виду? Информация, откладываемая на подсознание, может проявиться в ином, более агрессивном виде при определённых, благоприятных для неё условиях, посредством возбуждения в человеке желания реализовать её, то есть, реализовать как бы  волю прижившейся в мозгу той же информации. И, ввиду того, что мы на последнем вечере достаточно много времени уделяли теме использования оружия, не сделав соответствующих выводов – эта информация оказала влияние и на наших друзей: по пословице: у кого чего болит, то о том и говорит: точнее – тот о том и мечтает.
–  А нельзя проще? – спросила Оля. – Как может информация иметь собственную волю? Это же абсурд, так как информация не кто-то, а что-то: то есть неживое. Понятно, что информация может влиять, но, однако, она не может руководить человеком! Разве я не права?
–   Абсолютно верно: и то, и другое. Поясняю первую мысль. Информация может существовать сама по себе – независимо от человека. Об этом я прочёл в книжке о «Мемах». Так, по утверждению автора той же книги – информация, называемая ими как «Мемы», переходит из мозга в мозг. Внедрившись в тот же мозг как вирус, она может развиваться и трансформироваться в «нечто» другое – исходное от первого, даже, если это «что-то» очень страшное или отвратительное. Развившись и ставши единым целым с мозгом, куда поселился «Мем», – то есть первичная информация о чём-либо, – эта информация становится собственностью этого человека; и человек поступает уже по воле развитой, трансформированной в собственном мозгу информации, думая, что это его решение и не понимая своей зависимости от переродившегося «Мема». То есть – как бы дерево взошло и дало свои плоды. Короче, в данном случае: человек усвоил, что оружием можно решить проблемы и принял решение – использовать это оружие, не подозревая, что это решение было принято под влиянием Мема.
–   Слушай, Миша, – попросили девочки, – а ты можешь это на русском языке объяснить? Проще, без узоров…
–   Это не моя теория, но философов – у них часто запутанно. Более понятно может объяснить Библия, в которой говорится, что убивать нельзя и точка! Однако в человека вошёл грех, современным языком – информация неправильного пожелания. Этот грех, как вирус, передаётся из поколения в поколение. Вот родился человек – с зародышем этого вируса, унаследованным от прародителя Адама. Растёт человек – прорастает и семечко этого вируса и, когда возникает благоприятная среда, семечко греха даёт плоды. Допустим, подросток связался с плохой компанией. Раньше был хороший мальчик, воспитанный, но, попавши в другие условия, например, незаслуженно в тюрьму, меняет свой взгляд на жизнь, то есть – проросло семечко греха. И ныне, поступая скверно, человек может думать – во-первых, что он поступает справедливо, к примеру, если ворует или мстит, а во-вторых: он уверен, что поступая подобным образам, принимает собственное решение. Однако его собственное решение было подготовлено и спровоцировано тем же грехом, который он ранее допустил в своё сердце. То есть: семечко греха созрело и дало свои плоды. Всё просто.
–   И что же, – засмеялся Горошин, – ты намекаешь, что мы с Вадимом под впечатлением десятиклассника, который убил учителя, также настропалились застрелить друг друга?
–   Я не намекаю, но знаю, что говорит Библия. Там ясно говорится: «Не убей!»
–   А как же крестовые походы? Не христиане ли так поступали? – возмутился Горошин.
–   Нет, не христиане. Они только называли себя христианами: я же уже читал вам, что на подобные явления говорил Христос: «А Я говорю вам – любите врагов ваших!» А ешё Христос говорил…
Михаил не успел досказать свою мысль, как дверь распахнулась; и в неё буквально ввалился Нежданов. Вадим был настолько возбуждён, что возникало ощущение, что он напился вина.
–   Всем привет, – буркнул он, никому не глядя в глаза – так тихо, что даже Оля, подбежавшая к нему, не расслышала.
–   Что-то случилось? – шёпотом спросила она, – мы тебя уже два часа ждём. Девушка помогла ему раздеться и провела в зал.
–   Девочки, обслужите Вадима, налейте чайку погорячее: мороз на улице… – начал разговор Строганов, придвигая к Нежданову стул. – Все в сборе: давайте, не будем терять время. Прошу всех за стол.
       Народ зашевелился, задвигался, заполняя пространство вокруг стола. Вадим, опустив глаза, шумно отхлёбывал чай, не притронувшись, однако к мёду, который подставила та же Оленька. Она села рядом с ним и ласково положила руку на его согбенные плечи, но он сердитым движением плеча скинул её. 
–   Ну? – усиленно жестикулируя и подмигивая Сергею Горошину, тихо подсказывала Оля.
–   Чего – «ну»? – также тихо спросил Сергей.
–   Чего, чего… не понимаешь? – шептала девушка, прижав указательный палец к губам.
Тот молча развёл руками.
–   Да извинись ты! И делу конец! – не сдержавшись,  в голос воскликнула она.
«Да, – поддержали девочки, – ребята… чего это вы, в самом-то деле… из-за пустяка решили стреляться?» – «Давайте, кончайте каламбур! – приказным тоном вставил своё слово Строганов, – не смешите людей: надо простить друг друга. “Апостол” прав: прощение – главная черта человека, уважающего самого себя».
–   А мы, значит не люди? – неожиданно взорвался Сергей, не желающий первым идти «на поклон». – К тому же, вчера я просил Вадима выбросить эту чушь из головы. Ну, погорячились, не спорю, что теперь: ползать пред ним на коленях? Посмотрите на него: вошёл, не поздоровался; никому не смотрит в глаза – себе на уме. Да он всех нас презирает! Сначала у него спросите, желает ли он перемирия?
–   А ты, Сергей, оказывается, действительно языкатая баба – проболтался о нашей встрече, – подняв голову, с неприязнью промолвил Нежданов, – так что имей мужество отвечать за свои поступки.
Горошин встал и нервно заходил по комнате.
–   Вы чо?.. – с жаром выпалил Сергей, – не видите? Да он псих! Ему никакой «Апостол» – ни наш, ни кто другой – не поможет! Надо просто вызвать «психушку». Пусть его успокоят!
После последних слов уже и Вадим вскочил. Он, будто ужаленный, намеревался ринуться на Горошина, но сдерживая парня, Оля буквально повисла на его плечах.
–   Стоп, стоп, стоп! – повелительным окриком остановил всех Строганов. – Давайте по-мужски: ребята хотят драться, и как я понял окончательно – это будет дуэль. Вадик, так?
Нежданов, часто дыша, кивнул головой. Вся группа с недоумением посмотрела на Игоря. Это на него никак походило.
–   Ты, Серёжа, что скажешь? – Игорь в упор посмотрел на Горошина.
–  Да, – с трудом выдавил Сергей.
–   Ребята, – предложил им Строганов, – а я всё же ещё раз предлагаю подойти друг к другу и молча, дабы не чувствовать унижения, безо всяких разборок подать руку. Это и будет означать мир. Это так просто!
Ожидая перемирия, в полнейшей тишине все уставились на Сергея с Вадимом, которые, словно замороженные, даже не шевельнулись.
–   Иди же! – Оля подтолкнула Вадима, но парня словно парализовало.
–   Давай, Серёженька! – подойдя к Горошину,  на ухо шепнула Надежда, – ты старше, рассудительней: подойди первым; и он тем же ответит, – Смелее!
–   Всё, бал окончен, – какой-то странной торжественностью закончил Строганов, будто речь шла о спектакле на сцене, – дуэль состоится. Сейчас мы обсудим детали.
Ты с ума сошёл? – подбежав к Строганову, тихо вскрикнула Надежда. Она схватила его за рукав и строго добавила: – Ты должен это немедленно остановить! Чего вы все сходите с ума?
–   Тихо, – на ушко шепнул ей Игорь, – дуэли не будет, но мы выиграем время. – Строганов повернулся к ребятам: – Вадик, Серёжа, оставьте нас на время, мы должны кое-что обсудить.
Друзья, ставшие врагами, вышли на улицу; и ребята, шумно перебивая друг друга, с обвинением накинулась на Игоря.
–   Дайте сказать! – сквозь шум прокричал Строганов. – Успокойтесь! Сейчас всё объясню!
Ребята и девчата, ещё некоторое время пошумели как, наконец, притихли. Строганов, дождавшись полной тишины, вышел на середину; и все уставились на лидера, ожидая объяснений.
–   Дуэли не будет, – полушёпотом объявил он, – но мы должны выиграть время. Парни распалились не на шутку – это видно. Нам надо время – всем надо время, чтобы успокоиться. У меня есть план. Думаю, он всех устроит, особенно – Игорь иронично улыбнулся – особенно наших дуэлянтов: ну, прямо детский сад развели! Итак, в музее есть пистолеты. Как-то мой друг Поляков Владимир, работник музея, показывал устройство старинных пистолей; и мы даже палили с них – забавно… Оружие по старинке заполняется порохом и вкладывается пуля. Можно подготовить пистолеты с порохом, но, разумеется, без пуль… и пусть тешатся! Или, к примеру, сделать из бумаги бутафорские пули, покрасить под металл… в руки дуэлянтам дадим настоящие пули – подержать, а потом незаметно подменим на бутафорские – и пусть стреляются! Когда ребята попадут в смешное положение – после шумной пальбы – у них отпадёт желание стреляться по-настоящему. Чтобы окончательно обратить это в игру, мы можем поставить условие: заснять дуэль на видеокамеру. Было бы неплохо, если бы ребята одели наряд прошлой эпохи или хотя бы что-то слегка похоже… Ну как? Пойдёт?
–   Они не поверят… не захотят… – послышались возражения.
–   Думаю – поверят, – возразил Игорь, – и у них нет выбора. Если бы парни хотели свести счёты без нас, они бы это сделали. Мы им нужны для восстановления чувства собственного достоинства. Каждый их них, я уверен, мечтает перед нами быть реабилитированным, то есть выглядеть порядочным. Быть порядочным – это желание заложено в каждом человеке, а наша задача – перевести их ссору на юмор. И тогда само собой всё и уляжется. Да и время будет работать на нас. 
–   Ну, ты даёшь, Игорёша, – похвалили девочки, – молодец! Только давай так: свой план излагай сам – у тебя классно получается.
       Наконец, позвали соперников. Игорь, не спеша – шаг за шагом объяснял Сергею с Вадимом план дуэли.
–   Друзья, – завершил он, обращаясь ко всем присутствующим, – вы должны понимать, что в наше время дуэль – преступление, но ребята хотят сохранить свою честь. Честно говоря, я не понимаю – какую? Однако нам не удалось их разубедить. Секундантами будут… я у Вадима и Андрей Смирнов у Сергея. Вы согласны? – спросил он.
–   Да, – соперники, не моргнув глазом, одновременно кивнули головами.
–   Желающие присутствовать на дуэли должны быть не старше пятнадцати лет, так как кто старше – несёт уголовную ответственность. Если младше – вероятно может нести тоже, но я не юрист и не знаю, чем это может обернуться. Я думаю – вы все не дети и понимаете, что убийство – а только так можно именовать дуэль – скрыть от полиции не получится. Потому, лучше бы никому не ходить на кровавую бойню, устроенную нашими «умниками».
      Продолжая, Игорь распалился красноречием и не жалел самых страшных эпитетов и сравнений об убийствах подобного рода, предполагая, что дуэлянты откажутся от затеи, однако те нахохлившись, хранили глубокое упорство.
–   И самое последнее… – Игорь перешёл на уничижающую иронию, – вы, благородные в кавычках рыцари, должны понимать, что моральная ответственность за тех ребят, которых могут привлечь за соучастие в убийстве – несёте вы. Это вы понимаете? А тот убийца, кто победит, будет или приговорён на суде к расстрелу, или к тюрьме строго режима.
Одноклассники вопросительно смотрели на враждующих. Парни же, хотя и  ёжились от слов Строганова, однако, по упорству и гордости юношеского максимализма не проронили ни слова.
–   А теперь наше условие, будущие убийцы, – разошедшись, бесстрастно продолжал Игорь, – место дуэли, оружие и его подготовку я организую сам. Вам будут выданы два заряженных пистоля восемнадцатого века – по жребию. Кому выпадет выбирать оружие – возьмёт любой, соперник же –оставшийся. Заряд будет только один: на повторный выстрел не рассчитывайте. Докторов у нас нет – будем вызывать «скорую». Условия, сколько шагов и прочее – узнаете накануне убийства.
–   Да что ты всё время повторяешь: «убийство, убийство...» – неожиданно взорвался Вадим.
–   Закрой рот: надо вещи называть своими именами; и к тому  же ты уже почти не наш член клуба, так как наши правила не позволяют унижать человека, оскорблять, а вы – Игорь указал пальцем на Вадима и Сергея – вы оба – потенциальные убийцы!
Игорь так вошёл в роль прокурора, что Зоя, сидящая в углу комнаты, заплакала, будто уже свершилось непоправимое. «А вдруг там случайно настоящая пуля останется?»  – представив, вероятно какую-то ошибку – не выдержав красноречия Игоря – тихо прошептала она, но ей что-то объяснили на ушко и девочка успокоилась.   
–   Итак, продолжим… – завершал свою роль Строганов. – Ничего случайного не должно быть. Вы пока ещё остаётесь в нашем коллективе; и мы хотели бы сохранить вас в памяти, то есть: дуэль будет сниматься на видео, хотите вы этого, или нет.
–   Нам всё равно, – на удивление окружающих, в один голос отпарировали дуэлянты.
–   Тогда дуэль будет через месяц, – беспристрастно объявил Игорь.
–   Чего-о? – состроив на лице удивление, демонстративно громко возмутился Нежданов. – Чего резину тянуть?
–   А где же я возьму оружие? Интересные… вынь, да положь? Как подготовим всё – так и сообщим.
–   Ой, что-то у меня голова заболела, – объявила Оля.
–   И у меня, – поддержала Надя.
–  И у меня, – добавила третья девушка, – пойдёмте домой.
–   Бал закончен, господа, – громко объявил Игорь, – собираемся как обычно, в субботу. Составим подробный план. Надеюсь, посторонним никто не проболтается? Вадиму и Сергею приходить не надо – до тех пор, пока они не помирятся. Лизе Перчик здесь делать нечего, – он строгим взглядом посмотрел на дуэлянтов. – Вы согласны?
Ребята промолчали…
–   Я повторяю, – Строганов подошёл ближе к Сергею с Вадимом и, разделяя каждое слово медленно, с усилением в голосе добавил: – Лиза Перчик не может находиться здесь, пока вы не примиритесь – это окончательно и обсуждению не подлежит: вы согласны?
–   Да согласны, согласны! – раздражённо махнул рукой Нежданов.
–   Ну, да… если до этого не перестреляем друг-друга, – ухмыльнулся Горошин.
–   Вот и договорились, – удовлетворённо сказал Строганов, – как только всё будет готово, мы вам сообщим. 
Первыми вышли Нежданов с Горошиным. И как только они закрыли за собой дверь, Игорь, понизив голос, объявил: «Друзья, очень прошу, даже при случайной встрече с Лизой Перчик – ей – ни слова! И ни в коем случае не приглашать! Я сам приглашу, когда всё наладиться.
                5 ЧАСТЬ
Когда Сергей Горошин и Вадим Нежданов отошли от дома Строганова на приличное расстояние, Сергей, повернувшись к Нежданову, двусмысленно ухмыляясь, спросил: «Ну что, Вадик, доволен?» Вопрос Горошина выглядел так, как если бы, например, на капризы пятилетнего ребёнка, уступая ему, отдали его любимую игрушку, а потом бы спросили: «Ну, что, капризуля, доволен?..»
–   Кажется, поверили, – невесело вздохнув и став ещё меньше – чувствуя прилив очередной волны неприязни от уничижительного вопроса – будто на него взвалили мешок с песком, вяло ответил Вадим.
–    А ты? – строго спросил Сергей, многозначительно посмотрев на Вадима.
–   Ты о чём? – не понимая, уточнил Нежданов.
–   Ты сам-то веришь, что мы будем стреляться? – повышая голос, спросил Горошин.
–   Ну, да, – не моргнув глазом, буднично ответил Нежданов, будто речь шла о приготовлении яичницы, – обязательно! – Он красноречиво взглянул на Сергея и, сжав в мстительную ниточку губы, добавил: – Если ты не струсишь… – В глазах Вадима пробежал нездоровый огонёк мнимого превосходства.
–   Послушай, Вадик… не дерзи и не играй на нервах, – Сергей начал «заводиться», – ты имел возможность убедиться в моей «трусости»: помнишь, на нас «наехали» в электричке? Сколько их было – помнишь? А может, у тебя память отшибло или она соскочила с рельс? Я могу её сейчас назад вставить: зачем ждать-то?
–   Ну, вставь, вставь! – перейдя на крик, взорвался Вадим, – ударить хочешь? Так бей: что тебе мешает? – Он вдруг вспомнил до мельчайших деталей, как однажды Сергей, заступившись за него в электричке, отчаянно дрался с тремя парнями – отчаянно и зло; и был страшен! А Вадим не смог помочь, потому что совершенно не умел драться да и боялся. А потом как-то получилось, что они оказались в одной школе и даже сдружились. Вадиму часто вспоминался тот день собственной  трусости; и он стыдился этого и, хоть Сергей никому об этом не рассказывал, Вадим комплексовал, мечтая когда-нибудь избавиться от того унизительного состояния собственной никчёмности и, как ему казалось – позора. 
–   Что мешает, спрашиваешь? – усмехнулся Горошин. – Мешает твоя тщедушность.
–   Не понял…
–   Слаб ты для меня, понимаешь? Достал ты меня со своими детскими выходками про дуэль, ревностью, выжиманием извинения. Был бы ты ровня – врезал бы! А если врежу – ребята мне не простят: «Нашёл с кем связываться», – скажут они. Понятно изъяснился?
–   Ничего, – холодно процедил Вадим, – это компенсируется на дуэли: вот где для поединка идеально-равные условия! А то бишь, посмотрите на сильных: они напористы, всегда первые; и всегда правы? Нет уж, дорогие господа… разве те, кто не вышел ростом – виновен? Каждый может зацепить, обидеть, унизить – потому что мы родились слабее? Это разве справедливо? – голос Вадима дрогнул, стал жалостливым; без того маленькие плечи стали ещё меньше. Застывшая, словно замороженная фигура мальчика, на которую непрестанно падали крупные хлопья снега, стала похоже на неудачную, недоработанную скульптуру.
Сергею вдруг стало жаль его: так сильно – до глубины души! что он, забыв на секунду про ссору, хотел обнять Вадима, потрясти за плечи и прокричать: «Старик, прости старика!» Он уже и руку приподнял, чтобы положит на плечо друга, как совершенно противоположная мысль перебила это желание: «Да что ты с ним нянчишься? Видишь, какой он гордый, а ты унижаешься!»
–   Знаешь, что, дружище, – скоропалительно выпалил Сергей, совершенно не обдумывая, что говорит, – ты сам во всём виноват; и поэтому ты ищешь реабилитации своей никчёмности! Ты – неудачник; и нечего винить окружающих!
Нежданов исподлобья, снизу вверх, бросил короткий взгляд на Горошина, – и Сергей невольно отшатнулся: в глазах Вадима, подмешанная дымом горечи, стояла тоска безысходности. Таких отрешённых глаз, как будто глядящих вовнутрь, в своей жизни Горошин ещё не видел. «Наверное, он действительно болен, – подумалось Горошину. – А что, если Вадим и по-настоящему болен, всерьёз? А я, псих, уже дал согласие на дуэль? Разве это нормально?..»
Вадим же представил на секунду, что… «После того, как Горошин выстрелит вверх – а по-другому и быть не должно (и в этом Нежданов был уверен) – как он подойдёт к Сергею вплотную и приставит пистолет к его сердцу. Быть может так крепко, что почувствует через пистолет стук его сердца – напряжённый и частый. Сергей, конечно же (и в этом Нежданов был больше, чем уверен) внешне не дрогнет, потому что не поверит, что Вадик, как он снисходительно его называет, сделает это… и тут он – в глазах Сергея слабый и нерешительный Вадик – нажмёт курок! Этот неожиданный шелчок будет как гром среди ясного неба и должен встряхнуть самоуверенность сильного человека, потому как он будет думать: всё равно будет думать про смерть! Не может быть, чтобы Сергей оставался равнодушным! – в бредовых мечтах утопал Вадик. – Потому как он – в виду того, что заряжаться пистолет будет в присутствии Сергея – будет уверен на все сто, что там заложена боевая пуля!»
Нежданов как-то в кино видел, что можно сделать так, чтобы порох в патроне не сработал, – и, желая реабилитироваться, Вадим страстно мечтал посмотреть, как Сергей побледнеет.
«Пусть знает, что и у сильных присутствуют такие же качества, как и у слабых – страх! – бешеным потоком пробегали мстительные мысли. – Ах, как сладостно будет прочувствовать через оружие пробежавшую по телу дрожь сильного, высокого Сергея! Может быть, после этого случая он перестанет высокомерно, свысока смотреть на меня – «слабого Вадика», как он привык ко мне обращаться? А дальше что?..» – «А вдруг порох не отсыреет и патрон сработает?» – холодной дрожью пробежала непрошенная мысль, но Нежданов большим усилием погасил её: «Да нет же, всё будет по плану, – успокаивал он сам себя, – да и, в конце концов, – мысленно махнул он рукой – чему быть, того не миновать!» – «А потом?» – не успокаивалось что-то в груди… – «Дальше не знаю, не знаю, не знаю!!! Мне всё равно, что дальше…» – сам себе признался юноша, не понимая, даже не догадываясь, что он в своих желаниях ведом духом зла; и дух тот – реальная сила, способная влиять и руководить людьми.       
Горошин уже пожалел, что поторопился с резкой оценкой по поводу слабости Нежданова и в лёгкой растерянности терпеливо ожидал, что скажет Вадик, как вдруг едкая ирония Нежданова, словно пар с паровозного котла неожиданно прорвалась детской глупостью: «Ладушки-ладушки, жили-были у бабушки, браток! – нервозно хохоча, с сарказмом пропел Вадим. – Посмотрим, кто из нас окажется никчёмным!» – и Нежданов также неожиданно, как и взорвался – вдруг умолк. Затем отвернулся и, ссутулившись, не оглядываясь, зашуршал ногами по сухому снегу. Его без того маленькая, нескладная фигура, кажется, стала ещё меньше и «растворилась» в морозном воздухе.
                ***
После обсуждения деталей дуэли, когда все расходились, Игорь Строганов попросил Михаила Мирова задержаться.
–   Послушай Миша, – закрывая двери, озабоченно промолвил Игорь, – надо что-то делать с ребятами. Пока мы тут философствуем и решаем, как нам поступить, они могут беды натворить ещё до того… понимаешь?
–   Согласен, – покачал головой  Михаил, – похоже, они распалились не на шутку; и мне кажется, что ребята что-то задумали: уж слишком легко согласились на наши условия. Как тебе кажется?
–   И мне кажется, что ребята что-то задумали, – кивнул головой  Игорь, – ещё натворят чего-нибудь...
–   Например? – спросил Миров.
–   Ну, например, могут с крыши сброситься: сейчас мода пошла на самоубийство: кто их знает, что у них на уме? Вон, как глаза блестели, как у одержимых, помнишь?
Игорь постоял в раздумье. Михаил также молчал.
–   Что ты предлагаешь? – прервал молчание Михаил, – обратиться к психологам?
–   Не думаю, что это поможет: как бы этим не обозлить их. Давай, сначала попробуем поговорить: я возьму на себя Сергея, ты – Вадима. Ты его лучше знаешь.
–   Да… – в раздумье протянул Михаил, – точнее сказать: знал! Сейчас с Вадиком что-то происходит: он совершенно замкнулся!
–   Вот-вот, – поддержал Игорь, – замкнулся, так подбери ключик! – настойчиво попросил он.
–  Если Вадик не откроется, кто же его откроет? – глухо возразил Миша.
–   Твой Бог, – ничуть не смутившись: то ли серьёзно, то ли с издёвкой бросил Строганов, на что Михаил с гневом поднял глаза. – Я помню, – невозмутимо продолжал Игорь, – ты как-то утверждал,  что Бог может поменять скверный характер человека. Или не так?
–   Так-то оно так, но почему ты это требуешь от меня? – возмутился Михаил, – я же не Бог!?
–   Так помолись своему Богу: пусть он отговорит ребят от глупостей, а мы посмотрим, насколько реален твой Бог. Так сказать, будет проверочка… – Строганов многозначительно усмехнулся.
Михаил хотел объяснить, что люди не могут ставить условия Богу, но в данной ситуации подумал, что Игорь, если ему так объяснить, может подумать, что он, Михаил, сам не верит в то, что Бог может исправить поведение человека.
–  Я это и делаю, – недовольным тоном пробасил Миша, вспомнив вдруг, что и гостья также издеваясь, просила молиться за группу, обещая при этом разрушить их клуб. – А тут ещё эта девица масла в огонь подлила… – оправдываясь, Михаил в раздражёнии стал повышать голос: – Не притащили бы её сюда – ничего бы не случилось! Слушай, Игорёк, откуда она нарисовалась?
–   Ой-ёй-ёй, «Апостол»! – покачал головой Строганов, – а кто нам говорил, что случайности не бывает? Не было бы Лизы – Сергей с Вадимом нашли бы другой повод, не так ли?
–   Да… может и так, а может, и нет, – уводя взгляд в сторону, ответил Михаил, – но…
–   Безо всяких – «но»!  – твёрдо, чуть ли не приказным тоном оборвал Строганов, – молись Христу; и мы посмотрим, насколько это сработает. Кстати, не забудь поговорить с Вадимом. Это будет надёжнее.
Миров бросил короткий взгляд на друга; и ему показалось, что в глазах Строганова, когда тот говорил фразу «молись Христу», промелькнула насмешка.
–   Ладно, попробую, – недовольно буркнул Миша, – только и ты попробуй.
–   Что попробовать? – не понял Игорь.
–   Не называйте меня апостолом.
–   Хорошо, «Апостол». Ой, в привычку вошло. Хорошо, Миша, не будем: я поговорю с ребятами.
–   Ну и, Слава Богу, – удовлетворённо кивнул головой Миров, взявшись за ручку двери и собираясь идти, – пока.
–   Вот и договорились, – также удовлетворённо ответил Строганов. – До встречи. 
                6 ЧАСТЬ
Нежданов, после ссоры с Горошиным – избегая с ним встреч – поменял маршрут и, как правило, возвращался из школы иным путём, делая небольшой крюк – мимо стройки. Прохожих поблизости не было, да и вряд ли, кто захотел бы выбрать столь неудобную, неочищенную от снега дорожку, где ямы и обледенелые комья снега грозили скинуть прохожего вниз.
И только он завернул за угол, идя вдоль хлипкого забора, огораживающего глубокий котлован, как увидел идущего навстречу Горошина. «Леший тебя несёт!» – с неприязнью подумал он, но свернуть было некуда, да и поздно.
–   Привет, – приостанавливаясь, первый поздоровался Сергей.
–   Привет, – придерживая шаг, вынужденно ответил Вадим, не глядя в глаза и собираясь незаметно проскользнуть мимо.
–   Вадим, я отказываюсь с тобой драться, потому что это несправедливо, а значит – неправильно, – твёрдо заявил Сергей, перекрывая собою путь.
–   Почему же несправедливо? – ответно вставая в позу, отпарировал Вадим. – Оружие нас выравнивает. Причём тут физическая сила, если бицепсы не сыграют роли? Что: смелости не хватает признаться в трусости, ведь так? – в тоне Вадима прозвучали торжествующие нотки: он даже заулыбался. – Об этом тебе надо объявить при всех! – ехидно добавил он, – и вообще: ты что… меня выслеживаешь?
–   Вадим, я вполне серьёзно: есть причина, которая не позволит нам драться, – не ответив на унижения, снисходительно промолвил Горошин.
–   И что за причина? Не уж-то коленки задрожали?
–   Вадим… – Сергей выдержал паузу, не отвечая на злую реплику и не зная, как объясниться. – Понимаешь, Вадик, уж коли ты настаиваешь на дуэли – в наш-то, двадцать первый век?! Когда уже и само слово: «дуэль» стало архаичным!? То эта настойчивость и навела меня на мысль, что это – ненормально! То есть, если я соглашусь в ней участвовать, то и я вместе с тобой стану ненормальным… ещё до дуэли! Мы оба будем... (он стал растягивать слово по слогам) не-нор-маль-ны-е! Понимаешь?
–   Ну и пусть! Какая нам разница, что о нас подумают?
–   Нет, дружок, если для тебя всё равно, то для меня – не всё равно. Я мыслю трезво; и драться надо с равным, на равных условиях. Ты согласен?
–   Естественно, – встряхнул головой Вадим.
–   Тогда ты должен доказать, что ты – вменяемый! В противном случае, мне нельзя ни в каких вариантах состязаться с невменяемым человеком. Это с моей стороны будет не только преступление перед законом совести, но и перед любым законом! Ну, представь: если спортсмен будет соревноваться с инвалидом – это же смех!
–   А ты сам-то вменяемый? – злобно спросил Нежданов, вспыхнув негодованием за намёк об инвалидности.
–   Абсолютно! Моя вменяемость доказана трезвостью мышления: я-то утверждаю, что дуэль – это безумие, а ты, что дуэль – решение проблемы. Так кто из нас мыслит трезво, то есть вменяемый? 
Опешив, Нежданов долго вращал глазами, как, наконец, его прорвало:
–   Ну и лиса! Ну и хитёр! Разве ты не видишь, что я, как и ты – вполне адекватен? Разве Пушкин или Лермонтов, участники дуэли, были невменяемы?
–   Не забывай, – весомо аргументировал Горошин, – в их время дуэль как средство решения конфликтных ситуаций была почти нормой, да и то под запретом, а сейчас это – архаика! Так мыслить – неадекватно, как рассуждаешь ты – есть ненормальность! А коли это ненормальность, то люди, требующие ненормальности – какие? Не-нор-маль-ные! Понятно? Если ты докажешь вменяемость, я уступлю; и мы будем драться.
Сергей, довольный победой, не мог сдержать улыбки. Вадим же был в ярости; и его начало «трясти». Он тут же вновь почувствовал возникшую боль вдоль рёбер, как тогда, во время той злополучной ссоры из-за Лизы Перчик. Боль усиливалась по секундам, расползалась по рёбрам, словно спрут: будто невидимая сила обхватила грудь железным обручем – с шипами вовнутрь – и начала предательски сдавливать.
–   Ну, хорошо, – сдерживая гнев, сквозь зубы процедил Вадим, – какие тебе нужны доказательства, подтверждающие, что я, защищая свою честь – мыслю, как ты выразился: «адекватно»?
–   Справку от врача.
–   Ты соображаешь, что молотишь? – фальцетом вскрикнул Нежданов. – Я должен пойти к врачу и сказать… проверьте меня на...
– Нормальность, – издеваясь, ухмыльнулся Сергей.
Вадим был в такой величайшей ярости, что готов был растерзать Сергея на месте, но он знал, что Горошин гораздо сильнее и может легко скинуть его в котлован.
–   Ни один врач не даст такой справки, – после паузы глухо выдавил Нежданов, – и ты это хорошо понимаешь: это просто ход конём – трус!
Горошин, не желая далее «молоть в ступе воду», не ответил. Он осторожно обошёл Нежданова и, не оглядываясь, уже на ходу, небрежно бросил: «Это, мальчик, твои проблемы!»
–   А если я принесу? – вослед прокричал Вадим. – Струсишь опять?
Сергей обернулся и на секунду замер, раздумывая.      
–   Если принесёшь – так тому и быть! Ох, и достал ты меня! – в сердцах махнул он рукой и, более не оборачиваясь, быстро зашагал прочь.
В ногах Нежданова появилась слабость. Огорошенный, он некоторое время стоял, прислонившись спиной к забору, наблюдая за долговязой, уверенной фигурой Горошина, пока та не исчезла с поля зрения. Юноша понимал, что такие справки не дают, да и просить такую справку не станет, потому, как просить об этом может только действительно больной, в смысле ненормальный человек. «И всё? – в полном изнеможении, мысленно задал он риторический вопрос. – И теперь я в дураках?» Не находя ответа, Нежданов вдруг обмяк, мысли спутались и разом навалилась усталость. Невидимый обруч вокруг рёбер, словно удав, медленно и неотступно продолжал сдавливать грудь, не давая свободно не то, что дышать – вздохнуть! От усиливавшейся боли Вадим невольно сполз по доскам и сел прямо на снег. Боль стала невыносима; и он лёг набок, скрючившись, как собачонка. Боль стала огромной – на всё небо! – и всё, кроме боли, ушло на задний план: Горошин, дуэль, школа – все планы, вместе взятые. Сердце едва пульсировало; и, казалось, жизнь стала бессмысленной. Время «потерялось». Пошёл снег. Крупные хлопья медленно опускались на лицо мальчика, таяли и, смешавшись с солёной слезой, скатывались по щеке, падали и тут же вмерзали в лёд. Нежданов уронил голову и потухшим, равнодушным взором бесцельно разглядывал то, что видели его полузакрытые глаза: нижний, продольный брус забора был сломан; несколько досок было сорвано; в проёме зияла глубокая яма, на дне которой острыми пиками вверх торчала арматура. «Разгильдяи, – подумал он, – в эту прореху кто-нибудь может свалиться – как раз на арматуру!» – «О! – тут же набежала лукавая мысль, будто кто-то ласково подсказывал, – это как раз то, что тебе нужно! Надо только встать, сделать пару шагов и прыгнуть! Лишь бы не промахнуться – и всё! Конец всех проблем!»
Обрадовавшись возникшей идее, Нежданов сразу попытался встать, однако острая боль полосонула по рёбрам. Охнув, он вновь опустился на снег. «Ничего, ничего, – тупая, нудная мысль пульсом простукивала в виски, пробегала по позвоночнику и остановилась на рёбрах, подталкивая невыносимой болью острых шипов к решению сброситься, – соберись с духом, – стучало в виски, – сползи и сбросься вниз! Зачем тебе такая жизнь?» Нежданов вспомнил почему-то про бабушку; и ему стало невыносимо её жаль. Вопреки тому, что его семья была воспитана на атеистических взглядах, бабушка часто рассказывала ему про Иисуса Христа и говорила, что Христос любит его, Вадима, и в трудной ситуации всегда поможет. Надо только попросить. Он представил, как она будет плакать о нём, лежащем в гробу, с проколотой грудью; и слёзы жалости обильно побежали по его щекам но, однако – вопреки этой жалости и к ней и к себе – всё же решившись покончить с мучениями, Вадим тихо прошептал: «Христос, я устал от такой жизни, от несправедливости. Пожалуйста, помоги мне!» и медленно, чтобы вновь не резанула боль, стал сползать вниз. Однако и на этот раз ничего не получилось: казалось, кто-то ухватился сзади за пальто и цепко держал. Сделав пару безуспешных попыток, юноша пытался повернуть голову назад, чтобы понять, кто его держит, но от боли, уронив голову на снег, потерял сознание.
                7 ЧАСТЬ   
–   Скажите мне, – обратился к классу Анатолий Фёдорович, учитель географии, – хоть кто-нибудь знает толком, что творится с Неждановым? Успеваемость упала, отвечает невпопад, стал пропускать уроки. Вот и опять его нет. Что с ним творится?.. Оля Милова, – не дождавшись ответа, обратился он к девочке, – мне кажется, ты можешь знать: что с парнем?
–   А я тут причём? – покраснев, ответила она и, немного помолчав, добавила обиженным тоном: – Он пропускает, а я виновата…
–   Я о другом… – в раздумье промолвил учитель, – с парнем что-то творится; и он как будто не в себе. Мамы у него нет; отца его вызывал, так не приходит! И вообще, у меня складывается впечатление, что мальчик замкнулся: какой-то весь потерянный. Поговори с ним.
–   Хорошо, – ещё более покраснев, кивнула головой девушка.
–   Есть ещё просьба, – серьёзным тоном попросил он, – после урока останься, надо…
   Прерывая речь учителя, двери класса распахнулись; и в аудиторию влетел пятиклассник, Мамедов Хасан, который недавно вместе с родителями переехал из Кавказа. На русском языке он говорил сносно и не всегда понимал точное значение слов, зато очень любил дружбу, которую ценил превыше всего.
–   Вадым повэсился! – в сильном возбуждении выпалил он, – там, где большой яма!
–   Что?! – вставая, недоумённо воскликнул учитель; вместе с ним вскочили и ученики: «Где?.. Когда?.. Почему?..» – разом посыпались вопросы.
– Этого не может быть!? – воскликнула Оля, подбегая к пятикласснику. – Ты это придумал мне на зло? Отвечай! Где ты его видел?
–   Нычего нэ придумал: он на большой гвоздь висит! Айда, покажу! Он висит на  cапор! – запыхавшись, выпучив глаза, пояснял Мамедов.
«Замок, что-ли?.. Какой собор?» – перебивали учащиеся.
–   Не дом, который cапор, а cапор, который длинный стена! – на бегу отвечал Хасан.
–   Забор, что-ли? – выбегая из школы, на ходу уточняли учащиеся.
–   Да… длинный cапор – многа доска!
Хасан выскочил в коридор, за ним Оля, ученики; и последний выбежал учитель: «Ребята, стойте! – кричал он, – вернитесь в класс! Я сам!..» – однако, никто его не слушал; и возбуждённая толпа бурным потоком «потекла» к месту происшествия.
–   Он здэсь, – показал мальчик, не доходя, до снежного холмика, силуэтом напоминающего человеческую фигуру.
Растянувшись по тропе, толпа осторожно, чтобы не соскользнуть вниз, приблизилась и смолкла у неловко лежащей фигуры, запорошённой снегом, которая почти висела, зацепившись подкладом пальто за гвоздь. Было ощущение, что мальчик проломил забор и пытался выпрыгнуть, но каким-то образом зацепился. Поражённые трагедией, одноклассники замолчали. Захороненная под снежным бугром фигура неудобно распласталась вниз головой. Ярко оранжевый шарф – единственный по школе – подтверждающий, что это Нежданов, свисал в бездну котлована.
–   Вадик!!! – разорвав тишину, тихо вскрикнула Оля и бросилась к лежащей фигуре, но её сдержал учитель.
–   Не торопись, – упредил он девушку от опрометчивого решения, – большой наклон и скользко: ненароком сорвёшься!
Анатолий Фёдорович нагнулся, одной рукой крепко взялся за пальто, второй – снял с гвоздя зацепившийся край подклада и, бережно подтащив тело поближе, осторожно приподнял голову мальчика. Затем прислонил ухо ко рту. В ожидании все молчали.
–   Живой, – объявил учитель, – дышит.
–   Ура! – закричали школьники.
–   Ура! – хлопая в ладоши, запрыгала Оля и тут же заплакала. – А ты говоришь: повесился? –Развернувшись к Хасану, гневно добавила: – Я вот тебе сейчас покажу, врун!
 Рассерженная  девочка хотела схватить Мамедова, но подскользнувшись,  упала и разревелась в голос.
–   Не надо плакать, – стряхивая снег с  Нежданова, успокаивал Анатолий Фёдорович, – а лучше помогите. Давайте: мальчики, подходите с боков, подымайте: осторожно! Да в яму не свалитесь… Дружно: раз! Взяли! Голову, голову держите! Только не бегом – скользко!
Возбуждённые одноклассники двигались в обратном направлении и, обсуждая события, тихо, словно улей, «гудели»: «Как же он смог проломить забор? – гадали одноклассники. – Может, его кто-то столкнул; и он зацепился?» – «Наверное, бандиты напали, ударили; и он упал», – решили девочки. – «Хорошо, что за гвоздь зацепился», – заметил кто-то напоследок. – «Да, – высказалась Оля, – у него есть Ангел Хранитель, а то лежать бы ему в котловане до весны: видели, какая там арматура торчит?» – «Бр-рр…» – представляя, что могло бы случиться, девочки передёргивали плечами.
                *****
–   Очнулся, – промолвила женщина в халате и, просчитывая пульс, взяла мальчика за запястье. Вадим открыл глаза; и не сразу понял, где находится.
–   Что со мной? – спросил Нежданов, пытаясь встать. – Где я?
–   Тихо, тихо, – жестом остановила доктор, Надежда Михайловна, – ты в больнице.
–   Почему?
–   Тебя на стройке нашли – полузамёрзшим и доставили к нам. Ты что-нибудь помнишь?
–   Что я должен помнить? – спросил Нежданов, стараясь припомнить, но сразу не смог – в голове гудело; и соображать было трудно. Вадим отрицательно помахал головой и тут же сморщился от боли: – Тошнит, – наклонившись, произнёс он, – меня сейчас вырвет.
Медсестра тут же подала стакан воды.
Немного погодя, когда мальчику стало много лучше, доктор одобрительно покачала головой. 
–   Хорошо, пульс уже лучше, – вставая и собираясь покинуть палату, обнадёжила Надежда Михайловна, – Слава Богу! Ты немного у нас отдохнёшь, поправишься; и мы тебя выпишем.
Переохлаждение, а особенно то, что он долгое время пролежал головой вниз – усугубляло состояние больного; и в больнице Нежданов пролежал около месяца. Дни проходили вяло, неинтересно. Приходили одноклассники, иногда отец. Так, в полусонном состоянии: отчасти от стресса, отчасти от лекарств – пробежало время. Наконец настал день выписки. В кабинете у врача Надежда Михайловна, отдавая Нежданову направление к невропатологу, сказала:
–   К сожалению, держать тебя мы больше не можем да и, думаю, не к чему. Теперь твоё выздоровление в большей степени зависит от тебя самого, чем от докторов.
–   Я чем-то болен? – тревожно спросил Вадим.
–   У тебя ещё остаётся межрёберная невралгия. Странно, очень странно: у детей этот недуг практически не встречается. Редкий случай… Мы напишем направление.
–   Я не ребёнок! – с возмущением перебил Нежданов и тут же испуганно переспросил, – Это что означает – я псих?
–   Нет, конечно! – улыбнулась Надежда Михайловна, – в этом плане ты совершенно здоров!
–   Тогда напишите здесь, что в этом плане я нормальный, а то одноклассники засмеют! – вспомнив про дуэль, скороговоркой выпалил Вадим. – Я не хочу, чтобы надо мной смеялись!
–   Хорошо, – продолжая улыбаться, врач от руки что-то дописала. – Вот тебе направление. Никто не будет смеяться. 
       От её странной улыбки Вадиму стало не по себе и чтобы уйти от появившегося нехорошего чувства, он спросил: «Что такое невралгия?»
–   Заболевание нервов и мышц, – заполняя бумагу, пояснила врач, – которые расположены вдоль рёбер: оттуда и болевые ощущения – приступы боли могут быть очень даже сильные. Это проявляется по разным причинам. В твоём случае, на мой взгляд, причиной заболевания может быть неудовлетворение собой и стресс. Так что, возьми направление к невропатологу. Но мой тебе совет: больше положительных эмоций, походи на плавание – вон какой худенький! Хорошо было бы на спорт записаться. Обливайся холодной водой – любишь холодную воду?
–   Нет, – не раздумывая, ответил Вадим, – кто же её любит?
–   А полюбить надо, юноша, – настоятельно рекомендовала Надежда Михайловна, – за здоровье надо бороться! А теперь можешь идти. Вопросы есть?
–   Нет!.. То есть да!.. То есть – нет!  – скороговоркой выдал он.
–   Говори, слушаю…
–   Нет, я передумал.
–   Ты вот что, – видя сомнение мальчика, мягко предложила доктор, – с этим направлением зайди к Елизавете Абрамовне – она очень хороший врач. Что хотел спросить – спроси у неё. Хорошо?
Нежданов кивнул головой.
–   А теперь можешь идти, – приказала Надежда Михайловна.
–   Спасибо вам большое! До свидания, – вставая, ответил Вадим; на выходе, у дверей, оглянувшись, добавил с возражением: – А я – всё равно не ребёнок!
–  Хорошо, – многозначительно улыбнулась Надежда Михайловна, – «не ребёнок». Успехов вам, молодой человек!
И довольный «победой», юноша, зажав «разрешение к дуэли» – направление к невропатологу – направился домой.
                8 ЧАСТЬ
      –   Алло, – удивился Горошин, – Лиза!? Ты, что ли, звонишь? – Хочу ли встретиться? – Когда? – Прямо сейчас? А где? – Кафе «Садко»? – Знаю, конечно. Бегу, бегу! До встречи!
В уютной, отдельной кабинке кафе «Садко» сидела занимательная пара: Горошин Сергей и Лиза Перчик.
Лиза, насколько себя помнила, была сиротой при живых родителей. Отец постоянно сидел по лагерям, а когда его выпускали – прятался от алиментов, занимался тёмными делами, пока его не возвращали в зону. Дочь его совершенно не интересовала. Мать, также ведущая грязный образ жизни, спилась и в виду того, что стала окончательной алкоголичкой, постановлением суда была лишена родительских прав, а её ребёнка насильственно передали в детский дом, где Лиза впоследствии и выросла. Иногда мать с кульком дешёвых конфет посещала дочь и жаловалась на трудную судьбу. Однажды, когда девочка уже подросла, ей сообщили, что мама умерла – как Лиза узнала позже – по причине передозировки наркотиков. Узнав об этом, она поклялась, что никогда не станет употреблять наркотики, но будет мстить всем тем, кто их разъединил. Ей казалось, что если бы она жила с мамой – этого бы не случилось. Это желание, кому-то мстить, собрало силы девочки; и она на отлично закончила школу. Однако, золотую медаль ей так и не дали, в виде срывов по дисциплине. «Это – «перчик»; и этим всё сказано, – говорили про неё, – Лучше с ней не связываться». Кстати, девочка действительно имело эту фамилию, довольно точно отражающую несладкий характер.
Горошин, возбуждённый внезапным приглашением девушки, болтал без умолку. Лиза, достав зеркальце, припудривала носик; и было непонятно, чем занято её внимание: собственным носиком или болтовнёй кавалера. Официант поставил на стол, рядом с цветами, которые прихватил Сергей, две чашки горячего кофе, две рюмки с коньяком и лёгкую закуску – как заказала Лиза – и удалился.
      –   Итак, моя прекрасная леди, по какому случаю мы тут? – отхлебнув глоток кофе, несколько помпезной шуткой, перешёл к делу Горошин.
–   Ха-ха-ха! – раскатисто-заливным смехом рассмеялась девушка. – По случаю моего дня рождения.
–   Правда?.. Вот я не знал и пришёл без подарка, – сконфузился Сергей.
–   Мальчиша, ты ещё успеешь приготовить подарок: день рождения будет совсем нескоро, а сегодня мы только проведём тренировку. Давай, выпьем за встречу, – поднимая рюмку, предложила девушка.
–   Уф! – залпом опорожнив содержимое рюмки, выдохнул Горошин. – А ты оригинальна…
Перчик же не торопилась пить и только слегка прикоснулась губами к краешку рюмки.
–   А ты не хочешь быть оригинальным и отпраздновать свой день рождения сегодня, вместе со мной? – спросила она. – Мы бы оторвались по полной! 
–   Нет, я так не могу. Для меня это было бы не по-настоящему.
–   Если пригласишь меня на настоящий день рождения, я разрешу поцеловать, – вновь приподняв рюмку, обворожительно улыбнулась девушка.
–  Я и приглашаю, – обрадовался Горошин, – тем более, это будет совсем скоро, 23 февраля, в нашем клубе.
Пригласив девушку, Сергей вспомнил, что Игорь запретил приглашать Лизу до тех пор, пока они с Неждановым не помирятся. «Подумаешь, уговор? – мысленно возмутился он, – в конце концов, мой день рождения!»
–   Двадцать третьего февраля? – искренне удивилась Перчик. – Вот угодило родиться!? В мужской праздник! Здорово как – оригинально!
–   Не особенно, – грустным тоном ответил Горошин: после выпитой рюмки коньяка ему стало себя жаль, – у всех день рождения, как уникальный собственный день, а у меня этот день проходит под общий праздник, буднично как-то…
–   Ну, не говори… – возразила девица. – Оригинально, оригинально! Стрелять любишь?
–   Не знаю… наверное, не очень.
–   Если бы я родилась в мужской праздник, я бы обязательно стала снайпером.
–   Зачем?
–   А просто так: не понравится кто – пах! И нет противника!
–   Так всё-таки, по какому мы тут случаю? – плохо соображая под действием алкоголя, вернулся к теме Горошин.
–  Ты закусывай, закусывай, – не ответив, девушка пододвинула к нему тарелочку с закуской, – а то ещё свалишься, – введя в краску парня, она засмеялась и, вытирая слёзы, добавила: – Да шучу я, шучу!
Помолчали. «Наверное, коньяк первый раз пьёт, – подумала Перчик, – вон, как парня развезло…» Нарушив неловкость, Перчик спросила:
–   А скажи-ка, мальчиша, я красивая?
–   Не то слово! – с жаром выдохнул парень, – умереть можно от твоей красоты!
–   Правда? Или только на словах?
–   Честное слово!
–   Ха-ха-ха! – звонко рассмеялась девушка. – Какие же все парни пустословы: обещания так и сыплются.
–   Я ещё ничего не обещал, – обидчиво возразил Сергей.
–   А вот скажи: можешь мне пообещать, что выполнишь просьбу – нетрудную? Я не прошу за меня жизнь отдать, – девушка улыбнулась загадочным взглядом.
–   Н-нет… – заикаясь, отверг Горошин, – так не делается: любой человек должен знать, что обещает, а то можно и влипнуть!
–   Ты мне не веришь?
–   Верю, но сначала скажи, что хочешь? – отведя в сторону взгляд, заёрзал Сергей, – потом дам ответ.
«Фу, какой противный, – мысленно возмутилась Лиза, – все они там чокнутые, моралью зашоренные. А всё он – этот «Апостол»…  Ничего, я их прополоскаю в нашей водичке, отмою мораль».
–   Правильно, мальчиша, – схитрила девица, – честность – качество настоящего мужчины. Я тебя проверяла и теперь уверена: Серёжа – стоящий мужчина и, если пообещает – выполнит обязательно, так ведь, милый? – она долила ему коньяк из своей рюмки.
–   Да, так, – услышав слово «милый», мгновенно среагировал Горошин. Коньяк сделал своё дело; и у парня разыгралась фантазия: девушка, сидящая напротив, показалась богиней.
–  Я хотела тебя спросить, мальчиша, – как ты ко мне относишься?
–   Ты – богиня! – опорожнив рюмку, с юношеским восторгом воскликнул Горошин.
–   Я не о том, – Лиза перешла на грустный тон, – многие парни хотят со мной встречаться безо всякой любви, только лишь по тому, что считают меня красивой. Мне кажется, а вдруг ты один из таких?
–   Нет, я не из таких, Лиза! – горячо уверил юноша, сердце которого готово было выскочить из груди.
–   Почём мне знать? – сложив губки в каприз, нежно спросила Перчик.
–   Я, я… л-люблю таких красивых девушек, – в смущении, тихо выдавил из себя Горошин.
–   О!? – подняла бровь Лиза. – И много их у вас, красавиц?
–   О, нет, – опомнился Сергей, понимая, что не то ляпнул, – ты одна…
–   То есть: что же  это значит? – девица приблизилась настолько близко к Сергею, что он услышал на её щеке запах французских духов. – Скажи на ушко….
–   Я люблю тебя, – тихо прошептал Горошин, коснувшись губами мочки ушка и почувствовав, что его обуяли новые, доселе неведомые чувства, от которых можно «задохнуться».
Девушка откинувшись на спинку стула в голос захохотала.
–   В самом деле? Прямо-таки с первого свидания?
–   Нет, раньше: когда ты пригласила меня на танец, у Строгановых, помнишь? Нет, даже раньше, как только ты вошла. Я, как только тебя увидел – меня, словно кипятком ошпарили! А когда мы танцевали – не мог дышать.
–   Значит, ты действительно меня любишь?
–   Ну, конечно, милая! – чуть громче прошептал Горошин, почувствовав, что лицо обильно заливает краской.
–   Это надо доказать, мальчиша, – глядя в глаза, елейным тоном произнесла Перчик.
–   Как?
–  Ты должен меня защищать, как рыцарь! Ты же рождён в мужской праздник!
–   Я готов!
–   Ты должен меня беречь, например, от непогоды…
–   Обещаю! Я куплю зонтик.
Перчик искренне рассмеялась, поправляя:
 – Ты должен меня оберегать – от других парней!
–   Обязательно! Я буду драться!
–   И не должен уступать никому! – взяв его за руку, понизив голос, нежно продолжала Лиза. Глаза девушки стали влажны, реснички прикрывали её голубые глаза, делая их глубокими, как тайна. Голос слега дрогнул.
–   Никогда! – не отводя взгляда с её ресничек, уверенно-счастливым тоном заявил Горошин.
–   Тогда, мальчиша, тебе надо объявить об этом при всех, – проворковала Перчик.
–   Что именно?
–   Ну… что я – твоя девушка!
–   А где – «при всех»?
–   В вашей банде.
–   В клубе?
–   Ну, да, на твоём дне рождения. Или ты передумал меня позвать?
–   Ни в коем случае? Я уже позвал; и обязательно скажу всем, что ты – моя девушка.
–   Вот и хорошо, – Лиза достала из сумочки зеркальце,  маленькую баночку и, вынув подушечку, стала припудривать носик. Закончив, продолжила. – Только вот что, мальчиша: а вдруг кто-нибудь другой заявит, что я – его девушка. Поверишь?
–   Нет, ни за что не поверю.
–   И будешь за меня стоять?
–   Да!
–   До конца ли?
–   Сто процентов!
–   Посмотрим, если ты не струсишь…
–   Я? – с возмущением перебил Сергей. – Да я! Да я!..
 В этот момент ему казалось, что он готов ради любимой девушки перевернуть весь мир.
–   Ладно, ладно, верю! – мягко остановила красавица, – ты лучше скажи вот что: почему ко мне в вашей банде плохо относятся?
–   Наверное, за красоту. Обычно девушки ревнуют.
–   Скажи… я добрая?
Не зная, что говорить, поперхнувшись, Горошин невольно замолчал, затем, отведя взгляд в сторону, всё же выдал: «Просто ты немного с характером…»
–   Вот видишь – ты также считаешь, как и твой друг, Вадик, что я недобрая.
–   Думаю, милая, что ты ошибаешься. Вадим и все остальные к тебе нормально относятся. Давай об этом не будем говорить, – не желая поднимать больную тему, уклонился Горошин.
–   Вовсе нет, мальчиша! Думаешь, я не помню, как Владик вызывал тебя на дуэль? Это, конечно, было бы классно видеть, как парни стреляются.
–   Он не Владик, а Вадик, – поправил Горошин.
–   Какая разница: Владик, Вадик... Кстати, чем закончилась ваша дуэль: она состоялась?
–   Нет, и не будет. Глупости это; и мы погорячились.
–   Значит, вы помирились; и Вадик приглашён на день рождения?
–   Ни в коем случае!
–   Вот видишь: я права! – чему-то обрадовалась Перчик, – Отчего же не пригласить?
–   Не хочу и всё тут! – твёрдо объявил Горошин, одновременно удивляясь её странному вопросу.
–   А вот тут ты, Серёженька,  не прав, – учительским тоном заявила Лиза, – его надо бы пригласить.
–   Зачем? – он недоумённо поднял на неё глаза, – Вадик же  оскорбил тебя.
–   Надо быть выше обиды, – назидательно промолвила девушка, – и уметь прощать. Игорёк прав: прощение – главная черта порядочного человека! – «Чего это меня понесло: на мораль перекосило?» – внутренне удивилась Лиза.
Горошин не ответил и отвернулся. Наступила неловкая тишина.
–   В таком случае, – решительно вставая, заявила Перчик, – если Вадима не будет, я тоже не приду! Чао!
–   Подожди! – умоляюще попросил Горошин, – не уходи; я приглашу его!
–   Ладно, – усаживаясь на место, – согласилась Лиза, – но только бы надо сделать ешё кое-что…
–   Что именно?
–   Ты же объявишь, что я твоя девушка?
–   Да.
–   Уверен?
–   Уже сказал!!!
–   И готов за меня постоять?
–   Ну, да. Я уже говорил! – слегка раздражаясь, что девушка не доверяет его словам, невольно повысил он голос.
–   Даже, если кто-нибудь объявит, что я принадлежу другому – уступишь?
–   Ни за что! – внутренне начал закипать Горошин.
–   А твоему другу – Вадику?
–   О чём ты говоришь? Он мне не друг! – с жаром выпалил Сергей и почему-то в ту же секунду почувствовал себя очень скверно. – Уже не друг, – упавшим голосом добавил он, вдруг осознав своё окончательное предательство.
–   Ой! – взглянув на часики и вскочив, – заторопилась Перчик. – Совсем забыла: мне надо бежать!
   Девица выразительно посмотрела в глаза Сергею: «Я тебе верю, мальчиша!» – на прощанье проворковала она и, стуча каблучками, быстро удалилась.
«Странная она всё же, – глядя ей вслед, недовольно размышлял Горошин, – то позвала… то убежала… И зачем ей Вадим сдался? Ведь она не любит его! Странно…»
Подошёл официант и, отвлекая от мыслей, положил на стол счёт. Горошин взглянув в бумажку, поднял удивлённые глаза на официанта, однако, увидев холодно-каменный взгляд, полез в карман за кошельком. «Ох, и девушка, – подумал в расстройстве парень, – назаказывала самое дорогое и улизнула, а мне рассчитываться…»
На следующий день Лиза Перчик позвонила Нежданову.
–   Алло? – вялым голосом спросил Нежданов.
–   Там кто: Владик? – спросил голос.
–   А кто там? – не сразу определив, кто звонит, спросил Вадим.
–   Ли-зонь-ка, – нараспев представилась девушка и захохотала заразительным смехом, – Не узнал, Владик?
–   Узнал, – выпрямляясь, солгал Нежданов, – только я не Владик, а Вадик.
–   Хорошо, мальчиша, приглашаю тебя на мороженое.
–   Куда? – не понял юноша.
–   Мороженое хочешь покушать?
–   Какое мороженое, в мороз? – искренне удивился он.
–   Вот глупый, – засмеялась Лиза, – девушка приглашает тебя на свидание: теперь понятно?
–   Понятно. Что – прямо сейчас?
–   Ну, да. Приходи в кафе «Садко» – знаешь где?
–   Ну…
–   Жду!
Через час они сидели за столиком. Нежданов был в восторге. Он даже и не мечтал, что будет сидеть с красивой девушкой за одним столом; и откровенно любовался её красотой: глазками, курносым носиком, алыми губами; ловил движения её рук, когда она небрежно поправляла спадающий локон, оставленный специально для того, чтобы его поправляли – всё: исключительно всё в этой девушке пленяло сердце юноши! «Вот повезло! – мысленно восторгался он, – сама пригласила! А я, было, подумал, что ради Сергея она меня отвергла…»
–   Вади-ик! – окликнула девушка, – проснись! Мороженое с коньяком будешь?
–   Чего?.. Мороженое? С коньяком?.. – растерянно спросил юноша.
–   Ну, ты умора! Фантик!  – весело засмеялась девушка, – я хотела спросить: кофе с коньяком будешь?
–   Нет, – чего-то испугавшись, скороговоркой ответил он, – я не пью коньяк.
Подошёл официант. «Что заказываем?» – вежливо спросил он.
–   Кофе с коньяком и одно мороженое, – попросила Лиза. – Ты с чем любишь? – соблазнительно повернув голову к Вадиму, уточнила она.
–   Всё равно, – растерявшись, ответил Вадим и почувствовал, что краснеет.
Официант удалился; и Лиза с удивлением стала рассматривать этого некрасивого, с её точки зрения, парня.
–   А вот краснеть вам идёт, мальчиша, – с комплемента начала Перчик, на что юноша вовсе залился румянцем; и девушка громко и искренне расхохоталась. – Я, когда в первый раз увидела тебя в вашей банде, сразу влюбилась, (Вадим, что-то хотел ответить, но поперхнулся.) но только, – продолжала Лиза, – девушке об этом говорить неприлично. Прости за признание: ты же не прогонишь за дерзкие слова?
–   Нет, нет, нет! – заторопился с ответом юноша, – что вы? Вы такая красивая, у меня аж дух захватывает! Я, как только увидел вас, сразу подумал – вот девушка моей мечты!
     Выпалив эту тираду, Вадим протянул свою ладонь и хотел взять её за пальчики, как видел в кино, но она в тот же момент отодвинула руку, показывая этим, что нужно что-то достать из сумочки.
–   Я расплачусь, – стараясь казаться джентльменом и думая, что она полезла за кошельком, – заявил юноша.
–   Нет, уж, – воспротивилась Лиза, – я приглашала, мне и платить.
    Достав зеркальце  с пудрой, Перчик припорошила свой носик: – Ты, парниша, не молчи, – деловито рассматривая свой лик, молвила девица, – рассказывай, рассказывай…
–   Что рассказывать?
–   Ну, например, о своей жизни: о том, какие у тебя друзья; кто самый близкий друг?
–   Сергей, – первое, что пришло на ум, выскочило с уст Вадима.
–   Сергей?.. Тот самый хам, который из-под носа увёл девушку твоей мечты? Он – твой друг?
–   Да, – растерянно кивнул головой Вадим, – мы дружили.
–   Дружили? – поправляя локон и соблазнительно наклонив головку, уточнила девица. – И правильно сделал, что порвал с ним отношение. Настоящие друзья так не поступают. Я – девушка: меня пригласили – не могу же я отказать?
–   А я что могу сделать: драться что-ли? – невольно вырвалось у парня. – Он сильнее меня.
–   За любовь надо бороться, парниша! Ты же любишь меня?
Вадим от полной растерянности открыл рот. Он явно не был готов к такому развороту событий.
–   Ха-ха-ха – раскатисто рассмеялась девушка. – Не любишь? Может, я – уродина?
–   Л-люблю, – заикаясь, выдавил Нежданов, – такую нельзя не лю-любить, – и вновь залился краской.
Подошёл официант и поставил на стол кофе, коньяк в рюмке и мороженое. Лиза взяла мороженое и передвинула к Вадиму.
–   Это тебе, мальчиша, – красноречиво улыбнулась Перчик. – По-моему, тебе надо охладиться.
Помолчали. Вадим ложечкой медленно уничтожал мороженое. Девушка, также медленно потягивала коньяк, запивая кофеем. Вдруг до неё дошло: «О, Господи, – подумала она, – я настолько очерствела, что не верю в простые искренние чувства. Парень, совсем ещё мальчик – краснеет, а я потешаюсь над его чувствами?..» Она вдруг вспомнила, как сама первый раз, когда на неё смотрел мальчик – краснела. «А чего он такой глупый? – ворвалась противоположная, мысль, будто кто-то её надиктовал и с ещё большей энергией добавил: – Глупый он! И от того глупый, что у них есть «Апостол», поучающий морали. Таковых надо наказывать! Наказывать за лицемерие! Стрелять их надо!»
–   Ну, если любишь, не надо от всех прятаться, – елейно-ласковым тоном проворковала девушка, – даже наоборот: докажи свою любовь; и я буду с тобой.
–   Как доказать?
–   Очень просто. Я слышала, мальчиша, что некий мальчик под именем Вадик, ушёл в подполье. Ни с кем не желает встречаться, повесил нос и ни-че-го не делает, чтобы отвоевать свою любовь! Однако, если он мужчина, он должен доказать, что девушка по имени Лизонька – его девушка! Как? Всё делается просто. Он вернётся в своё общество и объявит, что Лизонька – его девушка! Вот  и всё. Всё очень просто. Или я ошибаюсь; и Вадик не любит девушку напротив? – она мило улыбнулась.
–   Нет, почему же, – робко возразил Вадим, – я, в общем-то, могу. Однако, по обстоятельствам, думаю – не получится. Меня никто не приглашал, понимаете?
–   Так пригласят, в чём же дело? Главное, ты мне пообещай, что придёшь на день рождения Сергея, твоего бывшего друга, хорошо? И ещё: когда объявишь, что я твоя девушка, надо, чтобы Горошин был рядом. Это ему надо знать первому! Вдруг взбредёт ему в голову шальная мысль сказать, что я – его девушка?
–   А, если он не пригласит?
–   Тогда можешь не приходить, кто же заставит? Но если он позовёт, придёшь?
–   Он не позовёт, – уверенно заявил Вадим.
–   Ну, всё-таки: если пригласит, обещаешь? – девушка вновь улыбнулась завораживающей, неотразимой улыбкой.
–   Да, – сдавшись, кивнул головой Вадим.
–   Ой, – Лиза помахала кому-то рукой, – меня подруга ждёт. Не забудь: я буду на дне рождения! Пока! – соскочив с места, на ходу предупредила она и быстро исчезла.
Подошёл официант и положил счёт на стол. Вадим посмотрел записи, ужаснувшись ценам и, думая про Лизу, недовольно полез в карман за кошельком.
–   Дорого же у вас, – получая сдачу, проворчал он, краем глаза наблюдая за Лизонькой, которая была уже на другой стороне улицы и оживлённо болтала с незнакомкой.
Проводив  грустным взглядом подружек, Нежданов медленно, как завороженный, пошёл на выход, представляя и мысленно гордясь, как он объявит Лизоньку своей девушкой и как все будут поражены, когда она подойдёт к нему и возьмёт под руку. При этой сладкой мысли – тайная, мечтательная улыбка, которую он не мог более сдерживать, засияла на лице неискушённого юноши.
                9 ЧАСТЬ
Лизину подругу, ради которой Перчик внезапно оставила Нежданова, звали Эллочка. С ней она познакомилась в тайном обществе сатанистов. Лиза, год назад, поссорившись кое с кем с этого общества – никого не предупреждая, покинула их. Отлично понимая, что её не оставят в покое, беглянка сменила данные о себе: номер мобильника, школу и даже общежитие.
Ввиду того, что их любимица – а девочка была в центре внимания – пропала внезапно, бывшие друзья по сатанинскому обществу, не найдя её, решили, что она покончила собой. И вот сейчас: совершенно случайно Эллочка, увидев в кафе за стеклом Лизу с мальчиком, страшно обрадовалась; так же и Перчик, увидев Эллочку, бросив Нежданова, выбежала навстречу.
–   Слушай, Лизка, куда ты исчезла? – возбуждённо спросила Элла. –  Все с ног сбились: на звонки не отвечаешь; с хаты съехала; и никому ни слова? Разве подруги так поступают? Мы думали – ты выпилилась!             
                (Выпилиться – жаргонное слово, означающее покончить собой. – Примечание автора.)
–   Как ты меня нашла? – не отвечая, спросила Перчик.
–   Совершенно случайно: иду, смотрю – за стеклом Лизка с фрайером – глазам не поверила! Кстати, кто это был с тобой? Ни вида, ни ума: извини, если ты на него глаз положила: может, твой ухажёр?
–   Не мой. Потом расскажу, – отмахнулась Перчик, – лучше ты расскажи, какие новости?
–   У нас, Лизок, всё потрясно: столько событий! Помнишь Валерку Шабалова, за которым ты сохла?
–   Я-то!? Сохла? С чего это ты взяла, подруга? Это он за мной волочился хам – прилипучий.
–   Ну, ладно, не злись: мне по лампочке: кто, за кем и почём? Дальше рассказывать?
–   Ну?..
–   Так он, когда ты исчезла, наглотался таблеток, да выходит недостаточно. Откачали его; и теперь у него язва желудка. Знаешь, после этого случая он, как и ты – выпал в осадок.
–   Чего?..
–   Говорю: покинул нас и ушёл в монастырь.
–   А-а, поняла, – равнодушно среагировала Перчик, – туда ему и дорога, хаму.
–   И всё из-за пылкой любви и знаешь к кому? – продолжала подруга.
–   Ну?
–   К тебе, моя дорогая! А самое главное – ты не поверишь… он, после того, как ушёл в монастырь – так изменился!? Его словно подменили: не пьёт, не курит, вощще – стал таким тихоней…
–   С головкой не в порядке, – перебила Лиза.
–   И мы думали – крыша поехала, – подтвердила подруга. – Говорили с ним, даже провоцировали: ты знаешь – мы это классно делаем!  Ан, нет: на провокации не поддаётся и, я тебе скажу откровенно, вполне нормальный человек, только совершенно другой: правда, с ним скучно. Ни свеженького анекдота с перчиком не услышишь, ни крепкого словечка: одним словом – пропал человек! Будет там Богу молиться, до посинения… что за жизнь?
–   Ну, ладно, – остановила подругу Лиза, – хватит о нём: монастыри мне по лампочке. Лучше расскажи про Веронику с Танюшей со школы Герцена, помнишь? Они хотели на юридический: поступили?
–   О!? – Элла замолчала.
–   Что? – с тревогой спросила Перчик.
–   А ты разве не читала в газете? Не знаешь? Они… они просто улетели!
–   Куда улетели? В Америку, что ли?
–   Куда – куда… – раздражённо передразнила Элла. – Съехали с шеснадцатого этажа! Это было классно! Взялись за руки и прыгнули вниз! Я бы так не смогла… А ты?

          (Такое вполне возможно, дорогой читатель.)
          Факты из реальной жизни, например, вот этот:
          …Трагедия в Подмосковье. Восьмого февраля 2012 года в городе Лобня две школьницы бросились с крыши    высотного дома, взявшись за руки (…)  Прибывшим медикам и полиции оставалось только зафиксировать смерть. Две подруги Лиза и Настя. Вместе в школе. Вместе после уроков. Похоже, они были очень близки. Признание одной из девочек сделанное в социальной сети буквально за час до самоубийства: "Ненавижу фразу "А если твои друзья с 9-го этажа прыгать пойдут, ты тоже пойдешь?" Да, пойду, что мне без друзей делать?"….
 ссылка:    
От перехлёстывающих эмоций у Эллочки заблестели глаза.
–   Лиза, однако, шокированная известием, приостановилась и, чтобы скрыть набежавшие слёзы, подошла к ближайшей афише. Изображая, что читает, украдкой их вытерла.
–   А тебе не жаль девочек? – немного успокоившись, спросила Лиза.
–   Лизок? Что с тобой? Ведь ты сама мечтала когда-нибудь совершить такой прыжок! Давай, сделаем это вместе! А то у меня духу не хватает: я ещё не доросла то этой грани, – восторженно лопотала Элла, – представляешь?.. Летишь, летишь… руки в стороны – эх, какие эмоции!!!
–   И шлёп об асфальт! – жёстко охладила Лиза.
–   Лиз-ка? – испуганным шёпотом воскликнула подруга. – Ты в какую-то секту попала? Вижу в  тебе монастырские семена. Ты же у нас в героях была!? Покажи шрам на руке! – она не спрашиваясь, взялась за Лизино запястье, где остался шрам. – Смотри и не забывай: это метка о многом говорит…  Не предавай нас и наше общество! Мы все поклялись служить люциферу, помнишь?
–   Эллочка, а ты помнишь, что я никому не давала никакой клятвы и потому свободна?
–   Ты просто не успела, но твой шрам на руке…
–   Да отпусти ты мою руку! Вот вцепилась…– нервно одёрнула кисть Перчик.
–   Шрам, – продолжала поучать подруга, – говорит больше, чем клятва. Скажи честно: какие эмоции ты испытала, когда лежала в ванне и твоя жизнь, капля за каплей покидала твоё тело? Почему об этом ты никому не рассказывала?
–   Честно? – спросила Лиза и, подойдя к скамейке, села.
–   Абсолютно: а если врать, то ничего и не говори.
–   Ну, хорошо, Эллочка, сама просила, – предупредила Перчик, – скажу! Никаких положительных эмоций не было.
–   Что… вощще – ничего?
–   Ни «вощще», а вообще! – нервно поправила Перчик. – Что за мода делать из себя полуграмотных? Ты же из состоятельной семьи и прекрасно училась!
–   Так вот и лежала? – не отставала Элла. – Жизнь утекала, как водичка, по каплям… и ничего не думалось? А может вся жизнь пробежала перед тобою? – подсказывала она.
–  Нет! – резко бросила Перчик и отвернулась.
Элла, почувствовав волнение подруги, взяла её за руку и, понизив голос, умоляюще попросила: «Ну, пожалуйста, Лизонька, расскажи. Я, вот, на днях не смогла это сделать и хотела сегодня же вечером твоим способом уйти из жизни, даже записку написала – вот почему, увидев тебя, я страшно обрадовалась: «Ну, – думаю, – теперь-то Лизка поможет!» – Духу-то не хватает… самой… Вот, смотри…
Достав аккуратно свёрнутый листок и раскрыв его, отдала Лизе. Лиза прочла: и разом – слёзы побежали по её щекам.
–   Как ты могла, подруга? – с горечью воскликнула Лиза. – Ну, у меня, понятно, были обстоятельства: у меня никого нет! Я никому не нужна! Но ты же!!! У тебя есть мама, папа, сестрёнка и братишка. Они любят тебя! А о них ты подумала?.. Представь наоборот: заходишь в ванну, а там твоя младшая сестрёнка, Верочка, на дне ванны лежит: с головой  воде, безжизненная – уже холодная, как лёд; и ты не сможешь с ней поговорить, её обнять… да и Верочка не скажет: «Я люблю тебя!» О них ты подумала? Помнишь, как мы с ней играли? А братишка нам мешал. Я тогда тебе так завидовала; а теперь ты решила сделать им больно? Отвечай! Чего молчишь? Ты их не любишь? Так? Отвечай же!!!
–   А как же наши духовные взлёты? – растерянно спросила Элла. – Планы – пережить сверх-эмоции? Ты это прошла, знаешь: была на волоске от смерти – почему таишь? Так охота узнать тайну: что там, по ту сторону смерти? Поделись же!
–   Нет там ничего, пустота; и нас жестоко обманывали, – отвернувшись, холодно отметила Перчик.
–   Как нет? – глубоко возмутилась Элла. – Нас обманывали? Я не верю! Не может быть, чтобы после смерти ничего не было! Ведь всё-таки, что-то да есть?
–   Как хочешь, можешь мне не верить! – резко повернулась к подруге Лиза. – Только не кое-что, а гораздо страшнее, – девушка сжала пальчики в кулачки и нервно стала стучать ими о свои коленки: – Тебе скажу: есть, подруга, есть!
–   Что «есть»? – вся внимание, не дыша, Элла  приблизилась ближе.
–   Страх! – вот что я ощутила. Тот страх был реальнее, чем мы сейчас с тобой тут сидим.
–   Страх? Лизка, ты боялась смерти? – изумилась подруга. – А я, как помню – ты всегда отличалась бесстрашием!
 –   Ты меня не поняла: я видела ад! Я видела, как я падала в чёрную пасть ада и великий страх, что уже ничего нельзя изменить, представляешь – страх, что нельзя изменить!!! – охватил всю мою сущность. У каждого человека внутри есть сущность. Так верующие, вероятно, называют душу. Так вот, вся моя сущность была скована величайшим страхом; и я ничего не могла сделать, совершенно ничего!!! – размазывая под глазами тушь – вспоминая, как это было – Лиза, вытирая  платочком слёзы, не стесняясь, плакала: – Я ничего не могла сделать!!! Я летела в это пожирающее горло ада – огромное, ненасытное!.. и глубоко сожалела о том, что сделала роковую ошибку. И тут, представляешь, Элла, я вдруг вспомнила: кто-то мне говорил что, если кто призовёт имя Господне – спасётся! И самое интересное – не знаю, откуда, но я точно знала, что надо обратиться к Иисусу Христу. Хотя я понимала, что недостойна даже просить у Него милости – у меня же не было никакого шанса – да я и не думала о шансах… это сейчас хорошо рассуждать… тогда же, наполнившись ужасом, я закричала: «Иисус!!! Дай мне шанс!!!»
Перчик осеклась на полуслове, опустив голову. По задрожавшему голосу было видно, что девушка, вспоминая это, вновь переживает падение.
–   Ну? – нетерпеливо спросила Элла. Волнение также передалось и ей: и у неё также глаза стали влажными. – Дальше что? Почему ты замолчала?
–   Дальше не помню. Помню, открыла глаза: больница, расспросы, следователь. Это уже всё неинтересно.
–   Жизнь неинтересна? – уточнила Элла.
–   Жизнь интересна – неинтересна суета. Знаешь, подруга, одно я вынесла из того опыта: есть наша сущность; и я уверена, верующие называют это душой, и есть Спасающий нас от ада, но не насильно – по желанию. Ад существует; и мы туда идём толпой. И ещё Элла скажу тебе: ложь противна, даже не ложь, а лицемерие, которое хуже лжи! Все мы лжём и себе и друг другу, вот так то…
–   Ну, ты и придумала, подруга. Может, на фоне ухода из жизни у тебя….
–   Хочешь сказать, крыша поехала? – опередила Перчик.
–   Зря ты ушла от нас, – не отвечая, Элла неожиданно сменила тему, – у нас произошло столько событий: мы ими ворочаем, двигаем, а потом наблюдаем, как люди себя ведут. Так потешно смотреть, как они ругаются между собой…
–  Ну, ну, – давай потешайся, – грустной иронией добавила Лиза, – пустое всё это.
–   Хочешь сказать, что люцифера не существует, даже в роли мифического образа, который нас воодушевляет?
–   В том то и дело, что и я думала, что он мифический, но у меня есть подозрения, что он реален.
–   Тем более, – уверенно заявила подруга, – если люцифер реален, мы правильный сделали выбор, что пошли в это общество – он нам помогает.
–   Ну да: делать людям гадости, – горько усмехнулась Лиза. –  Если люцифер реален, значит гореть нам в аду, его поклонникам – вместе с ним. Меня это не прельщает, потому, как я там была одной ногой.
–   Ада нет! Это нас веруюшие пугают! – вытаращив глаза, с гневом в тоне голоса возразила Элла. – Возвращайся к нам: без тебя скука-та! Обещаешь?
–   Сначала надо проверить кое-что… – уклонилась от ответа Перчик.
–   Что ты хочешь проверять? Уж не любовь того ли фрайера, что был с тобой в кафе?
–   Нет, мне надо проверить на прочность одного «Апостола» и его банду.
–   Вот, я же говорила, что ты влипла! – по-королевски откинувшись на спинку скамейки, уперев в бёдра обе руки, торжествующе объявила Элла, – с апостолами общаешься?
–   Подожди, – жестом остановила Лиза, – я расскажу. Как то меня пригласили в одно общество. Представляешь, эти ребята отказались от спиртного, не ругаются, не наглеют – одним словом ведут себя прилично. Там же среди них завёлся «Апостол». Такой псевдоним ему присвоила его банда в виду увлечения им Евангелия. И всё бы ничего, но мне показалось, – и даже до сих пор кажется – что они играют в какую-то игру. Какую? Игру в порядочность. Они – полная противоположность нашей банде. Там есть лидер – много старше остальных, но настоящий лидер – этот самый «Апостол»-тихоня.  Так вот, он меня раздражает больше всех. Это странно: когда я впервые его увидела – у меня в груди что-то ёкнуло, что-то задрожало. А потом, когда узнала, что он увлёкся Евангелием – всё наоборот, возникло нечто – что-то похожее на ненависть… но позже, как только его вижу – опять что-то в груди ёкает.
–   Да ты, подруга влюбилась! – воскликнула Элла. – Все симптомы налицо!
–   Ну, не знаю: по-моему – нет! – возразила Лиза. – Я им такое устроила!? Для проверки их фальши. И это ещё не конец: представляешь, самые близкие друзья согласились драться на дуэли…
–   Разумеется, из-за тебя? – игриво поведя глазами, ухмыльнулась Элла.
–   Ну, да, из-за меня. Однако дуэлянты меня не интересуют.
–   Вне всякого сомнения, нашу госпожу интересует сам «Апостол»! А что: оригинально и даже  экстравагантно, – «пророчески» объявила подруга, – сатанистка и «Апостол» – вместе? Клёво! И что: парни перестреляли друг друга? Вот бы посмотреть!?
–   Пока нет! Это потом… – отмахнулась рукой  Перчик, – однако, меня больше интересует искренность их убеждения. В нашем обществе мы, по крайней мере, не скрываем, кто мы есть, то есть мы – общество сатанистов, которое делает людям зло, для чего у нас есть своя духовная база. Люди достойны такой участи – так мы считаем, потому что люди лживы. И мне хочется доказать, подруга, что их банда вместе с «Апостолом» фарисейская, то есть духовная база их банды, на которую настраивает «Апостол» посредством Евангелия – лжива и нисколько не лучше нашей.
–   Какое тебе дело, подруга, до них? Возвращайся к нам! – не вникая, бросила реплику Эллочка.
–   Дело даже не в них, – смотря вдаль, продолжала Лиза, – мне самой надо знать, где истина? Представляешь, я объявила им войну…
–   Войну? Это так классно! – вращая глазами, оживилась Эллочка.
–   Я пообещала разрушить их союз, тем самым доказав, что он надуман, то есть, что он построен на лживых принципах. Я даже предложила «Апостолу», чтобы он молился своему Христу, чтобы я не смогла помешать. Вот потеха-то… бедняга: наверное, теперь потерял покой и  молится каждый день…
–   И что же дальше?
–   А дальше всё идёт по плану. Двое уже созрели до дуэли: как мне кажется – до настоящей! Мне надо ешё немного – ради интереса – проявить усердие и показать «Апостолу» несостоятельность их базы, которую он пытается выстроить на учении Иисуса Христа. У меня ощущение будто мы схватились насмерть, – и один из нас должен окончательно проиграть: либо «Апостол», либо я. Ничьей не будет.
–   Слушай, подруга, – скривилась в гримасе Элла, – не упоминай имя Христа, что-то становится не по себе.
–   Вот и мне так же было не по себе, когда он читал Евангелие. Представляешь, у меня даже слёзы выступили. У «Апостола», надо признать, сильная аура! Когда он читал Евангелие, то внезапно я увидела себя такой гадкой и никчёмной, что едва сдержалась, чтобы не разрыдаться. Чтобы никто не заметил, мне даже пришлось выйти на свежий воздух – отдышаться. Но ничего, я ему докажу, что истины не существует. Мир вокруг нас лживый и злой!
–   А ад существует? – съязвила подруга.
–   Ад – существует.
–   Ада тоже не существует, – уверенно объявила Элла, – и не морочь людям головы! А может, мы там вместе: вдвоём наведём шороху, в твоей новой банде?
–   Нет, я одна… – Лиза внезапно вскочила со скамьи, – чао, Элла! Меня не ищи; сама позвоню, – и, не оборачиваясь, быстро пошла прочь.
–   Ты не назвала свой номер телефона? – вдогонку прокричала Элла, но Перчик даже не оглянулась.
–   Как была психопаткой, так и осталась, – вставая и направляясь в противоположную сторону, недовольно пробубнила Элла, – но ничего, как только вернёшься, я тебе устрою головомойку. А вернёшься ты обязательно, вот так то!
                ----------------------------------
                10 часть
Время шло; и Нежданов нервничал. Он не только не смог, но совершенно не имел представления, где и как можно раздобыть оружие и опасался, что если Игорь Строганов найдёт пистолеты раньше, то придётся стреляться при всех. «Это было бы хорошо: именно при всех, – пробежала первая мысль, – реабилитируешь себя в глазах товарищей». – «Игорь, однако, что-то задумал, – оспорила вторая мысль, – уж лучше самому постараться, как можно скорее найти оружие».
Нежданов давно знал Игоря; и то обстоятельство, что тот так неожиданно, да вдруг согласился помочь в осуществлении дуэли, совсем на него не походило. Вадим не стал делиться сомнением с Сергеем, что подозревает Игоря, потому как ему самому не были ясны мотивы Строганова, а именно: почему человек, отрицающий дуэль, решился вдруг помогать? «Понятно, что не должен, – ломал голову Вадим, – но что он задумал?.. А может, и вправду они решили посмеяться над нами?»  Про видео и костюмы он точно знал: Оля проболталась. Однако более всего ему не хотелось бы, чтобы дуэль состоялась по их правилам. «Неизвестно, что они могут придумать, – нервничал он, – тем более, никто не торопится. Время тянут».
Как-то раз Горошин, на притязания Нежданова ускорить поиск пистолетов, заявил: «Чего ради, за смертью бегать? Тебе надо – ты и бегай!» –  «Ну, тогда нас заставят проводить дуэль по их правилам! – возмущался Нежданов. – Ещё нам не хватало шляп с перьями: хотят из нас клоунов сделать? Вырядить петухами – курам на смех – и заснять на видео?» – «А пускай, – спокойно отреагировал Горошин, – не всё ли равно, в какой одежде будут хоронить? Представь себе: лежишь в гробу в старинном костюме восемнадцатого века, весь в перьях – красота!» – и начал хохотать, так долго и искренно, что Вадим заподозрил его в сговоре  с Игорем. Он хохотал и хохотал, на что, раздражаясь, Вадим злился  больше и больше. «Наверное, Сергей всё-таки согласился на какой-то спектакль, – окончательно сделал вывод Вадим, – но ничего: ему придётся-таки ответить: не выкрутится».
Жизнь шла своим чередом: школьная молодёжь получала пятёрки и двойки, собиралась на тусовки, радовалась победам своей команде по хоккею, но для Нежданова всё оставалось по-прежнему: вяло, вязко, сумрачно.  После свидания с Лизой Перчик Вадим вовсе «потерял» голову, особенно по причине того, что девушка исчезла – будто растворилась: сама не звонила, на звонки не отвечала. Обескураженный юноша терялся в догадках, вспоминая до мелких деталей их единственное, тайное свидание. Ему постоянно чудилось: то она стоит за углом, то за стойкой колонны, а то и вовсе ждёт его после школы… Очередной раз, увидев сзади девушку с похожим силуэтом, Нежданов с замиранием сердца подбегал и, убедившись в ошибке, отходил, глубже впадая в депрессию.
В таком «подвешенном» состоянии всё чаще выплывала ссора с Горошиным; и Нежданов, «прокручивая» неприятные события, вспоминал, как Сергей в присутствии Лизы унизил его, Вадима; и невосполнимая горечь всё более и более разъедая душу юноши, захватывала его сознание, сердце – целиком всю душу! – подталкивая к завершению плана мести. «Дуэль, – стучало в мозгу, – дуэль и только дуэль! Надо срочно добыть пистолет, хоть выкрасть!»
На этом собственно-депрессивном фоне Вадим окончательно замкнулся: ни с кем не общался, учёбу забросил. Пистолета он так и не нашёл, а на очередное домогательство к Сергею: нашёл ли тот оружие?  Горошин, усмехаясь, отвечал: «Сначала покажи свой, а у меня проблем не будет». Так, в унынье, бесцельно бродя по улице, Вадим остановился у витрины магазина и, думая о своём, механически рассматривал предметы за стеклом: оленьи рога, чучела животных, ружья для охоты, пистолеты…
«Пистолеты!?  Вот, оказывается, где можно их взять?» – осенила его криминальная  мысль; и ноги юноши невольно завели в магазин. Был уже вечер, на улице пошёл снег. Хозяин магазина, Пётр Егорович, перекладывая товары, громко кого-то окликнул. Прихрамывая, вошёл пожилой мужчина с бородой, почти старичок. «Звали?» – хриплым, прокуренным голосом спросил вошедший; и в тот же миг Вадим узнал старичка – это был дядя Егор, который когда-то жил в доме напротив.
Ранее, ещё до работы в этом маленьком заведении, дядя Егор часто выпивал, был запущен, не брит и иногда просыпался в канаве. Он  совсем было спился, но однажды хозяин магазина пожалел старичка и принял его к себе на работу дворником и сторожем в одном лице. Люди поговаривали, что дядя Егор когда-то спас хозяина магазина, когда тот тонул.
«Ты вот что, Егор, – приказал хозяин, Пётр Егорович, – сегодня почини этот ящик. Время у тебя ночью много: всё равно бездельничаешь, да и спать нельзя, хорошо?» – «Будет сделано, шеф, – кивнул сторож головой, – только дай время – за гвоздями сбегаю». – «Поспеши, а то мне скоро уходить!» – напомнил хозяин; и дедуля спешно заковылял к двери, ведущей на задний двор.
–   Тебе чего? – увидев парня, недоброжелательно спросил Пётр Егорович.
–   Интересно посмотреть, – ответил Вадим, – а что, нельзя?
–   Иди домой, – суровым тоном приказал хозяин, – рано оружием интересоваться!
И мальчик, не желая вступать в конфликт, чтобы его не заподозрили его в криминальных мыслях, угрюмо побрёл на выход.
–   Извините, – не оглядываясь и пряча глаза, недовольно буркнул Нежданов.
–   Давай, давай – топай! В другой раз приходи, со взрослыми, – вдогонку проворчал хозяин и незлобиво добавил: – Ходит тут всякая пацанва.
 Вадим хотел возразить, что он уже взрослый – пятнадцать лет! Но, сглотнув обиду, промолчал.
                11 ЧАСТЬ
Как и прежде, соперники встретились на остановке. Северный ветер, подметая улицу, срывал снег с земли и, бросая в лица, сделал встречу неласковой.
–   Чего звал? – отворачиваясь от ветра, сухо спросил Горошин.
–   Держи, – Нежданов протянул руку.
–   Что это? – взяв лист бумаги с печатью, недоумевая, спросил Горошин, – Что эта за бумага?
–   Читай! – победоносно объявил Нежданов, гордо подняв голову и глядя куда-то в сторону.
Горошин прочёл и молча уставился на Нежданова, но тот глубокомысленно промолчал.
–   Вижу, что направление к врачу, а мне-то оно зачем? – возвращая лист Вадиму, спросил Сергей.
–   Ты просил – я принёс! – забирая направление, сухо отпарировал Нежданов.
–   Не помню: я?.. просил?! Зачем я мог просить? Что за глупости и никакой логики?
–   Ну, да, дорогой друг, – цинично напомнил Вадим, – когда нам выгодно – мы не помним.
–   Вадим! Я, правда, не помню: честное слово! Ну, напомни! – искренне воскликнул Сергей.
–   Ты говорил, что если я докажу, что я адекватен, как и ты, то…
–   А!? – рассмеявшись, перебил Горошин. – Да, говорил, но это же ясно как дважды два, что я не имел в виду буквально брать бумажку, подтверждающую нормальность – это же понимать надо! Неужели до сих пор неясно, что у желающих покончить собой свихнуты мозги? У тебя что: до сих пор в головке того? – он покрутил пальцем у виска.
–   Сергей, – подавляя гнев, глухо выдавил Вадим, – ты должен за все унижения – на виду у всех – извиниться. Я не просил никакой справки, чего-то там подтверждающей: они сами дали направление, которое ты только что прочёл, где чёрным по белому написано, что я психически здоров, то есть, как ты выразился – адекватен! Если ты уважаешь самого себя, то ты должен сдержать слово. Однако – как теперь я нахожу – ты, отказываясь от дуэли, как равного средства защиты собственного достоинства – половая тряпка, которая не держит слов; и ты можешь меня унижать, оскорблять сколько угодно: даже  побить! – лишь бы не отвечать за свои же сказанные слова. Так? Я знаю, что ты сильнее меня, но это не даёт тебе основания меня оскорблять. И потому (Вадим вдруг сорвался на яростный крик.) если ты не извинишься при всех!!! – я сам найду оружие и безо всякой дуэли – открыто пристрелю тебя – при всех! Я не шучу!!! – перестав орать, он, опустив голову, также неожиданно смолк. Стало тихо. Белёсая  мгла снега, гонимая ветром, залепляя глаза, нос, уши – напрасно пыталась охладить разгорячённые лица ребят. Набычившись и тяжело дыша, оба молчали.
–   А потом, – через значительную паузу – глухим, неузнаваемо-чужим голосом завершил свои мысли Вадим, – чтобы никто не подумал, что я трус – убью и себя.
Горошин отступил пару шагов назад. Ему показалось, что этого человека он видит впервые. При диком завывании злого, северного ветра возникла страшная картина отчуждения. Постояли, как по разные стороны пропасти. Колючий снег, от которого выступали слёзы, резал глаза; и Сергей, кажется, первый раз осознал, что дело принимает серьёзный оборот. Ему никак не верилось – не вмещалось в сознание, что самый близкий ему друг – наверное, уже бывший? – совершенно не шутит!? Горошину почему-то вспомнился случай с тем десятиклассником, который застрелил учителя географии и полицейского и он задумался: «Неужели Вадим сможет выстрелить в человека? Он же так нерешителен! Но, однако же… – поражался он, – удивительно: как его самолюбие взыграло-то – кто бы мог подумать…»
–   Ну, хорошо, – не зная, как успокоить Вадима, тихо, отходчивым тоном промолвил Сергей, – есть справка, то есть – направление. Ну, имеешь право. Ну, и что? Всё равно оружие нам не найти, да и где Игорь его найдёт, даже если и обещал? Это же нереально?
–   Я знаю, где взять оружие, – решительно объявил Нежданов, закрывая лицо от снега таким образом, чтобы Сергей не мог видеть его глаз.
–   Ну, и…
–   Прямо в магазине. Свободно лежит: любое – на выбор.
–   Кто ж тебе его продаст, несовершеннолетнему? – усмехнулся Горошин.
–   Я и покупать не буду: подойду и возьму.
–   Так и разбежались, – Сергей засмеялся. – Дадут ему…  догонят и добавят.
–   Не догонят, – возразил Нежданов, – я обследовал: там сторож – древний старичок. Он меня знает. Я часто видел его у пивной, когда он жил напротив нашего дома. Надо только, когда магазин закроют, подойти к нему и угостить пивом! А в пиво заранее водку добавить, а когда старичок уснёт, открыть его ключами магазин, войти и взять, что нам нужно. Чтобы не оставлять отпечатков пальцев – оденем перчатки.
–   Глупец ты! Я же говорю – тебе лечиться надо! Там же сигнализация! Через три минуты приедет полиция и арестует!
–   Не успеет: нам потребуется одна минута. Искать не будем: днём всё посмотрим, заранее. А поздно вечером остаётся только взять – только быстро – и на мотоцикле… ходу! Максимум, на это уйдёт две минуты. Мотоцикл поставим на заднем дворе. И никакая полиция, даже если и есть там сигнализация, не успеет. А наутро, как только рассветает, мы должны провести дуэль.
–   А дальше?
–   А какая разница, что дальше, – не глядя в глаза Сергею, глухо выдавил Вадим, – кому тюрьма, а кому больница, если раненый выживет…
Нежданов, говоря эту фразу, уже и сам наполовину поверил в реальность трагедии, – и потому в голосе его заниженного тона что-то дрогнуло, похожее на искренность…
–   Ты с ума выжил! – перебил его Горошин, – это точно! Да ещё к тому же – потенциальный вор!? Вот не знал!?
–   Совершенно нет, – спокойно возразил Вадим, обрадовавшись, что Горошин поверил в то, что стрельба будет настоящая, – оставшийся в живых должен будет немедленно положить пистолеты в коробку, отвезти её в магазин и незаметно там оставить, а потом с телефонного автомата позвонить и сказать, чтобы ту коробку забрали. Таким образом, это не воровство, но аренда. Бросим в ящик пару рублей. Полиция, в виду отсутствия состава преступления закроет дело.
–   Ой, ёй, ёй!? – качая головой из стороны в сторону, тихо прошептал Горошин, – у нашего Вадика крыша поехала… – Дорогой мой Вадик! – Сергей подошёл вплотную в Нежданову, взял его за воротник и с язвенным оттенком снисходительности добавил: – Я настоятельно рекомендую обратиться к невропатологу! Срочно! У тебя уже и направление есть! Давай, дуй!
Нежданов резко ударил Сергея по руке, сбрасывая ладонь с воротника:
–   Ну, это же всё равно воровство! – с гневом воскликнул Сергей.
–   Если ты не согласен участвовать в добыче оружия, – зло процедил Вадим, – тогда я сделаю это один: завтра вечером. Когда пистолеты с патронами будут у меня в кармане – сообщу, где встретимся; и если ты и тогда струсишь… – Нежданов вновь сорвался на крик – Застрелю тебя средь бела дня! – Застрелю!!! А потом со мной пусть, что хотят, то и  делают, – удручённо добавил он – мне всё равно, – и, круто развернувшись, не оглядываясь, пошёл прочь.
–   Постой? – окликнул Горошин; Нежданов убавил шаг.
–   Не надо грабить магазин, – умиротворённо предложил Сергей, – я найду пистолеты, для двоих.
–   Не верю, – оглянувшись, развёл руками Нежданов, – ты только резину тянешь.
–   Точно! Я вспомнил, где их можно раздобыть.
–   Где? – с неверием усмехнулся Вадим.
–   Какая для тебя разница? – натягивая воротник, закрываясь от ветра и нервно стуча рукой об руку, проговорил Сергей. От внутреннего напряжения он начинал замерзать.
–  Хорошо, – проклиная им же заваренную кашу – едва выдыхая слова сквозь замороженные пальцы – хрипло проскрипел Нежданов, – последний раз поверю. Если до субботы не принесёшь – ждать больше не буду!
–   Я позвоню, когда пистолеты будут в руках и скажу два слова: «Вадик, готово!» Так пойдёт? – почему-то весёлым тоном – таким, будто на его ум пришла хорошая идея, выдал Сергей, но Нежданов, поглощённый собою, не заметил перемены в состоянии соперника.
–  Да, – почти не слушая, устало выдохнул Вадим. Он вдруг почувствовал, как его «трясёт» и по рёбрам медленно расползается боль, отнимающая силы: начинался очередной приступ невралгии.
–   Последний вопрос, господин Нежданов, – Сергей неожиданно перешёл на официальный тон, впервые обратившись к товарищу словом «господин», тем самым подчёркивая полное равноправие соперника. – Что мы будем делать, если оба промахнёмся?
–   Значит судьба, – не задумываясь, ответил Вадим.
–   То есть? – не понял Горошин.
–   А ничего, – Вадим нервно ударил носком ботинка по примерзшему к железной урне куску льда: раздался глухой, как из утробы звук. – Ты вернёшь пистолеты на место, где брал; и дело закончено.
–   И это тебя удовлетворит? – искренне удивился Сергей, не понимая, чего в таком случае добивается Нежданов.
–   Вполне! – уверенно завершил Нежданов и, не прощаясь, быстро, пока приступ не уложил его на землю, удалился в белое молоко разыгравшейся пурги.
   Горошин некоторое время постоял, глубоко раздумывая:
–   Ну и дела… что же будем делать с неугомонным-то психом? – не видя выхода, недоумённо глядя вслед обиженному Вадиму, риторически спросил он.
Не отвечая, вьюга жёсткими, колючими порывами ветра секла по лицу. Горошин немного постоял, сопротивляясь вьюге, затем, развернувшись по ветру, медленно пошёл прочь, с глубокой грустью вспоминая начало их дружбы и детали последней ссоры, приведшей их к одной из величайших человеческих глупостей, под названием – дуэль.
                12 ЧАСТЬ
Как обычно, соперники встретились на прежнем месте. Горошин вместо приветствия протянул тряпичный свёрток.
–   Держи, – прошептал он и так странно посмотрел, будто подал новогодний сюрприз с казусом.
Нежданов молча взял свёрток и, ощутив тяжесть металла, мгновенно понял, что находится внутри. Разом обдало холодом его внутренности; и он удивился новому чувству: насколько неприятно держать в руках то, к чему так долго стремился: не только никакой радости – наоборот!? Возникшее чувство страха – ознобом пробежавшее по позвоночнику до затылка – растеклось тягучей, тупой болью по рёбрам и опустилось вниз живота.
–   Здесь оружие, – тихо промолвил Горошин, – спрячь! Да не в карман! – увидев рассеянное действие Вадима, поправил Сергей. – За пазуху, под пояс; да потуже затянись!
Некоторое время постояли молча. Снег крупными хлопьями падал на бывших друзей, уравнивая белизной соперников; и каждый сожалел о происходящем, однако, юношеский максимализм в купе с гордостью ни одному из них не позволял отказаться от эгоистических планов. Вадим чувствовал металл на животе, его тяжесть. Возникло ощущение, будто ледяной холод оружия прожёг от живота до груди – в самое сердце; и оно замёрзло, потеряв ощущение жизни. В коленках трусцой началась мелкая дрожь, которую он никак не мог унять.
–   Когда стреляемся? – хрипло спросил Вадим, не узнав собственного голоса: чужого, холодного – прозвучавшего, как из трубы.
–   Не спеши, – бодрым тоном приостановил Горошин, – сначала выслушай: твой пистолет заряжен одним патроном и стоит на предохранителе. Спрячь хорошо: чтобы ни одна душа… сам понимаешь – найдут? – раньше времени окажемся за решёткой. Ты же этого не захочешь? – он усмехнулся – а теперь я научу, как им пользоваться, – и Горошин вытащил из кармана другой  пистолет. – Этот пистолет такой же, как у тебя. Сейчас в моём… нет патронов. Вот, смотри: это предохранитель. Снимаешь с предохранителя и нажимаешь курок! Всё просто. На, попробуй.
Нежданов взял пистолет, никогда не державший в руках чего-либо подобного. Медленно, как во сне – отчего-то вдруг онемевшей рукой – стал пробовать. «Неужели так просто: выстрел и всё? – возникла простая мысль, – и так запросто можно убить человека!?» Был несложно; и Вадим быстро освоил приём. Вскоре указательный палец автоматически нажимал курок, приводя в действие боёк. «Зачем, зачем, зачем?» – синхронно, в такт шелчку, «набегали слова». Он механически щёлкал и щёлкал, совершенно не представляя, как они будут стреляться в реальности, как, наконец, Горошин остановил:
–   Ну, хватит, Вадик! Вижу, понравилось: умеешь, – забирая оружие, холодно подметил он и как-то странно, с сарказмом усмехнувшись, добавил: – Завтра один из нас станет убийцей.
–   Это только дуэль, – возмутился Вадим, –  а не…
–   Именно убийство, – перебил Горошин, – дуэль это и есть убийство! Только не вздумай прощальную записку писать родственникам. Расстроишь их раньше времени. Если всё-таки передумаешь стреляться, пришли на мобильник сообщение одним словом – «передумал»; и я сразу приеду, заберу пистолет. Завтра вечером приедешь к  Строгановым, часиков так к пяти вечера, а оттуда пойдём в лес – пешком. Там и будем стреляться. Надоело! Сколько можно резину тянуть?
       –   Мы так не договаривались! – почему-то испугавшись, спешно возразил Вадим. – Мы хотели на мотоцикле подальше уехать.
–   Это ты хотел. Стреляемся, как я сказал или никак! – твёрдо заявил Сергей, собираясь уходить.
–   Почему же всё же – у Игоря? И почему – «завтра»? – жалостливо заныл Вадим, чувствуя, что не в состоянии изменить ситуацию, им же затеянную. Внутренняя дрожь усиливалась; и коленки уже крупно били одна о другую. Ему как-то всё казалось, что где-то… как-то и когда-то… всё само собой утрясётся и вот… уже «завтра»? Почему завтра?.. Почему сразу?.. Время, как шагреневая кожа, стремительно сжималось, а он чувствовал, что совершенно не был готов.
–   А разве, на прощанье тебе не хотелось бы увидеться с друзьями, посмотреть им в глаза, прежде чем стать убийцей? – участливо спросил Горошин.
–   А тебе? – поперхнувшись, растерянно спросил Нежданов. – Что ты им скажешь-то?
–   А я хочу попрощаться. Кто знает: может, в последний раз-то и  увидимся? Пока, старик.
Горошин  развернулся уходить, но как-то медленно, будто чего-то не договорил или хотел добавить.
«Я так и думал!», – неожиданно для самого себя обрадовался Вадим. По «мягкому» ответу он понял, что Сергей не намерен в него стрелять. Вдруг промелькнула мысль: «А что, если Сергей перед  дуэлью поменяет пистолеты? Что тогда?» – «А он не догадается, – возразила, будто кем-то надиктованная на ушко вторая мысль, – ты ведь знаешь, что сделать, чтобы он не догадался?»
Вместе с тем, словом «старик» Горошин ещё больше расстроил Нежданова, потому как это было доброе, дружеское обращение друзей в самые светлые дни их  дружбы. Расстроил ещё и потому, что Нежданову на данный момент для усыпления собственной совести и для оправдания своих действий хотелось видеть в Горошине только врага.
–   До завтра, – не смотря в глаза – мучаясь совестью – глухим голосом ответил Вадим и вмиг почувствовал, что не может идти: ноги стали «ватными», в груди что-то онемело. Коварная, нестерпимая боль – в который раз! – словно стальные лапы спрута, острыми шипами сжимая рёбра железной хваткой, неумолимо расползалась по груди. Начинался очередной приступ невралгии.
–   Впрочем, – оглянувшись на прощанье, небрежно добавил Сергей, – если хочешь, можешь и утром прискакать, часиков к одиннадцати. Я там буду с утра. Приглашаю на день рождения.
Вадим с трудом добрёл до дома, вошёл в свою комнату и, не раздеваясь, в полном бессилии – лицом вниз – рухнул на кровать. Боль, сдавившая рёбра, не давала дышать. Не позволяя расслабиться, холодный металл упёрся в живот. Юноша, вспомнив про оружие, сел. Трясущимися руками вытащил пистолет и, быстро засунув его под простыню, откинулся на спину. Под его носом вспотело и часто застучало сердце. Приступ усиливался; и юноша мелкими глотками глотал воздух.
В комнату вошёл Михаил Львович Нежданов, отец Вадика.
–   Где тебя мотало? – сурово спросил он.
Вадим не ответил; и, казалось, его пустой взгляд равнодушно упёрся в потолок. Рот с побелевшими, обветренными губами был приоткрыт, как у рыбы, только что выброшенной волной на песчаный, безжизненный берег.
–   Сын, – настойчиво повторил отец, – я спрашиваю: где был?
Не получив ответа, отец подошёл ближе, пригнулся, принюхиваясь: не напился ли мальчик?  Затем спросил: «Колёса глотаешь?», на что Вадим также не отреагировал. «Ну, хорошо, сыночек, – подумал Михаил Львович, – я за тебя возьмусь: в понедельник поедем анализы сдавать на наркотики», – и раздражённый вышел из комнаты. Однако через несколько минут, взяв себя в руки, вновь вернулся, держа в руках поднос, на котором стояла бутылка коньяка с двумя рюмочками. Рядом лежала плитка шоколада с нарезанными дольками лимона.
–   Давай, сын, поговорим по-мужски. Ты уже почти взрослый, – придвигая стул к кровати, примирительным тоном предложил он. Усевшись и установив поднос на соседний стул, Михаил Львович налил в рюмку коньяк: – Вижу, тебе плохо: на вот, выпей.
Вадим, не зная, куда деваться от боли, едва приподнялся и равнодушно, словно это была вода, залпом выпил и вновь рухнул головой в подушку. «И где он так научился пить?» – удивился отец. Через несколько минут бледность на лице Вадима стала отступать.
–   Давай, сын: ещё чуток и хватит, – Михаил Львович налил вторую рюмку, – только закусывать надо. Вот лимон, шоколад, – и его рука потянулась к плитке шоколада. Зашелестела обёртка. Затем, после того, как Вадим опустошил вторую порцию коньяка, Михаил Львович  опорожнил рюмку сам – не сдержался. Немного отлежавшись, Вадим привстал и снял с себя пальто. После второй выпитой рюмки боли отступили, бледность ушла; и теплота, растекаясь по телу, смягчила состояние подростка.
–   Давай, сын, рассказывай, только честно: что глотаешь – какие таблетки? – увидев, что он немного оттаял, доверительным тоном начал отец и взял Вадима за руки, незаметно проверяя, есть ли следы от иглы.
       Вадим одёрнул руки и, не отвечая, полез в карман пальто. Вынув направление к невропатологу, молча отдал отцу. Михаил Львович, пробежав взглядом по бумаге, изумлённо воскликнул:
–   Сынок!? Почему же ты мне не сказал? – сопереживая, отец неожиданно, чего давно не наблюдалось, прижал сына к груди. – К врачу ходил?
Вадим отрицательно покачал головой и, стесняясь слёз, отвернулся: неожиданная нежность отца, которая давно была забыта, всколыхнула набежавшие чувства.
–   Ну почему же? – удивился отец.
–   Я же не псих-больной, ходить к «псих-врачам», – не поднимая глаз, уныло ответил мальчик.
–   О, сын! Это не «псих-врачи»: это терапевты по нервам. Тебе надо обязательно сходить… – он посмотрел в направление и с наигранным оптимизмом добавил: – к Елизавете Абрамовне и назначить лечение. И всё будет в порядке, сынок!!!
–   Это не лечится, – спокойно пояснил сын, – я интересовался. Чтобы вылечится, надо поменять всё!
–   Что – «всё»?
–   Саму жизнь! Мы живём неправильно, папа! – взорвался Вадим. – Зачем ты привёл эту тётку? Думаешь, она тебя любит? Да она вышла замуж не за тебя, а за твою должность. К примеру, если бы ты был дворником, она захотела бы выйти за тебя?
Не сдержавшись, Михаил Львович, неожиданно врезал сыну пощёчину и тут же внутренне пожалел.
–   Извини, сын, – через короткую паузу тихо выдавил из себя Михаил Львович, – не сдержался. А Зинаиды уже давно нет, почему-то она избегает меня: неделя уж прошла, – как бы в оправдание добавил он.
–   Две недели, – поправил Вадим.
–   Да нет, – возразил отец – хотя я в последние дни и не вижу её, всё же она неплохая женщина: обеды приносит регулярно.
–   Нет, отец, – ровно две недели назад она оставила записку и ключ от квартиры и…
–   Где записка? – перебил Михаил Львович.
–   Я её порвал – там было столько неприятных, грязных о тебе слов, что я тут же её уничтожил, извини.
–   Я не верю, сын! Зиночка же приносит обеды, правда не понимаю, как она умудряется это делать – в моё отсутствие?
–   Нет, возразил сын; обеды готовлю я.
–   Ты!?.. Правда? – Михаил Львович развёл руками. – Не уж-то взаправду – ты?
–   Я, отец; и давно: даже тогда, когда эта женщина появилась в нашем доме – не выношу, как она готовит.
–   Почему же она мне не говорила об этом?
–   Зачем?..
–   А ты?.. Почему не сказал? А я-то нахваливаю её, нахваливаю…
–   Зачем же, отец? Я это делал для себя.
–   Вот в жизни бы не подумал, что мой сын может так прекрасно готовить. Где научился?
–   У друзей. Готовить – единственное, что мне нравиться по-настоящему, жаль только не с кем поделиться.
–   А я, сын, разве не в счёт? Поделись со мной всем, чем угодно! – сфальшивил отец, давно не интересовавшийся делами сына.
–   А у тебя, папа, есть твоя работа, твой бизнес – все взрослые помешались на бизнесе: разве не так? – в гневе выпалил Вадим и отвернулся.
–   Нет у меня ни работы, ни бизнеса, – упавшим тоном объявил отец, – уже нет.
–   Как «нет»?.. А куда же ты ходишь; целыми днями пропадаешь? – искренне удивился Вадим.
–   Пытаюсь организовать новый.
–  А тот куда делся?
–   Мой бухгалтер, на кого я надеялся больше всего – он подставил меня и всё забрал. И теперь у меня сын, ни кола – ни двора.
–  А я, отец? Я же не пустое место: у тебя есть – я?
–   Да, сын, есть, – вяло опустив голову, осознал отец. – Есть – и как будто нет. Ты прав, сын, нам надо кардинально менять жизнь. Мне было достаточно, что ты учишься хорошо, одет, сыт – и всё! Что-то я потерял в наших с тобой отношениях; и мы отдалились. Вот теперь мне со школы звонят – просят придти. Сын, что же там стряслось?
–   Ничего не стряслось, папаша: всё будет в порядке; и не будем об этом! – нахмурившись, неожиданно вспомнив про дуэль, отчуждённым голосом сгрубил Вадим.
Он вспомнил, как отец привёл эту женщину в дом, не спрашивая у него, а потом – как эта женщина увивалась вокруг бухгалтера отца, бледного, плюгавенького мужчины, разумеется, в отсутствии Михаил Львовича. И вот буквально, три дня назад, Вадим видел их вдвоём, выходящими из здания бракосочетания. Она была в фате и беспечно хохотала. Вадим хотел рассказать всё отцу, чтобы ему было больно – в отместку своему самочувствию в те времена, когда Зинаида впервые появилась в доме – но увидев унылый вид отца и думая, что он всё знает – не стал. «Ну, их всех! – в сердцах, с великой горечью мысленно махнул он рукой. – Пусть сами разбираются. Вот не станет меня, поплачет отец».
–   Ладно, давай, завтра поговорим, уже поздно, – увидев, как при упоминании о школе сын сменился в лице – по-своему это поняв – дипломатично предложил Михаил Львович и, захватив бутылку коньяка, вышел.
Вадим, как только вышел отец, взял мобильник и спешно набрал номер Лиса – человека, который был связан с криминальным миром. В своё время отец, когда узнал, что сын связался с Лисом, строго настрого запретил Вадиму встречаться с этим человеком. Настоящее его имя никто не знал – тот занимался тёмными делами, большей частью оружием: торговал им, обменивал, между торгующими часто бывал посредником.
На удивление, звонок прошёл сразу же.
–   Алло? – хрипло прозвучало на той стороне; и Вадим по голосу сразу узнал прокуренный голос Лиса.
–   Это я, Вадим, – отозвался Нежданов, – у меня срочное дело. Нам необходимо встретиться прямо сейчас.
–   У тебя?.. Срочное дело?.. У Хачика не может быть срочных дел. (Лис с первого дня знакомства приклеил Вадиму эту кличку.)
–   Подожди, Лис, я заплачу.
–   Ладно, валяй, только быстро, не тяни кота за хвост.
–   Мне нужно обезвредить патрон, то есть, чтобы он стал холостым.
–   О!? – Ты связался с оружием, Хача? Это криминал.
–   Лис, подожди, если ты сможешь это сделать – какой же это криминал, если патрон не сработает? Даже наоборот!
–   С чего ты решил, что я занимаюсь тёмными делами?
–   Да я помню – ты как-то рассказывал, что можно сделать так, что порох в патроне не сработает.
–   Я? Рассказывал?.. О, дружище, чувствую, ты втягиваешь меня в опасную авантюру.
–   Я хорошо заплачу.
–   Сколько ты сказал?
–   Пять баксов! – решительно выпалил Вадим, на что на том конце послышался громкий смех. – Десять?.. – добавил Вадим.
–   Знаешь, Хачик, – пояснил Лис, – во-первых: я такими делами не занимаюсь, но знаю человека, кто может это сделать. Во-вторых: тот человек имеет таксу – триста баксов за штуку.
–   Сколько? – невольно воскликнул Вадим.
–   Триста. Я с ним поговорю, как только увижу. Через неделю позвони.
–   Лис, мне нужно сегодня, прямо сейчас.
–   Ого? Мальчик вырос. Ты это… серьёзно?
–   Очень. Я спешу: в крайнем случае, нужно завтра до обеда.
На том конце возникла пауза. Вадим ждал, затаив дыхание.
–   В спешке только блох ловят, Хача, – после раздумья проскрипел голос. – Значит так: за спешку добавишь пару сотен – согласен?
–   Да, – не задумываясь, согласился Вадим, вспомнив, что отец имеет доллары.
–   Тогда жди звонка, через пару минут перезвоню.
Вскоре раздался звонок; и Нежданов поднял мобильник.
–   Будя так, – объявил голос с той стороны, – тащи зелёненькие пятьсот баксов за срочность – тому, кто выполнит твой заказ. К обеду будет готово – он обещает, да не забудь ещё мне пару сотен прихватить – за хлопоты; да за риск триста – всего будэ ван саузэн. Заметь: он делает большую скидку…
–   Сколько? – не понял Вадим
–   Я говорю – тысяча зелёненькими.
–   А вдруг не сработает; и пуля всё же вылетит? – тревожно спросил Вадим.
–   Фирма веников не вяжет, Хачёк. Он приготовит десяток патронов, ты их заряжаешь, крутишь магазин и он стреляет себе в висок – до трёх раз. Это условие. Однако, мальчик, если в последний момент – вдруг назад пятками – будешь должен пять тысяч зелёненьких.
–   А если денег не найду? – испугавшись, спросил Вадим.
–   Договор вступает в силу с момента твоего приезда. Помнишь, где мы разыгрывали продавщицу?
–   Да.
–   Туда прискачешь: часиков так к десяти; и оттуда c автомата позвонишь. Мой кент скажет, куда придти. Какой марки твоя игрушка?
–   Не знаю.
–   Не знаешь? – искренне удивился Лис, – Хорош клиент… ладно, захвати игрушку с собой, здесь и разберёмся. Хорэ?
–  Да, – согласился Вадим, почему-то вспомнив, что Сергей Горошин позвал его на день рождения к одиннадцати. «Пока ты будешь праздновать, дружок, мы приготовим для тебя сюрпризик» – с торжествующим злорадством подумал он; и в ту же секунду, при этой коварной мысли, сильнейшая боль резанула по рёбрам да с такой силой, что охнув – чуть дыша – он медленно опустился на кровать. На этот раз, сковывая дыхание, приступ вернулся внезапно. Сердце «убежало» далеко-далеко. Мысли стали путаться. «Завтра конец всему», – с полнейшим равнодушием к предстоящей дуэли и даже с некоторым облегчением, что «наконец-то всё закончится!» – вяло подумал Вадим. Дыхание стало частым; воздуха не хватало; и он открытым ртом,  словно рыба, выброшенная на безжизненный песчаный берег, хватал его мелкими глотками.
 «Ко-нец, ко-нец, ко-нец», – пульсировало в висках. Боль увеличивалась, росла, заполняя собою всё пространство вокруг, становилась острее: казалось, скручивала рёбра в спираль – сильнее, сильнее! Как, наконец, не выдержав, юноша потерял сознание.
Тихо скрипнула дверь; и вошёл отец. Думая, что сын заснул под действием алкоголя, он стянул с него ботинки, уложил на кровать ровнее и, выключив свет, также тихо вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
                13 ЧАСТЬ               
Стук усиливался, становился громче, тревожнее, настойчивее. Нежданов, соскочив с кровати, шлёпая босыми ногами по холодному полу, заспешил к двери; и сердце его вдруг затрепетало от устрашающей неизвестности.
–   Кто там? – замерев, спросил он и мельком взглянул на часы. Стрелка показывала пять утра.
–  Открой, Вадик, – глухо попросил стоящий по ту сторону Горошин, – это я.
Нежданов открыл; и гость вошёл.
–   Одевайся, пойдём, – тихим, но властным тоном приказал вошедший.
–   Куда? – испуганно спросил Вадим.
–   На кудыкину гору, – сгрубил Горошин, – поторопись, да прихвати игрушку.
–   Пистолет? – громко в своей наивности спросил Нежданов, вспомнив, что сегодня он должен к десяти часам пойти к Лису – подготовить патрон – и что сегодня вечером они должны стреляться. «Леший тебя принёс в такую рань… – мысленно возмущался Вадим, – патрон ещё не готов».
–   Тихо! Чего орёшь? – шёпотом прицыкнул на него гость. – Весь дом на ноги поднимешь.
–   Сейчас только пять утра, почему так рано? – растерянным тоном пробурчал Нежданов, но Горошин не ответил.
Вадим оделся, обулся; и они вышли на улицу, окунувшись в какой-то странный, липкий туман – да такой плотный, что видимость была не более двух, трёх метров. Шли молча. Сергей впереди; и его маячившая спина была единственным ориентиром. Нежданов, боясь потерять Горошина из виду,  едва поспешал за ним. Шли долго. Вскоре асфальт под ногами остался позади; и ноги Вадима стали спотыкаться о какие-то камни, цепляться за сучья и коряги, а затем под ботинками и вовсе зачавкало.
–   Куда мы идём? – хрипло спросил Вадим, но Сергей не ответил. «Может он хочет завести меня в болото и бросить, чтобы я сгинул? – промелькнула страшная мысль. – Надо бы не отставать».
–   И чего в такую рань припёрся? – чавкая ногами по грязной жиже, продолжал  ворчать Нежданов, – Сыро, холодно, солнца нет.… Мы же договаривались на вечер? Как же можно стреляться, если нет солнца? – цеплялся он за соломинку.
–   Вам, господин Нежданов, солнце уже не к чему, – не оборачиваясь,  прокомментировал Горошин и захохотал сумасшедшим смехом: – Жил был у бабушки серенький козлик, – продолжал он своё «творчество», – остались от козлика рожки, да ножки; рожки да ножки!
Нежданов промолчал. Он, увязая в жиже, проклинал всё на свете: впереди идущего соперника, спина которого почти растворилась в тумане, свою жизнь, ставшей похожей на непролазную, липкую грязь, отца, которого невзлюбил за то, что он после смерти мамы привёл в дом чужую женщину.  Наконец, соперники вышли на поляну; и туман слегка поредел.  Горошин остановился, дожидаясь Нежданова.
–   Прекрасное место, – улыбаясь, съехидничал он, – кругом болото, ни зги не видно, грязь по колено – сплошная романтика, господин Нежданов: самое подходящее место для дуэли, – он вытащил пистолет: – Здесь будем стреляться!
–   Как здесь? – тяжело дыша, растерянно пробормотал Нежданов. – Когда: прямо сейчас? Да здесь негде разойтись! Солнца нет…
–   Значит так, господин дуэлянт, отходим на десять шагов – дальше нельзя: туман не позволит; можно и промахнуться.
Оба постояли, чего-то выжидая.
–   Чего стоишь? – резко окликнул  Горошин. – Сказано – отойди на десять шагов!
«Я пойду, а он вдруг да пальнёт в спину», – испугался Нежданов, оставаясь на месте.
–   Нет:  лучше ты отойди! – возразил Вадим, – видишь за мной жижа? Я не могу.
Горошин развернулся и, не оглядываясь, отсчитывая шаги, отошёл на нужное расстояние.
–   Ну, дуэлянт, готов? – поворачиваясь назад и медленно поднимая пистолет, сурово спросил он.
–   Вадима вдруг охватил панический страх: холодок, доселе неведомый, пополз в живот; и он, засуетившись, не сразу вспомнил, куда сунул пистолет. Его дрожащая рука сначала наткнулась на какой-то рваный блокнот, затем, уже рыская в другом кармане, он обнаружил там носок. «Зачем мне сейчас носок? – промелькнула мысль. – Я же его не брал?» И тут, когда его руки обследовали все карманы – сердце охватило ледяным холодом: «Потерял!?.. Выронил где-то по пути в болотную жижу?..» Он застыл, наблюдая, как Горошин целясь, медленно поднимает пистолет. «Сейчас пальнёт и всё?! Не пожалеет!» – панически думал Нежданов и, словно находясь под гипнозом не мог отвести взгляда от чёрного дула смерти. Горошин, однако, приподнял пистолет чуть выше, направив дуло поверх головы Нежданова.
–   Я жду, – стальным голосом объявил он.
И тут Нежданов вспомнил, что впопыхах сунул пистолет за пояс. Трясущимися руками он его вытащил, пытаясь вспомнить, как снять предохранитель. Наконец, освободив путь к смерти, щёлкнула пружина предохранителя. 
      –  Только не шути, – услышав звук пружины, предупредил Сергей, – пистолет боевой: всё настоящее. Кажется, ты так хотел? – и, направив дуло своего пистолета ещё выше, выстрелил в пустоту. (Нежданов от неожиданности вздрогнул.) – Я не желаю твоей смерти, старик, – примирительно-спокойным тоном произнёс Горошин, – и, если ты не возражаешь – давай забудем эти глупости!
       После холостого выстрела уверенный, что Нежданов не выстрелит, Горошин смело шагнул навстречу сопернику. Вадим, зная, что не сможет выполнить свою же затею – то есть прижать к его груди дуло пистолета и сделать ложный выстрел, потому что не успел приготовить холостой патрон – пришёл в замешательство. Улыбаясь, Горошин продолжал двигаться. «Что делать? Что делать? – лихорадочно соображал Вадим. – Если я не смогу напугать его как следует – всё останется по-прежнему?.. Зачем тогда весь этот спектакль? О, как надо мною будут все глумиться и показывать пальцем: “Вон, дуэлянт пошёл, ха, ха, ха! Дуэлянт фиговый”…»
       Расстояние стремительно сокращалось, а Нежданов всё ещё не определился: как поступить? «Вот опозорился!» – плохо соображая, растерянно думал Вадим – наблюдая за соперником, который был уже рядом и улыбался, как показалось Вадиму – издевательской улыбкой: «Ну что, Вадик, не можешь? Я знал, что ты трус, а меня обвиняешь... Нехорошо, Вадик, нехорошо…» – «А ты всё-таки напугай его! – промелькнула сумасшедшая мысль: необязательно же нажимать курок? Он побледнеет – не сомневайся! Увидишь своими глазами: он станет белым, как стена; и тогда выстрелишь в воздух! Это будет твоей победой!»
Сергей, ожидая капитуляции – в спокойной уверенности смотря сверху вниз на  Вадима – продолжал улыбаться. Вадим дрожащей рукой медленно стал поднимать пистолет и вдруг почувствовал, как коленки забили мелкой трусцой. Холодный пот выступил на лбу, под носом. Во рту мгновенно пересохло. Пистолет стал невероятно тяжёлым, а рука потеряла чувствительность.  Горошин, как видел Вадим, не верил в то, что он, Вадим, выстрелит и продолжал снисходительно улыбаться. «Лишь бы нечаянно не нажать на курок», – где-то далеко-далеко, на заднем плане промелькнула слабая мысль, и тут же вторая: «Но почему он не испугался? И ничуть не побледнел… почему?»  Напряжение, пульсирующее в мозгу,  выросло до предела. Внезапно вспомнилось предупреждение Сергея: «Только не шути,  пистолет боевой». Неожиданно режущий слуху звук «Кар-ррр!» – совсем под боком – разорвал  напряжённую тишину леса; и Нежданов вздрогнул. Он даже не слышал звука выстрела; и всё получилось, как в жутком, нереальном фильме. Серёжа, ухватившись за плечи Вадима – не веря своим глазам – удивлённо смотрел на друга и стал медленно оседать на снег. Пульсируя, с его горла стекала кровь. Некоторое время Вадим оторопело смотрел на Горошина, не понимая – каким образом он мог нажать курок? – и в ту же секунду осознал всю непоправимость случившегося!? Боковым зрением он увидел, как одноклассники бежали к ним и кричали: «Зачем ты убил его?.. Зачем?.. Зачем?..» – «Откуда они взялись?» – промелькнула первая, трусливая мысль и за ней другая – страшная, как приговор судьи: «Ты – убийца!» – «Я..? Я – убийца!?» – не веря в это, тихим удивлением спросил он, будто речь шла не о нём. Сергей, цепко держась за плечи Вадима, с широко открытыми глазами пытался что-то сказать – что-то очень важное! – это было видно по его взгляду – но не мог: с горла продолжала бить струя. Вадим, раздираемый непоправимостью содеянного – закрыв глаза – не желая видеть ужаса, совершённого им же, во весь голос прокричал:  «Я не хотел стрелять! Не хотел стрелять!! Не хотел!!!..»
Открыв глаза, Вадим не сразу сообразил, кто трясёт его за плечи.
–   Чего кричишь? – спросил отец. – Спать не даёшь.
«Это было во сне?» – всё ещё дрожа всем телом, подумал Вадим. Пот холодной струёй стекал по лбу.
–   Тебе плохо? – включив свет и увидев его состояние, встревожился Михаил Львович.
–   Нет, – скрипучим голосом ответил сын, едва ворочая пересохшим языком, – плохой сон приснился.
–   Бывает, – равнодушно отреагировал папаша, отправляясь на кухню, – вставай уже… шесть утра. Приходи на кухню; мне со школы звонили – поговорить надо.
Вадим шевельнулся и почувствовал под спиной что-то твёрдое.
«Пистолет!? – вспомнил он. – Там же лежит заряженный пистолет: настоящее боевое оружие! О Господи! – тихим криком пробежала мысль. – А ведь так можно и человека убить!? Сегодня же должна быть дуэль? – в ту же секунду вспомнилось ему: – О, Господи!!! Помоги мне освободиться от оружия и как можно скорее отдать его…» 
«А если Горошин поднимет тебя на смех? – отчётливо врезалась чужая, ехидная  мысль. – Что будешь делать: терпеть унижение, да?..»
«Пусть смеются, – ужаснувшись ночному кошмару – вспомнив, как с горла Сергея жутким фонтаном пульсировала кровь – с твёрдой уверенностью оспорил он теперь дикую для него мысль. – Пусть что угодно случится, но стрелять нельзя! Нельзя убивать; нельзя стрелять!!! Какой же я был глупец!? О Господи, прости меня! Прости, что жил, отвергая Тебя!» – тихим шёпотом простонал подросток. Отчего-то побежали очистительные слёзы покаяния; и он вдруг почувствовал величайшее облегчение: будто сто пудов груза, грязи и обиды – разом слетело с его души!
Удивительное облегчение и радость наполнило душу мальчика; и он почувствовал, что рядом стоит Христос – так осязаемо, будто до него можно дотронуться рукой. Вадим знал, что ни он сам, ни кто другой, если бы и стоял рядом с ним – не сможет увидеть Иисуса Христа, да это и не имело значение. Христос был рядом; и Вадим это чувствовал всей душой. Иисус здесь: Он простил! Душа пела, радовалось; и величайшая сила жизни обильным потоком наполнила всё его сознание, каждую клеточку его тела.
–  Господи, Слава Тебе, что ты простил меня и дал необыкновенную радость! – воскликнул Вадим, вытирая слёзы радости. Он быстро, с твёрдым и окончательным решением немедленно действовать, соскочил с кровати: «Надо торопиться, бежать и просить прощения у Серёжи, у друзей… Скорее, скорей!»               
                14  ЧАСТЬ   
Строганов, недовольный тем, что его разбудили, направляясь к двери, тихо проворчал: «И кого в этакую рань принесло?» Открыв двери, увидел Михаила Мирова, припорошённого снегом. Тот слегка ёжился от холода. Пощипывая босые ноги, морозец холодным облаком с головы до ног объял Игоря.
–   Ты чего так рано? – спросил Игорь, удивляясь раннему визиту товарища.
–   Поговорить надо, – стряхивая снег с плеч, серьёзным тоном промолвил Михаил.
–   Ну, чего в двери торчать? Скорее проходи, холодно, бр-р! – съёжился Строганов. – Сейчас кофе приготовлю.
–   Я не пью кофе, – удаляющемуся на кухню товарищу напомнил гость. Раздевшись и пройдя в зал, к дивану, он взял газету и в ожидании, удобно на нём развалившиь, не особо вникая, стал читать.
Вскоре, щекоча ноздри, из кухни потянуло ароматом кофе. Следом появился Строганов – в тапочках на босу ногу, с подносом, на котором стоял расписной, музейного экспоната кофейник, пару чашек из тончайшего фарфора, с росписью; рядом была сахарница. На блюдечке – также украшенной старинной, ручной росписью, лежали нарезанные ломтики лимона. Глядя на эту картину, Миров улыбнулся. 
–   Кофе должен быть очень горячим, очень горьким, – начал Строганов торжественную речь…
–   И непременно принесённым официантом в тапочках, – продолжая улыбаться, добродушно добавил Михаил.
–   Давай, Миша, выкладывай: как ты докатился до такой жизни, что людям спать не даёшь? – разливая кофе по чашечкам – отвлекая гостя от тапочек – спросил он, – Тебе лимончик положить?
–   Мне всё равно.
–   Тогда я ломтик подброшу, а сахар сам: по вкусу.
Тихим, «колокольным» звоном зазвенели о края чашек серебряные ложечки. Наступила тишина; и только изредка раздавался звук равномерного потягивания кофе. Утренний свет, преломляясь сквозь причудливые узоры на стёклах окон, сделал обстановку сказочно-детской. Наслаждаясь молчаливым общением, друзья не спешили начинать разговор. Строганов не торопил событий. Он понимал: «Апостол» будить зря не станет: значит, есть нечто серьёзное.
–   Послушай, Игорь, – нарушил тишину Миров, – оказывается кофе – приятный напиток, если пить не спеша.
–   Ты только сейчас это понял?
–   Ну, да. Только сейчас, – удовлетворённо согласился Михаил, – Тихо как…
Вновь помолчали.
–   Ну, ладно, – не выдержал Строганов, – выкладывай, что стряслось?
–   Вот такое дело, Игорёша: я о новенькой…
–   Ну, и?..
–   Лиза мне не нравится; и, думаю, ей не место в нашем клубе! – заявил Михаил.
–   Ну, дорогой, так мы далеко зайдём, – рассмеялся Строганов, – сегодня мне Лиза не нравится, завтра – кто-нибудь другой? Нравится – не нравится; любит – не любит… Разве это аргументы? Нас не должны интересовать субъективные мнения – ты же знаешь наши правила!
–   Ты не понял, – перебил Михаил, – я не о личном: эта девица сеет зло. Разве ты не видишь: чем чаще она появляется в нашем обществе, тем больше возникает раздоров. У меня складывается впечатление, что если оставить всё так, мы вскоре развалимся и…
–   Если развалимся, – перебил Игорь, – значит грош нам цена!
–   И всё-таки, Игорь, скажи честно: неужели ты, в самом деле, не видишь, сколько проблем принесла эта «кукла»?
–   Разумеется, вижу, – ничуть не смутившись, отпарировал Строганов.
–   Тогда я не понимаю мотивов: ты в ней ошибся? Или пригласил эту девицу потому, что она красавица, что, действительно, никому не секрет?
–   И не то, и не другое, – спокойно возразил Игорь. – Помнишь тот случай, когда ты притащил Лизу с веранды – ну, когда она была в обмороке?
–   Помню, – кивнул головой Михаил, – я тогда ещё подумал, когда тащил её, что это обморок, а потом, увидев, как она соскочила с дивана, будто ничего не случилось – понял, что играла. Ведь так? Все видели!
–   А заметил ли ты подтёки под глазами от краски, означающие, что она плакала?
–   Может и так, – упирался Михаил, – но это только подтверждает, что я прав. В нашем обществе эту девицу не приняли, вот она и плакала; и от неё надо избавляться!
–   Её не только у нас не принимают, – уверенно подтвердил Игорь, – но также – как я догадываюсь – не принимают и в других местах. Вот она и плакала. А по поводу обморока – когда ты её втащил – и я также подумал, как все: то есть, что она притворяется, но потом заметил на её лице ссадину с подтёком. Помнишь?
–   Да… вроде что-то припоминаю: я ещё подумал тогда: «В темноте зацепилась за ветку».
–   Да нет, Миша, – весомо возразил Строганов. – Какая на веранде ветка, если поблизости нет ни одного дерева? Лиза действительно упала и лицом ударилась о пол. Видишь, я даже не спрашиваю, где ты её подобрал: ведь на полу?
–   Ну, да… – в некоторой растерянности промолвил Михаил.
–   Она плакала, – продолжал Игорь. – Правда я не могу назвать причины, почему она потеряла сознание, но точно знаю – чувствую, что в жизни ей очень и очень плохо и в то же время вижу, что Лизе у нас нравится. А если нравится, значит, не всё потеряно; и мы можем и должны повлиять на неё!
–   А зачем она делает неприятности – знаешь? – в раздражении, едва сдерживаясь, задал вопрос Михаил.
–   Знаю, – ответил Игорь, – эта форма защиты.
–   И я знаю – зачем, – уверенно возразил Михаил, – это не форма защиты! Эта форма нападения: она – сатанистка! Мне об этом Оля рассказала да и по её поведению видно.
Выдав такую новость, Михаил выразительно посмотрел на Строганова, ожидая соответствующей реакции, однако, Игорь ничуть не смутился.
–   Знаю и об этом, – ничуть не смутился Строганов, – и более того: эта девочка не хочет далее жить. Я помню: когда мы познакомились с ней в электричке и разговорились, то сначала она показалась мне, как сейчас многим – пустышкой, обычной капризной красавицей, каких пруд пруди, но чуть позже вдруг обнаружил – когда она на секунду потеряла контроль, глядя в окно – вдруг увидел в её глазах столько боли! Я только на секунду взглянул в ту же сторону, куда незнакомка смотрела, но на платформе, кроме инвалида никого не было. Тот инвалид вытаскивал из старой сумки корки хлеба и кормил бездомную собаку. Без ног, сидя в снегу – он заботиться о животном!? Затем, моя новая знакомая, когда видимость пропала, вновь надела маску беспечности и продолжала что-то болтать. А я уже не слушал её и думал о том, как мы боимся и стесняемся добрых чувств, поступков, слов! И как нам легко, спрятавшись за маску общности, стать «своими» – лишь бы нас не разоблачили, если внутри бьётся нормальное, отзывчивое сердце. В тот момент я и решил пригласить её к нам. Не скрою: почему-то вспомнил о тебе. Вот, думаю, у Михаила будет прекрасная возможность поговорить с ней о ценности жизни, которое в Евангелии, как мне кажется, раскрывается наиболее ярко. Тем более – теперь, когда я точно знаю, что она пыталась покончить собой! Её не гнать надо, а помочь! Миша, помоги ей!
–   С чего ты взял, что Лиза не хочет жить? – с наигранным тоном лёгкого возмущения спросил Михаил.
–   Я видел шрам на запястье левой руки, поперёк вен: она пыталась покончить собой, – объяснил Игорь.
–   Да!? – так теперь окончательно ясно, что она – сатанистка: я более чем уверен в этом!
–   Да, что ты заладил: «сатанистка», да «сатанистка»?.. Если человек не выстоял в жизни, значит обязательно сатанист? – возмутился Строганов. – Объясни!
–   Нет, не обязательно; но человек, пытавшийся покончить собой, подвержен влиянию люцифера, кому поклоняются сатанисты. В его планах: украсть, убить человека и погубить его душу. Помнишь, я говорил о таких вещах? Дьявол также навязывает людям мысли делать зло, но главная его цель – погубить душу, а заодно убить человека и физически.
–  Например?..
–  Масса примеров… Например, когда кто-то приносит в школу оружие, стреляет в детей, а потом убивает и себя. В Америке это было неоднократно.
–   Как же люцифер может украсть или убить, если он невидимый? – усмехнулся Строганов.
–   Украсть Слово Божье, могущее спасти человека от вечной погибели. Когда людям читают Евангелие, то они пропускают это мимо ушей: это и называется – украсть Слово Божие. А убить дьявол тоже может, навязывая мысли о самоубийстве, когда человеку очень плохо или, чтобы избежать суда – после стрельбы по детям…
–   Мне помнится, Михаил, – Игорь ненавязчиво продолжал гнуть свою линию, – ты как-то говорил, что Христос меняет поведение людей. Однако сколь бы ты не молился – что-то я не вижу изменений в поведении Лизы. Может, твой Христос только в Библии и живёт? А в реальности – как получится, не так ли? То есть – дело случая? Я вот что думаю: это даже хорошо, что такая вздорная девица оказалась в нашем кругу. Всё очень быстро проявляется: наши отношения, дружба, и… реальность твоего Христа. Ты, Миша, извини: я лично против Иисуса ничего не имею – отличная, прекрасная модель жизни: читал – сродни модели по-конфуцию. У того тоже в теории рай на земле можно сотворить, однако в реальной жизни пока что рай на земле не сотворён, не так ли? И в нашей группе идёт процесс негативной реакции. Если бы Христос, как ты утверждаешь, существовал бы на самом деле – Вадим бы пришёл и извинился, да и Сергей сделал бы то же самое. Почему же твой Христос смотрит равнодушно на то, как лучшие друзья желают пристрелить – один другого? 
–   Ещё не вечер, – тихо возразил Михаил, – Бог никогда не опаздывает, к тому же Бог сам решает – с кем и как  поступать; и люди Ему не указ. А про Лизу я не знаю… Помнишь, когда я читал Евангелие, как Лиза слушала? Она бесконечно перебивала и поднимала Христа на смех. Думаю, как раз, в этот момент лукавый и украл Слово. То есть Лиза не захотела принять то, что может её спасти. Собственно говоря, и другие  пропускали «мимо ушей». – Михаил тут же хотел добавить: «И ты, Игорёша, не исключение!» – но ради дружбы сдержался.
–   Ладно, – успокоительным, отходчивым тоном промолвил Строганов, – посмотрим, как поведут себя соперники, – вон пистолеты приготовлены: видишь, на столе лежат? Хотя они без пуль, но шум будет великий! Всё приготовлено профессионально, как для кино. Это, так сказать, проверочка.
Михаил взглянул на стол. Там лежал открытый футляр, внутри которого, на бархатной подстилке лежало два старинных пистолета, украшенных слоновой костью. «Как же я сразу не заметил?» – внутренне удивился он своей невнимательности.
–   Раздобыли-таки? – спросил Михаил.
–   Да, раздобыли ко дню рождения Сергея, – ответил Игорь. – Сегодня, как говорил Горошин, должен придти Вадим и мы проведём дуэль. Запишем на видео, чтобы всё обратить в шутку. Представляешь: сначала они должны стреляться, если, конечно дойдут до такой глупости.  Но их же глупость, я полагаю – если они намерены всё же стреляться всерьёз – станет для них большим стрессом, не так ли? А потом, после пустых: «пах-пах!» – когда душевный запал иссякнет – мы посмотрим видео. Что скажешь?.. – Строганов посмотрел в глаза Мирову, но не находя поддержки и осознавая также, что подобный розыгрыш – далеко не лучший вариант выхода из сложившейся ситуации, добавил: – А как же ещё по-другому поступить – знаешь?
–   Если решать нашим умом – то нет, не знаю, – спокойно ответил Миров.
–   А каким ещё умом можно? Позвать кого?.. – раздражаясь, съязвил Игорь.
–   Бог может развести мосты.
–   Поздно! – сурово подвёл итог Строганов. – Где он, твой Бог? Уже утро; и скоро гости будут собираться!  Вот-вот дуэлянты явятся.
Раздался звонок и Строганов вскочил.
–   Вот, кто-то лёгок на помине, – на ходу бросил он, направляясь к двери.
Открыв двери, Строганов онемел: у входа стояла девушка, которую, во избежание конфликтов, он не приглашал. Это была Перчик с огромным букетом цветов! Морозный воздух, непрошено ворвавшись в прихожую, пощипывал босые ноги растерявшегося Игоря.
       –   Ой, Игорёк, ты не замёрз? – хохоча и подавая цветы, спросила Лиза. – Картина называется: «Не ждали».
–   Проходи, – сконфуженно опомнился хозяин дома, не зная, куда положить букет, – Я действительно, в такую рань никого не ждал.
Он помог девушке раздеться; и она вперёд него прошла в зал. Увидев Мирова, удивлённо подняла бровь:
–   О!? – «Апостол» уже здесь? А говоришь, Игорёк, никого не ждал. Вот беда: теперь и не поговорить по душам.
–   Я и не ждал, – удаляясь в спальню, на ходу оправдывался Игорь, – он также в такую рань пришёл, как вот и ты сейчас, – кто же мог знать? Я даже не одет, как следует. Пойду, переоденусь.
Строганов вышел; и гостья подошла к столу. Михаил почему-то встал. Душа его наполнилась горечью осознанием вины по причине того, что он позволил себе говорить о Лизе Перчик неприятные вещи в её отсутствие. «Сначала надо было объявить девушке, что её поведение не позволяет ей оставаться в обществе, а потом уж говорить об этом Игорю», – пробежала обвинительная мысль.
–   Что вы все так напугались? – хохоча, спросила девушка. – Я тебя не съем, «Апостол».
–   Здесь нет апостолов: позвольте представиться – Михаил! – возразил Миров, и тут же внутренне пожалел, что перешёл официально-сухой тон.
–   А куда же «Апостол» подевался? – с иронией спросила девушка, демонстративно поворачивая головой во все стороны и разводя руками. – А я, было, надеялась, что здесь, в этой компании, их будет больше – все двенадцать… 
–   Лиза, если вы хотите говорить – давайте говорить серьёзно. Зачем вы пришли?
–   На день рождения Сергея, мальчик, то есть, юноша. Всё тайное становится явным!
–   А если не паясничать?
–   А если не паясничать, то парнише можно и напомнить: я пришла разрушить вашу идиллию.
–   Цветами?
–   Разрушать можно и культурненько. Это даже делается с большим удовольствием.
–   Лиза, скажите честно: почему вы нас ненавидите? Может вас кто-то обидел?
–   Я ненавижу только тебя, «Апостол», – заявила Лиза и вдруг почувствовала, – что давно с ней не происходило – как «запылали огнём» её щёки: «Что это со мной сегодня? Неужели Элла права?» – промелькнула отрезвляющая мысль, но девушка тут же прогнала её.
–   За что же? Мы прежде никогда не встречались, не так ли? – логичностью «давил» Михаил.
–   За что?.. – девушка постояла, затем подошла к столу вплотную и, взяв в руки коробку с пистолетами, объявила: – Да вот за это!
–   За музейный экспонат? Не понимаю, – Михаил, сделав фальшиво-удивлённое лицо, развёл руки в стороны и тут же от внутреннего стыда от своей фальши отвёл взгляд. «Неужели кто-то проболтался Лизе о плане с фиктивной дуэлью?..» – промелькнуло в его сознании.
Перчик, вытащив пистолет из коробки, прицелилась в парня, но Миров оставался спокойным.
–   За фальшь, – уверенно объявила девушка и, возвратив оружие в футляр, небрежно бросила золочёную коробку на стол.
–   И в чём же моя фальшь проявляется, позвольте узнать?
–   Во всём; и прежде всего – в веру в Иисуса Христа.
–   Вы считаете, что я верю неискренне?
–   Абсолютно! И сегодня я это докажу.
   В зал вернулся Строганов. Он нёс в шикарной хрустальной вазе тот самый букет цветов, что принесла Лиза; и одет был с иголочки.
–   Пардон, мадам, – слегка демонстративно кланяясь, извинился он, – вы не сказали, по какому случаю цветы. Кому это?
–   Вот видишь, – повернулась лицом к Михаилу девушка, – он притворяется, что как будто ничего не случилось, пытаясь скрыть от меня, что сегодня день рождения у Сергея. Однако я всё знаю; и цветы предназначены для именинника. Господа? – гостья рассмеялась… – Чего носы повесили?.. Подумаешь, девушка пришла поздравить… Что в этом особенного? Ну, если не хотите – можете меня прогнать и уж лучше сейчас, пока гости не пришли, не так ли? – пуще прежнего захохотала она. – А то конфуз будет…
–   Да, нет… почему же… мы рады, – неловко выдавил из себя Игорь.
–   А вот он, – гостья показала пальцем на Михаила, – не рад, не так ли?
–   Я не рад цели, ради которой явилась эта девица, – обращаясь к Игорю, оправдывался Михаил. – Однако рад буду простому общению, как у нас всегда и было, – до появления этой девушки – продолжая, он вновь развернулся к гостье: – Лиза, в вашем отсутствии я заявил Игорю, что мне не хотелось бы, чтобы вы стали членом нашей команды.  Я прошу у вас прощения, но не за то, что заявил об этом, а за то, что говорил об этом в вашем отсутствии.
–   Ха-ха-ха! – рассмеялась гостья. – Вот насмешил! Прямо какой-то девятнадцатый век: извините; в вашем отсутствии… Прямо как в театре – комедианты!
                15  ЧАСТЬ      
–  Ребята, давайте не ссориться, – миролюбивым тоном предложил Строганов. – В конце концов, нет идеальных людей. И ты, Лизонька, должна нас понять: мы не имеем права приглашать на чужой день рождения, но только именинник, не так ли? Я лично рад, что ты приглашена; и мне очень даже приятно, если ты составишь нам компанию. Так что давай, присоединяйся, сейчас я приготовлю свежий кофе.
–   С коньяком? – в надежде «расслабиться», спросила гостья.
–   Нет, коньяк давно кончился, – удаляясь, дипломатично отказал Игорь; и гостья недовольно сморщила напудренный носик.
Вновь раздался звонок; и Игорь вернулся открывать двери.
 –   О!? – девочки, проходите, – искренне радуясь смены обстановки воскликнул Игорь, – вы что… договорились все вместе? А цветов-то сколько! Наверное, всю  оранжерею «обобрали»?
–   Так и было: «обобрали» до последнего цветочка, – проходя в дом и снимая верхнюю одежду, подтвердили девушки. – А где мальчики… ещё не пришли?
Войдя в зал и увидев Лизу Перчик, они сухо здоровались и группировались в сторонке, сосредоточенно раскладывая подарки на диване.
Лиза почувствовала это, но не подала виду. Она подошла к девушкам.
–   А где, интересно именинник: уж не съели ли его волки? – небрежным тоном пошутила Лиза. – И вообще, где ребята?
–   Серый волк под горой, не пускает их домой, – нараспев, также шуткой отыгралась Оля.
–   Девочки, помогите накрыть стол, – перебивая «щебетанье» девушек, попросил Строганов.
–   А где твой кофе? – кокетливо поправив локон, спросила его Лиза. – Обещал же…
–   Ой, забыл… сейчас… А может ты сама приготовишь? Там, на кухне… Оля подскажет: где что…
Девушки ушли на кухню; и Игорь Строганов с Михаилом Мировым отошли в сторонку, к окну.
–   Вадим придёт? – тихо спросил Миша.
–   Думаю, может… Сергей позвонил поздно вечером – сказал, что пригласил.
–   Ну и, Слава Богу! Может, помирятся, в конце концов? Всё же день рождения. А где сам Сергей-то? Опаздывает что-то...
–   Не знаю. Сейчас позвоню.
Строганов достал мобильник и набрал номер. «Абонент недоступен», – прозвучал механический ответ.
–   Мне как-то тревожно, – через паузу промолвил Михаил, глядя в окно на покрытый снегом глухой лес.
–   Ты о Лизе?
–   Да, у меня такое ощущение, что она задумала что-то гадкое: слишком весела.
–   Ну не перестреляет же нас девица? – бросив взгляд на пистолеты в золочёном футляре, – улыбнулся Строганов. – Кстати, она их видела?
–   Да.
–  И какова реакция: что-нибудь спрашивала?
–   Она взяла их в руки и объявила, что я неискренен. Мне кажется, что она знает….
–   Что – «знает»?
–   Ну, что пистолеты не настоящие, то есть, что это спектакль. Может, кто-нибудь проболтался?.. А может и Вадим с Сергеем также знают и потому не пришли? Обоих же нет…
–   Не спеши, – уверил Строганов, – других ребят тоже нет, подождём.
Вошли девочки и стали сервировать стол. Через час всё было обставлено наилучшим образом. По центру стола, рядом с пистолетами – в контрасте – диссонансом стоял букет цветов. В виду того, что всем было известно, для чего приготовлено оружие, вопросов никто не задавал.
Раздался звонок; и хозяин пошёл встречать опоздавших ребят.
–   Наконец-то пришли! – увидев знакомы лица, обрадовался Игорь. – А где же Сергей с Вадимом?
Входя в дом и пожимая плечами, никто не ответил. Парни, раздеваясь в прихожей, шумно проходили по коридору дальше и, увидев девушек, здоровались: кто-то просто за руку, кто-то по-дружески, слегка приобняв за плечи… С Лизой ребята здоровались немного официально – на расстоянии. Обсудив школьные события и обменявшись последними новостями, гости стали усаживаться за стол. Дабы не было скучно, включили музыку. Девочки, обслуживая мальчиков, разливали кофе, минералку, чай. После шумной, предпраздничной суеты, наконец, все утихли.
–   Давайте, друзья, начнём, – предложил Строганов, поднимая фужер с минералкой, – выпьем за нас, мужчин, а как подойдёт Серёжа, отпразднуем его день рождения. Слово предоставляется… – он обвёл глазами присутствующих. – В виду того, что из прекрасной половины общества эта девушка пришла первой – нашей дорогой гостье – Лизе Перчик. Надеюсь, никто не обидится?
«Пускай!.. Пусть!.. Конечно, не обидимся!..» – послышалось с мест.
–   Ну и хорошо, – довольный, что всё идёт ровно, заключил Игорь, – давай Лизонька: за тобой тост!   
Девушка, встала, держа в руках напиток с боржоми, пить который не собиралась.
–   Все вы – для меня загадка, – издалека начала Перчик, – и, если честно, во мне борятся два чувства: с одной стороны я уважаю мальчиков… (Девушка сделала паузу, обводя взглядом всех по очереди…) О, сколько здесь талантов!? Давайте посчитаем: есть будущие… инженера, поэты, художники, авиамоделисты, программисты компьютеров – нет только военных, но это дело поправимое, – она демонстративно бросила взгляд на лежащие возле букета цветов пистолеты, – раз уж здесь лежит оружие. Это оружие для меня надежда, то есть – основание поздравить мальчиков с двадцать третьим февралём: днём Советской Армии и Военно-Морского флота. Я поздравляю всех мальчиков с этим праздником и очень надеюсь, что эта часть – она снова бросила взгляд на оружие – переборит другую часть, совершенно противоположную. Что я имею в виду? Буду говорить откровенно: другая часть, которую я назвала загадкой – лицемерие; и оно исходит от «Апостола».
–   С праздником! – громко перебил её речь Строганов. – Ура! – и гости, поддерживая криками «Ура!», активно коснулись фужерами.
Продолжая нарочито громко шуметь, не обращая внимания, что гостья не довела неприятную мысль до конца, они демонстративно показывали девушке, что не желают далее слушать. Лиза, поставив фужер – не притронувшись к нему – встала и, оскорблённая самолюбием, молча прошла на кухню. Следом за ней последовал и Игорь Строганов.
–   Вам плохо, госпожа? – в шутливой форме обратился он к обиженной девушке.
–   А с чего должно быть хорошо? – Перчик подняла гневный взгляд на Игоря. – День рождения; и ни капли спиртного? Как вы собираетесь веселиться?
–   Лиза, как ты помнишь, мы в нашей группе договаривались все дальнейшие праздники проводить без спиртного. Зная, что тебе это правило не понравится и, не желая расстраивать тебя по причине отсутствия спиртного, я не пригласил тебя. Но коли ты пришла на Серёжин день рождения – потерпи, пока он не придёт, хорошо?
–  Почему ты меня перебил, не дал закончить? Разве я говорю неправду? – подняв на него пылающие гневом глаза, спросила Перчик. – Это непорядочно!
–   У нас не принято унижать – ни-ко-го! – строго напомнил Игорь. – Разве порядочно, находясь в гостях, намекать, что мы – лицемеры?
–   А разве не так?
–   Нет, конечно: я, например, этого не нахожу.
–   А если я докажу?               
–   Ну, попробуй, – иронично улыбнулся Строганов.
–   Хорошо, пройдём в зал, – раздражённо предложила девица и, развернувшись,  решительно направилась к гостям.
Следом, сожалея, что дал ей разрешение, последовал и Игорь. Он опрометчиво подумал, что девушка предъявит доказательства лично ему, на кухне, и теперь опасался, что она испортит праздник. «Хоть бы не испортила всем настроение, – мысленно переживал он, – но не выгонять же её прямо сейчас, коли Серёжка позвал?»
Войдя в зал, Лиза прошла вглубь и села недалеко от Михаила. Щёки её пылали; и было видно: девица в гневе. Она всё никак не могла успокоиться, что ей не дали договорить. На данный момент более всего её раздражал «Апостол», который отвечал на вопросы:
–   Вот вы спрашиваете, – продолжал Михаил, – почему страдают невинные люди, допустим в катастрофе, то есть: куда смотрит Бог? В самом вопросе заложено обвинение. Как раз у меня на руках выдержка с интернета: по поводу погибшей Даши в авиакатастрофе в Казани. Вот как отвечает М. Лебедев Суслову Сергею на похожие вопросы. Читаем… 
                (Данный пример взят из реальной жизни. Тема: Москва-Казань-Рай ссылка: https://ria.ru/ocherki/20131122/978980435.html – примечание автора.)

«…Попытка перевалить вину людей на Бога – это попытка снять с людей ответственность и увильнуть от свободы выбора. Что ведет к самоуничтожению смысла веры. Если бы всеми делами людей на Земле занимался Бог – он не имел бы права судить этих людей. Любой выбор человека - это его выбор. Но любой, самый незначительный выбор происходит под взором Бога, и с человека за него спросится.... или зачтется. Этот момент веры, по-моему, настолько самоочевиден, что не требует разъяснений и пафосных деклараций. Если ты веришь, то принимаешь это как аксиому. Как и некоторые другие. Если не веришь – не принимаешь ни под каким видом. Нельзя быть немного верующим. При этом вера, в принципе, не отрицает любознательность. Удивительно, но очень большое количество средневековых ученых прекрасно соединяли любознательность с верой. И не видели в этом никакого противоречия, в отличие от расплодившихся в последнее время школотаатеистов, забывших, видимо, что именно церкви очень долгое время были единственными хранителями научного знания и двигателями научного прогресса. При этом, как и у науки, у церкви тоже есть обратная сторона и, как вы выразились, свои "паразиты". С этим глупо спорить и глупо отрицать. Но, воспользовавшись вашим же доводом, это не повод для уничижения веры и верующих. Истинно верующих, а не армию фанатичных обезьян, одинаково деструктивных и на ниве науки, и на ниве религии».

–   Однако жёстко закончил этот Лебедев, – подметил Строганов, – хотя, в какой-то степени, быть может, и верно.
–   Почему это верно? – цепляясь, до глубины души возмутилась Перчик. – К примеру, ваш Лебедев намекает, что кто не истинно верующий – есть фанатичная обезьяна? Другими словами – не истинно верующий, то есть фальшиво верующий, а ещё точнее неверующий – есть обезьяна? Получается: все мы, неверующие – обезьяны?
–   Да, нет же...  наши предки обезьяны, – иронично, с намёком поправил Строганов, – то есть наши дедушки и бабушки, прабабушки… Если мы верим Дарвину, надо согласиться с тем, что наши пра-пра-родители – зверушки, не так ли? Кто-то от шимпанзе; кто-то от гориллы; а кто-то от мартышек? Не всё ли равно?.. Выбирайте господа, не стесняйтесь…
–   Вы не поняли, Лиза, – жестом останавливая Строганова, уверил Миров. – Речь идёт о людях, которые выдают себя за верующих, а сами таковыми не являются.
–   А ты – истинно верующий?
–   Бесспорно, я думаю – это видно невооружённым глазом.
–   Ой-ли?.. Искренно и без фальши? – засмеялась Перчик.
–   А какой смысл фальшивить: себя же не обманешь?
–   А мы сейчас проверим, мальчиша, – Перчик потянулась к середине стола и схватила пистолеты – в левую и правую руку. – Они заряжены? – обращаясь ко всем, спросила она.
–   Да, – не желая разоблачения, солгал кто-то из девочек.
Перчик направила на Михаила дуло пистолета.
–   «Апостол», если ты не отречешься от своего Христа – я выстрелю! – громко заявила она. –  Считаю до трёх: раз, два – три!..
Михаил, никак не среагировал. Он так же, как и все остальные, оставался совершенно спокойным.
–   Положи игрушки на стол, – ровным тоном предложил Игорь Строганов, – это просто музейные экспонаты.
–   Да? – нервно захохотала Лиза, – а почему они находится не в музее? Молчите, да? Так я вам скажу – почему. Да потому что эти экспонаты предназначены для дуэли! Что? Удивились, что я знаю? – она поочерёдно направляла пистолет на сидящих вокруг стола ребят. – Что, страшно? Нет?.. Нисколечко? Почему же никто не испугался, а?.. Расскажите, пожалуйста! О, я понимаю… Может, там нет пуль? А давайте проверим?
Перчик подняла пистолет вверх и, направив на люстру, нажала курок. Раздался громкий выстрел; и облако порохового дыма с неприятным запахом зависло над столом.
–   Что-то ни одна лампочка не погасла, – тоном разоблачения объявила Лиза и захохотала. Строганов подошёл к Лизе и протянул руку:
–   Лиза, – ничуть не раздражаясь, промолвил он, – я же говорил, что это музейные экспонаты, дай сюда.
В ответ девушка приложила дуло второго пистолета к его груди.
–   Сщас, нажму курок, – предупредила она, но парень спокойно положил руку на наведённый пистолет.
–   Ну, хватит играться, успокойся и давай сюда, – предложил он.
–   Не трогай меня! – нервно отскочила Перчик, – и нечего меня успокаивать! «Апостол», – она повернулась к Михаилу, – ты как-то говорил, что Иисус живёт в твоём сердце. Это правда?
–   Абсолютно.
–   Иисус учит лгать?
–   Нет.
–   Так почему же вы все лжёте? – «заводила» себя девица. – Ваше общество, «Апостол», нисколько не лучше других, но гораздо хуже. Другие хоть не прикрываются моралью, но вы же… ваша супер-банда, – Перчик развернулась ко всем, – не что иное, как подделка; и ваш босс – вот этот «Апостол», – она махнула пистолетом в его сторону – морочит ваши мозги ученьем Христа. Помните, он заявил, что Христос живёт в его сердце? Однако вы даже этого не заметили... Или не хотите замечать? Как может человек, который, если и допустить, жил две тысячи лет назад и которого распяли – как он может поселиться в сердце? Это же бред! Но вы допускаете такую мысль и более того – принимаете учение Христа. Слушаете вашего «Апостола»… Внимаете. Противно смотреть, как вы маскируетесь под хорошеньких овечек. Да не бывает так! Человек зол, лжив и по своей сути – эгоист!  Думаете, вы добры? Нисколько! За что вы ненавидите меня? Да за то, что я говорю правду в лицо! За то, что я не маскируюсь под какой-нибудь идеал, как делаете все вы. Ваша всеобщая лживость во главе с «Апостолом» – налицо; и всеобщий заговор, против своих же товарищей – есть доказательство! Хотели посмеяться? Ой, как вам интересно поставить в глупое положение Сергея с Вадимом? А вот не получилось! Пришла непрошеная гостья – скверная девица, без крылышек – и всё поломала! Разрушила ваш план. Вы приготовили эти пистолеты для потехи: и думаете – я не знаю? Ах, как бы я хотела бы, чтобы там были настоящие пули: вот бы я потешилась! Я бы застрелила тебя, «Апостол», а потом и себя – вот так!..
Перчик неожиданно подняла пистолет и, приложив к виску, нажала курок. Всё произошло мгновенно. Раздался громкий выстрел. Кто-то из сидящих от неожиданности вскрикнул; и клубы дыма на время закрыли видимость её лица. Лиза выронила пистолет и, схватившись за голову, вдруг замертво упала. На несколько секунд возникла шокирующая тишина, как взорвалась истошными криками. «О-ой!?» – закричала Оля. «Ой-ё-ёй!..» – подхватили другие девочки.
Шок мгновенно парализовал присутствующих. Стало тихо. Немые взгляды старшеклассников, как под гипнозом, невольно остановились на лежащей без движения девушке. Щека Лизы была опалена пороховой гарью, – а с  её виска, на виду у всех, медленно сползала алая струйка крови.
Строганов, стоявший рядом, стал белым, как стена. Затем, взяв себя в руки, нагнулся, бережно поднял Лизу и понёс на диван.
–   Как же так? – на ходу дрожащим голосом повторял он, – Как же так? Этого не может быть! Там не должно быть пули!? Как же так, Андрей? – Игорь повернулся к парню, который занимался подготовкой оружия, – Как там могла оказаться пуля? Как?..
Андрей в беспомощности развёл руками. По жесту было видно, что и он в полном недоумении. Уложив Лизу на диван, Игорь побежал за аптечкой. Ребята сгрудились вокруг Перчик. Правая сторона лица  девушки была опалена; и кровь сочилась с виска. Побледневший Строганов вернулся быстро; и видно было, что он всё ещё в шоке. Обработав рану перекисью водорода, Игорь приложил ухо к сердцу девушки, затем внимательно осмотрел рану и, поняв, что она получила только ожог и что в пистолете пули не было, облегчённо выдохнул:    
–   Живая, только припалила кожу, – объявил он и, вставая, добавил в сердцах: – Вот дура!
–   «Скорую» вызываем? – испуганно спросила Оля.
–   Подождём немного, – отклонил предложение Игорь и, достав с аптечки флакон с нашатырём, открыв, смочил вату. Резкий, режущий запах, перебивая запах пороховой гари, мгновенно заполнил зал.
–   Откройте окна, – поднося вату к её носу, приказал Строганов.
Перчик дёрнула головой и открыла глаза.
–   Ох, и глупая, – снисходительно проворчал Игорь и, покачав головой, добавил: – Чуть инфаркт не схватил.
–   Ой, щипит… – сморщилась от боли Перчик, пытаясь встать,– что со мной?
–   Лежи, лежи, – прикладывая бинты, уговаривали девочки, – ты хотела с собой… «Помолчи!» – перебил кто-то из ребят.
–   А чего молчать? – резким тоном взорвалась Оксана, которая поссорилась с парнем из-за интрижек Перчик; и тот оставил их клуб. – Лизка хотела покончить с собой – туда и ей дорога: жаль, там  не оказалось пули.
Услышав это, Лиза, не взирая, на то, что её пытались удержать, медленно встала. Пошатываясь от тошноты и ни на кого не глядя, она направилась к двери, собираясь уйти. К ней подошёл Строганов.
–   Послушай, Лиза, – ласково обратился он. – Это случайно: ну кто же знал, что тебе взбредёт в голову мысль приложить дуло к виску? Тебе лучше полежать. Не уходи: мы вызовем врача, «скорую», наконец! Пожалуйста! И не слушай всех – сама говорила, что некоторые бывают недобрые! Но не все же такие! Ну, пожалуйста – останься!
–   Нет, – тихо ответила Лиза, – у тебя есть выпить? Тошнит и голова раскалывается.
–   Пошли на кухню, – предложил он.
Пройдя на кухню, он достал бутылку коньяка, открыл и, наливая в рюмку, оправдываясь, растерянно промолвил: «С тех пор осталась…»
Лиза не ответила. Она выпила и, не спрашивая разрешения, налив себе вторую порцию, также осушила и её.
–   Болит? – сочувственно спросил Игорь, глядя на опалённую сторону лица и подавая лимон. – Угораздило же тебя поиграть: просил же: «Отдай игрушку!» Хорошо, глаза целы.
–   Теперь ты убедился, что ваше общество лживое? – морщась от боли, спросила Лиза.
Прошло пару минут; алкоголь смягчил боли; и девушка стала приходить в себя.
–   А ещё говорил «коньяк кончился», святоши, – к своей правоте добавила Перчик.
–   Прости нас, – продолжал оправдываться Строганов. – Лиза, ты же понимаешь, что это получилось случайно!
–   А та девица была бы рада, если бы там была пуля, разве не так? – с горечью возразила Перчик.
–   Да Оксана сгоряча так сказала; к тому же зачем тебе надо было врать ей, что её парень признавался тебе в любви? Ты же врала, если честно? – не сдержался Игорь.
–   Ну и что? А это проверка: если у них настоящая любовь – зачем надо слушать посторонних?  Разве я сейчас не права?
–   Ты всегда права, – возмутился Строганов, – но только вокруг твоей правоты одно зло сеется. Знаешь, почему я пригласил тебя? Знаешь?
–   Знаю. Потому что я красивая, разве не так? – она достала зеркальце и, взглянув – увидев обожженное лицо – искренне расстроившись, разревелась в голос. – А теперь по твоей милости мне быть уродиной, да?
–   Да ты красивая, Лизонька! – ласково, как маленькую девочку, уговаривал Строганов. – Это факт; и, я уверен, кожа до свадьбы заживёт – и следа не останется!.. но я пригласил тебя в наш клуб вовсе не по этой причине. Помнишь, когда мы ехали в электричке, ты смотрела в окно на нищего, который сидел на платформе, прямо на снегу и кормил собаку?
–   Ну…
–   Я увидел на твоём лице сострадание.
–   Ну и что?
–   А ничего, моя хорошая, я увидел слёзы.
–   Я никогда не плачу, – отвернувшись, украдкой вытирая потёки туши с ресничек, возразила девушка.
–   Я увидел слёзы на твоём сердце. Оно доброе. Зачем же ты оделась в «броню»?
–   Тебе этого не понять – наверное, от того, что тебя никогда не обижали.
–   Ошибаешься, Лизонька, я – детдомовец; и меня усыновили добрые люди, воспитали, дали образование.
–   Ты?! Детдомовец? – искренне удивилась Перчик. – Вот не подумала бы!
Раздался звонок.
–   Это Сергей, – тихо воскликнула Лиза; и тут же в её глазах вспыхнул огонёк.
–   Возможно, – кивнул головой Строганов и, развернувшись, пошёл открывать дверь. Лиза пошла следом.
                16  ЧАСТЬ               
Пока они направлялись к двери, идя по коридору, Строганова неожиданно перехватил Андрей.
–   Игорь, – схватив за руку, тихо прошептал он, чтобы Перчик  не слышала, – зайди в зал на секунду: там девушки с ума сходят, бунт устроили. Одни «наезжают» на Оксану, за то, что та резко высказалась против новенькой, другие – вероятно из ревности – требуют прогнать Лизу!
–   Что за бунт? И чего всем не хватает… вот денёк выпал-то… – поменяв маршрут, тихим голосом недовольно проворчал Строганов и, обернувшись к Перчик, мягким, отвлекающим тоном добавил: – Лиза, встречай именинника.
Перчик не успела дойти до двери, как та раскрылась; и в прихожую – вместе с морозным воздухом – буквально ввалился Нежданов. Сквозняк рванул занавеску со стены, накинув её на Лизу. И, пока девушка, путаясь, пыталась освободиться, Вадим не сразу её и заметил. Он сиял, будто получил Нобелевскую премию; и улыбка ни на секунду не сходила с его лица. Взгляд его был устремлён в зал; и, казалось, он не вмещался в самом себе от избытка оптимизма:
–   Ребята! – не здороваясь, с ходу объявил он. – Я вас всех люблю! У меня такая новость! Знаете? – и тут же осёкся, увидев открывшееся лицо Лизы: – Ой!? – на полуслове оборвалась его речь, – кто тебя ошпарил?
–   Твои ребята, которых ты любишь, – холодно отрезвила Перчик.
–   Как? – прошептал Нежданов. – За что?
–   А ни за что, – обиженным тоном, сквозь зубы процедила девушка. Просто я раскрыла заговор против тебя и Сергея, за что и пострадала. Меня хотят застрелить, вот так! А защитник, как всегда, опаздывает… А обещал: помнишь, говорил, что будешь защищать?
–   Да что за глупости, Лиза? Этого не может быть! Сейчас разуюсь; мы вместе пройдём в зал и всё уладим: наверное, ты что-то не поняла и, я уверен – вышло какое-то недоразумение.
Нагнувшись, он в спешке стал стягивать обувь, как с его внутреннего кармана что-то выпало. Нежданов на ходу пытался поймать предмет и неловким движением отбросил его ещё дальше, под ноги Лизы. Девушка мгновенно перехватила «добычу».
–   Пистолет!? –  вращая оружие в руках и с любопытством разглядывая, подняла она свои тонкие брови. – Вот это да! Вот это тихоня... а я-то подумала: «Чего он сегодня такой весёлый?» Браво, мальчиша!»
–   Осторожно!? – испуганно, полушёпотом вскрикнул Нежданов. – Он заряжен!..
–   Заряжен? – чему-то обрадовалась девица; и её настроение резко поменялось: глаза заблестели; апатия сменилась на активную фазу агрессии: – А мы сейчас проверим на ком-нибудь…
   Перчик мгновенно «полетела» в зал; следом безуспешно пытался догнать Нежданов.
–   Лизонька, пожалуйста, верни! Это не игрушка, но настоящее боевое оружие! – тревожно, на ходу торопливо объяснял он, но девица, не слушая, уже выбежала к середине. Резко остановившись и развернувшись назад, к Нежданову, подняла на него пистолет.
–   Стой! Не двигайся! – скомандовала она, играя пистолетом: чувствовалось, ей такая игра нравится.  Щелкнула пружина; и  Вадим в шоке приподнял обе руки, как бы пытаясь жестом остановить девушку. Его лицо слегка побледнело:
–   Ш-ш… Л-лиза, только не вздумай нажать курок. Это настоящее оружие!
–   Настоящее? – не опуская пистолета, повернувшись в сторону Строганова, спросила Перчик.
Игорь недоумённо пожал плечами:
–   Первый раз вижу, – разведя руки в стороны, искренне удивился он. – Вадим, что за шутки?
–   Это н-не шутки! – заикаясь, выдавил из себя Нежданов. – Я всё объясню, только пусть Лиза опустит пистолет.
–   Ещё чего? – наблюдая, как с перепуга все стихли, – с торжеством заявила девица. – Пусть говорит! – Она, приблизившись к Вадиму поближе, направила пистолет в его сердце.
–   А чего говорить, Лиза? Помнишь нашу встречу в кафе Садко, где ты сказала, что любишь меня? – спросил Нежданов, в своей наивности предполагая, что вспомнив встречу, девушка вернёт пистолет.
–   Чего-о? – захохотала Перчик. – Тебя!? Любишь?.. Ты что, спятил? Ты на себя в зеркало посмотри, обезьяна!
–   Ты ещё  хотела стать моей девушкой, – в отчаянье напомнил он.
–   Да кто поверит в такой бред, они? – она махнула пистолетом в сторону испуганных ребят; и те невольно пригнулись.
–   Я поверю! – резко вскочила Оля.
–   Сядь! – приказала Перчик. – Всем сидеть! – разбушевавшаяся девица попеременно направляла пистолет по гостям. – Кто встанет или шевельнётся – пуля в лоб! Не вздумайте звонить по мобильнику. Игрушки кончились. Вы меня ненавидите? Теперь же настал мой час. Я вас буду судить. Правило такое: за любую фальшь стреляю! Вопросы задаю я. Понятно?
Возникла шокирующая тишина; и народ молчал.
–  Понятно? – спрашиваю.
«Да… да..» –  робко раздалось по местам. «Говорила – давно её надо было гнать, – тихо прошептала Оксана, – а теперь эта “кукла” сошла с ума: пальнуть с дурости может. Глаза – вон какие очумелые!»
–   Лиза, не дури, – ровным тоном предупредил Игорь, – это уголовное дело; и за это будет статья.
–   Я сказала: всем молчать! – она направила пистолет на Строганова. – Думаешь, я шучу? Всего-навсего, мне только нужно выяснить правду: насколько вы лживы? Начнём с «Апостола»… нет, с Вадима, – девица вновь развернула пистолет на Нежданова. –  Мальчиша, ты меня удивил: принёс оружие. Никогда бы не подумала, что ты на это способен, но это, мальчиша, комплимент. Отвечай честно: зачем? Может, хотел пристрелить Сергея?
–   Да, – просто ответил Нежданов; и «зал» ахнул.
–   Ну, молодец, мальчиша! Люблю отважных. А ты не боишься, что я за него сейчас пущу тебе пулю в лоб?
–   Уже не боюсь, – спокойно отреагировал юноша.
–   Почему – «уже»? А что раньше… боялся?
–   Да, раньше боялся бы.
–   А мы проверим, – прищурив глаза, едко улыбнулась Перчик и стала целиться прямо в лицо парню. Чувствовалось: делала она это не спеша, с большим удовольствием.
Нежданов спокойно – хоть и слегка с побледневшим лицом – смотрел в дуло; и не один мускул не дрогнул на его лице. Он протянул руку.
–   Лиза, – предложил он, – ты в плохом настроении, отдай пистолет, чтобы после  не пожалеть. Тебя замучает совесть; как жить потом будешь?
Строганов взглянул на Нежданова так, будто увидел его в первый раз: «Что произошло с парнем? – с изумлением подумал он. – Как будто его подменили; и это не Вадик?! Так отвечать…  и не бояться?..»
–   Я ведь действительно пальну… думаешь, шучу? – и, сделав ещё шаг к Вадиму, поближе, в раздражении добавила: – Нечего мораль читать. Лучше расскажи, как ты хотел застрелить Сергея: за столом?.. Во время танца?
–   Можно я расскажу по порядку?
–   Валяй!
–   Помнишь, я вызвал его на дуэль?
–   Да. Это все помнят.
–  Так вот, мы с Сергеем догадывались, что ребята будут «против» и что-то придумают, чтобы дуэль не состоялась…
–   Правильно, они хотели поднять вас на смех, – перебивая, подтвердила Перчик.
–   И мы составили план: провести настоящую дуэль. Сергей под различными предлогами много раз отказывался, но чем больше он отказывался, тем больше я ненавидел его и жаждал мести. Однажды я заявил ему, что, если он откажется, я застрелю его и без дуэли. Моя ненависть росла по секундам. Эта чувство съедало меня, не давало спать, сжигало и, казалось, месть – и есть главная цель моей жизни!
–   Ты меня ревновал? – с удовлетворением спросила Перчик.
–   Да, но в большей степени я хотел доказать ему, что я не слабак.
–   А тебя и вправду надо пристрелить, – подметила Лиза, – тихоня, тихоня, а внутри-то… ой, ёй, ёй!
–   Да, согласен, – согласился Нежданов, – я этого достоин, можешь это сделать, теперь уже и не страшно. Если Господь допустит, значит это в Его планах.
–   Почему же, всё-таки, «теперь… не страшно»?
–  Сегодня я уверовал. Ну, помнишь, нам об этом Миша рассказывал?  Это называется: родился свыше…
–   Родился? Ох, и врун! – не понимая смысла сказанного, вновь перебила Лиза. – Может, ты хотел отпраздновать день рождения вместо Сергея? – Она залилась смехом. – Его-то нет – сбежал мой герой… наверное, по трусости.  А у тебя, насколько я знаю, день рождения летом: разве не так? О!? Я припоминаю, ты мечтал быть со мной? Так мы можем похороны устроить. Сначала я пристрелю тебя – за ложь: я же говорила, что за фальшь буду стрелять?  А потом и себя… Бах, бах! И два покойника. Дайте ему бумагу, пусть напишет завещание, чтобы нас вместе в одну могилку уложили. Вот будет потеха! – девушка вновь захохотала, да так сильно, что стала вытирать выступавшие слёзы и, утерев, через паузу добавила: – Впрочем, мне с такой обезьяной лежать в одной могилке что-то не фартит.
«Посмотрите на её глаза, – тихо шептались в толпе, – они совершенно безумные!» – «Может, она каких таблеток наглоталась?» – ту же мысль поддержал другой голос. – «Я давно замечала за ней признаки сумасшествия: и чего мы с ней нянчились? А теперь вот, сидим в заложниках…» – обобщил третий голос.
–   Подожди, Лиза, – жестом остановил Нежданов, – ты не дослушала. Родиться свыше означает то, что  Христос поселился в моём сердце и потому – если ты меня застрелишь – я не смогу быть с тобой, потому как мы окажемся по разные стороны: ты пойдёшь в ад, если не покаешься, а я буду с Христом. К тому же там только один патрон.
–   А-а!? Ещё один сумасшедший! – нервным смехом взорвалась Перчик. – Но так  ничего, что один патрон: одной пули для тебя вполне хватит, – и, поигрывая пистолетом, с ощущением полного превосходства добавила: – И что… твой Христос приказал притащить пистолет?
–   Абсолютно нет! – возразил Вадим. – Христос никогда не учил и не учит убивать! Я принёс пистолет, чтобы вернуть Сергею, так как ясно осознал, что нельзя стреляться и, – и он тут же, повернувшись, обращаясь ко всем присутствующим, добавил: – Прошу прощение за моё высокомерие, амбиции и прочее, чем вызывал гнев и раздоры. Простите, пожалуйста, меня! Я вас всех так люблю!
–   Во... у него крыша поехала, – Перчик покрутила пальцем у виска. – Ещё один туда же: а всё он! – Она решительно прошла к Михаилу Мирову и встала напротив: – Этому ты  учишь?
–   Сказать не я – будет ложь, – Миров пожал плечами. – Я говорил, но не от себя.
–   Кто тебя научил? Лев Толстой?
–   Нет, Святой Дух, посредством исследования Евангелия.
–   Ну и хитрец, – потрясая пистолетом, прищурилась Перчик, – боишься смерти? Лучше не увиливай и скажи честно: учу я.
–   Нет, учит Библия, – не согласился Миров. – «Не многие делайтесь учителями», – сказано в той же Библии.   
Лиза смотрела на Мирова и поражалась его спокойствию. В его глазах  не было ни лукавства,  ни тени страха; и она чувствовала, что он не лжёт. «Почему он не боится? – изумлялась девушка.
–   И ты по-настоящему ученик Христа? – с нескрываемым любопытством, мягким, почти дружеским тоном спросила Лиза.
–   Да.
–   Сейчас проверим, подлинно ли так? – сменим выражение лица на подозрительное, жёстким тоном спросила девица. Ей вновь показалось, что он фальшивит.
   Перчик решительно подошла ближе, почти вплотную, и направила пистолет – так как он сидел на стуле, ниже по уровню – в упор, прямо в лицо Мирову. В глазах девушки появились «колючки», губы почти исчезли, превратившись во властную, безжалостную нить. От прежней красоты девушки остался только спадающий локон, оставленный специально для того, чтобы его поправляли. Да и он, прикрывая один глаз, делал её похожей на прищуренного стрелка.
–   Ой, Лиза! Лизонька! Не надо, не надо! – послышалось со всех сторон. Некоторые девочки тихо заплакали, но Перчик властным тоном перебила их причитания: 
–   Кто ещё пикнет – стреляю! Дайте ему шанс! – стальным тоном приказала она всем и, приблизивши своё лицо – глядя прямо в глаза Мирову – добавила прокурорским тоном: – Скажи, «Апостол», какая корысть заставляет тебя распространять Евангелие?
–   Не корысть, но любовь Иисуса Христа. Христос любит тебя, – не отводя глаз, просто ответил Миров.
При этом Михаил так искренне смотрел на Лизу, что ей показалось на миг, что сам Христос взглянул на неё; и на секунду она потеряла контроль власти. Она вдруг почувствовала себя гадкой и нехорошей, как тогда… когда он читал Евангелие. Ей захотелось рыдать, просить прощения у Христа, у этих людей, у окружающих, кому сделала зло, как вдруг сзади раздался голос Сергея Горошина: «А что это за спектакль у вас?»  Лиза оглянулась; на входе стоял Сергей и улыбался. Что-то в нём неуловимо переменилось – Лиза не могла объяснить – что именно? Но она почувствовала это нутром и вдруг поняла: «Да он похож на «Апостола»! Та же улыбка…» С этим открытием к ней тут же вернулось ожесточение: «Все они заодно, – окончательно определилась она, – но ничего, посмотрим кто кого: с нами люцифер!»   
                17  ЧАСТЬ               
Оглянувшись на голос Горошина, Нежданов, увидев товарища, воскликнул:
–   Сергей! Друг! Я так тебя ждал! Прости меня, ведь я столько зла сделал тебе! Нам нельзя стреляться. Никому нельзя стреляться; и – ты прав: это убийство и безумие. Я был, как зомби; прости, пожалуйста! Понимаешь, я принёс пистолет, чтобы вернуть тебе, но случайно выронил, а Лиза перехватила. Она странная… С ней что-то творится невероятное: то признаётся в любви, то хочет стрелять… Может, ты убедишь её вернуть пистолет? Попроси её вернуть оружие.
–   Вадим, друг! – в ответ воскликнул Горошин, не реагируя на Перчик с поднятым пистолетом – будто её не видит вовсе. Он стремительно подошёл к Нежданову. – Я виноват больше – это ты меня прости! Я так высокомерно относился к тебе, чем, естественно, вызвал чувство протеста. Я провоцировал тебя… Прости! Теперь всё поменялось… хочу тебе кое-что рассказать… Надо всем рассказать! – Он оглянулся, обводя взглядом одноклассников, и только сейчас заметил обожженное лицо Лизы: – Ой!? – вскликнул он, – Лиза, где ты ошпарила лицо? Чем?
–  Спрашиваешь «чем»? – укоряющим тоном спросила Перчик. – Не чем, а кто? Вот это (показала на своё лицо) – все они сделали! – она махнула пистолетом на ребят. – Но более всех постарался твой друг Вадик. Скажи: я – твоя девушка? – жалостливо, с ударением на слове – «твоя» провоцировала она. – Можешь за меня заступиться?
Сказав эту фразу, Перчик, казалось, и сама начала верить в искренность своих чувств – настолько, что по её щекам побежали обильные слёзы.
–  Да, ты почти была моей девушкой, – холодно-обидчивым тоном подметил Сергей, – но я ничего не понимаю: объясни, что случилось? Ребята, объясните, что здесь происходит?
–   Ничего объяснять не надо, – перебила Перчик, сделав вид, что не заметила, что он назвал её своей девушкой уже в прошлом. – Видишь, Серёженька, наш Вадик уже признался, что он – зомби! Представляешь, он выдал сумасшедшую мысль, что Христос поселился в его сердце и что я – его девушка. Серёженька, милый, неужели ты уступишь меня вот этому шкету? – она показала на Вадима. – Он утверждает, будто я призналась ему в любви: неужели в такой бред кто-то поверит?
–   А почему бы и нет? – наблюдая, как девица играет пистолетом,  с горькой иронией заметил Горошин. – Сначала давай спросим у Вадима. Вадим… то, что выдала Лизонька – правда?
–   Да. Так это и было: она позвонила мне и пригласила в кафе «Садко». Я люблю её; и там Лиза также призналась мне в любви и попросила меня, чтобы я при всех назвал её своей девушкой, но обязательно – при тебе.
–  Он сумасшедший! – с гневом воскликнула девица. – Не верь ему!
–   Интересно, интересно, – продолжал свою линию Горошин, – очень похоже: почти один к одному, те же слова Лизонька говорила и мне и, как ни странно – в том же кафе, за тем же столиком, только на день раньше.
–  Серёжа, милый, – вкрадчивым голоском возразила Перчик, – тебе это приснилось, как и Вадику, потому  что вы оба безумно в меня влюблены: а иначе, зачем вы решили стреляться? Вадик, например, при всех только что сознался, что хочет тебя пристрелить. Если не веришь, спроси у ребят. Если вы оба сошли с ума – я-то при чём?.. Вот, – Лиза показала своё обожженное лицо, – я только что пыталась вас защитить от позора. Они, – она махнула в сторону ребят пистолетом, – сговорились опозорить вас, посмеяться над вами,  а вы, а вы... – в эту минуту девушке стало невыносимо себя жаль; она заплакала почти навзрыд и сквозь слёзы добавила: – Такие вы защитники… Серёжа, дорогой, да если бы я не перехватила этот пистолет, Вадим застрелил бы тебя, как только ты появился  на пороге! Почему ты мне не веришь? А хочешь, – вытирая обильные слёзы, спросила она, – ради тебя: я прямо сейчас пальну в него?
Лиза Перчик в эту минуту так вошла  роль, что поверила сама себе окончательно: и в свою любовь к Сергею; и в то, что за честь Горошина может пальнуть в Нежданова – да хоть в кого! Лишь бы окружающие убедились в искренности её намерений! Обильные слёзы ручьём стекали по обожженной порохом щеке; и, казалось, в эту минуту не поверить в её искренность было просто невозможно.
–   Не спеши, Лизонька, успеешь, – не реагируя на «мокроту под её глазами», – суровым тоном охладил Горошин, – а сначала скажи: где ты была в воскресенье, после нашей встречи?
–   Не помню, – солгала она, не подумав, что этим ответом косвенно подтверждает встречу с Вадимом.
–   Ну, хорошо, допустим так. Помнишь Валеру Шабалова? Он с сестрёнкой был в этом же кафе и в это же время.
–   На пушку не возьмёшь, – возразила Лиза, – в тот день там не было ни его, ни его сестрёнки.
–   Правильно: ты не могла их видеть, потому что сидела с Вадимом за тем  же столиком, у окна, что и со мной. А Валера был за четвёртым столиком; и видеть мог только он, – через зеркало, так как его стол находился тени.
–   Тогда почему он не подошёл, если видел меня? – гневно выпалила Лиза.
–   Из деликатности: потому что увидел вас вдвоём. Кстати, Валерий, когда я проводил его до монастыря, передал для тебя вот этот подарок. Говорит, что помнит и молится за тебя. По-моему, он очень даже хорошо к тебе настроен.
–   Меня не интересуют люди, оградившие себя от мира монастырской стеной, – равнодушным тоном отреагировала  Перчик. – А что за подарок? – не удержалась она от любопытства.
–   Евангелие. Вот, возьми.
–   Опять? – возмутилась Перчик, – скоро здесь все помешаются на Евангелии. Ваша мораль убьёт любого.
–   Нет, Лиза, – спокойно возразил Сергей, – это ты сеешь раздор. Тебе нравится делать зло; и я знаю, откуда ты пришла, потому как с того же общества сбежал тот самый Валера Шабалов. Кстати, мне показалось, что он к тебе относится более дружелюбно, чем ты к нему. А твоя мораль, – которой ты нередко хвастаешься и которая в секте сатанистов считается нормой, заимствована от дьявола – означает ни что иное, как: украсть, убить и погубить. Украсть нашу дружбу, убить человека: вон как вцепилась в пистолет! Правда, ты не в силах погубить душу. Более того, скажу прямо; и ты должна это знать – такая дорога ведёт прямиком в ад. И только Иисус Христос может тебя спасти.
При этом длительном монологе  присутствующие «открыв рты» смотрели на Сергея Горошина: он говорил так, как мог бы говорить Михаил Миров.  «Что же с ним стряслось?» – Друзья были в немом шоке.
–   Тебе надо, Лизонька, – продолжал Сергей, – обратиться к Иисусу Христу; и все твои проблемы, как в воду канут.
После завершения речи Горошина Лиза некоторое время отрешённо смотрела на парня, словно видела его в первый раз, как вдруг «взорвалась». 
–   И ты меня ненавидишь! – истерично закричала она. – А я-то думала, что он – защитник! Я тебя застрелю, моралист! Прямо сейчас! Предатель! Предатель!..
Перчик направила пистолет в сторону Сергея и, держа его двумя руками, видимо всерьёз пыталась нажать курок, но не смогла себя превозмочь. По непонятной причине Сергей, снисходительно улыбаясь, смотрел на неё, как на маленького ребёнка и совершенно не боялся.  Руки её дрожали, её тело стало бить, как в лихорадке и, казалось, ещё секунда… 
И тут вдруг Вадим Нежданов, стоявший недалеко, мгновенно перекрыл своим телом Сергея Горошина.
      –   Не бойся, – пригнувшись к уху Нежданова, тихо прошептал Горошин, – у неё пистолет не настоящий; прости, потом объясню...
     Оглянувшись, Нежданов в немом изумлении поднял глаза на Горошина.
–   Уйди! – закричала девица Вадиму.
В ответ на требование Лизы перед Неждановым, закрывая парня, неожиданно выросла хрупкая фигура Оли. Тут же, перед ней появился Михаил, которого следом перекрыла долговязая фигура Строганова. Всё произошло буквально по секундам. Остальные ребята, в едином порыве – там и тут – поднимались с мест и, поборов страх, стекались вокруг Горошина, образовав плотный круг.
–   Вы все с ума посходили! – истошно кричала Перчик, попеременно направляя дуло пистолета с одного на другого... – Я не шучу! Разойтись! Я не шучу, не шучу, не шучу!!!
–   Ребята! – перебивая истерику девушки, громко объявил Горошин, раздвигая спасавших его своими телами друзей и выходя к распалённой девушке, – у Лизы пистолет – ненастоящий! Я не успел об этом предупредить, простите! Но так славно видеть нашу дружбу. Я вас всех так люблю! – от волнения на его глазах выступили слёзы, – Слава Богу! Спасибо! Отдай «игрушку», – улыбаясь, предложил он девушке, – поиграли и хватит.
«Как – “ненастоящий”?..» – в растерянности подумала Лиза. Ей показалось, что его улыбка переполнена издевательством. Отступая назад и держа перед собой пистолет – как бы защищаясь им – она не верила: ведь только что это грозное оружие было её единственным аргументом! – «Это что?.. Розыгрыш?.. И все хотели посмеяться надо мной? – лавиной набегали мысли. – Как же так!? Я же своими глазами видела, чувствовала, как страх парализовал присутствующих! Они не могли так сыграть!» – Сердце колотилось, будто она бежала марафонскую дистанцию; и внутренняя дрожь сотрясала тело. – «Зачем они смеются надо мной? Да Сергей просто разыгрывает меня!? А иначе: отчего они были так напуганы? Значит, там есть-таки пуля!» – сделала она окончательный вывод и, подняв пистолет, как ей казалось в порыве безысходности – направляя себе в висок – в отчаянье нажала курок.
Раздался громкий выстрел; и Лиза упала навзничь. «Ой! – вскрикнул кто-то из девочек, – опять убили!»
–   Спокойно! – с поднятыми руками останавливая панику, воскликнул Горошин, – это спортивный, стартовый пистолет! У Лизы просто обморок. Дайте холодной воды!
Девушка, потеряв сознание, в тот же миг ощутила себя лежащей на твёрдом полу железной клетки. «Как я здесь могла очутиться?» – подумала она, озираясь и удивляясь странному вокруг мраку. Клетка, где она находилась, покачиваясь, неумолимо опускалась в глубину океана. «Странное дело, – всматриваясь сквозь мглу в мерцающие огоньки, удивлялась Лиза, – если я иду на дно, то почему не умерла; и как же я дышу?» Вспомнив про дыхание, девушка почувствовала, что дышать тяжело: воздуха не хватало. «А может, я всё-таки умерла? – промелькнула мысль. – Кругом ни души – мрак и ни звука!? Где я?.. И почему меня посадили в клетку?..» Ухватившись за решётку, Лиза стала её осматривать: ни дверей, ни замков… Огоньки приблизились. «Может быть, меня кто-то ищет; и это лодки… люди?» – всматриваясь, со слабой  надеждой подумала она и тут же, рассмотрев их поближе, в страхе отшатнулась. Они приближались; и горящие язычки пламени время от времени вырывались с их пасти. Перчик поняла: эти чудовища плывут сюда, чтобы разорвать жертву на куски; и жертвой является она сама!? Подплыв, чудовища пытались достать пленницу: рвали клетку, кидали из стороны в сторону, в ярости грызли решётку, пытаясь её разрушить. Девушка в ужасе кидалась от стены к стене; и страх ледяным холодом объял её сердце; заполнил всю её сущность. Вдруг, уступая дорогу, чудовища раздвинулись. Появились другие – напоминающие осьминогов. Они не торопясь окружили клетку, обняли её своими щупальцами, и, дохнув «смертоносными чернилами», стали запускать щупальца меж прутьев решётки. «Теперь всё! – с ужасом подумала она, задыхаясь “ядом чернил”. – Конец! Они достанут меня и разорвут на куски. Неужели это всё!? О, Господи, неужели всё?»
Внезапно Лиза увидела стоящего перед ней юношу, как ей показалось, совсем ещё мальчика. Она крайне удивилась его появлению, так как не видела, как он вошёл. Однако с его присутствием мрак раздвинулся; и в душе девушки наступило удивительное спокойствие. Страх улетучился. И также – она заметила – существа, окружавшие клетку, в панике разбежались, издалека наблюдая за «маленьким гостем». «Они, как огня бояться его!? – с удовлетворением отметила она. – Кто же он такой?»
–   Ты кто? – спросила Перчик.
–   Я Ангел, – ответил юноша, – и пришёл помочь тебе.
–   Разве Ангелы такими бывают – без крыльев? – удивилась Лиза.
–   Бывают.
–   И как же ты сможешь помочь – такой щупленький? У тебя и мускулы-то не очень… разве ты не видишь решётку? Посмотри, какие у неё толстые прутья.
–   Могу, – скромно ответил Ангел, – я могу попросить Отца Небесного; и Он освободит тебя из плена и выпустит на свободу.
–   Разве я в плену? – возмутилась девушка. – Я ни в чём не виновна и тут очутилась по какой-то нелепой случайности.
–   Твоя душа в плену, – с состраданием, но твёрдо объявил Ангел, – разве ты об этом не знаешь?
Перчик не ответила.
–   Ну, так… как? – продолжал юноша. – Помочь?
–   Спасибо, я сама, – гордо отвергла его услугу Лиза, – коли ты как-то вошёл сюда, значит также можно и выйти. Я найду выход, не утруждайся.
–   Ну, как хочешь, – ничуть не оскорбился Ангел, – только помни: кто призовёт имя Господне – спасётся, – и в тот же миг (Лиза не поняла – как это у него получилось?) он тут же оказался вне клетки. Луч света, пронзив толщу мрака, подхватил Ангела; на секунду открылось голубое небо; и образ «юноши-ангела» растворился в его синеве.
Как только Ангел исчез, небо закрылось. Существа, трепетавшие перед Ангелом, пока он был тут, вернулись – так же, как и страх, который вновь до кончиков волос – вдвойне! – заполонил всё существо Лизы. Она заметалась по клетке, стараясь найти выход, потому как существа пытались достать её своими щупальцами, просунув их сквозь прутья – так что она вынуждена была отступать дальше и дальше – к середине. Вдруг она почувствовала, что под ногами исчезает опора; и её начинает засасывать. Взглянув вниз, Лиза ужаснулась: под стопами, расширяясь как смерч, растворялся пол и оттуда, из пустоты, дыхнуло ледяным холодом смерти. Девушка отскочила подальше. Однако, омерзительные, липкие щупальцы вновь протянулись до самых её щиколоток: и она в ужасе отпрянула! Вот они снова рядом: почти касаются её тела, вынуждая двигаться обратно – к зияющей «пасти»… Так… отступая – в великом страхе – она шаг за шагом… медленно приближалась к центру. Вот она… чувствует, как  ненасытная «пасть» засасывает её тело... Вот её тело уже наполовину там, в воронке… вот она уже там – почти с головой!? «А может, я напрасно отказалась от помощи Ангела?» – мелькнуло в её сознании, когда она из последних сил ухватилась за край железного пола, в безуспешной попытке хоть как-то удержаться – пальцы скользили по металлу – и тут вспомнила, что советовал Ангел. «О, Господи, помоги!» – в отчаянье вскрикнула Лиза и открыла глаза.
Вокруг были люди. Никакой решётки. Никакого мрака. Лоб девушки взмок; и страшно, как на части разламывалась голова. 
–   Очнулась, – облегчённо выдохнул Сергей Горошин. – Наконец-то!
–   А мы так переживали, – добавил Михаил Миров, – я всё время молился за тебя! Лиза, ты нас больше не пугай, хорошо?
Девушка не ответила. Она тяжело стала подниматься. Ей помогли.
«Как себя чувствуешь?.. Всё в порядке?.. Голова не болит?» – сыпались вопросы, но Лиза не отвечала. Голова раскалывалась от боли; и трудно было соображать. Смутное ощущения сна не покидало девушку; и только слова Ангела непрерывно звучали в её сознании: «Твоя душа в плену… твоя душа в плену…» – «Ну и пусть, – мысленно ответила она Ангелу, – не ваше дело, мальчиша!» Перчик встала и тихонько двинулась к выходу.
–   В этом состоянии, Лиза, я не могу тебя отпустить, извини, – взяв девушку под локоть, тихо промолвил Игорь, – тебе надо отдохнуть.
Перчик попыталась оказать противодействие, но душевная борьба и стресс отняли у неё последние силы; и она тяжело задышала.
–   Воздух! – глотая ртом, попросила она, – Мне нужен свежий воздух…
–   Ну, конечно, – кивнул головой Строганов, – я проведу.
–   Я сама, – отодвигая локоть, – слабым голосом промолвила девушка.
–   Ладно, – убирая руку и думая, что она успокоилась, согласился Игорь, – Если можешь сама, пожалуйста. Ребята, откройте окно! – приказал он.
Пока Лиза двигалась в направлении окна, его уже слегка приоткрыли.
–   И вот что, – завершая неприятную ситуацию – пытаясь переломить ход событий на позитивный настрой, предложил Игорь, – нечего глазеть. Давайте все за стол. Рассаживайтесь: всё-таки у нас день рождения: Сергей, коли ты именинник, давай, приглашай к столу, помогай!
–   Народ, находясь ещё в возбуждении, горячо обсуждая события, задвигал стульями. Перчик же прошла к окну и, взявшись за голову, отрешённым взглядом уставилась на угрюмые сосны.
«Они все меня ненавидят! – негативные мысли, цепляясь одна за другую и разжигая в ней ненависть не оставляли девушку в покое. – Они разыграли этот спектакль, чтобы посмеяться надо мной, а я как дура… ношусь с этим пистолетом: “Говорите правду и только правду…” Да где эта правда? На белом свете её не сыскать – кругом одна ложь!»
Вдруг сзади, под самым ушком, возникла провоцирующая, лукавая мысль, произнесённая тихим, елейно-ласковым голоском: «И зачем тебе такая жизнь?..» – да так явно, что Перчик невольно оглянулась: «Кто бы это мог сказать?..» (Не увидев рядом никого, вернула взор к соснам.) – «Вот окно, – “сочувственно” продолжал тот же голос, – вот овраг: прыгай туда – и всё! Конец мучениям: к тому же отомстишь им – всем сразу! Пусть мучаются, а ты успокоишься. Зачем тебе такие мучения? Разве не видно: они же потешаются! Давай, смелее! Ты же смелая девушка!»
         
          Небольшое авторское отступление:
 В реальности… больные шизофренией, зачастую слышат голоса. Иногда эти голоса отдают команды «своим подопечным» и те выполняют. Бывают случаи, когда люди, (подверженные шизофрении) ведут вполне адекватный образ жизни по многу лет и их не отличить от нормальных граждан.                Вот пример из реальный жизни:          
               
2 Марта 2016 г.        …Няня, (…) сегодня призналась в убийстве. Страшное преступление произошло в Москве 29 февраля. 37-летняя няня дождалась, пока родители со старшим сыном уйдут из дома, а затем убила…    четырёх-летнюю Настю. (подробности, как это сделано – рука не поднимается писать…).  Няня в суде, по словам свидетелей, вела себя, как кинозвезда и заявила, что убила по просьбе Аллаха.                Ссылка:            
          Разумеется, многие думают, что это только психическое заболевание, но мне видится в этом случае – убийство «по просьбе Аллаха» – другое: голос дьявола. Он-то и движет людьми, которые вешают на себя бомбы и взрываются в толпе. Он-то (дьявол) организует не только джихад – любое зло: будь то стрельба в школе, одиночное самоубийство и многое, многое другое... (всего-то и не перечислить…)

¬¬¬¬¬¬¬¬
–   Оставьте её в покое и не шумите, – не подозревая, какая буря творится в душе Лизы, уговаривал гостей Михаил, – Лиза успокоится, тогда сама сядет за стол, – и, пригнувшись к уху одной из девушек, тихо добавил: – Верочка…Прошу… как Лиза немного успокоится, займись её обожженной щекой… Хорошо? Что-то мне не нравиться её щека – сильный ожёг: смотри, как припухла. Как мне помнится, у тебя есть аптечка?
– Да, всегда с собой… Конечно помогу, – охотно отозвалась девушка и немедля направилась в прихожую за аптечкой.
                18  ЧАСТЬ
Лиза не спеша подставила стул к окну, встала на него и, потянувшись вверх, взялась за  ручку в форме медного листика. Думая, что ей недостаточно воздуха и зная капризный нрав новенькой, никто не воспрепятствовал. Повернув его и открыв настежь створку, девушка, скинув туфельки, неожиданно взошла на подоконник и выпрямилась в полный рост.
Холодный воздух, ворвавшись в тёплое уютное помещение, пощипывая ноги девушек, мгновенно отрезвил молодёжь, потому как все разом – по поведению Перчик – поняли, что она задумала что-то нехорошее.
Кто двинется с места – сброшусь вниз! – беспристрастно-стальным  голосом объявила девица, – «Апостолу» подойти сюда, вон до того стула, – показывая пальцем, приказала она. Во всей позе девушки сквозила фанатичная решительность. Наступила мгновенная тишина; и воздухе зависло немое напряжение. 
–   Миша, подойди, – уравновешенным тоном попросил Строганов, внутренне разозлившись на себя, что не почувствовал состояние девушки раньше, – мы должны выслушать и понять, что хочет Лиза?
Михаил подошёл до указанного места и остановился:
–   Лиза, не дури, – мягко предложил он, – слезай с подоконника, а то… ненароком и упасть можно…
–   Помолчи, «Апостол», – на высокой ноте перебила Перчик, – вы все меня достали: ваша банда – такая правильная, такая прилизанная – противно смотреть! А более всего мне ненавистен ты!
–   Почему же: я чем-нибудь тебя обидел?
–   Обидел; и даже очень! Все тебя слушают и верят тебе, – она вдруг взорвалась, – а ты врун: нет никакого Христа! Нет, нет и нет! И быть не может!
–   Мы это и наблюдаем, – спокойно отпарировал Миров, – что для тебя – Христа нет, а для меня Он, мой Спаситель, – реальность. Однако если Христа для тебя не существует, почему ты так расстраиваешься? Слезай с окна: поговорим спокойно; давай помогу, – и Михаил сделал шаг, намереваясь подойти.
–   Стой! Не подходи! – предупредила девушка и, зависая, наклонилась наружу, – ещё пол-шага и я там! – и вдруг неожиданно её голос сорвался на крик: «Не говори про Христа! Не говори! Не говори!..»
–   Миша, не надо говорить про Христа, раз Лизонька не хочет, прошу, – попросил Игорь.
–   А что она хочет? – вполголоса спросил Михаил.
–   Что ты хочешь? – повернувшись к Лизе, уточнил Игорь. – Ну, хочешь, я перед тобой на колени встану? – стараясь перевести ситуацию на юмор, спросил он.
–   Пусть «Апостол» встанет, – решительно объявила она. Глаза девушки при этом заблестели особым, торжествующим блеском.
–   Миша, – шёпотом попросил Игорь, – ради всех нас, пожалуйста, сделай это! Если она сброситься – мы все будем мучиться и винить себя.
–   А он не встанет, – всё же услышав, истерично захохотала девушка, – потому как он говорил, что ни перед кем нельзя становиться на колени, как только перед его Христом. Он не встанет; и я сброшусь! Вы же этого хотите? – провоцировала Перчик,– ведь так? Почему меня все ненавидят?
–   Обещаешь сойти с окна, если он встанет? – не вступая в спор, уточнил Игорь.
–   Клянусь! – не задумываясь, кивнула головой девица. – Да только он не захочет.
–   Миша, пожалуйста… – вновь попросил Игорь. – Неужели для тебя твои религиозные правила важнее жизни человека? Я думаю – нет! Я понимаю, это унизительно, но будь выше этого унижения, пожалуйста!  А давай всё же я встану вместо него? – обратился он к чрезмерно-возбуждённой девушке.
–   Нет, но только «Апостол»! – упёрлась Перчик и сразу услышала – будто прозвучавший где-то рядышком, над самым её ушком – льстивый голосок: “Как только Миров встанет на колени – это будет твоей победой, Лизонька, что его вера – фальшь!” –  И тут же, в наслаждении – предвкушая поражение «Апостола», Лиза истерично захохотала: – Давай, «Апостол»! Давай, смелей! Не уж-то струсишь? Аль колени не гнутся?
«Миша… Миша... Пожалуйста!..» – со всех сторон стали упрашивать окружающие, – «Ты всегда был самым сдержанным и самым разумным из нас!..  Сделай, что она просит: это будет только как в театре – понарошку!.. Мы понимаем твою веру; и пусть этот шаг будет только как уважение к нам… Никто не просит тебя отречься от Христа. Это только понарошку, понимаешь?..»
–   Всё, хватит причитать до бесконечности, – перебила Перчик, – считаю до десяти: если «Апостол» не будет стоять на коленях я «улетаю». Раз…
–   Подожди, – жестом руки остановил её Михаил: казалось – по тону его голоса – что он что-то придумал. – Лиза, я согласен, если буду смотреть, куда хочу.
–   Смотри, куда хочешь, мне до лампочки!
–   Я развернусь к этому окну, – Миша указал на другое окно.
–   Ты согласна? – уточнил Игорь, и, отвернувшись, тихим шёпотом произнёс: – Ох и дура: а ведь и действительно может прыгнуть! «Как же я не заметил, что она обкурена?» – мысленно осудил он её, не зная, что эта девушка не употребляет наркотики.
–   Да как угодно, пусть только встанет! – настаивала потерявшая здравое рассуждение девица.
–   И ты точно сойдёшь с окна? – уточнил Строганов, настраивая на данный момент в его глазах сумасшедшую – на мирный лад и опасаясь, как бы она всерьёз не выпрыгнула. – Обещаешь?
–   Я уже поклялась, куда больше?
–   Хорошо, Лизонька, мы тебе верим; ты же не подведёшь? Держись крепче!
Перчик, дрожа от нервного срыва, не ответила. Её тело, несмотря на леденящий морозный воздух, взмокло; и её колотило. Её губы посинели; и подбородок дрожал так же, как и руки. Казалось: её тонкие, голубые пальчики не удержат – ещё секунда и она сорвётся вниз.
–   Миша… прости нас, так надо… поторопись! – извиняющим тоном, с большим усилием выдавил из себя Строганов, понимая, что на данный момент ничего не может придумать лучшего.
–   Хорошо, – вставая с места, удивительно спокойно ответил Михаил, – только не просите встать с колен, пока я сам не встану.
–   Да сколь угодно стой! – обрадовавшись, воскликнула Лиза. – Вот посмеёмся!
Михаил пошёл к столу, взял Библию и прошёл на место, указанное Лизой. Далее, отвернувшись от красавицы в другую сторону, он встал на колени и, раскрыв Библию, стал довольно громко, с уверенностью молиться:
–   Господь мой, Всесильный, Всеведущий и Любящий! Ты видишь, что происходит в этом зале; и ты так же видишь, что происходит в душе этой девушки, которой очень и очень плохо и которая до предела измучилась! Прошу тебя, Иисус Христос, спаси эту молодую душу, помилуй её!
–   Замолчи! – резко вскрикнула Лиза; и все поразились, насколько сильно воздействовала молитва: словно на раскалённую сковородку с маслом вылили воду. Её затрясло, задрожали губы; будто по причине сильной головной боли она двумя руками схватилась за виски. – Немедленно замолчи! Замолчи, замолчи! Не говори о Христе! – разворачиваясь к лесу, диким криком возопила она. Несомненно, Перчик собралась выпрыгнуть, но внезапный порыв ветра качнул открытую створку окна в её сторону, ударив по плечу. Раздался звон разбитого стекла.
–   Ой! – вздрогнула Лиза, невольно схватившись за перекладину и, замолчав, взглянула на плечо, с которого потекла кровь. Казалось, на секунду сознание девушки вернулось в реальность. Платье девушки – от мокроты под непрерывным снегопадом – взмокло, прилипло к спине, её синеющие босые ноги утонули в снегу, который немало намело на подоконник, и – казалось, девушка превращается в живую сосульку. 
–   Миша, немедленно прекрати молиться! – испугавшись, что Лиза в действительности сможет сделать роковой шаг, воскликнул Игорь. «Миша!.. Миша!..» – со всех сторон вспыхнуло возмущение ребят, – «Хватит, Миша!.. Хватит!.. Прекрати же, наконец!»
–   Господь… – не обращая внимания на просьбы друзей «прекратить», Михаил продолжал молитву. – Христос, пожалуйста, прошу во имя Твоё, которое есть Любовь, смилуйся над ней, не дай лукавому погубить её...
Некоторое время Лиза отрешённым взглядом рассматривала, как по руке стекает кровь, затем, как видно не чувствуя боли, расхохоталась громким, истеричным смехом:
–   Что запричитали: крови испугались? Сейчас будет много крови.…
–    Не отдавай сатане душу этой девочки, – прерывая завывание ветра за окном, продолжал Михаил, – прошу…
–   Веселитесь, веселитесь, апостолы – нервным смехом продолжала смеяться девушка, – Будет вам праздник! Насмеётесь… особенно, когда полиция приедет.
Игорь, воспользовавшись её «весёлостью» тихонько стал подходить, дабы схватить девушку, но она была начеку:
–   Стоп, Игорёша: пол-шага и я там, – остановила она, – думаешь, я слепа?
–   Господь, – продолжал Михаил, – никто не сможет остановить Лизу. Никто не может спасти её душу, кроме Тебя! И я твёрдо в это верю, Бог мой. Ты – всесилен!
–   Твой Бог, что-ли остановит? – пуще прежнего хохотала Лиза, – Где он, твой Бог? А если твой Христос существует, пусть попробует сохранить мою жизнь, пусть! Ты говоришь, что Он всесильный? Вот и посмотрим! – Перчик подняла руки вверх, отпустив рукой перемычку, за которую держалась. Её отрешённый от мира, обезумевший взгляд в эту секунду выражал полное бесстрашие и решимость. Сильным порывом ветра качнуло её тело и она, как видно – всё же испугавшись – механически схватилась за раму с разбитым стеклом, и тут же от боли, как от огня бросила её.  Девушку качнуло следующим, более сильным порывом: она потеряла равновесие и, взмахнув руками, невольно ухватившись за штору – увлекая её за собой – сорвалась вниз. Гардина, на которой висела штора, оторвавшись от стены, пролетая, с треском зацепила раму, брызнули стёкла; и девушка вместе со шторой, перекладиной и кусками разбитой рамы ухнули вниз. 
Шок парализовал присутствующих. На несколько секунд наступила тишина; и только ледяной ветер, врываясь в открытое окно, бросал в лица опешивших гостей колючий снег. Подбежав к окну, ребята заглянули вниз. Глубоко внизу, в густой кроне сосны, они увидели зацепившуюся штору, ниже которой в нелепом положении едва просматривалась женская фигурка.
–   Лиза, ты жива? – с замиранием сердца прокричали ребята.
–   Ой, мне больно! – сквозь шум ветра, едва слышно донеслось снизу. – Помогите!
–   Ребята, за мной! – скомандовал Игорь; и шокированная компания посыпала на улицу.
Строганов, первым подбежав к сосне, с тревогой взглянул вверх: «Лизонька, ты как?..» – со страхом спросил он и, не дыша, прислушался…» 
–   Мне больно! – тихо простонала Перчик. – Долго не удержусь, помогите!
–   Лиза, ты ногами, если можешь, обопрись! Держись! – пытаясь подбодрить девушку, он полез на обледенелое дерево. – Мы сейчас: скоро…
–   Я так и делаю, но всё во льду – трудно стоять… ой, плечо! Моё плечо… боль-но… – ослабевшим голосом проголосила девушка и вдруг заплакала. – О, Господи, – не стесняясь ребят, которые карабкались по обледенелым веткам, вслух начала молиться она, – прости меня! Помоги мне, пожалуйста! Прости меня, что я отрицала Тебя, бежала от Тебя и унижала Тебя, Христос! Прости за мою неправильную жизнь, за все боли, которые я причинила Тебе. Я давно знала, что Ты отдал свою жизнь, там, на голгофском кресте за меня, а я не верила. Тебя били! Тебе рвали кожу! А потом вбили гвозди в руки и ноги – это всё это должны были сделать мне – О! Сколько зла я сделала людям!? Но Ты меня простил и взял предназначенное для меня наказание на Себя!!! Господь мой, Иисус Христос! Ты раскрыл мои глаза; и я только сейчас увидела Твои страдания и полюбила Тебя, мой Спаситель. Я буду Тебе служить. Тебе одному поклоняться! Живи в моём сердце, Иисус Христос! Слава тебе, что Ты простил меня и любишь меня – и не только меня, но и моих друзей! Слава Тебе, что Ты открылся мне, ничтожной из всех людей! Господь, помоги моим друзьям увидеть Тебя, поверить, что Ты – единственный, кто может спасать!
–   Ребята, девочки, – после молитвы ко всем обратилась Лиза, – простите меня, я была, как обезумевшая, потому что… я это только сейчас поняла: потому что я была под влиянием общества сатанистов. Не бойтесь меня. Теперь же в моём сердце живёт Христос. Он есть – сама Любовь; и теперь я чувствую, что люблю вас всех также, как и Христос, Спаситель мира!
«Вот это перепады!? – продираясь к девушке сквозь густые, обледенелые ветви, искренне удивлялись ребята. – Неужели Христос действительно вошёл в её сердце?» (Они помнили – о таком явлении не раз говорил Михаил Миров.) – «Но, когда?.. – изумлялись они, – как же это произошло с Лизой; и почему же мы пропустили этот момент?» – «ломали» они голову. –  «А почему же тогда Христос не открылся нам? – спрашивали друг друга девочки. – Если даже сатанистке явился Христос, – с ревностью обсуждали они между собой случившееся, – то почему нам не явится? Мы что: хуже неё?» – «Подождём, – рассуждали оставшиеся внизу ребята, – Лизу спустят; и всё объяснится». – «Какой там Христос!? – размахивая руками, с гневом доказывала Оксана. – Скорее всего, Лизка головкой ударилась, вот и несёт чушь». – «Сама ты головкой ударилась, – возразил кто-то из девочек, – вся желчью исходишь. Твой парень смылся, вот и злишься на всех! Ты послушай, что Лиза говорит: она же прощенья просит!!! Разве ты не видишь её искренности?» – «А я тоже хочу, чтобы и мне явился Христос! – мечтательно промолвила Оля. – И очень давно… чтобы Он простил и меня, – и вдруг, не стесняясь окружающих, неожиданно заплакала, подняв взор к небу: – «Христос! – тихо взмолилась девочка, – прости и меня, пожалуйста. Прости и помилуй…»
Молитва девушки была почти неслышной, но в завершении она сквозь слёзы радостно воскликнула: «Ты здесь, Господь! Ты здесь; и Ты услышал меня!? – Оля развернулась к подругам и, прыгая от радости, повторяла: – Он здесь! Он здесь! Он услышал меня!»
Девочки тут же окружили Олю: «Ты что-то почувствовала?» – «Так, где же он?» – «А почему я не чувствую?» – «Как ты это поняла?» – Непрерывно сыпались вопросы. Глаза Оли сияли, как никогда. «Девочки, мои дорогие, – обнимая их, делилась она радостью, – я увидела его сердцем и тут же приняла его дар! Дар спасения. Я успела, успела, успела! – прыгая, восклицала она. – Я спасена! Христос любит меня, а я Его, моего Спасителя! Слава Ему!»
–   Вот, – отходя в сторону, недовольно пробурчала Оксана, – и эта туда же… Ну та, курица на ветках, понятно, ненормальная сразу была, а сейчас и подавно… Но эта!? И что у нас такое творится – скоро все с ума сойдут?
       Ветер прекратился, снег тоже. Спускали Лизу тяжело, долго: сама девушка спускаться не могла. Иногда она тихо постанывала и благодарила ребят. Наконец, когда Перчик опустили на приготовленный плед – гости, окружив её плотной толпой, смотрели на Лизу с переживанием и внутренним страхом: как она?..
Одна рука девушки была выбита в плече, с которого стекала кровь, также как и с кисти и с лица – О! Боже! – веткой разорвало щеку, но Лиза, находясь в шоке, как будто вовсе не чувствовала боли. Молодёжь засуетилась: кто-то уже притащил йод, бинты, пытаясь на ходу перевязать руку. Девочки с состраданием, бережно прикладывали бинты к щеке и… морщились. На их лицах невольно проявлялось сочувственно-скорбное выражение.
Лиза же наоборот… Смотрела  на одноклассников сияющими глазами; и этот контраст – травма… вкупе с сияющими глазами… – ввёл присутствующих в ещё в более удручающее состояние. 
–   Друзья! – радостно объявила она. – Я спасена!
–   Ну, да… вот и хорошо… Ура! – поддерживая пострадавшую, кто-то невесело тихо крикнул.
–   Вы не поняли, – уточнила Лиза, – я спасена Иисусом Христом! Он мой Спаситель!
–   Ты его видела, Христа? – язвительно подзадела Оксана. – Покажи, где он?
–   Да, видела, но не глазами – сердцем, – на ходу делилась Лиза, когда её осторожно несли в дом, – Иисус теперь в моём сердце. Простите меня, мои дорогие. Теперь вы не представляете, как я вас люблю! Всех без исключения, а Михаила, кажется, больше всех. Это через него Христос коснулся моего сердца: и теперь я – другой человек; и я отрекаюсь от сатанистского общества и от всего, что было с этим связано. Простите меня за моё поведение.
–   Лизонька, дорогая, – на ходу поправляя плед, поделилась Оля, – я только что уверовала в Христа!
–   Слава Богу! – поддержал идущий рядом Сергей Горошин, – Представляете: я также принял в своё сердце Христа этой ночью, вернее ранним утром – это разве случайно?
–   Конечно же, нет! – радостно воскликнул Вадим, – Именно утром!? Утром и я покаялся! Господь велик; и только Он может творить настоящие чудеса!
Одноклассники, горячо обсуждая случившееся, подняли Лизу наверх. Уложив её на диван, засуетились, забегали: перевязывали ей плечо, кисть руки – порезы от стёкол. Андрей Смирнов зачем-то притащил палку и примерял её к руке пострадавшей.
–   Да убери ты этот дрын! – возмутился Строганов, – чего ты с ним таскаешься?
–   Шину надо наложить, – возражал Андрей, видишь – рука повисла, наверное, сломана…
–   Да не сломана рука – плечо выбито, сейчас «скорая» приедет, уже вызвали – там и поправят.
   Одноклассники дружно приводили помещение в нормальный вид: откуда-то нашли плёнку для парника и оббивали ею окно. Девочки подметали битые стёкла, снег, наметённый ветром; вытирали расстаявший. Пострадавшей оказали первую помощь, но народ не успокоился. Всё ещё находясь в большом возбуждении – не столько от падения девушки в овраг, сколько от резкой перемены её поведения – многие не отходили от девушки. Они вновь и вновь задавали ей бесконечные вопросы – по большей части о том… как же она смогла увидеть Христа?.. которого они… – не видят?  Лиза каждому отвечала; и с её лица не сходила сияющая улыбка.
–   Вы не можете представить, дорогие мои, – у Лизы вновь покатились слёзы, – как я вас ненавидела – моя ненависть росла с каждым днём, особенно на Михаила. Где он? Пусть подойдёт.
–   Я здесь, – откликнулся Миров, подойдя ближе.
–  Мишенька, спасибо тебе за молитвы. Спасибо, что ты вымолил у Господа мою душу. Представляешь, я призывала дьявола помочь мне и чувствовала, что тот помогает: у меня даже появилось бесстрашие совершить самоубийство. Я жаждала этого, как алкоголик спиртного, однако  моя душа плакала. Спасибо, Миша. Всем спасибо, – продолжала Перчик, – особенно Игорю: это он пригласил меня в вашу прекрасную группу.
–   Да ладно, – неловко пожал плечами Строганов, – пригласил да пригласил: что особенного? Но я лично рад и восхищён твоим состоянием. Неужели ты не чувствуешь боли?
–   Чуть-чуть, – улыбнулась Лиза, – ребята, спасибо, что вы у меня есть. А где Оксана? Что-то я её не вижу: пусть подойдёт (её тут же позвали), – Оксана, прости меня, – протянув руку и взяв девушку за запястье, ласково попросила Перчик, – я наговорила Владимиру на тебя много лжи и, думаю, что он по этой причине и покинул этот прекрасный клуб. Пожалуйста, прости меня! Я это исправлю, как только поднимусь на ноги: найду его и расскажу, что лгала. Прости, я так виновата…
Лиза заплакала от осознания вины, взяла руку Оксаны в обе свои руки и стала нежно гладить. 
–   Вот ещё: простить? – Оксана резко выдернула свою руку. – Лгунья! Теперь вот расхлёбывай!  А я ухожу от вас! – и она, бросив осуждающий, короткий взгляд на окружающих, быстрыми шагами направилась к выходу.
–   Оксана! – воскликнул Строганов. – Вернись!
Игорь догнал девушку и встал на её пути:
–   Ты не можешь просто так нас покинуть, – строго заявил он, – мы же столько лет дружим!
–   Уйди! Я вас всех ненавижу! – со слезами на глазах воскликнула девушка, но Игорь не пускал.
–   Отпусти её! – слабым голосом попросила Перчик и немного помолчав, добавила: – Её можно вернуть только любовью. Мы будем об этом молиться: теперь нас, как я вижу – уже четверо!
–   Нет, пятеро, – отойдя от Оксаны, отпуская её, объявил Игорь и тут же вернулся к Лизе:
 – Я тоже хочу, чтобы Христос принял и меня. Давно желал бы этого, да какой-то ложный стыд – что об этом подумают люди – меня сдерживал. А сейчас я подумал: а что, если, к примеру, случится авария на дороге; и я не успею? Можно я повинюсь перед Христом, только плакать не буду?
–   Конечно, плакать совсем не обязательно, – поддержал Миров. – Христос ждёт: и, если хочешь, помолись прямо сейчас: говори то, что у тебя на сердце…
Игорь только начал говорить, как слёзы раскаянья, которые он не мог сдерживать, обильно покатились по его щекам. Пока он молился, стали подходить ребята и девчата. Это был настоящий прорыв к Небесам. Одноклассники не стесняясь, обращались к Иисусу Христу и, получая дар спасения, в радости обнимали и поздравляли друг друга.
Евгений Таранов  5 февраля 2017г.


                Конец первой книги.
                ( Продолжение следует.)

 
Дорогой читатель: спасибо, что уделили Ваше ценное время.
Я вполне соглашусь, если кто-нибудь скажет, что история выдуманная,
хотя многое взято из жизни…

Однако давайте всё же рассмотрим:
Что же в реальной жизни предлагает нам Бог?               
               

• БИБЛИЯ, ДЕЯНИЯ АПОСТОЛОВ, 17 ГЛАВА, СТИХ 30.
Он, (Бог!)  будучи Господом неба и земли, не в рукотворенных храмах живет  и не требует служения рук человеческих, [как бы] имеющий в чем-либо нужду, Сам дая всему жизнь и дыхание и всё.  От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию,  дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас:  ибо мы Им живем и движемся и существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: 'мы Его и род'.
Итак мы, будучи родом Божиим, не должны думать, что Божество подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого.

 ИТАК, ОСТАВЛЯЯ ВРЕМЕНА НЕВЕДЕНИЯ, БОГ НЫНЕ ПОВЕЛЕВАЕТ ЛЮДЯМ ВСЕМ ПОВСЮДУ ПОКАЯТЬСЯ,
ибо Он назначил день, в который будет праведно судить вселенную, посредством предопределенного Им Мужа, подав удостоверение всем, воскресив Его (Христа) из мертвых.
               
Дорогой читатель, а почему бы тебе прямо сейчас не сделать попытку мысленно   обратиться к Иисусу Христу, даже, если и не веришь? Если не веришь - можешь проверить и узнать точно: есть ли Бог? Существует ли Христос реально?                Как проверить? Мысленно попроси Бога открыться для тебя.
И Бог ответит, хотя необязательно в тот же момент.               
ПОПРОБУЙ…
Если Бога нет, что потеряешь при такой просьбе?  Ничего же?.. 

ВЫБОР ЗА КАЖДЫМ ИЗ НАС…