Маркиз во фраке и жасмине эзотерический романГл71

Глава 71

Сбор у Поцелуевых

Между тем в ШИЗО Фок проводил небольшое текущее совещание. Присутствовали, естественно, все, кроме сумасшедшего Люба, погруженного как всегда в самого себя и находящегося неизвестно где. Недисциплинированность Люба была настолько привычной, что никто о нем и не спрашивал.
— Итак, — сказал Фок, — команда котов, собравшаяся у «Голдэн Бэя», вобрала в себя многое.
— Теперь, в одной группе они могут самообучаться и учиться друг у друга, — добавил Уч.
— У них есть чувства, — сказала БИПС.
— У них есть сила, — сказал Фок.
— У них есть ум, — сказал Фил.
— Они прикоснулись к картам Таро, — сказала Ленорман.
— Они катались на Душевозе-Колеснице, — сказал Кон.
— То, что мы пытаемся вырастить в Маркизе, в этой группе присутствует у всех вместе. Группа и индивид — вековечные проблемы, — сказал Фок.
— А не слишком ли мы много навешиваем на кошек? — Как всегда засомневался Фил. — Мы хотим их вовлечь во все проблемы земли: в понимание устройства мира, в действие сил и колеса фортуны, в проявление времени и его связи со смертью, в путешествии по внутреннему миру в колеснице и круговерти колеса фортуны...
— Что делать, — пожал плечами Фок, — кошачьи проблемы ушли недалеко от кошачки человеческой. Посмотрите на этот сбор у Поцелуевых.
На веранде у Леши и Гали Поцелуевых тем временем собрались Наташа и Андрей Белогрудовы, Виталий и Галя Фотограф, Саша и Света Качковы, Таня и Роберт Байрон, Леня и Катя Глуховы. Двенадцать человек еле-еле разместились за столом, стоящим на веранде. Но Гале Поцелуевой нравилось, когда у нее собиралось общество, в хорошем смысле слова. Чувствовалось что-то от комсомольских сборов.
— Нас здесь двенадцать человек, как у Христа на вечере, — подсчитал гостей Андрей.
— Иуду мы уже прогнали, — сказала острая на язык Галя.
— Кто это Иуда? — удивилась Наташа Белогрудова.
— Да все тот же, кто Лешу за тридцать сребреников продал, — едко сказала Галя. — Ну скажи, Наташа, как можно верить человеку, который обещал через месяц деньги отдать, а теперь говорит, что они пропали. Леша из-за этого работой поплатился, и теперь мы в Москву должны ехать. Леша, правда, юристу заплатил, чтобы тот через суд и предъявленные векселя деньги назад отыграл, но что за люди... что за люди...
— Галя, — сказала Наташа Белогрудова, — все люди одинаковые. Мы сколько банкиров с семьями принимали, они все вынюхивали, разведывали, высматривали, все нам какие-то предложения делали, а когда коснулось оплаты за маркетинговые услуги, сразу от всего отказались. Уксус скуксился, Прыщ прищерился. Андрей целый год на них как папа Карло работал, все лесные фирмы поднял на уши в Европе, в России, даже в Сыктывкар слетал на лесную фабрику... и ничего... Они на мясокомбинат, видите ли, переключились. А сейчас на Кипр Андрей их вызвал и хотел потребовать свое, так те сразу дурочками прикинулись. Вот такие люди. Они там на мясные деньги озера с карпами покупают. Напробовались, сволочи, на Кипре мясных и рыбных мезе. Теперь у нас сплошные затраты по оффшорке.
— Морды за такое бьют, — прямо сказал Саша Качков.
— Морды будем после бить, я вина хочу, — засмеялся Леня Глухов.
— Ты, Леня, веселый, потому что уезжаешь с Кипра? — спросила Галя.
— Да, свершилось, сам того не ожидал, но визу в Канаду получил, — важно сказал Леня.
Леня и Катя Глуховы были из Украины, из Донецка. Приехали они на Кипр вместе с сыном Димочкой, которому тогда было 11 лет, три года назад. Леня в Донецке занимался торговым бизнесом, естественно совмещенным с воровством и бандитскими разборками. Бизнес закончился побегом с хорошими деньгами на Кипр. Все пошло дальше по сервису, предлагаемому местными законами. Леня купил 7-местный джип «Паджеро» с дизелем и всеми мыслимыми и немыслимыми аксессуарами, антеннами, колонками, плеерами. Купил дом с верандой, недалеко от моря, устроил сына в Средиземноморскую школу, арендовал офис и открыл 10-тысячную оффшорную компанию. Он хотел не только развернуть бизнес, но компания давала ему статус директора и розовую карту для него и всех членов семьи. Получив, розовый вид на жительство как водится на Кипре на три года, семья Глуховых зажила спокойной буржуазной жизнью. Но в европейский бизнес Глухову вписаться не удалось. Не прошли проекты с поставкой дешевой воды для пивзаводов, поставкой строительной оградительной сетки, используемой при строительстве дорог, не удалось оффшорной компании посредничество по продаже технологического оборудования в Россию... Смешно, не зная языка и местных законов, имея только примитивный полуворовской украинский опыт торговли и челночества, рассчитывать вписаться в западную конкуренцию. В общем, ничего не удалось, а вывезенные деньги подошли к концу. Увы, такой путь на Кипре прошли многие люди, уехавшие из бывшего Советского Союза. Глухов вынужден был понять, что дело глухо и надо изыскивать деньги. Денег не хватало даже на обучение сына. Он кинулся продавать дом и джип, но местные торговцы недвижимостью и движимостью поставили ему настолько бросовые цены, что легче, как говорят, было отдать все даром. Душа хохлацкого торговца протестовала, и Глухов начал нищенствовать на Кипре. Катя устроилась к богатым новым русским прачкой, а Леня стал работать по уборке и уходу за садом в Русском доме. Так они довели свой семейный прожиточный минимум на Кипре до 50 фунтов, или примерно 100 долларов. Все дело шло к тому, что с просроченной и не продленной визой, эмиграционные службы уже готовились их ставить на стоп-лист и высылать с Кипра. Но в это время и пришло Лене разрешение на выезд в Канаду.
— Как же тебе, Леня, удалось получить визу? — спросил Андрей.
— Когда я, три года назад был в Польше, то там мне друзья помогли подать заявление на эмиграцию. Я заполнил все анкеты для канадского консульства, и потом, через полгода прошел собеседование. Но я сделал это так, на мыло, как говорят. И вот получилось. Слава Богу, что в Донецк не придется ехать.
— Да, — сказал Леша Поцелуев, который в Канаде проработал во внешторге три года, — в Канаде хорошо, социальные гарантии, работой обеспечивают, детей можно бесплатно учить, тебе повезло Леня.
— Еще бы! — воскликнула Катя. — Я уже совсем отчаялась, ни в России, ни на Украине, ни мы, ни наши дети никому не нужны, да и русский язык, грамматику, Димочка забыл, зато по-английски хорошо говорит, очень много отцу помог здесь, ну а в Канаде само собой поможет.
— Молодцы, — сказал Фотограф, — Россия не стоит доброго слова, а все там идет к Совку.
— А ты, Виталий, — вдруг взвился Саша Качков, — где был за рубежом? Ты был в Америке, Канаде?
— Нет, потому что меня не выпускали, я же на телевидении работал оператором и у меня соответствующий запрет был, а то ты не знаешь!
— Ну и молчи, — продолжал ворчать старый чекист. — Я объездил весь мир, и в Америке пожил, дай бог каждому, и скажу тебе, что лучше Росси ничего нет. Просто мы не можем навести порядок. Потому что Зюганов, коммунист долбанный, не туда ведет партию. Я насмотрелся западной хваленой демократии и считаю себя только коммунистом, до кончика вот этих дырявых тапочек.
— Вот такие коммунисты, как ты, и довели Россию, — взвился Фотограф, — по загранкам ездили, на халяву на доллары жили, а крестьяне на вас пахали.
— Они на себя пахали, на колхозы и совхозы, но детишки при коммунистах не голодали, — ответил разбушевавшемуся фотографу, не менее разбушевавшийся бывший ООНовец. — Зато сейчас дерьмократы, многих в скотов превратили, а ваши хваленые американцы их к власти и привели, чтобы страну нашу развалить. Чего мы добились? Было два полюса, и они сдерживали друг друга, а теперь хозяева жизни американцы. Это ты, Виталик, своей идеологией шестидесятника разложил наше общество по подсказке ЦРУ, а я работал и помогал стране быть сильной военной державой.
— Ради чего быть сильной? — не унимался Фотограф — Чтобы на всех доносить, всем рот зажимать, сталинские лагеря прославлять. Стоило мне на телевидении сказать не то слово, как меня вышибли с работы, а до этого давали грамоты, отмечали денежными премиями, считали классным фотографом и профессионалом. И заметь, служивый человек, что это было еще до прямого преследования Сахарова и Солженицына.
— Да не причисляй себя к ученым и писателям, они хоть в этом профессионалы, а ты, я слышал, потом на Кубани жил, и дурил головы председателям колхозов, снимая про них фильмы. И сейчас, гляжу, аппаратуру с собой таскаешь, на Кипре хочешь заработать? А у тебя какой здесь статус? Визитера? Вот и визитируй, а не балаболь языком про демократию, ты даже по-английски ни одного слова не знаешь!
Как не парадоксально Виля-фотограф, действительно, с 60-х годов преклоняясь перед Америкой и всем американским, тем не менее, не удосужился выучить английский язык и не сделал попытки уехать в любимую Америку. Получалось, что один из спорщиков Америку ненавидел, но прожил там более десятка лет, другой — боготворил Штаты, но большую часть жизни просидел на Кубани, где делал документальные фильмы о председателях колхозов, а на заработанные деньги даже купил там дом.
— Может язык я и не знаю, но зато я профессионал и могу делать фотосъемки и фильмы, — гордо сказал Фотограф.
— Подумаешь фото, — хмыкнул Качков, — накупил аппаратуры, да и жмешь на кнопки. А дай тебе плохонький фотоаппарат-мыльницу и много ты нащелкаешь?
Непонимание Качковым профессионального фотографического искусства задело Ленина-фотографа больше всего. В какой-то мере это перечеркивало его смысловые жизненные установки, а такого он уже стерпеть не мог. Бог с ней с политикой, Америкой. Когда русские собираются, то без споров и ругани о политике не бывает. Но затронуть душу, художественное видение... Для фотографа это равносильно было фразе: «Сам дурак!»
— Да, я человек творческий, а ты, стукачок, не надоело ли? Времена то уже другие, чтобы за всеми следить.
— Да, что за тобой следить, ты вон виден. Тебе советская власть все дала, всему научила, дедушка твой, как ты сам говорил, Ленина в театре играл, и ты сам на него похож, а внутри гнилой человек!
— Извините, друзья, но мне здесь делать нечего. За одним столом я с коммунистами не сижу! Не сидел и сидеть не буду. Прости, Леша, извини, Галя, но мы уходим!
Семья фотографов ушла. Но и Качковы сразу засобирались. Не было настроения выпивать и закусывать. Споры и крики стариков как-то расстроили остальных. Они навеяли мысли о неустроенности и раздрае в России. Глуховы тоже быстро откланялись, сославшись на то, что надо собираться и готовиться к отъезду. Остались только пить чай Белогрудовы и Байроны, и разговор приобрел более мирный характер.
За фотографом, тем не менее, последовал Котбром, которого тот приласкал и накормил. Затем, определившись с довольствием, доктор вернулся к друзьям.