Смерть бывает разная

        Михал Михалыч слышал от матери эту почти сказочную историю. И ещё он знал, что может быть Ежов, сохранив ему жизнь, спас жизнь своей дочери, она жива до сих пор. Во всяком случае, была жива ещё недавно, о чём ему рассказывал его друг, тоже прошедший мясорубку лагерей, писатель Олег Волков.  А сегодня он прочитал письма, адресованные Оленькой Олениной в никуда. И заплакал – так как умела любить и прощать эта великодушная девушка, не мог никто! И содрогнулся своей  личной нечеловеческой жестокости. Это он, именно он, такой правильный и этичный, погубил её жизнь. Он, в ослеплении обиды и в великой своей гордыне, возложил на неё вину за чужие грехи и в первую очередь за свой собственный болтливый язык!
        И он раскаивается!  Раскаивается, раскаивается, раскаивается, слышишь ты, Господи!!!

        После прогулки с Бонитой возле  покрытого льдом пруда, где на катке звенела веселая молодая жизнь, он вернулся домой. Еле дошел. Сказывалась предыдущая бессонная ночь и полный душевной муки и сознания вины, день, и грызло и томило душу чувство безнадежно, и что угнетало больше всего, по собственной вине испорченной жизни. Он прилег на диван и, укрывшись клетчатым пледом, задремал.
        Ему снился  светлый, с большими нарядными окнами, дом над неширокой в этих местах рекой Окой. Он был там всего лишь однажды – в четыре еще беспамятных детских года и помнить его не мог. Но память, как  большая кладовая, оказывается, хранила и эти воспоминания. Невероятно, но она даже сохранила круг белой сирени, растущий  возле беседки стоящей на высоком берегу. И как они ели ягоды лесной земляники, парящие в пене взбитых сливок. Сквозь сон он почувствовал вкус и запах тех ягод на своих губах.
        И вспомнилось лицо прадеда – графа Лаврова.  Вот он разговаривает с Мишиной бабушкой – своей дочерью. И вроде бы укоряет её за что-то. Но потом берет Мишеньку ласково на колени, и тот играет его боевыми медалями, полученными за освобождение Болгарии…
        Шубин резко дернулся и проснулся. Вот он знак и разгадка!
        Да, Катя Бурмистрова их крови! Иначе слишком было бы странное совпадение. Её бабушка родом из соседней с поместьем деревни, которая во времена крепостного права принадлежала графу Лаврову. И потом, получив свободу, не все крестьяне покинули господский дом – некоторые остались продолжать работать горничными, истопниками и лакеями.
        Граф был страшно охоч до женского полу. Но это ещё ничего не значит. Это ещё не доказательство, что он передал свои гены Катиной прабабке. Да, был любострастен. Ну и что?
        А ничего! Катя - его потомок и баста!  На её лице, помимо сходства с матерью Шубина, есть неопровержимый, передающийся из поколения в поколение Лавровых, знак,  что она их крови. Это было с самого начала настолько очевидно, что он просто не замечал  этого знака!
        У графа Лаврова были странные очи. Редкостной окраски – один зеленый, а другой карий - разноцветные глаза! И такие же глаза были у матери Михал Михалыча!
        И у Кати Бурмистровой левый глаз был зеленый, как их фамильные изумруды, а правый золотисто-карий.
        Точно такой  же странной раскраски, как у старого графа.

        Миша, блаженно улыбаясь, поплыл в великую ночь Вселенной. Яркие звездные караваны величаво проходили мимо него - за Большой Медведицей, играясь, гналась Малая, как детеныш, как медвежонок; созвездие Гончих Псов охотилось на  созвездие Лебедя; Лев, раскинувшись вальяжно на звездной полянке, мирно беседовал с Тельцом. Серебряная Вероника все чесала свои длинные светлые волосы. И путешествуя со скоростью мысли среди этих созвездий и галактик он был бесконечно мал и бесконечно велик одновременно, он сразу же узнал все тайны мироздания, и удивился как они величественно-просты. Он увидел прошлое и будущее Земли, этого прекрасного мира, где он гостил так недолго – всего лишь восемьдесят девять лет. И где физические и нравственные страдания –  проверка на прочность веры и души, которой предстоит жить еще долго-долго… – целую Вечность.