Николаич, я и другие. На море

Ветер рванул парус. Тяжёлый гик со скрипом пролетел над головой, успевшего пригнуться, Николаича. Яхта резко накренилась. Напружинились ванты, подобрались шкоты, закипела за бортом вода. 
— Николаич! Как идём?!!! А..! — Пытаясь перекричать свист ветра, шум воды, вопил я.
— Представляешь, как выйдем на ней в Чёрное море!

Ходить в море под парусом была моя вожделенная мечта, вроде как Рио-де-Жанейро и белые штаны у Остапа Бендара! Мне этого так хотелось, что, гоня прочь всякие сомнения, искренне верил в такую возможность. По этой причине   был очень убедителен. Уговорил Николаича. Утверждал:
– Договоримся с пограничниками, они позволят нам выйти в море!
Это было в то время, когда наша страна называлась СССР, а я был молод и самоуверен.

Яхта — разборный швертбот, упаковывалась в три большущих, тяжеленных брезентовых мешка. Весом восемьдесят килограммов!!! Для её транспортировки сам изготовил тележку. Сколько было задора! — Таскать такую тяжесть в одиночку?!
Девчонки, с работы, помогли сшить спасжилеты... Я подумал:
— В яхте хватит места на четверых — взял и пригласил их с нами... Пригласил не по тому, что…, а так, для компании. Ну, в общем, пригласил! Мой друг, большой любитель прекрасного пола, воспринял это известие спокойно. Я расслабился, предвкушая прекрасный отдых!

***
— Это, куда с таким багажом!? — Преградила нам путь в вагон телом, тяжелее яхты, проводница.
— Размеры по стандарту 40х60х120... — объяснял я.
— Ничего не знаю! С этими мешками! Всё купе завалите!
После уговоров-переговоров она снизошла:
— Возьму, если упакуете всё на верхнюю полку.
Мы упаковали!!!

Туапсе. Железнодорожный вокзал, постройки пятидесятых годов прошлого века. Провинциальный, маленький, белый — колонны, арки, часы. Белёная извёсткой, парковая скульптура. Большущие, сочно-зелёные, субтропические деревья купаются в горячем, ароматном, влажном воздухе.
Прямо на перроне, не выдержав нагрузки, развалилась ручка тележки. Катить скарб пришлось без неё, рассекая встречные потоки бодрых, загорелых отъезжающих, смотрящих с некоторым превосходством на бледных, усталых приезжающих.

До посёлка Джанхот морское сообщение. С билетами проблема. Ребята несколько часов стояли в очереди в кассу. Я на улице, под кипарисом возле вещей, мешков со шпангоутами, мачтами, снастями. Моросил дождь — тёплый южный. Проходящий мимо мужчина с сыном-подростком, глядя на мою поклажу, произнёс, обращаясь к отпрыску:
— Вот, как надо отдыхать!
Я, исполненный гордости, выпрямил спину!

Добрались в посёлок вечером. Июль. Свободного жилья нет. Подвернулась одна комната на четыре койки.
— Как раз, все вместе… Вам будет хорошо... — елейным голоском приговаривала хозяйка.
Зачем мы согласились?..

***
Обливаясь потом, мы с Николаичем, тяжело ступали по каменистой дорожке, ведущей вверх, в гору к пограничной заставе.
— Слушай, Губертыч,… что-то в толк не возьму,… какая из них твоя? —
Тяжело дыша, срывающимся голосом выговорил Серёга.
— Ты… о чём?
— Ну, Иринка… или Наташка?
— А... да ни какая. Я же так,… за компанию...
— Да?— изумился Николаич. — А, какого... спрашивается... мы поселились вместе?!
— О тебе… заботился. Вдруг, думал... — отшутился я.
— У-у-у, Губертыч,… извини,… они не в моём вкусе...
— Фу!.. — Перевёл я дух. — Высоко… забрались… погранцы!
Из железных ворот с красными звёздами вышел лейтенант. Выслушав нас, объяснил:
— Погран-штаб находится в Новороссийске. Туда и нужно обращаться.


***
— Левый борт — донёсся из рубки хриплый голос — отдать швартовы, опустить трап! После трёх часовой качки, приятно ступить на твердь бетонного пирса.
— Вот, Губертыч, — Новороссийск!
Нам повезло — полковник оказался на месте. Внимательно выслушав нашу историю, произнёс:
— Так, ребята, дай-ка я запишу. Как вас зовут? — А, записав, добавил — если вас заметим в море на яхте — не увидите, больше, ни яхты, ни моря.

На этом аудиенция закончилась.
И пошли мы, шлёпая сланцами, по булыжной мостовой, туда, где голубело, будто моя мечта, далёкое море.
Шли молча. Николаич осторожно взглянул на меня и, вдруг, просто покатился от смеха. Следом «заржал» и я! Мы смеялись до слёз, спотыкаясь, теряя сланцы.
 — Ну, Губ-бер-тыч! Ну, змей!.. — сквозь смех и слёзы, причитал Николаич — Мало, что притащил… двух,… никому не нужных баб,… так ещё восемьдесят… килограммов… никому не нужных дров! ...

***

Двор с длинным столом под навесом, со свисающими гроздьями спелого винограда, утром кишел отдыхающими. Бряцая кастрюльками, чашками, цедя сквозь зубы — доброе утро — они сновали будто муравьи. Выделялся один. Журналист, литред в издательстве. Пижон, заносчивая речь. Цветная рубашка. Высокая, ярко-желтого цвета бейсболка с нашивкой крупными буквами — «Levis»! Так, меж собой, мы и стали его звать.

Он постоянно потчевал отдыхающих издательскими байками:
— Синицын — поэт, сделан будто из белого хлебного мякиша. Безвольный, бессильный. Одет в нечто, с чужого плеча.  Всегда пахнущий мочой! — Раздавал он характеристики.— Как-то, во время попойки, приятели-поэты открывали дверь его головой.… С тех пор он пишет заметно лучше — развлекал публику Levis.

— Ребята, мы предлагаем быстренько позавтракать и отправиться вместе на море, — обратилась к нам Иринка. На что Николаич, искавший возможность размежеваться с девицами, сразу заявил:
— Предлагаю, не изображать организованную тургруппу. Каждый отдыхает как хочет!
— Интересная у вас компания и отношения оригинальные, — заметил Levis, как только ушли девушки.

Такой поворот дела наших спутниц не обрадовал. Они пытались перебороть ситуацию, быть хотя бы полезными. Покупали в аптеке какое-то снадобье от кашля. Он меня сильно доставал, особенно влажными, душными ночами. Натирали мне, перед сном, этой мазью спину и грудь. Я был им очень благодарен.
Как восточные жёны шли на море за Николаичем на почтительном расстоянии, неся, одна — подводное ружьё, другая — ласты... Он, покуривая, с улыбкой бросал:
— Мои оруженосцы!


***
В посёлке был не пляж, а, как сейчас говорят, как бы пляж. Полудикий берег. В воздухе жара и терпкий запах морских водорослей. Они, выброшенные на берег волнами, ожерельем очерчивали линию прибоя. Валуны разного калибра, обточенные временем и водой, формировали ландшафт. На свободных, от камней,  местах, плавились под солнцем отдыхающие. На одном мы с Николаичем. Подтянулся Levis:
— А где ваши девушки?
— Был я, ребята, в Болгарии — понесло Николаича — вот там  девушки!
— Какие продвинутые у вас, друзья, отношения — вставил Levis.
— Свободные, — изрёк Николаич, — они от нас; мы от них.
— А между тем, девицам пора замуж... — мечтательно протянул Levis.
— Мужчины женятся от усталости! А мы, с Губертычем, полны сил. 
— Так вот, продолжил вспоминать Серега, — какие там пляжи, песочек! Представляешь, Губертыч, там был дикий пляж!!!
— Что, совсем дикий?
— Совсем, Губертыч, в чём мать родила. Наши мужики, по дикости,  плавали вдоль берега, разглядывали девочек с моря. А я зашел!
— А как?..
— Главное, сразу снять плавки, тогда никто на тебя не обратит внимания...

***
Мы с другом шли с моря по аллее, вдоль заборов в субтропических зарослях. За одним из них расхаживали павлины. Распустив, громадным веером из ярчайших перьев, хвост, кавалер-павлин очень важно прогуливался между дам.
— Николаич, всё как у людей!
— Кстати, Губертыч, познакомился с шикарной блондинкой. Как бы наших девиц, спровадить на вечер, из дома?
— Это задачка. Во, идея, — в кино!

После полуденного зноя, мы остывали во дворике, под виноградом. Потягивая свежий чай, поджидали девчонок.
— Принесли рукопись — хохмил Levis. — Три сверки прошла! Смотрю на титул — глазам не верю: Саратовское книжное ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО!!!
 Что-то вы, ребята, всё как-то порознь. Где ваши "Алёнушки"?
— Сами их ждём. А, что, такие же красивые? — поинтересовался Николаич.
— Нет, такие же грустные. — Ответил Levis.
— Кстати, вот и они.

Наташка крепкого телосложения, сажень в плечах. Походка без кокетства. Круглая, без затей, пышущая здоровьем мордашка.
Иринка, полная противоположность: чернявая, стройная, если не сказать хрупкая. Черты лица тонкие, приятные, но, несмотря на молодость, чуть прихваченные, как первым морозцем, увяданьем. В поведении некоторая нервозность, человека упустившего что-то в жизни, но, тщательно это скрывающего.

Девчонки, мы вас ждём! Чаёк приготовили. От жары зелёный чай — первое дело! — расшаркивался Николаич. — Иринка, в летнем кинозале французская милодрамма. Я купил на всех билеты, но, мне что-то нездоровится. Сходите с Губертычем. Получите незабываемое удовольствие.
Но,.. девчонки почувствовали подвох.
— Спасибо, конечно, завредничали дамы.  Мы, что-то, сегодня перекупались. Вряд ли высидим два часа. А, билеты можно сдать!
— Зря! Сейчас примете душ, отдохнёте. К вечеру будите как новенькие! 
— Спасибо, Серёжа, нет!
Нет, прозвучавшее как приговор, обрушило все надежды Николаича на романтический вечер. Покосившись на меня, он негромко протянул:
— Ну,… Губ-бер-тыч…   

***

С грустью, ежедневно наблюдал, как покрывается пылью яхта, бросившая якорь под моей кроватью. Николаич, при этом, изрекал протяжно
— Да... Губ-бер-тыч…   
Однажды, спасаясь от дневного пекла, переваривая сытный обед, Николаич возлежал на кровати и, глядя под мою, напевал:
— Что тебе снится, крейсер Аврора...

— Знаешь, Губертыч, узнал у местных рыбаков, — начался лов ставриды! Идут большущие косяки. А нужно, то, всего: удочка с катушкой, грузило потяжелее и, на леске штук десять блестящих крючков! Не нужны ни черви, ни хлеб — она идёт на блеск!!! Говорят — только разматываешь катушку, а через несолько минут крутишь обратно и на крючках по пять, шесть ставридок!!! Представляешь?!!!
Глаза у Николаича горели. Он был страстным рыболовом. Про себя это сказать не могу, но тот факт, что черви не нужны (мне они крайне неприятны), вдохновлял!
— Всё, Губертыч, утром выходим в море!
— А, удочки?
— Беру на себя — отрубил Николаич.

Грот, поймавший ветер, рвёт шкоту из моей руки. С трудом, другой, удерживаю руль. Ноги уперты в борт напротив, спина запрокинута над водой. Швертбот скачет на волнах. От каждого удара о воду, веер морских брызг орошает мне спину. Меня вместе с яхтой сильно трясёт... трясёт...
— А!.. Что случилось?! — вскрикиваю я, с трудом размыкая глаза. Вижу над собой Николаича, трясущего меня за плечо!
— Пять утра. Пора, Губертыч. Лодки разберут!

— Наши мореходы уходят в море! — сквозь сон съязвила Ирина.
— В яхте уже накатались. Теперь наедимся рыбой! — добавила Наташа.
— Морячки, ждите нас на берегу! — невозмутимо подытожил Николаич.

В нашем посёлке был прокат лодок. Это меня сильно удивляло. Отдал паспорт и греби хоть до Турции, а, вот, на яхте — нельзя!

Вышли в море! Как звучит?!
Я сидел на вёслах, Николаич готовил снасти. Лодка хорошо шла, разрезая носом ещё тёмную, тугую утреннюю плоть моря! Над головами бесконечность бордово-оранжевого неба с разорванными в клочья облаками, с тёмными силуэтами кричащих вдалеке чаек! Мы ушли довольно далеко от берега. Солнце выкатило из-за скалы. Небо поголубело.

— Ну, Губертыч, сейчас начнётся! Надо поплевать на крючки — такая примета — тьфу... тьфу... Ну, первый пошёл...
С этими словами, Николаич, плюхнул грузило своей удочки в воду и отпустил катушку. Она закрутилась волчком, отматывая положенные метры. Замерла. И, Николаич замер. Как охотничий пёс, почуявший дичь, устремил неподвижный взор на кончик удочки! Сидели в ожидании недолго. Видимо попали в нужное время, в нужное место. Резинка, на кончике древка, дернулась раз, другой...
— Пора! — вскрикнул Николаич — и, принялся быстро вращать катушку в обратном направлении. Скоро вынырнул один крючок, за ним другой — пустота... Но следом, в прозрачной воде, стало заметно что-то, бликующее серебром. Оно быстро приближалось к поверхности и... оп-па... — одна, вторая, — пустой крючок, — за ним, ещё, друг за дружкой, три сверкающие чешуёй ставриды!!!
— Губертыч, вот это да!!! Вот это клёв!!!
Его расширенные глаза сверкали.
— Нет, ты видел, видел — не унимался Николаич — вот это клёв!!!

Рыбацкое пиршество продолжалось часа два.… Меж тем лодку относило всё дальше в море. Это нас не беспокоило до тех пор, пока из-за мыса не показалась «Комета» — корабль на подводных крыльях.
— Николаич, — обратился я к увлечённому рыбалкой, как Семён Семёныч из «Бриллиантовой руки», другу. — Тебе не кажется, что мы, как раз, на курсе корабля? Тут нас охватило нешуточное беспокойство. Мы видели — он идёт точно на нас!
— Губертыч, а видит ли нас рулевой? Может он травит матросские байки с хорошенькой отдыхающей, а капитан, вообще, опохмеляется в буфете… Он нас переедет и, даже, не почувствует!
Губертыч, за вёсла!!!
И откуда взялось столько силы в руках!? Лодка носом, как тараном, крошила встречные волны в разноцветный бисер. А ветер швырял его нам в лицо! Мы стали мокрые и соленые, как пойманная нами рыба!
Но как мы не старались — нос «Кометы» смотрел точно на нас. Эта гонка с преследованием, показалось, длилась вечно. Хотя не прошло и пяти минут!
Когда, крылатый корабль, оставляя за собой след как от реактивного самолёта, прошёл метрах в стах от нас, мы выдохнули…
— Ну, Губ-бер-тыч, я уж подумал — девчонки были правы — не есть им рыбу…
— Николаич, ты и в этой ситуации думал о девочках?
— Я о них всегда думаю!

***

Утром, с мокрыми спинами, докатили яхту и вещи до причала.
— О, в кассе народа нет!
Подходим, — надпись во всё окно — БИЛЕТЫ НА СЕГОДНЯ ПРОДАНЫ!
— Так, а поезд вечером… Ну, Губ-бер-тыч…
Не скоро, за немалую плату, договорились с таксистом. Он домчал нас прямо к отходящему автобусу, в одном из населённых пунктов. «Водилы», что-то «перетёрли» между собой. Мы переплатили — нас взяли. Когда перегружали мешки с «яхтенным конструктором» из машины в автобус, слышали недоумённые вопросы пассажиров:
— Почему стоим? Кто это? Наверно спортсмены!

За час до отправления поезда уставшие, голодные ввалились, вместе со швертботом, в помещение вечернего вокзала.
Табло отправления поездов. Смотрю «как в афишу коза». Оборачиваюсь на товарищей — на их лицах тоже выражение.
— Вы видите то же, что и я? Верней не видите того же, что и я?
Протираем глаза — наш поезд завтра!
— Ё, п, р, с, т!!! — произносит Николаич. — А, билеты у кого были?..
— Значит, опять, мы виноваты? — сверкнула глазами Ирина. 
-- Ну, Губ-бер-тыч…

Стемнело. Тут же, как осы на сладкое, появились бабульки. Девушки пошли к одной, мы к другой. Привела она нас в тёмный дворик-ночлежку под открытым, звёздным небом, сплошь заставленный койками с храпящими отдыхающими.
— Вот коечка, располагайтесь. — Прошептала бабуля, чтобы не разбудить людей. — Спокойной ночи!
Не видно было ни зги. Мы легли. И, тут, до меня доходит — легли, но куда? Что за постель? Первые мы в ней, или до нас уже десяток?…Сон как рукой сняло! Я крутился, стал весь чесаться.
— Что, Губертыч, не спиться?.. Мне тоже...
Не сговариваясь, соскочили с кровати, оделись. Уже светало. И… куда глаза глядят!

Нагулялись... Примерно, как Ихтиандр (фильм «Человек-амфибия») бродил по городу в поисках Гутиэры, изнемогая от жары, выхлопов автомобилей, людской толчеи. Мы так же, как и он, были готовы нырнуть в любой подвернувшийся фонтан! С тех пор у меня твёрдое убеждение — отдыхать нужно в маленьких курортных посёлках.

— О, наши девчонки. Привет!
— Привет. Как ночевали?
— Ой, не спрашивайте, — махнул я рукой.
— Купили книжку?
— Да, вот, Губертыч, приобрёл — «Школа яхтенного капитана»!
— Что, Володя, не прошла морская болезнь?! — С лёгкой иронией в голосе, поинтересовалась Ирина.
—Девушки, пойдёмте лучше поедим. Там, в скверике летнее кафе, зайдём?
— Люля-кебаб — читает меню Николаич — и здесь без баб никак!
Он, заметив хорошенькую официантку, проследил глазами её перемещение. Иринка перехватила взгляд:
— Наташа, у Серёжи женщины занимают столько места в личной жизни, что она напоминает общественную.
— Да, Губертыч, — парировал Николаич, — как говорил мудрый Levis: «Даже в раю женщина способна превратить жизнь мужчины в ад!»

Николаич, терзая вилкой, бог знает какой, по счету, Люля, бурчал:
— Как мне надоели эти Кебабы…
— Серёжа, ты так непостоянен!
— Ирин, понимаешь, разнообразие придаёт жизни аромат!
— Девушки, — подключился я, — вы уж нас извините… Мы вам подпортили отдых… Хотели как лучше…
— Да, вы интересные ребята. Но… спасибо за опыт. Мы стали мудрее.
— Должен заметить, — вы, с билетами, нам хорошо отплатили…


— Девчонки, отплываем! Погран-штаб дал добро! Все в яхту! Николаич, подтяни стаксель. Какой свежий ветер! Ну, сейчас заложим крен!
— Губертыч, вон Levis, тоже просится…
— А… — махнул я рукой. — Девушки, ну как? Здорово?! Николаич, а что за звуки: тук-тук,…тук-тук…
— Так, мы же на поезде едем!
— Как на поезде?..
Открываю глаза — купе. Духота как в Джанхоте. А в ушах: тук-тук,… тук-тук,… тук-тук…