Инженеры

А.Н.ПАВЛОВ

ИНЖЕНЕРЫ

   Валера был собранным и целеустремленным студентом, в чем-то даже педантичным. Часть его детства прошла в колонии для детей «врагов народа». Он рано повзрослел и хорошо понимал трудности, стоящие перед ним после школы. Надо сказать, что тогда в Ленинградском горном институте, куда он поступил, таких студентов было немало. Попасть во многие другие вузы шансов у них просто не было. Им отказывали уже на стадии приема заявлений. А в Горном учились практически все: дети и родственники инженеров, офицеров МВД и КГБ, дети профессоров, и бывшие солдаты, прошедшие войну или отслужившие действительную службу, дети простых рабочих и крестьян, и русские, и прибалты, казахи, болгары, в общем, молодой народ со всего мира, с  разными судьбами, и разного возраста. После знаменитого письма Хрущева о разоблачении культа личности я, например, с удивлением узнал, что у многих моих однокашников и друзей с культом были связаны настоящие семейные трагедии. У кого-то отец расстрелян, у кого-то и отец и отчим, у кого-то мать отсидела за отца от «звонка до звонка», у кого-то ближайшие родственники арестовывались и т.д. 
     Валеру отличала от всех то редкое качество, когда вчерашний школьник четко знал, чего он хочет и к чему стремится. А стремился он к знаниям, подготовлен был прекрасно и хотел быть первым. Только первым. На втором курсе он поступил в университет на вечернее отделение физико-математического факультета и после Горного прекрасно его закончил, но не для того, чтобы иметь второй диплом, а чтобы преуспевать в том направлении, которое он для себя выбрал еще студентом, а может быть, и в школе.
    Вот лишь один пример. Его тренер по баскетболу как-то рассказал мне такой случай, очень его удививший и не встречавшийся в его практике. Шла тренировочная игра. Перед нею Валера попросил тренера сказать ему, когда будет без пятнадцати минут пять. Немного раньше  этого срока в зал пришла его жена (он женился еще студентом; вообще он торопился жить).  Она окликнула Валеру и позвала на «выход».  Тренера поразило полное безразличие его подопечного к ее приходу и зову. А ведь они были молодожены. Она окликала его еще несколько раз. Он как будто не слышал. Но вот настал срок и тренер позвал:
– Валера! Твое время. Пора.
В этот момент Валера бежал с мячом. В туже секунду он остановился, положил мяч на пол и пошел с площадки. Из команды вслед ему кричали:
– Валерка! Ты что? Давай доиграем. Так нельзя. Что ты делаешь, ну и сволочь ты.
Никакой реакции. Ушел и все. У него были свои важные дела.
    Естественно он прекрасно закончил Горный, работал по интересному для него направлению. Рано защитил кандидатскую диссертацию, потом довольно быстро –докторскую.  Как перспективный молодой ученый с высокими амбициями и прекрасной подготовкой был приглашен на свою бывшую  кафедру. Стал профессором. Уверенно и последовательно начал формировать для себя команду из бывших своих студентов и аспирантов. Готовил их по своему плану: читал специальный курс математики только для них, требовал изучения английского языка. Даже таскал их в горы, где любил проводить отпуск. В общем, лепил их по своему образу и подобию. Через несколько лет такая команда сформировалась. Сам он к этому времени уже стал членом корреспондентом Академии наук СССР. Затем, вместе с командой покинул кафедру и организовал свою лабораторию, где успешно занимался решением важных и не простых прикладных задач. Человек он был незлобивый, довольно уживчивый, но его присутствие обычно создавало некоторую напряженность. Дело в том, что он не хотел или не умел понимать, почему другие не выстраиваются в его фарватер, почему они занимаются какими-то на его взгляд ненужными проблемами. В его вопросах и выступлениях на семинарах по другой, не его тематике, часто чувствовалось скрытое раздражение.
     Мне же казалось, что его потенциальные возможности растрачиваются как будто в пустую, что есть в нашей области фундаментальные задачи, которые он смог бы поднять и принципиально изменить основания нашей науки. На одном из семинарских перекуров, помню в коридоре, конечно, наедине (щадя его самолюбие) в ответ на какие-то его, неприятые для меня, реплики я посетовал ему на это. Он спросил меня, что я имею в виду. Я ответил, как понимал проблему. Он немного задумался и потом, совершенно неожиданно для меня ответил:
– Саша, я ведь не ученый. Я инженер. То, о чем ты говоришь, мне не интересно. Я практик и мне хочется видеть результат своей работы, как иногда говорят «в железе» и видеть по возможности быстро.
     Я понял его. Но ведь он был в шаге от звания академика Российской академии наук. А вот считал себя инженером. Знаю, что он говорил искренне. Позже я часто бывал у него в лаборатории и видел – он стал более терпимым к другим взглядам. Приглашал меня заходить по чаще, хотя мы не были близки. В душе я относился к нему хорошо и высоко ценил. Наверное, он это чувствовал. Почему-то мне казалось, что он одинок. Тогда я не знал о его неизлечимой болезни. От него это не скрывали и врачи объяснили, что у него два пути:
• либо оперироваться, но это продлит ему жизнь ненадолго,
• либо жить, как живет, и положиться на судьбу.
Он выбрал второй путь, и через несколько месяцев ушел из жизни после приема у студентов экзамена. О его фатальной  болезни практически никто не знал, и его смерть поразила многих, в том числе и меня. Он был мужественный человек.

     Приблизительно в эти же годы мне пришлось встречаться с академиком –директором крупного института. Он был значительно старше меня, и мои посещения носили исключительно деловой характер. В одну из встреч я обсуждал с ним статью, которую рассчитывал сдать в Доклады Академии наук РФ. Известно, что для публикации в этом журнале необходима рекомендация академика. Такой в этом журнале давнишний порядок. Работу мою он не совсем понял, но мне понравилось, что он прямо мне об этом сказал, нисколько не смущаясь. На это способен не каждый. Но ряд полезных советов он мне дал. При этом заметил:
– Александр Николаевич, поймите меня правильно, я не знаю, какой я ученый, но что чиновник я хороший уж поверьте...
Это знали и ценили все, кто так или иначе был связан с институтом. В недавние тяжелейшие времена слома русской науки, он сумел сохранить научные кадры, лаборатории,  здание института и его мировой престиж. И его помнят добрым словом.

     На одном из диссертационных Советов, просматривая автореферат, я обратил внимание, что из привычных для меня титулов одного научного руководителя исчезло звание академика РАЕН. В перерыве я спросил его об этом, поскольку был с ним достаточно хорошо знаком и знал его как человека интересного и без комплексов. Он грустно усмехнулся и сказал:
– Александр Николаевич! Скажу Вам откровенно – я столько сил и нервов потратил, чтобы это звание получить и какое-то время им гордился. А сегодня мне неудобно об этом говорить и тем более писать. Столько развелось разных Академий и академиков при них, что в этой толпе я почувствовал себя неуютно, тем более что многих из них я знаю достаточно хорошо.
Я ему поверил и стал уважать еще больше. Позже я узнал, что и некоторые другие по настоящему заслуженные и крупные ученые поступили также. Нельзя тиражировать звания и титулы. От этого они девальвируют.
    
     Вспоминаешь имена Владимира Григорьевича Шухова, Игоря Ивановича Сикорского, Александра Степановича Попова и других выдающихся русских инженеров.  Жаль, что скоро в России будут только бакалавры и магистры и множество академиков всяких академий.