Великан

Люди называют нас Великанами. Так уж повелось. Я ничего не имею против. Великан так великан. Слово не обидное, даже наоборот. В нем слышится «великий». Значит, уважают. Не любят, но боятся. И уважают. Иначе б не прозвали великаном, великим. Хотя, может быть, они имеют в виду исключительно размер. Великий – не в смысле выдающийся, а просто очень большой. Это может быть. Ведь представления людей о нас очень упрощенные. Им кажется, что они знают, кто такие Великаны. Такие здоровенные парни. Две руки, две ноги, голова на плечах. Только больше раз в пять обычного человечка. Или в десять. Это уж, у кого насколько фантазия развита. Иные полагают, что великаны головами тучи раздвигают, а другие готовы любого верзилу считать великаном. Люди, что с них взять!
Невдомек им, что мы, те, кого они называют Великанами, не высокие. Но и не низкие. Мы никакие. Ни толстые, ни худые, ни темные, ни светлые. Мы лишены признаков. И в то же время – можем быть любыми. Принять какую угодно форму. А точнее – заполнить ее. Не стать таким-то или этаким, большим или маленьким, круглым или квадратным, а выбрать конкретную форму – и принять ее. Мы как вода. В бочке она имеет форму бочки, в кувшине – форму кувшина. А когда сосуда нет, какова она? Подвижна, переменчива, неуловима, текуча. Вот таковы и мы. Текучие, непостоянные. Но что делает вода, не заключенная в форму? Бежит, струится, перетекает, не стоит на месте. Она в вечном движении, она полна энергии. Но вот заключили воду в сосуд, и она успокоилась, затихла, остановилась. Так и мы. Пока мы не заполнили собой нечто, назовите это сосудом, или формой, мы вынуждены двигаться, непрерывно меняться, и это отнимает много сил. Как и все живые организмы, мы устаем, постоянное движение утомляет. Нам нужен покой, как и всем. Нужен отдых. А для этого необходимо найти форму. Скала? Стану скалой. Замру на краю обрыва, зависну над пропастью, прорасту колючим кустарником и редкой травой, изредка крошась мелкими каменьями, роняя их в бездну с тихим шумом или, наоборот, с грохотом и эхом. Стог? Что ж, вольюсь в стог, стану им. Буду шуршать сеном, играя с ветром, буду хранить тепло и влагу внутри себя, в глубине, подсыхая снаружи. Я могу заполнить собой одно зернышко, а могу – стать целым полем. Могу влиться в старый гвоздь, а могу превратиться в кузню. Так каков же я – велик или мал, толст или тонок?
Мы – великие. Потому что мы преодолели гнет формы, избавились от необходимости все время находиться в одной и той же оболочке, и можем обходиться вовсе без всякого тела. Но, как я уже сказал, это утомительно. Гораздо спокойнее находиться в твердых границах. Особенно, когда знаешь, что в любой момент можешь от этих границ отказаться, выйти за их рамки. Когда ты сам выбираешь собственные пределы, то ты поистине беспределен. Поэтому я и говорю, что мы великие.
Конечно, у нас тоже возникают свои привязанности, привычки, излюбленные формы. Есть среди нас и такие, кто принял однажды один неизменный вид и пребывает в нем долгое время, не собираясь покидать свой сосуд. Что это – леность духа? Инерция? Усталость? Не мне судить. Я и сам имею некоторые привязанности, от которых трудно отказаться. Да, собственно и зачем? Ведь я совершенно свободен, и если даже сам себя в чем-то ограничиваю, то это – также проявление моей свободы. К примеру, я люблю, чтобы форма была действительно большого размера. Большого – по человеческим меркам, раз уж я начал свой рассказ с людей. Люблю, чтобы форма была не абсолютно неподвижна. Если уж доводилось мне побывать горой, то я скоро оборачивался вулканом. Если уж становился озером, то во мне подымался шторм. Могу стать и телегой, и катиться себе, куда влечет кобыла. Пока не надоест. А тогда уж меня никто не остановит. И поедет телега не вперед, а назад, волоча за собою глупую лошадь и вызывая суеверный ужас еще более глупого крестьянина. Видимо, дело в том, что я весьма энергичен, даже по нашим меркам. Конечно мне покойней в форме, но в такой, которая не является совсем уж застывшей. Обожаю быть водопадом! (А как забавно пугаются людишки, когда я вдруг теку вверх, а не вниз!)
Что касается отношений с людьми, то с их стороны это чаще всего ужас, удивление, бывает и ненависть. Хотя что мне до их ненависти! Разве могут они мне как-то навредить? Случается, некоторые из людишек начинают заискивать, пытаются разговаривать со мной, предлагают свою службу. Я ж понимаю, что они просто хотят использовать мое могущество для своих крохотных низменных целей. Иногда будто бы потакаю им, а затем возьму и разрушу все их иллюзии насчет того, что великана можно приручить. Вздыблю дороги, развею сараи, обрушу крыши. Пусть знают, с кем имеют дело!
Хотя вот именно этого-то они и не знают. Сколько всяких предрассудков, сколько суеверий напридумывали люди вокруг нас! Это заколдованное дерево, если обойти семь раз вокруг него, то будет тебе счастье. Ха-ха! В этой скале заточен великан, когда он спит, то земля трясется и гудит, это Храп Великана. А в тот мост вселились духи, вот он и ходит ходуном время от времени. Нужно просто произнести заклинание, и мост станет смирным. Стану, стану. Специально затихну после вашего заклинания, чтоб вы только уверились в своих выдумках. И вот когда вы меньше всего будете ожидать, возьму и взбрыкну. То-то будет смеха!
Люди забавляют меня. Они бывают несносны, бывают самонадеянны, почти всегда глупы, но чаще все-таки забавны. Особенно все эти их знахари, маги, колдуны. Те, кто якобы постигли тайны мироздания. С помощью всяких пассов и невнятного бормотанья эти «чудотворцы» управляют миром. И даже мы, Великаны, будто бы подвластны им. Какая чушь! Мы не подчиняемся никому. Мы совершенно свободны. Мы ничем не ограниченны. Ну, почти ничем.
Все живые сущности этого мира – конечны. Ибо то, что бесконечно – неотделимо от бесконечного мира, и сливается с ним, становится неразличимым, то есть, перестает быть Сущностью. Чтобы быть собой, нужно быть иным, отличным от других, а значит – иметь пределы. Но мы-то как раз лишены границ, поскольку свободны от застывшей формы. Как же мы отличаем друг друга, благодаря чему не смешиваемся? Вот та же вода. Переверни бокал над рекой, и вода из бокала смешается с речной водой. Они станут чем-то одним. Потому все это – и в реке, и в бокале, называется одним словом: вода. Мы же – различны. Нас много, и мы не слиты воедино. Значит, границы все же существуют. Да, но не в пространстве. Эти границы идеальны, они не в ощущениях и не в измерениях. Они лежат, скажем так, в сфере духовной. У нас есть имена.
Да-да. Как у всяких сущностей, у нас есть имена. Мы зовем друг друга по именам, отличаем друг друга по именам. Имя – вот наша граница, наш постоянный сосуд. Лишь имя определяет каждого из нас. О-предел-яет. Задает пределы. Все, что это имя, это – я. За пределами моего имени – не я. Разве эта ограниченность делает нас несвободными? Ничуть! Мы так же вольны перемещаться из одной телесной оболочки в другую, вливаться в предметы и ландшафты, меняться до неузнаваемости – и при этом оставаться собой! Ведь имя неизменно. Имею ли я вид конюшни, или превратился в дуб – это по-прежнему я. И зовут меня так же, как и прежде. Как?
Вот этого я не скажу. Ведь имя – не просто ярлычок, не бессмысленный звук. Это – якорь, удерживающий меня в собственных границах, маяк, позволяющий мне во всех бесконечных превращениях и видоизменениях оставаться собой, не терять ориентир. Это то единственное, что имеет надо мной власть. И эта власть не подавляет меня, не унижает, нет. Я с гордостью ношу свое имя. Ведь оно отличает меня от иных, делая меня именно мной. Так что, я не против такой власти. Тем более, что знают мое имя лишь единицы. Да, мы не очень общительны между собой. Наша жизнь не так ограниченна, как у тех же людей. Они и дня не могут прожить  без себе подобных, для них общение – как воздух, как пища. Вот и собираются они в тесные толпы, жмутся друг к дружке. Слишком уж мелки они по сравнению с бесконечным миром, слишком жалки. И, наверное, слепившись в кучку, в этакий человеческий комок (которые они называют городами), чувствуют себя не такими беспомощными, более крупными, более защищенными.
У нас иначе. Мы независимы и самодостаточны. Каждый особняком. Никто никому не нужен. И только лишь взаимная симпатия, а не насущная необходимость, может сблизить нас с кем-то из своего племени. Нам не нужно объединяться, чтоб стать сильнее, мы и так бесконечно могучи. Напротив, заводя компанию, мы даже можем стать несколько слабей. Ведь тогда мы доверяем кому-то свое Имя. Чтобы узнавать друг друга, радоваться встрече, окликать. Но имя, как я уже говорил, это не просто наклейка. Это то, что заменяет нам форму, тело, это наш сосуд. И, конечно, тот, кто знает мое имя, имеет надо мной некоторую власть. Довольно большую власть, честно говоря! Но ведь в этом и выражается симпатия. Если я открываю кому-то свое имя, то есть даю ему власть над собой, значит, бесконечно доверяю ему. Это ли не подлинное выражение дружбы?
И уж, разумеется, я никогда не стану злоупотреблять тем доверием, которое мне оказал друг, назвав себя. Мне и в ум не придет использовать это знание во вред ему. Хотя это сделать так просто! Ведь мы очень чувствительны к своим именам. Прошептать вслух чье-то имя это как, примерно, коснуться того, у кого есть тело. Произнести громко, неожиданно – это как ударить! Можно, наверное, даже и убить, если сделать это совсем уж внезапно и агрессивно. Просто никому из нас, никогда и никому такое не взбредет в ум. Мы ведь не люди. Это они стараются навредить друг дружке. Хотя и жить друг без друга не могут. Странные, парадоксальные существа. Забавные.
Наблюдать за ними бывает очень познавательно. Иногда встречаются весьма любопытные персонажи. Я уже говорил о всяких фальшивых знатоках, которые именуют себя волшебниками, магами и прочая. А есть еще другая категория. Герои. Этим подавай подвиги! Спасти принцессу, разгромить армию врагов, а самое почетное – так уж у них у героев, почему-то повелось – это победить великана! Бросаются на тебя – будь ты в обличье огромного дерева или каменного изваяния, построенного их же, людей, предками. Кидаются со своими смешными сабельками, копьями, стрелами. Не понимая того, что мне, великану, как они меня называют, безвредны любые стрелы и копья. Ведь у меня нет тела, а значит, меня нельзя ранить, поцарапать, а тем более, убить. Никаким оружием, даже самым мощным.
Да, теоретически можно себе представить, что такой вот герой вдруг каким-то неведомым образом узнает, поймет, догадается, как можно справиться с великаном. Всего-то и надо, что знать великанье имя. Но только откуда ж он может это узнать? Если он даже не уверен – просто ли большое дерево перед ним с раскидистыми сучьями, напоминающими руки великана, или действительно, это я в форме дерева, и могу этими самыми сучьями оторвать ему голову? Распинается ли он перед великаном, принявшим вид древних ворот, или это обычные старые ворота, и выглядит он, по крайней мере, глупо?
Вот и еще один такой появился! Этот уж совсем нелепый, даже по человеческим меркам. Длинный, тощий, на такой же худой кобыле, у которой ребра можно пересчитать. Одет в совершенно шутовской костюм, сшитый, точнее – склепанный из железа. То есть, неповоротливый, тяжелый – в железных штанах, железной рубахе, даже на голове какой-то медный таз. С ним еще и приятель. Или помощник. Полная противоположность герою. Маленький, толстый, и вместо кобылы у него - осёл. Ну до чего комичная парочка! Странно, правда, откуда этот самозваный «герой» знает, что я в последнее время полюбил преображаться в мельницу. Я ведь говорил, что мне нравятся формы, целиком или частично подвижные. В этом смысле ветряная мельница – прекрасная оболочка. Внушительного размера, устойчиво стоящая на земле, и в то же время – оснащенная четырьмя вращающимися полотнами, «крыльями». Мне, признаюсь, комфортно в этом обличье. Но откуда этот долговязый клоун узнал, что внутри обычной с виду ветряной мельницы скрывается настоящий Великан? Странно это. Хотя, скорее всего, простое совпадение. Каких множество происходит со всеми этими «магами» и «пророками», и тут же активно используется ими для доказательства своей прозорливости. Впрочем, даже если этот новоявленный герой и уверен, что перед ним не простой ветряк, а злой Великан, славы это ему не принесет. Кто ж будет восторгаться человеком, который напал с копьем на мельницу?! Скорее, соплеменники сочтут его сумасшедшим. Или шутом гороховым. А неровен час, придет мельник. Вот уж достанется тогда этому ряженому, и его толстому товарищу заодно.
Что-то он и не торопится нападать. Видать, сам понимает всю комичность ситуации, вот и  пытается сгладить неловкость, произнося высокопарные речи. Я, такой-то такой-то, пришел сразиться с тобой… Я даже имени его не расслышал. Что мне в его имени? Один из многих, мелкая букашка. Как пришел, так и уйдет. Вот он опять называет себя, да с какой гордостью! Перечисляет все свои бесконечные титулы и родовые имена. Будто не я, а он - великий и могучий. Будто не я, а он… Что-что? Вызывает меня на поединок? Ага, вот даже как! Не просто нападает исподтишка, как сделали бы большинство этих горе-героев, а пытается обставить это как честный бой по всем правилам. Ну надо же! Выходи, говорит, обнажи свое оружие… Что? Что?! Как?! Откуда?! Откуда он знает мое имя?!! Почему? Он вызывает меня на бой, меня – и называет мое имя. МОЕ!! ИМЯ!! ОООО!! Что со мной?! Как больно!! Так вот, значит, как это бывает… Имя… Он назвал… Откуда… Больно… Я умираю… Ох… Мое имя……