В купе

В купе

Так растасовалось-разложилось, что в одном поезде, в одном вагоне, вы не поверите - в одном купе – ехали три писателя. И один читатель. Скажете: так не бывает, слишком мала вероятность. А вот бывает. Мало того, это не воображаемая ситуация, а самая что ни на есть реальная. Другими словами, это было на самом деле. И никакой фантастики. Хотя, если уж вполне откровенно, то фантастика все же присутствует некоторым образом в этой истории. Точнее, семинар самодеятельных писателей-фантастов. Он три дня проходил в Ленинграде (не в Санкт-Петербурге, а именно в Ленинграде – так он тогда назывался), и вот теперь участники семинара, непрофессиональные писатели фантастического жанра разъезжались по домам. Особенностью тогдашнего железнодорожного сообщения было то, что из Ленинграда в Курск, Абакан и Челябинск можно было попасть только через столицу. Вот и собрались авторы-любители из перечисленных городов в одном купе поезда Ленинград-Москва. Так что, как видите, фантастика как жанр литературы тут, конечно, фигурирует, но в самом факте аномального скопления фантастов в железнодорожном купе ничего сверхъестественного нет.
Говорили, разумеется, о литературе, о технологиях писательского ремесла. Первый Писатель говорит:
- Я все свои сюжеты увидел во сне. Как фильмы. Яркие, красочные, иногда даже с участием известных актеров. И потом, когда я приснившиеся «кинокартины» записываю, перед глазами у меня именно эти артисты стоят. Я пишу реплику, а сам слышу такой известный голос, с узнаваемыми интонациями. Наверное, внимательный читатель даже может среди моих персонажей угадать кое-кого из звезд отечественного и мирового кинематографа. Единственная проблема с этими сновидениями – нужно сразу же, едва проснувшись, кому-то срочно увиденный «фильм» пересказать. Хотя бы вкратце. Иначе забуду. Приходится иногда среди ночи супругу будить и заставлять ее выслушивать мой сон. А что поделаешь! Такова судьба жены писателя. Что ж я должен на улицу идти и дворнику рассказывать? Видимо, у меня сильна так называемая акустическая память. Увиденное я запоминаю не очень хорошо, а то, что услышал (включая собственный голос), остается в памяти надолго. Я могу записать сон даже не в этот день, а через неделю или месяц. Рассказанный, озвученный, он уже не забывается. Я как бы прокручиваю в голове магнитофонную запись своего рассказа, мысленно вношу коррективы, что-то меняю, и затем – когда чувствую, что готов, сажусь и записываю. Читали мой «Огонь Луны»? Почитайте. В журнале «Юный микробиолог» за прошлый год, в июльском номере. Я там даже признаюсь, что этот рассказ мне приснился. И курсивом выделяю то, что изменил, придумал сам, а обычным шрифтом – то, что увидел во сне. Иногда с этими ночными фильмами курьезные вещи случаются. Вот как-то снится мне очередной сюжет, даже не помню, о чем. Потому что никому не рассказал сразу, вот он и забылся. Но дело не в сюжете. Поскольку сон мой похож на фильм, цветной, широкоформатный, то в нем даже музыка звучит. В напряженных сценах – драматическая, тревожная, в лирические моменты – романтическая. И надо сказать, музыка гениальная! Я не столько даже за действием слежу, сколько наслаждаюсь звуковым рядом. И не дает покоя мысль: кто же композитор? Представляете: я сплю, вижу сон и во сне думаю, кто написал к нему музыку?! Фантасмагория! Ну и вот, дело идет к развязке, я уже догадался, что к чему и чем история закончится. И жду с нетерпением финальных титров, чтоб посмотреть имя композитора. Вот так прямо во сне и думаю: сейчас прочитаю фамилию, проснусь и завтра найду этого гения, познакомлюсь. Может, когда-нибудь по моей книге действительно снимут фильм – ну, не по этому рассказу, он слабоват, а по другому произведению, по тому же «Огню Луны» - так я в композиторы сразу предложу этого музыканта. Он отлично справится! Абсурд, я понимаю. Мне ж это снится! А вот сплю и жду, когда фильм закончится. Наконец, появляется слово «конец», и по моему внутреннему экрану ползут настоящие титры. Такие вот чудеса. Да вот только у «киномеханика» вдруг пропадает резкость, и вместо букв я вижу лишь какие-то неразборчивые расплывчатые знаки. Конечно, было б дело в настоящем кинотеатре, сразу бы раздались свист, улюлюканье, крики «сапожники!», но это же все происходит во сне. Кому ж улюлюкать? В общем, проснулся я в крайнем раздражении. Даже не стал жену будить и пересказывать ей сюжет, как обычно. А все пытаюсь вспомнить хотя бы главную мелодию. Пронзительная такая, душевная, скрипочка там такая… Да ведь я не музыкант, и нотам не обучен, и слух так себе. Забылась, конечно, мелодия. Несколько дней я переживал по этому поводу. Даже подумывал пойти в музыкальную школу для взрослых, обучиться хотя бы азам. Да куда там! Работа, семья, рутина. Не до музыки. А фильмы во сне до сих пор вижу. Просыпаюсь – рассказываю. Потом записываю. Так вот и пишу в соавторстве с кем-то. Или с Чем-то…
Второй Писатель говорит:
- Удивительно дело! Я ведь тоже свои рассказы вижу во сне. Представляете, какое совпадение! Правда, слово «вижу» в моем случае не совсем точное. Вы вот говорите, что смотрите сны, словно фильмы. Даже актеров различаете, и музыка звучит. Титры там у вас есть! Феноменально! У меня немного иначе. Я свои рассказы, скорее, слышу. Или читаю. То есть, мне снятся именно слова. Текст. И моя задача вроде бы даже проще, чем ваша: просто встать да записать эти слова, как под диктовку. Но и тут свои нюансы есть. Пару раз я действительно во сне услышал (или прочитал – не знаю, как тут поточнее выразиться) рассказ полностью, слово за словом. И настолько все в этом рассказе было правильно сформулировано, все эпитеты подобраны, что ничего и менять не нужно было. Только и делов, что не растерять эти слова, пока с кровати встаешь да к пишущей машинке бежишь. Вроде постарался, не забыл ничего, не перепутал, все записал в лучшей форме. Перечитал: отлично! Но такое, повторю, случалось всего пару раз, не больше. С остальными рассказами было совсем иначе. Может быть, во сне я их и слышал полностью, от начала до конца, но проснувшись, помнил лишь какие-то фрагменты. Или персонажа. Или ситуацию. А то – пейзаж. Иногда и вовсе смутное ощущение, непередаваемое чувство. И всегда – зуд. Пальцы так и просятся к машинке. Ночь ли утро, сажусь за стол, вставляю лист бумаги и начинаю стучать по клавишам. Что стучать? Вот тут-то и есть главная штуковина. Я всегда после такого сна помню одну-две фразы дословно. Это может быть чья-то реплика, или какой-то меткий афоризм, но чаще всего – начало. Самые первые слова рассказа. Самые главные. Те, что либо цепляют читателя, увлекают его, привязывают к рассказу, либо нет. И мне нужно в такой ситуации воспроизвести эту фразу, этот абзац, а иногда и всего одно предложение, в абсолютной, беспрекословной точности. Ни единой буквочки не спутать, не переставить! Если ошибся – все. Тупик. Напишу, гляжу в написанное и не понимаю, к чему это. Дальше что? О чем рассказ? Нет продолжения. Ничего в голову не приходит. Пытался несколько раз упорством взять. Напрягался, выдумывал продолжение, что-то дописывал, да все чепуха получалась. А вот если удавалось мне не расплескать приснившиеся фразы, донести их до бумаги и записать без изменений, точь в точь, как они мне приснились, тут происходило чудо. Будто эти слова – ключик, или пароль, который открывает двери в дальнейшее повествование. Как в шахматных этюдах. Белые начинают и выигрывают. Да, выигрывают, если делают верный первый ход. Дальше уже от противника ничего не зависит. Что бы он ни выдумывал, как бы ни сопротивлялся, результат предопределен. Но если белые сходят не той фигурой, не на ту клетку, может произойти все что угодно. Вот и моя приснившаяся фраза как тот единственно правильный ход шахматиста. Угадал, не ошибся – и выиграл. То есть, на практике это выглядит так. Я сажусь, записываю первый абзац, стараясь воспроизвести его максимально точно, а дальше пальцы начинают бегать по клавишам сами, без моего вмешательства. Они бьют по буквам, те складываются в слова, а я с удивлением и восторгом наблюдаю, как вырисовывается сюжет, появляются характеры, произносятся реплики. И вот уже рассказ готов. Вы говорите: написанный в соавторстве. А я, если быть честным, даже соавтором себя считать не вправе. Я всего лишь писарь, стенографист, пишущий под диктовку. Под чью? Вот это, действительно, вопрос!..
Третий Писатель говорит:
- Я вас, коллеги, внимательно слушал и поражался. Нет, не тому, что вы свои рассказы черпаете из сновидений, это-то как раз мне понятно и знакомо. Но я думал, что это только мой уникальный опыт, а оказывается и у других литераторов то же самое! Вот что меня удивляет и даже немного пугает. Да, да, я тоже свои рассказы беру из сновидений. Правда, фильмов, да еще цветных и широкоформатных, как вы, уважаемый, я не вижу. И слов-подсказок мне тоже не приходилось во сне читать или слышать. У меня этот механизм несколько отличается от вашего, друзья. Как бы это объяснить? Я ведь прежде никому об этом не рассказывал, так что слов не подбирал. Вот представьте, что вы стоите перед книжным шкафом. На полках – тома. И все – вами прочитанные. Смотрите на корешки, читаете имена авторов и названия, и что происходит? Каждый заголовок сразу же будто разворачивается, представляя вам всю книгу целиком. Вот я произношу: «Остров сокровищ», и что вам вспоминается? Не первые слова книги ведь, и не какие-то фрагменты, а все в совокупности: и герои, и карта острова, и чувство опасности, а затем торжества. А все события, все приключения, выпавшие на долю персонажей, не выстраиваются в линию, как при просмотре фильма, или как при первом прочтении, а существуют одновременно, в концентрированном виде. Вы помните ВСЮ книгу СРАЗУ, а не эпизод за эпизодом, сцену за сценой. Всю сразу, включая не только сам текст, но и ваши ощущения от прочтения. А если вы видели экранизацию, то в этот объемный стереоскопический образ книги примешиваются еще и кинокадры, и, как вы говорите, лица актеров. Но опять же – не последовательно, а в совокупности. Говорят, наша Вселенная когда-то была точкой. И в этой точке уже были уплотнены, собраны воедино все будущие звезды, галактики, планеты. А потом – Гигантский взрыв бабах! – и все разлетелось по своим местам: вот сюда звезды, туда галактики. Так и книга, которую вы уже читали, существует в вашей памяти не в форме отдельных слов, фраз, букв, а в виде единой плотной точки, сжатой до предела, готовой развернуться по первому сигналу. Если вы, например, решите кому-то эту книгу пересказать, то не сможете, конечно, просто передать слушателю эту точку, этот клубок. Клубок слов, идей, образов. Вам придется его распутывать, тянуть за ниточку повествования, превращать его в линию, последовательно, фразу за фразой. Именно так и происходит с моими сновидениями. Мне снятся книги, которые я как будто уже прочитал. Я не слышу отдельных фраз, не вижу каких-то эпизодов, нет. Книга появляется для меня уже вся, от корки до корки, знакомая, уже пережитая, в виде того самого клубка, сжатого почти до точки. Ну как будто я когда-то давным-давно действительно прочел ее, а теперь вдруг вспомнил. И в реальности, когда я хочу приснившуюся мне книгу записать, я должен этот клубок распутать, размотать, вытянуть в нить. И если вы, коллега, называете себя соавтором, а вы, уважаемый, стенографируете услышанное, то я выступаю как пересказчик, бард, который за неимением под рукой печатного экземпляра книги, вынужден ее пересказывать своими словами.
Первый Писатель говорит:
- Ребята, это просто поразительно. То, что вы рассказали, то, что мы друг другу рассказали, это почище той фантастики, что мы с вами пишем. В это трудно поверить!
Второй Писатель говорит:
- И надо ж такому произойти, что мы оказались в одном поезде, в одном купе, с такими похожими странностями! Да это судьба, не иначе. Эх, жаль, что я вас не знал раньше и книг ваших не читал. Давайте адресами обменяемся, надо связь не терять, раз уж нас судьба столкнула.
Третий Писатель говорит:
- Мое предложение банально, но в такой нерядовой ситуации, даже обыденное представляется нетривиальным. Так что, предлагаю пройти в вагон-ресторан и обмыть это дело.
И они двинулись по шатающемуся, убегающему из-под ног полу вдоль закрытых спящих купе, и шуршащих едой купе, и выпивающих купе, и тихо бормочущих купе, а затем по плацкартному вагону мимо босых ног, и ног в носках, лохматых голов, лысых голов, и ног в ботинках, и ног с педикюром, и голов плешивых, и голов завитых. Они пошли в вагон-ресторан, чтобы немного выпить, а утром прибыли в Москву и разъехались: в Челябинск, Курск и Абакан.
Вы спросите: а как же читатель? Ведь в купе был и четвертый пассажир, которого в начале повествования я назвал Читателем. Да, был и четвертый. Был даже и пятый, но о нем позже. А четвертый, то есть Читатель, забрался на верхнюю полку и собрался было уснуть, но услышал тихий разговор писателей внизу. Разговор становился все громче, и Читателю стало интересно. Он впервые ехал в вагоне с писателями, да еще сразу с тремя, и конечно ему было любопытно, о чем они говорят. Но усталость и поздний час сделали свое: вскоре Читатель уснул. И теперь уже трудно сказать, какая часть описанного выше диалога произошла на самом деле, а какая пригрезилась спящему Читателю.
Несмотря на то, что я его назвал именно так, книг, написанных сидящими внизу фантастми-любителями, Читатель не знал, и имен их никогда не слышал. Но утром, уже подъезжая к Ленинградскому вокзалу Москвы, он не поленился взять у писателей автографы с тем умыслом, чтобы в библиотеке разыскать их произведения. Уж очень заинтриговал его ночной разговор. Да только книг он так и не нашел. То ли увяз в быту и повседневности, и вагонный диалог как-то поблек в памяти и потерял свою увлекательность, то ли библиотека в его городке (а он в Москве тоже делал пересадку и ехал дальше, в глубинку) была скудная, то ли книги фантастов-участников ленинградского съезда, действительно, было нелегко найти.
Первый Писатель печатался только в журналах, а вскоре и вообще забросил фантастический жанр и полностью переключился на актуальные очерки, сюжеты которых брал уже не во сне, а в реальной жизни. Стал известным журналистом.
Второй Писатель продолжал видеть сны с сюжетами, записывал их, но рассказы его отвергали все редакции, так он больше и не опубликовал ни одного произведения. Пишущая машинка состарилась, стали западать клавиши, а на новую денег не было, да и вообще баловство это. Короче говоря, через какое-то время он и вовсе перестал быть писателем. И черновики при переезде куда-то запропастились. Такое бывает.
А Третий Писатель вскоре после возвращения домой погиб. Упал со скалы в турпоходе. И скала вроде была невысокая, но упал он неудачно, и помощь ему оказали несвоевременно. Что поделаешь, трагедия.
Пятый же участник этой истории, которого вполне можно назвать Четвертым Писателем, на съезде фантастов не присутствовал, в вагоне приснопамятном не ехал, и вообще в то время был ребенком. Первую свою книгу он издал спустя сорок лет после описанных событий. Какое же он имеет отношение к нашей истории? А вот какое. Спустя сорок лет и семь месяцев с той ночи, когда в одном купе собрались три писателя и еще один пассажир, Четвертому писателю приснился тот самый Читатель. Он и рассказал во сне о том, как ехал в поезде с удивительными попутчиками, которые делились своими писательскими секретами. Четвертый Писатель проснулся и записал эту историю. Послал бы ее в журнал «Юный микробиолог», да его уж лет двадцать, как не издают…