Маленькие истории одного предмета мебели

Маленькие истории одного предмета мебели

(на сцене на боку лежит СТУЛ)

СТУЛ:

– Здравствуйте, господа! Разрешите представиться: я – стул. Обыкновенный стул, из дерева, пружин и добротной ткани. Да-да, вы не ослышались: именно из добротной ткани, пружин и дерева – извольте удостовериться. Убедились? Я – старый стул, с историей, и не одной. В чём вы легко сможете убедиться, если, конечно, не убежите раньше времени в буфет или домой. Таких, как я, нынче уже не делают. Норовят всё попроще, да пофастфудистее. Чтобы полегче было, да, пардон, посопливей, то бишь – похлипче. А всё зачем? Да чтобы мы чаще ломались… Такая вот нехитрая психология производителей, но это всё вам, разумеется, известно. Не маленькие. Женские колготки себе на зиму покупали. Ну, а уважаемые дамы – тем более в курсе…
Сразу прошу извинить меня за то, что я перед вами лежу. Соглашусь: это не есть привычное положение для стула. То есть – это не наше агрегатное состояние. Просто мой хозяин…
Кстати, тайный предмет моей гордости: лично я достался хозяину по наследству от его дедушки. Так что продавался я всего однажды. Чего и всем желаю. Хотя, люди, конечно, не стулья… Не продаются… Однако иногда покупаются… Но не мой хозяин. Он у меня знаете какой! Ууу… Такие люди рождаются только раз в жизни. Да, я субъективен. Мы, стулья, очень субъективны в плане людей. Ввиду сколь частого, столь и тесного физического контакта мы привязываемся к своим хозяевам. Странная это привязанность, удивительная… Могу утверждать: мы знаем своих хозяев лучше всех. Потому что видим их с другой, с истинной стороны… Если захочешь узнать о человеке что-нибудь эдакое, самое сокровенное, – спроси у его стула. Я сейчас обращаюсь не к медсёстрам. Это кажется, тривиальным, но… Вот вы скажете: стул. Эка невидаль! В каждом доме по несколько штук по всем углам стоит, да ещё на даче несколько валяется. А что бы вы, люди, без нас делали? До сих пор бы на полу как собаки сидели! Мы подняли человечество на новый уровень, мы оторвали человека от грешной земли, мы показали ему высоту! Стремление ввысь, в небо, к звёздам, началось именно с нас! Без первого стула не было бы Гагарина, не говоря уже про МКС! Я горжусь своим сословием! Кстати, не уверен, что каждый из вас может сказать такое про себя.
И ещё немного о нашем сословии. Вернее: о его качестве. Знавал я одну шведскую табуретку. Соседствовали.  Спору нет: шведы нам, конечно, где-то братья и сЕстры. И даже не «где-то», а на северо-западе. Только не под Полтавой. Но сейчас не об исторической географии: она переменчива, как погода в Крыму. Так вот. Что русский человек, что шведский, и того и другого хлебом с кашей не корми, а дай посидеть за рюмочкой, ну, предположим, зелёного чая ву лонг, который у нас знатоки английского, но незнайки китайского языка как только не обзывают: и олонг, и улун, и улонг... Не суть. А на чём, извиняюсь за нескромный вопрос, сидеть, коли не на нас? И если, сидя на таком крепком, добротном красавце как я, можно выпить много рюмочек, ну, предположим, зелёного чая ву лонг, то на моей шведской табуреточной знакомой долго не высидишь. Либо у неё вдруг ножки подломятся, либо жена полотенцем сгонит. Третий, как говорится, лишний.
А вот, к слову, одна маленькая, но выразительная история по этому поводу…

(Звон разбитого фужера и звук пощёчины.)
Она: – Скотина!!
(В угол летит сдавленно мяукнувший кот.)
Она: – Как ты мог?!
Он (погружая лицо в портьеру): – Ты что?! У меня же кровь!
Она: – У тебя не может быть крови!
(Она приостанавливает руку, занесённую над моделью какой-то древней то ли галеры, то ли шлюпки.)
Он (красно высмаркиваясь в белоснежный тюль): - Это почему же?
Она: – Потому что у тебя нет сердца!
(То ли галера, крякнув, превратилась в невыразительную горку палочек и ниток.)
Она: – Не пачкай занавески! Мне же стирать!
(Он садится в кресло.)
Он: – Зая, успокойся. Это иногда случается со всеми...
Она: – Со всеми подонками! – (в изнеможении падает на диван) – Свинья! Ненавижу!!
Он (откидываясь на изголовье, чтобы унялась кровь): – Ну уж и свинья... Между прочим, я – человек.
Она: – Нет, ты (дразнясь, хрюкает) «хрю»!
Он: – А у человека, даже у самого сильного, бывают минуты слабости.
Она: – А ты-то здесь причём?
Он: При том. Я – сильный человек. Но у меня есть слабости, которые сильнее меня. И потом… (довольно улыбается) кто там у нас вчера ночью... Или уже забыла?
Она (вяло бросая в него тапочкой): – Заткнись.
Он (улыбаясь ещё довольнее): – Ааа!.. Тебе же понравилось!.. Тебе всегда нравится…
Она (настойчиво, но уже мягче, чуть ли не ласково): – Свинья.
Он: (хрюкает) – Хрю!

Начинают перехрюкиваться.

Из-под шкафа изумлённо выглядывает кот. В окно скучно бьется глупая муха. Дети на улице играют в звонкий резиновый мяч. Кто-то за стеной тихо, но внятно матерится.

Он: – Вот видишь... (закладывая руки за голову, как в гамаке) Мне тоже понравилось… Ведь нам хорошо вместе!..
Она (Сладко потягивается, вспоминая что-то приятное. И тут же взрывается.): – И всё равно: вы изменили мне!
Он: – Мы теперь на “вы”?
Она: – Не паясничай! Вы оба – изменили мне!
Он (поднимаясь с кресла и в полный рост удивляясь): – Ну, Зая! Какая же это измена? Ему было грустно. Его все бросили. Он пришёл к нам за помощью...
Она: – И за тем, чтобы поупражняться с тобой во французском поцелуе?!!
Он (несколько неуверенно):– Такое иногда случается между друзьями…
Она: – Да?! Я прихожу домой, а мой муж и мой любовник – вместе?! На одной кровати?! ... (пауза) – Без меня?!!

Предусмотрительный кот вновь прячется под шкаф.

Он (морщась, умоляюще):– Пожалуйста, не начинай всё с начала. (осторожно трогая пальцами распухший нос) – Хочешь коньяка? Я на кухню...

Кот выглядывает из-под шкафа. Муха вырывается на свободу. На улице кто-то кричит «Лена, домой!».

Она трогает ногой осколки разбитого фужера и прислушивается к себе и к миру вокруг.

Она: – Лучше кофе!

Она ещё немного помедлит, размышляя: сломать ещё что-нибудь из мебели или всё же пережить такой позор?

Она: – Хотя... Ладно! Давай свой коньяк!

СТУЛ:

– Мой хозяин тоже любит коньяк. Мне это трудно понять. Лично я не отличу «Шато Медок» урожая 1991 года от жигулёвского пива. Но не всем в совершенстве знать таблицу умножения: кто-то должен и улицы подметать. По секрету поделюсь с вами некоторыми своими мыслями, только сразу попрошу вас не обижаться. Хотя уверен, что вы всё равно обидитесь. И вы обидитесь не потому, что я вас якобы обидел, а потому, что вам просто захотелось обидеться. Вот. Вы уже обиделись. Как это по-человечески…
Так вот. Мы, стулья, более совершенны, чем вы, люди. Мы – базис. Вы – надстройка. Это раз. И… нам не нужны жёны. Жена не приходит одна. Она приходит с тёщей.  Хотя, конечно, жёны тоже бывают разные. Не в том смысле, что они то бывают, а то не бывают… то, бывая, не бывают, то, не бывая – бывают… Просто современные тенденции приводят прямо-таки к фантасмагорическим результатам…

Он и Она. Или изображает сам СТУЛ.

Он: – Здравствуй, дорогая!
Она: – Здравствуй, дорогой!
Он (тонким голосом, жеманно, проводя руками по талии): – Я теперь другая…
Она (басом, делая поддёргивающее движение рукой в области паха): – И я теперь другой!

СТУЛ:

– Не знаю, как у вас, а у меня от таких картин все пружины сжимаются… Кстати, у моего хозяина тоже была жена. И даже, кажется, не одна. Во всяком случае, мне с моей точки зрения их было трудно различить. По мне все они были на одно… лицо. К тому же мне непонятна тяга к подобному многообразию: по мне так лучше разная жена, чем разные жёны… Всё равно все люди одинаковы, вот только некоторые сильно отличаются друг от друга. Я – старый стул. Мало видел, но много слышал. Имею право на собственные умозаключения. Вот послушайте: мужчины и женщины – это как яблоки и груши. Вроде бы, столько общего: и фрукты, и на деревьях растут, и косточки с мякотью внутри, и кожица снаружи… И даже, кажется, что-то общее есть: снизу чёрная точечка… Ан нет. Понюхаешь, попробуешь… Разница. И преогромаднейшая. Здесь всё начинается и всё заканчивается: мужчина – вертикаль, женщина – горизонталь. Ведь им даже поговорить не о чем! Женщина говорит, не думая, или, говоря, не думает; мужчина думает, не говоря, или, думая, не говорит. Когда мужчина и женщина спорят о… ну… ну, например, о том, кто из них умнее, они никогда не сойдутся во мнении по той простой причине, что они говорят о разных предметах.
  И зачем, спрашивается, в таком случае таким разным мужчине и женщине вообще знакомиться. Так ведь нет: ищут друг друга, ищут. А потом находят и…


Первая встреча Романа и Лены. Оба молодые, одеты непритязательно. Познакомились по Интернету. Встреча происходит в дешёвом, скорее всего, придорожном кафе.)

Лена нервничает. Сидит, потупившись. Роман держится самоуверенно, выстукивает на столе пальцами какую-то мелодию.

Р. (Перестаёт барабанить. Показывает на пятно на скатерти.) ; Смотри: прям Пикассо, не меньше. И пока не продано. Можно подсуетиться!

Лена молчит. Роман вздыхает. Вдруг заглядывая под скатерть.

Р. ; Нетактично спрашивать женщину, бреет ли она ноги. Это и так видно.

Лена равнодушна. Роман опять вздыхает.

Р. ; Шутка не взорвалась…

Виляя всем, что у неё движется, подплывает официантка. Выглядит так, будто она только что встала с постели, где она спала в одежде и не одна. Во рту сигарета.

О. (не вынимая сигареты) ; Добрый вечер! (кидает на стол два экземпляра меню).
Р. (посмотрев на официантку с ног до декольте) – Ой! Здравствуйте! Какая встреча! Нам вам нас… Вас нав мам… Тьфу! Нам. Вас. Рекомендовали. (кокетничает) Конечно, не вас лично, а… В общем, нам с… (смотрит на девушку)
Л. (впервые поднимая глаза) – Лена.
Р. (удивлённо продолжает) – нам с… Леной что-то вдруг страшно захотелось скоротать у вас уютный вечерок за чем-нибудь вкусненьким... И, желательно, покрепче!
О. ; (оценивающе смотрит то на Романа, то на Лену) Пожалуйста, вот меню. Но по опыту рекомендую комплекс номер сеМ. Не прогадаете. И ещё: у нас не курят. Это закон.
Р. (смотрит на сигарету во рту официантки) – Закон есть закон… Ничего не попишешь... Закон хренОв, но он – хренОв. (обращается к Лене) – Ты что будешь? Друг познается в еде! Но сразу предупреждаю: денег у меня ровно столько, сколько их есть. Ни копейкой меньше, ни, тем более, больше. Сегодня я очень щедр… на скупость!
Л. – Мне всё равно…
Р. – Минууууточку! Давай всё же определимся: не буду же я сладку водочку употреблять без закуски! (к официантке) У вас же есть сладка водочка?
О. – Обязательно.
Р. – Она достаточно сладка?
О. – Как тульский пряник.
Р. – Вот слышишь: как тульский пряник! Всё так уютненько складывается! Я на грани счастья! (к официантке) А вы знаете, что готовя больше котлет, можно сэкономить на гарнире?
О. – Умник… Разберёмся.

Официантка уходит.

Р. (смотря вслед официантке) – Фурия! (обращаясь к меню) – М-да… Вино будешь?

Лена отрицательно качает головой, заметно испохабленной незатейливой самосильной покраской.

Р. ; А пиво? А может, вообще: ну его к лешему, это кафе? Пойдём ко мне, полежим, пивка попьём… Пиво можно не любить, но нельзя.
Л. (почти шёпотом) ; Я не пью…
Р. ; Так ведь я тоже не пью! До первого глотка. А потом неизбежно включаются гортанно-глотательные рефлексы… Мой девиз: трезвость ; норма пьянства!
Л. (с тихим ехидством) – Типа, пьёшь «только по праздникам»?
Р. – Я не алкаш, чтобы пить по праздникам. Мне повод не нужен. Человек сам куец своего счастья! Кстати, а ты куришь?
Л. – Нет…
Р. – Молодец, хвалю. А я вот никак не могу бросить!
Л. – Что: силы воли не хватает?
Р. – Да нет… Просто не курю.

Лена опять молчит. Роман листает меню. Лена к своему меню даже не притрагивается.

Р. – Вот ведь какая штука… Ты понимаешь… Всё самое вкусное – обязательно вредно для здоровья и кошелька. А то, что не вредно, или даже, скажем, полезно – всенепременно оказывается какой-нибудь гадостью. Не замечала?
Л. – Нет…
Р. – А ты, кстати, не вегетарианка?
Л. – Нет…
Р. – Уже хорошо. А, оборони создатель, не веганка?
Л. – Нет.
Р. – У тебя прям на любой ответ – нет…
Л. (вдруг) – Я кашу не люблю…
Р. – Нууу… кашу мы сейчас точно брать не будем… Не фасон. А я, кстати, люблю кашу! Но только если она с мясом. Короче: тебе что-нибудь приглянулось на этой картонке? Вот хит бывшего, присного и во веки веков советского общепита: бифштекс рубленый с яйцом! Или чуждый нам заморский «Цезарь». А вот и родные, практически отечественные драники со сметаной! Драники – это звучит гордо!
Л. – Человек…
Р. – Что: человек?
Л. – Человек – это звучит гордо. Максим Горький.
Р. – А по мне, скорее так: человек – это звучит горько. Максим Гордый.
Л. (без улыбки) – Ха-ха…
Р. (тоже без улыбки) – Ура. Несказанно рад, что смог тебя, наконец, развеселить. Улыбка тебе к лицу, даже если ты не улыбаешься. А вот это, кстати, интересно: почему бифштекс всегда с яйцом? С одним. А не с двумя. Как-то это неполноценно, ущербно, как-то это не по-дарвиновски! Попахивает откровенной девиацией!

Подходит официантка.

О. – Это не девиация. Это наша фирменная солянка из квашеной капусты. Вы определились?

Р. – Практически. (к Лене) Ну так что? Аппетит приходит вовремя. Еды! Или лучше так: аппетит приходит. Вовремя еды! Когда едим мы, мы непобедимы!
Л. – Мне всё равно. Бери, что хочешь…
Р. – Орлайт. (к официантке) Ладно. Уговорили. Я умею отказывать себе в желании в чём-либо себе отказывать. Давайте ваш Шанель номер «сем». И, пожалуйста, водочку поскромнее… Акции «Газпрома», знаете ли, немного подупали и, как назло, вниз…

Официантка уходит и тут же возвращается, принося заказ.

О. – Мы как знали, что вы придёте. У нас уже всё абсолютно готово! Приятного! И не забывайте: у нас не курят.

Официантка уходит.

Роман наливает себе водки.

Р. ; Фффууу, гастрономический вопрос решён положительно. Вернёмся к нашим… к себе, любимым. Так ты Лена… А я думал и правда – Эльвира. Ну, Лена, тогда давай опять знакомиться. Я по-прежнему Роман. Итак, первый тост: за знакомство!

Роман опрокидывает рюмку. Лена молчит и делает маленький глоток воды. Роман яростно хрустит солёным огурцом.

Р. (сразу наливает вторую рюмку) ; Между первой и второй… (пьёт) нужно выпить третью… (к Лене) А ты что: всегда такая непьющая, или только по (смотрит на часы) вторникам?
Л. ; Да. Почти.
Р. ; А, может, всё-таки по чуть-чуть? Ну, в натуре, простите речь: ведь в первый раз видимся! (наливает, пьёт) После такой-то переписищи! Интернет-роман! С погоней и стрельбой сигарет у соседей! (искренне смеётся) Или Роман – герой не твоего романа?

Лена не идёт на контакт. На самом деле оба разочарованы тем, как их образы в жизни расходятся с интернетным вариантом.

Р. (наливает, пьёт) ; Ну, а чего ж ты, (подчёркивая имя) Лена, тогда писала, что любишь компании, веселье и всё такое?

Лена, промокнув салфеткой губы, смазывает себе помаду.

Роман, в сторону: «Вот чучело!»

Л. ; Я люблю веселье, люблю компании, но…
Р. (наливает, пьёт) ; Но они тебя не любят? (икает)
Л. (вдруг) ; Я маму очень люблю.

Роман едва не давится оливкой. Наливает и пьёт уже с трудом.

Р. – Ненаказуемо…

 Подходит официантка и меняет чистую пепельницу на такую же чистую.

О. (строго) – У нас не курят.

Роман мечтательно смотрит вслед удаляющимся вихляниям официантки. Лена следит за взглядом Романа.

Р. (возвращаясь к беседе) ; А как ты в смысле… Ну…
Л. (обречённо) ; Ты уже напился?
Р. ; Это звучит так, как будто дальше последует: ну, тогда пойдём… Нет! Я не напился! Вокруг ужасная засуха! Половина нашей планеты покрыта пустынями! И эти пустыни буквально наводнены песком. Я хочу пить! И я буду этого делать. Но – немного. Излишество вредит. Согласна?

Лена молча кивает.

Р. ; О! Первая положительная реакция! За это стоит немедленно выпить… (наливает, пьёт)

Роман морщится, его передёргивает от плохой водки. Затем он берёт огурец и показывает Лене.

Р. – Вот, например, рыба. Ты видела живых рыб?
Л. ¬; Папа плотвичек ловил…
Р. – Боже мой, какая прелесть: плотвичек! Так вот плотвичка, или карасик, или, скажем, окушок отлично может жить в воде, где кислорода мало. А вот на воздухе, где кислорода гораааздо больше, плотвичка в муках умирает. И какой мы делаем из всего этого вывод? Вывод: много – это почти всегда плохо; а хорошо – это почти всегда мало…


Роман наливает ещё одну рюмку, хотя уже заметно опьянел.

Р. – Так выпьем… Так выпью за отсутствие излишеств! (пьёт) И упокой плотвички! (откусывает огурец)
Л. (с надеждой) ; Может, правда: пойдём?
Р. (откидываясь на спинку стула) ; Знаешь, а я думал, ты другая.
Л. ; Я тоже думала, что ты не такой.
Р. ; А я и не скрывал, что у меня есть определённые природой намерения. Их не может не быть! Зачем же мужчины и женщина встречаются? Иначе всё как-то глупо! Мы же не дети!
Л. (снова как-то очень вдруг) ; Я не хочу детей.
Р. (непонимающе моргает глазами) ; Я тоже пока не затарился памперсами… А при чём тут дети?
Л. ; Ты сказал – дети.
Р. (ещё больше удивляясь) ; Я сказал «дети»? Я не сказал – дети. Я сказал: не дети. Мы – не дети.
Л. ; Но от этого могут быть дети…
Р. ; От бокала вина?!! Которого ты, к тому же так и не выпила… (ошалело смотрит на свою опять полную до краёв рюмку) ; Что ж тогда со мной-то будет, после поллитры-то? Детдом родю… рожу. Или детсад. Или детдвор. Детдвору!

Л. (решительно) ; Мне всё равно. Я ухожу!

Лена встаёт и берёт свою сумочку из натурального кожзаменителя.

Л. ; Ты не хочешь меня проводить?

Р. (с пьяной презрительностью) ; В последний от меня путь? Нет уж! Чао!

Лена гордо вскидывает голову и уходит.

Роман остаётся один.

Р. (рассеянно) ; Даа… Спьяну можно делать лишь одно – пить дальше…

Немного покачавшись на стуле, зовёт официантку.

Р. ; Девушка!

Подходит официантка.

О. ; Хотите заплатить?

Р. (осклабившись) ; Не хочу. Но – придётся! (смотрит счёт) Что-то карман зачесался... Может, к деньгам?

Официантка фыркает.

Р. (отдаёт деньги) ; У меня нет проблем с деньгами, у меня проблемы, когда де-
нег нет.

Официантка собирается уходить.

Р. ; Постойте, девушка, а вы не могли бы уделить мне несколько ближайших десятков лет? Давайте снова познакомимся! Меня зовут Роман, а вас?..

О. (убирая деньги в карман передника) – У нас не курят. (уходит)

Р. (медленно) – Унаснекурят… Казашка, наверное…


СТУЛ:

– Ну, и как вам? Скажете: дело молодое? Засилье интернета, неуправляемое либидо, ветер в голове и повсюду, отсутствие обязательств, мега-инфантилизм, цепкие путы соцсетей, дебильные сериалы, шедевры «Марвела», ни одной прочитанной книги, гамбургеры с колой, пиво с семечками, чипсы-сникерсы и т.д. и т.п.? Но так ли молодость плоха своей горячностью и своей неопытностью? Перечёркнутый минус – это плюс. Чем дольше живёшь, тем больше знаешь, а значит – чаще сомневаешься. У моего хозяина есть друг, и насколько я за много лет понял – одинокий, как нос среди ушей. Он часто рассказывал про свои попытки что-то наладить в своей невесёлой личной жизни. Мне очень хорошо запомнился один эпизод, так как в нём косвенно участвовал мой керамический собрат по части гигиенического обустройства человеческого жилища… Фамилия этого друга моего хозяина была соответствующая – Брусныцин. С такой фамилией человек просто не может не быть одинок. Таким он, собственно, и был.
Так вот. Однажды этот Брусныцин придумал позвать к себе в гости барышню. Что-то на него нашло такое. Барышня была ему знакома уже неделю и как бы понемногу, исподволь уже начинала нравиться. И вот тут-то его и подвели излишние раздумья. Размышляя о возможных сторонах предстоящего визита, этот Брусныцин зашёл в туалет, как раз туда, где обосновался мой белый собрат, опустил сиденье и…
И подумал: вот зайдёт его барышня зачем-нибудь в туалет и увидит, что сиденье поднято. Вероятно, ей станет неприятно браться за него рукой и опускать вниз. А если сиденье будет опущено, то барышня решит, что оно наверняка грязное: ведь мужчины в туалетных вопросах физиологически крайне нечистоплотны…
И что, вы думаете, было дальше? Так ничего и не сделав в туалете, Брусныцин спустил воду и пошёл звонить своей барышне, чтобы перенести их встречу, ну, скажем, эээ… на следующую среду, так как у него вдруг страшно разболелась голова…
Отговорки… Отговорки… Вечные отговорки…

(Двуспальная кровать. Муж и жена. Оба среднего возраста.)

Она: – Ты спишь?
Он: (сквозь дрёму) – Нннет… А что?
Она: – Так, ничего…
Он: (не открывая глаз) – Мммм…
Она: (теребя краешком одеяла) – Ты меня любишь?
Он: (всё так же, сквозь дрёму) – Конечно… А как же ещё? Ты – моя жена…
Она: – Ну… Я не знаю, как… Всякое бывает… Девки у тебя на работе молодые, красивые… И жена я у тебя не первая.
Он: (понемногу просыпаясь) – Опять двадцать пять… Ну, девки. Что их теперь за это: акулам на корм? И кто это там, интересно, красивая, Олька что ли?
Она: – Тебе видней!
Он: – Ой, ладно. И не надо, пожалуйста, про жён: ты тоже замужем была…
Она: – Это не считается! Я была молодая и глупая!
Он: – Ну да, а я был, конечно, старым и умным… Перестань. Давай спать.
Она: – Ты меня не любишь.
Он:  (полностью просыпаясь) – Ты с ума сошла. А что же я делаю?
Она: – Не знаю. Работаешь. Снова работаешь. Опять работаешь. Ешь. Пиво пьёшь. С друзьями в баню ходишь.
Он: – Бывает… И что с того? Не работать?
Она: – Не юродствуй! Ты меня понял. Ты меня не любишь. Я тебя больше не интересую…
Он: (хитро улыбается, придвигается ближе и делает попытку обнять) – Глупости какие… Ещё как интересуешь! Хочешь, докажу?
Она: (отстраняясь) – Нет, подожди. Ты меня – любишь?
Он: – Конечно! Ну, может, в этой ночнушке…
Она: – Ага! Вот уже и ночнушка тебя не устраивает!
Он: (заводясь) – К чёрту ночнушку! Я тебе и без неё покажу, как я…
Она: (отстраняясь и приподнимаясь на локте) – Нет! Сначала скажи мне честно: ты меня любишь?
Он: – Люблю, люблю! Ну же! В самом деле: разбудила, а теперь в кусты?
Она: – Подожди... А как ты меня любишь?
Он: (приподнимает одеяло) – Вот! Видишь?
Она: (прижимает одеяло обратно) – Двадцать лет одно и то же… И что: это ; любовь?! У тебя нет других её проявлений?
Он: – Есть. Но не сейчас… Да что с тобой? Чего ты, в самом деле?
Она: – Ты меня не любишь!
Он: (недоуменно) – Интересно... А ; это? (попытка вновь приподнять одеяло)
Она: (прижимая одеяло рукой) – Это ; не то! Мне нужна любовь! А это... Физиология! (отворачивается к стенке)
Он: (заглядывает под одеяло) – Физиология?.. Хм… Раньше ты была о ней другого мнения…
Она: (через плечо, с надеждой) – Так ты меня любишь?
Он: (опять взглянув под одеяло) – Уже и не знаю... Кажется, всё меньше и меньше... Да шучу я! Шучу!
Она: (поворачиваясь, с жаром) – А на что ты готов ради меня?
Он: (возобновляя натиск) – На всё! Ну, давай же!!
Она: (отталкивая) – Я не про это! Я – про любовь...
Он: (неуверенно) – На юг поедем... Пальто тебе куплю, с воротником...
Она: – Ну причём тут юг? Нет! Ты меня не любишь! Ведь так? Не любишь?
Он: – Ну... Я думал...
Она: – Ага! Значит, я права! Ты меня не любишь! Одни сплошные отговорки! Всё! Спокойной ночи!

Она отворачивается к стенке.
Он молчит, вздыхает, улыбается и поворачивается в другую сторону. С прикроватной тумбочки на него смотрит свадебная фотография двадцатилетней давности.


СТУЛ (задумчиво):

– Они занимались любовью ночью, в темноте, в пижамах, под одеялом, на разных кроватях… Что связывает супругов: в 20 лет – секс, в 30 лет – дети, в 40 лет – долги, в 50 лет – внуки, в 60 лет – болезни, в… кому как повезёт – ограда на кладбище… И вся недолга.
И что это доказывает? Только то, что мужчины и женщины отличаются друг от друга даже не как яблоки и груши, а как… Кто сказал: как кошки и собаки? Но вы тоже по-своему правы. Ведь почти все люди в массе делятся на любителей собак и кошек. Конечно, есть ещё любители лошадей, слонов, хомяков, возможно, даже выдр, выхухолей, пупырчатых жаб и нетопырей. Замечу, что любителей стульев, кроме Остапа Бендера и Кисы Воробьянинова, которых на самом деле тоже не было, нынче нет. А жаль.
Так вот по поводу кошек и собак… Всё же что-то в этом есть. Все женщины – немного кошки, а все мужчины – немного собаки. Ровно как все мужчины – немного дети, а все женщины – немного взрослые. Всё дело в отношении к игре. Оно говорит о многом, это отношение. Мужчины и собаки играют до старости. Женщины и кошки, видимо, считают это непотребство чем-то находящемся ниже ватерлинии их достоинства. Хотя на отдыхе…
Вот, кстати, ещё одна странная вещь, присущая двуногим и относительно прямоходящим: отдых. Нам, стульям, отдых не требуется. Люди же без него обойтись не могут, ну, или не хотят. Скорее всего, всё же, наверное, действительно не могут. Устают сильно. То сядут, то лягут. Но отдыхать-то нужно умеючи! А это искусство дадено не всем. Вот, помнится, сидел на мне один, жил под фамилией Волбышев, кажется. Был пару раз у хозяина с какой-то грымзой, из тех, что беременеют исключительно усилием воли. Пил неуёмно, при этом прикрывался фразой: «Человеку свойственно нажираться». На мне, подлец, качался... Но рассказывал – интересно. Был у него такой дар, как часто бывают всякие привилегии от природы у людей, пьющих сверх всяческой разумной меры. Есть тут, наверное, какая-то коварная взаимосвязь… Но не будем о грустном! Короче, рассказал он однажды такое…

Волбышев:  – Вот, отцы вы мои родные, и говорю… Как-то летом взял я две бутылочки портишка «три топорика», закусочку незамысловатую а ля ужин турыста, покрывальце своё задрипанное и пошёл-вышел на берег водного хранилища с целью культурно отдохнуть.
Обосновался я возле зачумлённого кустика, разложил свои припасики, полюбовался на них немножко, выдохнул и принялся отдыхать.
Врать не стану: первую бутылочку выкушал не торопясь, степенно, минут за двадцать. И, отцы вы мои родные, хранилище водное заиграло тут новыми красками и даже, помнится, стало напоминать Рижское взморье, на котором я, если честно, отродясь не был. А вокруг – близлежащие женщины. И как-то они сразу подобрались, постройнели, килограммы лишние за борт сбросили и даже обрели манящий взгляд. Я, конечно, первую баночку тут же и добил для верности. И почувствовал я себя неотразимым и сексуальным, как этот, как его… Бендерас… Бандерас, хоть я, как вы знаете, и бывший блондин, а он наоборот – испанец. К воде, отцы мои родные, я не ходил – шествовал, кстати, почти не шатаясь и всасывая в себя волосатый живот.
Вдруг чувствую: одна девушка (слева от меня лежала, лет тридцать девять – не месяцем больше) делает в мою сторону призывные знаки зелёными лукавыми глазами. А я что? Отхлебнул прямо из горлышка из второй скляночки и, не тратя времени на тщетную закуску, переместился к этой лукавоглазой богине.
Тут, отцы вы мои, я поначалу немножко притормозился. Представьте: картина маслом. Глаза у богини не зелёные, а карие, а левый глаз такой косой, что вряд ли она видела им хоть что-то, кроме своего носа. Сидит, ноги набок заложила кокетливо, и улыбается глупо-глупо. И тут я, наверное, от этого косого сглаза, дал маху: наклонился к ней и рот открыл, чтобы как-нибудь познакомиться. А вместо этого, отцы вы мои родные, отрыгнул… А там «три топорика» и азовские бычки в томате…

В. (утыкаясь подбородком в лоно косоглазой красавицы) – Пардон!
Д. (картинно возмущаясь и продолжая глупо улыбаться) – Что вы там делаете?
В. – Честно? Блюю.
Д. – Как это романтично!

Запускает пальцы в волосы Волбышева и отрывает его заляпанное лицо от своего живота.

Д. – Однако вы испачкали мне весь мой новый купальный костюм.
В. (выковыривая из ноздри остатки бычков) – Это ничего. Я всё постираю. Давайте снимемте с вас трусы.

Волбышев пытается сделать это зубами, но косая искусительница манерно отстраняет его от себя, утратив улыбку.

Д. – Я не могу. Я вдова.

Волбышев вытирает лицо ладонями и садится напротив красавицы.

В. (с напряжением довольно долго подумав) – У вас кто-то умер?

Красавица кивает.

Д. – Кролик. Мы были вместе почти целый год или два…
В. – А раньше?
Д. – Раньше он был жив.
В. – Нет, в смысле: кто был до кролика?
Д. (вновь улыбаясь) – Котик. И ещё другой котик. И рыбки. И покемон…
Волбышев икает.

В. – Ну, раз вы не хотите снимать трусов, так давайте хотя бы выпьемте на брудершафт, – у меня ещё осталось…
Д. (вежливо) – Спасибо, но я пью своё.

Достаёт из сумки бутылку вермута «Сальваторе».

В. (одобрительно) – Крутое пойло, давно не пил. Почти никогда. Угостите?
Д. (улыбается ещё шире, являя отсутствующий клык) – Сперва нужно окунуться, чтобы освежить купальник. И пересесть: вы тут немножко напачкали…
В. (соглашаясь) – Был косяк, каюсь. Тогда давайте перейдёмте ко мне под кустик. Там пока чисто.
Д. – Отличная идея. Я согласна!

Протягивает Волбышеву руку, чтобы тот помог ей встать…

(звучит разудалая музыка, бурное действо «за кадром»)

Волбышев приходит в себя и открывает глаза. Вокруг темнота и холод. Волбышев лежит под своим кустиком, невдалеке тихие голоса.

– Сначала отрежем ухо.
– Нет. Начинать надо с мизинца…
– Да вы чё, парни! Сначала нужно выколоть ему глаз.

Волбышев понимает, что это говорят дети, и что речь идёт о нём. Он рывком садится:

В. – Кого это вы тут, засранцы, резать собрались?! Да я вам сейчас все ноги из задниц повыдираю!

К нему подходят три мальчика лет по двенадцать. Один из них:

М. – Ладно, давайте просто на него поссым, раз он проснулся…

Они достают свои писюны и исполняют задуманное, причём Волбышев даже не пытается встать. Затем мальчишки растворяются в ночи.
Волбышев ошарашено сидит на земле. Потом начинает шарить руками по земле и находит трусы своей пассии, а так же разорванную сигаретную пачку, на которой что-то написано.

В. – Ну, и что это за наскальная клинопись? (щурясь и мучаясь, читает по слогам) Вы о-бищ-ща-ли па-сра… па-сра? Ааа… па-сти-рать. М-да… Ни тебе адреса, ни мне телефона… Ну и дура!

Волбышев вздыхает и вспоминает, что вытворят сам. Затем встаёт, одевается, суёт в карман трусы своей бывшей богини и, оглянувшись на свой кустик, тихо сетует:

В. – Да… Не умеем мы пока культурно отдыхать.

Исчезает в темноте.


СТУЛ: Котика она похоронила… Хомячка… Покемона… Эх, есть у человека одна паскудная привычка – привязываться к кому-нибудь. Привяжется к кому-либо человек, впустит его в своё сердце, полюбит, а потом – бац! – а этот «кто-то» умирает. Или сходит с ума. И что теперь делать? Сердцу-то - не объяснишь. Оно, глупое, слезами обливается, стонет, плачет, своего требует… Нет. Уж лучше одному...
Вот, опять же, у моего хозяина была собака. И он её очень любил. Но однажды она умерла. Просто так, от старости. Хозяин не хотел этому верить. Он разговаривал с ней, звал по имени, гладил, клал возле её морды любимую еду… Потом он вынес свою любимицу во двор, прицепил к ошейнику поводок и поволок её по дороге. Труп тащился по пыльному асфальту, иногда переворачиваясь, а хозяин шёл, временами оборачиваясь на своего умершего друга, и плакал, плакал, плакал...
Больше у моего хозяина собак не было. И кошек – тоже. Хотя кошек не было и до этого.
Я, конечно, всего лишь предмет мебели. Но я стар, и на мне за долгие годы сидело множество умных людей. Так что я достаточно слышал по поводу смерти… И постепенно я пришёл к выводу, что у человека всего две, зато очень большие неприятности – это жизнь и смерть. Одна из них уже случилась, а другая произойдёт немного позже. А с точки зрения смерти жизнь человека – это дурная привычка, от которой ему рано или поздно придётся отказаться.
Слова «смерть» и «смирение» – очень похожи. Наверное, они родственны. Но как смириться со смертью? Может ли кто это сделать? Внешне – пожалуй. Но внутри… Не обманывая оболочку, которая называется «жизнь»? Нет. Со смертью смириться нельзя. Поэтому у человека разные формы отношения к ней. И одна из них – страх.
Человеческий страх бывает различной природы. Так уж человек устроен: он всегда чего-то боится. Он боится слишком многого: темноты, болезней, боли, лишений... Но всё же самый сильный и одновременно самый бессмысленный страх человек испытывает именно по отношению к смерти – самому естественному и неизбежному окончанию любой формы жизни. И вся его бессмысленность заключается именно в этой абсолютной неизбежности. По сути, бояться смерти – это всё равно, что бояться восхода Луны или захода Солнца…
В страхе перед смертью нет решительно никакого резона…
Однако человек, если только он не за гранью отчаяния, будет всегда жить под тяжкой десницей этого страха…

Вчера мой хозяин пришёл домой не в духе… В последнее время это случалось не редко, но вчера он был как-то особенно мрачен. Пришёл, позвонил кому-то… Даже нескольким «кому-то». Ему не ответили… Потом он долго молчал. И начал разговаривать сам с собой. Нет, разговаривать с самим собой: это нормально. Я, например, всегда разговариваю с собой. А с кем, позвольте спросить, мне ещё разговаривать? Со столом что-ли? Он глуп, как то, из чего его сделали. Или с этой идиотской люстрой? Мишура. Одна видимость. Но мой хозяин… Я даже за него испугался… Потому что не понял… И не понимаю до сих пор… А это всегда очень страшно, когда ты не понимаешь…

ХОЗЯИН:

– Да, да… Разумеется… Конечно… Семья – это главное… Дети… Да, да… Ну уж а здоровье – само собой… Да, без него вообще никак… Конечно… Разумеется… Рыбалка, да… Согласен, не для всех… Да, да… Чтобы в стране всё было спокойно, а как же… Друзья опять же… Да можно и не в гараже… Да, да… Разумеется… Если жена не против – то и дома… Да, да… Машина хорошая… Про дом уж молчу… Разумеется… Да… Конечно… Интересная книжка… Кино, театр… Разумеется… Ну, музыку не все любят: не цирк всё таки… Да, да… Конечно… Баня… Ну… Это святое… И работа чтоб интересная, чтобы нравилась, и чтоб трудно было, и чтобы деньги приносила… Да, да…
А вот ты можешь самому себе признаться: что тебе хотелось бы делать всё то время, что ты потратил на свою жизнь? Вот только это, и больше ничего. Всё остальное – по боку. Что останется в сухом остатке? Хоть себе самому можешь признаться? Ведь ты прожил целую жизнь! Ну, что? Страшно себе признаться, да? Стыдно как-то… Несерьёзно… Всё равно такого никогда не было и не будет…

ЕГО ГОЛОС: – Да. Не будет. Но ты назови!
Он: – Ну, как-то… ну… это…
Голос: – Давай! Ты же знаешь!
Он: – Ну, я не знаю…
Голос: – Знаешь, знаешь!
Он: – Ну что ты, ей богу, пристал…
Голос: – Да потому, что ты трус и лицемер. Вернее, сначала лицемер, а потом трус. Трус! И ли-це-мер.
Он: – Ладно, ладно… Сдаюсь. Ты же и сам знаешь. Чего спрашиваешь? Чего ты от меня хочешь?
Голос: – Я хочу, чтобы ты назвал ЭТО. То немногое, что ты НА САМОМ ДЕЛЕ хотел делать. А не то, что ты был вынужден делать, так как это ПРАВИЛЬНО.
Он: – Отстань…
Голос: – Ага! Вот видишь! Я же сказал: трус! И лицемер!
Он: – Пусть… Пусть я трус и лицемер. Но я честный трус и лицемер.
Голос: – И в чём же, позволь спросить, заключается твоя честность?
Он: – В том, что я не хочу лицемерить и трусить. Просто… Просто… Такова жизнь. Так устроен мир.
Голос: – Не юли. Просто это очень непросто – сказать правду.
Он: – Да кому она нужна – твоя правда?!
Голос: – Она не моя. Она – твоя.
Он: – Не нужна мне такая правда. Отстань!
Голос: – Тогда не морочь никому голову. Не прикрывайся словами. Семья, родина, работа, долг… Пьяница и сластолюбец.
Но даже и это всё – тоже ерунда. Зачем ты живёшь? Ты всё давно потерял. Хоть у тебя и всё есть. Ты тщетно пытаешься наполнить мелкими пустяками, якобы важной рутиной, всякими необходимыми делами, потухшими страстями свой опустевший мир. Ведь он у тебя давно пуст. Признайся себе. Как сдувшийся воздушный шар. А сдувшийся воздушный шар непременно упадёт. И ты – ты уже давно упал. Ты же не мог этого не заметить. И для чего ты теперь живёшь? Что тебя ещё держит в этом мире? Химеры, которые твой мир выдумал для тебя, чтобы ты не сбежал раньше срока, который тебе положен, чтобы ещё послужить ему, твоему жадному миру? Так ты исполнил свою миссию. Ничтожную. И на самом деле, как это ни страшно сознавать, никому не нужную.
Он: – А как же мои дети?
Голос: – А ты нужен детям? Нет. Уже не нужен. Был нужен, а теперь – нет. Они – выросли. И будь честен: они тебе – тоже не очень-то нужны. Ты сделал своё дело. Ты – можешь уходить. Навсегда. Тебя будут помнить: это всё, что ты заслужил. А большего в этом мире заслужить нельзя. У гроба карманов нет. Я тебя отпускаю. Иди.





СТУЛ:

– Никогда раньше я не видел его таким. Он всю ночь сидел на мне за этим глупым столом и пил… не то «Шато Медок», не то пиво, не то коньяк... Я не знаю. А ближе к утру началось ещё более непонятное. Я – старый, уважаемый стул, но такого в мой жизни ещё не было… И мне опять стало страшно. Потому, что непонятное всегда страшно… Хозяин поставил меня посреди комнаты, под эту идиотскую люстру. Зачем-то встал на меня. Что-то делал, там, наверху… Потом эта идиотская люстра упала рядом со мной. Но мне её не жалко. Пёс с нею – горстка стекла! Я размышлял… Я думал: что происходит? Что происходит?.. Мне почему-то стало не по себе… Мой хозяин… МОЙ ХОЗЯИН оттолкнул МЕНЯ ногами. И я упал. А он – нет…

Господи, как же страшно, когда непонятно… Когда не знаешь, кто тебя поднимет, если ты упал…

Какая кругом темнота… Темнота… Что это: ночь или просто темно? Хорошо, если ночь…

Новый день всегда начинается ночью.

7 февраля 2017