Любовь

А.Н.ПАВЛОВ

ЛЮБОВЬ

     Наша Берендеевка. Конец весны. Тепло, солнечно. Кусты и деревья в молодой зелени. Яркая трава-мурава. До покоса ещё далеко. Тёплый и влажный  запах проснувшейся земли.  Воздух напоён свежестью и каким-то свойственным только в эту пору ароматом. Звон птичьих голосов. Первые бабочки. Прозрачная голубизна неба. Начало новой жизни. Ожидание чего-то хорошего.  На душе  светло.
      Открыли избу. С сеновала навстречу выскочила кошка. Бросилась к нам в ноги и стала истово тереться о них. Господи! Такого несчастного существа мне видеть ещё не приходилось. Тощая донельзя. Спина горбом. Позвоночник наружу.  Рёбра можно пересчитать. Откуда она? Где пережила зиму? Не знаю. Вера сразу дала  еды.
     Так и осталась у нас на лето. Пришла в себя. Отъелась. В избу почти не заходила. Обращались мы к ней незамысловато – Киска, и всё. Ближе к осени Вере показалось, что будут котята. Как-то к ночи услышали на чердаке лёгкую возню. Решила – Киска уже не одна.
     Утром поднялся на чердак. Проверил все углы и закутки. Ничего не нашёл. Позже стали замечать, Киска таскает на чердак мышей. Возня стала довольно шумной. Шло обучение.
    И вот, неожиданно для нас, с чердака скатилось на полку и затем шлёпнулось под ноги маленькое существо. Величиной с ладонь. Испуганное и «грозно» шипящее. Других котят не оказалось. Существо озиралось, засуетилось и побежало в «кошачью» дырку дверей к сеновалу. Смелости малышке было не занимать. Мамаша растерялась. Юркнула за чадом. Так и пошло. Котёнок бегал, где хотел. Залезал в дрова, бродил под крыльцом, карабкался по брёвнам избы, бегал по траве, залезал под доски в какие-то немыслимые щели. На мать не обращал никакого внимания. Киска вся в переживаниях. Бегала за ним в беспокойстве. На её морде выражалась полная растерянность. Казалось, вот она сядет и разведёт лапами в удивлении.
     Дело шло к холодам. Начали думать, что с нашими кошками делать. Двух взять в город не могли. Оставлять в избе – обрекать на гибель. Наконец, решили:
• Киску отвезём в Боровичи к тётушке, котёнка заберём с собой в Петербург.
Ночи становились всё холоднее. Кошки в тёплую избу не шли. Беспокоились в основном за малышку. Вера устроила им гнёздышко в чулане. Там же и миски определили. Спали мать и дочка (позже выяснилось, что это кошечка) в обнимку.
     Но наша озабоченность нарастала. По ночам стало подмораживать.  Да и  уезжать скоро. Наконец Киску отвезли. А вот малышку предстояло ещё поймать. Все обычные способы приманивания, уговаривания оказались безрезультатными. Мне было поручено изготовить большой сачок на длинной палке. Но это только ухудшило ситуацию. Малышка  вообще перестала нас подпускать. Тогда Вера придумала дождаться, когда котёнок поест и заснёт в чулане. Там были ночные сумерки и дверь закрывалась. Открыт был только кошачий лаз внизу. Технология сработала. Когда «дитя», по нашему мнению, заснуло, Вера зашла и тёплой кофтой накрыла спящее создание. Внесла в натопленную избу и передала на руки сестре, которая гостила у нас в это лето. Женя, боясь испугать котёнка, легла с ним в кровать, не раздеваясь и прижимая ласково к груди. Так и заснули вдвоём.
     Утром малышка уже резвилась на полу, цепляясь за полог, закрывающий вход в комнату, где прошла её спокойная ночь, и раскачивалась на нём.  Стали придумывать имя. Ничего путного в голову не лезло. И вдруг кого-то из нас осенило:
– Да это же Сонька, Сонечка. Если торжественно, то Софья.
Крестины состоялись. Имя к малютке будто приклеилось. Наконец, присмотрелись  к ней. Окраски наподобие русской голубой. Загордились – чувствуется порода. Носик розовый.  Мордаха спереди белая. Белая полоска разделяет ещё синие глазки. Грудка, живот и часть лап тоже белые. Белое будто разделяло тело пополам – верх и низ. Короткошерстная. Шерсть густая, плотная. Хвост не пушистый, но «массивный».  Одним словом котёнок хоть куда. Просто загляденье. Красавица, да и только.
     Подумали, что ночь в избе сблизила её с нами. Но ошиблись. Попытка Жени, взять Соньку на руки, завершилась полным конфузом и ранением. На протянутую руку это маленькое чудо-юдо бросилось в атаку и своими когтями-иголочками, нанесла длиннющую царапину на локтевой части руки, такую глубокую, что кровь закапала на пол. Пришлось заливать йодом и заклеивать бактерицидным пластырем.  При малейшем приближении рот у Соньки растягивался в какой-то прямоугольник. Она  грозно шипела и показывала тонкие и острые клыки. Шерсть вставала дыбом. Уши вытягивались в стороны. Пришлось оставить её в покое и предоставить самой себе. Конечно, из избы уже не выпускали.
     В город привезли её в просторной плетёной корзине, закрытой сверху сеткой с крупными ячейками. В квартире долго обследовала каждый уголок.
     Очень беспокоились, где и как она начнёт решать свои туалетные дела. Но всё сладилось прекрасно. Она оказалась потрясающей чистюлей. Сейчас в её «корытце» около унитаза просто стелем небольшой листок газеты. Второй листок кладём рядом на кафельный пол. Надо только вовремя и хорошо убирать. Все свои «дела» прикрывает чистыми листочком. Когда приходят гости, удивляются, что в доме кошка. Никаких запахов.
     Вскоре я заметил, что её глазки «затекают» и около носа образуются грязные комочки. Вера стала делать слабый  марганцовый раствор, и я кусочками марли протирал глаза. Она не сопротивлялась. Только вся напрягалась, когда мне приходилось лёгонько брать её за горло под мордаху.  Процедура не приносила каких-то ощутимых  результатов. Решили показать её врачам.
     Оказалось, она сильно простужена. Нам сказали:
– Ещё бы неделя – и воспаление лёгких.
Начались уколы. И тут мы нашу Соньку оценили с другой стороны.
Медсестра Вере:
– Держите крепче. Укол довольно болезненный.
На удивление Сонька лежала спокойно. Вера только слегка придерживала её и говорила ласковые слова. Укол. Наша больная даже не дёрнулась. И так  каждый день. Десять уколов. Сестра только удивлялась:
– Да! Ваша кошечка с характером. Таких, я ещё не встречала. Обычно орут, вырываются. Особенно коты. А ваша терпелива и бесстрашна.
     Мы внутренне загордились. Приятно такое слышать. Хотя нашей заслуги в этом не было никакой.
      В клинике посоветовали стерилизовать её. Подумали, подумали и решились. Когда Соньке «стукнуло» девять месяцев, привезли её на операционный стол. Переживали. Но операцию она перенесла превосходно. Выше всяких похвал. Только пыталась сразу вставать и с мутными от наркоза глазами, шатаясь, куда-то двигалась.
     Скоро всё забылось. Сонька стала зеленоглазой и снова игривой, бойкой, радуя нас каждый день. У неё выработались чёткие ритуалы, соблюдать  которые она быстро нас приучила.

* Подъём
    Побудка в пять утра. Только Веру. Начинает ходить по ней, тычется носом в лицо, или цепляет когтями за одеяло, пытаясь сдёрнуть. Бежит на кухню к своим мискам. Вера кормит. Хотя миска с сухим кормом пустой никогда не бывает. Вообще Сонька не любит пустых мисок. Требует, чтобы в них был корм. Иногда не ест. Просто посмотрит. Убедится, что всё в порядке,  и, успокоившись, уходит. Когда мы завтракаем, обязательно при сём присутствует. Сядет на окно, смотрит на волю, спиной к нам, но с нами. Если появляются птички, начинает цокать зубами. Раз даже прыгнула на стекло, брякнулась на стол с «хорошими» последствиями для уборки.

* Игра
     Часам к двенадцати у неё возникает острое желание поиграть. Только с Верой. Она относится к ней как к подруге. Приглашение состоит в том, что Сонька запрыгивает на кровать, изгибается боком, растопыривает уши в стороны или прижимает за головой, шерсть вздыбливается и начинается танец-прыжки. Этаким скоком, скоком на четырёх лапах.
     Вера берёт в левую руку мой пояс от халата и начинает им легко помахивать, водить по кровати, делать круговые движения. Сонька убегает по коридору. Занимает исходную, выжидательную позиции. Ложится, прижимается к «земле» и … атака. Вера подкидывает конец пояса. Сонька подскакивает за ним над кроватью этакой свечкой. Иногда делает какой-то немыслимый кульбит с неповторимым поворотом. Старается поймать кушак. Ей это позволяется. Начинается катание по кровати. Перевороты через голову. При этом рот у Соньки до ушей или совсем открыт от счастья. Она радуется и вся сияет. Потом соскакивает под стул. Замирает. И опять бросается в атаку. И так много раз. Наконец, все участники игры устают.  Сонька теряет к игре интерес. Мой кушак оставляют в покое.
     Игра обязательна. Каждый день и только с Верой. Мои попытки подменить её никогда успеха не имеют. Когда Сонька была молоденькой, непонимание или отказ поиграть вызывал у неё обиду. Казалось, она думала:
– Ах, так? Не хотите? Делаете вид, что не понимаете, заняты? Ну, я вам сейчас покажу.
     Прыжок на оконные занавески, раскачивание, раскачивание … И вот вся оконная красота уже на полу. Сонька сверху. А то и зароется в ткань с головой. Стали ругать. Начала проделывать  это без нас. Пробовали закрывать в комнату дверь. Мало помогало. Она разбегалась, прыгала на дверь. Раз, другой. Ударялась. Разбегалась снова и снова. Штурм. Ничего не выходило. Стала запрыгивать на ручку двери. Повисала на ней. И всё-таки открывала. Но никогда не мяукала, не просила, не «ныла».
     Наконец, мы сдались. Игры приносили всем радость. Сонька оказалась умнее нас.

* Ласки
     Сонька не любит, когда её берут на руки. Вся напрягается, и, медленно и сильно извиваясь всем телом, освобождается. Видно, она только терпит и ей неприятно.
     Однако ласку любит. И в этом тоже существует ритуал. Место и время. Для ласок был выбран я. Когда я сажусь в мягкое глубокое кресло, она каким-то нутром узнаёт это. Обычно  после короткого «мяв», подбегает слева, царапает когтями обивку и запрыгивает на подлокотник мордой ко мне. Это означает, она хочет, чтобы я погладил её. При этом я всегда говорю:
– Сонечка! Девочка наша хорошая. Красавица. Умница!
     Это повторяется на все лады. Затем она поворачивается боком. Я вычёсываю её специально приобретённой расчёской. Подставляется другой бок. Если сидит спиной, всегда оборачивается и смотрит мне в лицо. При этом всё время надо говорить ласковые слова и хвалить её. Вначале я этого не понимал. Тогда она начинала меня не больно покусывать. Вначале я думал, как-то не так расчёсываю, делаю больно. Оказалось, дело в другом. Надо говорить, говорить и говорить с нею. Ласковые слова, тёплый тон:
– Королева ты наша, красавица, умница! Мы тебя любим! Курочка ты наша хорошая. Заинька.
     И всё в таком духе. Наконец, она успокаивается и просто сидит на подлокотнике. Если я не ухожу, она медленно переходит ко мне на колени. Какое-то время сидит, потом укладывалась калачиком. Иногда вытягивает лапы и упиралась ими в подлокотник. Начинаю почесывать её за ушами, провожу пальцами по спине, оставляя полоски, треплю легонько по меховым подушечкам щёк, которыми кошки обычно трутся о нас. Она жмурится и «балдеет» от приятности. Обычно даю ей посидеть пять-десять минут. Потом медленно встаю и ухожу работать. Она соскакивает и возвращается в кресло на нагретое мной место.
     В течение дня на неё никто внимания обычно не обращает. Но она всегда старается быть неподалёку. У телевизора устраивается либо рядышком с Верой, или, напротив, на стуле, чтобы видеть нас, и чутко дремлет.
     В таких случаях мне вспоминается  случай с  нашей знакомой в Африке. Муся работала врачом в одном из небольших тамошних государств. Как-то её пригласили в тюрьму осмотреть заключённого. Она оказала ему помощь и рекомендовала перевести на лёгкий режим. Через месяц или два в этой стране произошёл государственный переворот. Её пациент оказался у власти (не то премьером, не то президентом). Спустя год она уезжала в Россию (тогда ещё СССР). И уже подходя к самолёту, увидела, как подъехала правительственная машина. Из неё вышел бывший пациент. Просто постоял и всё. Так он поблагодарил за помощь и показал, что помнит её. Ведь не обязательно говорить какие-то слова. Иногда достаточно побыть рядом.
     Иногда днем я выпиваю чашку чая на кухне. Сонька тут как тут. Запрыгивает на табурет и  вытягивает  лапу в мою сторону, медленно поводя ею сверху в низ. Просит погладить. При этом она тихо, тихо говорит не то «мяв» не то мяу, смотрит на меня и как-то смешно морщит носик.

     Частенько Сонька расслабляется, вытянув лапы, на коврике у кровати. И тут, достаточно только обратить на неё внимание, произнести имя. Начинает подрагивать кончик хвоста. Она услышала, что говорят о ней. Если вдруг с нашей стороны доносится:
– Сонечка! Какая ты у нас красавица. Чистюля. Девочка наша золотая.  Любим мы тебя, –
тут же начинает кататься на спине. Вправо, влево. Лапы в стороны. Улыбка до ушей. Будто впитывает наши слова и светится счастьем. Всем хорошо.  Такая сцена повторяется и в деревне, когда мы сидим на крыльце, любуемся закатом и отдыхаем от дневных трудов и забот. Сонька нежится на вечернем солнышке рядом с нами. Мы нужны друг другу.

* Защемило на сердце
    Сызмалу Сонька очень осторожна. Сторонится всего незнакомого. Когда, кто-то подходит к двери в квартиру, мы узнаём об этом ещё до звонка. Она приседает на всех лапах и суетно, прижимаясь к полу, бежит к двери ванной комнаты. Когтями в панике отцарапывает дверь  и – на коврик. Если слышит, что гостей многовато, залезает под ванну и сидит там, притаившись, пока не уходит последний  гость.  Недавно, в доме меняли отопительную систему. Дверь в квартире не закрывалась с утра до самой  ночи. Работала бригада монтажников. Одни пилили трубы «болгаркой, другие снимали старую арматуру. Вытаскивали, приносили новое оборудование. Дрелили стены, ставили подвески и так дальше и тому подобное. Работа специализированная. Люди постоянно менялись, внося в квартиру разную ауру, звуки, настроения, голоса, инструменты. Для Соньки это был огромный стресс. Почти сутки она просидела в своём «подполье». Ни питья, ни воды, ни туалета. Ни о каких играх и ласках не могло быть и речи. Но вот около часа ночи «чинщики» ушли». Только закрылась дверь, Сонька тут как тут. Вся квартира была обследована заново. Она даже  заглядывала в щель между стенкой и изголовьем кровати, будто кто там мог спрятаться. Обнюхивала и осматривала все уголки, побывала за столом компьютера, осмотрела книги и кресло. Успокоилась, только убедившись, что её дом не изменился.
     Летом происходит то же самое. Приезжает зять рыбачить на форель, она прячется. Дома не показывается, в избу не заходит. С Петровичем в доме появляется много незнакомых вещей, запахов. Они настораживают её и беспокоят. Мы это понимаем. Знаем, как только Петрович соберётся к отъезду, выйдет из дома, помашет рукой и пойдёт по тропке к машине, Сонька появится мгновенно. Любопытно, что когда он просто на много часов уходит рыбачить, такого не происходит. Она появляется только и только тогда, когда он уезжает совсем.
     Приезжают сын и внук, чтобы помочь нам вернуться в город. Сонька прячется снова. Хотя их, также как и зятя, знает хорошо. Перетаскиваем вещи в машину, оставляемую в соседней деревне. Её нет. Звать бесполезно. Сборы и суета людей волнуют и пугают её. Уходим. Вера остаётся на крыльце ждать Соньку.  В доме всё успокаивается.  Сонька появляется. Вера помещает её в «перетаску». Мы встречаем их, садимся в машину и спокойно едем на зимнюю квартиру. Она спит. Никаких проблем.
     В конце этого лета, за нами приехал сын с приятелем. Припарковались почти у дома. Побыли неделю. Помогли по хозяйству, ходили в лес, на реку, отдохнули. Оба курят, вечерами любили посидеть на нашем большом открытом крыльце. Выпивали понемногу, курили, разговаривали о своих делах. Естественно Сонька в это время дом покинула.  Дни стояли ненастные и  холодные. Почти каждый день дожди.
     Оставляли для Соньки еду.  Ночью, когда все спали, я выходил в сени и звал её. Безрезультатно.  Однажды открыл дверь, смотрю, стоит у порога. В избе натоплено. Зову зайти. Порог в избах высокий. И тут я совершенно поразился.  Сонька вытянула шею прямо через порог. Мне показалось, что шея стала длинной как у жирафа. Как-то странно повернула голову и заглянула в сторону кровати, на которой спал Миша, приятель сына. Увидела спящего, и тут же шею «убрала», не переходя порога. Тогда я взял её на руки. Живот был мокрый от травы, шёрстка влажная. Прижал к себе и внёс в избу. Прошёл в нашу комнату, опустил на кровать, закрыв при этом дверь в кухню, где спал Миша. Она тут же юркнула в соседнюю комнатушку, под кровать сына и исчезла. Утром я не нашёл её.
     Канун отъезда. Начали собираться. Снимали шланги, насос, прятали всякий скарб, поскольку за зиму нас всегда навещают воры, и весной не знаем, что найдём. В общем, хлопоты большие, долгие. Предотъездовская суета. Наконец всё, что можно попрятали.  Загрузили старенькую «Ниву». Утром отошли к машине. Дом успокоился. Никого чужого. Вера осталась на крыльце одна ждать Соньку. Её нет и нет. Отъехали за деревню, чтобы нас было не видно. Ждём. Сонька не приходит. Час, два, пошёл третий. Надо ехать. Соньки нет. Что делать. Решили двигаться. Предупредили соседа, попросили подкармливать.
    На душе муторно.  Стали успокаивать себя:
– Наверное, судьба у Соньки такая. Здесь появилась на свет, здесь и пропасть, видно суждено.
     Из города названиваем соседу:
– Как там? Появилась?
– Видел, еду ставлю. Миска всегда пустая. Но кто съедает, не знаю.
     Прошло две недели. Появилась возможность поехать. Надеялись, с нашим приездом Сонька почувствует привычный уклад жизни и придёт. На всё про всё у нас были только сутки. Переночевали. Соньки нет и нет. Переживаем. Э..эх! Приехали в пустую. Видно суждено ей пропасть тут. Где-то около полудня Вера, в который уж раз, вышла в сени. И вдруг Сонька спрыгивает с чердака, подходит к ней, как ни в чём не бывало, и начинает ласкаться о ноги. Вера подхватила её на руки.  И, о боже! Сонька прижалась к ней как ребёнок.