Записки каторжанина. женихи и невесты

Из воспоминаний Федора Скидан, бывшего заключенного ГУЛАГА               
   


В 1946 году лагерный режим в ГУЛАГе изменили в лучшую сторону по отношению к заключенным. Новая доктрина Сталина: нам уголь с кровью не нужен, дала возможность многим узникам выжить. В лагере открыли ларек, где можно было покупать продукты на, заработанные в шахте, деньги. В это же время население лагеря стало резко увеличиваться. На смену «предателям», «изменникам» и «шпионам» пошли эшелоны из Западной Украины и Германии. Осужденные были почти все женщины. Всем немкам давали статью «шпионаж» и десять лет Воркуты. У «бендеровок» сроки были еще больше – от десяти и до двадцати лет. Все зависело от «усердия» следователя.
      
      Мужскую и женскую зоны разгородили забором и колючей проволокой, но работали все вместе, на одних и тех же объектах. Несмотря на то, что за посещение женской зоны мужчинам давали карцер, в гости друг к другу ходили. Женщины острее мужчин чувствовали и переживали заключение. Они понимали, что уходят самые лучшие годы, необходимые для создания семьи и рождения детей. Если мужчины еще надеялись обзавестись семьей после освобождения или вернуться к своей семье, которая у них была, то женщины все видели совершенно иначе. На воле их уже никто ждать не станет, а выйдя из лагеря в возрасте сорока лет с подорванным здоровьем, им уже нечего рассчитывать на создание семьи и рождение детей. Фактически Сталин и его подручные убивали в женщине ее предназначение – продолжение рода. Женщины, это прекрасно понимали и наперекор власти пытались решить вопрос деторождения в условиях лагеря. Они пытались завести дружбу с нормальными и достойными узниками сталинского лагеря, и вступить с ними в близкие отношения. Так через полтора-два года в лагере каторжан появились свободные граждане СССР, находящиеся в заключении вместе со своими матерями. Лагерное начальство было вынуждено организовать детский сад, чтобы матери могли работать на шахте.
 
    Эти маленькие узники спасли многим души, а иным и жизнь, и повлияли на их судьбы. Всякий узник-отец знал своего ребенка и старался помогать матери продуктами и одеждой. Иногда они брали детей в свой барак, когда были свободны от работы. Появление ребенка в мужском бараке было настоящим праздником для каторжан. В их огрубевших, озлобленных, ожесточенных сердцах вновь возрождались человеческие чувства и наполняли нелегкую жизнь радостными эмоциями. Каждый хотел взять ребенка на руки, подержать его, понянчить, ощутить себя отцом, человеком. Это вселяло в людей надежду остаться живым, очеловечивало их, давало им силы держаться. Грязные, оборванные и небритые люди вдруг оживали – очеловечивались. Их глаза начинали светиться тем Божественным Светом, который отличает взгляд человека от животного.
     В конце концов лагерному начальству все это «надоело» и они решили удалить детей из лагеря. Женщинам давали возможность отдать ребенка родственникам или сдать его в детский дом до окончания срока заключения. Все старались отдать детей родным и в Воркуту со всей страны поехали бабушки за своими внуками. Так наперекор сталинскому деспотизму люди старались наполнить свою жизнь человеческим смыслом.

    Судьбы немок складывались лучше. Им помогали родственники и Красный Крест, а в 1949 году, после того как была образована ГДР, их всех отпустили домой. Они не чуждались русских каторжанок, и не считали их своими врагами, понимая схожесть судеб. Отрицательно они относились лишь к лагерному начальству и сталинской власти. В основном это были женщины от двадцати пяти и старше, но среди них попадались и совсем молодые – по 18 – 19 лет. Немки также находили себе мужчин, надеясь на их помощь.
    Подобного рода «сватовство» выглядело примерно так: В строящемся доме на территории лагеря собиралась группа женщин-немок и русских мужчин. И вот, однажды, опытная в жизни немка подвела молодую, совсем еще девочку к каторжанину лет тридцати пяти, по имени Федор, и объявила ей, что он будет ее мужчина, и, что он будет о ней заботиться. Правда это «сватовство» продолжалось недолго. Ворвалась охрана и начала бить каторжан прикладом в затылок, и все стали лететь кувырком вниз. Молодая немочка также закувыркалась по ступенькам, а многоопытный Федор, оскалив зубы кинулся на "охравца". Тот перетрусил и отшатнулся, а Федор быстро сбежал вниз и исчез среди построек.

Охране лагеря немки тоже нравились. Голубоглазые блондинки. Они не были так измождены, как советские и сильно нравились «охре». «Охра» пыталась с ними заигрывать: обещала им табак и хлеб, но немки были принципиальны и на контакт не шли. Это бесило «охру», и они всячески мстили немкам. Строившему глазки «охровцу», одна немка прямо заявила: «Не мылься, красавчик! Вот этому худому и небритому даром дам, а тебе и за хлеб не предложу». Даже в ватных  брюках и бушлатах немки производили сильное впечатление на мужчин.
    Каторжанин Федор, неплохо знавший немецкий язык, спросил проходящую немку: «Ты что, боишься нас?»" На что, она ответила: «Шпионы никого не боятся». И, когда она уже уходила, Федор тяжело вздохнул: «Какая женщина! Вот бы поцеловать, такую!» Немка остановилась и, развернувшись спросила: «Ты хочешь меня поцеловать?» Затем, она подошла к Федору и, обняв его за шею, крепко поцеловала в губы.