А. С. продолжение 5

  Начало http://www.proza.ru/2016/10/24/2196
  предыдущая часть http://www.proza.ru/2017/01/03/963


Ужас имел большие глаза цвета моря-океана, только теплее и в них было больше жизни. Вся остальная внешность его состояла из невысокого бородатого старичка с густой шевелюрой и в рубахе цвета пены с гребня волны. Рубаха была с поясом, и своей длиной полностью скрывала ноги старичка. Комплекция Ужаса была такова, что позволяла Степану уложить его запросто одной левой. От привычного человеческого облика его отличал, пожалуй, только цвет лица и того, что росло, как на самом лице, так и над ним. Был он светел, но голубовато-зеленоватых оттенков. Причём всё, что кожаное, было голубее, а волосяное – зеленее. Такой непривычный для человеческого существа колорит, тем не менее, не производил отталкивающего впечатления и был приятен глазу. Да и выражение лица у этого нового и внезапного персонажа не содержало в себе зла, а только добродушие и немного любопытства.
 В общем, весь увиденный Стёпой портрет позволял ему расслабиться и дышать ровнее. Но опыт, который Степан приобрёл за последнее время, утверждал, что чему-чему, а внешности  в ЭТОМ мире верить никак нельзя. Тем не менее, Степан решил, что для него будет полезнее не выглядеть букой и поддержать разговор.
- Ничего себе – шалость. Да они убить меня хотели! – наябедничал Стёпа для начала.
- Не, если бы хотели – убили бы, не сомневайся! – Не согласился с ним сине-зелёный дедушка. – Но тот, кто сам никогда не рождается и не умирает такого измыслить не способен. У них иное было на уме.
Этот странный текст, впрочем, как и его мистический автор, доверия у Степана не вызвал.
- Они же меня чуть не утопили! – с возмущением попытался растолковать ситуацию Степан.
- Да я видал. Но это ж они не по злому умыслу. То была бы случайная оказия, вследствие присущего плёссам любопытства.
- Кому? – удивлённо спросил Стёпа, заинтересованный неслыханным прежде словом.
- Плёссам,- охотно повторил старичок и пояснил, - их так называют, потому, что они из всплеска возникают.
Стёпа был относительно юн. По жизни он не отмахал ещё и четверти века, и его пока ещё легко было увлечь, чем-то для него новым  и необычным. Сейчас как раз произошёл тот самый случай, и жажда знаний о монстрах мелких и прозрачных отодвинула на задний план воспоминания Степана о едва не случившейся с ним трагедии. В голову ему полезли вопросы, которыми он не замедлил поделиться с собеседником:
- Как это – возникают? Рождаются, что ль?
Дед посмотрел на Степана, как учитель на нерадивого школяра.
- Вот у тебя память-то куцая! Ведь только-только тебе говорил, что ни рождаться, ни помирать, им не дано.
   - Это что, получается они - вечные? – продолжал испытывать Степан на прочность терпение старика своим недоумением.
- Вечное – море-океан. Оно было, есть и никуда не денется. А плёссы: вот их нет, а вот – плюх - и они уже есть, а потом опять нет. И их больше нет, чем они есть. Ну, понял, голова два уха?
      Слово за словом пропустил Стёпа рассказ старика через свой мозг, почувствовал, что у него закружилась голова, и погрузился в молчание. Степанов собеседник, озадаченный возникшей паузой, заглянул в его неподвижное лицо и нашёл там разбежавшиеся в разные стороны глаза.
- Ладно, забудь. – Соболезнуя Степану, дал полезный совет старик. – Суть есть в том, что ты плёссам был не интересен. А любопытство у  них к твоему пузырю было. Очень уж он их впечатлил. У них же нет ни прошлого, ни будущего, одно только текущее. Когда перестают быть - всё забывают, а когда появляются - для них всё внове. Словно они младенцы. Всё им нужно потрогать, со всем надо поиграться. Меры они не знают, бывает, что и душу какую загубят, так, ведь, не со зла, а лишь из-за чрезмерного любопытства. На них и обижаться-то за это грех. Умом дети малые, что с них взять.
В голове Степана слова «младенцы», «поиграться», «дети малые» плохо связывались с той яростной атакой мелкого монстра, которую Стёпа пережил совсем недавно. Была  ещё одна нестыковка в словах старика, из-за которой его можно было заподозрить в лукавстве.
- Говоришь, не помнят ничего, а тебя-то запомнили. Вон, как от тебя сиганули, кто куда! – Попытался Степан вывести деда на чистую воду.
- Ага! Меня запомнили. – Старик самодовольно погладил свою зеленоватую бороду синеватой рукой. - Я же их однажды высушил.
- Как это?
- Да так. – Дед небрежно отмахнулся, дескать, дело-то пустяшное и недостойное подробностей, но нашёл нужным пояснить, - не совсем, конечно, а до парообразного состояния. Вот они меня и запомнили. На молекулярном уровне.
Да, Стёпино недоверие оказалось уместным – этот старик, кроме хилой, хоть и оригинальной внешности обладал кое-чем более существенным. Собственно на это намекало и загадочное проникновение этой личности на борт Стёпиного аэростата. И Стёпе совсем не хотелось испытать на себе силу  того самого «существенного».
 Напряжение, которое уже начало было его потихоньку отпускать, вновь сковало и Степаново тело, и его мысли. Следовало быть осторожным и внимательным. А  если потребуется для пользы, то и послушным. Неплохо было бы ещё понять статус этого субъекта. Он явно связан с морской стихией, но его чин и полномочия здесь пока не ясны.
Рассчитывая на ответный ход, Степа решил представиться первым:
- Степан. Изобретатель. – Обозначил он себя, но руки из осторожности не протянул. И о своей второй, неудачной профессии вора он сообщать посчитал  излишним. 
Поступок его оказался верным. Результат получился тот, на который Степан и рассчитывал, но, с каким-то неприятным и даже пугающим оттенком. Дед вдруг, растерянно охнул, хлопнул себя ладонями по бёдрам, словно вспомнил что-то срочное и архиважное, насупил густые брови так, что почти замаскировал ими свои глаза и, глядя из этой засады на Степана колючим взглядом, сухо, но со значением произнёс:
- Старший пригляда за сим районом моря-океана. Отправляю вышеуказанную обязанность во исполнение высочайшего указа Великого Морского Царя Нептуна Семнадцатого!
Придавив Стёпу этой пафосной информацией, он грозно вопросил:
- Ты кто таков будешь?!
Стёпа растерялся.
- Ну, как же! – начал он после некоторой заминки. – Я же говорю: Стёпа я! Изобретатель. Штуки всякие придумываю. Полезные иногда.
- А! Ну да, да! Слышал уже. Извиняй! – Осознав свой прокол, смягчился пригляда. – И эту штуковину, - он обвёл руками и шар и корзину, - ты сам сочинил?
Стёпа хотел возгордиться, но вдруг неожиданно для себя застыдился самого этого желания, и возгордиться  у него не получилось.
- Ага. – Ответил он скромно.
- Остроумно! – Похвалил его пригляда и спросил, - гелий или водород?
Таких слов Стёпа прежде никогда не слышал и счёл их оскорбительными.
- Сам ты водород! Чего обзываешься-то? – Сказал он обиженно и тут же испугался своего поведения и его последствий со стороны старика, возможно очень болезненных.
Но пригляда его пощадил. Он даже ничего не ответил, а вдруг воспарил над корзиной (чему Степан уже и не удивился), поднялся к самому баллону и похлопал его рукой по упругой поверхности, как хлопает заядлый лошадник доброго коня. Баллон ответил коротким звоном изнутри. Дед прислушался к звону, а по его окончании улыбнулся и произнёс удовлетворённо:
- Гелий!
Затем он вернулся к Стёпе в корзину. Стёпа на повторное оскорбление решил не отвечать и встретил обидчика молча. Лишь всем своим лицом дал понять, как сильно он не доволен. Дед понял язык его физиономии, но от этого только вошёл в раж и продолжил обзываться:
- Эх, ты – голова два уха, - сказал он, усмехаясь – гелием в будущем тот газ назовут, которым ты свой пузырь начинил. – Где взял-то?
- У приятеля. Он алхимией занимается. – Пробубнил Стёпа, потихоньку оттаивая. И решил, что стоит запомнить новое название.
- Гелий, гелий… - Произнёс Стёпа, внутренне прислушиваясь к тому, как звучит это слово в его устах. Теперь, когда стало ясно, что гелий это вовсе не характеристика его личности, оно ему даже понравилось.
- Башковитый, видать, алхимик-то? – То ли спросил, то ли утвердил пригляда.
- Не знаю, - пожал плечами Степан, - он этот газ скоморохам продавал. Скоморохи им дышали, и от этого у них голоса становились такие… не натуральные и смешные. У публики от смеха животы трещали. А я вот сюда его приладил. Очень хорошо он тут работает.
Вдруг его память откатилась во времени вспять и ухватилась за один любопытный и едва не упущенный момент в словах пригляды. В будущем назовут…  Он сказал: «В будущем назовут…»! Пару дней назад, в родном городе, на незыблемой земной тверди подобные слова, в лучшем случае, вызвали бы у Стёпы усмешку, адресованную их произнёсшему. Но теперь, после всего пережитого и в нынешних обстоятельствах к ним можно отнестись и посерьёзнее.
Не вполне доверяя своим ушам и памяти, Стёпа уточнил:
- Ты сказал – в будущем?
- Ну, сказал, - пожал небрежно плечами пригляда.
- Так ты про будущее ведаешь?!
- Созерцаю иногда. Но, так… фрагментарно. В этом я не шибко силён.
В ответе сине-зелёного деда опять попалось слово, которое Степе было не знакомо и ничего ему не объясняло – фраг.. фраг-мет… Вот, чёрт, в нём можно запутаться, как в силках! Но, тем не менее, главное было ясно – старик был способен подглядывать за грядущим! И словечко-то это он наверняка оттуда выудил, как и «гелий».
- Здорово! – Пришёл в восторг Степан. – А расскажи, как оно там, в будущем?
В следующую секунду Стёпа вспотел, замёрз, онемел и ослаб в подогнувшихся коленках, а волосы на его голове встали по стойке смирно. И всё оттого, что пригляда вдруг взъярился, прыгнул к Степану, вонзил свой раскалённый взгляд в Стёпины глаза и гаркнул ему прямо в лицо:
- Ты мне зубы не заговаривай, говори - где золото прячешь?! – И замолчал с ненавистью, ожидая ответа.
Стёпа потерялся.
- Ч-ч-ччьё? – Спросил он едва ворочая во рту свинцовым языком.
- Всехнее! – рявкнул пригляда.
Выражение лица, у преобразившегося в худшую сторону деда, было таким, что Степан от страха целую минуту честно пытался вспомнить, где же он прячет золото. Он бы и рад признаться, но, к сожалению, вспоминать ему было нечего.
- У меня нету золота. – Доложил Стёпа обречённо. Он ждал кары за это страшное преступление.
- Врёшь! – Обвинил его пригляда. – Выворачивай карманы!
Степан покорился и вывернул наружу единственный карман на штанах. Но в нём, кроме большой дыры ничего не оказалось.
Поднял Степан глаза на деда, а тот снова его удивляет до умопомрачения – смотрит на Стёпу с ласковой улыбкой, взгляд добрый предобрый и душевное тепло от него так и брызжет.
- Конечно, конечно! – заговорил пригляда очень дружелюбно. – Бывает. Ты просто запамятовал, так? Сейчас успокоишься, подумаешь минутку, вспомнишь и покажешь, где у тебя тут тайник с золотом. Правда ведь?
- Не, ну ей-ей нету у меня золота! Ни здесь нету, ни… не здесь.
От крепкой затрещины по затылку родилось и растаяло яркое созвездие перед Стёпиными глазами.
- Да ты издеваешься! – Заорал пригляда, тряся ушибленной рукой и неприятно брызгая слюной на Степана. – Я всё равно его найду! Даже если ты его проглотил – найду! Я тебя наизнанку выверну, золото достану, опять в тебя засуну, и снова тебя выверну. Ты этого хочешь, да?! Скажи – этого?!!!
Вконец расстроенный Стёпа помотал отрицательно головой, из которой постепенно утекал рассудок.
А дед его уже за плечи обнял и успокаивает, мурлычет прямо в ухо:
- Ну, всё, всё! Ты же славный и очень хороший человек. Зачем же на тебя так набрасываться? Верно?
Стёпа кивнул.
- Вот! Я же тебе добра желаю. Ты мне сразу понравился. Я тебя, как увидел, так сразу и подумал: этот парень, что надо парень! Чаю хочешь?
Степа продолжал терять разум, потому опять не нашёл слов для ответа, и снова лишь кивнул.
- Ну, тогда выкладывай скорей золотишко, а потом мы чайку вместе попьём! – Предложил пригляда сделку.
Несчастный Стёпа не мог на неё пойти, ибо было не с чем. Но и сказать об этом он не мог потому, что уже понял – настроение у пригляды опять испортится.
Повисло обоюдное молчание, которое явно не будет долгим и добром для Степана не кончится.
Прогноз исполнился сразу по окончании этой фразы.
Пригляда отпустил Стёпины плечи и с лютой ненавистью зашипел:
- Ну, всё, паразит! Сейчас я тебя рвать на куски начну. Лопнуло моё терпение…
И по странному совпадению именно в эту секунду терпение Степана лопнуло тоже. Да так, что ударило Стёпу в освободившуюся от рассудка голову, и он сам заорал на пригляду:
- Сам ты паразит! Да катись ты!..
И во всё горло указал своему пытателю куда тот должен катиться. Только я, будучи воспитанным,  не повторю здесь его слов и не расскажу публично, куда Степан послал пригляду.
Указанием адреса, Стёпа не ограничился и продолжил орать на алчного старика, понимая, что терять ему всё равно нечего, и сколько можно над человеком измываться! А с этим криком уходил из Степана страх, и вместо него приходила свобода, отчего он получал необыкновенное удовольствие. И, желая продлить это удовольствие, Стёпа продолжал орать, не стесняя себя ни количеством слов, ни их качеством. Так и проорал он пригляде и про бедность свою, и про мечту о богатстве, и как воровал это «богатство», как убегал с ним, в результате чего оказался здесь, над морем-океаном в одной компании с ним, приглядой – гадким жадным безумцем. И, наконец, ткнул пальцем, указывая в тот угол корзины, где были свалены украденные «сокровища», и закончил:
- Нравится? Забирай!
Как ни странно, но в течении всего Стёпиного повествования пригляда даже слова поперёк не сказал. Молчал и слушал, глядя на Стёпу внимательными глазами. А по окончании переместился в указанный угол и склонился над трофейной кучей.
Уставший от собственного крика Степан тяжело дышал, восстанавливая потраченные силы, и равнодушно смотрел, как старик ковыряется в его имуществе. А внутри у него пела и плясала освободившаяся от всяких страхов душа. И испоганить Стёпино торжество личности теперь не смог бы никто, даже самое чудовищное чудовище. И даже от неожиданного чиха у себя за спиной Степан сейчас не вздрогнул бы, вот насколько он избавился от способности бояться!
Вздрогнул он от другого.
- А ты парень не промах! – Вдруг заявил пригляда со своей нормальной интонацией, той, которая у него была до приступа неуравновешенности. – Вещички-то со вкусом подобраны.
Стёпа обалдел и от содержания фраз и от того, в какой форме они были поданы – в голосе пригляды звучало уважение.
Дед извлёк из кучи топор и с восхищением его разглядывал.
- Ты посмотри, какая дивная работа! – предложил он Степану. – Его ни разу не точили, а он острый – хоть им брейся!
Стёпу это не впечатлило. Вот уж тоже мне диковина – острый топор! Дед же, наоборот, аж сиял от восторга.
- Иди сюда и взгляни на это клеймо! Ты всё поймёшь. – Пообещал он Степану.
Стёпа поверил, приблизился,  взглянул на то, что привело в такой восторг пригляду, и понял, что поверил зря. Ничего поразительного для себя он там не увидел. Выдавленная в металле замысловатая закорючка никакого впечатления на Стёпу не произвела и ничего ему не объяснила.
Не дождавшись от него восторженных восклицаний, дед не стал предъявлять ему обвинения в тупости, а пустился в объяснения:
- Это клеймо поставил мастер, о котором я кое-что знаю. Он умер двести лет назад. Представляешь, этому топору больше двух веков, и за всё время ему ни разу не потребовалась заточка! А ведь им пользовались, ох, как пользовались!
Следующим предметом, извлечённым из кучи голубой рукой, стало огниво. Пригляда пощёлкал им. С каждым щелчком огниво выдавало большой сноп искр.
- Безотказная вещь! – похвалил прибор старик. – Никогда не сломается. Сейчас таких уже не делают.
Пригляда повертел огниво перед влюблёнными глазами и положил его на место. Похвалы удостоился даже моток проволоки:
- Полезная вещь! Добротная. Гибкая и прочная. Очень много для чего она может пригодиться.
Один за другим он брал предметы из кучи и для каждого находил свой комплимент да и не один.
 Степан молча наблюдал за этой процедурой и, словно загипнотизированный, начинал верить, что перед ним целый клад. И даже уже просыпалось в нём сожаление о том, что теперь всё это такое важное и нужное, доставшееся ему не лёгким, хоть и не праведным трудом, приберёт к рукам, какой-то сине-зелёный мародёр.
 
     Продолжение следует.

© Торопчин Владимир.

Продолжение: http://www.proza.ru/2017/02/19/1208